Властелин двух миров. Фантастический роман. Книга 2. Часть 1 Возрождение. Глава 1
3 февраля 2015 -
Александра Треффер
Освобождённому миру, в котором живут герои предыдущей книги, грозят война и порабощение.
Возродившийся после смерти клон Дитриха Штригеля по просьбе народа берёт бразды правления государством в свои руки. Пройдя через множество испытаний, он с помощью друзей справляется с ситуацией и даже пытается оказать помощь параллельному миру, погубленному ядерными взрывами.
Как героям удалось ликвидировать угрозу извне и смогли ли они изменить судьбу другой реальности, можно узнать, прочитав насыщенную событиями
ВТОРУЮ КНИГУ ДИЛОГИИ «ВЛАСТЕЛИН ДВУХ МИРОВ» – ЧАСТЬ 1 «ВОЗРОЖДЕНИЕ» И ЧАСТЬ 2 «ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА».
Возродившийся после смерти клон Дитриха Штригеля по просьбе народа берёт бразды правления государством в свои руки. Пройдя через множество испытаний, он с помощью друзей справляется с ситуацией и даже пытается оказать помощь параллельному миру, погубленному ядерными взрывами.
Как героям удалось ликвидировать угрозу извне и смогли ли они изменить судьбу другой реальности, можно узнать, прочитав насыщенную событиями
ВТОРУЮ КНИГУ ДИЛОГИИ «ВЛАСТЕЛИН ДВУХ МИРОВ» – ЧАСТЬ 1 «ВОЗРОЖДЕНИЕ» И ЧАСТЬ 2 «ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА».
Голоса, чьи-то назойливые голоса звучат в голове. В виски настойчиво стучит какая-то мысль, но мечущийся в бреду человек не в состоянии уловить её сути. Кто он? Как его имя? И почему вокруг так темно? В мозгу теснятся образы один страшнее другого: падают ряды скошенных автоматной очередью людей в белых, длинных балахонах, свистит топор, отделяя конечности и голову от распластанного на деревянном помосте тела…. Мужчина стонет, мучимый этими видениями, и вдруг у лица его разверзается смердящая, усаженная несколькими рядами зубов пасть отвратительного монстра.
Человек хочет закричать, убежать, но не может двинуться с места: челюсти его сжаты так, что он не в состоянии произнести ни слова, а конечности скованы невидимыми цепями.
– Я умер, – думает он, – умер и лежу в гробу. А это чудовище – вестник ада, который я заслужил. Но чем? Что я натворил при жизни? И как могу размышлять, если уже мёртв?
Повязка, стягивающая голову, исчезает, руки освобождаются тоже. Несчастный с воплями машет ими, отбиваясь от живого, зубастого кошмара, но тот неожиданно мягко прихватывает зубами его кисти, и из глотки доносится:
– Отец, успокойся. Всё хорошо, ты жив. Это я – Тиалонай.
Тиалонай? Кто такой Тиалонай? Ах, да, ведь это его сын – гениальный учёный. Как он мог забыть? Внезапно память пробуждается, и беспомощно жужжавшая в голове мысль изливается в словах:
– Я Дитрих Штригель, – хриплым от долгого неупотребления голосом говорит мужчина, – писатель и бывший Верховный правитель свободного мира.
– Верно.
Дитрих открывает глаза. Над ним склоняется человек, чье лицо знакомо до малейшей чёрточки.
– Толя, – шепчет Штригель, – что со мной случилось?
Сын садится на край кровати и гладит отца по плечу.
– Тебе стало плохо, когда мы гостили у Прокудиных. Точнее, вам.
– Кому, нам?
– Твоему двойнику и тебе. Он был потрясён открывшейся ему истиной и умер на месте от инфаркта. Видимо, вы оказались некоторым образом связаны, потому что вскоре ты последовал за ним.
– Ах, да, – произносит Штригель, – я помню. Вспоминаю ещё, что Ниада очень сердилась.
– Она кидалась на тебя, как кошка, – хмыкнул Тиалонай.
– Странно, – задумчиво сказал Дитрих, – что клон не знал о двойнике. Ведь, как писатель, я не пользовался псевдонимом. Видимо, они с женой не читали беллетристику[1]. Его возродили?
Сын покачал головой.
– Нет. Решили, что одного Штригеля свободному обществу вполне достаточно. Ниада не осушает глаз…
– И я её понимаю, – печально отозвался Дитрих, садясь и разминая конечности. – Как себя чувствует Грета?
– Очень нервничает. Я позову её?
– Да. Только сначала скажи, сколько мне лет, не хочу сюрпризов.
– Пятьдесят. Чтобы вы с женой соответствовали друг другу, я не стал останавливать развитие клона раньше.
– Ты, как всегда, всё продумал, – улыбнулся Штригель. – Для меня это не имело бы особого значения, Генриетта будет желанна мне в любом возрасте, но молодой мужчина рядом с далеко уже не юной женой со стороны выглядел бы странно.
– Именно этот нюанс я и учёл, – с улыбкой ответил Тиалонай.
И крикнул:
– Грета, входи.
Вбежавшая в палату женщина кинулась к мужу.
Через некоторое время, когда они сидели и разговаривали, в дверь постучали, и в комнату заглянула встревоженная лаборантка – жена Тиалоная.
– Толя, – испуганно сказала она, – к Дитриху правительственная делегация. Пустить?
Мужчина вопросительно посмотрел на отца.
– Справишься? – спросил он.
Тот рассмеялся.
– Конечно. Я же не после болезни очнулся, а вернулся к жизни и чувствую себя полным сил.
Учёный кивнул, и вскоре в комнате появились пятеро человек, возглавляемых одряхлевшим Евлапом. Тиалонай с женщинами собирались уйти, но чиновник остановил их жестом.
– Вы, как представители семьи гражданина Штригеля, можете присутствовать при переговорах, – сказал он.
– Как официально, – нарочито весело произнёс Дитрих, глядя другу в глаза.
Евлап нервно улыбнулся.
– Сейчас я – официальное лицо. Правительство уполномочило нас сделать предложение, которое, как мне кажется, тебя заинтересует.
Он представил остальных. Дитрих опустил веки, готовясь слушать, а Тиалонай с женой и Генриетта, сидя в стороне, напряжённо внимали словам посла.
– Последнее время, – начал тот, – в свободном обществе творятся страшные вещи. Периодически из ниоткуда появляются странные, уродливые существа, несколько похожие на людей, убийственные машины, уничтожающие всё на своём пути, и исчезают потом так же внезапно, как и возникли. Жители округов, где происходили эти события, напуганы, боятся выходить из домов, жизнь их пошла наперекосяк…
– А почему ты не рассказывал об этом раньше? – прервал Штригель.
– Не имел права, – развёл руками Евлап. – Но сейчас, когда нападения участились, и положение стало угрожающим, правительство, точнее, его часть, пришло к выводу, что во главе государства должен встать человек, для которого война – привычное дело. И мы решили обратиться именно к тебе.
Воцарилось молчание. Мужчина размышлял, а его родные изумлённо смотрели на чиновника. Тот же после паузы продолжил:
– Дитрих, я понимаю, что это неожиданно и невовремя, но… тебя ждут сегодня в Берлине.
Глаза Штригеля опасно сверкнули.
– Это приказ? – вопросил он тихо.
– Можешь считать, что да, – виновато ответил Евлап.
– Подчиняться приказам я не намерен, – выпрямляясь во весь рост, сурово сказал Дитрих. – Ваша правящая верхушка, видимо, запамятовала, кто создал этот мир. И хотя я не люблю об этом напоминать, но, увы, иногда приходится. Так вот, сначала я обсужу всё с семьёй, а потом приму решение.
Друг глядел на Штригеля почти с ужасом.
– Я не узнаю тебя, – произнёс он. – Твоё детище в опасности, а ты…
– Моё детище, – прервал его экс-правитель, – несмотря на все старания Менгера и Шефера, не совсем здорово, и небольшое кровопускание ему не повредит. Йарден объяснил бы тебе это популярно.
Евлап вздрогнул.
– Удар ниже пояса, Дитрих, – пробормотал он.
Тот и сам понял, что перегнул палку, и примирительно сказал:
– Прости. В любом случае, за пару дней катастрофы не произойдёт, а послезавтра я дам ответ.
Чиновники вздохнули с облегчением.
– Не радуйтесь раньше времени, – предупредил их Штригель, – скорее всего, я откажусь. Поэтому советую подумать об альтернативе.
Люди переглянулись и понуро направились к двери. Евлап задержался.
– Знаешь, – сказал он с оттенком презрения в голосе, – все годы нашего знакомства я считал тебя очень цельным человеком. Теперь я начинаю в этом сомневаться.
Когда товарищ уже шагнул за порог, его остановили слова Штригеля:
– Почему правительство не передало мне бразды правления, когда в государстве царило спокойствие? – спросил тот. – Как оно могло допустить, чтобы человек, за которого вступился сам Бог, дав ему возможность реабилитировать себя через многие столетия, погибал в глуши от нереализованности? И ты, ты тоже ничего не сделал, чтобы изменить ситуацию. Если бы с помощью Греты и Толи я не справился бы со сплином и не начал писать…. Да что тут говорить! Подумай об этом, прежде чем меня осуждать.
Евлап застыл, как громом поражённый, а Штригель, обняв жену и сына, вышел, аккуратно притворив дверь. Постояв немного в задумчивости, чиновник промолвил, обращаясь к ближайшей стене:
– А ведь он прав. Мы все бросили Дитриха на произвол судьбы, понадеявшись на его душевную крепость. Но я-то прекрасно знал, с каким трудом он адаптируется к этому миру.
И воскликнул, с размаха ударив собеседницу кулаком:
– И всё же Штригеля необходимо уговорить, чего бы это ни стоило. Иначе свободное общество прекратит своё существование.
Недоумевающе посмотрев на разбитую в кровь руку, Евлап вздохнул и, замотав кисть платком, покинул палату.
Когда сопровождаемый близкими Дитрих шёл по длинному коридору Центра клонирования, Тиалонай спросил:
– Я не совсем понял тебя, отец. Ты, действительно, хочешь отказаться от поста, принадлежащего тебе по праву?
Не глядя на сына, Штригель ответил:
– Да. Я не себялюбец, но меня оскорбило, как быстро свободное общество забыло обо мне. Ведь если бы моё имя не мелькало на обложках книг, нынешнее и последующие поколения, как и до возникновения времяворота, понятия не имели бы, кто я такой.
– Ты преувеличиваешь… – неуверенно начал сын.
– Нет. Память людей коротка, а особенно тех, кто живёт именно в этом до отвращения спокойном мире. Какое им дело до какого-то Штригеля, когда основной их заботой было и остаётся добывание лаблов. Я ничем не обязан этим…
Тиалонай резко остановился и развернул отца лицом к себе, прижимая к стене. В глазах мужчины плескался гнев.
– Как ты смеешь?! Именно ты и твои последователи, прекрасно знавшие о твоих планах и разделявшие твои идеи, довели большую часть человечества до состояния амёб. Сейчас у тебя появился шанс всё изменить, но ты хочешь позволить обществу деградировать дальше. И всё потому, что неблагодарный народ не вспоминает о тебе каждую минуту, не упоминает имени на каждом углу и не восторгается великими деяниями?
Дитрих побледнел.
– Ты, действительно, думаешь, что мне нужны слава и поклонение? – тихо спросил он сына. – Ты презираешь меня?
Тот покачал головой.
– Нет. И никогда не смогу. Но… отец, исправить ошибки тех, кто шёл за тобой, должен именно ты.
Молчавшая до сих пор Генриетта вмешалась в разговор.
– Я считаю, – сказала она, – что правы вы оба. Пренебрежение, выказанное Дитриху и впрямь оскорбительно. Ты сам видел, Тиалонай, что с ним творилось, и знаешь, что мучился он не один год. Но, с другой стороны, нельзя столетиями жить с обидой на весь человеческий род, видя при этом, как рушится то, что тобой же и создано. К тому же люди в опасности, а разве это не повод, чтобы забыть о личных счётах.
– Встав сейчас во главе государства, – подхватил Тиалонай, – ты останешься у власти навсегда и сумеешь, пусть не сразу, пусть через века, изменить мир.
– А мы пойдём с тобой до конца, – подытожила жена.
И, улыбнувшись, добавила:
– Благодаря дарованному Толей бессмертию.
Дитрих стоял, опустив глаза. Когда же он, наконец, поднял голову, во взгляде его читалась решимость.
– Вы правы, – произнёс мужчина, – это мой долг. Кроме того, я всё же более политик, чем писатель, а отказываться от своего призвания неразумно. Я дам согласие, как только повидаю Зольди с внуками и поговорю с Ниадой…
– Не боишься, что она выцарапает тебе глаза? – с усмешкой спросил сын.
– Придётся рискнуть, – ответил отец, улыбаясь.
