Помочь сайту
Поздравления
13. Как наш витязь еле лез через дикий чёртов лес
19 августа 2015 -
Владимир Радимиров
И окрестности он стал с любопытством осматривать.
И что же? Ваня, оказывается, не в навном чертоге ныне обретался, а в чистом поле стоймя стоял. Перед ним вдалеке лес зеленелся, позади пропасть чернелась, а за пропастью горы громоздились. И ни избухи тебе, ни дворца, ни каната... Ну как сгинуло!
Яван-то лохматый был, как лешачина, и бородища у него выросла чуть ли не до пупа. На теле же у него шкура львиная, как и прежде, была накинута, а за спину перекинута сумень – вот и всё его имение, а в голове, понятное дело, недоумение.
«Вот те раз! – поразился Яваха. – Коли бы не волосы длинные да не борода, можно было бы подумать, что приснилась мне эта лабуда. А оказывается, я и вправду в нави обманной пропадал – и не дни, не месяцы, а скорее всего, года...»
Поклонился Яван до земли до самой папане Ра, и, поднеся палицу к губам, с чувством её поцеловал, а затем на плечи оружие он закинул и зашагал по направлению к лесу неблизкому. Идёт и думает про себя с досадой: «Ха! А ведь обманула меня Навьяна! Обещала мигом мою особу в Пеклоград доставить да, кажись, этот её миг я измерю ногами...»
А пить да есть ему тут захотелося – аж трудно представить. Ну в точности так же, как давеча, когда он в избу Навихи вступил, голодая да жаждуя, – таким же теперь и уходил он восвояси, ежели ещё не явнее.
«У этих навных – сплошной обман! – к лесу идючи, Яваха рассуждал. – Ничего истинного, видать, нету. Наваждение да и только... Зато время на уловки их мудрёные самое настоящее тратить приходится, а времечко-то не вернёшь – что ушло, то ушло... Эх и сколько же годов я в мороке этой гостювал да в мареве обретался? Наверное, постарел уже сильно: ишь, бородища какая вымахала. Да-а, дядечка я таперя, видать, а может, и дедушка даже...»
Оглядел Ваня внимательно тело своё ладное. Да нет, вроде никаких изменений особых не наблюдалось: всё так же налиты были силой могучие его мышцы, – и ни тебе дряблости никакой, ни морщинки, ни жиринки, а в волосах – ни единой сединки. Сплюнул Яван в сердцах, перевёл взгляд на лес приближающийся да и думать забыл обо всём раздражающем. И то ведь верно – ну его всё к бесу!
А тут и лес. Высоченный такой, густой, нехоженый, на наш даже чем-то похожий. И листва у него была зелёная. Всё вроде в том лесу было в норме: кусты да кочки, цветы да грибочки, трава да дерева... И гул в нём какой-то странный стоял, громкий такой, зудящий и на мысли нехорошие наводящий.
Подозрительно это Ване стало. Вот ступил он под сень сумрачную, ушки держа на макушке, и вскорости враз дотумкал, что там к чему, отчего и почему... Там же всяческой гнуси носились тучи: и мошки тут были, и вошки, и блошки, и разные крылатые сороконожки, комары да мухи бо́рзые, осы ещё и стрекозы, и множество великое других насекомо-членистоногих безо всякого уже звания, не имеющих никакого названия.
Кровососы то были окаянные! Ведь не успел наш Ваня и шагу по лесу ступить, как сия зудящая камарилья сверху донизу его облепила и принялась жалить да кусать куда ни попадя. Прямо уй стало Ване да ай! Не спасли его ни шкура львиная, ни небесная броня. Видать, не на такого супостата рассчитана была сия защита – поядрёнее врага ей вишь подавай...
В общем, худовато пришлось там Ване. Уж на что терпеливым он был парнем и закалённым витязем, а и то не стерпел таковского «гостеприимства». Завертелся он, будто ужака, и начал себя по рукам и по харе рьяно охаживать, а толку от того не получивши, ветку густую он обломил и ею принялся обмахиваться.
Чуток вроде поотбился, хотя эффекту от такого махания было мало: всё равно ведь кусали, гады.
Ну, естественно, настроение бравое у Ванька́ подупало. Ещё бы – такая напасть. Идти далее неинтересно ему как-то стало. Да и куда идти-то? Дороги никакой нету: чаща везде, бурелом, кусты густые, с колючками ветки – сплошные вокруг дебри.
И решил тогда Ваня прямо переть. Напролом ломанулся, скрипя зубами. Идёт, лезет, продирается, палицей машет, сушняк ломает, кусты ногами пригибает, да мало-помалу вперёд себя и пихает. На гнус уже и внимания почти не обращает – не до того.
Вот час, другой так проходит, потом ещё столько же, да и ещё с какой часик.
.. Ну, конца и краю джунглям этим не видать. Хорошо ещё, что чутьём каким-то внутренним Ваня с курсом прямым не забывал справляться, поэтому с пути не сбивался – а то бы по кругу там плутал.
Неслабо он приустал. Жрать охота ему стала – страсть. А пить так и вдвое. Да из бочагов он пить не решался: вода вонючая в них была да гнилая, как словно жижа в навозной яме, и к тому же несметное множество всякой живности гадкой там, плавало. Пригляделся к ним Ваня мимоходом – ну, думает, и проглоты! Добро, что невеликие собой, а лютые и прожорливые – ужас! Один другого чисто поедом они ели, и сосед в соседа натурально вгрызался. В лесу словно военные действия были развёрнуты. Кого только там не бывало: и птицы тут тебе мерзкие, и зверьки дерзкие, и змеюки ползучие, и ящеры рыскучие... А разных жуков, пауков и другой пакости – ну просто прорва невероятная.
Богатейшая в лесу том оказалась фауна, да и флора была ей под стать. И единого чистого дерева нигде не наблюдалось: все какими-то плющами да лианами оказались увиты, слизняками вонючими пооблеплены, да грибами тухлыми поутыканы.
Поднял Яван голову кверху, глядь – а в кронах деревьев некие твари носятся крылатые, и визжат они на там как ненормальные. Видом навроде нетопырей, только окрашеные пёстро да ростом побольше. А на ветках вверху плодов было великое множество, с яблочко величиною – красные такие да оранжевые. Вот эти самые плоды твари и пожирали да промеж собой за них дрались яростно.
Одна дерущаяся пара прямо в воздухе когтями тут сцепилась и, колотя друг дружку крыльями и пронзительно визжа, взяла да и свалилась под ноги Явану. Тот палицу быстро отставил да – хвать их! Поднёс к лицу мелких охальников и перекорёжился аж. Что за мерзкие твари! Напоминали они собой маленьких чертенят: худыми-прехудыми они оказались, аж рёбра торчали. Пузейки у них были кругленькие, ножки коротенькие, кривенькие, а концы крыльев лапками когтистыми оказались увенчаны. Мордочки же казались почти человечьими, только зленькими: глазёнки такие маленькие, зыркающие злобно во все стороны, ротики широконькие, острющих зубёшек полные, а носики длинные, мокрые и двигающиеся очень проворно...
И пока удивлённый Яван чёртиков странных разглядывал, один перепончатокрыл резко вдруг завопил и с остервенением в ладонь Ванину зубами впился, да тут же и второй его примеру последовал и вцепился в палец Ванькин с не меньшим остервенением.
Ну, тут уж бронь сработала как надо – неуязвимым остался для укусов Говяда.
Не добившись таким способом никакого проку, чёртики, как по команде, Ваню грызть перестали и вдруг заверещали шепеляво:
– Отпуш-ш-ти, ангел, не дави! Слыш-шь ты, верж-жила – раш-штопырь швои хваталы, кому говорят! А не то плохо тебе будет, ой плохо! Ш-ш-ш!..
А Яваха лишь усмехнулся молча и чуток посильнее сдавил упырёнышей.
– Ой-ой-ой! – завопили те наперебой. – Ш-што ты твориш-ш, недотёпа пож-жорная! Вше кош-шти попереломал, ображ-жина толш-штокож-жая, вше киш-шки повыдавливал! Ай-яй-яй! Отпуш-шти, ангел!
И до того смешно Явану от угроз злобных стало, что он громко расхохотался, тем самым силу хватки ослабив, а гадёныши крылатые только того и ждали: вырвались они из Ваниных дланей и восвояси шарахнулись.
Пошёл Яван далее, от гнуса веткой отмахиваясь, да не шибко-то далеко ему уйти дали. Поднялась в ветвях над ним целая вакханалия: ну адская туча налетела этих кровопийцев. Короткое время они над ним ещё шныряли да мельтешили, а потом вдруг всем скопом на него и кинулись. Мигом они его всего облепили, словно пчёлы в рое матку, и как начали его грызть да кусать. Аж зажмурился Ваня.
Само собою, ничего путного из этой атаки у чёртовой оравы не получилось. Зато Яван, в справедливом находясь негодовании, принялся себя по чём попало колошматить, а затем и вовсе на землю пал и стал по ней кататься.
Моментально нечисти цельный рой и попередавил собою.
Отстали от него хищные упырёныши. Кто летать ещё мог, те на воздух взлетели да пуще прежнего загалдели, а потом то ли сверху на лежащего Ваню они опростались, то ли содержимое своих желудков на него извергли. Да и какая там была разница – у них ведь что рот, что задница: такой смерденью Ваню обгадили, что хоть нос затыкай.
Привскочил Ванята на ножки проворные, начал стряхивать с себя это дерьмо, и хоть не штука́ было его стряхнуть, да всё одно от вонищи было не продохнуть.
Осторожно далее Яван двинулся – и то! – с энтой живностью ухо надо было держать востро, а то, неровён час, насядут опять здешние твари, до кровушки охочие – а ну как не хватит на них броневой мочи?
Идёт Ваня вперёд, сквозь чащобищу продирается, да вверх поглядывает – не летят ли на него хищники окаянные? Только нетопыри эти чертячьи высоко в кронах мельтешат, но к Явану не суются, не приближаются – на всю округу лишь верещат.
Зато появились вдруг в количестве немалом огромные зелёные мухи, – вонь, видать, от него почуяли, – и до того богатыря нашего достали, что тому и света небелого уже не видать стало. Отмахивался он от них, отмахивался, а те лезут к нему всё равно: и в глаза суются, и в уши, и в нос, и в рот... Час, наверное, продлился, покуда Ванюха осатаневший от них отбился. Сам уже и не видит почти ничего – рожа вся сплошь опухла.
А тут вышел он на прогалину, ногою вперёд ступил, да в дыру и провалился. Палица же с плеча у него скатилась, в траву покатилась, а нога в провал ушла аж до паха. И в тот же самый миг вскрикнул от боли Яваха, ибо некто невидимый за ногу его ухватил зубами и стиснул её с силою страшной. А потом как вниз-то потянет! Едва-едва Яван за куст успел ухватиться, да вовремя смог остановиться.
Земля вокруг ноги его схваченной пообрушилась малость, и обнаружилась там большая нора, а из норы голова высунулась ужасная, коя держала ногу Яванову серпозубыми челюстями. Потянул Ваня ножку свою в горячке боли и вытянул на аршин длины из подземной норы чудище большое: то ли змея, то ли червя, то ли личинку гигантскую... Ох и страшное то было чудище, ох и отвратительное! Всё тело у него блестящими кольцами оказалось покрыто, а на брюхе ножек кривых два ряда сучилось, коротеньких таких да когтистых. Ну, многоножка огромная чисто... Ещё успел Ваня глазёнки её увидать: небольшие такие, точно бусины круглые, жутким огнём горящие и на жертву свою глядящие.
Тут гад ногу Ванину опять как потянет. Кустище, за коий тот схватился – тресь! – и переломился. Поволок червячище под землю свою добычу, и наш богатырь за травку даже ухватился, только не помогло это – волокёт его вражина мерзкий и всё...
И понял тогда Ваня, что нечисть сей же час в провал его затянет, коли он и далее на земельке будет валяться да всему удивляться. Собрался он с силами, огневился да по башке червячине кулаком как треснет!
Того аж судорога перекорёжила.
А Ванька ноженьку свою – дёрг! – и вырвал её из пасти да, не мешкая, к палице на карачках побежал. Схватил Ванюха проворно оружие своё грозное, над буйной головушкой взметнул его и хотел было гада подземного порешить, – да тут и остановился и палицу вниз опустил. Чего зря бить-то, когда червяк жуткий дух уже испустил. Пузом белым вверх он опрокинулся, телом выгнулся, пасть раскрыл, – да и застыл. Только корчи предсмертные по нёму пошли. Пригляделся Ванька, а это, оказывается, он гаду черепушку кулачком проломил. Видать, здорово приложился с перепугу – врезал чудищу сильно.
Подождал немного Яван, покуда гад затихнет окончательно, а потом за башчищу его прихватил, да из норы и выволок.
Ну и длинным сей гвыль оказался! Сажени в четыре, если не поболее. А толщиною – с тулово Яваново, если не потолее. Вот так гад-гадище, червь-червячище, в засаде сидящий в своём узилище!
Охолонул чуток наш победитель, да за ногу свою левую и схватился. Хоть бронь небесная напор челюстей и сдержала, но всё ж таки червь ногу помял. Видимо, не так сильно в лесу этом броня его охраняла – проявлялась в ней какая-то слабина.
Но делать-то было нечего, и заковылял Ваня дальше.
С версту он, на палицу опираясь, проковылял и по́том облился, будто в бане. А тут, на запах, видать, его пота целый рой оводов на него налетел. Худовато пришлось Ваниному телу, и через времечко недолгое чисто Ванечка от боли осатанел – в конец допекли его паразиты. И то сказать: губищи от укусов безжалостных словно сардельки у него стали, глаза в щёлочки превратились, а открытые телеса волдырями покрылись.
Куда бедняге деваться?!
И вдруг видит он сквозь щёлки свои узкие – большая впереди маячит опушка, а на ней высокая густая трава. «Эвона! – обрадовался Ванька. – Недурно будет сквозь травку эту продраться да оводов проклятых поотогнать!» Взял да и нырнул сходу в травушку манящую, и попёр вперёд словно кабан.
И ва-а! Ай-яй-яй! Попал наш Ваня из огня да в вар: ну будто кипятком его вдруг ошпарило! Или словно ведро воды из котла горячего злодей некий на него шибанул. То ж крапива местная оказалась, да жгучая какая – чисто кислота.
Будто буйвол, кнутами стегаемый, заревел на весь лес Ваня да вверх свечой взвился. Невтерпёж ему сии зелёные объятия пришлись – уж лучше бы оводов ещё с тыщу... Стиснув зубы и не помня себя, выскочил Яван из того бурьяна, да опять как заорёт. Ну невыносимая просто боль-то была: по струпьям да по волдырям сочащимся, ещё и адской крапивою пострекать. Каково, а?!.. В голове у бедолаги словно пульсировал пламенный шар, мозги от боли прямо на части у него разрывались, а шкуру будто маслом облили да поджарили. А тут ещё, ко всему вдобавок, несколько оводов в самый язык его укусили, покуда он криком-то исходил.
Свет сей небелый стал Ване не мил. Полуслепой, замученный шагнул он к дереву близстоящему и обессиленно к нему притулился.
Да и... прилип.
Ствол-то проклятого дерева словно клеем вымазан оказался. Дёрг-дёрг руку Ваня – а фигушки-макушки! – хоть кожу отрывай... И видит он – лианы, на дереве висящие, аж ходуном заходили и к телу его потянулись. А сами липкие прячо уй. И не успел парень умученный и щёлками своими моргнуть, как с ног и до головы оказался он ими опутан. Ни вздохнуть ему стало, ни продохнуть. А одна бойкая лианина к горлу потянулась Ваниному, обвила его быстро, и ну жать да душить... Попытался он было освободиться, да только ничего у него не вышло. Крепко наш витязь влип. А лианы эти чёртовы ещё пуще давить его принялися.
Чует Яваха – кранты ему приходят: ещё немного, и удавят проклятые отродья его как кролика.Только Ванька ведь не кролик – богатырь он, виды видавший. Вот рванулся он телом своим могучим, и... только лишь в воздухе закачался, словно в гамаке висящем.
Собрался он тогда с большими силами и вновь рванул путы липкие, – но и это помогло ему не шибко: пара лианин лишь треснула, но не вырвался Яван из плена тесного.
Тогда в третий раз, уже в отчаянье почти находясь, перехватил Ваня лиану, горло ему сжимавшую, и, напрягшись, сорвал-таки её с себя. Дыхало его освободилось, и жаркий воздух в лёгкие его хлынул. Раздул тогда Яван грудь свою широченную до предела, и лианы коварные, словно струны гитарные, только тень-тень-тень – все, какие были, порвались и жать Ванин торс перестали.
Посрывал Яван с себя душителей остатних и на землю брякнулся да, не долго рассуждая, палицу свою – цап, размахнулся ею и ка-а-к долбанёт по толстущему стволу!
Хорошо приложился – от всей своей душимой души. Затрещал огромный стволина и начал со всеми лианами на бок валиться. Яван от греха подальше в сторону тогда отошёл, и с шумом и треском рухнул наземь тяжёлый ствол, только гул по округе пошёл.
И встрепенулась в воздух с его ветвей всякая гнусная нечисть: засвистели они, зашипели, завопили да загалдели...
Да вдруг, откуда ни возьмись, вокруг Явана шершней появился роище. Что у них там случилось: то ли в дупле они гнездились, то ли на ветке кокон их висел – это уж чёрт ведает, – а только не успел Ванюха и дух перевести, как уже понял, что дела-то худые. Как жиганул его шершенюга остервенелый в шею, так Ванька враз позабыл обо всём на свете. А тут и второй в голову саданул – ну как напалмом, тварь, полоснул.
Как ветром Ванька́ оттуль сдуло! И откуда чё взялося! Палицу подхватив, с такой прытью он прочь понёсся, будто и нога у него никогда не болела, и не горело от крапивы тело. И покуда бежал он стремглав по тому бездорожью, то колючками сплошь покололся, шишки на голове набил, ноги позанозил, но утёк он всё же от крылатых дьяволов, хотя с полдюжины полосатых тварей его всё ж достали, что страдальцу резвости конечно добавило, а удовольствия – нет.
Под конец сумасшедшего того бега стали у Ванечки ножки от усталости заплетаться – сделались они как-бы ватными. Споткнулся Яван об корягу, на ногах не удержался, с пригорка покатился и прямиком в кучу трухи угодил.
А то ж муравейник был! Порушил его Ванюха, головой дыру в нём продырявил, и покуда он отряхивался да чертыхался, насела на него презлющих муравьюг тьмущая тьма. Создания то были адовы, доброты и кротости им было не надо, зато имели они острые жвалы и вид зело пугающий: сами крупные такие, шустрые и цветом ядовито-красные... Лесные то были пираты! Ясное дело, кислота в их цистернах первосортная оказалась. Моментально это определил Яван при посредстве шкуры своей многострадальной. Ему отчего-то огонь Ловеяров припомнился, когда те мураши жидкостью своей его облили, – видать похожие ощущения были.
Благим матом Ванюшенька возопил, а потом и кое-что поядрёнее к ругани своей присовокупил. Отбежал он от муравейника вприпрыжку, срывая с себя тварей ядобрызжущих, – и в движениях его проглядывалось неистовство. И то – муравьищи ведь уклещились на нём жалами – ну, не оторвать! И знай себе кислотой Ваню поливают.
Наконец, отделался Яван от них кое-как. Попервоначалу даже с места он не мог двинуться: как в лихоманке его всего трусило, ажно зубы во рту клацали... Потом всё ж отпустило его мало-помалу, и способность к движению к нему вернулась, а душа в нём опять встрепенулась. Пошёл он вперёд, словно пьяный, подобно автомату ноги перед собой переставляя. Все ощущения его слились в сплошной поток боли, и все думы из головы унеслись прочь, а остался там лишь воли комок тугой и более ничего. Красный жгучий коридор взор его окружил. Только кусок пути и видел Яван впереди.
И тут он зрит – появилась перед ним мглистая низина, вся ярко-зелёной травкой поросшая. Ну сплошной там был ковёр из листьев мелких да из ярких цветов. И запах от них сочился приятный не очень. Да что там – несусветная стояла там вонь! Огляделся с трудом Яваха, хм – вроде и направо и налево болото то расстилалося. Да уж, незадача. Придётся через лезть-корячиться, не назад же ему поворачивать...
Снял он с плеча палицу свою верную, потыкал ею впереди для поверки и в болото сиё двинулся. Ноги у него по колена провалились в жидкую грязь, ибо под кувшинками действительно болото оказалось, как и предугадывал Ваня. И такая вонища изысканная от той жижи пошла – ну не передать словами. Дух у Явахи перехватило напрочь, потому как лёгкие его забастовали и воспротивились заразу газов в себя впущать. Но идти-то ведь было надо, ибо никто нашего бредуна на ту сторону переносить не собирался. Вот он через болото смердящее и зашагал. Аж по пах в грязи-то угряз, а вода под самую шею ему порой подступала – а лезет Яван как варан. Сам-то не дышит, зажмурился, кряхтит, сопит, с глаз слёзы потоками у него полились, сопли там, слюни, кал, моча...
Как бы там оно ни было, а Яванище пёр да пёр себе вперёд. Лицо себе всё скорёжил, пот со лба градом льёт, а морда у него аж позеленела – а лезет! Лезет!!! Как словно танк ломит в направлении заданном...
Через минуток пару пролез Ваня скрозь болото то окаянное, буквально ползком на твердь надёжную он выполз и на четвереньках далее двинулся. Глаза у него не видели совершенно, во всех членах дрожь да слабость были страшенные, – и тошнота, наконец, к горлу его подступила неукротимо. Рыгнул Яван раз, рыгнул другой, а потом как начал блевать, так по ту пору блевал, покуда не вывернуло его наизнанку.
И тут видит он – никак впереди посветлело? Вроде как поляна там обозначилась. Ваня – туда. Глядь – а там озерцо такое махонькое. Выскочил Ваня из дебрей на берег, озеро быстро оценил и решил, что вряд ли там сидит какой каркадил. Мелкой, правда, живности в нём хватало, ну да Явану не приходилось выбирать: вода ведь она и в аду вода. Свойство у неё такое имеется – смывать да очищать.
«Ежели сей же час я не помоюсь, – смекает Ваня, – то сволочные мухи живьём меня схавают!» Швырнул он котомку под дерево ближайшее, палицу возле бросил – и ходу в воду. Окунулся с головой пару раз и – уфф! – куда как лучше себя почувствовал. Вода-то тёплая была, мокрая и мутноватая – да это ведь не беда: вода ведь грязи не боится, зато грязь воду – ещё как.
Поплескался Ванюха там, понырял даже, хотя глубина была малая, и ещё больше ему полегчало: грязюка с тела у него посмылась, ссадины да ранки промылись, и даже мухи куда-то испарились. Душа у Вани и приободрилась.
Осмотрелся Ваня и видит: берега кругом топкие сплошь, грязюки там – по колена. Вот и пришла ему в голову одна мыслишка: а не вываляться ли ему в грязи? А что – идея дельная. Вспомнил он борова их деревенского, когда он в жарищу летнюю броню грязевую себе лепил, в месиве грязи вываливаясь, да тем самым от летучих упырей обороняясь. «А чё, – думает Яван, – ежели небесная броня меня от гнуси не оборонила, так может тутошняя броня от них защитит?»
На том и порешил. Выскочил он живо из воды и уж хотел было в гря́зи те сигать, а тут поглядел на себя случайно – ёж твою в дребадан! – всё тело сплошь же в пиявках. Присосалися, жирные кровопивцы, покуда Ванята ванну принимал – да неслышно же как!
Яваха шкуру с себя сорвал, и давай пьявок с себя сдирать. А они – ё! – не сдираются! Отрывать – не отрываются! И прямо на глазах разбухают да кровушкой Явановой наполняются. А тут как тут и оводы со слепнями! Только того и ждали, чтобы Ванька им себя предоставил, словно угощение лакомое.
Снова наш богатырь впросак-то попал.
Ох и озлился тогда Яван! «Доколе, – думает, – мне муку сию ещё терпеть?! Не иначе, – смекает, – то за чары Навьянины мне расплата – а и за дело! Слишком-то не балдей!»
Собрал он остатки терпения своего воедино и принялся пиявок тех жирных от себя отковыривать... Довольно долго возился с мерзкими тварями, кровью весь поизмазался, волдырей кучу содрал – а поотдирал гадов напрочь. Ещё и спиною об дерево потёрся, чтобы уж и самых недосягаемых достать.
Наконец, совладал с кровососами Яван. Вернулся он к озеру скоренько, быстро с ладони себя омыл да, не мешкая, в купель грязевую и погрузился. Там, оказывается, и до него уже некие зверюги догадливые всю грязюку измесили да истоптали, грязевые процедуры, очевидно, принимая... Так вот, шмякнулся Ваньша в склизкое это месиво и вывалялся в нём с головы и до ног. А грязюка-то ядрёная, вязкая такая, как словно кашка-малашка. И запашок от неё идёт тот ещё – чисто навозом в ноздри шибает.
Лежит Ванюша, на бережку том полёживает и чует неожиданно, что тело его саднит уже не очень – поутихла боль-то. А то! Грязь ведь весьма лечебная бывает, – дюже попадается она пользительная для больного организма. Видимо, Ванюха в такую грязюку и попал-то.
Наверное, с полчаса он там барахтался и облёкся за то время в грязевую коросту. Лежит он, по бокам себя похлопывает, и даже вставать ему неохот Понравилось Ване это дело вельми. Да и от гнуса он себя оборонил: те-то над ним по-прежнему вьются, но только об корку грязевую впустую бьются и досаждают – противу прежнего-то куда...
Да вот толечко лес этот адский не для приятных ванн был задуман – факт.
Яван как раз на пузе в яме полёживал, к лесу передом, а к озеру задом. И вдруг он слышит – топот тяжёлый в лесу возник, и к нему он приблизился. Поднял Ваня голову повыше, в ту сторону посмотрел – и аж вытаращился весь.
А выскочил из лесу на берег огромнейший зверь. С виду он был навроде свиньи, только в холке – ну никак не меньше сажени. Ножищи у чудовища были толстые, столбам подобные, тулово его жёстким волосом было поросшее, а башка прямо не башка, а башчища – такая большая, что аж над землёю висит. А главное, сразу было видать, что хрячище этот отнюдь не корешками питался; как раззявил он пасть свою широкую, а там зубы... ну как у волка, только раз в десять поболее, а клычищи жёлтые – ну в локоть длиною.
Увидело чудище человека, лежащего пред собою, приостановилось на чуток, а потом визгливым голосом как заревёт. Яван, в луже своей полёживая, натурально там приоглох. И не успел он чего плохого подумать, а кабан уже был тут как тут: прибёг он до Вани с раскрытой пастью – вот-вот его зубами схватит!
В самый последний миг успел наш витязь изловчиться. Маханул он рукой богатырской и отвесил зверюге боковую зуботычину, после чего чудище от удара сильного в сторонку и уклонилось, да с ходу шибанулось в заросли густые: только треск там пошёл, да раздался визг.
Тут уж Яваха на ноги подскакивает и ищет глазами свою палицу, да только нигде её не находит – забыл, где кинул. А хрячище уже развернулся живо и назад бежит, аж земля дрожит.
Не нашел в себе Ваня желания для боя смертного, – видимо, был не в том настроении, – подпрыгнул он вверх, за ветку ухватился и на дерево взвился. Посмотрел он вниз и видит, что адский веприна на дерево даже кинулся и в бешенстве корни принялся подрывать пятачиной. Хотел он, нечистая сила, дерево завалить, да только где там – древина была громадная. Она даже не качнулось, не то чтобы ещё валиться...
А Ванька на толстой ветке сидит да злится. Неловко ему стало, что от такого обормота ему ретироваться пришлось. Посидел он чуток, на суку поёрзал, а потом отломил здоровенный сук, приметился малость да и запустил его свиняке по горбяке.
Сучище прям на куски разломился, а хрячище такого обращения не выдержал: взревел, наутёк кинулся – да и сгинул.
Посидел Ваня на ветке, ногами в воздухе поболтал и такой он от брони своей новой ощутил кайф, что не сравниться с ним было даже кайфу Навьяниному. Тот-то был дармовой, незаслуженный, а этот – выстраданный, волей напруженный.
Отдохнул Ванюша немножко, огляделся окрест и видит – дерево то было чистое, прочим не в пример, да и кора на нём гладкая была очень, на змеиную кожу похожая.
А в это время жрать ему ну страсть как захотелось. Аж все кишки у него подтяло. Глянул он вокруг себя, а там на ветвях плодов – целые гроздья висят. Небольшие такие, будто яблочки или сливки, цветом красные и наружно аппетитные. В рот, короче, просятся сами.
Поблазнили они Явана. Сорвал он парочку этих сливок да на пробу в рот их и кинул. И только их раскусил — ёж же ж твою за жабры! Аж-баж-перебаж! Кислятущие – бррр! – невозможно и представить.
Повыплёвывал он моментально ягодки эти адские, а во рту у него ажно скорчилось всё от той отравы. Тогда, уж почти машинально, Ванюха листьев сочных нарвал да в рот их быстро напихал, думая вкусом лиственным кислоту перебить. Жеванул листочки разок-другой — о-о-о-о! Ёж же ж твою вдрызг! Огонь же чистый! Хуже любого перцу с чесноком! За всю свою жизнь Ванька сатанее ничего не пробовал.
Насилу-то он отплевался.
Опять, значит, вышла незадача. Даже Ваня тут подрасквасился: из глаз у него слёзы потекли водопадом, из носу сопли лавой, а изо рта слюни ручьём... Отверз Яваха во всю ширь пасть, начал воздух судорожно глотать да дышать часто-часто, надеясь как-нибудь провентилироваться да продышаться. А гнусу треклятому только того было и надо, и в момент ему полон рот насекомых набилось кусачих. Поперхнулся Ванёк, закашлялся – чуть было даже не сверзился вниз, – но всё-таки в последний миг изловчился, рукою за ветвь схватился и ка-а-к грохнет кулаком по стволу в сердцах!
А изнутри смех вдруг раздался, так что Ванюха чуть было сызнова с дуба того не рухнул.
Продышался он с минуту, пропукался, прокашлялся, отошёл от впечатления от здешнего угощения, а потом легонько по коре чешуйчатой постучал да и спрашивает:
– Эй, кто тут смеётся-то? Отвечай!
И в ответ изнутри ствола некто басом ему сказал:
– Да я это, я...
Сильно тут Яван удивился, это надо же – дерево заговорило! Совсем как в мире Навьянином, коий теперь сном ему мнился нереальным.
– Кто это я? – спрашивает Яван опять. – Дерево что ли никак?
– Ага! – оно Ване отвечает, и неожиданно на стволе лицо почти человечье проявляется: огромное, морщинистое и бородатое.
Ваня даже назад отпрянул – сыграла непроизвольная реакция.
А дерево улыбнулось ему и сказало:
– Не пугайся, брат, – я тебя жрать не желаю! Просто нам будет так легче общаться... Мы ведь духи пленённые природы живой.
– Интересные дела... – почесал башку Ваня. – Духи – на дерева́ похожие... Во всяком случае мне приятно хоть с кем-то здесь пообщаться.
– Хэ, приятно... – скривилось дерево. – Чего ж тут приятного? Это там, на белом свете, удовольствия, а тут воли нету вовсе. Печально тут очень, парень...
Жалко стало Явану зелёного великана.
– Ну-ну! – похлопал он ладонью по коре гладкой. – Не надо, дух, унывать. Выше крону, приятель! И вот чего... не могу ли я для тебя чего-нибудь сделать, а? Проси, братан, не стесняйся!
А дерево от предложения Яванова аж хохотнуло раскатисто:
– Хэ! Ты-то? Сделать? Для меня?.. Да брось трепаться! Сам вон в дерьме по макушку – ходишь здесь, лазишь да блудишь, – а ещё другим помогать собрался. Ну и дела-а...
Нахмурился Ваня.
– Ну, извиняй, коли так, – сердито он сказал. – А то я с белого света иду, направляюсь к Чёрному Царю в гости...
– Чё?! Не бреши! – дух Ваню перебил, и удивление неподдельное на личности древесной изобразилось. – Да ты живой никак? Не как мы что ли грешник?
– Коню ясно, что живой, – отрезал витязь. – Да провалиться мне на этом месте!
А сук, на котором он рассиживался, возьми в этот миг и тресни. Ванька аж в лице переменился да за ветку ближайшую схватился.
То наблюдая, дух суковатый захохотал во всю глотку и долгонько смеялся в охотку, а потом и говорит:
– Пошутил я, брат, пошутил... Эх-хе! Так ты, значит, с белого у нас свету?.. Тогда это меняет всё дело... А вот скажи мне, богатырь грязный – чего ты в наших богом оставленных краях потерял, чего ищешь в сердце адовом: правду али славу, интерес али забаву?
– Хороша забава, нечего сказать! – воскликнул в сердцах Яваха. – Такая забава здоровья-то не добавит... Просто заплутал я слегка в лесу этом клятом. Да и паразиты лесные скучать мне не дали... А так я у Чёрного царя хочу дочку отнять. Задание мне такое дали.
– А что, человече, я гляжу, чертей ты вроде не любишь?
– Хэ! Ну, ты и сказанул! Да я их люблю, как клопов в углу – где увижу, там и давлю!
– О, это добре! – загудело дерево удовлетворённо. – Я, признаться, о таком чуде и слыхом не слыхивал, чтобы живой человек по своей воле в пекло лез, да шествовал через наш лес. Коли ты и вправду Черняку пакость устроить хочешь, то я в сём деле тебе помощник. Помогу, братишка, чем могу...
И стал дух, насупив брови, выговаривать Явану:
– Так вот, человече, внимай... Из этого озерца ручеёк невеликий вытекает. Пойдёшь вдоль него, никуда не сворачивая, и через пару деньков выйдешь к роще могучих деревьев. То будет наше начальство. Они там от забот отдыхают, в балдеже пребывают, чванливые гордюки. Чтоб им пусто было!
Явану тут показалось, что зелёный гигант от возмущения аж затрясся. Или это ветерок шевельнул листву на его ветвях? Кто его знает...
Великан между тем продолжал:
– Ладно. Найдёшь в серёдке той рощи преогромного деревягу. То будет нашенский царь. На ветвях у него сундук висит, цепями привязанный. В том сундуке находится скатерть-самобранка заветная... Ты там дюже не мнись, а возьми да скатёрку у бревна этого и отними – тебе более она пригодится. В скатерти сила природная хранится, предназначенная для добрых дел. Добудешь скатёрку – может статься, и не пропадёшь в пекле-то, не добудешь – сгинешь непременно. Ну а до тех пор не ешь тут ни крошки, да не пей ни глотка – адская пища не для живых предназначена.
Крякнул дух и сказал завершающе:
– Ну и, наконец, главное. Чтобы скатёрка пищу тебе дала, положи её наземь и скажи вежливо:
Скатерть-скатерушка,
Добрая старушка!
Развернися, расстелися,
Угости меня да не жмися!
А подай мне, будь добра,
Кушать всякого добра!..
И перечисли, чего душа твоя пожелает. Вмиг на скатерти всё и появится, не успеешь и глазом моргнуть. А как покушаешь, то поклонись скатёрке и скажи ей вот что: «Премного благодарен, скатёрка, за твою щедрость! Да не иссякнут во веки веков силы природные!» В общем, голодным да жаждущим, братан, не останешься.
Яван помалкивал и лишь головой покачивал, словно не веря.
– Ну как – всё понял? – спросило его дерево.
– Ага, понял, как не понять!
Поблагодарил Яван друга громадного за добрый совет и почуял, как на душе у него враз полегчало: отодвинулись куда-то его печали.
Тогда он, преисполненный новых сил, по ветвям вниз спустился, а дерево ему сверху напутственно крикнуло:
– Берегись, брат, стража царя нашего вредного – он тебя на подходе к нему встренет, уж будь уверен! Сразись с ним, не бойся! Мысленно я с тобой!
Помахал Яваха духу рукою, шкуру грязную на себя напялил, разыскал котомку да палицу, далее к озеру направился и, увидев ручеёк, вытекающий оттуда невеликий, вдоль него в путь двинулся.
Рейтинг: 0
571 просмотр
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
