Святой Пионий (повесть) глава 4

У Пони было ещё одно удивительное свойство: он безошибочно угадывал погоду. Ветер с юга усилился, и с наступлением темноты мы вчетвером отправились в посёлок.
С учётом предыдущего похода мы были экипированы более основательно: стрелы с широкими наконечниками, по копью на брата, ружьё и два топора.

Успешно миновав всех бултыхашек, небольшими группами курсировавших по улицам и подворотням, мы пробрались в первый, намеченный для сожжения дом – влезли через открытую форточку.

Сашка, Равиль и я следили за окнами, пока Витёк раскладывал по углам скомканные газеты и поливал углы бензином. Равиль бросил зажженную спичку, мы выскочили через окно, и ждали, притаившись за бочками, в которые ранее набиралась вода для поливки огородов.

В окнах замелькали языки пламени, но затем всё погасло. Из открытого окна валил густой дым, и было темно. Мы подождали, когда в доме проветрится, затем снова проникли вовнутрь. Сгорел бензин и принесённая с собой бумага, а так же часть занавесок. На этом всё и закончилось.

«Может, пробуем ещё разок». – Витёк потянулся за канистрой.

«Бесполезно, ничего не получится». – Равиль сморщился. – «Слизь, дрянь…»

Закончить он не успел. Сверкающая струя пролетела между мной и Сашкой. В открытом окне торчала фигура бултыхашки. Витёк навскидку шарахнул по нему из двух стволов. Фигура, покрывшаяся оспинами дырок от дроби, несколько мгновений торчала в окне, затем медленно сползла вниз. Я подскочил к окну, и тут же метнулся обратно. Их там кишмя кишело во дворе. Дом был окружён.

«Попались!» – услышал я голос Равиля за спиной – «Что будем делать?»

«Надо пробраться на чердак. Витёк, Санька, хватайте топоры, рубите потолок у печной трубы! Мы с Равилем прикроем. Равиль, надо срочно закрыть остальные окна!»

«Зачем?»

«Чтобы не продуло. Шутишь что ли?»

«Зачем рисковать, если они всё равно все стёкла повысаживают?» – Равиль прижался к стене по другую сторону от окна.

«Они ещё не знают, что стёкла бьются. Иначе нам бы уже пришла хана…»

В окно хлестнуло несколько струй. Мы пригнулись. Витёк с Сашкой, стоя на печке, отчаянно орудовали топорами. Я только слышал, как падают куски штукатурки. Перепрыгивая через светящиеся лужи, я схватил канистру с бензином и прихватил подвернувшийся под руку веник. Смочив веник в бензине, я перебросил его Равилю.

«Я дам по харям горючкой, а ты подожжёшь.»

В руках у Равиля тут же вспыхнул импровизированный факел. Сидя на корточках, я, не глядя веером, плеснул бензин в окно, а Равиль швырнул туда горящий веник. За окном с рёвом взметнулось пламя.

Мы осторожно выглянули. Они горели – семь или восемь фигур. И очень хорошо горели, корчась, булькая и кружась на месте. Остальные отчаянно плевались в них жижей – пытаясь сбить пламя.

«У-у, харчки вонючие, это вам за Артура!» – прорычал Равиль.

«Всё, пацаны, мы проходим!» – услышал я голос Витька. – «Дёргать надо отсюда!»

Он уже подсаживал Сашку. Я выплеснул в окно остатки бензина и выбросил туда же пустую канистру, заскочил на печку и полез в рваное отверстие в потолке. Три пары цепких рук схватили меня за одежду и мигом втащили на чердак.

Ориентируясь на свет из щелей, мы по толстому слою пыли пробрались к дверке, ведущей на крышу. Беглый осмотр показал, что на этой стороне двора никого нет. Мы стали прыгать в огород. Витёк приземлился первым и сразу же бросился к углу дома.

И тут я увидел, как со стороны переулка прилетел дымящийся шар размером с кулак. Он врезался в стену дома, отскочил, зашипел, затрещал и разразился древом зелёных молний. За ними последовал ещё один разряд, ударивший в дом, ограду и траву. Я увидел как Витёк, подбросив ружье в воздух, отлетел к забору.

«Быстрее, там Витёк! Витьку помогите!» – заорал я.

В переулке маячила одиночная фигура бултыхашки. Равиль и Сашка схватили Витька за руки и оттащили в сторону. Вовремя. На это место тут же легла полоска слизи. Перемахнув через забор, я стремительно оббежал полукруг и обрушил топор на голову булты. Увидев три мелькавшие вдоль улицы блеклые тени, я устремился вслед за ними…

Выбравшись из посёлка, мы угрюмые и удручённые передвигались по темной равнине, на которой под ногами ничего не было видно. Я обратил внимание на то, что Витёк время от времени встряхивает рукой.

«Витька, ты чего?»

«Током долбануло.» – ответил Витёк и неожиданно засмеялся. – «Представляешь, бегу я вдруг… Хрясь! И всё пошло кувырком. Где я, где ружьё, где сигареты, где дом, где огород? Очухался, когда Санька по щекам меня охаживал… А где сигареты? Чёрт, переломались все. »

«Током долбануло?» – переспросил я.

«Да, Вадим, током. Меня тоже зацепило» – подтвердил Равиль. – «Если б мы поближе стояли, кирдык бы нам пришёл.»

До пещеры мы добрались в полном молчании. Обстановка в пещере мне сразу не понравилась. На наше благополучное возвращение внимания никто не обратил. Пони и Лёньки не было – они задержались на заводе. Стёпка нервно бродил из угла в угол. Катька с Маришкой сидели рядом с Андрюшкой, гладили его и говорили ему ласковые слова. Лицо у Андрюшки было зарёванное, губы опухшие. Сашка присел рядом с ним на корточки.

«Что с ним?» – спросил он у девчат.

«У себя дома побывал.» – отвечала Катюшка.

«Где, как?» – спросил подошедший Равиль.

«Мы вчетвером ходили по новой дороге. Я, Валерка, Стёпка и Андрюшка.» – сообщила Маришка. – «Что вам сказать, ребята? Дохлый это номер. Там на дороге строители свои вагончики понаставили. А мы про них забыли совсем. Хотели мы их дворами обойти. Тоже бесполезно. Там этих булты как мошек на болоте. Через Андрюшкин двор проходили и зашли в дом. Уж больно он ныл и просился. Зря мы это сделали. От матери и сестрёнки его только две чёрные кучки остались. Андрюшка хотел игрушечную лошадку забрать. Любимую игрушку сестры. А этот.. » – она кивнула на Стёпку. – «Отобрал её и выбросил.»

«Не хрен, всякую пакость из посёлка сюда таскать!» – огрызнулся Стёпка.

Маришка вскочила и грудью пошла на него.

«Слышь, ты, ишак фестивальный! По-человечьи никак нельзя было?! Ничего бы не случилось! Отмыли бы с мылом, с бензином. С водкой бы отмыли! Мы уже все здесь закалённые. А это всё, что у него от сестрёнки осталось.»

Стёпка отвёл глаза и вышел из пещеры.

Поня с младшим братом остались на ночь на заводе. Мы вымотались в посёлке до предела, и ждать их не стали – сразу легли. А рано утром меня разбудила Маришка. Скорей всего потому, что моя лежанка находилась ближе всех остальных. Она отчаянно трясла меня за плечи.

«Просыпайся, Вадим!» – повторяла она над ухом громким встревоженным шёпотом – «Просыпайся, давай! Андрюшка пропал.»

«Мариш, почему я? Стёпку буди. Мы там наверху в посёлке замотались совсем. Стёпка напортачил, пусть теперь исправляет…»

«Стёпка только что с караула сменился. И намотались мы там не меньше вашего.» – возмутилась Маришка, но потом вдруг смягчилась – «Ну Вадик, ну я очень тебя прошу. Ты же не откажешь мне, правда? Ты же у нас везунчик. У тебя всегда всё получается.» – она наклонилась и поцеловала меня в губы. – «Очень прошу тебя. Ты его найдёшь, я знаю.»

«Ладно, ладно…» – я кое-как поднялся. После посёлка привычно кружилась голова, пошатывало и подташнивало. В слабом пламени очага виднелись очертания спящих. Возился во сне, и поскуливал Витёк. Равиль тоже вёл себя беспокойно.

Я вышел и полной грудью вдохнул пахнущий первыми морозами сладковатый воздух. Мне сразу же полегчало. Ясно было, почему так суетилась Маришка: она в ответе за маленьких. И с Андрюшкой, тоже вроде бы всё понятно: игрушку разыскивать пошёл. Маришка должна была помнить, где её выбросил Стёпка. И всё-таки, всё-таки… что-то не сходилось.

По времени, например. Все мы прошли хорошую выучку. И даже маленький Андрюшка без труда ориентировался ночью на местности. Ему бы хватило и получаса. Если он не подался в посёлок…

«Вадим, не стой ты столбом!» – Маришка дёргала меня за рукав, тянула в сторону посёлка.

«Подожди, Мариш, не топчись. Стой на месте.» – Я опустился на корточки и посмотрел на землю, покрытую инеем. Едва заметные тёмные следы детской обуви неровной цепочкой тянулись на север.

«К заводу он пошёл.»

«Не болтай глупостей.» – неуверенно возразила Маришка.

Осторожно ступая, я пошёл по следам, которые поднимались по склону и опускались в смежную впадину – совсем неглубокую, с четырьмя деревьями посреди каменистого островка. На рябиновой ветке, на тонком шнуре висел Андрюшка. Глаза его были закрыты, на лице застыло плаксивое выражение. Листья, алые ягоды, и Андрюшкины волосы были присыпаны искрящейся изморозью, быстро испаряющейся под лучами восходящего солнца…

С наступлением зимы вылазки в посёлок пришлось прекратить. Снег предательски хрустел под ногами. В сугробах терялась подвижность и незаметность. К таким выводам пришёл Поня, и оспаривать его решения никто не собирался.

Началось унылое, безотрадное существование в пещерах. Мы постоянно ходили на завод за топливом и припасами. И всё плотнее ночами жались к очагу. Вход в пещеру мы утеплили тряпками как могли. Стоять на страже стало совершенно невозможно. Поэтому мы ограничились тем, что понаделали всяких ловушек. В довершении всего на заводе пропало электричество.

В середине ноября, в один из обыденных безликих дней за пещерными дверями взвился режущий уши девичий крик, заставивший нас вскочить и схватиться за топоры и копья. Крик повторился, и теперь можно было разобрать, что кричала Катюшка. В нём теперь отчётливо слышались два слова: «Лёнька утонул!»

Поня вскочил, расшвыривая нас и стоящие на дороге табуретки, выскочил наружу. До того это было жутко, что никто не рискнул последовать за ним. За дверью звучал злой, задыхающийся голос Пони, срывающийся на крик. Что-то несколько раз глухо ударилось в дверь.

Тяжело дыша, с вытаращенными глазами и жёстким оскалом на бледном лице вошёл Поня. Следом за ним Стёпка, вытирающий кровь на разбитых губах. Как позже выяснилось, они вдвоём с Лёнькой пошли на рыбалку, и Лёнька провалился под неокрепший ещё лёд Большой дамбы. Был ли на самом деле Стёпка повинен в смерти Валеркиного брата, мы так и не узнали. Разговаривать на такую больную тему и выяснять подробности желающих не нашлось.

Прихода декабря с его убийственными морозами я ждал с надеждой и страхом. В нашем положении от морозной зимы мало радости. Это не дом родной в тихое мирное время, когда можно в школу не пойти, но при этом играть во дворе в хоккей. Здесь нужно было сидеть и носа не высовывать. Это при том, что совершенно нечего было смотреть и слушать.

В телевизоре, который мы нашли на заводе, остался один кинескоп. Ни одного радиоприёмника или хотя бы динамика. Телефонные линии молчали – даже фона не было слышно. Только и оставалось, что читать найденные на заводе старые газеты да журналы.

Стрельба из лука и метание ножей давно перестали быть для нас забавой и удовольствия не доставляли. Декабрь таил в себе надежду в смысле стабильности и спокойствия хоть на какое-то время. И невесть откуда берущуюся уверенность, что сильные морозы защитят нас от непрошеных гостей. О том, что когда-нибудь наступит весна и вновь придётся дышать отравой, думать не хотелось.

Наверное, я бы так и лежал бы, глядя в глиняный потолок, между редкими делами, предаваясь воспоминаниям и размышлениям, если бы не Катюшка. Она приставала ко мне и требовала, чтобы я обучил её навыкам ночной разведки и вообще всему, что умею. Это вызывало во мне угрюмое раздражение и протест, но однажды я словно проснулся и обнаружил, что в этом мире существует женское. И это женское смотрело на меня блестящими серыми глазами, в глубине которых сияли яркие звёздочки.

В тот день Поня, Степан и Витёк ушли перетаскивать припасы из другого убежища, а меня и Сашку оставили охранять девчат и пещеру. Катюшка, уже одетая, стояла у выхода смотрела на меня и улыбалась. Я почувствовал себя ужасно смущённым и повернулся к Сашке с Маришкой.

Сашка хихикнул и отвернулся. Маришка легонько дала ему подзатыльник. Она обменялась с Катюшкой продолжительным взглядом, значение которого я не понял, и посмотрела на меня лукаво. Прикрыв глаза, она ласково кивнула мне, будто благословляя.

Выскочив из пещеры, Катюшка птичкой взлетела по склону, по которому я еле полз, пыхтя и отдуваясь. Когда моя голова оказалась на уровне земли Катюшка пнула небольшой сугроб, который полетел мне в лицо снежной пылью. И засмеялась своим тихим мягким смехом.

Я наспех слепил снежок и бросил в неё, но она ловко увернулась. Мы бегали друг за другом и бросались снежками. Потом я стал обучать её стрельбе из лука в прыжке и в приземлении на кувырок. Она повторяла за мной все упражнения, и у неё всё очень хорошо получалось.

Вернулись мы изрядно промокшие немного уставшие и сразу развешали одежду сушиться у очага, а сами переоделись в сухое. Я сел на скамейку, прислонившись к тёплой стене, а Катюшка села рядом, положив мне голову на плечо. Наверно в этом возрасте это уже можно было назвать признанием в любви. Я себя чувствовал безнадёжно отставшим, смущённым, потерянным и не знающим, что делать дальше.

Сашка спал на своей лежанке или притворялся спящим. Маришка глубоко вздохнула и поднялась со своего места. Проходя мимо нас, она незаметно взяла мою безвольно висящую руку, и прижала её к Катюшкиной талии, провела мягкими пальчиками по моей щеке и направилась к закипающей на огне кастрюльке.

В тот момент я улетел куда-то. Я вообще возлюбил всех на свете: и Катюшку за то, что она есть, и Сашку, за то, что он не смотрит на нас; а Маришку за её покровительство я просто боготворил. Странная она – подростковая любовь: во мне ещё трепыхалось детство, не желающее сдавать свои позиции.

Двигал ли Катюшкой древний инстинкт или всё произошло потому, что жили мы по закону волчьей стаи? Приткнулась ли она к лидеру, которым я стал поневоле, как волчица к вожаку? А что же тогда между Маришкой и Поней? Странно, что я способен был думать о подобных вещах.

Позже Катюшку с Саньком забрали на подмогу, и мы с Маришкой остались вдвоём. Она встала позади меня и занялась моей причёской. Делать было нечего, и вспомнились старые привычки.

«Кэт выбрала тебя.» – она произнесла это, словно желая оценить на слух. – «Не переживай. Ты храбрый парень, Вадим. Но пока к тебе не пришло настоящее чутьё – что делать с нами ты пока что не понимаешь. Зубки у тебя только, только режутся»

Неожиданно для себя, я взял её руку и поцеловал.

«Спасибо, Мариша, ты очень хорошая.» – произнёс я сдавленным голосом.

Она замерла от неожиданности, но затем рассмеялась.
«Ой, да ладно тебе!» – одним лёгким движением она разрушила своё творение у меня на макушке и прижала мою голову к своей груди. – «Всегда ваша – Мариша. Я обязательно Катюшке всё растолкую, по-женски. Но это когда выберемся отсюда. Сейчас ты воин. Защитник. »…

Поня тоже изменил своё отношение ко мне. В его долгих задумчивых взглядах я увидел что-то отеческое. Или мне так казалось. Он начал чаще брать меня с собой, как будто доучивал, передавая какую-то часть своей удали.

С наступлением весны появились первые прогалины и мы уже планировали новые операции в посёлке. Я стоял в дозоре, когда Поня подошёл ко мне и предложил сигарету. Он бросил на большой камень тёплую куртку, на которую мы присели.
.
«Валер, а почему мы всё время ломимся через наш посёлок?» – спросил я его тогда – «Почему не через Радугу или через Северный?»

«Наверно потому, что ЭТО НАШ ПОСЁЛОК. Его мы знаем лучше всего.» – Валерка бросил окурок и достал новую сигарету. – «Давай ещё по одной. Спички у тебя?»

Я молча подал ему коробок.

«На западе и на востоке мы попадаем в чисто поле и пропадаем там. Жрать нечего, укрыться негде. Через Северный и Казачий уходим в тайгу. Это тоже конечно вариант, но не самый лучший. И только через наш посёлок мы попадаем к реке. За рекой город. Ну и… Почему-то вы никто из вас не задумался о том, что дальше. Ну, выберемся мы отсюда, а дальше-то что? Мы не знаем о том, что вообще в мире делается. Радио на заводе не работает. И, слава богу. Пусть лучше ребятки ни о чём не думают. И ты, Вадим ни о чём не думай. Только о том, как попасть в посёлок и как живыми оттуда уйти.»

Он встал и собирался уже уйти в пещеру, но вернулся.

«И ещё: через три дня готовься к вылазке. Надо разведку провести. Посмотреть, что там изменилось после зимы. Ни во что не ввязываться, слишком глубоко не лезть. Просто пойти и посмотреть. Возьмёшь с собой Катьку и кого-нибудь из парней.»

«Не надо Катьку.» – вырвалось у меня. – «Вдвоём отлично сходим.»

«Возьмёшь с собой Катьку.» – жёстко повторил Поня. – «Я всё понимаю, Вадим. Для меня она сестричка родная, если ты вдруг позабыл. Так что отвечаешь головой. Всем надо форму поддерживать. Ты с ней очень хорошо позанимался. Молодец. А задание очень простое. Справитесь.»

И Поня ушёл.

Через три дня мы начали готовиться. Равиль с Витьком были уже в курсе. Равиль по обыкновению отмалчивался в сторонке, а Витёк постоянно маячил перед глазами.

«Вадь… Вадь, ты беса не гони. Я с тобой пойду, понял! У меня сегодня как раз рабочее настроение. Мы им нынче ввалим по самое не хочу!»

Нужен ты мне сегодня, подумал я, глядя на суетливого, со шкодливыми глазами, Витька. Катькой рисковать из-за тебя, раздолбая. Для тихой, незаметной разведки сдержанный, рассудительный Равиль подходил идеально.

«Равиль пойдёт.» – коротко бросил я.

Витёк возмущённо фыркнул и, швырнув снаряжение в угол, выскочил из пещеры.

Втроём мы дошли до окраины. Там лежал протяжённый пласт грязного снега, который днём находился в тени посёлка и таять не собирался. Идти по нему было нельзя – нас бы сразу обнаружили. Я решил обойти его с востока, где находился вход в самую густонаселенную часть посёлка.

«Зря ты это, Вадим.» – услышал я голос Равиля. – «На запад надо идти. Там я знаю выход к оврагу. Домов на краю оврага всего – ничего. Чуть что, нырнём в овраг – и нет нас.»

«Нет, не пойдёт» – я посмотрел на снежный массив и поёжился. – «Мы прогуляем всю ночь, а нам нужно быстрее возвращаться. А что за овраг? Ладно, после расскажешь.»

Мы двигались вдоль высокого забора, не встречая никаких препятствий. Знакомые симптомы влияния ядовитой слизи я почувствовал сразу: лёгкое головокружение и сухость в горле. Она проступала на постройках пятнами и местами даже не светилась. Хорошее начало. Может, эти сволочи повымерзали за зиму?..

Заслышав лёгкий шум, мы нырнули в первую же щель в заборе, затаившись среди кучек старой ботвы, которую хозяева дома так и не успели убрать. Обзор был прекрасный, а нас здесь не было видно совсем.

«Равиль, двигай на правый фланг, чтобы к нам не подобрались с тротуара.»

Равиль глянул на меня и криво усмехнулся. Стратег, мол, нашёлся. Скажешь тоже – правый фланг. Он на карачках отполз немного в сторону и спрятался за остроконечным сугробом.

В переулке стояла знакомая уже цистерна, окружённая бурыми фигурами. В принципе, здесь мало что изменилось. Зиму они пережили. Плохо, конечно. Хорошая новость заключалась в том, что эта гадость под воздействием зимы потеряла часть своих свойств. Этого было достаточно. Можно уходить.

Я глянул в сторону Равиля и не увидел его. Очевидно, он спрятался с другой стороны сугроба. И вдруг, откуда-то из глубины переулка. донёсся душераздирающий крик. Мы с Катькой замерли и уставились друг на друга. Крик повторился уже ближе. В переулке послышалось оживлённое бульканье, и вскоре он наполнился бултыхашками. Такого огромного количества этих тварей я ещё ни разу не видел. Их было не меньше сотни.

В середине этого столпотворения выделялась темная, отчаянно извивающаяся человеческая фигура. Равиль! Он хотел так же как Витёк – перескочить в соседний огород и попался. Теперь я отчётливо видел происходящее. Они держали его за руки. Непонятно, как и чем, но крепко держали. Несмотря на отчаянные усилия, вырваться ему не удавалось.

Он больше не кричал. Он матерился, дёргался из стороны в сторону и пинался. Булты тащили его к своей цистерне. У меня в глазах потемнело от злости. Я схватил копьё и рванулся к забору, но Катька схватила меня за руку и вернула обратно.

«Не дури, Вадь! » – прошипела она. – «Тебя заплюют, ты даже увернуться не сможешь.»

Она была права: с таким количеством нам не справиться. Нас моментально утопят в слизи. Я сидел, до боли сжимая древко копья. Хотелось выть от бессилия.

«Что они собираются с ним делать?» – прошептал я.

Катюшка закрыла глаза и резко мотнула головой.
«Ничего хорошего...»

За тем, что произошло, я не смог проследить и предотвратить тоже бы не успел. Не ожидал я этого. Катюшка стремительно вскочила, словно хотела взлететь. Тряпка, заменяющая ей платок слетела с головы, освободив разлетевшиеся веером белые волосы. В руке она держала мой лук с натянутой тетивой. В тот момент я видел только белокурую деву под облаками и лишь теперь по-настоящему понял: «люблю!».

Казалось, прошла целая вечность до того момента, когда она спустила тетиву. Сверкнула стрела, поразившая Равиля в голову. Равиль зашатался и, перевернувшись, рухнул на землю. Я поднялся и бросил копьё, которое навылет пробило двух бултыхашек и воткнулось в землю рядом с цистерной.

Не знаю даже, обстреляли нас слизью в ту ночь или нет – в нас они точно не попали.
Я пришёл в себя только недалеко от пещеры и обнаружил, что сижу на земле, и тупо смотрю на чёрный силуэт кирпичного завода на фоне северной части нашего неба.

И почти сразу же я увидел Поню. Он стоял и курил – ждал нас. Катюшка пошла ему навстречу. Зря ты это, Вадим. На запад надо идти… Я закрыл ладонями лицо и до хруста сжал зубы.

«Что?..» – услышал я Валеркин голос.

«Равиль.» – коротко ответила Катюшка.

Он что-то спросил.

«Нет!» – резко ответила ему Катюшка. – «Я убила его.»

О чём они ещё говорили, я не разобрал. В голове звучал голос Равиля: «Там есть овраг. Чуть что – нырнули в овраг, и нет нас…»

Поня подошёл ко мне и, взяв под локоть, поставил на ноги.

«Нельзя сейчас сидеть, Вадим. Земля сырая и холодная. Пойдём.»

Взяв меня под руки, они отвели меня в пещеру и усадили у очага. Передо мной появилась развесёлая Витькина физиономия с озорным оскалом. Не знаю, какое выражение было у меня на лице, но веселье мигом исчезло, уступив место испугу. И Витёк исчез из поля зрения.

Немного погодя рядом подсела Катюшка и крепко обняла рукой за шею. Она провела рукой по моей щеке и губам, и я увидел на её пальчиках глубокие рубцы от тетивы моего тугого - претугого лука. И эта нежная рука, пославшая стрелу милосердия, не переставая, гладила меня, а влажные прохладные губы, почти прикасаясь к уху, шептали одно и то же:
«Успокойся, Влад. Он сам пошёл на это. Мы бы его не спасли.»…