Но тут же посерьёзнел.
– Это очень важно, – продолжил он. – Одним из условий моего возврата к власти станет возрождение Штригеля-двойника.
– А зачем? – удивилась Генриетта.
– Ну, во-первых, чтобы искупить свою вину перед ним и его женой, а во-вторых, кому же можно полностью довериться в сложном деле управления государством, как не самому себе.
– Ты хочешь сделать его соправителем? – спросил Тиалонай.
– Нет. Всего лишь правой рукой. Клон, в отличие от меня, жившего воспоминаниями и с головой нырнувшего в мемуары, выбрал профессию военного, что может очень пригодиться. Сам я мало что знаю о современной армии и её вооружении.
– Ай, да отец!
Тиалонай восхищённо смотрел на Штригеля, а Генриетта тихонько зааплодировала.
Они уже направлялись к дверям, когда учёный вдруг остановился.
– Простите, мне придётся задержаться, я совсем упустил из вида…. Арлиса идём.
– Что случилось?
– Недавно в криобанке[2] мы нашли безымянный материал. За несколько часов до твоей смерти его взяли в обработку, но за всеми треволнениями я позабыл, что в лаборатории растёт клон. Есть опасность, что он перезреет.
И Тиалонай, ещё раз извинившись, быстрым шагом удалился. Жена последовала за ним, а Генриетта рассмеялась.
– Толя говорит о человеке, как о фрукте.
– Лексикон учёных специфичен, – улыбнулся в ответ Штригель.
И, взяв жену под руку, двинулся к выходу из Центра.
Похоронившая мужа постаревшая Ниада сидела в кресле перед компьютером, но то, что отображалось на дисплее, не трогало её. Узнав о чудовищном обмане, она потеряла волю к жизни, и ничто более её не интересовало.
Ниада любила умершего клона Штригеля, но сейчас уже не могла понять, кто ей был более дорог: он ли, лишившийся части воспоминаний и отдавший ей всего себя, или тот, который сохранил в памяти незабываемые мгновения их недолгого, трудного счастья.
Как он посмел? Женщина то и дело задавала себе этот вопрос и не могла на него ответить. Человек, которого она когда-то полюбила, прожил долгую и, наверное, счастливую жизнь с другой, а потом, явившись в недобрый час, отнял у нее мужчину, отвечавшего ей взаимностью в чувствах.
Ниада пыталась заплакать, но не могла. Тихонько подвывая, несчастная опустила голову на руки, и тут услышала, как кто-то негромко окликает её по имени. Вместе с креслом она повернулась на звук и увидела… Дитриха, выглядевшего намного моложе, чем в запомнившийся ей страшный вечер. Он стоял, опершись о дверной косяк, и с состраданием глядел на поникшую женщину.
– Пришёл полюбоваться на моё горе? – безжизненным голосом спросила та. – Тебе удалось отомстить, радуйся. Я страдаю сейчас так же, как и ты когда-то.
– Я не думал о мести, – произнёс Дитрих, шагнув через порог. – Всё вышло случайно, кто же знал, что так произойдёт…
Ниада не слушала.
– Мало того, – продолжала она, – что ты отнял у меня мужа, – я даже не имею права возродить его, как это делают другие, потому что он – второй …
– Об этом я и хочу поговорить, Ниада, – тихо сказал Дитрих, садясь напротив. – Мне предложили занять высший пост в государстве, вернуться к истокам. Я готов согласиться, и одним из требований, которые я намерен предъявить Совету, будет воскрешение второго Штригеля.
Осознав услышанное, Ниада изумлённо уставилась на мужчину.
– Но как? – прошептала она. – Ведь его сожгли три дня назад.
– Когда он в последний раз проходил медицинское обследование?
Женщина задумалась.
– За неделю до смерти, – неуверенно ответила она. – В армии с этим строго.
– Значит, в криобанке наверняка хранится его свежий материал. Твой муж забудет только несколько последних дней. Кроме того, есть ещё я, мои клетки.
– Ты понимаешь, что говоришь?! – гневно возразила Ниада. – Мне шестьдесят два, и вряд ли я буду ему нужна, если он вернётся молодым, не помня о нашей совместной жизни.
– Это не проблема, Тиалонай дорастит его до нужного возраста. И, как известно, в клон можно внедрить любые воспоминания.
– Ах, да, – задумчиво проговорила Ниада. – верно. Хорошо, допустим, что всё получится. Но тебе-то какая в этом корысть?
– Ты думаешь, я делаю это из личной выгоды? – возмутился Штригель. – Корысть есть, но я настоял бы на возрождении двойника даже в том случае, если бы это было не так. Из чувства долга перед вами обоими.
Все сомнения Ниады рассеялись, и она почувствовала неимоверное облегчение: глаза её загорелись, щёки порозовели.
– Даже не знаю, благодарить тебя или проклинать, – промолвила она, глядя сияющим взглядом на своего друга-врага.
– Благодарить не за что, я всего лишь даю взятку совести, но проклятья сейчас могут только повредить, ведь слова, как говорят, материальны. Передо мной стоит сложная задача: привести мир к гармонии и защитить его от неведомых пришельцев. И в этом, я надеюсь, мне поможет твой муж.
Ниада поднявшись, подошла к Дитриху и обняла его.
– Я знаю, что ты справишься. Вы справитесь, – уверила она.
А растроганный Штригель припал губами к её руке.
[1] Беллетристика – общее название художественной литературы в стихах и прозе.
[2] Криобанк – хранилище биоматериалов (клеток, спермы и т.д.) в условиях низких температур.
Человек хочет закричать, убежать, но не может двинуться с места: челюсти его сжаты так, что он не в состоянии произнести ни слова, а конечности скованы невидимыми цепями.
– Я умер, – думает он, – умер и лежу в гробу. А это чудовище – вестник ада, который я заслужил. Но чем? Что я натворил при жизни? И как могу размышлять, если уже мёртв?
Повязка, стягивающая голову, исчезает, руки освобождаются тоже. Несчастный с воплями машет ими, отбиваясь от живого, зубастого кошмара, но тот неожиданно мягко прихватывает зубами его кисти, и из глотки доносится:
– Отец, успокойся. Всё хорошо, ты жив. Это я – Тиалонай.
Тиалонай? Кто такой Тиалонай? Ах, да, ведь это его сын – гениальный учёный. Как он мог забыть? Внезапно память пробуждается, и беспомощно жужжавшая в голове мысль изливается в словах:
– Я Дитрих Штригель, – хриплым от долгого неупотребления голосом говорит мужчина, – писатель и бывший Верховный правитель свободного мира.
– Верно.
Дитрих открывает глаза. Над ним склоняется человек, чье лицо знакомо до малейшей чёрточки.
– Толя, – шепчет Штригель, – что со мной случилось?
Сын садится на край кровати и гладит отца по плечу.
– Тебе стало плохо, когда мы гостили у Прокудиных. Точнее, вам.
– Кому, нам?
– Твоему двойнику и тебе. Он был потрясён открывшейся ему истиной и умер на месте от инфаркта. Видимо, вы оказались некоторым образом связаны, потому что вскоре ты последовал за ним.
– Ах, да, – произносит Штригель, – я помню. Вспоминаю ещё, что Ниада очень сердилась.
– Она кидалась на тебя, как кошка, – хмыкнул Тиалонай.
– Странно, – задумчиво сказал Дитрих, – что клон не знал о двойнике. Ведь, как писатель, я не пользовался псевдонимом. Видимо, они с женой не читали беллетристику[1]. Его возродили?
Сын покачал головой.
– Нет. Решили, что одного Штригеля свободному обществу вполне достаточно. Ниада не осушает глаз…
– И я её понимаю, – печально отозвался Дитрих, садясь и разминая конечности. – Как себя чувствует Грета?
– Очень нервничает. Я позову её?
– Да. Только сначала скажи, сколько мне лет, не хочу сюрпризов.
– Пятьдесят. Чтобы вы с женой соответствовали друг другу, я не стал останавливать развитие клона раньше.
– Ты, как всегда, всё продумал, – улыбнулся Штригель. – Для меня это не имело бы особого значения, Генриетта будет желанна мне в любом возрасте, но молодой мужчина рядом с далеко уже не юной женой со стороны выглядел бы странно.
– Именно этот нюанс я и учёл, – с улыбкой ответил Тиалонай.
И крикнул:
– Грета, входи.
Вбежавшая в палату женщина кинулась к мужу.
Через некоторое время, когда они сидели и разговаривали, в дверь постучали, и в комнату заглянула встревоженная лаборантка – жена Тиалоная.
– Толя, – испуганно сказала она, – к Дитриху правительственная делегация. Пустить?
Мужчина вопросительно посмотрел на отца.
– Справишься? – спросил он.
Тот рассмеялся.
– Конечно. Я же не после болезни очнулся, а вернулся к жизни и чувствую себя полным сил.
Учёный кивнул, и вскоре в комнате появились пятеро человек, возглавляемых одряхлевшим Евлапом. Тиалонай с женщинами собирались уйти, но чиновник остановил их жестом.
– Вы, как представители семьи гражданина Штригеля, можете присутствовать при переговорах, – сказал он.
– Как официально, – нарочито весело произнёс Дитрих, глядя другу в глаза.
Евлап нервно улыбнулся.
– Сейчас я – официальное лицо. Правительство уполномочило нас сделать предложение, которое, как мне кажется, тебя заинтересует.
Он представил остальных. Дитрих опустил веки, готовясь слушать, а Тиалонай с женой и Генриетта, сидя в стороне, напряжённо внимали словам посла.
– Последнее время, – начал тот, – в свободном обществе творятся страшные вещи. Периодически из ниоткуда появляются странные, уродливые существа, несколько похожие на людей, убийственные машины, уничтожающие всё на своём пути, и исчезают потом так же внезапно, как и возникли. Жители округов, где происходили эти события, напуганы, боятся выходить из домов, жизнь их пошла наперекосяк…
– А почему ты не рассказывал об этом раньше? – прервал Штригель.
– Не имел права, – развёл руками Евлап. – Но сейчас, когда нападения участились, и положение стало угрожающим, правительство, точнее, его часть, пришло к выводу, что во главе государства должен встать человек, для которого война – привычное дело. И мы решили обратиться именно к тебе.
Воцарилось молчание. Мужчина размышлял, а его родные изумлённо смотрели на чиновника. Тот же после паузы продолжил:
– Дитрих, я понимаю, что это неожиданно и невовремя, но… тебя ждут сегодня в Берлине.
Глаза Штригеля опасно сверкнули.
– Это приказ? – вопросил он тихо.
– Можешь считать, что да, – виновато ответил Евлап.
– Подчиняться приказам я не намерен, – выпрямляясь во весь рост, сурово сказал Дитрих. – Ваша правящая верхушка, видимо, запамятовала, кто создал этот мир. И хотя я не люблю об этом напоминать, но, увы, иногда приходится. Так вот, сначала я обсужу всё с семьёй, а потом приму решение.
Друг глядел на Штригеля почти с ужасом.
– Я не узнаю тебя, – произнёс он. – Твоё детище в опасности, а ты…
– Моё детище, – прервал его экс-правитель, – несмотря на все старания Менгера и Шефера, не совсем здорово, и небольшое кровопускание ему не повредит. Йарден объяснил бы тебе это популярно.
Евлап вздрогнул.
– Удар ниже пояса, Дитрих, – пробормотал он.
Тот и сам понял, что перегнул палку, и примирительно сказал:
– Прости. В любом случае, за пару дней катастрофы не произойдёт, а послезавтра я дам ответ.
Чиновники вздохнули с облегчением.
– Не радуйтесь раньше времени, – предупредил их Штригель, – скорее всего, я откажусь. Поэтому советую подумать об альтернативе.
Люди переглянулись и понуро направились к двери. Евлап задержался.
– Знаешь, – сказал он с оттенком презрения в голосе, – все годы нашего знакомства я считал тебя очень цельным человеком. Теперь я начинаю в этом сомневаться.
Когда товарищ уже шагнул за порог, его остановили слова Штригеля:
– Почему правительство не передало мне бразды правления, когда в государстве царило спокойствие? – спросил тот. – Как оно могло допустить, чтобы человек, за которого вступился сам Бог, дав ему возможность реабилитировать себя через многие столетия, погибал в глуши от нереализованности? И ты, ты тоже ничего не сделал, чтобы изменить ситуацию. Если бы с помощью Греты и Толи я не справился бы со сплином и не начал писать…. Да что тут говорить! Подумай об этом, прежде чем меня осуждать.
Евлап застыл, как громом поражённый, а Штригель, обняв жену и сына, вышел, аккуратно притворив дверь. Постояв немного в задумчивости, чиновник промолвил, обращаясь к ближайшей стене:
– А ведь он прав. Мы все бросили Дитриха на произвол судьбы, понадеявшись на его душевную крепость. Но я-то прекрасно знал, с каким трудом он адаптируется к этому миру.
