Помочь сайту
Поздравления
Властелин двух миров ( бывшее Загадка нижнего мира). Роман.Книга 1 Монстры из будущего. Главы 22-24
14 января 2015 -
Александра Треффер
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
Появление новых персонажей...
Штригель после возрождения...
Новая жизнь Генриетты...
Назревающая опасность...
Появление новых персонажей...
Штригель после возрождения...
Новая жизнь Генриетты...
Назревающая опасность...
Глава 22
Лаборатория тонула во мраке. Двое мужчин в белых халатах склонились над издающим тихий писк прибором, экран которого светился зелёным.
– Им пора бы уже вернуться, – гнусавым голосом сказал один.
– Да куда они денутся? – успокоил его второй. – Это лишь непредвиденная задержка. Генератор работает, все показатели в норме…
– Рисковые молодчики, – прогундосил первый.
– Авантюристы, – хихикнул собеседник. – А у одного, ты помнишь, особый счёт к нынешнему правительству.
– Меня это не удивляет, – пробурчал гнусавый.
Разговор прервался, потому что дисплей ярко вспыхнул, осветив помещение, створки дверей справа от него раздвинулись, и оттуда, дымясь, вывалились трое неизвестных, облачённых в серебристые защитные костюмы. Упав на пол, они застыли в неуклюжих позах, хриплое дыхание вырывалось из-под масок, облегающих голову.
– Ну, и перегрузка, – простонал один – атлетично сложённый, седеющий брюнет. – Не всякое сердце выдержит.
Он оказался прав. Один из его спутников пришёл в себя, а третий лежал, не подавая признаков жизни. Когда с него сняли маску, учёные содрогнулись, увидев выпученные глаза и почерневшее лицо мертвеца. Погибшему было не больше тридцати пяти лет.
– Жаль, – вздохнул учёный – владелец нормального голоса, – жить бы и жить. Молодой, а какой слабый.
– Да, – отозвался второй из возвращенцев – плотный блондин лет сорока пяти, – не то, что старая гвардия.
И, подмигнув соседу, рассмеялся.
– Что ж, господа…
Гнусавый улыбнулся оставшимся в живых счастливчикам.
– Мы с Бруно ждём вашего рассказа.
Атлет оживился.
– О, нам есть, что поведать. Место, куда вы нас заслали – просто находка! Если использовать тамошние достижения с умом, обществу, строящемуся на развалинах Империи, скоро придёт конец.
– Это вдохновляет, – без энтузиазма произнёс Бруно, с жалостью рассматривающий умершего. – Но, Август, я думаю, людям сначала надо отдохнуть…
– А я полагаю, что отдых и отчёт можно совместить, – прервал коллегу Август, направляясь к двери. – Идёмте, господа.
Те помогли друг другу подняться и отправились за хозяином.
Дитрих сидел, опершись о стол локтями и касаясь подбородком стиснутых ладоней. Со стороны могло бы показаться, что он молится, но даже мысль об этом не приходила в голову угрюмого человека.
Штригель с отчаяньем думал о том, что по собственной воле угодил в ловушку; после года наслаждения свободой и безопасностью в счастливом будущем свободного мира он осознал, что это не для него. Дитрих привык бороться, а существование здесь расслабляло и не давало пищи уму.
Но это было лишь полбеды. Его постоянно мучили чувство вины перед умершей Генриеттой и тоска по ней. Её образ, как когда-то лёгкая тень Изольды, постоянно витал у Штригеля перед глазами. Две женщины, любимые им и любившие его, расстались с жизнью потому, что он оказался глупцом.
Дитрих открыл верхний ящик стола, где лежал злополучный пистолет, выстрелом из которого покончила с собой его несчастная юная жена. Взяв оружие, Штригель заколебался. Мужчина понимал, что исполни он сейчас вынесенный самому себе приговор, горе Ниады, сына и друзей будет неизбывно. Но остановило его не только сочувствие к близким, он не сомневался, что Тиалонай не даст ему умереть, клонировав заново.
Кинув пистолет обратно, Штригель вновь принял позу молящегося, не сводя взгляда с копошащейся на стене мухи. Рука его дёрнулась, чтобы убить насекомое, но усилием воли Дитрих удержал её. Даже этот маленький паразит имел, по его мнению, большее право на жизнь, чем он сам.
Друзья испытывали сильнейшую тревогу, видя душевное состояние Штригеля. Он почти ничего не ел и очень мало спал, проводя час за часом в неподвижности и мрачном молчании. Ниада плакала, не понимая, что происходит, женщины пытались её утешить, а мужчины становились всё более унылыми по мере того как исчезала атмосфера радости в их большом доме. Это сказалось и на работах Виктора: из-под кисти его теперь всё чаще выходили реалистичные изображения тёмных руин и пасмурной постапокалиптической планеты.
Только Тиалонай догадывался, что происходит с отцом, но до поры помалкивал. Он, да маленькая Изольда остались единственными, кому удавалось разжечь потухший, казалось, навсегда огонь жизни в глазах Штригеля.
Вот и сейчас, стремясь расшевелить затворника, юноша, взяв сестрёнку на руки, постучал в дверь комнаты Дитриха.
Генриетта сидела на кровати, подобрав под себя ноги, и скрипела зубами. Головная боль была невыносимой. Дважды женщина пыталась встать, чтобы добраться до аптечки, и каждый раз падала обратно. Наконец, не выдержав муки, она вскрикнула и заплакала.
Дверь приоткрылась, в комнату заглянул охранник. Когда мужчина увидел, в каком состоянии находится её обитательница, лицо его стало испуганным, и он опрометью кинулся к ящику с лекарствами, предварительно нажав кнопку звонка, проведённого в апартаменты Менгера.
Оскар появился через несколько минут и, отобрав у бестолково топчущегося подчинённого таблетки, приказал подать воды. Осторожно разжав судорожно стиснутые челюсти Генриетты, он положил пилюлю ей на язык и заставил запить несколькими глотками из принесённого стакана. Потом, достав из коробки шприц, проткнул иглой пробку пузырька с морфином[1]. Обработав спиртом руку женщины, Менгер ввёл лекарство и сел рядом, держа жену за плечи и поглаживая по спине. Постепенно конвульсии, сотрясающие её тело, прекратились, дыхание стало ровнее.
– Спасибо, Оскар, милый, – слабо улыбнувшись, шепнула Генриетта.
Тот не улыбнулся в ответ, с тревогой вглядываясь в зелёные глаза с расширенными зрачками.
– Грета…
Голос его звучал строго.
– Прошу тебя, при малейшем намёке на приступ сразу звони, и я приду.
– Но ведь ты не всегда бываешь у себя, – возразила она.
– Там обязательно дежурит кто-нибудь, знающий о твоей проблеме. И он отыщет меня или врача. Умоляю, не надо терпеть, иначе рано или поздно это плохо кончится.
– И пусть, – подумала Генриетта.
Но вслух этого не произнесла, чтобы не травмировать Менгера. Голова ее слегка закружилась от наркотика, и она, закрыв глаза, припала к плечу мужа. А тот сидел, не шевелясь, боясь потревожить дорогое ему существо. Он не знал, что перед внутренним взором жены вновь возникло лицо умирающего Дитриха, как и всегда, когда прекращались мучения плоти.
Женщина застонала, и Оскар забеспокоился.
– Что с тобой, милая? Неужели снова?
– Это другая боль, – прошептала та.
Менгер закусил губу. Он понял, о чём говорит Генриетта, но ничего не мог противопоставить этому, кроме своих чувств к ней.
– Мне побыть с тобой?
– Да, пожалуйста!
Грета умоляюще посмотрела на мужчину. Они долго сидели, разговаривая о разных пустяках, пока больную не сморил сон.
Менгер держал спящую жену в объятьях и думал, что никогда не станет для неё тем, кем был Дитрих. Она не знала, что тот жив, и страдала от чувства вины, которое не поселилось бы в её душе, если бы Оскар осмелился всё рассказать. Генриетта тосковала по Штригелю, а муж терпел, не в силах ничего изменить.
Решив остаться здесь на ночь, он осторожно уложил женщину и скользнул в сонное тепло супружеской постели.
Задвижка щёлкнула, дверь отворилась. Дитрих стоял на пороге, устремив на Тиалоная невидящий взгляд. Но вот в нём мелькнуло понимание, и мужчина, оживившись, протянул руки к дочери. Легонько толкнув сына внутрь, он последовал за ним.
Сев у стола, юноша с довольным видом смотрел, как Штригель развлекает ребёнка. Кроха лепетала, наматывая на пальчики пряди волос отца, а на лице того расцветала улыбка. Продолжая нянчить малышку, Дитрих опустился на стул.
– Зольди становится всё сознательнее и красивее, – радостно поделился он с сыном своими наблюдениями.
Тот ответил неожиданно резко:
– Я удивлён, отец, что ты это заметил. Мне казалось, что никто из нас тебя больше не интересует!
Штригель вздрогнул и посмотрел на Тиалоная таким беспомощным взглядом, что юноше стало стыдно. Вскочив, он обнял Дитриха.
– Прости, – сказал молодой человек, – и постарайся понять: мы очень беспокоимся. А ты даже не хочешь рассказать о том, что тебя мучает. Хотя я догадываюсь…
– О чём? – тихо спросил Дитрих.
– Ты винишь себя в гибели Генриетты, так?
– Откуда тебе это известно? – изумился Штригель
– Я знаю тебя лучше, чем другие.
Дитрих опустил голову.
– Ты прав…
И неожиданно для самого себя излил сыну душу, не утаив, что его преследуют суицидальные мысли.
Тиалонай был потрясён. С минуту он с состраданием смотрел на отца, а потом глаза его загорелись гневом.
– Я говорил им, что ничего хорошего из этого не выйдет! – прорычал юноша.
Он выбежал за дверь, а Штригель, проводив его недоумевающим взглядом, переключил внимание на девочку, укусившую его за ухо.
Когда Тиалонай снова заглянул в комнату, Дитрих с дочерью крепко спали. Неслышно ступая, молодой человек подошёл к столу, открыл ящик и, вытащив пистолет, спрятал его в карман.
Проснувшаяся среди ночи Генриетта чувствовала себя удивительно свежей. Голова не болела, мысли не путались. Открыв глаза, она посмотрела на спящего мужа, и внезапно душа женщины наполнилась горячей благодарностью к этому человеку, вырвавшему её из лап одиночества и смерти.
Сближение их происходило нелегко. Сначала Генриетта не хотела принимать ничего от мужчины, который не был Дитрихом, убегая и прячась, словно дикий зверёк. Но постепенно, благодаря заботе Оскара, она оттаяла, они стали проводить много времени вместе, а потом эти добрые, доверительные отношения перешли в более близкие.
Нет, Грета, постепенно смирявшаяся с тем, что Дитриха не вернуть, не жалела, что стала женой Менгера. Но полюбить его по-настоящему не могла, образ Штригеля постоянно вставал между ними. Оскар знал, но мирился с этим, довольствуясь тем, что Генриетта могла ему дать.
Повинуясь порыву, та нежно провела рукой по мускулистой груди мужчины, поросшей седеющими волосами, и приникла к его губам.
Освободившиеся от тяжёлых костюмов путешественники отдыхали, развалившись в креслах. Брюнет делился с внимательными слушателями подробностями вояжа в будущее параллельной реальности.
– К двадцать пятому веку эти люди достигли невиданных высот в сфере истребления. США уничтожили почти все население Африканского континента с помощью злобных биороботов.
– А как они выглядят? – заинтересованно спросил Август.
– Мы их не видели, но, судя по рекламным картинкам компании-производителя, предлагающей мини-версии для индивидуального использования, это жутковатая помесь нескольких животных. Домашние питомцы ходят на четырёх лапах, но в случае необходимости могут передвигаться и на двух задних, используя передние, вооруженные огромными обоюдоострыми когтями, как оружие.
– Какой кошмар! – передёрнув плечами, пробормотал Бруно.
– Да это просто великолепно, – восторженно отозвался Август, – то, что нам нужно!
– Ещё, – продолжил атлет, – эти существа обладают набором не менее острых и крепких зубов, одним щелчком которых могут разорвать человеку горло или откусить конечность.
Лицо Бруно перекосилось от отвращения, и он произнёс:
– Август, тебе не кажется, что подобным тварям не место в нормальном обществе?
– Нормальном?! – зашипел тот, поддержанный негодующими восклицаниями соратников, – Где ты видишь нормальное общество? Империя рухнула, а то, что зреет на её обломках, противно и Богу, и людям.
– Я бы не сказал… – нерешительно начал мужчина, но его бесцеремонно прервали.
– Лучших граждан погибшего государства, – поднявшись и грозно наступая на учёного, пророкотал брюнет, – казнят на площадях без суда и следствия. Вокруг разруха: как в экономике, так и в законодательстве. Мне едва удалось избежать смерти в застенках Штригеля, и, если бы тот не получил по заслугам и не сдох от руки собственной жены-психопатки, я сам уничтожил бы его при первой возможности…
– При чём тут ваши счёты со Штригелем, Людвиг? – пятясь, по-петушиному закричал Бруно. – Речь идёт о многих человеческих жизнях…
– Какое значение они имеют во время войны?! – завопил Август, надвигаясь на коллегу. – Наша задача – сбросить правительство Менгера и возродить Империю с её порядком. Очистив мир от славян, цыган, евреев и других неполноценных народов, мы облагодетельствуем его, а властелину, не сумевшему справиться с бедствием, придётся уйти в отставку. Если, конечно, он не погибнет раньше.
Оппонент окаменел.
– Откуда, откуда у тебя такие садистские склонности? – вопросил он. – Я могу понять Крюгера…
Бруно дёрнул подбородком в сторону атлета.
– Но ты…. Что плохого тебе сделали, я спрашиваю не о невинных людях, Штригель и Менгер? За что ты их ненавидишь? У тебя есть лаборатория, а значит, возможности для исследований, и…
– Молчать! – завизжал Август, топая ногами. – Разве ты не видишь, чем я занимаюсь по заказу правительства? Дурацкими излучениями для поддержания климата, заградителями от атомных бомб. Как ты думаешь, это мне интересно, а?
– Это необходимо. Ты же не хочешь, чтобы однажды американская ядерная смерть свалилась нам на голову…
– Ничего ты не понимаешь, Бруно, – неожиданно успокоившись, миролюбиво заявил Август, – поскольку ты всего лишь ассистент, и тебе не дано постигнуть величия стремлений истинного учёного.
Отвернувшись от коллеги, он обратился к Крюгеру:
– Что ещё?
– А ещё мы добыли оригинал документа служащего компании.
И мужчина протянул собеседнику пёстрый пластиковый прямоугольник.
– Им пора бы уже вернуться, – гнусавым голосом сказал один.
– Да куда они денутся? – успокоил его второй. – Это лишь непредвиденная задержка. Генератор работает, все показатели в норме…
– Рисковые молодчики, – прогундосил первый.
– Авантюристы, – хихикнул собеседник. – А у одного, ты помнишь, особый счёт к нынешнему правительству.
– Меня это не удивляет, – пробурчал гнусавый.
Разговор прервался, потому что дисплей ярко вспыхнул, осветив помещение, створки дверей справа от него раздвинулись, и оттуда, дымясь, вывалились трое неизвестных, облачённых в серебристые защитные костюмы. Упав на пол, они застыли в неуклюжих позах, хриплое дыхание вырывалось из-под масок, облегающих голову.
– Ну, и перегрузка, – простонал один – атлетично сложённый, седеющий брюнет. – Не всякое сердце выдержит.
Он оказался прав. Один из его спутников пришёл в себя, а третий лежал, не подавая признаков жизни. Когда с него сняли маску, учёные содрогнулись, увидев выпученные глаза и почерневшее лицо мертвеца. Погибшему было не больше тридцати пяти лет.
– Жаль, – вздохнул учёный – владелец нормального голоса, – жить бы и жить. Молодой, а какой слабый.
– Да, – отозвался второй из возвращенцев – плотный блондин лет сорока пяти, – не то, что старая гвардия.
И, подмигнув соседу, рассмеялся.
– Что ж, господа…
Гнусавый улыбнулся оставшимся в живых счастливчикам.
– Мы с Бруно ждём вашего рассказа.
Атлет оживился.
– О, нам есть, что поведать. Место, куда вы нас заслали – просто находка! Если использовать тамошние достижения с умом, обществу, строящемуся на развалинах Империи, скоро придёт конец.
– Это вдохновляет, – без энтузиазма произнёс Бруно, с жалостью рассматривающий умершего. – Но, Август, я думаю, людям сначала надо отдохнуть…
– А я полагаю, что отдых и отчёт можно совместить, – прервал коллегу Август, направляясь к двери. – Идёмте, господа.
Те помогли друг другу подняться и отправились за хозяином.
Дитрих сидел, опершись о стол локтями и касаясь подбородком стиснутых ладоней. Со стороны могло бы показаться, что он молится, но даже мысль об этом не приходила в голову угрюмого человека.
Штригель с отчаяньем думал о том, что по собственной воле угодил в ловушку; после года наслаждения свободой и безопасностью в счастливом будущем свободного мира он осознал, что это не для него. Дитрих привык бороться, а существование здесь расслабляло и не давало пищи уму.
Но это было лишь полбеды. Его постоянно мучили чувство вины перед умершей Генриеттой и тоска по ней. Её образ, как когда-то лёгкая тень Изольды, постоянно витал у Штригеля перед глазами. Две женщины, любимые им и любившие его, расстались с жизнью потому, что он оказался глупцом.
Дитрих открыл верхний ящик стола, где лежал злополучный пистолет, выстрелом из которого покончила с собой его несчастная юная жена. Взяв оружие, Штригель заколебался. Мужчина понимал, что исполни он сейчас вынесенный самому себе приговор, горе Ниады, сына и друзей будет неизбывно. Но остановило его не только сочувствие к близким, он не сомневался, что Тиалонай не даст ему умереть, клонировав заново.
Кинув пистолет обратно, Штригель вновь принял позу молящегося, не сводя взгляда с копошащейся на стене мухи. Рука его дёрнулась, чтобы убить насекомое, но усилием воли Дитрих удержал её. Даже этот маленький паразит имел, по его мнению, большее право на жизнь, чем он сам.
Друзья испытывали сильнейшую тревогу, видя душевное состояние Штригеля. Он почти ничего не ел и очень мало спал, проводя час за часом в неподвижности и мрачном молчании. Ниада плакала, не понимая, что происходит, женщины пытались её утешить, а мужчины становились всё более унылыми по мере того как исчезала атмосфера радости в их большом доме. Это сказалось и на работах Виктора: из-под кисти его теперь всё чаще выходили реалистичные изображения тёмных руин и пасмурной постапокалиптической планеты.
Только Тиалонай догадывался, что происходит с отцом, но до поры помалкивал. Он, да маленькая Изольда остались единственными, кому удавалось разжечь потухший, казалось, навсегда огонь жизни в глазах Штригеля.
Вот и сейчас, стремясь расшевелить затворника, юноша, взяв сестрёнку на руки, постучал в дверь комнаты Дитриха.
Генриетта сидела на кровати, подобрав под себя ноги, и скрипела зубами. Головная боль была невыносимой. Дважды женщина пыталась встать, чтобы добраться до аптечки, и каждый раз падала обратно. Наконец, не выдержав муки, она вскрикнула и заплакала.
Дверь приоткрылась, в комнату заглянул охранник. Когда мужчина увидел, в каком состоянии находится её обитательница, лицо его стало испуганным, и он опрометью кинулся к ящику с лекарствами, предварительно нажав кнопку звонка, проведённого в апартаменты Менгера.
Оскар появился через несколько минут и, отобрав у бестолково топчущегося подчинённого таблетки, приказал подать воды. Осторожно разжав судорожно стиснутые челюсти Генриетты, он положил пилюлю ей на язык и заставил запить несколькими глотками из принесённого стакана. Потом, достав из коробки шприц, проткнул иглой пробку пузырька с морфином[1]. Обработав спиртом руку женщины, Менгер ввёл лекарство и сел рядом, держа жену за плечи и поглаживая по спине. Постепенно конвульсии, сотрясающие её тело, прекратились, дыхание стало ровнее.
– Спасибо, Оскар, милый, – слабо улыбнувшись, шепнула Генриетта.
Тот не улыбнулся в ответ, с тревогой вглядываясь в зелёные глаза с расширенными зрачками.
– Грета…
Голос его звучал строго.
– Прошу тебя, при малейшем намёке на приступ сразу звони, и я приду.
– Но ведь ты не всегда бываешь у себя, – возразила она.
– Там обязательно дежурит кто-нибудь, знающий о твоей проблеме. И он отыщет меня или врача. Умоляю, не надо терпеть, иначе рано или поздно это плохо кончится.
– И пусть, – подумала Генриетта.
Но вслух этого не произнесла, чтобы не травмировать Менгера. Голова ее слегка закружилась от наркотика, и она, закрыв глаза, припала к плечу мужа. А тот сидел, не шевелясь, боясь потревожить дорогое ему существо. Он не знал, что перед внутренним взором жены вновь возникло лицо умирающего Дитриха, как и всегда, когда прекращались мучения плоти.
Женщина застонала, и Оскар забеспокоился.
– Что с тобой, милая? Неужели снова?
– Это другая боль, – прошептала та.
Менгер закусил губу. Он понял, о чём говорит Генриетта, но ничего не мог противопоставить этому, кроме своих чувств к ней.
– Мне побыть с тобой?
– Да, пожалуйста!
Грета умоляюще посмотрела на мужчину. Они долго сидели, разговаривая о разных пустяках, пока больную не сморил сон.
Менгер держал спящую жену в объятьях и думал, что никогда не станет для неё тем, кем был Дитрих. Она не знала, что тот жив, и страдала от чувства вины, которое не поселилось бы в её душе, если бы Оскар осмелился всё рассказать. Генриетта тосковала по Штригелю, а муж терпел, не в силах ничего изменить.
Решив остаться здесь на ночь, он осторожно уложил женщину и скользнул в сонное тепло супружеской постели.
Задвижка щёлкнула, дверь отворилась. Дитрих стоял на пороге, устремив на Тиалоная невидящий взгляд. Но вот в нём мелькнуло понимание, и мужчина, оживившись, протянул руки к дочери. Легонько толкнув сына внутрь, он последовал за ним.
Сев у стола, юноша с довольным видом смотрел, как Штригель развлекает ребёнка. Кроха лепетала, наматывая на пальчики пряди волос отца, а на лице того расцветала улыбка. Продолжая нянчить малышку, Дитрих опустился на стул.
– Зольди становится всё сознательнее и красивее, – радостно поделился он с сыном своими наблюдениями.
Тот ответил неожиданно резко:
– Я удивлён, отец, что ты это заметил. Мне казалось, что никто из нас тебя больше не интересует!
Штригель вздрогнул и посмотрел на Тиалоная таким беспомощным взглядом, что юноше стало стыдно. Вскочив, он обнял Дитриха.
– Прости, – сказал молодой человек, – и постарайся понять: мы очень беспокоимся. А ты даже не хочешь рассказать о том, что тебя мучает. Хотя я догадываюсь…
– О чём? – тихо спросил Дитрих.
– Ты винишь себя в гибели Генриетты, так?
– Откуда тебе это известно? – изумился Штригель
– Я знаю тебя лучше, чем другие.
Дитрих опустил голову.
– Ты прав…
И неожиданно для самого себя излил сыну душу, не утаив, что его преследуют суицидальные мысли.
Тиалонай был потрясён. С минуту он с состраданием смотрел на отца, а потом глаза его загорелись гневом.
– Я говорил им, что ничего хорошего из этого не выйдет! – прорычал юноша.
Он выбежал за дверь, а Штригель, проводив его недоумевающим взглядом, переключил внимание на девочку, укусившую его за ухо.
Когда Тиалонай снова заглянул в комнату, Дитрих с дочерью крепко спали. Неслышно ступая, молодой человек подошёл к столу, открыл ящик и, вытащив пистолет, спрятал его в карман.
Проснувшаяся среди ночи Генриетта чувствовала себя удивительно свежей. Голова не болела, мысли не путались. Открыв глаза, она посмотрела на спящего мужа, и внезапно душа женщины наполнилась горячей благодарностью к этому человеку, вырвавшему её из лап одиночества и смерти.
Сближение их происходило нелегко. Сначала Генриетта не хотела принимать ничего от мужчины, который не был Дитрихом, убегая и прячась, словно дикий зверёк. Но постепенно, благодаря заботе Оскара, она оттаяла, они стали проводить много времени вместе, а потом эти добрые, доверительные отношения перешли в более близкие.
Нет, Грета, постепенно смирявшаяся с тем, что Дитриха не вернуть, не жалела, что стала женой Менгера. Но полюбить его по-настоящему не могла, образ Штригеля постоянно вставал между ними. Оскар знал, но мирился с этим, довольствуясь тем, что Генриетта могла ему дать.
Повинуясь порыву, та нежно провела рукой по мускулистой груди мужчины, поросшей седеющими волосами, и приникла к его губам.
Освободившиеся от тяжёлых костюмов путешественники отдыхали, развалившись в креслах. Брюнет делился с внимательными слушателями подробностями вояжа в будущее параллельной реальности.
– К двадцать пятому веку эти люди достигли невиданных высот в сфере истребления. США уничтожили почти все население Африканского континента с помощью злобных биороботов.
– А как они выглядят? – заинтересованно спросил Август.
– Мы их не видели, но, судя по рекламным картинкам компании-производителя, предлагающей мини-версии для индивидуального использования, это жутковатая помесь нескольких животных. Домашние питомцы ходят на четырёх лапах, но в случае необходимости могут передвигаться и на двух задних, используя передние, вооруженные огромными обоюдоострыми когтями, как оружие.
– Какой кошмар! – передёрнув плечами, пробормотал Бруно.
– Да это просто великолепно, – восторженно отозвался Август, – то, что нам нужно!
– Ещё, – продолжил атлет, – эти существа обладают набором не менее острых и крепких зубов, одним щелчком которых могут разорвать человеку горло или откусить конечность.
Лицо Бруно перекосилось от отвращения, и он произнёс:
– Август, тебе не кажется, что подобным тварям не место в нормальном обществе?
– Нормальном?! – зашипел тот, поддержанный негодующими восклицаниями соратников, – Где ты видишь нормальное общество? Империя рухнула, а то, что зреет на её обломках, противно и Богу, и людям.
– Я бы не сказал… – нерешительно начал мужчина, но его бесцеремонно прервали.
– Лучших граждан погибшего государства, – поднявшись и грозно наступая на учёного, пророкотал брюнет, – казнят на площадях без суда и следствия. Вокруг разруха: как в экономике, так и в законодательстве. Мне едва удалось избежать смерти в застенках Штригеля, и, если бы тот не получил по заслугам и не сдох от руки собственной жены-психопатки, я сам уничтожил бы его при первой возможности…
– При чём тут ваши счёты со Штригелем, Людвиг? – пятясь, по-петушиному закричал Бруно. – Речь идёт о многих человеческих жизнях…
– Какое значение они имеют во время войны?! – завопил Август, надвигаясь на коллегу. – Наша задача – сбросить правительство Менгера и возродить Империю с её порядком. Очистив мир от славян, цыган, евреев и других неполноценных народов, мы облагодетельствуем его, а властелину, не сумевшему справиться с бедствием, придётся уйти в отставку. Если, конечно, он не погибнет раньше.
Оппонент окаменел.
– Откуда, откуда у тебя такие садистские склонности? – вопросил он. – Я могу понять Крюгера…
Бруно дёрнул подбородком в сторону атлета.
– Но ты…. Что плохого тебе сделали, я спрашиваю не о невинных людях, Штригель и Менгер? За что ты их ненавидишь? У тебя есть лаборатория, а значит, возможности для исследований, и…
– Молчать! – завизжал Август, топая ногами. – Разве ты не видишь, чем я занимаюсь по заказу правительства? Дурацкими излучениями для поддержания климата, заградителями от атомных бомб. Как ты думаешь, это мне интересно, а?
– Это необходимо. Ты же не хочешь, чтобы однажды американская ядерная смерть свалилась нам на голову…
– Ничего ты не понимаешь, Бруно, – неожиданно успокоившись, миролюбиво заявил Август, – поскольку ты всего лишь ассистент, и тебе не дано постигнуть величия стремлений истинного учёного.
Отвернувшись от коллеги, он обратился к Крюгеру:
– Что ещё?
– А ещё мы добыли оригинал документа служащего компании.
И мужчина протянул собеседнику пёстрый пластиковый прямоугольник.
Глава 23
Разбудили Дитриха громкие голоса, спорящие в соседней комнате. Изольды рядом не было, Ниада забрала дочку. Отдохнувший Штригель потянулся и направился к двери, но на пороге замер, прислушиваясь.
Говорил Тиалонай:
– Если помните, я настаивал, чтобы вы не скрывали от него правду о случившемся с Генриеттой. Предупреждал, что из этого не выйдет ничего хорошего. Если он покончит с собой, как мы сможем жить с таким грузом на совести? Это всё твоя ревность, Ниада!
Женщина тихо возразила, а Тиалонай закричал:
– Тебя не убеждает, что вчера я забрал у отца пистолет, находившийся в полной боевой готовности? Нет? Но дело даже не в этом, оружие непринципиально. Если он захочет, то найдёт способ свести счёты с жизнью, и сделает это так, чтобы я не смог его возродить!
Метнувшись к столу, Дитрих открыл ящик. Пусто. Тогда, рванув дверь, он вышел к собранию. Увидев его, люди замолчали, глядя кто испуганно, а кто и виновато.
– Что тут происходит? – спросил Штригель.
Голос его прозвучал угрожающе.
– И что ещё мне неизвестно о смерти Греты?
Тишина становилась гнетущей. Наконец, Виктор поднял голову, и лицо его выразило решимость.
– Дитрих, – сказал он, – она не умерла. Генриетта жива.
Штригель во все глаза смотрел на друга, не веря ушам.
– Она жива, отец, – подтвердил и Тиалонай. – Пуля прошла сквозь череп, не задев мозг. Голову её собрали буквально по кусочкам и…
– Что?
– Клянусь, я выступал против, но мне пришлось присоединиться к большинству.
– Я верю. Что дальше?
– Грету отправили в прошлое. Менгер забрал её и на время, пока всё не утихнет, поместил в монастырь. А позже мы передали ему твоё тело.
– Она знает, что я жив?
– Нет. Но, возможно, Оскар рассказал ей после…
Дитрих стоял молча, осмысливая услышанное. На лице его попеременно отражались радость, гнев, презрение, а близкие с тревогой следили за этой игрой чувств.
– Мы все виноваты, – вновь заговорил Виктор, шагнув вперёд, – мы повели себя непорядочно по отношению к тебе…
– Ко мне? – прервал его Штригель. – Нет, не ко мне, а, в первую очередь, к ней. Как вы могли так поступить? Грета – девочка, ранимый ребёнок не сомневалась в том, что убила меня. Вы можете представить, каково ей было, когда она осталась наедине с собой? Я – взрослый, закалённый человек с трудом справлялся с чувством вины, а Генриетта…
Проведя ладонью по вспотевшему лбу, Дитрих вопросил:
– Чья это инициатива? У кого хватило жестокости устроить нам обоим ад на земле?
Ниада твёрдо сказала:
– Я приняла это решение, отстаивая своё право на счастье и пытаясь сберечь семью.
Дитрих долго смотрел на женщину, внезапно ставшую ему совсем чужой.
– Ты потерпела фиаско, – глухо произнёс он.
И, не обратив внимания на отчаянный крик жены, направился к выходу.
– Что ж, господа, – потирая руки, говорил Август путешественникам во времени, вновь облачившимся в костюмы, – теперь только от вас зависит наша победа. Смерть от перегрузки вам больше не грозит: зная о проблеме, я достал пилюли, укрепляющие сердце. Немедленно воспользуйтесь средством, и – вперёд.
Он вручил мужчинам небольшие коробочки, которые те убрали в нагрудные карманы, предварительно проглотив по одной таблетке. Мрачный Бруно стоял рядом, безмолвно наблюдая за происходящим. Когда мужчины шагнули в кабину, и двери закрылись, ученый резко развернулся, намереваясь уйти, но коллега остановил его, схватив за плечо.
– Постарайся, чтобы я больше не видел таких злобных и безнадёжных взглядов, – прошипел он, – иначе первой порцией пищи милых зверушек станешь именно ты.
Резко оттолкнув ассистента, Август вышел, громко хлопнув дверью. Бруно вздрогнул, когда от лёгкого сотрясения стен с полки упала и со звоном разбилась пробирка. Заворожено глядя на осколки, он опустился на стул и прошептал:
– Я должен что-то предпринять, чтобы не допустить вторжения.
И, сорвавшись с места, кинулся к генератору.
Но когда он занес над прибором пожарный топор, раздался выстрел. Вскрикнув, Бруно схватился за кисть, и оружие выпало у него из пальцев.
– Так, так!
Ехидный гнусавый голос звучал странно глухо.
– Интуиция подсказала мне, что ты попытаешься помешать осуществлению моих планов. Нет, мой дорогой, ничего не выйдет…
Схватив топор левой рукой, Бруно повернулся и обомлел, увидев вместо лица Августа резиновую слоновью морду. В этот момент крепкая струя дурно пахнущего газа ударила в ноздри учёного, и тот потерял сознание.
Утром, проводив Менгера, Генриетта задумалась, как же ей провести день. После событий в монастыре к церкви она не подходила, молясь у себя в комнате, когда этого требовала душа, читать не хотелось, телевидения она не признавала, а выходить наружу ей строго запрещалось, и Грета понимала, почему. Оскар боялся, что приступ настигнет жену, когда та будет далеко от спасительных лекарств, и не сердилась на него.
Желая чем-нибудь занять мозг, она отправилась в недавно оборудованный во дворце компьютерный зал. Генриетте нравился виртуальный мир, тот отвлекал её как от физической, так и от душевной боли, способствовал пополнению багажа знаний и просто помогал убить время. Женщину восхищали и ум чудесной машины, и гений создавших её людей. Едва начав разбираться в системе, Генриетта увлеклась настолько, что возвращалась в святая святых при каждой возможности.
Вот и теперь, нажав кнопку, она погрузилась в удивительную, созданную человеческим интеллектом реальность, на много часов исчезнув для внешнего мира.
Выбежав из дома, Дитрих шёл, не замечая дороги. Ни злости, ни обиды он не чувствовал, душа словно опустела. Вокруг цвёл и звенел птичьими голосами май, но это не трогало Штригеля. Сев на скамейку в тени, он глубоко задумался.
Дитрих искал и не находил выхода. Ради чего он отказался от своей миссии в прошлом? Для того чтобы сейчас разочароваться в созданном им мире и женщине, из-за которой пожертвовал другой, не менее любимой?
Ловушка! Чего ему не хватало в своём времени? Там осталось многое: верный друг, любящая жена, незавершённое важное дело. Нет, конечно, побывать здесь стоило: порадоваться, что жизнь будет прожита не зря, исправить собственные промахи, реабилитировать себя, наконец. Но променять прошлое на будущее – вот что было глупейшей ошибкой.
Кто-то сел рядом со Штригелем, и тот хмуро покосился на потревожившего его человека, не пожелавшего найти себе другое местечко под деревьями. Его соседом оказался Йарден. Выразительное лицо чиновника отражало целую гамму чувств, но, в первую очередь, облегчение.
– Я так и знал, – улыбнувшись и пожав руку Штригеля, сказал он, – что с вами возникнут проблемы.
– Как вы меня нашли? – поинтересовался тот.
И тут же вспомнил.
– Ах, да, сканеры…
– Если бы. Мало того, что вы внезапно ушли из дома, перепугав всю семью, так ещё и ухитрились забыть опознавательную карточку.
Штригель хлопнул себя по карману и растерянно посмотрел на собеседника.
– Но как же…
– Интуиция, – рассмеялся чиновник.
И тотчас посерьёзнел.
– Что будем делать, Дитрих? – спросил он тихо. – Мы все тревожимся за вас.
Штригель внезапно разозлился.
– Вы решили поработать психологом? – раздражённо осведомился он.
– Это моя профессия, но дело в другом. Поймите, вы для меня не посторонний, и мне, пусть я всего лишь колёсико государственной машины, не чужды человеческие чувства, такие как уважение, любовь, сострадание…
Дитрих удивлённо взглянул на Йардена, а тот продолжил:
– Вы попали в западню…
Штригель вздрогнул.
– … и не знаете, как из неё вырваться. Я вас прекрасно понимаю. Наше общество похоже на отгороженную от волнений лагуну, где в тёпленькой водичке, как медузы, плавают расслабленные тела её обитателей. Мыслящему, к чему-то стремящемуся человеку здесь очень трудно, знаю не понаслышке. Не хватает напряжения борьбы…
– Вы сейчас высказали то, о чём я думаю уже несколько месяцев, – воскликнул Дитрих. – Неужели и вы испытываете такой же душевный дискомфорт?
– Постоянно. Проблема нашего мира в том, что каждого тут держат в пелёнках с момента появления на свет и до конца жизни. И, боюсь, нам грозит вырождение. Мысли большинства крутятся вокруг пустяков, нет стойких привязанностей, отсутствует инициатива. Свободному обществу требуется реконструкция, и чем скорее, тем лучше.
Вспомните США, вы ведь находились там довольно долго. Сколько в этой стране деятельных и энергичных. Почему? Да потому что они борются за выживание, за место под солнцем. А у нас? Люди перестали быть личностями, превратились в обывателей, отдыхом зарабатывающих лаблы на отдых. Пинкдроу были такими же, но, на их счастье, здесь появились Прокудины, сумевшие пробудить в почти умерших душах некие глубинные токи. Кто-то из ваших последователей, Дитрих, перегнул палку, заботясь о человечестве…
Йарден помолчал, борясь с эмоциями, и произнес:
– Это надо исправить.
– Но как?
Чиновник взял на руки севшую у его ног кошку и, поглаживая животное, принялся посвящать Штригеля в свои планы.
Очнувшись связанным и в полной темноте, Бруно сначала не мог вспомнить, что произошло, и тщетно вглядывался во мрак, ища в нём разгадку. Но постепенно последние события всплыли в памяти учёного.
– Мне конец, – подумал он безо всякого страха, всего лишь констатируя факт. – Что ж, я сделал всё, что мог, просто не повезло.
И начал молиться.
Вдруг поблизости послышалось фырканье. Человек замолчал и прислушался. Звук повторился, а потом раздался писк.
– Крысы, – подумал Бруно.
Перспектива быть съеденным мерзкими тварями его не устраивала, и он начал извиваться в путах, чтобы высвободить руки. Это ему удалось. Нащупав в кармане зажигалку, мужчина щёлкнул ею, и слабый огонёк осветил небольшое пространство вокруг. Никого.
И тут Бруно почувствовал, как что-то тёплое и шерстистое ползёт у него по ноге. Приподнявшись, он ухватил это за гладкую шкуру и поднес к глазам. Когда в неясном, пляшущем свете учёный увидел, что держит, он закричал. Зажигалка выпала из ослабевших пальцев, и отчаянные вопли ещё долго звучали в воцарившейся кромешной тьме.
А наверху к ним прислушивались люди, и, когда шум, наконец, стих, Крюгер сказал:
– Кажется, наши детки получили, что хотели. Может, выпустим их?
– Подождём, – не согласился Август, – пусть доедят всё.
Подвал они открыли через полчаса. Сначала ничего не происходило, но вскоре в комнату хлынул поток маленьких гладкошерстных шариков на четырёх лапах. Животные толпой ринулись к оборудованным для них местам, где, улегшись, один за другим погрузились в сон.
В доме, покинутом Дитрихом, царило уныние. Ниада рыдала, не внимая утешениям. Она прекрасно понимала, что муж потерян для неё навсегда или, при лучшем исходе, ей долго придётся завоёвывать его вновь. Женщина мучительно переживала свою ошибку, пытаясь представить, как бы всё сложилось, если бы она не настояла на сокрытии тайны. И выходило, что при любом другом раскладе, каким бы плохим тот ни казался, она не выглядела бы так мерзко в глазах Штригеля.
С другой стороны, Ниаду оскорбляло поведение мужа. Они познакомились и полюбили друг друга прежде, чем в его жизни появилась Генриетта, да и он не раз говорил, что соперниц у Ниады никогда не будет. Она лишь защищала свои права, за что же Дитрих так жестоко её наказал?
Ниада не понимала, что, поступи она по велению совести, избранник сдержал бы слово и, устроив жизнь Генриетты, вернулся бы к той, которая первой покорила его сердце. Ведь он любил её, чувствовал себя виноватым, и, кроме того, боялся потерять дочь. Но Дитриха шокировали жестокость и эгоизм женщины, и он утратил доверие к ней.
Открылась дверь, на пороге возникли Штригель с Йарденом. Игнорируя встрепенувшуюся жену, Дитрих обратился к друзьям и сыну:
– Вы не заняты? Нам надо обсудить очень важный вопрос.
Те без возражений последовали за мужчинами в соседнюю комнату, и вскоре покинули её возбуждёнными и весёлыми. Штригель с юношей и чиновником ушли, а Прокудин и Пинкдроу, пообещав явиться в агентство через полчаса, провели переговоры с базой и, набив рюкзаки самым необходимым, направились к выходу.
– Витя? Орти? – прозвучало вслед.
Виктор повернулся к женщинам, вопросительно глядящим на мужей.
– Простите, девочки, но мы так загорелись идеей…
– Какой? – заинтересовалась Ирина.
– Нашим учёным удалось создать мост между настоящим и прошлым, и мы отправляемся туда. Ненадолго. Нас не будет, примерно, неделю, не скучайте.
– Но мы тоже хотим! – вырвалось у Аирин.
– Это не наш голубой портал, – пояснил Ортвик, – и мы не знаем, как отреагирует человеческий организм на скачок во времени, поэтому вам лучше повременить. Но, думаю, вы обязательно там побываете.
Мужчины попрощались с жёнами, и дверь за ними захлопнулась.
– Он пошёл к ней! – простонала Ниада и уронила голову на руки.
– Вам не кажется, – нервно говорил Штригель, – что стоит просчитать искажения не только во времени, но и в пространстве? Если мы сейчас окажемся в России, то будем добираться до Германии все отпущенные нам дни. Возможно ли, чтобы мы сошли с моста в Берлине?
– Вполне, – ответил молодой учёный, программирующий компьютер. – Хотя указание конкретного места несколько усложнит расчеты.
– Да не беда, Дитрих, – вмещался в разговор взволнованный Виктор, – лишь бы не очутиться в открытом космосе.
– Не беспокойтесь, – засмеялся юноша, – это вам не грозит.
– Слава богу! – с облегчением сказал Ортвик.
Машина тоскливым голосом сообщила, что она готова, и оператор сосредоточил внимание на пульте.
Над горбатым, специально выстроенным деревянным мостом заклубился туман, похожий на грозовые тучи. Пасмурный занавес разорвался ровно посередине, и взглядам наблюдателей предстала картина, знакомая только Штригелю. Близ перехода стояли особняки, далее простиралось открытое пространство – Центральная площадь, засыпанная нанесённой ветром листвой, а за ней высился дворец со шпилями, окружённый металлической оградой, около которой, словно в карауле, застыли желтеющие деревья.
– Сентябрь две тысячи семнадцатого, Берлин, – доложил учёный, – как заказывали.
И заговорил со скоростью пулемёта:
– Временной мост появится вновь ровно через неделю. Если за это время вы не успеете решить все вопросы, можете задержаться на такой же срок. Но не более, поскольку мы не можем позволить себе так часто тратить драгоценную энергию свободного общества, и портал откроется снова только через год.
Путешественники внимательно выслушали напутственную речь и, волнуясь, ступили на мелко вибрирующие доски. Решительно преодолев короткий переход между несколькими столетиями, они остановились на земле Германии.
Говорил Тиалонай:
– Если помните, я настаивал, чтобы вы не скрывали от него правду о случившемся с Генриеттой. Предупреждал, что из этого не выйдет ничего хорошего. Если он покончит с собой, как мы сможем жить с таким грузом на совести? Это всё твоя ревность, Ниада!
Женщина тихо возразила, а Тиалонай закричал:
– Тебя не убеждает, что вчера я забрал у отца пистолет, находившийся в полной боевой готовности? Нет? Но дело даже не в этом, оружие непринципиально. Если он захочет, то найдёт способ свести счёты с жизнью, и сделает это так, чтобы я не смог его возродить!
Метнувшись к столу, Дитрих открыл ящик. Пусто. Тогда, рванув дверь, он вышел к собранию. Увидев его, люди замолчали, глядя кто испуганно, а кто и виновато.
– Что тут происходит? – спросил Штригель.
Голос его прозвучал угрожающе.
– И что ещё мне неизвестно о смерти Греты?
Тишина становилась гнетущей. Наконец, Виктор поднял голову, и лицо его выразило решимость.
– Дитрих, – сказал он, – она не умерла. Генриетта жива.
Штригель во все глаза смотрел на друга, не веря ушам.
– Она жива, отец, – подтвердил и Тиалонай. – Пуля прошла сквозь череп, не задев мозг. Голову её собрали буквально по кусочкам и…
– Что?
– Клянусь, я выступал против, но мне пришлось присоединиться к большинству.
– Я верю. Что дальше?
– Грету отправили в прошлое. Менгер забрал её и на время, пока всё не утихнет, поместил в монастырь. А позже мы передали ему твоё тело.
– Она знает, что я жив?
– Нет. Но, возможно, Оскар рассказал ей после…
Дитрих стоял молча, осмысливая услышанное. На лице его попеременно отражались радость, гнев, презрение, а близкие с тревогой следили за этой игрой чувств.
– Мы все виноваты, – вновь заговорил Виктор, шагнув вперёд, – мы повели себя непорядочно по отношению к тебе…
– Ко мне? – прервал его Штригель. – Нет, не ко мне, а, в первую очередь, к ней. Как вы могли так поступить? Грета – девочка, ранимый ребёнок не сомневалась в том, что убила меня. Вы можете представить, каково ей было, когда она осталась наедине с собой? Я – взрослый, закалённый человек с трудом справлялся с чувством вины, а Генриетта…
Проведя ладонью по вспотевшему лбу, Дитрих вопросил:
– Чья это инициатива? У кого хватило жестокости устроить нам обоим ад на земле?
Ниада твёрдо сказала:
– Я приняла это решение, отстаивая своё право на счастье и пытаясь сберечь семью.
Дитрих долго смотрел на женщину, внезапно ставшую ему совсем чужой.
– Ты потерпела фиаско, – глухо произнёс он.
И, не обратив внимания на отчаянный крик жены, направился к выходу.
– Что ж, господа, – потирая руки, говорил Август путешественникам во времени, вновь облачившимся в костюмы, – теперь только от вас зависит наша победа. Смерть от перегрузки вам больше не грозит: зная о проблеме, я достал пилюли, укрепляющие сердце. Немедленно воспользуйтесь средством, и – вперёд.
Он вручил мужчинам небольшие коробочки, которые те убрали в нагрудные карманы, предварительно проглотив по одной таблетке. Мрачный Бруно стоял рядом, безмолвно наблюдая за происходящим. Когда мужчины шагнули в кабину, и двери закрылись, ученый резко развернулся, намереваясь уйти, но коллега остановил его, схватив за плечо.
– Постарайся, чтобы я больше не видел таких злобных и безнадёжных взглядов, – прошипел он, – иначе первой порцией пищи милых зверушек станешь именно ты.
Резко оттолкнув ассистента, Август вышел, громко хлопнув дверью. Бруно вздрогнул, когда от лёгкого сотрясения стен с полки упала и со звоном разбилась пробирка. Заворожено глядя на осколки, он опустился на стул и прошептал:
– Я должен что-то предпринять, чтобы не допустить вторжения.
И, сорвавшись с места, кинулся к генератору.
Но когда он занес над прибором пожарный топор, раздался выстрел. Вскрикнув, Бруно схватился за кисть, и оружие выпало у него из пальцев.
– Так, так!
Ехидный гнусавый голос звучал странно глухо.
– Интуиция подсказала мне, что ты попытаешься помешать осуществлению моих планов. Нет, мой дорогой, ничего не выйдет…
Схватив топор левой рукой, Бруно повернулся и обомлел, увидев вместо лица Августа резиновую слоновью морду. В этот момент крепкая струя дурно пахнущего газа ударила в ноздри учёного, и тот потерял сознание.
Утром, проводив Менгера, Генриетта задумалась, как же ей провести день. После событий в монастыре к церкви она не подходила, молясь у себя в комнате, когда этого требовала душа, читать не хотелось, телевидения она не признавала, а выходить наружу ей строго запрещалось, и Грета понимала, почему. Оскар боялся, что приступ настигнет жену, когда та будет далеко от спасительных лекарств, и не сердилась на него.
Желая чем-нибудь занять мозг, она отправилась в недавно оборудованный во дворце компьютерный зал. Генриетте нравился виртуальный мир, тот отвлекал её как от физической, так и от душевной боли, способствовал пополнению багажа знаний и просто помогал убить время. Женщину восхищали и ум чудесной машины, и гений создавших её людей. Едва начав разбираться в системе, Генриетта увлеклась настолько, что возвращалась в святая святых при каждой возможности.
Вот и теперь, нажав кнопку, она погрузилась в удивительную, созданную человеческим интеллектом реальность, на много часов исчезнув для внешнего мира.
Выбежав из дома, Дитрих шёл, не замечая дороги. Ни злости, ни обиды он не чувствовал, душа словно опустела. Вокруг цвёл и звенел птичьими голосами май, но это не трогало Штригеля. Сев на скамейку в тени, он глубоко задумался.
Дитрих искал и не находил выхода. Ради чего он отказался от своей миссии в прошлом? Для того чтобы сейчас разочароваться в созданном им мире и женщине, из-за которой пожертвовал другой, не менее любимой?
Ловушка! Чего ему не хватало в своём времени? Там осталось многое: верный друг, любящая жена, незавершённое важное дело. Нет, конечно, побывать здесь стоило: порадоваться, что жизнь будет прожита не зря, исправить собственные промахи, реабилитировать себя, наконец. Но променять прошлое на будущее – вот что было глупейшей ошибкой.
Кто-то сел рядом со Штригелем, и тот хмуро покосился на потревожившего его человека, не пожелавшего найти себе другое местечко под деревьями. Его соседом оказался Йарден. Выразительное лицо чиновника отражало целую гамму чувств, но, в первую очередь, облегчение.
– Я так и знал, – улыбнувшись и пожав руку Штригеля, сказал он, – что с вами возникнут проблемы.
– Как вы меня нашли? – поинтересовался тот.
И тут же вспомнил.
– Ах, да, сканеры…
– Если бы. Мало того, что вы внезапно ушли из дома, перепугав всю семью, так ещё и ухитрились забыть опознавательную карточку.
Штригель хлопнул себя по карману и растерянно посмотрел на собеседника.
– Но как же…
– Интуиция, – рассмеялся чиновник.
И тотчас посерьёзнел.
– Что будем делать, Дитрих? – спросил он тихо. – Мы все тревожимся за вас.
Штригель внезапно разозлился.
– Вы решили поработать психологом? – раздражённо осведомился он.
– Это моя профессия, но дело в другом. Поймите, вы для меня не посторонний, и мне, пусть я всего лишь колёсико государственной машины, не чужды человеческие чувства, такие как уважение, любовь, сострадание…
Дитрих удивлённо взглянул на Йардена, а тот продолжил:
– Вы попали в западню…
Штригель вздрогнул.
– … и не знаете, как из неё вырваться. Я вас прекрасно понимаю. Наше общество похоже на отгороженную от волнений лагуну, где в тёпленькой водичке, как медузы, плавают расслабленные тела её обитателей. Мыслящему, к чему-то стремящемуся человеку здесь очень трудно, знаю не понаслышке. Не хватает напряжения борьбы…
– Вы сейчас высказали то, о чём я думаю уже несколько месяцев, – воскликнул Дитрих. – Неужели и вы испытываете такой же душевный дискомфорт?
– Постоянно. Проблема нашего мира в том, что каждого тут держат в пелёнках с момента появления на свет и до конца жизни. И, боюсь, нам грозит вырождение. Мысли большинства крутятся вокруг пустяков, нет стойких привязанностей, отсутствует инициатива. Свободному обществу требуется реконструкция, и чем скорее, тем лучше.
Вспомните США, вы ведь находились там довольно долго. Сколько в этой стране деятельных и энергичных. Почему? Да потому что они борются за выживание, за место под солнцем. А у нас? Люди перестали быть личностями, превратились в обывателей, отдыхом зарабатывающих лаблы на отдых. Пинкдроу были такими же, но, на их счастье, здесь появились Прокудины, сумевшие пробудить в почти умерших душах некие глубинные токи. Кто-то из ваших последователей, Дитрих, перегнул палку, заботясь о человечестве…
Йарден помолчал, борясь с эмоциями, и произнес:
– Это надо исправить.
– Но как?
Чиновник взял на руки севшую у его ног кошку и, поглаживая животное, принялся посвящать Штригеля в свои планы.
Очнувшись связанным и в полной темноте, Бруно сначала не мог вспомнить, что произошло, и тщетно вглядывался во мрак, ища в нём разгадку. Но постепенно последние события всплыли в памяти учёного.
– Мне конец, – подумал он безо всякого страха, всего лишь констатируя факт. – Что ж, я сделал всё, что мог, просто не повезло.
И начал молиться.
Вдруг поблизости послышалось фырканье. Человек замолчал и прислушался. Звук повторился, а потом раздался писк.
– Крысы, – подумал Бруно.
Перспектива быть съеденным мерзкими тварями его не устраивала, и он начал извиваться в путах, чтобы высвободить руки. Это ему удалось. Нащупав в кармане зажигалку, мужчина щёлкнул ею, и слабый огонёк осветил небольшое пространство вокруг. Никого.
И тут Бруно почувствовал, как что-то тёплое и шерстистое ползёт у него по ноге. Приподнявшись, он ухватил это за гладкую шкуру и поднес к глазам. Когда в неясном, пляшущем свете учёный увидел, что держит, он закричал. Зажигалка выпала из ослабевших пальцев, и отчаянные вопли ещё долго звучали в воцарившейся кромешной тьме.
А наверху к ним прислушивались люди, и, когда шум, наконец, стих, Крюгер сказал:
– Кажется, наши детки получили, что хотели. Может, выпустим их?
– Подождём, – не согласился Август, – пусть доедят всё.
Подвал они открыли через полчаса. Сначала ничего не происходило, но вскоре в комнату хлынул поток маленьких гладкошерстных шариков на четырёх лапах. Животные толпой ринулись к оборудованным для них местам, где, улегшись, один за другим погрузились в сон.
В доме, покинутом Дитрихом, царило уныние. Ниада рыдала, не внимая утешениям. Она прекрасно понимала, что муж потерян для неё навсегда или, при лучшем исходе, ей долго придётся завоёвывать его вновь. Женщина мучительно переживала свою ошибку, пытаясь представить, как бы всё сложилось, если бы она не настояла на сокрытии тайны. И выходило, что при любом другом раскладе, каким бы плохим тот ни казался, она не выглядела бы так мерзко в глазах Штригеля.
С другой стороны, Ниаду оскорбляло поведение мужа. Они познакомились и полюбили друг друга прежде, чем в его жизни появилась Генриетта, да и он не раз говорил, что соперниц у Ниады никогда не будет. Она лишь защищала свои права, за что же Дитрих так жестоко её наказал?
Ниада не понимала, что, поступи она по велению совести, избранник сдержал бы слово и, устроив жизнь Генриетты, вернулся бы к той, которая первой покорила его сердце. Ведь он любил её, чувствовал себя виноватым, и, кроме того, боялся потерять дочь. Но Дитриха шокировали жестокость и эгоизм женщины, и он утратил доверие к ней.
Открылась дверь, на пороге возникли Штригель с Йарденом. Игнорируя встрепенувшуюся жену, Дитрих обратился к друзьям и сыну:
– Вы не заняты? Нам надо обсудить очень важный вопрос.
Те без возражений последовали за мужчинами в соседнюю комнату, и вскоре покинули её возбуждёнными и весёлыми. Штригель с юношей и чиновником ушли, а Прокудин и Пинкдроу, пообещав явиться в агентство через полчаса, провели переговоры с базой и, набив рюкзаки самым необходимым, направились к выходу.
– Витя? Орти? – прозвучало вслед.
Виктор повернулся к женщинам, вопросительно глядящим на мужей.
– Простите, девочки, но мы так загорелись идеей…
– Какой? – заинтересовалась Ирина.
– Нашим учёным удалось создать мост между настоящим и прошлым, и мы отправляемся туда. Ненадолго. Нас не будет, примерно, неделю, не скучайте.
– Но мы тоже хотим! – вырвалось у Аирин.
– Это не наш голубой портал, – пояснил Ортвик, – и мы не знаем, как отреагирует человеческий организм на скачок во времени, поэтому вам лучше повременить. Но, думаю, вы обязательно там побываете.
Мужчины попрощались с жёнами, и дверь за ними захлопнулась.
– Он пошёл к ней! – простонала Ниада и уронила голову на руки.
– Вам не кажется, – нервно говорил Штригель, – что стоит просчитать искажения не только во времени, но и в пространстве? Если мы сейчас окажемся в России, то будем добираться до Германии все отпущенные нам дни. Возможно ли, чтобы мы сошли с моста в Берлине?
– Вполне, – ответил молодой учёный, программирующий компьютер. – Хотя указание конкретного места несколько усложнит расчеты.
– Да не беда, Дитрих, – вмещался в разговор взволнованный Виктор, – лишь бы не очутиться в открытом космосе.
– Не беспокойтесь, – засмеялся юноша, – это вам не грозит.
– Слава богу! – с облегчением сказал Ортвик.
Машина тоскливым голосом сообщила, что она готова, и оператор сосредоточил внимание на пульте.
Над горбатым, специально выстроенным деревянным мостом заклубился туман, похожий на грозовые тучи. Пасмурный занавес разорвался ровно посередине, и взглядам наблюдателей предстала картина, знакомая только Штригелю. Близ перехода стояли особняки, далее простиралось открытое пространство – Центральная площадь, засыпанная нанесённой ветром листвой, а за ней высился дворец со шпилями, окружённый металлической оградой, около которой, словно в карауле, застыли желтеющие деревья.
– Сентябрь две тысячи семнадцатого, Берлин, – доложил учёный, – как заказывали.
И заговорил со скоростью пулемёта:
– Временной мост появится вновь ровно через неделю. Если за это время вы не успеете решить все вопросы, можете задержаться на такой же срок. Но не более, поскольку мы не можем позволить себе так часто тратить драгоценную энергию свободного общества, и портал откроется снова только через год.
Путешественники внимательно выслушали напутственную речь и, волнуясь, ступили на мелко вибрирующие доски. Решительно преодолев короткий переход между несколькими столетиями, они остановились на земле Германии.
Глава 24
Зак Деккер, легший спать засветло, проснулся на неряшливой кровати в своей маленькой, заваленной коньячными бутылками квартирке от необычных звуков, доносящихся снаружи. Он услышал человеческий вопль, ещё один, потом утробное рычание и поскуливание, похожее на собачье.
Не включая свет, старик подошёл к окну и всмотрелся в отбрасываемые кустами тени. Была ли то игра воображения или, возможно, подул лёгкий ветерок, шевеля ветви, но Заку почудилось, что за зелёной завесой движутся диковинные существа. Это казалось странным: собак в этом районе водилось мало, а в вервольфов Деккер не верил.
Отперев дверь, он вышел во двор. Тени мелькали совсем рядом, со всех сторон слышалось рычание, но страх исчез, остался лишь исследовательский интерес. Зак давно уже не испытывал любопытства, и вскоре полностью его удовлетворил.
В мигающем свете фонаря перед стариком появился зверь, не похожий ни на кого из известных ему животных. Пасть ощеривалась несколькими рядами острейших зубов, опирался он на четыре лапы, а с покатого голого лба на застывшего человека в упор смотрели пустые глазницы мертвеца.
– Неужели это посланец ада? Господь, разве я настолько грешен, что не заслужил хотя бы чистилища? – с горечью подумал Деккер. – Отец мой, молю, прости всё, что я сделал в этой жизни не так, и пощади мою душу!
Чудовище склонило голову набок, рассматривая жертву, а потом, заревев, ринулось к ней. Клацнули зубы, и экс-император, истекая кровью, рухнул на землю с вырванным горлом. Последней мыслью угасающего сознания было:
– Нет, это не ад. Я слышу звенящие серебром голоса и вижу свет…
Рольф Гурвич собирался на свидание. Он давно ухаживал за живущей по соседству симпатичной немочкой и, наконец, добился взаимности. Девушка пообещала прийти на свидание, и молодой человек заранее предвкушал удовольствие.
Ещё раз осмотрев себя, он улыбнулся собственному отражению и направился к двери. Сбежав по ступенькам, Рольф вышел в ночь и, с наслаждением втянув носом пахнущий осенней листвой воздух, зашагал вперёд. Остановившись под фонарём напротив окон избранницы, он с нетерпением поглядывал на часы.
Вдруг за ближайшим кустом раздались шорох и глухое рычание.
– Собака, – подумал Гурвич.
И крикнул:
– Пошла прочь!
Шум стих. Рольф, усмехнувшись, повернулся к дому возлюбленной и окаменел, упершись взглядом в лицо чудовищной пародии на человека, на голове которой белел скалящийся череп. Тело диковинного существа покрывала шерсть, а в руках, как показалось ошеломлённому человеку, оно держало острейшие ножи.
Гурвич умер, не успев испугаться, через минуту после того, как страшные лезвия вонзились ему в живот, распарывая от паха до горла. А принарядившаяся для любимого немочка, стоя на крыльце, визжала, глядя, как того разделывает, словно тушу на бойне, ужасный монстр.
Покончив с Рольфом, чудовище посмотрело на вопящую девушку и кинулось к ней. Убежать она не успела.
Вилли Шефер ехал с аэродрома, откинувшись на спинку заднего сидения автомобиля. Внутренним взором он всё ещё видел ехидную ухмылку президента Соединённых Штатов, с которыми Вилли уполномочили вести переговоры о выкупе земель в Канаде. Его миссия не увенчалась успехом, и Шефер мучительно переживал неудачу.
Но в этот момент он вспомнил о жене и маленьких пострелятах, в чьих жилах текла его кровь. Лицо Вилли осветилось радостью, он предвкушал, как войдёт в свой всегда чистый и уютный дом, как улыбнётся и обнимет его Эльза, как они зайдут в спальню детей и будут, перешёптываясь, стоять над кроватками, глядя на ребячьи умиротворённые личики.
Вот и знакомое здание; Шефер в нетерпении заёрзал на подушках. Он выскочил из машины, едва та остановилась, и, не захватив багажа, кинулся к дверям.
Но подсознание уловило некую странность, заставившую Вилли насторожиться. Внимательно всмотревшись, он убедился, что ему не померещилось, и дальнее окно на нижнем этаже разбито. Дрожащей рукой отомкнув замок, Шефер осторожно вошёл внутрь.
Тело жены, точнее, то, что от него осталось, он увидел сразу. Живот женщины был распорот, внутренности разбросаны по слабо освещённому холлу, а оторванная голова смотрела на мужчину из угла чёрными провалами глазниц. В ужасе попятившись, Вилли поскользнулся и чуть не упал, но, схватившись у самого пола, рванулся вперёд и, перепрыгнув через труп, кинулся в детскую. Мальчики лежали там в лужах собственной крови, разорванные на куски.
– Наверное, их можно собрать, – мелькнула у Шефера безумная мысль, – и тогда они поднимутся и пойдут в свои постельки.
Схватившись за голову, несчастный отец дико захохотал, раз за разом озвучивая абсурдную идею. Но тут с лужайки перед домом раздался истошный крик его шофёра, перешедший в вопль человека, убиваемого с изощрённой жестокостью. Сработал инстинкт самосохранения, и, вытащив из ящика стола заряженный пистолет, Вилли нырнул в камин, задвинув металлическую заслонку.
Генриетта вышла подышать свежим воздухом, насыщенным чудесными осенними запахами, на маленький балкон, пристроенный невысоко над землёй. Когда она уже собиралась вернуться в комнату, что-то, зашевелившееся внизу, привлекло её внимание. Перевесившись через балюстраду, женщина всматривалась в темноту, но движение не повторялось.
– Кошка или собака, – решила она, ступив на порог, и в этот миг взгляду её предстало видение из самого страшного кошмара.
Прыгнувшее на перила существо, не сумев зацепиться, рухнуло на землю и, ломая кусты, ринулось прочь, но того, что Генриетта успела разглядеть, ей хватило. Трясущимися руками заперев балконную дверь, она кинулась к противоположной стене и нажала кнопку звонка.
Менгер появился быстро и испугался, увидев, в каком состоянии находится жена. А та, тыча пальцем в сторону окна, сбивчиво объясняла, что произошло. Её рассказ звучал настолько неправдоподобно, что Оскар осторожно спросил:
– Грета, как твоя голова? Боль очень сильна?
Генриетта изумлённо взглянула на мужа.
– Со мной всё в порядке, – ответила она, – послушай…
И запнулась.
– Так ты думаешь, что я брежу? – сообразила женщина.
– Нет, но…
Оскар замялся, боясь её обидеть.
Генриетта поняла, что если она хочет добиться доверия мужа, то должна говорить спокойно и рассудительно. Полное хладнокровие ей сохранить не удалось, но она настояла, чтобы Менгер выслушал её ещё раз. Ужас отразился на лице мужчины, и он заглянул жене в глаза.
– Грета, ты уверена, что это была не собака? Или другое животное?
Та устало вздохнула.
– Послушай, я понимаю, что с головой у меня не всё в порядке, но ведь это только в те моменты, когда я чувствую боль. В остальное время она так же ясна, как и у тебя. Оскар, прошу, отзови всех из караула у дворца. И… как же я рада, что нижний этаж не имеет окон, иначе тварь уже проникла бы внутрь.
Подняв телефонную трубку, Менгер отдал внутренним постам распоряжение осторожно впустить людей. Как только он закончил говорить, снаружи раздались выстрелы и крики, а по коридорам вскоре разнеслись страшные подробности. Когда военные открыли одну из дверей, они увидели растерзанные тела охранников.
Ужас охватил обитателей дворца, входы не просто заперли, но и забаррикадировали. Оставшихся в живых караульных сменили, и те пили сейчас неразбавленный спирт, чтобы забыться. Всё замерло в ожидании утра.
В освобождённом мире шёл сентябрь две тысячи девятнадцатого года.
Гости из будущего, озираясь, шагали по странно пустынным улицам Берлина. В отличие от уроженцев счастливого и свободного общества, не помнившего трагедий, Дитрих, Виктор и Тиалонай насторожились, потому что знали времена, когда насилие совершалось на каждом углу, и нынешняя обстановка в городе им не нравилась.
– Предлагаю закамуфлироваться, – вполголоса сказал Прокудин, когда они ступили на полосу, покрытую густой растительностью.
Дитрих кивнул, и Виктор, достав из рюкзака нож, быстро нарезал жёлто-зелёных веток, с их помощью сделав себя и остальных похожими на окружающие кусты.
– Откуда у тебя такое умение маскироваться? – удивился Штригель.
– Я отслужил два года в войсках спецназа, – пояснил Виктор.
Дитрих присвистнул и с уважением посмотрел на товарища.
Ортвику и Йардену всё происходящее казалось забавной игрой, но друзья доходчиво объяснили им, что озорство сейчас неуместно.
– В Германии произошла какая-то катастрофа, – напряжённым тоном произнёс Штригель. – А раз так, то стоит ждать сюрпризов. Лучше всё предусмотреть…
– Тсс, – прошипел Прокудин.
Люди замерли, втянув головы в плечи. Мимо пробежало большое безобразное существо, не заметившее путников. В зубах оно несло человеческую ногу.
– Ядерная война? Мутанты? – прошептал Тиалонай.
Дитрих помотал головой.
– Если бы на Берлин сбросили бомбу, здания сравняло бы с землёй, – возразил он негромко. – Нам надо добраться до дворца и выяснить, что случилось, конечно…
Голос Штригеля сорвался.
– Конечно, если там хоть кто-нибудь ещё жив, – закончил он.
Открытое пространство они преодолели по-пластунски и, подобравшись к ограде, отдыхали, лёжа под укрывающими тело листьями.
– Полагаю, – прошептал Дитрих, – что все входы перекрыты, и стоять на виду, колотя в двери, будет глупо и опасно.
– Что же делать? – с отчаянием спросил Йарден.
– Пойдём другим путём, – предложил Штригель. – Я и Оскар пользовались им, когда тайно летали в Россию к порталу. Все готовы?
Послышался тяжкий вздох, но люди беспрекословно подчинились вожаку и ползли вдоль заграждения, пока не нырнули в густые заросли около столба. Там находилась дверца, ведущая вниз, и все пятеро по очереди спустились в круглое, сырое помещение, откуда ход вёл в бывшие апартаменты Дитриха. Закрыв люк и освещая путь фонариком, Штригель уверенно пошёл вперёд, предварительно сняв с себя куст. Его примеру последовали и другие.
Подземный коридор, как и передняя, сочился влагой, и люди ежеминутно вытирали платками лица и головы. Йарден и Ортвик, не привыкшие к экстремальным условиям, вздрагивали от каждого шороха, но остальные выглядели относительно спокойными. Вскоре перед их глазами возникла массивная деревянная дверь.
– Ну, вот, мы и на месте, – с облегчением сказал Штригель, дёрнув ручку.
Дверь не поддалась.
– Приехали! – недовольно проворчал Виктор. – И что теперь?
Дитрих растерялся.
– Мы, конечно, можем постучать, – неуверенно сказал он, – но за этой перегородкой есть ещё одна, и только за ней – мой бывший кабинет. Нас никто не услышит.
Йарден с хитрой улыбкой достал что-то из рюкзака.
– А огнерез на что?
Он держал в руках уменьшенную копию настоящего инструмента, но, несмотря на размер, та вполне могла справиться с задачей.
– Ура! – почему-то шёпотом воскликнул Тиалонай.
Загорелся запал, и Йарден, насквозь прорезая дерево, провёл тончайшей огненной струёй первую черту. Потом вторую, третью…. Когда же полоса пламени дошла до середины четвёртой, инструмент вдруг презрительно фыркнул и отказался работать. Мужчина встряхнул его.
– Ну, что же я за растяпа, не залил топливо! – в отчаянии воскликнул он.
– Ничего, – успокоил его Дитрих, – основное сделано, сейчас навалимся вместе и выдавим вырезанную часть.
Через пару минут люди вкатились в коридор, ведущий к апартаментам правителя свободного мира. Когда они поднялись с пола, Виктор застонал и упал снова.
– Что случилось? – встревожено спросил Ортвик.
– У меня что-то в ноге, – пожаловался Прокудин.
И верно, в голень мужчины глубоко вонзилась длинная, толстая заноза. Осторожно вытащив её, он поднялся, держась за стену. Пинкдроу брызнул антисептиком на кровоточащую рану и, поднырнув под руку друга, заставил того опереться на его плечо. Вместе они двинулись к последней двери, тоже оказавшейся запертой.
– А вот теперь можно стучать, – порадовал Штригель.
И подал пример. Но сколько пришельцы не колотили в неподатливую преграду, пускать их внутрь, похоже, никто не собирался. Обессилев, они дружно сползли на пол и ненадолго забылись в беспокойной дрёме.
В то время, когда нежданные гости пытались прорваться во дворец, Оскар никак не мог решиться уйти от Генриетты. Требовалось срочно принять меры против нашествия, за пять дней погубившего половину огромного города, но Менгер был деморализован и не знал, что делать.
Твари размножались с чудовищной скоростью, росли так же быстро, мягкие пистолетные пули их не брали, и только очередь из мощного автомата или пулемёта перерубала уродливые тела. Бронетранспортёры и лёгкие самоходки существа переворачивали, набросившись скопом, иногда справляясь даже с танками. Конечно, монстров расстреливали и с воздуха, но после того, как погибали несколько особей, в бой вступало в два-три раза больше.
Отчаявшийся Оскар уже начал задумываться о том, чтобы пойти на крайние меры и, эвакуировав выживших на вертолётах, сбросить на Берлин атомную бомбу. Но где гарантия, что чудовища погибнут? А радиоактивное облако, которое накроет всю Германию, что потом делать с этим? Верховный правитель сидел рядом с женой, и ни одна дельная мысль не приходила ему на ум.
Наконец, он поднялся и, поцеловав Генриетту, отправился к себе. Сев к столу и подперев голову руками, Менгер снова ушёл в размышления.
Оставив ребёнка с автоняней, Ниада, улетела в Гималаи, в исторический центр. Она продолжала работать как до рождения Зольди, так и после, занимаясь, помимо собственной, и темой деда. Вот и сейчас женщина открыла несколько документов, относящихся к началу двадцать первого века.
Одна из заметок, на глазах претерпевающая странные метаморфозы, привлекла внимание Ниады, и она внимательно вгляделась в неё. Стандартное сообщение о проведении парада военных сил на площади перед дворцом Верховного правителя на глазах исчезало, превращаясь в явно наскоро написанную публикацию с огромным количеством грамматических ошибок. Говорилось в ней о… монстрах, появившихся на улицах Берлина, и о произведённых ими опустошениях.
Ниада взглянула на дату: сентябрь две тысячи девятнадцатого. Она задумалась. Если в свободном обществе по улицам не бегали чудовища, значит, катастрофу удалось предотвратить, хотя…
Внезапно в голову женщины пришла страшная мысль, заставившая её вскрикнуть. Сделав распечатку заметки и едва дождавшись, когда принтер выдаст листок, она схватила его и опрометью кинулась к стартовому ангару. Оттуда капсула доставила её на территорию бывшего Казахстана, где находился Институт исследований времени.
[1] Морфин – анальгетическое (обезболивающее) наркотическое средство.
Не включая свет, старик подошёл к окну и всмотрелся в отбрасываемые кустами тени. Была ли то игра воображения или, возможно, подул лёгкий ветерок, шевеля ветви, но Заку почудилось, что за зелёной завесой движутся диковинные существа. Это казалось странным: собак в этом районе водилось мало, а в вервольфов Деккер не верил.
Отперев дверь, он вышел во двор. Тени мелькали совсем рядом, со всех сторон слышалось рычание, но страх исчез, остался лишь исследовательский интерес. Зак давно уже не испытывал любопытства, и вскоре полностью его удовлетворил.
В мигающем свете фонаря перед стариком появился зверь, не похожий ни на кого из известных ему животных. Пасть ощеривалась несколькими рядами острейших зубов, опирался он на четыре лапы, а с покатого голого лба на застывшего человека в упор смотрели пустые глазницы мертвеца.
– Неужели это посланец ада? Господь, разве я настолько грешен, что не заслужил хотя бы чистилища? – с горечью подумал Деккер. – Отец мой, молю, прости всё, что я сделал в этой жизни не так, и пощади мою душу!
Чудовище склонило голову набок, рассматривая жертву, а потом, заревев, ринулось к ней. Клацнули зубы, и экс-император, истекая кровью, рухнул на землю с вырванным горлом. Последней мыслью угасающего сознания было:
– Нет, это не ад. Я слышу звенящие серебром голоса и вижу свет…
Рольф Гурвич собирался на свидание. Он давно ухаживал за живущей по соседству симпатичной немочкой и, наконец, добился взаимности. Девушка пообещала прийти на свидание, и молодой человек заранее предвкушал удовольствие.
Ещё раз осмотрев себя, он улыбнулся собственному отражению и направился к двери. Сбежав по ступенькам, Рольф вышел в ночь и, с наслаждением втянув носом пахнущий осенней листвой воздух, зашагал вперёд. Остановившись под фонарём напротив окон избранницы, он с нетерпением поглядывал на часы.
Вдруг за ближайшим кустом раздались шорох и глухое рычание.
– Собака, – подумал Гурвич.
И крикнул:
– Пошла прочь!
Шум стих. Рольф, усмехнувшись, повернулся к дому возлюбленной и окаменел, упершись взглядом в лицо чудовищной пародии на человека, на голове которой белел скалящийся череп. Тело диковинного существа покрывала шерсть, а в руках, как показалось ошеломлённому человеку, оно держало острейшие ножи.
Гурвич умер, не успев испугаться, через минуту после того, как страшные лезвия вонзились ему в живот, распарывая от паха до горла. А принарядившаяся для любимого немочка, стоя на крыльце, визжала, глядя, как того разделывает, словно тушу на бойне, ужасный монстр.
Покончив с Рольфом, чудовище посмотрело на вопящую девушку и кинулось к ней. Убежать она не успела.
Вилли Шефер ехал с аэродрома, откинувшись на спинку заднего сидения автомобиля. Внутренним взором он всё ещё видел ехидную ухмылку президента Соединённых Штатов, с которыми Вилли уполномочили вести переговоры о выкупе земель в Канаде. Его миссия не увенчалась успехом, и Шефер мучительно переживал неудачу.
Но в этот момент он вспомнил о жене и маленьких пострелятах, в чьих жилах текла его кровь. Лицо Вилли осветилось радостью, он предвкушал, как войдёт в свой всегда чистый и уютный дом, как улыбнётся и обнимет его Эльза, как они зайдут в спальню детей и будут, перешёптываясь, стоять над кроватками, глядя на ребячьи умиротворённые личики.
Вот и знакомое здание; Шефер в нетерпении заёрзал на подушках. Он выскочил из машины, едва та остановилась, и, не захватив багажа, кинулся к дверям.
Но подсознание уловило некую странность, заставившую Вилли насторожиться. Внимательно всмотревшись, он убедился, что ему не померещилось, и дальнее окно на нижнем этаже разбито. Дрожащей рукой отомкнув замок, Шефер осторожно вошёл внутрь.
Тело жены, точнее, то, что от него осталось, он увидел сразу. Живот женщины был распорот, внутренности разбросаны по слабо освещённому холлу, а оторванная голова смотрела на мужчину из угла чёрными провалами глазниц. В ужасе попятившись, Вилли поскользнулся и чуть не упал, но, схватившись у самого пола, рванулся вперёд и, перепрыгнув через труп, кинулся в детскую. Мальчики лежали там в лужах собственной крови, разорванные на куски.
– Наверное, их можно собрать, – мелькнула у Шефера безумная мысль, – и тогда они поднимутся и пойдут в свои постельки.
Схватившись за голову, несчастный отец дико захохотал, раз за разом озвучивая абсурдную идею. Но тут с лужайки перед домом раздался истошный крик его шофёра, перешедший в вопль человека, убиваемого с изощрённой жестокостью. Сработал инстинкт самосохранения, и, вытащив из ящика стола заряженный пистолет, Вилли нырнул в камин, задвинув металлическую заслонку.
Генриетта вышла подышать свежим воздухом, насыщенным чудесными осенними запахами, на маленький балкон, пристроенный невысоко над землёй. Когда она уже собиралась вернуться в комнату, что-то, зашевелившееся внизу, привлекло её внимание. Перевесившись через балюстраду, женщина всматривалась в темноту, но движение не повторялось.
– Кошка или собака, – решила она, ступив на порог, и в этот миг взгляду её предстало видение из самого страшного кошмара.
Прыгнувшее на перила существо, не сумев зацепиться, рухнуло на землю и, ломая кусты, ринулось прочь, но того, что Генриетта успела разглядеть, ей хватило. Трясущимися руками заперев балконную дверь, она кинулась к противоположной стене и нажала кнопку звонка.
Менгер появился быстро и испугался, увидев, в каком состоянии находится жена. А та, тыча пальцем в сторону окна, сбивчиво объясняла, что произошло. Её рассказ звучал настолько неправдоподобно, что Оскар осторожно спросил:
– Грета, как твоя голова? Боль очень сильна?
Генриетта изумлённо взглянула на мужа.
– Со мной всё в порядке, – ответила она, – послушай…
И запнулась.
– Так ты думаешь, что я брежу? – сообразила женщина.
– Нет, но…
Оскар замялся, боясь её обидеть.
Генриетта поняла, что если она хочет добиться доверия мужа, то должна говорить спокойно и рассудительно. Полное хладнокровие ей сохранить не удалось, но она настояла, чтобы Менгер выслушал её ещё раз. Ужас отразился на лице мужчины, и он заглянул жене в глаза.
– Грета, ты уверена, что это была не собака? Или другое животное?
Та устало вздохнула.
– Послушай, я понимаю, что с головой у меня не всё в порядке, но ведь это только в те моменты, когда я чувствую боль. В остальное время она так же ясна, как и у тебя. Оскар, прошу, отзови всех из караула у дворца. И… как же я рада, что нижний этаж не имеет окон, иначе тварь уже проникла бы внутрь.
Подняв телефонную трубку, Менгер отдал внутренним постам распоряжение осторожно впустить людей. Как только он закончил говорить, снаружи раздались выстрелы и крики, а по коридорам вскоре разнеслись страшные подробности. Когда военные открыли одну из дверей, они увидели растерзанные тела охранников.
Ужас охватил обитателей дворца, входы не просто заперли, но и забаррикадировали. Оставшихся в живых караульных сменили, и те пили сейчас неразбавленный спирт, чтобы забыться. Всё замерло в ожидании утра.
В освобождённом мире шёл сентябрь две тысячи девятнадцатого года.
Гости из будущего, озираясь, шагали по странно пустынным улицам Берлина. В отличие от уроженцев счастливого и свободного общества, не помнившего трагедий, Дитрих, Виктор и Тиалонай насторожились, потому что знали времена, когда насилие совершалось на каждом углу, и нынешняя обстановка в городе им не нравилась.
– Предлагаю закамуфлироваться, – вполголоса сказал Прокудин, когда они ступили на полосу, покрытую густой растительностью.
Дитрих кивнул, и Виктор, достав из рюкзака нож, быстро нарезал жёлто-зелёных веток, с их помощью сделав себя и остальных похожими на окружающие кусты.
– Откуда у тебя такое умение маскироваться? – удивился Штригель.
– Я отслужил два года в войсках спецназа, – пояснил Виктор.
Дитрих присвистнул и с уважением посмотрел на товарища.
Ортвику и Йардену всё происходящее казалось забавной игрой, но друзья доходчиво объяснили им, что озорство сейчас неуместно.
– В Германии произошла какая-то катастрофа, – напряжённым тоном произнёс Штригель. – А раз так, то стоит ждать сюрпризов. Лучше всё предусмотреть…
– Тсс, – прошипел Прокудин.
Люди замерли, втянув головы в плечи. Мимо пробежало большое безобразное существо, не заметившее путников. В зубах оно несло человеческую ногу.
– Ядерная война? Мутанты? – прошептал Тиалонай.
Дитрих помотал головой.
– Если бы на Берлин сбросили бомбу, здания сравняло бы с землёй, – возразил он негромко. – Нам надо добраться до дворца и выяснить, что случилось, конечно…
Голос Штригеля сорвался.
– Конечно, если там хоть кто-нибудь ещё жив, – закончил он.
Открытое пространство они преодолели по-пластунски и, подобравшись к ограде, отдыхали, лёжа под укрывающими тело листьями.
– Полагаю, – прошептал Дитрих, – что все входы перекрыты, и стоять на виду, колотя в двери, будет глупо и опасно.
– Что же делать? – с отчаянием спросил Йарден.
– Пойдём другим путём, – предложил Штригель. – Я и Оскар пользовались им, когда тайно летали в Россию к порталу. Все готовы?
Послышался тяжкий вздох, но люди беспрекословно подчинились вожаку и ползли вдоль заграждения, пока не нырнули в густые заросли около столба. Там находилась дверца, ведущая вниз, и все пятеро по очереди спустились в круглое, сырое помещение, откуда ход вёл в бывшие апартаменты Дитриха. Закрыв люк и освещая путь фонариком, Штригель уверенно пошёл вперёд, предварительно сняв с себя куст. Его примеру последовали и другие.
Подземный коридор, как и передняя, сочился влагой, и люди ежеминутно вытирали платками лица и головы. Йарден и Ортвик, не привыкшие к экстремальным условиям, вздрагивали от каждого шороха, но остальные выглядели относительно спокойными. Вскоре перед их глазами возникла массивная деревянная дверь.
– Ну, вот, мы и на месте, – с облегчением сказал Штригель, дёрнув ручку.
Дверь не поддалась.
– Приехали! – недовольно проворчал Виктор. – И что теперь?
Дитрих растерялся.
– Мы, конечно, можем постучать, – неуверенно сказал он, – но за этой перегородкой есть ещё одна, и только за ней – мой бывший кабинет. Нас никто не услышит.
Йарден с хитрой улыбкой достал что-то из рюкзака.
– А огнерез на что?
Он держал в руках уменьшенную копию настоящего инструмента, но, несмотря на размер, та вполне могла справиться с задачей.
– Ура! – почему-то шёпотом воскликнул Тиалонай.
Загорелся запал, и Йарден, насквозь прорезая дерево, провёл тончайшей огненной струёй первую черту. Потом вторую, третью…. Когда же полоса пламени дошла до середины четвёртой, инструмент вдруг презрительно фыркнул и отказался работать. Мужчина встряхнул его.
– Ну, что же я за растяпа, не залил топливо! – в отчаянии воскликнул он.
– Ничего, – успокоил его Дитрих, – основное сделано, сейчас навалимся вместе и выдавим вырезанную часть.
Через пару минут люди вкатились в коридор, ведущий к апартаментам правителя свободного мира. Когда они поднялись с пола, Виктор застонал и упал снова.
– Что случилось? – встревожено спросил Ортвик.
– У меня что-то в ноге, – пожаловался Прокудин.
И верно, в голень мужчины глубоко вонзилась длинная, толстая заноза. Осторожно вытащив её, он поднялся, держась за стену. Пинкдроу брызнул антисептиком на кровоточащую рану и, поднырнув под руку друга, заставил того опереться на его плечо. Вместе они двинулись к последней двери, тоже оказавшейся запертой.
– А вот теперь можно стучать, – порадовал Штригель.
И подал пример. Но сколько пришельцы не колотили в неподатливую преграду, пускать их внутрь, похоже, никто не собирался. Обессилев, они дружно сползли на пол и ненадолго забылись в беспокойной дрёме.
В то время, когда нежданные гости пытались прорваться во дворец, Оскар никак не мог решиться уйти от Генриетты. Требовалось срочно принять меры против нашествия, за пять дней погубившего половину огромного города, но Менгер был деморализован и не знал, что делать.
Твари размножались с чудовищной скоростью, росли так же быстро, мягкие пистолетные пули их не брали, и только очередь из мощного автомата или пулемёта перерубала уродливые тела. Бронетранспортёры и лёгкие самоходки существа переворачивали, набросившись скопом, иногда справляясь даже с танками. Конечно, монстров расстреливали и с воздуха, но после того, как погибали несколько особей, в бой вступало в два-три раза больше.
Отчаявшийся Оскар уже начал задумываться о том, чтобы пойти на крайние меры и, эвакуировав выживших на вертолётах, сбросить на Берлин атомную бомбу. Но где гарантия, что чудовища погибнут? А радиоактивное облако, которое накроет всю Германию, что потом делать с этим? Верховный правитель сидел рядом с женой, и ни одна дельная мысль не приходила ему на ум.
Наконец, он поднялся и, поцеловав Генриетту, отправился к себе. Сев к столу и подперев голову руками, Менгер снова ушёл в размышления.
Оставив ребёнка с автоняней, Ниада, улетела в Гималаи, в исторический центр. Она продолжала работать как до рождения Зольди, так и после, занимаясь, помимо собственной, и темой деда. Вот и сейчас женщина открыла несколько документов, относящихся к началу двадцать первого века.
Одна из заметок, на глазах претерпевающая странные метаморфозы, привлекла внимание Ниады, и она внимательно вгляделась в неё. Стандартное сообщение о проведении парада военных сил на площади перед дворцом Верховного правителя на глазах исчезало, превращаясь в явно наскоро написанную публикацию с огромным количеством грамматических ошибок. Говорилось в ней о… монстрах, появившихся на улицах Берлина, и о произведённых ими опустошениях.
Ниада взглянула на дату: сентябрь две тысячи девятнадцатого. Она задумалась. Если в свободном обществе по улицам не бегали чудовища, значит, катастрофу удалось предотвратить, хотя…
Внезапно в голову женщины пришла страшная мысль, заставившая её вскрикнуть. Сделав распечатку заметки и едва дождавшись, когда принтер выдаст листок, она схватила его и опрометью кинулась к стартовому ангару. Оттуда капсула доставила её на территорию бывшего Казахстана, где находился Институт исследований времени.
[1] Морфин – анальгетическое (обезболивающее) наркотическое средство.
Рейтинг: +1
596 просмотров
Комментарии (2)
| Серов Владимир # 14 января 2015 в 16:09 +1 | ||
|
| Александра Треффер # 14 января 2015 в 16:30 0 | ||
|
Новые произведения
