Помочь сайту
Поздравления
Эманация жизни 04
5 июля 2019 -
Александр Моисеев
В сам кербех решили не заходить, а дождаться в исхолоте, усевшись так, чтобы было видно его крыльцо.
Ожидание было не долгим, в нашем поле зрения появился скрет высокого роста и крепкого телосложения. Широкой, крепкой поступью он приближался к крыльцу кербеха. Фектон вышел ему на встречу.
- Сенсквери, - окликнул идущего скрета Фектон, идя ему наперерез, мы шли следом.
Тот остановился и начал разглядывать того, кто его приветствовал.
- Сенсквери, - пытаясь узнать Фектона, произнёс скрет.
- Вы кто такие? Я вас знаю? - разглядывая приближающуюся компанию, спросил скрет.
- А кто тебя, по-твоему, привел работать к Мофоту, в то время как ты не знал, куда податься на рынке?
- Фектон! Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть! Что привело тебя сюда, раньше в таких местах ты замечен не был? Да, здорово, что я тогда тебя встретил. Работа у Мофота хоть и не предел мечтаний, но условия труда и оплата у него вполне сносные.
- Что-то ты начал забываться, Пронерг. Небось работа тебя так измотала?
- Да, работа есть работа, без неё не продвинешься ни на шаг! Хотя, если честно, скреты не созданы, чтоб работать. Лично я считаю так - только нужда заставляет работать, а хочешь получше кусок себе урвать, так ещё больше работать надо. Я-то от Мофота ушёл, чтоб как раз побольше и зарабатывать. На строительствах оплата выше, быстрее накоплю ригдов, быстрее продолжу своё странствие. Задержался я тут уже порядком.
- Вас странствующих не поймёшь, всё вам не так. Чем тебе Кантарф не угодил?
- Кантарф, друг мой, это только один город из целого множества городов мира. Конечно, он по-своему прекрасен. Вот, например, ты сидишь на одном месте и тебе кажется, что весь мир так и живёт, что в каждом городе, в каждой деревне везде всё одно и то же, и законы одни и те же. А мир намного шире и разностороннее, но един в одном - это всё игра на выживание и на отнимание. Хитрейшие и наглейшие выживают за счёт простаков, а прикидываются скромными тихонями.
Вот так Пронерг выдал свою жизненную философию и смысл существования всего вокруг.
Как и описывалось раньше, это был скрет высокого роста и крепкого телосложения, от тяжёлого физического труда на его развитых и мощных запястьях и предплечьях выступали разводами молнии вен.
Одежда была хоть и добротной, но носил он её с небрежностью. Рубаха бежевого цвета свободно болталась не заправленная и не застёгнутая, а закатанные до локтя рукава, короткие штаны и сандалии выдавали простоту натуры. Его светло-русые волнистые волосы доставали до затылка, подбородок был широкий и мощный, глаза глубоко посажены, но взгляд был маслянистый и добродушный.
При общении с хорошо знакомыми, у него замечалась привычка касаться плеча собеседника, в знак дружественности и поддержки.
-Так всё же, что тебя и твою компанию привело на здешнюю окраину? - поинтересовался Пронерг.
- Так вот, хочу вас познакомить. Этого молодого скрета зовут Андрахей, он тоже в Кантарфе проездом и остановился здесь, чтобы пополнить свой запас монет, а направляется он в Канвуар. Ведь это с тобой кажется по пути? Вот я и знакомлю вас, может, что и выйдет из этого.
Фектон, обернувшись, представил мне Пронерга, чисто символически, как будто он до этого про него ничего не рассказывал, а догадаться не представлялось возможным, но правилам этикета следовать стоило.
- Саерм, – простым обиходным приветствием обратился ко мне Пронерг, подставив вертикально локоть с развернутым кулаком на меня.
- Саерм, – отзеркалил я жест.
- Ну что ж, раз такое дело, с попутчиками всё сподручнее покрывать расстояния. Но только есть одно «но». Я не беру с собой сомнительных личностей, разных там должников, беглых каторжников, разыскиваемых преступников и всех остальных подобного рода. Хватило мне в своё время, чуть на рудники не отправили как соучастника.
- Да ты посмотри, он ещё совсем молод, – заступился за меня Фектон, - к тому же он ходит везде со мной, не скрываясь, работает у Мофота, а там сам знаешь, никто рисковать не будет, имея грешок какой либо, сразу бы его раскусили и справедливость учинили, и не общался бы ты уже с ним.
- Так-то правильно всё ты говоришь… Жизнь такая штука, не знаешь, где опасности поджидают, поэтому упреждаешь, упреждаешь всякие неожиданности, а всего всё равно не предусмотришь, вот поэтому и возникает излишняя подозрительность и осторожность, а чем старше становишься, тем сильнее боишься и беспокоишься, - тут Пронерг взял паузу, и, немного подумав, согласился.
- Хорошо, Андрахей, - Пронегр переключился на меня, - тогда нам надо обдумать стратегическую и материальную часть нашего совместного путешествия, чтоб свести к минимуму всякие неожиданности. Получается, что в Канвуаре у нас пути разойдутся, но и дотуда не малое расстояние, барбаками двадцать с лишним руниг ехать, да ещё океан Гронбора надо преодолеть, при том, что две трети руниги придётся находиться в пути. Так что, готовиться надо тщательно.
- Нам надо будет, как-то время от времени встречаться для подготовки и обмена информацией, необходимо рассчитать все мои расходы на дорогу.
- Тогда через десять руниг здесь же и встретимся.
На этом мы и порешали. Назад мы уже шли поторапливаясь, так как надо было выспаться и приготовиться к работе.
Работа была, как говориться, уже отлаженная, поэтому казалась монотонной, что и позволяло во время неё размышлять о подготовке к предстоящему путешествию и приблизительно просчитывать необходимые средства и провизию. Исходя из моего бюджета, на всё про всё мне понадобится от пятиста ригдов и это минимум, самое оптимальное семьсот. Получается, что мне надо работать ещё почти сорок оборотов, а может и больше при моей оплате в двадцать пять ригдов за рабочую смену.