И воскликнул, с размаха ударив собеседницу кулаком:
– И всё же Штригеля необходимо уговорить, чего бы это ни стоило. Иначе свободное общество прекратит своё существование.
Недоумевающе посмотрев на разбитую в кровь руку, Евлап вздохнул и, замотав кисть платком, покинул палату.
Когда сопровождаемый близкими Дитрих шёл по длинному коридору Центра клонирования, Тиалонай спросил:
– Я не совсем понял тебя, отец. Ты, действительно, хочешь отказаться от поста, принадлежащего тебе по праву?
Не глядя на сына, Штригель ответил:
– Да. Я не себялюбец, но меня оскорбило, как быстро свободное общество забыло обо мне. Ведь если бы моё имя не мелькало на обложках книг, нынешнее и последующие поколения, как и до возникновения времяворота, понятия не имели бы, кто я такой.
– Ты преувеличиваешь… – неуверенно начал сын.
– Нет. Память людей коротка, а особенно тех, кто живёт именно в этом до отвращения спокойном мире. Какое им дело до какого-то Штригеля, когда основной их заботой было и остаётся добывание лаблов. Я ничем не обязан этим…
Тиалонай резко остановился и развернул отца лицом к себе, прижимая к стене. В глазах мужчины плескался гнев.
– Как ты смеешь?! Именно ты и твои последователи, прекрасно знавшие о твоих планах и разделявшие твои идеи, довели большую часть человечества до состояния амёб. Сейчас у тебя появился шанс всё изменить, но ты хочешь позволить обществу деградировать дальше. И всё потому, что неблагодарный народ не вспоминает о тебе каждую минуту, не упоминает имени на каждом углу и не восторгается великими деяниями?
Дитрих побледнел.
– Ты, действительно, думаешь, что мне нужны слава и поклонение? – тихо спросил он сына. – Ты презираешь меня?
Тот покачал головой.
– Нет. И никогда не смогу. Но… отец, исправить ошибки тех, кто шёл за тобой, должен именно ты.
Молчавшая до сих пор Генриетта вмешалась в разговор.
– Я считаю, – сказала она, – что правы вы оба. Пренебрежение, выказанное Дитриху и впрямь оскорбительно. Ты сам видел, Тиалонай, что с ним творилось, и знаешь, что мучился он не один год. Но, с другой стороны, нельзя столетиями жить с обидой на весь человеческий род, видя при этом, как рушится то, что тобой же и создано. К тому же люди в опасности, а разве это не повод, чтобы забыть о личных счётах.
– Встав сейчас во главе государства, – подхватил Тиалонай, – ты останешься у власти навсегда и сумеешь, пусть не сразу, пусть через века, изменить мир.
– А мы пойдём с тобой до конца, – подытожила жена.
И, улыбнувшись, добавила:
– Благодаря дарованному Толей бессмертию.
Дитрих стоял, опустив глаза. Когда же он, наконец, поднял голову, во взгляде его читалась решимость.
– Вы правы, – произнёс мужчина, – это мой долг. Кроме того, я всё же более политик, чем писатель, а отказываться от своего призвания неразумно. Я дам согласие, как только повидаю Зольди с внуками и поговорю с Ниадой…
– Не боишься, что она выцарапает тебе глаза? – с усмешкой спросил сын.
– Придётся рискнуть, – ответил отец, улыбаясь.
Но тут же посерьёзнел.
– Это очень важно, – продолжил он. – Одним из условий моего возврата к власти станет возрождение Штригеля-двойника.
– А зачем? – удивилась Генриетта.
– Ну, во-первых, чтобы искупить свою вину перед ним и его женой, а во-вторых, кому же можно полностью довериться в сложном деле управления государством, как не самому себе.
– Ты хочешь сделать его соправителем? – спросил Тиалонай.
– Нет. Всего лишь правой рукой. Клон, в отличие от меня, жившего воспоминаниями и с головой нырнувшего в мемуары, выбрал профессию военного, что может очень пригодиться. Сам я мало что знаю о современной армии и её вооружении.
– Ай, да отец!
Тиалонай восхищённо смотрел на Штригеля, а Генриетта тихонько зааплодировала.
Они уже направлялись к дверям, когда учёный вдруг остановился.
– Простите, мне придётся задержаться, я совсем упустил из вида…. Арлиса идём.
– Что случилось?
– Недавно в криобанке[2] мы нашли безымянный материал. За несколько часов до твоей смерти его взяли в обработку, но за всеми треволнениями я позабыл, что в лаборатории растёт клон. Есть опасность, что он перезреет.
И Тиалонай, ещё раз извинившись, быстрым шагом удалился. Жена последовала за ним, а Генриетта рассмеялась.
– Толя говорит о человеке, как о фрукте.
– Лексикон учёных специфичен, – улыбнулся в ответ Штригель.
И, взяв жену под руку, двинулся к выходу из Центра.
Похоронившая мужа постаревшая Ниада сидела в кресле перед компьютером, но то, что отображалось на дисплее, не трогало её. Узнав о чудовищном обмане, она потеряла волю к жизни, и ничто более её не интересовало.
Ниада любила умершего клона Штригеля, но сейчас уже не могла понять, кто ей был более дорог: он ли, лишившийся части воспоминаний и отдавший ей всего себя, или тот, который сохранил в памяти незабываемые мгновения их недолгого, трудного счастья.
Как он посмел? Женщина то и дело задавала себе этот вопрос и не могла на него ответить. Человек, которого она когда-то полюбила, прожил долгую и, наверное, счастливую жизнь с другой, а потом, явившись в недобрый час, отнял у нее мужчину, отвечавшего ей взаимностью в чувствах.
Ниада пыталась заплакать, но не могла. Тихонько подвывая, несчастная опустила голову на руки, и тут услышала, как кто-то негромко окликает её по имени. Вместе с креслом она повернулась на звук и увидела… Дитриха, выглядевшего намного моложе, чем в запомнившийся ей страшный вечер. Он стоял, опершись о дверной косяк, и с состраданием глядел на поникшую женщину.
– Пришёл полюбоваться на моё горе? – безжизненным голосом спросила та. – Тебе удалось отомстить, радуйся. Я страдаю сейчас так же, как и ты когда-то.
– Я не думал о мести, – произнёс Дитрих, шагнув через порог. – Всё вышло случайно, кто же знал, что так произойдёт…
Ниада не слушала.
– Мало того, – продолжала она, – что ты отнял у меня мужа, – я даже не имею права возродить его, как это делают другие, потому что он – второй …
– Об этом я и хочу поговорить, Ниада, – тихо сказал Дитрих, садясь напротив. – Мне предложили занять высший пост в государстве, вернуться к истокам. Я готов согласиться, и одним из требований, которые я намерен предъявить Совету, будет воскрешение второго Штригеля.
Осознав услышанное, Ниада изумлённо уставилась на мужчину.
– Но как? – прошептала она. – Ведь его сожгли три дня назад.
– Когда он в последний раз проходил медицинское обследование?
Женщина задумалась.
– За неделю до смерти, – неуверенно ответила она. – В армии с этим строго.
– Значит, в криобанке наверняка хранится его свежий материал. Твой муж забудет только несколько последних дней. Кроме того, есть ещё я, мои клетки.
– Ты понимаешь, что говоришь?! – гневно возразила Ниада. – Мне шестьдесят два, и вряд ли я буду ему нужна, если он вернётся молодым, не помня о нашей совместной жизни.
– Это не проблема, Тиалонай дорастит его до нужного возраста. И, как известно, в клон можно внедрить любые воспоминания.
– Ах, да, – задумчиво проговорила Ниада. – верно. Хорошо, допустим, что всё получится. Но тебе-то какая в этом корысть?
– Ты думаешь, я делаю это из личной выгоды? – возмутился Штригель. – Корысть есть, но я настоял бы на возрождении двойника даже в том случае, если бы это было не так. Из чувства долга перед вами обоими.
Все сомнения Ниады рассеялись, и она почувствовала неимоверное облегчение: глаза её загорелись, щёки порозовели.
– Даже не знаю, благодарить тебя или проклинать, – промолвила она, глядя сияющим взглядом на своего друга-врага.
– Благодарить не за что, я всего лишь даю взятку совести, но проклятья сейчас могут только повредить, ведь слова, как говорят, материальны. Передо мной стоит сложная задача: привести мир к гармонии и защитить его от неведомых пришельцев. И в этом, я надеюсь, мне поможет твой муж.
Ниада поднявшись, подошла к Дитриху и обняла его.
– Я знаю, что ты справишься. Вы справитесь, – уверила она.
А растроганный Штригель припал губами к её руке.
[1] Беллетристика – общее название художественной литературы в стихах и прозе.
[2] Криобанк – хранилище биоматериалов (клеток, спермы и т.д.) в условиях низких температур.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0269043 выдан для произведения:
[1] Беллетристика – общее название художественной литературы в стихах и прозе.
[2] Криобанк – хранилище биоматериалов (клеток, спермы и т.д.) в условиях низких температур.
Освобождённому миру, в котором живут герои предыдущей книги, грозят война и порабощение.
Возродившийся после смерти клон Дитриха Штригеля по просьбе народа берёт бразды правления государством в свои руки. Пройдя через множество испытаний, он с помощью друзей справляется с ситуацией и даже пытается оказать помощь параллельному миру, погубленному ядерными взрывами.
Как героям удалось ликвидировать угрозу извне и смогли ли они изменить судьбу другой реальности, можно узнать, прочитав насыщенную событиями
ВТОРУЮ КНИГУ ДИЛОГИИ «ЗАГАДКА НИЖНЕГО МИРА» – ЧАСТЬ 1 «ВОЗРОЖДЕНИЕ» И ЧАСТЬ 2 «ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА».
Голоса, чьи-то назойливые голоса звучат в голове. В виски настойчиво стучит какая-то мысль, но мечущийся в бреду человек не в состоянии уловить её сути. Кто он? Как его имя? И почему вокруг так темно?
В мозгу теснятся образы один страшнее другого: падают ряды скошенных автоматной очередью людей в белых, длинных балахонах, свистит топор, отделяя конечности и голову от распластанного на деревянном помосте тела…. Мужчина стонет, мучимый этими видениями, и вдруг у лица его разверзается смердящая, усаженная несколькими рядами зубов пасть отвратительного монстра.
Человек хочет закричать, убежать, но не может двинуться с места: челюсти его сжаты так, что он не в состоянии произнести ни слова, а конечности скованы невидимыми цепями.
– Я умер, – думает он, – умер и лежу в гробу. А это чудовище – вестник ада, который я заслужил. Но чем? Что я натворил при жизни? И как могу размышлять, если уже мёртв?
Повязка, стягивающая голову, исчезает, руки освобождаются тоже. Несчастный с воплями машет ими, отбиваясь от живого, зубастого кошмара, но тот неожиданно мягко прихватывает зубами его кисти, и из глотки доносится:
– Отец, успокойся. Всё хорошо, ты жив. Это я – Тиалонай.
Тиалонай? Кто такой Тиалонай? Ах, да, ведь это его сын – гениальный учёный. Как он мог забыть?
Внезапно память пробуждается, и беспомощно жужжавшая в голове мысль изливается в словах:
– Я Дитрих Штригель, – хриплым от долгого неупотребления голосом говорит мужчина, – писатель и бывший Верховный правитель свободного мира.
– Верно.
Дитрих открывает глаза. Над ним склоняется человек, чье лицо знакомо до малейшей чёрточки.
– Толя, – шепчет Штригель, – что со мной случилось?
Сын садится на край кровати и гладит отца по плечу.
– Тебе стало плохо, когда мы гостили у Прокудиных. Точнее, вам.
– Кому, нам?
– Твоему двойнику и тебе. Он был потрясён открывшейся ему истиной и умер на месте от инфаркта. Видимо, вы оказались некоторым образом связаны, потому что вскоре ты последовал за ним.
– Ах, да, – произносит Штригель, – я помню. Вспоминаю ещё, что Ниада очень сердилась.
– Она кидалась на тебя, как кошка, – хмыкнул Тиалонай.
– Странно, – задумчиво сказал Дитрих, – что клон не знал о двойнике. Ведь, как писатель, я не пользовался псевдонимом. Видимо, они с женой не читали беллетристику[1]. Его возродили?
Сын покачал головой.
– Нет. Решили, что одного Штригеля свободному обществу вполне достаточно. Ниада не осушает глаз…
– И я её понимаю, – печально отозвался Дитрих, садясь и разминая конечности. – Как себя чувствует Грета?
– Очень нервничает. Я позову её?
– Да. Только сначала скажи, сколько мне лет, не хочу сюрпризов.
– Пятьдесят. Чтобы вы с женой соответствовали друг другу, я не стал останавливать развитие клона раньше.
– Ты, как всегда, всё продумал, – улыбнулся Штригель. – Для меня это не имело бы особого значения, Генриетта будет желанна мне в любом возрасте, но молодой мужчина рядом с далеко уже не юной женой со стороны выглядел бы странно.
– Именно этот нюанс я и учёл, – с улыбкой ответил Тиалонай.
И крикнул:
– Грета, входи.
Вбежавшая в палату женщина кинулась к мужу.
Через некоторое время, когда все трое сидели и разговаривали, в дверь постучали, и в комнату заглянула встревоженная лаборантка – жена Тиалоная.
– Толя, – испуганно сказала она, – к Дитриху правительственная делегация. Пустить?
Мужчина вопросительно посмотрел на отца.
– Справишься? – спросил он.
Тот рассмеялся.
– Конечно. Я же не после болезни очнулся, а вернулся к жизни и чувствую себя полным сил.
Учёный кивнул, и вскоре в комнате появились пятеро человек, возглавляемых одряхлевшим Евлапом. Тиалонай с женщинами собирались уйти, но чиновник остановил их жестом.
– Вы, как представители семьи гражданина Штригеля, можете присутствовать при переговорах, – сказал он.
– Как официально, – нарочито весело произнёс Дитрих, глядя другу в глаза.
Евлап нервно улыбнулся.
– Сейчас я – официальное лицо. Правительство уполномочило нас сделать предложение, которое, как мне кажется, тебя заинтересует.
Он представил остальных. Дитрих опустил веки, готовясь слушать, а Тиалонай с женой и Генриетта, сидя в стороне, напряжённо внимали словам посла.
– Последнее время, – начал тот, – в свободном обществе творятся страшные вещи. Периодически из ниоткуда появляются странные, уродливые существа, несколько похожие на людей, убийственные машины, уничтожающие всё на своём пути, и исчезают потом так же внезапно, как и возникли. Жители округов, где происходили эти события, напуганы, боятся выходить из домов, жизнь их пошла наперекосяк…
– А почему ты не рассказывал об этом раньше? – прервал Штригель.
– Не имел права, – развёл руками Евлап. – Но сейчас, когда нападения участились, и положение стало угрожающим, правительство, точнее, его часть, пришло к выводу, что во главе государства должен встать человек, для которого война – привычное дело. И мы решили обратиться именно к тебе.
Воцарилось молчание. Мужчина размышлял, а его родные изумлённо смотрели на чиновника. Тот же после паузы продолжил:
– Дитрих, я понимаю, что это неожиданно и невовремя, но… тебя ждут сегодня в Берлине.
Глаза Штригеля опасно сверкнули.
– Это приказ? – вопросил он тихо.
– Можешь считать, что да, – виновато ответил Евлап.
– Подчиняться приказам я не намерен, – выпрямляясь во весь рост, сурово сказал Дитрих. – Ваша правящая верхушка, видимо, запамятовала, кто создал этот мир. И хотя я не люблю об этом напоминать, но, увы, иногда приходится. Так вот, сначала я обсужу всё с семьёй, а потом приму решение.
Друг глядел на Штригеля почти с ужасом.
– Я не узнаю тебя, – произнёс он. – Твоё детище в опасности, а ты…
– Моё детище, – прервал его экс-правитель, – несмотря на все старания Менгера и Шефера, не совсем здорово, и небольшое кровопускание ему не повредит. Йарден объяснил бы тебе это популярно.
Евлап вздрогнул.
– Удар ниже пояса, Дитрих, – пробормотал он.
Тот и сам понял, что перегнул палку, и примирительно сказал:
– Прости. В любом случае, за пару дней катастрофы не произойдёт, а послезавтра я дам ответ.
Чиновники вздохнули с облегчением.
– Не радуйтесь раньше времени, – предупредил их Штригель, – скорее всего, я откажусь. Поэтому советую подумать об альтернативе.
Люди переглянулись и понуро направились к двери. Евлап задержался.
– Знаешь, – сказал он с оттенком презрения в голосе, – все годы нашего знакомства я считал тебя очень цельным человеком. Теперь я начинаю в этом сомневаться.
Когда товарищ уже шагнул за порог, его остановили слова Штригеля:
– Почему правительство не передало мне бразды правления, когда в государстве царило спокойствие? – спросил тот. – Как оно могло допустить, чтобы человек, за которого вступился сам Бог, дав ему возможность реабилитировать себя через многие столетия, погибал в глуши от нереализованности? И ты, ты тоже ничего не сделал, чтобы изменить ситуацию. Если бы с помощью Греты и Толи я не справился бы со сплином и не начал писать…. Да что тут говорить! Подумай об этом, прежде чем меня осуждать.
Евлап застыл, как громом поражённый, а Штригель, обняв жену и сына, вышел, аккуратно притворив дверь. Постояв немного в задумчивости, чиновник промолвил, обращаясь к ближайшей стене:
– А ведь он прав. Мы все бросили Дитриха на произвол судьбы, понадеявшись на его душевную крепость. Но я-то прекрасно знал, с каким трудом он адаптируется к этому миру.
И воскликнул, с размаха ударив собеседницу кулаком:
– И всё же Штригеля необходимо уговорить, чего бы это ни стоило. Иначе свободное общество прекратит своё существование.
Недоумевающе посмотрев на разбитую в кровь руку, Евлап вздохнул и, замотав кисть платком, покинул палату.
Когда Дитрих со спутниками шёл по длинному коридору Центра клонирования, Тиалонай спросил:
– Я не совсем понял тебя, отец. Ты, действительно, хочешь отказаться от поста, принадлежащего тебе по праву?
Не глядя на сына, Штригель ответил:
– Да. Я не себялюбец, но меня оскорбило, как быстро свободное общество забыло обо мне. Ведь если бы моё имя не мелькало на обложках книг, нынешнее и последующие поколения, как и до возникновения времяворота, понятия не имели бы, кто я такой.
– Ты преувеличиваешь… – неуверенно начал сын.
– Нет. Память людей коротка, а особенно тех, кто живёт именно в этом до отвращения спокойном мире. Какое им дело до какого-то Штригеля, когда основной их заботой было и остаётся добывание лаблов. Я ничем не обязан этим…
Тиалонай резко остановился и развернул отца лицом к себе, прижимая к стене. В глазах мужчины плескался гнев.
– Как ты смеешь?! Именно ты и твои последователи, прекрасно знавшие о твоих планах и разделявшие твои идеи, довели большую часть человечества до состояния амёб. Сейчас у тебя появился шанс это исправить, но ты хочешь позволить обществу деградировать дальше. И всё потому, что неблагодарный народ не вспоминает о тебе каждую минуту, не упоминает имени на каждом углу и не восторгается великими деяниями?
Дитрих побледнел.
– Ты, действительно, думаешь, что мне нужны слава и поклонение? – тихо спросил он сына. – Ты презираешь меня?
Тот покачал головой.
– Нет. И никогда не смогу. Но… отец, исправить ошибки тех, кто шёл за тобой, должен именно ты.
Молчавшая до сих пор Генриетта вмешалась в разговор.
– Я считаю, – сказала она, – что правы вы оба. Пренебрежение, выказанное Дитриху и впрямь оскорбительно. Ты сам видел, Тиалонай, что с ним творилось, и знаешь, что мучился он не один год. Но, с другой стороны, нельзя столетиями жить с обидой на весь человеческий род, видя при этом, как рушится то, что тобой же и создано. К тому же люди в опасности, а разве это не повод, чтобы забыть о личных счётах.
– Встав сейчас во главе государства, – подхватил Тиалонай, – ты останешься у власти навсегда и сумеешь, пусть не сразу, пусть через века, изменить мир.
– А мы пойдём с тобой до конца, – подытожила жена.
И, улыбнувшись, добавила:
– Благодаря дарованному Толей бессмертию.
Дитрих стоял, опустив глаза. Когда же он, наконец, поднял голову, во взгляде его читалась решимость.
– Вы правы, – произнёс мужчина, – это мой долг. Кроме того, я всё же более политик, чем писатель, а отказываться от своего призвания неразумно. Я дам согласие, как только повидаю Зольди с внуками и поговорю с Ниадой…
– Не боишься, что она выцарапает тебе глаза? – с усмешкой спросил сын.
– Придётся рискнуть, – ответил отец, улыбаясь.
Но тут же посерьёзнел.
– Это очень важно, – продолжил он. – Одним из условий моего возврата к власти станет возрождение Штригеля-двойника.
– А зачем? – удивилась Генриетта.
– Ну, во-первых, чтобы искупить свою вину перед ним и его женой, а во-вторых, кому же можно полностью довериться в сложном деле управления государством, как не самому себе.
– Ты хочешь сделать его соправителем? – спросил Тиалонай.
– Нет. Всего лишь правой рукой. Клон, в отличие от меня, жившего воспоминаниями и с головой нырнувшего в мемуары, выбрал профессию военного, что может очень пригодиться. Сам я мало что знаю о современной армии и её вооружении.
– Ай, да отец!
Тиалонай восхищённо смотрел на Штригеля, а Генриетта тихонько зааплодировала.
Они уже направлялись к дверям, когда учёный вдруг остановился.
– Простите, мне придётся задержаться, я совсем упустил из вида…. Арлиса идём.
– Что случилось?
– Недавно в криобанке[2] мы нашли безымянный материал. За несколько часов до твоей смерти его взяли в обработку, но за всеми треволнениями я позабыл, что в лаборатории растёт клон. Есть опасность, что он перезреет.
И Тиалонай, ещё раз извинившись, быстрым шагом удалился. Жена последовала за ним, а Генриетта рассмеялась.
– Толя говорит о человеке, как о фрукте.
– Лексикон учёных специфичен, – улыбнулся в ответ Штригель.
И, взяв жену под руку, двинулся к выходу из Центра.
Похоронившая мужа постаревшая Ниада сидела в кресле перед компьютером, но то, что отображалось на дисплее, не трогало её. Узнав о чудовищном обмане, она потеряла волю к жизни, и ничто более её не интересовало.
Ниада любила умершего клона Штригеля, но сейчас уже не могла понять, кто ей был более дорог: он ли, лишившийся части воспоминаний и отдавший ей всего себя, или тот, который сохранил в памяти незабываемые мгновения их недолгого, трудного счастья.
Как он посмел? Женщина то и дело задавала себе этот вопрос и не могла на него ответить. Человек, которого она когда-то полюбила, прожил долгую и, наверное, счастливую жизнь с другой, а потом, явившись в недобрый час, отнял у нее мужчину, отвечавшего ей взаимностью в чувствах.
Ниада пыталась заплакать, но не могла. Тихонько подвывая, несчастная опустила голову на руки, и тут услышала, как кто-то негромко окликает её по имени. Вместе с креслом она повернулась на звук и увидела… Дитриха, выглядевшего намного моложе, чем в запомнившийся ей страшный вечер. Он стоял, опершись о дверной косяк, и с состраданием глядел на поникшую женщину.
– Пришёл полюбоваться на моё горе? – безжизненным голосом спросила та. – Тебе удалось отомстить, радуйся. Я страдаю сейчас так же, как и ты когда-то.
– Я не думал о мести, – произнёс Дитрих, шагнув через порог. – Всё вышло случайно, кто же знал, что так произойдёт…
Ниада не слушала.
– Мало того, – продолжала она, – что ты отнял у меня мужа, – я даже не имею права возродить его, как это делают другие, потому что он – второй …
– Об этом я и хочу поговорить, Ниада, – тихо сказал Дитрих, садясь напротив. – Мне предложили занять высший пост в государстве, вернуться к истокам. Я готов согласиться, и одним из требований, которые я намерен предъявить Совету, будет воскрешение второго Штригеля.
Осознав услышанное, Ниада изумлённо уставилась на мужчину.
– Но как? – прошептала она. – Ведь его сожгли три дня назад.
– Когда он в последний раз проходил медицинское обследование?
Женщина задумалась.
– За неделю до смерти, – неуверенно ответила она. – В армии с этим строго.
– Значит, в криобанке наверняка хранится его свежий материал. Твой муж забудет только несколько последних дней. Кроме того, есть ещё я, мои клетки.
– Ты понимаешь, что говоришь?! – гневно возразила Ниада. – Мне шестьдесят два, и вряд ли я буду ему нужна, если он вернётся молодым, не помня о нашей совместной жизни.
– Это не проблема, Тиалонай дорастит его до нужного возраста. И, как известно, в клон можно внедрить любые воспоминания.
– Ах, да, – задумчиво проговорила Ниада. – верно. Хорошо, допустим, что всё получится. Но тебе-то какая в этом корысть?
– Ты думаешь, я делаю это из личной выгоды? – возмутился Штригель. – Корысть есть, но я настоял бы на возрождении двойника даже в том случае, если бы это было не так. Из чувства долга перед вами обоими.
Все сомнения Ниады рассеялись, и она почувствовала неимоверное облегчение: глаза её загорелись, щёки порозовели.
– Даже не знаю, благодарить тебя или проклинать, – промолвила она, глядя сияющим взглядом на своего друга-врага.
– Благодарить не за что, я всего лишь даю взятку совести, но проклятья сейчас могут только повредить, ведь слова, как говорят, материальны. Передо мной стоит сложная задача: привести мир к гармонии и защитить его от неведомых пришельцев. И в этом, я надеюсь, мне поможет твой муж.
Ниада поднявшись, подошла к Дитриху и обняла его.
– Я знаю, что ты справишься. Вы справитесь, – уверила она.
А растроганный Штригель припал губами к её руке.
[1] Беллетристика – общее название художественной литературы в стихах и прозе.
[2] Криобанк – хранилище биоматериалов (клеток, спермы и т.д.) в условиях низких температур.
Голоса, чьи-то назойливые голоса звучат в голове. В виски настойчиво стучит какая-то мысль, но мечущийся в бреду человек не в состоянии уловить её сути. Кто он? Как его имя? И почему вокруг так темно?
В мозгу теснятся образы один страшнее другого: падают ряды скошенных автоматной очередью людей в белых, длинных балахонах, свистит топор, отделяя конечности и голову от распластанного на деревянном помосте тела…. Мужчина стонет, мучимый этими видениями, и вдруг у лица его разверзается смердящая, усаженная несколькими рядами зубов пасть отвратительного монстра.
Человек хочет закричать, убежать, но не может двинуться с места: челюсти его сжаты так, что он не в состоянии произнести ни слова, а конечности скованы невидимыми цепями.
– Я умер, – думает он, – умер и лежу в гробу. А это чудовище – вестник ада, который я заслужил. Но чем? Что я натворил при жизни? И как могу размышлять, если уже мёртв?
Повязка, стягивающая голову, исчезает, руки освобождаются тоже. Несчастный с воплями машет ими, отбиваясь от живого, зубастого кошмара, но тот неожиданно мягко прихватывает зубами его кисти, и из глотки доносится:
– Отец, успокойся. Всё хорошо, ты жив. Это я – Тиалонай.
Тиалонай? Кто такой Тиалонай? Ах, да, ведь это его сын – гениальный учёный. Как он мог забыть?
Внезапно память пробуждается, и беспомощно жужжавшая в голове мысль изливается в словах:
– Я Дитрих Штригель, – хриплым от долгого неупотребления голосом говорит мужчина, – писатель и бывший Верховный правитель свободного мира.
– Верно.
Дитрих открывает глаза. Над ним склоняется человек, чье лицо знакомо до малейшей чёрточки.
– Толя, – шепчет Штригель, – что со мной случилось?
Сын садится на край кровати и гладит отца по плечу.
– Тебе стало плохо, когда мы гостили у Прокудиных. Точнее, вам.
– Кому, нам?
– Твоему двойнику и тебе. Он был потрясён открывшейся ему истиной и умер на месте от инфаркта. Видимо, вы оказались некоторым образом связаны, потому что вскоре ты последовал за ним.
– Ах, да, – произносит Штригель, – я помню. Вспоминаю ещё, что Ниада очень сердилась.
– Она кидалась на тебя, как кошка, – хмыкнул Тиалонай.
– Странно, – задумчиво сказал Дитрих, – что клон не знал о двойнике. Ведь, как писатель, я не пользовался псевдонимом. Видимо, они с женой не читали беллетристику[1]. Его возродили?
Сын покачал головой.
– Нет. Решили, что одного Штригеля свободному обществу вполне достаточно. Ниада не осушает глаз…
– И я её понимаю, – печально отозвался Дитрих, садясь и разминая конечности. – Как себя чувствует Грета?
– Очень нервничает. Я позову её?
– Да. Только сначала скажи, сколько мне лет, не хочу сюрпризов.
– Пятьдесят. Чтобы вы с женой соответствовали друг другу, я не стал останавливать развитие клона раньше.
– Ты, как всегда, всё продумал, – улыбнулся Штригель. – Для меня это не имело бы особого значения, Генриетта будет желанна мне в любом возрасте, но молодой мужчина рядом с далеко уже не юной женой со стороны выглядел бы странно.
– Именно этот нюанс я и учёл, – с улыбкой ответил Тиалонай.
И крикнул:
– Грета, входи.
Вбежавшая в палату женщина кинулась к мужу.
Через некоторое время, когда все трое сидели и разговаривали, в дверь постучали, и в комнату заглянула встревоженная лаборантка – жена Тиалоная.
– Толя, – испуганно сказала она, – к Дитриху правительственная делегация. Пустить?
Мужчина вопросительно посмотрел на отца.
– Справишься? – спросил он.
Тот рассмеялся.
– Конечно. Я же не после болезни очнулся, а вернулся к жизни и чувствую себя полным сил.
Учёный кивнул, и вскоре в комнате появились пятеро человек, возглавляемых одряхлевшим Евлапом. Тиалонай с женщинами собирались уйти, но чиновник остановил их жестом.
– Вы, как представители семьи гражданина Штригеля, можете присутствовать при переговорах, – сказал он.
– Как официально, – нарочито весело произнёс Дитрих, глядя другу в глаза.
Евлап нервно улыбнулся.
– Сейчас я – официальное лицо. Правительство уполномочило нас сделать предложение, которое, как мне кажется, тебя заинтересует.
Он представил остальных. Дитрих опустил веки, готовясь слушать, а Тиалонай с женой и Генриетта, сидя в стороне, напряжённо внимали словам посла.
– Последнее время, – начал тот, – в свободном обществе творятся страшные вещи. Периодически из ниоткуда появляются странные, уродливые существа, несколько похожие на людей, убийственные машины, уничтожающие всё на своём пути, и исчезают потом так же внезапно, как и возникли. Жители округов, где происходили эти события, напуганы, боятся выходить из домов, жизнь их пошла наперекосяк…
– А почему ты не рассказывал об этом раньше? – прервал Штригель.
– Не имел права, – развёл руками Евлап. – Но сейчас, когда нападения участились, и положение стало угрожающим, правительство, точнее, его часть, пришло к выводу, что во главе государства должен встать человек, для которого война – привычное дело. И мы решили обратиться именно к тебе.
Воцарилось молчание. Мужчина размышлял, а его родные изумлённо смотрели на чиновника. Тот же после паузы продолжил:
– Дитрих, я понимаю, что это неожиданно и невовремя, но… тебя ждут сегодня в Берлине.
Глаза Штригеля опасно сверкнули.
– Это приказ? – вопросил он тихо.
– Можешь считать, что да, – виновато ответил Евлап.
– Подчиняться приказам я не намерен, – выпрямляясь во весь рост, сурово сказал Дитрих. – Ваша правящая верхушка, видимо, запамятовала, кто создал этот мир. И хотя я не люблю об этом напоминать, но, увы, иногда приходится. Так вот, сначала я обсужу всё с семьёй, а потом приму решение.
Друг глядел на Штригеля почти с ужасом.
– Я не узнаю тебя, – произнёс он. – Твоё детище в опасности, а ты…
– Моё детище, – прервал его экс-правитель, – несмотря на все старания Менгера и Шефера, не совсем здорово, и небольшое кровопускание ему не повредит. Йарден объяснил бы тебе это популярно.
Евлап вздрогнул.
– Удар ниже пояса, Дитрих, – пробормотал он.
Тот и сам понял, что перегнул палку, и примирительно сказал:
– Прости. В любом случае, за пару дней катастрофы не произойдёт, а послезавтра я дам ответ.
Чиновники вздохнули с облегчением.
– Не радуйтесь раньше времени, – предупредил их Штригель, – скорее всего, я откажусь. Поэтому советую подумать об альтернативе.
Люди переглянулись и понуро направились к двери. Евлап задержался.
– Знаешь, – сказал он с оттенком презрения в голосе, – все годы нашего знакомства я считал тебя очень цельным человеком. Теперь я начинаю в этом сомневаться.
Когда товарищ уже шагнул за порог, его остановили слова Штригеля:
– Почему правительство не передало мне бразды правления, когда в государстве царило спокойствие? – спросил тот. – Как оно могло допустить, чтобы человек, за которого вступился сам Бог, дав ему возможность реабилитировать себя через многие столетия, погибал в глуши от нереализованности? И ты, ты тоже ничего не сделал, чтобы изменить ситуацию. Если бы с помощью Греты и Толи я не справился бы со сплином и не начал писать…. Да что тут говорить! Подумай об этом, прежде чем меня осуждать.
Евлап застыл, как громом поражённый, а Штригель, обняв жену и сына, вышел, аккуратно притворив дверь. Постояв немного в задумчивости, чиновник промолвил, обращаясь к ближайшей стене:
– А ведь он прав. Мы все бросили Дитриха на произвол судьбы, понадеявшись на его душевную крепость. Но я-то прекрасно знал, с каким трудом он адаптируется к этому миру.
И воскликнул, с размаха ударив собеседницу кулаком:
– И всё же Штригеля необходимо уговорить, чего бы это ни стоило. Иначе свободное общество прекратит своё существование.
Недоумевающе посмотрев на разбитую в кровь руку, Евлап вздохнул и, замотав кисть платком, покинул палату.
Когда Дитрих со спутниками шёл по длинному коридору Центра клонирования, Тиалонай спросил:
– Я не совсем понял тебя, отец. Ты, действительно, хочешь отказаться от поста, принадлежащего тебе по праву?
Не глядя на сына, Штригель ответил:
– Да. Я не себялюбец, но меня оскорбило, как быстро свободное общество забыло обо мне. Ведь если бы моё имя не мелькало на обложках книг, нынешнее и последующие поколения, как и до возникновения времяворота, понятия не имели бы, кто я такой.
– Ты преувеличиваешь… – неуверенно начал сын.
– Нет. Память людей коротка, а особенно тех, кто живёт именно в этом до отвращения спокойном мире. Какое им дело до какого-то Штригеля, когда основной их заботой было и остаётся добывание лаблов. Я ничем не обязан этим…
Тиалонай резко остановился и развернул отца лицом к себе, прижимая к стене. В глазах мужчины плескался гнев.
– Как ты смеешь?! Именно ты и твои последователи, прекрасно знавшие о твоих планах и разделявшие твои идеи, довели большую часть человечества до состояния амёб. Сейчас у тебя появился шанс это исправить, но ты хочешь позволить обществу деградировать дальше. И всё потому, что неблагодарный народ не вспоминает о тебе каждую минуту, не упоминает имени на каждом углу и не восторгается великими деяниями?
Дитрих побледнел.
– Ты, действительно, думаешь, что мне нужны слава и поклонение? – тихо спросил он сына. – Ты презираешь меня?
Тот покачал головой.
– Нет. И никогда не смогу. Но… отец, исправить ошибки тех, кто шёл за тобой, должен именно ты.
Молчавшая до сих пор Генриетта вмешалась в разговор.
– Я считаю, – сказала она, – что правы вы оба. Пренебрежение, выказанное Дитриху и впрямь оскорбительно. Ты сам видел, Тиалонай, что с ним творилось, и знаешь, что мучился он не один год. Но, с другой стороны, нельзя столетиями жить с обидой на весь человеческий род, видя при этом, как рушится то, что тобой же и создано. К тому же люди в опасности, а разве это не повод, чтобы забыть о личных счётах.
– Встав сейчас во главе государства, – подхватил Тиалонай, – ты останешься у власти навсегда и сумеешь, пусть не сразу, пусть через века, изменить мир.
– А мы пойдём с тобой до конца, – подытожила жена.
И, улыбнувшись, добавила:
– Благодаря дарованному Толей бессмертию.
Дитрих стоял, опустив глаза. Когда же он, наконец, поднял голову, во взгляде его читалась решимость.
– Вы правы, – произнёс мужчина, – это мой долг. Кроме того, я всё же более политик, чем писатель, а отказываться от своего призвания неразумно. Я дам согласие, как только повидаю Зольди с внуками и поговорю с Ниадой…
– Не боишься, что она выцарапает тебе глаза? – с усмешкой спросил сын.
– Придётся рискнуть, – ответил отец, улыбаясь.
Но тут же посерьёзнел.
– Это очень важно, – продолжил он. – Одним из условий моего возврата к власти станет возрождение Штригеля-двойника.
– А зачем? – удивилась Генриетта.
– Ну, во-первых, чтобы искупить свою вину перед ним и его женой, а во-вторых, кому же можно полностью довериться в сложном деле управления государством, как не самому себе.
– Ты хочешь сделать его соправителем? – спросил Тиалонай.
– Нет. Всего лишь правой рукой. Клон, в отличие от меня, жившего воспоминаниями и с головой нырнувшего в мемуары, выбрал профессию военного, что может очень пригодиться. Сам я мало что знаю о современной армии и её вооружении.
– Ай, да отец!
Тиалонай восхищённо смотрел на Штригеля, а Генриетта тихонько зааплодировала.
Они уже направлялись к дверям, когда учёный вдруг остановился.
– Простите, мне придётся задержаться, я совсем упустил из вида…. Арлиса идём.
– Что случилось?
– Недавно в криобанке[2] мы нашли безымянный материал. За несколько часов до твоей смерти его взяли в обработку, но за всеми треволнениями я позабыл, что в лаборатории растёт клон. Есть опасность, что он перезреет.
И Тиалонай, ещё раз извинившись, быстрым шагом удалился. Жена последовала за ним, а Генриетта рассмеялась.
– Толя говорит о человеке, как о фрукте.
– Лексикон учёных специфичен, – улыбнулся в ответ Штригель.
И, взяв жену под руку, двинулся к выходу из Центра.
Похоронившая мужа постаревшая Ниада сидела в кресле перед компьютером, но то, что отображалось на дисплее, не трогало её. Узнав о чудовищном обмане, она потеряла волю к жизни, и ничто более её не интересовало.
Ниада любила умершего клона Штригеля, но сейчас уже не могла понять, кто ей был более дорог: он ли, лишившийся части воспоминаний и отдавший ей всего себя, или тот, который сохранил в памяти незабываемые мгновения их недолгого, трудного счастья.
Как он посмел? Женщина то и дело задавала себе этот вопрос и не могла на него ответить. Человек, которого она когда-то полюбила, прожил долгую и, наверное, счастливую жизнь с другой, а потом, явившись в недобрый час, отнял у нее мужчину, отвечавшего ей взаимностью в чувствах.
Ниада пыталась заплакать, но не могла. Тихонько подвывая, несчастная опустила голову на руки, и тут услышала, как кто-то негромко окликает её по имени. Вместе с креслом она повернулась на звук и увидела… Дитриха, выглядевшего намного моложе, чем в запомнившийся ей страшный вечер. Он стоял, опершись о дверной косяк, и с состраданием глядел на поникшую женщину.
– Пришёл полюбоваться на моё горе? – безжизненным голосом спросила та. – Тебе удалось отомстить, радуйся. Я страдаю сейчас так же, как и ты когда-то.
– Я не думал о мести, – произнёс Дитрих, шагнув через порог. – Всё вышло случайно, кто же знал, что так произойдёт…
Ниада не слушала.
– Мало того, – продолжала она, – что ты отнял у меня мужа, – я даже не имею права возродить его, как это делают другие, потому что он – второй …
– Об этом я и хочу поговорить, Ниада, – тихо сказал Дитрих, садясь напротив. – Мне предложили занять высший пост в государстве, вернуться к истокам. Я готов согласиться, и одним из требований, которые я намерен предъявить Совету, будет воскрешение второго Штригеля.
Осознав услышанное, Ниада изумлённо уставилась на мужчину.
– Но как? – прошептала она. – Ведь его сожгли три дня назад.
– Когда он в последний раз проходил медицинское обследование?
Женщина задумалась.
– За неделю до смерти, – неуверенно ответила она. – В армии с этим строго.
– Значит, в криобанке наверняка хранится его свежий материал. Твой муж забудет только несколько последних дней. Кроме того, есть ещё я, мои клетки.
– Ты понимаешь, что говоришь?! – гневно возразила Ниада. – Мне шестьдесят два, и вряд ли я буду ему нужна, если он вернётся молодым, не помня о нашей совместной жизни.
– Это не проблема, Тиалонай дорастит его до нужного возраста. И, как известно, в клон можно внедрить любые воспоминания.
– Ах, да, – задумчиво проговорила Ниада. – верно. Хорошо, допустим, что всё получится. Но тебе-то какая в этом корысть?
– Ты думаешь, я делаю это из личной выгоды? – возмутился Штригель. – Корысть есть, но я настоял бы на возрождении двойника даже в том случае, если бы это было не так. Из чувства долга перед вами обоими.
Все сомнения Ниады рассеялись, и она почувствовала неимоверное облегчение: глаза её загорелись, щёки порозовели.
– Даже не знаю, благодарить тебя или проклинать, – промолвила она, глядя сияющим взглядом на своего друга-врага.
– Благодарить не за что, я всего лишь даю взятку совести, но проклятья сейчас могут только повредить, ведь слова, как говорят, материальны. Передо мной стоит сложная задача: привести мир к гармонии и защитить его от неведомых пришельцев. И в этом, я надеюсь, мне поможет твой муж.
Ниада поднявшись, подошла к Дитриху и обняла его.
– Я знаю, что ты справишься. Вы справитесь, – уверила она.
А растроганный Штригель припал губами к её руке.
Возродившийся после смерти клон Дитриха Штригеля по просьбе народа берёт бразды правления государством в свои руки. Пройдя через множество испытаний, он с помощью друзей справляется с ситуацией и даже пытается оказать помощь параллельному миру, погубленному ядерными взрывами.
Как героям удалось ликвидировать угрозу извне и смогли ли они изменить судьбу другой реальности, можно узнать, прочитав насыщенную событиями
ВТОРУЮ КНИГУ ДИЛОГИИ «ЗАГАДКА НИЖНЕГО МИРА» – ЧАСТЬ 1 «ВОЗРОЖДЕНИЕ» И ЧАСТЬ 2 «ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА».
Голоса, чьи-то назойливые голоса звучат в голове. В виски настойчиво стучит какая-то мысль, но мечущийся в бреду человек не в состоянии уловить её сути. Кто он? Как его имя? И почему вокруг так темно?
В мозгу теснятся образы один страшнее другого: падают ряды скошенных автоматной очередью людей в белых, длинных балахонах, свистит топор, отделяя конечности и голову от распластанного на деревянном помосте тела…. Мужчина стонет, мучимый этими видениями, и вдруг у лица его разверзается смердящая, усаженная несколькими рядами зубов пасть отвратительного монстра.
Человек хочет закричать, убежать, но не может двинуться с места: челюсти его сжаты так, что он не в состоянии произнести ни слова, а конечности скованы невидимыми цепями.
– Я умер, – думает он, – умер и лежу в гробу. А это чудовище – вестник ада, который я заслужил. Но чем? Что я натворил при жизни? И как могу размышлять, если уже мёртв?
Повязка, стягивающая голову, исчезает, руки освобождаются тоже. Несчастный с воплями машет ими, отбиваясь от живого, зубастого кошмара, но тот неожиданно мягко прихватывает зубами его кисти, и из глотки доносится:
– Отец, успокойся. Всё хорошо, ты жив. Это я – Тиалонай.
Тиалонай? Кто такой Тиалонай? Ах, да, ведь это его сын – гениальный учёный. Как он мог забыть?
Внезапно память пробуждается, и беспомощно жужжавшая в голове мысль изливается в словах:
– Я Дитрих Штригель, – хриплым от долгого неупотребления голосом говорит мужчина, – писатель и бывший Верховный правитель свободного мира.
– Верно.
Дитрих открывает глаза. Над ним склоняется человек, чье лицо знакомо до малейшей чёрточки.
– Толя, – шепчет Штригель, – что со мной случилось?
Сын садится на край кровати и гладит отца по плечу.
– Тебе стало плохо, когда мы гостили у Прокудиных. Точнее, вам.
– Кому, нам?
– Твоему двойнику и тебе. Он был потрясён открывшейся ему истиной и умер на месте от инфаркта. Видимо, вы оказались некоторым образом связаны, потому что вскоре ты последовал за ним.
– Ах, да, – произносит Штригель, – я помню. Вспоминаю ещё, что Ниада очень сердилась.
– Она кидалась на тебя, как кошка, – хмыкнул Тиалонай.
– Странно, – задумчиво сказал Дитрих, – что клон не знал о двойнике. Ведь, как писатель, я не пользовался псевдонимом. Видимо, они с женой не читали беллетристику[1]. Его возродили?
Сын покачал головой.
– Нет. Решили, что одного Штригеля свободному обществу вполне достаточно. Ниада не осушает глаз…
– И я её понимаю, – печально отозвался Дитрих, садясь и разминая конечности. – Как себя чувствует Грета?
– Очень нервничает. Я позову её?
– Да. Только сначала скажи, сколько мне лет, не хочу сюрпризов.
– Пятьдесят. Чтобы вы с женой соответствовали друг другу, я не стал останавливать развитие клона раньше.
– Ты, как всегда, всё продумал, – улыбнулся Штригель. – Для меня это не имело бы особого значения, Генриетта будет желанна мне в любом возрасте, но молодой мужчина рядом с далеко уже не юной женой со стороны выглядел бы странно.
– Именно этот нюанс я и учёл, – с улыбкой ответил Тиалонай.
И крикнул:
– Грета, входи.
Вбежавшая в палату женщина кинулась к мужу.
Через некоторое время, когда все трое сидели и разговаривали, в дверь постучали, и в комнату заглянула встревоженная лаборантка – жена Тиалоная.
– Толя, – испуганно сказала она, – к Дитриху правительственная делегация. Пустить?
Мужчина вопросительно посмотрел на отца.
– Справишься? – спросил он.
Тот рассмеялся.
– Конечно. Я же не после болезни очнулся, а вернулся к жизни и чувствую себя полным сил.
Учёный кивнул, и вскоре в комнате появились пятеро человек, возглавляемых одряхлевшим Евлапом. Тиалонай с женщинами собирались уйти, но чиновник остановил их жестом.
– Вы, как представители семьи гражданина Штригеля, можете присутствовать при переговорах, – сказал он.
– Как официально, – нарочито весело произнёс Дитрих, глядя другу в глаза.
Евлап нервно улыбнулся.
– Сейчас я – официальное лицо. Правительство уполномочило нас сделать предложение, которое, как мне кажется, тебя заинтересует.
Он представил остальных. Дитрих опустил веки, готовясь слушать, а Тиалонай с женой и Генриетта, сидя в стороне, напряжённо внимали словам посла.
– Последнее время, – начал тот, – в свободном обществе творятся страшные вещи. Периодически из ниоткуда появляются странные, уродливые существа, несколько похожие на людей, убийственные машины, уничтожающие всё на своём пути, и исчезают потом так же внезапно, как и возникли. Жители округов, где происходили эти события, напуганы, боятся выходить из домов, жизнь их пошла наперекосяк…
– А почему ты не рассказывал об этом раньше? – прервал Штригель.
– Не имел права, – развёл руками Евлап. – Но сейчас, когда нападения участились, и положение стало угрожающим, правительство, точнее, его часть, пришло к выводу, что во главе государства должен встать человек, для которого война – привычное дело. И мы решили обратиться именно к тебе.
Воцарилось молчание. Мужчина размышлял, а его родные изумлённо смотрели на чиновника. Тот же после паузы продолжил:
– Дитрих, я понимаю, что это неожиданно и невовремя, но… тебя ждут сегодня в Берлине.
Глаза Штригеля опасно сверкнули.
– Это приказ? – вопросил он тихо.
– Можешь считать, что да, – виновато ответил Евлап.
– Подчиняться приказам я не намерен, – выпрямляясь во весь рост, сурово сказал Дитрих. – Ваша правящая верхушка, видимо, запамятовала, кто создал этот мир. И хотя я не люблю об этом напоминать, но, увы, иногда приходится. Так вот, сначала я обсужу всё с семьёй, а потом приму решение.
Друг глядел на Штригеля почти с ужасом.
– Я не узнаю тебя, – произнёс он. – Твоё детище в опасности, а ты…
– Моё детище, – прервал его экс-правитель, – несмотря на все старания Менгера и Шефера, не совсем здорово, и небольшое кровопускание ему не повредит. Йарден объяснил бы тебе это популярно.
Евлап вздрогнул.
– Удар ниже пояса, Дитрих, – пробормотал он.
Тот и сам понял, что перегнул палку, и примирительно сказал:
– Прости. В любом случае, за пару дней катастрофы не произойдёт, а послезавтра я дам ответ.
Чиновники вздохнули с облегчением.
– Не радуйтесь раньше времени, – предупредил их Штригель, – скорее всего, я откажусь. Поэтому советую подумать об альтернативе.
Люди переглянулись и понуро направились к двери. Евлап задержался.
– Знаешь, – сказал он с оттенком презрения в голосе, – все годы нашего знакомства я считал тебя очень цельным человеком. Теперь я начинаю в этом сомневаться.
Когда товарищ уже шагнул за порог, его остановили слова Штригеля:
– Почему правительство не передало мне бразды правления, когда в государстве царило спокойствие? – спросил тот. – Как оно могло допустить, чтобы человек, за которого вступился сам Бог, дав ему возможность реабилитировать себя через многие столетия, погибал в глуши от нереализованности? И ты, ты тоже ничего не сделал, чтобы изменить ситуацию. Если бы с помощью Греты и Толи я не справился бы со сплином и не начал писать…. Да что тут говорить! Подумай об этом, прежде чем меня осуждать.
Евлап застыл, как громом поражённый, а Штригель, обняв жену и сына, вышел, аккуратно притворив дверь. Постояв немного в задумчивости, чиновник промолвил, обращаясь к ближайшей стене:
– А ведь он прав. Мы все бросили Дитриха на произвол судьбы, понадеявшись на его душевную крепость. Но я-то прекрасно знал, с каким трудом он адаптируется к этому миру.
И воскликнул, с размаха ударив собеседницу кулаком:
– И всё же Штригеля необходимо уговорить, чего бы это ни стоило. Иначе свободное общество прекратит своё существование.
Недоумевающе посмотрев на разбитую в кровь руку, Евлап вздохнул и, замотав кисть платком, покинул палату.
Когда Дитрих со спутниками шёл по длинному коридору Центра клонирования, Тиалонай спросил:
– Я не совсем понял тебя, отец. Ты, действительно, хочешь отказаться от поста, принадлежащего тебе по праву?
Не глядя на сына, Штригель ответил:
– Да. Я не себялюбец, но меня оскорбило, как быстро свободное общество забыло обо мне. Ведь если бы моё имя не мелькало на обложках книг, нынешнее и последующие поколения, как и до возникновения времяворота, понятия не имели бы, кто я такой.
– Ты преувеличиваешь… – неуверенно начал сын.
– Нет. Память людей коротка, а особенно тех, кто живёт именно в этом до отвращения спокойном мире. Какое им дело до какого-то Штригеля, когда основной их заботой было и остаётся добывание лаблов. Я ничем не обязан этим…
Тиалонай резко остановился и развернул отца лицом к себе, прижимая к стене. В глазах мужчины плескался гнев.
– Как ты смеешь?! Именно ты и твои последователи, прекрасно знавшие о твоих планах и разделявшие твои идеи, довели большую часть человечества до состояния амёб. Сейчас у тебя появился шанс это исправить, но ты хочешь позволить обществу деградировать дальше. И всё потому, что неблагодарный народ не вспоминает о тебе каждую минуту, не упоминает имени на каждом углу и не восторгается великими деяниями?
Дитрих побледнел.
– Ты, действительно, думаешь, что мне нужны слава и поклонение? – тихо спросил он сына. – Ты презираешь меня?
Тот покачал головой.
– Нет. И никогда не смогу. Но… отец, исправить ошибки тех, кто шёл за тобой, должен именно ты.
Молчавшая до сих пор Генриетта вмешалась в разговор.
– Я считаю, – сказала она, – что правы вы оба. Пренебрежение, выказанное Дитриху и впрямь оскорбительно. Ты сам видел, Тиалонай, что с ним творилось, и знаешь, что мучился он не один год. Но, с другой стороны, нельзя столетиями жить с обидой на весь человеческий род, видя при этом, как рушится то, что тобой же и создано. К тому же люди в опасности, а разве это не повод, чтобы забыть о личных счётах.
– Встав сейчас во главе государства, – подхватил Тиалонай, – ты останешься у власти навсегда и сумеешь, пусть не сразу, пусть через века, изменить мир.
– А мы пойдём с тобой до конца, – подытожила жена.
И, улыбнувшись, добавила:
– Благодаря дарованному Толей бессмертию.
Дитрих стоял, опустив глаза. Когда же он, наконец, поднял голову, во взгляде его читалась решимость.
– Вы правы, – произнёс мужчина, – это мой долг. Кроме того, я всё же более политик, чем писатель, а отказываться от своего призвания неразумно. Я дам согласие, как только повидаю Зольди с внуками и поговорю с Ниадой…
– Не боишься, что она выцарапает тебе глаза? – с усмешкой спросил сын.
– Придётся рискнуть, – ответил отец, улыбаясь.
Но тут же посерьёзнел.
– Это очень важно, – продолжил он. – Одним из условий моего возврата к власти станет возрождение Штригеля-двойника.
– А зачем? – удивилась Генриетта.
– Ну, во-первых, чтобы искупить свою вину перед ним и его женой, а во-вторых, кому же можно полностью довериться в сложном деле управления государством, как не самому себе.
– Ты хочешь сделать его соправителем? – спросил Тиалонай.
– Нет. Всего лишь правой рукой. Клон, в отличие от меня, жившего воспоминаниями и с головой нырнувшего в мемуары, выбрал профессию военного, что может очень пригодиться. Сам я мало что знаю о современной армии и её вооружении.
– Ай, да отец!
Тиалонай восхищённо смотрел на Штригеля, а Генриетта тихонько зааплодировала.
Они уже направлялись к дверям, когда учёный вдруг остановился.
– Простите, мне придётся задержаться, я совсем упустил из вида…. Арлиса идём.
– Что случилось?
– Недавно в криобанке[2] мы нашли безымянный материал. За несколько часов до твоей смерти его взяли в обработку, но за всеми треволнениями я позабыл, что в лаборатории растёт клон. Есть опасность, что он перезреет.
И Тиалонай, ещё раз извинившись, быстрым шагом удалился. Жена последовала за ним, а Генриетта рассмеялась.
– Толя говорит о человеке, как о фрукте.
– Лексикон учёных специфичен, – улыбнулся в ответ Штригель.
И, взяв жену под руку, двинулся к выходу из Центра.
Похоронившая мужа постаревшая Ниада сидела в кресле перед компьютером, но то, что отображалось на дисплее, не трогало её. Узнав о чудовищном обмане, она потеряла волю к жизни, и ничто более её не интересовало.
Ниада любила умершего клона Штригеля, но сейчас уже не могла понять, кто ей был более дорог: он ли, лишившийся части воспоминаний и отдавший ей всего себя, или тот, который сохранил в памяти незабываемые мгновения их недолгого, трудного счастья.
Как он посмел? Женщина то и дело задавала себе этот вопрос и не могла на него ответить. Человек, которого она когда-то полюбила, прожил долгую и, наверное, счастливую жизнь с другой, а потом, явившись в недобрый час, отнял у нее мужчину, отвечавшего ей взаимностью в чувствах.
Ниада пыталась заплакать, но не могла. Тихонько подвывая, несчастная опустила голову на руки, и тут услышала, как кто-то негромко окликает её по имени. Вместе с креслом она повернулась на звук и увидела… Дитриха, выглядевшего намного моложе, чем в запомнившийся ей страшный вечер. Он стоял, опершись о дверной косяк, и с состраданием глядел на поникшую женщину.
– Пришёл полюбоваться на моё горе? – безжизненным голосом спросила та. – Тебе удалось отомстить, радуйся. Я страдаю сейчас так же, как и ты когда-то.
– Я не думал о мести, – произнёс Дитрих, шагнув через порог. – Всё вышло случайно, кто же знал, что так произойдёт…
Ниада не слушала.
– Мало того, – продолжала она, – что ты отнял у меня мужа, – я даже не имею права возродить его, как это делают другие, потому что он – второй …
– Об этом я и хочу поговорить, Ниада, – тихо сказал Дитрих, садясь напротив. – Мне предложили занять высший пост в государстве, вернуться к истокам. Я готов согласиться, и одним из требований, которые я намерен предъявить Совету, будет воскрешение второго Штригеля.
Осознав услышанное, Ниада изумлённо уставилась на мужчину.
– Но как? – прошептала она. – Ведь его сожгли три дня назад.
– Когда он в последний раз проходил медицинское обследование?
Женщина задумалась.
– За неделю до смерти, – неуверенно ответила она. – В армии с этим строго.
– Значит, в криобанке наверняка хранится его свежий материал. Твой муж забудет только несколько последних дней. Кроме того, есть ещё я, мои клетки.
– Ты понимаешь, что говоришь?! – гневно возразила Ниада. – Мне шестьдесят два, и вряд ли я буду ему нужна, если он вернётся молодым, не помня о нашей совместной жизни.
– Это не проблема, Тиалонай дорастит его до нужного возраста. И, как известно, в клон можно внедрить любые воспоминания.
– Ах, да, – задумчиво проговорила Ниада. – верно. Хорошо, допустим, что всё получится. Но тебе-то какая в этом корысть?
– Ты думаешь, я делаю это из личной выгоды? – возмутился Штригель. – Корысть есть, но я настоял бы на возрождении двойника даже в том случае, если бы это было не так. Из чувства долга перед вами обоими.
Все сомнения Ниады рассеялись, и она почувствовала неимоверное облегчение: глаза её загорелись, щёки порозовели.
– Даже не знаю, благодарить тебя или проклинать, – промолвила она, глядя сияющим взглядом на своего друга-врага.
– Благодарить не за что, я всего лишь даю взятку совести, но проклятья сейчас могут только повредить, ведь слова, как говорят, материальны. Передо мной стоит сложная задача: привести мир к гармонии и защитить его от неведомых пришельцев. И в этом, я надеюсь, мне поможет твой муж.
Ниада поднявшись, подошла к Дитриху и обняла его.
– Я знаю, что ты справишься. Вы справитесь, – уверила она.
А растроганный Штригель припал губами к её руке.
[1] Беллетристика – общее название художественной литературы в стихах и прозе.
[2] Криобанк – хранилище биоматериалов (клеток, спермы и т.д.) в условиях низких температур.
Голоса, чьи-то назойливые голоса звучат в голове. В виски настойчиво стучит какая-то мысль, но мечущийся в бреду человек не в состоянии уловить её сути. Кто он? Как его имя? И почему вокруг так темно?
В мозгу теснятся образы один страшнее другого: падают ряды скошенных автоматной очередью людей в белых, длинных балахонах, свистит топор, отделяя конечности и голову от распластанного на деревянном помосте тела…. Мужчина стонет, мучимый этими видениями, и вдруг у лица его разверзается смердящая, усаженная несколькими рядами зубов пасть отвратительного монстра.
Человек хочет закричать, убежать, но не может двинуться с места: челюсти его сжаты так, что он не в состоянии произнести ни слова, а конечности скованы невидимыми цепями.
– Я умер, – думает он, – умер и лежу в гробу. А это чудовище – вестник ада, который я заслужил. Но чем? Что я натворил при жизни? И как могу размышлять, если уже мёртв?
Повязка, стягивающая голову, исчезает, руки освобождаются тоже. Несчастный с воплями машет ими, отбиваясь от живого, зубастого кошмара, но тот неожиданно мягко прихватывает зубами его кисти, и из глотки доносится:
– Отец, успокойся. Всё хорошо, ты жив. Это я – Тиалонай.
Тиалонай? Кто такой Тиалонай? Ах, да, ведь это его сын – гениальный учёный. Как он мог забыть?
Внезапно память пробуждается, и беспомощно жужжавшая в голове мысль изливается в словах:
– Я Дитрих Штригель, – хриплым от долгого неупотребления голосом говорит мужчина, – писатель и бывший Верховный правитель свободного мира.
– Верно.
Дитрих открывает глаза. Над ним склоняется человек, чье лицо знакомо до малейшей чёрточки.
– Толя, – шепчет Штригель, – что со мной случилось?
Сын садится на край кровати и гладит отца по плечу.
– Тебе стало плохо, когда мы гостили у Прокудиных. Точнее, вам.
– Кому, нам?
– Твоему двойнику и тебе. Он был потрясён открывшейся ему истиной и умер на месте от инфаркта. Видимо, вы оказались некоторым образом связаны, потому что вскоре ты последовал за ним.
– Ах, да, – произносит Штригель, – я помню. Вспоминаю ещё, что Ниада очень сердилась.
– Она кидалась на тебя, как кошка, – хмыкнул Тиалонай.
– Странно, – задумчиво сказал Дитрих, – что клон не знал о двойнике. Ведь, как писатель, я не пользовался псевдонимом. Видимо, они с женой не читали беллетристику[1]. Его возродили?
Сын покачал головой.
– Нет. Решили, что одного Штригеля свободному обществу вполне достаточно. Ниада не осушает глаз…
– И я её понимаю, – печально отозвался Дитрих, садясь и разминая конечности. – Как себя чувствует Грета?
– Очень нервничает. Я позову её?
– Да. Только сначала скажи, сколько мне лет, не хочу сюрпризов.
– Пятьдесят. Чтобы вы с женой соответствовали друг другу, я не стал останавливать развитие клона раньше.
– Ты, как всегда, всё продумал, – улыбнулся Штригель. – Для меня это не имело бы особого значения, Генриетта будет желанна мне в любом возрасте, но молодой мужчина рядом с далеко уже не юной женой со стороны выглядел бы странно.
– Именно этот нюанс я и учёл, – с улыбкой ответил Тиалонай.
И крикнул:
– Грета, входи.
Вбежавшая в палату женщина кинулась к мужу.
Через некоторое время, когда все трое сидели и разговаривали, в дверь постучали, и в комнату заглянула встревоженная лаборантка – жена Тиалоная.
– Толя, – испуганно сказала она, – к Дитриху правительственная делегация. Пустить?
Мужчина вопросительно посмотрел на отца.
– Справишься? – спросил он.
Тот рассмеялся.
– Конечно. Я же не после болезни очнулся, а вернулся к жизни и чувствую себя полным сил.
Учёный кивнул, и вскоре в комнате появились пятеро человек, возглавляемых одряхлевшим Евлапом. Тиалонай с женщинами собирались уйти, но чиновник остановил их жестом.
– Вы, как представители семьи гражданина Штригеля, можете присутствовать при переговорах, – сказал он.
– Как официально, – нарочито весело произнёс Дитрих, глядя другу в глаза.
Евлап нервно улыбнулся.
– Сейчас я – официальное лицо. Правительство уполномочило нас сделать предложение, которое, как мне кажется, тебя заинтересует.
Он представил остальных. Дитрих опустил веки, готовясь слушать, а Тиалонай с женой и Генриетта, сидя в стороне, напряжённо внимали словам посла.
– Последнее время, – начал тот, – в свободном обществе творятся страшные вещи. Периодически из ниоткуда появляются странные, уродливые существа, несколько похожие на людей, убийственные машины, уничтожающие всё на своём пути, и исчезают потом так же внезапно, как и возникли. Жители округов, где происходили эти события, напуганы, боятся выходить из домов, жизнь их пошла наперекосяк…
– А почему ты не рассказывал об этом раньше? – прервал Штригель.
– Не имел права, – развёл руками Евлап. – Но сейчас, когда нападения участились, и положение стало угрожающим, правительство, точнее, его часть, пришло к выводу, что во главе государства должен встать человек, для которого война – привычное дело. И мы решили обратиться именно к тебе.
Воцарилось молчание. Мужчина размышлял, а его родные изумлённо смотрели на чиновника. Тот же после паузы продолжил:
– Дитрих, я понимаю, что это неожиданно и невовремя, но… тебя ждут сегодня в Берлине.
Глаза Штригеля опасно сверкнули.
– Это приказ? – вопросил он тихо.
– Можешь считать, что да, – виновато ответил Евлап.
– Подчиняться приказам я не намерен, – выпрямляясь во весь рост, сурово сказал Дитрих. – Ваша правящая верхушка, видимо, запамятовала, кто создал этот мир. И хотя я не люблю об этом напоминать, но, увы, иногда приходится. Так вот, сначала я обсужу всё с семьёй, а потом приму решение.
Друг глядел на Штригеля почти с ужасом.
– Я не узнаю тебя, – произнёс он. – Твоё детище в опасности, а ты…
– Моё детище, – прервал его экс-правитель, – несмотря на все старания Менгера и Шефера, не совсем здорово, и небольшое кровопускание ему не повредит. Йарден объяснил бы тебе это популярно.
Евлап вздрогнул.
– Удар ниже пояса, Дитрих, – пробормотал он.
Тот и сам понял, что перегнул палку, и примирительно сказал:
– Прости. В любом случае, за пару дней катастрофы не произойдёт, а послезавтра я дам ответ.
Чиновники вздохнули с облегчением.
– Не радуйтесь раньше времени, – предупредил их Штригель, – скорее всего, я откажусь. Поэтому советую подумать об альтернативе.
Люди переглянулись и понуро направились к двери. Евлап задержался.
– Знаешь, – сказал он с оттенком презрения в голосе, – все годы нашего знакомства я считал тебя очень цельным человеком. Теперь я начинаю в этом сомневаться.
Когда товарищ уже шагнул за порог, его остановили слова Штригеля:
– Почему правительство не передало мне бразды правления, когда в государстве царило спокойствие? – спросил тот. – Как оно могло допустить, чтобы человек, за которого вступился сам Бог, дав ему возможность реабилитировать себя через многие столетия, погибал в глуши от нереализованности? И ты, ты тоже ничего не сделал, чтобы изменить ситуацию. Если бы с помощью Греты и Толи я не справился бы со сплином и не начал писать…. Да что тут говорить! Подумай об этом, прежде чем меня осуждать.
Евлап застыл, как громом поражённый, а Штригель, обняв жену и сына, вышел, аккуратно притворив дверь. Постояв немного в задумчивости, чиновник промолвил, обращаясь к ближайшей стене:
– А ведь он прав. Мы все бросили Дитриха на произвол судьбы, понадеявшись на его душевную крепость. Но я-то прекрасно знал, с каким трудом он адаптируется к этому миру.
И воскликнул, с размаха ударив собеседницу кулаком:
– И всё же Штригеля необходимо уговорить, чего бы это ни стоило. Иначе свободное общество прекратит своё существование.
Недоумевающе посмотрев на разбитую в кровь руку, Евлап вздохнул и, замотав кисть платком, покинул палату.
Когда Дитрих со спутниками шёл по длинному коридору Центра клонирования, Тиалонай спросил:
– Я не совсем понял тебя, отец. Ты, действительно, хочешь отказаться от поста, принадлежащего тебе по праву?
Не глядя на сына, Штригель ответил:
– Да. Я не себялюбец, но меня оскорбило, как быстро свободное общество забыло обо мне. Ведь если бы моё имя не мелькало на обложках книг, нынешнее и последующие поколения, как и до возникновения времяворота, понятия не имели бы, кто я такой.
– Ты преувеличиваешь… – неуверенно начал сын.
– Нет. Память людей коротка, а особенно тех, кто живёт именно в этом до отвращения спокойном мире. Какое им дело до какого-то Штригеля, когда основной их заботой было и остаётся добывание лаблов. Я ничем не обязан этим…
Тиалонай резко остановился и развернул отца лицом к себе, прижимая к стене. В глазах мужчины плескался гнев.
– Как ты смеешь?! Именно ты и твои последователи, прекрасно знавшие о твоих планах и разделявшие твои идеи, довели большую часть человечества до состояния амёб. Сейчас у тебя появился шанс это исправить, но ты хочешь позволить обществу деградировать дальше. И всё потому, что неблагодарный народ не вспоминает о тебе каждую минуту, не упоминает имени на каждом углу и не восторгается великими деяниями?
Дитрих побледнел.
– Ты, действительно, думаешь, что мне нужны слава и поклонение? – тихо спросил он сына. – Ты презираешь меня?
Тот покачал головой.
– Нет. И никогда не смогу. Но… отец, исправить ошибки тех, кто шёл за тобой, должен именно ты.
Молчавшая до сих пор Генриетта вмешалась в разговор.
– Я считаю, – сказала она, – что правы вы оба. Пренебрежение, выказанное Дитриху и впрямь оскорбительно. Ты сам видел, Тиалонай, что с ним творилось, и знаешь, что мучился он не один год. Но, с другой стороны, нельзя столетиями жить с обидой на весь человеческий род, видя при этом, как рушится то, что тобой же и создано. К тому же люди в опасности, а разве это не повод, чтобы забыть о личных счётах.
– Встав сейчас во главе государства, – подхватил Тиалонай, – ты останешься у власти навсегда и сумеешь, пусть не сразу, пусть через века, изменить мир.
– А мы пойдём с тобой до конца, – подытожила жена.
И, улыбнувшись, добавила:
– Благодаря дарованному Толей бессмертию.
Дитрих стоял, опустив глаза. Когда же он, наконец, поднял голову, во взгляде его читалась решимость.
– Вы правы, – произнёс мужчина, – это мой долг. Кроме того, я всё же более политик, чем писатель, а отказываться от своего призвания неразумно. Я дам согласие, как только повидаю Зольди с внуками и поговорю с Ниадой…
– Не боишься, что она выцарапает тебе глаза? – с усмешкой спросил сын.
– Придётся рискнуть, – ответил отец, улыбаясь.
Но тут же посерьёзнел.
– Это очень важно, – продолжил он. – Одним из условий моего возврата к власти станет возрождение Штригеля-двойника.
– А зачем? – удивилась Генриетта.
– Ну, во-первых, чтобы искупить свою вину перед ним и его женой, а во-вторых, кому же можно полностью довериться в сложном деле управления государством, как не самому себе.
– Ты хочешь сделать его соправителем? – спросил Тиалонай.
– Нет. Всего лишь правой рукой. Клон, в отличие от меня, жившего воспоминаниями и с головой нырнувшего в мемуары, выбрал профессию военного, что может очень пригодиться. Сам я мало что знаю о современной армии и её вооружении.
– Ай, да отец!
Тиалонай восхищённо смотрел на Штригеля, а Генриетта тихонько зааплодировала.
Они уже направлялись к дверям, когда учёный вдруг остановился.
– Простите, мне придётся задержаться, я совсем упустил из вида…. Арлиса идём.
– Что случилось?
– Недавно в криобанке[2] мы нашли безымянный материал. За несколько часов до твоей смерти его взяли в обработку, но за всеми треволнениями я позабыл, что в лаборатории растёт клон. Есть опасность, что он перезреет.
И Тиалонай, ещё раз извинившись, быстрым шагом удалился. Жена последовала за ним, а Генриетта рассмеялась.
– Толя говорит о человеке, как о фрукте.
– Лексикон учёных специфичен, – улыбнулся в ответ Штригель.
И, взяв жену под руку, двинулся к выходу из Центра.
Похоронившая мужа постаревшая Ниада сидела в кресле перед компьютером, но то, что отображалось на дисплее, не трогало её. Узнав о чудовищном обмане, она потеряла волю к жизни, и ничто более её не интересовало.
Ниада любила умершего клона Штригеля, но сейчас уже не могла понять, кто ей был более дорог: он ли, лишившийся части воспоминаний и отдавший ей всего себя, или тот, который сохранил в памяти незабываемые мгновения их недолгого, трудного счастья.
Как он посмел? Женщина то и дело задавала себе этот вопрос и не могла на него ответить. Человек, которого она когда-то полюбила, прожил долгую и, наверное, счастливую жизнь с другой, а потом, явившись в недобрый час, отнял у нее мужчину, отвечавшего ей взаимностью в чувствах.
Ниада пыталась заплакать, но не могла. Тихонько подвывая, несчастная опустила голову на руки, и тут услышала, как кто-то негромко окликает её по имени. Вместе с креслом она повернулась на звук и увидела… Дитриха, выглядевшего намного моложе, чем в запомнившийся ей страшный вечер. Он стоял, опершись о дверной косяк, и с состраданием глядел на поникшую женщину.
– Пришёл полюбоваться на моё горе? – безжизненным голосом спросила та. – Тебе удалось отомстить, радуйся. Я страдаю сейчас так же, как и ты когда-то.
– Я не думал о мести, – произнёс Дитрих, шагнув через порог. – Всё вышло случайно, кто же знал, что так произойдёт…
Ниада не слушала.
– Мало того, – продолжала она, – что ты отнял у меня мужа, – я даже не имею права возродить его, как это делают другие, потому что он – второй …
– Об этом я и хочу поговорить, Ниада, – тихо сказал Дитрих, садясь напротив. – Мне предложили занять высший пост в государстве, вернуться к истокам. Я готов согласиться, и одним из требований, которые я намерен предъявить Совету, будет воскрешение второго Штригеля.
Осознав услышанное, Ниада изумлённо уставилась на мужчину.
– Но как? – прошептала она. – Ведь его сожгли три дня назад.
– Когда он в последний раз проходил медицинское обследование?
Женщина задумалась.
– За неделю до смерти, – неуверенно ответила она. – В армии с этим строго.
– Значит, в криобанке наверняка хранится его свежий материал. Твой муж забудет только несколько последних дней. Кроме того, есть ещё я, мои клетки.
– Ты понимаешь, что говоришь?! – гневно возразила Ниада. – Мне шестьдесят два, и вряд ли я буду ему нужна, если он вернётся молодым, не помня о нашей совместной жизни.
– Это не проблема, Тиалонай дорастит его до нужного возраста. И, как известно, в клон можно внедрить любые воспоминания.
– Ах, да, – задумчиво проговорила Ниада. – верно. Хорошо, допустим, что всё получится. Но тебе-то какая в этом корысть?
– Ты думаешь, я делаю это из личной выгоды? – возмутился Штригель. – Корысть есть, но я настоял бы на возрождении двойника даже в том случае, если бы это было не так. Из чувства долга перед вами обоими.
Все сомнения Ниады рассеялись, и она почувствовала неимоверное облегчение: глаза её загорелись, щёки порозовели.
– Даже не знаю, благодарить тебя или проклинать, – промолвила она, глядя сияющим взглядом на своего друга-врага.
– Благодарить не за что, я всего лишь даю взятку совести, но проклятья сейчас могут только повредить, ведь слова, как говорят, материальны. Передо мной стоит сложная задача: привести мир к гармонии и защитить его от неведомых пришельцев. И в этом, я надеюсь, мне поможет твой муж.
Ниада поднявшись, подошла к Дитриху и обняла его.
– Я знаю, что ты справишься. Вы справитесь, – уверила она.
А растроганный Штригель припал губами к её руке.
[1] Беллетристика – общее название художественной литературы в стихах и прозе.
[2] Криобанк – хранилище биоматериалов (клеток, спермы и т.д.) в условиях низких температур.
Рейтинг: +1
802 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения