Рожденные легендой. 3 часть, продолжение.

                                                            *   *   *

На Алю сопеть не довелось, она очень вовремя простудилась. Тем самым временно от нападок себя избавив. А ватага юных бандосов целиком в организацию пикничка ушла.

Планам ничто не мешало. Знаковое время близилось. И, наконец, вступило в свои законные права.

Не всегда, но бывает - долго и размеренно планируемое торжество на деле оказывается пресным. Вроде, вот же оно, на ладони – декорации, подтанцовка, снедь с напитками, надсадно фонтанирующий восторг. Но душа уже перегорела, растеряв эмоции в предтечах. И теперь окружение ее тупо накаляет. И она стремится из круга вырваться. И послать его, круг этот, центровым вращательным – о-очень далеко!

А послать проблемами чревато. Оттого приходится терпеть. Стиснуть зубы и лыбиться… Блин, так и подмывает кому-нибудь морду лица подрисовать!!!..

Коротконогая толстая Лана в обтянувшем до невозможности канареечном комбидресике уже битый час выгибалась перед ним, принимая, как ей самой мерещилось, наиболее соблазнительные позы. Степан молчал, поплевывал сквозь зубы, упорно глядя поверх головы. Трясущиеся валики жира, выпирающие у Ланы из-под одежки наводили на мысли о перестоявшем свином холодце. А поминутные потные касания пальчиков-сарделек заставляли внутренне содрогаться.  Когда девушка в очередной раз призывно накрыла его ладонь с сигаретой своею липкою ладошкой и, подмигнув, попросила затянуться, он не выдержал. С маху сунул сигарету ей в напомаженные, сложенные ядовито-розовой гузкой губы. Отмахнулся от обиженного вопля и решительно прошагал между развалившимися в проходе приятелями к прилепившемуся в конце коридора самодельному фанерному санузлу. 

По правилам, вообще-то, санузел бойлерной не полагался. Но мастера-умельцы запреты нагло обошли. И соорудили себе уголок мечтаний из подручного материала, неизвестно как выведя слив. На коричневом надбитом унитазе имелась даже седушка с неожиданно веселыми, хоть и потрепанными дельфинчиками, бороздящими просторы пенных фиолетовых морей. А на внутренней стороне входной двери висел на загнутых скобами гвоздях квадрат пыльного зеркала. В зеркало Степка сейчас и смотрелся воспаленными, зудящими глазами. Он упрямо пытался справиться со стонущей набатом головой. Связать воедино мысли, понять - зачем здесь очутился и что собственно происходит.

Горлом опять прокатилась волна пожара. Подперла изнутри, закрутила тошнотой на выдохе. Качнувшись, он согнулся над жестяной коробкой умывальника, и его вывернуло в воняющий гнилью поддон. Чем-то скользким, пузырящимся и красным.

С новой силой обрушился озноб. Перед глазами заплясали искры. Гул в ушах достиг апогея и… разорвался осколочной гранатой! В диком реве потонул собственный Степкин крик. Скорчившись, зажимая уши пальцами, сквозь которые просачивались густые горячие струйки, мальчишка рухнул головою вниз и забился в приступе конвульсий. Вода в унитазе вздыбилась, взбурлила. В ней извивалось что-то живое, металось и прыгало, отыскивая опору. Очередной скачок увенчался успехом. Острые крючья-коготки схватились за мягкий кант. Утонув в силиконе, потянули наверх тело.

Здоровенная взъерошенная крыса, скользя и царапая задними лапами, грузно выбралась на скрипящую дугу и принялась спокойно умываться, временами прерываясь и оглядывая внимательно дергающийся на полу объект.

Постепенно судороги стихли. Степан перевалился на живот, поджав ноги, спрятав в колени лоб. Дышал громко и часто, толчками, как больная собака. Дыхание внезапно прервалось.

Крыса насторожилась, точно поймала сигнал. Обвив себя хвостом, поднялась высоко на задние лапы, понюхав воздух, засвистела. Мелодично и тонко, словно напевая.

Лежащий на полу откликнулся. Одна за другой, со странным хрустом, вывернувшись в запястьях, уперлись в плитку ладони. Туловище приподнялось горбом, следом запрокинулась голова.

Минуту утратившие разум, желтушно-желтые глазницы, расширившись, глядели слепо в кровавые бусины крысиных глаз. Потом существо, недавно бывшее Степаном, страшно ухмыльнулось. Из перекошенного рта брызнула зеленая слюна. Крыса тоже оскалилась. Повелительно, злобно зашипев.

Человеческое тело, пошатываясь, обрело баланс. Выпрямилось, оборачиваясь по кругу. Радостно заворчав, потянуло из-за бачка прислоненный за трубами к стенке иззубренный ржавый лом. Взвесив его на ладони, медленно, хищно развернулось. Толкнуло настежь дверь. Спотыкаясь, двинулось проходом. Крыса, балансируя на ободе, продолжала монотонно шипеть…

                                                           *   *   *

Ты садишься, комкая подушку. Глядишься в дремлющий мрак, глуша истеричные всхлипы. Кажется, ты кричала во сне. Не от боли. От безвыходности. Что ничего не можешь исправить. Предотвратить. Прекратить. И еще от осознания виновности. Твоей. В произошедшем. Не понимаешь, каким образом причастна. Но уверена – их муки на твоей совести…

Постой. А разве они не мучили?..

Тебя. Других. И угрызениями не страдали. Не задумывались о последствиях, презирали значение добра. «Так отчего ты жалеешь их, А..ли..ра?» (шелестящим выдохом в ушах, будто крылом холодным полоснули).

Алира?!.. Это еще откуда? Отголоски уходящего в память сна. Одно и то же повторяется, под копирку. Ты стоишь на коленях в ночи у объятого пламенем дома. Вокруг никого, но причитания и стоны, истошные вои сирен. Пламя расползается, подступает, по-собачьи лижет землю у ног. А тебе… до одури холодно! Так что зуб на зуб не попадает. И ты чувствуешь, как эта стужа словно вливается в душу, внутрь. По капле. Масляной, ртутной. Захватывает, стягивает, искажает. Сопротивляешься, но признаешь – бессмысленно. Она сильнее. Намного… Или… Он?!..

- А-ли-раа… - Эхом, из темноты. Желтые звезды превращаются в желтые глаза, шелестят невидимые крылья. Зловещее шуршание чешуи. Ледяное властное касание… Сквозь многотонную толщу, собрав себя в комок, будто из кожи вон, ты вырываешься из сновидений! Кошмар закончился.

Надолго?

До следующей ночи, например…

Кошмары преследуют со дня, когда Аля выпытала у девчушек подробности злополучной Матвеевской вечеринки. Подробности, конечно, так себе, серединка на половинку. Как говорится, чего не знали - додумали. После сами поверили, теперь за правду выдают. Выяснилось: мама Жанны - доктор скорой помощи. При больнице детской, областной, куда пострадавших доставляли. С дочкой она, естественно, не делилась. Только псих захочет ребенка подобными страшилками нагружать. А вот подружке закадычной на кухне под сигаретку да кофеек выложила. Она думала – дочурка в детской очередной «Барби» поглощена. А Жанка, как мышка, у двери кухонной притаилась и каждое слово ловила, про себя повторяя, чтобы сгоряча не забыть.

Потом познания в школу принесла. И взялись охочие до сплетен ее историю пересказывать. История, блуждая по классам и подсобкам, поросла новыми, захватывающими дух деталями, обратясь из хроники несчастного случая почти голливудским триллером с добротным хоррором вперемешку. Но Аля из кипы кровавых додумок костяк случившегося все же извлекла.

Согласно этому костяку, ситуация виделась так. В разгар посиделок печально известный шестиклассник Степан внезапно сошел с ума и принялся избивать приятелей подобранным где-то ломом. Точнее – убивать, по словам свидетелей. Его пытались обезоружить, но силы парня будто удесятерились, он расшвыривал противников без усилий. Нескольким поломал руки и ребра, а вызвавшегося урезонить его Медведя уложил с одного замаха по ногам, перебив вожаку обе голени. От неминуемой гибели Матвея спасла отточенная реакция. Невзирая на боль, он сумел откатиться в сторону и держал оборону, прикрываясь ящиком из-под пива, пока остававшиеся в строю подручные старались нападающего оттеснить. Очередной, причитающийся Матвею удар пришелся по вентилю наверченного на стене узла из труб. В сражающихся хлынула струя без пяти минут кипятка. Меньше или сильнее, но обварились без исключения все.

Из последних сил ребята кинулись из бойлерной вон, но дверь, как назло, заклинило. Отчаявшись, они начали бить оконные стекла и звать на помощь, поскольку выбраться самостоятельно через двойные железные решетки возможности не представлялось. И тут в помещении замкнуло проводку. Потолок занялся в секунды.

Всполошенные криками и огненным заревом жители истерично звонили  МЧСникам, сбежавшиеся к бойлерной мужчины ломали злополучную дверь. На диво быстро примчала скорая и целых три пожарные машины. Общими усилиями объединившиеся пламя и воду удалось угомонить. Пострадавших госпитализировали. Кроме одного – Назара. Этот отправился прямехонько в морг.

Вскрытие показало: задохнулся, помучившись сначала от ожогов. А вот брат его, Степа, увечий чудом избежал. И вместо обычной больницы поехал в психиатрическую. Забинтованным в мумию и буквально нашпигованным транквилизаторами, иначе справиться не могли.

Потерявший людское обличье подросток бесновался и колотил окружающих без разбору. А когда его скрутили, зубами клацал и орал, в череде непечатных повторяя единственное литературное слово – крысы. Остальные выражения характер носили строго оскорбительный и адресовались необозначенному женскому лицу.

Спасающие неудачливых гуляк взрослые к воплям мало прислушивались, но получившая информацию ребятня деталями не пренебрегла. И пришла к единогласному выводу – в несчастье замешана Алька. Это ее прозвище  в среде одноклассников - Крыса. Это она вечно суется, куда не просят и не приглашают. Это от нее сплошные подставы. И это именно она за обиду могла отомстить. У других духу не хватит. А психованной Альке по барабану. Выследила, наверное, подобралась и бойлерную подожгла. До этого Степана отравив, потому он сбрендил в одночасье. Кааак?!!!!! Она ж с простудой валялась!.. А вы это сначала докажите. Ведьмачкой, знаете ли, зря не назовут!