Время шло, я набивал руку, количество отшлифованной посуды росло даже при поддержании качества на должном уровне. Время от времени Гольмир интересовался моими успехами, одобряя мою расторопность, аккуратность и скрупулезность, ставил меня в пример всем остальным, что и послужило причиной лёгкой ревности к начальству других трудяг, за исключением моих новых приятелей во главе с Фектоном. С ними мы обменивались опытом, и работы не чурались. Остальные начали высказывать, что из-за меня Гольмир стал им указывать на их леность.
Так, в один из будничных рабочих дней, Гольмир зашёл в мастерскую и заметив ропот среди трудяг, начал читать нотацию:
- Настоящие мастера, спать не ложатся, а падают без чувств, - металлическим командным тоном Гольмир рассеивал всякое возникающее недовольство.
- Вы вместо того чтобы ныть по поводу понуканий, лучше бы обратили внимание как ловко с работой справляется Андрахей.
И тут, я заметил, как в глазах людей застыл сильный испуг, причина которого была у меня за спиной, и от чего они пришли в ужас, замерев в своей испуганной гримасе. Тишина стояла почти хрустальная и, в тоже время, тяжёлая, создавалось ощущение, что её можно потрогать руками и даже порезаться.
За моей спиной стоял Нагхлаут, случайно ли или по тайному зову Гольмира, появился он здесь, но эффект он произвел!
С отсутствующим и скучающим видом он прошёлся по мастерской никого не замечая, и умиротворенным, спокойнейшим голосом, за которым может скрываться только небесная ярость и непреодолимая сила, изрёк:
- Что, как работа брат, не нуждаешься ли в помощи? – обратился он к брату.
Гольмир повторяя полную невозмутимость своего брата, ответил:
- Да всё отлично. Решаем тут некоторые вопросы по изменению цикла работы.
- А разве есть что поменять? - в том же тоне спросил Нагхлаут.
- Андрахей делает работу совсем по-другому и, как следствие, у него и брака меньше и времени он затрачивает меньше, сил остаётся больше и имеется возможность больше времени потратить на улучшение качества.
Хвала Гольмиру! Он неприятную ситуацию представил, как профессиональный обмен опытом, не вызывая заинтересованности со стороны Нагхлаута, сделано это было искусно и у меня не возникло сомнений, что всё это не случайно. Это была очень тонкая игра на устрашение, да и не так уж часто здесь возникали ситуации с физической расправой, такого не припоминалось.
- Ну это же очень хорошо, что есть те, кто думают о работе, и пытаются сделать её лучше, для этого здесь все и находятся, не так ли? – повисший вопрос в воздухе, никого не оставил равнодушным, и все с ним согласились. Иначе никак.
- Андрахей, покажи остальным, как ты это делаешь. Не хочется думать, что здесь есть глупцы, которые не хотят прибавки к жалованию, если увеличат количество отполированных тарелок, а позже мы с тобой ещё пообщаемся, - обратился ко мне Гольмир.
- Хорошо, - сказал я и оба брата вышли.
Ко мне начали подтягиваться те, кто только недавно роптали, но теперь они с пониманием и серьезностью внимали моим словам и примерам. И даже явно недовольные «коллеги» стали нехотя интересоваться моей технологией.
Действительно послышались одобрительные речи о том, что следуя моим напутствиям получалось гораздо быстрее. Потом даже, пошли ещё дальше, наладили своего рода конвейерное производство, передавая по цепочке друг другу тарелки, и каждый отвечал за свой уровень шлифовки.
Дальше оказалось, что за такое рационализаторство полагалась награда и что в профессиональном плане меня ждут какие-то позитивные изменения.
Гольмир привёл меня к Мофоту, где мне дали вознаграждение, и сообщили, что отныне я буду работать на шлифовальной станции.
- Ты удостоился награды за то, что мы увидели твоё стремление и новый подход к работе. Ты не бездумно выполнял её, а пытался улучшить как количество, так и качество, таким образом, создал новый способ. Ты когда-нибудь уйдёшь, а эти знания останутся с нами. Мы это высоко ценим и благодарны тебе.
- Так вот, прими от нас вознаграждение, для того чтоб приподнять твой дух и поддержать тебя.
- Я благодарствую, но не стоило…
- Не отказывайся, бери с гордостью то, что тебе дадено, ты заслужил и награду и уважение, - перебил меня Мофот, и вручил увесистый тканевый мешок с монетами, затем продолжил:
-Все эти станции очень старые. Из поколения в поколение наш род работает здесь, сохраняя семейные традиции. Это ремесло - наша фамильная гордость и наше детище, лучшие умы наших предков прикладывались к нему, чтоб усовершенствовать все его члены. Это вершина творения, к которой мы всегда стремились. Время от времени эти станции переделываются и улучшаются их конструкции, так всегда было, будет и далее.
Мофот, наверно от рода своей деятельности, мог уже про абсолютно всё говорить торжественными речами, чем-то напоминающие тост столетнего юбилея.
Ведь как оказалось, он последний, кто приложился к модернизации шлифовальных станций, раньше к ветру их надо было поворачивать, используя барбаков, а теперь они делают это сами, благодаря особой конструкции и направляющим парусам, и занесено это в родовую книгу достижений.
Затем меня проводили к той самой шлифовальной станции. Мы вошли внутрь.
- Теперь тебе надо осваиваться здесь, так как тебя перевели работать в помощь пожилому шлифовальщику. Это место наиболее важное, нежели мастерская, где ты работал до этого, - пояснил Гольмир.
Внутри станции под потолком находились два зубчатых венца, расположенные на одной оси практически друг в друге. В движение они приводились от вала с шестернёй, входящей в зацепление с большим венцом, который в свою очередь приводился в движение от лопастей. Меньший венец приводил в движение два шлифовальных эксцентрика, соединенные тоже через вал с шестернёй. Используя ветер, в этой станции шлифовали и полировали каменные облицовочные плиты.
К нам подошёл скрет в почтенном возрасте, но ещё довольно крепкий. Гольмир представил нас друг другу, звали его Транвер.
- Вот тебе помощник. Он показал себя очень способным, всё тебе легче будет управляться здесь.
Затем он обратился ко мне.
- Это самый опытный скрет, который когда-либо трудился на этой станции, он здесь практически с самой юности, и знает её, пожалуй, лучше, чем свою жену, чувствует её настолько, что определяет, как она работает по одному только звуку. Он большой мастер своего дела, так что тебе повезло, что ты попал к Транверу.
«Ну, ну… - подумал я, - вот показать бы вам что-нибудь из механизмов с нашего мира, чтоб эффектнее было и понятнее. К примеру - самоходную технику «Хиндра», предназначенную для доставки груза в любую точку местности. В зависимости от дорожного покрытия, у неё меняется способ передвижения - по гладкой дороге она едет на колесах, по пресеченной местности колёса превращаются, в своего рода, лапы и она просто шагает, по водной глади, тоже не вопрос, плавает если надо, может летать хоть и не долго. Но самое сильное удивление было бы для вас, что ей никто не управляет, она сама проложит себе путь и выберет самый оптимальный, так как имеет устройство, которое взлетает и проводит разведку местности и передаёт на бортовой компьютер для анализа и принятия решений. А ещё внутри этой махины находится, хоть и устаревший ядерный реактор, но всё же эффективный, который вас введёт в недоумение вопросом, чем же эта техника питается, и покажется она вам живым монстром в доспехах».
Транвер начал своё научение с устройства шлифовальной станции и того, как она работает. Кое в чём я и так разобрался, но у неё была некоторая особенность.
На самом верху находился маятник, расположенный поперек ветра. От чрезмерно сильного ветра он отклонялся назад и, таким образом, задействовал особый механизм, на этот механизм была одета вилка, которая двигала кольцо продольно оси вала, на котором крепились рабочие лопасти одной подвижной опоры, а второй подвижной опорой, лопасти крепились на сам вал. При отклонении маятника, благодаря всему этому механизму, менялся угол основных рабочих лопастей и, таким образом, контролировалось относительно постоянное количество оборотов, для предотвращения разрушения конструкции.
Но был ещё механизм, который противодействовал первому через систему рычагов и муфт, по причине того, что от чрезмерного нажатия шлифовальным эксцентриком на шлифуемый камень оказывалось такое сопротивление вращению лопастей, что станция могла, замедляясь, остановиться и, чтобы этого не произошло, этот механизм корректировал угол наклона рабочих лопастей. И оба этих механизма, противодействуя друг другу, работали с оптимальным соотношением между нагрузкой от шлифовальных камней, силой ветра, и углом атаки лопастей, делая работу станции более стабильной и оптимальной.
Транвер рассказывал, как надо пользоваться станцией и обслуживать её для предотвращения всяких неполадок, так как ремонт может очень дорого обойтись Мофоту в виде простоев и задержки заказов. И будет совсем непростительно, если какой-либо узел останется без внимания, что приведет к его поломке.
Кроме познавательной лекции, Транвер показывал, как это всё работает, а я должен был просто наблюдать, но со временем мы уже включились в работу вместе, заключалась она в том, чтобы шлифовать каменные плиты, водружать их на телегу и подкатывать под эксцентрик. Эксцентриковый камень особым способом опускался на плиту и шлифовал ее круговыми движениями. Транвер рассказывал про все тонкости данного ремесла: как воду подливать, на каком этапе плита будет готова и когда менять шлифовальный камень на другой. Работу я осваивал не спеша, всё-таки была она достаточно ответственная и сложная по сравнению с шлифованием тарелочек.
Транвер являлся законопослушным скретом и всегда ходил практически на все собрания городских властей, чтобы знать о всех положениях и новых законах, а ещё посещал суды над опасными долго разыскиваемыми преступниками, которые власть имущие иногда учиняли в показательных целях.
В один из дней поймали бандита, который разграблял и убивал состоятельных скретов. Преступления он планировал очень тщательно, поэтому долгое время его не могли выследить. Была у него не дюжая способность законопослушных скретов обращать в преступный мир, они покрывали его и содействовали не чистому замыслу, ведь на свете немало простых смертных завидующих состоятельным семьям, и их не составляет особого труда превратить в пособников преступникам.
И на этот раз Транвер послушно засобирался на общий суд, заодно пригласив меня. Туда мы и отправились. Стоит отметить, что присутствовать внутри храма правосудия Сарфанирона дано далеко не всем, а только тем жителям, у которых есть особая печать привилегированных. Она предоставлялась скретам имеющим статус среднего класса, либо давалась за какие-либо ощутимые заслуги, и кроме того привилегированные имели право взять с собой ещё кого-нибудь одного (в данном случае этим кем-нибудь был я). В этих действах принимал участие и Мофот так как являлся одним из старейшин в городе и представлял интересы городских жителей.
И вот мы с Транвером отправились в храм, место, где справедливость всегда берёт вверх.
Прибывши в город и передвигаясь по городским улицам, я заметил, что скреты многочисленным потоком устремлены в туже сторону, что и мы. Через некоторое время мы вышли на улицу, исходящую от площади, расположенной у городских ворот. Улица была центральная, считалась основной и делила город симметрично пополам, и только сейчас я увидел, что ведёт она к самому главному зданию этого города.
Я слышал какие-то звуки, превалирующие в низком диапазоне, собранные из нескольких нот и составляющие в совокупности торжественное квинтовое созвучие. Звуки были продолжительными в конце, с понижением на пол тона, что придавало особенный окрас всему происходящему.
По мере приближения, звуки становились всё более пронзительными, настойчивыми, и интуитивно мне стала понятна вся серьезности начинающегося действа.
Мы подошли к некой площади, на противоположном конце которой стоял высоченный портал, в него и устремлялся поток жителей. По бокам от портала на подмостках стояли трубачи в синих одеяниях, они-то и издавали эти пронзительные звуки своими длинными из белого блестящего металла горнами с расширяющимися на конце раструбами.
Здесь же на площади выдавали плащи, согласно статусу скрета. Простым жителям доставались чёрные плащи, пожилым, почётным и тем, кого они с собой привели - серые, а те, кто непосредственно участвовал в судовершении, имели белоснежно белые плащи, такого же цвета, что и сам Сарфарнирон, олицетворяющий собой самые чистые помыслы тех, кто находился в нём и принимал важные решения. Цвет плащей призван был охарактеризовать каждого скрета как сущность и давал понять о его месте в этом мире.
Подойдя ещё ближе, мы оказались на краю пропасти, в которой глубоко внизу клубился плотный туман, оттуда потоками выходил холодный пронизывающий воздух. Из этой бездны, словно гигантским столбом, вырывалось скалистое основание, которое возвышалось словно остров, на нём и располагался Сарфарнирон, который полностью и без остатка занимал площадь острова и был похож на корону некоего великана.
Чтобы оказаться в самом Сарфарнироне нужно пройти по достаточно широкому мосту, тянущемуся от портала до острова. Мост имел соединения только в двух точках и ни на что более не опирался. Сделан он был из прозрачного камня, похожего на горный хрусталь такой чистоты, что виднелась пропасть сквозь него.
От самого Сарфарнирона глубоко вниз уходили вырезанные в скале лестничные пролёты, ведущие вглубь этого острова, и там же рядом располагались окна видимо для освещения тех тайных помещений, о назначении которых в народе ходили легенды.
Сооружение, где происходило всё самое важное для города и каждого, кто в нём обитал, имело внушительные размеры. Оно было окружено колоннами, подпирающими мощный свод, внутри возвышались стены, в которых были прорезаны проёмы с закруглёнными сводами, в два уровня внутри сводов были вделаны балюстрады, загораживающие проход во внутрь. На второй уровень вели лестницы с выходами к сводам и, проходя через своды можно было попасть на балкон находящийся внутри храма.
В храм могли пройти только те, у кого были серые плащи, они могли присутствовать в зале с судовершителями для того чтобы их мнение или высказывания могли учитываться при установлении справедливости, и они должны лично и воочию лицезреть всё то, за что отдают свои голоса и выносится судейский вердикт. Тем самым и вершилась казнь, устанавливались сроки заключения, либо происходило оправдание и помилование.
Мы с Транвером вошли через центральные нефы в хор с высоченными сводами, сверху на стенах узкой полоской по всем четырём стенам располагался некий фабулярный орнамент, содержащий в себе судьбоносную историю возникновения мира на этой планете, конечно же, по их версии. Ниже в арочных углублениях были изображения мифических, либо исторических персонажей из истории, расположенной выше.
Своды синего цвета возносились очень высоко над головой, они были украшены геометрическими узорами, в эти узоры были вставлены узоры поменьше, и создавалось ощущение, что если приблизиться, то можно рассмотреть и ещё более мелкие узоры, вставленные в предыдущие и так до бесконечности имитируя математические фракталы. Нервюры, подпирающие своды, контрастировали с их синевой золотым деревом, и сходились в центре блестящими объёмными серебряными розетками, и такими же пятами свода, стоящими на столбах устойчивости.
Внутри хора полукругом располагались большие ступени в несколько рядов, на которых были скамьи. В центре находилась небольшая площадка, обозначенная только небольшим углублением, к которой вела боковая дорожка, а с противоположной стороны от скамеек на небольшом возвышении, находился помост для выступлений и речей, а за ним, на том же уровне располагались скамьи для выступающих.
Мы дождались определенного времени, горны стихли, и на площадку вышел скрет в белых одеяниях и преклонном возрасте - это был Главный служитель храма Амбальтор. Он с юных лет служил там и всю свою сознательную жизнь проводил за Писаниями и проповедями и редко разъезжал по стране.
Волосы его были чёрными, даже без намёка на седину, такая же была и борода, длинная и смоляная. Под густыми, также чёрными, мохнатыми бровями, выгнутыми дугой, блестели глубоко посаженные глаза. То был орлиный взгляд статусного скрета, занимающегося большую часть своей жизни судовершением и чтением мудрейших писаний. Голос он издавал мощный, раскатистый, с призвуком металла, что говорило о бескомпромиссности его обладателя, и в хоре храма он усиливался и звучал величественно, как гром.
- С древнейших времен то, что было сниспослано Создателем в умы мудрейших, было запечатлено в писаниях, которые охраняются и сохраняются благоговейно. Ни для кого не секрет, что там написано, веками из уст в уста из письма в письмо передаются эти знания, не меняясь ни буквой, ни словом. В храм, созданный создателепочитающими скретами, никогда не допускались и не допустятся, ни праздные, ни тщеславные, ни горделивые и завистливые. В храме им не место!
Только праведные и чтящие писания, скромные в душе и великие в делах скреты отбираются для служений и поддержания храма, только на них держится столп справедливого и праведного Света, озаряющего умы послушных и покаянных. Они словно цветок (амбории) рождающийся из семени, когда возводится новый Храм Светоучёности и справедливости. Только они являются проводниками без малейших искривлений правды ведущей нас к Великой праведности при жизни и после смерти, которая нам указана Создателем из Великой любви к нам.
- Ещё есть глупцы, нерадивые и заражённые бесами, отлучённые от Великого света, противящиеся Создателевым учениям, губящие себя и засасывающие в бездну грехов других, неустоявшихся духовно рабов своих желаний и бесовских амбиций.
- Истреблялись и будут истребляться бесовы зачатки в ком бы они не были и высокое осуждение ждёт всех без исключения и наказание будет неминуемо, и оно постановит, кому очиститься через огонь, кому пропасть на рудниках до конца их дней с отлучением от Света и родных и прикреплением статуса потухших во мраке, а те, кто рождён по образу Создателя, но является послушником беса и прославил себя в убийствах, так и будет раздвоен! Присутствующие должны это видеть, запоминать и передавать отсутствующим, делаться это будет всегда и одинаково потому как верность Писаниям у нас постоянна и непоколебима! Законы, которым подчинены все без исключения твёрже камня и металла.
- Ум любого скрета подобен саду, за которым нужно следить и оберегать его от всяческой заразы и невзгод, своевременно удобрять знаниями из Писаний, и своими благими намерениями доказывать в делах неустанно, чтобы не допустить в своем саду презренного двоемыслия, которое как гангрена может распространиться и не остановить её, испорчен и проклят будет тот сад.
- Слова эти не пусты и проверены многосотенными обращениями лета и зимы, написаны они трагедиями, кровью и смертями многих народов, не доживших до наших дней, сгинувших в пепле истории, развеянном ветром и временем. Их история нам в назидание дана как образец всего неподобающего.
- Обращаюсь с этими словами к правителю и исходящим от него доверенным и достопочтенным скретам, выполняющим его волю и помогающим ему в правлении и каждый раз напоминаю вам о священной миссии, выполняемой вами. Учите и познавайте Закон и Писания, а также обучайте сами.
Как объяснил мне Транвер, цветок Амбории – это практически вымерший вид растения, вернее было бы сказать, что это смесь или симбиоз растения и гриба. Он довольно большой и раскидистый, выглядит как небольшое деревце и почти всё время цветёт. Как ни парадоксально, его цветки по форме и по цвету все разные, а листья - это настоящие грибы и напоминают шляпки с волнистым краем и неправильной формы, вогнуто-распростёртой, с завёрнутыми краями и вдавленной в центре, с обратной стороны листика-шляпки имеются самые настоящие пластинки, как у обычного гриба, нисбегающие к ножке-стеблю. Он источает очень тонкий лёгкий аромат, напоминающий запах грибной сырости и жасмина, но его семена храмовники берегут особым образом, и когда выстраивается новый храм высаживают одно семя и из него вырастает этот цветок и растёт внутри храма, скрытый от посторонних глаз. Собой он олицетворяет сохранение Писания и мудрости, но есть ещё некий смысл, который вложен в него, но это остаётся тайной.
«Чудеса, да и только!»- подумал я.
После многоречивого выступления Амбальтора, без запинки и как по маслу, видимо сказывался многолетний опыт, его сменил второй скрет, также в белой одежде наподобие тоги, принадлежавший к высшей касте горожан и выполняющий роль судьи. Был он коренаст, с волнистыми светлыми волосами и маленькими глазами, звали его Рантиор. Он обладал голосом резким и громким, напоминающим удары хлыста, наносящего ощутимый урон.
- Сограждане! Ни от кого не секрет для чего мы собрались в этот руниг. Уже всем известно, что долгое время в нашем городе и не только орудовал бандит по прозвищу Удильщик. Он много времени терроризировал население, грабил, убивал и сеял смуту в умах неокрепших юных скретов, тем самым готовя себе подмогу в своих гнусных делах. Наша служба по поимке преступников, как всегда выполнила свою работу безупречно. Мы долгое время отслеживали всю деятельность этого злодея, выявляли все его связи, выявили всех, с кем он когда-либо имел общение или даже дела. Сейчас здесь присутствуют все, кто по мнению нашей службы причастен к этому преступнику.
- Пред судом мы явили часть преступного клана и требуем вершения справедливости над ними.
В центр хоры вывели группу молодых скретов, и Рантиор объявил поимённо тех, кто работал на Удильщика, кто выполнял его поручения разного рода, и кто выведывал информацию. Часть из них устраивала мелкие пакости для отвлечения внимания или совершала мелкие кражи.
Суд из дюжины почтенных скретов, куда входил и Мофот, начал гудеть в совещаниях. Я заметил, что Мофот был среди них старшим. Придя к заключительному постановлению, Мофот сам озвучил его, в голосе звучала непривычно жёсткая интонация.
- Все те, кто совершил наименьшее зло, точнее те, кто выведывал информацию и выполнял разные поручения и напрямую преступления не совершал, суд постановил назначить им работы по благоустройству города, прочистке фонтанов, вывозе и уборке мусора продолжительностью в сто двадцать руниг. Остальные пусть отправляются на рудники и каменоломни сроком на десять лет. На обжалование мы накладываем запрет, потому как это действие имеет все признаки преступления сознательного.
И было видно наворачивающиеся слезы на глазах обвинённых молодых скретов, чьи судьбы будут загублены в рудниках.
Затем продолжил Рантиор:
- Теперь вашему вниманию представляем скретов, которые запятнали свою честь, а некоторые и обличие скрета тем, что покрывали данного преступника в своих жилищах, а другие соучаствовали в разного рода грабежах, воровстве и убийствах.
Названных вывели также в центр хоры, но уже с оковами на руках, как опасных преступников. Суд вновь оживился в обсуждениях, и в конце их Мофот взял слово.
- С этими преступниками надо разобраться более тщательно и подробно, с каждым в отдельности, дабы назначить им более справедливые меры наказания.
Судебный процесс серьёзно затянулся. Наконец был озвучен следующий вердикт: всем тем, кто покрывал преступника и участвовал в воровстве, предписано отправиться до конца своей жизни на каторжные работы, а тем, кто был соучастником крупных отягчённых ограблений следовало очищение через огонь. За самые тяжкие грехи вменено было наказание в виде раздвоения, как итог того, какую жизнь они и вели, что по их вере даже и после смерти они будут наказаны тем, что отправятся во власть беса и продолжат там свои мучения раздвоенной личности, одновременно укоряя себя за содеянное и гния в бесовых чертогах вечно. Очищение через огонь, по здешним верованиям, было намного предпочтительнее, так как после смерти, подвергнутые оному наказанию, обретают покой.
И вот настала очередь самого Удильщика. Его обвинение по всем раскрытым делам долго озвучивалось. Если вкратце, он якобы нанимал скретов на работу, а потом за дополнительную плату заставлял выполнять противоправные действия, такие как слежка и доставка писем с угрозами, или подбрасывание отрубленных голов скрюхов для запугивания и шантажей. Вменено было ему и то, что с видом благодетеля, прибегал он к притворству и обману так, что скреты многие и не знали с кем имеют дело и на кого работают и обслуживают. Самые тяжкие преступления, ограбления и убийства, он совершал сам и вынуждал этим заниматься и других. Никто не сомневался, что наказание Удильщика ждёт самое суровое, его раздвоят.
Среди достопочтенных скретов в белых одеяниях был ещё помоложе, он выделился из толпы и голосом моложавым, но уверенным объявил.
- Горожане! Наш город, это великолепие, создавалось очень долго, благодаря великим скретам, которые здесь проживали. Многие мечты великих здесь превратились в существующие явления. В этом городе испокон века присутствовал дух дерзкого первооткрывателя, которому присуща тяга ко всему прекрасному и научному. На протяжении всей истории мы неуклонно боремся за статус самого безопасного места, ведь только из-за ощущения защищенности в этом городе всегда жили и проживают ныне многие великие скреты и имеют возможность воплощать свои самые смелые идеи. Мы ревностно будем защищать этот статус! Мы вместе с вами, горожане, живя благочестиво, будем возвеличивать это место прекрасными архитектурными постройками и новыми великими свершениями.
- Я призываю всех и каждого выполнять свой долг перед обществом и законом, ведь выполняя его вы сами господствуете над своей безопасностью и порядком, ведь только благодаря вам, граждане, в совокупности мы имеем глаз и ушей несметное количество, и только вам подвластно без перерыва смотреть и слушать, что в нашем городе происходит, чтобы своевременно пресечь любое нарушение, ведь благополучие и наша жизнь целиком в наших руках.
- И ещё раз, обольщаться неправомерными заработками и прислуживать преступному миру - это очень рискованное дело, мы никогда не пощадим тех, кто преступил закон и Писание. Никогда и никакой пощады не будет, все те, кто заслужил своё наказание, его получит, и никаких оправдательных решений после доказанных обвинений вынесено не будет. Таков наш закон!
И поставил точку в полнейшей тишине. Это был Фарбон - сын правящего монарха Анокха. Он при любой возможности оттачивал своё ораторское мастерство в выступлениях и этот раз не был исключением, так как считается, что народ должен знать своего будущего монарха.
Сложное и длительное действо по обвинению и всеобщему объявлению приговоров было завершено, теперь очередь была за самим исполнением этих приговоров.
Весь народ, как по мановению невидимой руки, сначала те, кто в чёрных плащах отхлынули от балконов и подались в сторону моста, затем все, кто в серых плащах двинулись с места в сторону выхода и направились к мосту. В этой толпе, были и мы с Транвером.
А тем, кто в белых плащах предстояло доделать дела по обвинениям и выполнить соответствующие записи, к площади они выйдут последними.
Само исполнение наказаний приводилось в действие в тот же день на площади, которая располагалась перед храмом.
Площадь к этому времени уже была подготовлена, там стояли на возвышении прямоугольные конструкции, которые предназначались для несчастных, приговоренных к очищению огнём, рядом на помосте стояло нечто огромное, как оказалось - раздвоитель с огромным ножом, который разрубал приговоренного пополам. Нож приводился в движение натяжением канатов, которые крепились к грузам, висевшим высоко на блоке. Обратно нож поднимался с помощью приделанной сбоку рукоятки, соединённой чрез своеобразный редуктор с храповым механизмом, а срабатывал путём выдергивания защёлки.
На площади уже собирался народ, занимал места, и мы с Транвером встали так, чтоб вся процессия была в нашем обозрении.
В особое место площади в решётчатых повозках свезли всех приговоренных.
В самую последнюю очередь из храма вышли скреты в белых плащах. Пройдя мост, они обходили центр площади полукругом возле рядов. Вдруг напротив меня остановился сам Амбальтор. Его взгляд пронзил меня словно его глаза были вратами, открывающими бесконечность его сознания, а брови напомнили мне некие антенны, при помощи которых он мог весь мир осязать ещё тоньше, чем все остальные.
Внезапно он промолвил мне:
- У тебя взгляд чужака и чужака не с нашего мира!
И тут же отвернувшись, прошёл дальше, следуя за всеми остальными.
Что бы это значило? Он явно меня распознал. Как ему это удалось?! И будет ли он мне мешать? Меня охватил страх за миссию. Может всё-таки не выдаст? Может это кто-то из наших с Земли? Но я бы про это знал...
Процессию казни вёл ханаб, он зачитывал приговор и давал отмашку.
Кровавое действо началось. Первым подвергли казни Удильщика. Его закрепили на специальном столе раздвоителя.
-Ты, бесово отродье, будешь казнён по обвинениям в убийствах, грабежах, воровстве, и склонению будучи невинных скретов к своим преступным деяниям обманным путём, - произнес окончательный приговор ханаб.
Лицо Удильщика перекосилось ужасом, его взгляд жадно цеплялся за этот мир.
-Только не…. - последние обрывки слов, которыми преступник хотел пронзить этот мир, были поглощены без слышимых остатков взревевшими горнами, оповещающими на огромное расстояние грозное исполнение Закона и, одновременно с ними, нож раздвоителя резким махом опустился на стол с жертвой.
- Следующий приговоренный к смерти на раздвоителе, - ханаб методично объявлял приговоренных, зачитывая им окончательный вердикт. Резкий рёв горнов звучал вновь и вновь, и тела, ещё по какому-то остатку противящиеся смерти, извивались, каждая их часть билась в жуткой агонии, которая затем затухала.
Следующая очередь настала тех, кого приговорили к очищению огнём.
- Вам даётся возможность попрощаться со всеми и друг с другом, - объявил ханаб.
Это были четыре семейные пары и виновны они были лишь в том, что будучи когда-то запуганы тем самым Удильщиком, коего уже и в живых нет, предоставляли ему часть своего жилья, снабжали ригдами и покрывали его. Живя в страхе, они надеялись, что он когда-нибудь от них уйдёт гонимый страхом задержания, и тем самым обрекли себя на неминуемый приговор. Удильщика застали врасплох, операция по его поимке отработала как часы – безупречно.
Первыми вывели немолодую пару, и всё в округе затихло. Настало время последней речи, исповеди скретов. Значимые слова уходящих звучали как последняя мудрость и доказательство, что закон Кантарфа твёрже всего на свете. Запущенный механизм суда отдавал горечью необратимости всё сильней, когда очередь дошла до скретов, которые являлись заложниками преступного мира и закона.
Пожилой скрет, со слезами на глазах, обратился к своей супруге:
- Звезда моя, мы с тобой столько прожили счастливых лет. Сейчас перед глазами встаёт каждый день, проведённый вместе. Благодаря тебе я узнал настоящее семейное счастье, которое ты мне подарила, отцовство...
Скрет осёкся, так как тяжёлые чувства переполняли его, затем продолжил:
- Мы всегда были с тобой едины во всех наших делах. Приходили времена, когда нам не хватало ригдов, была нужда, но мы с тобой, преисполненные любви к друг другу, всё вытерпели, старались не замечать невзгод и обоюдно поддерживать тёплые отношения. Детей растили в любви и заботе, и было безмятежное долгое время, когда мы наслаждались каждым моментом нашей совместной жизни, и всё было хорошо до того чёрного дня, когда этот бес - Удильщик постучал в наши двери, и сначала обманом напросился к нам на постой, а затем угрозами расправы заставил нас скрывать от всех то, что живёт у нас, и хоть косвенно, но заставил нас участвовать в его гнусных делах. Пусть будет проклята его душа навсегда!
Возгласом проклятья закончил скрет свою последнюю речь и обречённо закрыл лицо трясущимися руками.
-Да мой муж, - ответила жена, глядя на мужа сквозь радугу слёз и судорожно взглатывая, - Я вместе с тобой была счастлива, мы растили детей, мы делили наш кров, мы прошли через многое... Мы были и в бедности, и в болезнях, и в безмятежном счастье. Многие лета другой жизни я и не представляла, и не желала... до этого проклятого дня. Мы и сами не заметили, как потеряли облик скретов, когда стали способствовать разбойнику в его тёмных преступлениях, пусть хотя бы тем, что перетаскивали и увозили награбленное. Страх загубил нашу жизнь... Как мы могли быть такими безрассудными...! Прощай мой любимый...
Это было тяжёлое прощание. Жалость сжимала сердца скретов, наблюдающих его.
- Прощай, моя Звезда. Может после очищения, судьба будет благосклонна и снова сведёт нас, и мы будем счастливы, как и прежде...
Ханаб дал жест и несчастных подвесили на деревянных прямоугольных конструкциях с заранее подготовленным под ними хворостом.
На сам процесс я смотреть не мог.
Выводили и других осужденных на очищающий костёр, они также раскаивались, говорили последние слова, даже были те, кто обращался к толпе с призывом не повторять их ошибки. Некоторые впадали в безумие перед лицом смерти, но это процесс не умоляло.
Много припадков истерии было с теми, кого отправляли пожизненно на каторжные работы, в то время как половина из тех, кто был обвинён за аналогичные преступления и был в той же мере виноват, отделались всего лишь десятью годами каторги. Так же и у обвинённых в схожих более "лёгких" грехах, таких как выполнение мелких поручений, сбор информации и запугивание, наказание также существенно различалось - от сто двадцати руниг до десяти лет каторги. Такое несправедливое вынесение наказаний за схожие проступки было не случайным, имело запугивающий характер и служило тому, чтобы другие боялись видя, что закон перед виновными может быть не разборчив, не гибок и яростен, как часто и преступники не особо разбираются не в выборе вида преступления, ни средствах достижения своей противозаконной цели.
После завершения всей процессии меня охватило чувство опустошенности. Этот мир был так красив и во многом справедлив, но, в тоже время, беспощаден, хладнокровен и кровожаден. Шли обратно мы с Транвером молча, ничего не хотелось ни думать не говорить. Сколько по сути невинных скретов загубил Удильщик. Но почему невинных? Он своего рода индикатор, который выявил слабохарактерных, безвольных личностей и потенциальных преступников. Прозвище ему даже подходило, потому как он кидал наживку лёгкого заработка, а слишком мягкие, не дальновидные, слабые нравственно либо на голову её проглатывали, тем самым оказываясь на крепком крючке, с которого так просто уже не слезешь, ведь если замарался раз, пахнуть будет долго, этим и пользовался Удильщик.
К тому же он явно имел дар убеждения, говорил своим жертвам, что всё это безопасно, никто не узнает и что у него есть связи и, если надо, он выкрутится сам и вытащит из западни любого, но и в случае отказа тоже имелись свои инструменты для убеждения. Удильщик наверно и сам ошибочно предполагал будто он - обратная достойная сторона Амбальтора, его негативное, зеркальное отражение, но вышло так, что скреты попавшие между двумя этими «разными» полюсами, стёрлись в пыль не оставя даже и следа в истории вместе со своим Удильщиком. Долго ли, кроме родных, будут помнить казнённых за преступления? Уж лучше забыть, как страшный сон, но усвоить жестокий, но доходчивый урок, что сделают если не все так многие.
По дороге обратно внезапно кто-то обхватил меня за пояс – это был Брохт. Оказывается, Фиранджи со своим семейством тоже присутствовали на всей этой процессии. Мы поприветствовались как давнишние друзья, не видевшиеся долго. Какую-то часть дороги нам было по пути, мы незатейливо обменялись мнениями об увиденном, я вкратце поведал им свою историю, которая произошла с момента нашего расставания, про работу, про владения Мофота, его личный дворец неописуемой красоты с его фабрикой и шлифовальными станками, работающими от ветра. Рассказал про то, что перевели меня на другую работу, на которой заработать на путешествие получится быстрее, про встречу с Пронергом, с которым предстояло отправиться дальше. Брохт перебивал время от времени словами – вот когда я вырасту… и вариации по поводу того, что он тоже когда-нибудь отправится в путешествие с опытным скретом. Родителей этот фак слегка раздосадовал, а Фиранджи напомнил мне, чтобы я впредь был осторожен в своих высказываниях по поводу предпочтений в правителях.
Видимо здесь детей брать на такие мероприятия - это норма, чтобы с детства привыкали ко вкусу жизни, даже со всеми её горькими оттенками и учились отличать добро от зла, и понимали какие могут быть последствия, если этого не делать. Может это даже и правильно…
В это время погода начала меняться. Подул ветер умеренный и тёплый, и Транвер предложил нашей компании подняться на главные ворота, чтобы посмотреть на световое представление «Ненастоящего озера». От нашего местоположения это оказалось недалеко, сам же Транвер отправился на станцию.
Поднявшись по ступеням, ведущим по стене на самый верх, мы вышли на площадку узкую и длинную, которая тянулась по всей стене. Народу там набралось уже много, в основном подростков. С этого места открывался панорамный вид на всё озеро. Оно, как и тогда, предстало пред нами мертвенно спокойным, ни волны ни ряби, ничего, гладкое и невозмутимое, оно не реагировало на заигрывания ветра, что приводило сознание в некий диссонанс.
Ветер всё усиливался, очень быстро надвигались кучевые высокие облака закрывая Сефрон и погружая всё в полумрак, похожий на тот, что бывает в предрассветные часы на Земле. Из далека уже доносились раскаты грома, приближаясь всё ближе и ближе, и вдруг, синхронно вместе с ударом грома внутри «озера» вспыхнуло облако бирюзового цвета, с выступающими заостренными краями. Оно состояло, как мне показалось, из бесчисленного количества тончайших нитей, переплетённых между собой, затем оно стало медленно исчезать, уменьшаясь в объёме, меняя свои причудливые формы и делясь на небольшие облачка. Следующий удар грома был практически рядом, восторженные возгласы подростков прорезались тонкоголосым криком и звучали всё чаще по мере светопредставления. Озеро засветилось по всему видимому горизонту и в этот момент казалось, что внутри озера облако начало медленно шевелиться и опускаться на дно, осаживаясь оно таяло, оставив несколько светлых точек, которые «прожили» недолго и перед тем как мерцая исчезнуть, раскрылись, как своеобразный цветок, состоящий из застывших молний, и погасли.
По моим умозаключениям, я предположил, что озеро так реагирует на электромагнитные волны, создаваемые грозой.
Такое представление повторилось ещё несколько раз. Но тут произошло действительно грандиозное зрелище, сопровождающееся таким мощным громом, от которого моё тело невольно содрогнулось, и от того же импульса, рождённого в пучине грозы, всё тело заныло от перенапряжения, мои мышцы сократились как от удара током, звука грома я даже не услышал, а почувствовал болью в ушах и мощным содроганием воздуха. Перед глазами пронеслась ослепительная вспышка – молния ударила в озеро. Вот тут-то оно и ожило!
Оно полностью засветилось ослепительным ярким бирюзовым цветом, на поверхности образовалась нарастающая рябь из стоячих волн. Озеро стало напоминать матовое святящееся молоко, появился звук низкой частоты, скорее всего, он уже был, просто слух не сразу вернулся, затем свет в озере стал часто моргать и делиться на отдельные облачка, которые постепенно пришли в движение и, как хищные рыбы, начали метаться внутри озера. Постепенно облака уменьшились до размеров небольших плотных ярких образований, над которыми по поверхности «озера» исходили стоячие волны и доносился низкочастотный звук, заставляя даже воздух вибрировать с эффектом Доплера, перемещаясь в пространстве. После рябь на поверхности озера застыла и осела, поверхность выровнялась как стекло, яркие образования, носившиеся в недрах, застыли, гул прекратился. Световые образования уменьшились в размерах, став при этом значительно ярче и, с глухим мощным ударом, взорвались внутри озера, испуская многочисленные тонкие молнии и, наконец, погасли, оставив после себя, словно негатив объемной фотографии, чёрный след застывшего во времени и в пространстве узора, напоминающего некоего электрического осьминога, у которого вместо наводящих ужас щупалец - чёрные молнии.
Хлынул проливной, тёплый дождь и мы быстро распрощавшись разошлись по своим жилищам, накрываясь плащами, которые носили почти всегда с собой.
Вернувшись, отдохнув и продолжив работу, у меня всё не выходил из головы этот эпизод с Амбальтором. Что это было? Нутром я чувствовал, что видел он меня насквозь. Фигура не простая. Столько власти и знаний умещено в одной личности! Он словно маяк для целого народа, а может и для эпохи, как будто выполняет великое поручение свыше. А может это интоксикация мозга от чересчур больших и глобальных знаний о жизни, и о обо всём в ней, а может это просто предел и побочный эффект. Ничего вразумительного в голову мне так и не пришло.
Наконец настал день, когда мы договаривались о встрече с Пронергом, и на сей раз я отправился один. Дожидался его я также в исхолоте, и теперь он встретил меня намного дружелюбнее.
- Саерм, Андрахей.
- Саерм, Пронерг.
- Как твои дела? Движутся ли так, как распланировал, всё по плану?
- Ну да, по крайней мере без откатов назад пока, - ответил я, - самому не терпится сорваться, засиделся уже.
- Это радует, что ты с энтузиазмом подходишь к делу, он тебе ещё пригодится. Нам пора бы прикинуть время, через которое уже будем отправляться.
- Я материально буду готов руниг через двадцать.
Взял я с запасом, потому как у меня с моим повышением доход стал несколько больше, о чём я не собирался распространяться.
- Отлично, у тебя выходит даже быстрее чем я ожидал. Значит через двадцать руниг и отчаливаем из Кантарфа.
На этом мы и разошлись, встреча получилась короткой.
Мои последние руниги шли размеренно, методично и даже монотонно, ничего особенного не происходило, я отрабатывал честно и достойно до конца. Транвер оказался опытным работником и хорошим учителем. Тонкости работы объяснял простыми схематическими изображениями, которые были предельно понятны. Многолетний стаж сказывался, он как учитель уже выработал свою методику исходя из того, как эти знания усваиваются учениками и разработал самый эффективный способ, и даже как-то мне признался, что хотел бы сделать меня своим приемником. Это было невозможно и ему придётся искать нового ученика, который когда-нибудь займет его место.
В последний руниг работы, Мофот произвёл окончательный расчёт со мной и сказал, что в будущем будет рад иметь со мной дело, ведь «кто знает, кто знает, как жизнь дальше повернётся».
В назначенный руниг я встретился с Пронергом, мы зашли на рынок прикупили вещей в дорогу и направились на разъездной двор в поисках транспорта, который нас повезёт до Анфарота.
Рейтинг: +1
285 просмотров
Комментарии (1)
| Анна Гирик # 7 июля 2019 в 12:27 0 | ||
|
Новые произведения
