Мир меняется...
Новые сведения о жизни и смерти ГГ-антипода
Событие в семье троллей...
Штригель исчез на несколько недель, и друзья не находили себе места, тревожась за него. Но однажды, когда они уже начали сходить с ума от страха, в студии появился Оскар. Приветливо поздоровавшись с Виктором, он успокоил его, объяснив, что из-за обилия дел Дитрих не может выбраться в ставшую ему родной параллель. Они пили душистый чай в мастерской, и Прокудин с удивлением понял, что ему доставляет удовольствие беседа с охранником. Тот оказался умным и интересным собеседником, общение их затянулось надолго. Уже собираясь уходить, Менгер сказал:
– Я рад, что Дитриху удалось увидеть результаты своих трудов. Работа его неблагодарна и грязна, но, как мы знаем теперь, плодотворна. И я готов идти с ним до конца.
Виктор помялся, но всё же спросил:
– Может быть, я не имею права об этом говорить, но вы в курсе, Оскар, что он вписал вас в политическое завещание, как преемника?
Менгер вздрогнул.
– Что?!
– Да-да. До сегодняшнего дня я удивлялся, почему Дитрих сделал такой странный выбор, а теперь понял, что вы, пожалуй, единственный человек, чьи взгляды на то, каким должно стать государство, полностью совпадают с его.
Поразмыслив, Оскар тряхнул головой.
– Что ж, – заявил он, – если этот великий человек счёл меня достойным продолжить дело, я, конечно, постараюсь оправдать доверие, но… надеюсь, он сам доведёт всё до конца, а я приложу все усилия, чтобы оградить его от опасности.
– Дай-то Бог! – отозвался Виктор. – Нам будет очень тяжело, если с Дитрихом что-нибудь случится.
– Мне тоже. Вот потому-то я и сделаю всё возможное, чтобы он не погиб. Люди, входящие в ближний круг охраны, думают так же, как я, и готовы отдать жизнь за господина Штригеля. Спасибо вам, Виктор, теперь я понимаю, почему Дитрих считает этот мир отдушиной. Неудивительно, ведь у него прекрасные друзья. До встречи.
И Менгер вернулся к себе.
Дитрих сумел справиться с горем. Первые дни после похорон оказались невыносимо тяжелы: когда открывалась дверь, он ждал, что вот-вот войдёт Изольда, искал её взглядом на еженедельных политических съездах и среди весёлых, беззаботных гостей на светских приёмах. Каждый вечер, запершись в апартаментах, он тосковал, произнося вслух имя женщины, и мечтал уйти вслед, чтобы встретиться с ней за гранью бытия и ещё раз попросить прощения за роковой промах. Но время и постоянная загруженность сделали своё дело, острая боль исчезла, уступив место светлой грусти.
Между тем облик мира начал меняться. Округами управляли теперь ставленники Штригеля, постепенно улучшая быт живущих в них людей, коррупция жестоко каралась, принимались новые законы, поддерживаемые восторженной общественностью, ликвидировались концлагеря.
Конечно, враги тоже не сидели, сложа руки. Геббельс, Крюгер, Капп и Деккер были не единственными, кто мечтал о гибели отступника. Менгеру за короткий срок удалось предотвратить с десяток покушений на жизнь императора, кроме того, он вычислил и вырвал с корнем несколько антиправительственных объединений, поставивших целью уничтожение неугодного властителя.
А Штригель с лучшими юристами готовил законодательные акты, согласно которым Империя преобразовывалась в мировое свободное сообщество, титул императора упразднялся, и появлялась должность Верховного правителя свободного мира, имеющего полномочия созывать Большой общественный Совет, состоящий как из представителей имущей прослойки, так и депутатов от каждого округа. При этом Дитрих оставил за собой право последнего слова, понимая, что только он видит неискажённым конечный результат своей деятельности, и ему не единожды придётся накладывать вето на неразумные решения.
Но однажды наступил момент, когда Штригель понял, что нуждается в отдыхе. Освободив от дел два дня, он отправился к заветному порталу.
В уже состоявшемся свободном обществе его ждали новости. Ниаде удалось расшифровать второй пароль деда, и на свет явились новые документы, касающиеся личности Штригеля-антипода. В частности в них нашлось упоминание о месте захоронения тела двойника. Согласно завещанию, его погребли в Германии, на окраинном маленьком кладбище родного города Дитриха – Потсдама[1]. На трёхмерной фотографии, сделанной Азнорди, был хорошо виден скромный памятник на заброшенной, засыпанной бурыми, гниющими листьями могиле. Внутренне умирая от ужаса, Штригель настоял на посещении своего последнего пристанища.
Когда друзья направлялись к остановке электробуса, они встретили весёлую компанию троллей и эльфов. Стайка летающих человечков порхнула к старым знакомцам, пытаясь обнять и расцеловать сразу всех, а Шида и раздобревшая Диша, широко улыбаясь, остановились неподалёку.
Люди не сразу увидели рюкзаки, висящие за спиной как тех, так и других существ, а разглядев, очень удивились.
– Куда это вы собрались с туристическим снаряжением? – полюбопытствовала Ирина.
Эльфы весело загомонили, делясь планами:
– Мы идём в пеший поход, – порхая в воздухе, просветил друзей один, вызвав улыбки этим заявлением.
– Поэтому всё нужное взяли с собой, – пискнула другая.
– Хотим пособирать пыльцу с полевых цветов, – дополнил Брунгот, – согласно легендам, она намного слаще, чем у городских.
– А Шида с Дишей тоже будут этим заниматься? – с улыбкой спросил Дитрих.
– Не-а, – отозвался тролль, – мы пошли с ними, чтобы Диша немного развеялась и воздухом подышала. А то всё одно и то же – дом – работа, работа – дом. Да и малышам полезно. Ну, вот и взяли отпуск на недельку.
– Малышам? – удивился Ортвик. – Вы ждёте нескольких?
– Двоих, – гордо произнёс Шида , чмокая жену в жабий рот.
– Ой, – засмущалась та и отвернулась.
А потом осведомилась:
– Ну, а вы куда направляетесь?
Люди замялись.
– Понимаете, – сформулировал ответ Виктор, – мы нашли новые сведений о Дитрихе, жившем когда-то здесь, в этой реальности. Вот и проверяем, верна ли информация.
– Как интересно! – воскликнула Дюймовочка, захлопав в ладоши. – Когда мы вернёмся, вы обязательно должны нам всё рассказать.
– Да-да, – подхватила Диша, – через неделю ждём вас на чай.
– Вы пьёте чай? – изумилась Аирин.
Шида обиделся.
– Да что мы, не люди что ли?! – спровоцировав новый взрыв веселья, пробурчал тролль. – Конечно, пьём и чай, и кофе. Так что приходите!
– Непременно, – пообещала Ирина. – Счастливого пути!
– Спасибо, – дружно закричали существа, – вам тоже!
Беззаботная компания отправилась дальше. А недавние собеседники вызвали машину, доставившую их к стартовому ангару, откуда они в мгновение ока перенеслись в Потсдам.
Опустив руки и сгорбившись, Дитрих стоял над старой могилой с покосившимся памятником, на поверхности которого едва прорисовывалась надпись: «Дитрих Штригель. 1978-2017». Тиалонай, Прокудины и Пинкдроу жались друг к другу неподалёку.
– Как страшно! – не оборачиваясь, глухо пробормотал Штригель. – Мне кажется сейчас, что я вижу это место с трёх точек зрения: своей, моего покоящегося в могиле тела и с высоты, словно душа двойника смотрит на нас сверху. И начинаю думать, что моё появление в этом мире, нарушившее целостность времени и пространства, наверное, было ошибкой…
– Ты забыл, что первыми пришли сюда мы, – напомнил Виктор. – Дитрих, ничего не делается просто так, поверь. Возможно, тебе дали шанс реабилитировать себя в лице антипода, обречённого неразумным, не могу этого не подчеркнуть, завещанием на забвение.
– Может быть, ты и прав, Витя. Но давайте поскорее уйдём отсюда. Рядом с собственной могилой, я сам начинаю чувствовать себя мертвецом.
– Да, конечно!
И они поспешно удалились, оставив прах человека, никогда не знавшего их, и им незнакомого, наедине с огромным бесстрастным небом. Отыскав нужную капсулу, путешественники очутились в Гималаях. Штригель выглядел подавленным и не мог отойти от потрясения.
– Несмотря на все тяготы моего существования, – словно убеждая самого себя, сказал Дитрих друзьям, – я всё-таки гораздо счастливее, чем двойник. Ведь в то время, когда он правил, вы ещё не родились, и я прихожу в ужас при мысли, насколько он был одинок. И как же странно нас раскидало в разных мирах. Я не понимаю этой логики.
– Да не нужно ничего понимать, – воскликнул Ортвик, – и задумываться над этим не надо. Мы тоже сочувствуем твоему антиподу, но наверняка и ему жизнь дарила хорошие моменты, о которых нам просто не дано узнать. У тебя судьба иная, и, слава богу! Скорее всего, в твоей реальности не появится этот памятник, вернее, дату смерти на нём проставят другую, более позднюю, и он будет усыпан цветами от благодарных потомков…
– Брр, не надо, – содрогнувшись, остановил его Дитрих, – привычная, в общем-то, мысль о собственной смерти сейчас повергает меня в ужас. Только что на кладбище я умер вместе с двойником, почувствовал тлен и червей, ощутил, как сквозь меня прошла холодная волна…
Он прервал речь и тяжело вздохнул.
– Пожалуй, внесу в завещание пункт о кремации…
Посмотрев на ошеломлённые лица друзей, Штригель вдруг рассмеялся.
– Ну, что же мне делать со своей впечатлительностью? Думаю, через день-другой всё выветрится. Вы, кстати, обещали познакомить меня с тем, кому я обязан всеми этими прелестями.
– Она ждёт.
– Она?
– Это внучка того несчастного историка, на которого твоё лицо произвело убийственное впечатление.
– Ах, да, бедняга, – затуманившись, произнёс Дитрих. – Теперь я понимаю, почему это произошло. Я, наверное, сошёл бы с ума, увидев живым того, в чьей гибели несколько столетий назад ещё вчера не сомневался. А ему это стоило жизни.
– Только не вздумай себя винить! – сердито сказала Аирин.
– Не беспокойся, не буду. Я же не знал…
– Именно, – подтвердил Виктор. – Ну, что, едем?
– Конечно!
И они отправились на встречу с Ниадой Левбо.
Ниада и Дитрих сразу понравились друг другу. Девушка пригласила гостей в свой светлый дом, где Штригель постоянно искал её общества, а она не противилась и смотрела на живой реликт восхищённым взглядом.
Всё произошло очень быстро, отношения завязались мгновенно. На некоторое время пара исчезла из поля зрения остальных, а когда появилась вновь, Ниада вытирала слёзы, Дитрих же выглядел несчастным и виноватым. Друзья поняли, что Штригель поделился с девушкой своими планами на будущее, в которых ей не нашлось места.
Через полчаса напряжение спало, Ниада и Дитрих снова начали разговаривать, глядя друг на друга влюблёнными глазами. Перед тем как расстаться, они долго что-то горячо доказывали один другому, а завершился спор продолжительным поцелуем. Когда Дитрих, сделав прощальный жест, исчез за завесой, Тиалонай подошёл к девушке и спросил:
– Отец сказал тебе, что не должен иметь привязанностей, так?
– Да.
– Мне он говорил то же самое, но, несмотря на это, всё равно постоянно приходит, чтобы меня повидать. Не расстраивайся, мы его семья, всегда ждущая там, где он может за нас не тревожиться.
На глаза Ниады опять навернулись слёзы.
– Я всё понимаю, – произнесла она, – у Дитриха великая миссия, которая сделает его человеком-легендой. А мы будем для него моральной поддержкой, это я и сказала ему при прощании.
Тиалонай погладил её по плечу.
– Как же тяжело, наверное, жилось его двойнику, ведь не существовало ни нас, ни друзей, ни портала, – сказал он. – Правда, рядом находилась Изольда…
– Мы никогда не узнаем, что он чувствовал и через что прошёл, Тиалонай, – грустно молвила Ниада. – Мне жаль того Штригеля, чей прах в этой реальности давно смешался с землёй. Нашему Дитриху повезло больше, у него есть близкие.
Помолчав, мальчик сказал:
– Ниада, я намерен снова навестить могилу в Потсдаме, привести её в порядок, поговорить с тем незнакомым мне человеком. Понимаю, что это выглядит странно, но… хочешь поехать со мной?
– Да, – отозвалась она. – Ты читаешь мои мысли.
– Тогда пойдём.
Обнявшись, оба двинулись к терминалу вызова электробусов.
***
Дети троллей увидели свет во время похода. Почувствовав дискомфорт, Диша покинула резвящихся друзей и, присев на корточки под кустом, родила двух салатового цвета малышей. Когда всполошённый Шида примчался к роженице, она, блаженно улыбаясь, уже кормила обоих грудью. Маленькие существа, в отличие от взрослых, выглядели очаровательными и беззащитными.
Возбуждённый отец в восторге станцевал джигу на поляне, едва не передавив пасущихся на венчиках цветов эльфов, за что получил суровый выговор от Брунгота. Но лишь только тот увидел сосредоточенно сосущих троллят, всё его недовольство сразу испарилось. Разглядывая детей, он прошептал:
– Меня всегда восхищало умение природы дать своим разумным созданиям всё, для того, чтобы те были счастливы. Просто не каждый способен понять, что это такое на самом деле.
И, подлетев ближе, благоговейно поцеловал новорожденных в зелёные лобики.
***
Дитрих, вернувшись в свою реальность, рассказал Менгеру, поджидающему его у «двери» о страшном визите на кладбище. Последнее время Штригель всё чаще поверял преданному соратнику свои мысли, а тот всегда внимательно выслушивал, понимая, что после смерти Изольды здесь у Дитриха не осталось никого, с кем он мог бы поделиться наболевшим.
Узнав о забытой могиле, Оскар пришёл в ужас.
– Зачем вы туда пошли, Дитрих?! – вопросил он. – Человек не должен знать о том, что связано с его смертью. Это деморализует.
– Вы правы, на некоторое время это, действительно, выбило меня из колеи и лишило душевного спокойствия. Но нет худа без добра. Благодаря этой истории, я познакомился с чудесной девушкой и понял, что ещё способен любить. Хотя ранее не сомневался, что это чувство ушло вместе с Изольдой. И сейчас мне, как никогда, хочется жить и действовать. Идёмте же, нас ждут дела.
Они вышли, и в старой резиденции воцарилась тишина.
– Пощадите меня! – вопил ползающий на коленях перед Верховным правителем обрюзгший толстяк, размазывая по лицу слёзы и сопли.
Игнорируя его крики, Дитрих обратился к Менгеру:
– Оскар, разве мне обязательно разбирать столь незначительное дело лично? Коррупция? Что ж, для такого, как этот, мы и создали законы, лишающие всех гражданских прав, со строгим запретом занимать руководящие должности…
– Это особый случай, господин Штригель. Не столь важно, что он брал взятки и лоббировал[2] группировку Шульце, оказавшегося, кстати, ещё и организатором последнего покушения на вас. Главное, что в подвале дома мерзавца мы обнаружили маленькое кладбище…
– Что?!
Глаза Штригеля расширились.
– Извращенец заманивал к себе подростков, как девочек, так и мальчиков, насиловал их и резал живьём. От умершей в больнице Эвелины Краус, когда её нашли, остался обрубок, удивительно, что она протянула несколько дней в таком состоянии. Ребёнку недавно исполнилось тринадцать.
Глухой рёв вырвался из горла Штригеля. Пытаясь справиться с собой, чтобы не прикончить подонка на месте, он вцепился в край стола. Но сдержаться не смог: нога его с хрустом, вышибая зубы, врезалась в лицо дико завопившего толстяка. Менгер обхватил Дитриха поперёк туловища, не давая двинуться, и постепенно тот затих.
– Показательно… на площади… без суда и следствия… так же, как он свои жертвы… сегодня же… и начать с того, чем он наверняка больше всего дорожил, – прохрипел Штригель.
– Есть!
Оскар вызвал охрану, пинками поднявшую кричащего и плюющегося кровью осуждённого и вытолкавшую его из кабинета правителя. Дитрих рухнул в кресло, Менгер сел рядом.
– Нам никогда не справиться с этим, – обречённо пробормотал Штригель. – Не первый и наверняка не последний случай. Что же делать?!
– Рим строился не сразу, Дитрих. Вилли Шефер предлагает возродить карательную полицию, набрав людей, разделяющих наши взгляды.
– Вилли правильно мыслит, хотя у него самого не всё ладно. Его гомосексуальные склонности меня беспокоят. Вы говорили с ним об этом?
– Да. Бедняга разводит руками. Объясняет, что не может быть с женщинами, просто не может. Но старается не вступать в связи и с мужчинами…
– Бедняга? Вы слишком снисходительны, Оскар. Придётся предупредить Шефера, что когда будет принят закон против мужеложцев, он станет первым евнухом, оскоплённым на площади. Я не собираюсь терпеть подобное в государстве, особенно в правительстве.
– Но ведь это, по сути, болезнь…
– Нет, это потачка себе! Если Вилли не мужчина, пусть меняет пол, современная медицина способна и на такое, а средств на это у него хватит. Если же женщиной он быть не захочет, то пусть подчинится законам божеским и человеческим. А что касается предложения напустить на преступников карателей, я считаю, подобные меры вполне оправданны, полиция не справляется. Вы займётесь этим, Оскар?
– Сегодня же.
– Нет, сегодня я хочу видеть, как эту тварь разрежут на куски!
Менгер помолчал.
– Я не замечал в вас раньше такой звериной жестокости, Дитрих, – тихо произнёс он.
– Раньше я не сталкивался с такой страшной смертью детей – ровесников моего сына.
– Ох!
Менгер осознал, что Штригель прав. Гибнущие в завихрениях истории взрослые были вполне предсказуемыми жертвами. Но дети, умершие не потому, что вмешались в борьбу, а по воле мерзкого маньяка…
– Я понял, простите! – покаянно сказал Оскар.
– Вы всегда меня понимаете, хотя, бывает, и не сразу. Пусть казнь транслируется на весь мир, чтобы все остальные крепко задумались.
– Да!
И Менгер покинул кабинет Штригеля, напомнив подчинённым, стоящим у дверей, о необходимости сохранять бдительность.
Толпы, запрудившие площади округов, безмолвствовали. На установленных в спешном порядке огромных экранах одна за другой высвечивались фотографии жертв убийцы. Люди тихо вздыхали от ужаса при виде осквернённых, разлагающихся тел, а кое-где забились в истерике матери, узнавшие своих детей. Когда демонстрация закончилась, и перед многими тысячами глаз высветился главный плац с возведённым у правительственного дворца помостом, мир взорвался криками, народ требовал казни преступника.
Мрачный Дитрих сидел в двух шагах от лобного места. Левое веко его слегка подёргивалось, руки непроизвольно сжимались в кулаки, но лицо оставалось бесстрастным. Во время экзекуции, когда громко кричащего от боли, а потом бессильно стонущего изувера буквально разбирали на части поскальзывающиеся в крови палачи, ни один мускул Штригеля не дрогнул, он не проронил ни единого слова. И только когда голова казнённого с глухим стуком упала на доски, Верховный правитель встал и поднял руку, призывая к молчанию.
– Я очень надеюсь, – заявил он, – что это видели те, кто считает, что они вправе распоряжаться невинными человеческими жизнями по собственному усмотрению. Потому что всех их ждёт такой же конец.
Толпа взревела, а Дитрих, которого тотчас окружили охранники, развернулся и ушёл во дворец. Слёзы катились по лицу властелина мира, и он не мог их сдержать. Перед глазами стояло лицо Тиалоная, но не такое, каким он его помнил, а мёртвое, изуродованное распадом.
– Оскар, – срывающимся голосом позвал Штригель, – я полечу в Россию. Мне надо к сыну.
Менгер взял под козырёк и вышел, чтобы отдать распоряжение.
[1] Потсдам – город на востоке Германии, население около 150 000 человек. Столица федеральной земли Бранденбург.
[2] Лоббировать – осуществлять давление на органы государственной власти в интересах той или иной группировки.
Читая Ваше произведение, я неожиданно для себя пришёл к мысли, что оно некоторым образом может служить чем-то вроде тех пророчеств, что дают ясновидцы и предсказатели ( с коими мне приходилось встречаться). Почему-то большинство людей уверены, что судьбу изменить нельзя, "что на роду написано..." и тому подобное. Однако, как мне неоднократно приходилось слышать от тех же предсказателей, судьбу изменить или скорректировать можно, для этого, собственно, они (предсказатели) и дают свои советы: "Сделаешь вот так - сложится этак, а поступишь по-другому - события пойдут иначе". Вы тоже в своём произведение даёте понять читателю, что существует несколько вариантов развития событий, причём не в жизни отдельно взятого индивидуума, а в целой стране (империи). И перемещения героев из одного мира в другой наглядно это демонстрируют. Прошу прощения, если слишком запутанно изложил некоторые свои соображения )))
Думаю, я поняла, что Вы хотели сказать. Вы абсолютно правы в том, что наверняка вариантов было множество. Вероятно, в каком-то другом запредельном времени жизнь ГГ складывалась иначе, чем в описанных здесь, но... всё же, заметьте, государство во всех случаях развивалось по одной и той же схеме, вне зависимости от того, каковы были горести и радости его правителя. Точно так же никто в дальнейшем не сумеет повлиять и на происходящее в той(нашей)параллели откуда пришли Прокудины (это будет во второй книге). Нет, пожалуй, я писала всё-таки только о разных судьбах одного человека, наделённого определёнными качествами, позволившими ему изменить мир. Но в свою жизнь он не может внести коррективы, отсюда и вмешательство иных сил. Иначе всё вновь пошло бы по кругу: становление общества, развитие, смерть ГГ и забвение. Впрочем, что я знаю о подтексте, ведь многое диктуется подсознанием? Возможно, если читать между строк, всё именно так, как Вы говорите. Спасибо за отзыв! Я задумалась...
Помочь сайту
Поздравления
