31. Как Явану на пиру царь велел искать муру
12 ноября 2015 -
Владимир Радимиров
Ужавл с Яваном едва нашли место, чтобы самоходку свою приткнуть. А потом маски они натянули и двинули в проход в обществе дам и господ.
Вот вошли. Огляделись. И на интерьер помещения загляделись. Зал был просто огромным, просторным и необъятным, но находиться в нём было неприятно. Краски внутреннего убранства отличались здесь сочной мрачностью, словно напитаны были ядом. А росписи с барельефами не ладным образам посвящались, а всяко-разным гадам: драконам летучим, змеям ползучим, и прочим свирепым созданиям. Прямо же впереди, по тускло мерцающим плитам пола, в рваном танце скользили странно одетые господа и дамы, все в причудливых масках и ярких костюмах маскарадных. Играемая же мелодия более походила на некую пародию: брякающая она была, звякающая, квакающая, резкая – вроде как даже детская.
Ну а публика чертячья соответственно сему музону и танцевала, словно не всерьёз она себя вела, а дурковала. Танцоры смешно друг перед дружкой расшаркивались, в такт рваного ритма прыгали, ногами прикольно дрыгали, по полу каблуками притопывали, по задам себя прихлопывали, как по команде визжали, кукарекали, ржали, хрюкали и мекали... И никто на вошедших внимания даже не обращал, хотя Яван своим одеянием от остальной компании заметно отличался. Ну а те судари и сударыни, кои не танцевали, по окраинам просторной залы гуляли, хрустальные стаканчики с рубиновоцветным кроваром со столиков брали, неспешно его попивали и тары-бары растабаривали.
– Вот это, Яван, общество! Истая знать! – воскликнул в воодушевлении Яванов провожатый. – Не менее, чем главыри и начальники здесь по чину. Какие прекрасные женщины! Какие вельможные мужчины! Несравненная для меня честь, что я присутствую здесь! О-о, колоссально!
– А где же княжна Борьяна?
– Да ангел её знает, – скривился Ужавл, – где эта прожига шныряет…
И ещё что-то пробормотал нелицеприятное, да тут Яван к нему решительно повернулся, и чёртик брехать тормознулся.
– Ой, – егозясь, он заганул, – я чего-то не то сболтнул. Я хотел сказать, что уважаемая вами Борьяна попозже сюда прибыть изволят-с. По-своему обыкновению своеволят-с...
И Чёрного Царя не было видно. Тоже запаздывал, очевидно. В заднем конце зала пустой трон на возвышении стоял, диамантами весь играя, но никто на нём не сидел.
Прошлись Яван с Ужавлом повдоль расписных стен, между гигантских мерцающих колонн продефилировали, пряными ароматами, источаемыми висячими курильницами, подышали и невдалеке от трона встали. Ужавл к тому времени дармового кровару добрую толику уже тяпнул, борзости да спеси набрался, расхрабрился, распушился, распоясался и, Явахе по плечу брякнув, рассмеялся.
– Ну, я теперь точно в гору пойду! – заявил он вальяжно. – И впрямь дойду до чина начальника... Ха! Начальник Ужавл! А чё? Вполне возможно... Ну а может, – и он принял гордую позу, – и того повыше взгромоздюсь – ранга властителя добьюсь. Хе-хе!
И Ужавл так размечтался, что, казалось, даже сквозь маску непроницаемую выражение его самодовольной рожи зримо проявилось.
– Да что там какой-то властитель – тьфу! – продолжал он гнать пургу. – Может и в самые предстоятели влиятельные я влезу! А что! Не зря же меня, простого надзыря, сюда пригласили. Значит, оценили, уважили, посчитали, что я годящий. Ага! Ха-ха!
– Ну и глупый же ты, Ужавл, – осадил чёрта Яван. – Мечтай-мечтай, да от яви не отрывайся. А то собака в волки рядилась, да домой не воротилась.
– Э-э, что ты можешь в наших делах понимать! – заносчиво отвечал Ужавл. – Ты же профан, Яван! Да и вообще, позволю себе сказать, что ты оттого чушь несёшь, что кровару не пьёшь. Да-да, не усмехайся. Кто сего напитка не пьёт – тот идиот. Уж, Вань, не взыщи…
Ну, Яваха бредни чертячьи слушать не стал, враз отвлёкся и на публику окружающую поглядел внимательно. И видит он нечто занимательное: некоторые посетители ему кланялись почтительно и, пляша и скача, ручками махали, но ближе ни один не подходил и разговора с ним не заводил.
– Это кто ж такие? – спрашивает он своего наклюкавшегося приятеля, будущего, возможно, предстоятеля. – Вроде как они меня знают – ишь машут да кивают...
– А-а-а! Навные это гости, существа без плоти и кости.
Из другого явились измерения. Хэ, ишь, паразиты, веселятся! У-у, ангелы!
– А чем они тебе не по нраву?
– Как это чем? – Всем!..
И более объяснять не стал – мол, и так вопрос исчерпал.
– Кстати, – сказал он, – коли ты, Яван, в нави гостевал, то наверное всех обитателей там знавал?
– Ага.
– Так вот, царица нави, старуха Навиха, крепкого маху дала: от козней собственной внучки пострадала. Та-то, змея коварная, её околдовала и незримой силой сковала, а сама из нави прочь убежала. Неслыханное доселе дело, чтобы навная царевна посветлела! А старуха сейчас в дикой ярости, говорят, пребывает, цепи невидимые грызёт да своих жертв пока не пасёт, вот.
Не стал Яван далее на сей счёт распространяться и ничего Ужавлу не сказал, вспомнив красавицу Навьяну да денёчки свои беспечальные в нави пьяной, и ещё раз силе прави он подивился, коя душу его из морока извлекла и на прямой путь возвертала.
А пока Яваха о сих загадочных материях размышлял, Ужавл времени даром не терял. Ухватил он со столика кровару стакан, залпом его осушил, явно приободрился и совсем уж распетушился.
– Уй, до чего здесь дамочки шикарные! – весь передёрнувшись, он гаркнул. – Дюже, скажу тебе, гарные! До того я их всех хочу, что натурально уже торчу. И-эх! Красотулечки вы мои!.. Особливо одна крыса рыжая, сиськоватая такая, толстомясая, по виду главырша или познатнее даже вельможа – в обморок дерябнуться можно, до чего у неё клёвая рожа! Я сейчас к ней подойду и шуры-муры с ней разведу – вот моя мечта и исполнится. Хе-хе!
И не дав Ване опомниться, с места в карьер он припустил, в толпу с разбегу вонзился – и след его простыл. Видимо, дико окобелел наш пострел, чересчур накроварился, вконец обнаглел и зело раззабавился.
Яваха же на месте остался стоять, продолжая Борьяну поджидать терпеливо.
Так. Ждёт он, пождёт, а жены его всё нету и нету. И Ужавл, тать, никак не возвращался – всё, видать, где-то чалился... Вот уже с четверть часа прошло, потом ещё столько же протянулось лениво, и стало Ванюше на чужом балу тоскливо. Он-то, хоть и был парнем резвым, но ведь совершенно же трезвым, а эти черти окаянные от кровару были все пьяные, поэтому и гуляли они дюже рьяно.
Наконец, надоело Ваньке ждать и столба из себя изображать. Порешил он хотя бы пропавшего Ужавла разыскать и только было с места сошёл, как непредвиденное событие вдруг произошло. Послышалось из гущи толпищи какое-то шумление более звучное, чем обычно, поскольку к визгу да хохоту Ванюха уже стал привычен. А тут куда как с большим-то напором смех да ор!.. Он в ту сторону глядь – а то ж Ужавлище из толпы появляется, да не один, а с какой-то рыжегривой профурой, по виду собою не дурой.
То была высокая и статная девица, ярая как словно тигрица, телом спелым дебёлая и почти совсем голая. Вся её хитрющая рожа и белая, как молоко, кожа рисунками затейливыми оказались покрыты, а непотребные места жалкими ошмётками были прикрыты. В странной разнузданной позе с Ужавлом сцепившись, эта чёртова баба по залу кругами носилась, а бедный ухажёр вроде как силился из её объятий вырваться, но тщетно – та его к себе будто приклеила. Окружавшая же их чертячья орава ну очень весело хохотала, по полу натурально от смеху каталася и криками да гиками драла себе горло. А несоразмерные между собой танцоры лихо под визгливую музыку плясали и выкидывали затейливые антраша, всё это сборище смеша... Партнёр был на голову партнёрши пониже, да и фигурою пожиже и выглядел рядом с нею, словно перед кошкою мышь. Бедняга Ужавл весь дрожал, губы сжал, побледнел точно мел, вытаращенными от ужаса глазами на эту ведьму смотрел и взора от неё отвести не смел.
Тут они ещё чуток покружились и наконец в середине круга остановились. Зелёными немигающими глазищами бестия рыжеволосая на партнёра своего воззрилась и... под гром рукоплесканий в похолодевшие его уста губами красными аж впилась... Смотрит на эту сладкую парочку Яван и не верит своим глазам: Ужавлишка-то начал вдруг раздуваться, как шар, и... вскоре действительно стал круглым совершенно шарищем на потеху хохотливым чертищам.
Пнула тогда злодейка веселящаяся заколдованный мяч, и понёсся он по залу да по головам вскачь. Яван же так этому чертоболу поразился, что даже не сообразил, что ему делать и как быть, дабы несчастному провожатому пособить. Попытался он даже мячище необыкновенный поймать, когда тому после очередного пинка рядышком довелось пролетать, да только некий проныра его опередил и мячину в сторону отбил. Увидал вблизи Яваха Ужавлов глазище, расширенный невероятно, а также растянутый до ушей его рот, – а сделать ничего не смог.
Да уж, приняло сиё дутое дело худой для датого зряки оборот!
Вдосталь попрыгал по залу волшебный ужавлобол, получая немилосердные тумаки и удары от недружественных рук, ног и голов, пока под конец вниз он не опустился и по полу не покатился. И толечко он уже недалече от Ваньши остановился, как, откуда ни возьмись, огромный и грузный чертяка вдруг и появись. Подскочил он, пузатая сволочина, к зачарованному чертомячине, подпрыгнул в вышину сколько было возможно, да толстым своим задом на него – хоп!
Л-л-л-о-п-п!!! Взорвался, гадким повесам на радость, живой этот чудо-шар, а вернее ошаревший от злых чар Ужавл, и превратился моментально в сотни маленьких шариков – в крохотных кругленьких ужавликов. Вертясь и кружась, они на воздух тут же взвились и под гогот и хохот над толпою замельтешились. А эта рыжая колдунья щёки тут же надула, да вдруг на рой сей как дунет!
Все до единого шарики от дуновения гневного смерчем заверченным подхватились, в открытое окно понеслись и в темноте ночи скрылись.
– Брысь! Брысь! – взвизгнула эта грымза. – Поделом тебе, жалкий червь, угощение! А неча нахальному надзырке на саму главыршу похабно зыркать!
И под восторженные рукоплескания в кружении танца она быстро-быстро закрутилась и в толпе обожателей скрылась.
«Тьфу ты!.. – озлился не на шутку Яван. – Кому горе да мучение, а этим тварям развлечение! Наверное ад только мукам и рад!» С немалым отвращением оглядел он клокотавшее вокруг него столпотворение, и стало ему от сего зрелища тошно. «Далее здесь оставаться невозможно, – промелькнула у него мысль несложная. – Ни царя тут не наблюдается, ни Борьяны, а теперь и Ужавл пропал. Называется, пригласили на бал!..»
И вдруг в этот миг печальный, когда Яваха собирался уже оттуда отчаливать, громкий голос откуда-то сверху прозвучал:
– Я вижу, гостенёк мой слегка заскучал!
«Что это ещё за фигня?!» – удивляется Ваня. А ведь голос был не кого-нибудь, а Чёрного Царя. Только самого его по-прежнему нигде не видать. Зато тутошняя чертячья рать как по команде перестала орать да плясать и на Явана вдруг уставилась пылко, пряча под масками ухмылки.
От такого всеобщего скоропалительного внимания сделалось Ване как-то не по себе, а голос невидимого царя продолжал между тем речить:
– А ну-ка, черти, чего стали, как перед смертью? Побольше веселья! Али мало у нас веселящего зелья?! Али душ наших затухли костры?! Али на выдумку мы не востры?! А ну-ка скажите – чего вы хотите?
На мгновение повисла тишина, а потом визгливый женский голос её разорвал:
– Жертвы! Жертвы хотим! Жертвы!..
– Да-да! Жертвы желаем! – подхватило сей клич множество лужёных глоток, и их ярый ор слился в единый хор: – Жертве – да! Жертве – да! Жертве – да!..
– Ха-ха-ха-ха! – рассмеялся громоподобно незримый царь. – Добро! Жертва – это хорошо! Это весело! Это нормально... Значит, так. В салки адские сейчас сыграем и одного... нет, двоих, среди нас невезучих самых, разыграем!
Вздох ужаса непритворного по толпе пронёсся, теряясь в шелестящем вале одобрения и азартного предвкушения. Все бывшие в зале явно заволновались, нервно заозирались, чего-то забормотали, точно сию чертовскую смесь в бутыли громадной собрали и с силой немалой взболтали.
– Тихо! – взгремел Чёрный Царь. – Всем молчать! Я начинаю вызывать...
Ропот моментально прекратился, словно за глотку толпы некто великий рукою схватил.
– О, ангел гнева, смерти и зла! – чеканя слова, прогрохотал голос царя. – Явись! В тело палача – вселись! Волею Световоровой разрешаю тебе себя воплотить и двух несчастных рыбок для казни ужасной отловить. Итак – раз, два, три – все сюда смотри!
Ш-ш-шах-х! Что-то с треском посередь зала затрещало, блеснуло, вспыхнуло, взорвалось – и светящееся ярким огнём пятно в воздухе над полом образовалось. Посмотрел туда Яван и увидел, что из комочка огневого повалил светящийся дым, который через время недолгое очертания кого-то огромного и человекоподобного принял. Этот адский туман всё уплотнялся, уплотнялся, и вот – на месте том одетый в чёрное образовался монстр.
Ахнули черти, попятились, и скоро вокруг пришельца зловещего сделалось совсем пусто, зато поодаль от него – густо. Страшная и гнетущая музыка вдруг заиграла, точно чудовищный смерч прошёлся лениво по залу. Призрак же уплотнённый царственно неподвижно стоял, и чёрный саван с нахлобученным на голову капюшоном, тварь эту загадочную от взоров скрывавший, словно на морском ветру полоскался.
Глянул Яван на стоявшего невдалеке от него «ангела смерти» и до глубины души от вида его зловещего похолодел, хотя ничего явно угрожающего в облике его и не увидел. Лицо существа было недвижное, подобное маске, светящейся бледно-зелёной краской, нос был огромным, крючковатым, рот широким и плотно сжатым, а очи чёрными веками были закрыты. Всё же остальное его тело, включая руки, в просторные рукава упрятанные, от посторонних глаз было сокрыто.
В это время какая-то невыдержанная чертовка истерически на весь зал завизжала, и после этого голос Чёрного Царя призраку жуткому властно приказал:
– Иди! И ищи! Лови! И казни!
И он пошёл...
Медленно и плавно ступая и глаз своих не раскрывая, точно некий слепой урод, двинулся призрак вперёд. И вдруг он в сторону потянулся, как бы кого-то намереваясь схватить или коснуться. Небыстро, правда, словно замедленно, но и это его движение чертей в панику повергло. Спотыкаясь и ругаясь, друг на друга в суматохе натыкаясь, не переставая визжать и кричать, кинулись они кто куда, стараясь объятий чудовища избежать. А он по залу принялся плутать, направление движения то и дело меняя и пустоту вокруг себя щупая и хватая...
Сначала юркие и проворные черти легко уходили от рук «ангела смерти», поскольку ухваткам его не доставало быстроты, а всему этому игрищу – остроты. Но потом ловец явно в скорости прибавил и с каждой минутой действовал всё ловчее и ловчее, точно сужал на незримой сети ячеи… Однажды он упавшего толстого чёрта чуть было не словил, но тот вовремя успел на ноги подскочить и чудом каким-то спасся. Яван видел, как тот весь от пережитого страха трясся, уже на безопасном расстоянии от монстра находясь – рад был несказанно сей амбал, что поимки он избежал.
А вскорости призрак смерти точнёхонько на Явана двинулся, но не дойдя до него самую чуть, неожиданно изменил свой путь, в сторону резко свернул и назад повернул. Только мертвящим холодом на Ваню пахнуло, будто в жаркий полдень зимней стужей на него повеяло.
Напряжение в зале, превращённом в площадку непонятной игры, всё накалялось, всё зрело. Призрак уже не шагал по полу, не скользил даже, а скорее летал в развевающихся своих одеждах, по-прежнему не размыкая тёмных вежд. Только удачей для лавливаемых можно было объяснить, что никого до сих пор не удалось ему засалить. Да и черти, конечно, не лишены были сноровки: как кошки они были ловки.
Но предрешённому произойти, как ни крути, а надлежало. Так уж получилось, что одна молодая чертовочка позамешкалась, с дороги монстра не успела уйти, споткнулась и упала. Правда, быстрей быстрого она на ножки встрепенулась, после чего в сторону нырнула стройная её фигура и уже, казалось, что пронесло, – да только призрак к ней метнулся молниеносно и обоими опахалами жертву схватил.
И в тот же миг душераздирающий вопль палаты просторные огласил!
Не стал преследователь девицу уловленную удерживать, бросил он её, да и к чему было добычу держать, когда она не в силах была убежать. Точно замороженная, сия чертовочка в выгнутой позе на полу застыла и не кричала уже, не выла. Льдинно заколодело её стройное тело и, как Явану показалось, даже заиндевело.
Паника и ужас в игре сей реальной достигли к тому времени потолка: невероятная колготилась везде сутолока. Один лишь Яван никуда и ни от кого не скрывался. Он широкую свою спину к стене прижал и всеобщей толкотни избежал, ибо призрака не боялся и в игры с ним не игрался.
А тут вскоре это пугало мрачное и вторую жертву поймало. На сей раз это был хорошо сложенный чёрт, полом мужчина, молодой и явно не высшего чина. И он в лапищах призрака сразу же потерял способность двигаться, ужасающим криком взорвался и недвижно на полу распластался. И как только это событие настало, моментально чертячья толпа орать и бегать перестала. Вся игровая компания, как по команде, остановилась и, к недоумению Ваниному, исторгла из глоток вопль ликования. Видимо, игроки радовались, что непойманными они остались и в лапы засальщика не попались.
Сразу же и музыка изменилась. Чуть ли не бравурная откуда-то она полилась. А «ангел смерти» воздушный поцелуй окружающей публике послал, а потом к поверженной парочке оборотился и из одеяния своего разоблачился: вместе с маской клобук через голову он стянул и далеко в сторону отшвырнул. И оказалось, что – не угадаете, нет! – то был страшный человекообразный скелет, очень рослый, совершенно чернокостный, как словно головня, лишь зубы у него были красные да в глубине провалов глазниц горели сгустки страшного пламени.
Музыка смолкла, сменившись тишиною подспудно тревожной. Черти стояли как вкопанные и смотрели на некрозверя будто завороженные. Даже Яван напряжению ожидания поддался и вперёд невольно подался. А чудовище костлявые руки по направлению к лежащим жертвам простёрло, и зашипело как тысяча змей. И в то же мгновение парализованные пленники неведомой силой на воздух вознеслись и на вытянутых руках, точно на невидимых крюках, повисли. Тогда зловещий скелет – никакой он был конечно не ангел, нет! – крадущейся хищной походкой к обездвиженным жертвам подошёл, изгибаясь и ломаясь, будто принюхиваясь к их телам, затем обоих обошёл и, открыв красную зубастую пасть, на девицу дунул.
Та сразу будто ожила и, диким воем вопя, в путах своих колдовских заколотилась. То же самое и с её товарищем по несчастью приключилось, когда хладное дыхание смерти на него повеяло.
Скелет, очевидно, жалости не ведал. Вот он повёл над собой костлявою рукою и, неведомо откуда, оказался в ней зажат ужасный кнутище разящий, чёрным огнём весь горящий. Толпа ахнула. А скелетина кнутищем своим взмахнул и со свистом висящую девушку полоснул.
Та истошным криком аж зашлась и, словно рыбина на крючке, судорожно забилась. По телу же её белому рубленая полоса прошла и до самых костей глубина разрыва дошла. Куски мяса, жесточайшим ударом от плоти оторванные, и брызги алые крови полетели дождём во все стороны.
Неистово взревела вся чертовская банда, как будто экзекуции этой была безумно рада. Скелет же, как видно, раздухарился и ещё несколько раз несчастную чертовку огненным кнутом ударил, после чего на вздыбленного чёрта своё хищное внимание направил и посёк его весьма усердно. А после работы сего мастера кнута и плётки всё вокруг лобного места оказалось покрыто кровью и растерзанной плоти ошмётками.
Яван даже растерялся сначала, когда смертоносный монстр принялся жертв своих жестоко мочалить. А потом он с духом собрался и к Чёрному Царю гневно воззвал, чтобы тот прекратил это мерзкое избиение, которое – невероятно, но факт! – доставляло собравшимся очевидное наслаждение.
Но никто – ни царь, ни все прочие Явана конечно же не послушали – внимания даже на призывы его не обратили и страданий жертв избиваемых не прекратили. А дальше – больше: черти и особенно чертовки принялись вдруг, стеная и визжа, возле места казни ползать и сладострастно кровь с гладких плит слизывать. Некоторым даже от черноогненого кнута чувствительно досталось, когда разошедшийся вовсю страшный костяк им размахивался. Те-то с воплями оттуда уползали, раны полученные зажимали и уж более плоть своих ближних жрать не дерзали. Зато прочие до того были до крови охочие, что на полу, будто отвратительные упыри, копошились и урвать себе долю вовсю стремились.
Тут уж Яван не выдержал! Подскочил он проворно к костлявому палачу да и оттолкнул его с силой к чертям собачьим. Тот, видно, такого приёмчика от кого бы то ни было не ожидал, на ногах не устоял, в толпищу осатанелую врубился и целую кучу зрителей собой повалил, притом многих ещё и поморозив. Ну и Яваха чуть было руки себе не отморозил, когда этой твари коснулся, ибо жуткий хлад источал этот гад.
Моментально весь нездоровый ажиотаж вокруг места казни прекратился, и по толпе ропот возмущения прокатился. Пресмыкавшиеся на полу каннибалы живёхонько кто куда уканали, а изуродованные жертвы затихли и обессилено на дыбах повисли.
– Прекратите это подлое мучилище! – зычным голосом гаркнул Яван, и его призыв в наступившем затишье точно гром прозвучал. – Как вам не стыдно!!!
Взрыв хохота издевательского был ему ответом.
А монстр молчаливый с пола плавно поднялся, решительно развернулся и… на Явана двинулся, а его кошмарные глаза выплеснули из себя струю зла.
– Бей его, бей! – заорали из толпы азартно.
– Кнутом его огрей!
– Исхлещи ему бока!
– Убей этого быка!
– А ну давай его на крюк!
– Коровьему сыну каюк!
Взял тогда Яван, маску бычью с себя сорвал и прямо в пламенно-магнетические окуляры врага глянул. Холодную непреклонную силу он в них узрел: силу стали, силу хлада, силу пламени и ада!
Тут чёртов скелет кнутищем своим колдовским как взмахнёт да по Ваньке им как хлестнёт!
Едва-едва успел богатырь руку над собой вскинуть и бич разящий перехватить. Но свою порцию невозможно жгучей боли он всё-таки получил сполна. Правда, броня небесная и тут не сплоховала: тело Ванино от удара не распалось и кожа с мышцами целыми остались. Только рука от лютого холода занемела, поэтому не сумел Яван вдарить этого злопыхателя как хотел – лишь кнут из рук его вырвал и прочь отбросил.
А скелет не растерялся. Раскрыл он свои костлявые объятия и Ваньку поперёк тулова – хвать! Да и стиснул богатыря с силою невероятною.
Ощущение Яван испытал мало сказать, что неприятное. Чуть насквозь его не пронзила адского холода злая сила. Ни рукой, ни ногой не смог Яваха двинуть и ни капельки не мог он себя от лютых чар защитить: застыл глыбой ледяною досель парень горячий и молодой.
И совсем уж было наступили ему кранты, да только вишь ты – нашла вдруг коса на камень: немыслимо жуткий хлад натолкнулся внутри Явана на неожиданно жаркий пламень. А то ж сердце Яваново от воздействия окаянной стужи оказалось разбуженным. Точно солнце у него внутри разгорелось, и пошло оно пылать да жарить и холодину треклятую шпарить!..
Быстро Яванушка наш оттаял. Вновь он силушку богатырскую во всех членах своих ощутил, да, оклемавшись, изверга костлявого в охапищу и прихватил. Дёрнулся было тот, от жара негаданного спасаясь, да куда там – зашипел только и... начал вдруг плавиться. Отчаянно он тогда забился и пуще жертв своих заколотился в обхваточке Ваниной медвежьей – да безнадежно! Яваха палача сухощавого держит и не пущает, а скелет-то всё тает да тает... Зашкворчели вскорости его кости, как шкварки сала на сковородке, каплями чёрного пота они покрылись, а затем... в чёрный пар превратились.
И пропал посланец смерти безо всякого следа, словно и не было его там никогда!
– Где Борьяна, царь?! – рявкнул рассвирепевший от пережитых испытаний Яван. – Слушай ты, изверг рода двуногого – я не шучу. Или ты мне сей же час Борьяну приводишь – или я...
И он торбу из-за спины рванул, руку туда засунул и кнопочку на шкатулке заветной уж нажать думал.
– Ну ладно-ладно, Яван, – поспешил с ответом голос царя, – Уймись! Не кипятись... В игры наши ты не играешь, веселья нашего не понимаешь – ходишь тут, бродишь да всё подряд ругаешь... Ну, хорошо, приведут к тебе твою невесту – сейчас это будет к месту. Но учти – ежели не угадаешь, которая из семи невест твоя истая, то уж не взыщи – другую супружницу тогда поищи!
«Вот оно, третье задание! – обрадовался Ваня. – Добро! Пожалуй, соглашусь... Уж Бяшу-то я узнаю, не обмишурюсь!»
– Согласен! Веди, царь, сюда невест! – воскликнул он весело. – Только одно условие сполни!
– Какое ещё у тебя условие?
– А вот какое! Ты этих бедолаг, – и Яван на висящих в беспамятстве подопытных указал, – с крюков-то сними да унести повели. Лечение им дай, какое возможно, а нет, так в новые тела их души всели. И вообще... кровь эту убрать прикажи, а то тут не бал, а прямо подвал пытальный.
Пробурчал что-то невидимый царь, точно гром вялый под сводами дворца пророкотал, а потом откашлялся и сказал сурово:
– Всё исполнить! Этих убрать! Новые тела им дать! И на полу прибрать! Живо!..
Моментально все черти пришли в движение. В большинстве они так само там зашныряли, безо всякой цели бегали да носились, а несколько дюжих мужчин к исказнённым подскочили, на плечи себе их опустили и скорёшенько прочь унесли. Потом откуда-то сквозь толпу прикатился вскачь полосатый мяч, на две половинки он раскрылся, и одна половина, по спирали двигаясь, весь искровяненный пол будто облизала, а вторая испоганенный воздух в себя всосала. Затем обе половинки снова в одно сложились, через образовавшиеся поры благоуханным воздухом испражнились, и это чудо техники прочь укатилось.
– Ну как? – спросил царь. – Сойдёт?..
– Ничего. Подходяще... К приёму невест готов!
Как по заказу и музыка в зале заиграла и не прежняя зловещая, а, Яванову вкусу потакая, развесёлая такая. И откуда ни возьмись – из толпищи расступившейся, кажись – появились, к удивлению Ваниному… семь одинаковых совершенно Борьян!
Почесал себе лбину Яван. «Вот так, – думает он с неудовольствием – и ерунда! Невест сих друг от дружки не отличит и мама.. Хреновая петрушка получается...»
Выстроились Борьяны в ряд. Неподвижно эдак стоят. И на жениха вроде не глядят – будто дали некие обозревают: ни вздрогнут, ни моргнут, и бровью ни поведут...
Прошёлся ошеломлённый Яван повдоль девичьего ряда, возле каждой Борьяны постоял, в неподвижные их очи повглядывался, изо всех сил угадать стараясь, – а определить истую и не может. Ну абсолютно все же похожи! И рты, и щёки, и носы, и очи... Угадать прямо нету мочи. Каждый волос буквально в волос. И где настоящая его жёнушка? Хм, вопрос...
Вот тут-то Яваха растерялся по-настоящему. Ходил он, ходил, смотрел-смотрел – не может выбрать и всё! Аж вспотел от волнения... И чем дольше он назвать свою суженую не решался, тем сильнее смех в толпе поднимался. Стало, видите ли, этим гадам потешно от Яванова гадания неуспешного. «Ах же я и балда! – посетовал на себя Яван. – Ещё и обещание тирану этому дал... Нипочём мне Бяшку не отгадать!»
И пока он в душе печалился и без веры в очах на невест пялился, как вдруг глядь – что такое! – у середнего-то экземпляра Борьяны ма-а-ленькая слезиночка выкатилась из глазу. По щёчке румяной она покатилась – фьють! – и без следа испарилась.
У Вани аж сердце в груди колотнулось.
– Вот она! – вскричал он браво. – Вот моя Бяша! Удача, царь, не ваша!
И в то же мгновение, как по палочки волшебной мановению, пропали все прочие видения прочь, и осталась тама стоять настоящая Борьяна, жена Яванова, Чёрного Царя дочь, прекрасная и чёрная как ночь.
И представить даже было нельзя, как сильно Яван Борьяне обрадовался. Бросился он к ней, аки барс, крепко её обнял, в воздух приподнял да и ну её кружить. И Борьяна ему шею стиснула изо всех сил, покуда Яваха мельницей её крутил. Потом они, не стесняясь, пылко поцеловались, и Яваша ладошечку Бяшину взял, к щеке своей её приложил и ласковым голосом с суженой заговорил.
– Здравствуй, Борьянушка, душа моя дорогая! – сказал он ей сердечно. – Где же ты так долго была? Казалось – вечность! Я без тебя здесь тосковал...
А та ему отвечает:
– И ты здравствуй, свет Яванушка! Держал отец меня в затворе, не пущал он меня на волю. Двавл, подлец, ведь сбежал – не смогли отцовы слуги его схватить. А перед тем посулил он меня жизни лишить.
– Ничего не бойся, радость моя – я тебя в обиду не дам. И Двавлу по заслугам воздам.
– А я и не боюсь, Ваня. Отец боится – вот и держит меня в светлице.
– А где ж он сам тогда? Голос царский я слыхал, а самого его не видал.
Рассмеялась Борьяна, рукою вокруг повела и таково отвечала:
– Это его любимая на балах игра. Здесь он где-то скрывается, под личиной чужой прячась. С кем-нибудь сейчас пляшет, а всё-то видит, всё знает и ничегошеньки не упускает.
И в это время такая лихая и раздолбайская музычка вдруг заиграла, и под её звуки квакающие до того залихватски вся банда заплясала, что глядеть без удивления на эту потеху было нельзя.
«Вот же негодяи! – подумал с возмущением Яван. – Только что своих собратьев они тут пытали, а теперь как ни в чём не бывало резвятся и веселятся. Ну и твари!..» А чертям было по барабану: пляшут, скачут и орут, и вовсю баклуши бьют... Бабы сиськами да задами трясут, мужики похабно вертятся да страстно извиваются. На полную катушку, гады, отрываются!
А один прыткий и гибкий чёрт такую хуццаца́лу на виду у всех сбацал, что Яван даже усмехнулся. А вдруг, пришло ему на ум, это и есть Чёрный Царь?
Ишь ведь какой ухарь!
– А Управор где? – снова он вопрошает. – Тоже здесь стебается?
– Нет, по приказу царя он Двавла ищет. Да разве такой идиот его найдёт? Плохой кот и в чулане мышь не сыщет, а Двавл ведь не мышь, а хищный змеище. Его, хитрюгу, никто не найдёт.
– Да уж, – согласно кивнул Ваня. – Здесь ты, пожалуй, права: Двавл – это голова. Правда, чересчур умная да, к сожалению, малоразумная. Чёрная душонка.
– Лютый и злой он чёрт! – сощурив глаза, Борьяна произнесла. – Одна надежда у меня на тебя, Ваня – иначе я точно пропала...
– Жизни своей не пожалею, а тебя, Бяша, спасу! – решительно воскликнул Яван. – Не видать тебя этому подлецу!.. А-а-а, чего мы всё об этом гаде? Давай уйдём к нам!
Улыбнулась Борьяна как-то печально и головой покачала:
– Не могу я уйти отсюда, Ванюша. Заказан мне из чертога отцова путь, ибо опутана я незримыми путами.
– Да как же так?! – возмутился нешутейно Яван. – Я ж третье задание выполнил? – Выполнил! Тебя угадал? – Угадал! Так что ты теперь по праву моя!
А жена его опять ему возражает:
– Царь ведь о третьем задании ни словечка не говорил. Нет, Ваня – третье задание у тебя ещё впереди, а эта угадалочка так... их царского величества развлечение было, пустячок.
Тут уж и Яван огорчился. Он-то думал, что всё у него уже получилось, – а то ж была никчёмная задача. Вот же, думает, и незадача...
К этому времени и пляска как раз закончилась. Музыка поменялась на другую: плавную, мелодическую такую. Публика возбуждённая и от танца вспотевшая кроварчиком стала тешиться да лясы точить.
А Яван на них со вниманием поглядел и вот о каком подумал деле:
– Скажи мне, Бяша, пожалуйста, отчего черти такие видные и прекрасные, а я бился с чудищами безобразными: циклопами, змеями да крабами? Ведь и те себя сыновьями Черняка называли, и многие из этих... Если можешь, ответь, а!
Улыбнулась Борьяна снисходительно, к Явану поближе прильнула и, взявши руками за лицо его, кожу у глаз ему натянула.
– А это оттого, Ванечка, – она сказала, – что наши глаза не полностью зрят душ образа. Потому что внешняя муть не даёт нам увидеть скрытую суть... Кстати не хочешь через штучку эту взглянуть?
И она стёклышко плоское из-за пояса извлекла и на ладошке его Ване преподнесла.
– А что это такое?
– Это волшебное стекло. Оно много чего может и истую сущность увидеть тебе поможет. К глазу, Ваня, его приложи и о увиденном потом доложи, ага?
Взял Ванюша стекло волшебное, в пальцах его покрутил и к глазу правому приложил. И видит он – мама ро́дная! – до неузнаваемости изменилось вдруг собрание это благородное.
И что же углядел наш Ваня через средство для повидания? А вот что: пропали куда-то из палат без следа прекрасные видом дамы и лощёные господа, а вместо них везде ползали и копошились чудовища отвратительные. То были змеищи со многими головищами, ящеры чешуйчатые, циклопы и великаны рогатые, крылатые грифоны, безобразные драконы и некие юдовища черепахобронные...
Только в одном месте висела чёрного тумана плотная завеса, и не видно было того, кто за этой ширмой скрывался.
Вот же Ваня диву и дался! Ну, думает, какова у чертей истая суть – прямо жуть! Оболочка-то у них располагающая, зато начинка пресмыкающаяся. И как бы в подтверждение этому наблюдению началось внезапно в среде сих тварей брожение. С яростью неподдельною они друг на дружку защерились, силами меж собою замерились, в сборище одиночек распались и каждый со всеми задрались.
Отнял Яван стекло от глаза – всё в прежний вид возверталося: кавалеры с дамами галантно ворковали, ручки у них целовали, один перед другим расшаркивались и возле высоких вельмож вились. Всё было благопристойно, чинно и солидно, и истого их к прочим отношения не было видно.
И от всего им увиденного разобрало Ванюху любопытство. Он тогда и на Борьяну стекло направил с волнением. А если, мыслит, и моя жена только телом видимым мне милая, а снутри она какая-нибудь упырша или кикимора? Сердце ретивое в груди у него забилося, когда он волшебным стеклом к глазу приложился. Окинул он девицу тревожным взором и превесьма остался доволен: Борьяна-то ничуточки не переменилась, оказалася прежнею его красавица; глядит она и улыбается. Ну, Яваха и на себя посмотреть поспешил. А может, подозревает, и он не человек, а страшила? На ноги перво-наперво взгляд он перевёл – фу-у! – и от сердца у него отлегло, потому как не лапы он узрел и не копыта, а обыкновенные свои босые ноги, кои ходят по дороге.
– Ну как, Яванушка, впечатление? – спросила его Борьяна.
– И не спрашивай, Бяша! Это твоё стёклышко дорогого стоит. Ужас-то какой! Вот, значит, каковы чертячьи отродья: сплошные они змеи и уроды!
– Так, Ванюша – да не совсем так... А ты стёклышко поверни да с другой стороны взгляни – может, тебе по-иному сиё место покажется...
Так и сделал Яван. Стекло он живо повернул и с другой стороны на бальчик взглянул. И видит – мама дорогая! – открылась ему картина другая. Чуда-юда бесследно пропали, и на их месте огнём слепящие и чадом дымящие силуэты заполыхали. Как огненным объектам и полагается, они были не застывшие, а то и дело очертания свои менявшие. Весь огромный зал точно жаркий пожар объял, только, странное дело, ничего от сих костров не загорелося. Видно, не настоящим был тот огонь чадящий.
«Надо же – опламеневшие души! – шибанула Ваньку мысль шальная. – Вот, значит, отчего они мир наш рушат! Ишь как дымят, полыхала копчёные, творить зло учёные!»
Пригляделся опять Яван и видит, что в центре зала всё тот же непроницаемый туман стоит – облачко невеликое, навроде копны, и от окружающего пламени ему хоть бы хны – ну ничего сквозь не было видно. Ещё пуще принялся Ваня на это загадочное явление глядеть, а тут смотрит – ба-а! – высовывается из тумана в чёрной перчатке рука, затем сжимается и Явахе дулю кажет нахально, а потом не спеша назад скрывается.
«Это кто ещё там насмехается?» – удивляется наш герой и на Борьяну любопытствующий взгляд переводит. И видит он, что и Борьяна оказалась вся пламенем объята, только не красноогненным и дымным, а светло-голубым и до того прекрасным и ярким, что глядеть на него казалось подарком. «Ишь ты, ну и красотища! А глазам-то не больно...» – отметил Ванюха довольно. Конечно и над собой он не замедлил произвести наблюдение и оказалось, что он тоже ярким светом лучился, только не голубоватым, а бело-желтоватым, словно он солнцем был чреватым.
– Послушай, Борьяна, – снова кинул вопрос Яван, – а что это за туман? И стекло через него не берёт. Прямо чёрт его разберёт...
– Да, Ванюш, не берёт, потому что сам царь за сим туманом скрывается.
Посмотрел наш удалец ещё разок на то место, а потом стекло от глаза отнял и... самого вроде обыкновенного чёрта там увидал. Стоял он себе поодаль, к ним обернувшись спиною, и о чём-то беседовал с красивой чертовкой. И едва только Яван местонахождение царя обнаружил, как в тот же миг он медленно в их сторону повернулся и рукой им помахал вроде дружески. Ничем этот кавалер от прочих не отличался: ни ростом, ни статью, ни одёжей, только маска у него на голове была особенная: смеющаяся юношеская рожа.
– Добро пожаловать, Яван, на наш, так сказать, балаган! – прежний голос откуда-то с потолка тут сказал и рассмеялся.
После этого рассекреченный чёрт прошествовал по направлению к трону, уселся на него, назад откинулся и ногу на ногу закинул. Тотчас все присутствующие, за исключением Вани и Борьяны, почтительную покорность владыке оказали: в поклонах они склонилися низких, а кое-кто так и вовсе униженно рухнул вниз и распростёрся пред царём ниц.
– Подойди сюда, гость мой Яван Говяда! – непреклонным тоном царь приказал.
Ну что ж, Ваня к Борьяне повернулся, стёклышко волшебное ей вернул, руку ободряюще пожал и к трону зашагал. Подойдя же близко, он остановился и не шибко низко царскому величеству поклонился. Спину пред ним ломать он не стал, ибо весь этот бал-маскарад во́ уже как его достал.
– Поравита тебе, царь! – он сказал.
Ничего не ответил ему Черняк. Спокойно и неподвижно он на троне своём сидел и со смеющейся не к месту рожей на Ваню глядел. А потом гордо приосанился и, руки к голове подняв, маску дурацкую снял.
И огненно-страшные очи царя полоснули Явана жутким взглядом!
Тот чуть было назад не отпрянул – до того был поразительным контраст между его величеством в маске и без маски. Бледное, как у мертвеца, худое, злое предстало пред богатырём лицо царя немолодое, и столько в нём читалось ненависти и яда, что выдержать этот взгляд мог лишь Говяда. Теперь уже все без исключения черти в страхе и ужасе на пол повалились, а Черняк за подлокотники схватился, вперёд подался и... начал вдруг расти! Вместе со всем своим троном...
Совсем скоро стал он преогромным, так что пришлось Явахе даже голову вверх запрокидывать, чтобы великана взором окинуть.
– Так слушай же, дерзкий человек Яван, моё третье и последнее задание! – громообразно тиран пророкотал. – Иди сей же час туда, не знаю даже я́ куда, и принеси мне то, не знаю даже я́ что!
Засмеялся царь раскатисто и рукой отмахнул: мол, давай-ка канай да задание выполняй!
Повернулся Яван к царю задом и поплёлся назад.
– Да смотри поспешай, нахальный прохвост – не тяни кота за хвост! – подзадорил его Черняк. – Даю тебе на всё дело одни сутки, а то мне ждать недосуг. И без незнамочего не возвращайя! На всякий случай можешь с невестой своей попрощаться.
Черти тут с пола живо повскакали, обидное чего-то Ване заорали, ногами громко затопали, руками захлопали… Злорадствовали, гады, что на сей раз попух Говяда.
Ну а Ваня на их верещание внимания особого не обращал – он ведь к жене своей шёл прощаться. Подошёл и видит, что та стоит, плачет, головой печально качает и мужа своего победителем увидеть явно не чает. Взял Яван Борьяну за плечи, в глаза ей заглянул, потом к себе притянул, обнял крепко, в губы алые поцеловал и вот что сказал:
– Ничего, Борьяна, я ведь Яван Говяда – и всё у нас будет как надо! Жди меня – и я вернусь, и с неправдой – разберусь!
Повернулся и пошёл вон из злого чертога прямою своею дорогой.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0316399 выдан для произведения:
СКАЗ ПРО ЯВАНА ГОВЯДУ.
Глава 30. О том как Сильван с Ваней первое задание выполняли.
На следующее утро, когда Ваня с компанией уже ото сна встали и чаи в общей зале гоняли, тут как тут и Ужавл заявился, не запылился.
Поздоровался он с Яваном вежливо, а с прочими небрежно, а потом рожу спесивую скорчил и голоском противным застрочил:
– Слушайте все!.. По велению его величества Чёрного Царя, всего Воролада могучего владыки и Пекла нашего вседержавного государя, надлежит вам, Яван Говяда, сыну Коровы Небесной и соискателю руки своей невесты, княжны Борьяны прекрасной, незамедлительно за выполнение первого задания приниматься! Вы, Яван Говяда, обязаны: где бы там оно ни было, в Пекельном городе али в его окрестностях, в домах-теремах али на ровной местности спрятавшуюся от вас невесту любым путём найти и вечером до темноты к его величеству её привести! А ежели вы сиё задание пустяшное не исполните, то тогда вот чего: звания жениха вы в тот же час лишаетесь и куда хотите, туда и отправляйтесь, ибо вам тут более никто не будет рад!
Обвёл пройдоха Ужавл собравшихся довольным взглядом, прехитро усмехнулся, вкруг плеча повернулся да и был, гад, таков.
А Яван-то и призадумался...
И так и эдак он прикидывал, и на авось даже рассчитывал, и головою всяко думал, да так ничего путного и не придумал. В прятки-то играть не штука́ – да уж больно площадка для игры велика, как тут найдёшь эту харахору Борьянку, тряхани ты её лихоманка!
Посмотрел Яван на притихших своих товарищей, а они головы вниз повесили, выглядят не шибко весело, плечами виновато пожимают, а чего подсказать, не знают.
Один только Сильван гора-горой восседает и невозмутимо на Явана поглядает.
– А чего скисли-то? – вопрошает лешак окружающих его товарищей. – В чём, не пойму, проблема?
Ванька аж чуть со стула не упал.
– Да ты чё, Сильван, – в возмущение он впал, – в самом деле что ли болван? Где ж Борьяну-ту в этом городу́ найдёшь-то? Да тут и за год поди всего не обойдёшь-то! Прямо хоть с горя стреляйся, али хоть сейчас домой отправляйся!..
– Ну, год не год, – преспокойно Сильван отвечает, – а часика этак... за два до того места, где спряталась твоя, Вань, невеста, довести берусь. За стенами городскими она схоронилася, в чащобище лесной притаилася, ну да меня-то ей не обмануть. Айда, братка, в путь!
Обрадовался зело Ванёк, на ножки споро – скок, живо собрался, да и на выход подался.
И громила, вестимо, с ним.
Вот вышли они из чертячьей гостювальни и двинули себе по главной улице прямоходом, куда Сильваново чутьё их вело.
Народу праздного на тротуарах было маловато, так – одиночки какие-то куда-то спешили, и всё. Было чуток рановато, да и праздник, видимо, миновал, и будни повседневные начались, вот зеваки и перевелись.
И чем они тут, мозгует Ваня, в своих домах-то громадных занимаются? Непонятно. Ну да Ванюхе-то, по большому счёту, на этих чертей дюже занятых плевать, потому как у него одна таперича в уме задача: как задание царёво выполнять…
С час они так до границы города добиралися: где пешочком пройдутся, а где и на лентах самоходных проедут. Небыстро, в общем-то, шли да ехали, дороги не зная, но всё ж таки вышли следопыты нашенские на какую-то захудалую городскую окраину. Глядят они озадаченно, а далее-то вроде нетути ходу – тупик впереди, и никакого проходу. Одна защитная стена была видна, и парочка биторванов возле неё как будто в карауле ошивалася.
Увидали стражники Явана с Сильваном, меж собою переглянулись и во фрунт пред ними вытянулись.
– Чего изволите, господин Яван? – оба в один голос рявкнули.
А Яваха им: так, мол, и так, корефаны биторваны – желаю, дескать, из города вон выйти, вдоль да по местности малость хочу пройти.
– О, ничего нету проще, богатырь Яван! – заявляют биторваны, ухмыляясь, и один из них кнопочку некую на стене нажимает.
В тот же миг – только вжик – и в стене проход возник. А за ним слобода лядащая зримо замаячила. Вышли путешественники наши дюжие наружу и без промедления тронулись в том направлении, куда лешачье чутьё их вело.
А вело оно их за село.
Ну, конечное дело, толпища здешних убогих чертей и гурьбища чертячьих детей их до самой пустыни сопровождала, и вся энта орава, на известном вестимо отдалении держась, свистела, улюлюкала и дико орала.
А вскоре и сама пустыня началась. Черти далее их преследовать не стали и помаленечку все поотстали, а Яван с Сильваном по песку да по безкустью ломанулися вдаль без устали.
– Верно хоть идём-то? – Ваня лешего донимает.
А тот его успокаивает: мол, не боись, Говяда – идём как надо.
Шли-шли, шли-шли... Далёконько уж ушли. Наконец, спускаются они в некую преогромную такую ложбину или в межгорную вроде как долину, а тама, куда ни глянь, такущая чащобища дремучая скучилась, что ни в сказке сказать, ни пером описать, ни топориком вдобавок повырубить...
Вот же ещё странный лесок, заметил про себя Ванёк – он те и низок и высок, замшелые стволы растут дюже тут густо, а в кронах-то совсем пусто: ни одного листика нигде нету, одни корявые сучья меж собою сплелись, да лианы канатовидные везде завились. А валежнику-то гниловатого, коряг всяческих бревноватых – уй! – прямо не протолкнуться! Да ко всему вдобавок на валунище можно было то там, то тут натолкнуться.
Короче, нету путного пути – ни проехать, да ни пройти!
А ведь надо всё ж идти, потому как по лешачьему уверению, вне всякого сомнения, Борьяна схоронилася где-то здеся, в этом самом чёртовом лесе. Сильван постоянно о том утверждал, покуда в чащобе безмолвной плутал.
Вот, говорит он, вроде что-то такое чуется с той вон сторонушки…
Попёрли они туда – ага, дудки! Видно, чего-то Сильван напутал.
Потоптался он недоумённо, а потом Явана за локоток берёт и в другую сторону его ведёт. Пошли. Прут сквозь трещобу как будто шибко. Через полчаса приходят – тьфу ты! – опять ошибка.
Ходили они там, ходили, бродили-бродили, плутали-плутали, и под конец так приустали, что еле уж лезли, а Борьянки-то – нет как нет. Ну нигде стервозы хитрой не видать, растакую её в гриву мать!
Наконец, порешили они дух чуток перевести, а то ноги уж нейдут, будто на них путы – а недалече ведь и вечер, только хвалиться пока им нечем. Возле большущего дерева на камень замшелый бродяги наши присели, к стволу корявому спинами привалились да не на шутку и призадумались. Мысли-то невесёлые их прямо гложут: что тут делать? – ума не приложут.
И тут вдруг Сильван к Явану голову поворачивает, глазёнки в удивлении выпучивает и шепчет еле слышно:
– Тс-с-с!.. Тут она, Ванюха! Шевеление ейное чует моё ухо…
И на ноги проворно подхватывается. А затем на сук ближайший прыг и к макушке по ветвям – шмыг-шмыг-шмыг!
А наверху что-то вроде дупла чернелося. Сильван до дупла долез, руку вовнутрь засунул аж до плеча до самого, да и принялся там неспеша нашаривать. Шукал он тама шукал, шурудил-шурудил, и наконец чего-то вроде ухватил. От боли, правда, вскрикнул да от гнева рыкнул, зато выволок из дупла... не сову и не орла, а... прехорошенькую такую белочку златохвостую!
– Вот она, Ваня, твоя заноза! – заорал леший на весь лес. – Ишь, прощелыга, куда залезла! В белку, видишь ли, превратилася и в дуплецо забилася, да не просто так себе устроилась, а гнёздышко из одурень-травы соорудила – вот её телесные излучения сия трава и экранировала. Только врё-о-ошь – меня не обманёшь!.. У-уй, ты ещё кусаться тут будешь?!..
Кубарем великим леший с дерева вниз скатился, крепко добычу за хвостик держа, и на землю спрыгнул тяжко. И хотел уже было пленницу острозубую об стволину с размаху шибануть, потому что тяпнула она его знатно, но Яваха верзиле мохнатому расправу над белкою чинить не дал: живо зверушку у него отобрал, весело ей подмигнул, по носику слегка щёлкнул, в мордочку цокающую дунул и... в торбу её быстро засунул.
– Надо нам поспешать, Сильван! – поторопил лешака Яван. – Позамешкались мы с этими поисками, а уж скоро и срок...
Пришлось им совершить до города истинный марш-бросок. Так вперёд оне понеслися – и откуда только силы взялись!
Вскорости подбегают они к тому самому месту, где должон был быть проход им оставлен – а его-то и нема! Сплошная вокруг виднелась стена, и никакая лазейка нигде не была видна.
А уж смеркаться-то начало. В царские палаты до темноты ведь попасть им было надо, а то проиграл наш Говяда. Уговор-то дороже денег – уйдёт тогда Ваня отселя пустенек.
– Ну, это мы ещё поглядим! – Ванька себя тут взъярил.
Да, подойдя, ка-а-к шарахнет по стенке палицей! И такой гул да гром от удара сего пошёл, что в ближайших лачугах стёкла из окошек повылетали, а за ними и черти кто куда заскакали.
Враз наверху нечто вроде бойницы отворилося, и в том отверстии взбешённая чертячья морда появилася.
– А ну прочь пошли, босяки! – не своим голосом биторван из дыры взвизгнул. – Кому говорю – отойдь! Не велено никого пущать! Давай, давай!..
У Явахи аж глаза округлились от негодования.
– Это как так ещё не велено, басурман ты рогатый?! – прегневно он вскричал. – Не ты ли сам нас поутру выпускал, а?!.. Что молчишь? А ну-ка, гад, отворяй ворота живо, а то до тех пор по стене молотить буду, покуда её не сокрушу и весь ваш поганый город не порушу! Ну!..
Только чёрт полосатый не уступает – знай своё, паразит, гнёт; затрясся он весь от злости, а потом наклонился – и какую-то палку пустотелую наружу суёт.
Да вдобавок ещё и орёт на всю округу:
– Вот попробуй только, разбойник, сунуться! Я те так пальну, что на твоём месте даже пепла не останется!.. Пошли вон! Кому говорю! Порожняком пущать вас не приказано. Где Борьяна-княжна? Нашли?.. Вот живёхонько отседа и ушли!
«Ах, вот оно что!» – смекает тут Яван. Ну, думает, я и болван! Развязал он тесёмку на сумке, руку внутрь быстро засунул да за хвост наружу белку, сердито цокающую, и выволок.
Потряс Яваха златошерстую красавицу на весу, и говорит как ни в чём ни бывало:
– А это ты видал?! А ну открывай ворота, нахал! И ежели огнём в нас по дурости пальнёшь, то тогда и её сожжёшь, а за такую службу пожарную тебя царь-государь не пожалует – душеломка тебе светит пожалуй, это уж как пить дать... Отворяй, говорю, тать!
У служивого сторожа от Явановых слов аж рожу всю перекорёжило. Моментально он свою трубу огнемётную уволок, подобие улыбочки на гнусной своей личине скроил, и ворота незамедлительно настежь отворил.
А затем вниз он шустро спускается и пред Яваном подобострастно преклоняется.
– Лопни мои глаза! – вопит зело гнусаво. – Да как же это я княжну Борьяну сразу-то не признал! Отчего это я, дубовая башка, не догадался, что ваш уловец, господин Яван, в сумочке вашей обретался! Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! Бей-колоти меня, богатырь, наказывай, только его величеству про мою промашку не сказывай!
– Да на фиг ты мне нужен! – буркнул Ванька угрюмо, согбенного чёрта с дороги отпихивая. – Уйди прочь, прохвост, и впредь будь умнее – глядишь, и душа будет целее!
Вышли Яван с Сильваном в город, намереваясь первую попавшуюся самоходку захватить и её владельца вежливо попросить, дабы до замка царского их с ветерком домчал, а тут глядь – ёж твою маковку! – проныра Ужавл откуда-то нарисовался. Видать, он поблизости где-то ошивался.
Увидал ушлый чёрт Явана спешащего, заулыбался эдак слащаво, а потом картинно нахмурился и стражников начал хаять почём зря. Ах-ах-ах, заявляет, какие эти биторваны конченные грубияны: напились, сволочи пьяны и не пущают самого Явана! Их-де непременно надо будет призвать к ответу, а то никакого с ними сладу нету. Он, мол, Ужавл, пытался их было урезонить как-то, да ничего у него с того не вышло, кулак им всем в дышло, потому что они ему вишь ли не подчиняются, вот над добрыми людями и изгаляются...
Яван, сию брехню пихая себе в уши, лишь усмехнулся сначала, а потом и говорит, прикалываясь: верю, мол, тебе, Ужавл, потому что глаза у тебя дюже честные, так что любые упрёки в твой адрес тут неуместны.
– Давай-ка, – торопит его, – погнали быстрее, а то совсем уж почти стало темно, и царь заждался поди нас давно.
А самоходка Ужавлова невдалеке оттуда притулилась. Вот они втроём в неё заскочили, водила вопилку какую-то громогласную включил, и аппарат сей волшебный на пределе своей прыти к замку царскому заколесил.
Практически мигом туда домчалися! Уж совсем почти смеркалось – пара какая минут до ночи всего осталась.
Яваха, не мешкая, котомку в охапку схватил и по коридорам роскошным знакомым сломя голову припустил. Через минуту с небольшим к дверям в палату тронную он подлетает, а тама сановник прежний стоит, двери собою городит и Явана вовнутрь не пускает. Ну да Ванюхе некогда с ним было валандаться – считай, последние мгновения до срока уже истекали: пихнул он чёрта к лешему от себя, а сам двери широко отворяет и без доклада в залу вступает.
Заходит туда, глядь – а там, акромя царя рогатого, при полном параде на троне восседающего, ещё целая шобла вельможных чертей собралася. Справа, значит, Управор на низком кресле мрачнее тучи посиживал, слева Двавл лисою хитрою на Ваню глядел (который тут же заприметил, что глазик левый у князюшки был подбитый), а впереди ещё с десяток чертей в две шеренги стоя вытянулись, от царя до Вани как бы проход образуя, и ни слова при том не сказуя.
– Успел-таки, – процедил царь неласково. – Да ты, Говяда, я вижу хват – тебе сам чёрт не брат!
– Так точно, ваше величие! – гаркнул Яваха не тихо, но соблюдая правила приличия. – Первое ваше задание мною сполнено: дочку вашу, княжну Борьяну, мы словили и в наилучшем виде сюда доставили. Получите!..
И выволакивает из торбы белочку златохвостую. На весу её чуток подержал, всей компании нечестной трофей свой показал и, перед тем как зверушку пустить, в мордашку её поцеловал.
А она, шельма презлая, зубёшками за носяру Ванькину – хвать! Сердито весьма верескнула, из рук евоных на пол скользнула – и ну на месте вертеться волчком. Да эдак-то шустро и быстро, что и не углядишь-то...
И вдруг Яван с удивлением зрит, что на месте белки золотохвостой девка пышноволосая юлою юлит! Вся как есть была она голая или, лучше сказать, обнажённая и по виду совершенносложённая: до того телом ладная да складная, что у Явахи даже челюсть от неожиданности отвисла и чёрт те что пришло ему вдруг на мысли.
Борьяна то ж была – кто ж ещё-то!
Ваня и без того её любил горячо, а тут от лицезрения ейного роскошного тела вся кажись кровушка в нём вскипела. Быстро он в сторону отворотился, чтобы невестушку свою зря не смущать, и даже ладонью ещё для верности прикрылся, а та наконец вертеться волчком перестала, дико сердитою на лицо стала, взвизгнула точно сирена, ногою во гневе топнула, волосами распущенными тряхнула, глазищами огненно сверкнула и... быстроногою серною прочь улепетнула.
– Ну что ж... молодец... хвалю, – без всякой радости в голосе Черняк тут из себя изрыгнул и ледяным взором в Явана вперился.
А тот в ответ ему улыбнулся, суровости царской словно не замечая, да и говорит:
– За похвалу, конечно, благодарствую, ваше величество, только это... позвольте мне уйти, а то я притомился в пути. Легче, наверное, было бы иголку в стоге сена найти, чем сыскать вашу любимую дочку. Ох, и ловка она на всякие заморочки!
Чёрный Царь одними губами лишь усмехнулся, а Управор страшный взгляд на Ваню метнул и глаза бешено сузил.
Один только Двавл вполне по-человечески на него глядел и ни струнить, ни пугать его как видно не хотел. Он даже Ване головою по-дружески кивнул и лицо ему по-свойски улыбнул. Остальные же присутствовавшие вельможи, повернув свои невозмутимые рожи, со скрытым любопытством в глазах расейского богатыря изучали и, как видно, силы его секрет понять чаяли.
– Ну что же, ступай, Яван, – молвил пекельный владыка повелительно, – отдыхай пока, развлекайся и молодецких сил набирайся, бо они тебе вскоре понадобятся – не за горами и второе моё задание.
Ну, наш витязь собранию чертячьему слегонца поклонился, спиною к ним оборотился да и пошёл себе прочь, потому как лицезреть этот сходняк было ему уже невмочь. Свора то была воров али пауков ядовитых куча! Подалее от таких держаться будет всего лучше.
Вышел Яван во двор, в Ужавлову самоходку уселся устало и большой палец дожидавшемуся его Сильвану показал: всё, мол, путём, братан – всё как надо! Потом велел он шестёрке этому Ужавлу подаваться в гостювальню, ибо мечтал Яван втайне о своей опочивальне.
Ночка была уже темным-темна. Город огнями разноцветными приукрасился, а прохожих и проезжих на улицах почти не встречалось, поэтому самоходка беспрепятственно до ихней резиденции домчалась. Поднялись Яван с Сильваном к себе, а в апартаментах никто и не спит – все соратнички в нетерпении маются и ушедших зело дожидаются.
То-то радости им было, когда Яваха об успешном завершении предприятия ватаге своей доложил: все ура закричали и Явана принялися качать.
Сильвана, правда, не подняли.
А тот один из всех не ликует: рожу чуток в улыбке помял – и вся-то радость.
Подождал он терпеливо, покуда братия малость поугомонится и с такими словами к Явану обратился:
– Эх, брат Ваня, брат Ваня – радоваться нам ещё рано! Скажу я тебе по дружбе – службишка то была, не служба. Ты маленечко погоди – служба у нас будет впереди.
И как-то после сих Сильвановых слов бурное веселье всё на нет и сошло. Нагнал-таки хмыреватый лешак на дружинников весёлых заботу и шумно победе их радоваться поотбил у них охоту.
Присутствующие чего ответить ему не нашлись да помаленечку все спать и разошлись.
Глава 30. О том как Сильван с Ваней первое задание выполняли.
На следующее утро, когда Ваня с компанией уже ото сна встали и чаи в общей зале гоняли, тут как тут и Ужавл заявился, не запылился.
Поздоровался он с Яваном вежливо, а с прочими небрежно, а потом рожу спесивую скорчил и голоском противным застрочил:
– Слушайте все!.. По велению его величества Чёрного Царя, всего Воролада могучего владыки и Пекла нашего вседержавного государя, надлежит вам, Яван Говяда, сыну Коровы Небесной и соискателю руки своей невесты, княжны Борьяны прекрасной, незамедлительно за выполнение первого задания приниматься! Вы, Яван Говяда, обязаны: где бы там оно ни было, в Пекельном городе али в его окрестностях, в домах-теремах али на ровной местности спрятавшуюся от вас невесту любым путём найти и вечером до темноты к его величеству её привести! А ежели вы сиё задание пустяшное не исполните, то тогда вот чего: звания жениха вы в тот же час лишаетесь и куда хотите, туда и отправляйтесь, ибо вам тут более никто не будет рад!
Обвёл пройдоха Ужавл собравшихся довольным взглядом, прехитро усмехнулся, вкруг плеча повернулся да и был, гад, таков.
А Яван-то и призадумался...
И так и эдак он прикидывал, и на авось даже рассчитывал, и головою всяко думал, да так ничего путного и не придумал. В прятки-то играть не штука́ – да уж больно площадка для игры велика, как тут найдёшь эту харахору Борьянку, тряхани ты её лихоманка!
Посмотрел Яван на притихших своих товарищей, а они головы вниз повесили, выглядят не шибко весело, плечами виновато пожимают, а чего подсказать, не знают.
Один только Сильван гора-горой восседает и невозмутимо на Явана поглядает.
– А чего скисли-то? – вопрошает лешак окружающих его товарищей. – В чём, не пойму, проблема?
Ванька аж чуть со стула не упал.
– Да ты чё, Сильван, – в возмущение он впал, – в самом деле что ли болван? Где ж Борьяну-ту в этом городу́ найдёшь-то? Да тут и за год поди всего не обойдёшь-то! Прямо хоть с горя стреляйся, али хоть сейчас домой отправляйся!..
– Ну, год не год, – преспокойно Сильван отвечает, – а часика этак... за два до того места, где спряталась твоя, Вань, невеста, довести берусь. За стенами городскими она схоронилася, в чащобище лесной притаилася, ну да меня-то ей не обмануть. Айда, братка, в путь!
Обрадовался зело Ванёк, на ножки споро – скок, живо собрался, да и на выход подался.
И громила, вестимо, с ним.
Вот вышли они из чертячьей гостювальни и двинули себе по главной улице прямоходом, куда Сильваново чутьё их вело.
Народу праздного на тротуарах было маловато, так – одиночки какие-то куда-то спешили, и всё. Было чуток рановато, да и праздник, видимо, миновал, и будни повседневные начались, вот зеваки и перевелись.
И чем они тут, мозгует Ваня, в своих домах-то громадных занимаются? Непонятно. Ну да Ванюхе-то, по большому счёту, на этих чертей дюже занятых плевать, потому как у него одна таперича в уме задача: как задание царёво выполнять…
С час они так до границы города добиралися: где пешочком пройдутся, а где и на лентах самоходных проедут. Небыстро, в общем-то, шли да ехали, дороги не зная, но всё ж таки вышли следопыты нашенские на какую-то захудалую городскую окраину. Глядят они озадаченно, а далее-то вроде нетути ходу – тупик впереди, и никакого проходу. Одна защитная стена была видна, и парочка биторванов возле неё как будто в карауле ошивалася.
Увидали стражники Явана с Сильваном, меж собою переглянулись и во фрунт пред ними вытянулись.
– Чего изволите, господин Яван? – оба в один голос рявкнули.
А Яваха им: так, мол, и так, корефаны биторваны – желаю, дескать, из города вон выйти, вдоль да по местности малость хочу пройти.
– О, ничего нету проще, богатырь Яван! – заявляют биторваны, ухмыляясь, и один из них кнопочку некую на стене нажимает.
В тот же миг – только вжик – и в стене проход возник. А за ним слобода лядащая зримо замаячила. Вышли путешественники наши дюжие наружу и без промедления тронулись в том направлении, куда лешачье чутьё их вело.
А вело оно их за село.
Ну, конечное дело, толпища здешних убогих чертей и гурьбища чертячьих детей их до самой пустыни сопровождала, и вся энта орава, на известном вестимо отдалении держась, свистела, улюлюкала и дико орала.
А вскоре и сама пустыня началась. Черти далее их преследовать не стали и помаленечку все поотстали, а Яван с Сильваном по песку да по безкустью ломанулися вдаль без устали.
– Верно хоть идём-то? – Ваня лешего донимает.
А тот его успокаивает: мол, не боись, Говяда – идём как надо.
Шли-шли, шли-шли... Далёконько уж ушли. Наконец, спускаются они в некую преогромную такую ложбину или в межгорную вроде как долину, а тама, куда ни глянь, такущая чащобища дремучая скучилась, что ни в сказке сказать, ни пером описать, ни топориком вдобавок повырубить...
Вот же ещё странный лесок, заметил про себя Ванёк – он те и низок и высок, замшелые стволы растут дюже тут густо, а в кронах-то совсем пусто: ни одного листика нигде нету, одни корявые сучья меж собою сплелись, да лианы канатовидные везде завились. А валежнику-то гниловатого, коряг всяческих бревноватых – уй! – прямо не протолкнуться! Да ко всему вдобавок на валунище можно было то там, то тут натолкнуться.
Короче, нету путного пути – ни проехать, да ни пройти!
А ведь надо всё ж идти, потому как по лешачьему уверению, вне всякого сомнения, Борьяна схоронилася где-то здеся, в этом самом чёртовом лесе. Сильван постоянно о том утверждал, покуда в чащобе безмолвной плутал.
Вот, говорит он, вроде что-то такое чуется с той вон сторонушки…
Попёрли они туда – ага, дудки! Видно, чего-то Сильван напутал.
Потоптался он недоумённо, а потом Явана за локоток берёт и в другую сторону его ведёт. Пошли. Прут сквозь трещобу как будто шибко. Через полчаса приходят – тьфу ты! – опять ошибка.
Ходили они там, ходили, бродили-бродили, плутали-плутали, и под конец так приустали, что еле уж лезли, а Борьянки-то – нет как нет. Ну нигде стервозы хитрой не видать, растакую её в гриву мать!
Наконец, порешили они дух чуток перевести, а то ноги уж нейдут, будто на них путы – а недалече ведь и вечер, только хвалиться пока им нечем. Возле большущего дерева на камень замшелый бродяги наши присели, к стволу корявому спинами привалились да не на шутку и призадумались. Мысли-то невесёлые их прямо гложут: что тут делать? – ума не приложут.
И тут вдруг Сильван к Явану голову поворачивает, глазёнки в удивлении выпучивает и шепчет еле слышно:
– Тс-с-с!.. Тут она, Ванюха! Шевеление ейное чует моё ухо…
И на ноги проворно подхватывается. А затем на сук ближайший прыг и к макушке по ветвям – шмыг-шмыг-шмыг!
А наверху что-то вроде дупла чернелося. Сильван до дупла долез, руку вовнутрь засунул аж до плеча до самого, да и принялся там неспеша нашаривать. Шукал он тама шукал, шурудил-шурудил, и наконец чего-то вроде ухватил. От боли, правда, вскрикнул да от гнева рыкнул, зато выволок из дупла... не сову и не орла, а... прехорошенькую такую белочку златохвостую!
– Вот она, Ваня, твоя заноза! – заорал леший на весь лес. – Ишь, прощелыга, куда залезла! В белку, видишь ли, превратилася и в дуплецо забилася, да не просто так себе устроилась, а гнёздышко из одурень-травы соорудила – вот её телесные излучения сия трава и экранировала. Только врё-о-ошь – меня не обманёшь!.. У-уй, ты ещё кусаться тут будешь?!..
Кубарем великим леший с дерева вниз скатился, крепко добычу за хвостик держа, и на землю спрыгнул тяжко. И хотел уже было пленницу острозубую об стволину с размаху шибануть, потому что тяпнула она его знатно, но Яваха верзиле мохнатому расправу над белкою чинить не дал: живо зверушку у него отобрал, весело ей подмигнул, по носику слегка щёлкнул, в мордочку цокающую дунул и... в торбу её быстро засунул.
– Надо нам поспешать, Сильван! – поторопил лешака Яван. – Позамешкались мы с этими поисками, а уж скоро и срок...
Пришлось им совершить до города истинный марш-бросок. Так вперёд оне понеслися – и откуда только силы взялись!
Вскорости подбегают они к тому самому месту, где должон был быть проход им оставлен – а его-то и нема! Сплошная вокруг виднелась стена, и никакая лазейка нигде не была видна.
А уж смеркаться-то начало. В царские палаты до темноты ведь попасть им было надо, а то проиграл наш Говяда. Уговор-то дороже денег – уйдёт тогда Ваня отселя пустенек.
– Ну, это мы ещё поглядим! – Ванька себя тут взъярил.
Да, подойдя, ка-а-к шарахнет по стенке палицей! И такой гул да гром от удара сего пошёл, что в ближайших лачугах стёкла из окошек повылетали, а за ними и черти кто куда заскакали.
Враз наверху нечто вроде бойницы отворилося, и в том отверстии взбешённая чертячья морда появилася.
– А ну прочь пошли, босяки! – не своим голосом биторван из дыры взвизгнул. – Кому говорю – отойдь! Не велено никого пущать! Давай, давай!..
У Явахи аж глаза округлились от негодования.
– Это как так ещё не велено, басурман ты рогатый?! – прегневно он вскричал. – Не ты ли сам нас поутру выпускал, а?!.. Что молчишь? А ну-ка, гад, отворяй ворота живо, а то до тех пор по стене молотить буду, покуда её не сокрушу и весь ваш поганый город не порушу! Ну!..
Только чёрт полосатый не уступает – знай своё, паразит, гнёт; затрясся он весь от злости, а потом наклонился – и какую-то палку пустотелую наружу суёт.
Да вдобавок ещё и орёт на всю округу:
– Вот попробуй только, разбойник, сунуться! Я те так пальну, что на твоём месте даже пепла не останется!.. Пошли вон! Кому говорю! Порожняком пущать вас не приказано. Где Борьяна-княжна? Нашли?.. Вот живёхонько отседа и ушли!
«Ах, вот оно что!» – смекает тут Яван. Ну, думает, я и болван! Развязал он тесёмку на сумке, руку внутрь быстро засунул да за хвост наружу белку, сердито цокающую, и выволок.
Потряс Яваха златошерстую красавицу на весу, и говорит как ни в чём ни бывало:
– А это ты видал?! А ну открывай ворота, нахал! И ежели огнём в нас по дурости пальнёшь, то тогда и её сожжёшь, а за такую службу пожарную тебя царь-государь не пожалует – душеломка тебе светит пожалуй, это уж как пить дать... Отворяй, говорю, тать!
У служивого сторожа от Явановых слов аж рожу всю перекорёжило. Моментально он свою трубу огнемётную уволок, подобие улыбочки на гнусной своей личине скроил, и ворота незамедлительно настежь отворил.
А затем вниз он шустро спускается и пред Яваном подобострастно преклоняется.
– Лопни мои глаза! – вопит зело гнусаво. – Да как же это я княжну Борьяну сразу-то не признал! Отчего это я, дубовая башка, не догадался, что ваш уловец, господин Яван, в сумочке вашей обретался! Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! Бей-колоти меня, богатырь, наказывай, только его величеству про мою промашку не сказывай!
– Да на фиг ты мне нужен! – буркнул Ванька угрюмо, согбенного чёрта с дороги отпихивая. – Уйди прочь, прохвост, и впредь будь умнее – глядишь, и душа будет целее!
Вышли Яван с Сильваном в город, намереваясь первую попавшуюся самоходку захватить и её владельца вежливо попросить, дабы до замка царского их с ветерком домчал, а тут глядь – ёж твою маковку! – проныра Ужавл откуда-то нарисовался. Видать, он поблизости где-то ошивался.
Увидал ушлый чёрт Явана спешащего, заулыбался эдак слащаво, а потом картинно нахмурился и стражников начал хаять почём зря. Ах-ах-ах, заявляет, какие эти биторваны конченные грубияны: напились, сволочи пьяны и не пущают самого Явана! Их-де непременно надо будет призвать к ответу, а то никакого с ними сладу нету. Он, мол, Ужавл, пытался их было урезонить как-то, да ничего у него с того не вышло, кулак им всем в дышло, потому что они ему вишь ли не подчиняются, вот над добрыми людями и изгаляются...
Яван, сию брехню пихая себе в уши, лишь усмехнулся сначала, а потом и говорит, прикалываясь: верю, мол, тебе, Ужавл, потому что глаза у тебя дюже честные, так что любые упрёки в твой адрес тут неуместны.
– Давай-ка, – торопит его, – погнали быстрее, а то совсем уж почти стало темно, и царь заждался поди нас давно.
А самоходка Ужавлова невдалеке оттуда притулилась. Вот они втроём в неё заскочили, водила вопилку какую-то громогласную включил, и аппарат сей волшебный на пределе своей прыти к замку царскому заколесил.
Практически мигом туда домчалися! Уж совсем почти смеркалось – пара какая минут до ночи всего осталась.
Яваха, не мешкая, котомку в охапку схватил и по коридорам роскошным знакомым сломя голову припустил. Через минуту с небольшим к дверям в палату тронную он подлетает, а тама сановник прежний стоит, двери собою городит и Явана вовнутрь не пускает. Ну да Ванюхе некогда с ним было валандаться – считай, последние мгновения до срока уже истекали: пихнул он чёрта к лешему от себя, а сам двери широко отворяет и без доклада в залу вступает.
Заходит туда, глядь – а там, акромя царя рогатого, при полном параде на троне восседающего, ещё целая шобла вельможных чертей собралася. Справа, значит, Управор на низком кресле мрачнее тучи посиживал, слева Двавл лисою хитрою на Ваню глядел (который тут же заприметил, что глазик левый у князюшки был подбитый), а впереди ещё с десяток чертей в две шеренги стоя вытянулись, от царя до Вани как бы проход образуя, и ни слова при том не сказуя.
– Успел-таки, – процедил царь неласково. – Да ты, Говяда, я вижу хват – тебе сам чёрт не брат!
– Так точно, ваше величие! – гаркнул Яваха не тихо, но соблюдая правила приличия. – Первое ваше задание мною сполнено: дочку вашу, княжну Борьяну, мы словили и в наилучшем виде сюда доставили. Получите!..
И выволакивает из торбы белочку златохвостую. На весу её чуток подержал, всей компании нечестной трофей свой показал и, перед тем как зверушку пустить, в мордашку её поцеловал.
А она, шельма презлая, зубёшками за носяру Ванькину – хвать! Сердито весьма верескнула, из рук евоных на пол скользнула – и ну на месте вертеться волчком. Да эдак-то шустро и быстро, что и не углядишь-то...
И вдруг Яван с удивлением зрит, что на месте белки золотохвостой девка пышноволосая юлою юлит! Вся как есть была она голая или, лучше сказать, обнажённая и по виду совершенносложённая: до того телом ладная да складная, что у Явахи даже челюсть от неожиданности отвисла и чёрт те что пришло ему вдруг на мысли.
Борьяна то ж была – кто ж ещё-то!
Ваня и без того её любил горячо, а тут от лицезрения ейного роскошного тела вся кажись кровушка в нём вскипела. Быстро он в сторону отворотился, чтобы невестушку свою зря не смущать, и даже ладонью ещё для верности прикрылся, а та наконец вертеться волчком перестала, дико сердитою на лицо стала, взвизгнула точно сирена, ногою во гневе топнула, волосами распущенными тряхнула, глазищами огненно сверкнула и... быстроногою серною прочь улепетнула.
– Ну что ж... молодец... хвалю, – без всякой радости в голосе Черняк тут из себя изрыгнул и ледяным взором в Явана вперился.
А тот в ответ ему улыбнулся, суровости царской словно не замечая, да и говорит:
– За похвалу, конечно, благодарствую, ваше величество, только это... позвольте мне уйти, а то я притомился в пути. Легче, наверное, было бы иголку в стоге сена найти, чем сыскать вашу любимую дочку. Ох, и ловка она на всякие заморочки!
Чёрный Царь одними губами лишь усмехнулся, а Управор страшный взгляд на Ваню метнул и глаза бешено сузил.
Один только Двавл вполне по-человечески на него глядел и ни струнить, ни пугать его как видно не хотел. Он даже Ване головою по-дружески кивнул и лицо ему по-свойски улыбнул. Остальные же присутствовавшие вельможи, повернув свои невозмутимые рожи, со скрытым любопытством в глазах расейского богатыря изучали и, как видно, силы его секрет понять чаяли.
– Ну что же, ступай, Яван, – молвил пекельный владыка повелительно, – отдыхай пока, развлекайся и молодецких сил набирайся, бо они тебе вскоре понадобятся – не за горами и второе моё задание.
Ну, наш витязь собранию чертячьему слегонца поклонился, спиною к ним оборотился да и пошёл себе прочь, потому как лицезреть этот сходняк было ему уже невмочь. Свора то была воров али пауков ядовитых куча! Подалее от таких держаться будет всего лучше.
Вышел Яван во двор, в Ужавлову самоходку уселся устало и большой палец дожидавшемуся его Сильвану показал: всё, мол, путём, братан – всё как надо! Потом велел он шестёрке этому Ужавлу подаваться в гостювальню, ибо мечтал Яван втайне о своей опочивальне.
Ночка была уже темным-темна. Город огнями разноцветными приукрасился, а прохожих и проезжих на улицах почти не встречалось, поэтому самоходка беспрепятственно до ихней резиденции домчалась. Поднялись Яван с Сильваном к себе, а в апартаментах никто и не спит – все соратнички в нетерпении маются и ушедших зело дожидаются.
То-то радости им было, когда Яваха об успешном завершении предприятия ватаге своей доложил: все ура закричали и Явана принялися качать.
Сильвана, правда, не подняли.
А тот один из всех не ликует: рожу чуток в улыбке помял – и вся-то радость.
Подождал он терпеливо, покуда братия малость поугомонится и с такими словами к Явану обратился:
– Эх, брат Ваня, брат Ваня – радоваться нам ещё рано! Скажу я тебе по дружбе – службишка то была, не служба. Ты маленечко погоди – служба у нас будет впереди.
И как-то после сих Сильвановых слов бурное веселье всё на нет и сошло. Нагнал-таки хмыреватый лешак на дружинников весёлых заботу и шумно победе их радоваться поотбил у них охоту.
Присутствующие чего ответить ему не нашлись да помаленечку все спать и разошлись.
Рейтинг: 0
404 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения