Зелёный--25 .

23 февраля 2015 - Вячеслав Сергеечев

                                                                                Зелёный
     – Дорогой, смотри-ка, у окна коридора стоит наш больной Евгений Зелёный. Зелёный – это его литературный псевдоним. Он вместе со своими родителями, посаженными в сталинские времена по политическим мотивам, просидел за колючей проволокой воркутинского ГУЛАГа 14-ть лет со дня
рождения. Волосы, для оригинальности, он мажет зелёнкой. Марь Иванна жалуется, что зелёнку на него не напасёшься. Это новенький. А фотография у него в паспорте не как у всех, а цветная. Он
с милицией целый год судился, чтобы ему выдали паспорт с фотографией, где он в галстуке на голом
теле и с огромным кольцом в носу. И ведь выиграл суд. А в графе особые приметы у него прописано:
19-ть сантиметров.
                              
      – Добрый вечер, дамы и господа! Позвольте вам представиться: Зелёный, 19-ть сантиметров!
Вот мой паспорт. Если кто-то из вас это не так понял, то я поясню: 19 сантиметров – это скорость
движения магнитофонной ленты в секунду у катушечника. Валюша, ты красива, как всегда!
Я сегодня утром написал песню специально для тебя:
 
Ты прекрасна в этом платье,
Оторваться я не в силах.
Бросив все свои занятья,
Всё любуюсь – так красива!
Ты красива, как всегда.
 
Ты кружишься в ритме танца
Лёгкой бабочкой беспечной,
Называемого танго,
Дорогая, бесконечно.
Ты красива, как всегда.
 
Так смотрел бы ежедневно
И писал о том с утра
И до вечера, наверно,
Но заканчивать пора.
Ты красива, как всегда.
 
Ты прекрасна в этом платье,
Оторваться я не в силах.
Бросив все свои занятья,
Всё любуюсь – так красива!
Ты красива, как всегда.

      – Спасибо Вам, Зелёный, за хорошие стихи. А где же музыка?
      – Музыка у меня в голове, только я её оттуда пока не могу достать. Но это временно. Валюша,
я плохо сплю. Да как хорошо спать-то, когда 96-я книга ещё не дописана! Вячеслав, тебе повезло. Просто сказочно повезло! Позвольте вам, мои дорогие, пожелать спокойной ночи. Моё вам 
с кисочкой! Заходите ко мне на котёночка. Забрёл ко мне на минутку да не уходит третий день…
      – Валюш, какой он талантливый! Замечательное стихотворение…
      – Дорогой, а ты заметил, сколько у него в глазах доброты, мягкости и благожелательности?
Душевный человек Зелёный, не то, что Рамочник. Тот расчётлив, холоден, вежлив и только.
Никакой задушевности, хоть это и достойно. Самуилыч про Зелёного сказал, что он совершенно нормальный человек, только с нервами у него не всё в порядке – четырнадцать воркутинских лет детства не прошли ему даром.
      – Валюш, да ты настоящий психоаналитик! Надо срочно поступать в медицинский.     
      – Пойдём, дорогой, только знаешь что? Я просто влюбилась в Зелёного!
      – Развод!…
                   
                                                                    Любовь и дружба       
      – Мой родной, ты проснулся? Завтрак мы с тобой проспали. Дай я тебя поцелую…
      –  Валюш, подожди-ка, кто-то стучится…
      – К вам можно? Моё вам с кисочкой!
      – Зелёный, конечно, можно! Проходите, присаживайтесь. Чай, кофе?
      – Что ты, что ты, Вячеслав, я только что покушал и выпил стакан молока.
      – Может, тогда скушаете хотя бы парочку бутербродов? Валюшка делает неплохую "фирму"
из лаваша. Вы с чем предпочитаете? С колбасой, ветчиной, с зернистой икрой.
      – Вячеслав, я совсем не голоден. Но что-либо принять из рук твоей Валентины, конечно, очень хочется. Знаешь что? Можно ли стакан воды из графина?
      – Зелёный, мы с невестой вас так любим, что позволить вам пить воду из графина не можем. Правда, Валюш?
      – Зелёный, вы, пожалуйста, меня с женихом не обижайте. Если вы не согласитесь с нами
позавтракать, то мы на вас пожалуемся Самуилычу. То, чем кормят больных у нас, пищей назвать можно весьма относительно. Так что извольте слушаться, а то я вас в наказание поцелую. Правда, Вячеслав Фёдорович?
      – Валюш, абсолютная правда. Готовь кофе и "фирму" в трёх вариантах… Зелёный, как
с творчеством, до сотой книги далеко?
      – Вячеслав, далековато. Вот на себя карикатуру нарисовал.
                                            
      Сегодня проснулся поздно, даже завтрак проспал. Взялся за перо. Обычно из меня поэзия льётся водопадом, а тут заклинило.Ни туды, ни сюды, как говорится. Поиграл с котёночком. В голове пусто, как в выпитой бутылке. Тем нет. О чём писать? Куда ни кинь взгляд – везде классики всё хапнули. Всё, окаянные, захватили!  Минут 10-ть перебирал в уме темы. Ничего путного не найдя, взял тему о любви и дружбе. Тривиально, конечно, но на безрыбье и сам раком встанешь. Пришлось тему оприходовать, иначе к 100-ой книге не дойти.
      – Зелёный, прочитайте.
      – Вячеслав, да плохо вышло. Я её скомкал да в мусорное ведро выбросил.
      – Валюш, дуй в палату к Зелёному, спасай шедевр!
      – Да какой шедевр? Мусор, он и есть мусор. Хорошо, что не милицейский. Как твоё
здоровье-то? Компьютер тебе поставили? Завидую. Вот взглянуть на него и зашёл. Стосковался я, понимаешь ли, по компьютеру да бабам.                                    
      Я, помнится, на заре печальной юности имел собственную машину. А тут вдруг появились
первые компьютеры с одним только DOS-ом.  Windows тогда ещё и не фигурировал. Продал
машину, купил компьютер. Завидую, ты уж извини... От тоски даже карикатуру нарисовал. Я и сам бы запил, да кто за меня закончит творчество, хотя бы до 100-ой книги?
                               
      – Зелёный, так приходите к нам в любое время дня и ночи да работайте. Я и моя невеста будем
вам только рады.
      – Нет уж, дорогой Вячеслав. Как-то неудобно тебя с невестой беспокоить. Всё-таки, вы молодёжь, не то, что я. По ночам вам положено фиглями-миглями заниматься, а не смотреть на мою зелень. Я уж как-нибудь по-старинке, – как Вяземский, Баратынский, Тютчев да всё тот же Александр, что Сергеич, не говоря уж о Иване Семёновиче Баркове. Пёрышком гусиным накорябую стишок, другой.
      – Зелёный, я много слышал о Баркове. Говорят, что он был другом Пушкину. Правда?
      – Был, да сплыл.
      – Как это понимать?
      – Барков внёс большой вклад в матерную поэзию.
                                                         
      Иван Семенович, между прочим, был человеком высокого интеллекта и прекрасного образования. Блестящий переводчик, друг и соратник М.В.Ломоносова и А.П.Сумарокова, он был вхож во все светские салоны того времени. Его ценили современники, уважали, считая его матерную поэзию отнюдь не пошлостью, а юмористической лексикой улиц, синтезом высокого штиля и народного стиха. Ему в этом плане завидовал даже Пушкин, который восторгался его творчеством, и тоже, в подрожание, писал немного матерную поэзию, но до уровня Баркова не дотягивал.
      – Зелёный, не может быть!
      – Вячеслав, послушай, – это Пушкин:
 
                     С утра садимся мы в телегу,
                     Мы рады голову сломать
                     И, презирая лень и негу,
                     Кричим: пошёл! е… мать!
 
      – Далее:
 
                     Молчи ж, кума; и ты, как я, грешна,
                     А всякого словами разобидишь;
                     В чужой п… соломинку ты видишь,
                     А у себя не видишь и бревна.
 
      – Зелёный, – это удивительно!... Я много слышал о знаменитом сочинении Баркова:
Лука Мудищев. Может вы мне немного и его процитируете.
      – Отчего не процитировать? Слушай, только, конечно, не всё, а фрагмент, потому, что это
сочинение Ивана Семёновича очень длинное.    
                 
                    Весь род Мудищевых был древний,
                    И предки нашего Луки
                    Имели вотчины, деревни
                    И пребольшие елдаки.
 
                    Из поколенья в поколенье
                    Передавались те х… ,
                    Как бы отцов благословенье,
                    Как бы наследие семьи.
 
                    Один Мудищев был Порфирий,
                    При Иоанне службу нес,
                    И, поднимая х… гири,
                    Порой смешил царя до слез.
 
                    Второй Мудищев звался Саввой,
                    Он при Петре известен стал
                    За то, что в битве под Полтавой
                    Елдою пушки прочищал.

                    Настал вот вечер дня другого.
                    Одна в гостиной ждёт-пождёт
                    Купчиха гостя дорогого,
                    А время медленно идёт.
 
                    Под вечерок она в пахучей
                    Помылась розовой воде
                    И смазала на всякий случай
                    Губной помадою в п...
                                       
                    Мудищев тоже разъярился;
                    Тряся огромною елдой,
                    Как смертоносной булавой,
                    Он на купчиху устремился.
 
                    Её схватил он поперёк
                    И, бросив на кровать с размаху,
                    Заворотил он ей рубаху,
                    И х... всадил ей между ног.
 
                    Наутро там нашли три трупа —
                    Матрёна, распростершись ниц,
                    Вдова, разъё…на до пупа,
                    Лука Мудищев без яиц
                    И девять пар вязальных спиц.


      Трагична судьба самого Ивана Семеновича. Он страдал от своего дара, стесняясь его. Поэтому он кончил жизнь самоубийством, привязав себя за ноги над унитазом. Он захлебнулся в собственных испражнениях, извини, Вячеслав, оставив на столе посмертную записку:
 
                             Жил Барков грешно,
                             А умер – смешно.
 
      Я сам его с верёвки снимал и принимал участие в похоронах. Но не будем о грустном,
вперемешку со смешным. А вот и твоя невеста, Вячеслав.
      – Зелёный, извините, что долго отсутствовала. Мусорную корзину Матрёна вынесла на помойку. Мне с трудом удалось там найти ваше стихотворение. Вот оно:                                                             
                      Возник вопрос не риторичный               
                      Однажды в споре двух повес:
                    «Нужна в поместной жизни личной
                      С любовью дружба, или без?»         
 

                      С небес вдруг дева появилась.
                      Не помню – в туфлях, или без.
                      Под ликом девы притаилась
                      Сама Любовь, а может бес.

                                              
                      Не важно – после, или прежде
                      Она спустилась к ним с небес.
                      Вы спросите: «Она в одежде?» –
                      Вот мой ответ: «Конечно, без!»
 
                    «Любовь и дружба – как прелестно!» –
                      Сказала дева, выгнув бровь. –
                    «Они пусть будут повсеместно,
                      Но мне нужна одна Любовь!»

 
                                                                           Три Л
      Тук, тук, тук…
     – Милый, это ты постучал?
     – Ласточка моя, – я ещё сплю…
     Тук, тук, тук…
     – Милый, опять стук. Зачем стучишь?
     – Ласточка моя, летящая по волнам, ты крылышки-то не обмочи. Спи…
     Тук, тук, тук…
     – Милый, кончай стучать! Твоя Ласточка ещё не проснулась…
     – Ласточка моя быстрокрылая, летящая по волнам, осторожней, не попади под волну…
      Тук, тук, тук…
     – Милый, сколько можно? Дай доспать!
     – Ласточка моя быстрокрылая, бегущая по волнам, ты крылышки-то обмочила! Высушись! Дай досмотреть сон…
     Тук, тук, тук….
     – Милый, я тебя сейчас отшлёпаю. Кончай стучать!
     – Ласточка моя быстрокрылая, плывущая по волнам, если укачает, дай знать…
     Тук, тук, тук…
     – Милый, нехорошо так разыгрывать свою Ласточку. Я ещё не проснулась.
     – Ласточка моя быстрокрылая, упавшая в волны, будешь тонуть, позови. Я сплю…
      Тук, тук, тук…
     – Милый, если ни ты, ни я не стучим, то кто это может стучать в такую рань, когда все
нормальные люди ещё спят?
     – Ласточка моя быстрокрылая терпящая бедствие, ты ещё не утонула? Мне не до стука, я тоже сплю…
     – Тук, тук, тук. Простите, к вам можно?
     – Милый, вставай, к нам ранний гость.
     – Ласточка моя, спящая с краю, ты ближе к двери. Впусти раннюю пташку из семейства отряда воробьиных. Это к тебе подруга подлетела. Дай мне досмотреть сон о том, как ко мне над волнами летит моя Ласточка быстрокрылая…
      – Милый, досматривай сон, а мне придётся открывать.
      – Позвольте? Лаврентий Ларионович Лючкин самолично!
                                                  
      Шёл мимо, дай, думаю, загляну. Может чем-то угостят. С утра маковой росинки во рту не было.
      – Уважаемый Три Л! Ой, простите пожалуйста, Лаврентий Ларионович, проходите, садитесь. Что
изволите? Чай, кофе? Бутерброды с сыром, или с ветчиной. Яблоки, или груши? Может виноград?
     – Валюша, остановитесь, зачем перечислять? Выставляйте всё, что есть и Бастилия. Хорош
каламбурчик? Ха-ха-ха. Все говорят: «И баста». –  А я: «Бастилия». – Правда, оригинальненько? Кстати, оригинального пива у вас нет? Я вам тут в обмен на ваше угощение принёс кое-что из мною написанного. Конечно, гениальненькое! Я пустяки не писю. Ха-ха-ха. Оригинальненко? Пока
Валюшка, девочка хоть и миленькая, но недалекая, заваривает чай, я вам, Утятник, почитаю своё. Слушайте внимательно и не перебивайте. Валюша, бутерброд сначала «Анкором», а потом паюсной. Второй можно и зернистой. Можно баночки-то и открыть. Я к вам часто буду заходить, – они
и не пропадут. Валюша, не стесняйтесь, икоркой кашу не испортишь! Ха-ха-ха. Хорош каламбурчик? Совсем как огурчик, только без пупырышек, зато в рифму. Валюш, у вас пупырышки сквозь блузку просвечиваются очень мило. Позвольте такой же милый каламбурчик:
 
                                 Пупырышки, пупырышки,
                                 Откуда у вас крылышки?
                                 Вас мало похвалить,
                                 А как вас прихватить?
 
      – Дорогая, чай готов? Наш уважаемый гость заждался.
      – Утятник, да чёрт с ним с этим чаем! Вы послушайте, что я вам принёс. Только что сочинил.
      – Мы в нетерпении.
 
      – Ленин – это сатана с галстуком, Сталин – с кителем, Гитлер – с чёлкой.
         Армии – это извращения цивилизации.
         Социализм в отдельно взятой стране невозможен! Возможен только в отдельно не взятой.
         Не заводи в тупик – подорвёшься.
         Геноцид инакомыслящих – это преступление.
        Для кого-то разговоры – разговоры, а для кого-то разговоры – приговоры.
        Дорожа буквой закона, не попадёшь под цифру статьи.
        Острота зрения – признак въедливости.
        Деревянная балда предпочтительней.
        Дурацкое дело не хитрое, но достоверное.
        Не подстроишься под мир – вымрешь.
        Неистовый фанатизм создаёт великое.
        Свиней любят при их жизни, а свинину – посмертно.
        Овца нравится волку, а баранина – человеку.
        Прочитал хорошую книгу – приобщился к культуре, а прочитал плохую – к проктологии.
        От духовной пищи запоров не бывает.
        Внезапность опасна непредсказуемостью.
        Ум без идей – ординарность.
        Тайное удовольствие горестно.
        Благостный эгоизм достоин поощрения.
        Самолюбие – путь к великому.
        Мораль и эгоизм – антиподы.
        У бутерброда половой вопрос самый главный.
        Молодые любят Венер, старики – граций.
        От некоторых округлых форм голова идёт кругом.
        Упавшее достоинство мужчины легче поднять красавице.
        Ртуть на стекле не держится, как и тайна на языке женщины.  
        Меняй пол, если хочешь переспорить женщину.
        Посрамлённая красивая женщина не дурнеет.
        Чем длиннее декольте, тем короче приличие.
        Чешущийся язык не боится щекотки.
        Огульная доброта – это глупость.
        Детский мат допустим только в шахматах.
        Сильные творят обстоятельства, слабые подчиняются им.
        Беспредел – это номер статьи без буквы закона.
        Тюрьма там, где находишься не по призванию.
        Кто-то имеет совесть, а кто-то – совестливых.
        Ноль – это затаившийся десяток.
        Фига и в дырявом кармане не потеряется.
        Часы отставали, но продолжали ходить под себя.
        Живая наживка задушевнее.
        Сплюнь, если доказательство от противного противно.
        Если в Раю комфортней, то в Аду – содержательней.
        Неся ахинею, не надорвись!
        Если достали до самых гланд – откуси.
        Грабли – предмет проверки памяти.
        Блажь – это то, чего делать не следует, но делается.
        Если что-то не делится, не умножается и не складывается – это химера.
        Вгрызайся дёснами, если нет зубов.
       
        Что скажете? Не правда ли – гениальненько? То-то же! Знайте наших, то есть меня – Лаврентия Ларионовича Лючкина. Утятник, я вижу, что ваша очаровашка закопалась с заваркой чая. Позвольте, я возьму сухим пайком. Валюш, заверните мне всё это. Можете мелко порезать. Ха-ха-ха. Правда, гениальненько?
     – Лаврентий Ларионович, мы с Вячеславом Фёдоровичем вообще-то уже позавтракали, и вы
действительно можете всё это забрать с собой. Я Вам заверну в полотенце, кушайте на здоровье.
     – Я, конечно, всё это заберу, не пропадать же добру, только вот чай-то уносить не стоит. Я его
выпью здесь.
     – Лаврентий Ларионович, по-моему, вы так торопитесь ещё что-нибудь гениальненькое написать, что чай можете тоже забрать с собой. За чашечкой я к вам сама зайду. Кстати, вам скоро по графику укол.
     – Валюша, как вы тонко понимаете душу поэта. Кстати, об укольчике:
 
                         Укольчик, ты, укольчик,
                         Любимый мой прикольчик
                         От медсестры-холопки
                         Для тощей моей попки.
 
      Не правда ли – гениальненько?


 

© Copyright: Вячеслав Сергеечев, 2015

Регистрационный номер №0273364

от 23 февраля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0273364 выдан для произведения:
                                                                                Зелёный
     – Дорогой, смотри-ка, у окна коридора стоит наш больной Евгений Зелёный. Зелёный – это его литературный псевдоним. Он вместе со своими родителями, посаженными в сталинские времена по политическим мотивам, просидел за колючей проволокой воркутинского ГУЛАГа 14-ть лет со дня
рождения. Волосы, для оригинальности, он мажет зелёнкой. Марь Иванна жалуется, что зелёнку на него не напасёшься. Это новенький. А фотография у него в паспорте не как у всех, а цветная. Он
с милицией целый год судился, чтобы ему выдали паспорт с фотографией, где он в галстуке на голом
теле и с огромным кольцом в носу. И ведь выиграл суд. А в графе особые приметы у него прописано:
19-ть сантиметров.
      – Добрый вечер, дамы и господа! Позвольте вам представиться: Зелёный, 19-ть сантиметров!
Вот мой паспорт. Если кто-то из вас это не так понял, то я поясню: 19 сантиметров – это скорость
движения магнитофонной ленты в секунду у катушечника. Валюша, ты красива, как всегда!
Я сегодня утром написал песню специально для тебя:
 

Ты прекрасна в этом платье,
Оторваться я не в силах.
Бросив все свои занятья,
Всё любуюсь – так красива!
Ты красива, как всегда.
 
Ты кружишься в ритме танца
Лёгкой бабочкой беспечной,
Называемого танго,
Дорогая, бесконечно.
Ты красива, как всегда.
 
Так смотрел бы ежедневно
И писал о том с утра
И до вечера, наверно,
Но заканчивать пора.
Ты красива, как всегда.
 
Ты прекрасна в этом платье,
Оторваться я не в силах.
Бросив все свои занятья,
Всё любуюсь – так красива!
Ты красива, как всегда.

      – Спасибо Вам, Зелёный, за хорошие стихи. А где же музыка?
      – Музыка у меня в голове, только я её оттуда пока не могу достать. Но это временно. Валюша,
я плохо сплю. Да как хорошо спать-то, когда 96-я книга ещё не дописана! Вячеслав, тебе повезло. Просто сказочно повезло! Позвольте вам, мои дорогие, пожелать спокойной ночи. Моё вам 
с кисочкой! Заходите ко мне на котёночка. Забрёл ко мне на минутку да не уходит третий день…
      – Валюш, какой он талантливый! Замечательное стихотворение…
      – Дорогой, а ты заметил, сколько у него в глазах доброты, мягкости и благожелательности?
Душевный человек Зелёный, не то, что Рамочник. Тот расчётлив, холоден, вежлив и только.
Никакой задушевности, хоть это и достойно. Самуилыч про Зелёного сказал, что он совершенно нормальный человек, только с нервами у него не всё в порядке – четырнадцать воркутинских лет детства не прошли ему даром.
      – Валюш, да ты настоящий психоаналитик! Надо срочно поступать в медицинский.     
      – Пойдём, дорогой, только знаешь что? Я просто влюбилась в Зелёного!
      – Развод!…
                   
                                                                    Любовь и дружба       
      – Мой родной, ты проснулся? Завтрак мы с тобой проспали. Дай я тебя поцелую…
      –  Валюш, подожди-ка, кто-то стучится…
      – К вам можно? Моё вам с кисочкой!
      – Зелёный, конечно, можно! Проходите, присаживайтесь. Чай, кофе?
      – Что ты, что ты, Вячеслав, я только что покушал и выпил стакан молока.
      – Может, тогда скушаете хотя бы парочку бутербродов? Валюшка делает неплохую "фирму"
из лаваша. Вы с чем предпочитаете? С колбасой, ветчиной, с зернистой икрой.
      – Вячеслав, я совсем не голоден. Но что-либо принять из рук твоей Валентины, конечно, очень хочется. Знаешь что? Можно ли стакан воды из графина?
      – Зелёный, мы с невестой вас так любим, что позволить вам пить воду из графина не можем. Правда, Валюш?
      – Зелёный, вы, пожалуйста, меня с женихом не обижайте. Если вы не согласитесь с нами
позавтракать, то мы на вас пожалуемся Самуилычу. То, чем кормят больных у нас, пищей назвать можно весьма относительно. Так что извольте слушаться, а то я вас в наказание поцелую. Правда, Вячеслав Фёдорович?
      – Валюш, абсолютная правда. Готовь кофе и "фирму" в трёх вариантах… Зелёный, как
с творчеством, до сотой книги далеко?
      – Вячеслав, далековато. Вот на себя карикатуру нарисовал. Сегодня проснулся поздно, даже
завтрак проспал. Взялся за перо. Обычно из меня поэзия льётся водопадом, а тут заклинило.
Ни туды, ни сюды, как говорится. Поиграл с котёночком. В голове пусто, как в выпитой бутылке. Тем нет. О чём писать? Куда ни кинь взгляд – везде классики всё хапнули. Всё, окаянные, захватили!  Минут 10-ть перебирал в уме темы. Ничего путного не найдя, взял тему о любви и дружбе.
Тривиально, конечно, но на безрыбье и сам раком встанешь. Пришлось тему оприходовать, иначе к 100-ой книге не дойти.
      – Зелёный, прочитайте.
      – Вячеслав, да плохо вышло. Я её скомкал да в мусорное ведро выбросил.
      – Валюш, дуй в палату к Зелёному, спасай шедевр!
      – Да какой шедевр? Мусор, он и есть мусор. Хорошо, что не милицейский. Как твоё
здоровье-то? Компьютер тебе поставили? Завидую. Вот взглянуть на него и зашёл. Стосковался я, понимаешь ли, по компьютеру да бабам.
      Я, помнится, на заре печальной юности имел собственную машину. А тут вдруг появились
первые компьютеры с одним только DOS-ом.  Windows тогда ещё и не фигурировал. Продал
машину, купил компьютер. Завидую, ты уж извини... От тоски даже карикатуру нарисовал. Я и сам бы запил, да кто за меня закончит творчество, хотя бы до 100-ой книги?
      – Зелёный, так приходите к нам в любое время дня и ночи да работайте. Я и моя невеста будем
вам только рады.
      – Нет уж, дорогой Вячеслав. Как-то неудобно тебя с невестой беспокоить. Всё-таки, вы молодёжь, не то, что я. По ночам вам положено фиглями-миглями заниматься, а не смотреть на мою зелень. Я уж как-нибудь по-старинке, – как Вяземский, Баратынский, Тютчев да всё тот же Александр, что Сергеич, не говоря уж о Иване Семёновиче Баркове. Пёрышком гусиным накорябую стишок, другой.
      – Зелёный, я много слышал о Баркове. Говорят, что он был другом Пушкину. Правда?
      – Был, да сплыл.
      – Как это понимать?
      – Барков внёс большой вклад в матерную поэзию. Иван Семенович, между прочим, был
человеком высокого интеллекта и прекрасного образования. Блестящий переводчик, друг и соратник М.В.Ломоносова и А.П.Сумарокова, он был вхож во все светские салоны того времени. Его ценили современники, уважали, считая его матерную поэзию отнюдь не пошлостью, а юмористической
лексикой улиц, синтезом высокого штиля и народного стиха. Ему в этом плане завидовал даже Пушкин, который восторгался его творчеством, и тоже, в подрожание, писал немного матерную поэзию,
но до уровня Баркова не дотягивал.
      – Зелёный, не может быть!
      – Вячеслав, послушай, – это Пушкин:
 
                     С утра садимся мы в телегу,
                     Мы рады голову сломать
                     И, презирая лень и негу,
                     Кричим: пошёл! е… мать!
 
      – Далее:
 
                     Молчи ж, кума; и ты, как я, грешна,
                     А всякого словами разобидишь;
                     В чужой п… соломинку ты видишь,
                     А у себя не видишь и бревна.
 
      – Зелёный, – это удивительно!... Я много слышал о знаменитом сочинении Баркова:
Лука Мудищев. Может вы мне немного и его процитируете.
      – Отчего не процитировать? Слушай, только, конечно, не всё, а фрагмент, потому, что это
сочинение Ивана Семёновича очень длинное.
                    
                   

                    Весь род Мудищевых был древний,
                    И предки нашего Луки
                    Имели вотчины, деревни
                    И пребольшие елдаки.
 
                    Из поколенья в поколенье
                    Передавались те х… ,
                    Как бы отцов благословенье,
                    Как бы наследие семьи.
 
                    Один Мудищев был Порфирий,
                    При Иоанне службу нес,
                    И, поднимая х… гири,
                    Порой смешил царя до слез.
 
                    Второй Мудищев звался Саввой,
                    Он при Петре известен стал
                    За то, что в битве под Полтавой
                    Елдою пушки прочищал.

      Трагична судьба самого Ивана Семеновича. Он страдал от своего дара, стесняясь его. Поэтому он кончил жизнь самоубийством, привязав себя за ноги над унитазом. Он захлебнулся в собственных испражнениях, извини, Вячеслав, оставив на столе посмертную записку:
 
                             Жил Барков грешно,
                             А умер – смешно.
 
      Я сам его с верёвки снимал и принимал участие в похоронах. Но не будем о грустном,
вперемешку со смешным. А вот и твоя невеста, Вячеслав.
      – Зелёный, извините, что долго отсутствовала. Мусорную корзину Матрёна вынесла на помойку. Мне с трудом удалось там найти ваше стихотворение. Вот оно:                                
                             

                      Возник вопрос не риторичный
                      Однажды в споре двух повес:
                    «Нужна в поместной жизни личной
                      С любовью дружба, или без?»
 
                      С небес вдруг дева появилась.
                      Не помню – в туфлях, или без.
                      Под ликом девы притаилась
                      Сама Любовь, а может бес.
 
  Не важно – после, или прежде
  Она спустилась к ним с небес.
  Вы спросите: «Она в одежде?» –
  Вот мой ответ: «Конечно, без!»
 
«Любовь и дружба – как прелестно!» –
  Сказала дева, выгнув бровь. –
«Они пусть будут повсеместно,
  Но мне нужна одна Любовь!»

 
                                                                           Три Л
      Тук, тук, тук…
     – Милый, это ты постучал?
     – Ласточка моя, – я ещё сплю…
     Тук, тук, тук…
     – Милый, опять стук. Зачем стучишь?
     – Ласточка моя, летящая по волнам, ты крылышки-то не обмочи. Спи…
     Тук, тук, тук…
     – Милый, кончай стучать! Твоя Ласточка ещё не проснулась…
     – Ласточка моя быстрокрылая, летящая по волнам, осторожней. Не попади под волну…
      Тук, тук, тук…
     – Милый, сколько можно? Дай доспать!
     – Ласточка моя быстрокрылая, бегущая по волнам, ты крылышки-то обмочила! Высушись! Дай досмотреть сон…
     Тук, тук, тук….
     – Милый, я тебя сейчас отшлёпаю. Кончай стучать!
     – Ласточка моя быстрокрылая, плывущая по волнам, если укачает, дай знать…
     Тук, тук, тук…
     – Милый, нехорошо так разыгрывать свою Ласточку. Я ещё не проснулась.
     – Ласточка моя быстрокрылая, упавшая в волны, будешь тонуть, позови. Я сплю…
      Тук, тук, тук…
     – Милый, если ни ты, ни я не стучим, то кто это может стучать в такую рань, когда все
нормальные люди ещё спят?
     – Ласточка моя быстрокрылая терпящая бедствие, ты ещё не утонула? Мне не до стука, я тоже сплю…
     – Тук, тук, тук. Простите, к вам можно?
     – Милый, вставай, к нам ранний гость.
     – Ласточка моя, спящая с краю, ты ближе к двери. Впусти раннюю пташку из семейства отряда воробьиных. Это к тебе подруга подлетела. Дай мне досмотреть сон о том, как ко мне над волнами летит моя Ласточка быстрокрылая…
      – Милый, досматривай сон, а мне придётся открывать.
      – Позвольте? Лаврентий Ларионович Лючкин самолично! Шёл мимо, дай, думаю, загляну. Может
чем-то угостят. С утра маковой росинки во рту не было.
      – Уважаемый Три Л! Ой, простите пожалуйста, Лаврентий Ларионович, проходите, садитесь. Что
изволите? Чай, кофе? Бутерброды с сыром, или с ветчиной. Яблоки, или груши? Может виноград?
     – Валюша, остановитесь, зачем перечислять? Выставляйте всё, что есть и Бастилия. Хорош
каламбурчик? Ха-ха-ха. Все говорят: «И баста». –  А я: «Бастилия». – Правда, оригинальненько? Кстати, оригинального пива у вас нет? Я вам тут в обмен на ваше угощение принёс кое-что из мною написанного. Конечно, гениальненькое! Я пустяки не писю. Ха-ха-ха. Оригинальненко? Пока
Валюшка, девочка хоть и миленькая, но недалекая, заваривает чай, я вам, Утятник, почитаю своё. Слушайте внимательно и не перебивайте. Валюша, бутерброд сначала «Анкором», а потом паюсной. Второй можно и зернистой. Можно баночки-то и открыть. Я к вам часто буду заходить, – они
и не пропадут. Валюша, не стесняйтесь, икоркой кашу не испортишь! Ха-ха-ха. Хорош каламбурчик? Совсем как огурчик, только без пупырышек, зато в рифму. Валюш, у вас пупырышки сквозь блузку просвечиваются очень мило. Позвольте такой же милый каламбурчик:
 
                                 Пупырышки, пупырышки,
                                 Откуда у вас крылышки?
                                 Вас мало похвалить,
                                 А как вас прихватить?
 
      – Дорогая, чай готов? Наш уважаемый гость заждался.
      – Утятник, да чёрт с ним с этим чаем! Вы послушайте, что я вам принёс. Только что сочинил.
      – Мы в нетерпении.
 
      – Ленин – это сатана с галстуком, Сталин – с кителем, Гитлер – с чёлкой.
         Армии – это извращения цивилизации.
         Социализм в отдельно взятой стране невозможен! Возможен только в отдельно не взятой.
         Не заводи в тупик – подорвёшься.
         Геноцид инакомыслящих – это преступление.
        Для кого-то разговоры – разговоры, а для кого-то разговоры – приговоры.
        Дорожа буквой закона, не попадёшь под цифру статьи.
        Острота зрения – признак въедливости.
        Деревянная балда предпочтительней.
        Дурацкое дело не хитрое, но достоверное.
        Не подстроишься под мир – вымрешь.
        Неистовый фанатизм создаёт великое.
        Свиней любят при их жизни, а свинину – посмертно.
        Овца нравится волку, а баранина – человеку.
        Прочитал хорошую книгу – приобщился к культуре, а прочитал плохую – к проктологии.
        От духовной пищи запоров не бывает.
        Внезапность опасна непредсказуемостью.
        Ум без идей – ординарность.
        Тайное удовольствие горестно.
        Благостный эгоизм достоин поощрения.
        Самолюбие – путь к великому.
        Мораль и эгоизм – антиподы.
        У бутерброда половой вопрос самый главный.
        Молодые любят Венер, старики – граций.
        От некоторых округлых форм голова идёт кругом.
        Упавшее достоинство мужчины легче поднять красавице.
        Ртуть на стекле не держится, как и тайна на языке женщины.  
        Меняй пол, если хочешь переспорить женщину.
        Посрамлённая красивая женщина не дурнеет.
        Чем длиннее декольте, тем короче приличие.
        Чешущийся язык не боится щекотки.
        Огульная доброта – это глупость.
        Детский мат допустим только в шахматах.
        Сильные творят обстоятельства, слабые подчиняются им.
        Беспредел – это номер статьи без буквы закона.
        Тюрьма там, где находишься не по призванию.
        Кто-то имеет совесть, а кто-то – совестливых.
        Ноль – это затаившийся десяток.
        Фига и в дырявом кармане не потеряется.
        Часы отставали, но продолжали ходить под себя.
        Живая наживка задушевнее.
        Сплюнь, если доказательство от противного противно.
        Если в Раю комфортней, то в Аду – содержательней.
        Неся ахинею, не надорвись!
        Если достали до самых гланд – откуси.
        Грабли – предмет проверки памяти.
        Блажь – это то, чего делать не следует, но делается.
        Если что-то не делится, не умножается и не складывается – это химера.
        Вгрызайся дёснами, если нет зубов.
       
        Что скажете? Не правда ли – гениальненько? То-то же! Знайте наших, то есть меня – Лаврентия Ларионовича Лючкина. Утятник, я вижу, что ваша очаровашка закопалась с заваркой чая. Позвольте, я возьму сухим пайком. Валюш, заверните мне всё это. Можете мелко порезать. Ха-ха-ха. Правда, гениальненько?
     – Лаврентий Ларионович, мы с Вячеславом Фёдоровичем вообще-то уже позавтракали, и вы
действительно можете всё это забрать с собой. Я Вам заверну в полотенце, кушайте на здоровье.
     – Я, конечно, всё это заберу, не пропадать же добру, только вот чай-то уносить не стоит. Я его
выпью здесь.
     – Лаврентий Ларионович, по-моему, вы так торопитесь ещё что-нибудь гениальненькое написать, что чай можете тоже забрать с собой. За чашечкой я к вам сама зайду. Кстати, вам скоро по графику укол.
     – Валюша, как вы тонко понимаете душу поэта. Кстати, об укольчике:
 
Укольчик, ты, укольчик,
Любимый мой прикольчик
От медсестры-холопки
Для тощей моей попки.
 
      Не правда ли – гениальненько?
 
Рейтинг: 0 799 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!