разлучник

ВОЛЬДЕМАР ГРИЛЕЛАВИ Разлучник фантастическая мелодрама Четыре друга после окончания летного училища по распределению, а больше по своему желанию, попадают в Туркмению. Встретили их, как молодых специалистов, с распростертыми объятиями, а вскоре, поскольку все они были семейные, получили квартиры. Живи, дружи и радуйся. Но в их многолетнюю дружбу вмешались некие непонятные силы, не сумев распознать которые, дружба внезапно не просто распадается, но превращается в откровенную вражду, в ненависть и взаимную неприязнь. И только один из них понимает, что вина не их, а именно посторонней силы. И он пытается ее распознать и победить, чтобы вернуть расположение друзей. 1 Павел вышел в коридор общежития и толкнул дверь комнаты напротив, где сидела аналогичная компания выпускников летного училища Гражданской Авиации. -Пацаны, шило дайте! – попросил он, хватая со стола шило, пока те не возразили или вообще не отказали. -А мы еще добро не давали! – опомнившись, попытался возмутиться Семенов, но беззлобно и лениво. Лично ему оно уже без надобности. -Да у вас у всех уже дубы приколоты, а я своей очереди дожидаться не могу. Оно у нас сразу всем понадобилось, - виновато развел руками Павел, но шило спрятал за спиной, чтобы не отняли. – Да минут через двадцать верну. -Да ладно, - махнул рукой Шариков, орудуя иглой, пытаясь пришить к тужурке погоны. Пальцы уже исколол по-максимуму. Только теперь сообразил толкать иглу ложкой, что намного безопасней и быстрей. – Нам не к спеху, вешай себе дубы. Экзамены сданы, дипломы получены. Теперь выпускники специального набора Ми-2 готовятся к убытию. Но в путь-дорожку хочется отправиться в парадной форме. Нет, она для работников Аэрофлота повседневная. Но ведь это в авиаотрядах так считается. А им, сбросившим с себя курсантскую робу, она в данный миг казалась самой нарядной и шикарной. Таковой казалась она и для окружающего гражданского населения. Но не этого, разумеется, городка с летным училищем, где, как и на улицах морского города, человека в форме моряка легче встретить, чем по гражданке. Но ведь выпускники, прежде чем отправиться по летным отрядам, куда попадают все после распределения, они поедут по домам к своим родным и близким, к семьям, кто успел обзавестись, к детям, кто успел еще и родить. И для этого в ателье были заказаны все атрибуты и аксессуары летной формы. Домой хочется заявиться с предъявлением доказательств, что год учебы завершился успешно, а цель жизни и мечты достигнута. Лично Павел едет к маме в Городок. Жену себе он нашел местную, здесь, во время учебы. Или она его нашла. Так говорят друзья. Охота на летный состав здесь ведется активная. И весьма приличное количество холостяков покидали город и училище по распределению уже с иным статусом. -Куда спешил? – смеялись и поругивали женатые друзья. У двоих их уже и дети были. – Там, на месте и подыскал бы. -Нет, мужики, вы сами хоть поняли, что предлагаете? – весело в ответ говорил Павел, изображая на лице полное удовлетворение жизнью. – В Туркмении за них калым платить надо. А здесь стопроцентная халява. Да еще в трудные времена, когда деньги понадобятся, сам продам ее повыгодней. Так что, не считаю поступок глупым, даже наоборот, осмысленным. Благо, Маринка при этом разговоре не присутствовала. Уж она бы всем им четверым по шеям накостыляла. Из всех четырех жен она самая молодая, как считает сама, красивая, да при всем притом, так еще и спортивная. Видела она их всех с самого близкого расстояния. Располневшие после родов, оплывшие, обабившие. Ничего уже девичьего от них не осталось. Разумеется, Ирину это не коснулось, та еще ничего, но замухрышка и серая, как моль. Та еще в Белоруссии заарканила своего Лешку перед самым училищем, когда он только из армии уволился. А встретились все четыре друга и сдружились в авиационном полку забайкальского военного округа, куда были призваны из запаса на три года на летную службу. Летали летчиками-штурманами на вертолетах Ми-8. Так в армии должность второго пилота зовется. Хотелось им остаться и добросовестно до пенсии дослужиться, да министерство обороны решило устроить сокращение среди офицеров. А зачем трехгодичников сокращать, если их можно просто по окончании срока службы просто демобилизовать? Никаких хлопот и забот. Вот так военные летчики, офицеры, привыкшие уже за три года службы к хорошему питанию и приличному денежному содержанию, оказались не у дел. А двое из них успели и семейными узами обрасти. И ждал их всех в родных городах и краях пролетарский завод и фабрика со станками, рабочей робой и нудными буднями. С таким образованием, что за плечами у каждого, на большее и рассчитывать не приходилось. Только слесарно-токарное производство. И тут Паша, а он хоть и самый младший в компании был, но самый шустрый и сообразительный, прознал про этот специальный набор, куда брали офицеров запаса. Чаще всего после авиационных центров, где они начинали службу на Родине. А уж с таким багажом опыта их еще быстрей на эти курсы возьмут. Еще до увольнения послали запрос в училище и получили положительный ответ. -Боже! – стонали Николай с Виктором, у которых кроме жен еще и маленькие дети, родившиеся в армии, были. – Больше года учиться. Такую долгую разлуку с семьями не переживем. -А вот слесарем на заводе и со съемной комнатой у какой-либо старушки на многие годы, так точно надолго вас не хватит, - саркастически заметил Алексей, который сразу же двумя руками вцепился в эту фантастическую возможность за такой сравнительно короткий срок приобрести солидную профессию и настоящее мужское, высокооплачиваемое дело. – Всего-то какой-то год, а потом вся оставшаяся жизнь в шоколаде. В особенности для жен. Ну, в Аэрофлоте мужикам, разумеется, попотеть придется, но не у станка же и не по уши в мазуте? -Да, в Аэрофлоте не как в армии. Там каждый день и целый день летать придется, как заводной, - заметил Виктор, немного наслышанный о трудных трудовых буднях пилотов-вертолетчиков. -Вот уж полнейшая чушь собачья! – категорически не согласился Николай. – У них, как мне говорили, санитарные нормы имеются, так что, много не полетаешь. Как дневные, так и месячные. И даже годовые. И больше ни на одну минутку не смей перелетать. У них это грубым нарушением считается. -Так чего в таком случае, базарить? – спросил Павел, как инициатор и вдохновитель этой летной эпопеи. -Учиться долго, - хмуро в унисон отвечали Виктор и Николай, косо поглядывая на своих жен, которые, правда, не присутствовали при этом сложном и судьбоносном разговоре. Они просто на лавочке во дворе с детьми гуляли. И будущее сове и своих семей обсуждали вчетвером. За три года службы насмотрелись и наслушались от старших товарищей про походы налево и направо. И про ветвистые рога, который за этот год разлуки вполне могут не по одному разу вырасти. -А вы им в ответ рогами по их рогам. Знаете, сколько в Кременчуге молодых и красивых? И года не хватит, чтобы все злачные места обойти и всех обездоленных порадовать и успокоить. И в этом случае даже очень хорошо, что жены их не слышали. В общем, и сами решили, а когда до жен довели, то и они так постановили, что в таком молодом возрасте один год ради будущего остальной всей долгой жизни можно и потерпеть. Тем более, что при увольнении из армии им выплатили весьма и весьма приличные крупные суммы. Вполне достаточные, чтобы даже женам на этот срок на работу не устраиваться. А двум холостым и абсолютно неженатым деньги и в училище пригодятся. Хотя, Алексей не успел из армии прибыть домой на побывку, так сказать, как его моментально окольцевала молодая девушка Ирина. Смеялись все хором и дружно. Ведь получился всего-то перерыв чуть больше месяца. Времени хватило только, как оформить документы на гражданку. А он явился в училище с кольцом на правой руке на безымянном пальце. И громче всех смеялся Павел, теперь единственный холостяк в компании. Но недолго хохотал, пока сам не угодил в сети Гименея. Влип, как кур в ощип. Так быстро закрутила его эта самая Марина, что Павел потом еще долго сам удивлялся своему новому статусу. -Ну и что? – попытался оправдаться он перед друзьями, которые еще долго не отставали от него. – Теперь и я буду таким, как вы. Еще неизвестно, куда нас зашлют, а мы уже с женами и при семьях. А когда Павел узнал про Туркмению, так вообще загордился своей дальновидностью и расчетливостью. -Загоню там кому-нибудь за приличную сумму. Я слышал, что аксакалы много платят за молодых девчонок. Почему-то на свободе, а курсантскую жизнь таковой не назовешь, месяца мелькают, как картинки за окном скорого поезда. Но стоит только человека чем-нибудь ограничить, как этот же самый поезд резко замедляет свое перемещение в пространстве. Картинки в этом самом окне словно застывают. Вот и с этой учебой аналогично. Почему-то три года службы они особо и приметить не успели. А здесь, очутившись за стенами училища, каждый день от подъема до отбоя казался вечностью. И особенно длинным и нескончаемым им показался учебный процесс и экзамены. Вроде повеселело на душе с началом полетов, поскольку дни стали более насыщенными и интересными. И все же оно закончилось. В смысле, это временное заключение. Ох, не зря в такие авиаторы нужно влезать сразу со школьной скамьи, когда задница не успела еще от парты отвыкнуть. А проживать даже в райском заключении, когда где-то вдали жены и дети, а у некоторых и рядом, да толку-то, все равно это время тянется медленно и тоскливо, а сам покрываешься толстым слоем тоски и переживаний. Да, а оно завершилось! И все эти излишние покрытия, и внутренние тяжести сброшены на землю. Душа запела так громко, что у самого уши заложило изнутри. Экзамены сдавались легко, про распределение разговор велся давно. Так что, все члены семей всей компании готовились к отправке в горячую и знойную страну Туркменистан. Уже, как казалось, на ПМЖ. Обсуждали недолго. А на голосование вообще не выносили. Просто поговорили и договорились, поскольку в Ашхабад вылетать из Москвы, о месте встречи. Но не настаивали. Главное, чтобы в договорной день вылететь, и всем к месту прибыть в один день. А там уже найдут друг друга. Отыскали на карте Ашхабад и определили, что сам город небольшой, хоть и столица. Так что, не потеряются. Не говоря уже о самом Чарджоу, куда конкретно и планировали попасть. Тот вообще наполовину меньше. -Ну и что? – бодрился Павел. – Мой Городок и того меньше. А в малых городах живется спокойней и комфортней. Там, я по телевизору видел, базары богатые. И чего только не продают! -Вот там свою жену и продашь! – хором хихикнули товарищи. – Только смотри, не продешеви. -Сами своих продавайте, а мне моя, может, уже нравится! – хотел обидеться Павел, но затем передумал. И вот уже вокзал Кременчуга. Так получилось, что с Алексеем Павел большую часть пути едет вместе в одном поезде. А у Виктора с Николаем свои личные маршруты. Павел уже к поезду шел с женой. Ему проще, чем остальным: вышел за проходную и встречай семью. Тут же и теща с тестем. На всякий случай, чтобы ненароком не позабыл жену. Да и билеты с деньгами они в руке держали до самого последнего момента. Обещали вручить срезу в вагоне после посадки. Едут они, Павел с Маринкой, до Витебска. А там и их Городок рядом. Всего-то час езды на пригородном автобусе. Ну, полтора, если возле каждого столба останавливаться будет. Вот там, в частном доме на краю Городка его, а теперь их двоих, дожидается мама с младшим братом Васькой. Тот еще школу не окончил. Ему пару лет учиться осталось. Поэтому Павел часто посылал маме деньги со службы. А после увольнения почти всю наличность оставил, чтобы она слишком не напрягалась на работе. Трудно одеть и прокормить такого великовозрастного детину. Без помощи Павла не надел бы Васька новый костюм к школе, да и туфли до дыр донашивал бы. Павел после женитьбы предупредил Марину, что помощь в течение этих заключительных двух лет будет продолжать. Молодая жена попробовала опротестовать такое его решение и совершенно излишние расходы, но пластилиновый и податливый Павел внезапно в этом споре проявил характер. -Не обеднеем. Уж небольшую часть от зарплаты на общем фоне командирской получки сумеем выделить и не заметить. Даже обсуждению не подлежит. Меня мама из последних сил тянула, а я в шоколаде заживу и зажму? И не начинай! Марина, впервые столкнувшись с такой твердостью и жесткостью, слегка опешила. Но, опомнившись, решила не спорить, а на месте и разобраться. Свое она наверстать успеет. Деньги им выдали и в училище, как подъемные и на дорогу. Так что, в данный момент он ощущал себя хозяином. А что в дорогу выдали родители Марины, так это их сугубо личное дело. Единственную дочь выпроваживают на другой конец страны, однако. На южный. -Ну, пацаны, до встречи в солнечном Туркменистане. Там, на месте и отметим по-настоящему окончание училища! – кричали Павел и Алексей, оставшимся на перроне Виктору и Николаю. В училище действовал драконовский антиалкогольный закон. Поэтому друзья на время учебы полностью, или почти полностью прекратили его потребление. Даже дипломы не обмыли, чтобы, не дай бог, какой-нибудь неудачной пьяной выходкой не перечеркнуть эти долгие страдания. Успеют еще, и помянуть старую, и встретить новую жизнь в новом статусе и на новом месте. Теперь у них имеется мужская надежная профессия до самой пенсии. Хотя пилоты и рано уходят на пенсию, но ведь не сейчас говорить о ней, когда они стоят лишь у истоков новой жизни. Поезд тронулся, и Павел хотел радостно и торжественно выкрикнуть вслед оставшимся теще и тестю громко и внятно прощальные слова, но решил дорогу не портить плохим настроением супруги, а потому лишь подумал: -Все, ваша власть и влияние на доченьку закончились. Теперь она у меня и не пикнет. А то уже пытается захватить всю власть, включая и финансовую, в свои руки. Правильно говорят друзья: - Хорошая теща должна быть на кладбище, или за тридевять земель. А вслух сказал, как можно ласковей и теплей: - В отпуск через год приедем. Сильно не горюй, и заметить не успеешь, как этот год пролетит. -А я слишком и не расстраиваюсь, - пожимая плечами, пыталась оставаться равнодушной, смахивая внезапную слезинку, Марина. – 22 года прожила с ними, оттого и испугалась. А так, даже немного романтично, хоть и жутковато. Это ты сбежал от мамы уже как пять лет назад, привык. А я впервые. -Правильно, - у Павла вдруг слегка защемило в сердце от жалости и внезапно проснувшейся любви к своей жене. Не ожидал он от такой волевой жены излишних сантиментов и слез. – Пора пришла, отрываться от родительской опеки. Теперь вдвоем друг для друга жить будем. Должна привыкать и не оглядываться в поисках поддержки мамы и папы. С этого мига я и есть твой родитель. -А я – теща! – уже весело воскликнула Марина, и Алексей, случайно слышавший их разговор, громко на все купе расхохотался. -Нет, Марина, - сквозь смех просил он. – Только не теща, а иначе аналогичной взаимности и добьешься. -Мы постараемся без мам и тещ, - заключил Павел. – Как мы определили место для родни такого статуса? Или глубоко, или далеко. -Но-но! – пригрозила Марина. – Прошу о моей маме говорить только в доброжелательном тоне. Или молчать. -Для кого мама, а кому и теща, - решил за собой оставить последнее слово на эту тему Алексей. Ему самому предстоит аналогичная, но приятная процедура: прощание с тещей. Он-то и того меньше знал, как жену, так и тещу. Один раз на новогодние праздники Ирина к нему приезжала. Но те три дня, как в угаре пролетели. Словно во сне глубоком и незапоминающемся. Павел хоть каждое увольнение встречался. Успел получше узнать и привыкнуть. Потом спали. А когда проснулись, то Алексей уже собирался на выход. Ему от этой станции еще на другом поезде ехать. Пути на границе Украины и Белоруссии слегка расходились, чтобы потом в самой южной столице встретиться. Потому-то прощание было простым и легким. Словно до завтра расставались. Мама встретила невестку с той же теплотой и нежностью, что и сына. Вырос ее сынок, еще пять лет тому назад, когда пожелал связать себя с авиацией, с вертолетами. Вот и происходят такие долгожданные встречи теперь где-то раз в году. И вновь прибыл в родной дом, чтобы проститься. В Туркмению, в самое пекло едет. Но уже с женой. А там, дай бог, и с внуками будут приезжать. Или на все лето бабке подбрасывать станут, чтобы не маялись в жаре. Она-то согласная, лишь бы с детками не тянули. Вот сейчас Васька через пару лет окончит школу, и умчится вслед за старшим братом. Уже про этот авиационный центр только и болтает, навострил заранее лыжи в ту сторону. А Маринка должна быть хорошей, поскольку Паша сам ее выбрал. Всех подробностей свадебных перипетий Павел не писал и не планировал делиться с мамой. Знал, что не одобрит и поругает за такое легкомыслие. Это же такой серьезный жизненный шаг, и так неосторожно его ступить! Васька же танцевал вокруг Марины, словно планировал отбить ее у старшего брата. И одеколоном всего себя с ног до головы облил, и пушок под носом сбрил. Мужчина, однако, растет. Но бестолковый. -Васька, оставь жену в покое, - пытался приревновать Павел, но не получалось. В его глазах младший брат оставался все тем же мелким и глупым парнишкой. – Ты ей успел порядком надоесть. -Зря так говоришь, - возражала Марина, которой даже нравилось его нелепое ухаживание и обхаживание. – Он никак мне не мог надоесть. С ним, оказывается, даже очень весело. За столом мама все-таки спросила у сына свой главный вопрос, который мучил ее последние дни: -Паша, а чего это вы вдруг надумали в Туркмению ехать? – даже с неким волнением и тревогой интересовалась она. – В такую даль от дома. Хотя, служил еще дальше, но там, в Туркмении и люди другие, и края чужие. -Ой, мама, а там сплошные буряты да чукчи вокруг нас были. Все мы в единой стране и все свои. Привыкнем. -Нет, но ведь и в Витебске, и в Минске вертолеты есть. Хотелось бы поближе к дому. Опять вдаль за тридевять земель. -Просто здорово! Наоборот, даже лучше и интересней, - эмоционально воскликнул Васька. – Пока молодой, так надо весь мир посмотреть. А чего хорошего у нас здесь? Опять эти дожди да туманы. -Верно, Васька! – обрадовался поддержке младшего брата Павел. – Мама, так хочется в тепло и много-много фруктов с овощами поесть. Там арбузы и дыни копейки стоят. Надоела мне одна картошка да капуста в соленом и квашеном виде. Ну, еще свекла и морковь, да и все. -Но ведь там, говорят, страшная жара, - уже менее беспокойно спрашивала мама, поскольку сам сын выбрал свою дорогу. -Зато вечное тепло, - опять вмешался Васька. – А здесь и лета толком не увидишь. Я тоже хочу на юг к солнцу поближе. -Совсем одна останусь, - вздохнула мама, но не печально, а просто констатируя такой факт. Ведь все отпуска сыновья все равно у нее проводить будут, пока она жива. И в этом мама уверена. -Сынок, - немного погодя, когда уже переговорили почти все темы, сказала мама, словно решила этот вопрос окончательно. – Ты нам больше деньги не высылай. У самого семья теперь. А нам и тех, что оставил после армии, еще надолго хватит. Мы экономно тратим. И я пока работаю, и огород кормит. А вам молодым они сейчас нужнее. Пока вдвоем, а третий появится, хлопот и расходов добавится. -Нет, мама, - быстро сбил радость с лица своей жены Павел. – Школу окончит, потом и пойдет на свои хлеба. А пока вы нуждаетесь в моей помощи. И не спорь. Вон, дылда какая растет. И ест много, и на одежду траты. А за нас ты не волнуйся, там, в Аэрофлоте поболей, чем в армии платят. И нам хватит, и Ваську вытащим. -Не надо меня ниоткуда вытаскивать, - хихикнул младший брат, довольный, что Пашка не согласился с мамой. Они-то проживут и без его помощи, да не хотелось бы каждую копейку экономить. Только благодаря деньгам брата у Васьки и велосипед есть, и джинсы. А что потом? Правда, с таким мнением не желала соглашаться Марина, но здесь в чужом доме она пока не имела никаких прав на командный тон. Этот вопрос она еще поднимет на месте, по прибытию на ПМЖ. Видно и с дороги устала, да и вина немного выпила, оттого Марина и захода солнца не смогла дождаться. Мать им заранее постелила в маленькой Васькиной комнате, чтобы хоть одну недельку пожили у мамы под ее опекой. А то потом надолго улетят. Павел отвел свою жену в спальню, а сам на кухне решил с мамой посплетничать немного, пошептаться. Васька, получив три рубля в руки, умчался на танцы. А Павел любил вот такие посиделки, наедине с мамой поболтать. Бывали случаи, когда, приезжая в отпуск, и до утра заговаривались. Спать в такие мгновения он не мог. -Это твое дело, сынок, но как-то насторожено и скрытно держится она, словно хочет поскорей увезти тебя от нас, - тихо, чтобы никто, кроме сына, и услышать не мог, прошептала мама. – У вас все хорошо? Мы с Васькой не мешаем твоей семье? А то еще эти твои переводы. -Мама, - громко возмутился Павел, зная свою жену, что теперь она и под грохот канонады будет спать мертвецким сном. – Как ты даже выговорила такое? Это мы можем помешать. Ну, сама подумай – девочка только из родного дома от папы и мамы, никогда раньше она не отрывалась от них и от своего гнезда. Напугана неизвестностью и тайной ожидания. Вот и напряглась, - попытался успокоить Павел мать. Хотя, глаз мамы быстро и четко приметил чужака в их стане. Не пришлось Павлу ухаживать и уговаривать невесту. Да и невестой не успела она побывать. Как-то сразу и мгновенно превратилась в жену. Без традиционного промежутка. И самое смешное и кошмарное, что ведь трезвым был. Весь год, как и договаривались с друзьями, почти не пили. Не считать же новогоднее застолье в гостинице с ночевкой. Тут сам бог велел наливать. Но ведь к этому времени она и была уже его женой. -Да разве я хочу что-то против нее сказать? – поспешила оправдаться мама. – Смотрит она просто немного диким взглядом, словно опасается чего. Может, и в самом деле, чтобы не создавать тебе проблем, не станешь посылать нам больше деньги? Справимся. Да и с тех осталось немало. -Мама, я сейчас громко ругаться буду, - помахал пальчиком перед маминым носом Павел. – Это я решил ради Васьки. Два года ему надо учиться, не думая ни о чем посторонним. Он и без того пацан правильный. И тебе помогает, не грубиян, как многие. Зачем же еще и пайку урезать? Хватит тебе тех бед, что меня вытаскивала из последних сил. Тяжело нам всем было, голодно. Так хоть его от этого дерьма избавим. А Марина? Сам еще не успел до конца понять. Мы же только по выходным и встречались. Да и то, ежели я не в наряде. Вот поживем, похлебаем всего вдоволь, тогда и разберусь. Но в одном я стопроцентно уверен, что внуков ты дождешься лишь тогда, когда я в нее поверю, как в самого себя. Мне не хотелось бы, чтобы мои дети без отца росли. На своей шкуре испытал, что это трудная доля. -Соседская Катюшка и с папой, и с мамой живет, да только и врагу не пожелаешь такой семьи, - скептически заметила мама, кивая головой в сторону соседского дома, где, как понял и помнит Павел, вино пьют с утра до вечера вдвоем муж с женой. Павел всегда в отпуске встречал их дочь Катюшу. Маленькая, смешная и очень смышленая. С ней и поболтать всегда с интересом можно было. Так у нее есть и мама, и папа. Только, лучше бы их вовсе не было. -А сколько ей уже исполнилось? – спросил Павел. -Вроде как девятый пошел. Да с такими темпами загубят они ребенка. Часто прибегает в гости, подкармливаю, чем смогу. Вижу, что глаза голодные, а сама стесняется попросить, совестливая и гордая. -Нет, мама, наших с Васькой детей такая судьба избежит. Мы с ним, вроде как, не любители пьянок. А ежели не сложиться что с Мариной, так найду другую Марусю. Чтобы и меня, и наших детей любила. А я еще очень даже молодой, имею время и право на выбор. И на исправлении е ошибок. Мама и соглашалась с сыном, но немного поеживалась от нехороших предчувствий. Слишком неуверенно говорит сынок о будущем с этой Мариной. И взгляд у невестки недружелюбный, колючий, не легло как-то сразу сердце к ней. Но ведь не станет она из-за каких-то нелепых предчувствий отговаривать сына. Тем более, что они и благословения у нее не спрашивали. Сами только и сообщили письмом, что уже расписались. Свадьбы, вроде как, не было. И сейчас сын не желает никаких шумных застолий. Может, и к лучшему, что оба ее сына избегают пьяных компаний. Лишь по праздникам немного вина. Правда, старший в армии научился и водку пить стаканами. Но на то они и офицеры, чтобы иногда позволить себе. Однако в привычку такие пристрастия не вошли. -А друзья твои? – спрашивала мама, которая по письмам, фотографиям и рассказам сына хорошо знала про их дружную четверку. – Они также едут в Туркмению? И там не хотите расставаться? -Мама, там, куда мы едем, семейным специалистам, обещают, чуть ли не сразу выдать жильё. А в жизни это одна из главных прерогатив. Возможно, поначалу служебное, а потом и нормальное. Ну, а работа, так она везде одинаковая. Даже в Туркмении получше. Там погода всегда хорошая. Не то, что в Забайкалье, где она такая капризная и противная, что мы с друзьями сразу так и решили, ехать только в тепло. Надоели холода. И не на века уезжаем туда. У меня ведь по всем наукам пенсия грядет лет через десять. Ну, если армию прибавить. Устану. Так вернусь на Родину к тебе в дом. Нет, конечно, не так рано, скорее всего, так под старость. -Ой! – мама засмеялась. – Только жить начинает, а уже о пенсии говорит. Это еще так далеко от тебя, что и думать рано. -Нет, мама, - пытаясь быть максимально серьезным, ответил Павел. – В авиации год за два идет. И заметить не успею, как все пенсионные атрибуты на пороге стоять будут. Я так думаю, что мне нужно за эти годы еще какую-нибудь профессию приобрести, чтобы свою пенсию не у станка на заводе отстоять, а в тепле и в уюте, в каком-нибудь кабинете с бумажками сидеть. -Спать не хочешь еще? – спросила мама, сама уже широко зевая и поглядывая на окно, за котом небо уже начинало светлеть. -Нет, совсем не хочется. Давай еще чайку попьем, а потом ты можешь идти поспать, а я, скорее всего, выйду на улицу, вдохну глоток родного воздуха. Там, в Туркмении, как в сауне придется пожариться. Давно уже Васька вернулся с танцев, десятые сны смотрит жена Марина, а мать с сыном за чаем так и встретили рассвет утра нового дня. Конец мая выдался теплым, летним. В окно уже били горячие солнечные лучи, когда и мама не выдержала и ушла в спальню. А Павел решил в такой замечательный день и вовсе не ложиться. Успеет еще отоспаться. А сейчас хотелось прогуляться по спящему сонному городу, по старым знакомым детским местам. Более четырех лет назад покинул он эти края, но всегда, прилетая в очередной отпуск, с детской нежностью обхаживал дворики и закоулки своего детства, словно возвращаясь в прошлое и осязая его внутренним чутьем. Небольшой срок для заметных перемен, но уже замечались легкие малоприметные отчуждения. Он теперь здесь гость. Все это уже не его, а принадлежит другим, кто живет и по праву считает все это окружение своим. Но Павлу вполне хватало и того осознания, что оно есть и когда-то принадлежало ему. Уже подходя к дому, он увидел на лавочке своего дворика Катюшу, укутанную в большое зимнее пальто и обутую в большие взрослые сапоги. -Привет, - негромко через забор поздоровался он. -А, дядя Паша, здравствуйте! Вы опять в отпуске? -Ты чего это снова на «вы» перешла? Мы с тобой, вроде как, еще много лет назад договорились, по-соседски на «ты» и без всяких там дядей. -Извините, ой, извини, забыла. Я за год совсем уже запамятовала тебя. Ну, да ладно, буду, как просишь. -Чего не спится? -Выспалась уже. Да и родители сильно храпят и свистят на весь дом, что спать невозможно. Вот и сбежала, чтобы в тишине посидеть. Утро, какое солнечное и приятное. Правды, хорошее? -Правда, Катюша. Каникулы начались? -С понедельника. Еще один раз сегодня сходить в школу надо, и на этом все. Буду гулять и отдыхать. -Хорошо! Каникулы, как отпуск. Можно много отдыхать и веселиться. -На каникулах плохо и скучно. -Это еще почему? -Все разъедутся, никого в городе не останется. Я одна на всю улицу и остаюсь. Поэтому и плохо. -Ну, попросись, чтобы в лагерь отправили. Хотя бы в школьный. Там ты не одна будешь. -Нет, не отдадут. Денег у них вечно нет. Вот пить вино могут каждый день, а чтобы в лагерь путевку мне купить, так сразу денег нет. Обидно. Вот и придется мне все лето в своем дворике с Муськой и Тузиком. Мы с ними чаще и гуляем. Паша, а почему твоя новая форма без звездочек? -Так я теперь в армии не служу. Отслужил свое. -Жалко, красивая форма была. Она, конечно, и эта красивая, да вот только без звездочек на погонах. А ты теперь куда уедешь? -В Туркмению. Там жарко, и много вкусного продают на базарах. Я тебе из отпуска чего-нибудь привезу. -Ты с женой, да? ты женился? -Да вот, получилось так, - слегка огорченно, словно пожалел о таком факте, произнес Павел. – Нечаянно. -Так не бывает, - хихикнула Катюша. – Сначала влюбляются, немного поженихаются, а уж потом женятся. -Наверное, так у всех бывает, тебе видней. В принципе, уже и годы подошли, пора семьей обзаводиться. -А ты еще долго в отпуске пробудешь? -Нет, еще недельку. Потом через год в отпуск приеду. Подрастай скорее, вместе в кино сходим, на танцы. Катюша смущенно засмеялась, закрывая распущенными длинными густыми волосами свое лицо. -У тебя жена теперь есть, с ней на танцы пойдешь. А потом и дети появятся, вот с ними и будешь гулять. -Наверное, ты права. Ну, ладно, Катюша, пошел я в дом. И жену пора будить, да и тебе в школу пора собираться. В последний день опаздывать нехорошо. -Да, неважно, мы сегодня без портфелей пойдем, нам просто про все расскажут, задание на лето дадут, и отпустят до первого сентября. Паша, - неожиданно серьезно попросила Катя, - ты мне письмо напиши, а я тебе отвечу, ладно? -Согласен, - немного удивленно ответил Павел, вставая с лавочки. – Я маме письмо писать буду, и там же для тебя страничку напишу. И ты также ответишь и маме моей передашь. Чтобы на конверт не тратиться. -Нет, я сама хочу писать и получать. У меня на конверт пять копеек найдется, ты не думай. Просто здорово и приятно будет получать письмо именно для меня лично. Договорились? -Договорились. Обязательно напишу. Пока, Катюша. Но не прощаюсь. Мы еще встретимся и поговорим. На крылечке Павла встретила мама. -С соседкой болтал? Видела. -Да, о том, о сем поговорили. -Хорошая девочка, да вот, черти проклятые, пропиваю все на свете. Страшно. Ведь испортят ребенка, озлобится она из-за них на весь свет. 2 И действительно, скорость течения времени сильно изменилась, ощутив свободу и стремление к жизни, желая разнообразно и побольше успеть охватить и постигнуть. Неделька, которая выпала для встречи с родным городом, друзьями, а главное, с мамой, пролетела, словно шальная пуля у виска. Но сборы были приятными и ожидаемыми. Ведь в неизвестность оба едут. И он, и жена. А там не только новые люди и города, но все из мира иного с чужим укладом, обычаями и языком. Они привыкнут и освоятся, это не пугало. Ведь рядом будет семья, вокруг друзья. И самое главное, так любимая, привычная и высокооплачиваемая работа. -Пашка, не копайся, машина ждет уже! – торопил старшего брата Васька, суетясь и подгоняя всех. Он договорился за символическую плату со старшим братом друга, у которого был вполне новенький жигуленок. Он и пообещал их отвезти на Витебский вокзал к поезду. Уж на жигуленке тут менее часа езды. А с такими чемоданами и баулами даже очень комфортно на автомобиле, поскольку не придется таскаться по автовокзалам. В поезд сядут, Васька поможет. А в Москве разберутся. Там и носильщики имеются, и такси до аэропорта. Билеты до Ашхабада у них куплены. А там лету всего три с половиной часа. Почти полстраны за такой промежуток времени. -Васька, не торопи! – притормозил порывы младшего брата Павел. – Времени еще навалом. И чего нам там, на вокзале торчать? Тем более, что поезд проходящий, стоит всего двадцать минут. Раньше не сядешь. Мама уже в десятый раз обнимала сына, словно провожала на фронт или в чужую зарубежную страну, откуда он и выбраться не всегда сумеет. Уже не плакала, поскольку они с сыном, как и в первый день прибытия, всю ночь просидели за чаем и выговорили и выплакали все, что можно. -Ты только письма писать не забывай. А то закружишься и позабудешь, где эти ручка и конверты. -Не забуду, - весело и беззаботно отвечал Павел. Немного было грустно, чуть-чуть слезно, но и радостно. Ведь в новую жизнь уезжает, словно открывать некие неведомые страны. Кружилась рядом и Катюша, без конца напоминая про письма, про то, что он их писать, обещал отдельно. -Можешь часто не писать, если сильно занят будешь, но хоть одно в месяц постарайся, это ведь нетрудно. -Это моя соперница будет, что ли? – спросила лукаво Маринка, насмешливо поглядывая на Катюшу. -Нет, она, наверное, и скорее всего, Ваську дождется, - на полном серьезе отвечал Павел. – Вот за него и выйдет замуж. Он за это время успеет выучиться и окрепнуть в житейских вопросах. -Вот ты, братан, и скажешь тоже! – слегка смутился Васька, словно такими предположениями брата был не доволен. Катюша потянула Павла за руку и на прощание прошептала, пытаясь быть не услышанной: -Нет, я за тебя пошла бы замуж, а ты поспешил. Но я все равно дождусь, - сказала она, чмокая губами в его колючую щеку, желая сразу после таких слов убежать. Но Павел удержал ее и поцеловал в глаз, наполненный слезами. -Катюша, я обязательно буду писать тебе. Он поставил ее на землю, и она сразу убежала. -Вот ничего себе, любовь, какая! А я и не заметила, как у меня соперница под боком крутилась, - возмущенно воскликнула Марина, однако стараясь, это возмущение превратить в шутку. -Не болтай, - строго сказал Павел. – Мама, ты помоги ей. Тяжело ребенку в этом вертепе выжить. А вдруг и вправду невесткой окажется? Аккурат к Васькиному взрослению и вырастит. -Помогу, не забуду твою Катюшку. До сих пор не забывала же твою подружку, и сейчас не брошу наедине с этими алкашами. Мама еще раз прижалась к сыну и отпустила его в автомобиль. Когда машина тронулась, Павел еще раз обернулся, чтобы помахать маме, и вдруг увидел из приоткрытой калитки печальное и трагичное лицо Катюши, своей подружки. Она приподняла правую руку и помахала пальчиком, словно поняла, что Павел обязательно будет помнить о ней и писать письма. Эти редкие встречи и общения с взрослым дядей для нее, как просвет в алкогольном тумане пьяных родителей. А он поговорит, успокоит и пообещает, что скоро все будет хорошо. И ей хочется верить и ждать следующего приезда. И от таких мыслей Павлу стало грустно и тоскливо. А еще он пожалел, что мало времени уделил ей в этот приезд, и не все сказал, что хотелось. -О, как тут все запущено! – воскликнула Марина в ответ на эту внезапную и заметную грусть мужа, словно поняв причину и тот факт, что маленький ребенок относится к этому взрослому другу как-то по-особенному. – Еще немного лет, и у меня появится весьма серьезная соперница. Вася, ты уж постарайся тут, поухаживай за ней, что ли. А то у меня уже возникли опасения. -Ой, Марина! – хохотал весело и беззаботно Васька. – Ну, ты и скажешь тоже. Она еще совсем маленькая. Ей просто больше не с кем поболтать, кроме Пашки. Я один раз случайно подслушал, о чем они говорят, так сам чуть не свихнулся. Я сам еще таких умных слов не знаю, а она ему как по-книжному чешет. -Такая умная? – иронично спросила Марина, недоверчиво поглядывая на Ваську, словно он пошутил. -Просто любознательная и рассудительная, - вмешался в их диалог Павел. – Обидно будет, если эти алкаши погубят ее. Убьют в ней стремление к познаниям, эту природную нежность. -Ой, ой, ой, сама нежность! -Не юродствуй. Она очень добрая и ласковая. А они жестокие и злые алкаши. Обычно у двух уродов и рождается такое чудо. Да вот повзрослеть они ей не дадут, загубят. Она слишком мала, чтобы быть тебе соперницей. Ей девять в сентябре, а мне 24. Вот Ваське невеста подрастает, так это факт. Ты, брат, задумался бы. Всего-то девять лет подождать. Ты к этому времени как раз моего возраста будешь к ее совершеннолетию. Не проворонь. -Ой, вот ты, Пашка, и разговор затеял непонятный, - смутился и рассердился одновременно Васька, который в данный момент больше запал на Марину. И она это чувствовала и понимала, что доставляло ей истинное удовлетворение. Даже слегка жалела, что скоро расстанутся. А то немного поиграла бы на его чувствах. Марина с сожалением вздохнула и уставилась в окно, задумываясь над своей судьбой. Не поспешила ли она с этим замужеством? Конечно, с одной стороны, так даже очень хорошо, что муж вывез ее из этого проклятого города, где слишком много конкуренток. Куда она против молодых и напористых! Только весьма интересно, как там сложится в этой далекой и таинственной Туркмении? Еще не вечер, а Пашка не последний ее шанс. Она пока даже слишком хороша собой и очень привлекательна, чем сам бог велел еще попользоваться. И сразу, как того пожелала свекровь, рожать она не собирается. А вдруг там, в той стране просторов поболей для поисков перспективного претендента на всю оставшуюся жизнь? Слишком еще глуп, да и много детства в нем, в этом Павле. Не повзрослел окончательно. Если вообще сумеет взрослым стать. Вон, выпала какая-то неделька отдыха, так он больше времени уделил этой мелкой. И с мамой все ночи проболтал. Хорошо, хоть Васька немного развлекал ее. Но ведь этот еще больше ребенок. -Чего ты там шепчешь? – отвлек от грустных мыслей ее внезапный вопросом Павел, возвратив из мечты в реальность. -Да так, природой любуюсь на прощание, - равнодушно ответила она. – Там нас ждут сплошные пески. Вот и хочется вдоволь насмотреться. -Ну, в самом городе много зелени. Я вот книжку про Туркмению достал, почитай на досуге. И про Чарджоу много написано. В нем два кинотеатра, два парка, река Амударья. Так что, не в дикие пески едем. Это летать мне придется по барханам, а тебе в городе жить. Там даже имеется местный театр. Вот только их язык выучим и обязательно посетим его. Дальше ехали молча. Павел отправил машину с Васькой еще до прибытия поезда. Марина пыталась слабо возразить, поскольку теперь самим придется таскать эти многочисленные баулы. Но поезд задерживался на два часа, и ему не хотелось столько времени держать младшего брата и водителя. -Сами управимся. Подумаешь, каких-то пять чемоданов. Всего-то мне две с половиной ходки. А Марина свою сумку сама донесет, - объяснял он возражающему брату Ваське. – Езжай, чтобы мама зря не волновалась. Она же про задержку поезда не знает. Еще подумает, что с машиной случилось. -Вот обо всех подумал, кроме жены, - недовольно ворчала Марина, которой без Васьки стало скучно. -Не ной! – обрубил ее попытку похныкать Павел. – Свою сумку тебе в любом случае самой таскать пришлось бы. За двадцать минут не спеша успею все эти баулы в вагон перетаскать. В поезде она сидела, молча и слегка напряженно. Но Павел понимал, что это никакая не обида на него, а небольшой и столь обычный, как сопутствующий товар, страх перед неизвестностью. Павел успел немного по Союзу помотаться. Кроме командировок по Забайкалью еще были и отпуска на Родину. Долгие утомительные дороги, вокзалы и аэропорты. Но разве молодость испугаешь такими надуманными трудностями? Даже немного романтично и любопытно. Но Марина впервые от родителей и в такую даль уезжает. Было от чего испугаться. Павлу уже хотелось сесть к ней поближе и успокоить. Но не сделал этого, предполагая ее отрицательную реакцию на его нежность. Разумеется, она все равно успокоится, но сразу вспомнит те обиды за его непреклонность по поводу денежной помощи матери. А тут еще и с чемоданами добавил. А ей, между прочим, хотелось немного потрепаться с Васькой, пощекотать ему чувства. Она догадывалась, что понравилась этому мальчишке, а муж эту игру грубо и резко обрубил. Ничего бы с ним не случилось, если бы пару часиков постоял с ними, успел бы и к маме вернуться. В Москву они прибывают вечером. Ехать весь день. Поэтому Павел взял один комплект постели и постелил его на вторую полку, чтобы поочередно немного подремать, или просто поваляться. Поскольку самолет в ноль сорок завтра. Именно завтра, а не сегодня. Это очень рискованное время для пассажиров. Многие, а это Павел не раз наблюдал лично, опаздывали на рейс, ровно на сутки. Ведь регистрация начинается сегодня, а вылет уже завтра. Этот факт и сбивает с толку. Очень даже многие, по меркам аэрофлотским, приходят на регистрацию ровно через сутки после взлета. А летом с билетами шутки плохи. Вполне возможно, что к этому рейсу подойдут все друзья. Ведь по предписанию у них явка на новое место работы, как называется их новое место службы, аккурат завтра, и не хотелось бы начинать с опоздания. -Ты есть будешь? – наконец решился затянувшееся молчание Павел. Не любил он сидеть букой. -Нет, я лучше посплю, - пробурчала Марина и забралась на вторую полку. И по легкому похрапыванию он понял, что она уже спит. Ну и ладно, подумал Павел. Отоспится, а там и настроение к ней вернется. Хорошо, если друзья уже там. Вместе будет легче и веселей. Хотя, как он понимал, физически легче не будет. Они решились все ехать семьями, чтобы намек на квартиры был понят начальством. А, стало быть, ручной клади у всех будет выше крыши. Если учесть такой факт, что две семьи с детьми, то чемоданов прибавятся раза в два больше. У детей, как всегда, вещей набирается больше взрослых. Но зато всегда есть, кому поручить охранные функции. Мужики сами сумеют переставлять баулы с места на место. Лишь бы женщины не ныли. Попутчиками в купе с ним были старик со старухой. Обоим чуть больше 60, но они также постель не брали, поскольку выходят, не доезжая Москвы. И спать не желают, и деньги экономят. Поэтому Павел смело поручил им охрану имущества и пошел прогуляться, пока жена дремлет. Курить он бросил давно, еще перед самой армией. Но дым рядом курящего вдыхал с некой ностальгией, словно встречался с тем жизненным эпизодом, когда на переменках в школе прятались с пацанами за сараем и выкуривали жадно и торопливо одну сигарету на троих-четверых. По очереди, по затяжке. Но сигарета заканчивалась слишком быстро, лишь раздразнив аппетит. Поэтому на следующей переменке все повторялось снова и снова. А затем после окончания школы, когда на сигареты стал сам зарабатывать, а просить, то есть, стрелять стало как-то неудобным, и собственные деньги на такую ерунду стало, тривиально жаль, взял и бросил. Раз пять пробовал возобновить, но потом сильно разозлился на слабоволие, и призывался в УАЦ (учебный авиационный центр) уже некурящим. Поэтому друзья его знали уже, как некурящим. Они же курили все втроем. Вот и сейчас, стоя в тамбуре, наполненном сигаретным дымом, он не чувствовал дискомфорта, и с интересом смотрел через стекло дверей на мелькание ландшафта и строений. А еще продумывал и переживал за свою торопливость по вопросу женитьбы. Зачем так сразу безропотно согласился, если веских оснований не было? Ну, вроде как, симпатичная, смотрится лучше окружающих ее подруг. Но это вовсе не повод, чтобы сломя голову нестись в Загс. А потом идти на попятную было как-то неудобным. И теща с тестем плотно зажали с двух сторон. Сами бегали в училище за разрешением на свадьбу. Аж на целых три дня отпустили его. Лишь категорически предупредили, чтобы вернулся с застолья абсолютно трезвым. И не дай бог, чтобы не притащил спиртное с собой! Ну, такое предупреждение оказалось излишним. С друзьями они договорились о сухом законе на период учения. А рисковать ради остальных, совершенно не хотелось. Зато хотелось сбежать прямо со свадьбы. Но тогда станешь всеобщим посмешищем. Авось слюбятся, с чем черт не шутит. Бывают и такие случаи. В Домодедово они и из такси не успели выйти, как попали в объятия всех троих друзей. Они-то прибыли уже как несколько часов назад. Словно сговорились. И у всех билеты именно на этот рейс. Так что, пока жены караулили чемоданы и детей, друзья успели посетить пару раз ресторан и пропустить там изрядное количество спиртного. Даже слишком изрядное. -Давай до кучи и пошли нас догонять, - весело кричал Виктор, подхватывая чемоданы и сумки. – Сейчас в спешном порядке пару штрафных стопок пропустишь, и будешь таким же счастливым, как и мы. -Да, а то мы до отлета окончательно можем потерять ориентировку. Ты у нас штурманом будешь, - пьяно поддержал Николай, подхватывая остальные баулы и направляясь в сторону аэровокзала. Марина зло сверкнула глазами в сторону пьяных друзей, но Павел поторопился ее успокоить. -Нет, пацаны, я остаюсь на контроле. Из всех нас кто-то должен оставаться трезвым. Судя по вам, это буду я. -Да у нас четыре бабы и два младенца абсолютно трезвые. Мы им наливать не планируем, - слабо возразил Николай. -Даже не уговаривайте, - жестко скомандовал Павел. – И за ними присмотр нужен. Продолжайте без меня. Сами знаете, что любитель выпивок из меня скверный. А уж в дороге я стараюсь оставаться трезвым. -Бесполезно уговаривать, - махнул рукой Николай, бросая чемоданы в общую кучу к своим. – Пошли, мужики, и без него повеселимся. Тут уже все женщины попытались воспротивиться, но их мгновенно приструнил Павел: -Пусть гуляют. Мы их потом спать на баулы уложим. Они же все равно не отстанут и будут нам надоедать. Павел оказался правым. Друзья вернулись в еще большем хмелю, и сразу попадали на баулы в различных неописуемых позах, огласив мгновенно окрестности вокзала грубым храпом и посвистыванием. -Ты, Паша, как всегда оказался точным, - хохоча, произнесла Елена. – Теперь уж точно до отлета проспятся. А мы, девочки, давайте-ка по стакану вина дерябнем. У меня в запасе бутылочка припасена. Теперь и Павлу хотелось похохотать. Сейчас и женщины уснут, и он останется с двумя детьми на руках. -Нет, Паша, - возразила Татьяна. – Разве такие сильные четыре женщины уснут от одной бутылки вина. А ты, Паша, вроде как, и взрослеешь, а так и не научился с нашими мужиками пить. Или, как всегда, выключится в самый разгар застолья, или вообще воздерживается. -Это мой большой недостаток? – пытливо поинтересовался Павел, понимая, что Татьяна с большой завистью говорит все это. Ее Виктор всегда любил после окончания застолья побродить и поискать приключения. Она даже удивилась, что без всяких эксцессов он сумел окончить училище. Но потом, когда узнала про этот драконовский указ 101У, даже наедине поблагодарила Павла за его идею годовой трезвости. А иначе Виктор с его поразительной способностью вляпываться во всякое дерьмо, вылетел бы с училища, не успев, и приступить к учебе. -Нет, это даже нам в компаниях нравится, - откровенно призналась Татьяна. – Есть, кому проконтролировать и отследить ситуацию. Сегодня тебе вновь выпала такая миссия. Он, Марина, часто у нас на таком посту в городке был. Особенно по большим праздникам, когда пил весь городок. Марине даже сладко защекотало под ложечкой за такую похвалу ее мужа. Этот момент ей очень нравился. Хватило ей частых выпивок по праздникам, да и просто так, от отца. -Пусть в этом вопросе остается необразованным, - хохотнула Лена, разливая вино по стаканам. – Нам так за детей спокойней. Ой, Марина, а ты ему рожай поскорей, а то он сам усыновит кого-нибудь. Пашка с детьми любит возиться. Сама видишь, наши уже у него на шее. И так все три года. -Моему Виталику только исполнилось три, - возразила Татьяна. -Какая разница! Там, в городке и без него хватало малышни. И все к нему липли, как к няньке. Мы даже ему сносили всех своих детей, если на базар или по магазинам собирались проехаться. -Ладно, не перехваливайте, - крикнул им Павел, уже облепленный Виталиком и Валюшкой. – Мне Маринка нарожает сразу кучу, и буду, с ними нянчится. Так что, малышня, пока я в вашем распоряжении. Виктор проснулся первым и бросил взгляд, полный жажды и желаний прикоснуться к влаге, на Павла. -Ты ничего не припас? – спросил он осипшим голосом. -Если только от детей оторвать, - предложил Павел лимонад, но этим жестом лишь испортил Виктору настроение. -Нет, пива хотелось бы. Или вина у женщин стащи, - попросил он жалобно. – Кстати, а где они? -Повели детей в туалет перед регистрацией. А то потом забегают все, засуетятся. Ладно, карауль чемоданы, пойду, пива вам поищу. Сразу и на этих взять, что ли? – кивнул он в сторону спящих друзей. -Да, но только по одной. А то еще сразу по прилету комиссию заставят проходить. Они нам время на раскачку давать не будут. Павел пошел в сторону буфета, откуда выносили полные авоськи пиво. Очередь была большой, но быстрой. Товар штучный, отпускали без задержки. Он взял всего лишь три бутылки, чтобы больше не заводить друзей. А иначе могут возобновить пьянку, и волочь к трапу их придется ему и женщинам. Хотя, кроме Виктора, Алексей и Николай были без пружины. Выпить любят, но и останавливаться умеют. Им троим, не раз приходилось, как в армии, так и в училище, сдерживать порывы Виктора. Когда вернулся, то уже все были, проснувшись и вернувшись. -Пашка лекарь! – радостно воскликнул Николай, протягивая руку за бутылкой. -Лично я им и воды из крана не принесла бы, – недовольно проворчала Татьяна. – А он им пивка в постель. Но ее речи пролетели мимо ушей страждущих. Они спешно похватали бутылки и жадно присосались к горлышку. Жидкость из емкостей бесшумно и мгновенно переместилась в их горящие желудки. -А вот и наш информатор! – радостно воскликнул Алексей, услышав информацию о регистрации их рейса. – Скоренько избавляемся от чемоданов. -Лишнего много, доплачивать придется, - предположила Лена. -А мы всей кучей сдадим. На детей тоже полагаются их бесплатные 30 килограммов. Уложимся в норматив. И вправду, получилось всего 10 кило лишних. Но на регистрации, учитывая служебное положение и форму, а также, прознав, что молодые люди только окончили училище, благосклонно пропустили даром. -Не будем же мы мелочиться, - засмеялась молодая девушка, регистрировавшая билеты. – У них, получается, по одному килограмму лишнего. Если одну сумку в руки взять, так еще и с запасом будет. -Славно отметили дипломы, - весело вторила старшая на регистрации. – В салоне дышите хоть меньше или по очереди. Иначе пассажиров отравите. -Ой, ой, ой! – сморщил нос, шутя, подыгрывая девушкам, проворчал Виктор. – Можно подумать, что кроме нас, все остальные трезвые. -Как раз на этот рейс так чаще и бывает, - уже немного серьезней заметила старшая, кивая головой в сторону очереди. Друзья оглянулись на очередь и удивленно смолкли. Большая часть очереди состояла уже из тех, кто родом из той Туркмении, куда они и летят на постоянное место жительства. Мужчины в странных стеганых халатах, а женщины в блестящих шароварах или в штанах. Ощущение складывалось у друзей и их жен, что летят они заграницу. В очень незнакомую страну, чужую и для них далекую и неведомую. Со своими обычаями, культурой и взаимоотношениями. И они выделялись в этой толпе не только одеждой и лицами, но и привычным для них бесшабашным хмельным поведением. Однако по глазам было заметно и понятно, что никто друзей за такое поведение не осуждал и не желал высказать претензии. Просто смотрели на молодых парней весело и с легкой завистью, что те могли себе такое позволить. А вот их Туркменский обычай, нравы и положение не позволяют. И скорее всего, так было заметно и воспринималось, что в данную минуту, в этот миг эти пассажиры ощущали себя гостями в чужой стране. В незнакомой. -А нам еще предстоит жить с ними бок обок, - шепнул громко и слышно для окружающих Николай. – Давайте сразу настраиваться на их лад. То есть, хочется так заметить, трезвый и деловой. -Ты думаешь, там не пьют, как у нас? – спросил Алексей, но всем своим видом высказал по поводу таких инсинуаций глубокие сомнения. – Они в гостях, а мы здесь дома. Посмотрим, как они поведут у себя. -Но там мы, как раз, будем не у себя, - заметил Алексей. – Хотя, почему? Мы, однако, летим к себе домой на ПМЖ. Но, поскольку, хоть и проспались, но после пива хмель к ним вернулся в достаточных пропорциях, чтобы ослабить бдительность, то друзья сразу после регистрации приступили к более близкому знакомству с пассажирами, которые летели к себе домой. Как оказалось, так они великолепно говорят на русском языке, и вовсе не прочь пропустить стаканчик. Их просто нужно немного расшевелить. Даже у одного из тех, с кем в первую очередь знакомились друзья, нашлась бутылка коньяка, и уже за столиком они его вместе с лимонадом пили. -Нет, ну, ты только посмотри! – попыталась возмутиться и опротестовать такие вольности Татьяна. И ее вовремя приостановил Павел. -Во-первых, там всего одна бутылка на шесть человек, а во-вторых, надо же устанавливать контакт с аборигенами пустыни. -Да абсолютно такие же люди, как и мы, - уже возвратившись в семью, объяснял женщинам Виктор. – Даже сало съели под коньяк. Однако враки все пишут про них во всяких книгах. -Ты просто не те книги прочел, - заметила Татьяна. – Надо было полистать в справочниках, где про их обычаи пишут. -Нее, он просто не тех туркмен встретил сегодня, - уточнил Павел. – Эти успели слегка подзабыть о правилах мусульман. -Как это не тех? – обиделся и удивился одновременно Виктор. – Они мне даже несколько слов на своем языке подсказали. Правда, я их уже забыл, но мне понравилось. Обязательно что-нибудь из их речей выучу, чтобы хоть на базаре по-ихнему немного можно поболтать о ценах и товаре. -А матом они все равно по-нашему ругаются, - сделал вывод Николай. – Отсталый народ, однако, своего мата придумать не мог. -Возможно, наоборот, - подсказала Лена. – Они уже отучились ругаться матом. Просто нормально между собой общаются. Вот в городке, когда служили, так там от женщин чаще мат услышишь, чем от, даже пьяного офицера. Ну, если только за бордюр зацепится и мордой в тротуар не влепится. Тогда весь набор выдаст. Но на гражданке, так мне за этот год показалось, что мат – основной язык наших мужиков. Да женщин тоже. Хоть пьяных, хоть трезвых. -Просто если нашего мужика отучить от мата, он же ни одной умной мысли высказать не сумеет, - хохотнул Павел, который в любом виде материться не любил и не умел. А где ему научиться было, если в школе не позволительно, а в доме мама красноречиво обходилась литературным языком. Ни он, ни Васька мат и близкие к нему выражения умело могли и не произносить для отображения своих мыслей. – Вот у нас в авиацентре замполит такой был, так в курилке с курсантами мог легко и плавно любой монолог произнести без запинок. Поскольку все паузы и запятые заполнял крепким словцом. А стоило с трибуны речь завести, так в каждом предложении пять раз екнет, мекнет или слово «значит» потребит. Вот и тебе такие мужики на гражданке чаще попадались. Тяжело им без мата связать в кучу слова, предложение построить. -А у них, у туркмен легче, что ли? -У них самих слов в лексиконе мало. Все остальное жестами показывают. Да и откуда в Туркмении наберется много словарного запаса при таком однообразии ландшафта. Вот и получается, что в их речах больше русских слов. Спор прервала некая дикторша, прокаркав на весь вокзал о начале посадки в их самолет. Павел вслух заметил одну особенность такой регистрации при таком опасном времени вылета. Часто случается, что на фоне всеобщего понимания, попадались такие, кто путал даты на целые сутки. -И получается, что они гораздо умнее наших, - заключил он из этого многолетнего наблюдения. -Это еще почему? – спросила Таня. -Смотрите, никто не опоздал. А могли запросто перепутать. Это же сегодня регистрация, а вылет завтра. Вот сколько попадалась такая комбинация, так парочку Россиян обязательно путали. Пьяный Николай весело хихикнул, тыкая пальцем в стороны супруги. Та пыталась возмутиться и заткнуть мужа, чтобы тот не распространял некий эпизод из их жизни, но Николай уже потерял тормоза и желал поделиться какой-то комичной ситуацией вслух и для всех. -Вот, Ленка моя. Полдня со мной спорила, еле убедил. Так еще и мать с папашей привлекла. Те также пытались мне вдолбить мою ошибку. А так бы мы с ней аналогично опоздали бы на этот рейс ровно на одни сутки. -И не надо лапшу на уши вешать. Никто с тобой так рьяно не спорил. Я просто попыталась уточнить, - спешила оправдаться Елена. – И никакие не полдня. Я просто переспросила и сразу с тобой согласилась. Все равно друзья посмеялись над Еленой и над гипотетическим их опозданием. Потом еще немного по еще пару раз хихикнули над пьяным Виктором и толпой повалили на посадку. Все десять пассажиров сразу. А это уже толпа. И в самолете, не успев пристроиться на мягких сиденьях, не успев дождаться даже взлета, все сразу хором и дружно уснули. Все же сказалась длинная дорога, выпитый алкоголь и поздняя ночь. И только Павел не желал в гости к Морфею. Вроде, когда усаживался, все его состояние говорило о скорейшем сне, о желаниях закрыться и забыться. А тут словно вселилось новое дыхание. Спать совершенно не желалось. Немного волновался перед предстоящей встречей с новой работой, новым миром и своим новым семейным статусом. Как-то мгновенно все в его жизни перемешалось. Он хотел остаться в армии, поскольку летная служба уже не просто нравилась, но и привык он к армейскому укладу жизни. Вроде и армейский, но тихий, равномерный и стабильный. С каждым годом растет зарплата, поскольку растут выслуга и звание. И все эти довольствия не зависели от степени напряжения. Числишься, стало быть, имеешь, поскольку на государственной службе. А здесь в аэрофлоте каждый рубль зарабатывать придется самому. В вертолете ты будешь находиться один на один с пассажирами. Решение принимаешь самостоятельно. Это совершенно не то, что там, на Ми-8, когда спросишь у командира и посоветуешься с бортовым техником. Павел любил много тепла и солнца, поскольку этих параметров слишком мало было в Белоруссии и в Забайкалье. А там, в Туркмении, они чуть ли не круглый год. Так в книгах написано, и так говорят сами туркмены, с которыми успел перекинуться несколькими фразами в момент регистрации и при посадке. Сейчас, как они говорят, у них лето начинается. Тепло. Большое, круглосуточное тепло. Хорошо это или плохо? Не знает. Но к теплу обещают массу дешевых овощей и фруктов. Это хорошо. Но к прочим переменам прибавилась жена Марина. Вот она откуда и зачем свалилась на его голову? Совершенно в планы Павла на ближайший жизненный период не входила женитьба. Тем более при таких резких сменах курсов по жизни. Одни эти две вышеперечисленные перемены еще и пережить попробуй. И не просто пережить, но и приспособиться. А может, все это к лучшему? Пора, вроде как, и семьей обзаводиться, мама о внуках намекала не раз. А где это он там, среди песков и среди местных аборигенок сумеет потом жену себе отыскать? Там, поди, все давно определено и учтено. Ладно, раз женился, так пусть теперь будет. Павел искоса глянул на спящую жену и сравнил ее с женами друзей. Результат сравнения порадовал. Она была самой молодой и намного привлекательней их. Хоть в этом друзей перещеголял. Самолет забрался выше всех туч и облаков и медленно парил среди звезд. Летел он навстречу солнцу, поэтому там, вдали на горизонте небо уже слегка синело. Это ведь с Москвой разница в два часа. Так к прилету там запросто уже и утро будет. Времени мало останется на завтрак и на благоустройство жен с детьми. Почти сразу придется поспешить на новую работу. В смысле, к новому месту службы. Хотя, Ашхабад – просто перевалочная база для них. Здесь Управление. Их еще в училище предупредили, что в Чарджоу их и направит Управление. Где-то в середине пути им разносили завтрак. Или обед. Павел решил поесть плотно, поскольку никто из мужчин, женщин и детей просыпаться не желал. А ему жалко было разбазаривать продукты. Поэтому он в своем ряду взял все три обеда. И все съел сам. Вот теперь он уже ничего не боялся, а потому мгновенно уснул, провалившись в какой-то знакомый сон. 3 Ашхабад их встретил ярким солнцем с полным отсутствием на небе даже признаков облаков. Женщины и дети проснулись еще на снижении, когда стюардесса попросила пристегнуть ремни. А мужчины даже под утреннее солнце продолжали спать все четверо. И если веселая тройка не могла проснуться от хмеля и наличия в организме дозы усыпляющего вещества, то Павел дремал с чувством преисполненного долга. Все три завтрака, или обеда покоились в его организме. После приземления он, разумеется, высоко оценит вслух кулинарное качество, чтобы вызвать зависть у окружающих. И лишь после приглашения к выходу поочередно стали просыпаться мужья. -Боже, солнце среди ночи! Чудо-то, какое! – весело вскрикнул вместе с открыванием глаз Виктор. – Время начало пятого, а оно светит, словно уже порядком, как успело взойти. Лепота. -Витя, - поправил друга Николай, проснувшись скорее от крика Виктора. – Если ты помнишь родную часть, то там солнце всходило до полуночи. -Не может быть такого, - не желал соглашаться с такими инсинуациями Алексей. – До полуночи оно лишь садилось. -Ребята, - уже и Николай вступал в дискуссию, сонно продирая глаза. – Так ведь наши часы Москву показывают. А какая у нас с ней разница? -Два часа, - сыто объявил Павел голодным друзьям. -Ну, так тогда и коню должно быть понятным. Время для лета уже позднее утро. Странно, но мне так показалось, что с выхода прохладой потянуло. Даже холодом. А где обещанная жара? – предъявил законные претензии Виктор. Рядом стоявший молодой туркмен, уже пробиравшийся к выходу, пояснил такую неправильную метеорологическую ситуацию: -Передавали, что сегодня будет днем около тридцати. По нашим понятиям, так прохладно. А настоящая жара начнется во второй половине июня. Так что, пока наслаждайтесь прохладой и отдыхайте. -Хочу жары! – протестовал Николай, поднимаясь и пристраиваясь за этим туркменом, поскольку уже почти все пассажиры вышли из самолета. Самолет подкатился близко к вокзалу, поэтому пассажиры сразу же с трапа брали курс к распахнутой калитке рядом со зданием. Ветерок и в самом деле дул прохладный, что женщинам захотелось на детей набросить теплые кофты. Но, глядя на местных, не стали этого делать. Тем более, что буквально через час-другой солнце начнет греть по-настоящему. -Так у нас и на раскачку времени совершенно не остается! – тревожно предположил Алексей. – Сейчас женщин в гостиницу определим и сходу несемся на службу. Или теперь надо говорить: на работу? -А тебе, зачем еще качаться? – иронично спросил Павел. – Быстрее оформляемся и опять на самолет. Летим в Чарджоу. Вот только меня еще в училище предупредили, что медицинскую комиссию проходят здесь, в Ашхабаде. Так что, определяем женщин в гостиницу, и пошли искать. -Да не хотелось бы сегодня с докторами общаться. Не настроен я как-то на эти внезапные встречи, - тревожно проговорил Виктор, прикрывая лицо руками. – Еще учуют остатки вчерашнего застолья. -А мы сегодня займемся бумагами. Анализы завтра с утра сдадим, а сегодня, возможно, успеем пройти некоторых врачей, для которых выхлопы вчерашнего не имеют значения, - разумно предложил Павел. -Это же еще, какие врачи могут мимо носа пропустить вчерашний перегар? - засомневался Алексей. -Рентген, очкарик и хирург. Последний обычно геморрой выискивает, - громко захохотал Виктор, довольный собственной шуткой. – А оттуда, насколько известно из анатомии, перегаром не прет. Уважают авиаторов в Ашхабаде. И в особенности в аэропортовской гостинице, расположенной прямо напротив аэровокзала. Площадь перешли и в номере. Правда, переходить с кучей чемоданов пришлось кому два, а кому и три раза. Пока притащили баулы, женщины успели оформить номера. И каждой семье досталось по отдельному однокомнатному номеру, но с максимумом удобств. То есть, с санузлом и ванной. А еще Павел сообразил взять от дежурного какую-то записку, так оформили их ко всему прочему, абсолютно бесплатно. -Мы попали в коммунистическое общество, - заявил гордо Павел, дольный своей внезапной сообразительностью. -Мама, кушать хочу! – хором захныкали дети. Павлу от такого факта немного стыдно стало за съеденные обеды. Он из всей компании оказался самым сытым. Остальные уже интересовались кулинарными объектами. Им подсказала администратор. Как оказалось, так абсолютно рядом с гостиницей расположена прекрасная, по местным меркам, столовая. Само здание нереспектабельное, слегка обшарпанное и небольшое. Но, как она обещала, готовят там качественно и вкусно, поскольку там питаются летающие пилоты. -Все, - объявил громко вслух Павел. – Новая жизнь началась. В новой стране, на новом месте и в новом обличии. -Почему? – удивился и не согласился с таким заявлением Николай. – Вроде как, еще ничего не начиналось. -Ошибаешься, - заявил Павел, когда они вышли из столовой с переполненными желудками и отправили женщины с детьми в гостиницу, дожидаться их. – С сей минуты, мы уже числимся в работниках Туркменского Управления Гражданской Авиации. Поскольку идем туда уже как на работу. Нас с сегодняшнего дня и зачислят. А потому, новый статус можно зачислять в актив. -Нее, - протянул Виктор. – На работу нас примут лишь в самом Чарджоу. Когда пройдем комиссию. -И все равно, в Управлении мы с сегодняшнего дня, - не пожелал соглашаться Павел с такими определениями. – Так и запишем в календарь сегодняшнюю дату, чтобы ежегодно ее отмечать. -А! Так ты про это в том смысле, что сегодняшнее число вносим в реестр ежегодных праздников? Так с этим мы согласные! – хором подхватили такую концепцию друзья, ощутив себя после плотного завтрака готовыми к новым подвигам. – Даже вносим встречное предложение, сегодня вечером скромненько отметить данное событие. Обидно ведь такой праздник пропустить на сухую. -Если найдем нужный магазин. Такое ощущение, что кроме коммунизма мы попали еще и в страну трезвенников. Я даже как-то и на вокзале не наблюдал, кроме нас самих, кого-либо в подпитом состоянии, - окидывая взором округу, Николай поискал подтверждение своих изречений. – Все абсолютно трезвые и совершенно не суетливые. В этой стране некий иной ритм жизни. -В особенности разница с Москвой. Уж там половина пьяных, а все остальные бегут, толкаются, словно уже опоздали, но хотят наверстать упущенное, - подхватил мнение Николая Алексей. – Я от этой Москвы всегда быстро уставал. И старался подгадывать рейсы так, чтобы в ней, как можно меньше находиться. -Нет, пацаны, - саркастически хохотнул Павел, показывая пальцем в сторону зарослей рядом с гостиницей, где два туркмена лет за тридцать делили бутылку некоего местного вина. – Первое впечатление обманчиво. Всегда, как я говорил, судить о местности и о ее аборигенах можно, лишь прожив с ними бок обок все четыре времени года. А с коммунизмом и с трезвым обществом мы слегка погорячились. Однако в их столовой обед не очень и дешевым оказался. -Но съедобный, - решил реабилитироваться Виктор, который так не осторожно и весьма неосмотрительно высказался положительно в адрес новой для них страны. – Просто в аэропортах всегда большие наценки. Нужно женщинам накупить продуктов, и пусть готовят в номере. А иначе деньги быстро закончатся. -Так мы же и прилетели сюда, чтобы зарабатывать и тратить, - не согласился Алексей. – Вот не хватало еще и на желудке экономить. Но против базара я не возражаю. Пора ознакомиться с местными дарами природы. Решили отправить двух бездетных мамаш. Хотелось всем, но с детьми таскаться по незнакомому городу утомительно и рискованно. Еще растеряются на новом месте. Потом искать устанешь. А мужчины, собрав все документы и уточнив у местных пилотов адрес и способы поиска управления, поехали оформляться. На удивление, никто на их несвежий вид внимания не обратил. Встретил их заместитель начальника Управления радостно и с восторгом. Им, оказывается, пилоты Ми-2, ой, как нужны. Ми-4 пошли на металлолом, на Ми-8 переучивание движется медленно, а своих переучивать на двойки, так в училище слишком мало мест дают. Ну, а в самом Чарджоу усиленными темпами идет реорганизация, то есть, формирование летного отряда из двух эскадрилий: одна из двоек, вторая из восьмерок. А тут к ним прибывают готовые четыре пилота Ми-2. Правда, они запрашивали побольше, да им и этих с трудом дали. По всей стране идет замена четверок. Устарел дедушка, отработал свое время. Как-никак, а уже более четверти века бороздит просторы необъятной Родины. Совсем состарился. Да и хоть в нем 14 цилиндров, но сам-то двигатель один. А у двойки и восьмерки по два. И по весу легче во много раз. Только вот почему-то двойка керосина жрет столько же, как четверка бензина. Прожорливая. Но это небольшая беда, такой дефект у всей советской авиации. Но не об этом рассказывал им Тарвид Игорь Романович. Он им рисовал радужные перспективы производственного и бытового характера. -Кстати, месяца через два они новый дом сдают. Сорока квартирный. Ну, не все сразу новые получите, но уж в служебную въедете. Рядом с аэропортом есть у них дома. Хорошие, кирпичные, многие работники даже не желают уходить из них. Удобств меньше, но зато летом прохладно в них. Да и огородики под окном. А сами удобства, ежели руки из правильного места растут, то легко обустроить. Ну, а желающие сразу в очередь на новое жилье записываются. Год-другой, и новоселье. У них не так, как в Ашхабаде. Здесь по пять лет в очереди на жилье стоят, - рисовал в разноцветных тонах будущее молодых пилотов заместитель. – И с работой хорошо там. Четверки-то закончились, а восьмерки дороговато слишком. И зачем УРБ большие вертолеты? Им аккурат и нужен такой маленький и дешевый. Не станешь же на восьмерке одного специалиста по всем буровым катать, дорого он им обойдется. -А здесь нас надолго задержат? – наконец-то сумел вклиниться в монолог заместителя Виктор, которому хотелось скорее в номер, и завалиться в койку на пару часиков. Но потом вдруг понял, что вопрос задал слишком бестактный, и поспешил исправиться, срочно добавляя: - Я имею в виду Чарджоу. Как-то после ваших слов поработать захотелось. Прямо хоть сейчас за штурвал. -Рабочий настрой мне нравится, - не понял шутки зам, приняв юмор за трудовое рвение. – Сейчас бумаги оформим, и в санчасть. Она недалеко от гостиницы, вам местные пилоты покажут. Проходите и сразу езжайте. Проездные билеты и направление получите прямо сейчас. Насилу оторвались от болтливого зама, совсем заговорил. Нет, как Павел, так тот с удовольствием слушал речи о перспективах будущего. Ему хотелось скорее получить свою квартиру, обустроиться. Хотелось уже лететь в командировку, чтобы испытать настоящее летное чувство, которое даже с армейским несравнимо. Ведь здесь ты будешь сам командовать, сам принимать решение, куда и зачем лететь. И рядом совершенно не будет опытного подсказчика. И такое чувство манило и будоражило. По-моему, размышлял он, в песках летать от буровой до буровой, как на фуникулере по тросу. Других ориентиров-обманщиков нет. Так что, как видим, так и летим. Разумеется, вечером они собрались за единым столом в самом большом номере, коим и оказался трехместный Виктора и Татьяны. Всем выделяли двухместные, а им такового не хватило. Оттого и вселили в трехместный. Однако претензий с их стороны к администратору не было. Магазин нашли рядом с Управлением, и сразу в нем закупили водку для мужчин и местного вина для женщин. «Чемен» называется, что в переводе на русский означает букет. А еще имя женское такое у туркменок бывает. Так им разъясняла молодая продавщица. Видно она не догадывалась о наличии семей у молодых пилотов, вот и желала познакомиться с симпатичными парнями. Сильно разочаровал ее Павел, перечислив, да еще и от себя добавив жен и детей каждого, кои дожидаются их в номере аэропортовской гостиницы. -Почто кайф обломал, негодник? – сердито спрашивал Виктор, хотя, ежели откровенно, он не ходок налево. Больше любитель выпить. -Зарежут, - кратко без пояснений и уточнений резюмировал Алексей, защищая позицию Павла. – Осмотрительней необходимо с местными. -Резонно, - поторопился согласиться Виктор, уже успев позабыть про обиды, вкушая вечернее застолье. Их, разумеется, зам строго предупредил о нарушениях предполетного отдыха. Мол, в дни перед вылетом и на оперативных точках, как называются здесь командировки, в аэрофлоте действует жесткий сухой закон. Очень жесткий. Достаточно одного попадания, чтобы распрощаться с летной работой навсегда. -Как приказ 101У в училище, - подхватил Николай. – У нас двоих отчислили за пьяное возвращение из увольнительной. -Вот-вот, поэтому постарайтесь с этим безобразием быть максимально настороже. И ни грамма перед вылетом. -Так-то же перед вылетом и на оперативной точке, - уже после прощания с замом воскликнул Николай. – А мы в данный момент ни то, ни другое. И посему имеем право немного расслабиться. Главное, не дышать терапевту в лицо, чтобы она не возмущалась. Да и к нему пойдем только после обеда после всех врачей. К тому времени уж никакого перегара не останется. Павел, задрав в небо голову, и пошевелил губами, выполняя в уме сложные арифметические действия. -Пацаны, так мы можем на послезавтра заказывать билеты. Сразу после обеда и лететь в Чарджоу. К этому времени все дела успеем завершить. -Спешить зачем? – удивился Виктор, которому и в Ашхабаде уже нравилось, и он предложил немного задержаться. -Вот именно, что зачем, - отрезвил его мечтания Павел. – Мы сюда еще не раз в командировку прилетать будем. Без жен и детей. А чего всем семейством здесь задерживаться? Да такой город, что его за один день весь осмотреть можно. Да вот смотреть здесь абсолютно нечего. Кроме базара. Так таковой и в Чарджоу имеется. Мне так кажется, что должен быть. Друзья согласились с трезвым и расчетливым взглядом Павла. Они всегда прислушивались к его мнению, хотя он из всей четверки был самым младшим. Но ведь даже идею с Аэрофлотом, с этим специальным набором в училище именно он подсказал и помог осуществить. И так было всегда. Оттого его мнение имело вес и всегда легко претворялось в жизнь. Они сидели шумно, но тихо, как командиры научили их этому искусству в армии. Это дабы враг не раскусил истины, происходящей за закрытой дверью. Здесь тоже были кругом враги. Но не их личные, а враги шума и галдежа, поскольку гостиница привокзальная. Но еще и такой факт, что они попали в страну с иным менталитетом. Вполне вероятно, что через определенный промежуток времени поймут, освоятся и приспособятся. Ведь советский человек везде одинаков. Однако, аллаха в этих краях, они успели и это заметить, приметно, и открыто почитают. У себя на Родине, в родных городах и в Забайкалье им не приходилось встречать открыто крестящихся. -Друзья! – пока трезвым, а оттого спокойным и приглушенным голосом поднимал тост и говорил Виктор, который с трудом дождался этого мгновения. Ведь еще пришлось помотаться по деловым местам и встречам. Оттого алкоголь отлеживался в холодильнике. Кстати, холодильник и присутствовал в единственном числе в этом номере. Телевизор тоже. С двумя программами. Одна центральная, а вторая местная. Так вот, по местной весь день показывали бабаев с дутаром в руках. Они играли и пели. Мужики менялись, но мелодия и слова, а так казалось несведущим, оставались прежними. Складывалось впечатление, что программа шла с международных соревнований, где определялся лучший исполнитель именно этой песни. Женщины даже эксперимент ставили. Поскольку по центральному телевидению также смотреть особо нечего было, то они включали воющих и икающих спортсменов, пытаясь уловить разницу в пении. Нет, одно и то же. Женщины даже мужчин привлекли, чтобы те свежим взглядом определили разницу. Павел сказал, что имеются отличия, а Виктор попробовал сам напевать. Иначе у него восприятие нарушалось. -Друзья! – говорил свой тост Виктор. – Вот мы в новой стране на новом поприще своей трудовой деятельности. И за последнее время у нас появились два новых члена нашей компании. Дамского рода. Хотелось бы, чтобы мы не растеряли той дружбы, того взаимоотношения, что скрепляло и объединяло нас в том далеком восточном городке. Пусть на наших погонах не звезды, как там, а кривые остроносые лычки, означающие не звание, а ранг, соответствующий в Аэрофлоте какому-то положению, но дух офицерский предлагаю не терять. -Не грей тару, - сделал замечание Николай, увлекшемуся речью Виктору. – Сам торопил, а сейчас растянул выступление. Потом еще слово дадим, успеешь выговориться и высказаться. -А зря. Я мог бы еще много чего хорошего сказать. Потом уже могу и не вспомнить. Ну, да ладно. За нашу дружбу! – крикнул пафосно и торжественно Виктор, опрокидывая в широко открытый рот холодную ледяную водку. – Эх, хороша чертовка! – воскликнул он с удовольствием, крякая, радостно ощущая, как она, долгожданная, побежала по клеточкам и закоулкам организма, внося дополнительное тепло и энергию. – Забросила же нас Судьбинушка на задворки страны, угораздило прислушаться к Пашкиным дифирамбам. Ведь разнарядки были по всей стране, по России, по Сибири. А ему тепла и фруктов подавай. Но вкусно, спорить не стану, - довольно и с аппетитом запихивал он в рот помидор. – В России их еще не скоро увидят на рынке. А тут почти задаром такие огурчики, помидоры, травка. Наливаем и пьем вторую за Пашку, благодаря которому, мы не только попали в этот солнечный край, но и вообще в аэрофлот. -Действительно, - поддержал пафос Виктора Николай. – Если бы не разузнал про этот специальный набор Пашка, то пошли бы мы дружно, но уже каждый в своем светлом граде, на завод слесарить, токарить или просто тяжести грузить на какой-нибудь фабрике или товарной станции. -Ну, почему? – сделала слабую попытку опротестовать, как ей казалось, не совсем заслуженные дифирамбы Павлу Таня. – Носом, как слепые котята, потыкались бы по кабинетам и прочим учреждениям, и сами, вполне возможно, отыскали бы каждый свое. Кто в аэрофлот, кто еще чего-нибудь. -Вот ты, Таня, всех подробностей наших перипетий не знаешь, так лучше бы и не брала слова, - поторопился заступиться за Павла и за его лавры Алексей. – Если бы он заранее не написал в училище, то черт те с два попали бы мы в аэрофлот. Это уже потом всем захотелось в Туркмению. А самое главное в этой эпопеи, так это не желание, а диплом. Закрылась калитка за нами, дорогая, даже, если быть более точным, так захлопнулась прямо при нас. -Это еще как? – искренне удивилась Лена, которая и сама не в курсе всех этих страданий мужчин. – Какая такая калитка у вас закрылась? -Ну, - решил поставить все точки над «i», вновь захвативший место у трибуны, Виктор. – Сразу после набора нашей группы, даже во время набора, просто разрешили нас не разгонять, вышел приказ о переорганизации училища. Сделали его высшим и с четырехлетним сроком обучения. И, разумеется, все виды специальных наборов срочно отменили. Оно даже во время медицинской комиссии слушок прошел, что и нас запросто могут разогнать. Однако из Москвы бумага вовремя пришла, чтобы нас оставили, как завершающий сей эксперимент. Вот так и получается, любимые наши женушки, что в аэрофлот мы попали благодаря Пашке. -Ну, а на четыре года поступать можно было? Сложно и дольше, но все равно могли в аэрофлот попасть, - вновь запротестовала Татьяна, словно лавры Павла ей не по душе. Хотя ей Павел нравился, как друг семьи, а спорила оттого, что просто хотелось противоречить мужу. Но тот ее не понимал, а оттого сердился и психовал. А ей сердитый муж даже очень нравился. -Глупая женщина, - окончательно разозлился и вышел из себя Виктор, но быстро взял себя в руки. Нельзя характер показывать, а то обидится и стакан отнимет. – Четыре года еще бы можно было вытерпеть, но в училище не принимают офицеров запаса, какими мы являемся. Оно само выпускает офицеров запаса. Но тогда получается, что им непонятно, что вручать нам? Если мы уже лейтенанты. Вот в чем и заключалась каверза. Все калитки закрывает перед нашим носом этот неудачный зеленый военный билет. Вот так. Я потому и предлагаю этот тост за нашего друга Пашку, за его трезвое и рациональное мышление. Павел от таких дифирамбов слегка смущался, а Марина внезапно даже воспылала уважением и любовью к мужу. Вон оно как вышло. Самый молодой, а рассудил разумней всех. И про Чарджоу вовремя прослышал, и сам город, говорят, неплохой, цивильный. А самое главное – жилье быстро дадут. Не хотелось бы семейную жизнь начинать по съемным квартирам. Это даже не вместе с тещей или со свекровью, а абсолютно с чужой бабкой. Почему именно с бабкой ассоциировалась съемная комната с бабкой? Так это чаще всего именно их нужда заставляет под старость сдавать лишнюю комнату за нужные копейки. Семейный человек сдавать не будет. -А этот зам быстро обещал квартиру дать? – в который раз переспрашивала Ирина, которая как раз с трудом оторвалась от родительской опеки. -Быстро. Уже, говорит, и дом к сдаче готов. Но нам, вполне возможно, вторсырье дадут. Поначалу. Да главное, что свое, а на мелочи наплевать, - успокаивал жену Алексей, хотя сам очень недоверчиво встретил такое сообщение, как чуть ли не мгновенное обеспечение собственным жильем. Он, разумеется, собственными ушами слышал, что скоро, но так, как минимум, в течение года. А то, почти сразу. -А пока гарантирует комнату в общежитии, - подхватил Николай, для которого жилье намного важней бездетной молодежи. -Нее, - поправил его Павел. – Там, в аэропорту новую гостиницу построили. Так там и поселят нас. Зам же при нас звонил в Чарджоуский отряд, потому там уже ждут нас и расселением просили не волноваться. Теперь хотелось расширить тему, как временного жилья, так и ожидаемого служебного. Эти рассуждения приносили успокоение и стабильность в нервной системе. Ведь семейному человеку главней собственного угла ничего и не придумаешь. Там, где дом, семья и место любимой работы, там у него и Родина, там его отчизна. А Союз велик и могуч, и особенно в размерах. Вполне возможно, что этот южный рубеж страны не последнее их пристанище. Однако это пока в будущем, а сейчас – вот оно, их отечество с китайским именем Чарджоу. -Кстати, - вспомнил Николай. – Я поначалу не понимал удивленных вопросов своих Пензенских корешков. А потом сам уточнил и разобрался. Оказывается, они почти правду угадали, решив, что мы едем в Китай. Там этих …жоу и …джоу я сам лично насчитал не менее двадцати. -Смешно. Откуда это у нас такое название взялось? -Так он раньше назывался Чарджуй. -Так и это по-китайски звучит. У нас начальником разведки был полковник Ваньхуй. Девчонки хихикнули, а Виктор поправил: -Это не кличка, а настоящая фамилия такая. Так он сам просил при обращении называть его Ваньхуэ. Можно подумать, так это приличней звучит. Комиссию прошли, словно пуля у виска пролетела. В том смысле, что быстро, а не страшно. Военные летчики за свою короткую авиационную жизнь уже столько комиссий пройти, что и со счетов сбились. Но самые жесткие и убийственные были в военкомате, когда их приглашали в авиационный центр, где они и получили первые навыки пилотирования вертолета и офицерские звания. Там было страшно, поскольку резали, словно по живому. Даже многие плакали, прощаясь со своей детской мечтой. И даже, во что не верилось, глядя на крепких молодых парней, списывали некоторых подчистую. Потом уже доктора не были такими придирчивыми, когда они ежегодные обязательные ВЛЭК (врачебно летная экспертная комиссия) проходили. Чего уж так тщательно выискивать дефект после такого тщательного отбора. Своим коллегам они доверяли. Так и здесь. Врачи видят перед собой дипломированных пилотов, проверенных и перепроверенных пилотов по нескольку раз опытными врачами и умными приборами. Тем более, что рентген и анализ не подделаешь и не утаишь. Вот потому больше вопросов задавали, чем смотрели и щупали. Как сказал Виктор, который все равно, несмотря на уговоры друзей и жен, утром пропустил в местном кафе рюмочку коньяку, главное при общении с врачами дышать в сторону. -Ой, пацаны, коньячок стократ приятней пахнет вашего перегара. А тут можно на шоколадную конфетку, свалить, которой я, кстати, и закусил. Мол, утром кофе побаловался и шоколадкой, - уже довольный и счастливый объяснялся он. – Можно подумать, что вам легче. Ну, и страдайте, а я очень взбодренный. Действительно, вся задержка произошла из-за терапевта, для которого важно иметь кардиограмму сердца, рентген и результаты анализов. Так что, после обеда уже пошли гулять всем семейством по городу. Однако красоты столицы с советской послевоенной архитектурой надоели быстро. Город после землетрясения 1948 года отстраивался заново, а денег в такое сложное послевоенное время в стране не было. Вот и налепили, как попало, стандартные сталинки. Единственное, что поражало и удивляло, так это решетчатые ставни на окнах современных панельных пятиэтажных домах. Говорят, что выше пока в городе не строят. -На тюремные окна похоже, - пожимая плечами, слегка поеживаясь, констатировал Алексей. – Неприятное зрелище. -Ну, тюрьму, такое можно смело утверждать, тебе наблюдать не приходилось, - поправил его Николай. – Однако и в самом деле слегка ужасает их вид. Слишком некрасивый штрих к картинке. -Это только тебя ужасает, - поставил точку в этом диалоге Павел. – Я спрашивал вчера у дежурной, так она говорит, что не хуже кондиционера работает. Это хорошая защита от солнца. Кондиционер лишь в одну комнату поставишь, а другие все равно даже слишком нагреваются. В Чарджоу самолет прибыл под вечер, когда идти в Управление не имело смысла. Обычный рабочий день для конторских служащий уже закончился. А те, кто работает, они не уполномочены разговаривать с вновь прибывшими. И не могут решать вопрос с трудоустройством. Лишь пустые консультации и бесполезные советы, вроде: - приходите завтра к девяти. А пока опять в гостиницу, которую, кстати, построили, словно специально к их прибытию. Месяцы три назад сдали. Она и возвышалась свечой напротив здания аэровокзала. Глядя на нее, хотелось верить, что и весь город также неплох. Ведь прибыли они в него на ПМЖ, а, стало быть, как им казалось, комфортней и приятней жить в городе, который эстетически услаждает. Ну, хотя бы не омрачает, как те ужасные дома с решетками, что портят вид столицы. Не в тюрьму прибыли, а осваивать окраину Союза. Самую южную окраину. -По-моему, в этом городе даже немного прохладней, чем в Ашхабаде, - заметил Николай, делает вид, что поеживается от холода. -Показалось, - отрицал такой очевидный факт Виктор. – Просто дело идет к вечеру, вот город и остывает. -А еще река рядом. Я ее, кстати, в окошко наблюдал. Вот и потянуло прохладой, - заметил Алексей. Будем бегать на нее, купаться. -Далеко, - хохотнул Павел. – Это сверху она показалась рядом с городом. Да еще какая-то мутная, мурзатая. После такого купания не отмоешься. Да и берега у нее смешные, словно лужа на столе. Они обсуждали достоинства и недостатки своего нового места жительства в холле новой гостиницы, где жены у дежурной заполняли карточки. Потом пожилая дежурная славянской внешности пожелала вмешаться в их беседу. Она, как пояснила, уже двадцать лет здесь живет. И ей очень нравится. -Быстрая река, сумасшедшая. Ее и зовут в народе Джейхун, что и означает бешеная. Но судоходная. А для купания имеется затон. Туда в основном все и ездят. Вы сами-то, откуда будете? -Из разных мест. Все четверо из разных городов. Но последние три года служили в Забайкалье, - объяснил за всех Алексей. -Кошмар! – воскликнула тетя Вера, как она просила себя называть, поскольку предположила, что встречаться им, продеться частенько. – Это же, с каких красот и сразу в пески, с какого холода, да в такое пекло! Вы бы, мальчики, не так резко меняли климат, постепенно бы сюда приближались. Хотя, в таком возрасте я прибыла сюда из Тюмени. Сразу отогрелась и отъелась овощами и фруктами. Такого богатства нигде в Союзе не встретить. В том смысле, что и в изобилии, и настолько дешево. С ней дружно согласились и пошли осваивать новые комфортные номера. Гражданская авиационная жизнь началась. 4 Павел летел в командировку. В свою первую производственную. Несамостоятельная пока, а под присмотром, а точнее, так это называется провозом, то есть, выставлением на оперативную точку с провозом по всем площадкам с командиром звена Ткаченко Иван Семенович. Он попросил сразу, чтобы Павел обращался к нему на «ты» и называл его Семенычем, как его зовут все, и как принято среди своих. А поскольку Павел попал в эскадрилью Ми-2, то он здесь свой. Летели они в маленький город Керки для обслуживания ВТУРБ (восточное туркменское управление разведочного бурения). Их всех четверых недолго разглядывали и изучали. Спешно проскочили учебно-тренировочную программу, и с аналогичной скоростью разбросали их по оперативным точкам. Почти всех, поскольку Виктора на месяц оставили для работы на базе. Место, как сказали бывалые пилоты, не очень престижное и весьма утомительное. Но каждому из них приходилось выполнять и такую вот службу. На базе работа домашняя. Утром вылетел из аэропорта, выполнил все задания и умотал домой к жене под бок. Вроде и удобно, и приятно, но свою санитарную норму. А точнее, 80 часов будешь налетывать весь месяц, когда в командировке точно столько вылетаешь за две недели. И остальную половину месяца дома загораешь. С женой или с телевизором, если таковой имеется в твоем доме. Но пока нет его, поскольку в гостиницу таковой не приволочешь. А деньги, что получили в качестве подъемных и остались еще от армейских накоплений, решено пока, не расходовать до получения настоящего жилья. Ведь тогда не будешь знать, что нужно в первую очередь брать. Единственным бытовым агрегатом, без которого жизнь может остановиться, считался в данный момент холодильник. И пока они оформлялись на работу, и потом еще проходили требуемые тренировочные полеты, начальник штаба от них затребовал сбора необходимой документации для получения квартиры. -А ничего городок, - заметил Николай уже на второй день прибытия. Это они в этот день сели в автобус, который останавливается в аэропорту, и проехали на нем весь круг. И как выяснилось потом, что аэропорт, хоть и находился на окраине города, но для этого автобуса оказался серединой маршрута. Потому-то они и увидели весь город с двух концов. А для ознакомления с центром прошвырнулись на базар, чтобы поставить окончательную оценку. -Да он гораздо больше моего Городка, - заметил Павел, всю жизнь проживший, за исключением трех лет службы, с мамой и братом Васькой на окраине маленького белорусского города. – А уж ежели его сравнивать с нашим офицерским городком, то Чарджоу можно и столицей назвать. Остальная троица родом из городов побольше даже самого Ашхабада. Но с Павлом не спорили. В особенности Николай. Уж его Саратов, хоть и красив углами и велик, да всю жизнь Николай помнит его пустые полки продовольственных магазинов. До сих пор голодным Поволжьем кличут. И вот Павел летел в этот далекий городок на берегу Амударьи, где начнется его аэрофлотская стезя. Он тщательно готовил и изучал карту предстоящих полетов, исчертил ее всеми предполагаемыми маршрутами, скрупулезно просмотрел ориентиры. Но Семеныч сразу же засунул карту обратно в секретный портфель и положил перед ним планшет с начерченной на простом листе бумаги схемой полетов. -Нечего в эту карту глазеть. Один раз пролетишь, а потом запомнишь наизусть. Главное знать курс и расстояние, чтобы диспетчеру ориентировочно время прибытия в пункт назначения доложить Затем показал ему на барограф, стоящий на полу за сидением, опечатанный и включенный. Но печать лежала всегда у командира в кармане, чтобы он мог в любое время вмешаться в процесс его работы. По-научному сей повод помех называется припиской. Но в аэрофлоте на малой авиации ПАНХ (применение авиации в народном хозяйстве) без такой махинации нельзя. Осторожно, скрытно, но безвыходно. Сверху спущен план, выполнение которого обязательно. -Понимаешь, Паша, - объяснял уже на земле Семеныч, демонстрируя навык пилотирования пером барографа. – Заказчику плевать на твой план. Но поскольку часы он обязан выработать, то и заявки подписывает без претензий. Лишь бы вертолет в любое время дня мог лететь по его желанию и в нужном направлении. Павел согласно кивал головой, но пока еще до конца не включался в процесс. Разумеется, про прописку он слыхал. И поскольку без нее никак, то заниматься этим придется. Просто, как и куда, еще сообразить не мог. Но, так решил сразу, за неделю, что обещал Семеныч катать, освоит и эту науку. Маленький городок Керки словно заканчивался взлетной полосой. Не маленькой, поскольку садились на нее такие самолеты, как Як-40 и Ан-24. Со всей Туркмении слетались пассажиры. Единственное, что отличало его от солидного аэропорта, так отсутствие ночного старта. Аэропорт был сугубо дневным. -И это даже замечательно, - говорил Семеныч по такому факту. – После захода солнца гостей можно не ждать. До утра спокойно. Гостями в аэрофлоте называли инспекторов. Почему-то они представлялись всегда злыми, грозными и уродливыми. И их нужно всегда бояться. Причину страха Павел понял очень скоро. Вся работа пилота вертолета сплошь состояла из нарушений и отступлений от инструкций. Потому-то и представляли некую опасность эти инспектора. Павел пытался задать вопрос, можно ли обойтись как-нибудь без нарушений и отступлений. Но Семеныч лишь развел руками. -Это значит конфликтовать с заказчиком, отказывать и много требовать от него, чего ему не понравится. А заявки на полет подписывает только он. И попробуй, прилети на базу без плана. Павел задумался, выискивая оптимальное решение. Хотя тут уже все решено без его участия. Ни с заказчиком, ни с командованием конфликтовать он не будет. Тогда за зарплатой стыдно ходить будет. Ведь это тебе не армия, где каждый месяц в ведомости постоянная цифра значилась. А в аэрофлоте нужны часы налета. В принципе, инспектора бывают лишь в аэропорту, а экипажи сюда прилетают за смену два раза, как рассказал о графике работы Семеныч: на обед и на ночь, на сон грядущий. Таким раззявой, как при женитьбе, постарается не проявлять себя. Нет, но при знакомстве с Мариной ничего опасного не просматривалось. И поведением Павел не хромал. Просто дал приличную слабину, когда посыпались намеки на совместную супружескую жизнь. И обставила Марина эту беседу так локо в присутствии родителей, что Павел не сумел подобрать контраргументы в пользу холостой жизни. А в армии статус холостяка ему даже слишком нравился. Хотелось хоть какую малость в нем побыть и в аэрофлоте. Ну, несколько годков. Ан нет, полнейший облом. Теперь он самый, что ни на есть настоящий муж, глава семейства. И, стало быть, придется сфокусировать все свое дальнейшее поведение на таком факте. Да к тому же, господи, даже страшно подумать, скоро запросто в семье могут появиться дети. Возможно, они и являются цветами и радостями жизни, но пока Павел внутренне не готов к такому внезапному празднику. Хорошо бы с пару-тройку лет еще порадоваться ну, хотя бы вдвоем с супругой, если одному не получилось. И, о боже, ты слышал молитвы, жена сама первая предложила вариант бездетности на такой же срок. Ну, и, слава богу! Хоть в этом совпали их мнения и перспективы будущего. А за такой срок, да мало ли чего, произойти может! Павел в число происшествий даже включил наводнение с землетрясением. Кстати, и то, и другое в Чарджоу уже случалось. Как наводнение, когда бешеная река решила прогуляться по берегам и слегка утопила побережье. И трясло неслабо буквально пару лет назад. Даже трещины на домах, как воспоминание или свидетели этого природного явления, с тех пор сохранились. Руководил разведочной организацией Гусейнов Каландар Исаакович. Над своей национальностью он даже сам любил шутить при знакомстве: -Сын всех народов нашей великой страны. Это в паспорте записали одну, поскольку графа не предусматривает перечисление всех бабок и дедов. А так, надо мной потрудилось много народностей и национальностей. Это я в курсе шести. Но, глядя в зеркало, подразумеваю еще, как минимум, десяток. Выглядел он и в самом деле весьма экзотично: ростом под два метра, в плечах приблизительно столько же, нос горбинкой, глаза светлые, волос, хоть и тронут сединой, но каштан в нем просвечивается. Но лицо смуглое. Но такой факт возможен просто от избытка солнца. Обычно случается, что рыжеволосые имеют светлый цвет кожи. Да под таким солнцем любой закоптится. -Ну, что! – радостно встретил Гусейнов в своем кабинете экипаж. – Покончили с четверками, и будем осваивать Ми-2? Оказывается, буквально два месяца назад у них забрали вертолеты Ми-4, обещав вот-вот прислать замену. И Павел, как первопроходец, явился к нему первым на новом вертолете. Он даже не понял причину такого явления народа в аэропорту Керки, а затем и на базе ВТУРБ, расположившейся в двадцати километрах от города, когда народ сбежался на смотрины, как на некую диковинку. Цирк приехал. Они, оказывается, впервые так близко увидели этот вертолет. Слышали, ожидали, а вот лицезреть и пощупать удалось именно сейчас. -Он же маленький! – удивлялся народ, привыкший к большой четверке. – Неужели в него восемь человек влезет? Семеныч для наглядности усадил всех желающих на пассажирские сиденья честно и без фокусов. -Вот, как и положено, по всем правилам и инструкциям, - демонстрировал он гордо и довольно, словно в этом была и его заслуга. -Будем осваивать, и привыкать, Каландар Исаакович, - отвечал Семеныч, пожимая руку начальнику, как старому знакомому. – А вот вам и командир. Только что из училища, но в летном деле не новичок. В армии три года по Забайкальским степям и тайге бороздил. Будет теперь пески осваивать. -Да? – уже уважительно и с достоинством пожимал руку начальник ВТУРБ бывалому пилоту Павлу. – Это здорово облегчает задачу. Мне военные люди по душе. С пониманием они и с дисциплиной. Знакомство предложено было обмыть коньяком, который всегда присутствовал в сейфе начальника, но Павел вежливо отказался, решив сразу с первых дней показать всем свою принципиальность и отношение к алкоголю. -За рулем ни-ни! – как можно вежливей отказался он. – Кто-то должен в экипаже быть трезвым. -Ну, и правильно, - не обиделся Каландар Исаакович, пряча третий бокал в стол. – А мы с Семенычем пропустим пару бокалов. Тем более, что у тебя такой опытный летун. Можно смело доверить. Сидели они долго. Можно сказать, до вечера, когда времени им оставалось лишь долететь до аэропорта. Пили много, говорили тоже немало. Но Павел из всей этой болтовни многое понял и познал. И главное, что с утра можно сразу с заявками на полет приходить в этот кабинет на подпись. А потом уже выполнять задания диспетчера, который и управляет маршрутами. Народ пытался сразу проникнуть в кабинет и уговорить начальника на полет. Соскучились они уже за два месяца по авиационной технике. Уж больно сложно и утомительно мотаться от буровой до буровой на машинах. Это же на дальнюю буровую приходилось, чуть ли не пол суток барханы бороздить, когда вертолет за полтора часа долетал. Так это же четверка. А ми-2 немного скоростней. Вот оттого и просились на полет, чтобы тот не посадил их вновь в машины. -Завтра, завтра, - отгонял страждущих пьяным голосом Каландар Исаакович. - Немного потерпите, и ваши ожидания сполна вознаградятся. К вертолету Павел вел Семеныча уже с трудом. Ноги того путались в песке, он постоянно падал. Но в вертолет забрался самостоятельно. Только в пассажирский салон, где сразу же завалился на диван и громко захрапел, заглушая богатырским храпом свист турбин. Павел запустил двигатели и уже собирался взлетать, как вдруг испугался, понимая, что напрочь забыл все данные аэропорта Керки. Срочно сбросил газ и залез в планшет, где в углу схемы были вкратце записаны позывные, и нарисована схема аэропорта. Ладно, подумал он, взлечу и найду этот город, рядом, вроде как. Так оно и вышло, только зря так откровенно переживал. Хорошо еще до захода солнца не засиделись. А иначе пришлось бы ему по темноте возвращаться. Нет, даже у них в армии летчики себе не позволяли напиться в полете до потери пульса. Штурвал из рук не выпускали никогда. И до аэропорта, точнее, до своего аэродрома добирались самостоятельно. Неправильно началась трудовая деятельность в аэрофлоте. Может и правильно, но Павлу такое поведение командира звена не нравится. Ведь ты, свин паршивый, еще меня не научил ничему, а уже так бессовестно бросил на произвол судьбы. Выкинул посреди озера из лодки, и плыви до берега, как знаешь. Павел запросил диспетчера Керки условия захода на посадку, услышав в ответ приглушенное предупреждение: -304-ый, вас здесь Очаковский встречает. -Хорошо, - ответил Павел, устанавливая названные давление и курс посадки и в полном непонимании пожимая плечами. Вообще-то он впервые слышит такую фамилию. И как отнестись к такому предупреждению, пока не знал. Но армейская привычка слегка подвела. В его памяти такое предупреждение звучало вполне мирно и не предотвращало неприятностей. Оно звучало, как обычное сообщение. Заходил на посадку он по всем правилам и инструкциям, соблюдя высоты и курс, стараясь не срезать углы на разворотах и выдерживать точки поворотов. Как в школе учили. Тем более, что это вам не площадка, а настоящий действующий аэродром. Заруливал на стоянку он уже под руководством и управлением дежурного аэропорта. Его растерянного вида и испуганных глаз он не понял. Ну, мало ли какое настроение и самочувствие у человека? И кто его напугал? Когда винты уже замедляли свое вращение, и Павел протянул руку к рычагу тормоза, то он тогда и увидел подходившего со стороны диспетчерской вышки крупного седовласого мужчину с летной фуражкой в руке. Жарковато было, однако, вот и снял головной убор. Мужчина подошел к левой двери и строго уставился Павлу в глаза, высверливая в его мозгу дырку. -Ну? – строго спросил он Павла, словно ожидал срочного объяснения его неправильного поведения. -Чего нукаешь? – грубо обрубил властный тон неизвестного Павел, наблюдая перед собой работника аэропорта с белыми лычками, что обозначает всего лишь принадлежность его к наземному составу. А Павел уже немного стал понимать, что все ползающие обязаны обслуживать вертолет, а не командовать пилотами. И если к исключению относились некоторые штабисты, то это еще не повод для понукивания. Так можно и рассердиться. – Кто таков и чего хотел? От такого наглого обращения, к которому инспектор Очаковский вообще-то не привык, у него пропал дар речи, а из рук выпала фуражка. И пока он доставал ее из-под вертолета, куда загнал ее ветерок, Павел вышел из вертолета и позвал техника Дурды, который стоял неподалеку. -Заправляй полные, - указал он ему. – Завтра по большому кругу пойдем. По крайней мере, так начальник говорил. Дурды Базаров был еще молодым техником, но инспекторов не боялся абсолютно, поскольку считал себя незаменимым специалистом в своем деле. Он небрежно обошел Очаковского, даже не попытавшись помочь ему с его объемами достать фуражку, и приступил к своим обязанностям. -Это как, это что, это почему? – наконец-то поймав свою фуражку и прикрепив ее на своей седой голове, заикаясь, пытался высказаться инспектор. – Где Ткаченко, почему летаем без него? – рявкнул он, когда речь возвратилась окончательно. – Почему летаешь без инструктора? У тебя есть допуск? -Как раз с инструктором, - еще не осознав обстановки, но, не желая подчиниться и пугаться неведомого, спокойно ответил Павел. – В салоне отыщите его. Можете разбудить, если получится. А это кто? – уже тихо обратился он к Дурды, когда Очаковский отошел от него в сторону двери пассажирского салона. -Инспектор Очаковский, - спокойно отвечал Дурды, не прекращая производственного процесса. – Злой, как собака. У тебя все в порядке? -Да нет, - уже немного взволновавшись от такой информации, слегка осипшим голосом ответил Павел. – Какой черт его к нам на ночь приволок? У меня Ткаченко пьяный в задницу спит. С начальником коньяку налакались. -Ой, мама! – тихо простонал Дурды, хватаясь обеими руками за голову, предчувствуя великую сечу. – Полный песец предчувствую. Тебя что, диспетчер не предупреждал? Да ты бы лучше его в барханах до утра прикопал. Теперь его Очаковский точно закопает. Они же столько лет враждуют друг с другом и пакостят, кто первый успеет. Этот кабан в Чаршанге загорал, и вдруг ни с того, ни с сего внезапно сюда летит зачем-то, словно его кто-то пригласил. -Так я же, - Павел теперь сам заикаться стал. Но не от страха перед инспектором, поскольку ничего предосудительного натворить не успел. Он даже сегодняшний летный день на барографе не дорисовывал и не распечатывал его. – Я же его и знать не знал. Не успел еще познакомиться. -Сам ты хоть не пил? – поинтересовался Дурды. -Нет, я не люблю совмещать работу с праздником. А они, по-моему, больше двух бутылок коньяку вылакали. Гусейнову-то пофигу, тот и ведро способный вылакать, запросто в него вместится, а Семеныча я еле приволок до вертолета. Ужратый, до потери пульса, или до поросячьего визга. -Ну, и ладно, - уже спокойно отвечал Дурды, похлопывая Павла по плечу. – А они все равно бы когда-нибудь друг друга убили бы, слишком не любились. Так что, все было предсказуемо, вопрос времени. Когда зверя долго дразнить, тот все равно умудриться больно, цапнуть. А тут получилось смертельно. Но вот слышал я от командира Ан-2, на котором они вдруг так срочно и внезапно прилетели, что про Семеныча им кто-то позвонил по телефону, предупредил Очаковского про пьянку. Тот лично присутствовал при звонке и догадался, о чем и о ком речь идет. А вот предупредить никак не мог. Я-то успел диспетчеру намекнуть, да ты такую информацию мимо ушей пропустил. Оно и понятно, новичок ты в этом деле. -Какое там мимо! – возмутился и обиделся Павел. – Слышал, но не понял, прав ты, конечно. Да только ведь с этим Очаковским я и познакомиться не успел, потому и не понял ничего. Я бы там, на Промбазе, что-нибудь сломал на вертолете и заночевал на месте. Гусейнов бы нашел нам местечко. Вот мне, как раз, меньше всего выгоды от их распрей. Ткаченко должен был выставить меня и домой улететь. А теперь чего? Куковать здесь, бездельем маяться? Заметно было по злому, но весьма довольному виду инспектора, что добиться внятности от Ткаченко ему не удалось. Однако самого факта наличие пьяного командира звена очень его радовало, словно в долгой затяжной многолетней борьбе он победителем стал по личному старанию. Поскольку добиться личного признания от злостного нарушителя не получилось, то Очаковский, почему-то слишком уверенный в наличии пушка на рыльце молодого пилота, с чувством победителя грозно и целенаправленно шел в сторону Павла, дабы продолжить свое победоносное деяние и разоблачение. И в победе он не сомневался. -Сам признаешься в объяснительной, или в санчасть на комиссию пойдем? – рыкнул он в сторону Павла в отместку за те мелкие унижения с незначительным испугом и временной потери фуражки. Ведь вместе с головным убором было уронено и его личное достоинство. Это еще хорошо, что свидетель Дурды не был так близко и мог не понять сути конфликта. Если по-честному, так Павел струхнул. Хреновое начало летной деятельности в аэрофлоте. Сейчас шашками махать начнут, да и по нему зацепят неслабо. А ведь хотелось работать долго и успешно. Но вместо оправданий и лепета Павел, вспомнил два факта, как тот испуг самого инспектора от Пашиного грозного вопроса, да еще немаловажный момент наличия погон Гражданской Авиации, а не армейских. Поди, мы не в армии, здесь и профсоюз имеется. И Павел решил сохранить имидж независимого и принципиального смелого молодого пилота, которого просто так не запугать. Павел приблизил свое лицо к физиономии Очаковского и грубо выдохнул на инспектора, слегка пафосно заявляя: -Не имею привычки, пить за штурвалом. Да и не желаю начинать жизнь в аэрофлоте с таких пошлых нарушений. В училище правильно наставили, - сказал он уже более спокойным, но строгим и уверенным голосом. – Но, ежели есть желание, то можем и пройтись до санчасти. Но только время потеряем. А вообще, если правильно рассудить, так разбирайтесь сами со своими командирами. Я еще до конца не вписался в ваши правила и порядки. Откуда мне знать, а вдруг у вас в традициях так принято, что начало командировки с заказчиком обмывают? -Да! – опять слегка опешил Очаковский. Вообще-то, он привык, чтобы перед ним дрожали, а не он перед таким вот молодым. И слава о нем перемещалась за ним слухами и трепней. А тут внезапно он вспомнил, что четверо пилотов прибыли в отряд как раз из ВВС. Вот пацан командирским голосом и ставит его, страшного инспектора на место. Но, как и унюхал Очаковский, пацан чистый, не причастный к пьянке. Лучше оставить его в покое сейчас, но строго предупредить, чтобы в дальнейшем боялся и не разговаривал с ним в таком тоне. – Ладно, верю, иди в свой домик и дожидайся к завтрашнему дню замену инструктора. Но запомни меня и в следующий раз соответствуй моему статусу. Нам с тобой, как понял, много работать, - сказал он, но все же смягчился и решил похвалить за стойкость характера: - А за принципы молодец! Если честно, так не каждый из молодых устоял бы перед соблазном, выпить с начальником. Вот тогда ты свою карьеру мог бы и закончить. Сказал и с улыбкой, но уже дружеской и доброжелательной, пожал Павлу руку. Поначалу такая похвала и благосклонность грозного инспектора польстила Павлу, но вдруг он, окинув взглядом округу, заметил немало любопытных взглядов, словно в доброжелательном жесте промелькнул некий сговор. Пустяки, отмахнулся Павел, какой такой сговор, если увиделись они впервые? Однако, подумал Павел, все равно лебезить и вилять хвостом он не будет. Просто на будущее усилит бдительность, чтобы лично к нему придраться ни с какой стороны нельзя было. -Чего он тебе наговорил? – насторожено спросил Дурды, когда самолет с инспектором на борту покинул взлетную полосу и скрылся за горизонтом, взяв курс на место своего базирования, на Чаршангу. -Чтобы водку с тобой по вечерам не пил. А если начнешь соблазнять меня на пьянку, так ему звонить. -А я и по утрам не пью, - обиделся Дурды, не поняв шутки. – Совсем не пью. Даже смотреть противно на алкашей. -Да? Это хорошо, да только сейчас Ткаченко проснется и заблюет тебе весь вертолет. Он уже подозрительно кряхтит. -Ой, мамочки! – воскликнул испуганно Дурды и бросился в салон. – Помоги скорее перетащить его в домик на койку, пока он и в самом деле не испоганил своими ароматами весь салон. Самому, поди, завтра придется летать и нюхать. И пассажиры могут подумать в твой адрес неправильно. -К вечеру проветрится, - печально отмахнулся Павел, огорченный сегодняшним неудачным рабочим днем. И налетать нисколько толком не успел, и завтра весь день потеряет, пока новый инструктор прилетит. – Давай-ка тележку подгоним. Погрузим его, как багаж, отвезем в бытовку. Спать сегодня я с ним не желаю. Он мне весь домик провоняет, да и храпом заснуть не даст. Дурды, обрадованный предложенным выходом из столь неординарной и комичной ситуации, помчался к зданию аэровокзала за тележкой. Домик, который они называли своим командировочным жилищем, в принципе, таковым, как архитектурное строение, не является. И состоял из пяти чешских специальных жилых вагончиков, собранных и соединенных единой крышей. Таким образом, было сооружено общежитие для трех экипажей, базирующихся на этой оперативной точке. Но так случилось, что на сегодня это жилище досталось Павлу и технику в единоличное пользование. Ан-2 и Ми-8 временно по каким-то реорганизационным причинам отсутствовали. И обещали выставить их со следующего месяца. Поэтому пьяного и так не пробудившегося Ткаченко они отволокли в одно из свободных помещений подальше от своих комнат. Для их экипажа было выделено две комнаты по той причине, что техники всех экипажей жили в одной, а на каждый летный экипаж также по комнате. И один вагончик служил общей кухней. Могло неопытному взгляду показаться чересчур роскошным для одного пилота огромная трехместная комната. Но, во-первых, здесь ранее обитал экипаж четверки. А у него экипаж состоял из трех человек. А теперь решено было предоставлять две лишние койки разного рода проверяющим, независимо от типа летательного аппарата, лишь бы из Чарджоуского отряда. Уложив спать командира звена, Павел, отказавшись от предложенного техником ужина, решил просто поваляться с книгой в руке. Но не читалось. Слишком уж сильно расстроило его сегодняшнее событие. И ведь никак повлиять на него он не мог. Разумеется, опыта наберется, а уж потом заимеет права на свой голос в этом вопросе. Но пьянство за штурвалом он не допустит. Павел всегда осмысливал и осознавал любое чрезвычайное происшествие немного погодя. В сам момент события он всегда оставался хладнокровным и спокойным, то есть, рассудительным. Со стороны даже представлялось этакое равнодушие и безразличие. Но, уже спустя некоторое время, сердце прочувствовало и осознавало, а оттого и начинало волноваться и колотиться, как у перепуганного зайчонка. Ну, а чем же чревато сегодняшнее приключение? Инспектор был благосклонен и прилюдно пожал ему руку в знак признательности и благодарности, поблагодарив за стойкость. Но народ, так Павлу показалось, заподозрил его в сговоре. Ведь Очаковский прилетел по чьему-то звонку, а про пьянку, кроме него никто, и знать не мог. Понимал Павел глупость таких измышлений, поскольку впервые столкнулся с инспектором. Даже нахамить ему успел. Но мысли, поначалу отвергнув такие предположения, вновь и вновь возвращались к этому эпизоду с рукопожатием. Ну вот, теперь и спать еще плохо будет. Знал он свой характер. Вот так натворит чего-либо сомнительного с равнодушием на лице, а потом сам себя и изводит глупыми мыслями, выискивая во всех мелочах криминал или неблагородные поступки. Да только в стукачестве себя он никогда обвинить не мог. Пробовал в армии начальник особого отдела подыскать к Павлу подходы и завербовать его для своих планов как информатора. Сразу приметил отношение молодого лейтенанта к алкоголю, вот и предложил во время присутствия в пьяных компаниях внимательно прислушиваться к разговорам и докладывать ему о тех темах и моментах, что проскальзывали в пьяных разговорах и высказываниях. Павел обошелся с особистом культурно. Просто вежливо и соблюдая субординацию, попросил по таким вопросам больше его не беспокоить. Ему самому за эти три года службы понравилась офицерская дружба и сплочение. И ради каких-то неясных заоблачных благ становиться доносчиком не хотелось. Хотя особист обиделся и пытался придраться к нему по пустякам. Вот и сейчас…. Нет, сейчас привычка трезвости его спасла. Уж Виктор погорел бы, и к бабке не ходи. Не было в истории такого случая, чтобы Виктор мог отказаться от выпивки, да еще с начальством. Такой момент притупляет бдительность. Но почему Ткаченко так бездарно погорел? Опытный командир с приличным стажем работы. Неужели и вправду кто-то с Промбазы заложил? Ведь в аэропорту никто и догадаться не мог о такой непредсказуемой случайной пьянке. И все-таки уснуть удалось. И перенервничал, и устал, да и тишина ночного аэропорта успокоила и убаюкала. Странное дело и немного удивительное. В родной Белоруссии в это позднее время еще светло, как днем, а тут темень, хоть выколи глаза. Юг. Темнеет намного раньше, это и усыпило его. Да и молодость победила проблемы, потому чары Морфея захватили его в плен быстро и незаметно. Спалось крепко, но сон снился паршивый. С ним торговался вновь тот знакомый особист, уговаривая стать его осведомителем и доносчиком. Взамен предлагал многие блага и послабления. Павлу хотелось грубо отказаться, нахамить и далеко послать. Но собеседник внезапно превратился в сегодняшнего Очаковского, который благодарил Павла за сегодняшний звонок, за своевременное предупреждение. -Правильный и честный поступок. Пьяный пилот страшнее преступника земного. И много опасней. На земле ты собьешь пешехода, врежешься в чужой автомобиль. А здесь, падая на населенный пункт, загубишь уйму народа. Мы вместе с тобой справимся с пьяницами в аэрофлоте. -Но я не звонил! – хотелось крикнуть Павлу, однако голоса у него не было. Пропали и силы, чтобы суметь выдавить из себя эти слова. А Очаковский схватил его двумя руками за плечи и благодарственно потряс, отчего Павел сразу проснулся, испуганно тараща глаза на Дурды, усиленно трясшего его вместе с кроватью. -Ну, и силен ты спать, - смеялся Дурды, продолжая своей тряской вытаскивать его из сна. -Ты чего? – наконец-то опомнился Павел, желая разозлиться на техника за хамское внедрение в его сон. Хотя, поблагодарить хотелось не меньше за избавление его от такого противного собеседника с его пошлыми намеками на сотрудничество. Не желал Павел стучать. -Горюнов прилетел, ваш командир эскадрильи. Первым рейсом примчался. Так что, вскакивай и беги докладывать. 5 Командир только что образованной эскадрильи Ми-2, Горюнов Виктор Константинович прилетел в Керки первым рейсом Як-40 раньше солнца. И потому прибыл в аэропорт быстрей, чем Павел успел проснуться. Не рассчитывая на таких ранних гостей, Дурды и не смотрел на пассажиров, сходящих с борта лайнера. Командир эскадрильи сам его окликнул, копошащегося вокруг своего вертолета. На всякий случай и по привычке Дурды готовил авиатехнику к вылету по плану, хотя, как и понимал, таковой согласно расписанию может и не состояться. На Ткаченко наложен запрет, а молодому пилоту еще не подписали допуск. Обнаружив наличие на территории аэропорта такое начальство, Дурды, поприветствовав издалека Константиныча, спешно рванул в сторону обитания пилота, чтобы успеть до прибытия командира разбудить Павла, который крепко спал и видел во сне свои кошмары. -И чего это он с такого сранья? - удивился Павел, окончательно выпутываясь из сетей Морфея. – Это же нужно было среди ночи проснуться, чтобы в такую рань к нам попасть. Ванька спит еще? – хохотнул он, позволяя себе такую фамильярность, поскольку судьба командира звена была уже решена. Казнить, нельзя помиловать. В аэрофлоте действовал аналогичный драконовский закон 101У, что и в училище. За потребление алкоголя перед вылетом и на оперативной точке, а тут еще вообще во время полета, расстрел с повешеньем и с последующим увольнением без права переписки. То есть, прощай навек Аэрофлот. Но командира эскадрильи не слишком напугал факт разоблачения опального командира звена. Конфликт, жесткий и бескомпромиссный с Очаковским длился уже не один год. И вот результат налицо. Тем более, зная отношение Ткаченко к алкоголю, и усилий особых не требовалось для расправы. А тут еще кто-то оказался на стороне инспектора и вовремя позвонил. А летел он в такую рань ради дела, чтобы завершить без перерыва, начатый Семенычем провоз молодого пилота, и, не срывая плановые производственные полеты. Ведь от плана и от прочих положительных показателей зависела напрямую и его зарплата. И на самого Ткаченко, не пользующегося уважением за скандальный и склочный характер, ему глубоко наплевать. -Кому спим? – гаркнул он на всю комнату. – Бегом вскочил, и чтобы к вылету был готов точно по расписанию. Вот тебе задание, - комэска достал из портфеля бланк полетного задания и прочие необходимые бумаги. – Поставишь здесь штамп у доктора. А где наш любитель дозаправки в воздухе? -О, Костантиныч! – послышался скрипучий голос сзади из дверей. – Какими судьбами, и что ты у нас забыл? Не много ли командиров на один махонький вертолет? Много чести молодому. -Вполне достаточно, - хмуро ответил Горюнов, но руку Ткаченко пожал. – Ты, по-моему, уже свое отлетал. Паша, беги, а мы здесь сами покалякаем о том, о сем. И обсудим вчерашний день. -Сам не дурак, - хмуро, но безразлично отвечал Ткаченко. – Ну, и хрен с ним. Мне жена уже второй год мозги проедает, пенсией достает. Надоел ей этот паршивый Чарджоу. Поедем на Украину к ее родителям. Давно слезно зовут, а я все оторваться от штурвала не мог. Витя, ты себе даже не представляешь, какой там, у них домина! Заживем, наконец-то, по-людски. -Ваня, - зло огрызнулся Горюнов. – А по-человечески западло было уйти? обязательно с фейерверком и под громкие аплодисменты? Езжай ты куда хочешь, коль собрался, но гадить ни к чему было. -Витя, падлой буду, стуканул кто-то. Уж мне точно сообщили бы, если бы он собирался к нам. Продали гады за 30 Серебренников. -Сам ты себя предал, - отмахнулся от него Горюнов, вставая и направляясь к выходу. Понимал, что нотации здесь впустую. – Забронируй на вечер два места. Я пацана на две-три буровые провезу, а дальше пусть сам разбирается. Не мальчишка с училища, три года в ВВС службы за плечами. Да еще в Забайкалье. А там условия намного жестче, чем у нас, сложней. На Промбазе их сразу встретил начальник ВТУРБ Гусейнов. Удивленно глянув на двух пилотов, попросил разъяснений. Горюнов не хотел прилюдно разоблачать вчерашний инцидент, поэтому он отвел Каландара Исааковича в сторонку и кратко обрисовал картинку вчерашней эпопеи. Судя по лицу и жестам Гусейнова, тот воспринял информацию, как лично причастный к этой трагедии. -И как же теперь, а? – виноватым голосом спрашивал он Константиныча. – Это же я, дурак старый, во всем виноват. А молодой, каков умница! Категорически отказался. Мол, за рулем не пью. Как в воду смотрел. Горюнов, как мог, успокаивал Гусейнова: -Да вы абсолютно здесь не причем. Если Пашка не пьет за рулем, так ему и Очаковский нипочем. А по сути, так даже на радость его семье. Никак не могли они Ваньку уговорить на пенсию. Вот вы совместно с инспектором подтолкнули. Так что, от его жены вам благодарность будет. -Плохая помощь, - отчаянно качал головой Гусейнов. – Подставил, получается, помог в капкан угодить. Радостный был, что наконец-то вертолет дождался. Уж сильно устали мы без вас, надоело сутками трястись по пескам. -Вот и полетели скорей. Я вас на дальнюю буровую отвезу, а потом вы уж сами его знакомьте со своим хозяйством. Думаю, сработаетесь. А мне с этим пьяницей разбираться. Да и дела дома ждут. Запарка сейчас с новыми пилотами. Все у нас теперь есть, как говорится: и вертолеты, и пилоты, а времени не хватает на обкатку. Да еще с этим Ткаченко проблем добавилось. Он у нас пока единственным был инструктором, не считая меня. Сейчас я один остался. Павел на дальнюю буровую летел уже сам. Гусейнов вместе с Горюновым уселся на пассажирское заднее сиденье, и весь путь болтали о своем. На правом сиденье инструктора сидела молодая туркменка. Кассир, как представил ее Гусейнов. Деньги везет на буровые, зарплату. Но Павлу пока не до нее было, он изучал пустыню и те незначительные ориентиры, которыми потом придется ему пользоваться в худших метеорологических условиях. В нем играл тот штурман, который на больших вертолетах отвечал за ориентировку и связь. Здесь придется совмещать все эти должности в одном лице. Конечно, местность абсолютно несравнимая с таежными и горными массивами. И если по населенным пунктам, можно так сказать, одинаково мало, то природа поначалу даже пугает. Да еще к тому же уже начинается настоящее туркменское лето с изнурительной беспощадной жарой, которая, как сказали знатоки, здесь в этом районе наиболее ощутимей, чем в самом Чарджоу. Однако молодому крепкому организму, не отравленному алкоголем, даже любопытно ощущать это чрезмерное тепло. Главное в таких условиях, как тоже учили опытные пилоты, не прикасаться без дела к фляге с водой. Отпиваться уже будешь зеленым чаем в домике в своей комнате. Там уже пей без всякой меры, пока не лопнешь. Павел, чтобы не испытывать все тяготы и лишения не себе, решил поверить опытным товарищам. Врать и давать дурные советы они не станут же. -Сам с кассиром по соседним буровым полетишь, а мы задержимся здесь, - сказал командир эскадрильи, отправляя Павла в дальнейший полет. – Главное, не забудь нас забрать на обратном пути. -Постараюсь, - весело и с задором ответил Павел, довольный такому доверию командира. – Если что, так Диля подскажет, как найти вашу буровую. Хотя, и сам сумею найти вас. Диля, как вали молодую кассиршу, смущенно хихикала в кулачок, но смело и легко забралась на свое сиденье, где и летела до этой первой буровой. -Диля, мальчика не обижай, - помахал пальчиком Гусейнов, добавляя порцию смущения девушке. Они без эксцессов облетели ближайшие буровые. Задержек нигде не было, поскольку деньги на всю бригаду получал помощник бурового. Сразу одной большой кучкой с ведомостью со списком забирал, расписываясь в ведомости за всех, а Павел с Дилей летели дальше. Когда вернулись на буровую, где бросили своих начальников, те уже вдвоем подходили к площадке, даже не предоставив им время на отдых. Горюнов кивком головы поинтересовался делами, на что Павел, молча, показал ему большой оттопыренный палец, обозначающий «во». -Ты меня в аэропорту высади, и сам лети дальше. Думаю, что в няньках ты уже не нуждаешься. А вечером оформим допуск, - крикнул Горюнов, вновь усаживаясь с Гусейновым позади на пассажирском сидении. Доверие командира вдохновляло и раззадоривало, и за весь летный день он изучил почти все ближние и дальние точки, куда требовалось летать. Солнце к обеду уже пекло во всю свою мощь, расплавляя асфальт и раскаляя металл. Поэтому Павел старался не засиживаться на площадках, чтобы не разогревать вертолет до невозможных и нетерпимых температур. Вращающиеся винты гоняли горячий воздух, по-своему охлаждая распаренное тело. Но Павлу уже нравилось такое тепло. Про холод, да и про простую прохладу можно надолго забыть. Возможно, что в таком же возрасте и пролетав в этом пекле столько же лет, сколько Ткаченко и Горюнов, то и Павлу захочется забросить эту дикую страну и умчаться обратно в свою прохладную Белоруссию. Но такое случится нескоро. Сейчас молодость и внутренняя энергия требовали экстрима. И его, как понял Павел, в этой стране и на этой работе будет с избытком. И если вдруг возникнет недостача, то всегда отыщется тот любитель приключений, кто создаст или спровоцирует, какую-нибудь щепетильную ситуацию. Как вчера Иван с Гусейновым. Ладно, начальник, он под кондиционером отлежится на диване. Но с таким отношением к работе и к самому себе, еще поразительно сумел сохранить Семеныч относительное здоровье! Это же, с каким резервом и внутренним запасом нужно совершать такие безрассудства, чтобы хотя бы выжить и сохранить внутренний потенциал. У Павла даже смелости не хватит, напиваться в такую жару. Удовольствие от хмеля не ощутишь. Видно, потому и создалось первое ложное впечатление о мужской части населения этой страны, как о малопьющем. Хотя, скорее всего, так оно и есть. Ведь сидя на лавочке вечерком возле своего дома, где живет мама, редко увидишь трезвым мужика, спешащего с работы, домой. В тех же пропорциях, что здесь пьяного. С такими размышлениями, но в очень возбужденном настроении возвращался Павел с Промбазы домой. Налетался он сегодня и без приписки под завязку. Народ, истосковавшись и дорвавшись до вертолета, гонял его по всем буровым без перерыва на загрузку и выгрузку. Выбрасывал одних, загружал других, и вновь летел от буровой к буровой, возвращаясь на Промбазу за новыми пассажирами. -Все, Паша, лети домой, - устало скомандовал диспетчер Даминов Юра, как он представился Павлу еще вчера, и руководивший отправкой и загрузкой вертолета на площадке Промбазы. – Иначе они тебя всю ночь гонять будут. Это мы с тобой с недельку в таком темпе потрудимся, а потом легче станет. -Да мне-то без разницы, - отмахнулся от его прогнозов Павел, пересчитывая часы и минуты налета. – Выше нормы все равно не перелетаем, - говорил он, получив окончательный результат. Аккурат 12 минут осталось до санитарной нормы. Зайдет, как и положено, по схеме, построит коробочку и уложится в эти минуты. Диспетчер удивленно глянул на Павла и пожал плечами, поражаясь трудолюбию пилота. Видно, раньше не очень баловали их такой исполнительностью и согласием. Это Павел по неопытности сразу и без торговли соглашался со всеми просьбами диспетчера. Но он уже сам себе представил, что менять стиль работы не будет. Меньше приписки, меньше работы Очаковскому. Сам вид и тон разговора, с которым встретил его Горюнов, Павлу не понравился. Слегка напряженный и сдержанный, хотя, как ему казалось, сегодняшний день выдался весьма плодотворным по налету часов, а также по выполнению той программы, которая требовалась для допуска пилота, то есть, его самого для самостоятельно работы на этой оперативной точке. Ничего существенного не подозревая, Павел попытался даже в шутливой форме похвалиться успехами, но натолкнулся на глухую стену отчуждения, словно не ко двору пришелся. -Чего хоть случилось? – тихо спросил Павел техника Дурды. – Словно замыслили они некое тайное соглашение против меня, будто это не Иван, а я напился вчера с Гусейновым. Очаковский опять прилетал, что ли? -Да я и сам толком ничего понять не могу, чего это с ними, - оправдывался техник перед Павлом. – Они заперлись у себя в комнате и весь день там проболтали. Хотя, что-то мне именно так и кажется, они тебя в чем-то подозревают. Будто это ты позвонил Очаковскому в Чаршангу. Но чушь какая-то, да и только! Он же раньше тебя прилетел. А Ткач аккурат напился до его прилета. Вот, если здраво рассуждать, так, когда ты мог звонить этому Очаковскому? -Даже с больным воображением трудно себе представить такое действо, - искренне возмутился Павел, хотя и не очень поверил Дурды и в его версию. Это же просто фантазии техника. Но уже в комнате отдыха, куда он явился после всех послеполетных процедур, Павел сразу уловил враждебный взгляд Ткаченко. Тот все же успел опохмелиться. И, судя по глазам, то не один раз. Горюнов смущенно отвернулся, уткнувшись в книгу, а сам Иван решил не тянуть резину, и сразу расставить точки с запятыми по этому слишком уж щепетильному вопросу: -Не стоит работу с того начинать, парень, - развязанным тоном, не вставая с кровати, заявил он вошедшему Павлу. – Карьерный рост таким методом может оборваться грубым падением. Мне-то ты не так уж и нагадил, а свою репутацию слишком даже подпортил и надолго. Сам же Очаковский с потрохами тебя и сожрет. Он не очень-то почитает подлиз и стукачей. Павлу хотелось сразу же ринуться с оправданиями и разъяснениями, чтобы убедить и доказать несостоятельность их подозрений относительно надуманного их обвинения. Но, глядя в эти пьяные хамоватые глаза и понимая, что карьера у этого человека уже завершилась, он пожелал отвечать в аналогичном тоне. -Ты, Ваня, сам себя, как хотел, так и притопил в дерьме. А все потому, что таковым и являешься. Оно – родное твое и близкое тебе. Гниловатый ты мужик и пошлый. Нет, чтобы покатать меня по буровым, показать, что и как, так ты ужрался, как свинья, а теперь на меня свалить вину хочешь. -Да ты, да я тебя, да хоть представляешь, чего сейчас с тобой…! – подскочил Ткаченко к Павлу, готовый срочно восстановить авторитет физической грубой силой. Благо, хмель к этому действию располагал. Но, мгновенно притих, натолкнувшись на сердитое и грозное выражение лица Павла. Ошибку свою понял Иван быстро и вовремя. Уж слишком неравные весовые категории борцов. Атлетически сложенный молодой Павел затмевал худую мелкую фигуру худого спившегося Ткаченко. Павел долго не мог удерживать строгое и сердитое выражение и весело улыбнулся. -Я, Вань, в армии не водку жрал, как ты здесь, а на спортплощадке развивался. Так что, ты лучше не прыгай передо мной молодым козлом. Быстро рога обломаю. Костантиныч, вижу, что и у тебя настрой против меня. Может, поначалу перед дракой переговоры проведем? Хотелось бы услышать объяснения. А то Дурды уже пытался какие-то намеки делать по этому Очаковскому. Введи и ты меня в курс своих размышлений по поводу Ванькиной пьянки. Горюнов смущенно раскашлялся, не ожидая такого откровенного вопроса и яростного напора без единой попытки оправдаться. Он сел на кровать, нервно размял сигарету, не решаясь прикурить, поскольку сам запрещал курение в спальных комнатах при работающем кондиционере. -Можешь прикурить, потом проветрим перед сном, - благосклонно разрешил Павел, внутренне смеясь над сложившейся ситуацией, когда высокие командиры, как пацаны сейчас будут под давлением и требованием Павла оправдываться перед ним, стараясь не ронять достоинство. -Понимаешь, Паша, я с Гусейновым на эту тему поговорил, обсудил и намекнул, что кто-то специально вызвал Очаковского в аэропорт к вашему прилету с Иваном. Ну, а он, как бы мимоходом и проговорился, что ты раза два выходил во время их застолья из его кабинета куда-то и звонил из диспетчерской. Вот Иван и заподозрил тебя, что ты его заложил по личной просьбе самого Очаковского. Тот уже не тебя первого пытается вербовать для конфиденциальных докладов. А ты парень молодой, вряд ли устоял бы перед начальством. Не должен был случайно Очаковский залететь сюда, нечего ему здесь делать. А он вдруг надумал. -Да еще прилюдно поблагодарил тебя и похвалил перед отлетом, - ехидно пролепетал Иван с кровати, вновь почувствовав силу и правоту. -Да не собираюсь я даже оправдываться, - зло и нервно воскликнул Павел. - Многовато в ваших больных воображениях глупых фантазий. Но кое-что из личной биографии могу напомнить. А вы включайте логику. Погодите, - вдруг опомнился Павел и, приоткрыв дверь, громко позвал Дурды. – Пусть и он послушает и будет среди судей. Нам с ним вместе работать. Я не хочу вспоминать, как в армии меня пытался завербовать особист. Коню понятно – я непьющий, точнее, мало и редко пьющий. Можно и подумать, что стучу. Так вот о логике. Где я мог встретить и познакомиться с этим Очаковским? Его ведь не было в Чарджоу с того дня, как мы прибыли. И не знал я его до сегодняшнего дня. Вот Дурды свидетель, как я этому инспектору по незнанию слегка нахамил, думая, что он обычный служащий аэропорта. Погоны-то белые, а я еще до конца не сориентировался с этими кривыми лычками. И похвалил он меня от удивления, что я абсолютно трезвый. Любой, согласитесь, молодой, начинающий пилот с такими большими начальниками хоть рюмочку, да пригубил бы. Это у меня такие жесткие принципы. А потом, как и кому, я мог звонить от диспетчера, впервые оказавшись на этой Промбазе? Это не я, а он звонил, набрав мне номер Чарджоу и гостиницы. Думал, пока они там пьют, жене пару слов скажу. Да на месте ее не оказалось. Видать, с женщинами по городу рыщут в поисках дефицита. Так Юра рядом и сидел. Вот слабо было у него поинтересоваться про этот звонок. Сразу бы исчезли пошлые подозрения. Костантиныч и Иван даже стушевались от таких прямых и убойных доказательств невиновности. Действительно, кому и как, и даже при большом желании, мог звонить Павел? Он же вообще впервые не только в этом Чарджоу, но и в Туркмении. И если пьяный Иван от обиды мог чего угодно насочинять, то трезвому командиру эскадрильи даже стыдно стало за свои подозрения. -Ладно, Паша, - промямлил виновато Костантиныч. – Ты не обижайся. И в самом деле, сваляли дурака. Ведь если честно, Ваня, Очаковскому вполне хватило одной этой информации, что ты прилетел на оперативную точку. Имеется за тобой грешок такой, любишь ты прибытие круто отметить. -Но ведь просто отметить, - вдруг спохватился Ткаченко. – А такое мероприятие было намечено и спланировано мной на вечер. Очаковский же летел, владея информацией, что я прилечу пьяный. -Значит, - вмешался Павел, - у тебя имеются враги на Промбазе. Или хорошие друзья Очаковского. Поджидали тебя здесь крупными силами, - Павел уже смеялся. И над командирами, и над инспектором, и над самим собой. Это он сейчас легко оправдался и победил. Но, зная свою натуру, понимал, что потом наступит отходняк, он еще сто раз прокрутит этот эпизод, попытается проанализировать его и проиграть с иными вариантами. И будет переживать и страдать, что так влип во что-то, пока не совсем понятное. -Дурды, - попросил Павел. – Принеси чайник, в глотке совсем высохло от таких длинных речей. Думаю, что целый чайник один выпью. -Да мы это быстро, - подхватился техник, выскакивая из комнаты. Ему также было приятно, как молодой пилот, новичок, за второй уже день ставит на место больших начальников. -К моему прилету готовился Очаковский, не вообще к моей командировке, а именно к возвращению с Промбазы. Ему так и доложили, что я пью коньяк с Гусейновым. И кто это мог так подробно и детально заложить? – чуть не плакал Иван, поскольку теперь виновника его позора и падения не найдешь. Кто же его, уволенного из аэрофлота, пенсионера, по сути, никого, пропустит на Промбазу для проведения расследования. А любого постороннего просить не имеет смысла. Кому же захочется копаться в грязном белье и отыскивать для опального Ивана стукача? -Ваня, по сути, плевать я хотел на твои проблемы с высокой колокольни! - отмахнулся командир эскадрильи, слегка обескураженный и смущенный за свою горячность и такую слепую недальновидность с полным отсутствием логического мышления, коими незаслуженно обвинил молодого пилота, который ему уже нравился за свою принципиальность и абсолютное нежелание пресмыкаться и стелиться мягким пушистым ковром перед высоким начальством. Нечета им, старикам, у которых пока чинопочитание было живо и объяснимо причинами насущного времени. Так и хотелось быстро и заметно склонить голову при виде большого начальника. А у этого офицера, хоть и уволенного в запас, гордость и самолюбие имеется. А главное, что вполне понятно и ясно из его объяснений, а теперь и по размышлениям самого Горюнова – не мог в этой ситуации Пашка быть стукачом, физически и теоретически такое невозможно было. -Насколько я помню, - проговорил Горюнов после непродолжительного молчания и осмысливания происходящего, - Очаковский уже вторую неделю по точкам на Ан-2 летает. Вот и объясни мне Ваня, когда он мог успеть завербовать молодого пацана? А поскольку он надолго нигде не задерживается, то про Чаршангу мало кто мог догадаться. Он только позавчера вылетел из Гаурдака в Чаршангу. И я, дурак старый, повелся на твои слезы, поверил в твою версию. По-моему, Ваня, ты рано или поздно, а все равно за пьянку залетел бы. Только глухой, слепой и такие вот новички не знают о твоих слабостях и о распрях с Очаковским. Считаю, что получил ты сегодня заслуженно, этого ты сам добивался и напрашивался. Вот и заткнись, пожалуйста. -Уже заткнулся, - обиженно проворчал Иван и попятился к выходу. – Ты летишь вечерним рейсом? – спрашивал он у Константиныча. – Или на ночь останешься, еще пару уроков Пашке преподашь? -Нечего здесь мне больше делать, - вскочил Костантиныч и схватил свою сумку, стоящую на кровати. – Сам Пашка справится. По-моему, ты общий план охватил, в чем надо разобрался, а там лишь побольше внимательности и осторожности. А факт, что не пьешь, так мне очень даже нравится. Значит, справишься. Он пожал руку технику и пилоту и пошел с Иваном в аэровокзал на регистрацию. Самолет в Чарджоу вылетал еще не так скоро, но Костантиныч хотел поскорей покинуть эту комнату. И виновен, что незаслуженно обвинил молодого пилота. А больше, так хотелось наедине, пока еще не остыл и не передумал, высказать много негатива в адрес бывшего, уже бывшего командира звена. -Классно! – воскликнул Дурды уже вслед уходящим командирам. – Обул ты их по полной. И самого Очаковского ты вчера на место поставил. Он понял, тебя легко так не словить, а потому и обходить будет, чтобы вновь не угодить впросак. Ему Иваны больше нравятся. Это сразу некая победа, полный погром противника. Так зачем ему на таких строптивых тратиться? -Не отомстит? А то сейчас отступил, а потом подыщет момент, заловит на мелочи, и по полной программе за все обиды отыграется. Ведь, как я понял, здесь по инструкции и по всем параграфам практически невозможно работать. Хотя, я так уже успел разобраться, что близка к правилам приблизиться можно. Вот и буду пробовать так, чтобы у инспектора со мной трудности были, - спрашивал Павел и сам отвечал на свои вопросы, понимая, что Очаковскому захочется реабилитироваться как в своих глазах, так и в глазах тех, кто видел его проигрыш. -Нет, не должен. Это про него больше таких ужасных слухов ходит, чем есть на самом деле. А так, он вовсе и не зверь. К таким, как ты, уважительно относится. Выпить сам любит, но органически не переваривает таких вот любителей, как наш Иван, - ответил Дурды, сам жестами показывая, как относится к алкашам. -А кто же их любит? – философски заметил Павел. – Ну, ведь поручили ему, так ведь просто нужно было откатать меня, а потом уже пей, пока не лопнешь. А он на предложение Гусейнова чуть ли не в пляс пустился. Насколько оно было своевременным и актуальным для него. Меня самого нервируют такие вот товарищи. Друг мой имеет аналогичную слабость. Правда, в училище мы все втроем держали его не контроле, беспощадно давили в нем алкогольные инстинкты. А вот именно здесь, так боюсь за него, если попадет вот с таким, как Ткаченко, да еще к аналогичному Гусейнову. Он-то вряд ли устоит. Ну, ничего, я ему этот пример с Иваном продемонстрирую со всеми красочными описаниями. Авось и у него что-нибудь внутри щелкнет. -Такой слабохарактерный? – сочувственно спросил Дурды. – Ты меня с ним познакомь, так я постараюсь вместе с ним в командировку попасть. Уж вместе с тобой мы с ним справимся. -Решено, - согласился Павел, мысленно вообразив гипотетические последствия встречи Виктора с Гусейновым. Вместе с Ткаченко пили бы до потери пульса, а потом писали бы рапорта на увольнения по самой страшной в аэрофлоте статье. Или заявления? Это ведь уже не армия. Только вот Иван всякими правдами и неправдами каким-то способом сумел себе заработать максимальную для пилота пенсию. И даже для семьи этот казус явился удачей и успехом. Только вот ложная это удача. Ежели под угрозой и таким нависшим над головой Домоклом мечом он все равно ухитрялся и умудрялся пить, то уж, потеряв контроль и освободившись от определенных обзательств, запьет Ваня, как лошадь на водопое. Не раз икнет жена, вспоминая строгий аэрофлот и эти жесткие запреты. Ночь Павел спал тревожно, постоянно просыпаясь от кошмарных сновидений, где подленький Очаковский сладким голосом благодарил Павла за ценную и своевременную информацию. Павлу хотелось вырваться из этих липких рукопожатий и оправдаться, отрицая свою причастность к этому звонку. Но такие потуги заканчивались просыпанием и повторными провалами в тот же сон с тем же гадким инспектором, что вновь и вновь повторял свои благодарности. -Ошибаешься, если считаешь, что так легко отделаешься и справишься с моей подставой. Еще не то тебя впереди ожидает. Со мной совладать практически невозможно. Все будет именно так, как я задумал, - шептал сквозь дрему некий далекий голосок, противно забивая ватой уши. -Зачем и почему ты выбрал меня? – спрашивал испуганно и недоуменно Павел у этого малознакомого ему человека, чей голос пронизывал мозги и властно утверждался в его мыслях. -Потом сам поймешь, а пока просто усвой эту простую истину, поскольку оказывать сопротивление мне глупо и бессмысленно. Я сильней тебя, я властвую над тобой. Борьба со мной – бесполезные потуги. Павел вскочил с кровати и хотел громко и по-русски обматерить жуткого и назойливого чревовещателя. Однако он сразу очутился в своей комнате и рядом с койкой. Один, потому что техник Дурды спал в технической комнате, а все проверяющие покинули пределы аэропорта. Теперь Павел будет до конца командировки летать один безо всяких инструкторов и проверяющих. Поскольку командир эскадрильи остался единственным в «живых» на базе из переучившихся командиров на Ми-2. А еще один оставшийся командир звена с трудом справляется с теми пилотами, который разлетелись по всем оперативным точкам. Ведь кроме Павла и его трех друзей с Ми-4 переучились на двойку еще четыре пилота. Павел глянул на часы и понял, что дальнейший сон бессмыслен. Да и зачем ему нужны эти сновидения с пошлыми голосами, от которых вместо отдыха возникает лишь головная и душевная боль. Все равно через час вставать. Единственное небольшое окошко, завешанное плотной тканью на одну половину и закрытое вставленным кондиционером на вторую, пропускало в комнату несколько тоненьких лучиков солнечного света. Сам кондиционер Павел выключил еще посреди ночи, поскольку этот зверь уже стал замораживать его, и Павлу вновь хотелось порцию туркменского тепла. Можно было бы спать просто с открытым окном, но тогда его запросто съедят местные комары. А в этих краях весьма крупные и злые. Им тепла и влаги для размножения здесь предостаточно. Техник заглянул в комнату буквально минут через десять после его пробуждения. -Уже не спишь? – бодро не спросил, а констатировал, как факт, Дурды. – Чайник только-только закипел, так что, можешь идти на кухню завтракать, а потом сразу ко мне на вертолет. Павел отмахнулся от него, словно от назойливой мухи. Будто он без него не знает последовательность процедур рабочего утра. Он быстро вскочил с кровати, мысленно ругая того неизвестного, что испортил вместе с Очаковским такую неплохую ночь, и для повышения жизненного тонуса проделал несколько физкультурных элементов, ощущая возвращение в организм хорошего и бодрого настроения. Павел всегда наблюдал во сне картинки и эпизоды, достойные пера и пересказа, словно он не спал, а участвовал во сне в каком-нибудь интересном и приключенческом фильме. Оттого всегда заваливался спать с удовольствием и с радостью с предчувствием этих любопытных встреч. И сегодняшнюю ночь Павел считает безвозвратно потерянной и пошло испорченной. Будет некий придурок ему еще угрожать! Да он сегодня же ляжет в койку и выскажет сразу после засыпания этому вредителю весь словарный запас непечатных выражений. Павел не считается знатоком и большим любителем мата. Но в данном случае постарается по-максимуму напрячь мозги и память, чтобы облегчить словесным потоком страдания души. -Дурды! – крикнул он, подходя к вертолету после всех плановых процедур, включая прощупывание пульса у местного доктора, получение метеорологического бюллетеня у старшего метеоролога симпатичной молодой Валентины, и разрешение диспетчера Адхама на выполнение полетов согласно утвержденному маршруту. – Тебе как спалось сегодня? Никакая ерунда не снилась? -Снилась, - спокойно ответил Дурды, не отрываясь от своих профессиональных обязанностей по подготовке вертолета к вылету. – Только эта ерунда очень даже интересная и приятная. Я люблю смотреть интересные сны. Понимаю, что полная ерунда, а все равно, любопытно даже, чем все закончится. Только всегда почему-то просыпаюсь на секунды раньше, чем следовало бы. Обидно даже. -Тебе повезло, - тяжело вздохнул Павел, усаживаясь на рабочее место в кабину пилотов и пристегиваясь ремнями безопасности. – А мне, мало того, что глупость несусветная приснилась, так еще противная какая-то, липкая и пошлая. Даже спать расхотелось. Сплошная белиберда и чушь. 6 Чуть больше месяца пребывания в отряде хватило, чтобы четверо друзей уже превратились в одних из опытных пилотов на вертолете Ми-2. Те четверо, что переучивались со вторых пилотов четверок, только-только начинали учебную тренировочную программу. А друзья уже отбыли, кроме Виктора, который пока осваивал полеты с базового аэропорта, по две командировки. Такой срок давал повод считаться корифеями хотя бы одной оперативной точки. Павлу даже самому смешно было доставать из планшета карту. Да и зачем она здесь нужна, когда в этих местах полеты выполняются по «козьим тропам», кои в карты не вносились. А ориентиров в песках, если слегка разумно присмотреться, так не меньше, чем в переполненном ориентирами Забайкалье. Кое-кто еще на базе пытался вспомнить эпопею с залетом Ткаченко по милости Очаковского. Но их скоренько и грубо заткнул сам Горюнов. Комэска своих ближайших подчиненных и начальников сумел убедить в непричастности Павла к столь позорному деянию. А остальных просто обозвал тупыми подпевалами. Правда, Виктор первое время косился в сторону Павла, когда он отдыхал на базе. Косился и стойко крепился, поскольку такое бесцеремонное увольнение столь опытного и важного пилота за пьянку пугало. Уж с ним, так никто и церемониться не станет. Виктору, как ему показалось, повезло с осваиванием производственных полетов меньше всех. Полеты с базового аэропорта, да еще и с возвращением домой, производились почти ежедневно. Лишь один выходной на седьмой день. И каждый день жесткий и строгий медицинский контроль. Притом, при всем в аэропорту под прицелом самой начальницы медсанчасти Галины Ивановны Дорофеевой. Женщина строгая. И алкашей ненавидит всем нутром. -Боже, как я хочу в командировку! – ныл Виктор, приходя ежедневно с полетов в гостиницу, где они пока все и обитали, мимо пивных бочек и винных ларьков. Здесь в туркменском Чарджоу по сравнению с российскими прилавками алкоголя было в изобилии и в ассортименте. Пей – не хочу. А нельзя. Да еще он на Павла косился, который внезапно вместо оправдания сам подтрунивал. -Сразу заложу, только попробуй! – грозился он на полном серьезе. – Запомни, Витя, убьешь людей, и сразу осиротишь собственного сына. А одна жена не поднимет его. Тем более, ты еще и жилье для семьи получить не успел. Объясни нам, простым обывателям просто и понятно – оно тебе надо? -Да, надо, даже очень! – сердился Виктор, пытаясь оправдаться. – Я же не пьянку хочу предложить, а легкое прикосновение. -Правильно, Паша! – восторженно кричала супруга, довольная такими драконовскими порядками и законами, как в училище, где Виктор провел трезвые месяцы учебы, так и здесь в аэрофлоте. Ей вполне хватило трех лет армейского пьяного беспредела, где чуть ли не за штурвалом опохмелялись. – Вот будут выходные, как у Паши на две недели, тогда и можно расслабиться. Сама куплю и налью тебе. Вон, как Ткаченко выгонят с треском. Так у него пенсия и жилье имеется. А мы с Виталиком куда? В Пензе нас никто не ждет, даром никому там не нужны. Бери пример с Пашки. Вчера получили ордера на квартиры. Новый дом наконец-то сдали и распределили. И две новые квартиры в этом доме достались Гречишниковым и Сургутановым, поскольку они не просто семейные, но еще и с детьми. А Алексею и Павлу тоже предоставили по двухкомнатной квартире, но в старом доме и с печкой. Такой черной от потолка до пола, и круглой, словно труба. Финская называется. -Тут, Паша, - так объяснял каждому комэска Горюнов, - зима всего один месяц. Ну, еще осени с весной на пару наскребается. Зато лето в этом доме можно даже без кондиционера прожить. И аэропорт рядом, что весьма немаловажно для работника. Можно пешком ходить. Павел и этому был безумно рад. Ведь это первое в его жизни личное жилье. Он же из него конфетку сделает. -Сильно не старайся, - решил поубавить оптимизма по этому вопросу тот же командир эскадрильи. – Сразу же с Алексеем пишите заявление на улучшение жилищных условий. Через год-полтора получите с Лешкой такие же квартиры, как у Виктора с Николаем. Я думаю, что к этому времени и семьи ваши разрастутся в разумных пределах. А ежели успеете двоих сотворить, - уже весело хохотал Виктор Константинович, - то и по трехкомнатной отхватите. Но для этого вам потребуется очень плодотворно с женой потрудиться. -Успеем, - уже говорил Павел Алексею, когда они покинули кабинет комэски. - Только мне лично и эта хата даже слишком нравится. До безумия. Две комнаты, кухня, кладовка не меньше кухни. Ну, и место для санузла и ванной. Я придумаю, как мне все эти удобства оборудовать внутри хаты, а не на улице. Новоселье решили отметить в квартире Гречишниковых. Им досталась на первом этаже. А это удобней и прохладней. А Николаю досталась на последнем четвертом этаже. Их обе квартиры имели лоджии и балконы. -А зато нас никто не затопит, - радовалась и хвасталась семья Николая. – А мы вот второго родим и на расширение напишем. Виктору завтра лететь, поэтому жена ему, даже и, не собираясь прислушиваться к протестам и возмущениям, налила в графин компота и поставила его рядом с ним, чтобы пил без ограничений. -Мужики, - стонал и плакал Виктор. – Второй месяц базу осваиваю. Устал, как птица перелетная. Весь день протопчешься, прокрутишься, а больше четырех часов никогда не получаются. Ну, никак не вылетаешь. Весь месяц санитарную норму наскребал. Да и в этом не лучше получается. Это же за что мне такое наказание? -Успокойся, - весело щебетала Татьяна, даже довольная такой удачной планировкой ее мужа. – Каждый день дома, нормально накормлен, отдыхаешь, как и полагается, с женой и в собственной постели. И трезвый всегда и каждый день. А в командировке сорваться можешь. Вот посмотришь, изучишь порядки, поймешь опасность непотребных пьянок, а потом и в командировку лети. -А может, за такую хату хоть капельку позволите пригубить?- плаксиво уговаривал Виктор жену и товарищей. -Заложу, как последнюю пьяницу, - хохотнул Павел, который уже все излишние слушки воспринимал, как нечто таинственное и слегка заинтригованное. Ведь, рассудив здраво, звонил некто с Промбазы. -А я тебе пасть порву, моргала выколю! – незлобиво огрызался Виктор, но сдавался и наливал в стакан противный сладкий компот. – Вот из-за таких, как ты, вообще пить разучишься. -Товарищи, друзья! – Николай встал и постучал вилкой по высоко поднятому бокалу, на дне которого плескалась водка. Просто рюмками еще не запаслись, вот и разлили по разношерстной таре. – Не будем зацикливаться на некоторых непьющих, коих среди нас слишком мало. -Я пьющий, просто на меня запрет наложен, - поправил Виктор. – Поэтому и меня учитывай в своих речах. -Неважно, и не в этом дело. Свершилось, можно так сказать, сбылись все наши задумки и планы. Мы стали полноценными пилотами Аэрофлота. У нас появилось собственное полноценное жилье. Считаю, что у Пашки с Лешкой, как у малосемейных, такие временные квартиры – тоже удача немалая. И главное, ведь им обещано улучшение. Друзья, за дружбу, за нашу офицерскую крепкую и сплоченную. Давайте всегда и во всем быть друг за друга. И ты, Витя, вместо обид согласись, что с твоей слабостью ты запросто мог бы и из училища пробкой вылететь. Дружба, это, когда не только наливают, но и еще главнее, когда вовремя из рук вырывают эту рюмку из рук. Ради сына попей пока компот. А потом еще не раз соберемся и выпьем от души за тебя и с тобой. -Ладно, проехали. Я, пацаны, всегда за вас и для вас. И этот компот с той же горячностью опрокидываю в свою глотку, как наш коронный авиационный спирт. Пьем за дружбу! Чокнулись, выпили и громко крякнули, чтобы спиртное, выпитое за такие правильные слова, скрепило и не нарушало их многолетнюю дружбу. Виктор захлебывался слюной и компотом, но друзьям он верил и доверял, хорошо понимая свои слабости. А потому излишне обижаться на категоричные требования, и сдерживал свои порывы и инстинкты. Они уже не раз подтвердили свою готовность, подхватить его под локотки и удержать от падения, уводя, унося от опасных ловушек, расставленных жизнью. Только обидно ведь на собственном новоселье обмывать все углы компотом. -Ты за это как раз и не волнуйся, - успокаивала жена по такому пустячному поводу, как опрыскивание углов. – Мы эти углы сейчас не просто обмоем, но еще и притопим в водке слегка, - добавила она, хохоча, поскольку пьянела очень быстро, и уже после второго тоста с трудом попадала вилкой в тарелку. А чего не позволить себе такую вольность, если сегодня муж будет трезвым, и за сыном есть, кому присмотреть. – И обязательно все облюем. -Вот дожил, - сокрушался Виктор. – Это же, какие нервы должны быть у человека, чтобы спокойно смотреть и наблюдать за фактом опьянения собственной жены. Ей уже весело. А ежели ведро компота выпить, Леша, хоть немного, хоть на миллиметр сможешь окосеть? В такую жару он быстро забродит в желудке. -Обмочишься ночью, да и вся радость. Такой результат тебе гарантирую на все сто процентов. А еще блевать будешь от переполнения. -Тоже дело, - одобрительно кивал головой Павел. – Татьяна же обещала облевать все углы, вот тебе и флаг в руки на сей процесс. -Вот, черт! – продолжал материться и обвинять всех и вся Виктор за такую гнусную судьбу, выпавшую на его долю. – Все люди как люди, а мне пришлось начинать полеты с этого Чарджоу. Понимаешь, Паша, здесь всего четыре точки, куда приходится летать. И главное – в день по одному рейсу вдоль Амударьи. Ведь и группа самая низкая, и полеты однообразные. Вы там хоть какие-то сложности отыскиваете, группу максимальную налетываете. И по-людски – с утра до вечера. Потом полмесяца отдыхаете. А я первый месяц за 25 летных дней еле наскреб 76 часов. Ну, с минутками. Вот. И всего пять выходных имел. Оно мне надо? Когда вы за две недели 80 привозите, и балдеете потом две недели в свое удовольствие. -Погоди хныкать, Витя, уж больно ты разнылся, как барышня кисейная. Я на эту тему с Константиновичем говорил вчера. И вовсе ты не прокаженный, а просто с тебя начали. И всем нам потом придется по месяцу отработать на базе. Это пока. А потом, когда всех обкатают и эскадрилью полностью укомплектуют, вот тогда базовые полеты сделают эпизодическими для каждого из нас, кто норму в командировке не успеет набрать. Просто так получилось, что из-за этого Ткаченко некому тебя сейчас на точку выставлять, не справляются они. Но на следующий месяц готовься. По-моему, ко мне в Керки на ВТУРБ. А пока уж малость пострадай за Родину, - успокаивал Павел Виктора на лоджии, куда он вышли вздохнуть вечерней прохлады. В Чарджоу по вечерам она появляется. Не то, что в Керки, когда там к вечеру случалось, что термометр подкрадывался к отметке 40. И вот тогда ночь превращалась во времяпровождение в сауне на полке. -Скажи, Паша, а там, во ВТУРБ точно какой-то стукач завелся? – настороженно спросил Виктор, услышав о своей ближайшей перспективе, попасть в этот же ВТУРБ, по слухом из которого звонили Очаковскому. -Наверное, но уж точно, так это не я, зря так смотришь настороженно. Сам помнишь тот армейский эпизод с особистом. Да и нет у меня желания и резона, выслуживаться в аэрофлоте. Я успел уже так понять, что простой командир вертолета здесь в самой выгодной и высокооплачиваемой ситуации находится. Тогда и смысла не вижу в продвижениях по карьере. Но факт возьми на заметку. Если попадешь вместе с Дурды, так это наилучший вариант. Он относится к категории непьющих техников. Да и тебе не разрешит баловаться. -Ладно, уж, - обиделся трезвый Виктор. – Всем так и хочется считать, что я сразу там, на оперативной точке запью, словно какой-то последний алкаш. Да я трезвей вас смогу отработать. -Ну, и ладно, - обрадовано похвалил Павел. – Тогда я смело уговорю Константиновича, чтобы посылал тебя на ВТУРБ. Будем менять друг друга. -Это, Паша, было бы просто здорово. Ты уж подскажи ему, что пора меня менять на этом посту. Затянулась чересчур базовая работа. И твое предупреждение беру на заметку. Я уж постараюсь лишить всех шансов этого стукача. На лоджию вывалил весь народ, измученный жарой и духотой в квартире. -Давайте сюда перетащим стол, - пьяно кричали женщины, жадно вдыхая вечернюю прохладу с открытой лоджии. -А зачем мебель таскать? – не соглашался Алексей, который отбыл две свои командировки в Байрам-Али. – Постелем на полу и сядем прямо на этот же стол. Меня техник научил, сидя на полу есть. Поначалу казалось непривычным и неудобным, зато намного свежей и прохладней. Послышались громкие согласия и одобрения, и уже через несколько минут застолье превратилось в заполье. В Туркмении жить, так нужно и их обычаями пользоваться. Зачем-то они же придумали их? А в обычаях всегда имеется резон и рационализация. Они ведь утверждались поколениями. Павел оказался правым. Следующим определили для обслуживания заказчика с базового аэропорта Алексея. И Виктор с восторженными криками и в полной эйфории летел менять в Керках самого Павла. И выставлял его аналогично Костантиныч с таким же коротким облетом трех буровых. А дальше Виктор уже продолжил самостоятельно, получив лишь от комэски твердое указание и рекомендации – строго настрого избегать угощения самого Гусейнова. -Он-то от щедрости души и личного уважения. Да сам видал, чем такие уважения заканчиваются. Будь внимательным и бдительным, в этом районе работает осведомитель. Дома хватит времени для выпивок и похмелья. -Да я! – гордо и довольно стучал себя в грудь Виктор. – Да ни за что, да ни капли. Вот уж верьте, так на все сто. Техник Дурды помнил просьбу Павла, поэтому, молча, кивал головой и мысленно обещал придержать пилота и уберечь от безрассудных поступков. Сам он любил трезвые вечера с чаепитием. Поэтому и относился к любителям командировочных послаблений негативно и с опаской. Ведь хотелось выпустить в полет утром и встретить в полном здравии вечером. Разве в такую жару можно летать после вчерашнего возлияния? Только с полным отсутствием разума. Но вслух свои опасения и пожелания Дурды не высказывал. А потому Константинович со спокойным сердцем покинул аэропорт Керки, оставив еще одного молодого пилота осваивать оперативную точку ВТУРБ. Освободившуюся нишу ежедневных полетов с базы временно занял Лебедев Алексей, который с аналогичной поспешностью и с кислой рожей заныл, оценивая все недостатки такой нудной работы. И по карману больно, и всегда по форме одетый, и начальство вокруг тебя полно, от которого в командировке как-то отвыкаешь. И жена ежедневно требует мужских рук в новой, хоть и старой по виду, квартире, не желая принимать во внимание усталость, желание упасть на диван, и абсолютное нежелание брать в руки молоток и гвозди. Но ведь Пашкина квартира рядом, что является дурным примером для жен. Он там стучит после командировки, сверлит и что-то пилит постоянно. Аналогичной деятельности жаждет от мужа и Ирина. Но Павел на отдыхе, чего не сказать про Алексея. Однако, как предупреждал комэска, сия судьба ждет каждого. И будьте добры, стойко вынести эти перегрузки работой и недогрузки зарплатой. -Паша, вот скажи хоть ты ей! – хныкал Алексей вечером в дворике под виноградником, который так же по наследству достался чете Киселевых. – Пусть потерпит эти мелкие временные неудобства. Чего же ей еще нужно? Квартира имеется, газ, вода, туалет в наличие. Ванная? Пока и без нее можно. А воду и на газе подогреем. Вот передам тебе или Кольке эту базу, и сразу займусь крючками и полками. Оно и без того от этой жары все силы куда-то исчезают, так еще она нытьем достает. Представляешь, даже одного дня выходного не хватает для восстановления сил. -Понимаю, - сочувствовал Павел, но вмешиваться в дела чужой семьи не желал. Хоть это семья и лучшего друга. У них свои тараканы в голове. Да еще Марина устроилась на работу в пищеторг, где полно даже с избытком ловеласов. Того и гляди с ее вилянием зада у Павла рога вырастут. А вот про беременность и слушать не желает, отыскивая сотню аргументов. -Паша, - просила она требовательным голосом после очередного разговора на тему расширения семьи. – Ну, хоть пару лет обживемся, обустроимся, ради себя любимых жизнь порадуемся. А там и решимся. Сам же хотел перерыва на небольшое время, а теперь ноешь. -Марина, - пытался вескими доводами убедить свою жену Павел. – У меня и заявление на улучшение жилья никто не примет без прироста в семье. Скажут, что для бездетных и здесь неплохо. И мама напоминает о внуках, и твои в каждом письме спрашивают. Надо прислушиваться к родительскому слову. Понимаю, что хочется пожить для себя, но мне уже кажется, что хватит. -Успеем, какие наши годы! – категорично заявляла она. – Паша, на моей работе, я узнавала у подружек, можно не меньше твоего зарабатывать. Только потрудиться придется. А там уже и о сыне с дочкой поговорим. Павел тяжело вздыхал, понимая бессмысленность дальнейших уговоров. У жены появилась идея фикс, против которой аргументов у него не нашлось. Ее полностью поглотила жажда наживы. Как же избежать таковой, когда с материальными ценностями круглый день. В том смысле, что ей и мудрить нет надобности, как к рукам прилипают рубли и побольше. Осень в Туркмении радует прохладными ночами. А, стало быть, ночной отдых становился полноценным и удовлетворяющим. Уже в сентябре начиналась ощущаться такая долгожданная разница с летними ночами. Даже поначалу удивляющая, словно мы насовсем позабыли об обыкновенной прохладе, а пупырышках на коже, и о желаниях натянуть на разгоряченное от дневного солнца тело тонкое одеяло. Пока тонкое, поскольку еще не настолько похолодало. Павлу лететь в командировку послезавтра. Притом, при всем, а своим ходом. На выходной Виктор прилетел в Чарджоу, и обратно в Керки не собирался, поскольку на этом перелете его командировка закончилась. В таких случаях и Дурды не остается на оперативной точке, прилетает на выходной вместе с пилотом. Чего же ему одному в этой командировке делать-то? Хотя, ежели полет производственный и связанный с заявкой заказчика, то техник имеет право не присутствие на вертолете лишь при наличии свободного места. Таковое оказалось. В принципе, оно, разумеется, даже если бы и не оказалось, то все равно отыскали бы. Свой пассажир в строке «пассажиры» не вписывается. Он присутствует, как само собой разумеющееся. И поскольку из аэропорта Керки вылетели рано, то и в Чарджоу оказались сразу где-то после обеда. Обычно в явочные дни пилоты показывают свои телеса в управлении с утра и максимум чуть ближе к обеду. Лишь чтобы ознакомиться с последними неприятностями и прочими событиями в Аэрофлоте по всему Союзу, поставить везде свои автографы, тем самым утверждая, что изучено и освоено, а также сделаны соответствующие выводы. И разбегаются по домам для исполнения супружеского и семейного долга, включая лежание на диване с баллоном пива (в Чарджоу так зовут трехлитровые банки), которым, если впереди не ожидаются внезапные и незапланированные полеты, пилоты утоляют жажду. У каждого свои вкусы. Кто любит бороться с засухой в горле пивом, кто чаем. Зеленым и горячим. Лично Павел как-то быстро втянулся в эти горячие чаепития. Ведь зеленый чай даже сахаром лишь вкус портишь. Его нужно пить горячим и несладким. С карамелькой за щекой. Утоляется жажда скорее и эффективней любой иной влагой. Но сегодня Павел готовился к командировке, собирал нужные бумаги и подписи, включая и проездные документы на случай, если смена происходит в аэропорту Керки. Тогда приходится возвращаться домой рейсовым самолетом Як-40. А еще, узнав о скором прилете Виктора, Павел специально задержался в кабинете эскадрильи Ми-2, чтобы лично встретить Виктора и получить от него необходимую информацию, которой они всегда делились при сменах. Мало ли чего и как, и какие пожелания возникли у заказчика, чьи прихоти приходилось исполнять, чтобы работа была, как в удовольствие, так и без лишних эксцессов. Что-то вроде о тех, кто платит и танцует. Поскольку заплатил, так и заказываешь все капризы. Павел сидел за соседним столом рядом с командиром эскадрильи и заполнял нужные бланки, когда тревожно и надрывно зазвонил телефон, и Константинович, удивленный настойчивостью звонка и его несвоевременностью, схватил трубку и прижал ее к уху, спрашивая в телефон: -Я вас слушаю, что желаете? – буднично по гражданскому пробубнил он, почему-то предполагая, что в такой неурочный час может звонить кто-нибудь посторонний с целью задать глупый вопрос. – Да, слушаю, да Горюнов, командир эскадрильи, и что вы от меня хотели? – спросил комэска и затем несколько минут слушал, не перебивая звонившего, словно прослушивал из его уст длинный монотонный рассказ. Наконец, так показалось Павлу, хотя, если честно, ему никакого дела не было до этого звонка, Константинович до конца дослушал этот монолог и мягко, словно она была из нежного хрусталя, положил трубку на аппарат, пристально уставившись в Павла, желая от него получить ответы на те вопросы, что возникли после телефонного разговора. -Случилось что, Костантиныч? – спросил удивленный Павел, слегка опешивший от таких манипуляций комэски. – Звонил-то кто? -Ты мне, Паша, ничего про дела Виктора в Керках не хочешь мне поведать? – слегка неуверенно спросил Константинович. -Не понял? – взволнованным голосом переспросил Павел. – Случилось с ним что, аль как? Говори открытым текстом, Костантиныч. Мне Дурды по секрету нашептал, что Виктор вполне приемлемо ведет себя на точке. Без эксцессов и чрезмерных вливаний. Если бы и было что, так он мне сразу бы рассказал, не сомневаюсь. Мы с ним договаривались на эту тему, без обмана. -А опасения у тебя были? -Нет, Костантиныч, - Павел понял, что сболтнул лишнего, навел тень на друга и вызвал у комэски сомнения. И потому решил срочно реабилитироваться в лице командира и оправдать друга. – Если в армии были допустимы послабления этого порядка, то здесь я попросил и предупредил его, что в аэрофлоте правила намного жестче и строже. Ну, для того, чтобы Виктор не расслаблялся. Сам понимаешь, Костантиныч, первая командировка у человека, лучше уж перепугать его, чем пустить на самотек. -Напугал? -Мне так показалось, - говорил Павел, чувствуя, что таким признанием лишь глубже топит друга. Хотя, чего бояться, если Дурды утверждает о стойкости и стопроцентной дисциплинированности Виктора. -Звонила жена Лебедева Ирина. Я сам удивился ее звонку, но она мне много интересного рассказала и любопытного про пьяные похождения Гречишникова в Керках. Мол, источник информации у нее достоверный. Из уст участников и свидетелей слышала, и они ей поведали обо всем. -Да чушь собачья! – Паша казался категоричным, но сам даже похолодел от нехороших предчувствий. Неужели Виктор пошел в разнос? Ох, как это на него похоже! Было, но не сейчас. Так показалось даже всем друзьям, что Виктор кардинально поменял свое отношение к выпивкам. Нет, вовсе не значит, что он от них совсем отказался, не уменьшил и не отменил, а просто четко обозначил границы дозволенного. Даже все долгие месяца учебы в училище сам пропагандировал трезвый образ жизни в казармах и в стенах училища. Быстро усвоил прописную истину, что здесь разговоры замполита и упреки командиров услышать не удастся. Просто в одно мгновение можно ощутить острую коленку в области таза. И, получив направление и силу движения, навсегда покинуть любимую профессию с ее материальным достатком. Ох, как не хотелось Вите возвращаться к токарному станку. Грязно, нудно и скучно. А летать он любил. Нравились командировки, встречи, знакомства и парения над землей. Ради таких эпизодов можно от водки и насовсем отказаться, коль потребуется. -Костантиныч, - охрипшим пересохшим голосом пытался убедить командира Павел в некоторых несоответствиях происходящего и его абсурдность. – Во-первых, Дурды не стал бы врать, тем более, он вообще не потребляющий. И Витьке я верю. А во-вторых, так сам по себе звонок некий идиотский. С какого такого ляду Ирка станет тебе звонить? Глупости все это. Ее и в армии с нами не было. Уже после увольнения Лешка женился на ней. Не знает она Виктора, ни с какой стороны. -А она мне про него и не рассказывала, - уже сердито и категорично заявлял командир эскадрильи. – Она просто про Керкинскую эпопею с пьянками и загулами мне наговорила. -Вот она единственная, кто проявил сознательность, - съязвил Павел. – Не верю, да и все тут. Какая-то тварь пошутила, сто пудов. Сейчас Гречишников заявится, и ты по его глазам определи состояние. И в это же время приоткрылась дверь кабинета, впуская во внутрь помещения счастливую и усталую фигуру Гречишникова Виктора. -О, как здорово, что ты здесь, мне и искать тебя не придется! – восторженно воскликнул Виктор, пожимая руки присутствующим. – Бумаги и пожелания заказчика полным списком, чтобы никого не забыл. А чего Костантиныч ты так пристально меня изучаешь? Как на исповеди клянусь, что ничего криминального и антиобщественного не совершал. Все в пределах разумного и допустимого. Слушай, Пашка, - уже обращаясь к другу, беззаботно и откровенно стрекотал Виктор, внося в душу комэски уже глубокие сомнения по поводу правдивости и достоверности тех событий, о которых наверещал ему несколько минут назад телефонный стукач. – Сейчас там запарка у них. На 17-ой ключи оборвало, так что, придется тебе попотеть. С утра до ночи, как угорелые носимся. Это еще хорошо, что Гусейнов с утра задумал лететь. Что-то ему в ЧУРБ понадобилось. Ты уж без него не улетай. Мужики, - вновь спросил Виктор, заинтригованный видом друга и некими сомнениями на лице комэски. – Колитесь и вводите меня в курс ваших сомнений и измышлений. Явно, проблему чую. Павел решил не тянуть кота за хвост, и сразу выложил ему про странный звонок, включая и про его автора. Судя по реакции Виктора, им сразу стало ясно, что тут даже возле правды близко не летало. -Вот уж, Костантиныч, и удивил ты меня! Я даже и не испугался, - слегка ошарашено пролепетал Виктор. – Меня не столь сам текст беспокоит. Ведь ежели судить по описанию, так там весь керкинский аэропорт о моих загулах гудит. Такое скрыть невозможно. Если пожелаешь, так сам слетай в Керки, да поспрошай всех. Да только впустую время потратишь. Все две недели кроме чая и компота к собственным губам ничего иного не подносил. А соблазнов, сам догадываешься, там валом. И с моим слабым характером не легко было устоять. Да только Ирке, зачем это нужно было? Смысла не наблюдаю, пользы от ее болтовни. -Ну, - замялся Константинович, - польза в финансовом эквиваленте. У меня сложилось такое впечатление, что ей хочется своего Лешку в командировку спровадить вместо тебя. -Костантиныч! – законно и справедливо возмутился Павел. – Это ведь глупость несусветная! Ты ведь планировал Хархатдинова со следующего месяца на базе оставлять. Лешка и базовые полеты здесь абсолютно не причем. -И в самом деле, - комэска задумчиво почесал за правым ухом. – Ладно, верю, Витя, не собираюсь я реагировать на всякие сплетни. А вы уж там сами между собой разберитесь и мне доложите результаты. 7 -Паша, - уже на улице спросил Виктор. – А Лешка еще не прилетел? Он, вроде, как всегда должен возвращаться после обеда. Да, сейчас пока рановато. Или в самый раз? Если сегодня в Чаршангу не нужно. Нет, сегодня не нужно. В Чаршангу по вторникам летают. Значит, уже дома. -Дома, - уверенно ответил Павел. – У него сегодня вообще выходной. Вчера меня на пиво приглашал. Привез из Керкичей хорошего белого амура. Копченого. Почти всего за раз съели. -И ничего не оставили на сегодня? – уже с затаенной надеждой спрашивал Виктор, словно сейчас его балык больше волновал. -Пошутил. Чуть больше половины съели. Его разве за раз всего осилишь? Тем более, что никто нам не помогал. -Это очень хорошо, тогда сейчас и доедим. И поговорим серьезно и строго. Ну, что за чушь собачья? До чего дожили, а? Жены занялись трудоустройством мужей, курица тупая, Ирка эта. Какое ее дело вообще до мужских дел и проблем? Сиди себе дома, коль на работу не желаешь, мужу борщи вари, компоты. А ей он надоел, что ли, устала каждый день наблюдать? -Она и мне жаловалась, - неожиданно вспомнил Павел, - что в доме столько дел, а Лешка после рейса на диван падает и в телевизор, уставившись, до сна валяется. И так каждый день. А ей хочется поскорей благоустроить квартиру. -Точно, курица мокрая, - поддержал Виктор. – Вот ее взять в один рейс и прокатить по всем площадкам. А потом попросить еще дома паутину смести, суп сварить и ночью в постели проявить активность. Дура безмозглая. Тут с дивана до кровати сил еле хватает добраться. Горит у нее там, что ли? Пожар тушить срочно требуется? Ну, пусть месяц-другой без этих крючков поживет, без полочек. Так ведь потом самой хуже будет. Мужика беречь нужно смолоду. А то сорвется, всю энергию на вбивание гвоздей израсходует, а потом сама пойдет на поиски мужиков. Знаем мы их. -Погоди, Витя, - Павел остановился за два дома до жилья Алексея. – Горячку пороть не будем. Лешка сегодня должен быть дома и абсолютно трезвый, раз завтра с утра лететь. Ирка тоже дома. Я видел ее во дворе, стирку она затеяла. Поначалу посидим, о том, о сем покалякаем, на ее реакцию поглядим. Ведь звонила всего час назад. Должна находиться под впечатлением содеянного. Что-то не успел я заметить в ней сволочные черты. А если это просто чья-то идиотская шутка? Или, что, скорее всего, происки неведомых нам врагов? -Вот ты сам понял, что сказал? Какие там еще происки врагов? Лешку поскорее решила спровадить в Байрам-Али, чтобы потом после командировки развесил ей все полки и крючки. Сам понимаешь, что после свадьбы они больше врозь, чем вместе. Вот и устала она от него. -Но, - не соглашался Павел, - вот так подлиничать просто глупо и пошло, не в ее натуре. Как я понял, так она баба эрудированная и интеллектуальная. А такой поступок больше тупой подходит. Тем более, что сам Лешка знает, что Костантиныч Хархатдинова к базовым полетам готовит. Максимум через неделю, если не раньше, Лешку заменит. И зачем нужна была эта каша? Больше месяца отпахал, а теперь, когда мытарства закончились, такую вот свинью подкладывать? Виктор, ошеломленный такими предположениями, внезапно остановился. Теперь уже и его обуяли сомнения. Уж слишком очевидная глупость просматривается в этой подставе. Но его душила и жгуче распаляла обида на такую несправедливую характеристику. Он мужественно держался все эти командировочные дни по многим и весьма уважительным причинам. Где-то в радиусе видимости и слышимости обитал хищный зверь по имени стукачек. Потом ему все-таки приходилось общаться постоянно, как со служащими аэропорта, так и с его посетителями. А он, однако, пилот вертолета, его командир, а не просто какой там мазутчик или водитель грузовика. И у самого внутри прорезалось осознание своей значимости и нужности не только аэрофлоту и летному отряду, но собственной семье. А перед подрастающим сыном не хотелось бы падать мордой в дерьмо. А тут какая-то прошмандовка, а иначе он ее называть не хотел, поскольку в Забайкалье вместе с ними не служила, и в офицерской дружбе и взаимовыручке ни хрена не соображает, так подло нанесла удар в спину. Ни за что, ни про что. Нет вины за Виктором. В дворике под виноградником, который, кстати, принадлежал Пашкиной семье, сидели они вдвоем. Ирина перебирала рис, а Алексей пил из пиалы зеленый чай. Сегодня пиво ему нельзя, завтра в полет. Ира подняла глаза и радостно помахала мужчинам, приветствуя их и зазывая в свою компанию. -Привет, - через силу миролюбиво поздоровался Виктор, но усаживаться не стал. Так и стоял над ними. -Может, пива возьмем? – спросил Виктор, в надежде, что за пивом как-нибудь проявится истина. -Нет, - отрицательно покачал головой Павел. – Лешке нельзя, а дразнить его просто не по-товарищески. -Зато закладывать, так это вполне по-товарищески, - решил не тянуть кота за хвост и сразу же расставить все точки и запятые по местам. – Ира, вот только безо всяких вихляний скажи нам просто и кратко, зачем звонила в эскадрилью Константиновичу про некие слухи? -Куда? – удивление и непонимание Ирины было настолько искренним и естественным, что Павел даже немного устыдился за эти грязные подозрения. – Я никому и никогда не звонила. Ты вообще, о чем говоришь? -Об эскадрильи. О звонке и про доклад Горюнову обо мне, - Виктор сам немного переволновался и затруднялся в определении вопроса и в правильной его постановке. Ведь нужно было не в лоб задавать, а как-то подвести Ирину к нему, чтобы ошарашить и принудить к признанию. -Витька, ты там, в Керках не перегрелся? – сердито и строго спросил Алексей, которому стало даже слишком неприятно от непонимания ситуации. Его жену пытаются в чем-то обвинить, а сами ходят вокруг да около. – Говори конкретно, или проваливай домой. Мне жена обещала на ужин плов соорудить. У Гульнары научилась. Вот первый эксперимент ставим. А ты здесь нас загадками напрягаешь. Павел решил не темнить и не томить, а прямо и открыто рассказал про этот странный звонок. -Ира, Леша, я и сам ошеломлен и не собираюсь эту белиберду принимать за истину. Но Витька весь взвинчен и рвется с требованием сатисфакции. -Дурдом, да и только! – воскликнул Алексей, спрыгивая с лавки и опрокидывая свою пиалу на землю. – Вот уж действительно, сумасшедший дом! Какой к хренам телефон, когда здесь такового и знать мы не ведаем! Ира, ты знаешь здесь поблизости телефон? Ну, кроме аэропорта, а уж оттуда она точно не могла с таким докладом звонить Константиновичу. Паша, а может, надо было головой подумать, прежде чем учинять это расследование? Ну, хотя бы предположить и определить степень вероятности и возможности такового. А вы сразу с таким апломбом, словно все про нас ведаете и потому по-людски с нами общаться не желаете. -Не горячись, Леха, ведь даже если эта какая-то злая шутка, то настолько разумная, что и подкопаться не к чему. Константиновичу оно меньше всех надо, но он именно указал на Ирину. И вдруг Алексей побледнел и зло сверкнул глазами в сторону жены, словно вспомнил нечто обличительное. -Ирка, а куда ты бегала минут на 15? Сказала, что хочешь кое-то уточнить, и сбежала куда-то. Ирина смотрела на мужчин мокрыми от слез глазами и ничего не могла понять из их спора. Голос у нее дрожал так, словно ее сейчас обижают и втаптывают в грязь. Павел поднес к ее губам пиалу с чаем, и она, отхлебнув несколько глотков, наконец-то сумела выговорить первые слова: -К Гульнаре я бегала спросить. А потом она сама звонила и на своем туркменском языке с кем-то разговаривала. А я никому не звонила. Я ведь даже не знаю номера телефона вашего командира. Как и кому, я могла звонить? Глупости все это и неправда. Вы сами все наврали. -Кто наврал? – взвился Виктор, которому требовались срочно более достоверные и убедительные доказательства, а не эти жалкие оправдания. -Пошел вон, придурок, и чтобы тобой здесь больше не воняло! – грозно прорычал Алексей, сжимая до белизны костяшек кулаки. – На хрен ты нужен кому, чтобы еще ради тебя так суетиться. Хотели бы тебя притопить, так еще в училище моментов хватало. Да ты и сам когда-нибудь залетишь без чьей-либо помощи. -Да, я, да ты да вы оба! – заикаясь, залепетал Виктор, и, заняв боевую стойку боксера, смело двинулся в сторону Алексея, готовый силой кулаков убедить всех в своих справедливых выводах. Павел схватил его сзади за плечи и резко оттолкнул в сторону с такой силой, что Виктор чуть не улетел в кусты. Спасла его стойка, поддерживающая обрешетку, по которой расползался виноград. -Витя, - с иронией и насмешкой проговорил Павел. – Когда ты водку в армии жрал, мы с Лешкой в спортзале по турникам лазали. Ты на кого прешь? Он же тебя одним ударом пришибет. А потом, пацаны, давайте разговаривать, а не орать, и уж тем более, кулаками не махать. Где же наша офицерская дружба до гроба, в которой мы клялись, и которую обещали хранить? -Да пошли вы все со своей сопливой дружбой, стукачи вонючие! – зло крикнул Виктор, разворачиваясь в сторону выхода. – Один звонит с Промбазы, Ткаченко закладывает и невинным ангелочком прикидывается, второй жену подговаривает. Ты, Ирка, хоть бы законспирировалась, себя не называя, как Пашка. Все, нет никакой дружбы, и вы все мне на хрен нужны. Сказал он громко, с искренней обидой в голосе, что осадком осела в душе и неприятно зажгла. И самым обидным в этой сваре казалось, что само по себе обвинение глупо и не оправдано. Но таким прощальным криком души и сердца Виктор рвал дружбу с теми, с кем и кому был многому обязан, кто в трудную и опасную минуту не считался собою, а бросался, грудью защищая и выручая. Ирина беззвучно рыдала, так до конца и, не осознав, за что ее так жестоко оболгали и обозвали, Алексей жевал нижнюю губу и нервно вытрясал из пачки сигарету. А Павел сидел рядом и глупо пожимал плечами, пытаясь трезво осознать и оценить происходящее. Некое внутреннее подсознание подсказывало, что здесь просматриваются некие происки врагов. Неизвестных, невидимых и подлых. Но кому они успели настолько насолить, и какую дорожку перейти? Ведь нет здесь, и не может быть конкуренции. Пилотов ощущается нехватка, они прибыли в отряд, как желанные. И самая ужасная мысль вкралась в Пашкины мозги, так вопрос, а кто же следующий? -Паша, - немного погодя, спросил Алексей. – Объясни мне ты толком, что это такое здесь было? И зачем он устроил сейчас этот балаган. Ведь ни мне самому, а уж тем более Ирке совершенно не нужен был этот скандал. Ну, не совсем уж дура она! – уже в сердцах воскликнул Алексей, но на жену глянул с легким подозрением. А вдруг? Ведь пилила его уже, сколько дней за безделье по дому. Вот и решила поспособствовать, устранить из командировки Виктора, чтобы надолго застопорить его на базе. Глупо. Оставалось всего несколько дней страданий, и все, с четвертого числа в командировку. Опять в свой Байрам-Али летит на обслуживание Каракумской компрессорной станции. Хороша и веселая работа. Алексею она понравилась. И самое главное, что чаще он сам там планирует полеты, которые связаны с патрулированием газопровода. Лишь с утра выполнит транспортный рейс, от силы два, и патрулируй помаленьку. -Дура, не дура, но кто-то усиленно пакостит нам, вредит по полной. Сначала мне теперь вот тебе. И что ему от нас надо? – спросил, немного подумав и почесав затылок, в недоумении Павел. – Грубо, жестоко вредит, понимая, что в нашем обществе сейчас стукачок – самая паскудная миссия и грязное клеймо, не отмываемое. Уж легче нарушить чего-либо, чем быть уличенным в доносительстве. -Ты так считаешь, что сие все это происки недруга? – удивленно спросил Алексей, пока еще не понимая этой догадки. – И кому мы это успели так сильно насолить? Я не припоминаю такого. -Но ведь все про то и говорит. Я физически не мог звонить Очаковскому с Промбазы и докладывать ему о пьянке Ткаченко с Гусейновым, даже если бы и был знаком с этим инспектором. Телефон был в распоряжении Даминова. Это диспетчер Промбазы ВТУРБ. Юрка. Мы с ним потом сдружились, так я понял, что и он сам на такое не пойдет. Тем более, так грубо гадить своему начальнику. Это же можно запросто вылететь с такого хлебного места! -А Ирка, откуда могла? Да я сейчас же схожу к Гульнаре и все уточню. Это же, вообще ни в какие мозги не влезает! Сам подумай. -Уже подумал. Наплюй и разотри. А ты, Ира, тоже сильно не страдай. Немного испортило настроение это происшествие такую славную череду наших успехов и побед, подарков судьбы. Кто-то не желает нам счастья. Видать, перебор в плюсах. Однако насколько ты помнишь, Леша, то Виктор логикой не выделялся. Сплошные эмоции и прилагательные. Возможно, сейчас в легком подпитии и домыслит, если не закопается еще глубже. Ведь для того, чтобы понять, требуются напряжения в коре головного мозга. Хватит ли у него на это потуг? Слегка сомневаюсь. Но, чтобы оставаться друзьями, ему на это придется пойти. А это про разрыв, так он сгоряча ляпнул. Алексей с утра улетел в свой базовый рейс, а Павел позволил себе немного предаться отдыху. Вчера собрал все бумаги и документы к завтрашнему вылету, а в доме усел все повесить и прибить. Как и рекомендовал Константинович, не изощрялся в ремонте, поскольку буквально через год-другой будут сдавать новый дом в микрорайоне Учпункт, в котором они с Алексеем получат новые квартиры. А по существующим нормам ему с Маринкой тоже может достаться двухкомнатная. И про детей Павел лишь пугал ее, чтобы хоть таким способом стимулировать Маринку на рождение сына или дочери. Ей, видите ли, пару лет прожить для себя. А вот Павлу больше желалось иметь в доме некоего маленького Киселева, чтобы эта самая жизнь для себя скрасилась детским смехом и визгом. Он помнит, как баловался с маленькой Валей и Виталькой. И с какой радостью они тянули к нему ручки, как желали видеть дядю Пашу. В принципе, так он с самого их рождения знаком с ними. И ходить, и говорить они учились с его помощью и под его руководством. Да, так уж случилось с этой женитьбой. Не так, как мечталось и рисовалось в воображениях и грезах. Но ведь Павел принял сей факт, как случившееся и судьбоносное! Для многих, если не для большинства, сумасшедшая любовь с любованиями звездами и луной чаще заканчивается резким внезапным отскоком в разные стороны на ужасные и длинные дистанции. С треском, разрывом и такими ранами, что брак их и вообще соседское нахождение становилось невозможным и смертельно опасным. Ну, почему Маринка не желает принять эту действительность такой, какая она есть? Ведь этого она сама больше его хотела, охмуряя и заарканивая слегка хмельного мальчишку курсанта. Так продолжай укреплять семейные узы деторождением, чтобы у твоего мужа даже желания на разрыв не возникало. Ведь именно сейчас, пока не появились дети, легки и безболезненны расставания. Меньше всего нужна Павлу ее работа с сомнительными прибылями и вкладами в семейный бюджет. Не могут деловые денежные люди, а в особенности азиатской внешности, преподносить такие дары от щедрости души и с единственной благотворительной целью. Рвет Маринка эту хрупкую слабую супружескую связь. И без того ненадежная семейная жизнь трещала, словно сшитая нитками не того номера. Кто-то их перепутал, а она не желает укреплять. В таких раздумьях Павел сидел у окна и разглядывал двор с суетой его обитателей. Немного тоскливо и грустно было от таких мыслей. И только сейчас он понял мамины печальные взгляды, которые быстрее его раскусила невестку, и не поверила в искренность и прочность этой женитьбы сына. Она даже догадывалась и предполагала, что в первый же отпуск он вернется один. Однако Павел думал иначе, и пытался всеми возможными средствами и уловками укрепит созданное им самим. Когда еще издали он заметил, несущуюся на всех парах, Татьяну, то сразу молниеносно переключил свои мысли на иную тему, и пулей вылетел к ней навстречу. Лешка в рейсе, а Ирка с грозной Татьяной не совладает. А в том, что Татьяна неслась на разборку, он сразу понял по ее грозному и решительному виду. И без кровавых соплей с вырыванием клочьев волос сейчас здесь не обойдется. Подхватив чуть ли не на руки, Павел внес ее в свою комнату и грубо шлепнул на диван. -Вот сиди, и не рыпайся, а иначе свяжу и жестоко высеку ремнем! – грозно прикрикнул Павел на разбушевавшуюся женщину, которая все еще продолжала дергаться и рваться в бой. – И лучше тебе не дергаться. А то обещанное вмиг воплощу в реальность. За мной не заржавеет. Что, этот придурок напился и разболтался? Вот трепло собачье. Хуже базарной сплетницы стал. Я ведь надеялся, что немного выпьет и поумнеет, а он наоборот. Хуже базарной сплетницы стал. Ему же мы вчера с Лешкой внятно и доходчиво пояснили, так почто он тебя взвинтил? Решил жену на жену натравить, чтобы успокоить и потешить свое самолюбие? -А что, нет, а что, не так было? А чего она…? А если хочет, так пусть скажет, а нечего сразу звонить. И неправда все это. Витя не пьет в командировке, он мне звонил по вечерам, я бы сразу поняла. Он и дома стал реже и аккуратней пить, а она взяла, и наплела всяких гадостей, - уже менее уверенно и слегка напуганная таким жестким напором Павла, лепетала Татьяна. Павла уважали и даже слегка побаивались его справедливости и жесткой требовательности еще с армии. Он не будет, если когда и ругает, с бухты-барахты или по чьим-то сплетням судить. Проверит все, убедится сам, потом принудит к признательности самого нашкодившего, а уж потом отчитает по всем параметрам снизу доверху. Поэтому Татьяна сразу почувствовала, как Павел яростно вступился за Ирину, уже сомневаясь в пьяных сплетнях мужа. Виктор ведь не сразу напал на чету Лебедевых, а поначалу проглотил две полные рюмки водки без закуски и под сигарету. И уж потом приступил к жалобе на мерзопакостный поступок Ирины, убеждая и доказывая, как факт очевидный и доказанный. Мол, и пацаны свидетели, и сам комэска так и сказал. -Неправда, что ли? – продолжала уже без азарта Татьяна. Пожар и буря уже были погашены и притушены. -Неправда, дурья твоя башка! – рявкнул Павел, но потом резко сменил грозный тон на мирное собеседование. – Мы ведь на новоселье клялись в верности, дружбе и любви. Почто так сразу без спроса предаем друг друга? -Так это же она, а не я. Мне ведь Витя так сказал, что звонила именно она и едва ли не при нем. Или ты там тогда был? Я уже не помню, как он говорил. Было же, так чего заступаешься? Надо же разобраться и определиться. Если это она, тогда…, - глаза Татьяны зло блеснули. -Вот именно, - Павел сел рядом на диван. – А я так понял, что ты к Ирине не для разговора шла. Куриные бои на высоком уровне решила устроить. Честное слово, ребята, вам так хочется с такой легкостью и радостью порвать нашу офицерскую дружбу в клочья. Вот и цепляетесь за любую сплетню. А тут вам такую радостную информацию на блюдечке с голубой каемочкой преподносят! -Паша! – уже жалобно, чуть не плача, проскулила Татьяна. – А что тогда делать, а? разве можно так подло шутить? -Можно. Подлецы в выборе способов особенно не церемонятся, попадая в цель с одного выстрела. Не нужно им помогать. Давайте учиться давать отпор и сдачу. Вот ты сейчас остыла и вообрази, прокрути в мозгах весь этот звонок. Изобразить, помочь твоему воображению? Приблизительно так: Виктор Константинович, вам звонит жена Лебедева Ирина. Спешу сообщить вам, что Гречишников Виктор…. Ну, а дальше по тексту, ты представляешь, о чем и про что. Вот начало именно таким и было. Это же даже с куриными мозгами так не закладывают. А где распространенное, понятное и доступное слово «доброжелатель»? И Витька твой на эмоциях сыграл. Нехорошо, ребята, некрасиво. Необходимо в ближайшее время собраться и обсудить такое скверное положение, как недопустимое и анти товарищеское. Мы должны друг другу доверять, а не какому-то там подлому и скверному информатору. -Паша, да я-то ничего, а вот Витьке ты объяснил бы, а? Ну, чтобы он так уж не сердился на Ирку. Да и Лешку он приплел, словно они заодно. И как он может заодно, когда Лешке оно и даром не надо, - уже жалобно просила Татьяна Павла. Оказалось, что Виктор с утра опохмелился и сам же завел ее. Оттого и летела Татьяны, как фурия с единственной мыслью и целью: порвать сплетницу пока муж в воздухе. Уж с этой мелкой дрянью ей справиться проще пареной репы. А вот теперь у нее было иное видение на этот свой мстительный шаг. Это же просто замечательно, что на пути попался Павел, который случайно в этот миг смотрел в окно. Ох, и наломала бы она дров сгоряча. И не только дров, но и человеческих женских костей. А ведь у нее именно такие намерения и были. -Спасибо тебе, Паша! – добавила Татьяна, окончательно осознав ошибку. – Да я сейчас пойду и от души накостыляю Витьке самому по шее. А-то развел демагогию с розовыми соплями про тебя и Ирку. Мол, это вы за нее просто по дружбе заступились. А сами, так на все сто уверены в Иркиной подлости. А оно выходит, что сами мы с Витькой оказались глупее глупого. -Ладно, Таня, будешь Витьку по шее лупить, пару раз и от моего имени отвесь. Только от души, чтобы враз просветление в мозгах наступило. А не просветлеет, так я от своего имени в командировке отвешу по трезвой башке, когда он на смену прилетит. Пусть с сегодняшнего дня на эту тему мыслить начинает. -А ты, Паша, завтра летишь? -Да, с самого сранья. В наряде на семь часов стою. Так что, сегодня хотелось бы от души отдохнуть и выспаться. Павел не знает, каким образом и способом убеждала и доказывала Витькину неправоту Татьяна, но ее воздействия оказались весьма действенными. Уже на третий день где-то ближе к заходу солнца его к телефону позвал на вышку диспетчер. Звонили из Чарджоу. Павел поначалу никак не мог понять, кто и зачем потревожил его стремления, отправиться после ужина в царство Морфея. Но потом, сосредоточившись и усилив напряжение своего слуха, поскольку из трубки некто приглушенно квакал и крякал, наконец-то уловил тональность Виктора, его говор и манеру общения. Но тему и причину звонка долго еще никак не мог осознать. -Говори по буквам, чего тебе надо? – рассердился Павел не на Виктора, а на ужасно скверную связь. -Я все понял! – орал с другого конца провода приглушенный далекий и еле внятный голос Виктора. – Я помирился с ними и попросил у них прощения. Да, был неправ, а с кем не бывает, ежели все так показывает и разоблачает именно Ирку. Однако не могла она, даже если и желала этого. -Витька, вот ни хрена понять не в состоянии, о чем и о ком ты треплешься? – уже возмущенно прокричал Павел. – Связь вообще никудышная, а он еще тут эпитетами красуется. Говори по теме. -Это не Ирка звонила. А зачем ей вообще нужно было меня парафинить? Леха и без меня спокойненько улетел в Байрам-Али. -Ладно, Витя, я основное понял, что вы молодцы. Прилетишь на смену, потом и поболтаем серьезно и внятно. Только ты Таньку там не обижай. Своим подзуживанием и накручиванием против подруг ты ее оскорбляешь. Это очень даже неправильно. Ладно, большой привет сыну. Ну, и, слава богу! – уже думал Павел, возвращаясь в свою комнату на кровать. – Разобрались и помирились, а провокатора отыщу и обрежу ему его поганый язык, чтобы больше не свиничал. Но вот что там, у них в семье произошло, Павел никак и сообразить не мог. С чего это так кардинально с Витькой перевернулось, кто его за уши притянул к телефону и уговорил наговорить извинений, словно он перед Павлом провинился и теперь так винительно оправдывался? Мог бы он и конца командировки дождаться, приема-передачи, где обо всем спокойно и без нервотрепки обсудить. Видать, Танька сильно разозлилась и сполна навешала по полной программе. И по ушам, и по шеям, и еще кое по чему, чтобы мозгами думал, прежде чем друга обвинять. В данную командировку с Павлом техник Сакора. Вроде как по имени Коля. Но это его так все звали до определенного момента. Павел попросил как-то научить его некоторым фразам туркменского языка, чтобы хоть на базаре можно было слушать и обсуждать товар и цены. Да и в аулах детвора набегает и лопочет на своем, облепив вертолет, как мухи нечто. А ты слушаешь их, как грохот камнепада или стук града о железную крышу. Одинаковые восприятия. А так, хоть приблизительно будешь знать, чего они от тебя хотят. Но Сакора, с трудом и выговаривая и коверкая слова на русском языке, чистосердечно признался: -Очень плёхо говорить на туркменски. -Здравствуйте, я ваша тетя! – удивленно воскликнул Павел. – Ты, как-то и по-русски весьма слабо. Какой, в таком случае, твой родной язык. Насколько я осведомлен, так ты туркмен по национальности. -Туркменский? – просто и внятно ответил Коля Сакора. – Просто я его немного забывал, пока училища учил. А русский плёхо усвоил. Там, когда учился, говорил хорошо, а приехал, стал плёхо. -То есть, насколько я сумел тебя понять, так ты завис где-то посреди? Тот забыл, а этот не выучил. Буду просить Адхама. -Он узбек. По-туркменски тоже плёхо говорить. А наши языки немного непохожие, у нас по-другому говорят. -Черт знает что! – искренне возмутился со смехом Павел над создавшейся ситуацией и проблемами. – Учителя никак не найти. Согласилась синоптик Диля. Она свободно общается на всех языках, включая и матерный. Вот его в этих краях освоили с успехом все, включая и Сакору. А уж у Диле лучше любого мужика, получается, по матерному. Особенно весело слушать, как она ругается с кем-либо из местных служащих на туркменском, напополам смешивая его с матом. И главное, что эти добавки превращали ее речь в очень понятную и внятную. То есть, здесь он понимал смысл ее речей и без переводчика. -Диля, - просил Павел, который не слишком любил мат даже из уст мужиков. А уж из уст женщины он вылетал чересчур безобразно. – Ты меня учи без этих соленых примесей. Я и без мата ученик способный. И она ему на листке записывала два-три предложения, требуемые для обращения или неких просьб, а Павел уже заучивал их, лежа на своей кровати. А по утрам на Промбазе обращался с этими фразами к Юрке Даминову, вызывая у того искренний и веселый смех. Да, вкратце, почему Коля превратился в Сакору. Однажды, разгадывая сложный кроссворд, при нем озвучили вопрос, касательно птицы из семейства вороньих. Он быстро ответил: -Сакора. Вписали и продолжили. Однако через несколько шагов это слово препятствовало ответу на простой и внятный вопрос. Попросили Колю разъяснить, кто такая, и что из себя представляет Сакора. Тужась, коверкая и ломая все слова подряд, он наконец-то сумел родить из себя это понимание. Получалась сорока в его интерпретации. Посмеялись, но новое имя к нему прилипло прочно, словно по паспорту. Говорят, что теперь даже супруга его зовет именно так. Сегодня в обед к вертолету подошел сам Гусейнов, начальник ВТУРБ и, расспросив о здоровье и летных успехах, заказал назавтра после обеда полет в Чарджоу. Ему, видите ли, срочно понадобилось с кем-то встретиться. А, стало быть, Павел без предупреждения нагрянет домой с инспекторской проверкой. Это он так в шутку называл вот такие внезапные прилеты домой. А на самом деле, так Павел супруге верил. Пока поводов серьезных она ему не давала. Да и если так часто думать про измены и рога, то смело можно забрасывать работу вертолетчика. Возможностей и вероятностей для адюльтера полно, как для мужей, так и для жен. Двухнедельные регулярные командировки располагают и предполагают некие походы налево с двух сторон. -Каландар Исаакович, - легко и мягко намекнул Павел начальнику, словно, вроде как, и, шутя, но, мол, ему гораздо лучше подходит иной вариант. – Вот если бы мы полетели послезавтра, то у меня законный выходной получился бы. Если честно, так нельзя перенести встречу? -А оно мне надо, тем более, что уже обговорено? – незлобиво возмутился Гусейнов. Они после того казусного случая с Ткаченко поговорили, уточнили и сдружились. Начальник Павлу поверил, а вот спаивание пилотов обещал прекратить. Сам нахулиганил, как признался он, чувствуя вину перед Ткаченко. – Это тебе с женой выходной, а мне две ночи в гостинице придется провести. Нет уж, назавтра и обратно меня отвезешь. Мой дом сейчас на Промбазе. И жена там. -Но иногда можно и, как сам говоришь, и нахулиганить. -Можно, но пока оно мне не нужно, - подмигнул Гусейнов Павлу, намекая ему, что некая хулиганка имеется, но не в Чарджоу. -Понял, не дурак, - тяжело вздыхая, согласился Павел. – Если и правду, так не слишком-то и хотелось. Я через неделю уже на полмесяца к жене возвращусь. А пока получится внезапно и не запланировано. Пусть бдительность не теряет и всегда в готовности будет к приему мужа. Они вылетели все-таки чуть ли ни к вечеру. И время оставалось только на перелет, с посадкой в аэропорту Чарджоу за полчаса до захода солнца. Оно могло бы и этого не хватить, но Павел торопил и пугал возможным категоричным отказом от полета по запланированному маршруту. -Каландар Исаакович, я вам гарантирую, что еще немного, и мы с вами вообще никуда не полетим. У меня, как ни странно, но допуска к ночным полетам нет. И так придется на скоростях и на повышенном режиме лететь. -Ну, так пора бы и получить, - попробовал возмущаться Гусейнов. -Во-первых, я еще только начал полеты на этом вертолете. А во-вторых, у нас производственные полеты по ночам не выполняются. Гусейнов больше не спорил, понимая, что в таких вопросах Павел более компетентен. Это ведь полет не на буровую вышку, а в базовый аэропорт, где соблюдение правил и параграфов обязательно. Поэтому даже позволил себе в последнее мгновение легкую пробежку до вертолета. Сей факт, просто недопустим для начальства такого ранга. Но ведь против аэрофлотских законов он просто бессилен. Да и диспетчер аэропорта Керки просто не выпустит их в рейс, самостоятельно и без ведома отменив этот перелет, если времени, с учетом определенного резерва, не хватит на этот маршрут. -Давай, толкай вертолет, маши крыльями! – кричал Гусейнов, слегка запыхавшись и усаживаясь на правое сиденье инструктора. Техник Сакора оставался в Керках, дожидаться их возврата. 8 Павел с первых дней прибытия в Чарджоу заметил такую странность, а точнее, разницу в наступлении ночи в Туркмении с Белоруссией. Да и в центре России аналогично. Вроде как, идентично добирается этот оранжевый шар до горизонта. Но на Родине этот шар затем медленно закатывается, словно там, за горизонтом еще необходимо благоустроить место для ночлега. Или, бросая прощальные лучи, сам хочет полюбоваться последним мигом дня, который сам затем и повторит. Здесь же лишь успевает коснуться линии горизонта, а затем и моргнуть не успеваешь, а солнца уже нет. И моментально, словно завоеватель, врывается ночь со звездами и луной. А где же продолжительные сумерки, по многим параметром схожие с пасмурным днем? Нет их. Так, чуть-чуть легкая синева неба мелькнет на западе, и вмиг врывается в мир чернота. Поэтому и давил Павел ручкой управления от себя, чтобы посадка в Чарджоу была произведена за 30 минут до захода. Такие требование документов для малой авиации ПАНХ, для пилотов, не имеющих допуска посадки в аэропорту после захода солнца. Этот период уже называется ночью. А Павлу пока ночью летать нельзя. Считают, что он пока еще до конца не освоил технику пилотирования днем. Да еще с пассажирами на борту, что категорически запрещено. Уже пролетая поселок Саят, Павел успокоил свою внутреннюю нервную систему, великолепно понимая, что успевает с хорошим запасом, позволяющим долететь уже без спешки, чтобы затем выполнить стандартный заход на посадку с построением большой коробочки. Такие манипуляции требовались по причине легкого попутного ветра. Стало быть, посадочный курс был противоположный полетному. Услышав от диспетчера необходимые параметры, Павел установил на приборах курс посадки, давление аэродрома и, выполнив требуемые маневры, посадил вертолет на взлетной полосе. Но, пока рулил на стоянку вертолетов Ми-2, пока сдавал технику вертолет, тут и ночь подкралась. И уже после сдачи в секретную часть служебного портфеля, к дому подходил под свет звезд и редких горящих фонарей. Однако разочарований не испытывал. Успеет еще, и искупаться, и поужинать под картинки голубого экрана телевизора. И у него вся ночь впереди для любви и ласки. Тем более, что Гусейнов просил вылет перенести ближе к обеду, чтобы самому не суетиться, завершив без спешки и оглядки на часовую стрелку служебные и личные дела. Ему-то спешка абсолютно ни к чему. Запертая входная дверь и темные окна квартиры слегка удивили и разочаровали ожидания. Хотя к подругам с ночевкой Марина не бегала. Всегда возвращалась домой. Ну и что? Разве стоит от этого так расстраиваться? До ее прихода он успеет искупаться и поужинать. Маринка, скорее всего, вернется сытая. В Туркмении принято угощать гостей обедом и чаем. Голодным гостя из дома не выпустят. Павел с легким разочарованием, но мысленно успокаивая себя и настраивая на позитивное настроение, открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру. Сразу же, не раздеваясь, включил газ под кастрюлей с водой, чтобы она к моменту разоблачения успела согреться. Уже поливая себя ковшиком из таза, Павел вдруг вспомнил, что перед входом в квартиру он успел машинально бросить взгляд на почтовый ящик, и, так ему представлялось, там сквозь круглые отверстия белела почта. Газеты они еще не выписывали, а, стало быть, там могло быть лишь письмо. Но ведь почту приносят до обеда. Получается, что Маринка вообще еще не возвращалась с работы, что ли? А это значит, что и с ужином он в пролете. Придется мудрить и изобретать что-нибудь самому. Нет, скорее всего, она к кому-то из своих конторских зашла. Если бы к общим друзьям-подругам, то почту обязательно взяла бы. Ведь там может быть лишь письмо от мамы. Ее родители не любят писать, и, скорее всего, как понял Павел, они рады, что сбыли с рук беспутную дочь, и теперь хотят ее забыть насовсем. Нет, и не было между ними теплых родственных чувств. Не роднятся и не желают знаться, что означает, что и в отпуска туда можно не ехать. А Павлу это даже на руку. Не слишком и хотелось тратить отпускные дни на этот славный город Кременчуг. Нечего и ему там делать. Скоренько промокнув себя махровым полотенцем и набросив на голое тело длинный теплый халат, Павел выскочил на улицу и открыл почтовый ящик, с удивлением рассматривая конверт. Не было на нем ни адресата, ни имени отправителя. Да и графа «КОМУ» пустовала. -И что это еще за юмор местного масштаба с очередными загадками? – удивленно размышлял Павел, поднимаясь по ступенькам в квартиру. Но решил не торопиться. А вдруг в конверте нечто для Марины важное и нужное? Потом скандала не оберешься. Немного лучше подождать. А пока заварил чай и нарезал бутербродов, чтобы у голубого экрана все это на голодный желудок поглотить. Белый, чистый, но запечатанный конверт лежал сиротливо на телевизоре и манил к себе загадкой и непониманием. Проглотив последний бутерброд и бросив взгляд на настенные часы, Павел уже слегка разозлился. Разумеется, он прилетел без предупреждения, и никогда такое не делает. Но всегда говорил ей, что такие прилеты возможны. Стало быть, ночуй дома. Муж с ревизией запросто может нагрянуть в любой момент в неурочный час. Видать не поверила и не учла такой вероятности. Окончательно обидевшись и разозлившись, Павел схватил конверт и раскрыл его, доставая оттуда тетрадный листок, исписанный красивым подчерком с одной стороны. Павел сразу узнал этот подчерк с завитушками и колючками, как он любил называть его. Такие письма писала Виктору Татьяна. Но вот Павлу она никогда и ничего в своей жизни пока не писала. И с чего бы это? Павел прочел текст, наверное, раз десять, прежде чем понял смысл содержания этой записки. Слов немного, но все они били и жалили, словно впивались в тело своими острыми буквами. «Паша, прости, что пишу, может, и зря я так поступаю, но мне уже самой противно это молчание. Виктор страшно негодовал, но требовал, чтобы я тебе ничего не говорила. А я считаю, что это нечестно по отношению к нашей дружбе. Мы ведь вместе были все эти три года службы в Забайкалье, носы морозили и от подлых комаров отмахивались. А она, словно чужестранка, даже неясно, зачем затеяла это замужество, ежели и не собирается создавать семью. И такой факт, как измена мужу, да еще в открытую, меня возмущает до глубины души. И Лешка молчит, хотя твоя Маринка словно и скрывать ни от кого не собирается. Ведь в твое отсутствие к ней и за ней какие только на своих автомобилях не приезжают. Как к себе домой. Даже не пытаясь скрываться. И вот я решилась, узнав от диспетчера аэропорта, что ты сегодня возвратишься домой, оставила для тебя это письмо. Тем более, что в твое отсутствие она практически не ночует дома. Конечно, ты можешь переспросить, у кого пожелаешь, хоть у Виктора, хоть у Алексея с Иришкой, но я гарантирую, что изобразят на лицах недоумение и удивление. И не знаю, сумеешь ли поверить моим словам, поэтому я уточнила, то есть, вернее, проследила сама за ними и узнала его адрес, того, у которого она чаще ночует. Можешь, хоть сейчас, но попозже, когда, как говорится, у них наступит время постели, поехать по этому адресу. Я уверена, что застанешь их в очень даже определенных позах и одеянии. Еще раз прости, если не согласен с моим поступком, но ведь так она еще и родит тебе неизвестно от кого, а тебе придется воспитывать. Или, что еще хуже, платить алименты. Ведь она, как я поняла, так и планирует всю жизнь гулять. Всегда уважала тебя, а потому и информирую. ТАНЯ». Затем следовал адрес, где гипотетически в данную минуту находилась его жена со своим очередным любовником. Павел отбросил письмо от себя на пол и сам прилег на диван. Ну, и что ему делать сейчас? Унизить себя и рвануть по указанному адресу? А не много ли ей чести? Проще, так оставить это письмо и пусть сама прочтет и поймет его осведомленность. Нет, он заберет его с собой в Керки, а для супруги оставит свою записку с этим вот адресом и с припиской, что все сам лично видел и знает о ней и о ее изменах, чтобы потом не пыталась выкручиваться и придумывать всякие оправдания, сваливая сплетни на происки врагов. Однако уже через несколько минут Павел решился. Поначалу полностью себя успокоил, вернул мысли и нервную систему в устойчивое состояние, а затем с трезвым определением решился ехать и разоблачать. Ведь в любом случае Марина станет визжать, обвинять его самого, но пытаться выкрутиться и оправдаться, пока ее носом не ткнешь в сам факт, когда оправдания потеряют силу и убедительность. А скандалить и устраивать сцены ревности со стрельбой и мордобитием, Павел абсолютно не планирует. Он лишь убедится и покажет ей разоблачение. И от всех этих соображений неожиданно в душе образовалось веселье и счастье. Ну, и, слава богу! Случилось все даже на радость мамочке. Она согласилась с выбором любимого сыночка вынуждено. Уж в следующий раз Павел постарается ее порадовать своей женитьбой, и предъявит маме достойную невестку. Быстро скинув халат, Павел надел на себя гражданскую одежду и выскочил из дома. Хотелось поначалу забежать к Алексею, чтобы и ему высказать свое мнение о нем и о его понимании дружбы. Мог ведь друг, живший по соседству, и видевший сей адюльтер, хотя бы намекнуть о наличии рогов у друга. Получается, что вместе хихикали за глаза и сочувствовали. Хорошо, хоть Таня догадалась открыть всю истину и разоблачить жену. И не просто словами, а фактами и адресом, где голубки воркуют. Вот только ты, Паша, постарайся и собери всю волю в кулак, и по возможности этими кулаками не размахивай. Зачем же нам вместо долгожданного освобождения получить еще и тюремный срок? И чего так сильно разнервничался? Сам, поди, дожидался именно такого финала не первый день. Чем уж чем, а задницей Маринка крутить умела перед самцами. Азиатские самцы аж слюной давились, бросая жадные взгляды в ее сторону и провожая глазами, чуть ли шею не сворачивали на все 180 градусов. Уже перед входной дверью, указанного Татьяной адреса, Павел вновь ощутил по всему телу эту противную нервную дрожь. Унизительную и оскорбительную. Ведь сейчас придется что-то говорить, объяснять и доказывать. Не хотелось бы. Вот послать бы их подальше и про все забыть! А он так и сделает. Глянет, убедится и пошлет. И никаких физических и нервных эксцессов. Велик почет для них, чтобы Павел еще перед ними свое даже легкое расстройство показывал! Ничего они этого не увидят. Даже легкую радость и наслаждение от предчувствия освобождения ощутил. С той же легкостью, что сдался в Кременчуге под ее настойчивостью, с такой же быстротой и освободится. А чтобы долго не думать и теребить мозги, Павел резко выбросил руку в сторону кнопки звонка, и сильно надавил на нее, ощутив в суставах вялость и тяжесть, словно сам организм ничего не желал такого, связанного с нервными переживаниями. -Кто там? – спросил грубый мужской голос минут через пять. Видать, помешал Павел их процессу наслаждения, оторвал от таких важных дел. А ведь вполне вероятно, что и вообще могли не подходить, да Павел сам не заметил, как все эти пять минут не отрывал палец от кнопки, заливая мелодичным и приятным перезвоном квартиру. Дверь плотная, двойная, поэтому сам он этой мелодии почти и не слышал. Зато находящиеся в ней отслушали сполна. Оттого и злым и сердитым был голос вопрошающего. -Открывай, свои! Молочный брат твой посмел заявиться, будь добр, впусти своего родственничка! – с той же учтивостью гаркнул Павел, наконец-то соизволив отпустить палец от кнопки. Быть вежливым и доброжелательным не хотелось, но и рвать, и метать он не станет. Дверь распахнулась аналогично голоса, то есть, зло и резко, как и сама выглянувшая физиономия. От увиденного лица Павла сразу же захотелось шарахнуться в сторону, поскольку посчитал ошибкой свое явление сюда. Не могла позариться Маринка на такое чудо. Ему с трудом удалось сдержать порыв, сразу покинуть этот дом. Лицо хозяина этой квартиры было черным, чересчур измятым и блестящим, словно смазанное маслом. Неужели, житель черного континента? Однако приглядевшись, Павел понял, что перед ним представитель не негроидной расы, а очень смуглый загорелый, даже пережаренный на солнце туркмен. Ну, а мятое и потное от подушки и водки, и блестело оно от испарины, от капелек пота по всей физиономии. В помещении было слишком даже душно и жарко, хотя на улице уже достаточно прохладно. Но он нагрел квартиру обогревателями. Вероятно, хозяину не хотелось пускать нахала внутрь своих владений, но Павел, решивший до конца решить свой семейный вопрос, входил смело и бесцеремонно. А оказывать сопротивление молодому, хорошо сложенному парню желание у владельца этих апартаментов не возникло. Вдруг гость с мирными намерениями? -Парень, тебе чего? – как можно спокойней спросил испуганным голосом обладатель блестящего лица. -Боря, там кто пришел? – услышал Павел из глубины квартиры голос пока еще своей жены Марины, и на душе сразу стало легко и свободно. Не обманула его Татьяна, все оказалось правдой. -Я сам сейчас разберусь, ты не волнуйся, - прокричал ей в ответ Боря, и уже обратился к Павлу. – Ты, случаем, квартирой не ошибся? Здесь тебя никто не ждет и не знает. Ты спрашивай, может, я знаю того, кого ты ищешь? -А знаешь, ты абсолютно прав, меня и в самом деле, здесь никто не ждет и уже даже не надеются на встречу, - с легкой иронией и уже со смехом и в веселом внутреннем настроении отвечал Павел. Соперник оказался настолько уродливым, по пониманию и видению самого Павла, что даже иного мщения, как обречь супругу на вечное с ним проживание, страшней наказания и не придумать. Нет, вполне вероятно, что при параде и на солнечном свету рядом с пожилой туркменкой он даже весьма престижно и привлекательно смотрелся бы. Но, представив его с Маринкой, как бы Павел к ней не относился, рвотные позывы подступили к горлу вместе с этой мыслью. Видно, Маринке также стало весьма любопытным лицезрение гостя, ради которого ее Боря так надолго задержался, покинув на большой промежуток времени ее благородное уважаемое тело. Она резко выскочила из комнаты, на ходу набрасывая на обнаженное тело легкий летний халат. -Ты? – больше поразилась и удивилась Маринка в первые секунды. Она резко остановилась в дверном проеме с широко раскрытыми глазами и ртом, словно увидала нечто абсолютно непредсказуемое. -Мариночка, ты знакома с этим молодым человеком? – угодливо спросил Боря, изображая на лице сладкую улыбку. -Она очень даже близко со мной знакома, - ответил за жену Павел. – И ей совсем не нравится мое появление в такой неурочный час. Но я сейчас же уйду, даже ничего выяснять не планируя. Можете продолжать свои любезности в том же духе. Да не дрожи ты так! – обратился он к Борису. Павел понял, что тот уже разобрался в степени знакомства их общей Марины, и теперь ожидал грандиозный скандал с битьем посуды, мебели и его лица. – На сатисфакцию я не настроен и ее не планирую. На иные грубые деяния аналогично также. Мне вполне хватило лицезрения вашего совместного присутствия. Можете выслушать меня, молча, и не перебивая. Я сам все скажу, - приостановил Павел попытку жены изречь из открытого рта некие фразы. – Ты, Боря, поскольку присмотрел мою жену и бессовестно ее конфисковал у меня, так уж будь добр, забирай насовсем. А то, даже как-то не по-джентельменски теперь возвращать в супружеское ложе. К концу моей командировке, Марина, а ты сама знаешь время моего возвращения, свое личное барахло можешь вынести. Только прошу, чужого не тронь ничего, ни даже маленькой безделушки. Вернусь сюда и отниму враз. Павел развернулся к выходу, но потом внезапно бросил в сторону жены смешливый, но взбешенный взгляд и ткнул в ее сторону пальцем. -Провожать не нужно, дорогу я знаю. Очень даже рад, что все так быстро разрешилось. А то неизвестно, сколько бы еще мне лет пришлось бы таскать на лбу ветвистые рога. Сама ведь толком не определилась, но по глазам вижу, в выборе сомнения имеешь. Одно ясно, что со мной уже разорвало на века и однозначно. А выбор твой меня развеселил. Хотя, вполне осознаю, что свое уродство он компенсирует деньгами. А ты их всегда любила больше всего. Разоблаченные любовники слушали Павла, молча, все еще не веря в мирное завершение монолога, обиженного и оскорбленного мужа. Только вот все равно хотелось Маринке услышать из его уст хоть маленькие признаки сожаления и страдания. А он с такой легкостью открестился и попрощался. Павел не отпускал такси, так и, полагая, и надеясь, что задержится на время, не более 10 минут. И это он с запасом брал, понимая, еще не по плану получится, с открыванием дверей задержится, как и случилось. Поэтому, выскочив из подъезда, он сразу запрыгнул в машину и дал команду уснувшему водителю, следовать по новому маршруту, запланированному им заранее: -Микрорайон Учпункт. Дом я покажу на месте. Там аналогично минут 20-30 подождете, пока я поговорю. -Никаких проблем, - равнодушно ответил водитель, трогая машину с места. – А потом куда едем? -Обратно в аэропорт. -Это даже очень хорошо! – уже более бодро и обрадовано воскликнул таксист. – Как раз успеваем к прилету Московского рейса. Там пассажиров всегда полно, что не на одну ходку мне хватит. Таксист уже мысленно подсчитывал прибыли, а Павел внезапно пожалел о своей выходке. Нет, не с Маринкой, а о том, что едет к Гречишниковым. Что он скажет Виктору и Татьяне? Спасибо одной и свое «фее» другому? За молчание, за факт скрытия и не предупреждения друга? Но менять решения не хотелось. Машина уже несла его в сторону нового микрорайона, а передумывать было сложно и трудно, так как сейчас срочно требовалось высказаться самому и услышать мнение и советы друзей. Очень сложно и невозможно однозначно ответить, как бы он сам повел себя по отношению к друзьям, если бы вдруг стал обладателем вот такой паршивой тайны? Не зря говорят в народе по такому поводу двумя яркими и жизненными поговорками: «Чужая душа потемки», и «Муж и жена – одна сатана». И кто будет правым, так еще вилами на воде писано. Всегда, кажется, что супруги сумеют помириться, а тебя обвинят, как причину раздора. И вместо спасибо услышишь лишь упреки. И кто тогда из них больше правый: Виктор, который скромно промолчал и, молча, наблюдал за прорастанием рогов на челе друга, или Татьяна, которой чувство армейской дружбы не позволяет умалчивать про подлость по отношению к Павлу? Ведь поступок Марины, судя по письму и наглядному примеру, не просто эпизодическая измена, а целенаправленное уничтожение семейных уз. Потому и детей не желала, чтобы не мешали ей свободно разгуливать налево, направо. Но, спасибо Татьяне, поскольку их мнения и стремления совпали. Павел с легкостью и удовольствием рушит эту неправильную и непрочную семью, созданную нечаянно и случайно. -Ты это чего? – слегка удивленно, но радостно встретил Павла Виктор, впуская в квартиру и сразу предлагая тапочки. Татьяна специально купила для гостей набор тапок, которые по размерам подходили на все ноги. – По делам заскочил, аль случайно, мимо проходя? Ты на выходной прилетел? -Нет, завтра опять в Керки. Но к обеду, рано вставать не придется. Но и от пива откажусь, - сразу ответил он на все заданные и предполагаемые вопросы, мельком заметив на журнальном столике трехлитровую банку с пивом и кучку рыбных отходов на газете. Семья баловалась балыком. -Паша? Вот так новость! – из ванной выходила вся мокрая и раскрасневшаяся Татьяна, плотно запахивая на голом теле халат. Семья ко всему прочему еще и ко сну готовилась. Время отдыха во дворе. Это Павлу дома не спится. – Заходи, пивком побалуешься. Рыбку Виктор принес просто умопомрачительную. Так я больше ради рыбы составила ему компанию. Даже разрешила ему за второй банкой сбегать. Просто первая слишком быстро закончилась. Глаза Татьяны горели радостью и семейным благополучием. По ее виду Павел не приметил ни столь ожидаемых вопросов, ни угрызений совести за содеянное. И как это теперь понимать? Что-то опять не сходится в деяниях. Откуда она вдруг в один миг могла узнать последовательность сегодняшних событий, как в действиях Павла, так и Марины? Они, как сразу понял Павел, весь вечер пьют пиво с рыбой. Даже на вторую банку дала добро, что бывает лишь в хорошем духе и при наличии массы свободного времени. А ежели судить по письму, то встречать Павла Татьяна просто обязана напряженно и вопросительно. Ведь предала, по сути, подружку, хотя, как Павел понимал, таковыми они с Маринкой и не были, поскольку вся их компания встретила Маринку настороженно и с опаской, как чужака. И Татьяна не исполнила требований мужа, ослушалась супруга. Хотя, послушанием и кротостью она никогда не выделялась, но в любом случае сейчас глаза ее не должны были лучезарно светиться. Как ни как, а удар, хоть и с благородной целью и искренний, но нанесен был жесткий и смертельный для дальнейшей семейственности Павла. А Татьяна готова расцеловать и за стол усадить, словно никак не ожидала явления такого дорогого гостя. Полнейший абсурд. -Паша, ты чего мнешься, как неродной? – тянула Татьяна его за рукав в комнату с пивом и рыбой на журнальном столике. – Не желаешь пива, так чаю налью с конфетками. У нас есть хорошие, с Украины. -Погоди, - притормозил такую неуемную радость жены Виктор, первым заметив некое несоответствие в поведении друга. – Говори, что случилось, а то вид у тебя, словно жаловаться на судьбу пришел. Может, с Маринкой чего приключилось? -Ой, Витя, ну, ты сразу в крайности бросаешься! – как-то беззаботно и без изменений в настроении отмахнулась от таких инсинуаций мужа Татьяна, продолжая усиленно тащить Павла за стол. – Садись, я сейчас чай заварю. Знаю сама, что перед вылетом у тебя жесткое табу. Вот и Виктор наконец-то, благодаря твоему положительному примеру, аналогично такой политики придерживаться стал. А то, все на авось рассчитывал. Мол, пронесет. Теперь боится. -Ну, ты и сказанула, тоже мне! – смущенно, еще не поняв, кого здесь похвалили, а кого в пример поставили, проворчал Виктор. – Просто я осознал, что здесь порядки далеко не армейские. По карману больно бьют расслабления. А за такие нарушения, - он показал пальцем на пиво, - еще и по голове. Когда Татьяна убежала на кухню, Виктор заговорчески подмигнул, пододвигая к Павлу бокал с пивом, предлагая и намекая, что Павел не против небольшой дозы, но стесняется при Татьяне. -До вылета один бокал выветрится без остатка. -Нет, Витя, я уж лучше чаю. -А чего пришел-то? Чувствую ведь, что неспроста. -Ой, малость ты и прав. Шел я к вам неспроста, да вот теперь сомнениями вдруг повеяло. А вдруг все зря я эту кашу заварил? Только порчу своими желаниями, разрешить свои непонимания. -Ничего не зря, - воскликнула Татьяна, вернувшаяся с кухни с чайником, конфетами и кружкой. – Говори, не томи, а то я уже вся от предположений и догадок извелась с твоими намеками. Пришел, и мнется. Как девица-красавица. -Вот тебе и девица, - тяжело вздохнул Павел. – Застукал я Маринку с ее хахалем. Тепленькими в коечке и не совсем правильно одетыми. А если честно, то совсем раздетыми. Вот такие у меня дела. Потому и примчался к вам, чтобы не оставаться одному со всяким там мыслями. Ведь такое еще нужно и переварить, и усвоить, и решение принять разумное и правильное. -Паша, какие еще решения? – после минутного молчания с широко открытым ртом фальцетом завопил Виктор. – Метлой, да еще в говно предварительно макнуть. Гнать в три шеи в свой задрипаный Кременчуг. Даже не зацикливайся над вариантами, иначе народ перестанет уважать. И что хоть за козел, на кого променяла тебя, такого молодого и красивого? -Чурка какой-то чумазый. Понимаешь, на него глядя, блевать тянет, а она с ним в койку. Вот оттого и разгорелся пожар в груди, что пожар самому мне не унять. Прискакал к вам за помощью. -Так я могу и водочки налить. -Буду чаем тушить. Через пару минут в себя стала приходить и Татьяна. Она настолько естественно вошла в ступор, что Павла вновь обуяли сомнения. Но ведь их не должно быть вовсе. Письмо ее, натуральное и не отрицаемое. Не под гипнозом же писала она его, что теперь так естественно ведет себя, будто вовсе и не причем? -Пашка, ты прости за вопрос, но мне его даже задавать тебе страшно. Ты хоть их в живых оставил, не покалечил? -Нет, даже матом не обругал, - бросая проницательный взгляд в сторону Татьяны, как можно спокойней и бодрей отвечал Павел. – Просто попросил к моему прилету из командировки очистить помещение. И по возможности проветрить, чтобы ею там и не воняло больше. Я чрезвычайно спокоен и хладнокровен, как на олимпийских играх. В этом меня можете не упрекать. -А вещи, а форма? Ты же у нас, как понимаю, переночуешь? – спросила участливо и с материнской заботой Татьяна. – И ты оставил их в своей кровати досыпать? Даже из дома не выбросил? -Таня, я их не у себя дома застукал. Я их подловил на его квартире. Пришел как раз вовремя, в самый ответственный момент, когда они успели раздеться до нагиша, и уже просто так сказать, что мол, на минутку заскочила, стало просто невозможным. Вот такие дела, подружка. Как говорится, застал на горячем. Там я, как раз и не стал скандалить. Понимаете, милые мои, я вдруг осознал никчемность и пустоту нашего с Маринкой брачного союза. Он изначально нам был не нужен. Нет, ей, как раз, нужен был хотя бы для того, чтобы с кем-нибудь сбежать из этого вертепа, перенаселенного невестами. И здесь ей несказанно повезло. Она наконец-то попала в мужское царство, где каждая женская особь оказалась на виду и на примете. Дожила баба до момента, где вокруг нее гарцуют мужики, добиваясь внимания, где выбор вправе делать она. Молодец, однако, быстро сориентировалась. Вот только, по-моему, добиваясь внимания, где выбор вправе делать сама, с женишком лопухнулась. Хотя…, - Павел многозначительно призадумался, продолжая упорно выискивать во взгляде и в выражениях Татьяны хотя бы искорки далекого понимания деяний, ею лично сотворенных. И ничего не наблюдал, кроме неподдельного ужаса, сочувствия и желания приласкать и приголубить несчастного друга. – Я так понимаю, что вкусы женщин и мужчин в отношении вторых и должны разниться. Странно было бы, если бы он и мне понравился. Самой природой такое определение неверно и противоречит здравой логике. -Паша, а как же ты догадался, что они именно там и вместе? Тебя кто-то предупредил, наверное? – искренне и без каких-либо помыслов спросила Татьяна, чем окончательно ввела Павла в непонимание. Ну, не могла она так искусно играть, если уж и писала такой откровенный пасквиль. Понимала же, что вскроется ее творчество, не будет Павел умалчивать. А на что тогда надеялась? Ведь на лицо, как адюльтер, так и сам информатор. Она ведь не скрывала своего имени. И Паша решился, доставая из кармана ее конверт с тем посланием и предупреждением, вручая ничего не понимающей Татьяне. Таня взяла в руки и несколько минут вчитывалась в текст. И вдруг, наконец-то поняв смысл происходящего, она испуганно вскрикнула, отбрасывая письмо от себя, словно из него только что выползла опасная змейка, грозящаяся ужалить. -Нет, нет, что за чушь, не правда все это! – лепетала она, отползая по дивану подальше от Павла. – Я не могла, я сама ничего не знала и не могла знать. И даже, если бы и узнала случайно, даже представить не могу, как бы поступила. Паша, правда, правда, это писала не я. Виктор удивленно глянул на жену и поднял с пола письмо, медленно вчитываясь в текст. Его реакция оказалась более предсказуемой и ясной. И чего тут мудрить, если бумага доказывает. -Дура, нет, ну, набитая дура! Это о чем я молчал, если и понятия не имел о шашнях Маринки? Да я забыл уже, когда в последний раз видел ее. Вот меньше всего мне хотелось бы шпионить за женами друзей, как некоторые, не будем показывать пальцем. На кой хрен ты устроила это расследование с последующим разоблачением? И еще упоминаешь обо мне без какого-либо предупреждения! -Витенька, - жалобно хныкала Татьяна. – Я не писала это письмо, нет, даже и не думала, все это неправда. Как же мне убедить вас в своей правоте? Это кто-то подло поступил в отношении меня. -Ты вот сейчас хоть молчала бы, а? Дура набитая, да и только! А вот на это посмотри и на подчерк этот, чье оно все? – совал ей под нос Виктор письмо. – Да твой индивидуальный подчерк спутать невозможно ни с чьим. А потом, само подумай, кому это нужно, чтобы в разоблачении именно на тебя подумали? Если бы кто пакость в отношении к тебе задумал, так мне про тебя написали. -Нет, вы погодите, и не устраивайте здесь семейные разборки, будто я специально пытаюсь рассорить вас, - срочно в их спор вмешался Павел, совершенно не рассчитывая именно на такую реакцию друзей. – Я ведь не собираюсь никого обвинять, включая и тебя, Витя. Сам не догадываюсь, как бы поступил на твоем месте, но не стал бы упрекать и оправдываться. По сути, я зашел к вам с целью поблагодарить и сказать большое спасибо за эту информацию, что наконец-то решила мои семенные проблемы. Ведь ясное дело, что рано или поздно (и, слава богу, что, благодаря вам, рано), мы пришли бы с Маринкой к этой разборке. Она окончательно потеряла чувство меры и совести. Ну, ведь я не в обиде на вас, так почему, мне абсолютно непонятно, вы пытаетесь выкрутиться, если у меня нет обвинений. Ясным текстом объясняю, что благодарен вашей записке, и претензий предъявлять не планирую. Потому, поговорим по-дружески, по-товарищески, и ваша свара абсолютно лишняя. -Нет, нет, говорю же тебе, я не писала, это чужое письмо, подписанное моим именем, - словно в бреду повторяла Татьяна, беззвучно рыдая и не могущая понять простой истины, их неверие в ее правоту. -Слушайте, вы, сумасшедшая семейка! Вы, почему не слушаете меня? – окончательно разозлился Павел. – Словно нагадили и теперь на попятную. А не пошли бы вы, мои друзья, на хрен. Надоели своим детским лепетом. Павел развернулся и, сильно хлопнув дверью, выскочил на улицу, где стояло такси и терпеливо его дожидалось. 9 Павел был зол на друзей, на подруг и больше на самого себя, что все-таки не сдержался и сорвался на Татьяну и Виктора, нагрубил и нахамил им, хотя планировал просто поговорить и поблагодарить, что раскрыли глаза и помогли решить эту семейную проблему. И ехал к ним именно с этой единственной целью, чтобы в такую ответственную и опасную секунду не оставаться одному со своей болью, а выговориться и поделиться сомнениями и стремлениями. Не за что было им ругаться и сориться, спасибо Татьяне за услугу, прощаю Виктора за молчание. Ведь умалчивал он из лучших побуждений. Очень уж рискованно и неблагодарно быть глашатаем неприятных вестей. В старину такого вестника казнили. И знал же, зараза, результат такого извещения, а все равно, несся за тридевять земель и доводил неприятности до ушей владык. А сам оставался без головы. Такое, или нечто подобное произошло и с Татьяной. Получила из уст Павла не по заслугам. Хотя, разозлился и обругал он друзей не за информацию, так кардинально враз поменявшую его семейный статус, а за некое кривляние, за категоричный отказ от очевидного. Не мог некий недоброжелатель так классно подделать подчерк. Да и зачем, и кому это понадобилось? Быстро такси домчало до дома. А зря, лучше бы задержалось в пути или на каком-нибудь перекрестке. Потому что остыть не успел, ни черта до конца не осмыслил и не оценил происшедшее. И на парах в том же обозленном и сердитом настроении ворвался в квартиру Лебедевых, чтобы еще и Алексею выдать на гора свое отношение к его поступку, а точнее, за бездействие и молчание. -Пашка, ты что, с луны свалился, что ли? – смеясь беззлобно и весело, пыталась оправдать и защитить мужа Ирина. – Да мало ли кто мог зайти к ней по делам или просто на чай. Мы совершенно не собираемся контролировать каждый шаг твоей ненаглядной и обо все докладывать тебе. Вот уж, тем более, чем она там занимается, так нам абсолютно неведомо. Ну, а наговаривать свои фантазии считаем излишне и не по-товарищески. Это уж твое и ее личное дело. -В самом деле, Пашка, - так же миролюбиво, словно извиняясь, поначалу уговаривал его и Алексей. – Все те же лица, что и при тебе. Они же и в твое присутствие заезжали, и она сама с ними при тебе на машинах с сумками и торбами приезжала со всяким дефицитами. Ну, подумавши, и что мы могли предполагать? -Вот и Гречишниковы аналогично выкручиваются, - все еще злился Павел, хотя уже чувствовал свою неправоту. Однако тормоза уже отказали полностью и не желали включаться в работу. – Ну, кроме Таньки, которая поначалу написала всю правду, а потом пытается отречься от своего же письма. Тупо и глупо, и абсолютно не по-товарищески. Ведь мы теперь все годы будем по командировкам мотаться. Понимаете, хотелось бы поддержку от друзей наблюдать, а не подножку. -Пашка, ну, чего ты от нас хочешь, сам хоть понимаешь? – уже стал по-настоящему злиться Алексей. Ему завтра рано вставать, а он тут принес к нему свои семенные проблемы и требует разборок. – Можно подумать, сам не догадывался, как ей достаются все эти подачки. Эти турки задаром и пукнуть тебе не пожелают. А тут вам от чистого сердца все, вплоть до икры. Научись думать трезво и поищи виноватых в своем доме. А нам спать, пожалуйста, не мешай. -Спасибо, объяснили, рассказали и успокоили. Если честно, то мне глубоко наплевать на эту стерву, слава богу, что раскрыли глаза, спасибо за это Таньке. Я о нас сейчас говорю, о нашей консолидации. Да, что вполне допустимо, если бы она почувствовала контроль, так и повела бы по-иному! -С тобой, Паша, обхохочешься! Пошел вон! Вот с собой разберись до конца, а потом ищи виноватого по сторонам. Я одного понять не в силах, так это уж точно. Ну, женился ты на самой отъявленной стерве, что и пробы негде ставить. Так тут тебя от рогов даже пояс верности не спасет. Какая к хренам консолидация друзей? За жену каждый отвечай лично сам. Я лично сам тебе спасибо не пожелаю говорить, если на Ирку начнешь доносить всякие сплетни, даже если в них и доля правды окажется. Во все времена такие доброжелатели чаще всего смертельными врагами и разлучниками становились. Я всегда, вообще-то, считал и считаю, что предназначение дружбы в чем-то ином, а не в доносительстве на недостойное поведение супруги в твое отсутствие. Давай еще и женам про мужские шалости в командировках докладывать. Дружба, как ты сейчас говоришь, к этому и обязывает. -А что, есть о чем докладывать? – неожиданно поняв по-своему речь мужа, подозрительно спросила Ирина. -Вот только цепляться к моим словам тебе абсолютно не нужно, а иначе я и тебе сейчас личный скандал с разборками устрою! – обидчивым голосом произнес Алексей в адрес жены. – Пашка, иди, проспись, а то ни себе, ни людям спать не даешь. Сам, поди, рад, что так легко и оправданно избавился от такой непосильной и тяжкой обузы! Тогда и разборки прекращай. Павел открыл рот и попытался как можно резче и грубее ответить Алексею. Но голосовые связки вдруг прекратили свою работу, затребовав незамедлительного отдыха, переключая всю энергию на мозги, настырно требую, поначалу осмыслить и разобраться самому во всем, а потом кричать на всех. Он уже внутренним чутьем понимал свою неправоту, но пока не в состоянии был совладать с эмоциями. Они полностью поглотили его и ослабили волю, не позволяя руководствоваться разумом. А Алексей говорит хоть и обидные, но правильные слова. Абсолютно не нужна Павлу эта Маринка с первого дня их знакомства. И уж тем более в качестве жены здесь, в Чарджоу. Не ощутил он себя с ней семьянином. Даже в качестве любовницы Маринка была посредственной и больше равнодушной. Как говорится в литературе, так ложилась с ним в постель по повинности, а не по желанию. Позволь, а сам? Даже, прости меня тот, кто сверху наблюдает, в момент перехода ею дороги, сколько раз втайне мечтал о дорожном происшествии с летальным исходом? Как бы оно мгновенно решило массу проблем души и тела! Часто, ох, как часто представлял пышные похороны собственной жены! И вот, когда такое случилось, он носится с обвинительными речами по друзьям и ищет среди них криминал. Слава богу, что ума не хватило сбегать еще к Николаю! А почему? Да в письме Татьянином о них ни слова. Как будто эта семейная пара абсолютно не проинформирована о делах Маринкиных? И только уже на следующий день в воздухе, когда после обеда он вылетел из Чарджоу вместе с Гусейновым на Промбазу ВТУРБ, Павла вдруг охватила глухая и отупляющая тревога. Что даже заложило уши, и перед глазами заплясали мушки, словно он или свершил нечто кошмарное, или эта беда незаметно, но уверенно подкрадывается к нему, угрожая разрушительными и катастрофическими последствиями. Ведь вот уже на протяжении нескольких месяцев, сразу же по прибытию в этот теплый солнечный город, некто незаметный, невидимый, но весьма пакостный и сволочной пытается всякими мелкими недоразумениями воспрепятствовать и полностью разрушить дружбу четырех друзей, унизить и оскорбить каждого грязными подозрениями, подставить поочередно, то одного, то другого своими неясными, но ужасно определенными и заметными действиями, которые даже отвергать невозможно. Зачем Татьяна поначалу описала все в письме, не пытаясь шифроваться и спрятаться за доброжелателя, а потом категорично начала отвергать очевидный факт? Почему она поступила именно так, для чего ей это понадобилось? И что удивительно, так это ее реальное и натуральное обиженное возмущение за несправедливый поклеп на ее честное имя. Ну, не настолько же она глупа! -Какие проблемы? – спросил после посадки и выключения двигателя на площадке Промбазы Гусейнов. -Да нет, - удивленно ответил Павел, слегка испугавшись даже такого откровенного и уместного вопроса. – А с чего это вы взяли, что у меня проблемы? Я, как мне кажется, не озвучивал свое настроение. -Не просто взял, а сам с тобой переживал на протяжении всего полета, - хихикнул довольный собою Гусейнов. – И за себя и за тебя одновременно. У тебя был такой вид, что я бы тебя с таким настроением отродясь к штурвалу не допустил. Чем же думали и куда смотрели доктора? -Да не может быть! – сквозь грусть и тоску натужно улыбнулся Павел. – А мне казалось, что я умело запрятал свои проблемы, закопал их так глубоко и далеко, что и сам про них забыл. -Да нет, мелко и очень рядом, - грустно вздохнул Гусейнов сочувственно и с сопереживанием. – Пойдем ко мне и посидим с рассуждениями и размышлениями о сути жизни и о способах решения жизненных коллизий. Могу и коньячка налить. Хотя, не буду, поскольку обещал, что больше спаивать пилотов не буду. Ваньку жалко до соплей. Верю и убежден, что ты не мог даже физически его заложить, отчего еще тоскливей. Стало быть, стукачок среди моих. Тогда посидим за чаем. Я сам твои заявки подпишу. Просто сегодня я тебе своих людей не доверю. Павел не стал сопротивляться, и по дороге к кабинету вывалил все свои проблемы на голову и на суд Гусейнову. Друзей, или бывших друзей, как он назвал Виктора и Алексея, Павел не стал оговаривать и очернять. Ведь им сами придется еще прилетать на эту оперативную точку. А Гусейнов в таком же приватном разговоре сможет их упрекнуть и передать весь этот диалог. -Так это же не беда, а удача! – с каким-то внутренним восторгом воскликнул Гусейнов, наливая в пиалы чай себе и Павлу. – Ты только представь себе, что некоего информатора не оказалось бы (Павел назвал письмо тайным от доброжелателя). Закрыл глаза? Вот. Ведь с каждым годом женщины набираются опыта в распутстве. И очень скоро она освоила бы в совершенстве искусство артистизма. Выскакивала бы из объятий вот такого урода, каким оказался твой молочный брат Боря, и бросалась бы с показным натуральным счастьем к тебе на шею. Это только тебе оно казалось бы натуральным. Ты сразу таешь и не пытаешься обратить внимания на мелкие огрехи. Даже, случайно назвав тебя чужим именем, она умело выкручивалась бы. А по сему, абсолютно не наблюдаю причин для траура. Ты одним ударом сумел предотвратить дальнейшие измены, и махом стал свободным мужиком. Тебе 24? -Скоро 25. -Все равно, о такой молодости можно лишь мечтать и с сожалением вспоминать. Нет у тебя поводов для траурного вида и состояния. Если бы не знал твои трезвые принципы, уговорил бы по такому поводу выпить по рюмочки хорошего коньяку, - с легким сожалением Гусейнов покачал головой и, повертев бутылку в руках, возвратил ее обратно в бар за стекло. – Я тебе ее в дорогу отдам, когда сменишься и домой полетишь. Чтобы уже у себя в собственной квартире помянул сей радостный момент. А сейчас не даю, чтобы заранее не смущать и не провоцировать. А то еще сорвешься в таком состоянии. Ты только напомни мне в последний день. Просто эту бутылку мне по великому блату заместитель директора ликероводочного завода в Чарджоу подарил. Такого коньяку, ты ни в каком магазине не купишь. -Куплю. Вернее, мог купить, - уже окончательно вернувшись в хорошее настроение, засмеялся Павел, показывая пальцем на бутылку. – Точно такие моя жена, пока еще не бывшая, могла спокойно доставать. Она же в торговле работает, да еще каким-то немаленьким начальником в инспекции. А теперь я самолично разрубил такие блатные связи. Может, ради них не стоит рвать, а? -Ой, да с твоей молодостью и приличной довольно-таки атлетической статью можно заводить блаты во всех дефицитных сферах. Даже гораздо с большими возможностями, чем со своей женой, - махнул рукой Гусейнов в тон настроения Павла. Ему уже самому стало легче и комфортней, замечая, как Павел возвращается в нормальное расположение духа. – Главное – не засиживайся дома, а мило прогуливайся по вечернему Чарджоу. Найдешь и немало. Даже специально и искать нет необходимости. Я даже поражаюсь твоему расстройству из-за такого пустяка. Ну, да, конечно, первое, однако, поражение. Тебя, такого красавца променяли на урода. Зато быстрей поймешь простую истину – женщинам не всегда нужны внешние данные. Нечто кроме лица требуется еще что-то такое, чего в природе пока не определено и не изучено. -Странно и абсолютно непонятно, но в этом вы правы. Ведь кроме внешних показателей у меня вполне приличные и внутренние данные, все в организме в полном порядке. Комиссия не один раз их рассматривала, и до сих пор изъянов не обнаруживала в моем туловище, - легко влился в полемику Павел, решив, что пора окончательно выбрасывать из головы такое мелкое недоразумение, как жена. – Уж здоровей по мужским показателям, как мне казалось, дальше некуда. Так медики указали в своих диагнозах. Даже в космонавты предлагали. -Ох, Паша, если бы мужчина мог знать, что и как требуется женщине, то его можно смело бы назвать профессором женских душ, - тяжело вздохнул Каландар Исаакович и по-дружески похлопал Павла по плечу. – Даже будь ты самым крупным знатоком в этом вопросе, а все равно ошибок наделаешь немерено. Ну, не поддаются женщины никакому анализу и логике! -А зачем нужно познавать их до конца? – неожиданно предположил Павел. – Скучно и абсолютно без надобности. Пусть остаются неразрешимой и непознанной тайной. Но ведь всего-то одного и хочется от них, так обычной откровенности. Если бы она сама мне призналась и повинилась, что настроена, расстаться и покинуть семейное ложе, так я бы и не противился ее желанию. Даже вещички помог собрать. Нет, вот исподтишка надо, чтобы рогов побольше любимому мужу навешать. И самое интересное и любопытное, так это ее нежелание жестко засекречивать свои флирты. Им же безумно хочется, чтобы подружки и соседи ведали о ее успехах. Понимает и знает, что общечеловеческая солидарность, не позволяет, обнародовать сей факт перед супругом. Все, кроме мужа, давно проинформированы. Помню я эти игры по армии, ведь в офицерском городке даже чих или пук утаить невозможно. Но в любом случае, муж или жена узнают только после самых маленьких жителей, которые вот недавно лишь слышать и говорить научились. -Вот в твоей последней фразе ответ на все вопросы и прозвучал, - весело хохотнул Гусейнов. – Ругаем и чихвостим жен, совершенно забывая про себя. Ведь на каждой оперативной точке у каждого из вас своя временная жена или невеста, как угодно можно называть. Только мы привыкли считать все свои собственные похождения общечеловеческой мужской потребностью. Словно такое поведение неоспоримо и не отрицаемо. Мы не изменяем, а так развлекаемся. -Да нет, - попытался не согласиться Павел, поскольку за время супружества ни разу даже не задумывался о кратковременном флирте и прочих фривольностях. Как-то считал такое поведение неприемлемым для семенной жизни. Чего бросаться из крайности в крайность, ежели дома ждет и жаждет его законная супруга, которая, как казалось, аналогично маялась и страдала в ожиданиях. Домой Павел летел с двояким чувством. С чувствами. Можно сказать и с троякими. Два дня назад залетел пролетом Николай, который для Павла на данную минуту оставался последним другом, с которым он пока еще не разругался. Стало быть, другом считался. Не хотелось абсолютно ссориться и с Виктором, и его супругой Татьяной. Совершенно не желал распрей и с Алексеем, который все три года службы в армии считался лучшим и ближайшим другом по причине равного с Павлом статуса холостяка. И хотя они были неразлучными все вчетвером, но ведь чаще и больше удавалось по причине того же статуса общаться с Лешкой. Так уж случилось, что простились с холостяцкой жизнью почти одновременно. Но вот на кой ему, то есть, Павлу потребовались эти разборки из-за какой-то паршивой блудницы? Можно подумать, что сам бы несся вприпрыжку и с улыбкой на устах с вестями о загуле их жен! Точно таким же молчком утаил. Ну, в крайнем случае, сделал бы их женам тридцать третье китайское предупреждение. И это, скорей всего, лишь Ирине. А вот сумел бы сказать Татьяне? Да она быстро бы по старой дружбе послала бы его далеко и надежно. Сам, сказала бы, с этим алкашом верой и правдой живи. Да, что и говорить, Виктор в армии выпил весь запас спирта эскадрильи. Мог он легко и просто посреди ночи, только к губам поднеси, глотнуть любую жидкость, пахнущую алкоголем. Так Татьяна стократ должна быть по гроб обязанной быть благодарной Павлу за сдерживание этих пошлых повседневных желаний супруга. А уж в училище она, когда приехала на новогодние праздники, сама поразилась изменениями мужа. Не пьет. Ну, почти, что можно сказать совсем. Даже сейчас в летном отряде его можно без зазрения совести записывать в группу малопьющих. И все ведь благодаря Павлу. А она вместо спасибо свинью подложила и еще обижается за учиненный разнос. Так вот, два дня назад Николай на радостное приветствие Павла даже некое подобие улыбки не изобразил. А просто холодно кивнул, но руку в ответ на протянутую Павлом подал. Хотя на пожатие ответил вяло и недружелюбно, словно сделал некое великое одолжение. -А что ты такой злой, словно комар в накуренной комнате? – удивленно, но пока незлобиво спросил Павел, пытаясь оставаться сдержанным и доброжелательным. – Вроде у нас с тобой никаких конфликтов и споров с проблемами не произошло. Неужели и нашу тропку перешла какая-то тень? -Не было, так будут, - сквозь зубы проговорил Николай. – Ты на кой хрен звонил моей Ленке с непонятными намеками? Мол, я в твое отсутствие слишком часто и надолго заходил к Маринке. Я всего-то за это время вообще к тебе пару раз и заглянул. И не в твое отсутствие. А если честно, то я столько водки не выпью, чтобы от моей Ленки к твоей Маринке потянуло. Ты сам, насколько помню, всегда восхищался моей женой. А уж я и подавно. -Ты, да ты, да…, - Павел от такого обвинения даже заикаться начал. Вот только еще этой сплетни для полного счастья ему не хватало. – Да куда? Нет, ты хоть роди мне истину. Ну, куда это я мог позвонить, чтобы попасть на твою Ленку? У тебя что, уже и телефон в квартире появился? -А Сергею Михееву из соседней квартиры не звонил? Он сам лично по твоей просьбе Ленку к телефону звал. Разумеется, Сережка и слыхом не слыхал, о чем ты с ней болтал, но, как Сергей сказал, что ушла она после того разговора вся трясущаяся и в слезах. Он уже грешным делом подумал, что со мной чего кошмарное случилось, да я в это время дома был. Потом целый день добивался от нее правды. А когда наконец-то призналась, так сразу к Сережке побежал, чтобы уточнить, кто ей звонил. Серега категорично подтвердил, что звонок от тебя, и ты сам, мол, и не скрывался. Не представлялся доброжелателем или анонимом. -Коля, уймись! – Павла всего трясло, но он не мог никак взять в толк и понять слова друга, который внезапно на глазах превращался в заклятого врага. – Когда и откуда я мог звонить? Я ведь сам только три дня назад узнал о шашнях своей жены. И узнал из записки, присланной мне Татьяной. И назавтра улетел сюда, в Керки. И если честно, то я и номера телефона Михеева не знаю. Откуда мне его знать и зачем? Ведь мы с ним практически не общаемся. Он же на Як-40, а мы с тобой на вертолетах. Так что, сталкиваться по работе нам негде. -А здесь, в аэропорту. Он, между прочим, часто сюда прилетает, это, как я узнал, его основной маршрут. -Ну, да, конечно, вот я встретил его на перроне и специально для этой подлой цели попросил у него телефон? Мол, мне он нужен, чтобы ты потом подзывал моих друзей. Коля, а зачем мне это надо? Ты хоть сам подумай, что говоришь? Да я и Татьяну желал поблагодарить, что способствовала разоблачению, да вот так сложилась, что она вдруг решила отречься от собственного письма. -Да, поблагодарил, я в курсе. Разругался с ними обоими в пух и в прах. И Лешку с Иркой ни за что обругал, - продолжал уверено добивать Николай. – Да все с тобой ясно, Пашка. Павлик Морозов ты, а не Киселев. Теперь я поверил и Ивану Ткаченко. Мужик ни за что пострадал по твоей милости. Дождался для себя замену. А ты так по костям можешь далеко пойти. Я уже слышал от Константиновича, что тебя на его место пророчат. Скоро станешь командиром звена, так тогда, и скрывать своей сущности не понадобится. Будешь закладывать в открытую. Павел уже перестал заикаться и дрожать от волнения. Его неожиданно охватила полная апатия и абсолютное нежелание спорить с Николаем, явственно понимая, что некто подставлял его жестко и грубо. А за что обижаться на Николая, когда он сам лично не пожелал верить Виктору с Татьяной. И Алексея с Ириной не захотел даже слушать. А ведь они аналогично пытались доказывать свою невиновность и непричастность к тем обвинениям. Точно так сейчас поступает и Николай. Остается лишь грубо и жестко дать ему в морду. Так их диалог происходил прилюдно. То есть, вокруг и около ходил и исполнял свои обязанности народ. Правда, они спорили тихо, чтобы не предоставить огласке свои проблемы, но драку-то тихо и незаметно не устроишь. Да и зачем и кому нужно это мордобитие? Ведь это именно тот сволочной некто и порадуется, что вывел свою жертву из себя. У него цель и задача такая, чтобы рассорить, разругать и довести друзей-товарищей дл крайности. Это в последнюю минуту и понял Павел, решив прекратить этот глупый спор с Николаем. Он безнадежно махнул рукой и ушел на вертолет, где его ждали пассажиры. Больших трудов ему стоило, сосредоточиться и направить все свое внимание и мышление на пилотирование, с силой выбросить весь мусор из головы, дабы в целостности и сохранности развести по буровым, невиновных в его плохом настроении, работников ВТУРБ. А Виктор прилетел на смену чернее тучи и мрачнее ночи. Слава богу, что не затевал никакого спора и не устраивал разборок. Да ему такие потуги просто были небезопасны. Свое физическое состояние на фоне спортивного и атлетического Павла он давно понимал. Не раз в армии, да и в училище такое случалось, когда Павел его, как бревно, связывал в единый узел и прятал в закуток от глаз начальства. Многих шишек помог избежать. Да только сегодняшняя обида намного значимей и перевешивала все прошлые заслуги. Ну, и не виноват Николай. Сам Павел разругался непонятно из-за чего. Ведь Виктор искренне поверил ему в том безобразном конфликте с Ткаченко. Так почему же Павел не желает слушать? Вбил себе в тупую башку, что во всем Виктор с Алексеем виноваты в его семейных перипетиях. И ведь уперся, как баран. А тут еще и Николай примчался с дурацкими обвинениями. Виктора даже поначалу сомнения охватили, но и тогда они стали на его, Пашкину сторону. -Коля, да пойми ты, дурья твоя башка, нас всех эти звонки и записки уже достали до печенок, - кричал он на Николая, когда тот примчался жаловаться на подлость Павла с этим звонком из командировки. Сам вспомни все эти звонки с писульками. Чертовщина, да и только! Так подло заявлять, не скрываясь и не прячась за анонима-доброжелателя, а потом с пеной у рта доказывать, распинаясь и отрицая – нонсенс. Тогда Николай не поленился и сбегал за Сергеем Михеевым. Тут уж ни Виктор, ни Татьяна не могли отрицать и продолжать с прежней яростью защищать Павла. Хотя, некоторое время Татьяна все же сомневалась. -Но ведь и Ирка божилась, что не звонила. И я не писала то проклятое письмо. -А я ни ей, ни тебе не верю. Вот запросто могла Ирка заложить на эмоциях, а потом пятиться назад, да уже поезд ушел. Слушай, Таня, или здесь воздух на юге какой-то злой, или вода неправильная, но мы все здесь постепенно сходим с ума. Сам не пойму. Но наблюдаю какой-то дурдом. Потому и летел Павел домой с этими непонятными многоликими чувствами, не в состоянии их ни оценить, ни привести в нормальное человеческое состояние. Тот малозначимый факт, что уже в данную минуту он возвращается в пустую квартиру, где просто не должно быть жены, Павла не слишком расстраивал. Лишь слегка огорчал, поскольку к Маринке он начинал привыкать. Ему уже начинало нравиться возвращение в дом, в котором ждали. Хотя, как понял теперь, и такой факт оказался призрачным обманом. Ему просто хотелось таковых ожиданий. Ведь в таком случае пропадал сам смысл возвращения из командировки. В Керках в их домике техник готовил обеды, накрывал стол, пересказывал события в аэропорту, любезности он слышал от метеорологов. Имелся какой-то призрак семьи. А теперь его дома ждут холодные стены и пустота. И лишь телевизор будет создавать атмосферу присутствия некоторых шумов, скрашивающих одиночество. И друзей у него в один миг не стало. Правда, такой миг растянулся на несколько месяцев, но до встречи в Керках с Николаем он все еще надеялся, что ту армейскую дружбу, что закалилась в суровых буднях Забайкалья, удастся еще сохранить, и вернуть те растраченные в непонятных ссорах отношения. Ну, что за бедлам такой в бытие настал? Жена к страшилищу сбежала, променяв атлетического красавца на урода. Друзья и подруги обвиняют в склоках и стукачестве, словно сам Павел своими руками, а вернее, языком разрушил и порвал все мыслимое и немыслимое благополучие. Как-то в этот Чарджоу с его мистическими событиями и происшествиями и возвращаться Павлу не хотелось, словно этот град и существовал для того, чтобы ссорить, огорчать и творить разрушения и разлуки. И, когда возле секретной части, где пилоты сдавали свои секретные портфели, Павел увидел Николая, то почему-то сразу понял, что неприятности не закончились, а лишь набирают свои обороты. Ему даже любопытно стало, по какому такому поводу его поджидает бывший друг с такой кислой физиономией, словно только вчера схоронил всех родных и близких сразу и в одну могилу. Глядя на понурое потерянное лицо Николая, у Павла даже некие глубинные чувства сострадания вынырнули наружу, словно собирались пожалеть и посочувствовать, выразить соболезнования. -Чего хочешь добавить к своим прошлым пасквилям? – грубовато и резко, не собираясь соглашаться со своими чувствами, спросил Павел, даже почувствовав некое облегчение и подленькую радость за печаль и страдания Николая. -Твоя Маринка позвонила Ленке и подтвердила твои подозрения. Ленка собирается разводиться со мной и уехать к родным в Гродно. -И опять звонила через Сергея Михеева, который может запросто подтвердить идентичность голоса Марины? -Да, она сама так назвалась. Мне Сергей потом сказал. Маринка сейчас дома? Или еще с работы не пришла? Я хочу, чтобы ты с ней поговорил и объяснил последствия ее вранья. Зачем же мне разводиться и потерять жену с дочерью, ежели на самом деле ничего у меня с ней не было. Голос у Николая дрожал. Он едва ли не плакал. Павел и сам понимал абсурдность ситуации и нелепость самого обвинения. Николай с Еленой настолько гармонично подходили друг к другу, что в обоюдной измене кого-либо одного из них, казалось просто глупым и пошлым. Тем более, с Маринкой, которая рядом с Еленой просто не смотрелась. Это ведь на первый взгляд Елена может показаться маленькой серой мышкой. Но после краткого общения с ней и при ближайшем рассмотрении в ней просматривалась такая масса достоинств, что собеседник быстро очаровывался ею, и уже к концу беседы желал дальнейшего знакомства. Даже Павел слегка увлекся было ею, и всегда завидовал Николаю, мечтая для супружеской жизни найти себе нечто схожее с Еленой. Разумеется, для себя он сразу приказал лицезреть в ней лишь жену друга. Даже намеком не позволял опошлить дружеские отношения. Оттого слегка и жалел Николая. Но и понять выходку жены, хоть уже и бывшей, как он хотел ее считать, понять было невозможным. Тем более, что она усиленно пытается сейчас создать новую семью, и такие вот заявления могут лишь повредить такому желанию. Это ведь для Павла Борис уродлив и непривлекательный, а для нее, что вполне допустимо и возможно, так Аполлон. У женщин иное зрение и нюх. Тогда получается, что она сама себе пакостит? Не в ее правилах. -Вообще-то, если ты в курсе моих семейных перемещений и прочих происшедших событий, как в стране, так и за рубежом, - уже более миролюбиво ответил Павел Николаю с легкой иронией, - то я со своей супругой нахожусь в стадии развода. И по моей личной и убедительной просьбе она просто обязана была вместе с личными вещами покинуть пределы моей личной территории. Если имеется желание, то лови такси и поехали на ее новое место обитание. Но поначалу заглянем ко мне, чтобы я лично убедиться в исполнении моих указаний. Да и переодеться не мешало бы. Ужасно хочется сбросить с себя командировочное шмотье. Ты никуда не спешишь? – спросил он Николая, хотя понимал, что-то сейчас готов на все ради достижения целей, способствующих его примирения с Еленой и восстановления в семье мира. -Мне теперь спешить абсолютно некуда. Полнейшая конфронтация. И чего эта дура наплела? Тебе она как-то не очень поверила. Посчитала, что ты просто со злости в отместку наговариваешь. Это за то, что мы тебе не рассказали про похождения твоей Маринки раньше Таньки. Но мы и в самом деле не знали. Так и Таня клятвенно заверят, что не собиралась даже писать этот свой пасквиль. Полнейшая чепуха выходит, как я понимаю? -Только вы все сами не желаете понять, что вокруг нас творится некая неразбериха, а мы между собой разборки с мордобитием устраиваем. А потом еще и оправдаться пытаемся, что мы, мол, не причем. -А ты сам? -Что я сам? Да такой же придурок, как и вы. Ладно, не будем гадать, и выискивать черта в табакерке. Так чего ты от меня хочешь-то? -Возьмем твою Маринку, и пусть она скажет Ленке, что все это враки. Пусть убедит. Мне Ленка уже верить не хочет. У Павла голова шла кругом, словно он накружился на каруселях, а теперь пытается восстановить свой вестибулярный аппарат. Но он настырно не желает возвращаться в норму. Помочь другу хотелось, хоть и обида еще не прошла. Но ему абсолютно не хотелось встречаться с этой новоиспеченной семейной парой, как назвал он Марину с Борисом. Они уже явно на его квартире. Или вот-вот сейчас будут там. После 18 контора расходится по домам. Час на магазин и на базар, а там уже новому мужу необходимо готовить ужин. Только вот теперь кто Павла кормить будет, если даже у Николая такой голодный вид, что самого поддержать хочется? Открыл дверь Борис, но, увидев гостей, ему захотелось сразу же перед самым носом ее захлопнуть. Однако заметно, что чувство гордости и независимости не позволило показать испуг перед Павлом. Но по глазам Бориса, который увидел перед собой двух крепких молодых парней, друзья предположили, что Борис уже настроен на предстоящее мордобитие. И вот тут на помощь перепуганному любовнику, а мужем назвать его пока рановато, выскочила Маринка, которая вовсе и не собиралась пугаться мужа с другом. Ей также показалось, что Павел явился для семейной сцены. -Чего надо? – сразу грубо и зло набросилась она на Павла с Николаем. – Я ничего лишнего не взяла, только свое личное. Так что, тебе здесь делать нечего. Заявление в Загс я уже отнесла. Завтра отнеси свое, а потом нам скажут, когда приходить за разводом. Деньги мы сами заплатим, так что, по этому поводу можешь не волноваться. Только если они тебе скажут, что нужно, когда и с кем приходить, ты мне позвонишь на работу. Телефон прежний, ничего не изменилось. -Я, Марина, даже не планирую никаких волнений, - рассмеялся Павел от таких испугов и агрессии. – Мы пришли по совершенно иному поводу. Лично нам с тобой поговорить минуты две-три необходимо. Даже не мне, а только лично Николаю. Так что, Боря, не волнуйся и иди на диван. Марина сейчас вернется. У нас к ней сугубо житейские вопросы, не касающиеся наших семейных взаимоотношений. Маринка, поняв свою ошибку относительно явления мужа в столь позднее время, успокоилась и затолкала Бориса обратно в квартиру, торжественно обещав, мирно и без особых эксцессов решить все вопросы, возникшие у мужчин к ней. -Я быстро, а ты пока чай поставь, - просила она удивительно ласковым голосом и незнакомым Павлу тоном. Да еще с такой нежностью и любовью, что Павел искренне удивился и позавидовал. -Послушай, Маринка, - решился объясниться перед ней Павел, чтобы не оставить после развода даже тени вражды. – А, может, и вправду, так все и нужно было тебе? Ты, как я заметил и успел понять, нашла себе именно то, что требуется душе и телу. Так зачем нам с тобой эти излишние конфликты и звериные взгляды? Все равно ведь у тебя не было ко мне никаких иных чувств, кроме жгучего желания, сбежать от родителей с моей помощью, которые у тебя уже в печенке сидели. Так в таком случае, я искренне рад за тебя, за твое счастье. -Ты это серьезно? – Марина смотрела на Павла широко распахнутыми глазами, словно увидела мужа впервые и в новом незнакомом для нее ракурсе. – И ты совершенно не обижаешься на меня? -Зачем? – спросил Павел. – Живите и плодитесь. А я поеду в отпуск к маме и отыщу себе невесту по себе в своем Городке. А еще лучше, так маме закажу к следующему отпуску. Ее вкусу я доверяю. -И опять никакой личной инициативы, - незлобиво упрекнула Маринка Павла, усмехаясь уже дружелюбно и миролюбиво. – Ладно, чего, Коля, тебе понадобилось от меня? Вроде как, раньше у тебя ко мне не возникало вопросов, и особой причины для общений не было. С чего это ты сейчас? -Марина, - Николай слегка стушевался и смутился от таких откровений бывших супругов, и теперь просто оказался в затруднительной ситуации. – Ты зачем Ленке позвонила и наговорила ей всяких глупостей? Поскольку у тебя здесь полнейший комфорт и благополучие, так и не было такой необходимости в этом вранье. -Я что-то тебя не поняла, - искренне удивилась Марина, непонятливо разглядывая слегка стушевавшегося Николая. – Вообще-то, если ты успел заметить, так с вашими женами я не очень-то и любила общаться. Не обижайся, но они какие-то из иного мира. Возможно, и умнее меня, оттого и говорить не о чем было. А уж звонить, так, если бы я и захотела, то ума не хватило бы сообразить, куда и как. А что я там твоей благоверной, или некто вместо меня наговорил ей? -Ну, будто у нас с тобой это самое. Ну, ты сама понимаешь. А она поверила, и теперь хочет развестись со мной. Давай, Марина, поедем к нам, и ты ей сама расскажешь, что просто пошутила. Не со зла, мол. Так просто захотелось отомстить своему мужу и всем его друзьям. -Коля, ты что, дурак, что ли? Кому мстить? Я сама по уши виновата перед Пашкой, и сейчас просто безумно рада, что он абсолютно не обижается на меня и все мне простил. Мне совершенно никакого дела нет до твоей Ленки. И никуда не собираюсь ехать. Что Борис подумает, если я сейчас поеду оправдываться? Валите по добру по здорову отсюда. Если она сама пожелает поговорить со мной, так пусть на работу ко мне приедет. Я там и поговорю с ней. А извиняться и виниться мне не в чем, и ни перед кем не собираюсь. Я не звонила и никогда не посмела бы такое на себя наговорить. Тем более, когда уже у меня есть Боря. -Так что получается? Ты вовсе и не звонила? А кто тогда так подло и пошло шутит над нами? Я вообще ничего не понимаю. -Да ну вас, придурков, разбирайтесь сами. Что-то, как посмотрю, вся ваша хваленая армейская дружба по швам трещит, как гнилая тряпка. Все, хватит мне мозги пудрить, я пошла, - сказала и захлопнула за собой двери, оставив Павла с Николаем в легком, ошарашенном и ошалевшем состояние. Николай от непонимания вращал глазами по всему подъезду, а Павел застыл в неподвижности от какой смутной затаившейся тревоги перед ожиданием новой, еще более жестокой и коварной беды. Он поверил в искренность Маринки и понял, что эти звонком неизвестный шутник совершил очередную мерзкую пакость по отношению к их дружной четверке. И так искусно он их творит, что порою даже Павел верит, если она его лично касается. Но ведь в свою непричастность, да и сейчас в Маринкину он верит на все 100 процентов. А, стало быть, вполне допустимо, что и прочие пакости – все это его происки. Пакости неведомого врага. Но зачем и с какой целью он их вытворяет? Что за пользу ему от них? -Паша, а что мне теперь делать, а? – плаксиво и с некой безнадежностью спрашивал Николай. -Ничего. Она же сказала честно тебе, что не звонила и не собирается даже общаться с вашими женами. Вот поезжай к Ленке и так ей все расскажи. Если поверит, так и заживете прежней мирной жизнью, как и раньше. -А если нет? -А ты вот попробуй, как я. Сожрите столько дерьма, сколько мне от вас досталось. Неприятно? -Так ты сам первый все это и начал. -Может быть. Да вот только я первый среди нас и начинаю приходить в себя и соображать, что все здесь неестественно как-то, ненатурально наиграно. Вот смотрю и вижу, что и до тебя начинает потихоньку доходить. Езжай, Коля, попробуй, уговори ее. Пора и твою Ленку в чувство приводить. Они разошлись в разные стороны. Вернее, разъехались. Николай поехал в свой микрорайон, чтобы попытаться спасти свою семью, грозящуюся развалиться на мелкие кусочки, а Павел в сторону аэропорта в свою пустую квартиру. Но ему спасать было некого. Его спасал сама жена. И спасла их обоих от серого скучного и нелепого многолетнего бытия. Спасибо, что помогла получить это скромное, но личное жилье. Хоть и с печкой, да зима здесь чересчур короткая. Никто, разумеется, после развода на улучшение условий его не поставит. Однако оно ему без надобности. Лучше, чем сейчас, ничего не нужно. А чего сейчас больше всего хочется, так много и до поросячьего визга выпить. А поскольку Павел свою санитарную норму вылетал еще в командировке, то он запросто может такое себе позволить. Павел уже хотел зайти в магазинчик рядом с аэропортом за водкой, но некое внутреннее чувство его внезапно приостановило. Ведь нажрется, а завтра будет страдать. И вполне допустимо, что не только физически. Очень возможно даже и пьяное необдуманное приключение, от которого еще сильней страдания. Не будет Павел пить, не хочет он этого тупого облегчения. 10 Развели их быстро. Даже вопросов много не задавали. Посчитали излишним о чем-либо спрашивать и предлагать им время на раздумье, если оба согласны, а супруга практически уже создала новую семью. И деньги заплатить сама обещает. 200 рублей. Такова цена развода. Бракосочетание, если исключить расходы на такие атрибуты, как кольца, платья и костюмы, и плюс коллективная пьянка, то сама женитьбы получается гораздо дешевле. А ведь сам процесс менее затратный. Видать, запугать такой излишней тратой хотят. Авось, кто-нибудь, прознав о предстоящих расходах, и передумает. Или посчитает, что лучше и дешевле сохранить семью и оставить все, как и есть. Сложно, разумеется, считать расходы и доходы в момент развода. Это только у Павла так дешево получилось. Не только из-за этих 200 рублей, а вообще, что касается развода и дележки. Мало успели заработать и скопить, не обросли мебельными коробками и ящиками с бытовой техникой. По сути, так только и начали семейную жизнь. Скосила чужая любовь на взлете. Даже безопасную высоту набрать не успели. Хорошо это, или нет? Павел прикинул в уме, провел анализ и сделал такой вывод: хорошо. Не приросли друг к другу, не родила она наследника, который мог бы повязать их на всю жизнь. Вот тогда было бы совсем нехорошо и больно. Знать, что где-то рядом растет твое чадо – тяжело. Но в новой жизни трагедия в данный момент была в ином. И этот развод лишь завершил бутерброд. Многослойный. Ведь созданная за три года такая крепкая армейская дружба, внезапно рассыпалась, словно карточный домик. Стоило лишь чихнуть, дунуть, плюнуть в его сторону. Посыпались этажи и стены одна за другой. А в завершение еще и измена жены с ее новым замужеством. В принципе, так эта Маринка не особенно ему и нужна была. Однако ведь сама напросилась, сама затеяла замужество. Тьфу, ты, черт! Павел даже плюнул в открытую дверь вертолета, который несся на всех прах из командировки в Чарджоу. Командировка завершилась, а лететь домой не хотелось совершенно. Там, в Керках, в этом импровизированном жилье, собранном из нескольких жилых вагончиков, с соседями и бытовым шумом как-то уже и быт сложился. А дома пусто, скучно и тоскливо. Нет, Маринка права, что ушла от него и устроила свою судьбу. Этим она много общих вопросов решила бытового и сердечного характера. Не нужны они были друг другу. А иначе сложилось бы так, что он в командировках семьями обзаводится, а она здесь в семейное ложе кобелей таскает. А вот друзей, зачем и почему растерял? Всех до единого, словно некий зловредный вирус напал на них, не привитых, неприспособленных к местному климату с его микрофлорой. Лишь пока Виктор с Николаем каким-то образом сумели между собой избежать этой противной инфекции. Действительно, инфекция. Да еще и заразная, вирусная, подлая, исподтишка бьет мешком с ватой. Синяков и шишек не оставляет, но шею набок сворачивает. И притом с такой силой, что возвратить ее, эту свернутую шею, взад никак невозможно. Клинит в свернутом состоянии. Развалилась за несколько месяцев крепкая и неразлучная дружба, рушатся семьи, сиротеют при живых родителях дети. Хотя, если этот поганый вирус коснулся трех семей, то у Виктора она пока в полном порядке. Вроде как. Однако у Павла некое тревожное чувство, что на этом подлые шутки проказника не закончились. Ведь затеяла судьба эту злую игру с какой-то целью! А пока ощущение незавершенности просматривается явственно. Окончательная цельнее достигнута. Хотя, это ведь только Павлу так кажется. Он уже успел проанализировать все эти семейные и дружественные катаклизмы и метаморфозы, и пришел к выводу, что подножки и шпильки ОН завершить желает чем-то более трагичным и кровавым. Для чего-то затевал ведь весь этот сыр-бор. А наличие шутника Павел вывел из простого логического умозаключения, как путем исключения себя из участников подлых событий. Ведь все, вроде как, и началось именно со звонка стукача от его имени. Нет, не называя себя, но все произошло так, что на другого и не подумать. А поскольку на все сто процентов он уверен, что Ваньку не закладывал, то почему бы ему самому не поверить всем остальным? Ведь все они искренне клянутся в непричастности той или иной подлости, когда вина их слишком очевидна. Для других, но не для них самих. Даже для Павла, который, сопоставив все факты, должен верить событиям, а не словам. Но ведь в самого себя он уверен, так почему не поверить друзьям? И почему им все не свалить все беды и недоразумения именно на этого мистического и мифического неизвестного? Только так можно оправдать те несуразные звонки и события, что рушат и рвут с кусками мяса, казалось бы, незыблемую дружбу и супружеские связи. Нелепо подставляет проказник, но убедительно. Зачем Татьяне отрицать со слезами на глазах непричастность к факту раскрытия измены Марины? Да еще с такими подробностями описав, как точный адрес адюльтера. Когда Павел увидел понуро идущую к вертолету фигуру Алексея, то сердце слегка защемило от предчувствия новой проказы подлого шутника. И что же он придумал в этот раз? Вроде как, по его семье он уже один раз бил. Решил повторить с новой силой и с новыми выкрутасами? -Можешь даже не объяснять, - с горькой усмешкой ответил Павел на слабое безвольное пожатие руки друга. Видать, сейчас удар нанесен гораздо сокрушительней и больней. – Опять некая несуразица с разоблачением? Или нечто гораздо хуже, оттого и вид у тебя похоронный? -Паша, ну, вот ты послушай, - едва не рыдая, начал Алексей дрожащим голосом человека, с которым случилась не просто трагедия, но, как понял Павел, в ней обвинили еще и самого Алексея. Как главное действующее лицо, как генерального конструктора и автора этой беды. – Какая-то чертовщина с элементами мистики и черной магии. А слушать меня никто не желает. Точнее, нас с Танькой. И Татьяна вся в истерике, и моя уже чемодан пакует. Клянусь, божусь, а толку никакого. Понимаешь, мне уже начинает казаться, что они правы. А как же им не поверить, если даже Николай все сам лично видел? Ладно бы только Виктор трепался, но ведь они вместе о чем-то спорили, выясняли свои отношения, а тут, как они оба утверждают, я и нарисовался. С Витькиного балкона прыгаю, как нашкодивший пацан. -Так, Леша, давай-ка я сдам портфель в секретку, а потом возьмем пол литра и заскочим ко мне. Я так понял, что нам с тобой предстоит длинный, нудный, но весьма содержательный разговор. -Ну, разумеется, я за. Лучше сразу прихватим с собой 0,75 пшеничной. И закуску я принесу. Тебе все равно готовить некому. Я купил консервы и помидоры. А мне очень нужно с тобой поговорить. Мне так кажется, что из нас всех ты один рассуждаешь трезво. А все мы, такое ощущение, с ума посходили. Представляешь, видим одно, а думаем другое. Как и с той Танькиной запиской. Она же не могла сама написать, а потом божиться, что непричастна к этому пасквилю? Да и Иринка моя не дура же? Позвонить, представиться, а потом доказывать, что она не она. -Рассказывай, Леша. Не спеша, поскольку я понял, что сейчас у нас с тобой времени будет навалом, - печально попросил Павел, уже догадываясь о величине трагедии, коснувшейся семьи Лебедевых. Такой трагизм на лице друга мог означать лишь факт очень жесткого и жестокого удара проказника, если Алексей даже после разрыва с Павлом все-таки именно к нему и пришел с бутылкой и призывом о помощи. -Ты угадал, Паша. А можно я у тебя немного поживу, пока не определюсь со своим статусом? -О, как все запущено! Налево сбегал, аль еще хуже? Хотя, для Иринки хуже не придумаешь. -Хуже, Пашка, гораздо хуже, стократ! Не бегал и не планировал эти левые похождения, а обвинен и разоблачен по всем статьям и со свидетелями адюльтера. Но ведь полнейшая ложь и клевета. Ты ведь меня знаешь, что я не такой уж ловелас, а изменять Иринке пока не собирался. -А потом? -Пашка, не цепляйся к словам. На потом загадывать сложно и ненужно. Но ведь именно в этот раз ничего не было и не могло быть. А Витька с Колькой категорически заявляют, что видели они именно меня. Но не могли они меня видеть, не могли. Ну, никак не могли. -Это еще почему? Как я понял, они в это время, когда ты находился в другом месте, тебя или очень похожего на тебя видели на месте преступления? Весьма знакомая, однако, ситуация. -Вот-вот, только ты и в состоянии меня понять. А им хоть кол на голове теши. Уперлись, как бараны. Да и Танька говорит им, что не было меня у нее. Там все настолько за уши протянуто! -Получается, как я понимаю, они оба тебя с Танькой застукали, а вы оба с ними не согласные? -Да нет, совсем не застукали. Им все это померещилось, только удивительно, что обоим сразу. Это и подозрительно. Вот послушай. Павел с Алексеем уселись за накрытый холостяцкими закусками стол и разлили водку по рюмкам. Павел жестом руки попросил на несколько секунд Алексея смолкнуть, чтобы не спеша и без помех закусить первую рюмку. Павел не считал, что между первой и второй перерыв нужно сводить к минимуму. Как раз от хорошо закусанной первой чаще всего зависела судьба дальнейшего застолья. Посему первый глоток алкоголя он любил закусить плотно и основательно, чтобы впоследствии уже сочетать выпивку с беседой, с общением, а не утыкаться мордой в тарелку. А поведал Алексей Павлу сразу обе истории. Притом, при всем получалось, что этот проклятый проказник нанес их компании одновременно два сокрушительных удара. Правда, они все-таки как-то сблизили при этом Павла с Алексеем. Но те два оказались многократно больней и основательней, превратив две семьи сразу в груду руин. И теперь уже даже сам Павел понял полную победу крушителя. Восстановить из развалин даже нечто схожее с конструкцией уже не представлялось возможным. Как после точного попадания авиационной бомбы в центр ветхого здания, когда на месте взрыва и фундамента не остается. -Леша, объясни-ка мне, что там Витька с Николаем вместе делали? По-моему, у них полная конфронтация. -Так они сами желали устроить мордобитие. То есть, встретились для выяснения отношений. И Алексей со всеми подробностями, которыми сам владел, поведал Павлу эти две банальные истории. И если со второй разобраться можно было легко хотя бы по тем признакам, кои возможно допустить, то первую Павел после третьей рюмки решил разобрать по полочкам и эпизодам. -Много несовпадений здесь, - попытался пояснить свою позицию Павел. – Не стыкуются секунды и пространство. -А вот в моем случае, как понимаю, ты допускаешь? – хотел обидеться Алексей, поскольку он пришел к товарищу, с которым он успел до этого рассориться, переборов в себе все обиды и гонор. Он ведь еще пока не желал признать и простить прошлых оскорблений. – Да мною там даже и пахнуть не могло. Я ведь совсем в другом месте находился в то самое время. -Это еще как? - рассмеялся Павел. -Ну, это к тому, что я и физически не способен был оказаться в двух точках города одновременно. От базара до Витькиного дома километров пять будет, не меньше. Я - вертолетчик, но это вовсе не означает, что в тот день я воспользовался техникой. А лишь с помощью вертолета я умудрился бы побывать и там, и сям. А случилось все именно в такой последовательности. Поначалу ссора Виктора с Николаем и ее первопричина. Оттого и стояли они в метрах пятидесяти от того злосчастного балкона, уже собираясь учинить кровавую разборку с битьем физиономий и прочих выступающих уязвимых частей тела. Но пока шла лишь словесная перепалка. Это еще хорошо, что встреча произошла на второй день после предшествующего события. Но складывалось ощущение, что разума и логического мышления лишились оба. Хотя Павел после первых слов Алексея понял очередную игру подлого проказника. Да вот только Павел сам и удивился, почему это он один из всех способен трезво размышлять? Ведь сядьте вы вот за такой накрытый стол, уважаемые друзья Коля и Витя, как после минутных объяснений обе сумеете уловить нестыковку по всем метрическим и временным параметрам. Хотя Павел вначале этой эпопеи также не хотел вникать подробности, а на эмоциях сумел разругаться с друзьями. Это сейчас, как ему так показалось, он поумнел. И теперь он знает и даже чересчур уверен, что череда интриг со стукачеством и с супружескими неверностями, не что иное, как шутки некоего проказника – злые, целенаправленные, и несущие в себе некий умысел. Только вот выгоды не просматривается. А какую такую выгоду можно лицезреть во всех этих проделках, так даже разумный Павел не сумел осмыслить. Ради смеха, ради самого зла? Или же просто так? Как делают люди друг другу добро, не рассчитывая и не планируя получать от этих добрых проступков некую прибыль. Бескорыстно. Неужели и зло допустимо бескорыстное? Вот слишком уж сильно пожелалось напакостить, свершить паскудство, так вот вам и пожалуйста, заполучите. В тот день, а точнее даже в раннее утро, поскольку в Управление Объединенного Отряда еще не явились сами руководители, но зато явился начальник штаба отряда вертолетчиков Лобанов Олег Сергеевич, влетел в кабинет какой-то взлохмаченный и перевозбужденный Николай Сургутанов. У него на сегодня был запланирован вылет с базового аэропорта в поселок Чаршанга. Вахту менял на насосной станции. -Сергеич, привет, - воскликнул запыхавшийся Николай, шлепаясь на стул напротив начальника штаба. – Так задержка у меня на полтора часа, но я по другой причине. Так вот я еще вчера забыл Константиновичу передать. Меня вчера в Керках встретил начальник ВТУРБ и просил передать, чтобы вы сняли с точки Виктора. Ну, в смысле, Гречишникова. Я не уточнял причину, но что-то связанное с левыми полетами. Вроде как без спроса и разрешения летает к геодезистам за рыбой. Говорят, ладно бы в свободное время. А то улетит на полдня и с концами. В общем, я слишком подробности не уточнял, но он намекал на нечто подобное. -Да не может этого быть? – удивленно и эмоционально воскликнул Олег Сергеевич на такое сообщение. – Да я сам лично от Константиновича слышал дифирамбы в адрес Гречишникова. Мол, таких бы пилотов побольше, так и голова не болела бы за оперативные точки. Может, что не так понял? -Не знаю, Сергеич, я не вникал. Просили сказать, я и передал. Мое дело исполнить просьбу, а вам решать. Ну, я побежал, а то мне уже пора и вылетать. Обещали к этому времени загрузиться. -Погоди, - внезапно воскликнул начальник штаба, хватая Николая за рукав. – Ты же все равно дозаправляться будешь в Керках. Вот и уточни у Гречишникова. А то как-то второпях не хотелось бы чернить человека. Мало ли кто кого как понял? А вдруг ты сам ошибся, и не о нем шла речь? -А кто у нас в Керках работает? Только Гречишников да Киселев. Ладно, Сергеич, по-моему, Виктор с Гусейновым сегодня летят на базу. Я по заявке видел. Они после обеда должны быть в Чарджоу. Вот сами и разбирайтесь с ним. А мне некогда здесь объясняться, лететь пора. И убежал, оставив начальника штаба в недоумении и размышлениях. Вот так залпом выстрели информацию и пропал. А Лобанов, как начальник штаба, очень хорошо знал взаимоотношения экипажей с руководством тех организаций, на которые работают вертолеты Ми-2. Тем более что, несмотря на новизну техники, его отряд с таким же успехом обслуживал эти оперативные точки на Ми-4, который ушел в небытие буквально в конце прошлого года. И претензии по работе пилотов он в первую очередь услышал бы от самого начальника ВТУРБ. И гораздо раньше, чем от какого-то там курьера. Весьма странной ему показалась эта информация. Однако буквально через десять минут он донес ее до ушей командира эскадрильи Ми-2. Пусть сам разбирается со своими подопечными. А поскольку у Горюнова настроение было испорчено еще с утра во время спора с женой, то всю негативную энергию он решил направить в адрес виновника торжества. И даже, невзирая на факт явления Виктора Гречишникова лишь намного позже обеда, все равно кричал Горюнов на пилота грубо и длительно. Пока сам наконец-то не получил облегчение и не почувствовал, как утреннее расстройство и злое возбуждение не покинули сердце и мысли. Даже в конце самому стало жаль провинившегося. -Константинович, падлой буду, да хоть сейчас пойдем и спросим у Гусейнова. Он вот только что ушел в управление ЧУРБ. Пусть развеет происки врагов. Вранье все это и наглый поклеп. -Этот враг, как ты его называешь, и есть твой друг Сургутанов Николай. Вот это он утром забежал к Лобанову и все ему доложил. Слово в слово передал личную просьбу и ябеду Гусейнова. Ну, не мог же сам сочинить все это Сургутанов? Не слишком уж похож он на некоего фантазера. -Да не было этого, вот хоть на месте пристрели. Не знаю я никаких геодезистов. Хотя, вру, сам Гусейнов в прошлом месяце меня свозил к ним. Но мы этот полет даже в заявке оформили. Все чисто и по закону. -Ладно, - уже примирительно и доброжелательно произнес Горюнов. – Разобраться, разберусь, а пока перекинем тебя в Шатлык. Там тоже хорошая точка, не хуже, чем Керки. Надо же, в конце-то концов, вас приучать ко всем оперативным точкам. Но смотри у меня. Если подтвердится слух о твоих художествах, то санкции будут жестче и хлещи. Накажу по полной. На том и порешили. А поскольку в Керки назавтра лететь Киселеву, то Виктор срочно напился до поросячьего визга. Потому в этот же день Николая не дождался и встретился с ним лишь назавтра ближе к обеду. Слушать и логически рассуждать Виктор был не в состоянии, поскольку вчера пил до потери пульса, напугав такой внезапной переменой и нервными нападками на друга жену и сына. Он, возможно, и хотел сразу же рассказать Татьяне о своих переживаниях и нервных расстройствах, даже обвинительную речь в адрес друга готовил. Да только пить начал еще по пути к дому, и на пороге собственной квартиры находился уже на грани отключения. И еще с собой прихватил, что немедля и допил, лишь добравшись до кухни. Проснулся со страшной сухостью во рту и с неимоверной тяжестью в башке. В таком состоянии с тем же успехом он помычал и пробрюзжал о чем-то в свое оправдание, бросив при выходе, что купит пива, а потом уже все расскажет. Ему самому страстно желалось возвратиться в светлое состояние, чтобы осознать свое местонахождение и положение, поскольку еще сам не мог сообразить, по какой причине он так зол на кого-то. Вот про объект, вызвавший столь негативную реакцию, за ночь в пьяном состоянии был напрочь забыто. И ежели ему сейчас сделать пару глотков пива, то реальность возвратится в мозги, и все вчерашние эпизоды без потерь вернутся в голову. Разумеется, задержался возле бочки минут на тридцать по причине очереди. Затем еще малость времени затратил на вливание содержимое банки вовнутрь. Все три литра сразу чуть ли не залпом опрокинул в желудок. Присутствующие даже похлопали в ладоши и позволили без очереди пополнить сосуд. И вот тогда все картинки вчерашней обиды выплыли наружу. И, уже подходя к дому, он увидел собственной персоной Николая, который с большой хозяйственной сумкой спешил на автобусную остановку. Видно, жена снарядила его на базар. Ничего не подозревающий Николай, заметив уже похмелившегося Виктора, радостно поприветствовал его, помахав рукой с сумкой. -Привет, ты чего такой хмельной с утра? Вроде не лето на дворе, чтобы пивом упиваться, - заметил Николай, увидев в руках Виктора полную банку пива. – Или жара изнутри донимает? -Ну, тварь! – рявкнул пьяным голосом Виктор, нежно опуская полную банку на землю, чтобы в порывах ярости не погубить ценную жидкость. – Напакостил и улыбается мне тут. Чего веселишься, урод, и почто напраслину навел на честное имя? Да я с Гусейновым уже чуть ли не братаны, а он тут нагородил всякого пакостного. Если бы Гусейнов хотел что сказать против меня, так он вчера после полета напрямую бы мне и заявил. У Лешкиной жены научился друзей в дерьме топить? Так ладно бы хоть на грамм правды было, а то нашел невесть чего наплести и глаз не кажет. Ты когда успел с Каландаром меня обсудить? Тебя же там, в Керках и близко не было. И он не опустился до того, чтобы каким-то шавкам свои жалобы передавать. Говори, сучара, почто вот так ни за что удумал мое честное имя опустить? -Витька! – не так испугался, как удивился и поразился Николай таким неадекватным нападкам друга. Да ему самому уже стали подозрительны все эти грязные инсинуации вокруг их дружной компании. Но пока, вроде как, с Виктором дружат и не планируют куксится. – Мухомором пиво закусывал, что ли? Переведи на русский свои претензии, а то без базара в лоб трахну, что сразу отрезвеешь. Мне долго твои непонятки выслушивать некогда, тороплюсь я. -Да я, да я, да ты! – зарычал в ярости Виктор, но так уж получилось, что из всей прежней компании он всегда числился самым хлипким. И на спортивной площадке старался отсидеться, и сам никогда ничем физическим не занимался. – Тебя даже стукачом обозвать сложно. Провокатор и фальсификатор ты, понял? Черт знает чего напридумывал, что и башку не вписывается. И Виктор, захлебываясь и заикаясь, перепрыгивая с пятое на десятое, попытался пересказать вчерашнее заявление начальника штаба Лобанова и все длинные нравоучения после этого командира эскадрильи. -Так вы все втроем грибов обожрались! – дико заорал, обозленный и оскорбленный Николай, с силой толкая в грудь Виктора. – Да я с самого сранья уже на вертолете сидел. Еще и солнце не всходило. Взлетал уже с первыми лучами. Вот бери этого Лобанова и беги с ним к диспетчеру. Там точное время взлета указано. А в это время твоего Лобанова даже близко к аэропорту не было. Придурки вы оба с ним. Я ему еще послезавтра выдам по полной программе. Виктор, находясь еще и уже во власти алкогольных паров, плохо слышал и понимал оправдательную аргументацию Николая. Весь его организм требовал срочной сатисфакции. Однако он понимал бессмысленность своих потуг. Слабоват он рядом с Николаем. И тогда, чтобы как-то все-таки выплеснуть свою обиду наружу, Виктор с силой плюнул Николаю в лицо. Хоть слюны во рту не оказалось, да и плевок вышел с сильным боковым ветром, но сам жест был чересчур обидным и оскорбительным. Николай схватил Виктора за грудки, вытрясая его худое голое тело из летной куртки, но в этот момент вдруг поразился его взгляду в сторону балкона первого этажа. Из квартиры Виктора через перила лоджии перебирался на землю Алексей. Воровато, со спешкой, словно опасался опоздать и быть застигнутым за нелицеприятным занятием. -Стоять, скот смердящий! – дико заорал Виктор, рванув в сторону Алексея, который, спрыгнув с этой небольшой высоты, скоренько засеменил в сторону областной больницы, где находилась остановка автобуса. – Леха, стой, застрелю гада ползучего! – продолжал визжать Виктор, но преследовать его не стал, поскольку брошенная банка пива могла в такое выходное утро запросто бесследно исчезнуть. – Порву шалаву на куски. Нет, ну, ты видел, а? Я только за пивом сбегал, а там уже черт знает что творится. Ты теперь представляешь, чем они занимались, пока я в командировке был? – уже мирно и с требованием соучастия и сочувствия, обращался Виктор к Николаю, словно не было только что перед этим представлением смертельной обиды, грозящей перерасти в банальное бытовое мордобитие. Пораженный увиденным, Николай и об имитации плевка в лицо, напрочь забыл. Все это выглядело настолько нереально и комично, что ему хотелось просто рассмеяться. Складывалось впечатление, что Николай с Татьяной просто разыграли Виктора. Вот так грубо, пошло, но весьма опасно для последствий поступили. Милая детская забава. Однако Татьяну сейчас ожидает нешуточная расправа. И позабыв про оскорбления, Николай спешно несся за Виктором, чтобы предотвратить расправу. Татьяну они застали на кухне, которая, словно ничего и не происходило, жарила на сковородке нечто одурманивающее и ароматное. Николай успел вовремя, когда Виктор, уже схватив в прихожей табуретку на железных ножках, летел с бешеным криком на расправу. Татьяна с испуга уронила шумовку на пол и попятилась к окну, быстро моргая широко распахнутыми глазами. Вторая дверь на лоджию, с которой сбегал Алексей, аккурат находилась на кухне. И Татьяна не могла не видеть этот побег. Однако в ее взгляде просматривалось непонимание и искренний неподдельный ужас, словно поступок мужа пугал и удивлял ее одновременно. Николай успел вырвать из рук Виктора орудие возмездия и расправы над неверной супругой, а самого силой затолкал в спальню. -Коля, Коля, что это с ним случилось? – лепетала, слегка заикаясь, Татьяна. – Горячка, что ли? Так она с одного раза не бывает. -Таня, а что здесь делал Алексей? – спросил напрямую Николай. -Какой Алексей? Ты что такое болтаешь? У меня сын уже проснулся, а муж только что за пивом вышел. Никакого Алексея у меня и в помине не было, что ты такое болтаешь? С Виктором пиво пил, наверное? Повторную попытку Виктора вырваться из спальни и вновь наказать неверную жену Николай пресек грубым броском Отелло на кровать. -Еще раз дернешься – пришибу, - грубо рявкнул он на притихшего Виктора и возвратился к Татьяне. Николай со всеми подробностями пересказал ей событие странного утра с нелепым обвинением и побегом с лоджии Алексея. Татьяна хотела смеяться и плакать одновременно. Она сидела в позе сомнамбулы и медленно покачивала головой, отрицая факт присутствия в квартире Алексея. -Ну, с какой такой стати, Коля? Да, не сахарный Виктор, не всегда с ним сладко, да ведь он уже полтора года едва ли не самый трезвый во всей округе! И вчерашнюю пьянку я ему сразу же простила, а теперь и поняла причину. Но Алексей не мог и не должен был быть здесь, это же очевидное, Коля. Я-то на глупую и последнюю стерву не похожа, чтобы вот так в присутствии ребенка принимать? -Ну, понимаешь, Таня, Виктор с похмелья, да еще и пива возле бочки всю банку выпил. Но я ведь ни сегодня, ни вчера, ни грамма не принимал. Вчера с полета, а завтра опять вылет. -Мистика, да и только, Коля, что еще можно сказать, - вдруг зашептала Татьяна, широко раскрывая от ужаса глаза. – И с тобой, и со мной. Какое-то раздвоение личности. Там, в аэропорту этот мистик превратился в тебя, а здесь в Алексея. Но только в отсутствии Виктора ко мне вообще никто не заходил, даже этот мистик. -Тьфу, Танька, ерунду болтаешь, словно теперь нам можно смело поверить и в колдовство. -А вчера, стало быть, был ты, настоящий? -Не было меня и не могло быть. Перепутал что-то начальник штаба. Только, никого я не знаю, чтобы настолько похожий был на меня. -Ага, там тебя не было, а здесь мне верить не желаешь, да? – воскликнула громко и истерично Татьяна. – Есть эта проклятая мистика, потому что своего придурка я люблю, а Алексея здесь просто не могло быть. Из спальни послышался мощный пьяный храп. Виктор залпом вылакал вторую банку и крепко уснул, возвещая об этом на всю квартиру. Николай понял, что буря миновала, и теперь можно спокойно покинуть эту квартиру. К завтрашнему дню у Виктора уже не будет такой мощной энергии. Хотя, в любом случае Татьяне скандала не избежать, и оправдываться все равно придется. Ведь Алексея видел и Николай, как тот позорно и поспешно сбегал из квартиры через лоджию. -Паша, - чуть не плакал Алексей в жилетку друга. Или уже просто товарищу, поскольку дружбу они уже успели грубо порушить. – Я не мог физически находиться в двух местах сразу. Да и с базара я же не пустым приехал. Полные сумки приволок. А, по словам Николая, я бежал без сумок. И где же я их в таком случае взял? За углом прятал? А ведь эта поездка заняла чуть больше часа. И то лишь по той причине, что долго и не спеша торговался за каждый овощ и фрукт. Просто утро было хорошим, и погулять подольше хотелось. А иначе намного быстрей получилось бы. Вот, и когда я еще успел бы к Татьяне сбегать, да еще измену свершить? И на кой? Мне достаточно по этому вопросу моей Ирки, без надобности вообще налево бегать. -Да, сплошная фантастика! Нас, Леша, кто-то целенаправленно гробит, а мы ему еще помогаем, куксимся и отношения выясняем. Нам срочно нужно как-то поменять отношение ко всем этим непонятным явлениям, иначе этот злодей погубит не только дружбу и семьи, но и самих нас. 11 Павел собирался в отпуск. Первый в аэрофлоте. Событие, ожидаемое и радостное для каждого труженика, а тем более для пилота Гражданской Авиации. Ведь отпуск дает возможности не просто временно отойти от производственной суеты, но и вырваться из этой квартиры и города на целый месяц. И еще, как и положено любимому и любящему сыну, свой первый отпуск Павел проведет с мамой. Три с половиной часа до Москвы, потом полтора до Витебска, а уж оттуда до Городка полтора часа на автобусе. А отдохнуть очень хочется. И не столько из-за усталости физической, как от психологической. Казалось Павлу, что шутник-проказник покинул их город и оставил в покое их когда-то дружную компанию. Но развалить успел до основания. Это ведь Павел так удачно и безболезненно развелся, получив долгожданную свободу и раскрепощение. У друзей же, хоть и бывших, если говорить правильно, но, однако больно, этот процесс оказался длительным и трагическим. Там настоящие и немалые семьи, как у него. Как выяснилось к моменту развода, так и Ирина уже беременная. И из этой квартиры ей просто некуда бежать. В Гродно ее с таким ненужным грузом, никто не поджидает. Ее родители просто счастливы были отправить дочь подальше и с глаз долой. Кроме нее там еще брат и две сестрички. Семьям Гречишниковых и Сургутановым дали время на раздумье. Но большей муки и не придумаешь, как жить с врагом на одной площади. Конфронтация жесточайшая, не допускающая компромиссов. Хорошо, что есть командировки, дающие время на мысли, думы и решения. Но, как Павел понял и по слухам определил, что ни в одной из семей примирения не ожидается. Война, вражда и разрыв. Кто-то считает себя кровно обиженным, кто-то незаслуженно обвиненным и совершенно невиновным. Павел сделал несколько робких попыток, пытаясь образумить и донести до них свою версию с посторонним вмешательством некоего сволочного врага, так жестоко пошутившего со всеми поочередно. Но подлый шутник предполагал такие поползновения, а потому заранее сделал примирения невозможными. Женщины в панике и в истерике, а потому не желают и физически неспособные прислушиваться к разуму. А мужики настолько возненавидели друг друга, что даже приветствовать при встречах не желают, показушно отворачиваясь в сторону. Вот с такими тяжелыми чувствами покидал на время своего первого зимнего отпуска Павел город, куда самолично заманил всю компанию. А теперь чувствовал себя во всех этих бедах виноватым. Как бы сложилась судьба каждого в отдельности, если бы они самостоятельно принимали решение, делая свой выбор по пунктам места работы и проживания. А они ему доверились и ринулись в эту страну без оглядки. Вот и пожинают плоды своего доверия. Не хочет и не желает Павел всю вину этого раздора на себя, но такая назойливая мысль не дает покоя и жужжит, и зудит, и переворачивает все нутро. Не совесть, а досада, что по некой злой силе свершилось это разрушение. Но отпуск – есть отпуск. Само слово за себя говорит. Отпускает и успокаивает. А если и останется нечто зудящее и угнетающее, так мама выслушает и приголубит. Она у Павла такая. Сердечная и участливая. Часть страданий заберет себе, а остальные развеет по ветру, чтобы не давили и не угнетали, не бередили душу. Маме про развод он написал сразу же после самого процесса установления в паспорте соответствующего штампа. Письмо писал спокойно, без эмоций и излишних обвинений. Даже не поплакался, а просто сообщил, как свершившийся ожидаемый и вполне приемлемый факт, не требующий причитаний и инсинуаций в адрес невестки. Даже пожелал бывшей жене благ и благополучия в новой семье. Это ведь поначалу были обиды и упреки. Не вслух, а внутри самого себя. Но потом, когда взвесил и перевешал все нюансы, то пришел к логическому умозаключению: так оно и должно быть. заметил он в глазах Маринки огоньки семейного счастья, кои бывают лишь у искренне довольных своей участью. Потому и обсуждать эту тему они с мамой долго не будут. Как говорит философ: «Умерла, так умерла, и обратно вернуться не обещала». Неудачный первый опыт с женитьбой. Из всего этого можно лишь один вывод сделать: необходимо подрасти и повзрослеть с одновременным набором разума и жизненного опыта самому. Единственный положительный элемент в женитьбе и от Марины, так такой факт, как получение собственного жилья. Теперь эта хата у него надолго, и отнимать ее у него не будут, поскольку все необходимые документы оформить он успел, а после развода она сразу же выписалась, что ее моментально лишило всех прав на квадратные метры. Да и без надобности они ей были. Новый муж имел свое великолепное жилье со всеми удобствами. Не то, что у Павла. -Ну, и правильно, сынок, все очень даже хорошо и так, как надо! – спокойно сказала мама после длительных объятий и поцелуев. – Не будем мы ее ни обсуждать, ни осуждать. Твоей вины здесь поболей. А вдруг, так она тебе даже благодарна за такой подарок судьбы, кою решила с твоей помощью? -Спасибо, мама! – улыбнулся Павел, нежно прижимая маму к себе. – Умеешь ты восстановить нервное равновесие и привести систему в порядок. -Ну, ты не вертолет, чтобы о себе так, - смеялась мама. – Просто я еще тогда заметила, что вы совершено случайные попутчики. Боялась сказать, но чувствовала, что недолго вы будете вместе. Словно по нужде и по принуждению соединились. А такая семья ненадежная, временная. -Да? А мне почему-то казалось, что мы сумеем стать семьей, детей нарожаем. Почему же ты мне в прошлый раз не сказала? -Сынок, а как бы я выглядела перед вами? Вместо благословения сразу предложить вам расход? Нет, Паша, не хотела и не собираюсь в дальнейшем вмешиваться в твою жизнь. Вот если бы ты привел в дом невестку и совета просил, то еще возможно и поговорить. А так пророчить и разлучать я не хочу. С вашим отцом у нас была, самая что ни на есть смертельная любовь. Ан нет, разбежались. Точнее, он сбежал в неизвестность, что даже до сих пор и слыхом не слыхать. Откуда мне знать, как у вас все сложится? Вот так получилось, и это твои шишки. Личные. -Не сложилось. Там, мама, солнца много очень. И она какое-то радиоактивное, некое разрушительное. -Ну, говори, что гложет тебя? Вижу, что развод не слишком тебя расстроил. Некий иной груз тревожит и давит. На работе проблемы? -Нет, мама, как раз на работе все даже лучше, чем мечталось бы. И заработки хорошие, и относятся хорошо, уважительно. Тем более, что мы из армии прибыли. Народ, как говорится, боевой и дисциплинированный. Да вот с самими нами нечто странное произошло. Мистика и некое колдовство. Рушит все без разбора, ломает, крошит, а вот самой этой силы не наблюдается. Исподтишка, как-то, молчком и подленько. Неким вирусом заразились в этом солнечном городе. И Павел за столом, да после рюмочки водки излил маме все эти странные деяния некоего невидимого врага. Мама с легким недоверием, но сочувственно и с участием сокрушалась, покачивая с сомнениями головой, и охала слегка испуганно и таинственно, пытаясь прочувствовать страдания сына. -Как же так может быть, сынок? -Сами ничего понять не можем, мама. Смерчем пронеслась нечистая по дружбе и семьям. Всех до единого рассорила и разлучила. Ладно, я, а у них дети. И у Иры с Алексеем должен появиться наследник, а они на развод. Крошат и ломают все с кровью и мясом, а прислушаться к разуму не желают. Ведь во всех бедах, за исключением моей с Маринкой, которую и бедой назвать нельзя, а лишь разворотом по своим курсам, нет ничьей вины. Шутит кто-то над нами и мелко пакостит, словно затеял веселую злую игру с судьбами. Вот так, мама. И поверить трудно, если не привлечь сюда нечистую силу. Так мы, вроде, неверующие. Неясно было, сумела ли мама поверить, но она поняла сына, и как сумела, успокоила и приободрила. -Думаю, что сумеете разобраться, сынок, - говорила мама, поглаживая обиженного и разнесчастного сына по голове. – Вы же все такие умные, грамотные. Ну, нельзя же вот так с плеча порубить все, создаваемое годами. Скажи им, пусть призадумаются. Негоже по глупости сиротить детей. Возможно, и я больше виновата, что свою гордыню не сумела унять. Не справилась с эмоциями и лишила вас отца. Потом, через много лет и пожалела бы, да слишком далеко послала его. Унизила и оскорбила от собственной обиды и ненависти. А ведь ничего существенного и не случилось. Оговорили завистники, оклеветали. Да вот никто повиниться не пожелал. Я его выставила, а он и оправдываться не пожелал. Ты же немного помнишь его? -Помню, мама, помню, да только все равно прощать не желаю. Это у вас какая-то ссора случилась, да вот в ней мы с Васькой совершенно не виноваты. Нас-то он, за что позабыл навсегда? -Ты лучше прости его, сынок. Он первое время присылал мне деньги откуда-то из Сибири, а потом разом все стихло. Кажется, и нутром я почувствовало, что случилось нечто плохое с ним. Да поначалу не интересовалась, гордость мешала. А потом уже поздно было. Негде его искать. Слишком серьезное нечто произошло. Так просто не мог он вас забыть. Вот и ты скажи своим друзьям, чтобы сгоряча не ломали судьбы. Ведь нельзя просто так верить людям на слово. Самим нужно переговорить и выяснить все нюансы. Вот так на скорую руку поломаете, а потом тяжело будет восстанавливать. Если вообще невозможно. -Пытался, мама, обеими руками пытался удержать от бездумных поступков, да оглохли они там, что ли? -Это эффект первых минут. Ты вот сейчас приедешь из отпуска, когда они уже немного успокоятся, а потом остынут, и они будут по-иному слушать. Ведь если бы кто со мной рядом был в ту минуту, желающий поговорить и разъяснить, так и у меня сложилось бы иначе. Долго они еще с мамой проболтали и многое обсудили. Мама настолько разоткровенничалась с сыном, чего раньше себе такого не позволяла, что поведала о своей жизни и любви со всеми последствиями трагедиями. Но самое главное осталось в сердце и в мыслях Павла, что ему требуется проявить максимум усилий и воли, чтобы успешно справиться с кознями этого баловника и одолеть его. И не позволить ему выйти из этой передряги победителем. Просто по приезду из отпуска Павел соберет друзей всех вместе с семьями за один стол и вот так, как сейчас они с мамой, все обсудит и переговорит. Должны, коль сохранили хоть каплю трезвого разума, понять и приостановить этот разрушительный процесс, пока еще имеется в наличии шанс на примирение. А ежели потребуется, так Павел в грубой форме прикажет им прислушаться и включить свои мозги и сердце в нужном ракурсе, а не идти на поводу эмоций и желаний разрушителя. Утром Павел вышел во двор, чтобы полюбоваться нежным белым снегом, выпавшим этой ночью на старые уплотненные залежи. Вчера он не успел обратить внимание, поскольку ему казалось, что все вокруг просто покрыто белым чистым асфальтом. Зима, как и говорила мама, в этом году оказалась легкой, незлой. Но и оттепелей с грязью и слякотью не было. Как по заказу: немного снега и маленький морозец. Чтобы красиво и не кусаче. В Туркмении, а больше в Чарджоу, бывали такие же зимние дни со снегом и морозом. Однако больше двух дней снег не задерживался, сменяясь по-летнему на теплые дни, когда хотелось сбросить с себя все одежды и бежать на Дарьябаш, чтобы искупаться в его водах. Такая вольность допускалась дома во время отдыха. Но в командировку экипировались по зимнему, невзирая на термометр и жаркое солнце. Наутро легко ошибиться, обнаружив внезапно за окном зимний белый ландшафт. А здесь дома, в Городке снежок как выпал в конце ноября, так и лежит себе, регулярно прикрываясь новыми тонкими слоями свежего снега. Павла вчерашняя беседа с мамой вдохновила и успокоила. Он верил, что теперь, когда шутник от них отстал, так ему показалось, поскольку дальнейшие коварства прекратились, они, то есть, его друзья сумеют понять друг друга и вернуть прежнюю дружбу. А иначе невозможно с такой ненавистью и нелюбовью жить и трудиться в одном городе и на одном предприятии. Павел залюбовался красотами белорусской природы и не заметил, как к нему подошла маленькая соседка, нежно просовывая свою руку в его. -Привет! – удивленно воскликнул Павел, обрадовавшись такой встречи и того доброжелательства и доверия, с каким подошла к нему Катюшка. -Приветик! – улыбнулась ему девочка. – Я еще вчера видела, как ты приехал. Только не хотела заходить. Ты так долго разговаривал с мамой, что мешать вам нельзя было. Я в окно вас видела. -Да? Так чего не зашла, надо было заглянуть в гости, раз не спала. Ты нам и нашему разговору не могла помешать. -Нее, - протянула Катя. – Тебе хотелось про все маме рассказать. А такому общению мешать неприлично. Паша, а почему ты один приехал, без жены? Она там одна осталась, да? -Да, там осталась, да только не одна, - тяжело, но без огорчения и совершенно не жалея об этом, проговорил Павел. – Вот только теперь она уже не жена мне, и совсем даже чужая жена. Развелись мы, она вышла замуж за другого. Только я абсолютно не расстроился. Ведь против любви пока не придумали прививки и лекарства. Раз случилось, так пусть и будет. -Она другого полюбила? Но ведь это абсолютно неправильно. Раз у нее есть муж, которого она любит, то есть, любила, то, как можно еще одного любить? – задумчиво, не понимая такого факта, произнесла Катюша. -Да, именно так и случилось. Стало быть, бывает, раз произошло. Ну, и пусть, зато она счастливая, а я свободен и этим довольный, - уже весело отвечал Павел, показывая всем видом свое безразличие к такой семейной трагедии. – Хуже было бы совместное нелюбимое проживание. -И ты, правда, совсем-совсем не расстроился? Вот так легко и просто позволил ей уйти к другому? -Нет, ну, так утверждать я не буду. Понимаешь, вот капельку все равно было обидно, что она без спроса и моего позволения взяла и ушла к новому мужу. Хотелось даже слегка поругать и наказать. Но потом я подумал, взвесил все за и против, и пришел к выводу, что ее поступок правильный и разумный. Я еще не до конца поумнел и повзрослел, чтобы обзаводиться семьей. Надо подрасти. -Хи-хи! – хихикнула в кулачок Катюшка, и по е глазам Павел понял ее радость от такого известия. – А она мне сразу не понравилась. Правда-правда, ведь она абсолютно тебе не подходит, и совершенно не нужна. И глаза у нее недобрые, и говорила с тобой таким высокомерным тоном, словно одарила своим внимание, и теперь ты просто обязан всю жизнь благодарить ее за это. Как злые принцессы в сказках. Только она ни какая не принцесса. А тебе нужна добрая и ласковая жена. И еще, чтобы красивой было, на которую смотреть приятно. -Ну, и где мне такую искать прикажешь, а? Это столько положительных качеств ты наговорила, что таких и не бывает в приролде. Даже если их перебирать, как товар на прилавке, и то можно ошибиться. А гарантии, как в магазине, никто не дает. Нет, Катюша, нужно поначалу влюбиться по-настоящему, а потом смотреть на ее качества и красоты. Без любви красивой бывает только кукла. -Так если не смотреть и не выбирать, то, как же ты влюбишься? Что-то ты меня окончательно запутал. Павел обнял одной рукой девчонку и шутливо потряс ее, призывая забыть такую сложную и запутанную тему. -Пойдем к нам и за чаем обсудим сию проблему. А то красиво на улице, но уже за уши щиплет. Красивый снег, вроде как, добрый и ласковый, а кусается зло и сердито, как хищник, - засмеялся Павел, подталкивая Катю к веранде. – Вот так и с невестами получается. Обманчив внешний вид. -Мама! – крикнул с порога Павел в сторону кухни, откуда уже плыли разнообразные, но вкусные запахи. – Мы пришли. Ты будешь нас кормить сейчас, или нам еще немного подождать? -Сейчас, сейчас, - спешно ответила мама, выглядывая в прихожую. – Это кого ты к нам привел? А, соседка! – обрадовалась мама гостье. – Ну, входи, сегодня у тебя соперницы нет. Один Пашка. -Ой, ну, вы и скажите! – игриво нахмурилась Катя, слегка зардевшись от смущения и такого откровенного намека. – Я еще маленькая для невесты. Мне еще школу нужно окончить, а потом уже можно и о женихах задуматься. Да только Паша к этому времени сто раз женится. -Тьфу, ты, накаркаешь мне сейчас! – испуганно плюнула мама трижды через левое плечо. – Зачем же такие неважные пророчества. Ему бы хоть одни раз жениться, и этого вполне хватит. А ты – сто. -Ну, тетя Зина, я ведь это так, образно сказала, а вовсе не пророчу ему сто раз жениться. – А вы сразу все подсчитали и посчитали за правду. Я хотела сказать, что Паша обязательно женится, и очень даже скоро, не станет он ждать, пока я подрасту. А потом и Васька вам невестку приведет. И будет у вас большая семья с внуками! – как-то радостно воскликнула, свои пророчества Катюшка и вмиг внезапно погрустнела, словно некое воспоминание сильной волной смыло эту секундную радость. Мама сразу переменила эту тему и засуетилась по своим кухонным утренним делам, приглашая детей на кухню: -Ладно, детки мои, сейчас поедим блинчиков со сметаной и чаем, а мне потом по делам надо. У меня еще и куры не кормлены, и дорожки подмести надо. Вон, нового снега за ночь намело. -Мама! – возмутился Павел. – Даже не думай трогать снег. Мы с Катюшкой после завтрака подметем. И Ваську пригласим на помощь. -Да, я помогу, - вновь к Кате вернулось радостное и бодрое настроение. Те мелкие неприятности забылись. -Вот видишь? – поддержал Павел. – У тебя столько помощников, а ты все сама, да сама. -Нет, мне эти мелкие хлопоты не в тягость, - отмахнулась от помощи детей мама, которой и самой, как она считала, дел не так уж много по хозяйству и во дворе. – Отдыхай, сынок, с соседкой поболтай. А я сама управлюсь. Мама ушла, а они, молча, ели блины и запивали сладким чаем. Аппетит разыгрался нешуточный. Так что болтать с плотно набитым ртом желание не возникало. А мама умела печь блины такие вкусные и ароматные, что их и с «таком» можно было съесть несчетное количество. -Ну, рассказывай, как живешь, что нового произошло в мое отсутствие, - запив чаем последний блин, спросил Павел. -Нормально, - вроде безразлично, пожимая плечами, ответила Катюша звонким сытым голоском, но вдруг потупилась и отвернулась, пряча накопившиеся и приблизившиеся к выходу слезы. Немного помолчав, она, с трудом сдерживаясь, прошептала: - Плохо, Паша, совсем плохо. -Все так же пьют и дерутся? – спросил Павел, но голосом и интонацией он больше констатировал факт. -Это все ладно, я уже привыкла и иного от них не ожидаю, да только их еще в прошлом месяце за пьянку выгнали с работы. Они так долго и много пили, что даже с фабрики приходили. А они с ними поругались и прогнали. Вот их и уволили. Раньше хоть с получки что-то съестное покупали, а теперь все время пьют, а в доме ни крошечки. Совсем есть нечего. -Голодно? Я же с мамой еще перед отъездом на эту тему договаривался, что ты будешь приходить на обеды. А ты, наверное, опять излишне скромничала? Я буду ругать тебя и приказывать, чтобы каждый день к маме заходила. А сейчас, пока я в отпуске, сам лично проконтролирую. И в магазин с тобой сходим за одежками. Вон, как износилась вся, сплошные дыры. -Паша, я не жалуюсь. Я уже давно сама себе, как могу покушать добываю. Я другого боюсь. Дядя Витя уже несколько раз приходил. Это наш новый участковый. Он им так и сказал, если на работу не устроятся, то арестует их за тунеядство. А меня тогда в детский дом отправят. Я не хочу в детский дом. Танька Семенова два раза сбегала оттуда. У нее родители умерли, а со старой бабушкой не разрешили жить. Но у нее бабушка очень хорошая, только старенькая и очень больная. Да и это не ее бабушка, а ее мамы. А вот мне и убежать будет некуда. Катя немного помолчала, потом, уже не сумев сдержать слез, которые ручейком потекли по щекам, жалобно проговорила: -Паша, миленький, возьми меня с собой. Я буду очень хорошо себя вести. И помогать тебе буду во всем, и за квартирой ухаживать, и кушать готовить. Я хорошо учусь, мне легко и нравится, поэтому со школой у тебя хлопот не будет. Только вот мне уже и в школу ходить совсем не в чем. Вся износилась. Я пропаду здесь с ними, Паша, уже не могу совсем жить и смотреть на них. Павел присел рядом с Катей и приобнял ребенка, легко прижимая к себе. Ему сейчас самому неожиданно сложно стало говорить из-за комка, подкатившегося к горлу. Господи, ну, чего это он жаловался на судьбу полночи маме? Вот где настоящая беда, когда и голодно, и носить нечего, и в дом возвращаться не хочется, потому что там плохо, смердит, и в этом доме нет твоего родного уголка, где можно посидеть с книжками и с игрушками, просто подумать и помечтать. Так мечтать не о чем? У ребенка полностью отсутствует будущее и перспектива завтрашнего дня. А у него целая двухкомнатная квартира, сытая богатая работа. И все это ему одному. Ну, разве не счастье ли это? Ненужная жена пропала, с друзьями он обязательно помирится, потому что верить в их разум и трезвое мышление. Они сейчас это время подумают, поразмыслят и выслушают разумные доводы друга Пашки. А вот куда ребенку деться и спрятаться от всех этих бед? Ведь в ее возрасте так хочется быть нужной и любимой, так хочется детства и этих ребячьих радостей. И неожиданно даже для самого себя Павел принимает безумное и абсолютно неразумное решение. Пусть она для него станет некой обузой и помехой в его личной свободной жизни. Но вот сейчас именно в эту минуту даже чересчур завуалированный отказ недопустим и смертельно опасен. Она ведь ждет прямого конкретного ответа, а не глупых объяснений, что, мол, потерпи, и все будет хорошо. Не будет никогда, если сейчас не решиться. Ни потом, ни через некоторое время. Лишь злоба и ненависть ворвутся в душу этого израненного ребенка, вытеснив навсегда эту уникальную природную доброту и открытость. Сумеет ли он, потом простить себе эту единственную, но неиспользованную возможность, спасти, помочь, вытащить из этого болота, подарить ребенку такое важное и нужное в его возрасте настоящее детство. -А, поехали! Так тому и быть, поедешь со мной. У меня там места много в квартире. Поболей, чем здесь. И школа там хорошая, и ребят твоего возраста много, несравнимо с нашими дворами. Только летом слишком много тепла, но я тебя на лето к маме буду отправлять. А всем скажу, что ты моя младшая сестричка. Только двоюродная. У нас же фамилии и отчества разные. Да и не станем мы перед всем там оправдываться, больно нам надо это. Павел понимал, что говорит сейчас много на эмоциях, совершенно не соображая и не осознавая, какие трудности и сложности создает себе сам. Ведь теперь обратно свои обещания не вернешь. А как их правильно исполнить, так и вообразить слишком сложно. А с другой стороны, разве мог он сейчас отказать и бросить на произвол судьбы этого умного, доброго и ласкового ребенка на съеденье каким-то проклятым последним алкашам. Загубят они дитё. Превратят в себе подобное существо или в некоего иного урода, или, что стократ страшнее, доведут до отчаяния, когда дальнейшая жизнь станет для нее просто невозможной. И потом Павел в ее смерти обвинит себя, и с этим тяжким грузом жизнь его станет еще ужасней. А про командировки и свою вечную перелетную жизнь он подумал уже потом, когда обещания уже вылетели из уст. Так ведь и здесь она без присмотра и догляда. Кто же за ней ухаживает и присматривает? Живет сама по себе. И не просто живет, а пытается выжить и сохранить в себе то человеческое, что вопреки логике подарила природа. Два отмороженных урода родили такое чудо. Интеллектуальное и душевное, чего сами абсолютно, отродясь не имели. Они-то, как много раз слышал Павел, что между собой, что с соседями, только и могли говорить лишь междометиями вперемешку с матом. А Катя легко и интересно общается со сверстниками и взрослыми. -Паша, ты правду говоришь? – Катя смотрела на него слегка недоверчиво, но преданно и с надеждой. – Ты меня не обманешь? Я ведь и вправду, хочу поехать с тобой. И жары вовсе не боюсь. Даже очень хочу много тепла и солнца. А то у нас здесь чаще дожди да грязь. -Ну, насчет грязи, так там ее тоже хватает с излишком. Осень слегка слякотная. А еще зима больше похожа на осень. -Что, снега совсем-совсем не бывает? -Пару раз выпадал. И даже мороз прихватывал. Ну, все так, как у нас осенью. А вот сугробов и метелей я пока не наблюдал. -Так это же здорово! Знаешь, как можно много сэкономить на зимней одежде! А летнее оно намного дешевле стоит. И ем я совсем мало. Правда, Паша, я очень экономная. На меня много денег не понадобится. -Ой, ребенок, да ради бога! Я очень много зарабатываю. Ты меня объесть не сумеешь. Лишь бы была послушной и в школе хорошо училась. А денег мне не жалко. Тем более. Что сейчас я совсем один остался, и потому тратить их некому и не на кого. Вот ты и будешь бегать по магазинам. -Нее, мы, Паша, жить будем экономно. Зазря деньги тратить незачем. Я научусь вкусно готовить, и буду тебя домашней пищей кормить. Кашкой, котлетками, еще я макароны люблю. По-всякому. 12 Их мечты прервал внезапный грохот пустого бидончика. Вздрогнув от неожиданного шума, Павел и Катя резко обернулись и увидели в дверном проеме маму с широко распахнутыми глазами. -Мама, что случилось, ты чего такая перепуганная и взбалмошная? – участливо спросил Павел, понимая неуместность своего вопроса, поскольку понял мамино состояние. Она нечаянно подслушала их разговор. -Сынок, ты чего такое здесь удумал, а? Сам хоть понимаешь, о чем разговариваешь и какими обещаниями разбрасываешься? Это ведь тебе не игрушка и не маленький котенок, с которым можно поиграть и выбросить за ненадобностью. У нее свой дом, какие ни есть, а родители. А ты, на каких правах забрать ее хочешь в свой город? Господи, Паша, да ты сам говорил мне давеча, что еще не повзрослел и не дорос до семьи, а в няньки набиваешься. -Мама, вот ты сейчас о чем толкуешь нам? Мы так сразу и понять неспособные. Поясни, пожалуйста. -Не дури мне голову, все отлично понимаешь. Я о ваших планах и талдычу. Разве можно вот так, не подумавши и не рассудивши, ребенка с места срывать? А если что, куда девать будешь? И работа у тебя сложная, с командировками связанная. Как она там, одна в твоей квартире проживет время твоего отсутствия? Нет, Катюша, ты уж прости и позабудь про его обещания, ему никак нельзя тебя с собой брать. У него ничего не получится из-за командировок. Катюша смотрела на спорящих мать с сыном глазами, переполненными слезами, и готова была уже разрыдаться навзрыд. Но усилиями воли она с трудом удерживала плач. Однако и убегать не хотела, поскольку буквально нескольку минут назад у нее появилась надежда на другую и правильную жизнь, где не станет пьяных родителей, и на столе появится хлеб, а для школы нормальная одежда. Пусть немного, но столько, чтобы больше никогда не думать и не ломать голову, где и как прокормиться, и что более-менее приличное надеть завтра в школу. И все это может вмиг разрушиться, если сейчас поддаться эмоциям и сбежать. А ей хотелось верить, что Паша сумеет убедить маму и докажет ей, что правильно все решил. Она ведь совсем не будет мешать Паше, а даже наоборот, поможет ему и с домом, и с кухней. А если остаться здесь, то ее обязательно отправят в детский дом. И тогда лучше совсем не жить, чем так. Павел почувствовал, как напряглась Катюша, готовая уже на любой безрассудный поступок. Чтобы удержать ее от необдуманных действий, он крепче обнял ребенка, прижимая дрожащее детское тельце к себе, пытаясь сбить эту нервную дрожь и возвратить ребенку надежду. -Мама, мы с ней уже все решили, и обратно передумывать даже не планируем. Не глупые же мы, все-таки, чтобы шарахаться из стороны в сторону. Ты же сама хорошо понимаешь, что больше она ни денечка не сумеет выжить в этой клоаке. Там уже уголовщиной за тунеядство попахивает. А хлебом даже ни на грамм. Нам никак не может быть хуже там, чем в этом дерьме барахтаться. И одна она даже на время моей командировки никак не останется. Там полно женщин – жен пилотов. Присмотрят, помогут. А здесь, можно подумать, она под самым лучшим присмотром? -А женишься? Куда ее? Не будешь же ты вечно холостяковать. Сумеет ли твоя новая жена ужиться с ней? Паша, это ребенок со своими характерами и привычками, к которому нужно приспосабливаться. -Ой, мама, ну, не понравится моей новой зазнобе ребенок, так мы ее, и звать к себе не станем. Пусть ищет другого, а я найду такую, чтобы обоих нас любила. Хватит мне под женскую дудку плясать, у меня свой характер начал вырабатываться. Да мне всего-то 24. А к 30 годам я ее успею замуж выдать. -Паша, я вовсе не хочу замуж! – взвизгнула неожиданно звонко и категорично Катюша. – Я и без мужа могу прожить. Эта выходка ребенка развеселила и разрядила обстановку, и мама с Павлом весело и откровенно расхохотались. -Ну, успокойся, не буду я тебя замуж выдавать, - сквозь смех проговорил Павел. – Я лучше после окончания школы ее к тебе отправлю. В институт поступать. А ты это время пока за домом присмотришь, чтобы они его не пропили окончательно. Я не думаю, что в таком темпе в борьбе с алкоголем они доживут до того времени. Но в любом случае, это ее дом, в нем ее будущее. А в Витебске много разнообразных институтов и техникумов. Вот и будет рядом с домом учиться. А я помогу. -Ох, страшно-то как, Пашенька! Такую непосильную нагрузку на себя взваливаешь, что просто жуть! -Мама, а вот так, просто наблюдателем быть и констатировать, как факт, что на твоих глазах гибнет ребенок, да еще такой славный? Это разве не жуть? Мне все эти годы казалось, что со временем они пропьют свой какой-нибудь орган, да от страха перед неминуемой гибелью притихнут. Так ведь нет, не берет их болезнь, не убивает их алкоголь. Я, мама, за всю свою жизнь впервые задумал некое благородное богоугодное дело свершить, а ты меня пытаешься образумить. Мы обязательно спасемся, и Катя станет настоящим человеком. Правда, ведь, ребенок? -Угу! – кивнула головой Катюша, соглашаясь со всеми непонятными словами, только бы он не передумал. В ее голове уже рисовались картинки счастливой жизни в чужой теплой и солнечной стране. -Ой, я даже не знаю, что и сказать вам! – уже не так категорично и не в таком протестном тоне проговорила мама. – За тебя страшно сынок, за вас обоих. Ты, Катюшка, хорошая девочка, я тебя с рождения помню, да только твой дом и твоя семья здесь, а не там. Как бы не пожалела потом. А ведь поздно будет уже в этом Чарджоу. Вон, как далеко судьба забросила. Кабы поближе к дому, так и я помогла бы, присмотрела на время твоих командировок. -Тетя Зина, нет у меня здесь семьи, пропала она, утонула в вине. Их дядя милиционер обещал в тюрьму, если на работу не выйдут, а меня в детский дом сдать. А я туда не хочу. Мне Танька рассказывала, там еще хуже. Мама тяжело вздохнула, обняла за голову двоих своих неразумных детей, и, молча, согласилась, лишь добавив: -Пишите чаще мне. Ты, Катя, пиши каждый день. От Паши трудно письма дождаться. А ты мне все подробно описывай про школу, про дела свои, про дом. И про Пашу заодно. А ежели он дома будет, так после тебя пусть дописывает в конце письма от своего имени. Езжайте, коль так решили. -Ой, ну, мама, о чем ты говоришь? Мы еще целый отпуск дома будем, а ты выпроваживаешь, как будто такси возле калитки дожидается. А пока, чтобы выбраться из твоего, Катя, вертепа, с сего момента поживешь здесь и под моим личным присмотром. А то, не дай бог, чего случится. -Паша! – подпрыгнула от радости Катя. – Так я тогда побежала в дом, и свои вещи принесу сюда. -Нет, вместе сходим к вечеру. Да и какие у тебя вещи? Все придется заново покупать. Ты прости, ребенок, но в таких обносках у нас даже туркменские дети не бегают за баранами. А ты приедешь ко мне на ПМЖ, как сестренка пилота Гражданской Авиации. Стало быть, и прикид должен соответствовать. -Но у меня ведь нет другого. -С сего дня ты входишь в полное мое подчинение и обеспечение. И о таких мелочах, как внешний вид, мне думать и голову ломать. Твоя ближайшая задача – быть паинькой и лапочкой. Катя поначалу не поняла Павла. Загадками говорит, но очень серьезно. Но потом она заметила лукавую усмешку мамы, и сама радостно расхохоталась. Не выдержал и Павел и присоединился к ее веселому смеху. -Да, - облегченно вздохнула мама, словно с плеч тяжесть сбросила. Однако опять некая тревога слегка коснулась ее висков. – Опять у меня с внуками откладывается на неопределенный срок. Теперь ты, Паша, уж точно не скоро женишься. Ребенка на ноги поднимать надо. Ты нам с Васькой больше деньги не присылай, вам самим они понадобятся. А мы как-нибудь справимся. -Мама, ну, опять за старое взялась! – сердито проворчал Павел. – Я вовсе не тебе их присылал, и буду в дальнейшем высылать для Васьки. Хватит всем, я много зарабатываю. Вполне достаточно и для вас, и для нас. Все проживем и богато, и счастливо. А жениться и внуков тебе нарожать, так успею еще. Они на следующий день пошли в универмаг, чтобы полностью обновить гардероб Катюшке. А обновлять ей необходимо было на все сто процентов. Давненько пьяненькие родители не покупали ребенку никакие одежки. Да по их внешнему виду можно смело констатировать, что и для себя уже не первый год мануфактура не приобреталась. Вся имеющаяся наличность спускалась на алкоголь. А если учесть такой факт, что и на работу перестали ходить, то и про продовольственный магазин забыли. И уже все, что в этом доме можно было продать, давно пропито. Хорошо, что документы в школу им быстро в школьной канцелярии. И свидетельство о рождении ребенка Павел сразу прибрал себе. Катюшка за эти дни просто преобразилась, расцвела и развеселилась. Даже мама удивилась ее таким кардинальным переменам в характере и настроении. Ребенок начал новую детскую жизнь с теми атрибутами счастья, что и положены по статусу детям ее лет. Теперь ведь пропала потребность в беготне по кустам в поисках пустой бутылки на хлеб, не нужно прятаться от пьяных и злых тумаков, можно вечерами видеть в тишине и смотреть все семьей телевизор. А там, оказывается, очень много интересного показывают. И книг у Васьки интересных полно. Павел решил съездить в Витебск за билетами на самолет. Купить на двоих и сразу до самого дома. Из Витебска решил прокатиться поездом. Ранним рейсом, чтобы к вечеру оказаться в Москве, поскольку, если лететь самолетом, то быстрей, если без задержки. А таковы при местной погоде запросто может возникнуть, и тогда они на Чарджоуский рейс опоздают. Поезд надежней. Да и Катюшке хотелось мир показать. Из окна поезда он хорошо виден. Встал утром рано, пока все спали, чтобы успеть на первый рейс автобуса. Так что, возвращался домой к позднему завтраку. С сегодняшнего дня у Катюшки начались каникулы, так что спит и ничего не ведает про Павла с билетами. Молча, съездил, чтобы не напросилась в попутчицы. А чего таскать ребенка по вокзалам? Весеннее солнце уже успело растопить снег. Ну, почти весь. В лесу и под кустами еще лежали остатки. Но дорога вся просохла. А оттого и настроение у Павла было просто замечательное. Вот почему он удивился, когда из калитки их двора выскочила с портфелем в руках и вся взлохмаченная и перевозбужденная Катюшка. Весь ее вид выражал трагизм ситуации и отчаяние. Ей хотелось рвать и метать, но еще больше вызывал сам факт покидания этого жилища, ставшего за это время для нее родным. Но обида оказалась сильней, оттого и бежала в полном расстройстве в сторону своего дома, который с такой радостью покинула, вроде как, навсегда несколько дней назад. Она бежала так быстро, что пробежала мимо Павла, словно его и не было на дороге. С большим трудом удалось Павлу поймать ее возле калитки родительского дома. -Ты чего, Катя, чего с тобой успело с утра случиться, кто сумел тебя в такую рань настолько больно обидеть? – спросил он как можно нежней и ласковей у ребенка, понимая, что кроме мамы в доме и быть никого не должно. Хотя, и мама с утра собиралась по магазинам и на базар. И все равно, не могла она ее так сурово обидеть. С такой участью сына она, вроде как, смирилась и душою успокоилась. Да и с Катюшкой за эти дни сблизилась и сдружилась, как с внучкой, о которой мечтала. -Пусти, не хочу, не буду, я больше не верю тебе, ты все врешь мне! – сквозь слезы и рыдания пыталась вырваться она, грубо и резко отталкиваясь от Павла. – Ты обманул меня, я не поеду с тобой. Лучше в детский дом. Чем быть проданной в твоей Туркмении в рабство. Это подло с твоей стороны, это нехорошо, я никогда тебе этого не забуду. Ты обещания не сдержал. Ну, полный бред с набором непонятных эпитетов. Откуда только взялись у нее эти бредовые идеи? Кто и что в его отсутствие сказал ребенку некую гадость? Вроде, когда собирался в Витебск, спали они все крепким непробудным сном. Нет, мама уже просыпалась. А больше и некому обижать. -А ну-ка, успокойся и внятно мне про все объясни. И нечего здесь устраивать на пустом месте истерику. Если сон дурной приснился, так иди, скоренько ляг и там, во сне разберись с нарушителями спокойствия и со своими обидчиками, - громко и грубо крикнул Павел, отрывая ее за плечи от земли и резко вновь возвращая ногами на дорогу. – Я тебе, так мне кажется, ясно и внятно говорил и сейчас повторюсь, что все наши проблемы нашей семьи, которая теперь состоит из нас двоих, учись воспринимать без эмоций. Все можно решить в беседе за чаем. И чаще всего выясняется, что проблема и выведенного яйца не стоит. Вот, поди, и сейчас из мухи слона надула. Немедля успокойся и доложи мне причину твоего паршивого настроения. -Никого и ничего я не дула, - поспешила с объяснениями Катюша, уже слегка напуганная резкими действиями и встрясками Павла. – И я уже не спала, когда ты с Васькой надо мной смеялись на кухне. Я видела вас, я тихонько подкралась и подслушала. Там вы вдвоем были. -А сколько раз просить и требовать, что подслушивать очень нехорошо. Так только невоспитанные дети поступают. -Я из комнаты слышала, да только поверить не могла, что это ты такие слова говоришь. Вот и подсмотрела. -Мне даже сейчас очень любопытно, кого ты там могла узреть? Стоп! – Павел вдруг ошарашено уставился на нее и ослабил хватку, чем Катя успела воспользоваться, и отскочила от него. – Кого ты на кухне видела? И о чем мы могли с Васькой говорить, что довели тебя до истерики? -Вас двоих видела. Тебя и Ваську. Вы смеялись надо мной, мол, дурочка, не знает, что ее ожидает там, в Туркмении. А ты обещал ему, что подкормишь меня и очень за дорого продашь бабаю в аул. Там, сказал, большим спросом пользуются такие вот дурочки, как я. -Да я тебя здесь и сейчас продам, но предварительно ремнем высеку, - заорал на всю улицу Павел, окончательно запутавшись в ее рассказе. – А еще утверждает мне, что ей не сон приснился. -Нет, и вовсе не сон. Я вас видела не во сне, а на самом деле. Вы стояли у окна и болтали обо мне. -Кого ты видела, кого ты вообще на этой кухне могла увидеть, кроме как мамы? Сама хоть поняла, что сказала? -Мама в магазин ушла, а вы так громко смеялись, что я проснулась и услышала. -Катя, миленькая, я вот только что иду с вокзала. Я в Витебск за билетами ездил, а Васька позавчера со своей командой в Минск уехал. Нет никого дома, пусто там. Все это тебе приснилось. Да еще такая белиберда, что я бы на твоем месте просто посмеялся, как над веселым сном. Катюшка широко и испуганно раскрыла глаза и быстро-быстро захлопала ресницами. Своим сообщением Павел ее ошарашил, но увиденное и услышанное не покидало мысли, а оттого не хотелось верить. -Ты меня обманываешь! – уже неуверенно и тихо прошептала Катя. – Такое не могло присниться. Я видела вас, а не сон. Тебя и Ваську. Если бы сон, то я бы проснулась, прежде чем бежать. А я больше не ложилась. И вдруг страшная мысль опалила Павлу мозги. Да так уязвимо, что слезы брызнули из глаз. Ну, не может этого быть? Неужели снова проявил себя этот подлый шутник-проказник, опять вздумал баловаться? Но зачем? Он и с Катей его хочет рассорить, превратить их отношения во вражеские? Вот уж поистине, глупость несусветная! Он что, из Чарджоу за ним через всю страну перся ради этой злой шутки? По-моему, здесь кто-то сходит с ума. Не, Катюша, так она уж точно не сошла, и ей такой пошлый разговор не приснился. Она ведь ни про калым, ни про бабаев слыхом не слыхала, чтобы нечто подобное во сне видеть. Да и счастливому ребенку должны радужные сны сниться. Стало быть, все-таки опять объявился этот подлый разлучник. Он уж точно, больной на всю голову. Ладно, там, рядом, но переться сюда? Стало быть, он и здесь рядом. Стоит только головой покрутить, и сразу увидишь его. Но вокруг никого не видать. И что получается из всех этих размышлений? Притащился, спрятался и затаился для следующих подлостей. -Катя, слушай меня внимательно, - шепотом таинственно проговорил Павел ребенку на ушко. – Тебе не приснилось, но там, на кухне, были не мы с Васькой. Я тебе потом более внятно объясню, а сейчас очень хочется, чтобы ты мне помогла. Тогда мы с тобой сумеем победить этого подлого обманщика, чтобы он больше не смел нам пакостить. Понимаешь, это он разрушил мою семью, разругал с друзьями, разбил и их семьи. И вот сейчас пытается рассорить нас с тобой. Но мы справимся и победим его. Нам с тобой нельзя и абсолютно не хочется ссориться, ведь мы с тобой столько лет дружим. Ты мне поможешь? -Да, я согласна, ты только скажи, что мне делать. Паша, я теперь верю только тебе, а тем плохим не верю. -Вот и умница. Мы ему не сдадимся так вот просто. И сейчас скажем ему, что не поверим и не желаем даже слушаться его. Потому что он слабее нас, а мы вместе – сила, и мы плюем на него. Да, ты согласна? -Да, я тебе верю, а он плохой, вредный и нехороший. Я его ненавижу, и тоже плюю на него. -Нет, вовсе ненужно ненавидеть, это необязательно. Мы просто его презираем и игнорируем его подлые шутки. Правильно? -Да! – громко и уже с радостью воскликнула Катя, что испуганная ворона слетела с забора и, ругаясь, полетела восвояси. -Да! – еще громче крикнул Павел и рассмеялся. – Мы победим тебя, подлый трус и бяка. -Мы дружные и сильные, мы справимся. -Вы в этом уверены? – Послышался ироничный мягкий смешливый голос неизвестно откуда взявшийся. Павел с Катей резко развернулись в сторону говорившего, и увидели приближающегося к ним молодого высокого мужчину с усиками и маленькой аккуратной бородкой. Он шел явно к ним и очевидно подслушал их разговор. Хотя, они так громко кричали, что услышать их не мудрено было. Или? И Павел все понял. Это он и есть. У него на этот раз не получилось тайно, что, скорее всего, и разозлило. И такой факт проигрыша заставил его открыться. Значит, он проиграл, если решился выйти к ним в открытую. Какие они, однако, молодцы с Катюшей. Сумели справиться с таким опасным проказником. -Ты ошибаешься, мальчик, - с язвой в голосе произнес незнакомец, словно прочел мысли и тот восторг, что охватил Павла от чувств победы над этим пришельцем. – Я практически непобедим. Ты просто слегка оттянул свое поражение, и тем самым продлил мое удовольствие в этой борьбе. Но согласись, что легко и беспроблемно справился со всей вашей компанией, и особого усилия мне на это не потребовалось. Я лишь слегка подталкивал, и вы само все с легкостью рассыпались на мелкие осколки. Ну, ладно, признаюсь, что ты с этой девчонкой оказал достойное сопротивление. Ну, что ж, стало быть, и победа будет желанней. -Я вовсе тебе не какая там девчонка! – осмелилась выкрикнуть Катя, высунувшись из-за Пашиной спину. – И мы все равно, не боимся тебя. Ты не сможешь нас победить, потому что ты плохой, а мы сильней тебя. -Ха-ха-ха! Это и есть мой ответ тебе. Девочка, милочка, я – Ангел, со мной бороться бессмысленно. Если уж сильно захочу, то рассыплю обоих на молекулы. Или зашвырну в чужие и незнакомые миры. То, что было до сих пор, как ты правильно сам определил, как мелкие проказы шаловливого баловня. Я мелко и пакостно шутил, и в этом без зазрения совести признаюсь. -Однако, как я думаю, раз показался нам, так значит, что-то не совсем по правилам и задумкам идет, как хочется? – смело усмехнулся Павел, вдруг ощущая уже отсутствие у противника тех мощных сил, которыми тот пытался хвастаться. – Что-то ведь не позволило продолжить скрытую игру? -Да, соглашусь, волевые вы ребята, слегка не рассчитал я силы в борьбе с вами, немного сплоховал, - без испуга и обиды заявил Ангел, так запросто выставляя напоказ свое мелкое поражение. – Однако просто это я не все свои имеющиеся в запасе силы применил против вас. Не рассчитал, но имею в запасе время на исправление. Ты же сам верно определил мою игру, как шутка. А теперь, считаю, что с шутками закончили. Ударю сильно и больно, а потом и поглядим, насколько хватит у вас сил на сопротивление. Я для того и открылся, чтобы объясниться, или просто доказать вам вашу несостоятельность в этой бесполезной для вас борьбе. -И все равно, мы тебя не боимся! – вновь выкрикнула Катя из-за спины Павла, хотя саму страх парализовал. Рядом с Павлом мужчина выглядел намного сильней и опасней. От него так и перло угрозой и ужасом. Но ей сейчас хотелось спасать своего друга всеми способами и методами. И Катя верила, что вдвоем они сумеют справиться. – Уходи отсюда, тебе нечего здесь делать. -Цыц, малявка! – прикрикнул Ангел, и Павел заметил в его взгляде кроме ярости еще и растерянность, а такое неожиданное открытие придавало уверенности, что не так уж и могуч противник. -Не смей кричать не моего ребенка, Ангел паршивый! Ребенок тебе истину глаголет. Мы решительно требуем от тебя, чтобы ты покинул нас, и больше никогда не приставал со своими пошлыми шутками. -Мы милицию сейчас позовем, - добавила Катя. -Я просто сейчас уничтожу вас, человечки, - грубо прошипел Ангел, уже окончательно выходя из себя. – Никто еще не смел, так оскорблять и унижать меня. И для вас это так даром не пройдет. -Никто, кроме тебя самого, - громко и внятно проговорил, проходящий, словно мимо, какой-то прохожий. Сказал и остановился, пытливо рассматривая компанию, переполненную враждой и ненавистью друг к другу. Но для Ангела его голос и слова произвели эффект внезапного выстрела в тишине. Нет, он не вздрогнул, не подпрыгнул от неожиданности. Но его пылающий взгляд потух, словно этот прохожий движением руки выключил этот яростный гнев, в который его вогнали эти наглые сопротивляющиеся дети. Опасный враг превратился в безопасное некое неведомое существо. Эти дети посмели сопротивляться его воле, чем не просто ввергли в неистовство, но и погубили его дальнейшую шутливую жизнь. Даже Павел как-то сразу почувствовал и обнаружил в этом прохожем истинного хозяина этого Ангела, что так безнаказанно своим баловством рассорил друзей, довел их семьи до разрушения, а теперь вдруг пожелал ввести в состояние конфликта Павла с Катей. Глупо, пошло и смешно, но ведь ребенок поверил и обиделся бы до конца своих дней, если бы Павел не успел перехватить и не отговорить. Только в старой прежней семье ее ждал скорый физический конец. Если не смерть, то душевный разлад. -Следящий? – потерянным голосом спросил, а скорее всего, констатировал, как факт, вредный Ангел, обреченно шлепаясь на лавку под забором возле калитки дома. – Но почему? Я ведь не успел так строго и жестко нарушить правила, и мои деяния не слишком вредили человечеству. -Никто тебе не позволял отступать от инструкций и основного задания. Почему сам и с таким желанием занялся непотребными делами? Избыток свободного времени не придумал, чем компенсировать? Оно дано вам для дела и позволительно для совершенствования с легкими экскурсами по параллелям. Я так понял, что вирус ты почувствовал, однако сам не пожелал от него избавляться. А когда опоздал с лечением, и то тогда пустил все на самотек, вдруг вкусив радость своего заболевания. Опьяняет, веселит и забавляет? Вот и расшалился, - жестко и строго зачитал обвинения Следящий провинившемуся своему подопечному. -Но не один же я шалю так? – слабо попытался оправдаться Ангел, хотя и по его виду заметны были бесполезными эти попытки. – Я так понял, что у каждого Ангела есть свои отступления от прямых обязательств. Но их, почему-то, не посещает Следящий с инспекцией, допускает их до мелких шалостей. Ответь, почему ты им доверяешь, позволяешь безнаказанно баловаться? А вот стоило мне слегка отступить от своих правил, как ты тут сразу с претензиями. -Потому что они – Ангелы, а ты – Падший Ангел. И ко всему прочему, поймавший вирус и позволивший ему захватить власть. Почто зло множишь и раздор? Почему пакостишь людям? -Но они сами живут в сплошном зле и раздоре. И мои проказы не слишком влияют на общее бытие и атмосферу их взаимоотношений. -Люди сами разберутся с собой и найдут выход из лабиринта своих конфликтов. И если здоровые Ангелы иногда и вмешиваются в судьбу того или иного индивидуума, так с заботой о них и спасая порою из безвыходных моментов, приумножая в мире добро и радость. А ты добавляешь зло, сея его без разбора и по своему желанию. Это недопустимо. Если вы все даже просто поощрите зло, то такой факт способен неотвратимо повлиять на судьбы всей цепочки миров. -Дядя, - наконец-то осмелилась спросить Катя, наблюдая доброжелательное отношение к ним, этого большого начальника над злым, и как он сам его назвал, Падшим Ангелом. – А вы хороший Ангел, и за плохие поступки его накажите, да? Он поступил неправильно и зло. -Это вы хорошие, мои милые детки, - доброжелательно и ласково ответил хороший дядя по имени Следящий. – Вы сумели вывести этого Падшего Ангела, и его сильные эмоции выбросили яркий всплеск за пределы его поля. Вот я его и увидел. А после расшифровки и сканирования познал его вредные делишки и решил вмешаться. Не положено по статусу пакостить ему. Пусть нарушает инструкции, пусть иногда отступает от своих прямых обязательств, но не во вред человеку, а принося ему некие приятные поступки. Вмешательство в судьбу человека я приемлю, если оно во благо этого индивидуума. Излишнее добро к вредным последствиям не приводит. Недопустимо, имея неограниченную власть над своими подопечными, использовать ее во вред. Это даже нечестно по отношению к людям, которые неспособны оказать даже маломальское сопротивление такому монстру. -Вы его в тюрьму посадите, да? – наивно веря в справедливость и в торжество правосудия, спрашивала Катя. -Хуже, гораздо хуже, сильней и больней накажу, - сурово зачитал приговор Следящий. – Я очищу его от вируса, отрегулирую, вычеркну из памяти вредные программы, и на несколько лет поставлю на постоянный жесткий контроль, чтобы даже лишнее движение пальцем не сумел без моего присмотра свершить. Поверьте, что для Ангелов это гораздо серьезней любой тюрьмы. Судя по реакции Падшего Ангела на приговор своего хозяина, Павел поверил в истину сказанного. -Можешь нас покинуть, - небрежно и безразлично, словно разговор с ним окончен, и ему здесь среди порядочных и здоровых людей делать больше нечего, махнул в сторону Ангела Следящий. И когда тот скрылся с глаз, добавил: - Можете меня звать Апостолом. Нет, это не из вашей религии. Поскольку мои подчиненные называют себя Ангелами, то есть, все Переносчики придумали себе, словно сговорившись, такое имя, так я тогда решил представляться Апостолом. -Вы добрый Апостол? -Ну, я просто строгий и справедливый. И единственный во всем вашем мире. В этом мире много Ангелов, исполняющих роль Переносчиков, но Апостол над ними один. Это и есть, Я. Вы вызвали во мне восхищение своей волей и стремлением противостоять злой и непонятной силе. Да и не единой волей, а еще множеством душевных человеческих качеств, коих в людях не так уж часто встретишь. Много хороших людей в этом мире. Однако немало и плохих, и очень скверных. Но Ангелы одинаковы для всех и каждого. А Падших очень мало, поскольку это, лишь запустившие болезнь, которую в первоначальной стадии они способны устранять сами. И наш отступник – один из них. Ему вирусная атака понравилась, он наслаждался ею. -Он злой, да? -Нет, все мои Ангелы – безразличные компьютерные системы. А пакости творят лишь такие, как ваш. А вас, меня привлекла ваша бескорыстность в заботе друг о друге. Ты, Павел, несмотря на кажущуюся ссору и разлад с друзьями, жаждешь смирить их вновь и не допустить разлада в семьях. Я вижу твою нежную любовь к матери, чуткую заботу о младшем брате. А еще, что самое примечательное и привлекательное, так это желание не просто помочь, но и спаси тонущего и погибающего так очевидно и явственно, ребенка. Чужого, по сути, даже близко неродного. Не у каждого молодого человека хватило бы мужества взвалить на себя такую обузу. А ты осмелился. Но, поверь мне, что, спасая свою Катюшу, в ее лице ты приобретаешь верного и преданного друга. Не пожалеешь. Вы все-таки – родственные души. У вас обоих весьма чуткое и большое сердце. А потому мне и хочется в знак признательности посвятить вас в некоторые тайны нашего мира с Апостолами и Ангелами. Нет, просто Ангелов. Таких Падших очень мало, мизер, поскольку они несут разрушение и дестабилизацию. А мир в такой атмосфере существовать и развиваться не может. И для нас нет главней целостности и благополучия, ибо он, тот есть, мир или миры, и есть ареал нашего обитания. Самим себе вредить – явление за гранью разумного. И признавать себя психически ненормальными мы не желаем. Мир, как и жизнь, бесконечен, многообразен и многогранен. Точнее, миров много, число бесконечное. И вы в этой цепочке миров лишь маленькое звено. Существует бесконечное множество параллельных миров, следующих друг за другом, как вверх в будущее, так и вниз в недалекое прошлое. -Это вы про инопланетян? -Нет. Это те же самые вы, но только или в прошлом, или в будущем. -Зеркальное отражение? -Почти. Зеркального не получается по той причине, что Ангелы, эти высокоинтеллектуальные компьютерные системы, немного хулиганят. А это и не слишком уж рискованно для дальнейших цивилизаций. -А как же вы им разрешаете нарушать и отвлекаться? – не унимался Павел, наконец-то немного пришедший в себя. – Ведь в великом космосе возможно и мизерное отклонение вызвать уход от намеченного курса на огромное расстояние. И если в этом мире по их вине не родится или погибнет один человек, то в будущем эти миры будут кардинально разниться. -Нет, не будут. Потому мы их и контролируем и корректируем, чтобы за рамки не выходили. Ты ведь пилот и прекрасно знаешь, что одну и ту же трассу, даже соблюдая коридоры и время, ты все равно пролетишь с незначительной разницей. Но из пункта А в пункт Б. И ничего кардинального не изменится из-за твоих мелких отклонений. И аналогично эти миру будут разниться в сущих пустяках. А никто и не стремится к зеркальному отражению. Пусть разнятся, пусть мелкими шероховатостями отличаются. Но Падших, то есть, поймавших вирус, мы останавливаем, исцеляем и перевоспитываем. А теперь, Паша, твоя первостепенная задача состоит из устранения и исправления мелких пакостей Падшего Ангела. И если тебе удастся помирить всех своих друзей и вернуть семьи в стабильное русло, то это и будет твоим вкладом в стабильность и постоянство бесчисленное множество параллельных миров. -А ты кто? Ну, что Апостол, так мы уже слышали. А главная роль, кроме мелких редких перевоспитаний Падших? -Стабильность и постоянство. Как сказал Падший Ангел, то я и есть Следящий за их деятельностью. -И в чем их деятельность этих переносчиков заключается? Насколько чувствую, что роль их чрезмерно важна и велика! -Да, в этом ты прав. Их основная трудовая деятельность, как звучит в вашем лексиконе – перенос ПЛИКов. Потому они и являются Переносчиками. ПЛИК – полный личный индивидуальный код. Вот Ангелы и забирают его у умершего, чтобы вручить новорожденному в соседнем будущем мире. Точнее, они принимают ПЛИК из нижнего мира, вручая его новорожденному в своем, и отправляют ПЛИК умершего в соседний верхний мир. А там имеются свои Ангелы, которые его принимают для своих младенцев. Эти параллельные миры близки по времени, но нижний слегка в прошлом, а верхний немного в будущем. Так что, после смерти тела твой код попадает в оболочку нового. Только в ином мире. И в этом заключается бессмертие самого человека. А про конец света никогда не верь. Нет у него ни края, ни конца, где дальше его ничто. Как и про конец космоса. Все оно вокруг вечно и бесконечно. Происходит лишь смена устаревшей, износившейся или внезапно погибшей оболочки. Но знать про все это человечеству необязательно. Иначе в смерти вы начнете искать выход из трудностей. -А мы? Ведь теперь мы знаем и сможем всем рассказать. Ну, не именно мы, а те, кого вы посвящаете. -Ну, и кто вам поверит? А ежели поверят единицы, то все равно и в их душах возникнут сомнения. Разума на суицид не у всех хватит. Точнее, безумия. Каждая особь цепляется и стремиться выжить именно в этом мире, даже если будет предполагать о своем бессмертии после смерти. 13 -А он насовсем ушел? – спросила Катя, когда Апостол скрылся за поворотом. – Он к нам больше не вернется? -А зачем? Он нам все сказал, все показал и помог избавиться от этого бяки. Больше ему с нами делать нечего. -А это правда, что мы его победили? Того Падшего? И больше они не станет вредничать? И нам уже никто не угрожает? -Да, Апостол сказал, что отправит его на излечение, чтобы потом этот Ангел приступил к своим обязанностям. -И еще он сказал, что ты хочешь забрать меня к себе и позаботиться о моем будущем. Правда? -А-а, ты об этом! Ну, разумеется, все это правда, он же врать не станет. Это тот, Падший, хотел нас разлучить, а Апостол говорит правду, - усмехнулся Павел, нежно обнимая одной рукой за плечи Катюшку и прижимая ее к себе. – Так все и будет. Мы очень нужны друг другу. -Знаешь, Паша, я очень хотела стать взрослой. У меня ведь абсолютно не было детства, как у всех моих ровесниц. И мне очень-очень хотелось, чтобы оно поскорей закончилось, настолько уже все опротивело и надоело. А теперь я вновь хочу стать маленькой, чтобы вернуться в это самое детство. Ведь с этого мгновения у меня начнется настоящая жизнь, без страха за завтрашний день. И уж совершенно не страшно сегодня. Спасибо тебе за детство. Мне ужасно хочется стать обыкновенным ребенком. И я совсем не обижусь, если ты по-взрослому поругаешь меня за мелкие шалости. Я ведь хочу так себя вести, как и все дети. А они немного баловные и непослушные, у них случаются капризы. Только капельку, чуток, ладно? -Если капельку, то пусть, я согласен. Мама за отпуск настолько свыклась с мыслью, что Павел и Катя собираются вместе покинуть родные стены и улететь на несколько месяцев в далекую Туркмению, поскольку летом у Павла будет еще один отпуск, что прощалась с ними обоими, как со своими детьми. Она уже считала и Катюшку родной. И обнимая их двоих на автовокзале перед посадкой в автобус, неожиданно поняла, что и по этой девочке будет скучать, как и по своему сыну. Только и радовал тот факт, что в аэрофлоте два отпуска. Не так уж долго и тосковать придется. А Васька лишь посмеивался над старшим братом. -А ведь сам обещал и пророчил Катю мне в невесты. И что получается в результате, а? Увозит ее к себе в Чарджоу. -Не переживай! – успокаивал его Павел в аналогичном тоне шутки и смеха. – Я ее подращу, воспитаю, а ты к этому времени закончишь все свои учебы и ВУАЦ. Вот тогда и заберешь е у меня к себе. А пока у тебя хватает хлопот и без нас. Я не могу оставить ее на попечение человеку, у которого пока все впереди. -Я сразу после школы в военное училище пойду. Под Саратовом есть такое. А лучше на большие самолеты. -Еще годик подучись, - упрекнул его Павел. – А вот потом уже и мечтай. Еще сто раз передумаешь и поменяешь профессии. -Нет, что в авиацию, так сто пудов, без колебаний. Это самая настоящая мужская работа. И хлебная. Семью кормить. Может и прав Васька? Трудна работа вертолетчика в Аэрофлоте. Армия намного комфортней и надежней. А небольшая разница в зарплате с лихвой компенсируется теми дополнительными льготами, кои в простых буднях просто не замечаешь. И на больших лайнерах нет длительных командировок. Хотя, чего судить о том, чего не знаешь. Военные летчики, поди, завидуют пилотам Гражданской Авиации. Всегда там, где тебя нет, кажется лучше. Долетели до своего дома они уже быстро и с комфортом. А из аэропорта Чарджоу пешком и не спеша, передвигая тяжелые чемоданы, дошли и до квартиры, от которой Катюша пришла в неописуемый восторг. Да еще узнав, что эта маленькая спальня становится с этого мгновения ее личной, восторг перешел в бурные овации с объявлением благодарностей. Поскольку во дворе стояла уже настоящая ночь, то завалились спать, не разбирая чемоданы, оставив эту приятную процедуру наутро. Свой план по примирению друзей и их семей Павел обдумал еще в полете. И приводить его в действие решил сразу без промедления и без излишних дополнительных размышлений, пока еще окончательно они не превратили свой разлад в необратимый процесс. А как подсказал ему знакомый бортовой механик, летевший с ним одним рейсом из Москвы, пока еще семьи друзей находятся в стадии развода. Чете Гречишниковым и Сургутановым дали срок на раздумье, а Лебедевы никак до Загса не доберутся. Сильная конфронтация не позволяет им даже о разводе поговорить, и обсудить время посещения этого заведения. Значит, Павел успеет внести ясность в их нелепый раздор. О своих перипетиях Павел даже не задумывался. В этом случае шутник-проказник сыграл положительную роль. Даже мама его разводом не огорчилась. Она еще в первую встречу с невесткой поняла, что сей союз – явление весьма-весьма временное и скоротечное. А что произошло? Случайно и нелепо соединились, оттого с легкостью и распались. Если и присутствовал неприятный осадок, так первые дни. Обидел сам факт измены, а не ухода. Однако такова технология развала семей, начинающегося именно с постановкой на челе супруга ветвистых рогов. Именно по аналогичной причине хотят разрушиться семьи друзей. Шутник, а теперь можно смело его назвать именем, Падший Ангел, нарисовал мифические рога, явно не настоящие, однако, и женщины, и мужчины, наплевав на здравый смысл, даже не пытаются познать истину. Нет у них желания, прислушаться друг к другу. Не говоря уже о мнении окружающих. Крепко втемяшил Падший Ангел в их мозги факт адюльтера, надежно закрепил в сознании. А потому сегодня же по пробуждению Павел начинает процесс разоблачения фальсификаций. Так случилось, хоть это совпадение настолько редчайшее, что в этом Павел заподозрил даже помощь Апостола, но именно сейчас на несколько дней вся четверка оказалась дома. Они, как и Павел по окончанию отпуска, готовятся к командировкам. Даже есть шанс посидеть с бутылочкой. -Ну, и зачем нам это нужно? – грубо с пренебрежительной гримасой на лице, вопросом встретил Алексей появление Павла на пороге своей квартиры. Иринка нервно кусала нижнюю губу, бросая умоляющие взгляды на Павла, словно сам факт развода для нее самой виделся вселенской катастрофой с трагическими летальными последствиями. Она даже сам отъезд Павла в отпуск восприняла, как безвозвратную потерю шанса на примирение. Ведь только один Павел из всей компании мог говорить трезво и разумно, обвиняя всех шестерых в скоротечности решений и в нежелании воспринимать мистификацию за бред и глупую ошибку. -А от вас убудет? Чего ерепенишься? Посидим вечерок, поговорим, выслушаем, друг друга, и разойдемся. А уж решение принимать будете сами. Но только после моих объяснений. И послушать меня вам будет весьма любопытно и интересно. Вот, она. – Павел показал на Катю, которую специально взял с собой, как убедительное доказательство их безрассудство. – Она докажет вам, что у вас всех отсутствуют полностью мозги. Но, надеюсь, что их отсутствие, явление временное. Выслушав нас обоих, мы уверены, что разум к вам возвратится. И если вам не захочется мне поверить, то ей, как ребенку, которому нет смысла врать и вас защищать, просто обязаны. Она ведь ваши проблемы не знает с подробностями, но в общих чертах проинформирована. И поверьте – не мною, а именно тем, кто эту кашу заварил. В глазах Ирины блеснула искорка надежды, а Алексей уже не настолько был уверен в своей правоте, как до прихода Павла. -Ира, ты мне помоги с ужином. Сильно напрягать я тебя не стану, а вот плов сотвори. Катюшка такое блюдо еще ни разу не пробовала. Вот ради нее и хочу организовать такой деликатес гурманов. Как ни говори, хоть и верить вам в это трудно, но она и есть главный фигурант в вашем спасении. -Паша, а плов, это что? – спросила Катя, пожимая плечами, словно еще не поняла эти два сложных слова. -Ну, вроде и каша рисовая с мясом и морковкой, только приготовленная по особой технологии. А потому он на кашу абсолютно не похож. Ему для этого такое название и придумали, чтобы кашей не обзывать. -Это только у плохого кулинара каша получается вместо плова, - уже с радостной надеждой воскликнула Ирина. – А я в этом вопросе уже неслабый специалист. Уже лучше некоторых туркменок готовлю. -Ну, и замечательно! Уж за твоим пловом и за хорошим вином с водкой вы будете внимательно слушать, и усваивать мои речи. -Паша, - внезапно спросила Ира, когда он с Катей засобирался домой. – А она, кто тебе будет? -Двоюродная сестричка, - за Павла ответила Катя. – У нас родители братья, или сестры, я забыла. Да только они совсем спились, что забросили меня окончательно. Вот Паша и решил забрать меня к себе, чтобы я там с ними не пропала. А после школы я в Минск или в Витебск поеду учиться. Мы так с ним договорились. -Ой, мамочки! – испуганная такой информацией, воскликнула Ирина, хватаясь обеими руками за сердце. -Вот и здесь я хочу, чтобы вы своей глупостью не осиротили детишек. На живом примере показываю негатив, что происходит с детьми, коль у родителей мозги затупились. У нее, вроде как, они есть, эти родители, да от них лучше держаться на безопасном удалении. Ладно, Ира, я с базара зайду за тобой. А пока в Учпункт сгоняем за теми оболтусами. Умный судья, что на примирение им сроки дал, успею образумить, на путь истинный поставить. -Паша, - тихим голосом спросила Ира. – А сам-то как, уже с Маринкой окончательно разошлись, безвозвратно? -Ой, Ира, да мы с ней особо и не сходились. У нее в новой семье все просто замечательно. Зачем вмешиваться-то? Пусть строят свой семейный замок и куют свое благополучие и счастье. Павел крепко ухватил Катю за руку, и они покинули чету Лебедевых в раздумьях и размышлениях. У них уже у обоих не было твердой уверенности в своей правоте. Заронил Павел в мыслях сомнения. -А может, Паша прав? – как-то неуверенно и испуганно проговорила Ира, бросая жалобный взгляд в сторону мужа. -А можно подумать, я тебе все время не об этом говорил! – обрадовано воскликнул Алексей, как-то слишком поспешно подбегая к жене и обхватывая ее двумя руками за плечи, прижимая к себе. Ира напряглась, но не отстранялась и не сопротивлялась. Ей самой уже страшно было от затеянного развода, но внутренняя гордыня и обида еще не отпускали. Слишком очевидно и натурально выглядела измена мужа с позорным бегством от Татьяны с ее лоджии. -Погоди, Леша, подождем вечера. Послушаем, что нам хочет рассказать Паша, - нехотя, с трудом, пересиливая внутреннюю борьбу, освобождалась Ира от объятий мужа, не желая сама отрываться от него. -Пашка зазря болтать не станет, - Алексей вцепился в жену и грубо препятствовал ее освобождению. – Он, если уж задумал нас собрать, то скажет по делу. У нас же скоро будет ребенок. Как же он появится на свет и не увидит нас обоих? Это все неправильно и глупо. Я ведь даже в мыслях не успел изменить тебе, а тут сразу такое обвинение с вещественными доказательствами. Николай с Виктором находились во дворе в разных компаниях и на разных лавочках. Но и такому факт Павел был рад, что не придется ходить по квартирам и собирать их вместе. Он уже было направился к подъезду, где сидел Виктор, как в это время вышли и обе женщины с детьми. Словно все они ожидали миссию Павла, оттого и семьями собрались во дворе. Николай, увидев, как его жена с дочерью выходят на улицу, попытался встать, чтобы подойти к ним, но, натолкнувшись на суровый взгляд Виктора и обнаружив рядом с ним Павла, прервал свою попытку, демонстративно отвернувшись и продолжив общение с прежней компанией. -Ну, и чего это мы стали плохо видящими и не желаем замечать друзей? Я к вам ко всем пришел, так что, давай, подруливай, - громко на весь двор прокричал Павел, и Николаю ничего не оставалось делать, как нехотя оторваться от скамьи и подойти к компании своих врагов. Включая в эту когорту и свою жену. – Здороваться будем, или продолжим испепеление друг друга взглядами? Ладно, проехали, как-нибудь потом поздороваемся. А пока я выдам цель своего посещения. -Привет, Паша! – дружелюбно проговорила Таня, которая, хоть и продолжала обижаться на Павла за незаконное обвинение, но по отношению к нему, как к лидеру их прежней дружной компании и справедливому, прямому и честному товарищу она чувствовала симпатию. – А это кто с тобой такой симпатичный? -Сестра двоюродная. Вот такие же придурки родители, как и вы, больше о себе и о своих проблемах думающие, запили по-черному, начисто забыв про существование ребенка. Пришлось в целях спасения забрать к себе. Надеюсь, что поможете поставить на ноги. Только, если о своей дурости забудете. Так-то я и сам справлюсь, да вот присмотреть необходимо за ней на время командировок. Нет, она у меня самостоятельная, сумела выжить в диких условиях с родителями. Но небольшой догляд необходим, чтобы не шкодила в мое отсутствие. -Паша, о чем разговор, конечно, с радостью присмотрим, коль потребуется, - обрадовано и без обиды на оскорбительные, но правильные и справедливые оскорбления, ответила Таня. -А ты чего? – проворчал Виктор, пытаясь на лице изобразить обиду и оскорбительное выражение, которое с трудом давалось, поскольку он услышал из уст Павла правильные характеристики в адрес их компании. Слишком уж все устали от конфронтации и вражды. – Пришел оскорблять нас, что ли? Так мы и без тебя сумеем разобраться и понять, кто прав, а кто виноват. -Заткнулся бы ты, наш самостоятельный, и лучше бы выслушал речи разумные. Но не здесь. Я вас всех жду часа к трем у себя. Ира плов приготовит, а водку и вино я сейчас закуплю. С собой возьмите лишь самих себя и детей. Будем с Катей вас уму-разуму учить. И поверьте, что из моей квартиры вы уйдете с дружелюбными и мирными физиономиями, гарантирую на все сто процентов. Нашел я того шутника, кто все это время так зло подшучивал над нами и баловался нашими судьбами. Она свидетельница, и все мои слова подтвердит. И большая к вам просьба – не выпендриваться. Я никогда не желал вам вреда, и, поверьте, сейчас больше прежнего. Мы вернемся в прежнее товарищеское и дружелюбное состояние. А иначе, так заберем с Катей у вас Виталика с Валюшей, и крыситесь сами между собой. Айда, детвора, с нами. Не желаю я вас оставлять со злыми родителями. Видно было, что дети уже соскучились по дяде Паше, и с радостью набросились на него в объятия. Они не поверили родителям, что дядя Паша плохой, он забыл о них, и больше играть с ними не будет. -Ой, это, а как же, но ведь, зачем? – залепетала, пытаясь опротестовать такую наглую акцию Елена, но Павел уже отвернулся от них, уводя с собой детей, отмахиваясь от заиканий женщин. -Придете, тогда и заберете детей, а сейчас некогда мне с вами разговаривать. Меня Ира ждет с мясом и рисом. Мужчины аналогично пожелали выразить свой протест, но как-то лениво и без особого желания. Внутренне они сами были рады вмешательству друга, так как у самих не хватало воли и смелости к примирению. Гордыня заела и овладела их желаниями. И сами с ней справиться мужества не хватало. А так получалось с посредничеством. Это намного легче и проще. -Паша, а ты у них заглавный получаешься, да? – спросила Катя, немного отойдя от дома. – А придут они обязательно, ведь у нас их дети. Мы им просто так, пока не помирятся, их не вернем, правда? – сказала Катя и сама весело хихикнула от таких смелых предположений. -Разумеется, - в тон ей хохотнул Павел, довольный результатом посещений. – Пусть только попробуют ослушаться! – а они придут. И это было слишком заметно по их лицам. Они хотят придти и услышать правду, с которой прилетел из отпуска Павел. – А иначе мы им детей не отдадим. И для них ты станешь главной. Дети, Катю слушаться и во всем ей подчиняться. -Мы согласны! – воскликнули хором Виталик и Валя. – А то папки с мамками совсем друг с другом не разговаривают. Даже страшно в доме стало от их молчания, словно в чужом. -Пока они не помирятся, вы у нас поживете. Вот тогда быстро и помирятся, и заговорят, как прежде. И мы все снова будем вместе. Они все пришли вовремя и вместе, словно сговорились. Но в их лицах, хоть и просматривалось смятение, но пока даже признаков примирения не просматривалось. Пока и все еще это были недруги. Однако Павел был доволен фактом, что врагами они уже перестали быть. Значит, семя сомнения легло на благоприятную почву. Ведь суть всей этой затеи заключалась в принуждении выслушать его. И именно сейчас такое желание просматривалось. Если человек способен слушать, то он может и поверить. Они с Катей уже не раз обговорили эту тему и последовательность рассказа, чтобы не шокировать их сразу, дабы такое открытие не оттолкнуло и не обидело. Мол, собрал вместе, чтобы сказку рассказать, а они выслушали и поверили. Хорошо, что он не один встретил этого Апостола и Падшего Ангела. Катя была свидетелем и участником их беседы. Да и он сам стал обладателем таких деталей и нюансов происков Падшего Ангела, о которых, кроме него самого, да и пострадавших в каждом конкретном случае лиц, никто и знать не мог. Даже и Павел. Поэтому для сильнейшего убеждения ему Апостол и подарил эти личные интимные моменты из жизни друзей, которые Павел использует, если у них возникнут сомнения в правдивости его повествований. Стол уже был накрыт полностью. Лишь плов Ирина решила подать на блюде в последний момент, когда все рассядутся вокруг стола. Его есть необходимо с пылу с жару. В этом и есть секрет его вкуса. -Тостов произносить не будем, - поднял свою рюмку Павел, приподнимаясь со стула и окидывая взглядом застолье. – Выпьем, закусим, а потом я приступлю к своему рассказу. Сразу же предупреждаю, чтобы слушали, молча, без комментариев, поскольку поначалу сей пасквиль покажется бредом слегка тронутого разумом. Или схожим с пересказом, недавно прочитанной сказки. Вполне допускаю, а иначе и не собирал бы вас, что в конце монолога червь сомнений зашевелится в ваших мозгах. Должен, если настрой подходящий, на позитив. Если вы искренне хотите понять, разобраться и сохранить не только дружбу, но и семьи, которые вы так старательно пытаетесь разрушить. Пьем и едим, молча, как и просил. Такой странный импровизированный тост очень заинтересовал компанию. Хотелась сразу же засыпать Павла вопросами. Но просьбу выполнили беспрекословно. Притихли и шумевшие поначалу дети. Уж очень напряженной и таинственной сложилась обстановка. Однако горячий ароматный плов быстро увлек всех своим безумным вкусом. Ко всему прочему прибавился зверский голод. С утра росинки маковой у большинства во рту не было. Это у взрослых. А дети и без того проголодались. -Ну, - опустошив тарелку и наполняя рюмки, сыто проговорил Павел. – Вы продолжайте есть, пить, и слушайте меня. А я попробую успеть по всем вопросам внятно и доходчиво пересказать вам одну встречу в отпуске. Мне Катя поможет, если в чем-либо заплутаюсь или подзабуду. Правда, сестренка? -Да, конечно! – быстро закивала головой Катя, продолжая запихивать в рот рис с мясом. – И никакая это вовсе не каша, это нечто сказочное и таинственное. Отродясь такой вкуснотищи не встречала. -Ну, ешь, а ежели спрошу, то кивнешь головой, - хохотнул весело Павел, подкладывая в ее тарелку еще порцию плова. -Я столько не съем, - вяло сопротивлялась Катя, но тарелку пододвинула поближе к себе. -Рассказывать буду сказку. Но правдивую и настоящую. Мы попали на восток, на юг, где сказка внезапно ожила и вмешалась зло и подло в наш быт. Эти вредные мистические звонки с закладыванием, письма с натуральным подчерком, а потом уже и фантомы в нашем облике, в которые не поверить ни один разум не в состоянии. Как же отрицать очевидное, если вот он, Лешка лезет через лоджию собственной персоной на глазах двух своих товарищей. -А что, разве это был не он? – как-то слегка испуганно, но категорично высказался Виктор. -Да надоело убеждать и доказывать, что я в это время на базаре был. И эта ни черта мне не верит. -Глупости все это! – воскликнула Татьяна. – Идиотизм, да и только. Муж пошел за пивом, а я в присутствии собственного сына любовника принимаю. Хоть бы на этот факт обратили внимание. -Прекратить! – рявкнул приказным тоном Павел, легонько ладошкой хлопнув по столу. – Я просил вас дослушать меня до конца без комментариев. А потому, молчите и вникайте. Да, разумом не принимаются отговорки. Но все дело в том, что над всеми нами шутил высший разум. Нечеловеческий, из области фантастики. Вот свидетель живой этой мистики. Ни меня, ни Васьки, моего старшего брата рядом и близко не было, а она видела и слышала нас на кухне. И с сестренкой эта подлая тварь желала нас рассорить. Видите ли, просто исполнять свои обязанности ему скучно стало, вот и решил устроить эти забавы, захотел вдруг всех нас в пух и в прах рассорить. И радовался удаче, потешался успехом. Да только не учел, что на его пути мы с Катюшей встанем. И наше сопротивление вызвало такую бурю возмущений и эмоций, что это обнаружил его личный начальник, который над ним. И Павел, прося иногда помощи и подтверждения у Кати, рассказал всем со всеми подробностями встречу с Ангелом и Апостолом. Только вот этот самый Ангел оказался Падшим, то есть, подхватившим вирусное заболевание. И не пожелавший сразу лечиться. Верить в этот фантастический бред было невозможным, но Павел не мог так посмеяться над ними. Да и самим безумно хотелось, чтобы именно так все и происходило. Такие события легко оправдывают всех их семерых, только так можно объяснить несоответствия и нелепости, в которые они потому и поверили, что мистификатор был из области фантастики. Только злой и могучий, обладающий некой мистической силой, мог с такой легкостью ввести всех в такое глубокое заблуждение. -Паша, - восхищенно воскликнула Татьяна. – А ведь ты с первых дней не верил в естественность и натуральность этих нелепостей. Только вот немного сомневался в моем письме, которое я вовсе и не собиралась писать. -Черт! – взвизгнул Виктор. – Я верю, что это был этот чертов Падший Ангел. Ведь все было настолько глупым и ненатуральным, а мы оказались большими придурками, и повелись на его розыгрыше. -Паша, миленький, – тихо плакала Ирина. – Спасибо тебе за этот рассказ. Вот лично тебе я во все, что угодно поверю. -А почему мне не пожелала верить? – вроде и с обидой, но с большим облегчением выдохнул Алексей. – Вот уж что ни на есть, самые настоящие придурки мы. Почему не захотели верить друг другу? -Потому и не хотели, что уж слишком натурально и естественно подставлял нас этот больной Ангел, - засмеялась Лена, вешаясь на шею мужа. – Чуть было не осиротили нашего Виталика. -Спасибо, Паша, - угрюмо проворчал Николай, но жену прижимал все сильней, чтобы не вырвалась. – За всех нас спасибо. Мы теперь никогда не поверим никаким сплетникам. И Катюшку поможем тебе вырастить. Правда, девчонки? -А я и сама могу вырасти, - кричала счастливая Катя. Детство начиналось просто здорово. И у нее сразу стало столько много хороших друзей. Слеза, как волна, пронеслась над судьбою, Смывая с пути все, что дорого, мило. И солью, и болью, и кровью сжигая, Про раны и шрамы на сердце забыла. Их память и соль вновь и вновь открывает, И язвою режет тупым вспоминанием. Зачем же когда-то друг друга узнали, И почему не хотим быть желаньем. И Ангел, который обязан хранить нас, Внезапно разлучником стать порешил. Он с кровью порвал наши тонкие нити, Свое назначенье внезапно забыл. Природа и тот, кто над ним был заглавным, Иное задание Ангелу дал: Беречь и спасать, хранить и лелеять. А он почему-то крушителем стал. Любая попытка к сближенью друг с другом Лишь удаляет, сулит нам разлуку, Как в триллере злом, разрывая, ломая, И унося в бесконечную муку. И только лишь мысль о судьбе бесконечной, Что в сказке зовется простым повтореньем, Теплит и ужасную боль ублажает, Надежду дарит и зудит с упоеньем. Та сказка о мире ином после смерти, Она убеждает, в бессмертье зовет. И я потому тороплюсь в эту бездну, Где встречи, где праздник, где вечный полет. Забудем о встречах, словах о прекрасном, Увидев, не вспомним и мимо пройдем. Так пусть эта рана сильней нас терзает. Лишь с ней понимаем о том, что живем. Расстались, простились, навек попрощались, Но помнить хотим, и мечтать в сновиденьях. И если забудем, то боль нам напомнит, Когда захлебнемся в потоках прощенья.

© Copyright: Владимир Гришкевич, 2015

Регистрационный номер №0263880

от 8 января 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0263880 выдан для произведения: ВОЛЬДЕМАР ГРИЛЕЛАВИ Разлучник фантастическая мелодрама Четыре друга после окончания летного училища по распределению, а больше по своему желанию, попадают в Туркмению. Встретили их, как молодых специалистов, с распростертыми объятиями, а вскоре, поскольку все они были семейные, получили квартиры. Живи, дружи и радуйся. Но в их многолетнюю дружбу вмешались некие непонятные силы, не сумев распознать которые, дружба внезапно не просто распадается, но превращается в откровенную вражду, в ненависть и взаимную неприязнь. И только один из них понимает, что вина не их, а именно посторонней силы. И он пытается ее распознать и победить, чтобы вернуть расположение друзей. 1 Павел вышел в коридор общежития и толкнул дверь комнаты напротив, где сидела аналогичная компания выпускников летного училища Гражданской Авиации. -Пацаны, шило дайте! – попросил он, хватая со стола шило, пока те не возразили или вообще не отказали. -А мы еще добро не давали! – опомнившись, попытался возмутиться Семенов, но беззлобно и лениво. Лично ему оно уже без надобности. -Да у вас у всех уже дубы приколоты, а я своей очереди дожидаться не могу. Оно у нас сразу всем понадобилось, - виновато развел руками Павел, но шило спрятал за спиной, чтобы не отняли. – Да минут через двадцать верну. -Да ладно, - махнул рукой Шариков, орудуя иглой, пытаясь пришить к тужурке погоны. Пальцы уже исколол по-максимуму. Только теперь сообразил толкать иглу ложкой, что намного безопасней и быстрей. – Нам не к спеху, вешай себе дубы. Экзамены сданы, дипломы получены. Теперь выпускники специального набора Ми-2 готовятся к убытию. Но в путь-дорожку хочется отправиться в парадной форме. Нет, она для работников Аэрофлота повседневная. Но ведь это в авиаотрядах так считается. А им, сбросившим с себя курсантскую робу, она в данный миг казалась самой нарядной и шикарной. Таковой казалась она и для окружающего гражданского населения. Но не этого, разумеется, городка с летным училищем, где, как и на улицах морского города, человека в форме моряка легче встретить, чем по гражданке. Но ведь выпускники, прежде чем отправиться по летным отрядам, куда попадают все после распределения, они поедут по домам к своим родным и близким, к семьям, кто успел обзавестись, к детям, кто успел еще и родить. И для этого в ателье были заказаны все атрибуты и аксессуары летной формы. Домой хочется заявиться с предъявлением доказательств, что год учебы завершился успешно, а цель жизни и мечты достигнута. Лично Павел едет к маме в Городок. Жену себе он нашел местную, здесь, во время учебы. Или она его нашла. Так говорят друзья. Охота на летный состав здесь ведется активная. И весьма приличное количество холостяков покидали город и училище по распределению уже с иным статусом. -Куда спешил? – смеялись и поругивали женатые друзья. У двоих их уже и дети были. – Там, на месте и подыскал бы. -Нет, мужики, вы сами хоть поняли, что предлагаете? – весело в ответ говорил Павел, изображая на лице полное удовлетворение жизнью. – В Туркмении за них калым платить надо. А здесь стопроцентная халява. Да еще в трудные времена, когда деньги понадобятся, сам продам ее повыгодней. Так что, не считаю поступок глупым, даже наоборот, осмысленным. Благо, Маринка при этом разговоре не присутствовала. Уж она бы всем им четверым по шеям накостыляла. Из всех четырех жен она самая молодая, как считает сама, красивая, да при всем притом, так еще и спортивная. Видела она их всех с самого близкого расстояния. Располневшие после родов, оплывшие, обабившие. Ничего уже девичьего от них не осталось. Разумеется, Ирину это не коснулось, та еще ничего, но замухрышка и серая, как моль. Та еще в Белоруссии заарканила своего Лешку перед самым училищем, когда он только из армии уволился. А встретились все четыре друга и сдружились в авиационном полку забайкальского военного округа, куда были призваны из запаса на три года на летную службу. Летали летчиками-штурманами на вертолетах Ми-8. Так в армии должность второго пилота зовется. Хотелось им остаться и добросовестно до пенсии дослужиться, да министерство обороны решило устроить сокращение среди офицеров. А зачем трехгодичников сокращать, если их можно просто по окончании срока службы просто демобилизовать? Никаких хлопот и забот. Вот так военные летчики, офицеры, привыкшие уже за три года службы к хорошему питанию и приличному денежному содержанию, оказались не у дел. А двое из них успели и семейными узами обрасти. И ждал их всех в родных городах и краях пролетарский завод и фабрика со станками, рабочей робой и нудными буднями. С таким образованием, что за плечами у каждого, на большее и рассчитывать не приходилось. Только слесарно-токарное производство. И тут Паша, а он хоть и самый младший в компании был, но самый шустрый и сообразительный, прознал про этот специальный набор, куда брали офицеров запаса. Чаще всего после авиационных центров, где они начинали службу на Родине. А уж с таким багажом опыта их еще быстрей на эти курсы возьмут. Еще до увольнения послали запрос в училище и получили положительный ответ. -Боже! – стонали Николай с Виктором, у которых кроме жен еще и маленькие дети, родившиеся в армии, были. – Больше года учиться. Такую долгую разлуку с семьями не переживем. -А вот слесарем на заводе и со съемной комнатой у какой-либо старушки на многие годы, так точно надолго вас не хватит, - саркастически заметил Алексей, который сразу же двумя руками вцепился в эту фантастическую возможность за такой сравнительно короткий срок приобрести солидную профессию и настоящее мужское, высокооплачиваемое дело. – Всего-то какой-то год, а потом вся оставшаяся жизнь в шоколаде. В особенности для жен. Ну, в Аэрофлоте мужикам, разумеется, попотеть придется, но не у станка же и не по уши в мазуте? -Да, в Аэрофлоте не как в армии. Там каждый день и целый день летать придется, как заводной, - заметил Виктор, немного наслышанный о трудных трудовых буднях пилотов-вертолетчиков. -Вот уж полнейшая чушь собачья! – категорически не согласился Николай. – У них, как мне говорили, санитарные нормы имеются, так что, много не полетаешь. Как дневные, так и месячные. И даже годовые. И больше ни на одну минутку не смей перелетать. У них это грубым нарушением считается. -Так чего в таком случае, базарить? – спросил Павел, как инициатор и вдохновитель этой летной эпопеи. -Учиться долго, - хмуро в унисон отвечали Виктор и Николай, косо поглядывая на своих жен, которые, правда, не присутствовали при этом сложном и судьбоносном разговоре. Они просто на лавочке во дворе с детьми гуляли. И будущее сове и своих семей обсуждали вчетвером. За три года службы насмотрелись и наслушались от старших товарищей про походы налево и направо. И про ветвистые рога, который за этот год разлуки вполне могут не по одному разу вырасти. -А вы им в ответ рогами по их рогам. Знаете, сколько в Кременчуге молодых и красивых? И года не хватит, чтобы все злачные места обойти и всех обездоленных порадовать и успокоить. И в этом случае даже очень хорошо, что жены их не слышали. В общем, и сами решили, а когда до жен довели, то и они так постановили, что в таком молодом возрасте один год ради будущего остальной всей долгой жизни можно и потерпеть. Тем более, что при увольнении из армии им выплатили весьма и весьма приличные крупные суммы. Вполне достаточные, чтобы даже женам на этот срок на работу не устраиваться. А двум холостым и абсолютно неженатым деньги и в училище пригодятся. Хотя, Алексей не успел из армии прибыть домой на побывку, так сказать, как его моментально окольцевала молодая девушка Ирина. Смеялись все хором и дружно. Ведь получился всего-то перерыв чуть больше месяца. Времени хватило только, как оформить документы на гражданку. А он явился в училище с кольцом на правой руке на безымянном пальце. И громче всех смеялся Павел, теперь единственный холостяк в компании. Но недолго хохотал, пока сам не угодил в сети Гименея. Влип, как кур в ощип. Так быстро закрутила его эта самая Марина, что Павел потом еще долго сам удивлялся своему новому статусу. -Ну и что? – попытался оправдаться он перед друзьями, которые еще долго не отставали от него. – Теперь и я буду таким, как вы. Еще неизвестно, куда нас зашлют, а мы уже с женами и при семьях. А когда Павел узнал про Туркмению, так вообще загордился своей дальновидностью и расчетливостью. -Загоню там кому-нибудь за приличную сумму. Я слышал, что аксакалы много платят за молодых девчонок. Почему-то на свободе, а курсантскую жизнь таковой не назовешь, месяца мелькают, как картинки за окном скорого поезда. Но стоит только человека чем-нибудь ограничить, как этот же самый поезд резко замедляет свое перемещение в пространстве. Картинки в этом самом окне словно застывают. Вот и с этой учебой аналогично. Почему-то три года службы они особо и приметить не успели. А здесь, очутившись за стенами училища, каждый день от подъема до отбоя казался вечностью. И особенно длинным и нескончаемым им показался учебный процесс и экзамены. Вроде повеселело на душе с началом полетов, поскольку дни стали более насыщенными и интересными. И все же оно закончилось. В смысле, это временное заключение. Ох, не зря в такие авиаторы нужно влезать сразу со школьной скамьи, когда задница не успела еще от парты отвыкнуть. А проживать даже в райском заключении, когда где-то вдали жены и дети, а у некоторых и рядом, да толку-то, все равно это время тянется медленно и тоскливо, а сам покрываешься толстым слоем тоски и переживаний. Да, а оно завершилось! И все эти излишние покрытия, и внутренние тяжести сброшены на землю. Душа запела так громко, что у самого уши заложило изнутри. Экзамены сдавались легко, про распределение разговор велся давно. Так что, все члены семей всей компании готовились к отправке в горячую и знойную страну Туркменистан. Уже, как казалось, на ПМЖ. Обсуждали недолго. А на голосование вообще не выносили. Просто поговорили и договорились, поскольку в Ашхабад вылетать из Москвы, о месте встречи. Но не настаивали. Главное, чтобы в договорной день вылететь, и всем к месту прибыть в один день. А там уже найдут друг друга. Отыскали на карте Ашхабад и определили, что сам город небольшой, хоть и столица. Так что, не потеряются. Не говоря уже о самом Чарджоу, куда конкретно и планировали попасть. Тот вообще наполовину меньше. -Ну и что? – бодрился Павел. – Мой Городок и того меньше. А в малых городах живется спокойней и комфортней. Там, я по телевизору видел, базары богатые. И чего только не продают! -Вот там свою жену и продашь! – хором хихикнули товарищи. – Только смотри, не продешеви. -Сами своих продавайте, а мне моя, может, уже нравится! – хотел обидеться Павел, но затем передумал. И вот уже вокзал Кременчуга. Так получилось, что с Алексеем Павел большую часть пути едет вместе в одном поезде. А у Виктора с Николаем свои личные маршруты. Павел уже к поезду шел с женой. Ему проще, чем остальным: вышел за проходную и встречай семью. Тут же и теща с тестем. На всякий случай, чтобы ненароком не позабыл жену. Да и билеты с деньгами они в руке держали до самого последнего момента. Обещали вручить срезу в вагоне после посадки. Едут они, Павел с Маринкой, до Витебска. А там и их Городок рядом. Всего-то час езды на пригородном автобусе. Ну, полтора, если возле каждого столба останавливаться будет. Вот там, в частном доме на краю Городка его, а теперь их двоих, дожидается мама с младшим братом Васькой. Тот еще школу не окончил. Ему пару лет учиться осталось. Поэтому Павел часто посылал маме деньги со службы. А после увольнения почти всю наличность оставил, чтобы она слишком не напрягалась на работе. Трудно одеть и прокормить такого великовозрастного детину. Без помощи Павла не надел бы Васька новый костюм к школе, да и туфли до дыр донашивал бы. Павел после женитьбы предупредил Марину, что помощь в течение этих заключительных двух лет будет продолжать. Молодая жена попробовала опротестовать такое его решение и совершенно излишние расходы, но пластилиновый и податливый Павел внезапно в этом споре проявил характер. -Не обеднеем. Уж небольшую часть от зарплаты на общем фоне командирской получки сумеем выделить и не заметить. Даже обсуждению не подлежит. Меня мама из последних сил тянула, а я в шоколаде заживу и зажму? И не начинай! Марина, впервые столкнувшись с такой твердостью и жесткостью, слегка опешила. Но, опомнившись, решила не спорить, а на месте и разобраться. Свое она наверстать успеет. Деньги им выдали и в училище, как подъемные и на дорогу. Так что, в данный момент он ощущал себя хозяином. А что в дорогу выдали родители Марины, так это их сугубо личное дело. Единственную дочь выпроваживают на другой конец страны, однако. На южный. -Ну, пацаны, до встречи в солнечном Туркменистане. Там, на месте и отметим по-настоящему окончание училища! – кричали Павел и Алексей, оставшимся на перроне Виктору и Николаю. В училище действовал драконовский антиалкогольный закон. Поэтому друзья на время учебы полностью, или почти полностью прекратили его потребление. Даже дипломы не обмыли, чтобы, не дай бог, какой-нибудь неудачной пьяной выходкой не перечеркнуть эти долгие страдания. Успеют еще, и помянуть старую, и встретить новую жизнь в новом статусе и на новом месте. Теперь у них имеется мужская надежная профессия до самой пенсии. Хотя пилоты и рано уходят на пенсию, но ведь не сейчас говорить о ней, когда они стоят лишь у истоков новой жизни. Поезд тронулся, и Павел хотел радостно и торжественно выкрикнуть вслед оставшимся теще и тестю громко и внятно прощальные слова, но решил дорогу не портить плохим настроением супруги, а потому лишь подумал: -Все, ваша власть и влияние на доченьку закончились. Теперь она у меня и не пикнет. А то уже пытается захватить всю власть, включая и финансовую, в свои руки. Правильно говорят друзья: - Хорошая теща должна быть на кладбище, или за тридевять земель. А вслух сказал, как можно ласковей и теплей: - В отпуск через год приедем. Сильно не горюй, и заметить не успеешь, как этот год пролетит. -А я слишком и не расстраиваюсь, - пожимая плечами, пыталась оставаться равнодушной, смахивая внезапную слезинку, Марина. – 22 года прожила с ними, оттого и испугалась. А так, даже немного романтично, хоть и жутковато. Это ты сбежал от мамы уже как пять лет назад, привык. А я впервые. -Правильно, - у Павла вдруг слегка защемило в сердце от жалости и внезапно проснувшейся любви к своей жене. Не ожидал он от такой волевой жены излишних сантиментов и слез. – Пора пришла, отрываться от родительской опеки. Теперь вдвоем друг для друга жить будем. Должна привыкать и не оглядываться в поисках поддержки мамы и папы. С этого мига я и есть твой родитель. -А я – теща! – уже весело воскликнула Марина, и Алексей, случайно слышавший их разговор, громко на все купе расхохотался. -Нет, Марина, - сквозь смех просил он. – Только не теща, а иначе аналогичной взаимности и добьешься. -Мы постараемся без мам и тещ, - заключил Павел. – Как мы определили место для родни такого статуса? Или глубоко, или далеко. -Но-но! – пригрозила Марина. – Прошу о моей маме говорить только в доброжелательном тоне. Или молчать. -Для кого мама, а кому и теща, - решил за собой оставить последнее слово на эту тему Алексей. Ему самому предстоит аналогичная, но приятная процедура: прощание с тещей. Он-то и того меньше знал, как жену, так и тещу. Один раз на новогодние праздники Ирина к нему приезжала. Но те три дня, как в угаре пролетели. Словно во сне глубоком и незапоминающемся. Павел хоть каждое увольнение встречался. Успел получше узнать и привыкнуть. Потом спали. А когда проснулись, то Алексей уже собирался на выход. Ему от этой станции еще на другом поезде ехать. Пути на границе Украины и Белоруссии слегка расходились, чтобы потом в самой южной столице встретиться. Потому-то прощание было простым и легким. Словно до завтра расставались. Мама встретила невестку с той же теплотой и нежностью, что и сына. Вырос ее сынок, еще пять лет тому назад, когда пожелал связать себя с авиацией, с вертолетами. Вот и происходят такие долгожданные встречи теперь где-то раз в году. И вновь прибыл в родной дом, чтобы проститься. В Туркмению, в самое пекло едет. Но уже с женой. А там, дай бог, и с внуками будут приезжать. Или на все лето бабке подбрасывать станут, чтобы не маялись в жаре. Она-то согласная, лишь бы с детками не тянули. Вот сейчас Васька через пару лет окончит школу, и умчится вслед за старшим братом. Уже про этот авиационный центр только и болтает, навострил заранее лыжи в ту сторону. А Маринка должна быть хорошей, поскольку Паша сам ее выбрал. Всех подробностей свадебных перипетий Павел не писал и не планировал делиться с мамой. Знал, что не одобрит и поругает за такое легкомыслие. Это же такой серьезный жизненный шаг, и так неосторожно его ступить! Васька же танцевал вокруг Марины, словно планировал отбить ее у старшего брата. И одеколоном всего себя с ног до головы облил, и пушок под носом сбрил. Мужчина, однако, растет. Но бестолковый. -Васька, оставь жену в покое, - пытался приревновать Павел, но не получалось. В его глазах младший брат оставался все тем же мелким и глупым парнишкой. – Ты ей успел порядком надоесть. -Зря так говоришь, - возражала Марина, которой даже нравилось его нелепое ухаживание и обхаживание. – Он никак мне не мог надоесть. С ним, оказывается, даже очень весело. За столом мама все-таки спросила у сына свой главный вопрос, который мучил ее последние дни: -Паша, а чего это вы вдруг надумали в Туркмению ехать? – даже с неким волнением и тревогой интересовалась она. – В такую даль от дома. Хотя, служил еще дальше, но там, в Туркмении и люди другие, и края чужие. -Ой, мама, а там сплошные буряты да чукчи вокруг нас были. Все мы в единой стране и все свои. Привыкнем. -Нет, но ведь и в Витебске, и в Минске вертолеты есть. Хотелось бы поближе к дому. Опять вдаль за тридевять земель. -Просто здорово! Наоборот, даже лучше и интересней, - эмоционально воскликнул Васька. – Пока молодой, так надо весь мир посмотреть. А чего хорошего у нас здесь? Опять эти дожди да туманы. -Верно, Васька! – обрадовался поддержке младшего брата Павел. – Мама, так хочется в тепло и много-много фруктов с овощами поесть. Там арбузы и дыни копейки стоят. Надоела мне одна картошка да капуста в соленом и квашеном виде. Ну, еще свекла и морковь, да и все. -Но ведь там, говорят, страшная жара, - уже менее беспокойно спрашивала мама, поскольку сам сын выбрал свою дорогу. -Зато вечное тепло, - опять вмешался Васька. – А здесь и лета толком не увидишь. Я тоже хочу на юг к солнцу поближе. -Совсем одна останусь, - вздохнула мама, но не печально, а просто констатируя такой факт. Ведь все отпуска сыновья все равно у нее проводить будут, пока она жива. И в этом мама уверена. -Сынок, - немного погодя, когда уже переговорили почти все темы, сказала мама, словно решила этот вопрос окончательно. – Ты нам больше деньги не высылай. У самого семья теперь. А нам и тех, что оставил после армии, еще надолго хватит. Мы экономно тратим. И я пока работаю, и огород кормит. А вам молодым они сейчас нужнее. Пока вдвоем, а третий появится, хлопот и расходов добавится. -Нет, мама, - быстро сбил радость с лица своей жены Павел. – Школу окончит, потом и пойдет на свои хлеба. А пока вы нуждаетесь в моей помощи. И не спорь. Вон, дылда какая растет. И ест много, и на одежду траты. А за нас ты не волнуйся, там, в Аэрофлоте поболей, чем в армии платят. И нам хватит, и Ваську вытащим. -Не надо меня ниоткуда вытаскивать, - хихикнул младший брат, довольный, что Пашка не согласился с мамой. Они-то проживут и без его помощи, да не хотелось бы каждую копейку экономить. Только благодаря деньгам брата у Васьки и велосипед есть, и джинсы. А что потом? Правда, с таким мнением не желала соглашаться Марина, но здесь в чужом доме она пока не имела никаких прав на командный тон. Этот вопрос она еще поднимет на месте, по прибытию на ПМЖ. Видно и с дороги устала, да и вина немного выпила, оттого Марина и захода солнца не смогла дождаться. Мать им заранее постелила в маленькой Васькиной комнате, чтобы хоть одну недельку пожили у мамы под ее опекой. А то потом надолго улетят. Павел отвел свою жену в спальню, а сам на кухне решил с мамой посплетничать немного, пошептаться. Васька, получив три рубля в руки, умчался на танцы. А Павел любил вот такие посиделки, наедине с мамой поболтать. Бывали случаи, когда, приезжая в отпуск, и до утра заговаривались. Спать в такие мгновения он не мог. -Это твое дело, сынок, но как-то насторожено и скрытно держится она, словно хочет поскорей увезти тебя от нас, - тихо, чтобы никто, кроме сына, и услышать не мог, прошептала мама. – У вас все хорошо? Мы с Васькой не мешаем твоей семье? А то еще эти твои переводы. -Мама, - громко возмутился Павел, зная свою жену, что теперь она и под грохот канонады будет спать мертвецким сном. – Как ты даже выговорила такое? Это мы можем помешать. Ну, сама подумай – девочка только из родного дома от папы и мамы, никогда раньше она не отрывалась от них и от своего гнезда. Напугана неизвестностью и тайной ожидания. Вот и напряглась, - попытался успокоить Павел мать. Хотя, глаз мамы быстро и четко приметил чужака в их стане. Не пришлось Павлу ухаживать и уговаривать невесту. Да и невестой не успела она побывать. Как-то сразу и мгновенно превратилась в жену. Без традиционного промежутка. И самое смешное и кошмарное, что ведь трезвым был. Весь год, как и договаривались с друзьями, почти не пили. Не считать же новогоднее застолье в гостинице с ночевкой. Тут сам бог велел наливать. Но ведь к этому времени она и была уже его женой. -Да разве я хочу что-то против нее сказать? – поспешила оправдаться мама. – Смотрит она просто немного диким взглядом, словно опасается чего. Может, и в самом деле, чтобы не создавать тебе проблем, не станешь посылать нам больше деньги? Справимся. Да и с тех осталось немало. -Мама, я сейчас громко ругаться буду, - помахал пальчиком перед маминым носом Павел. – Это я решил ради Васьки. Два года ему надо учиться, не думая ни о чем посторонним. Он и без того пацан правильный. И тебе помогает, не грубиян, как многие. Зачем же еще и пайку урезать? Хватит тебе тех бед, что меня вытаскивала из последних сил. Тяжело нам всем было, голодно. Так хоть его от этого дерьма избавим. А Марина? Сам еще не успел до конца понять. Мы же только по выходным и встречались. Да и то, ежели я не в наряде. Вот поживем, похлебаем всего вдоволь, тогда и разберусь. Но в одном я стопроцентно уверен, что внуков ты дождешься лишь тогда, когда я в нее поверю, как в самого себя. Мне не хотелось бы, чтобы мои дети без отца росли. На своей шкуре испытал, что это трудная доля. -Соседская Катюшка и с папой, и с мамой живет, да только и врагу не пожелаешь такой семьи, - скептически заметила мама, кивая головой в сторону соседского дома, где, как понял и помнит Павел, вино пьют с утра до вечера вдвоем муж с женой. Павел всегда в отпуске встречал их дочь Катюшу. Маленькая, смешная и очень смышленая. С ней и поболтать всегда с интересом можно было. Так у нее есть и мама, и папа. Только, лучше бы их вовсе не было. -А сколько ей уже исполнилось? – спросил Павел. -Вроде как девятый пошел. Да с такими темпами загубят они ребенка. Часто прибегает в гости, подкармливаю, чем смогу. Вижу, что глаза голодные, а сама стесняется попросить, совестливая и гордая. -Нет, мама, наших с Васькой детей такая судьба избежит. Мы с ним, вроде как, не любители пьянок. А ежели не сложиться что с Мариной, так найду другую Марусю. Чтобы и меня, и наших детей любила. А я еще очень даже молодой, имею время и право на выбор. И на исправлении е ошибок. Мама и соглашалась с сыном, но немного поеживалась от нехороших предчувствий. Слишком неуверенно говорит сынок о будущем с этой Мариной. И взгляд у невестки недружелюбный, колючий, не легло как-то сразу сердце к ней. Но ведь не станет она из-за каких-то нелепых предчувствий отговаривать сына. Тем более, что они и благословения у нее не спрашивали. Сами только и сообщили письмом, что уже расписались. Свадьбы, вроде как, не было. И сейчас сын не желает никаких шумных застолий. Может, и к лучшему, что оба ее сына избегают пьяных компаний. Лишь по праздникам немного вина. Правда, старший в армии научился и водку пить стаканами. Но на то они и офицеры, чтобы иногда позволить себе. Однако в привычку такие пристрастия не вошли. -А друзья твои? – спрашивала мама, которая по письмам, фотографиям и рассказам сына хорошо знала про их дружную четверку. – Они также едут в Туркмению? И там не хотите расставаться? -Мама, там, куда мы едем, семейным специалистам, обещают, чуть ли не сразу выдать жильё. А в жизни это одна из главных прерогатив. Возможно, поначалу служебное, а потом и нормальное. Ну, а работа, так она везде одинаковая. Даже в Туркмении получше. Там погода всегда хорошая. Не то, что в Забайкалье, где она такая капризная и противная, что мы с друзьями сразу так и решили, ехать только в тепло. Надоели холода. И не на века уезжаем туда. У меня ведь по всем наукам пенсия грядет лет через десять. Ну, если армию прибавить. Устану. Так вернусь на Родину к тебе в дом. Нет, конечно, не так рано, скорее всего, так под старость. -Ой! – мама засмеялась. – Только жить начинает, а уже о пенсии говорит. Это еще так далеко от тебя, что и думать рано. -Нет, мама, - пытаясь быть максимально серьезным, ответил Павел. – В авиации год за два идет. И заметить не успею, как все пенсионные атрибуты на пороге стоять будут. Я так думаю, что мне нужно за эти годы еще какую-нибудь профессию приобрести, чтобы свою пенсию не у станка на заводе отстоять, а в тепле и в уюте, в каком-нибудь кабинете с бумажками сидеть. -Спать не хочешь еще? – спросила мама, сама уже широко зевая и поглядывая на окно, за котом небо уже начинало светлеть. -Нет, совсем не хочется. Давай еще чайку попьем, а потом ты можешь идти поспать, а я, скорее всего, выйду на улицу, вдохну глоток родного воздуха. Там, в Туркмении, как в сауне придется пожариться. Давно уже Васька вернулся с танцев, десятые сны смотрит жена Марина, а мать с сыном за чаем так и встретили рассвет утра нового дня. Конец мая выдался теплым, летним. В окно уже били горячие солнечные лучи, когда и мама не выдержала и ушла в спальню. А Павел решил в такой замечательный день и вовсе не ложиться. Успеет еще отоспаться. А сейчас хотелось прогуляться по спящему сонному городу, по старым знакомым детским местам. Более четырех лет назад покинул он эти края, но всегда, прилетая в очередной отпуск, с детской нежностью обхаживал дворики и закоулки своего детства, словно возвращаясь в прошлое и осязая его внутренним чутьем. Небольшой срок для заметных перемен, но уже замечались легкие малоприметные отчуждения. Он теперь здесь гость. Все это уже не его, а принадлежит другим, кто живет и по праву считает все это окружение своим. Но Павлу вполне хватало и того осознания, что оно есть и когда-то принадлежало ему. Уже подходя к дому, он увидел на лавочке своего дворика Катюшу, укутанную в большое зимнее пальто и обутую в большие взрослые сапоги. -Привет, - негромко через забор поздоровался он. -А, дядя Паша, здравствуйте! Вы опять в отпуске? -Ты чего это снова на «вы» перешла? Мы с тобой, вроде как, еще много лет назад договорились, по-соседски на «ты» и без всяких там дядей. -Извините, ой, извини, забыла. Я за год совсем уже запамятовала тебя. Ну, да ладно, буду, как просишь. -Чего не спится? -Выспалась уже. Да и родители сильно храпят и свистят на весь дом, что спать невозможно. Вот и сбежала, чтобы в тишине посидеть. Утро, какое солнечное и приятное. Правды, хорошее? -Правда, Катюша. Каникулы начались? -С понедельника. Еще один раз сегодня сходить в школу надо, и на этом все. Буду гулять и отдыхать. -Хорошо! Каникулы, как отпуск. Можно много отдыхать и веселиться. -На каникулах плохо и скучно. -Это еще почему? -Все разъедутся, никого в городе не останется. Я одна на всю улицу и остаюсь. Поэтому и плохо. -Ну, попросись, чтобы в лагерь отправили. Хотя бы в школьный. Там ты не одна будешь. -Нет, не отдадут. Денег у них вечно нет. Вот пить вино могут каждый день, а чтобы в лагерь путевку мне купить, так сразу денег нет. Обидно. Вот и придется мне все лето в своем дворике с Муськой и Тузиком. Мы с ними чаще и гуляем. Паша, а почему твоя новая форма без звездочек? -Так я теперь в армии не служу. Отслужил свое. -Жалко, красивая форма была. Она, конечно, и эта красивая, да вот только без звездочек на погонах. А ты теперь куда уедешь? -В Туркмению. Там жарко, и много вкусного продают на базарах. Я тебе из отпуска чего-нибудь привезу. -Ты с женой, да? ты женился? -Да вот, получилось так, - слегка огорченно, словно пожалел о таком факте, произнес Павел. – Нечаянно. -Так не бывает, - хихикнула Катюша. – Сначала влюбляются, немного поженихаются, а уж потом женятся. -Наверное, так у всех бывает, тебе видней. В принципе, уже и годы подошли, пора семьей обзаводиться. -А ты еще долго в отпуске пробудешь? -Нет, еще недельку. Потом через год в отпуск приеду. Подрастай скорее, вместе в кино сходим, на танцы. Катюша смущенно засмеялась, закрывая распущенными длинными густыми волосами свое лицо. -У тебя жена теперь есть, с ней на танцы пойдешь. А потом и дети появятся, вот с ними и будешь гулять. -Наверное, ты права. Ну, ладно, Катюша, пошел я в дом. И жену пора будить, да и тебе в школу пора собираться. В последний день опаздывать нехорошо. -Да, неважно, мы сегодня без портфелей пойдем, нам просто про все расскажут, задание на лето дадут, и отпустят до первого сентября. Паша, - неожиданно серьезно попросила Катя, - ты мне письмо напиши, а я тебе отвечу, ладно? -Согласен, - немного удивленно ответил Павел, вставая с лавочки. – Я маме письмо писать буду, и там же для тебя страничку напишу. И ты также ответишь и маме моей передашь. Чтобы на конверт не тратиться. -Нет, я сама хочу писать и получать. У меня на конверт пять копеек найдется, ты не думай. Просто здорово и приятно будет получать письмо именно для меня лично. Договорились? -Договорились. Обязательно напишу. Пока, Катюша. Но не прощаюсь. Мы еще встретимся и поговорим. На крылечке Павла встретила мама. -С соседкой болтал? Видела. -Да, о том, о сем поговорили. -Хорошая девочка, да вот, черти проклятые, пропиваю все на свете. Страшно. Ведь испортят ребенка, озлобится она из-за них на весь свет. 2 И действительно, скорость течения времени сильно изменилась, ощутив свободу и стремление к жизни, желая разнообразно и побольше успеть охватить и постигнуть. Неделька, которая выпала для встречи с родным городом, друзьями, а главное, с мамой, пролетела, словно шальная пуля у виска. Но сборы были приятными и ожидаемыми. Ведь в неизвестность оба едут. И он, и жена. А там не только новые люди и города, но все из мира иного с чужим укладом, обычаями и языком. Они привыкнут и освоятся, это не пугало. Ведь рядом будет семья, вокруг друзья. И самое главное, так любимая, привычная и высокооплачиваемая работа. -Пашка, не копайся, машина ждет уже! – торопил старшего брата Васька, суетясь и подгоняя всех. Он договорился за символическую плату со старшим братом друга, у которого был вполне новенький жигуленок. Он и пообещал их отвезти на Витебский вокзал к поезду. Уж на жигуленке тут менее часа езды. А с такими чемоданами и баулами даже очень комфортно на автомобиле, поскольку не придется таскаться по автовокзалам. В поезд сядут, Васька поможет. А в Москве разберутся. Там и носильщики имеются, и такси до аэропорта. Билеты до Ашхабада у них куплены. А там лету всего три с половиной часа. Почти полстраны за такой промежуток времени. -Васька, не торопи! – притормозил порывы младшего брата Павел. – Времени еще навалом. И чего нам там, на вокзале торчать? Тем более, что поезд проходящий, стоит всего двадцать минут. Раньше не сядешь. Мама уже в десятый раз обнимала сына, словно провожала на фронт или в чужую зарубежную страну, откуда он и выбраться не всегда сумеет. Уже не плакала, поскольку они с сыном, как и в первый день прибытия, всю ночь просидели за чаем и выговорили и выплакали все, что можно. -Ты только письма писать не забывай. А то закружишься и позабудешь, где эти ручка и конверты. -Не забуду, - весело и беззаботно отвечал Павел. Немного было грустно, чуть-чуть слезно, но и радостно. Ведь в новую жизнь уезжает, словно открывать некие неведомые страны. Кружилась рядом и Катюша, без конца напоминая про письма, про то, что он их писать, обещал отдельно. -Можешь часто не писать, если сильно занят будешь, но хоть одно в месяц постарайся, это ведь нетрудно. -Это моя соперница будет, что ли? – спросила лукаво Маринка, насмешливо поглядывая на Катюшу. -Нет, она, наверное, и скорее всего, Ваську дождется, - на полном серьезе отвечал Павел. – Вот за него и выйдет замуж. Он за это время успеет выучиться и окрепнуть в житейских вопросах. -Вот ты, братан, и скажешь тоже! – слегка смутился Васька, словно такими предположениями брата был не доволен. Катюша потянула Павла за руку и на прощание прошептала, пытаясь быть не услышанной: -Нет, я за тебя пошла бы замуж, а ты поспешил. Но я все равно дождусь, - сказала она, чмокая губами в его колючую щеку, желая сразу после таких слов убежать. Но Павел удержал ее и поцеловал в глаз, наполненный слезами. -Катюша, я обязательно буду писать тебе. Он поставил ее на землю, и она сразу убежала. -Вот ничего себе, любовь, какая! А я и не заметила, как у меня соперница под боком крутилась, - возмущенно воскликнула Марина, однако стараясь, это возмущение превратить в шутку. -Не болтай, - строго сказал Павел. – Мама, ты помоги ей. Тяжело ребенку в этом вертепе выжить. А вдруг и вправду невесткой окажется? Аккурат к Васькиному взрослению и вырастит. -Помогу, не забуду твою Катюшку. До сих пор не забывала же твою подружку, и сейчас не брошу наедине с этими алкашами. Мама еще раз прижалась к сыну и отпустила его в автомобиль. Когда машина тронулась, Павел еще раз обернулся, чтобы помахать маме, и вдруг увидел из приоткрытой калитки печальное и трагичное лицо Катюши, своей подружки. Она приподняла правую руку и помахала пальчиком, словно поняла, что Павел обязательно будет помнить о ней и писать письма. Эти редкие встречи и общения с взрослым дядей для нее, как просвет в алкогольном тумане пьяных родителей. А он поговорит, успокоит и пообещает, что скоро все будет хорошо. И ей хочется верить и ждать следующего приезда. И от таких мыслей Павлу стало грустно и тоскливо. А еще он пожалел, что мало времени уделил ей в этот приезд, и не все сказал, что хотелось. -О, как тут все запущено! – воскликнула Марина в ответ на эту внезапную и заметную грусть мужа, словно поняв причину и тот факт, что маленький ребенок относится к этому взрослому другу как-то по-особенному. – Еще немного лет, и у меня появится весьма серьезная соперница. Вася, ты уж постарайся тут, поухаживай за ней, что ли. А то у меня уже возникли опасения. -Ой, Марина! – хохотал весело и беззаботно Васька. – Ну, ты и скажешь тоже. Она еще совсем маленькая. Ей просто больше не с кем поболтать, кроме Пашки. Я один раз случайно подслушал, о чем они говорят, так сам чуть не свихнулся. Я сам еще таких умных слов не знаю, а она ему как по-книжному чешет. -Такая умная? – иронично спросила Марина, недоверчиво поглядывая на Ваську, словно он пошутил. -Просто любознательная и рассудительная, - вмешался в их диалог Павел. – Обидно будет, если эти алкаши погубят ее. Убьют в ней стремление к познаниям, эту природную нежность. -Ой, ой, ой, сама нежность! -Не юродствуй. Она очень добрая и ласковая. А они жестокие и злые алкаши. Обычно у двух уродов и рождается такое чудо. Да вот повзрослеть они ей не дадут, загубят. Она слишком мала, чтобы быть тебе соперницей. Ей девять в сентябре, а мне 24. Вот Ваське невеста подрастает, так это факт. Ты, брат, задумался бы. Всего-то девять лет подождать. Ты к этому времени как раз моего возраста будешь к ее совершеннолетию. Не проворонь. -Ой, вот ты, Пашка, и разговор затеял непонятный, - смутился и рассердился одновременно Васька, который в данный момент больше запал на Марину. И она это чувствовала и понимала, что доставляло ей истинное удовлетворение. Даже слегка жалела, что скоро расстанутся. А то немного поиграла бы на его чувствах. Марина с сожалением вздохнула и уставилась в окно, задумываясь над своей судьбой. Не поспешила ли она с этим замужеством? Конечно, с одной стороны, так даже очень хорошо, что муж вывез ее из этого проклятого города, где слишком много конкуренток. Куда она против молодых и напористых! Только весьма интересно, как там сложится в этой далекой и таинственной Туркмении? Еще не вечер, а Пашка не последний ее шанс. Она пока даже слишком хороша собой и очень привлекательна, чем сам бог велел еще попользоваться. И сразу, как того пожелала свекровь, рожать она не собирается. А вдруг там, в той стране просторов поболей для поисков перспективного претендента на всю оставшуюся жизнь? Слишком еще глуп, да и много детства в нем, в этом Павле. Не повзрослел окончательно. Если вообще сумеет взрослым стать. Вон, выпала какая-то неделька отдыха, так он больше времени уделил этой мелкой. И с мамой все ночи проболтал. Хорошо, хоть Васька немного развлекал ее. Но ведь этот еще больше ребенок. -Чего ты там шепчешь? – отвлек от грустных мыслей ее внезапный вопросом Павел, возвратив из мечты в реальность. -Да так, природой любуюсь на прощание, - равнодушно ответила она. – Там нас ждут сплошные пески. Вот и хочется вдоволь насмотреться. -Ну, в самом городе много зелени. Я вот книжку про Туркмению достал, почитай на досуге. И про Чарджоу много написано. В нем два кинотеатра, два парка, река Амударья. Так что, не в дикие пески едем. Это летать мне придется по барханам, а тебе в городе жить. Там даже имеется местный театр. Вот только их язык выучим и обязательно посетим его. Дальше ехали молча. Павел отправил машину с Васькой еще до прибытия поезда. Марина пыталась слабо возразить, поскольку теперь самим придется таскать эти многочисленные баулы. Но поезд задерживался на два часа, и ему не хотелось столько времени держать младшего брата и водителя. -Сами управимся. Подумаешь, каких-то пять чемоданов. Всего-то мне две с половиной ходки. А Марина свою сумку сама донесет, - объяснял он возражающему брату Ваське. – Езжай, чтобы мама зря не волновалась. Она же про задержку поезда не знает. Еще подумает, что с машиной случилось. -Вот обо всех подумал, кроме жены, - недовольно ворчала Марина, которой без Васьки стало скучно. -Не ной! – обрубил ее попытку похныкать Павел. – Свою сумку тебе в любом случае самой таскать пришлось бы. За двадцать минут не спеша успею все эти баулы в вагон перетаскать. В поезде она сидела, молча и слегка напряженно. Но Павел понимал, что это никакая не обида на него, а небольшой и столь обычный, как сопутствующий товар, страх перед неизвестностью. Павел успел немного по Союзу помотаться. Кроме командировок по Забайкалью еще были и отпуска на Родину. Долгие утомительные дороги, вокзалы и аэропорты. Но разве молодость испугаешь такими надуманными трудностями? Даже немного романтично и любопытно. Но Марина впервые от родителей и в такую даль уезжает. Было от чего испугаться. Павлу уже хотелось сесть к ней поближе и успокоить. Но не сделал этого, предполагая ее отрицательную реакцию на его нежность. Разумеется, она все равно успокоится, но сразу вспомнит те обиды за его непреклонность по поводу денежной помощи матери. А тут еще и с чемоданами добавил. А ей, между прочим, хотелось немного потрепаться с Васькой, пощекотать ему чувства. Она догадывалась, что понравилась этому мальчишке, а муж эту игру грубо и резко обрубил. Ничего бы с ним не случилось, если бы пару часиков постоял с ними, успел бы и к маме вернуться. В Москву они прибывают вечером. Ехать весь день. Поэтому Павел взял один комплект постели и постелил его на вторую полку, чтобы поочередно немного подремать, или просто поваляться. Поскольку самолет в ноль сорок завтра. Именно завтра, а не сегодня. Это очень рискованное время для пассажиров. Многие, а это Павел не раз наблюдал лично, опаздывали на рейс, ровно на сутки. Ведь регистрация начинается сегодня, а вылет уже завтра. Этот факт и сбивает с толку. Очень даже многие, по меркам аэрофлотским, приходят на регистрацию ровно через сутки после взлета. А летом с билетами шутки плохи. Вполне возможно, что к этому рейсу подойдут все друзья. Ведь по предписанию у них явка на новое место работы, как называется их новое место службы, аккурат завтра, и не хотелось бы начинать с опоздания. -Ты есть будешь? – наконец решился затянувшееся молчание Павел. Не любил он сидеть букой. -Нет, я лучше посплю, - пробурчала Марина и забралась на вторую полку. И по легкому похрапыванию он понял, что она уже спит. Ну и ладно, подумал Павел. Отоспится, а там и настроение к ней вернется. Хорошо, если друзья уже там. Вместе будет легче и веселей. Хотя, как он понимал, физически легче не будет. Они решились все ехать семьями, чтобы намек на квартиры был понят начальством. А, стало быть, ручной клади у всех будет выше крыши. Если учесть такой факт, что две семьи с детьми, то чемоданов прибавятся раза в два больше. У детей, как всегда, вещей набирается больше взрослых. Но зато всегда есть, кому поручить охранные функции. Мужики сами сумеют переставлять баулы с места на место. Лишь бы женщины не ныли. Попутчиками в купе с ним были старик со старухой. Обоим чуть больше 60, но они также постель не брали, поскольку выходят, не доезжая Москвы. И спать не желают, и деньги экономят. Поэтому Павел смело поручил им охрану имущества и пошел прогуляться, пока жена дремлет. Курить он бросил давно, еще перед самой армией. Но дым рядом курящего вдыхал с некой ностальгией, словно встречался с тем жизненным эпизодом, когда на переменках в школе прятались с пацанами за сараем и выкуривали жадно и торопливо одну сигарету на троих-четверых. По очереди, по затяжке. Но сигарета заканчивалась слишком быстро, лишь раздразнив аппетит. Поэтому на следующей переменке все повторялось снова и снова. А затем после окончания школы, когда на сигареты стал сам зарабатывать, а просить, то есть, стрелять стало как-то неудобным, и собственные деньги на такую ерунду стало, тривиально жаль, взял и бросил. Раз пять пробовал возобновить, но потом сильно разозлился на слабоволие, и призывался в УАЦ (учебный авиационный центр) уже некурящим. Поэтому друзья его знали уже, как некурящим. Они же курили все втроем. Вот и сейчас, стоя в тамбуре, наполненном сигаретным дымом, он не чувствовал дискомфорта, и с интересом смотрел через стекло дверей на мелькание ландшафта и строений. А еще продумывал и переживал за свою торопливость по вопросу женитьбы. Зачем так сразу безропотно согласился, если веских оснований не было? Ну, вроде как, симпатичная, смотрится лучше окружающих ее подруг. Но это вовсе не повод, чтобы сломя голову нестись в Загс. А потом идти на попятную было как-то неудобным. И теща с тестем плотно зажали с двух сторон. Сами бегали в училище за разрешением на свадьбу. Аж на целых три дня отпустили его. Лишь категорически предупредили, чтобы вернулся с застолья абсолютно трезвым. И не дай бог, чтобы не притащил спиртное с собой! Ну, такое предупреждение оказалось излишним. С друзьями они договорились о сухом законе на период учения. А рисковать ради остальных, совершенно не хотелось. Зато хотелось сбежать прямо со свадьбы. Но тогда станешь всеобщим посмешищем. Авось слюбятся, с чем черт не шутит. Бывают и такие случаи. В Домодедово они и из такси не успели выйти, как попали в объятия всех троих друзей. Они-то прибыли уже как несколько часов назад. Словно сговорились. И у всех билеты именно на этот рейс. Так что, пока жены караулили чемоданы и детей, друзья успели посетить пару раз ресторан и пропустить там изрядное количество спиртного. Даже слишком изрядное. -Давай до кучи и пошли нас догонять, - весело кричал Виктор, подхватывая чемоданы и сумки. – Сейчас в спешном порядке пару штрафных стопок пропустишь, и будешь таким же счастливым, как и мы. -Да, а то мы до отлета окончательно можем потерять ориентировку. Ты у нас штурманом будешь, - пьяно поддержал Николай, подхватывая остальные баулы и направляясь в сторону аэровокзала. Марина зло сверкнула глазами в сторону пьяных друзей, но Павел поторопился ее успокоить. -Нет, пацаны, я остаюсь на контроле. Из всех нас кто-то должен оставаться трезвым. Судя по вам, это буду я. -Да у нас четыре бабы и два младенца абсолютно трезвые. Мы им наливать не планируем, - слабо возразил Николай. -Даже не уговаривайте, - жестко скомандовал Павел. – И за ними присмотр нужен. Продолжайте без меня. Сами знаете, что любитель выпивок из меня скверный. А уж в дороге я стараюсь оставаться трезвым. -Бесполезно уговаривать, - махнул рукой Николай, бросая чемоданы в общую кучу к своим. – Пошли, мужики, и без него повеселимся. Тут уже все женщины попытались воспротивиться, но их мгновенно приструнил Павел: -Пусть гуляют. Мы их потом спать на баулы уложим. Они же все равно не отстанут и будут нам надоедать. Павел оказался правым. Друзья вернулись в еще большем хмелю, и сразу попадали на баулы в различных неописуемых позах, огласив мгновенно окрестности вокзала грубым храпом и посвистыванием. -Ты, Паша, как всегда оказался точным, - хохоча, произнесла Елена. – Теперь уж точно до отлета проспятся. А мы, девочки, давайте-ка по стакану вина дерябнем. У меня в запасе бутылочка припасена. Теперь и Павлу хотелось похохотать. Сейчас и женщины уснут, и он останется с двумя детьми на руках. -Нет, Паша, - возразила Татьяна. – Разве такие сильные четыре женщины уснут от одной бутылки вина. А ты, Паша, вроде как, и взрослеешь, а так и не научился с нашими мужиками пить. Или, как всегда, выключится в самый разгар застолья, или вообще воздерживается. -Это мой большой недостаток? – пытливо поинтересовался Павел, понимая, что Татьяна с большой завистью говорит все это. Ее Виктор всегда любил после окончания застолья побродить и поискать приключения. Она даже удивилась, что без всяких эксцессов он сумел окончить училище. Но потом, когда узнала про этот драконовский указ 101У, даже наедине поблагодарила Павла за его идею годовой трезвости. А иначе Виктор с его поразительной способностью вляпываться во всякое дерьмо, вылетел бы с училища, не успев, и приступить к учебе. -Нет, это даже нам в компаниях нравится, - откровенно призналась Татьяна. – Есть, кому проконтролировать и отследить ситуацию. Сегодня тебе вновь выпала такая миссия. Он, Марина, часто у нас на таком посту в городке был. Особенно по большим праздникам, когда пил весь городок. Марине даже сладко защекотало под ложечкой за такую похвалу ее мужа. Этот момент ей очень нравился. Хватило ей частых выпивок по праздникам, да и просто так, от отца. -Пусть в этом вопросе остается необразованным, - хохотнула Лена, разливая вино по стаканам. – Нам так за детей спокойней. Ой, Марина, а ты ему рожай поскорей, а то он сам усыновит кого-нибудь. Пашка с детьми любит возиться. Сама видишь, наши уже у него на шее. И так все три года. -Моему Виталику только исполнилось три, - возразила Татьяна. -Какая разница! Там, в городке и без него хватало малышни. И все к нему липли, как к няньке. Мы даже ему сносили всех своих детей, если на базар или по магазинам собирались проехаться. -Ладно, не перехваливайте, - крикнул им Павел, уже облепленный Виталиком и Валюшкой. – Мне Маринка нарожает сразу кучу, и буду, с ними нянчится. Так что, малышня, пока я в вашем распоряжении. Виктор проснулся первым и бросил взгляд, полный жажды и желаний прикоснуться к влаге, на Павла. -Ты ничего не припас? – спросил он осипшим голосом. -Если только от детей оторвать, - предложил Павел лимонад, но этим жестом лишь испортил Виктору настроение. -Нет, пива хотелось бы. Или вина у женщин стащи, - попросил он жалобно. – Кстати, а где они? -Повели детей в туалет перед регистрацией. А то потом забегают все, засуетятся. Ладно, карауль чемоданы, пойду, пива вам поищу. Сразу и на этих взять, что ли? – кивнул он в сторону спящих друзей. -Да, но только по одной. А то еще сразу по прилету комиссию заставят проходить. Они нам время на раскачку давать не будут. Павел пошел в сторону буфета, откуда выносили полные авоськи пиво. Очередь была большой, но быстрой. Товар штучный, отпускали без задержки. Он взял всего лишь три бутылки, чтобы больше не заводить друзей. А иначе могут возобновить пьянку, и волочь к трапу их придется ему и женщинам. Хотя, кроме Виктора, Алексей и Николай были без пружины. Выпить любят, но и останавливаться умеют. Им троим, не раз приходилось, как в армии, так и в училище, сдерживать порывы Виктора. Когда вернулся, то уже все были, проснувшись и вернувшись. -Пашка лекарь! – радостно воскликнул Николай, протягивая руку за бутылкой. -Лично я им и воды из крана не принесла бы, – недовольно проворчала Татьяна. – А он им пивка в постель. Но ее речи пролетели мимо ушей страждущих. Они спешно похватали бутылки и жадно присосались к горлышку. Жидкость из емкостей бесшумно и мгновенно переместилась в их горящие желудки. -А вот и наш информатор! – радостно воскликнул Алексей, услышав информацию о регистрации их рейса. – Скоренько избавляемся от чемоданов. -Лишнего много, доплачивать придется, - предположила Лена. -А мы всей кучей сдадим. На детей тоже полагаются их бесплатные 30 килограммов. Уложимся в норматив. И вправду, получилось всего 10 кило лишних. Но на регистрации, учитывая служебное положение и форму, а также, прознав, что молодые люди только окончили училище, благосклонно пропустили даром. -Не будем же мы мелочиться, - засмеялась молодая девушка, регистрировавшая билеты. – У них, получается, по одному килограмму лишнего. Если одну сумку в руки взять, так еще и с запасом будет. -Славно отметили дипломы, - весело вторила старшая на регистрации. – В салоне дышите хоть меньше или по очереди. Иначе пассажиров отравите. -Ой, ой, ой! – сморщил нос, шутя, подыгрывая девушкам, проворчал Виктор. – Можно подумать, что кроме нас, все остальные трезвые. -Как раз на этот рейс так чаще и бывает, - уже немного серьезней заметила старшая, кивая головой в сторону очереди. Друзья оглянулись на очередь и удивленно смолкли. Большая часть очереди состояла уже из тех, кто родом из той Туркмении, куда они и летят на постоянное место жительства. Мужчины в странных стеганых халатах, а женщины в блестящих шароварах или в штанах. Ощущение складывалось у друзей и их жен, что летят они заграницу. В очень незнакомую страну, чужую и для них далекую и неведомую. Со своими обычаями, культурой и взаимоотношениями. И они выделялись в этой толпе не только одеждой и лицами, но и привычным для них бесшабашным хмельным поведением. Однако по глазам было заметно и понятно, что никто друзей за такое поведение не осуждал и не желал высказать претензии. Просто смотрели на молодых парней весело и с легкой завистью, что те могли себе такое позволить. А вот их Туркменский обычай, нравы и положение не позволяют. И скорее всего, так было заметно и воспринималось, что в данную минуту, в этот миг эти пассажиры ощущали себя гостями в чужой стране. В незнакомой. -А нам еще предстоит жить с ними бок обок, - шепнул громко и слышно для окружающих Николай. – Давайте сразу настраиваться на их лад. То есть, хочется так заметить, трезвый и деловой. -Ты думаешь, там не пьют, как у нас? – спросил Алексей, но всем своим видом высказал по поводу таких инсинуаций глубокие сомнения. – Они в гостях, а мы здесь дома. Посмотрим, как они поведут у себя. -Но там мы, как раз, будем не у себя, - заметил Алексей. – Хотя, почему? Мы, однако, летим к себе домой на ПМЖ. Но, поскольку, хоть и проспались, но после пива хмель к ним вернулся в достаточных пропорциях, чтобы ослабить бдительность, то друзья сразу после регистрации приступили к более близкому знакомству с пассажирами, которые летели к себе домой. Как оказалось, так они великолепно говорят на русском языке, и вовсе не прочь пропустить стаканчик. Их просто нужно немного расшевелить. Даже у одного из тех, с кем в первую очередь знакомились друзья, нашлась бутылка коньяка, и уже за столиком они его вместе с лимонадом пили. -Нет, ну, ты только посмотри! – попыталась возмутиться и опротестовать такие вольности Татьяна. И ее вовремя приостановил Павел. -Во-первых, там всего одна бутылка на шесть человек, а во-вторых, надо же устанавливать контакт с аборигенами пустыни. -Да абсолютно такие же люди, как и мы, - уже возвратившись в семью, объяснял женщинам Виктор. – Даже сало съели под коньяк. Однако враки все пишут про них во всяких книгах. -Ты просто не те книги прочел, - заметила Татьяна. – Надо было полистать в справочниках, где про их обычаи пишут. -Нее, он просто не тех туркмен встретил сегодня, - уточнил Павел. – Эти успели слегка подзабыть о правилах мусульман. -Как это не тех? – обиделся и удивился одновременно Виктор. – Они мне даже несколько слов на своем языке подсказали. Правда, я их уже забыл, но мне понравилось. Обязательно что-нибудь из их речей выучу, чтобы хоть на базаре по-ихнему немного можно поболтать о ценах и товаре. -А матом они все равно по-нашему ругаются, - сделал вывод Николай. – Отсталый народ, однако, своего мата придумать не мог. -Возможно, наоборот, - подсказала Лена. – Они уже отучились ругаться матом. Просто нормально между собой общаются. Вот в городке, когда служили, так там от женщин чаще мат услышишь, чем от, даже пьяного офицера. Ну, если только за бордюр зацепится и мордой в тротуар не влепится. Тогда весь набор выдаст. Но на гражданке, так мне за этот год показалось, что мат – основной язык наших мужиков. Да женщин тоже. Хоть пьяных, хоть трезвых. -Просто если нашего мужика отучить от мата, он же ни одной умной мысли высказать не сумеет, - хохотнул Павел, который в любом виде материться не любил и не умел. А где ему научиться было, если в школе не позволительно, а в доме мама красноречиво обходилась литературным языком. Ни он, ни Васька мат и близкие к нему выражения умело могли и не произносить для отображения своих мыслей. – Вот у нас в авиацентре замполит такой был, так в курилке с курсантами мог легко и плавно любой монолог произнести без запинок. Поскольку все паузы и запятые заполнял крепким словцом. А стоило с трибуны речь завести, так в каждом предложении пять раз екнет, мекнет или слово «значит» потребит. Вот и тебе такие мужики на гражданке чаще попадались. Тяжело им без мата связать в кучу слова, предложение построить. -А у них, у туркмен легче, что ли? -У них самих слов в лексиконе мало. Все остальное жестами показывают. Да и откуда в Туркмении наберется много словарного запаса при таком однообразии ландшафта. Вот и получается, что в их речах больше русских слов. Спор прервала некая дикторша, прокаркав на весь вокзал о начале посадки в их самолет. Павел вслух заметил одну особенность такой регистрации при таком опасном времени вылета. Часто случается, что на фоне всеобщего понимания, попадались такие, кто путал даты на целые сутки. -И получается, что они гораздо умнее наших, - заключил он из этого многолетнего наблюдения. -Это еще почему? – спросила Таня. -Смотрите, никто не опоздал. А могли запросто перепутать. Это же сегодня регистрация, а вылет завтра. Вот сколько попадалась такая комбинация, так парочку Россиян обязательно путали. Пьяный Николай весело хихикнул, тыкая пальцем в стороны супруги. Та пыталась возмутиться и заткнуть мужа, чтобы тот не распространял некий эпизод из их жизни, но Николай уже потерял тормоза и желал поделиться какой-то комичной ситуацией вслух и для всех. -Вот, Ленка моя. Полдня со мной спорила, еле убедил. Так еще и мать с папашей привлекла. Те также пытались мне вдолбить мою ошибку. А так бы мы с ней аналогично опоздали бы на этот рейс ровно на одни сутки. -И не надо лапшу на уши вешать. Никто с тобой так рьяно не спорил. Я просто попыталась уточнить, - спешила оправдаться Елена. – И никакие не полдня. Я просто переспросила и сразу с тобой согласилась. Все равно друзья посмеялись над Еленой и над гипотетическим их опозданием. Потом еще немного по еще пару раз хихикнули над пьяным Виктором и толпой повалили на посадку. Все десять пассажиров сразу. А это уже толпа. И в самолете, не успев пристроиться на мягких сиденьях, не успев дождаться даже взлета, все сразу хором и дружно уснули. Все же сказалась длинная дорога, выпитый алкоголь и поздняя ночь. И только Павел не желал в гости к Морфею. Вроде, когда усаживался, все его состояние говорило о скорейшем сне, о желаниях закрыться и забыться. А тут словно вселилось новое дыхание. Спать совершенно не желалось. Немного волновался перед предстоящей встречей с новой работой, новым миром и своим новым семейным статусом. Как-то мгновенно все в его жизни перемешалось. Он хотел остаться в армии, поскольку летная служба уже не просто нравилась, но и привык он к армейскому укладу жизни. Вроде и армейский, но тихий, равномерный и стабильный. С каждым годом растет зарплата, поскольку растут выслуга и звание. И все эти довольствия не зависели от степени напряжения. Числишься, стало быть, имеешь, поскольку на государственной службе. А здесь в аэрофлоте каждый рубль зарабатывать придется самому. В вертолете ты будешь находиться один на один с пассажирами. Решение принимаешь самостоятельно. Это совершенно не то, что там, на Ми-8, когда спросишь у командира и посоветуешься с бортовым техником. Павел любил много тепла и солнца, поскольку этих параметров слишком мало было в Белоруссии и в Забайкалье. А там, в Туркмении, они чуть ли не круглый год. Так в книгах написано, и так говорят сами туркмены, с которыми успел перекинуться несколькими фразами в момент регистрации и при посадке. Сейчас, как они говорят, у них лето начинается. Тепло. Большое, круглосуточное тепло. Хорошо это или плохо? Не знает. Но к теплу обещают массу дешевых овощей и фруктов. Это хорошо. Но к прочим переменам прибавилась жена Марина. Вот она откуда и зачем свалилась на его голову? Совершенно в планы Павла на ближайший жизненный период не входила женитьба. Тем более при таких резких сменах курсов по жизни. Одни эти две вышеперечисленные перемены еще и пережить попробуй. И не просто пережить, но и приспособиться. А может, все это к лучшему? Пора, вроде как, и семьей обзаводиться, мама о внуках намекала не раз. А где это он там, среди песков и среди местных аборигенок сумеет потом жену себе отыскать? Там, поди, все давно определено и учтено. Ладно, раз женился, так пусть теперь будет. Павел искоса глянул на спящую жену и сравнил ее с женами друзей. Результат сравнения порадовал. Она была самой молодой и намного привлекательней их. Хоть в этом друзей перещеголял. Самолет забрался выше всех туч и облаков и медленно парил среди звезд. Летел он навстречу солнцу, поэтому там, вдали на горизонте небо уже слегка синело. Это ведь с Москвой разница в два часа. Так к прилету там запросто уже и утро будет. Времени мало останется на завтрак и на благоустройство жен с детьми. Почти сразу придется поспешить на новую работу. В смысле, к новому месту службы. Хотя, Ашхабад – просто перевалочная база для них. Здесь Управление. Их еще в училище предупредили, что в Чарджоу их и направит Управление. Где-то в середине пути им разносили завтрак. Или обед. Павел решил поесть плотно, поскольку никто из мужчин, женщин и детей просыпаться не желал. А ему жалко было разбазаривать продукты. Поэтому он в своем ряду взял все три обеда. И все съел сам. Вот теперь он уже ничего не боялся, а потому мгновенно уснул, провалившись в какой-то знакомый сон. 3 Ашхабад их встретил ярким солнцем с полным отсутствием на небе даже признаков облаков. Женщины и дети проснулись еще на снижении, когда стюардесса попросила пристегнуть ремни. А мужчины даже под утреннее солнце продолжали спать все четверо. И если веселая тройка не могла проснуться от хмеля и наличия в организме дозы усыпляющего вещества, то Павел дремал с чувством преисполненного долга. Все три завтрака, или обеда покоились в его организме. После приземления он, разумеется, высоко оценит вслух кулинарное качество, чтобы вызвать зависть у окружающих. И лишь после приглашения к выходу поочередно стали просыпаться мужья. -Боже, солнце среди ночи! Чудо-то, какое! – весело вскрикнул вместе с открыванием глаз Виктор. – Время начало пятого, а оно светит, словно уже порядком, как успело взойти. Лепота. -Витя, - поправил друга Николай, проснувшись скорее от крика Виктора. – Если ты помнишь родную часть, то там солнце всходило до полуночи. -Не может быть такого, - не желал соглашаться с такими инсинуациями Алексей. – До полуночи оно лишь садилось. -Ребята, - уже и Николай вступал в дискуссию, сонно продирая глаза. – Так ведь наши часы Москву показывают. А какая у нас с ней разница? -Два часа, - сыто объявил Павел голодным друзьям. -Ну, так тогда и коню должно быть понятным. Время для лета уже позднее утро. Странно, но мне так показалось, что с выхода прохладой потянуло. Даже холодом. А где обещанная жара? – предъявил законные претензии Виктор. Рядом стоявший молодой туркмен, уже пробиравшийся к выходу, пояснил такую неправильную метеорологическую ситуацию: -Передавали, что сегодня будет днем около тридцати. По нашим понятиям, так прохладно. А настоящая жара начнется во второй половине июня. Так что, пока наслаждайтесь прохладой и отдыхайте. -Хочу жары! – протестовал Николай, поднимаясь и пристраиваясь за этим туркменом, поскольку уже почти все пассажиры вышли из самолета. Самолет подкатился близко к вокзалу, поэтому пассажиры сразу же с трапа брали курс к распахнутой калитке рядом со зданием. Ветерок и в самом деле дул прохладный, что женщинам захотелось на детей набросить теплые кофты. Но, глядя на местных, не стали этого делать. Тем более, что буквально через час-другой солнце начнет греть по-настоящему. -Так у нас и на раскачку времени совершенно не остается! – тревожно предположил Алексей. – Сейчас женщин в гостиницу определим и сходу несемся на службу. Или теперь надо говорить: на работу? -А тебе, зачем еще качаться? – иронично спросил Павел. – Быстрее оформляемся и опять на самолет. Летим в Чарджоу. Вот только меня еще в училище предупредили, что медицинскую комиссию проходят здесь, в Ашхабаде. Так что, определяем женщин в гостиницу, и пошли искать. -Да не хотелось бы сегодня с докторами общаться. Не настроен я как-то на эти внезапные встречи, - тревожно проговорил Виктор, прикрывая лицо руками. – Еще учуют остатки вчерашнего застолья. -А мы сегодня займемся бумагами. Анализы завтра с утра сдадим, а сегодня, возможно, успеем пройти некоторых врачей, для которых выхлопы вчерашнего не имеют значения, - разумно предложил Павел. -Это же еще, какие врачи могут мимо носа пропустить вчерашний перегар? - засомневался Алексей. -Рентген, очкарик и хирург. Последний обычно геморрой выискивает, - громко захохотал Виктор, довольный собственной шуткой. – А оттуда, насколько известно из анатомии, перегаром не прет. Уважают авиаторов в Ашхабаде. И в особенности в аэропортовской гостинице, расположенной прямо напротив аэровокзала. Площадь перешли и в номере. Правда, переходить с кучей чемоданов пришлось кому два, а кому и три раза. Пока притащили баулы, женщины успели оформить номера. И каждой семье досталось по отдельному однокомнатному номеру, но с максимумом удобств. То есть, с санузлом и ванной. А еще Павел сообразил взять от дежурного какую-то записку, так оформили их ко всему прочему, абсолютно бесплатно. -Мы попали в коммунистическое общество, - заявил гордо Павел, дольный своей внезапной сообразительностью. -Мама, кушать хочу! – хором захныкали дети. Павлу от такого факта немного стыдно стало за съеденные обеды. Он из всей компании оказался самым сытым. Остальные уже интересовались кулинарными объектами. Им подсказала администратор. Как оказалось, так абсолютно рядом с гостиницей расположена прекрасная, по местным меркам, столовая. Само здание нереспектабельное, слегка обшарпанное и небольшое. Но, как она обещала, готовят там качественно и вкусно, поскольку там питаются летающие пилоты. -Все, - объявил громко вслух Павел. – Новая жизнь началась. В новой стране, на новом месте и в новом обличии. -Почему? – удивился и не согласился с таким заявлением Николай. – Вроде как, еще ничего не начиналось. -Ошибаешься, - заявил Павел, когда они вышли из столовой с переполненными желудками и отправили женщины с детьми в гостиницу, дожидаться их. – С сей минуты, мы уже числимся в работниках Туркменского Управления Гражданской Авиации. Поскольку идем туда уже как на работу. Нас с сегодняшнего дня и зачислят. А потому, новый статус можно зачислять в актив. -Нее, - протянул Виктор. – На работу нас примут лишь в самом Чарджоу. Когда пройдем комиссию. -И все равно, в Управлении мы с сегодняшнего дня, - не пожелал соглашаться Павел с такими определениями. – Так и запишем в календарь сегодняшнюю дату, чтобы ежегодно ее отмечать. -А! Так ты про это в том смысле, что сегодняшнее число вносим в реестр ежегодных праздников? Так с этим мы согласные! – хором подхватили такую концепцию друзья, ощутив себя после плотного завтрака готовыми к новым подвигам. – Даже вносим встречное предложение, сегодня вечером скромненько отметить данное событие. Обидно ведь такой праздник пропустить на сухую. -Если найдем нужный магазин. Такое ощущение, что кроме коммунизма мы попали еще и в страну трезвенников. Я даже как-то и на вокзале не наблюдал, кроме нас самих, кого-либо в подпитом состоянии, - окидывая взором округу, Николай поискал подтверждение своих изречений. – Все абсолютно трезвые и совершенно не суетливые. В этой стране некий иной ритм жизни. -В особенности разница с Москвой. Уж там половина пьяных, а все остальные бегут, толкаются, словно уже опоздали, но хотят наверстать упущенное, - подхватил мнение Николая Алексей. – Я от этой Москвы всегда быстро уставал. И старался подгадывать рейсы так, чтобы в ней, как можно меньше находиться. -Нет, пацаны, - саркастически хохотнул Павел, показывая пальцем в сторону зарослей рядом с гостиницей, где два туркмена лет за тридцать делили бутылку некоего местного вина. – Первое впечатление обманчиво. Всегда, как я говорил, судить о местности и о ее аборигенах можно, лишь прожив с ними бок обок все четыре времени года. А с коммунизмом и с трезвым обществом мы слегка погорячились. Однако в их столовой обед не очень и дешевым оказался. -Но съедобный, - решил реабилитироваться Виктор, который так не осторожно и весьма неосмотрительно высказался положительно в адрес новой для них страны. – Просто в аэропортах всегда большие наценки. Нужно женщинам накупить продуктов, и пусть готовят в номере. А иначе деньги быстро закончатся. -Так мы же и прилетели сюда, чтобы зарабатывать и тратить, - не согласился Алексей. – Вот не хватало еще и на желудке экономить. Но против базара я не возражаю. Пора ознакомиться с местными дарами природы. Решили отправить двух бездетных мамаш. Хотелось всем, но с детьми таскаться по незнакомому городу утомительно и рискованно. Еще растеряются на новом месте. Потом искать устанешь. А мужчины, собрав все документы и уточнив у местных пилотов адрес и способы поиска управления, поехали оформляться. На удивление, никто на их несвежий вид внимания не обратил. Встретил их заместитель начальника Управления радостно и с восторгом. Им, оказывается, пилоты Ми-2, ой, как нужны. Ми-4 пошли на металлолом, на Ми-8 переучивание движется медленно, а своих переучивать на двойки, так в училище слишком мало мест дают. Ну, а в самом Чарджоу усиленными темпами идет реорганизация, то есть, формирование летного отряда из двух эскадрилий: одна из двоек, вторая из восьмерок. А тут к ним прибывают готовые четыре пилота Ми-2. Правда, они запрашивали побольше, да им и этих с трудом дали. По всей стране идет замена четверок. Устарел дедушка, отработал свое время. Как-никак, а уже более четверти века бороздит просторы необъятной Родины. Совсем состарился. Да и хоть в нем 14 цилиндров, но сам-то двигатель один. А у двойки и восьмерки по два. И по весу легче во много раз. Только вот почему-то двойка керосина жрет столько же, как четверка бензина. Прожорливая. Но это небольшая беда, такой дефект у всей советской авиации. Но не об этом рассказывал им Тарвид Игорь Романович. Он им рисовал радужные перспективы производственного и бытового характера. -Кстати, месяца через два они новый дом сдают. Сорока квартирный. Ну, не все сразу новые получите, но уж в служебную въедете. Рядом с аэропортом есть у них дома. Хорошие, кирпичные, многие работники даже не желают уходить из них. Удобств меньше, но зато летом прохладно в них. Да и огородики под окном. А сами удобства, ежели руки из правильного места растут, то легко обустроить. Ну, а желающие сразу в очередь на новое жилье записываются. Год-другой, и новоселье. У них не так, как в Ашхабаде. Здесь по пять лет в очереди на жилье стоят, - рисовал в разноцветных тонах будущее молодых пилотов заместитель. – И с работой хорошо там. Четверки-то закончились, а восьмерки дороговато слишком. И зачем УРБ большие вертолеты? Им аккурат и нужен такой маленький и дешевый. Не станешь же на восьмерке одного специалиста по всем буровым катать, дорого он им обойдется. -А здесь нас надолго задержат? – наконец-то сумел вклиниться в монолог заместителя Виктор, которому хотелось скорее в номер, и завалиться в койку на пару часиков. Но потом вдруг понял, что вопрос задал слишком бестактный, и поспешил исправиться, срочно добавляя: - Я имею в виду Чарджоу. Как-то после ваших слов поработать захотелось. Прямо хоть сейчас за штурвал. -Рабочий настрой мне нравится, - не понял шутки зам, приняв юмор за трудовое рвение. – Сейчас бумаги оформим, и в санчасть. Она недалеко от гостиницы, вам местные пилоты покажут. Проходите и сразу езжайте. Проездные билеты и направление получите прямо сейчас. Насилу оторвались от болтливого зама, совсем заговорил. Нет, как Павел, так тот с удовольствием слушал речи о перспективах будущего. Ему хотелось скорее получить свою квартиру, обустроиться. Хотелось уже лететь в командировку, чтобы испытать настоящее летное чувство, которое даже с армейским несравнимо. Ведь здесь ты будешь сам командовать, сам принимать решение, куда и зачем лететь. И рядом совершенно не будет опытного подсказчика. И такое чувство манило и будоражило. По-моему, размышлял он, в песках летать от буровой до буровой, как на фуникулере по тросу. Других ориентиров-обманщиков нет. Так что, как видим, так и летим. Разумеется, вечером они собрались за единым столом в самом большом номере, коим и оказался трехместный Виктора и Татьяны. Всем выделяли двухместные, а им такового не хватило. Оттого и вселили в трехместный. Однако претензий с их стороны к администратору не было. Магазин нашли рядом с Управлением, и сразу в нем закупили водку для мужчин и местного вина для женщин. «Чемен» называется, что в переводе на русский означает букет. А еще имя женское такое у туркменок бывает. Так им разъясняла молодая продавщица. Видно она не догадывалась о наличии семей у молодых пилотов, вот и желала познакомиться с симпатичными парнями. Сильно разочаровал ее Павел, перечислив, да еще и от себя добавив жен и детей каждого, кои дожидаются их в номере аэропортовской гостиницы. -Почто кайф обломал, негодник? – сердито спрашивал Виктор, хотя, ежели откровенно, он не ходок налево. Больше любитель выпить. -Зарежут, - кратко без пояснений и уточнений резюмировал Алексей, защищая позицию Павла. – Осмотрительней необходимо с местными. -Резонно, - поторопился согласиться Виктор, уже успев позабыть про обиды, вкушая вечернее застолье. Их, разумеется, зам строго предупредил о нарушениях предполетного отдыха. Мол, в дни перед вылетом и на оперативных точках, как называются здесь командировки, в аэрофлоте действует жесткий сухой закон. Очень жесткий. Достаточно одного попадания, чтобы распрощаться с летной работой навсегда. -Как приказ 101У в училище, - подхватил Николай. – У нас двоих отчислили за пьяное возвращение из увольнительной. -Вот-вот, поэтому постарайтесь с этим безобразием быть максимально настороже. И ни грамма перед вылетом. -Так-то же перед вылетом и на оперативной точке, - уже после прощания с замом воскликнул Николай. – А мы в данный момент ни то, ни другое. И посему имеем право немного расслабиться. Главное, не дышать терапевту в лицо, чтобы она не возмущалась. Да и к нему пойдем только после обеда после всех врачей. К тому времени уж никакого перегара не останется. Павел, задрав в небо голову, и пошевелил губами, выполняя в уме сложные арифметические действия. -Пацаны, так мы можем на послезавтра заказывать билеты. Сразу после обеда и лететь в Чарджоу. К этому времени все дела успеем завершить. -Спешить зачем? – удивился Виктор, которому и в Ашхабаде уже нравилось, и он предложил немного задержаться. -Вот именно, что зачем, - отрезвил его мечтания Павел. – Мы сюда еще не раз в командировку прилетать будем. Без жен и детей. А чего всем семейством здесь задерживаться? Да такой город, что его за один день весь осмотреть можно. Да вот смотреть здесь абсолютно нечего. Кроме базара. Так таковой и в Чарджоу имеется. Мне так кажется, что должен быть. Друзья согласились с трезвым и расчетливым взглядом Павла. Они всегда прислушивались к его мнению, хотя он из всей четверки был самым младшим. Но ведь даже идею с Аэрофлотом, с этим специальным набором в училище именно он подсказал и помог осуществить. И так было всегда. Оттого его мнение имело вес и всегда легко претворялось в жизнь. Они сидели шумно, но тихо, как командиры научили их этому искусству в армии. Это дабы враг не раскусил истины, происходящей за закрытой дверью. Здесь тоже были кругом враги. Но не их личные, а враги шума и галдежа, поскольку гостиница привокзальная. Но еще и такой факт, что они попали в страну с иным менталитетом. Вполне вероятно, что через определенный промежуток времени поймут, освоятся и приспособятся. Ведь советский человек везде одинаков. Однако, аллаха в этих краях, они успели и это заметить, приметно, и открыто почитают. У себя на Родине, в родных городах и в Забайкалье им не приходилось встречать открыто крестящихся. -Друзья! – пока трезвым, а оттого спокойным и приглушенным голосом поднимал тост и говорил Виктор, который с трудом дождался этого мгновения. Ведь еще пришлось помотаться по деловым местам и встречам. Оттого алкоголь отлеживался в холодильнике. Кстати, холодильник и присутствовал в единственном числе в этом номере. Телевизор тоже. С двумя программами. Одна центральная, а вторая местная. Так вот, по местной весь день показывали бабаев с дутаром в руках. Они играли и пели. Мужики менялись, но мелодия и слова, а так казалось несведущим, оставались прежними. Складывалось впечатление, что программа шла с международных соревнований, где определялся лучший исполнитель именно этой песни. Женщины даже эксперимент ставили. Поскольку по центральному телевидению также смотреть особо нечего было, то они включали воющих и икающих спортсменов, пытаясь уловить разницу в пении. Нет, одно и то же. Женщины даже мужчин привлекли, чтобы те свежим взглядом определили разницу. Павел сказал, что имеются отличия, а Виктор попробовал сам напевать. Иначе у него восприятие нарушалось. -Друзья! – говорил свой тост Виктор. – Вот мы в новой стране на новом поприще своей трудовой деятельности. И за последнее время у нас появились два новых члена нашей компании. Дамского рода. Хотелось бы, чтобы мы не растеряли той дружбы, того взаимоотношения, что скрепляло и объединяло нас в том далеком восточном городке. Пусть на наших погонах не звезды, как там, а кривые остроносые лычки, означающие не звание, а ранг, соответствующий в Аэрофлоте какому-то положению, но дух офицерский предлагаю не терять. -Не грей тару, - сделал замечание Николай, увлекшемуся речью Виктору. – Сам торопил, а сейчас растянул выступление. Потом еще слово дадим, успеешь выговориться и высказаться. -А зря. Я мог бы еще много чего хорошего сказать. Потом уже могу и не вспомнить. Ну, да ладно. За нашу дружбу! – крикнул пафосно и торжественно Виктор, опрокидывая в широко открытый рот холодную ледяную водку. – Эх, хороша чертовка! – воскликнул он с удовольствием, крякая, радостно ощущая, как она, долгожданная, побежала по клеточкам и закоулкам организма, внося дополнительное тепло и энергию. – Забросила же нас Судьбинушка на задворки страны, угораздило прислушаться к Пашкиным дифирамбам. Ведь разнарядки были по всей стране, по России, по Сибири. А ему тепла и фруктов подавай. Но вкусно, спорить не стану, - довольно и с аппетитом запихивал он в рот помидор. – В России их еще не скоро увидят на рынке. А тут почти задаром такие огурчики, помидоры, травка. Наливаем и пьем вторую за Пашку, благодаря которому, мы не только попали в этот солнечный край, но и вообще в аэрофлот. -Действительно, - поддержал пафос Виктора Николай. – Если бы не разузнал про этот специальный набор Пашка, то пошли бы мы дружно, но уже каждый в своем светлом граде, на завод слесарить, токарить или просто тяжести грузить на какой-нибудь фабрике или товарной станции. -Ну, почему? – сделала слабую попытку опротестовать, как ей казалось, не совсем заслуженные дифирамбы Павлу Таня. – Носом, как слепые котята, потыкались бы по кабинетам и прочим учреждениям, и сами, вполне возможно, отыскали бы каждый свое. Кто в аэрофлот, кто еще чего-нибудь. -Вот ты, Таня, всех подробностей наших перипетий не знаешь, так лучше бы и не брала слова, - поторопился заступиться за Павла и за его лавры Алексей. – Если бы он заранее не написал в училище, то черт те с два попали бы мы в аэрофлот. Это уже потом всем захотелось в Туркмению. А самое главное в этой эпопеи, так это не желание, а диплом. Закрылась калитка за нами, дорогая, даже, если быть более точным, так захлопнулась прямо при нас. -Это еще как? – искренне удивилась Лена, которая и сама не в курсе всех этих страданий мужчин. – Какая такая калитка у вас закрылась? -Ну, - решил поставить все точки над «i», вновь захвативший место у трибуны, Виктор. – Сразу после набора нашей группы, даже во время набора, просто разрешили нас не разгонять, вышел приказ о переорганизации училища. Сделали его высшим и с четырехлетним сроком обучения. И, разумеется, все виды специальных наборов срочно отменили. Оно даже во время медицинской комиссии слушок прошел, что и нас запросто могут разогнать. Однако из Москвы бумага вовремя пришла, чтобы нас оставили, как завершающий сей эксперимент. Вот так и получается, любимые наши женушки, что в аэрофлот мы попали благодаря Пашке. -Ну, а на четыре года поступать можно было? Сложно и дольше, но все равно могли в аэрофлот попасть, - вновь запротестовала Татьяна, словно лавры Павла ей не по душе. Хотя ей Павел нравился, как друг семьи, а спорила оттого, что просто хотелось противоречить мужу. Но тот ее не понимал, а оттого сердился и психовал. А ей сердитый муж даже очень нравился. -Глупая женщина, - окончательно разозлился и вышел из себя Виктор, но быстро взял себя в руки. Нельзя характер показывать, а то обидится и стакан отнимет. – Четыре года еще бы можно было вытерпеть, но в училище не принимают офицеров запаса, какими мы являемся. Оно само выпускает офицеров запаса. Но тогда получается, что им непонятно, что вручать нам? Если мы уже лейтенанты. Вот в чем и заключалась каверза. Все калитки закрывает перед нашим носом этот неудачный зеленый военный билет. Вот так. Я потому и предлагаю этот тост за нашего друга Пашку, за его трезвое и рациональное мышление. Павел от таких дифирамбов слегка смущался, а Марина внезапно даже воспылала уважением и любовью к мужу. Вон оно как вышло. Самый молодой, а рассудил разумней всех. И про Чарджоу вовремя прослышал, и сам город, говорят, неплохой, цивильный. А самое главное – жилье быстро дадут. Не хотелось бы семейную жизнь начинать по съемным квартирам. Это даже не вместе с тещей или со свекровью, а абсолютно с чужой бабкой. Почему именно с бабкой ассоциировалась съемная комната с бабкой? Так это чаще всего именно их нужда заставляет под старость сдавать лишнюю комнату за нужные копейки. Семейный человек сдавать не будет. -А этот зам быстро обещал квартиру дать? – в который раз переспрашивала Ирина, которая как раз с трудом оторвалась от родительской опеки. -Быстро. Уже, говорит, и дом к сдаче готов. Но нам, вполне возможно, вторсырье дадут. Поначалу. Да главное, что свое, а на мелочи наплевать, - успокаивал жену Алексей, хотя сам очень недоверчиво встретил такое сообщение, как чуть ли не мгновенное обеспечение собственным жильем. Он, разумеется, собственными ушами слышал, что скоро, но так, как минимум, в течение года. А то, почти сразу. -А пока гарантирует комнату в общежитии, - подхватил Николай, для которого жилье намного важней бездетной молодежи. -Нее, - поправил его Павел. – Там, в аэропорту новую гостиницу построили. Так там и поселят нас. Зам же при нас звонил в Чарджоуский отряд, потому там уже ждут нас и расселением просили не волноваться. Теперь хотелось расширить тему, как временного жилья, так и ожидаемого служебного. Эти рассуждения приносили успокоение и стабильность в нервной системе. Ведь семейному человеку главней собственного угла ничего и не придумаешь. Там, где дом, семья и место любимой работы, там у него и Родина, там его отчизна. А Союз велик и могуч, и особенно в размерах. Вполне возможно, что этот южный рубеж страны не последнее их пристанище. Однако это пока в будущем, а сейчас – вот оно, их отечество с китайским именем Чарджоу. -Кстати, - вспомнил Николай. – Я поначалу не понимал удивленных вопросов своих Пензенских корешков. А потом сам уточнил и разобрался. Оказывается, они почти правду угадали, решив, что мы едем в Китай. Там этих …жоу и …джоу я сам лично насчитал не менее двадцати. -Смешно. Откуда это у нас такое название взялось? -Так он раньше назывался Чарджуй. -Так и это по-китайски звучит. У нас начальником разведки был полковник Ваньхуй. Девчонки хихикнули, а Виктор поправил: -Это не кличка, а настоящая фамилия такая. Так он сам просил при обращении называть его Ваньхуэ. Можно подумать, так это приличней звучит. Комиссию прошли, словно пуля у виска пролетела. В том смысле, что быстро, а не страшно. Военные летчики за свою короткую авиационную жизнь уже столько комиссий пройти, что и со счетов сбились. Но самые жесткие и убийственные были в военкомате, когда их приглашали в авиационный центр, где они и получили первые навыки пилотирования вертолета и офицерские звания. Там было страшно, поскольку резали, словно по живому. Даже многие плакали, прощаясь со своей детской мечтой. И даже, во что не верилось, глядя на крепких молодых парней, списывали некоторых подчистую. Потом уже доктора не были такими придирчивыми, когда они ежегодные обязательные ВЛЭК (врачебно летная экспертная комиссия) проходили. Чего уж так тщательно выискивать дефект после такого тщательного отбора. Своим коллегам они доверяли. Так и здесь. Врачи видят перед собой дипломированных пилотов, проверенных и перепроверенных пилотов по нескольку раз опытными врачами и умными приборами. Тем более, что рентген и анализ не подделаешь и не утаишь. Вот потому больше вопросов задавали, чем смотрели и щупали. Как сказал Виктор, который все равно, несмотря на уговоры друзей и жен, утром пропустил в местном кафе рюмочку коньяку, главное при общении с врачами дышать в сторону. -Ой, пацаны, коньячок стократ приятней пахнет вашего перегара. А тут можно на шоколадную конфетку, свалить, которой я, кстати, и закусил. Мол, утром кофе побаловался и шоколадкой, - уже довольный и счастливый объяснялся он. – Можно подумать, что вам легче. Ну, и страдайте, а я очень взбодренный. Действительно, вся задержка произошла из-за терапевта, для которого важно иметь кардиограмму сердца, рентген и результаты анализов. Так что, после обеда уже пошли гулять всем семейством по городу. Однако красоты столицы с советской послевоенной архитектурой надоели быстро. Город после землетрясения 1948 года отстраивался заново, а денег в такое сложное послевоенное время в стране не было. Вот и налепили, как попало, стандартные сталинки. Единственное, что поражало и удивляло, так это решетчатые ставни на окнах современных панельных пятиэтажных домах. Говорят, что выше пока в городе не строят. -На тюремные окна похоже, - пожимая плечами, слегка поеживаясь, констатировал Алексей. – Неприятное зрелище. -Ну, тюрьму, такое можно смело утверждать, тебе наблюдать не приходилось, - поправил его Николай. – Однако и в самом деле слегка ужасает их вид. Слишком некрасивый штрих к картинке. -Это только тебя ужасает, - поставил точку в этом диалоге Павел. – Я спрашивал вчера у дежурной, так она говорит, что не хуже кондиционера работает. Это хорошая защита от солнца. Кондиционер лишь в одну комнату поставишь, а другие все равно даже слишком нагреваются. В Чарджоу самолет прибыл под вечер, когда идти в Управление не имело смысла. Обычный рабочий день для конторских служащий уже закончился. А те, кто работает, они не уполномочены разговаривать с вновь прибывшими. И не могут решать вопрос с трудоустройством. Лишь пустые консультации и бесполезные советы, вроде: - приходите завтра к девяти. А пока опять в гостиницу, которую, кстати, построили, словно специально к их прибытию. Месяцы три назад сдали. Она и возвышалась свечой напротив здания аэровокзала. Глядя на нее, хотелось верить, что и весь город также неплох. Ведь прибыли они в него на ПМЖ, а, стало быть, как им казалось, комфортней и приятней жить в городе, который эстетически услаждает. Ну, хотя бы не омрачает, как те ужасные дома с решетками, что портят вид столицы. Не в тюрьму прибыли, а осваивать окраину Союза. Самую южную окраину. -По-моему, в этом городе даже немного прохладней, чем в Ашхабаде, - заметил Николай, делает вид, что поеживается от холода. -Показалось, - отрицал такой очевидный факт Виктор. – Просто дело идет к вечеру, вот город и остывает. -А еще река рядом. Я ее, кстати, в окошко наблюдал. Вот и потянуло прохладой, - заметил Алексей. Будем бегать на нее, купаться. -Далеко, - хохотнул Павел. – Это сверху она показалась рядом с городом. Да еще какая-то мутная, мурзатая. После такого купания не отмоешься. Да и берега у нее смешные, словно лужа на столе. Они обсуждали достоинства и недостатки своего нового места жительства в холле новой гостиницы, где жены у дежурной заполняли карточки. Потом пожилая дежурная славянской внешности пожелала вмешаться в их беседу. Она, как пояснила, уже двадцать лет здесь живет. И ей очень нравится. -Быстрая река, сумасшедшая. Ее и зовут в народе Джейхун, что и означает бешеная. Но судоходная. А для купания имеется затон. Туда в основном все и ездят. Вы сами-то, откуда будете? -Из разных мест. Все четверо из разных городов. Но последние три года служили в Забайкалье, - объяснил за всех Алексей. -Кошмар! – воскликнула тетя Вера, как она просила себя называть, поскольку предположила, что встречаться им, продеться частенько. – Это же, с каких красот и сразу в пески, с какого холода, да в такое пекло! Вы бы, мальчики, не так резко меняли климат, постепенно бы сюда приближались. Хотя, в таком возрасте я прибыла сюда из Тюмени. Сразу отогрелась и отъелась овощами и фруктами. Такого богатства нигде в Союзе не встретить. В том смысле, что и в изобилии, и настолько дешево. С ней дружно согласились и пошли осваивать новые комфортные номера. Гражданская авиационная жизнь началась. 4 Павел летел в командировку. В свою первую производственную. Несамостоятельная пока, а под присмотром, а точнее, так это называется провозом, то есть, выставлением на оперативную точку с провозом по всем площадкам с командиром звена Ткаченко Иван Семенович. Он попросил сразу, чтобы Павел обращался к нему на «ты» и называл его Семенычем, как его зовут все, и как принято среди своих. А поскольку Павел попал в эскадрилью Ми-2, то он здесь свой. Летели они в маленький город Керки для обслуживания ВТУРБ (восточное туркменское управление разведочного бурения). Их всех четверых недолго разглядывали и изучали. Спешно проскочили учебно-тренировочную программу, и с аналогичной скоростью разбросали их по оперативным точкам. Почти всех, поскольку Виктора на месяц оставили для работы на базе. Место, как сказали бывалые пилоты, не очень престижное и весьма утомительное. Но каждому из них приходилось выполнять и такую вот службу. На базе работа домашняя. Утром вылетел из аэропорта, выполнил все задания и умотал домой к жене под бок. Вроде и удобно, и приятно, но свою санитарную норму. А точнее, 80 часов будешь налетывать весь месяц, когда в командировке точно столько вылетаешь за две недели. И остальную половину месяца дома загораешь. С женой или с телевизором, если таковой имеется в твоем доме. Но пока нет его, поскольку в гостиницу таковой не приволочешь. А деньги, что получили в качестве подъемных и остались еще от армейских накоплений, решено пока, не расходовать до получения настоящего жилья. Ведь тогда не будешь знать, что нужно в первую очередь брать. Единственным бытовым агрегатом, без которого жизнь может остановиться, считался в данный момент холодильник. И пока они оформлялись на работу, и потом еще проходили требуемые тренировочные полеты, начальник штаба от них затребовал сбора необходимой документации для получения квартиры. -А ничего городок, - заметил Николай уже на второй день прибытия. Это они в этот день сели в автобус, который останавливается в аэропорту, и проехали на нем весь круг. И как выяснилось потом, что аэропорт, хоть и находился на окраине города, но для этого автобуса оказался серединой маршрута. Потому-то они и увидели весь город с двух концов. А для ознакомления с центром прошвырнулись на базар, чтобы поставить окончательную оценку. -Да он гораздо больше моего Городка, - заметил Павел, всю жизнь проживший, за исключением трех лет службы, с мамой и братом Васькой на окраине маленького белорусского города. – А уж ежели его сравнивать с нашим офицерским городком, то Чарджоу можно и столицей назвать. Остальная троица родом из городов побольше даже самого Ашхабада. Но с Павлом не спорили. В особенности Николай. Уж его Саратов, хоть и красив углами и велик, да всю жизнь Николай помнит его пустые полки продовольственных магазинов. До сих пор голодным Поволжьем кличут. И вот Павел летел в этот далекий городок на берегу Амударьи, где начнется его аэрофлотская стезя. Он тщательно готовил и изучал карту предстоящих полетов, исчертил ее всеми предполагаемыми маршрутами, скрупулезно просмотрел ориентиры. Но Семеныч сразу же засунул карту обратно в секретный портфель и положил перед ним планшет с начерченной на простом листе бумаги схемой полетов. -Нечего в эту карту глазеть. Один раз пролетишь, а потом запомнишь наизусть. Главное знать курс и расстояние, чтобы диспетчеру ориентировочно время прибытия в пункт назначения доложить Затем показал ему на барограф, стоящий на полу за сидением, опечатанный и включенный. Но печать лежала всегда у командира в кармане, чтобы он мог в любое время вмешаться в процесс его работы. По-научному сей повод помех называется припиской. Но в аэрофлоте на малой авиации ПАНХ (применение авиации в народном хозяйстве) без такой махинации нельзя. Осторожно, скрытно, но безвыходно. Сверху спущен план, выполнение которого обязательно. -Понимаешь, Паша, - объяснял уже на земле Семеныч, демонстрируя навык пилотирования пером барографа. – Заказчику плевать на твой план. Но поскольку часы он обязан выработать, то и заявки подписывает без претензий. Лишь бы вертолет в любое время дня мог лететь по его желанию и в нужном направлении. Павел согласно кивал головой, но пока еще до конца не включался в процесс. Разумеется, про прописку он слыхал. И поскольку без нее никак, то заниматься этим придется. Просто, как и куда, еще сообразить не мог. Но, так решил сразу, за неделю, что обещал Семеныч катать, освоит и эту науку. Маленький городок Керки словно заканчивался взлетной полосой. Не маленькой, поскольку садились на нее такие самолеты, как Як-40 и Ан-24. Со всей Туркмении слетались пассажиры. Единственное, что отличало его от солидного аэропорта, так отсутствие ночного старта. Аэропорт был сугубо дневным. -И это даже замечательно, - говорил Семеныч по такому факту. – После захода солнца гостей можно не ждать. До утра спокойно. Гостями в аэрофлоте называли инспекторов. Почему-то они представлялись всегда злыми, грозными и уродливыми. И их нужно всегда бояться. Причину страха Павел понял очень скоро. Вся работа пилота вертолета сплошь состояла из нарушений и отступлений от инструкций. Потому-то и представляли некую опасность эти инспектора. Павел пытался задать вопрос, можно ли обойтись как-нибудь без нарушений и отступлений. Но Семеныч лишь развел руками. -Это значит конфликтовать с заказчиком, отказывать и много требовать от него, чего ему не понравится. А заявки на полет подписывает только он. И попробуй, прилети на базу без плана. Павел задумался, выискивая оптимальное решение. Хотя тут уже все решено без его участия. Ни с заказчиком, ни с командованием конфликтовать он не будет. Тогда за зарплатой стыдно ходить будет. Ведь это тебе не армия, где каждый месяц в ведомости постоянная цифра значилась. А в аэрофлоте нужны часы налета. В принципе, инспектора бывают лишь в аэропорту, а экипажи сюда прилетают за смену два раза, как рассказал о графике работы Семеныч: на обед и на ночь, на сон грядущий. Таким раззявой, как при женитьбе, постарается не проявлять себя. Нет, но при знакомстве с Мариной ничего опасного не просматривалось. И поведением Павел не хромал. Просто дал приличную слабину, когда посыпались намеки на совместную супружескую жизнь. И обставила Марина эту беседу так локо в присутствии родителей, что Павел не сумел подобрать контраргументы в пользу холостой жизни. А в армии статус холостяка ему даже слишком нравился. Хотелось хоть какую малость в нем побыть и в аэрофлоте. Ну, несколько годков. Ан нет, полнейший облом. Теперь он самый, что ни на есть настоящий муж, глава семейства. И, стало быть, придется сфокусировать все свое дальнейшее поведение на таком факте. Да к тому же, господи, даже страшно подумать, скоро запросто в семье могут появиться дети. Возможно, они и являются цветами и радостями жизни, но пока Павел внутренне не готов к такому внезапному празднику. Хорошо бы с пару-тройку лет еще порадоваться ну, хотя бы вдвоем с супругой, если одному не получилось. И, о боже, ты слышал молитвы, жена сама первая предложила вариант бездетности на такой же срок. Ну, и, слава богу! Хоть в этом совпали их мнения и перспективы будущего. А за такой срок, да мало ли чего, произойти может! Павел в число происшествий даже включил наводнение с землетрясением. Кстати, и то, и другое в Чарджоу уже случалось. Как наводнение, когда бешеная река решила прогуляться по берегам и слегка утопила побережье. И трясло неслабо буквально пару лет назад. Даже трещины на домах, как воспоминание или свидетели этого природного явления, с тех пор сохранились. Руководил разведочной организацией Гусейнов Каландар Исаакович. Над своей национальностью он даже сам любил шутить при знакомстве: -Сын всех народов нашей великой страны. Это в паспорте записали одну, поскольку графа не предусматривает перечисление всех бабок и дедов. А так, надо мной потрудилось много народностей и национальностей. Это я в курсе шести. Но, глядя в зеркало, подразумеваю еще, как минимум, десяток. Выглядел он и в самом деле весьма экзотично: ростом под два метра, в плечах приблизительно столько же, нос горбинкой, глаза светлые, волос, хоть и тронут сединой, но каштан в нем просвечивается. Но лицо смуглое. Но такой факт возможен просто от избытка солнца. Обычно случается, что рыжеволосые имеют светлый цвет кожи. Да под таким солнцем любой закоптится. -Ну, что! – радостно встретил Гусейнов в своем кабинете экипаж. – Покончили с четверками, и будем осваивать Ми-2? Оказывается, буквально два месяца назад у них забрали вертолеты Ми-4, обещав вот-вот прислать замену. И Павел, как первопроходец, явился к нему первым на новом вертолете. Он даже не понял причину такого явления народа в аэропорту Керки, а затем и на базе ВТУРБ, расположившейся в двадцати километрах от города, когда народ сбежался на смотрины, как на некую диковинку. Цирк приехал. Они, оказывается, впервые так близко увидели этот вертолет. Слышали, ожидали, а вот лицезреть и пощупать удалось именно сейчас. -Он же маленький! – удивлялся народ, привыкший к большой четверке. – Неужели в него восемь человек влезет? Семеныч для наглядности усадил всех желающих на пассажирские сиденья честно и без фокусов. -Вот, как и положено, по всем правилам и инструкциям, - демонстрировал он гордо и довольно, словно в этом была и его заслуга. -Будем осваивать, и привыкать, Каландар Исаакович, - отвечал Семеныч, пожимая руку начальнику, как старому знакомому. – А вот вам и командир. Только что из училища, но в летном деле не новичок. В армии три года по Забайкальским степям и тайге бороздил. Будет теперь пески осваивать. -Да? – уже уважительно и с достоинством пожимал руку начальник ВТУРБ бывалому пилоту Павлу. – Это здорово облегчает задачу. Мне военные люди по душе. С пониманием они и с дисциплиной. Знакомство предложено было обмыть коньяком, который всегда присутствовал в сейфе начальника, но Павел вежливо отказался, решив сразу с первых дней показать всем свою принципиальность и отношение к алкоголю. -За рулем ни-ни! – как можно вежливей отказался он. – Кто-то должен в экипаже быть трезвым. -Ну, и правильно, - не обиделся Каландар Исаакович, пряча третий бокал в стол. – А мы с Семенычем пропустим пару бокалов. Тем более, что у тебя такой опытный летун. Можно смело доверить. Сидели они долго. Можно сказать, до вечера, когда времени им оставалось лишь долететь до аэропорта. Пили много, говорили тоже немало. Но Павел из всей этой болтовни многое понял и познал. И главное, что с утра можно сразу с заявками на полет приходить в этот кабинет на подпись. А потом уже выполнять задания диспетчера, который и управляет маршрутами. Народ пытался сразу проникнуть в кабинет и уговорить начальника на полет. Соскучились они уже за два месяца по авиационной технике. Уж больно сложно и утомительно мотаться от буровой до буровой на машинах. Это же на дальнюю буровую приходилось, чуть ли не пол суток барханы бороздить, когда вертолет за полтора часа долетал. Так это же четверка. А ми-2 немного скоростней. Вот оттого и просились на полет, чтобы тот не посадил их вновь в машины. -Завтра, завтра, - отгонял страждущих пьяным голосом Каландар Исаакович. - Немного потерпите, и ваши ожидания сполна вознаградятся. К вертолету Павел вел Семеныча уже с трудом. Ноги того путались в песке, он постоянно падал. Но в вертолет забрался самостоятельно. Только в пассажирский салон, где сразу же завалился на диван и громко захрапел, заглушая богатырским храпом свист турбин. Павел запустил двигатели и уже собирался взлетать, как вдруг испугался, понимая, что напрочь забыл все данные аэропорта Керки. Срочно сбросил газ и залез в планшет, где в углу схемы были вкратце записаны позывные, и нарисована схема аэропорта. Ладно, подумал он, взлечу и найду этот город, рядом, вроде как. Так оно и вышло, только зря так откровенно переживал. Хорошо еще до захода солнца не засиделись. А иначе пришлось бы ему по темноте возвращаться. Нет, даже у них в армии летчики себе не позволяли напиться в полете до потери пульса. Штурвал из рук не выпускали никогда. И до аэропорта, точнее, до своего аэродрома добирались самостоятельно. Неправильно началась трудовая деятельность в аэрофлоте. Может и правильно, но Павлу такое поведение командира звена не нравится. Ведь ты, свин паршивый, еще меня не научил ничему, а уже так бессовестно бросил на произвол судьбы. Выкинул посреди озера из лодки, и плыви до берега, как знаешь. Павел запросил диспетчера Керки условия захода на посадку, услышав в ответ приглушенное предупреждение: -304-ый, вас здесь Очаковский встречает. -Хорошо, - ответил Павел, устанавливая названные давление и курс посадки и в полном непонимании пожимая плечами. Вообще-то он впервые слышит такую фамилию. И как отнестись к такому предупреждению, пока не знал. Но армейская привычка слегка подвела. В его памяти такое предупреждение звучало вполне мирно и не предотвращало неприятностей. Оно звучало, как обычное сообщение. Заходил на посадку он по всем правилам и инструкциям, соблюдя высоты и курс, стараясь не срезать углы на разворотах и выдерживать точки поворотов. Как в школе учили. Тем более, что это вам не площадка, а настоящий действующий аэродром. Заруливал на стоянку он уже под руководством и управлением дежурного аэропорта. Его растерянного вида и испуганных глаз он не понял. Ну, мало ли какое настроение и самочувствие у человека? И кто его напугал? Когда винты уже замедляли свое вращение, и Павел протянул руку к рычагу тормоза, то он тогда и увидел подходившего со стороны диспетчерской вышки крупного седовласого мужчину с летной фуражкой в руке. Жарковато было, однако, вот и снял головной убор. Мужчина подошел к левой двери и строго уставился Павлу в глаза, высверливая в его мозгу дырку. -Ну? – строго спросил он Павла, словно ожидал срочного объяснения его неправильного поведения. -Чего нукаешь? – грубо обрубил властный тон неизвестного Павел, наблюдая перед собой работника аэропорта с белыми лычками, что обозначает всего лишь принадлежность его к наземному составу. А Павел уже немного стал понимать, что все ползающие обязаны обслуживать вертолет, а не командовать пилотами. И если к исключению относились некоторые штабисты, то это еще не повод для понукивания. Так можно и рассердиться. – Кто таков и чего хотел? От такого наглого обращения, к которому инспектор Очаковский вообще-то не привык, у него пропал дар речи, а из рук выпала фуражка. И пока он доставал ее из-под вертолета, куда загнал ее ветерок, Павел вышел из вертолета и позвал техника Дурды, который стоял неподалеку. -Заправляй полные, - указал он ему. – Завтра по большому кругу пойдем. По крайней мере, так начальник говорил. Дурды Базаров был еще молодым техником, но инспекторов не боялся абсолютно, поскольку считал себя незаменимым специалистом в своем деле. Он небрежно обошел Очаковского, даже не попытавшись помочь ему с его объемами достать фуражку, и приступил к своим обязанностям. -Это как, это что, это почему? – наконец-то поймав свою фуражку и прикрепив ее на своей седой голове, заикаясь, пытался высказаться инспектор. – Где Ткаченко, почему летаем без него? – рявкнул он, когда речь возвратилась окончательно. – Почему летаешь без инструктора? У тебя есть допуск? -Как раз с инструктором, - еще не осознав обстановки, но, не желая подчиниться и пугаться неведомого, спокойно ответил Павел. – В салоне отыщите его. Можете разбудить, если получится. А это кто? – уже тихо обратился он к Дурды, когда Очаковский отошел от него в сторону двери пассажирского салона. -Инспектор Очаковский, - спокойно отвечал Дурды, не прекращая производственного процесса. – Злой, как собака. У тебя все в порядке? -Да нет, - уже немного взволновавшись от такой информации, слегка осипшим голосом ответил Павел. – Какой черт его к нам на ночь приволок? У меня Ткаченко пьяный в задницу спит. С начальником коньяку налакались. -Ой, мама! – тихо простонал Дурды, хватаясь обеими руками за голову, предчувствуя великую сечу. – Полный песец предчувствую. Тебя что, диспетчер не предупреждал? Да ты бы лучше его в барханах до утра прикопал. Теперь его Очаковский точно закопает. Они же столько лет враждуют друг с другом и пакостят, кто первый успеет. Этот кабан в Чаршанге загорал, и вдруг ни с того, ни с сего внезапно сюда летит зачем-то, словно его кто-то пригласил. -Так я же, - Павел теперь сам заикаться стал. Но не от страха перед инспектором, поскольку ничего предосудительного натворить не успел. Он даже сегодняшний летный день на барографе не дорисовывал и не распечатывал его. – Я же его и знать не знал. Не успел еще познакомиться. -Сам ты хоть не пил? – поинтересовался Дурды. -Нет, я не люблю совмещать работу с праздником. А они, по-моему, больше двух бутылок коньяку вылакали. Гусейнову-то пофигу, тот и ведро способный вылакать, запросто в него вместится, а Семеныча я еле приволок до вертолета. Ужратый, до потери пульса, или до поросячьего визга. -Ну, и ладно, - уже спокойно отвечал Дурды, похлопывая Павла по плечу. – А они все равно бы когда-нибудь друг друга убили бы, слишком не любились. Так что, все было предсказуемо, вопрос времени. Когда зверя долго дразнить, тот все равно умудриться больно, цапнуть. А тут получилось смертельно. Но вот слышал я от командира Ан-2, на котором они вдруг так срочно и внезапно прилетели, что про Семеныча им кто-то позвонил по телефону, предупредил Очаковского про пьянку. Тот лично присутствовал при звонке и догадался, о чем и о ком речь идет. А вот предупредить никак не мог. Я-то успел диспетчеру намекнуть, да ты такую информацию мимо ушей пропустил. Оно и понятно, новичок ты в этом деле. -Какое там мимо! – возмутился и обиделся Павел. – Слышал, но не понял, прав ты, конечно. Да только ведь с этим Очаковским я и познакомиться не успел, потому и не понял ничего. Я бы там, на Промбазе, что-нибудь сломал на вертолете и заночевал на месте. Гусейнов бы нашел нам местечко. Вот мне, как раз, меньше всего выгоды от их распрей. Ткаченко должен был выставить меня и домой улететь. А теперь чего? Куковать здесь, бездельем маяться? Заметно было по злому, но весьма довольному виду инспектора, что добиться внятности от Ткаченко ему не удалось. Однако самого факта наличие пьяного командира звена очень его радовало, словно в долгой затяжной многолетней борьбе он победителем стал по личному старанию. Поскольку добиться личного признания от злостного нарушителя не получилось, то Очаковский, почему-то слишком уверенный в наличии пушка на рыльце молодого пилота, с чувством победителя грозно и целенаправленно шел в сторону Павла, дабы продолжить свое победоносное деяние и разоблачение. И в победе он не сомневался. -Сам признаешься в объяснительной, или в санчасть на комиссию пойдем? – рыкнул он в сторону Павла в отместку за те мелкие унижения с незначительным испугом и временной потери фуражки. Ведь вместе с головным убором было уронено и его личное достоинство. Это еще хорошо, что свидетель Дурды не был так близко и мог не понять сути конфликта. Если по-честному, так Павел струхнул. Хреновое начало летной деятельности в аэрофлоте. Сейчас шашками махать начнут, да и по нему зацепят неслабо. А ведь хотелось работать долго и успешно. Но вместо оправданий и лепета Павел, вспомнил два факта, как тот испуг самого инспектора от Пашиного грозного вопроса, да еще немаловажный момент наличия погон Гражданской Авиации, а не армейских. Поди, мы не в армии, здесь и профсоюз имеется. И Павел решил сохранить имидж независимого и принципиального смелого молодого пилота, которого просто так не запугать. Павел приблизил свое лицо к физиономии Очаковского и грубо выдохнул на инспектора, слегка пафосно заявляя: -Не имею привычки, пить за штурвалом. Да и не желаю начинать жизнь в аэрофлоте с таких пошлых нарушений. В училище правильно наставили, - сказал он уже более спокойным, но строгим и уверенным голосом. – Но, ежели есть желание, то можем и пройтись до санчасти. Но только время потеряем. А вообще, если правильно рассудить, так разбирайтесь сами со своими командирами. Я еще до конца не вписался в ваши правила и порядки. Откуда мне знать, а вдруг у вас в традициях так принято, что начало командировки с заказчиком обмывают? -Да! – опять слегка опешил Очаковский. Вообще-то, он привык, чтобы перед ним дрожали, а не он перед таким вот молодым. И слава о нем перемещалась за ним слухами и трепней. А тут внезапно он вспомнил, что четверо пилотов прибыли в отряд как раз из ВВС. Вот пацан командирским голосом и ставит его, страшного инспектора на место. Но, как и унюхал Очаковский, пацан чистый, не причастный к пьянке. Лучше оставить его в покое сейчас, но строго предупредить, чтобы в дальнейшем боялся и не разговаривал с ним в таком тоне. – Ладно, верю, иди в свой домик и дожидайся к завтрашнему дню замену инструктора. Но запомни меня и в следующий раз соответствуй моему статусу. Нам с тобой, как понял, много работать, - сказал он, но все же смягчился и решил похвалить за стойкость характера: - А за принципы молодец! Если честно, так не каждый из молодых устоял бы перед соблазном, выпить с начальником. Вот тогда ты свою карьеру мог бы и закончить. Сказал и с улыбкой, но уже дружеской и доброжелательной, пожал Павлу руку. Поначалу такая похвала и благосклонность грозного инспектора польстила Павлу, но вдруг он, окинув взглядом округу, заметил немало любопытных взглядов, словно в доброжелательном жесте промелькнул некий сговор. Пустяки, отмахнулся Павел, какой такой сговор, если увиделись они впервые? Однако, подумал Павел, все равно лебезить и вилять хвостом он не будет. Просто на будущее усилит бдительность, чтобы лично к нему придраться ни с какой стороны нельзя было. -Чего он тебе наговорил? – насторожено спросил Дурды, когда самолет с инспектором на борту покинул взлетную полосу и скрылся за горизонтом, взяв курс на место своего базирования, на Чаршангу. -Чтобы водку с тобой по вечерам не пил. А если начнешь соблазнять меня на пьянку, так ему звонить. -А я и по утрам не пью, - обиделся Дурды, не поняв шутки. – Совсем не пью. Даже смотреть противно на алкашей. -Да? Это хорошо, да только сейчас Ткаченко проснется и заблюет тебе весь вертолет. Он уже подозрительно кряхтит. -Ой, мамочки! – воскликнул испуганно Дурды и бросился в салон. – Помоги скорее перетащить его в домик на койку, пока он и в самом деле не испоганил своими ароматами весь салон. Самому, поди, завтра придется летать и нюхать. И пассажиры могут подумать в твой адрес неправильно. -К вечеру проветрится, - печально отмахнулся Павел, огорченный сегодняшним неудачным рабочим днем. И налетать нисколько толком не успел, и завтра весь день потеряет, пока новый инструктор прилетит. – Давай-ка тележку подгоним. Погрузим его, как багаж, отвезем в бытовку. Спать сегодня я с ним не желаю. Он мне весь домик провоняет, да и храпом заснуть не даст. Дурды, обрадованный предложенным выходом из столь неординарной и комичной ситуации, помчался к зданию аэровокзала за тележкой. Домик, который они называли своим командировочным жилищем, в принципе, таковым, как архитектурное строение, не является. И состоял из пяти чешских специальных жилых вагончиков, собранных и соединенных единой крышей. Таким образом, было сооружено общежитие для трех экипажей, базирующихся на этой оперативной точке. Но так случилось, что на сегодня это жилище досталось Павлу и технику в единоличное пользование. Ан-2 и Ми-8 временно по каким-то реорганизационным причинам отсутствовали. И обещали выставить их со следующего месяца. Поэтому пьяного и так не пробудившегося Ткаченко они отволокли в одно из свободных помещений подальше от своих комнат. Для их экипажа было выделено две комнаты по той причине, что техники всех экипажей жили в одной, а на каждый летный экипаж также по комнате. И один вагончик служил общей кухней. Могло неопытному взгляду показаться чересчур роскошным для одного пилота огромная трехместная комната. Но, во-первых, здесь ранее обитал экипаж четверки. А у него экипаж состоял из трех человек. А теперь решено было предоставлять две лишние койки разного рода проверяющим, независимо от типа летательного аппарата, лишь бы из Чарджоуского отряда. Уложив спать командира звена, Павел, отказавшись от предложенного техником ужина, решил просто поваляться с книгой в руке. Но не читалось. Слишком уж сильно расстроило его сегодняшнее событие. И ведь никак повлиять на него он не мог. Разумеется, опыта наберется, а уж потом заимеет права на свой голос в этом вопросе. Но пьянство за штурвалом он не допустит. Павел всегда осмысливал и осознавал любое чрезвычайное происшествие немного погодя. В сам момент события он всегда оставался хладнокровным и спокойным, то есть, рассудительным. Со стороны даже представлялось этакое равнодушие и безразличие. Но, уже спустя некоторое время, сердце прочувствовало и осознавало, а оттого и начинало волноваться и колотиться, как у перепуганного зайчонка. Ну, а чем же чревато сегодняшнее приключение? Инспектор был благосклонен и прилюдно пожал ему руку в знак признательности и благодарности, поблагодарив за стойкость. Но народ, так Павлу показалось, заподозрил его в сговоре. Ведь Очаковский прилетел по чьему-то звонку, а про пьянку, кроме него никто, и знать не мог. Понимал Павел глупость таких измышлений, поскольку впервые столкнулся с инспектором. Даже нахамить ему успел. Но мысли, поначалу отвергнув такие предположения, вновь и вновь возвращались к этому эпизоду с рукопожатием. Ну вот, теперь и спать еще плохо будет. Знал он свой характер. Вот так натворит чего-либо сомнительного с равнодушием на лице, а потом сам себя и изводит глупыми мыслями, выискивая во всех мелочах криминал или неблагородные поступки. Да только в стукачестве себя он никогда обвинить не мог. Пробовал в армии начальник особого отдела подыскать к Павлу подходы и завербовать его для своих планов как информатора. Сразу приметил отношение молодого лейтенанта к алкоголю, вот и предложил во время присутствия в пьяных компаниях внимательно прислушиваться к разговорам и докладывать ему о тех темах и моментах, что проскальзывали в пьяных разговорах и высказываниях. Павел обошелся с особистом культурно. Просто вежливо и соблюдая субординацию, попросил по таким вопросам больше его не беспокоить. Ему самому за эти три года службы понравилась офицерская дружба и сплочение. И ради каких-то неясных заоблачных благ становиться доносчиком не хотелось. Хотя особист обиделся и пытался придраться к нему по пустякам. Вот и сейчас…. Нет, сейчас привычка трезвости его спасла. Уж Виктор погорел бы, и к бабке не ходи. Не было в истории такого случая, чтобы Виктор мог отказаться от выпивки, да еще с начальством. Такой момент притупляет бдительность. Но почему Ткаченко так бездарно погорел? Опытный командир с приличным стажем работы. Неужели и вправду кто-то с Промбазы заложил? Ведь в аэропорту никто и догадаться не мог о такой непредсказуемой случайной пьянке. И все-таки уснуть удалось. И перенервничал, и устал, да и тишина ночного аэропорта успокоила и убаюкала. Странное дело и немного удивительное. В родной Белоруссии в это позднее время еще светло, как днем, а тут темень, хоть выколи глаза. Юг. Темнеет намного раньше, это и усыпило его. Да и молодость победила проблемы, потому чары Морфея захватили его в плен быстро и незаметно. Спалось крепко, но сон снился паршивый. С ним торговался вновь тот знакомый особист, уговаривая стать его осведомителем и доносчиком. Взамен предлагал многие блага и послабления. Павлу хотелось грубо отказаться, нахамить и далеко послать. Но собеседник внезапно превратился в сегодняшнего Очаковского, который благодарил Павла за сегодняшний звонок, за своевременное предупреждение. -Правильный и честный поступок. Пьяный пилот страшнее преступника земного. И много опасней. На земле ты собьешь пешехода, врежешься в чужой автомобиль. А здесь, падая на населенный пункт, загубишь уйму народа. Мы вместе с тобой справимся с пьяницами в аэрофлоте. -Но я не звонил! – хотелось крикнуть Павлу, однако голоса у него не было. Пропали и силы, чтобы суметь выдавить из себя эти слова. А Очаковский схватил его двумя руками за плечи и благодарственно потряс, отчего Павел сразу проснулся, испуганно тараща глаза на Дурды, усиленно трясшего его вместе с кроватью. -Ну, и силен ты спать, - смеялся Дурды, продолжая своей тряской вытаскивать его из сна. -Ты чего? – наконец-то опомнился Павел, желая разозлиться на техника за хамское внедрение в его сон. Хотя, поблагодарить хотелось не меньше за избавление его от такого противного собеседника с его пошлыми намеками на сотрудничество. Не желал Павел стучать. -Горюнов прилетел, ваш командир эскадрильи. Первым рейсом примчался. Так что, вскакивай и беги докладывать. 5 Командир только что образованной эскадрильи Ми-2, Горюнов Виктор Константинович прилетел в Керки первым рейсом Як-40 раньше солнца. И потому прибыл в аэропорт быстрей, чем Павел успел проснуться. Не рассчитывая на таких ранних гостей, Дурды и не смотрел на пассажиров, сходящих с борта лайнера. Командир эскадрильи сам его окликнул, копошащегося вокруг своего вертолета. На всякий случай и по привычке Дурды готовил авиатехнику к вылету по плану, хотя, как и понимал, таковой согласно расписанию может и не состояться. На Ткаченко наложен запрет, а молодому пилоту еще не подписали допуск. Обнаружив наличие на территории аэропорта такое начальство, Дурды, поприветствовав издалека Константиныча, спешно рванул в сторону обитания пилота, чтобы успеть до прибытия командира разбудить Павла, который крепко спал и видел во сне свои кошмары. -И чего это он с такого сранья? - удивился Павел, окончательно выпутываясь из сетей Морфея. – Это же нужно было среди ночи проснуться, чтобы в такую рань к нам попасть. Ванька спит еще? – хохотнул он, позволяя себе такую фамильярность, поскольку судьба командира звена была уже решена. Казнить, нельзя помиловать. В аэрофлоте действовал аналогичный драконовский закон 101У, что и в училище. За потребление алкоголя перед вылетом и на оперативной точке, а тут еще вообще во время полета, расстрел с повешеньем и с последующим увольнением без права переписки. То есть, прощай навек Аэрофлот. Но командира эскадрильи не слишком напугал факт разоблачения опального командира звена. Конфликт, жесткий и бескомпромиссный с Очаковским длился уже не один год. И вот результат налицо. Тем более, зная отношение Ткаченко к алкоголю, и усилий особых не требовалось для расправы. А тут еще кто-то оказался на стороне инспектора и вовремя позвонил. А летел он в такую рань ради дела, чтобы завершить без перерыва, начатый Семенычем провоз молодого пилота, и, не срывая плановые производственные полеты. Ведь от плана и от прочих положительных показателей зависела напрямую и его зарплата. И на самого Ткаченко, не пользующегося уважением за скандальный и склочный характер, ему глубоко наплевать. -Кому спим? – гаркнул он на всю комнату. – Бегом вскочил, и чтобы к вылету был готов точно по расписанию. Вот тебе задание, - комэска достал из портфеля бланк полетного задания и прочие необходимые бумаги. – Поставишь здесь штамп у доктора. А где наш любитель дозаправки в воздухе? -О, Костантиныч! – послышался скрипучий голос сзади из дверей. – Какими судьбами, и что ты у нас забыл? Не много ли командиров на один махонький вертолет? Много чести молодому. -Вполне достаточно, - хмуро ответил Горюнов, но руку Ткаченко пожал. – Ты, по-моему, уже свое отлетал. Паша, беги, а мы здесь сами покалякаем о том, о сем. И обсудим вчерашний день. -Сам не дурак, - хмуро, но безразлично отвечал Ткаченко. – Ну, и хрен с ним. Мне жена уже второй год мозги проедает, пенсией достает. Надоел ей этот паршивый Чарджоу. Поедем на Украину к ее родителям. Давно слезно зовут, а я все оторваться от штурвала не мог. Витя, ты себе даже не представляешь, какой там, у них домина! Заживем, наконец-то, по-людски. -Ваня, - зло огрызнулся Горюнов. – А по-человечески западло было уйти? обязательно с фейерверком и под громкие аплодисменты? Езжай ты куда хочешь, коль собрался, но гадить ни к чему было. -Витя, падлой буду, стуканул кто-то. Уж мне точно сообщили бы, если бы он собирался к нам. Продали гады за 30 Серебренников. -Сам ты себя предал, - отмахнулся от него Горюнов, вставая и направляясь к выходу. Понимал, что нотации здесь впустую. – Забронируй на вечер два места. Я пацана на две-три буровые провезу, а дальше пусть сам разбирается. Не мальчишка с училища, три года в ВВС службы за плечами. Да еще в Забайкалье. А там условия намного жестче, чем у нас, сложней. На Промбазе их сразу встретил начальник ВТУРБ Гусейнов. Удивленно глянув на двух пилотов, попросил разъяснений. Горюнов не хотел прилюдно разоблачать вчерашний инцидент, поэтому он отвел Каландара Исааковича в сторонку и кратко обрисовал картинку вчерашней эпопеи. Судя по лицу и жестам Гусейнова, тот воспринял информацию, как лично причастный к этой трагедии. -И как же теперь, а? – виноватым голосом спрашивал он Константиныча. – Это же я, дурак старый, во всем виноват. А молодой, каков умница! Категорически отказался. Мол, за рулем не пью. Как в воду смотрел. Горюнов, как мог, успокаивал Гусейнова: -Да вы абсолютно здесь не причем. Если Пашка не пьет за рулем, так ему и Очаковский нипочем. А по сути, так даже на радость его семье. Никак не могли они Ваньку уговорить на пенсию. Вот вы совместно с инспектором подтолкнули. Так что, от его жены вам благодарность будет. -Плохая помощь, - отчаянно качал головой Гусейнов. – Подставил, получается, помог в капкан угодить. Радостный был, что наконец-то вертолет дождался. Уж сильно устали мы без вас, надоело сутками трястись по пескам. -Вот и полетели скорей. Я вас на дальнюю буровую отвезу, а потом вы уж сами его знакомьте со своим хозяйством. Думаю, сработаетесь. А мне с этим пьяницей разбираться. Да и дела дома ждут. Запарка сейчас с новыми пилотами. Все у нас теперь есть, как говорится: и вертолеты, и пилоты, а времени не хватает на обкатку. Да еще с этим Ткаченко проблем добавилось. Он у нас пока единственным был инструктором, не считая меня. Сейчас я один остался. Павел на дальнюю буровую летел уже сам. Гусейнов вместе с Горюновым уселся на пассажирское заднее сиденье, и весь путь болтали о своем. На правом сиденье инструктора сидела молодая туркменка. Кассир, как представил ее Гусейнов. Деньги везет на буровые, зарплату. Но Павлу пока не до нее было, он изучал пустыню и те незначительные ориентиры, которыми потом придется ему пользоваться в худших метеорологических условиях. В нем играл тот штурман, который на больших вертолетах отвечал за ориентировку и связь. Здесь придется совмещать все эти должности в одном лице. Конечно, местность абсолютно несравнимая с таежными и горными массивами. И если по населенным пунктам, можно так сказать, одинаково мало, то природа поначалу даже пугает. Да еще к тому же уже начинается настоящее туркменское лето с изнурительной беспощадной жарой, которая, как сказали знатоки, здесь в этом районе наиболее ощутимей, чем в самом Чарджоу. Однако молодому крепкому организму, не отравленному алкоголем, даже любопытно ощущать это чрезмерное тепло. Главное в таких условиях, как тоже учили опытные пилоты, не прикасаться без дела к фляге с водой. Отпиваться уже будешь зеленым чаем в домике в своей комнате. Там уже пей без всякой меры, пока не лопнешь. Павел, чтобы не испытывать все тяготы и лишения не себе, решил поверить опытным товарищам. Врать и давать дурные советы они не станут же. -Сам с кассиром по соседним буровым полетишь, а мы задержимся здесь, - сказал командир эскадрильи, отправляя Павла в дальнейший полет. – Главное, не забудь нас забрать на обратном пути. -Постараюсь, - весело и с задором ответил Павел, довольный такому доверию командира. – Если что, так Диля подскажет, как найти вашу буровую. Хотя, и сам сумею найти вас. Диля, как вали молодую кассиршу, смущенно хихикала в кулачок, но смело и легко забралась на свое сиденье, где и летела до этой первой буровой. -Диля, мальчика не обижай, - помахал пальчиком Гусейнов, добавляя порцию смущения девушке. Они без эксцессов облетели ближайшие буровые. Задержек нигде не было, поскольку деньги на всю бригаду получал помощник бурового. Сразу одной большой кучкой с ведомостью со списком забирал, расписываясь в ведомости за всех, а Павел с Дилей летели дальше. Когда вернулись на буровую, где бросили своих начальников, те уже вдвоем подходили к площадке, даже не предоставив им время на отдых. Горюнов кивком головы поинтересовался делами, на что Павел, молча, показал ему большой оттопыренный палец, обозначающий «во». -Ты меня в аэропорту высади, и сам лети дальше. Думаю, что в няньках ты уже не нуждаешься. А вечером оформим допуск, - крикнул Горюнов, вновь усаживаясь с Гусейновым позади на пассажирском сидении. Доверие командира вдохновляло и раззадоривало, и за весь летный день он изучил почти все ближние и дальние точки, куда требовалось летать. Солнце к обеду уже пекло во всю свою мощь, расплавляя асфальт и раскаляя металл. Поэтому Павел старался не засиживаться на площадках, чтобы не разогревать вертолет до невозможных и нетерпимых температур. Вращающиеся винты гоняли горячий воздух, по-своему охлаждая распаренное тело. Но Павлу уже нравилось такое тепло. Про холод, да и про простую прохладу можно надолго забыть. Возможно, что в таком же возрасте и пролетав в этом пекле столько же лет, сколько Ткаченко и Горюнов, то и Павлу захочется забросить эту дикую страну и умчаться обратно в свою прохладную Белоруссию. Но такое случится нескоро. Сейчас молодость и внутренняя энергия требовали экстрима. И его, как понял Павел, в этой стране и на этой работе будет с избытком. И если вдруг возникнет недостача, то всегда отыщется тот любитель приключений, кто создаст или спровоцирует, какую-нибудь щепетильную ситуацию. Как вчера Иван с Гусейновым. Ладно, начальник, он под кондиционером отлежится на диване. Но с таким отношением к работе и к самому себе, еще поразительно сумел сохранить Семеныч относительное здоровье! Это же, с каким резервом и внутренним запасом нужно совершать такие безрассудства, чтобы хотя бы выжить и сохранить внутренний потенциал. У Павла даже смелости не хватит, напиваться в такую жару. Удовольствие от хмеля не ощутишь. Видно, потому и создалось первое ложное впечатление о мужской части населения этой страны, как о малопьющем. Хотя, скорее всего, так оно и есть. Ведь сидя на лавочке вечерком возле своего дома, где живет мама, редко увидишь трезвым мужика, спешащего с работы, домой. В тех же пропорциях, что здесь пьяного. С такими размышлениями, но в очень возбужденном настроении возвращался Павел с Промбазы домой. Налетался он сегодня и без приписки под завязку. Народ, истосковавшись и дорвавшись до вертолета, гонял его по всем буровым без перерыва на загрузку и выгрузку. Выбрасывал одних, загружал других, и вновь летел от буровой к буровой, возвращаясь на Промбазу за новыми пассажирами. -Все, Паша, лети домой, - устало скомандовал диспетчер Даминов Юра, как он представился Павлу еще вчера, и руководивший отправкой и загрузкой вертолета на площадке Промбазы. – Иначе они тебя всю ночь гонять будут. Это мы с тобой с недельку в таком темпе потрудимся, а потом легче станет. -Да мне-то без разницы, - отмахнулся от его прогнозов Павел, пересчитывая часы и минуты налета. – Выше нормы все равно не перелетаем, - говорил он, получив окончательный результат. Аккурат 12 минут осталось до санитарной нормы. Зайдет, как и положено, по схеме, построит коробочку и уложится в эти минуты. Диспетчер удивленно глянул на Павла и пожал плечами, поражаясь трудолюбию пилота. Видно, раньше не очень баловали их такой исполнительностью и согласием. Это Павел по неопытности сразу и без торговли соглашался со всеми просьбами диспетчера. Но он уже сам себе представил, что менять стиль работы не будет. Меньше приписки, меньше работы Очаковскому. Сам вид и тон разговора, с которым встретил его Горюнов, Павлу не понравился. Слегка напряженный и сдержанный, хотя, как ему казалось, сегодняшний день выдался весьма плодотворным по налету часов, а также по выполнению той программы, которая требовалась для допуска пилота, то есть, его самого для самостоятельно работы на этой оперативной точке. Ничего существенного не подозревая, Павел попытался даже в шутливой форме похвалиться успехами, но натолкнулся на глухую стену отчуждения, словно не ко двору пришелся. -Чего хоть случилось? – тихо спросил Павел техника Дурды. – Словно замыслили они некое тайное соглашение против меня, будто это не Иван, а я напился вчера с Гусейновым. Очаковский опять прилетал, что ли? -Да я и сам толком ничего понять не могу, чего это с ними, - оправдывался техник перед Павлом. – Они заперлись у себя в комнате и весь день там проболтали. Хотя, что-то мне именно так и кажется, они тебя в чем-то подозревают. Будто это ты позвонил Очаковскому в Чаршангу. Но чушь какая-то, да и только! Он же раньше тебя прилетел. А Ткач аккурат напился до его прилета. Вот, если здраво рассуждать, так, когда ты мог звонить этому Очаковскому? -Даже с больным воображением трудно себе представить такое действо, - искренне возмутился Павел, хотя и не очень поверил Дурды и в его версию. Это же просто фантазии техника. Но уже в комнате отдыха, куда он явился после всех послеполетных процедур, Павел сразу уловил враждебный взгляд Ткаченко. Тот все же успел опохмелиться. И, судя по глазам, то не один раз. Горюнов смущенно отвернулся, уткнувшись в книгу, а сам Иван решил не тянуть резину, и сразу расставить точки с запятыми по этому слишком уж щепетильному вопросу: -Не стоит работу с того начинать, парень, - развязанным тоном, не вставая с кровати, заявил он вошедшему Павлу. – Карьерный рост таким методом может оборваться грубым падением. Мне-то ты не так уж и нагадил, а свою репутацию слишком даже подпортил и надолго. Сам же Очаковский с потрохами тебя и сожрет. Он не очень-то почитает подлиз и стукачей. Павлу хотелось сразу же ринуться с оправданиями и разъяснениями, чтобы убедить и доказать несостоятельность их подозрений относительно надуманного их обвинения. Но, глядя в эти пьяные хамоватые глаза и понимая, что карьера у этого человека уже завершилась, он пожелал отвечать в аналогичном тоне. -Ты, Ваня, сам себя, как хотел, так и притопил в дерьме. А все потому, что таковым и являешься. Оно – родное твое и близкое тебе. Гниловатый ты мужик и пошлый. Нет, чтобы покатать меня по буровым, показать, что и как, так ты ужрался, как свинья, а теперь на меня свалить вину хочешь. -Да ты, да я тебя, да хоть представляешь, чего сейчас с тобой…! – подскочил Ткаченко к Павлу, готовый срочно восстановить авторитет физической грубой силой. Благо, хмель к этому действию располагал. Но, мгновенно притих, натолкнувшись на сердитое и грозное выражение лица Павла. Ошибку свою понял Иван быстро и вовремя. Уж слишком неравные весовые категории борцов. Атлетически сложенный молодой Павел затмевал худую мелкую фигуру худого спившегося Ткаченко. Павел долго не мог удерживать строгое и сердитое выражение и весело улыбнулся. -Я, Вань, в армии не водку жрал, как ты здесь, а на спортплощадке развивался. Так что, ты лучше не прыгай передо мной молодым козлом. Быстро рога обломаю. Костантиныч, вижу, что и у тебя настрой против меня. Может, поначалу перед дракой переговоры проведем? Хотелось бы услышать объяснения. А то Дурды уже пытался какие-то намеки делать по этому Очаковскому. Введи и ты меня в курс своих размышлений по поводу Ванькиной пьянки. Горюнов смущенно раскашлялся, не ожидая такого откровенного вопроса и яростного напора без единой попытки оправдаться. Он сел на кровать, нервно размял сигарету, не решаясь прикурить, поскольку сам запрещал курение в спальных комнатах при работающем кондиционере. -Можешь прикурить, потом проветрим перед сном, - благосклонно разрешил Павел, внутренне смеясь над сложившейся ситуацией, когда высокие командиры, как пацаны сейчас будут под давлением и требованием Павла оправдываться перед ним, стараясь не ронять достоинство. -Понимаешь, Паша, я с Гусейновым на эту тему поговорил, обсудил и намекнул, что кто-то специально вызвал Очаковского в аэропорт к вашему прилету с Иваном. Ну, а он, как бы мимоходом и проговорился, что ты раза два выходил во время их застолья из его кабинета куда-то и звонил из диспетчерской. Вот Иван и заподозрил тебя, что ты его заложил по личной просьбе самого Очаковского. Тот уже не тебя первого пытается вербовать для конфиденциальных докладов. А ты парень молодой, вряд ли устоял бы перед начальством. Не должен был случайно Очаковский залететь сюда, нечего ему здесь делать. А он вдруг надумал. -Да еще прилюдно поблагодарил тебя и похвалил перед отлетом, - ехидно пролепетал Иван с кровати, вновь почувствовав силу и правоту. -Да не собираюсь я даже оправдываться, - зло и нервно воскликнул Павел. - Многовато в ваших больных воображениях глупых фантазий. Но кое-что из личной биографии могу напомнить. А вы включайте логику. Погодите, - вдруг опомнился Павел и, приоткрыв дверь, громко позвал Дурды. – Пусть и он послушает и будет среди судей. Нам с ним вместе работать. Я не хочу вспоминать, как в армии меня пытался завербовать особист. Коню понятно – я непьющий, точнее, мало и редко пьющий. Можно и подумать, что стучу. Так вот о логике. Где я мог встретить и познакомиться с этим Очаковским? Его ведь не было в Чарджоу с того дня, как мы прибыли. И не знал я его до сегодняшнего дня. Вот Дурды свидетель, как я этому инспектору по незнанию слегка нахамил, думая, что он обычный служащий аэропорта. Погоны-то белые, а я еще до конца не сориентировался с этими кривыми лычками. И похвалил он меня от удивления, что я абсолютно трезвый. Любой, согласитесь, молодой, начинающий пилот с такими большими начальниками хоть рюмочку, да пригубил бы. Это у меня такие жесткие принципы. А потом, как и кому, я мог звонить от диспетчера, впервые оказавшись на этой Промбазе? Это не я, а он звонил, набрав мне номер Чарджоу и гостиницы. Думал, пока они там пьют, жене пару слов скажу. Да на месте ее не оказалось. Видать, с женщинами по городу рыщут в поисках дефицита. Так Юра рядом и сидел. Вот слабо было у него поинтересоваться про этот звонок. Сразу бы исчезли пошлые подозрения. Костантиныч и Иван даже стушевались от таких прямых и убойных доказательств невиновности. Действительно, кому и как, и даже при большом желании, мог звонить Павел? Он же вообще впервые не только в этом Чарджоу, но и в Туркмении. И если пьяный Иван от обиды мог чего угодно насочинять, то трезвому командиру эскадрильи даже стыдно стало за свои подозрения. -Ладно, Паша, - промямлил виновато Костантиныч. – Ты не обижайся. И в самом деле, сваляли дурака. Ведь если честно, Ваня, Очаковскому вполне хватило одной этой информации, что ты прилетел на оперативную точку. Имеется за тобой грешок такой, любишь ты прибытие круто отметить. -Но ведь просто отметить, - вдруг спохватился Ткаченко. – А такое мероприятие было намечено и спланировано мной на вечер. Очаковский же летел, владея информацией, что я прилечу пьяный. -Значит, - вмешался Павел, - у тебя имеются враги на Промбазе. Или хорошие друзья Очаковского. Поджидали тебя здесь крупными силами, - Павел уже смеялся. И над командирами, и над инспектором, и над самим собой. Это он сейчас легко оправдался и победил. Но, зная свою натуру, понимал, что потом наступит отходняк, он еще сто раз прокрутит этот эпизод, попытается проанализировать его и проиграть с иными вариантами. И будет переживать и страдать, что так влип во что-то, пока не совсем понятное. -Дурды, - попросил Павел. – Принеси чайник, в глотке совсем высохло от таких длинных речей. Думаю, что целый чайник один выпью. -Да мы это быстро, - подхватился техник, выскакивая из комнаты. Ему также было приятно, как молодой пилот, новичок, за второй уже день ставит на место больших начальников. -К моему прилету готовился Очаковский, не вообще к моей командировке, а именно к возвращению с Промбазы. Ему так и доложили, что я пью коньяк с Гусейновым. И кто это мог так подробно и детально заложить? – чуть не плакал Иван, поскольку теперь виновника его позора и падения не найдешь. Кто же его, уволенного из аэрофлота, пенсионера, по сути, никого, пропустит на Промбазу для проведения расследования. А любого постороннего просить не имеет смысла. Кому же захочется копаться в грязном белье и отыскивать для опального Ивана стукача? -Ваня, по сути, плевать я хотел на твои проблемы с высокой колокольни! - отмахнулся командир эскадрильи, слегка обескураженный и смущенный за свою горячность и такую слепую недальновидность с полным отсутствием логического мышления, коими незаслуженно обвинил молодого пилота, который ему уже нравился за свою принципиальность и абсолютное нежелание пресмыкаться и стелиться мягким пушистым ковром перед высоким начальством. Нечета им, старикам, у которых пока чинопочитание было живо и объяснимо причинами насущного времени. Так и хотелось быстро и заметно склонить голову при виде большого начальника. А у этого офицера, хоть и уволенного в запас, гордость и самолюбие имеется. А главное, что вполне понятно и ясно из его объяснений, а теперь и по размышлениям самого Горюнова – не мог в этой ситуации Пашка быть стукачом, физически и теоретически такое невозможно было. -Насколько я помню, - проговорил Горюнов после непродолжительного молчания и осмысливания происходящего, - Очаковский уже вторую неделю по точкам на Ан-2 летает. Вот и объясни мне Ваня, когда он мог успеть завербовать молодого пацана? А поскольку он надолго нигде не задерживается, то про Чаршангу мало кто мог догадаться. Он только позавчера вылетел из Гаурдака в Чаршангу. И я, дурак старый, повелся на твои слезы, поверил в твою версию. По-моему, Ваня, ты рано или поздно, а все равно за пьянку залетел бы. Только глухой, слепой и такие вот новички не знают о твоих слабостях и о распрях с Очаковским. Считаю, что получил ты сегодня заслуженно, этого ты сам добивался и напрашивался. Вот и заткнись, пожалуйста. -Уже заткнулся, - обиженно проворчал Иван и попятился к выходу. – Ты летишь вечерним рейсом? – спрашивал он у Константиныча. – Или на ночь останешься, еще пару уроков Пашке преподашь? -Нечего здесь мне больше делать, - вскочил Костантиныч и схватил свою сумку, стоящую на кровати. – Сам Пашка справится. По-моему, ты общий план охватил, в чем надо разобрался, а там лишь побольше внимательности и осторожности. А факт, что не пьешь, так мне очень даже нравится. Значит, справишься. Он пожал руку технику и пилоту и пошел с Иваном в аэровокзал на регистрацию. Самолет в Чарджоу вылетал еще не так скоро, но Костантиныч хотел поскорей покинуть эту комнату. И виновен, что незаслуженно обвинил молодого пилота. А больше, так хотелось наедине, пока еще не остыл и не передумал, высказать много негатива в адрес бывшего, уже бывшего командира звена. -Классно! – воскликнул Дурды уже вслед уходящим командирам. – Обул ты их по полной. И самого Очаковского ты вчера на место поставил. Он понял, тебя легко так не словить, а потому и обходить будет, чтобы вновь не угодить впросак. Ему Иваны больше нравятся. Это сразу некая победа, полный погром противника. Так зачем ему на таких строптивых тратиться? -Не отомстит? А то сейчас отступил, а потом подыщет момент, заловит на мелочи, и по полной программе за все обиды отыграется. Ведь, как я понял, здесь по инструкции и по всем параграфам практически невозможно работать. Хотя, я так уже успел разобраться, что близка к правилам приблизиться можно. Вот и буду пробовать так, чтобы у инспектора со мной трудности были, - спрашивал Павел и сам отвечал на свои вопросы, понимая, что Очаковскому захочется реабилитироваться как в своих глазах, так и в глазах тех, кто видел его проигрыш. -Нет, не должен. Это про него больше таких ужасных слухов ходит, чем есть на самом деле. А так, он вовсе и не зверь. К таким, как ты, уважительно относится. Выпить сам любит, но органически не переваривает таких вот любителей, как наш Иван, - ответил Дурды, сам жестами показывая, как относится к алкашам. -А кто же их любит? – философски заметил Павел. – Ну, ведь поручили ему, так ведь просто нужно было откатать меня, а потом уже пей, пока не лопнешь. А он на предложение Гусейнова чуть ли не в пляс пустился. Насколько оно было своевременным и актуальным для него. Меня самого нервируют такие вот товарищи. Друг мой имеет аналогичную слабость. Правда, в училище мы все втроем держали его не контроле, беспощадно давили в нем алкогольные инстинкты. А вот именно здесь, так боюсь за него, если попадет вот с таким, как Ткаченко, да еще к аналогичному Гусейнову. Он-то вряд ли устоит. Ну, ничего, я ему этот пример с Иваном продемонстрирую со всеми красочными описаниями. Авось и у него что-нибудь внутри щелкнет. -Такой слабохарактерный? – сочувственно спросил Дурды. – Ты меня с ним познакомь, так я постараюсь вместе с ним в командировку попасть. Уж вместе с тобой мы с ним справимся. -Решено, - согласился Павел, мысленно вообразив гипотетические последствия встречи Виктора с Гусейновым. Вместе с Ткаченко пили бы до потери пульса, а потом писали бы рапорта на увольнения по самой страшной в аэрофлоте статье. Или заявления? Это ведь уже не армия. Только вот Иван всякими правдами и неправдами каким-то способом сумел себе заработать максимальную для пилота пенсию. И даже для семьи этот казус явился удачей и успехом. Только вот ложная это удача. Ежели под угрозой и таким нависшим над головой Домоклом мечом он все равно ухитрялся и умудрялся пить, то уж, потеряв контроль и освободившись от определенных обзательств, запьет Ваня, как лошадь на водопое. Не раз икнет жена, вспоминая строгий аэрофлот и эти жесткие запреты. Ночь Павел спал тревожно, постоянно просыпаясь от кошмарных сновидений, где подленький Очаковский сладким голосом благодарил Павла за ценную и своевременную информацию. Павлу хотелось вырваться из этих липких рукопожатий и оправдаться, отрицая свою причастность к этому звонку. Но такие потуги заканчивались просыпанием и повторными провалами в тот же сон с тем же гадким инспектором, что вновь и вновь повторял свои благодарности. -Ошибаешься, если считаешь, что так легко отделаешься и справишься с моей подставой. Еще не то тебя впереди ожидает. Со мной совладать практически невозможно. Все будет именно так, как я задумал, - шептал сквозь дрему некий далекий голосок, противно забивая ватой уши. -Зачем и почему ты выбрал меня? – спрашивал испуганно и недоуменно Павел у этого малознакомого ему человека, чей голос пронизывал мозги и властно утверждался в его мыслях. -Потом сам поймешь, а пока просто усвой эту простую истину, поскольку оказывать сопротивление мне глупо и бессмысленно. Я сильней тебя, я властвую над тобой. Борьба со мной – бесполезные потуги. Павел вскочил с кровати и хотел громко и по-русски обматерить жуткого и назойливого чревовещателя. Однако он сразу очутился в своей комнате и рядом с койкой. Один, потому что техник Дурды спал в технической комнате, а все проверяющие покинули пределы аэропорта. Теперь Павел будет до конца командировки летать один безо всяких инструкторов и проверяющих. Поскольку командир эскадрильи остался единственным в «живых» на базе из переучившихся командиров на Ми-2. А еще один оставшийся командир звена с трудом справляется с теми пилотами, который разлетелись по всем оперативным точкам. Ведь кроме Павла и его трех друзей с Ми-4 переучились на двойку еще четыре пилота. Павел глянул на часы и понял, что дальнейший сон бессмыслен. Да и зачем ему нужны эти сновидения с пошлыми голосами, от которых вместо отдыха возникает лишь головная и душевная боль. Все равно через час вставать. Единственное небольшое окошко, завешанное плотной тканью на одну половину и закрытое вставленным кондиционером на вторую, пропускало в комнату несколько тоненьких лучиков солнечного света. Сам кондиционер Павел выключил еще посреди ночи, поскольку этот зверь уже стал замораживать его, и Павлу вновь хотелось порцию туркменского тепла. Можно было бы спать просто с открытым окном, но тогда его запросто съедят местные комары. А в этих краях весьма крупные и злые. Им тепла и влаги для размножения здесь предостаточно. Техник заглянул в комнату буквально минут через десять после его пробуждения. -Уже не спишь? – бодро не спросил, а констатировал, как факт, Дурды. – Чайник только-только закипел, так что, можешь идти на кухню завтракать, а потом сразу ко мне на вертолет. Павел отмахнулся от него, словно от назойливой мухи. Будто он без него не знает последовательность процедур рабочего утра. Он быстро вскочил с кровати, мысленно ругая того неизвестного, что испортил вместе с Очаковским такую неплохую ночь, и для повышения жизненного тонуса проделал несколько физкультурных элементов, ощущая возвращение в организм хорошего и бодрого настроения. Павел всегда наблюдал во сне картинки и эпизоды, достойные пера и пересказа, словно он не спал, а участвовал во сне в каком-нибудь интересном и приключенческом фильме. Оттого всегда заваливался спать с удовольствием и с радостью с предчувствием этих любопытных встреч. И сегодняшнюю ночь Павел считает безвозвратно потерянной и пошло испорченной. Будет некий придурок ему еще угрожать! Да он сегодня же ляжет в койку и выскажет сразу после засыпания этому вредителю весь словарный запас непечатных выражений. Павел не считается знатоком и большим любителем мата. Но в данном случае постарается по-максимуму напрячь мозги и память, чтобы облегчить словесным потоком страдания души. -Дурды! – крикнул он, подходя к вертолету после всех плановых процедур, включая прощупывание пульса у местного доктора, получение метеорологического бюллетеня у старшего метеоролога симпатичной молодой Валентины, и разрешение диспетчера Адхама на выполнение полетов согласно утвержденному маршруту. – Тебе как спалось сегодня? Никакая ерунда не снилась? -Снилась, - спокойно ответил Дурды, не отрываясь от своих профессиональных обязанностей по подготовке вертолета к вылету. – Только эта ерунда очень даже интересная и приятная. Я люблю смотреть интересные сны. Понимаю, что полная ерунда, а все равно, любопытно даже, чем все закончится. Только всегда почему-то просыпаюсь на секунды раньше, чем следовало бы. Обидно даже. -Тебе повезло, - тяжело вздохнул Павел, усаживаясь на рабочее место в кабину пилотов и пристегиваясь ремнями безопасности. – А мне, мало того, что глупость несусветная приснилась, так еще противная какая-то, липкая и пошлая. Даже спать расхотелось. Сплошная белиберда и чушь. 6 Чуть больше месяца пребывания в отряде хватило, чтобы четверо друзей уже превратились в одних из опытных пилотов на вертолете Ми-2. Те четверо, что переучивались со вторых пилотов четверок, только-только начинали учебную тренировочную программу. А друзья уже отбыли, кроме Виктора, который пока осваивал полеты с базового аэропорта, по две командировки. Такой срок давал повод считаться корифеями хотя бы одной оперативной точки. Павлу даже самому смешно было доставать из планшета карту. Да и зачем она здесь нужна, когда в этих местах полеты выполняются по «козьим тропам», кои в карты не вносились. А ориентиров в песках, если слегка разумно присмотреться, так не меньше, чем в переполненном ориентирами Забайкалье. Кое-кто еще на базе пытался вспомнить эпопею с залетом Ткаченко по милости Очаковского. Но их скоренько и грубо заткнул сам Горюнов. Комэска своих ближайших подчиненных и начальников сумел убедить в непричастности Павла к столь позорному деянию. А остальных просто обозвал тупыми подпевалами. Правда, Виктор первое время косился в сторону Павла, когда он отдыхал на базе. Косился и стойко крепился, поскольку такое бесцеремонное увольнение столь опытного и важного пилота за пьянку пугало. Уж с ним, так никто и церемониться не станет. Виктору, как ему показалось, повезло с осваиванием производственных полетов меньше всех. Полеты с базового аэропорта, да еще и с возвращением домой, производились почти ежедневно. Лишь один выходной на седьмой день. И каждый день жесткий и строгий медицинский контроль. Притом, при всем в аэропорту под прицелом самой начальницы медсанчасти Галины Ивановны Дорофеевой. Женщина строгая. И алкашей ненавидит всем нутром. -Боже, как я хочу в командировку! – ныл Виктор, приходя ежедневно с полетов в гостиницу, где они пока все и обитали, мимо пивных бочек и винных ларьков. Здесь в туркменском Чарджоу по сравнению с российскими прилавками алкоголя было в изобилии и в ассортименте. Пей – не хочу. А нельзя. Да еще он на Павла косился, который внезапно вместо оправдания сам подтрунивал. -Сразу заложу, только попробуй! – грозился он на полном серьезе. – Запомни, Витя, убьешь людей, и сразу осиротишь собственного сына. А одна жена не поднимет его. Тем более, ты еще и жилье для семьи получить не успел. Объясни нам, простым обывателям просто и понятно – оно тебе надо? -Да, надо, даже очень! – сердился Виктор, пытаясь оправдаться. – Я же не пьянку хочу предложить, а легкое прикосновение. -Правильно, Паша! – восторженно кричала супруга, довольная такими драконовскими порядками и законами, как в училище, где Виктор провел трезвые месяцы учебы, так и здесь в аэрофлоте. Ей вполне хватило трех лет армейского пьяного беспредела, где чуть ли не за штурвалом опохмелялись. – Вот будут выходные, как у Паши на две недели, тогда и можно расслабиться. Сама куплю и налью тебе. Вон, как Ткаченко выгонят с треском. Так у него пенсия и жилье имеется. А мы с Виталиком куда? В Пензе нас никто не ждет, даром никому там не нужны. Бери пример с Пашки. Вчера получили ордера на квартиры. Новый дом наконец-то сдали и распределили. И две новые квартиры в этом доме достались Гречишниковым и Сургутановым, поскольку они не просто семейные, но еще и с детьми. А Алексею и Павлу тоже предоставили по двухкомнатной квартире, но в старом доме и с печкой. Такой черной от потолка до пола, и круглой, словно труба. Финская называется. -Тут, Паша, - так объяснял каждому комэска Горюнов, - зима всего один месяц. Ну, еще осени с весной на пару наскребается. Зато лето в этом доме можно даже без кондиционера прожить. И аэропорт рядом, что весьма немаловажно для работника. Можно пешком ходить. Павел и этому был безумно рад. Ведь это первое в его жизни личное жилье. Он же из него конфетку сделает. -Сильно не старайся, - решил поубавить оптимизма по этому вопросу тот же командир эскадрильи. – Сразу же с Алексеем пишите заявление на улучшение жилищных условий. Через год-полтора получите с Лешкой такие же квартиры, как у Виктора с Николаем. Я думаю, что к этому времени и семьи ваши разрастутся в разумных пределах. А ежели успеете двоих сотворить, - уже весело хохотал Виктор Константинович, - то и по трехкомнатной отхватите. Но для этого вам потребуется очень плодотворно с женой потрудиться. -Успеем, - уже говорил Павел Алексею, когда они покинули кабинет комэски. - Только мне лично и эта хата даже слишком нравится. До безумия. Две комнаты, кухня, кладовка не меньше кухни. Ну, и место для санузла и ванной. Я придумаю, как мне все эти удобства оборудовать внутри хаты, а не на улице. Новоселье решили отметить в квартире Гречишниковых. Им досталась на первом этаже. А это удобней и прохладней. А Николаю досталась на последнем четвертом этаже. Их обе квартиры имели лоджии и балконы. -А зато нас никто не затопит, - радовалась и хвасталась семья Николая. – А мы вот второго родим и на расширение напишем. Виктору завтра лететь, поэтому жена ему, даже и, не собираясь прислушиваться к протестам и возмущениям, налила в графин компота и поставила его рядом с ним, чтобы пил без ограничений. -Мужики, - стонал и плакал Виктор. – Второй месяц базу осваиваю. Устал, как птица перелетная. Весь день протопчешься, прокрутишься, а больше четырех часов никогда не получаются. Ну, никак не вылетаешь. Весь месяц санитарную норму наскребал. Да и в этом не лучше получается. Это же за что мне такое наказание? -Успокойся, - весело щебетала Татьяна, даже довольная такой удачной планировкой ее мужа. – Каждый день дома, нормально накормлен, отдыхаешь, как и полагается, с женой и в собственной постели. И трезвый всегда и каждый день. А в командировке сорваться можешь. Вот посмотришь, изучишь порядки, поймешь опасность непотребных пьянок, а потом и в командировку лети. -А может, за такую хату хоть капельку позволите пригубить?- плаксиво уговаривал Виктор жену и товарищей. -Заложу, как последнюю пьяницу, - хохотнул Павел, который уже все излишние слушки воспринимал, как нечто таинственное и слегка заинтригованное. Ведь, рассудив здраво, звонил некто с Промбазы. -А я тебе пасть порву, моргала выколю! – незлобиво огрызался Виктор, но сдавался и наливал в стакан противный сладкий компот. – Вот из-за таких, как ты, вообще пить разучишься. -Товарищи, друзья! – Николай встал и постучал вилкой по высоко поднятому бокалу, на дне которого плескалась водка. Просто рюмками еще не запаслись, вот и разлили по разношерстной таре. – Не будем зацикливаться на некоторых непьющих, коих среди нас слишком мало. -Я пьющий, просто на меня запрет наложен, - поправил Виктор. – Поэтому и меня учитывай в своих речах. -Неважно, и не в этом дело. Свершилось, можно так сказать, сбылись все наши задумки и планы. Мы стали полноценными пилотами Аэрофлота. У нас появилось собственное полноценное жилье. Считаю, что у Пашки с Лешкой, как у малосемейных, такие временные квартиры – тоже удача немалая. И главное, ведь им обещано улучшение. Друзья, за дружбу, за нашу офицерскую крепкую и сплоченную. Давайте всегда и во всем быть друг за друга. И ты, Витя, вместо обид согласись, что с твоей слабостью ты запросто мог бы и из училища пробкой вылететь. Дружба, это, когда не только наливают, но и еще главнее, когда вовремя из рук вырывают эту рюмку из рук. Ради сына попей пока компот. А потом еще не раз соберемся и выпьем от души за тебя и с тобой. -Ладно, проехали. Я, пацаны, всегда за вас и для вас. И этот компот с той же горячностью опрокидываю в свою глотку, как наш коронный авиационный спирт. Пьем за дружбу! Чокнулись, выпили и громко крякнули, чтобы спиртное, выпитое за такие правильные слова, скрепило и не нарушало их многолетнюю дружбу. Виктор захлебывался слюной и компотом, но друзьям он верил и доверял, хорошо понимая свои слабости. А потому излишне обижаться на категоричные требования, и сдерживал свои порывы и инстинкты. Они уже не раз подтвердили свою готовность, подхватить его под локотки и удержать от падения, уводя, унося от опасных ловушек, расставленных жизнью. Только обидно ведь на собственном новоселье обмывать все углы компотом. -Ты за это как раз и не волнуйся, - успокаивала жена по такому пустячному поводу, как опрыскивание углов. – Мы эти углы сейчас не просто обмоем, но еще и притопим в водке слегка, - добавила она, хохоча, поскольку пьянела очень быстро, и уже после второго тоста с трудом попадала вилкой в тарелку. А чего не позволить себе такую вольность, если сегодня муж будет трезвым, и за сыном есть, кому присмотреть. – И обязательно все облюем. -Вот дожил, - сокрушался Виктор. – Это же, какие нервы должны быть у человека, чтобы спокойно смотреть и наблюдать за фактом опьянения собственной жены. Ей уже весело. А ежели ведро компота выпить, Леша, хоть немного, хоть на миллиметр сможешь окосеть? В такую жару он быстро забродит в желудке. -Обмочишься ночью, да и вся радость. Такой результат тебе гарантирую на все сто процентов. А еще блевать будешь от переполнения. -Тоже дело, - одобрительно кивал головой Павел. – Татьяна же обещала облевать все углы, вот тебе и флаг в руки на сей процесс. -Вот, черт! – продолжал материться и обвинять всех и вся Виктор за такую гнусную судьбу, выпавшую на его долю. – Все люди как люди, а мне пришлось начинать полеты с этого Чарджоу. Понимаешь, Паша, здесь всего четыре точки, куда приходится летать. И главное – в день по одному рейсу вдоль Амударьи. Ведь и группа самая низкая, и полеты однообразные. Вы там хоть какие-то сложности отыскиваете, группу максимальную налетываете. И по-людски – с утра до вечера. Потом полмесяца отдыхаете. А я первый месяц за 25 летных дней еле наскреб 76 часов. Ну, с минутками. Вот. И всего пять выходных имел. Оно мне надо? Когда вы за две недели 80 привозите, и балдеете потом две недели в свое удовольствие. -Погоди хныкать, Витя, уж больно ты разнылся, как барышня кисейная. Я на эту тему с Константиновичем говорил вчера. И вовсе ты не прокаженный, а просто с тебя начали. И всем нам потом придется по месяцу отработать на базе. Это пока. А потом, когда всех обкатают и эскадрилью полностью укомплектуют, вот тогда базовые полеты сделают эпизодическими для каждого из нас, кто норму в командировке не успеет набрать. Просто так получилось, что из-за этого Ткаченко некому тебя сейчас на точку выставлять, не справляются они. Но на следующий месяц готовься. По-моему, ко мне в Керки на ВТУРБ. А пока уж малость пострадай за Родину, - успокаивал Павел Виктора на лоджии, куда он вышли вздохнуть вечерней прохлады. В Чарджоу по вечерам она появляется. Не то, что в Керки, когда там к вечеру случалось, что термометр подкрадывался к отметке 40. И вот тогда ночь превращалась во времяпровождение в сауне на полке. -Скажи, Паша, а там, во ВТУРБ точно какой-то стукач завелся? – настороженно спросил Виктор, услышав о своей ближайшей перспективе, попасть в этот же ВТУРБ, по слухом из которого звонили Очаковскому. -Наверное, но уж точно, так это не я, зря так смотришь настороженно. Сам помнишь тот армейский эпизод с особистом. Да и нет у меня желания и резона, выслуживаться в аэрофлоте. Я успел уже так понять, что простой командир вертолета здесь в самой выгодной и высокооплачиваемой ситуации находится. Тогда и смысла не вижу в продвижениях по карьере. Но факт возьми на заметку. Если попадешь вместе с Дурды, так это наилучший вариант. Он относится к категории непьющих техников. Да и тебе не разрешит баловаться. -Ладно, уж, - обиделся трезвый Виктор. – Всем так и хочется считать, что я сразу там, на оперативной точке запью, словно какой-то последний алкаш. Да я трезвей вас смогу отработать. -Ну, и ладно, - обрадовано похвалил Павел. – Тогда я смело уговорю Константиновича, чтобы посылал тебя на ВТУРБ. Будем менять друг друга. -Это, Паша, было бы просто здорово. Ты уж подскажи ему, что пора меня менять на этом посту. Затянулась чересчур базовая работа. И твое предупреждение беру на заметку. Я уж постараюсь лишить всех шансов этого стукача. На лоджию вывалил весь народ, измученный жарой и духотой в квартире. -Давайте сюда перетащим стол, - пьяно кричали женщины, жадно вдыхая вечернюю прохладу с открытой лоджии. -А зачем мебель таскать? – не соглашался Алексей, который отбыл две свои командировки в Байрам-Али. – Постелем на полу и сядем прямо на этот же стол. Меня техник научил, сидя на полу есть. Поначалу казалось непривычным и неудобным, зато намного свежей и прохладней. Послышались громкие согласия и одобрения, и уже через несколько минут застолье превратилось в заполье. В Туркмении жить, так нужно и их обычаями пользоваться. Зачем-то они же придумали их? А в обычаях всегда имеется резон и рационализация. Они ведь утверждались поколениями. Павел оказался правым. Следующим определили для обслуживания заказчика с базового аэропорта Алексея. И Виктор с восторженными криками и в полной эйфории летел менять в Керках самого Павла. И выставлял его аналогично Костантиныч с таким же коротким облетом трех буровых. А дальше Виктор уже продолжил самостоятельно, получив лишь от комэски твердое указание и рекомендации – строго настрого избегать угощения самого Гусейнова. -Он-то от щедрости души и личного уважения. Да сам видал, чем такие уважения заканчиваются. Будь внимательным и бдительным, в этом районе работает осведомитель. Дома хватит времени для выпивок и похмелья. -Да я! – гордо и довольно стучал себя в грудь Виктор. – Да ни за что, да ни капли. Вот уж верьте, так на все сто. Техник Дурды помнил просьбу Павла, поэтому, молча, кивал головой и мысленно обещал придержать пилота и уберечь от безрассудных поступков. Сам он любил трезвые вечера с чаепитием. Поэтому и относился к любителям командировочных послаблений негативно и с опаской. Ведь хотелось выпустить в полет утром и встретить в полном здравии вечером. Разве в такую жару можно летать после вчерашнего возлияния? Только с полным отсутствием разума. Но вслух свои опасения и пожелания Дурды не высказывал. А потому Константинович со спокойным сердцем покинул аэропорт Керки, оставив еще одного молодого пилота осваивать оперативную точку ВТУРБ. Освободившуюся нишу ежедневных полетов с базы временно занял Лебедев Алексей, который с аналогичной поспешностью и с кислой рожей заныл, оценивая все недостатки такой нудной работы. И по карману больно, и всегда по форме одетый, и начальство вокруг тебя полно, от которого в командировке как-то отвыкаешь. И жена ежедневно требует мужских рук в новой, хоть и старой по виду, квартире, не желая принимать во внимание усталость, желание упасть на диван, и абсолютное нежелание брать в руки молоток и гвозди. Но ведь Пашкина квартира рядом, что является дурным примером для жен. Он там стучит после командировки, сверлит и что-то пилит постоянно. Аналогичной деятельности жаждет от мужа и Ирина. Но Павел на отдыхе, чего не сказать про Алексея. Однако, как предупреждал комэска, сия судьба ждет каждого. И будьте добры, стойко вынести эти перегрузки работой и недогрузки зарплатой. -Паша, вот скажи хоть ты ей! – хныкал Алексей вечером в дворике под виноградником, который так же по наследству достался чете Киселевых. – Пусть потерпит эти мелкие временные неудобства. Чего же ей еще нужно? Квартира имеется, газ, вода, туалет в наличие. Ванная? Пока и без нее можно. А воду и на газе подогреем. Вот передам тебе или Кольке эту базу, и сразу займусь крючками и полками. Оно и без того от этой жары все силы куда-то исчезают, так еще она нытьем достает. Представляешь, даже одного дня выходного не хватает для восстановления сил. -Понимаю, - сочувствовал Павел, но вмешиваться в дела чужой семьи не желал. Хоть это семья и лучшего друга. У них свои тараканы в голове. Да еще Марина устроилась на работу в пищеторг, где полно даже с избытком ловеласов. Того и гляди с ее вилянием зада у Павла рога вырастут. А вот про беременность и слушать не желает, отыскивая сотню аргументов. -Паша, - просила она требовательным голосом после очередного разговора на тему расширения семьи. – Ну, хоть пару лет обживемся, обустроимся, ради себя любимых жизнь порадуемся. А там и решимся. Сам же хотел перерыва на небольшое время, а теперь ноешь. -Марина, - пытался вескими доводами убедить свою жену Павел. – У меня и заявление на улучшение жилья никто не примет без прироста в семье. Скажут, что для бездетных и здесь неплохо. И мама напоминает о внуках, и твои в каждом письме спрашивают. Надо прислушиваться к родительскому слову. Понимаю, что хочется пожить для себя, но мне уже кажется, что хватит. -Успеем, какие наши годы! – категорично заявляла она. – Паша, на моей работе, я узнавала у подружек, можно не меньше твоего зарабатывать. Только потрудиться придется. А там уже и о сыне с дочкой поговорим. Павел тяжело вздыхал, понимая бессмысленность дальнейших уговоров. У жены появилась идея фикс, против которой аргументов у него не нашлось. Ее полностью поглотила жажда наживы. Как же избежать таковой, когда с материальными ценностями круглый день. В том смысле, что ей и мудрить нет надобности, как к рукам прилипают рубли и побольше. Осень в Туркмении радует прохладными ночами. А, стало быть, ночной отдых становился полноценным и удовлетворяющим. Уже в сентябре начиналась ощущаться такая долгожданная разница с летними ночами. Даже поначалу удивляющая, словно мы насовсем позабыли об обыкновенной прохладе, а пупырышках на коже, и о желаниях натянуть на разгоряченное от дневного солнца тело тонкое одеяло. Пока тонкое, поскольку еще не настолько похолодало. Павлу лететь в командировку послезавтра. Притом, при всем, а своим ходом. На выходной Виктор прилетел в Чарджоу, и обратно в Керки не собирался, поскольку на этом перелете его командировка закончилась. В таких случаях и Дурды не остается на оперативной точке, прилетает на выходной вместе с пилотом. Чего же ему одному в этой командировке делать-то? Хотя, ежели полет производственный и связанный с заявкой заказчика, то техник имеет право не присутствие на вертолете лишь при наличии свободного места. Таковое оказалось. В принципе, оно, разумеется, даже если бы и не оказалось, то все равно отыскали бы. Свой пассажир в строке «пассажиры» не вписывается. Он присутствует, как само собой разумеющееся. И поскольку из аэропорта Керки вылетели рано, то и в Чарджоу оказались сразу где-то после обеда. Обычно в явочные дни пилоты показывают свои телеса в управлении с утра и максимум чуть ближе к обеду. Лишь чтобы ознакомиться с последними неприятностями и прочими событиями в Аэрофлоте по всему Союзу, поставить везде свои автографы, тем самым утверждая, что изучено и освоено, а также сделаны соответствующие выводы. И разбегаются по домам для исполнения супружеского и семейного долга, включая лежание на диване с баллоном пива (в Чарджоу так зовут трехлитровые банки), которым, если впереди не ожидаются внезапные и незапланированные полеты, пилоты утоляют жажду. У каждого свои вкусы. Кто любит бороться с засухой в горле пивом, кто чаем. Зеленым и горячим. Лично Павел как-то быстро втянулся в эти горячие чаепития. Ведь зеленый чай даже сахаром лишь вкус портишь. Его нужно пить горячим и несладким. С карамелькой за щекой. Утоляется жажда скорее и эффективней любой иной влагой. Но сегодня Павел готовился к командировке, собирал нужные бумаги и подписи, включая и проездные документы на случай, если смена происходит в аэропорту Керки. Тогда приходится возвращаться домой рейсовым самолетом Як-40. А еще, узнав о скором прилете Виктора, Павел специально задержался в кабинете эскадрильи Ми-2, чтобы лично встретить Виктора и получить от него необходимую информацию, которой они всегда делились при сменах. Мало ли чего и как, и какие пожелания возникли у заказчика, чьи прихоти приходилось исполнять, чтобы работа была, как в удовольствие, так и без лишних эксцессов. Что-то вроде о тех, кто платит и танцует. Поскольку заплатил, так и заказываешь все капризы. Павел сидел за соседним столом рядом с командиром эскадрильи и заполнял нужные бланки, когда тревожно и надрывно зазвонил телефон, и Константинович, удивленный настойчивостью звонка и его несвоевременностью, схватил трубку и прижал ее к уху, спрашивая в телефон: -Я вас слушаю, что желаете? – буднично по гражданскому пробубнил он, почему-то предполагая, что в такой неурочный час может звонить кто-нибудь посторонний с целью задать глупый вопрос. – Да, слушаю, да Горюнов, командир эскадрильи, и что вы от меня хотели? – спросил комэска и затем несколько минут слушал, не перебивая звонившего, словно прослушивал из его уст длинный монотонный рассказ. Наконец, так показалось Павлу, хотя, если честно, ему никакого дела не было до этого звонка, Константинович до конца дослушал этот монолог и мягко, словно она была из нежного хрусталя, положил трубку на аппарат, пристально уставившись в Павла, желая от него получить ответы на те вопросы, что возникли после телефонного разговора. -Случилось что, Костантиныч? – спросил удивленный Павел, слегка опешивший от таких манипуляций комэски. – Звонил-то кто? -Ты мне, Паша, ничего про дела Виктора в Керках не хочешь мне поведать? – слегка неуверенно спросил Константинович. -Не понял? – взволнованным голосом переспросил Павел. – Случилось с ним что, аль как? Говори открытым текстом, Костантиныч. Мне Дурды по секрету нашептал, что Виктор вполне приемлемо ведет себя на точке. Без эксцессов и чрезмерных вливаний. Если бы и было что, так он мне сразу бы рассказал, не сомневаюсь. Мы с ним договаривались на эту тему, без обмана. -А опасения у тебя были? -Нет, Костантиныч, - Павел понял, что сболтнул лишнего, навел тень на друга и вызвал у комэски сомнения. И потому решил срочно реабилитироваться в лице командира и оправдать друга. – Если в армии были допустимы послабления этого порядка, то здесь я попросил и предупредил его, что в аэрофлоте правила намного жестче и строже. Ну, для того, чтобы Виктор не расслаблялся. Сам понимаешь, Костантиныч, первая командировка у человека, лучше уж перепугать его, чем пустить на самотек. -Напугал? -Мне так показалось, - говорил Павел, чувствуя, что таким признанием лишь глубже топит друга. Хотя, чего бояться, если Дурды утверждает о стойкости и стопроцентной дисциплинированности Виктора. -Звонила жена Лебедева Ирина. Я сам удивился ее звонку, но она мне много интересного рассказала и любопытного про пьяные похождения Гречишникова в Керках. Мол, источник информации у нее достоверный. Из уст участников и свидетелей слышала, и они ей поведали обо всем. -Да чушь собачья! – Паша казался категоричным, но сам даже похолодел от нехороших предчувствий. Неужели Виктор пошел в разнос? Ох, как это на него похоже! Было, но не сейчас. Так показалось даже всем друзьям, что Виктор кардинально поменял свое отношение к выпивкам. Нет, вовсе не значит, что он от них совсем отказался, не уменьшил и не отменил, а просто четко обозначил границы дозволенного. Даже все долгие месяца учебы в училище сам пропагандировал трезвый образ жизни в казармах и в стенах училища. Быстро усвоил прописную истину, что здесь разговоры замполита и упреки командиров услышать не удастся. Просто в одно мгновение можно ощутить острую коленку в области таза. И, получив направление и силу движения, навсегда покинуть любимую профессию с ее материальным достатком. Ох, как не хотелось Вите возвращаться к токарному станку. Грязно, нудно и скучно. А летать он любил. Нравились командировки, встречи, знакомства и парения над землей. Ради таких эпизодов можно от водки и насовсем отказаться, коль потребуется. -Костантиныч, - охрипшим пересохшим голосом пытался убедить командира Павел в некоторых несоответствиях происходящего и его абсурдность. – Во-первых, Дурды не стал бы врать, тем более, он вообще не потребляющий. И Витьке я верю. А во-вторых, так сам по себе звонок некий идиотский. С какого такого ляду Ирка станет тебе звонить? Глупости все это. Ее и в армии с нами не было. Уже после увольнения Лешка женился на ней. Не знает она Виктора, ни с какой стороны. -А она мне про него и не рассказывала, - уже сердито и категорично заявлял командир эскадрильи. – Она просто про Керкинскую эпопею с пьянками и загулами мне наговорила. -Вот она единственная, кто проявил сознательность, - съязвил Павел. – Не верю, да и все тут. Какая-то тварь пошутила, сто пудов. Сейчас Гречишников заявится, и ты по его глазам определи состояние. И в это же время приоткрылась дверь кабинета, впуская во внутрь помещения счастливую и усталую фигуру Гречишникова Виктора. -О, как здорово, что ты здесь, мне и искать тебя не придется! – восторженно воскликнул Виктор, пожимая руки присутствующим. – Бумаги и пожелания заказчика полным списком, чтобы никого не забыл. А чего Костантиныч ты так пристально меня изучаешь? Как на исповеди клянусь, что ничего криминального и антиобщественного не совершал. Все в пределах разумного и допустимого. Слушай, Пашка, - уже обращаясь к другу, беззаботно и откровенно стрекотал Виктор, внося в душу комэски уже глубокие сомнения по поводу правдивости и достоверности тех событий, о которых наверещал ему несколько минут назад телефонный стукач. – Сейчас там запарка у них. На 17-ой ключи оборвало, так что, придется тебе попотеть. С утра до ночи, как угорелые носимся. Это еще хорошо, что Гусейнов с утра задумал лететь. Что-то ему в ЧУРБ понадобилось. Ты уж без него не улетай. Мужики, - вновь спросил Виктор, заинтригованный видом друга и некими сомнениями на лице комэски. – Колитесь и вводите меня в курс ваших сомнений и измышлений. Явно, проблему чую. Павел решил не тянуть кота за хвост, и сразу выложил ему про странный звонок, включая и про его автора. Судя по реакции Виктора, им сразу стало ясно, что тут даже возле правды близко не летало. -Вот уж, Костантиныч, и удивил ты меня! Я даже и не испугался, - слегка ошарашено пролепетал Виктор. – Меня не столь сам текст беспокоит. Ведь ежели судить по описанию, так там весь керкинский аэропорт о моих загулах гудит. Такое скрыть невозможно. Если пожелаешь, так сам слетай в Керки, да поспрошай всех. Да только впустую время потратишь. Все две недели кроме чая и компота к собственным губам ничего иного не подносил. А соблазнов, сам догадываешься, там валом. И с моим слабым характером не легко было устоять. Да только Ирке, зачем это нужно было? Смысла не наблюдаю, пользы от ее болтовни. -Ну, - замялся Константинович, - польза в финансовом эквиваленте. У меня сложилось такое впечатление, что ей хочется своего Лешку в командировку спровадить вместо тебя. -Костантиныч! – законно и справедливо возмутился Павел. – Это ведь глупость несусветная! Ты ведь планировал Хархатдинова со следующего месяца на базе оставлять. Лешка и базовые полеты здесь абсолютно не причем. -И в самом деле, - комэска задумчиво почесал за правым ухом. – Ладно, верю, Витя, не собираюсь я реагировать на всякие сплетни. А вы уж там сами между собой разберитесь и мне доложите результаты. 7 -Паша, - уже на улице спросил Виктор. – А Лешка еще не прилетел? Он, вроде, как всегда должен возвращаться после обеда. Да, сейчас пока рановато. Или в самый раз? Если сегодня в Чаршангу не нужно. Нет, сегодня не нужно. В Чаршангу по вторникам летают. Значит, уже дома. -Дома, - уверенно ответил Павел. – У него сегодня вообще выходной. Вчера меня на пиво приглашал. Привез из Керкичей хорошего белого амура. Копченого. Почти всего за раз съели. -И ничего не оставили на сегодня? – уже с затаенной надеждой спрашивал Виктор, словно сейчас его балык больше волновал. -Пошутил. Чуть больше половины съели. Его разве за раз всего осилишь? Тем более, что никто нам не помогал. -Это очень хорошо, тогда сейчас и доедим. И поговорим серьезно и строго. Ну, что за чушь собачья? До чего дожили, а? Жены занялись трудоустройством мужей, курица тупая, Ирка эта. Какое ее дело вообще до мужских дел и проблем? Сиди себе дома, коль на работу не желаешь, мужу борщи вари, компоты. А ей он надоел, что ли, устала каждый день наблюдать? -Она и мне жаловалась, - неожиданно вспомнил Павел, - что в доме столько дел, а Лешка после рейса на диван падает и в телевизор, уставившись, до сна валяется. И так каждый день. А ей хочется поскорей благоустроить квартиру. -Точно, курица мокрая, - поддержал Виктор. – Вот ее взять в один рейс и прокатить по всем площадкам. А потом попросить еще дома паутину смести, суп сварить и ночью в постели проявить активность. Дура безмозглая. Тут с дивана до кровати сил еле хватает добраться. Горит у нее там, что ли? Пожар тушить срочно требуется? Ну, пусть месяц-другой без этих крючков поживет, без полочек. Так ведь потом самой хуже будет. Мужика беречь нужно смолоду. А то сорвется, всю энергию на вбивание гвоздей израсходует, а потом сама пойдет на поиски мужиков. Знаем мы их. -Погоди, Витя, - Павел остановился за два дома до жилья Алексея. – Горячку пороть не будем. Лешка сегодня должен быть дома и абсолютно трезвый, раз завтра с утра лететь. Ирка тоже дома. Я видел ее во дворе, стирку она затеяла. Поначалу посидим, о том, о сем покалякаем, на ее реакцию поглядим. Ведь звонила всего час назад. Должна находиться под впечатлением содеянного. Что-то не успел я заметить в ней сволочные черты. А если это просто чья-то идиотская шутка? Или, что, скорее всего, происки неведомых нам врагов? -Вот ты сам понял, что сказал? Какие там еще происки врагов? Лешку поскорее решила спровадить в Байрам-Али, чтобы потом после командировки развесил ей все полки и крючки. Сам понимаешь, что после свадьбы они больше врозь, чем вместе. Вот и устала она от него. -Но, - не соглашался Павел, - вот так подлиничать просто глупо и пошло, не в ее натуре. Как я понял, так она баба эрудированная и интеллектуальная. А такой поступок больше тупой подходит. Тем более, что сам Лешка знает, что Костантиныч Хархатдинова к базовым полетам готовит. Максимум через неделю, если не раньше, Лешку заменит. И зачем нужна была эта каша? Больше месяца отпахал, а теперь, когда мытарства закончились, такую вот свинью подкладывать? Виктор, ошеломленный такими предположениями, внезапно остановился. Теперь уже и его обуяли сомнения. Уж слишком очевидная глупость просматривается в этой подставе. Но его душила и жгуче распаляла обида на такую несправедливую характеристику. Он мужественно держался все эти командировочные дни по многим и весьма уважительным причинам. Где-то в радиусе видимости и слышимости обитал хищный зверь по имени стукачек. Потом ему все-таки приходилось общаться постоянно, как со служащими аэропорта, так и с его посетителями. А он, однако, пилот вертолета, его командир, а не просто какой там мазутчик или водитель грузовика. И у самого внутри прорезалось осознание своей значимости и нужности не только аэрофлоту и летному отряду, но собственной семье. А перед подрастающим сыном не хотелось бы падать мордой в дерьмо. А тут какая-то прошмандовка, а иначе он ее называть не хотел, поскольку в Забайкалье вместе с ними не служила, и в офицерской дружбе и взаимовыручке ни хрена не соображает, так подло нанесла удар в спину. Ни за что, ни про что. Нет вины за Виктором. В дворике под виноградником, который, кстати, принадлежал Пашкиной семье, сидели они вдвоем. Ирина перебирала рис, а Алексей пил из пиалы зеленый чай. Сегодня пиво ему нельзя, завтра в полет. Ира подняла глаза и радостно помахала мужчинам, приветствуя их и зазывая в свою компанию. -Привет, - через силу миролюбиво поздоровался Виктор, но усаживаться не стал. Так и стоял над ними. -Может, пива возьмем? – спросил Виктор, в надежде, что за пивом как-нибудь проявится истина. -Нет, - отрицательно покачал головой Павел. – Лешке нельзя, а дразнить его просто не по-товарищески. -Зато закладывать, так это вполне по-товарищески, - решил не тянуть кота за хвост и сразу же расставить все точки и запятые по местам. – Ира, вот только безо всяких вихляний скажи нам просто и кратко, зачем звонила в эскадрилью Константиновичу про некие слухи? -Куда? – удивление и непонимание Ирины было настолько искренним и естественным, что Павел даже немного устыдился за эти грязные подозрения. – Я никому и никогда не звонила. Ты вообще, о чем говоришь? -Об эскадрильи. О звонке и про доклад Горюнову обо мне, - Виктор сам немного переволновался и затруднялся в определении вопроса и в правильной его постановке. Ведь нужно было не в лоб задавать, а как-то подвести Ирину к нему, чтобы ошарашить и принудить к признанию. -Витька, ты там, в Керках не перегрелся? – сердито и строго спросил Алексей, которому стало даже слишком неприятно от непонимания ситуации. Его жену пытаются в чем-то обвинить, а сами ходят вокруг да около. – Говори конкретно, или проваливай домой. Мне жена обещала на ужин плов соорудить. У Гульнары научилась. Вот первый эксперимент ставим. А ты здесь нас загадками напрягаешь. Павел решил не темнить и не томить, а прямо и открыто рассказал про этот странный звонок. -Ира, Леша, я и сам ошеломлен и не собираюсь эту белиберду принимать за истину. Но Витька весь взвинчен и рвется с требованием сатисфакции. -Дурдом, да и только! – воскликнул Алексей, спрыгивая с лавки и опрокидывая свою пиалу на землю. – Вот уж действительно, сумасшедший дом! Какой к хренам телефон, когда здесь такового и знать мы не ведаем! Ира, ты знаешь здесь поблизости телефон? Ну, кроме аэропорта, а уж оттуда она точно не могла с таким докладом звонить Константиновичу. Паша, а может, надо было головой подумать, прежде чем учинять это расследование? Ну, хотя бы предположить и определить степень вероятности и возможности такового. А вы сразу с таким апломбом, словно все про нас ведаете и потому по-людски с нами общаться не желаете. -Не горячись, Леха, ведь даже если эта какая-то злая шутка, то настолько разумная, что и подкопаться не к чему. Константиновичу оно меньше всех надо, но он именно указал на Ирину. И вдруг Алексей побледнел и зло сверкнул глазами в сторону жены, словно вспомнил нечто обличительное. -Ирка, а куда ты бегала минут на 15? Сказала, что хочешь кое-то уточнить, и сбежала куда-то. Ирина смотрела на мужчин мокрыми от слез глазами и ничего не могла понять из их спора. Голос у нее дрожал так, словно ее сейчас обижают и втаптывают в грязь. Павел поднес к ее губам пиалу с чаем, и она, отхлебнув несколько глотков, наконец-то сумела выговорить первые слова: -К Гульнаре я бегала спросить. А потом она сама звонила и на своем туркменском языке с кем-то разговаривала. А я никому не звонила. Я ведь даже не знаю номера телефона вашего командира. Как и кому, я могла звонить? Глупости все это и неправда. Вы сами все наврали. -Кто наврал? – взвился Виктор, которому требовались срочно более достоверные и убедительные доказательства, а не эти жалкие оправдания. -Пошел вон, придурок, и чтобы тобой здесь больше не воняло! – грозно прорычал Алексей, сжимая до белизны костяшек кулаки. – На хрен ты нужен кому, чтобы еще ради тебя так суетиться. Хотели бы тебя притопить, так еще в училище моментов хватало. Да ты и сам когда-нибудь залетишь без чьей-либо помощи. -Да, я, да ты да вы оба! – заикаясь, залепетал Виктор, и, заняв боевую стойку боксера, смело двинулся в сторону Алексея, готовый силой кулаков убедить всех в своих справедливых выводах. Павел схватил его сзади за плечи и резко оттолкнул в сторону с такой силой, что Виктор чуть не улетел в кусты. Спасла его стойка, поддерживающая обрешетку, по которой расползался виноград. -Витя, - с иронией и насмешкой проговорил Павел. – Когда ты водку в армии жрал, мы с Лешкой в спортзале по турникам лазали. Ты на кого прешь? Он же тебя одним ударом пришибет. А потом, пацаны, давайте разговаривать, а не орать, и уж тем более, кулаками не махать. Где же наша офицерская дружба до гроба, в которой мы клялись, и которую обещали хранить? -Да пошли вы все со своей сопливой дружбой, стукачи вонючие! – зло крикнул Виктор, разворачиваясь в сторону выхода. – Один звонит с Промбазы, Ткаченко закладывает и невинным ангелочком прикидывается, второй жену подговаривает. Ты, Ирка, хоть бы законспирировалась, себя не называя, как Пашка. Все, нет никакой дружбы, и вы все мне на хрен нужны. Сказал он громко, с искренней обидой в голосе, что осадком осела в душе и неприятно зажгла. И самым обидным в этой сваре казалось, что само по себе обвинение глупо и не оправдано. Но таким прощальным криком души и сердца Виктор рвал дружбу с теми, с кем и кому был многому обязан, кто в трудную и опасную минуту не считался собою, а бросался, грудью защищая и выручая. Ирина беззвучно рыдала, так до конца и, не осознав, за что ее так жестоко оболгали и обозвали, Алексей жевал нижнюю губу и нервно вытрясал из пачки сигарету. А Павел сидел рядом и глупо пожимал плечами, пытаясь трезво осознать и оценить происходящее. Некое внутреннее подсознание подсказывало, что здесь просматриваются некие происки врагов. Неизвестных, невидимых и подлых. Но кому они успели настолько насолить, и какую дорожку перейти? Ведь нет здесь, и не может быть конкуренции. Пилотов ощущается нехватка, они прибыли в отряд, как желанные. И самая ужасная мысль вкралась в Пашкины мозги, так вопрос, а кто же следующий? -Паша, - немного погодя, спросил Алексей. – Объясни мне ты толком, что это такое здесь было? И зачем он устроил сейчас этот балаган. Ведь ни мне самому, а уж тем более Ирке совершенно не нужен был этот скандал. Ну, не совсем уж дура она! – уже в сердцах воскликнул Алексей, но на жену глянул с легким подозрением. А вдруг? Ведь пилила его уже, сколько дней за безделье по дому. Вот и решила поспособствовать, устранить из командировки Виктора, чтобы надолго застопорить его на базе. Глупо. Оставалось всего несколько дней страданий, и все, с четвертого числа в командировку. Опять в свой Байрам-Али летит на обслуживание Каракумской компрессорной станции. Хороша и веселая работа. Алексею она понравилась. И самое главное, что чаще он сам там планирует полеты, которые связаны с патрулированием газопровода. Лишь с утра выполнит транспортный рейс, от силы два, и патрулируй помаленьку. -Дура, не дура, но кто-то усиленно пакостит нам, вредит по полной. Сначала мне теперь вот тебе. И что ему от нас надо? – спросил, немного подумав и почесав затылок, в недоумении Павел. – Грубо, жестоко вредит, понимая, что в нашем обществе сейчас стукачок – самая паскудная миссия и грязное клеймо, не отмываемое. Уж легче нарушить чего-либо, чем быть уличенным в доносительстве. -Ты так считаешь, что сие все это происки недруга? – удивленно спросил Алексей, пока еще не понимая этой догадки. – И кому мы это успели так сильно насолить? Я не припоминаю такого. -Но ведь все про то и говорит. Я физически не мог звонить Очаковскому с Промбазы и докладывать ему о пьянке Ткаченко с Гусейновым, даже если бы и был знаком с этим инспектором. Телефон был в распоряжении Даминова. Это диспетчер Промбазы ВТУРБ. Юрка. Мы с ним потом сдружились, так я понял, что и он сам на такое не пойдет. Тем более, так грубо гадить своему начальнику. Это же можно запросто вылететь с такого хлебного места! -А Ирка, откуда могла? Да я сейчас же схожу к Гульнаре и все уточню. Это же, вообще ни в какие мозги не влезает! Сам подумай. -Уже подумал. Наплюй и разотри. А ты, Ира, тоже сильно не страдай. Немного испортило настроение это происшествие такую славную череду наших успехов и побед, подарков судьбы. Кто-то не желает нам счастья. Видать, перебор в плюсах. Однако насколько ты помнишь, Леша, то Виктор логикой не выделялся. Сплошные эмоции и прилагательные. Возможно, сейчас в легком подпитии и домыслит, если не закопается еще глубже. Ведь для того, чтобы понять, требуются напряжения в коре головного мозга. Хватит ли у него на это потуг? Слегка сомневаюсь. Но, чтобы оставаться друзьями, ему на это придется пойти. А это про разрыв, так он сгоряча ляпнул. Алексей с утра улетел в свой базовый рейс, а Павел позволил себе немного предаться отдыху. Вчера собрал все бумаги и документы к завтрашнему вылету, а в доме усел все повесить и прибить. Как и рекомендовал Константинович, не изощрялся в ремонте, поскольку буквально через год-другой будут сдавать новый дом в микрорайоне Учпункт, в котором они с Алексеем получат новые квартиры. А по существующим нормам ему с Маринкой тоже может достаться двухкомнатная. И про детей Павел лишь пугал ее, чтобы хоть таким способом стимулировать Маринку на рождение сына или дочери. Ей, видите ли, пару лет прожить для себя. А вот Павлу больше желалось иметь в доме некоего маленького Киселева, чтобы эта самая жизнь для себя скрасилась детским смехом и визгом. Он помнит, как баловался с маленькой Валей и Виталькой. И с какой радостью они тянули к нему ручки, как желали видеть дядю Пашу. В принципе, так он с самого их рождения знаком с ними. И ходить, и говорить они учились с его помощью и под его руководством. Да, так уж случилось с этой женитьбой. Не так, как мечталось и рисовалось в воображениях и грезах. Но ведь Павел принял сей факт, как случившееся и судьбоносное! Для многих, если не для большинства, сумасшедшая любовь с любованиями звездами и луной чаще заканчивается резким внезапным отскоком в разные стороны на ужасные и длинные дистанции. С треском, разрывом и такими ранами, что брак их и вообще соседское нахождение становилось невозможным и смертельно опасным. Ну, почему Маринка не желает принять эту действительность такой, какая она есть? Ведь этого она сама больше его хотела, охмуряя и заарканивая слегка хмельного мальчишку курсанта. Так продолжай укреплять семейные узы деторождением, чтобы у твоего мужа даже желания на разрыв не возникало. Ведь именно сейчас, пока не появились дети, легки и безболезненны расставания. Меньше всего нужна Павлу ее работа с сомнительными прибылями и вкладами в семейный бюджет. Не могут деловые денежные люди, а в особенности азиатской внешности, преподносить такие дары от щедрости души и с единственной благотворительной целью. Рвет Маринка эту хрупкую слабую супружескую связь. И без того ненадежная семейная жизнь трещала, словно сшитая нитками не того номера. Кто-то их перепутал, а она не желает укреплять. В таких раздумьях Павел сидел у окна и разглядывал двор с суетой его обитателей. Немного тоскливо и грустно было от таких мыслей. И только сейчас он понял мамины печальные взгляды, которые быстрее его раскусила невестку, и не поверила в искренность и прочность этой женитьбы сына. Она даже догадывалась и предполагала, что в первый же отпуск он вернется один. Однако Павел думал иначе, и пытался всеми возможными средствами и уловками укрепит созданное им самим. Когда еще издали он заметил, несущуюся на всех парах, Татьяну, то сразу молниеносно переключил свои мысли на иную тему, и пулей вылетел к ней навстречу. Лешка в рейсе, а Ирка с грозной Татьяной не совладает. А в том, что Татьяна неслась на разборку, он сразу понял по ее грозному и решительному виду. И без кровавых соплей с вырыванием клочьев волос сейчас здесь не обойдется. Подхватив чуть ли не на руки, Павел внес ее в свою комнату и грубо шлепнул на диван. -Вот сиди, и не рыпайся, а иначе свяжу и жестоко высеку ремнем! – грозно прикрикнул Павел на разбушевавшуюся женщину, которая все еще продолжала дергаться и рваться в бой. – И лучше тебе не дергаться. А то обещанное вмиг воплощу в реальность. За мной не заржавеет. Что, этот придурок напился и разболтался? Вот трепло собачье. Хуже базарной сплетницы стал. Я ведь надеялся, что немного выпьет и поумнеет, а он наоборот. Хуже базарной сплетницы стал. Ему же мы вчера с Лешкой внятно и доходчиво пояснили, так почто он тебя взвинтил? Решил жену на жену натравить, чтобы успокоить и потешить свое самолюбие? -А что, нет, а что, не так было? А чего она…? А если хочет, так пусть скажет, а нечего сразу звонить. И неправда все это. Витя не пьет в командировке, он мне звонил по вечерам, я бы сразу поняла. Он и дома стал реже и аккуратней пить, а она взяла, и наплела всяких гадостей, - уже менее уверенно и слегка напуганная таким жестким напором Павла, лепетала Татьяна. Павла уважали и даже слегка побаивались его справедливости и жесткой требовательности еще с армии. Он не будет, если когда и ругает, с бухты-барахты или по чьим-то сплетням судить. Проверит все, убедится сам, потом принудит к признательности самого нашкодившего, а уж потом отчитает по всем параметрам снизу доверху. Поэтому Татьяна сразу почувствовала, как Павел яростно вступился за Ирину, уже сомневаясь в пьяных сплетнях мужа. Виктор ведь не сразу напал на чету Лебедевых, а поначалу проглотил две полные рюмки водки без закуски и под сигарету. И уж потом приступил к жалобе на мерзопакостный поступок Ирины, убеждая и доказывая, как факт очевидный и доказанный. Мол, и пацаны свидетели, и сам комэска так и сказал. -Неправда, что ли? – продолжала уже без азарта Татьяна. Пожар и буря уже были погашены и притушены. -Неправда, дурья твоя башка! – рявкнул Павел, но потом резко сменил грозный тон на мирное собеседование. – Мы ведь на новоселье клялись в верности, дружбе и любви. Почто так сразу без спроса предаем друг друга? -Так это же она, а не я. Мне ведь Витя так сказал, что звонила именно она и едва ли не при нем. Или ты там тогда был? Я уже не помню, как он говорил. Было же, так чего заступаешься? Надо же разобраться и определиться. Если это она, тогда…, - глаза Татьяны зло блеснули. -Вот именно, - Павел сел рядом на диван. – А я так понял, что ты к Ирине не для разговора шла. Куриные бои на высоком уровне решила устроить. Честное слово, ребята, вам так хочется с такой легкостью и радостью порвать нашу офицерскую дружбу в клочья. Вот и цепляетесь за любую сплетню. А тут вам такую радостную информацию на блюдечке с голубой каемочкой преподносят! -Паша! – уже жалобно, чуть не плача, проскулила Татьяна. – А что тогда делать, а? разве можно так подло шутить? -Можно. Подлецы в выборе способов особенно не церемонятся, попадая в цель с одного выстрела. Не нужно им помогать. Давайте учиться давать отпор и сдачу. Вот ты сейчас остыла и вообрази, прокрути в мозгах весь этот звонок. Изобразить, помочь твоему воображению? Приблизительно так: Виктор Константинович, вам звонит жена Лебедева Ирина. Спешу сообщить вам, что Гречишников Виктор…. Ну, а дальше по тексту, ты представляешь, о чем и про что. Вот начало именно таким и было. Это же даже с куриными мозгами так не закладывают. А где распространенное, понятное и доступное слово «доброжелатель»? И Витька твой на эмоциях сыграл. Нехорошо, ребята, некрасиво. Необходимо в ближайшее время собраться и обсудить такое скверное положение, как недопустимое и анти товарищеское. Мы должны друг другу доверять, а не какому-то там подлому и скверному информатору. -Паша, да я-то ничего, а вот Витьке ты объяснил бы, а? Ну, чтобы он так уж не сердился на Ирку. Да и Лешку он приплел, словно они заодно. И как он может заодно, когда Лешке оно и даром не надо, - уже жалобно просила Татьяна Павла. Оказалось, что Виктор с утра опохмелился и сам же завел ее. Оттого и летела Татьяны, как фурия с единственной мыслью и целью: порвать сплетницу пока муж в воздухе. Уж с этой мелкой дрянью ей справиться проще пареной репы. А вот теперь у нее было иное видение на этот свой мстительный шаг. Это же просто замечательно, что на пути попался Павел, который случайно в этот миг смотрел в окно. Ох, и наломала бы она дров сгоряча. И не только дров, но и человеческих женских костей. А ведь у нее именно такие намерения и были. -Спасибо тебе, Паша! – добавила Татьяна, окончательно осознав ошибку. – Да я сейчас пойду и от души накостыляю Витьке самому по шее. А-то развел демагогию с розовыми соплями про тебя и Ирку. Мол, это вы за нее просто по дружбе заступились. А сами, так на все сто уверены в Иркиной подлости. А оно выходит, что сами мы с Витькой оказались глупее глупого. -Ладно, Таня, будешь Витьку по шее лупить, пару раз и от моего имени отвесь. Только от души, чтобы враз просветление в мозгах наступило. А не просветлеет, так я от своего имени в командировке отвешу по трезвой башке, когда он на смену прилетит. Пусть с сегодняшнего дня на эту тему мыслить начинает. -А ты, Паша, завтра летишь? -Да, с самого сранья. В наряде на семь часов стою. Так что, сегодня хотелось бы от души отдохнуть и выспаться. Павел не знает, каким образом и способом убеждала и доказывала Витькину неправоту Татьяна, но ее воздействия оказались весьма действенными. Уже на третий день где-то ближе к заходу солнца его к телефону позвал на вышку диспетчер. Звонили из Чарджоу. Павел поначалу никак не мог понять, кто и зачем потревожил его стремления, отправиться после ужина в царство Морфея. Но потом, сосредоточившись и усилив напряжение своего слуха, поскольку из трубки некто приглушенно квакал и крякал, наконец-то уловил тональность Виктора, его говор и манеру общения. Но тему и причину звонка долго еще никак не мог осознать. -Говори по буквам, чего тебе надо? – рассердился Павел не на Виктора, а на ужасно скверную связь. -Я все понял! – орал с другого конца провода приглушенный далекий и еле внятный голос Виктора. – Я помирился с ними и попросил у них прощения. Да, был неправ, а с кем не бывает, ежели все так показывает и разоблачает именно Ирку. Однако не могла она, даже если и желала этого. -Витька, вот ни хрена понять не в состоянии, о чем и о ком ты треплешься? – уже возмущенно прокричал Павел. – Связь вообще никудышная, а он еще тут эпитетами красуется. Говори по теме. -Это не Ирка звонила. А зачем ей вообще нужно было меня парафинить? Леха и без меня спокойненько улетел в Байрам-Али. -Ладно, Витя, я основное понял, что вы молодцы. Прилетишь на смену, потом и поболтаем серьезно и внятно. Только ты Таньку там не обижай. Своим подзуживанием и накручиванием против подруг ты ее оскорбляешь. Это очень даже неправильно. Ладно, большой привет сыну. Ну, и, слава богу! – уже думал Павел, возвращаясь в свою комнату на кровать. – Разобрались и помирились, а провокатора отыщу и обрежу ему его поганый язык, чтобы больше не свиничал. Но вот что там, у них в семье произошло, Павел никак и сообразить не мог. С чего это так кардинально с Витькой перевернулось, кто его за уши притянул к телефону и уговорил наговорить извинений, словно он перед Павлом провинился и теперь так винительно оправдывался? Мог бы он и конца командировки дождаться, приема-передачи, где обо всем спокойно и без нервотрепки обсудить. Видать, Танька сильно разозлилась и сполна навешала по полной программе. И по ушам, и по шеям, и еще кое по чему, чтобы мозгами думал, прежде чем друга обвинять. В данную командировку с Павлом техник Сакора. Вроде как по имени Коля. Но это его так все звали до определенного момента. Павел попросил как-то научить его некоторым фразам туркменского языка, чтобы хоть на базаре можно было слушать и обсуждать товар и цены. Да и в аулах детвора набегает и лопочет на своем, облепив вертолет, как мухи нечто. А ты слушаешь их, как грохот камнепада или стук града о железную крышу. Одинаковые восприятия. А так, хоть приблизительно будешь знать, чего они от тебя хотят. Но Сакора, с трудом и выговаривая и коверкая слова на русском языке, чистосердечно признался: -Очень плёхо говорить на туркменски. -Здравствуйте, я ваша тетя! – удивленно воскликнул Павел. – Ты, как-то и по-русски весьма слабо. Какой, в таком случае, твой родной язык. Насколько я осведомлен, так ты туркмен по национальности. -Туркменский? – просто и внятно ответил Коля Сакора. – Просто я его немного забывал, пока училища учил. А русский плёхо усвоил. Там, когда учился, говорил хорошо, а приехал, стал плёхо. -То есть, насколько я сумел тебя понять, так ты завис где-то посреди? Тот забыл, а этот не выучил. Буду просить Адхама. -Он узбек. По-туркменски тоже плёхо говорить. А наши языки немного непохожие, у нас по-другому говорят. -Черт знает что! – искренне возмутился со смехом Павел над создавшейся ситуацией и проблемами. – Учителя никак не найти. Согласилась синоптик Диля. Она свободно общается на всех языках, включая и матерный. Вот его в этих краях освоили с успехом все, включая и Сакору. А уж у Диле лучше любого мужика, получается, по матерному. Особенно весело слушать, как она ругается с кем-либо из местных служащих на туркменском, напополам смешивая его с матом. И главное, что эти добавки превращали ее речь в очень понятную и внятную. То есть, здесь он понимал смысл ее речей и без переводчика. -Диля, - просил Павел, который не слишком любил мат даже из уст мужиков. А уж из уст женщины он вылетал чересчур безобразно. – Ты меня учи без этих соленых примесей. Я и без мата ученик способный. И она ему на листке записывала два-три предложения, требуемые для обращения или неких просьб, а Павел уже заучивал их, лежа на своей кровати. А по утрам на Промбазе обращался с этими фразами к Юрке Даминову, вызывая у того искренний и веселый смех. Да, вкратце, почему Коля превратился в Сакору. Однажды, разгадывая сложный кроссворд, при нем озвучили вопрос, касательно птицы из семейства вороньих. Он быстро ответил: -Сакора. Вписали и продолжили. Однако через несколько шагов это слово препятствовало ответу на простой и внятный вопрос. Попросили Колю разъяснить, кто такая, и что из себя представляет Сакора. Тужась, коверкая и ломая все слова подряд, он наконец-то сумел родить из себя это понимание. Получалась сорока в его интерпретации. Посмеялись, но новое имя к нему прилипло прочно, словно по паспорту. Говорят, что теперь даже супруга его зовет именно так. Сегодня в обед к вертолету подошел сам Гусейнов, начальник ВТУРБ и, расспросив о здоровье и летных успехах, заказал назавтра после обеда полет в Чарджоу. Ему, видите ли, срочно понадобилось с кем-то встретиться. А, стало быть, Павел без предупреждения нагрянет домой с инспекторской проверкой. Это он так в шутку называл вот такие внезапные прилеты домой. А на самом деле, так Павел супруге верил. Пока поводов серьезных она ему не давала. Да и если так часто думать про измены и рога, то смело можно забрасывать работу вертолетчика. Возможностей и вероятностей для адюльтера полно, как для мужей, так и для жен. Двухнедельные регулярные командировки располагают и предполагают некие походы налево с двух сторон. -Каландар Исаакович, - легко и мягко намекнул Павел начальнику, словно, вроде как, и, шутя, но, мол, ему гораздо лучше подходит иной вариант. – Вот если бы мы полетели послезавтра, то у меня законный выходной получился бы. Если честно, так нельзя перенести встречу? -А оно мне надо, тем более, что уже обговорено? – незлобиво возмутился Гусейнов. Они после того казусного случая с Ткаченко поговорили, уточнили и сдружились. Начальник Павлу поверил, а вот спаивание пилотов обещал прекратить. Сам нахулиганил, как признался он, чувствуя вину перед Ткаченко. – Это тебе с женой выходной, а мне две ночи в гостинице придется провести. Нет уж, назавтра и обратно меня отвезешь. Мой дом сейчас на Промбазе. И жена там. -Но иногда можно и, как сам говоришь, и нахулиганить. -Можно, но пока оно мне не нужно, - подмигнул Гусейнов Павлу, намекая ему, что некая хулиганка имеется, но не в Чарджоу. -Понял, не дурак, - тяжело вздыхая, согласился Павел. – Если и правду, так не слишком-то и хотелось. Я через неделю уже на полмесяца к жене возвращусь. А пока получится внезапно и не запланировано. Пусть бдительность не теряет и всегда в готовности будет к приему мужа. Они вылетели все-таки чуть ли ни к вечеру. И время оставалось только на перелет, с посадкой в аэропорту Чарджоу за полчаса до захода солнца. Оно могло бы и этого не хватить, но Павел торопил и пугал возможным категоричным отказом от полета по запланированному маршруту. -Каландар Исаакович, я вам гарантирую, что еще немного, и мы с вами вообще никуда не полетим. У меня, как ни странно, но допуска к ночным полетам нет. И так придется на скоростях и на повышенном режиме лететь. -Ну, так пора бы и получить, - попробовал возмущаться Гусейнов. -Во-первых, я еще только начал полеты на этом вертолете. А во-вторых, у нас производственные полеты по ночам не выполняются. Гусейнов больше не спорил, понимая, что в таких вопросах Павел более компетентен. Это ведь полет не на буровую вышку, а в базовый аэропорт, где соблюдение правил и параграфов обязательно. Поэтому даже позволил себе в последнее мгновение легкую пробежку до вертолета. Сей факт, просто недопустим для начальства такого ранга. Но ведь против аэрофлотских законов он просто бессилен. Да и диспетчер аэропорта Керки просто не выпустит их в рейс, самостоятельно и без ведома отменив этот перелет, если времени, с учетом определенного резерва, не хватит на этот маршрут. -Давай, толкай вертолет, маши крыльями! – кричал Гусейнов, слегка запыхавшись и усаживаясь на правое сиденье инструктора. Техник Сакора оставался в Керках, дожидаться их возврата. 8 Павел с первых дней прибытия в Чарджоу заметил такую странность, а точнее, разницу в наступлении ночи в Туркмении с Белоруссией. Да и в центре России аналогично. Вроде как, идентично добирается этот оранжевый шар до горизонта. Но на Родине этот шар затем медленно закатывается, словно там, за горизонтом еще необходимо благоустроить место для ночлега. Или, бросая прощальные лучи, сам хочет полюбоваться последним мигом дня, который сам затем и повторит. Здесь же лишь успевает коснуться линии горизонта, а затем и моргнуть не успеваешь, а солнца уже нет. И моментально, словно завоеватель, врывается ночь со звездами и луной. А где же продолжительные сумерки, по многим параметром схожие с пасмурным днем? Нет их. Так, чуть-чуть легкая синева неба мелькнет на западе, и вмиг врывается в мир чернота. Поэтому и давил Павел ручкой управления от себя, чтобы посадка в Чарджоу была произведена за 30 минут до захода. Такие требование документов для малой авиации ПАНХ, для пилотов, не имеющих допуска посадки в аэропорту после захода солнца. Этот период уже называется ночью. А Павлу пока ночью летать нельзя. Считают, что он пока еще до конца не освоил технику пилотирования днем. Да еще с пассажирами на борту, что категорически запрещено. Уже пролетая поселок Саят, Павел успокоил свою внутреннюю нервную систему, великолепно понимая, что успевает с хорошим запасом, позволяющим долететь уже без спешки, чтобы затем выполнить стандартный заход на посадку с построением большой коробочки. Такие манипуляции требовались по причине легкого попутного ветра. Стало быть, посадочный курс был противоположный полетному. Услышав от диспетчера необходимые параметры, Павел установил на приборах курс посадки, давление аэродрома и, выполнив требуемые маневры, посадил вертолет на взлетной полосе. Но, пока рулил на стоянку вертолетов Ми-2, пока сдавал технику вертолет, тут и ночь подкралась. И уже после сдачи в секретную часть служебного портфеля, к дому подходил под свет звезд и редких горящих фонарей. Однако разочарований не испытывал. Успеет еще, и искупаться, и поужинать под картинки голубого экрана телевизора. И у него вся ночь впереди для любви и ласки. Тем более, что Гусейнов просил вылет перенести ближе к обеду, чтобы самому не суетиться, завершив без спешки и оглядки на часовую стрелку служебные и личные дела. Ему-то спешка абсолютно ни к чему. Запертая входная дверь и темные окна квартиры слегка удивили и разочаровали ожидания. Хотя к подругам с ночевкой Марина не бегала. Всегда возвращалась домой. Ну и что? Разве стоит от этого так расстраиваться? До ее прихода он успеет искупаться и поужинать. Маринка, скорее всего, вернется сытая. В Туркмении принято угощать гостей обедом и чаем. Голодным гостя из дома не выпустят. Павел с легким разочарованием, но мысленно успокаивая себя и настраивая на позитивное настроение, открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру. Сразу же, не раздеваясь, включил газ под кастрюлей с водой, чтобы она к моменту разоблачения успела согреться. Уже поливая себя ковшиком из таза, Павел вдруг вспомнил, что перед входом в квартиру он успел машинально бросить взгляд на почтовый ящик, и, так ему представлялось, там сквозь круглые отверстия белела почта. Газеты они еще не выписывали, а, стало быть, там могло быть лишь письмо. Но ведь почту приносят до обеда. Получается, что Маринка вообще еще не возвращалась с работы, что ли? А это значит, что и с ужином он в пролете. Придется мудрить и изобретать что-нибудь самому. Нет, скорее всего, она к кому-то из своих конторских зашла. Если бы к общим друзьям-подругам, то почту обязательно взяла бы. Ведь там может быть лишь письмо от мамы. Ее родители не любят писать, и, скорее всего, как понял Павел, они рады, что сбыли с рук беспутную дочь, и теперь хотят ее забыть насовсем. Нет, и не было между ними теплых родственных чувств. Не роднятся и не желают знаться, что означает, что и в отпуска туда можно не ехать. А Павлу это даже на руку. Не слишком и хотелось тратить отпускные дни на этот славный город Кременчуг. Нечего и ему там делать. Скоренько промокнув себя махровым полотенцем и набросив на голое тело длинный теплый халат, Павел выскочил на улицу и открыл почтовый ящик, с удивлением рассматривая конверт. Не было на нем ни адресата, ни имени отправителя. Да и графа «КОМУ» пустовала. -И что это еще за юмор местного масштаба с очередными загадками? – удивленно размышлял Павел, поднимаясь по ступенькам в квартиру. Но решил не торопиться. А вдруг в конверте нечто для Марины важное и нужное? Потом скандала не оберешься. Немного лучше подождать. А пока заварил чай и нарезал бутербродов, чтобы у голубого экрана все это на голодный желудок поглотить. Белый, чистый, но запечатанный конверт лежал сиротливо на телевизоре и манил к себе загадкой и непониманием. Проглотив последний бутерброд и бросив взгляд на настенные часы, Павел уже слегка разозлился. Разумеется, он прилетел без предупреждения, и никогда такое не делает. Но всегда говорил ей, что такие прилеты возможны. Стало быть, ночуй дома. Муж с ревизией запросто может нагрянуть в любой момент в неурочный час. Видать не поверила и не учла такой вероятности. Окончательно обидевшись и разозлившись, Павел схватил конверт и раскрыл его, доставая оттуда тетрадный листок, исписанный красивым подчерком с одной стороны. Павел сразу узнал этот подчерк с завитушками и колючками, как он любил называть его. Такие письма писала Виктору Татьяна. Но вот Павлу она никогда и ничего в своей жизни пока не писала. И с чего бы это? Павел прочел текст, наверное, раз десять, прежде чем понял смысл содержания этой записки. Слов немного, но все они били и жалили, словно впивались в тело своими острыми буквами. «Паша, прости, что пишу, может, и зря я так поступаю, но мне уже самой противно это молчание. Виктор страшно негодовал, но требовал, чтобы я тебе ничего не говорила. А я считаю, что это нечестно по отношению к нашей дружбе. Мы ведь вместе были все эти три года службы в Забайкалье, носы морозили и от подлых комаров отмахивались. А она, словно чужестранка, даже неясно, зачем затеяла это замужество, ежели и не собирается создавать семью. И такой факт, как измена мужу, да еще в открытую, меня возмущает до глубины души. И Лешка молчит, хотя твоя Маринка словно и скрывать ни от кого не собирается. Ведь в твое отсутствие к ней и за ней какие только на своих автомобилях не приезжают. Как к себе домой. Даже не пытаясь скрываться. И вот я решилась, узнав от диспетчера аэропорта, что ты сегодня возвратишься домой, оставила для тебя это письмо. Тем более, что в твое отсутствие она практически не ночует дома. Конечно, ты можешь переспросить, у кого пожелаешь, хоть у Виктора, хоть у Алексея с Иришкой, но я гарантирую, что изобразят на лицах недоумение и удивление. И не знаю, сумеешь ли поверить моим словам, поэтому я уточнила, то есть, вернее, проследила сама за ними и узнала его адрес, того, у которого она чаще ночует. Можешь, хоть сейчас, но попозже, когда, как говорится, у них наступит время постели, поехать по этому адресу. Я уверена, что застанешь их в очень даже определенных позах и одеянии. Еще раз прости, если не согласен с моим поступком, но ведь так она еще и родит тебе неизвестно от кого, а тебе придется воспитывать. Или, что еще хуже, платить алименты. Ведь она, как я поняла, так и планирует всю жизнь гулять. Всегда уважала тебя, а потому и информирую. ТАНЯ». Затем следовал адрес, где гипотетически в данную минуту находилась его жена со своим очередным любовником. Павел отбросил письмо от себя на пол и сам прилег на диван. Ну, и что ему делать сейчас? Унизить себя и рвануть по указанному адресу? А не много ли ей чести? Проще, так оставить это письмо и пусть сама прочтет и поймет его осведомленность. Нет, он заберет его с собой в Керки, а для супруги оставит свою записку с этим вот адресом и с припиской, что все сам лично видел и знает о ней и о ее изменах, чтобы потом не пыталась выкручиваться и придумывать всякие оправдания, сваливая сплетни на происки врагов. Однако уже через несколько минут Павел решился. Поначалу полностью себя успокоил, вернул мысли и нервную систему в устойчивое состояние, а затем с трезвым определением решился ехать и разоблачать. Ведь в любом случае Марина станет визжать, обвинять его самого, но пытаться выкрутиться и оправдаться, пока ее носом не ткнешь в сам факт, когда оправдания потеряют силу и убедительность. А скандалить и устраивать сцены ревности со стрельбой и мордобитием, Павел абсолютно не планирует. Он лишь убедится и покажет ей разоблачение. И от всех этих соображений неожиданно в душе образовалось веселье и счастье. Ну, и, слава богу! Случилось все даже на радость мамочке. Она согласилась с выбором любимого сыночка вынуждено. Уж в следующий раз Павел постарается ее порадовать своей женитьбой, и предъявит маме достойную невестку. Быстро скинув халат, Павел надел на себя гражданскую одежду и выскочил из дома. Хотелось поначалу забежать к Алексею, чтобы и ему высказать свое мнение о нем и о его понимании дружбы. Мог ведь друг, живший по соседству, и видевший сей адюльтер, хотя бы намекнуть о наличии рогов у друга. Получается, что вместе хихикали за глаза и сочувствовали. Хорошо, хоть Таня догадалась открыть всю истину и разоблачить жену. И не просто словами, а фактами и адресом, где голубки воркуют. Вот только ты, Паша, постарайся и собери всю волю в кулак, и по возможности этими кулаками не размахивай. Зачем же нам вместо долгожданного освобождения получить еще и тюремный срок? И чего так сильно разнервничался? Сам, поди, дожидался именно такого финала не первый день. Чем уж чем, а задницей Маринка крутить умела перед самцами. Азиатские самцы аж слюной давились, бросая жадные взгляды в ее сторону и провожая глазами, чуть ли шею не сворачивали на все 180 градусов. Уже перед входной дверью, указанного Татьяной адреса, Павел вновь ощутил по всему телу эту противную нервную дрожь. Унизительную и оскорбительную. Ведь сейчас придется что-то говорить, объяснять и доказывать. Не хотелось бы. Вот послать бы их подальше и про все забыть! А он так и сделает. Глянет, убедится и пошлет. И никаких физических и нервных эксцессов. Велик почет для них, чтобы Павел еще перед ними свое даже легкое расстройство показывал! Ничего они этого не увидят. Даже легкую радость и наслаждение от предчувствия освобождения ощутил. С той же легкостью, что сдался в Кременчуге под ее настойчивостью, с такой же быстротой и освободится. А чтобы долго не думать и теребить мозги, Павел резко выбросил руку в сторону кнопки звонка, и сильно надавил на нее, ощутив в суставах вялость и тяжесть, словно сам организм ничего не желал такого, связанного с нервными переживаниями. -Кто там? – спросил грубый мужской голос минут через пять. Видать, помешал Павел их процессу наслаждения, оторвал от таких важных дел. А ведь вполне вероятно, что и вообще могли не подходить, да Павел сам не заметил, как все эти пять минут не отрывал палец от кнопки, заливая мелодичным и приятным перезвоном квартиру. Дверь плотная, двойная, поэтому сам он этой мелодии почти и не слышал. Зато находящиеся в ней отслушали сполна. Оттого и злым и сердитым был голос вопрошающего. -Открывай, свои! Молочный брат твой посмел заявиться, будь добр, впусти своего родственничка! – с той же учтивостью гаркнул Павел, наконец-то соизволив отпустить палец от кнопки. Быть вежливым и доброжелательным не хотелось, но и рвать, и метать он не станет. Дверь распахнулась аналогично голоса, то есть, зло и резко, как и сама выглянувшая физиономия. От увиденного лица Павла сразу же захотелось шарахнуться в сторону, поскольку посчитал ошибкой свое явление сюда. Не могла позариться Маринка на такое чудо. Ему с трудом удалось сдержать порыв, сразу покинуть этот дом. Лицо хозяина этой квартиры было черным, чересчур измятым и блестящим, словно смазанное маслом. Неужели, житель черного континента? Однако приглядевшись, Павел понял, что перед ним представитель не негроидной расы, а очень смуглый загорелый, даже пережаренный на солнце туркмен. Ну, а мятое и потное от подушки и водки, и блестело оно от испарины, от капелек пота по всей физиономии. В помещении было слишком даже душно и жарко, хотя на улице уже достаточно прохладно. Но он нагрел квартиру обогревателями. Вероятно, хозяину не хотелось пускать нахала внутрь своих владений, но Павел, решивший до конца решить свой семейный вопрос, входил смело и бесцеремонно. А оказывать сопротивление молодому, хорошо сложенному парню желание у владельца этих апартаментов не возникло. Вдруг гость с мирными намерениями? -Парень, тебе чего? – как можно спокойней спросил испуганным голосом обладатель блестящего лица. -Боря, там кто пришел? – услышал Павел из глубины квартиры голос пока еще своей жены Марины, и на душе сразу стало легко и свободно. Не обманула его Татьяна, все оказалось правдой. -Я сам сейчас разберусь, ты не волнуйся, - прокричал ей в ответ Боря, и уже обратился к Павлу. – Ты, случаем, квартирой не ошибся? Здесь тебя никто не ждет и не знает. Ты спрашивай, может, я знаю того, кого ты ищешь? -А знаешь, ты абсолютно прав, меня и в самом деле, здесь никто не ждет и уже даже не надеются на встречу, - с легкой иронией и уже со смехом и в веселом внутреннем настроении отвечал Павел. Соперник оказался настолько уродливым, по пониманию и видению самого Павла, что даже иного мщения, как обречь супругу на вечное с ним проживание, страшней наказания и не придумать. Нет, вполне вероятно, что при параде и на солнечном свету рядом с пожилой туркменкой он даже весьма престижно и привлекательно смотрелся бы. Но, представив его с Маринкой, как бы Павел к ней не относился, рвотные позывы подступили к горлу вместе с этой мыслью. Видно, Маринке также стало весьма любопытным лицезрение гостя, ради которого ее Боря так надолго задержался, покинув на большой промежуток времени ее благородное уважаемое тело. Она резко выскочила из комнаты, на ходу набрасывая на обнаженное тело легкий летний халат. -Ты? – больше поразилась и удивилась Маринка в первые секунды. Она резко остановилась в дверном проеме с широко раскрытыми глазами и ртом, словно увидала нечто абсолютно непредсказуемое. -Мариночка, ты знакома с этим молодым человеком? – угодливо спросил Боря, изображая на лице сладкую улыбку. -Она очень даже близко со мной знакома, - ответил за жену Павел. – И ей совсем не нравится мое появление в такой неурочный час. Но я сейчас же уйду, даже ничего выяснять не планируя. Можете продолжать свои любезности в том же духе. Да не дрожи ты так! – обратился он к Борису. Павел понял, что тот уже разобрался в степени знакомства их общей Марины, и теперь ожидал грандиозный скандал с битьем посуды, мебели и его лица. – На сатисфакцию я не настроен и ее не планирую. На иные грубые деяния аналогично также. Мне вполне хватило лицезрения вашего совместного присутствия. Можете выслушать меня, молча, и не перебивая. Я сам все скажу, - приостановил Павел попытку жены изречь из открытого рта некие фразы. – Ты, Боря, поскольку присмотрел мою жену и бессовестно ее конфисковал у меня, так уж будь добр, забирай насовсем. А то, даже как-то не по-джентельменски теперь возвращать в супружеское ложе. К концу моей командировке, Марина, а ты сама знаешь время моего возвращения, свое личное барахло можешь вынести. Только прошу, чужого не тронь ничего, ни даже маленькой безделушки. Вернусь сюда и отниму враз. Павел развернулся к выходу, но потом внезапно бросил в сторону жены смешливый, но взбешенный взгляд и ткнул в ее сторону пальцем. -Провожать не нужно, дорогу я знаю. Очень даже рад, что все так быстро разрешилось. А то неизвестно, сколько бы еще мне лет пришлось бы таскать на лбу ветвистые рога. Сама ведь толком не определилась, но по глазам вижу, в выборе сомнения имеешь. Одно ясно, что со мной уже разорвало на века и однозначно. А выбор твой меня развеселил. Хотя, вполне осознаю, что свое уродство он компенсирует деньгами. А ты их всегда любила больше всего. Разоблаченные любовники слушали Павла, молча, все еще не веря в мирное завершение монолога, обиженного и оскорбленного мужа. Только вот все равно хотелось Маринке услышать из его уст хоть маленькие признаки сожаления и страдания. А он с такой легкостью открестился и попрощался. Павел не отпускал такси, так и, полагая, и надеясь, что задержится на время, не более 10 минут. И это он с запасом брал, понимая, еще не по плану получится, с открыванием дверей задержится, как и случилось. Поэтому, выскочив из подъезда, он сразу запрыгнул в машину и дал команду уснувшему водителю, следовать по новому маршруту, запланированному им заранее: -Микрорайон Учпункт. Дом я покажу на месте. Там аналогично минут 20-30 подождете, пока я поговорю. -Никаких проблем, - равнодушно ответил водитель, трогая машину с места. – А потом куда едем? -Обратно в аэропорт. -Это даже очень хорошо! – уже более бодро и обрадовано воскликнул таксист. – Как раз успеваем к прилету Московского рейса. Там пассажиров всегда полно, что не на одну ходку мне хватит. Таксист уже мысленно подсчитывал прибыли, а Павел внезапно пожалел о своей выходке. Нет, не с Маринкой, а о том, что едет к Гречишниковым. Что он скажет Виктору и Татьяне? Спасибо одной и свое «фее» другому? За молчание, за факт скрытия и не предупреждения друга? Но менять решения не хотелось. Машина уже несла его в сторону нового микрорайона, а передумывать было сложно и трудно, так как сейчас срочно требовалось высказаться самому и услышать мнение и советы друзей. Очень сложно и невозможно однозначно ответить, как бы он сам повел себя по отношению к друзьям, если бы вдруг стал обладателем вот такой паршивой тайны? Не зря говорят в народе по такому поводу двумя яркими и жизненными поговорками: «Чужая душа потемки», и «Муж и жена – одна сатана». И кто будет правым, так еще вилами на воде писано. Всегда, кажется, что супруги сумеют помириться, а тебя обвинят, как причину раздора. И вместо спасибо услышишь лишь упреки. И кто тогда из них больше правый: Виктор, который скромно промолчал и, молча, наблюдал за прорастанием рогов на челе друга, или Татьяна, которой чувство армейской дружбы не позволяет умалчивать про подлость по отношению к Павлу? Ведь поступок Марины, судя по письму и наглядному примеру, не просто эпизодическая измена, а целенаправленное уничтожение семейных уз. Потому и детей не желала, чтобы не мешали ей свободно разгуливать налево, направо. Но, спасибо Татьяне, поскольку их мнения и стремления совпали. Павел с легкостью и удовольствием рушит эту неправильную и непрочную семью, созданную нечаянно и случайно. -Ты это чего? – слегка удивленно, но радостно встретил Павла Виктор, впуская в квартиру и сразу предлагая тапочки. Татьяна специально купила для гостей набор тапок, которые по размерам подходили на все ноги. – По делам заскочил, аль случайно, мимо проходя? Ты на выходной прилетел? -Нет, завтра опять в Керки. Но к обеду, рано вставать не придется. Но и от пива откажусь, - сразу ответил он на все заданные и предполагаемые вопросы, мельком заметив на журнальном столике трехлитровую банку с пивом и кучку рыбных отходов на газете. Семья баловалась балыком. -Паша? Вот так новость! – из ванной выходила вся мокрая и раскрасневшаяся Татьяна, плотно запахивая на голом теле халат. Семья ко всему прочему еще и ко сну готовилась. Время отдыха во дворе. Это Павлу дома не спится. – Заходи, пивком побалуешься. Рыбку Виктор принес просто умопомрачительную. Так я больше ради рыбы составила ему компанию. Даже разрешила ему за второй банкой сбегать. Просто первая слишком быстро закончилась. Глаза Татьяны горели радостью и семейным благополучием. По ее виду Павел не приметил ни столь ожидаемых вопросов, ни угрызений совести за содеянное. И как это теперь понимать? Что-то опять не сходится в деяниях. Откуда она вдруг в один миг могла узнать последовательность сегодняшних событий, как в действиях Павла, так и Марины? Они, как сразу понял Павел, весь вечер пьют пиво с рыбой. Даже на вторую банку дала добро, что бывает лишь в хорошем духе и при наличии массы свободного времени. А ежели судить по письму, то встречать Павла Татьяна просто обязана напряженно и вопросительно. Ведь предала, по сути, подружку, хотя, как Павел понимал, таковыми они с Маринкой и не были, поскольку вся их компания встретила Маринку настороженно и с опаской, как чужака. И Татьяна не исполнила требований мужа, ослушалась супруга. Хотя, послушанием и кротостью она никогда не выделялась, но в любом случае сейчас глаза ее не должны были лучезарно светиться. Как ни как, а удар, хоть и с благородной целью и искренний, но нанесен был жесткий и смертельный для дальнейшей семейственности Павла. А Татьяна готова расцеловать и за стол усадить, словно никак не ожидала явления такого дорогого гостя. Полнейший абсурд. -Паша, ты чего мнешься, как неродной? – тянула Татьяна его за рукав в комнату с пивом и рыбой на журнальном столике. – Не желаешь пива, так чаю налью с конфетками. У нас есть хорошие, с Украины. -Погоди, - притормозил такую неуемную радость жены Виктор, первым заметив некое несоответствие в поведении друга. – Говори, что случилось, а то вид у тебя, словно жаловаться на судьбу пришел. Может, с Маринкой чего приключилось? -Ой, Витя, ну, ты сразу в крайности бросаешься! – как-то беззаботно и без изменений в настроении отмахнулась от таких инсинуаций мужа Татьяна, продолжая усиленно тащить Павла за стол. – Садись, я сейчас чай заварю. Знаю сама, что перед вылетом у тебя жесткое табу. Вот и Виктор наконец-то, благодаря твоему положительному примеру, аналогично такой политики придерживаться стал. А то, все на авось рассчитывал. Мол, пронесет. Теперь боится. -Ну, ты и сказанула, тоже мне! – смущенно, еще не поняв, кого здесь похвалили, а кого в пример поставили, проворчал Виктор. – Просто я осознал, что здесь порядки далеко не армейские. По карману больно бьют расслабления. А за такие нарушения, - он показал пальцем на пиво, - еще и по голове. Когда Татьяна убежала на кухню, Виктор заговорчески подмигнул, пододвигая к Павлу бокал с пивом, предлагая и намекая, что Павел не против небольшой дозы, но стесняется при Татьяне. -До вылета один бокал выветрится без остатка. -Нет, Витя, я уж лучше чаю. -А чего пришел-то? Чувствую ведь, что неспроста. -Ой, малость ты и прав. Шел я к вам неспроста, да вот теперь сомнениями вдруг повеяло. А вдруг все зря я эту кашу заварил? Только порчу своими желаниями, разрешить свои непонимания. -Ничего не зря, - воскликнула Татьяна, вернувшаяся с кухни с чайником, конфетами и кружкой. – Говори, не томи, а то я уже вся от предположений и догадок извелась с твоими намеками. Пришел, и мнется. Как девица-красавица. -Вот тебе и девица, - тяжело вздохнул Павел. – Застукал я Маринку с ее хахалем. Тепленькими в коечке и не совсем правильно одетыми. А если честно, то совсем раздетыми. Вот такие у меня дела. Потому и примчался к вам, чтобы не оставаться одному со всяким там мыслями. Ведь такое еще нужно и переварить, и усвоить, и решение принять разумное и правильное. -Паша, какие еще решения? – после минутного молчания с широко открытым ртом фальцетом завопил Виктор. – Метлой, да еще в говно предварительно макнуть. Гнать в три шеи в свой задрипаный Кременчуг. Даже не зацикливайся над вариантами, иначе народ перестанет уважать. И что хоть за козел, на кого променяла тебя, такого молодого и красивого? -Чурка какой-то чумазый. Понимаешь, на него глядя, блевать тянет, а она с ним в койку. Вот оттого и разгорелся пожар в груди, что пожар самому мне не унять. Прискакал к вам за помощью. -Так я могу и водочки налить. -Буду чаем тушить. Через пару минут в себя стала приходить и Татьяна. Она настолько естественно вошла в ступор, что Павла вновь обуяли сомнения. Но ведь их не должно быть вовсе. Письмо ее, натуральное и не отрицаемое. Не под гипнозом же писала она его, что теперь так естественно ведет себя, будто вовсе и не причем? -Пашка, ты прости за вопрос, но мне его даже задавать тебе страшно. Ты хоть их в живых оставил, не покалечил? -Нет, даже матом не обругал, - бросая проницательный взгляд в сторону Татьяны, как можно спокойней и бодрей отвечал Павел. – Просто попросил к моему прилету из командировки очистить помещение. И по возможности проветрить, чтобы ею там и не воняло больше. Я чрезвычайно спокоен и хладнокровен, как на олимпийских играх. В этом меня можете не упрекать. -А вещи, а форма? Ты же у нас, как понимаю, переночуешь? – спросила участливо и с материнской заботой Татьяна. – И ты оставил их в своей кровати досыпать? Даже из дома не выбросил? -Таня, я их не у себя дома застукал. Я их подловил на его квартире. Пришел как раз вовремя, в самый ответственный момент, когда они успели раздеться до нагиша, и уже просто так сказать, что мол, на минутку заскочила, стало просто невозможным. Вот такие дела, подружка. Как говорится, застал на горячем. Там я, как раз и не стал скандалить. Понимаете, милые мои, я вдруг осознал никчемность и пустоту нашего с Маринкой брачного союза. Он изначально нам был не нужен. Нет, ей, как раз, нужен был хотя бы для того, чтобы с кем-нибудь сбежать из этого вертепа, перенаселенного невестами. И здесь ей несказанно повезло. Она наконец-то попала в мужское царство, где каждая женская особь оказалась на виду и на примете. Дожила баба до момента, где вокруг нее гарцуют мужики, добиваясь внимания, где выбор вправе делать она. Молодец, однако, быстро сориентировалась. Вот только, по-моему, добиваясь внимания, где выбор вправе делать сама, с женишком лопухнулась. Хотя…, - Павел многозначительно призадумался, продолжая упорно выискивать во взгляде и в выражениях Татьяны хотя бы искорки далекого понимания деяний, ею лично сотворенных. И ничего не наблюдал, кроме неподдельного ужаса, сочувствия и желания приласкать и приголубить несчастного друга. – Я так понимаю, что вкусы женщин и мужчин в отношении вторых и должны разниться. Странно было бы, если бы он и мне понравился. Самой природой такое определение неверно и противоречит здравой логике. -Паша, а как же ты догадался, что они именно там и вместе? Тебя кто-то предупредил, наверное? – искренне и без каких-либо помыслов спросила Татьяна, чем окончательно ввела Павла в непонимание. Ну, не могла она так искусно играть, если уж и писала такой откровенный пасквиль. Понимала же, что вскроется ее творчество, не будет Павел умалчивать. А на что тогда надеялась? Ведь на лицо, как адюльтер, так и сам информатор. Она ведь не скрывала своего имени. И Паша решился, доставая из кармана ее конверт с тем посланием и предупреждением, вручая ничего не понимающей Татьяне. Таня взяла в руки и несколько минут вчитывалась в текст. И вдруг, наконец-то поняв смысл происходящего, она испуганно вскрикнула, отбрасывая письмо от себя, словно из него только что выползла опасная змейка, грозящаяся ужалить. -Нет, нет, что за чушь, не правда все это! – лепетала она, отползая по дивану подальше от Павла. – Я не могла, я сама ничего не знала и не могла знать. И даже, если бы и узнала случайно, даже представить не могу, как бы поступила. Паша, правда, правда, это писала не я. Виктор удивленно глянул на жену и поднял с пола письмо, медленно вчитываясь в текст. Его реакция оказалась более предсказуемой и ясной. И чего тут мудрить, если бумага доказывает. -Дура, нет, ну, набитая дура! Это о чем я молчал, если и понятия не имел о шашнях Маринки? Да я забыл уже, когда в последний раз видел ее. Вот меньше всего мне хотелось бы шпионить за женами друзей, как некоторые, не будем показывать пальцем. На кой хрен ты устроила это расследование с последующим разоблачением? И еще упоминаешь обо мне без какого-либо предупреждения! -Витенька, - жалобно хныкала Татьяна. – Я не писала это письмо, нет, даже и не думала, все это неправда. Как же мне убедить вас в своей правоте? Это кто-то подло поступил в отношении меня. -Ты вот сейчас хоть молчала бы, а? Дура набитая, да и только! А вот на это посмотри и на подчерк этот, чье оно все? – совал ей под нос Виктор письмо. – Да твой индивидуальный подчерк спутать невозможно ни с чьим. А потом, само подумай, кому это нужно, чтобы в разоблачении именно на тебя подумали? Если бы кто пакость в отношении к тебе задумал, так мне про тебя написали. -Нет, вы погодите, и не устраивайте здесь семейные разборки, будто я специально пытаюсь рассорить вас, - срочно в их спор вмешался Павел, совершенно не рассчитывая именно на такую реакцию друзей. – Я ведь не собираюсь никого обвинять, включая и тебя, Витя. Сам не догадываюсь, как бы поступил на твоем месте, но не стал бы упрекать и оправдываться. По сути, я зашел к вам с целью поблагодарить и сказать большое спасибо за эту информацию, что наконец-то решила мои семенные проблемы. Ведь ясное дело, что рано или поздно (и, слава богу, что, благодаря вам, рано), мы пришли бы с Маринкой к этой разборке. Она окончательно потеряла чувство меры и совести. Ну, ведь я не в обиде на вас, так почему, мне абсолютно непонятно, вы пытаетесь выкрутиться, если у меня нет обвинений. Ясным текстом объясняю, что благодарен вашей записке, и претензий предъявлять не планирую. Потому, поговорим по-дружески, по-товарищески, и ваша свара абсолютно лишняя. -Нет, нет, говорю же тебе, я не писала, это чужое письмо, подписанное моим именем, - словно в бреду повторяла Татьяна, беззвучно рыдая и не могущая понять простой истины, их неверие в ее правоту. -Слушайте, вы, сумасшедшая семейка! Вы, почему не слушаете меня? – окончательно разозлился Павел. – Словно нагадили и теперь на попятную. А не пошли бы вы, мои друзья, на хрен. Надоели своим детским лепетом. Павел развернулся и, сильно хлопнув дверью, выскочил на улицу, где стояло такси и терпеливо его дожидалось. 9 Павел был зол на друзей, на подруг и больше на самого себя, что все-таки не сдержался и сорвался на Татьяну и Виктора, нагрубил и нахамил им, хотя планировал просто поговорить и поблагодарить, что раскрыли глаза и помогли решить эту семейную проблему. И ехал к ним именно с этой единственной целью, чтобы в такую ответственную и опасную секунду не оставаться одному со своей болью, а выговориться и поделиться сомнениями и стремлениями. Не за что было им ругаться и сориться, спасибо Татьяне за услугу, прощаю Виктора за молчание. Ведь умалчивал он из лучших побуждений. Очень уж рискованно и неблагодарно быть глашатаем неприятных вестей. В старину такого вестника казнили. И знал же, зараза, результат такого извещения, а все равно, несся за тридевять земель и доводил неприятности до ушей владык. А сам оставался без головы. Такое, или нечто подобное произошло и с Татьяной. Получила из уст Павла не по заслугам. Хотя, разозлился и обругал он друзей не за информацию, так кардинально враз поменявшую его семейный статус, а за некое кривляние, за категоричный отказ от очевидного. Не мог некий недоброжелатель так классно подделать подчерк. Да и зачем, и кому это понадобилось? Быстро такси домчало до дома. А зря, лучше бы задержалось в пути или на каком-нибудь перекрестке. Потому что остыть не успел, ни черта до конца не осмыслил и не оценил происшедшее. И на парах в том же обозленном и сердитом настроении ворвался в квартиру Лебедевых, чтобы еще и Алексею выдать на гора свое отношение к его поступку, а точнее, за бездействие и молчание. -Пашка, ты что, с луны свалился, что ли? – смеясь беззлобно и весело, пыталась оправдать и защитить мужа Ирина. – Да мало ли кто мог зайти к ней по делам или просто на чай. Мы совершенно не собираемся контролировать каждый шаг твоей ненаглядной и обо все докладывать тебе. Вот уж, тем более, чем она там занимается, так нам абсолютно неведомо. Ну, а наговаривать свои фантазии считаем излишне и не по-товарищески. Это уж твое и ее личное дело. -В самом деле, Пашка, - так же миролюбиво, словно извиняясь, поначалу уговаривал его и Алексей. – Все те же лица, что и при тебе. Они же и в твое присутствие заезжали, и она сама с ними при тебе на машинах с сумками и торбами приезжала со всяким дефицитами. Ну, подумавши, и что мы могли предполагать? -Вот и Гречишниковы аналогично выкручиваются, - все еще злился Павел, хотя уже чувствовал свою неправоту. Однако тормоза уже отказали полностью и не желали включаться в работу. – Ну, кроме Таньки, которая поначалу написала всю правду, а потом пытается отречься от своего же письма. Тупо и глупо, и абсолютно не по-товарищески. Ведь мы теперь все годы будем по командировкам мотаться. Понимаете, хотелось бы поддержку от друзей наблюдать, а не подножку. -Пашка, ну, чего ты от нас хочешь, сам хоть понимаешь? – уже стал по-настоящему злиться Алексей. Ему завтра рано вставать, а он тут принес к нему свои семенные проблемы и требует разборок. – Можно подумать, сам не догадывался, как ей достаются все эти подачки. Эти турки задаром и пукнуть тебе не пожелают. А тут вам от чистого сердца все, вплоть до икры. Научись думать трезво и поищи виноватых в своем доме. А нам спать, пожалуйста, не мешай. -Спасибо, объяснили, рассказали и успокоили. Если честно, то мне глубоко наплевать на эту стерву, слава богу, что раскрыли глаза, спасибо за это Таньке. Я о нас сейчас говорю, о нашей консолидации. Да, что вполне допустимо, если бы она почувствовала контроль, так и повела бы по-иному! -С тобой, Паша, обхохочешься! Пошел вон! Вот с собой разберись до конца, а потом ищи виноватого по сторонам. Я одного понять не в силах, так это уж точно. Ну, женился ты на самой отъявленной стерве, что и пробы негде ставить. Так тут тебя от рогов даже пояс верности не спасет. Какая к хренам консолидация друзей? За жену каждый отвечай лично сам. Я лично сам тебе спасибо не пожелаю говорить, если на Ирку начнешь доносить всякие сплетни, даже если в них и доля правды окажется. Во все времена такие доброжелатели чаще всего смертельными врагами и разлучниками становились. Я всегда, вообще-то, считал и считаю, что предназначение дружбы в чем-то ином, а не в доносительстве на недостойное поведение супруги в твое отсутствие. Давай еще и женам про мужские шалости в командировках докладывать. Дружба, как ты сейчас говоришь, к этому и обязывает. -А что, есть о чем докладывать? – неожиданно поняв по-своему речь мужа, подозрительно спросила Ирина. -Вот только цепляться к моим словам тебе абсолютно не нужно, а иначе я и тебе сейчас личный скандал с разборками устрою! – обидчивым голосом произнес Алексей в адрес жены. – Пашка, иди, проспись, а то ни себе, ни людям спать не даешь. Сам, поди, рад, что так легко и оправданно избавился от такой непосильной и тяжкой обузы! Тогда и разборки прекращай. Павел открыл рот и попытался как можно резче и грубее ответить Алексею. Но голосовые связки вдруг прекратили свою работу, затребовав незамедлительного отдыха, переключая всю энергию на мозги, настырно требую, поначалу осмыслить и разобраться самому во всем, а потом кричать на всех. Он уже внутренним чутьем понимал свою неправоту, но пока не в состоянии был совладать с эмоциями. Они полностью поглотили его и ослабили волю, не позволяя руководствоваться разумом. А Алексей говорит хоть и обидные, но правильные слова. Абсолютно не нужна Павлу эта Маринка с первого дня их знакомства. И уж тем более в качестве жены здесь, в Чарджоу. Не ощутил он себя с ней семьянином. Даже в качестве любовницы Маринка была посредственной и больше равнодушной. Как говорится в литературе, так ложилась с ним в постель по повинности, а не по желанию. Позволь, а сам? Даже, прости меня тот, кто сверху наблюдает, в момент перехода ею дороги, сколько раз втайне мечтал о дорожном происшествии с летальным исходом? Как бы оно мгновенно решило массу проблем души и тела! Часто, ох, как часто представлял пышные похороны собственной жены! И вот, когда такое случилось, он носится с обвинительными речами по друзьям и ищет среди них криминал. Слава богу, что ума не хватило сбегать еще к Николаю! А почему? Да в письме Татьянином о них ни слова. Как будто эта семейная пара абсолютно не проинформирована о делах Маринкиных? И только уже на следующий день в воздухе, когда после обеда он вылетел из Чарджоу вместе с Гусейновым на Промбазу ВТУРБ, Павла вдруг охватила глухая и отупляющая тревога. Что даже заложило уши, и перед глазами заплясали мушки, словно он или свершил нечто кошмарное, или эта беда незаметно, но уверенно подкрадывается к нему, угрожая разрушительными и катастрофическими последствиями. Ведь вот уже на протяжении нескольких месяцев, сразу же по прибытию в этот теплый солнечный город, некто незаметный, невидимый, но весьма пакостный и сволочной пытается всякими мелкими недоразумениями воспрепятствовать и полностью разрушить дружбу четырех друзей, унизить и оскорбить каждого грязными подозрениями, подставить поочередно, то одного, то другого своими неясными, но ужасно определенными и заметными действиями, которые даже отвергать невозможно. Зачем Татьяна поначалу описала все в письме, не пытаясь шифроваться и спрятаться за доброжелателя, а потом категорично начала отвергать очевидный факт? Почему она поступила именно так, для чего ей это понадобилось? И что удивительно, так это ее реальное и натуральное обиженное возмущение за несправедливый поклеп на ее честное имя. Ну, не настолько же она глупа! -Какие проблемы? – спросил после посадки и выключения двигателя на площадке Промбазы Гусейнов. -Да нет, - удивленно ответил Павел, слегка испугавшись даже такого откровенного и уместного вопроса. – А с чего это вы взяли, что у меня проблемы? Я, как мне кажется, не озвучивал свое настроение. -Не просто взял, а сам с тобой переживал на протяжении всего полета, - хихикнул довольный собою Гусейнов. – И за себя и за тебя одновременно. У тебя был такой вид, что я бы тебя с таким настроением отродясь к штурвалу не допустил. Чем же думали и куда смотрели доктора? -Да не может быть! – сквозь грусть и тоску натужно улыбнулся Павел. – А мне казалось, что я умело запрятал свои проблемы, закопал их так глубоко и далеко, что и сам про них забыл. -Да нет, мелко и очень рядом, - грустно вздохнул Гусейнов сочувственно и с сопереживанием. – Пойдем ко мне и посидим с рассуждениями и размышлениями о сути жизни и о способах решения жизненных коллизий. Могу и коньячка налить. Хотя, не буду, поскольку обещал, что больше спаивать пилотов не буду. Ваньку жалко до соплей. Верю и убежден, что ты не мог даже физически его заложить, отчего еще тоскливей. Стало быть, стукачок среди моих. Тогда посидим за чаем. Я сам твои заявки подпишу. Просто сегодня я тебе своих людей не доверю. Павел не стал сопротивляться, и по дороге к кабинету вывалил все свои проблемы на голову и на суд Гусейнову. Друзей, или бывших друзей, как он назвал Виктора и Алексея, Павел не стал оговаривать и очернять. Ведь им сами придется еще прилетать на эту оперативную точку. А Гусейнов в таком же приватном разговоре сможет их упрекнуть и передать весь этот диалог. -Так это же не беда, а удача! – с каким-то внутренним восторгом воскликнул Гусейнов, наливая в пиалы чай себе и Павлу. – Ты только представь себе, что некоего информатора не оказалось бы (Павел назвал письмо тайным от доброжелателя). Закрыл глаза? Вот. Ведь с каждым годом женщины набираются опыта в распутстве. И очень скоро она освоила бы в совершенстве искусство артистизма. Выскакивала бы из объятий вот такого урода, каким оказался твой молочный брат Боря, и бросалась бы с показным натуральным счастьем к тебе на шею. Это только тебе оно казалось бы натуральным. Ты сразу таешь и не пытаешься обратить внимания на мелкие огрехи. Даже, случайно назвав тебя чужим именем, она умело выкручивалась бы. А по сему, абсолютно не наблюдаю причин для траура. Ты одним ударом сумел предотвратить дальнейшие измены, и махом стал свободным мужиком. Тебе 24? -Скоро 25. -Все равно, о такой молодости можно лишь мечтать и с сожалением вспоминать. Нет у тебя поводов для траурного вида и состояния. Если бы не знал твои трезвые принципы, уговорил бы по такому поводу выпить по рюмочки хорошего коньяку, - с легким сожалением Гусейнов покачал головой и, повертев бутылку в руках, возвратил ее обратно в бар за стекло. – Я тебе ее в дорогу отдам, когда сменишься и домой полетишь. Чтобы уже у себя в собственной квартире помянул сей радостный момент. А сейчас не даю, чтобы заранее не смущать и не провоцировать. А то еще сорвешься в таком состоянии. Ты только напомни мне в последний день. Просто эту бутылку мне по великому блату заместитель директора ликероводочного завода в Чарджоу подарил. Такого коньяку, ты ни в каком магазине не купишь. -Куплю. Вернее, мог купить, - уже окончательно вернувшись в хорошее настроение, засмеялся Павел, показывая пальцем на бутылку. – Точно такие моя жена, пока еще не бывшая, могла спокойно доставать. Она же в торговле работает, да еще каким-то немаленьким начальником в инспекции. А теперь я самолично разрубил такие блатные связи. Может, ради них не стоит рвать, а? -Ой, да с твоей молодостью и приличной довольно-таки атлетической статью можно заводить блаты во всех дефицитных сферах. Даже гораздо с большими возможностями, чем со своей женой, - махнул рукой Гусейнов в тон настроения Павла. Ему уже самому стало легче и комфортней, замечая, как Павел возвращается в нормальное расположение духа. – Главное – не засиживайся дома, а мило прогуливайся по вечернему Чарджоу. Найдешь и немало. Даже специально и искать нет необходимости. Я даже поражаюсь твоему расстройству из-за такого пустяка. Ну, да, конечно, первое, однако, поражение. Тебя, такого красавца променяли на урода. Зато быстрей поймешь простую истину – женщинам не всегда нужны внешние данные. Нечто кроме лица требуется еще что-то такое, чего в природе пока не определено и не изучено. -Странно и абсолютно непонятно, но в этом вы правы. Ведь кроме внешних показателей у меня вполне приличные и внутренние данные, все в организме в полном порядке. Комиссия не один раз их рассматривала, и до сих пор изъянов не обнаруживала в моем туловище, - легко влился в полемику Павел, решив, что пора окончательно выбрасывать из головы такое мелкое недоразумение, как жена. – Уж здоровей по мужским показателям, как мне казалось, дальше некуда. Так медики указали в своих диагнозах. Даже в космонавты предлагали. -Ох, Паша, если бы мужчина мог знать, что и как требуется женщине, то его можно смело бы назвать профессором женских душ, - тяжело вздохнул Каландар Исаакович и по-дружески похлопал Павла по плечу. – Даже будь ты самым крупным знатоком в этом вопросе, а все равно ошибок наделаешь немерено. Ну, не поддаются женщины никакому анализу и логике! -А зачем нужно познавать их до конца? – неожиданно предположил Павел. – Скучно и абсолютно без надобности. Пусть остаются неразрешимой и непознанной тайной. Но ведь всего-то одного и хочется от них, так обычной откровенности. Если бы она сама мне призналась и повинилась, что настроена, расстаться и покинуть семейное ложе, так я бы и не противился ее желанию. Даже вещички помог собрать. Нет, вот исподтишка надо, чтобы рогов побольше любимому мужу навешать. И самое интересное и любопытное, так это ее нежелание жестко засекречивать свои флирты. Им же безумно хочется, чтобы подружки и соседи ведали о ее успехах. Понимает и знает, что общечеловеческая солидарность, не позволяет, обнародовать сей факт перед супругом. Все, кроме мужа, давно проинформированы. Помню я эти игры по армии, ведь в офицерском городке даже чих или пук утаить невозможно. Но в любом случае, муж или жена узнают только после самых маленьких жителей, которые вот недавно лишь слышать и говорить научились. -Вот в твоей последней фразе ответ на все вопросы и прозвучал, - весело хохотнул Гусейнов. – Ругаем и чихвостим жен, совершенно забывая про себя. Ведь на каждой оперативной точке у каждого из вас своя временная жена или невеста, как угодно можно называть. Только мы привыкли считать все свои собственные похождения общечеловеческой мужской потребностью. Словно такое поведение неоспоримо и не отрицаемо. Мы не изменяем, а так развлекаемся. -Да нет, - попытался не согласиться Павел, поскольку за время супружества ни разу даже не задумывался о кратковременном флирте и прочих фривольностях. Как-то считал такое поведение неприемлемым для семенной жизни. Чего бросаться из крайности в крайность, ежели дома ждет и жаждет его законная супруга, которая, как казалось, аналогично маялась и страдала в ожиданиях. Домой Павел летел с двояким чувством. С чувствами. Можно сказать и с троякими. Два дня назад залетел пролетом Николай, который для Павла на данную минуту оставался последним другом, с которым он пока еще не разругался. Стало быть, другом считался. Не хотелось абсолютно ссориться и с Виктором, и его супругой Татьяной. Совершенно не желал распрей и с Алексеем, который все три года службы в армии считался лучшим и ближайшим другом по причине равного с Павлом статуса холостяка. И хотя они были неразлучными все вчетвером, но ведь чаще и больше удавалось по причине того же статуса общаться с Лешкой. Так уж случилось, что простились с холостяцкой жизнью почти одновременно. Но вот на кой ему, то есть, Павлу потребовались эти разборки из-за какой-то паршивой блудницы? Можно подумать, что сам бы несся вприпрыжку и с улыбкой на устах с вестями о загуле их жен! Точно таким же молчком утаил. Ну, в крайнем случае, сделал бы их женам тридцать третье китайское предупреждение. И это, скорей всего, лишь Ирине. А вот сумел бы сказать Татьяне? Да она быстро бы по старой дружбе послала бы его далеко и надежно. Сам, сказала бы, с этим алкашом верой и правдой живи. Да, что и говорить, Виктор в армии выпил весь запас спирта эскадрильи. Мог он легко и просто посреди ночи, только к губам поднеси, глотнуть любую жидкость, пахнущую алкоголем. Так Татьяна стократ должна быть по гроб обязанной быть благодарной Павлу за сдерживание этих пошлых повседневных желаний супруга. А уж в училище она, когда приехала на новогодние праздники, сама поразилась изменениями мужа. Не пьет. Ну, почти, что можно сказать совсем. Даже сейчас в летном отряде его можно без зазрения совести записывать в группу малопьющих. И все ведь благодаря Павлу. А она вместо спасибо свинью подложила и еще обижается за учиненный разнос. Так вот, два дня назад Николай на радостное приветствие Павла даже некое подобие улыбки не изобразил. А просто холодно кивнул, но руку в ответ на протянутую Павлом подал. Хотя на пожатие ответил вяло и недружелюбно, словно сделал некое великое одолжение. -А что ты такой злой, словно комар в накуренной комнате? – удивленно, но пока незлобиво спросил Павел, пытаясь оставаться сдержанным и доброжелательным. – Вроде у нас с тобой никаких конфликтов и споров с проблемами не произошло. Неужели и нашу тропку перешла какая-то тень? -Не было, так будут, - сквозь зубы проговорил Николай. – Ты на кой хрен звонил моей Ленке с непонятными намеками? Мол, я в твое отсутствие слишком часто и надолго заходил к Маринке. Я всего-то за это время вообще к тебе пару раз и заглянул. И не в твое отсутствие. А если честно, то я столько водки не выпью, чтобы от моей Ленки к твоей Маринке потянуло. Ты сам, насколько помню, всегда восхищался моей женой. А уж я и подавно. -Ты, да ты, да…, - Павел от такого обвинения даже заикаться начал. Вот только еще этой сплетни для полного счастья ему не хватало. – Да куда? Нет, ты хоть роди мне истину. Ну, куда это я мог позвонить, чтобы попасть на твою Ленку? У тебя что, уже и телефон в квартире появился? -А Сергею Михееву из соседней квартиры не звонил? Он сам лично по твоей просьбе Ленку к телефону звал. Разумеется, Сережка и слыхом не слыхал, о чем ты с ней болтал, но, как Сергей сказал, что ушла она после того разговора вся трясущаяся и в слезах. Он уже грешным делом подумал, что со мной чего кошмарное случилось, да я в это время дома был. Потом целый день добивался от нее правды. А когда наконец-то призналась, так сразу к Сережке побежал, чтобы уточнить, кто ей звонил. Серега категорично подтвердил, что звонок от тебя, и ты сам, мол, и не скрывался. Не представлялся доброжелателем или анонимом. -Коля, уймись! – Павла всего трясло, но он не мог никак взять в толк и понять слова друга, который внезапно на глазах превращался в заклятого врага. – Когда и откуда я мог звонить? Я ведь сам только три дня назад узнал о шашнях своей жены. И узнал из записки, присланной мне Татьяной. И назавтра улетел сюда, в Керки. И если честно, то я и номера телефона Михеева не знаю. Откуда мне его знать и зачем? Ведь мы с ним практически не общаемся. Он же на Як-40, а мы с тобой на вертолетах. Так что, сталкиваться по работе нам негде. -А здесь, в аэропорту. Он, между прочим, часто сюда прилетает, это, как я узнал, его основной маршрут. -Ну, да, конечно, вот я встретил его на перроне и специально для этой подлой цели попросил у него телефон? Мол, мне он нужен, чтобы ты потом подзывал моих друзей. Коля, а зачем мне это надо? Ты хоть сам подумай, что говоришь? Да я и Татьяну желал поблагодарить, что способствовала разоблачению, да вот так сложилась, что она вдруг решила отречься от собственного письма. -Да, поблагодарил, я в курсе. Разругался с ними обоими в пух и в прах. И Лешку с Иркой ни за что обругал, - продолжал уверено добивать Николай. – Да все с тобой ясно, Пашка. Павлик Морозов ты, а не Киселев. Теперь я поверил и Ивану Ткаченко. Мужик ни за что пострадал по твоей милости. Дождался для себя замену. А ты так по костям можешь далеко пойти. Я уже слышал от Константиновича, что тебя на его место пророчат. Скоро станешь командиром звена, так тогда, и скрывать своей сущности не понадобится. Будешь закладывать в открытую. Павел уже перестал заикаться и дрожать от волнения. Его неожиданно охватила полная апатия и абсолютное нежелание спорить с Николаем, явственно понимая, что некто подставлял его жестко и грубо. А за что обижаться на Николая, когда он сам лично не пожелал верить Виктору с Татьяной. И Алексея с Ириной не захотел даже слушать. А ведь они аналогично пытались доказывать свою невиновность и непричастность к тем обвинениям. Точно так сейчас поступает и Николай. Остается лишь грубо и жестко дать ему в морду. Так их диалог происходил прилюдно. То есть, вокруг и около ходил и исполнял свои обязанности народ. Правда, они спорили тихо, чтобы не предоставить огласке свои проблемы, но драку-то тихо и незаметно не устроишь. Да и зачем и кому нужно это мордобитие? Ведь это именно тот сволочной некто и порадуется, что вывел свою жертву из себя. У него цель и задача такая, чтобы рассорить, разругать и довести друзей-товарищей дл крайности. Это в последнюю минуту и понял Павел, решив прекратить этот глупый спор с Николаем. Он безнадежно махнул рукой и ушел на вертолет, где его ждали пассажиры. Больших трудов ему стоило, сосредоточиться и направить все свое внимание и мышление на пилотирование, с силой выбросить весь мусор из головы, дабы в целостности и сохранности развести по буровым, невиновных в его плохом настроении, работников ВТУРБ. А Виктор прилетел на смену чернее тучи и мрачнее ночи. Слава богу, что не затевал никакого спора и не устраивал разборок. Да ему такие потуги просто были небезопасны. Свое физическое состояние на фоне спортивного и атлетического Павла он давно понимал. Не раз в армии, да и в училище такое случалось, когда Павел его, как бревно, связывал в единый узел и прятал в закуток от глаз начальства. Многих шишек помог избежать. Да только сегодняшняя обида намного значимей и перевешивала все прошлые заслуги. Ну, и не виноват Николай. Сам Павел разругался непонятно из-за чего. Ведь Виктор искренне поверил ему в том безобразном конфликте с Ткаченко. Так почему же Павел не желает слушать? Вбил себе в тупую башку, что во всем Виктор с Алексеем виноваты в его семейных перипетиях. И ведь уперся, как баран. А тут еще и Николай примчался с дурацкими обвинениями. Виктора даже поначалу сомнения охватили, но и тогда они стали на его, Пашкину сторону. -Коля, да пойми ты, дурья твоя башка, нас всех эти звонки и записки уже достали до печенок, - кричал он на Николая, когда тот примчался жаловаться на подлость Павла с этим звонком из командировки. Сам вспомни все эти звонки с писульками. Чертовщина, да и только! Так подло заявлять, не скрываясь и не прячась за анонима-доброжелателя, а потом с пеной у рта доказывать, распинаясь и отрицая – нонсенс. Тогда Николай не поленился и сбегал за Сергеем Михеевым. Тут уж ни Виктор, ни Татьяна не могли отрицать и продолжать с прежней яростью защищать Павла. Хотя, некоторое время Татьяна все же сомневалась. -Но ведь и Ирка божилась, что не звонила. И я не писала то проклятое письмо. -А я ни ей, ни тебе не верю. Вот запросто могла Ирка заложить на эмоциях, а потом пятиться назад, да уже поезд ушел. Слушай, Таня, или здесь воздух на юге какой-то злой, или вода неправильная, но мы все здесь постепенно сходим с ума. Сам не пойму. Но наблюдаю какой-то дурдом. Потому и летел Павел домой с этими непонятными многоликими чувствами, не в состоянии их ни оценить, ни привести в нормальное человеческое состояние. Тот малозначимый факт, что уже в данную минуту он возвращается в пустую квартиру, где просто не должно быть жены, Павла не слишком расстраивал. Лишь слегка огорчал, поскольку к Маринке он начинал привыкать. Ему уже начинало нравиться возвращение в дом, в котором ждали. Хотя, как понял теперь, и такой факт оказался призрачным обманом. Ему просто хотелось таковых ожиданий. Ведь в таком случае пропадал сам смысл возвращения из командировки. В Керках в их домике техник готовил обеды, накрывал стол, пересказывал события в аэропорту, любезности он слышал от метеорологов. Имелся какой-то призрак семьи. А теперь его дома ждут холодные стены и пустота. И лишь телевизор будет создавать атмосферу присутствия некоторых шумов, скрашивающих одиночество. И друзей у него в один миг не стало. Правда, такой миг растянулся на несколько месяцев, но до встречи в Керках с Николаем он все еще надеялся, что ту армейскую дружбу, что закалилась в суровых буднях Забайкалья, удастся еще сохранить, и вернуть те растраченные в непонятных ссорах отношения. Ну, что за бедлам такой в бытие настал? Жена к страшилищу сбежала, променяв атлетического красавца на урода. Друзья и подруги обвиняют в склоках и стукачестве, словно сам Павел своими руками, а вернее, языком разрушил и порвал все мыслимое и немыслимое благополучие. Как-то в этот Чарджоу с его мистическими событиями и происшествиями и возвращаться Павлу не хотелось, словно этот град и существовал для того, чтобы ссорить, огорчать и творить разрушения и разлуки. И, когда возле секретной части, где пилоты сдавали свои секретные портфели, Павел увидел Николая, то почему-то сразу понял, что неприятности не закончились, а лишь набирают свои обороты. Ему даже любопытно стало, по какому такому поводу его поджидает бывший друг с такой кислой физиономией, словно только вчера схоронил всех родных и близких сразу и в одну могилу. Глядя на понурое потерянное лицо Николая, у Павла даже некие глубинные чувства сострадания вынырнули наружу, словно собирались пожалеть и посочувствовать, выразить соболезнования. -Чего хочешь добавить к своим прошлым пасквилям? – грубовато и резко, не собираясь соглашаться со своими чувствами, спросил Павел, даже почувствовав некое облегчение и подленькую радость за печаль и страдания Николая. -Твоя Маринка позвонила Ленке и подтвердила твои подозрения. Ленка собирается разводиться со мной и уехать к родным в Гродно. -И опять звонила через Сергея Михеева, который может запросто подтвердить идентичность голоса Марины? -Да, она сама так назвалась. Мне Сергей потом сказал. Маринка сейчас дома? Или еще с работы не пришла? Я хочу, чтобы ты с ней поговорил и объяснил последствия ее вранья. Зачем же мне разводиться и потерять жену с дочерью, ежели на самом деле ничего у меня с ней не было. Голос у Николая дрожал. Он едва ли не плакал. Павел и сам понимал абсурдность ситуации и нелепость самого обвинения. Николай с Еленой настолько гармонично подходили друг к другу, что в обоюдной измене кого-либо одного из них, казалось просто глупым и пошлым. Тем более, с Маринкой, которая рядом с Еленой просто не смотрелась. Это ведь на первый взгляд Елена может показаться маленькой серой мышкой. Но после краткого общения с ней и при ближайшем рассмотрении в ней просматривалась такая масса достоинств, что собеседник быстро очаровывался ею, и уже к концу беседы желал дальнейшего знакомства. Даже Павел слегка увлекся было ею, и всегда завидовал Николаю, мечтая для супружеской жизни найти себе нечто схожее с Еленой. Разумеется, для себя он сразу приказал лицезреть в ней лишь жену друга. Даже намеком не позволял опошлить дружеские отношения. Оттого слегка и жалел Николая. Но и понять выходку жены, хоть уже и бывшей, как он хотел ее считать, понять было невозможным. Тем более, что она усиленно пытается сейчас создать новую семью, и такие вот заявления могут лишь повредить такому желанию. Это ведь для Павла Борис уродлив и непривлекательный, а для нее, что вполне допустимо и возможно, так Аполлон. У женщин иное зрение и нюх. Тогда получается, что она сама себе пакостит? Не в ее правилах. -Вообще-то, если ты в курсе моих семейных перемещений и прочих происшедших событий, как в стране, так и за рубежом, - уже более миролюбиво ответил Павел Николаю с легкой иронией, - то я со своей супругой нахожусь в стадии развода. И по моей личной и убедительной просьбе она просто обязана была вместе с личными вещами покинуть пределы моей личной территории. Если имеется желание, то лови такси и поехали на ее новое место обитание. Но поначалу заглянем ко мне, чтобы я лично убедиться в исполнении моих указаний. Да и переодеться не мешало бы. Ужасно хочется сбросить с себя командировочное шмотье. Ты никуда не спешишь? – спросил он Николая, хотя понимал, что-то сейчас готов на все ради достижения целей, способствующих его примирения с Еленой и восстановления в семье мира. -Мне теперь спешить абсолютно некуда. Полнейшая конфронтация. И чего эта дура наплела? Тебе она как-то не очень поверила. Посчитала, что ты просто со злости в отместку наговариваешь. Это за то, что мы тебе не рассказали про похождения твоей Маринки раньше Таньки. Но мы и в самом деле не знали. Так и Таня клятвенно заверят, что не собиралась даже писать этот свой пасквиль. Полнейшая чепуха выходит, как я понимаю? -Только вы все сами не желаете понять, что вокруг нас творится некая неразбериха, а мы между собой разборки с мордобитием устраиваем. А потом еще и оправдаться пытаемся, что мы, мол, не причем. -А ты сам? -Что я сам? Да такой же придурок, как и вы. Ладно, не будем гадать, и выискивать черта в табакерке. Так чего ты от меня хочешь-то? -Возьмем твою Маринку, и пусть она скажет Ленке, что все это враки. Пусть убедит. Мне Ленка уже верить не хочет. У Павла голова шла кругом, словно он накружился на каруселях, а теперь пытается восстановить свой вестибулярный аппарат. Но он настырно не желает возвращаться в норму. Помочь другу хотелось, хоть и обида еще не прошла. Но ему абсолютно не хотелось встречаться с этой новоиспеченной семейной парой, как назвал он Марину с Борисом. Они уже явно на его квартире. Или вот-вот сейчас будут там. После 18 контора расходится по домам. Час на магазин и на базар, а там уже новому мужу необходимо готовить ужин. Только вот теперь кто Павла кормить будет, если даже у Николая такой голодный вид, что самого поддержать хочется? Открыл дверь Борис, но, увидев гостей, ему захотелось сразу же перед самым носом ее захлопнуть. Однако заметно, что чувство гордости и независимости не позволило показать испуг перед Павлом. Но по глазам Бориса, который увидел перед собой двух крепких молодых парней, друзья предположили, что Борис уже настроен на предстоящее мордобитие. И вот тут на помощь перепуганному любовнику, а мужем назвать его пока рановато, выскочила Маринка, которая вовсе и не собиралась пугаться мужа с другом. Ей также показалось, что Павел явился для семейной сцены. -Чего надо? – сразу грубо и зло набросилась она на Павла с Николаем. – Я ничего лишнего не взяла, только свое личное. Так что, тебе здесь делать нечего. Заявление в Загс я уже отнесла. Завтра отнеси свое, а потом нам скажут, когда приходить за разводом. Деньги мы сами заплатим, так что, по этому поводу можешь не волноваться. Только если они тебе скажут, что нужно, когда и с кем приходить, ты мне позвонишь на работу. Телефон прежний, ничего не изменилось. -Я, Марина, даже не планирую никаких волнений, - рассмеялся Павел от таких испугов и агрессии. – Мы пришли по совершенно иному поводу. Лично нам с тобой поговорить минуты две-три необходимо. Даже не мне, а только лично Николаю. Так что, Боря, не волнуйся и иди на диван. Марина сейчас вернется. У нас к ней сугубо житейские вопросы, не касающиеся наших семейных взаимоотношений. Маринка, поняв свою ошибку относительно явления мужа в столь позднее время, успокоилась и затолкала Бориса обратно в квартиру, торжественно обещав, мирно и без особых эксцессов решить все вопросы, возникшие у мужчин к ней. -Я быстро, а ты пока чай поставь, - просила она удивительно ласковым голосом и незнакомым Павлу тоном. Да еще с такой нежностью и любовью, что Павел искренне удивился и позавидовал. -Послушай, Маринка, - решился объясниться перед ней Павел, чтобы не оставить после развода даже тени вражды. – А, может, и вправду, так все и нужно было тебе? Ты, как я заметил и успел понять, нашла себе именно то, что требуется душе и телу. Так зачем нам с тобой эти излишние конфликты и звериные взгляды? Все равно ведь у тебя не было ко мне никаких иных чувств, кроме жгучего желания, сбежать от родителей с моей помощью, которые у тебя уже в печенке сидели. Так в таком случае, я искренне рад за тебя, за твое счастье. -Ты это серьезно? – Марина смотрела на Павла широко распахнутыми глазами, словно увидела мужа впервые и в новом незнакомом для нее ракурсе. – И ты совершенно не обижаешься на меня? -Зачем? – спросил Павел. – Живите и плодитесь. А я поеду в отпуск к маме и отыщу себе невесту по себе в своем Городке. А еще лучше, так маме закажу к следующему отпуску. Ее вкусу я доверяю. -И опять никакой личной инициативы, - незлобиво упрекнула Маринка Павла, усмехаясь уже дружелюбно и миролюбиво. – Ладно, чего, Коля, тебе понадобилось от меня? Вроде как, раньше у тебя ко мне не возникало вопросов, и особой причины для общений не было. С чего это ты сейчас? -Марина, - Николай слегка стушевался и смутился от таких откровений бывших супругов, и теперь просто оказался в затруднительной ситуации. – Ты зачем Ленке позвонила и наговорила ей всяких глупостей? Поскольку у тебя здесь полнейший комфорт и благополучие, так и не было такой необходимости в этом вранье. -Я что-то тебя не поняла, - искренне удивилась Марина, непонятливо разглядывая слегка стушевавшегося Николая. – Вообще-то, если ты успел заметить, так с вашими женами я не очень-то и любила общаться. Не обижайся, но они какие-то из иного мира. Возможно, и умнее меня, оттого и говорить не о чем было. А уж звонить, так, если бы я и захотела, то ума не хватило бы сообразить, куда и как. А что я там твоей благоверной, или некто вместо меня наговорил ей? -Ну, будто у нас с тобой это самое. Ну, ты сама понимаешь. А она поверила, и теперь хочет развестись со мной. Давай, Марина, поедем к нам, и ты ей сама расскажешь, что просто пошутила. Не со зла, мол. Так просто захотелось отомстить своему мужу и всем его друзьям. -Коля, ты что, дурак, что ли? Кому мстить? Я сама по уши виновата перед Пашкой, и сейчас просто безумно рада, что он абсолютно не обижается на меня и все мне простил. Мне совершенно никакого дела нет до твоей Ленки. И никуда не собираюсь ехать. Что Борис подумает, если я сейчас поеду оправдываться? Валите по добру по здорову отсюда. Если она сама пожелает поговорить со мной, так пусть на работу ко мне приедет. Я там и поговорю с ней. А извиняться и виниться мне не в чем, и ни перед кем не собираюсь. Я не звонила и никогда не посмела бы такое на себя наговорить. Тем более, когда уже у меня есть Боря. -Так что получается? Ты вовсе и не звонила? А кто тогда так подло и пошло шутит над нами? Я вообще ничего не понимаю. -Да ну вас, придурков, разбирайтесь сами. Что-то, как посмотрю, вся ваша хваленая армейская дружба по швам трещит, как гнилая тряпка. Все, хватит мне мозги пудрить, я пошла, - сказала и захлопнула за собой двери, оставив Павла с Николаем в легком, ошарашенном и ошалевшем состояние. Николай от непонимания вращал глазами по всему подъезду, а Павел застыл в неподвижности от какой смутной затаившейся тревоги перед ожиданием новой, еще более жестокой и коварной беды. Он поверил в искренность Маринки и понял, что эти звонком неизвестный шутник совершил очередную мерзкую пакость по отношению к их дружной четверке. И так искусно он их творит, что порою даже Павел верит, если она его лично касается. Но ведь в свою непричастность, да и сейчас в Маринкину он верит на все 100 процентов. А, стало быть, вполне допустимо, что и прочие пакости – все это его происки. Пакости неведомого врага. Но зачем и с какой целью он их вытворяет? Что за пользу ему от них? -Паша, а что мне теперь делать, а? – плаксиво и с некой безнадежностью спрашивал Николай. -Ничего. Она же сказала честно тебе, что не звонила и не собирается даже общаться с вашими женами. Вот поезжай к Ленке и так ей все расскажи. Если поверит, так и заживете прежней мирной жизнью, как и раньше. -А если нет? -А ты вот попробуй, как я. Сожрите столько дерьма, сколько мне от вас досталось. Неприятно? -Так ты сам первый все это и начал. -Может быть. Да вот только я первый среди нас и начинаю приходить в себя и соображать, что все здесь неестественно как-то, ненатурально наиграно. Вот смотрю и вижу, что и до тебя начинает потихоньку доходить. Езжай, Коля, попробуй, уговори ее. Пора и твою Ленку в чувство приводить. Они разошлись в разные стороны. Вернее, разъехались. Николай поехал в свой микрорайон, чтобы попытаться спасти свою семью, грозящуюся развалиться на мелкие кусочки, а Павел в сторону аэропорта в свою пустую квартиру. Но ему спасать было некого. Его спасал сама жена. И спасла их обоих от серого скучного и нелепого многолетнего бытия. Спасибо, что помогла получить это скромное, но личное жилье. Хоть и с печкой, да зима здесь чересчур короткая. Никто, разумеется, после развода на улучшение условий его не поставит. Однако оно ему без надобности. Лучше, чем сейчас, ничего не нужно. А чего сейчас больше всего хочется, так много и до поросячьего визга выпить. А поскольку Павел свою санитарную норму вылетал еще в командировке, то он запросто может такое себе позволить. Павел уже хотел зайти в магазинчик рядом с аэропортом за водкой, но некое внутреннее чувство его внезапно приостановило. Ведь нажрется, а завтра будет страдать. И вполне допустимо, что не только физически. Очень возможно даже и пьяное необдуманное приключение, от которого еще сильней страдания. Не будет Павел пить, не хочет он этого тупого облегчения. 10 Развели их быстро. Даже вопросов много не задавали. Посчитали излишним о чем-либо спрашивать и предлагать им время на раздумье, если оба согласны, а супруга практически уже создала новую семью. И деньги заплатить сама обещает. 200 рублей. Такова цена развода. Бракосочетание, если исключить расходы на такие атрибуты, как кольца, платья и костюмы, и плюс коллективная пьянка, то сама женитьбы получается гораздо дешевле. А ведь сам процесс менее затратный. Видать, запугать такой излишней тратой хотят. Авось, кто-нибудь, прознав о предстоящих расходах, и передумает. Или посчитает, что лучше и дешевле сохранить семью и оставить все, как и есть. Сложно, разумеется, считать расходы и доходы в момент развода. Это только у Павла так дешево получилось. Не только из-за этих 200 рублей, а вообще, что касается развода и дележки. Мало успели заработать и скопить, не обросли мебельными коробками и ящиками с бытовой техникой. По сути, так только и начали семейную жизнь. Скосила чужая любовь на взлете. Даже безопасную высоту набрать не успели. Хорошо это, или нет? Павел прикинул в уме, провел анализ и сделал такой вывод: хорошо. Не приросли друг к другу, не родила она наследника, который мог бы повязать их на всю жизнь. Вот тогда было бы совсем нехорошо и больно. Знать, что где-то рядом растет твое чадо – тяжело. Но в новой жизни трагедия в данный момент была в ином. И этот развод лишь завершил бутерброд. Многослойный. Ведь созданная за три года такая крепкая армейская дружба, внезапно рассыпалась, словно карточный домик. Стоило лишь чихнуть, дунуть, плюнуть в его сторону. Посыпались этажи и стены одна за другой. А в завершение еще и измена жены с ее новым замужеством. В принципе, так эта Маринка не особенно ему и нужна была. Однако ведь сама напросилась, сама затеяла замужество. Тьфу, ты, черт! Павел даже плюнул в открытую дверь вертолета, который несся на всех прах из командировки в Чарджоу. Командировка завершилась, а лететь домой не хотелось совершенно. Там, в Керках, в этом импровизированном жилье, собранном из нескольких жилых вагончиков, с соседями и бытовым шумом как-то уже и быт сложился. А дома пусто, скучно и тоскливо. Нет, Маринка права, что ушла от него и устроила свою судьбу. Этим она много общих вопросов решила бытового и сердечного характера. Не нужны они были друг другу. А иначе сложилось бы так, что он в командировках семьями обзаводится, а она здесь в семейное ложе кобелей таскает. А вот друзей, зачем и почему растерял? Всех до единого, словно некий зловредный вирус напал на них, не привитых, неприспособленных к местному климату с его микрофлорой. Лишь пока Виктор с Николаем каким-то образом сумели между собой избежать этой противной инфекции. Действительно, инфекция. Да еще и заразная, вирусная, подлая, исподтишка бьет мешком с ватой. Синяков и шишек не оставляет, но шею набок сворачивает. И притом с такой силой, что возвратить ее, эту свернутую шею, взад никак невозможно. Клинит в свернутом состоянии. Развалилась за несколько месяцев крепкая и неразлучная дружба, рушатся семьи, сиротеют при живых родителях дети. Хотя, если этот поганый вирус коснулся трех семей, то у Виктора она пока в полном порядке. Вроде как. Однако у Павла некое тревожное чувство, что на этом подлые шутки проказника не закончились. Ведь затеяла судьба эту злую игру с какой-то целью! А пока ощущение незавершенности просматривается явственно. Окончательная цельнее достигнута. Хотя, это ведь только Павлу так кажется. Он уже успел проанализировать все эти семейные и дружественные катаклизмы и метаморфозы, и пришел к выводу, что подножки и шпильки ОН завершить желает чем-то более трагичным и кровавым. Для чего-то затевал ведь весь этот сыр-бор. А наличие шутника Павел вывел из простого логического умозаключения, как путем исключения себя из участников подлых событий. Ведь все, вроде как, и началось именно со звонка стукача от его имени. Нет, не называя себя, но все произошло так, что на другого и не подумать. А поскольку на все сто процентов он уверен, что Ваньку не закладывал, то почему бы ему самому не поверить всем остальным? Ведь все они искренне клянутся в непричастности той или иной подлости, когда вина их слишком очевидна. Для других, но не для них самих. Даже для Павла, который, сопоставив все факты, должен верить событиям, а не словам. Но ведь в самого себя он уверен, так почему не поверить друзьям? И почему им все не свалить все беды и недоразумения именно на этого мистического и мифического неизвестного? Только так можно оправдать те несуразные звонки и события, что рушат и рвут с кусками мяса, казалось бы, незыблемую дружбу и супружеские связи. Нелепо подставляет проказник, но убедительно. Зачем Татьяне отрицать со слезами на глазах непричастность к факту раскрытия измены Марины? Да еще с такими подробностями описав, как точный адрес адюльтера. Когда Павел увидел понуро идущую к вертолету фигуру Алексея, то сердце слегка защемило от предчувствия новой проказы подлого шутника. И что же он придумал в этот раз? Вроде как, по его семье он уже один раз бил. Решил повторить с новой силой и с новыми выкрутасами? -Можешь даже не объяснять, - с горькой усмешкой ответил Павел на слабое безвольное пожатие руки друга. Видать, сейчас удар нанесен гораздо сокрушительней и больней. – Опять некая несуразица с разоблачением? Или нечто гораздо хуже, оттого и вид у тебя похоронный? -Паша, ну, вот ты послушай, - едва не рыдая, начал Алексей дрожащим голосом человека, с которым случилась не просто трагедия, но, как понял Павел, в ней обвинили еще и самого Алексея. Как главное действующее лицо, как генерального конструктора и автора этой беды. – Какая-то чертовщина с элементами мистики и черной магии. А слушать меня никто не желает. Точнее, нас с Танькой. И Татьяна вся в истерике, и моя уже чемодан пакует. Клянусь, божусь, а толку никакого. Понимаешь, мне уже начинает казаться, что они правы. А как же им не поверить, если даже Николай все сам лично видел? Ладно бы только Виктор трепался, но ведь они вместе о чем-то спорили, выясняли свои отношения, а тут, как они оба утверждают, я и нарисовался. С Витькиного балкона прыгаю, как нашкодивший пацан. -Так, Леша, давай-ка я сдам портфель в секретку, а потом возьмем пол литра и заскочим ко мне. Я так понял, что нам с тобой предстоит длинный, нудный, но весьма содержательный разговор. -Ну, разумеется, я за. Лучше сразу прихватим с собой 0,75 пшеничной. И закуску я принесу. Тебе все равно готовить некому. Я купил консервы и помидоры. А мне очень нужно с тобой поговорить. Мне так кажется, что из нас всех ты один рассуждаешь трезво. А все мы, такое ощущение, с ума посходили. Представляешь, видим одно, а думаем другое. Как и с той Танькиной запиской. Она же не могла сама написать, а потом божиться, что непричастна к этому пасквилю? Да и Иринка моя не дура же? Позвонить, представиться, а потом доказывать, что она не она. -Рассказывай, Леша. Не спеша, поскольку я понял, что сейчас у нас с тобой времени будет навалом, - печально попросил Павел, уже догадываясь о величине трагедии, коснувшейся семьи Лебедевых. Такой трагизм на лице друга мог означать лишь факт очень жесткого и жестокого удара проказника, если Алексей даже после разрыва с Павлом все-таки именно к нему и пришел с бутылкой и призывом о помощи. -Ты угадал, Паша. А можно я у тебя немного поживу, пока не определюсь со своим статусом? -О, как все запущено! Налево сбегал, аль еще хуже? Хотя, для Иринки хуже не придумаешь. -Хуже, Пашка, гораздо хуже, стократ! Не бегал и не планировал эти левые похождения, а обвинен и разоблачен по всем статьям и со свидетелями адюльтера. Но ведь полнейшая ложь и клевета. Ты ведь меня знаешь, что я не такой уж ловелас, а изменять Иринке пока не собирался. -А потом? -Пашка, не цепляйся к словам. На потом загадывать сложно и ненужно. Но ведь именно в этот раз ничего не было и не могло быть. А Витька с Колькой категорически заявляют, что видели они именно меня. Но не могли они меня видеть, не могли. Ну, никак не могли. -Это еще почему? Как я понял, они в это время, когда ты находился в другом месте, тебя или очень похожего на тебя видели на месте преступления? Весьма знакомая, однако, ситуация. -Вот-вот, только ты и в состоянии меня понять. А им хоть кол на голове теши. Уперлись, как бараны. Да и Танька говорит им, что не было меня у нее. Там все настолько за уши протянуто! -Получается, как я понимаю, они оба тебя с Танькой застукали, а вы оба с ними не согласные? -Да нет, совсем не застукали. Им все это померещилось, только удивительно, что обоим сразу. Это и подозрительно. Вот послушай. Павел с Алексеем уселись за накрытый холостяцкими закусками стол и разлили водку по рюмкам. Павел жестом руки попросил на несколько секунд Алексея смолкнуть, чтобы не спеша и без помех закусить первую рюмку. Павел не считал, что между первой и второй перерыв нужно сводить к минимуму. Как раз от хорошо закусанной первой чаще всего зависела судьба дальнейшего застолья. Посему первый глоток алкоголя он любил закусить плотно и основательно, чтобы впоследствии уже сочетать выпивку с беседой, с общением, а не утыкаться мордой в тарелку. А поведал Алексей Павлу сразу обе истории. Притом, при всем получалось, что этот проклятый проказник нанес их компании одновременно два сокрушительных удара. Правда, они все-таки как-то сблизили при этом Павла с Алексеем. Но те два оказались многократно больней и основательней, превратив две семьи сразу в груду руин. И теперь уже даже сам Павел понял полную победу крушителя. Восстановить из развалин даже нечто схожее с конструкцией уже не представлялось возможным. Как после точного попадания авиационной бомбы в центр ветхого здания, когда на месте взрыва и фундамента не остается. -Леша, объясни-ка мне, что там Витька с Николаем вместе делали? По-моему, у них полная конфронтация. -Так они сами желали устроить мордобитие. То есть, встретились для выяснения отношений. И Алексей со всеми подробностями, которыми сам владел, поведал Павлу эти две банальные истории. И если со второй разобраться можно было легко хотя бы по тем признакам, кои возможно допустить, то первую Павел после третьей рюмки решил разобрать по полочкам и эпизодам. -Много несовпадений здесь, - попытался пояснить свою позицию Павел. – Не стыкуются секунды и пространство. -А вот в моем случае, как понимаю, ты допускаешь? – хотел обидеться Алексей, поскольку он пришел к товарищу, с которым он успел до этого рассориться, переборов в себе все обиды и гонор. Он ведь еще пока не желал признать и простить прошлых оскорблений. – Да мною там даже и пахнуть не могло. Я ведь совсем в другом месте находился в то самое время. -Это еще как? - рассмеялся Павел. -Ну, это к тому, что я и физически не способен был оказаться в двух точках города одновременно. От базара до Витькиного дома километров пять будет, не меньше. Я - вертолетчик, но это вовсе не означает, что в тот день я воспользовался техникой. А лишь с помощью вертолета я умудрился бы побывать и там, и сям. А случилось все именно в такой последовательности. Поначалу ссора Виктора с Николаем и ее первопричина. Оттого и стояли они в метрах пятидесяти от того злосчастного балкона, уже собираясь учинить кровавую разборку с битьем физиономий и прочих выступающих уязвимых частей тела. Но пока шла лишь словесная перепалка. Это еще хорошо, что встреча произошла на второй день после предшествующего события. Но складывалось ощущение, что разума и логического мышления лишились оба. Хотя Павел после первых слов Алексея понял очередную игру подлого проказника. Да вот только Павел сам и удивился, почему это он один из всех способен трезво размышлять? Ведь сядьте вы вот за такой накрытый стол, уважаемые друзья Коля и Витя, как после минутных объяснений обе сумеете уловить нестыковку по всем метрическим и временным параметрам. Хотя Павел вначале этой эпопеи также не хотел вникать подробности, а на эмоциях сумел разругаться с друзьями. Это сейчас, как ему так показалось, он поумнел. И теперь он знает и даже чересчур уверен, что череда интриг со стукачеством и с супружескими неверностями, не что иное, как шутки некоего проказника – злые, целенаправленные, и несущие в себе некий умысел. Только вот выгоды не просматривается. А какую такую выгоду можно лицезреть во всех этих проделках, так даже разумный Павел не сумел осмыслить. Ради смеха, ради самого зла? Или же просто так? Как делают люди друг другу добро, не рассчитывая и не планируя получать от этих добрых проступков некую прибыль. Бескорыстно. Неужели и зло допустимо бескорыстное? Вот слишком уж сильно пожелалось напакостить, свершить паскудство, так вот вам и пожалуйста, заполучите. В тот день, а точнее даже в раннее утро, поскольку в Управление Объединенного Отряда еще не явились сами руководители, но зато явился начальник штаба отряда вертолетчиков Лобанов Олег Сергеевич, влетел в кабинет какой-то взлохмаченный и перевозбужденный Николай Сургутанов. У него на сегодня был запланирован вылет с базового аэропорта в поселок Чаршанга. Вахту менял на насосной станции. -Сергеич, привет, - воскликнул запыхавшийся Николай, шлепаясь на стул напротив начальника штаба. – Так задержка у меня на полтора часа, но я по другой причине. Так вот я еще вчера забыл Константиновичу передать. Меня вчера в Керках встретил начальник ВТУРБ и просил передать, чтобы вы сняли с точки Виктора. Ну, в смысле, Гречишникова. Я не уточнял причину, но что-то связанное с левыми полетами. Вроде как без спроса и разрешения летает к геодезистам за рыбой. Говорят, ладно бы в свободное время. А то улетит на полдня и с концами. В общем, я слишком подробности не уточнял, но он намекал на нечто подобное. -Да не может этого быть? – удивленно и эмоционально воскликнул Олег Сергеевич на такое сообщение. – Да я сам лично от Константиновича слышал дифирамбы в адрес Гречишникова. Мол, таких бы пилотов побольше, так и голова не болела бы за оперативные точки. Может, что не так понял? -Не знаю, Сергеич, я не вникал. Просили сказать, я и передал. Мое дело исполнить просьбу, а вам решать. Ну, я побежал, а то мне уже пора и вылетать. Обещали к этому времени загрузиться. -Погоди, - внезапно воскликнул начальник штаба, хватая Николая за рукав. – Ты же все равно дозаправляться будешь в Керках. Вот и уточни у Гречишникова. А то как-то второпях не хотелось бы чернить человека. Мало ли кто кого как понял? А вдруг ты сам ошибся, и не о нем шла речь? -А кто у нас в Керках работает? Только Гречишников да Киселев. Ладно, Сергеич, по-моему, Виктор с Гусейновым сегодня летят на базу. Я по заявке видел. Они после обеда должны быть в Чарджоу. Вот сами и разбирайтесь с ним. А мне некогда здесь объясняться, лететь пора. И убежал, оставив начальника штаба в недоумении и размышлениях. Вот так залпом выстрели информацию и пропал. А Лобанов, как начальник штаба, очень хорошо знал взаимоотношения экипажей с руководством тех организаций, на которые работают вертолеты Ми-2. Тем более что, несмотря на новизну техники, его отряд с таким же успехом обслуживал эти оперативные точки на Ми-4, который ушел в небытие буквально в конце прошлого года. И претензии по работе пилотов он в первую очередь услышал бы от самого начальника ВТУРБ. И гораздо раньше, чем от какого-то там курьера. Весьма странной ему показалась эта информация. Однако буквально через десять минут он донес ее до ушей командира эскадрильи Ми-2. Пусть сам разбирается со своими подопечными. А поскольку у Горюнова настроение было испорчено еще с утра во время спора с женой, то всю негативную энергию он решил направить в адрес виновника торжества. И даже, невзирая на факт явления Виктора Гречишникова лишь намного позже обеда, все равно кричал Горюнов на пилота грубо и длительно. Пока сам наконец-то не получил облегчение и не почувствовал, как утреннее расстройство и злое возбуждение не покинули сердце и мысли. Даже в конце самому стало жаль провинившегося. -Константинович, падлой буду, да хоть сейчас пойдем и спросим у Гусейнова. Он вот только что ушел в управление ЧУРБ. Пусть развеет происки врагов. Вранье все это и наглый поклеп. -Этот враг, как ты его называешь, и есть твой друг Сургутанов Николай. Вот это он утром забежал к Лобанову и все ему доложил. Слово в слово передал личную просьбу и ябеду Гусейнова. Ну, не мог же сам сочинить все это Сургутанов? Не слишком уж похож он на некоего фантазера. -Да не было этого, вот хоть на месте пристрели. Не знаю я никаких геодезистов. Хотя, вру, сам Гусейнов в прошлом месяце меня свозил к ним. Но мы этот полет даже в заявке оформили. Все чисто и по закону. -Ладно, - уже примирительно и доброжелательно произнес Горюнов. – Разобраться, разберусь, а пока перекинем тебя в Шатлык. Там тоже хорошая точка, не хуже, чем Керки. Надо же, в конце-то концов, вас приучать ко всем оперативным точкам. Но смотри у меня. Если подтвердится слух о твоих художествах, то санкции будут жестче и хлещи. Накажу по полной. На том и порешили. А поскольку в Керки назавтра лететь Киселеву, то Виктор срочно напился до поросячьего визга. Потому в этот же день Николая не дождался и встретился с ним лишь назавтра ближе к обеду. Слушать и логически рассуждать Виктор был не в состоянии, поскольку вчера пил до потери пульса, напугав такой внезапной переменой и нервными нападками на друга жену и сына. Он, возможно, и хотел сразу же рассказать Татьяне о своих переживаниях и нервных расстройствах, даже обвинительную речь в адрес друга готовил. Да только пить начал еще по пути к дому, и на пороге собственной квартиры находился уже на грани отключения. И еще с собой прихватил, что немедля и допил, лишь добравшись до кухни. Проснулся со страшной сухостью во рту и с неимоверной тяжестью в башке. В таком состоянии с тем же успехом он помычал и пробрюзжал о чем-то в свое оправдание, бросив при выходе, что купит пива, а потом уже все расскажет. Ему самому страстно желалось возвратиться в светлое состояние, чтобы осознать свое местонахождение и положение, поскольку еще сам не мог сообразить, по какой причине он так зол на кого-то. Вот про объект, вызвавший столь негативную реакцию, за ночь в пьяном состоянии был напрочь забыто. И ежели ему сейчас сделать пару глотков пива, то реальность возвратится в мозги, и все вчерашние эпизоды без потерь вернутся в голову. Разумеется, задержался возле бочки минут на тридцать по причине очереди. Затем еще малость времени затратил на вливание содержимое банки вовнутрь. Все три литра сразу чуть ли не залпом опрокинул в желудок. Присутствующие даже похлопали в ладоши и позволили без очереди пополнить сосуд. И вот тогда все картинки вчерашней обиды выплыли наружу. И, уже подходя к дому, он увидел собственной персоной Николая, который с большой хозяйственной сумкой спешил на автобусную остановку. Видно, жена снарядила его на базар. Ничего не подозревающий Николай, заметив уже похмелившегося Виктора, радостно поприветствовал его, помахав рукой с сумкой. -Привет, ты чего такой хмельной с утра? Вроде не лето на дворе, чтобы пивом упиваться, - заметил Николай, увидев в руках Виктора полную банку пива. – Или жара изнутри донимает? -Ну, тварь! – рявкнул пьяным голосом Виктор, нежно опуская полную банку на землю, чтобы в порывах ярости не погубить ценную жидкость. – Напакостил и улыбается мне тут. Чего веселишься, урод, и почто напраслину навел на честное имя? Да я с Гусейновым уже чуть ли не братаны, а он тут нагородил всякого пакостного. Если бы Гусейнов хотел что сказать против меня, так он вчера после полета напрямую бы мне и заявил. У Лешкиной жены научился друзей в дерьме топить? Так ладно бы хоть на грамм правды было, а то нашел невесть чего наплести и глаз не кажет. Ты когда успел с Каландаром меня обсудить? Тебя же там, в Керках и близко не было. И он не опустился до того, чтобы каким-то шавкам свои жалобы передавать. Говори, сучара, почто вот так ни за что удумал мое честное имя опустить? -Витька! – не так испугался, как удивился и поразился Николай таким неадекватным нападкам друга. Да ему самому уже стали подозрительны все эти грязные инсинуации вокруг их дружной компании. Но пока, вроде как, с Виктором дружат и не планируют куксится. – Мухомором пиво закусывал, что ли? Переведи на русский свои претензии, а то без базара в лоб трахну, что сразу отрезвеешь. Мне долго твои непонятки выслушивать некогда, тороплюсь я. -Да я, да я, да ты! – зарычал в ярости Виктор, но так уж получилось, что из всей прежней компании он всегда числился самым хлипким. И на спортивной площадке старался отсидеться, и сам никогда ничем физическим не занимался. – Тебя даже стукачом обозвать сложно. Провокатор и фальсификатор ты, понял? Черт знает чего напридумывал, что и башку не вписывается. И Виктор, захлебываясь и заикаясь, перепрыгивая с пятое на десятое, попытался пересказать вчерашнее заявление начальника штаба Лобанова и все длинные нравоучения после этого командира эскадрильи. -Так вы все втроем грибов обожрались! – дико заорал, обозленный и оскорбленный Николай, с силой толкая в грудь Виктора. – Да я с самого сранья уже на вертолете сидел. Еще и солнце не всходило. Взлетал уже с первыми лучами. Вот бери этого Лобанова и беги с ним к диспетчеру. Там точное время взлета указано. А в это время твоего Лобанова даже близко к аэропорту не было. Придурки вы оба с ним. Я ему еще послезавтра выдам по полной программе. Виктор, находясь еще и уже во власти алкогольных паров, плохо слышал и понимал оправдательную аргументацию Николая. Весь его организм требовал срочной сатисфакции. Однако он понимал бессмысленность своих потуг. Слабоват он рядом с Николаем. И тогда, чтобы как-то все-таки выплеснуть свою обиду наружу, Виктор с силой плюнул Николаю в лицо. Хоть слюны во рту не оказалось, да и плевок вышел с сильным боковым ветром, но сам жест был чересчур обидным и оскорбительным. Николай схватил Виктора за грудки, вытрясая его худое голое тело из летной куртки, но в этот момент вдруг поразился его взгляду в сторону балкона первого этажа. Из квартиры Виктора через перила лоджии перебирался на землю Алексей. Воровато, со спешкой, словно опасался опоздать и быть застигнутым за нелицеприятным занятием. -Стоять, скот смердящий! – дико заорал Виктор, рванув в сторону Алексея, который, спрыгнув с этой небольшой высоты, скоренько засеменил в сторону областной больницы, где находилась остановка автобуса. – Леха, стой, застрелю гада ползучего! – продолжал визжать Виктор, но преследовать его не стал, поскольку брошенная банка пива могла в такое выходное утро запросто бесследно исчезнуть. – Порву шалаву на куски. Нет, ну, ты видел, а? Я только за пивом сбегал, а там уже черт знает что творится. Ты теперь представляешь, чем они занимались, пока я в командировке был? – уже мирно и с требованием соучастия и сочувствия, обращался Виктор к Николаю, словно не было только что перед этим представлением смертельной обиды, грозящей перерасти в банальное бытовое мордобитие. Пораженный увиденным, Николай и об имитации плевка в лицо, напрочь забыл. Все это выглядело настолько нереально и комично, что ему хотелось просто рассмеяться. Складывалось впечатление, что Николай с Татьяной просто разыграли Виктора. Вот так грубо, пошло, но весьма опасно для последствий поступили. Милая детская забава. Однако Татьяну сейчас ожидает нешуточная расправа. И позабыв про оскорбления, Николай спешно несся за Виктором, чтобы предотвратить расправу. Татьяну они застали на кухне, которая, словно ничего и не происходило, жарила на сковородке нечто одурманивающее и ароматное. Николай успел вовремя, когда Виктор, уже схватив в прихожей табуретку на железных ножках, летел с бешеным криком на расправу. Татьяна с испуга уронила шумовку на пол и попятилась к окну, быстро моргая широко распахнутыми глазами. Вторая дверь на лоджию, с которой сбегал Алексей, аккурат находилась на кухне. И Татьяна не могла не видеть этот побег. Однако в ее взгляде просматривалось непонимание и искренний неподдельный ужас, словно поступок мужа пугал и удивлял ее одновременно. Николай успел вырвать из рук Виктора орудие возмездия и расправы над неверной супругой, а самого силой затолкал в спальню. -Коля, Коля, что это с ним случилось? – лепетала, слегка заикаясь, Татьяна. – Горячка, что ли? Так она с одного раза не бывает. -Таня, а что здесь делал Алексей? – спросил напрямую Николай. -Какой Алексей? Ты что такое болтаешь? У меня сын уже проснулся, а муж только что за пивом вышел. Никакого Алексея у меня и в помине не было, что ты такое болтаешь? С Виктором пиво пил, наверное? Повторную попытку Виктора вырваться из спальни и вновь наказать неверную жену Николай пресек грубым броском Отелло на кровать. -Еще раз дернешься – пришибу, - грубо рявкнул он на притихшего Виктора и возвратился к Татьяне. Николай со всеми подробностями пересказал ей событие странного утра с нелепым обвинением и побегом с лоджии Алексея. Татьяна хотела смеяться и плакать одновременно. Она сидела в позе сомнамбулы и медленно покачивала головой, отрицая факт присутствия в квартире Алексея. -Ну, с какой такой стати, Коля? Да, не сахарный Виктор, не всегда с ним сладко, да ведь он уже полтора года едва ли не самый трезвый во всей округе! И вчерашнюю пьянку я ему сразу же простила, а теперь и поняла причину. Но Алексей не мог и не должен был быть здесь, это же очевидное, Коля. Я-то на глупую и последнюю стерву не похожа, чтобы вот так в присутствии ребенка принимать? -Ну, понимаешь, Таня, Виктор с похмелья, да еще и пива возле бочки всю банку выпил. Но я ведь ни сегодня, ни вчера, ни грамма не принимал. Вчера с полета, а завтра опять вылет. -Мистика, да и только, Коля, что еще можно сказать, - вдруг зашептала Татьяна, широко раскрывая от ужаса глаза. – И с тобой, и со мной. Какое-то раздвоение личности. Там, в аэропорту этот мистик превратился в тебя, а здесь в Алексея. Но только в отсутствии Виктора ко мне вообще никто не заходил, даже этот мистик. -Тьфу, Танька, ерунду болтаешь, словно теперь нам можно смело поверить и в колдовство. -А вчера, стало быть, был ты, настоящий? -Не было меня и не могло быть. Перепутал что-то начальник штаба. Только, никого я не знаю, чтобы настолько похожий был на меня. -Ага, там тебя не было, а здесь мне верить не желаешь, да? – воскликнула громко и истерично Татьяна. – Есть эта проклятая мистика, потому что своего придурка я люблю, а Алексея здесь просто не могло быть. Из спальни послышался мощный пьяный храп. Виктор залпом вылакал вторую банку и крепко уснул, возвещая об этом на всю квартиру. Николай понял, что буря миновала, и теперь можно спокойно покинуть эту квартиру. К завтрашнему дню у Виктора уже не будет такой мощной энергии. Хотя, в любом случае Татьяне скандала не избежать, и оправдываться все равно придется. Ведь Алексея видел и Николай, как тот позорно и поспешно сбегал из квартиры через лоджию. -Паша, - чуть не плакал Алексей в жилетку друга. Или уже просто товарищу, поскольку дружбу они уже успели грубо порушить. – Я не мог физически находиться в двух местах сразу. Да и с базара я же не пустым приехал. Полные сумки приволок. А, по словам Николая, я бежал без сумок. И где же я их в таком случае взял? За углом прятал? А ведь эта поездка заняла чуть больше часа. И то лишь по той причине, что долго и не спеша торговался за каждый овощ и фрукт. Просто утро было хорошим, и погулять подольше хотелось. А иначе намного быстрей получилось бы. Вот, и когда я еще успел бы к Татьяне сбегать, да еще измену свершить? И на кой? Мне достаточно по этому вопросу моей Ирки, без надобности вообще налево бегать. -Да, сплошная фантастика! Нас, Леша, кто-то целенаправленно гробит, а мы ему еще помогаем, куксимся и отношения выясняем. Нам срочно нужно как-то поменять отношение ко всем этим непонятным явлениям, иначе этот злодей погубит не только дружбу и семьи, но и самих нас. 11 Павел собирался в отпуск. Первый в аэрофлоте. Событие, ожидаемое и радостное для каждого труженика, а тем более для пилота Гражданской Авиации. Ведь отпуск дает возможности не просто временно отойти от производственной суеты, но и вырваться из этой квартиры и города на целый месяц. И еще, как и положено любимому и любящему сыну, свой первый отпуск Павел проведет с мамой. Три с половиной часа до Москвы, потом полтора до Витебска, а уж оттуда до Городка полтора часа на автобусе. А отдохнуть очень хочется. И не столько из-за усталости физической, как от психологической. Казалось Павлу, что шутник-проказник покинул их город и оставил в покое их когда-то дружную компанию. Но развалить успел до основания. Это ведь Павел так удачно и безболезненно развелся, получив долгожданную свободу и раскрепощение. У друзей же, хоть и бывших, если говорить правильно, но, однако больно, этот процесс оказался длительным и трагическим. Там настоящие и немалые семьи, как у него. Как выяснилось к моменту развода, так и Ирина уже беременная. И из этой квартиры ей просто некуда бежать. В Гродно ее с таким ненужным грузом, никто не поджидает. Ее родители просто счастливы были отправить дочь подальше и с глаз долой. Кроме нее там еще брат и две сестрички. Семьям Гречишниковых и Сургутановым дали время на раздумье. Но большей муки и не придумаешь, как жить с врагом на одной площади. Конфронтация жесточайшая, не допускающая компромиссов. Хорошо, что есть командировки, дающие время на мысли, думы и решения. Но, как Павел понял и по слухам определил, что ни в одной из семей примирения не ожидается. Война, вражда и разрыв. Кто-то считает себя кровно обиженным, кто-то незаслуженно обвиненным и совершенно невиновным. Павел сделал несколько робких попыток, пытаясь образумить и донести до них свою версию с посторонним вмешательством некоего сволочного врага, так жестоко пошутившего со всеми поочередно. Но подлый шутник предполагал такие поползновения, а потому заранее сделал примирения невозможными. Женщины в панике и в истерике, а потому не желают и физически неспособные прислушиваться к разуму. А мужики настолько возненавидели друг друга, что даже приветствовать при встречах не желают, показушно отворачиваясь в сторону. Вот с такими тяжелыми чувствами покидал на время своего первого зимнего отпуска Павел город, куда самолично заманил всю компанию. А теперь чувствовал себя во всех этих бедах виноватым. Как бы сложилась судьба каждого в отдельности, если бы они самостоятельно принимали решение, делая свой выбор по пунктам места работы и проживания. А они ему доверились и ринулись в эту страну без оглядки. Вот и пожинают плоды своего доверия. Не хочет и не желает Павел всю вину этого раздора на себя, но такая назойливая мысль не дает покоя и жужжит, и зудит, и переворачивает все нутро. Не совесть, а досада, что по некой злой силе свершилось это разрушение. Но отпуск – есть отпуск. Само слово за себя говорит. Отпускает и успокаивает. А если и останется нечто зудящее и угнетающее, так мама выслушает и приголубит. Она у Павла такая. Сердечная и участливая. Часть страданий заберет себе, а остальные развеет по ветру, чтобы не давили и не угнетали, не бередили душу. Маме про развод он написал сразу же после самого процесса установления в паспорте соответствующего штампа. Письмо писал спокойно, без эмоций и излишних обвинений. Даже не поплакался, а просто сообщил, как свершившийся ожидаемый и вполне приемлемый факт, не требующий причитаний и инсинуаций в адрес невестки. Даже пожелал бывшей жене благ и благополучия в новой семье. Это ведь поначалу были обиды и упреки. Не вслух, а внутри самого себя. Но потом, когда взвесил и перевешал все нюансы, то пришел к логическому умозаключению: так оно и должно быть. заметил он в глазах Маринки огоньки семейного счастья, кои бывают лишь у искренне довольных своей участью. Потому и обсуждать эту тему они с мамой долго не будут. Как говорит философ: «Умерла, так умерла, и обратно вернуться не обещала». Неудачный первый опыт с женитьбой. Из всего этого можно лишь один вывод сделать: необходимо подрасти и повзрослеть с одновременным набором разума и жизненного опыта самому. Единственный положительный элемент в женитьбе и от Марины, так такой факт, как получение собственного жилья. Теперь эта хата у него надолго, и отнимать ее у него не будут, поскольку все необходимые документы оформить он успел, а после развода она сразу же выписалась, что ее моментально лишило всех прав на квадратные метры. Да и без надобности они ей были. Новый муж имел свое великолепное жилье со всеми удобствами. Не то, что у Павла. -Ну, и правильно, сынок, все очень даже хорошо и так, как надо! – спокойно сказала мама после длительных объятий и поцелуев. – Не будем мы ее ни обсуждать, ни осуждать. Твоей вины здесь поболей. А вдруг, так она тебе даже благодарна за такой подарок судьбы, кою решила с твоей помощью? -Спасибо, мама! – улыбнулся Павел, нежно прижимая маму к себе. – Умеешь ты восстановить нервное равновесие и привести систему в порядок. -Ну, ты не вертолет, чтобы о себе так, - смеялась мама. – Просто я еще тогда заметила, что вы совершено случайные попутчики. Боялась сказать, но чувствовала, что недолго вы будете вместе. Словно по нужде и по принуждению соединились. А такая семья ненадежная, временная. -Да? А мне почему-то казалось, что мы сумеем стать семьей, детей нарожаем. Почему же ты мне в прошлый раз не сказала? -Сынок, а как бы я выглядела перед вами? Вместо благословения сразу предложить вам расход? Нет, Паша, не хотела и не собираюсь в дальнейшем вмешиваться в твою жизнь. Вот если бы ты привел в дом невестку и совета просил, то еще возможно и поговорить. А так пророчить и разлучать я не хочу. С вашим отцом у нас была, самая что ни на есть смертельная любовь. Ан нет, разбежались. Точнее, он сбежал в неизвестность, что даже до сих пор и слыхом не слыхать. Откуда мне знать, как у вас все сложится? Вот так получилось, и это твои шишки. Личные. -Не сложилось. Там, мама, солнца много очень. И она какое-то радиоактивное, некое разрушительное. -Ну, говори, что гложет тебя? Вижу, что развод не слишком тебя расстроил. Некий иной груз тревожит и давит. На работе проблемы? -Нет, мама, как раз на работе все даже лучше, чем мечталось бы. И заработки хорошие, и относятся хорошо, уважительно. Тем более, что мы из армии прибыли. Народ, как говорится, боевой и дисциплинированный. Да вот с самими нами нечто странное произошло. Мистика и некое колдовство. Рушит все без разбора, ломает, крошит, а вот самой этой силы не наблюдается. Исподтишка, как-то, молчком и подленько. Неким вирусом заразились в этом солнечном городе. И Павел за столом, да после рюмочки водки излил маме все эти странные деяния некоего невидимого врага. Мама с легким недоверием, но сочувственно и с участием сокрушалась, покачивая с сомнениями головой, и охала слегка испуганно и таинственно, пытаясь прочувствовать страдания сына. -Как же так может быть, сынок? -Сами ничего понять не можем, мама. Смерчем пронеслась нечистая по дружбе и семьям. Всех до единого рассорила и разлучила. Ладно, я, а у них дети. И у Иры с Алексеем должен появиться наследник, а они на развод. Крошат и ломают все с кровью и мясом, а прислушаться к разуму не желают. Ведь во всех бедах, за исключением моей с Маринкой, которую и бедой назвать нельзя, а лишь разворотом по своим курсам, нет ничьей вины. Шутит кто-то над нами и мелко пакостит, словно затеял веселую злую игру с судьбами. Вот так, мама. И поверить трудно, если не привлечь сюда нечистую силу. Так мы, вроде, неверующие. Неясно было, сумела ли мама поверить, но она поняла сына, и как сумела, успокоила и приободрила. -Думаю, что сумеете разобраться, сынок, - говорила мама, поглаживая обиженного и разнесчастного сына по голове. – Вы же все такие умные, грамотные. Ну, нельзя же вот так с плеча порубить все, создаваемое годами. Скажи им, пусть призадумаются. Негоже по глупости сиротить детей. Возможно, и я больше виновата, что свою гордыню не сумела унять. Не справилась с эмоциями и лишила вас отца. Потом, через много лет и пожалела бы, да слишком далеко послала его. Унизила и оскорбила от собственной обиды и ненависти. А ведь ничего существенного и не случилось. Оговорили завистники, оклеветали. Да вот никто повиниться не пожелал. Я его выставила, а он и оправдываться не пожелал. Ты же немного помнишь его? -Помню, мама, помню, да только все равно прощать не желаю. Это у вас какая-то ссора случилась, да вот в ней мы с Васькой совершенно не виноваты. Нас-то он, за что позабыл навсегда? -Ты лучше прости его, сынок. Он первое время присылал мне деньги откуда-то из Сибири, а потом разом все стихло. Кажется, и нутром я почувствовало, что случилось нечто плохое с ним. Да поначалу не интересовалась, гордость мешала. А потом уже поздно было. Негде его искать. Слишком серьезное нечто произошло. Так просто не мог он вас забыть. Вот и ты скажи своим друзьям, чтобы сгоряча не ломали судьбы. Ведь нельзя просто так верить людям на слово. Самим нужно переговорить и выяснить все нюансы. Вот так на скорую руку поломаете, а потом тяжело будет восстанавливать. Если вообще невозможно. -Пытался, мама, обеими руками пытался удержать от бездумных поступков, да оглохли они там, что ли? -Это эффект первых минут. Ты вот сейчас приедешь из отпуска, когда они уже немного успокоятся, а потом остынут, и они будут по-иному слушать. Ведь если бы кто со мной рядом был в ту минуту, желающий поговорить и разъяснить, так и у меня сложилось бы иначе. Долго они еще с мамой проболтали и многое обсудили. Мама настолько разоткровенничалась с сыном, чего раньше себе такого не позволяла, что поведала о своей жизни и любви со всеми последствиями трагедиями. Но самое главное осталось в сердце и в мыслях Павла, что ему требуется проявить максимум усилий и воли, чтобы успешно справиться с кознями этого баловника и одолеть его. И не позволить ему выйти из этой передряги победителем. Просто по приезду из отпуска Павел соберет друзей всех вместе с семьями за один стол и вот так, как сейчас они с мамой, все обсудит и переговорит. Должны, коль сохранили хоть каплю трезвого разума, понять и приостановить этот разрушительный процесс, пока еще имеется в наличии шанс на примирение. А ежели потребуется, так Павел в грубой форме прикажет им прислушаться и включить свои мозги и сердце в нужном ракурсе, а не идти на поводу эмоций и желаний разрушителя. Утром Павел вышел во двор, чтобы полюбоваться нежным белым снегом, выпавшим этой ночью на старые уплотненные залежи. Вчера он не успел обратить внимание, поскольку ему казалось, что все вокруг просто покрыто белым чистым асфальтом. Зима, как и говорила мама, в этом году оказалась легкой, незлой. Но и оттепелей с грязью и слякотью не было. Как по заказу: немного снега и маленький морозец. Чтобы красиво и не кусаче. В Туркмении, а больше в Чарджоу, бывали такие же зимние дни со снегом и морозом. Однако больше двух дней снег не задерживался, сменяясь по-летнему на теплые дни, когда хотелось сбросить с себя все одежды и бежать на Дарьябаш, чтобы искупаться в его водах. Такая вольность допускалась дома во время отдыха. Но в командировку экипировались по зимнему, невзирая на термометр и жаркое солнце. Наутро легко ошибиться, обнаружив внезапно за окном зимний белый ландшафт. А здесь дома, в Городке снежок как выпал в конце ноября, так и лежит себе, регулярно прикрываясь новыми тонкими слоями свежего снега. Павла вчерашняя беседа с мамой вдохновила и успокоила. Он верил, что теперь, когда шутник от них отстал, так ему показалось, поскольку дальнейшие коварства прекратились, они, то есть, его друзья сумеют понять друг друга и вернуть прежнюю дружбу. А иначе невозможно с такой ненавистью и нелюбовью жить и трудиться в одном городе и на одном предприятии. Павел залюбовался красотами белорусской природы и не заметил, как к нему подошла маленькая соседка, нежно просовывая свою руку в его. -Привет! – удивленно воскликнул Павел, обрадовавшись такой встречи и того доброжелательства и доверия, с каким подошла к нему Катюшка. -Приветик! – улыбнулась ему девочка. – Я еще вчера видела, как ты приехал. Только не хотела заходить. Ты так долго разговаривал с мамой, что мешать вам нельзя было. Я в окно вас видела. -Да? Так чего не зашла, надо было заглянуть в гости, раз не спала. Ты нам и нашему разговору не могла помешать. -Нее, - протянула Катя. – Тебе хотелось про все маме рассказать. А такому общению мешать неприлично. Паша, а почему ты один приехал, без жены? Она там одна осталась, да? -Да, там осталась, да только не одна, - тяжело, но без огорчения и совершенно не жалея об этом, проговорил Павел. – Вот только теперь она уже не жена мне, и совсем даже чужая жена. Развелись мы, она вышла замуж за другого. Только я абсолютно не расстроился. Ведь против любви пока не придумали прививки и лекарства. Раз случилось, так пусть и будет. -Она другого полюбила? Но ведь это абсолютно неправильно. Раз у нее есть муж, которого она любит, то есть, любила, то, как можно еще одного любить? – задумчиво, не понимая такого факта, произнесла Катюша. -Да, именно так и случилось. Стало быть, бывает, раз произошло. Ну, и пусть, зато она счастливая, а я свободен и этим довольный, - уже весело отвечал Павел, показывая всем видом свое безразличие к такой семейной трагедии. – Хуже было бы совместное нелюбимое проживание. -И ты, правда, совсем-совсем не расстроился? Вот так легко и просто позволил ей уйти к другому? -Нет, ну, так утверждать я не буду. Понимаешь, вот капельку все равно было обидно, что она без спроса и моего позволения взяла и ушла к новому мужу. Хотелось даже слегка поругать и наказать. Но потом я подумал, взвесил все за и против, и пришел к выводу, что ее поступок правильный и разумный. Я еще не до конца поумнел и повзрослел, чтобы обзаводиться семьей. Надо подрасти. -Хи-хи! – хихикнула в кулачок Катюшка, и по е глазам Павел понял ее радость от такого известия. – А она мне сразу не понравилась. Правда-правда, ведь она абсолютно тебе не подходит, и совершенно не нужна. И глаза у нее недобрые, и говорила с тобой таким высокомерным тоном, словно одарила своим внимание, и теперь ты просто обязан всю жизнь благодарить ее за это. Как злые принцессы в сказках. Только она ни какая не принцесса. А тебе нужна добрая и ласковая жена. И еще, чтобы красивой было, на которую смотреть приятно. -Ну, и где мне такую искать прикажешь, а? Это столько положительных качеств ты наговорила, что таких и не бывает в приролде. Даже если их перебирать, как товар на прилавке, и то можно ошибиться. А гарантии, как в магазине, никто не дает. Нет, Катюша, нужно поначалу влюбиться по-настоящему, а потом смотреть на ее качества и красоты. Без любви красивой бывает только кукла. -Так если не смотреть и не выбирать, то, как же ты влюбишься? Что-то ты меня окончательно запутал. Павел обнял одной рукой девчонку и шутливо потряс ее, призывая забыть такую сложную и запутанную тему. -Пойдем к нам и за чаем обсудим сию проблему. А то красиво на улице, но уже за уши щиплет. Красивый снег, вроде как, добрый и ласковый, а кусается зло и сердито, как хищник, - засмеялся Павел, подталкивая Катю к веранде. – Вот так и с невестами получается. Обманчив внешний вид. -Мама! – крикнул с порога Павел в сторону кухни, откуда уже плыли разнообразные, но вкусные запахи. – Мы пришли. Ты будешь нас кормить сейчас, или нам еще немного подождать? -Сейчас, сейчас, - спешно ответила мама, выглядывая в прихожую. – Это кого ты к нам привел? А, соседка! – обрадовалась мама гостье. – Ну, входи, сегодня у тебя соперницы нет. Один Пашка. -Ой, ну, вы и скажите! – игриво нахмурилась Катя, слегка зардевшись от смущения и такого откровенного намека. – Я еще маленькая для невесты. Мне еще школу нужно окончить, а потом уже можно и о женихах задуматься. Да только Паша к этому времени сто раз женится. -Тьфу, ты, накаркаешь мне сейчас! – испуганно плюнула мама трижды через левое плечо. – Зачем же такие неважные пророчества. Ему бы хоть одни раз жениться, и этого вполне хватит. А ты – сто. -Ну, тетя Зина, я ведь это так, образно сказала, а вовсе не пророчу ему сто раз жениться. – А вы сразу все подсчитали и посчитали за правду. Я хотела сказать, что Паша обязательно женится, и очень даже скоро, не станет он ждать, пока я подрасту. А потом и Васька вам невестку приведет. И будет у вас большая семья с внуками! – как-то радостно воскликнула, свои пророчества Катюшка и вмиг внезапно погрустнела, словно некое воспоминание сильной волной смыло эту секундную радость. Мама сразу переменила эту тему и засуетилась по своим кухонным утренним делам, приглашая детей на кухню: -Ладно, детки мои, сейчас поедим блинчиков со сметаной и чаем, а мне потом по делам надо. У меня еще и куры не кормлены, и дорожки подмести надо. Вон, нового снега за ночь намело. -Мама! – возмутился Павел. – Даже не думай трогать снег. Мы с Катюшкой после завтрака подметем. И Ваську пригласим на помощь. -Да, я помогу, - вновь к Кате вернулось радостное и бодрое настроение. Те мелкие неприятности забылись. -Вот видишь? – поддержал Павел. – У тебя столько помощников, а ты все сама, да сама. -Нет, мне эти мелкие хлопоты не в тягость, - отмахнулась от помощи детей мама, которой и самой, как она считала, дел не так уж много по хозяйству и во дворе. – Отдыхай, сынок, с соседкой поболтай. А я сама управлюсь. Мама ушла, а они, молча, ели блины и запивали сладким чаем. Аппетит разыгрался нешуточный. Так что болтать с плотно набитым ртом желание не возникало. А мама умела печь блины такие вкусные и ароматные, что их и с «таком» можно было съесть несчетное количество. -Ну, рассказывай, как живешь, что нового произошло в мое отсутствие, - запив чаем последний блин, спросил Павел. -Нормально, - вроде безразлично, пожимая плечами, ответила Катюша звонким сытым голоском, но вдруг потупилась и отвернулась, пряча накопившиеся и приблизившиеся к выходу слезы. Немного помолчав, она, с трудом сдерживаясь, прошептала: - Плохо, Паша, совсем плохо. -Все так же пьют и дерутся? – спросил Павел, но голосом и интонацией он больше констатировал факт. -Это все ладно, я уже привыкла и иного от них не ожидаю, да только их еще в прошлом месяце за пьянку выгнали с работы. Они так долго и много пили, что даже с фабрики приходили. А они с ними поругались и прогнали. Вот их и уволили. Раньше хоть с получки что-то съестное покупали, а теперь все время пьют, а в доме ни крошечки. Совсем есть нечего. -Голодно? Я же с мамой еще перед отъездом на эту тему договаривался, что ты будешь приходить на обеды. А ты, наверное, опять излишне скромничала? Я буду ругать тебя и приказывать, чтобы каждый день к маме заходила. А сейчас, пока я в отпуске, сам лично проконтролирую. И в магазин с тобой сходим за одежками. Вон, как износилась вся, сплошные дыры. -Паша, я не жалуюсь. Я уже давно сама себе, как могу покушать добываю. Я другого боюсь. Дядя Витя уже несколько раз приходил. Это наш новый участковый. Он им так и сказал, если на работу не устроятся, то арестует их за тунеядство. А меня тогда в детский дом отправят. Я не хочу в детский дом. Танька Семенова два раза сбегала оттуда. У нее родители умерли, а со старой бабушкой не разрешили жить. Но у нее бабушка очень хорошая, только старенькая и очень больная. Да и это не ее бабушка, а ее мамы. А вот мне и убежать будет некуда. Катя немного помолчала, потом, уже не сумев сдержать слез, которые ручейком потекли по щекам, жалобно проговорила: -Паша, миленький, возьми меня с собой. Я буду очень хорошо себя вести. И помогать тебе буду во всем, и за квартирой ухаживать, и кушать готовить. Я хорошо учусь, мне легко и нравится, поэтому со школой у тебя хлопот не будет. Только вот мне уже и в школу ходить совсем не в чем. Вся износилась. Я пропаду здесь с ними, Паша, уже не могу совсем жить и смотреть на них. Павел присел рядом с Катей и приобнял ребенка, легко прижимая к себе. Ему сейчас самому неожиданно сложно стало говорить из-за комка, подкатившегося к горлу. Господи, ну, чего это он жаловался на судьбу полночи маме? Вот где настоящая беда, когда и голодно, и носить нечего, и в дом возвращаться не хочется, потому что там плохо, смердит, и в этом доме нет твоего родного уголка, где можно посидеть с книжками и с игрушками, просто подумать и помечтать. Так мечтать не о чем? У ребенка полностью отсутствует будущее и перспектива завтрашнего дня. А у него целая двухкомнатная квартира, сытая богатая работа. И все это ему одному. Ну, разве не счастье ли это? Ненужная жена пропала, с друзьями он обязательно помирится, потому что верить в их разум и трезвое мышление. Они сейчас это время подумают, поразмыслят и выслушают разумные доводы друга Пашки. А вот куда ребенку деться и спрятаться от всех этих бед? Ведь в ее возрасте так хочется быть нужной и любимой, так хочется детства и этих ребячьих радостей. И неожиданно даже для самого себя Павел принимает безумное и абсолютно неразумное решение. Пусть она для него станет некой обузой и помехой в его личной свободной жизни. Но вот сейчас именно в эту минуту даже чересчур завуалированный отказ недопустим и смертельно опасен. Она ведь ждет прямого конкретного ответа, а не глупых объяснений, что, мол, потерпи, и все будет хорошо. Не будет никогда, если сейчас не решиться. Ни потом, ни через некоторое время. Лишь злоба и ненависть ворвутся в душу этого израненного ребенка, вытеснив навсегда эту уникальную природную доброту и открытость. Сумеет ли он, потом простить себе эту единственную, но неиспользованную возможность, спасти, помочь, вытащить из этого болота, подарить ребенку такое важное и нужное в его возрасте настоящее детство. -А, поехали! Так тому и быть, поедешь со мной. У меня там места много в квартире. Поболей, чем здесь. И школа там хорошая, и ребят твоего возраста много, несравнимо с нашими дворами. Только летом слишком много тепла, но я тебя на лето к маме буду отправлять. А всем скажу, что ты моя младшая сестричка. Только двоюродная. У нас же фамилии и отчества разные. Да и не станем мы перед всем там оправдываться, больно нам надо это. Павел понимал, что говорит сейчас много на эмоциях, совершенно не соображая и не осознавая, какие трудности и сложности создает себе сам. Ведь теперь обратно свои обещания не вернешь. А как их правильно исполнить, так и вообразить слишком сложно. А с другой стороны, разве мог он сейчас отказать и бросить на произвол судьбы этого умного, доброго и ласкового ребенка на съеденье каким-то проклятым последним алкашам. Загубят они дитё. Превратят в себе подобное существо или в некоего иного урода, или, что стократ страшнее, доведут до отчаяния, когда дальнейшая жизнь станет для нее просто невозможной. И потом Павел в ее смерти обвинит себя, и с этим тяжким грузом жизнь его станет еще ужасней. А про командировки и свою вечную перелетную жизнь он подумал уже потом, когда обещания уже вылетели из уст. Так ведь и здесь она без присмотра и догляда. Кто же за ней ухаживает и присматривает? Живет сама по себе. И не просто живет, а пытается выжить и сохранить в себе то человеческое, что вопреки логике подарила природа. Два отмороженных урода родили такое чудо. Интеллектуальное и душевное, чего сами абсолютно, отродясь не имели. Они-то, как много раз слышал Павел, что между собой, что с соседями, только и могли говорить лишь междометиями вперемешку с матом. А Катя легко и интересно общается со сверстниками и взрослыми. -Паша, ты правду говоришь? – Катя смотрела на него слегка недоверчиво, но преданно и с надеждой. – Ты меня не обманешь? Я ведь и вправду, хочу поехать с тобой. И жары вовсе не боюсь. Даже очень хочу много тепла и солнца. А то у нас здесь чаще дожди да грязь. -Ну, насчет грязи, так там ее тоже хватает с излишком. Осень слегка слякотная. А еще зима больше похожа на осень. -Что, снега совсем-совсем не бывает? -Пару раз выпадал. И даже мороз прихватывал. Ну, все так, как у нас осенью. А вот сугробов и метелей я пока не наблюдал. -Так это же здорово! Знаешь, как можно много сэкономить на зимней одежде! А летнее оно намного дешевле стоит. И ем я совсем мало. Правда, Паша, я очень экономная. На меня много денег не понадобится. -Ой, ребенок, да ради бога! Я очень много зарабатываю. Ты меня объесть не сумеешь. Лишь бы была послушной и в школе хорошо училась. А денег мне не жалко. Тем более. Что сейчас я совсем один остался, и потому тратить их некому и не на кого. Вот ты и будешь бегать по магазинам. -Нее, мы, Паша, жить будем экономно. Зазря деньги тратить незачем. Я научусь вкусно готовить, и буду тебя домашней пищей кормить. Кашкой, котлетками, еще я макароны люблю. По-всякому. 12 Их мечты прервал внезапный грохот пустого бидончика. Вздрогнув от неожиданного шума, Павел и Катя резко обернулись и увидели в дверном проеме маму с широко распахнутыми глазами. -Мама, что случилось, ты чего такая перепуганная и взбалмошная? – участливо спросил Павел, понимая неуместность своего вопроса, поскольку понял мамино состояние. Она нечаянно подслушала их разговор. -Сынок, ты чего такое здесь удумал, а? Сам хоть понимаешь, о чем разговариваешь и какими обещаниями разбрасываешься? Это ведь тебе не игрушка и не маленький котенок, с которым можно поиграть и выбросить за ненадобностью. У нее свой дом, какие ни есть, а родители. А ты, на каких правах забрать ее хочешь в свой город? Господи, Паша, да ты сам говорил мне давеча, что еще не повзрослел и не дорос до семьи, а в няньки набиваешься. -Мама, вот ты сейчас о чем толкуешь нам? Мы так сразу и понять неспособные. Поясни, пожалуйста. -Не дури мне голову, все отлично понимаешь. Я о ваших планах и талдычу. Разве можно вот так, не подумавши и не рассудивши, ребенка с места срывать? А если что, куда девать будешь? И работа у тебя сложная, с командировками связанная. Как она там, одна в твоей квартире проживет время твоего отсутствия? Нет, Катюша, ты уж прости и позабудь про его обещания, ему никак нельзя тебя с собой брать. У него ничего не получится из-за командировок. Катюша смотрела на спорящих мать с сыном глазами, переполненными слезами, и готова была уже разрыдаться навзрыд. Но усилиями воли она с трудом удерживала плач. Однако и убегать не хотела, поскольку буквально нескольку минут назад у нее появилась надежда на другую и правильную жизнь, где не станет пьяных родителей, и на столе появится хлеб, а для школы нормальная одежда. Пусть немного, но столько, чтобы больше никогда не думать и не ломать голову, где и как прокормиться, и что более-менее приличное надеть завтра в школу. И все это может вмиг разрушиться, если сейчас поддаться эмоциям и сбежать. А ей хотелось верить, что Паша сумеет убедить маму и докажет ей, что правильно все решил. Она ведь совсем не будет мешать Паше, а даже наоборот, поможет ему и с домом, и с кухней. А если остаться здесь, то ее обязательно отправят в детский дом. И тогда лучше совсем не жить, чем так. Павел почувствовал, как напряглась Катюша, готовая уже на любой безрассудный поступок. Чтобы удержать ее от необдуманных действий, он крепче обнял ребенка, прижимая дрожащее детское тельце к себе, пытаясь сбить эту нервную дрожь и возвратить ребенку надежду. -Мама, мы с ней уже все решили, и обратно передумывать даже не планируем. Не глупые же мы, все-таки, чтобы шарахаться из стороны в сторону. Ты же сама хорошо понимаешь, что больше она ни денечка не сумеет выжить в этой клоаке. Там уже уголовщиной за тунеядство попахивает. А хлебом даже ни на грамм. Нам никак не может быть хуже там, чем в этом дерьме барахтаться. И одна она даже на время моей командировки никак не останется. Там полно женщин – жен пилотов. Присмотрят, помогут. А здесь, можно подумать, она под самым лучшим присмотром? -А женишься? Куда ее? Не будешь же ты вечно холостяковать. Сумеет ли твоя новая жена ужиться с ней? Паша, это ребенок со своими характерами и привычками, к которому нужно приспосабливаться. -Ой, мама, ну, не понравится моей новой зазнобе ребенок, так мы ее, и звать к себе не станем. Пусть ищет другого, а я найду такую, чтобы обоих нас любила. Хватит мне под женскую дудку плясать, у меня свой характер начал вырабатываться. Да мне всего-то 24. А к 30 годам я ее успею замуж выдать. -Паша, я вовсе не хочу замуж! – взвизгнула неожиданно звонко и категорично Катюша. – Я и без мужа могу прожить. Эта выходка ребенка развеселила и разрядила обстановку, и мама с Павлом весело и откровенно расхохотались. -Ну, успокойся, не буду я тебя замуж выдавать, - сквозь смех проговорил Павел. – Я лучше после окончания школы ее к тебе отправлю. В институт поступать. А ты это время пока за домом присмотришь, чтобы они его не пропили окончательно. Я не думаю, что в таком темпе в борьбе с алкоголем они доживут до того времени. Но в любом случае, это ее дом, в нем ее будущее. А в Витебске много разнообразных институтов и техникумов. Вот и будет рядом с домом учиться. А я помогу. -Ох, страшно-то как, Пашенька! Такую непосильную нагрузку на себя взваливаешь, что просто жуть! -Мама, а вот так, просто наблюдателем быть и констатировать, как факт, что на твоих глазах гибнет ребенок, да еще такой славный? Это разве не жуть? Мне все эти годы казалось, что со временем они пропьют свой какой-нибудь орган, да от страха перед неминуемой гибелью притихнут. Так ведь нет, не берет их болезнь, не убивает их алкоголь. Я, мама, за всю свою жизнь впервые задумал некое благородное богоугодное дело свершить, а ты меня пытаешься образумить. Мы обязательно спасемся, и Катя станет настоящим человеком. Правда, ведь, ребенок? -Угу! – кивнула головой Катюша, соглашаясь со всеми непонятными словами, только бы он не передумал. В ее голове уже рисовались картинки счастливой жизни в чужой теплой и солнечной стране. -Ой, я даже не знаю, что и сказать вам! – уже не так категорично и не в таком протестном тоне проговорила мама. – За тебя страшно сынок, за вас обоих. Ты, Катюшка, хорошая девочка, я тебя с рождения помню, да только твой дом и твоя семья здесь, а не там. Как бы не пожалела потом. А ведь поздно будет уже в этом Чарджоу. Вон, как далеко судьба забросила. Кабы поближе к дому, так и я помогла бы, присмотрела на время твоих командировок. -Тетя Зина, нет у меня здесь семьи, пропала она, утонула в вине. Их дядя милиционер обещал в тюрьму, если на работу не выйдут, а меня в детский дом сдать. А я туда не хочу. Мне Танька рассказывала, там еще хуже. Мама тяжело вздохнула, обняла за голову двоих своих неразумных детей, и, молча, согласилась, лишь добавив: -Пишите чаще мне. Ты, Катя, пиши каждый день. От Паши трудно письма дождаться. А ты мне все подробно описывай про школу, про дела свои, про дом. И про Пашу заодно. А ежели он дома будет, так после тебя пусть дописывает в конце письма от своего имени. Езжайте, коль так решили. -Ой, ну, мама, о чем ты говоришь? Мы еще целый отпуск дома будем, а ты выпроваживаешь, как будто такси возле калитки дожидается. А пока, чтобы выбраться из твоего, Катя, вертепа, с сего момента поживешь здесь и под моим личным присмотром. А то, не дай бог, чего случится. -Паша! – подпрыгнула от радости Катя. – Так я тогда побежала в дом, и свои вещи принесу сюда. -Нет, вместе сходим к вечеру. Да и какие у тебя вещи? Все придется заново покупать. Ты прости, ребенок, но в таких обносках у нас даже туркменские дети не бегают за баранами. А ты приедешь ко мне на ПМЖ, как сестренка пилота Гражданской Авиации. Стало быть, и прикид должен соответствовать. -Но у меня ведь нет другого. -С сего дня ты входишь в полное мое подчинение и обеспечение. И о таких мелочах, как внешний вид, мне думать и голову ломать. Твоя ближайшая задача – быть паинькой и лапочкой. Катя поначалу не поняла Павла. Загадками говорит, но очень серьезно. Но потом она заметила лукавую усмешку мамы, и сама радостно расхохоталась. Не выдержал и Павел и присоединился к ее веселому смеху. -Да, - облегченно вздохнула мама, словно с плеч тяжесть сбросила. Однако опять некая тревога слегка коснулась ее висков. – Опять у меня с внуками откладывается на неопределенный срок. Теперь ты, Паша, уж точно не скоро женишься. Ребенка на ноги поднимать надо. Ты нам с Васькой больше деньги не присылай, вам самим они понадобятся. А мы как-нибудь справимся. -Мама, ну, опять за старое взялась! – сердито проворчал Павел. – Я вовсе не тебе их присылал, и буду в дальнейшем высылать для Васьки. Хватит всем, я много зарабатываю. Вполне достаточно и для вас, и для нас. Все проживем и богато, и счастливо. А жениться и внуков тебе нарожать, так успею еще. Они на следующий день пошли в универмаг, чтобы полностью обновить гардероб Катюшке. А обновлять ей необходимо было на все сто процентов. Давненько пьяненькие родители не покупали ребенку никакие одежки. Да по их внешнему виду можно смело констатировать, что и для себя уже не первый год мануфактура не приобреталась. Вся имеющаяся наличность спускалась на алкоголь. А если учесть такой факт, что и на работу перестали ходить, то и про продовольственный магазин забыли. И уже все, что в этом доме можно было продать, давно пропито. Хорошо, что документы в школу им быстро в школьной канцелярии. И свидетельство о рождении ребенка Павел сразу прибрал себе. Катюшка за эти дни просто преобразилась, расцвела и развеселилась. Даже мама удивилась ее таким кардинальным переменам в характере и настроении. Ребенок начал новую детскую жизнь с теми атрибутами счастья, что и положены по статусу детям ее лет. Теперь ведь пропала потребность в беготне по кустам в поисках пустой бутылки на хлеб, не нужно прятаться от пьяных и злых тумаков, можно вечерами видеть в тишине и смотреть все семьей телевизор. А там, оказывается, очень много интересного показывают. И книг у Васьки интересных полно. Павел решил съездить в Витебск за билетами на самолет. Купить на двоих и сразу до самого дома. Из Витебска решил прокатиться поездом. Ранним рейсом, чтобы к вечеру оказаться в Москве, поскольку, если лететь самолетом, то быстрей, если без задержки. А таковы при местной погоде запросто может возникнуть, и тогда они на Чарджоуский рейс опоздают. Поезд надежней. Да и Катюшке хотелось мир показать. Из окна поезда он хорошо виден. Встал утром рано, пока все спали, чтобы успеть на первый рейс автобуса. Так что, возвращался домой к позднему завтраку. С сегодняшнего дня у Катюшки начались каникулы, так что спит и ничего не ведает про Павла с билетами. Молча, съездил, чтобы не напросилась в попутчицы. А чего таскать ребенка по вокзалам? Весеннее солнце уже успело растопить снег. Ну, почти весь. В лесу и под кустами еще лежали остатки. Но дорога вся просохла. А оттого и настроение у Павла было просто замечательное. Вот почему он удивился, когда из калитки их двора выскочила с портфелем в руках и вся взлохмаченная и перевозбужденная Катюшка. Весь ее вид выражал трагизм ситуации и отчаяние. Ей хотелось рвать и метать, но еще больше вызывал сам факт покидания этого жилища, ставшего за это время для нее родным. Но обида оказалась сильней, оттого и бежала в полном расстройстве в сторону своего дома, который с такой радостью покинула, вроде как, навсегда несколько дней назад. Она бежала так быстро, что пробежала мимо Павла, словно его и не было на дороге. С большим трудом удалось Павлу поймать ее возле калитки родительского дома. -Ты чего, Катя, чего с тобой успело с утра случиться, кто сумел тебя в такую рань настолько больно обидеть? – спросил он как можно нежней и ласковей у ребенка, понимая, что кроме мамы в доме и быть никого не должно. Хотя, и мама с утра собиралась по магазинам и на базар. И все равно, не могла она ее так сурово обидеть. С такой участью сына она, вроде как, смирилась и душою успокоилась. Да и с Катюшкой за эти дни сблизилась и сдружилась, как с внучкой, о которой мечтала. -Пусти, не хочу, не буду, я больше не верю тебе, ты все врешь мне! – сквозь слезы и рыдания пыталась вырваться она, грубо и резко отталкиваясь от Павла. – Ты обманул меня, я не поеду с тобой. Лучше в детский дом. Чем быть проданной в твоей Туркмении в рабство. Это подло с твоей стороны, это нехорошо, я никогда тебе этого не забуду. Ты обещания не сдержал. Ну, полный бред с набором непонятных эпитетов. Откуда только взялись у нее эти бредовые идеи? Кто и что в его отсутствие сказал ребенку некую гадость? Вроде, когда собирался в Витебск, спали они все крепким непробудным сном. Нет, мама уже просыпалась. А больше и некому обижать. -А ну-ка, успокойся и внятно мне про все объясни. И нечего здесь устраивать на пустом месте истерику. Если сон дурной приснился, так иди, скоренько ляг и там, во сне разберись с нарушителями спокойствия и со своими обидчиками, - громко и грубо крикнул Павел, отрывая ее за плечи от земли и резко вновь возвращая ногами на дорогу. – Я тебе, так мне кажется, ясно и внятно говорил и сейчас повторюсь, что все наши проблемы нашей семьи, которая теперь состоит из нас двоих, учись воспринимать без эмоций. Все можно решить в беседе за чаем. И чаще всего выясняется, что проблема и выведенного яйца не стоит. Вот, поди, и сейчас из мухи слона надула. Немедля успокойся и доложи мне причину твоего паршивого настроения. -Никого и ничего я не дула, - поспешила с объяснениями Катюша, уже слегка напуганная резкими действиями и встрясками Павла. – И я уже не спала, когда ты с Васькой надо мной смеялись на кухне. Я видела вас, я тихонько подкралась и подслушала. Там вы вдвоем были. -А сколько раз просить и требовать, что подслушивать очень нехорошо. Так только невоспитанные дети поступают. -Я из комнаты слышала, да только поверить не могла, что это ты такие слова говоришь. Вот и подсмотрела. -Мне даже сейчас очень любопытно, кого ты там могла узреть? Стоп! – Павел вдруг ошарашено уставился на нее и ослабил хватку, чем Катя успела воспользоваться, и отскочила от него. – Кого ты на кухне видела? И о чем мы могли с Васькой говорить, что довели тебя до истерики? -Вас двоих видела. Тебя и Ваську. Вы смеялись надо мной, мол, дурочка, не знает, что ее ожидает там, в Туркмении. А ты обещал ему, что подкормишь меня и очень за дорого продашь бабаю в аул. Там, сказал, большим спросом пользуются такие вот дурочки, как я. -Да я тебя здесь и сейчас продам, но предварительно ремнем высеку, - заорал на всю улицу Павел, окончательно запутавшись в ее рассказе. – А еще утверждает мне, что ей не сон приснился. -Нет, и вовсе не сон. Я вас видела не во сне, а на самом деле. Вы стояли у окна и болтали обо мне. -Кого ты видела, кого ты вообще на этой кухне могла увидеть, кроме как мамы? Сама хоть поняла, что сказала? -Мама в магазин ушла, а вы так громко смеялись, что я проснулась и услышала. -Катя, миленькая, я вот только что иду с вокзала. Я в Витебск за билетами ездил, а Васька позавчера со своей командой в Минск уехал. Нет никого дома, пусто там. Все это тебе приснилось. Да еще такая белиберда, что я бы на твоем месте просто посмеялся, как над веселым сном. Катюшка широко и испуганно раскрыла глаза и быстро-быстро захлопала ресницами. Своим сообщением Павел ее ошарашил, но увиденное и услышанное не покидало мысли, а оттого не хотелось верить. -Ты меня обманываешь! – уже неуверенно и тихо прошептала Катя. – Такое не могло присниться. Я видела вас, а не сон. Тебя и Ваську. Если бы сон, то я бы проснулась, прежде чем бежать. А я больше не ложилась. И вдруг страшная мысль опалила Павлу мозги. Да так уязвимо, что слезы брызнули из глаз. Ну, не может этого быть? Неужели снова проявил себя этот подлый шутник-проказник, опять вздумал баловаться? Но зачем? Он и с Катей его хочет рассорить, превратить их отношения во вражеские? Вот уж поистине, глупость несусветная! Он что, из Чарджоу за ним через всю страну перся ради этой злой шутки? По-моему, здесь кто-то сходит с ума. Не, Катюша, так она уж точно не сошла, и ей такой пошлый разговор не приснился. Она ведь ни про калым, ни про бабаев слыхом не слыхала, чтобы нечто подобное во сне видеть. Да и счастливому ребенку должны радужные сны сниться. Стало быть, все-таки опять объявился этот подлый разлучник. Он уж точно, больной на всю голову. Ладно, там, рядом, но переться сюда? Стало быть, он и здесь рядом. Стоит только головой покрутить, и сразу увидишь его. Но вокруг никого не видать. И что получается из всех этих размышлений? Притащился, спрятался и затаился для следующих подлостей. -Катя, слушай меня внимательно, - шепотом таинственно проговорил Павел ребенку на ушко. – Тебе не приснилось, но там, на кухне, были не мы с Васькой. Я тебе потом более внятно объясню, а сейчас очень хочется, чтобы ты мне помогла. Тогда мы с тобой сумеем победить этого подлого обманщика, чтобы он больше не смел нам пакостить. Понимаешь, это он разрушил мою семью, разругал с друзьями, разбил и их семьи. И вот сейчас пытается рассорить нас с тобой. Но мы справимся и победим его. Нам с тобой нельзя и абсолютно не хочется ссориться, ведь мы с тобой столько лет дружим. Ты мне поможешь? -Да, я согласна, ты только скажи, что мне делать. Паша, я теперь верю только тебе, а тем плохим не верю. -Вот и умница. Мы ему не сдадимся так вот просто. И сейчас скажем ему, что не поверим и не желаем даже слушаться его. Потому что он слабее нас, а мы вместе – сила, и мы плюем на него. Да, ты согласна? -Да, я тебе верю, а он плохой, вредный и нехороший. Я его ненавижу, и тоже плюю на него. -Нет, вовсе ненужно ненавидеть, это необязательно. Мы просто его презираем и игнорируем его подлые шутки. Правильно? -Да! – громко и уже с радостью воскликнула Катя, что испуганная ворона слетела с забора и, ругаясь, полетела восвояси. -Да! – еще громче крикнул Павел и рассмеялся. – Мы победим тебя, подлый трус и бяка. -Мы дружные и сильные, мы справимся. -Вы в этом уверены? – Послышался ироничный мягкий смешливый голос неизвестно откуда взявшийся. Павел с Катей резко развернулись в сторону говорившего, и увидели приближающегося к ним молодого высокого мужчину с усиками и маленькой аккуратной бородкой. Он шел явно к ним и очевидно подслушал их разговор. Хотя, они так громко кричали, что услышать их не мудрено было. Или? И Павел все понял. Это он и есть. У него на этот раз не получилось тайно, что, скорее всего, и разозлило. И такой факт проигрыша заставил его открыться. Значит, он проиграл, если решился выйти к ним в открытую. Какие они, однако, молодцы с Катюшей. Сумели справиться с таким опасным проказником. -Ты ошибаешься, мальчик, - с язвой в голосе произнес незнакомец, словно прочел мысли и тот восторг, что охватил Павла от чувств победы над этим пришельцем. – Я практически непобедим. Ты просто слегка оттянул свое поражение, и тем самым продлил мое удовольствие в этой борьбе. Но согласись, что легко и беспроблемно справился со всей вашей компанией, и особого усилия мне на это не потребовалось. Я лишь слегка подталкивал, и вы само все с легкостью рассыпались на мелкие осколки. Ну, ладно, признаюсь, что ты с этой девчонкой оказал достойное сопротивление. Ну, что ж, стало быть, и победа будет желанней. -Я вовсе тебе не какая там девчонка! – осмелилась выкрикнуть Катя, высунувшись из-за Пашиной спину. – И мы все равно, не боимся тебя. Ты не сможешь нас победить, потому что ты плохой, а мы сильней тебя. -Ха-ха-ха! Это и есть мой ответ тебе. Девочка, милочка, я – Ангел, со мной бороться бессмысленно. Если уж сильно захочу, то рассыплю обоих на молекулы. Или зашвырну в чужие и незнакомые миры. То, что было до сих пор, как ты правильно сам определил, как мелкие проказы шаловливого баловня. Я мелко и пакостно шутил, и в этом без зазрения совести признаюсь. -Однако, как я думаю, раз показался нам, так значит, что-то не совсем по правилам и задумкам идет, как хочется? – смело усмехнулся Павел, вдруг ощущая уже отсутствие у противника тех мощных сил, которыми тот пытался хвастаться. – Что-то ведь не позволило продолжить скрытую игру? -Да, соглашусь, волевые вы ребята, слегка не рассчитал я силы в борьбе с вами, немного сплоховал, - без испуга и обиды заявил Ангел, так запросто выставляя напоказ свое мелкое поражение. – Однако просто это я не все свои имеющиеся в запасе силы применил против вас. Не рассчитал, но имею в запасе время на исправление. Ты же сам верно определил мою игру, как шутка. А теперь, считаю, что с шутками закончили. Ударю сильно и больно, а потом и поглядим, насколько хватит у вас сил на сопротивление. Я для того и открылся, чтобы объясниться, или просто доказать вам вашу несостоятельность в этой бесполезной для вас борьбе. -И все равно, мы тебя не боимся! – вновь выкрикнула Катя из-за спины Павла, хотя саму страх парализовал. Рядом с Павлом мужчина выглядел намного сильней и опасней. От него так и перло угрозой и ужасом. Но ей сейчас хотелось спасать своего друга всеми способами и методами. И Катя верила, что вдвоем они сумеют справиться. – Уходи отсюда, тебе нечего здесь делать. -Цыц, малявка! – прикрикнул Ангел, и Павел заметил в его взгляде кроме ярости еще и растерянность, а такое неожиданное открытие придавало уверенности, что не так уж и могуч противник. -Не смей кричать не моего ребенка, Ангел паршивый! Ребенок тебе истину глаголет. Мы решительно требуем от тебя, чтобы ты покинул нас, и больше никогда не приставал со своими пошлыми шутками. -Мы милицию сейчас позовем, - добавила Катя. -Я просто сейчас уничтожу вас, человечки, - грубо прошипел Ангел, уже окончательно выходя из себя. – Никто еще не смел, так оскорблять и унижать меня. И для вас это так даром не пройдет. -Никто, кроме тебя самого, - громко и внятно проговорил, проходящий, словно мимо, какой-то прохожий. Сказал и остановился, пытливо рассматривая компанию, переполненную враждой и ненавистью друг к другу. Но для Ангела его голос и слова произвели эффект внезапного выстрела в тишине. Нет, он не вздрогнул, не подпрыгнул от неожиданности. Но его пылающий взгляд потух, словно этот прохожий движением руки выключил этот яростный гнев, в который его вогнали эти наглые сопротивляющиеся дети. Опасный враг превратился в безопасное некое неведомое существо. Эти дети посмели сопротивляться его воле, чем не просто ввергли в неистовство, но и погубили его дальнейшую шутливую жизнь. Даже Павел как-то сразу почувствовал и обнаружил в этом прохожем истинного хозяина этого Ангела, что так безнаказанно своим баловством рассорил друзей, довел их семьи до разрушения, а теперь вдруг пожелал ввести в состояние конфликта Павла с Катей. Глупо, пошло и смешно, но ведь ребенок поверил и обиделся бы до конца своих дней, если бы Павел не успел перехватить и не отговорить. Только в старой прежней семье ее ждал скорый физический конец. Если не смерть, то душевный разлад. -Следящий? – потерянным голосом спросил, а скорее всего, констатировал, как факт, вредный Ангел, обреченно шлепаясь на лавку под забором возле калитки дома. – Но почему? Я ведь не успел так строго и жестко нарушить правила, и мои деяния не слишком вредили человечеству. -Никто тебе не позволял отступать от инструкций и основного задания. Почему сам и с таким желанием занялся непотребными делами? Избыток свободного времени не придумал, чем компенсировать? Оно дано вам для дела и позволительно для совершенствования с легкими экскурсами по параллелям. Я так понял, что вирус ты почувствовал, однако сам не пожелал от него избавляться. А когда опоздал с лечением, и то тогда пустил все на самотек, вдруг вкусив радость своего заболевания. Опьяняет, веселит и забавляет? Вот и расшалился, - жестко и строго зачитал обвинения Следящий провинившемуся своему подопечному. -Но не один же я шалю так? – слабо попытался оправдаться Ангел, хотя и по его виду заметны были бесполезными эти попытки. – Я так понял, что у каждого Ангела есть свои отступления от прямых обязательств. Но их, почему-то, не посещает Следящий с инспекцией, допускает их до мелких шалостей. Ответь, почему ты им доверяешь, позволяешь безнаказанно баловаться? А вот стоило мне слегка отступить от своих правил, как ты тут сразу с претензиями. -Потому что они – Ангелы, а ты – Падший Ангел. И ко всему прочему, поймавший вирус и позволивший ему захватить власть. Почто зло множишь и раздор? Почему пакостишь людям? -Но они сами живут в сплошном зле и раздоре. И мои проказы не слишком влияют на общее бытие и атмосферу их взаимоотношений. -Люди сами разберутся с собой и найдут выход из лабиринта своих конфликтов. И если здоровые Ангелы иногда и вмешиваются в судьбу того или иного индивидуума, так с заботой о них и спасая порою из безвыходных моментов, приумножая в мире добро и радость. А ты добавляешь зло, сея его без разбора и по своему желанию. Это недопустимо. Если вы все даже просто поощрите зло, то такой факт способен неотвратимо повлиять на судьбы всей цепочки миров. -Дядя, - наконец-то осмелилась спросить Катя, наблюдая доброжелательное отношение к ним, этого большого начальника над злым, и как он сам его назвал, Падшим Ангелом. – А вы хороший Ангел, и за плохие поступки его накажите, да? Он поступил неправильно и зло. -Это вы хорошие, мои милые детки, - доброжелательно и ласково ответил хороший дядя по имени Следящий. – Вы сумели вывести этого Падшего Ангела, и его сильные эмоции выбросили яркий всплеск за пределы его поля. Вот я его и увидел. А после расшифровки и сканирования познал его вредные делишки и решил вмешаться. Не положено по статусу пакостить ему. Пусть нарушает инструкции, пусть иногда отступает от своих прямых обязательств, но не во вред человеку, а принося ему некие приятные поступки. Вмешательство в судьбу человека я приемлю, если оно во благо этого индивидуума. Излишнее добро к вредным последствиям не приводит. Недопустимо, имея неограниченную власть над своими подопечными, использовать ее во вред. Это даже нечестно по отношению к людям, которые неспособны оказать даже маломальское сопротивление такому монстру. -Вы его в тюрьму посадите, да? – наивно веря в справедливость и в торжество правосудия, спрашивала Катя. -Хуже, гораздо хуже, сильней и больней накажу, - сурово зачитал приговор Следящий. – Я очищу его от вируса, отрегулирую, вычеркну из памяти вредные программы, и на несколько лет поставлю на постоянный жесткий контроль, чтобы даже лишнее движение пальцем не сумел без моего присмотра свершить. Поверьте, что для Ангелов это гораздо серьезней любой тюрьмы. Судя по реакции Падшего Ангела на приговор своего хозяина, Павел поверил в истину сказанного. -Можешь нас покинуть, - небрежно и безразлично, словно разговор с ним окончен, и ему здесь среди порядочных и здоровых людей делать больше нечего, махнул в сторону Ангела Следящий. И когда тот скрылся с глаз, добавил: - Можете меня звать Апостолом. Нет, это не из вашей религии. Поскольку мои подчиненные называют себя Ангелами, то есть, все Переносчики придумали себе, словно сговорившись, такое имя, так я тогда решил представляться Апостолом. -Вы добрый Апостол? -Ну, я просто строгий и справедливый. И единственный во всем вашем мире. В этом мире много Ангелов, исполняющих роль Переносчиков, но Апостол над ними один. Это и есть, Я. Вы вызвали во мне восхищение своей волей и стремлением противостоять злой и непонятной силе. Да и не единой волей, а еще множеством душевных человеческих качеств, коих в людях не так уж часто встретишь. Много хороших людей в этом мире. Однако немало и плохих, и очень скверных. Но Ангелы одинаковы для всех и каждого. А Падших очень мало, поскольку это, лишь запустившие болезнь, которую в первоначальной стадии они способны устранять сами. И наш отступник – один из них. Ему вирусная атака понравилась, он наслаждался ею. -Он злой, да? -Нет, все мои Ангелы – безразличные компьютерные системы. А пакости творят лишь такие, как ваш. А вас, меня привлекла ваша бескорыстность в заботе друг о друге. Ты, Павел, несмотря на кажущуюся ссору и разлад с друзьями, жаждешь смирить их вновь и не допустить разлада в семьях. Я вижу твою нежную любовь к матери, чуткую заботу о младшем брате. А еще, что самое примечательное и привлекательное, так это желание не просто помочь, но и спаси тонущего и погибающего так очевидно и явственно, ребенка. Чужого, по сути, даже близко неродного. Не у каждого молодого человека хватило бы мужества взвалить на себя такую обузу. А ты осмелился. Но, поверь мне, что, спасая свою Катюшу, в ее лице ты приобретаешь верного и преданного друга. Не пожалеешь. Вы все-таки – родственные души. У вас обоих весьма чуткое и большое сердце. А потому мне и хочется в знак признательности посвятить вас в некоторые тайны нашего мира с Апостолами и Ангелами. Нет, просто Ангелов. Таких Падших очень мало, мизер, поскольку они несут разрушение и дестабилизацию. А мир в такой атмосфере существовать и развиваться не может. И для нас нет главней целостности и благополучия, ибо он, тот есть, мир или миры, и есть ареал нашего обитания. Самим себе вредить – явление за гранью разумного. И признавать себя психически ненормальными мы не желаем. Мир, как и жизнь, бесконечен, многообразен и многогранен. Точнее, миров много, число бесконечное. И вы в этой цепочке миров лишь маленькое звено. Существует бесконечное множество параллельных миров, следующих друг за другом, как вверх в будущее, так и вниз в недалекое прошлое. -Это вы про инопланетян? -Нет. Это те же самые вы, но только или в прошлом, или в будущем. -Зеркальное отражение? -Почти. Зеркального не получается по той причине, что Ангелы, эти высокоинтеллектуальные компьютерные системы, немного хулиганят. А это и не слишком уж рискованно для дальнейших цивилизаций. -А как же вы им разрешаете нарушать и отвлекаться? – не унимался Павел, наконец-то немного пришедший в себя. – Ведь в великом космосе возможно и мизерное отклонение вызвать уход от намеченного курса на огромное расстояние. И если в этом мире по их вине не родится или погибнет один человек, то в будущем эти миры будут кардинально разниться. -Нет, не будут. Потому мы их и контролируем и корректируем, чтобы за рамки не выходили. Ты ведь пилот и прекрасно знаешь, что одну и ту же трассу, даже соблюдая коридоры и время, ты все равно пролетишь с незначительной разницей. Но из пункта А в пункт Б. И ничего кардинального не изменится из-за твоих мелких отклонений. И аналогично эти миру будут разниться в сущих пустяках. А никто и не стремится к зеркальному отражению. Пусть разнятся, пусть мелкими шероховатостями отличаются. Но Падших, то есть, поймавших вирус, мы останавливаем, исцеляем и перевоспитываем. А теперь, Паша, твоя первостепенная задача состоит из устранения и исправления мелких пакостей Падшего Ангела. И если тебе удастся помирить всех своих друзей и вернуть семьи в стабильное русло, то это и будет твоим вкладом в стабильность и постоянство бесчисленное множество параллельных миров. -А ты кто? Ну, что Апостол, так мы уже слышали. А главная роль, кроме мелких редких перевоспитаний Падших? -Стабильность и постоянство. Как сказал Падший Ангел, то я и есть Следящий за их деятельностью. -И в чем их деятельность этих переносчиков заключается? Насколько чувствую, что роль их чрезмерно важна и велика! -Да, в этом ты прав. Их основная трудовая деятельность, как звучит в вашем лексиконе – перенос ПЛИКов. Потому они и являются Переносчиками. ПЛИК – полный личный индивидуальный код. Вот Ангелы и забирают его у умершего, чтобы вручить новорожденному в соседнем будущем мире. Точнее, они принимают ПЛИК из нижнего мира, вручая его новорожденному в своем, и отправляют ПЛИК умершего в соседний верхний мир. А там имеются свои Ангелы, которые его принимают для своих младенцев. Эти параллельные миры близки по времени, но нижний слегка в прошлом, а верхний немного в будущем. Так что, после смерти тела твой код попадает в оболочку нового. Только в ином мире. И в этом заключается бессмертие самого человека. А про конец света никогда не верь. Нет у него ни края, ни конца, где дальше его ничто. Как и про конец космоса. Все оно вокруг вечно и бесконечно. Происходит лишь смена устаревшей, износившейся или внезапно погибшей оболочки. Но знать про все это человечеству необязательно. Иначе в смерти вы начнете искать выход из трудностей. -А мы? Ведь теперь мы знаем и сможем всем рассказать. Ну, не именно мы, а те, кого вы посвящаете. -Ну, и кто вам поверит? А ежели поверят единицы, то все равно и в их душах возникнут сомнения. Разума на суицид не у всех хватит. Точнее, безумия. Каждая особь цепляется и стремиться выжить именно в этом мире, даже если будет предполагать о своем бессмертии после смерти. 13 -А он насовсем ушел? – спросила Катя, когда Апостол скрылся за поворотом. – Он к нам больше не вернется? -А зачем? Он нам все сказал, все показал и помог избавиться от этого бяки. Больше ему с нами делать нечего. -А это правда, что мы его победили? Того Падшего? И больше они не станет вредничать? И нам уже никто не угрожает? -Да, Апостол сказал, что отправит его на излечение, чтобы потом этот Ангел приступил к своим обязанностям. -И еще он сказал, что ты хочешь забрать меня к себе и позаботиться о моем будущем. Правда? -А-а, ты об этом! Ну, разумеется, все это правда, он же врать не станет. Это тот, Падший, хотел нас разлучить, а Апостол говорит правду, - усмехнулся Павел, нежно обнимая одной рукой за плечи Катюшку и прижимая ее к себе. – Так все и будет. Мы очень нужны друг другу. -Знаешь, Паша, я очень хотела стать взрослой. У меня ведь абсолютно не было детства, как у всех моих ровесниц. И мне очень-очень хотелось, чтобы оно поскорей закончилось, настолько уже все опротивело и надоело. А теперь я вновь хочу стать маленькой, чтобы вернуться в это самое детство. Ведь с этого мгновения у меня начнется настоящая жизнь, без страха за завтрашний день. И уж совершенно не страшно сегодня. Спасибо тебе за детство. Мне ужасно хочется стать обыкновенным ребенком. И я совсем не обижусь, если ты по-взрослому поругаешь меня за мелкие шалости. Я ведь хочу так себя вести, как и все дети. А они немного баловные и непослушные, у них случаются капризы. Только капельку, чуток, ладно? -Если капельку, то пусть, я согласен. Мама за отпуск настолько свыклась с мыслью, что Павел и Катя собираются вместе покинуть родные стены и улететь на несколько месяцев в далекую Туркмению, поскольку летом у Павла будет еще один отпуск, что прощалась с ними обоими, как со своими детьми. Она уже считала и Катюшку родной. И обнимая их двоих на автовокзале перед посадкой в автобус, неожиданно поняла, что и по этой девочке будет скучать, как и по своему сыну. Только и радовал тот факт, что в аэрофлоте два отпуска. Не так уж долго и тосковать придется. А Васька лишь посмеивался над старшим братом. -А ведь сам обещал и пророчил Катю мне в невесты. И что получается в результате, а? Увозит ее к себе в Чарджоу. -Не переживай! – успокаивал его Павел в аналогичном тоне шутки и смеха. – Я ее подращу, воспитаю, а ты к этому времени закончишь все свои учебы и ВУАЦ. Вот тогда и заберешь е у меня к себе. А пока у тебя хватает хлопот и без нас. Я не могу оставить ее на попечение человеку, у которого пока все впереди. -Я сразу после школы в военное училище пойду. Под Саратовом есть такое. А лучше на большие самолеты. -Еще годик подучись, - упрекнул его Павел. – А вот потом уже и мечтай. Еще сто раз передумаешь и поменяешь профессии. -Нет, что в авиацию, так сто пудов, без колебаний. Это самая настоящая мужская работа. И хлебная. Семью кормить. Может и прав Васька? Трудна работа вертолетчика в Аэрофлоте. Армия намного комфортней и надежней. А небольшая разница в зарплате с лихвой компенсируется теми дополнительными льготами, кои в простых буднях просто не замечаешь. И на больших лайнерах нет длительных командировок. Хотя, чего судить о том, чего не знаешь. Военные летчики, поди, завидуют пилотам Гражданской Авиации. Всегда там, где тебя нет, кажется лучше. Долетели до своего дома они уже быстро и с комфортом. А из аэропорта Чарджоу пешком и не спеша, передвигая тяжелые чемоданы, дошли и до квартиры, от которой Катюша пришла в неописуемый восторг. Да еще узнав, что эта маленькая спальня становится с этого мгновения ее личной, восторг перешел в бурные овации с объявлением благодарностей. Поскольку во дворе стояла уже настоящая ночь, то завалились спать, не разбирая чемоданы, оставив эту приятную процедуру наутро. Свой план по примирению друзей и их семей Павел обдумал еще в полете. И приводить его в действие решил сразу без промедления и без излишних дополнительных размышлений, пока еще окончательно они не превратили свой разлад в необратимый процесс. А как подсказал ему знакомый бортовой механик, летевший с ним одним рейсом из Москвы, пока еще семьи друзей находятся в стадии развода. Чете Гречишниковым и Сургутановым дали срок на раздумье, а Лебедевы никак до Загса не доберутся. Сильная конфронтация не позволяет им даже о разводе поговорить, и обсудить время посещения этого заведения. Значит, Павел успеет внести ясность в их нелепый раздор. О своих перипетиях Павел даже не задумывался. В этом случае шутник-проказник сыграл положительную роль. Даже мама его разводом не огорчилась. Она еще в первую встречу с невесткой поняла, что сей союз – явление весьма-весьма временное и скоротечное. А что произошло? Случайно и нелепо соединились, оттого с легкостью и распались. Если и присутствовал неприятный осадок, так первые дни. Обидел сам факт измены, а не ухода. Однако такова технология развала семей, начинающегося именно с постановкой на челе супруга ветвистых рогов. Именно по аналогичной причине хотят разрушиться семьи друзей. Шутник, а теперь можно смело его назвать именем, Падший Ангел, нарисовал мифические рога, явно не настоящие, однако, и женщины, и мужчины, наплевав на здравый смысл, даже не пытаются познать истину. Нет у них желания, прислушаться друг к другу. Не говоря уже о мнении окружающих. Крепко втемяшил Падший Ангел в их мозги факт адюльтера, надежно закрепил в сознании. А потому сегодня же по пробуждению Павел начинает процесс разоблачения фальсификаций. Так случилось, хоть это совпадение настолько редчайшее, что в этом Павел заподозрил даже помощь Апостола, но именно сейчас на несколько дней вся четверка оказалась дома. Они, как и Павел по окончанию отпуска, готовятся к командировкам. Даже есть шанс посидеть с бутылочкой. -Ну, и зачем нам это нужно? – грубо с пренебрежительной гримасой на лице, вопросом встретил Алексей появление Павла на пороге своей квартиры. Иринка нервно кусала нижнюю губу, бросая умоляющие взгляды на Павла, словно сам факт развода для нее самой виделся вселенской катастрофой с трагическими летальными последствиями. Она даже сам отъезд Павла в отпуск восприняла, как безвозвратную потерю шанса на примирение. Ведь только один Павел из всей компании мог говорить трезво и разумно, обвиняя всех шестерых в скоротечности решений и в нежелании воспринимать мистификацию за бред и глупую ошибку. -А от вас убудет? Чего ерепенишься? Посидим вечерок, поговорим, выслушаем, друг друга, и разойдемся. А уж решение принимать будете сами. Но только после моих объяснений. И послушать меня вам будет весьма любопытно и интересно. Вот, она. – Павел показал на Катю, которую специально взял с собой, как убедительное доказательство их безрассудство. – Она докажет вам, что у вас всех отсутствуют полностью мозги. Но, надеюсь, что их отсутствие, явление временное. Выслушав нас обоих, мы уверены, что разум к вам возвратится. И если вам не захочется мне поверить, то ей, как ребенку, которому нет смысла врать и вас защищать, просто обязаны. Она ведь ваши проблемы не знает с подробностями, но в общих чертах проинформирована. И поверьте – не мною, а именно тем, кто эту кашу заварил. В глазах Ирины блеснула искорка надежды, а Алексей уже не настолько был уверен в своей правоте, как до прихода Павла. -Ира, ты мне помоги с ужином. Сильно напрягать я тебя не стану, а вот плов сотвори. Катюшка такое блюдо еще ни разу не пробовала. Вот ради нее и хочу организовать такой деликатес гурманов. Как ни говори, хоть и верить вам в это трудно, но она и есть главный фигурант в вашем спасении. -Паша, а плов, это что? – спросила Катя, пожимая плечами, словно еще не поняла эти два сложных слова. -Ну, вроде и каша рисовая с мясом и морковкой, только приготовленная по особой технологии. А потому он на кашу абсолютно не похож. Ему для этого такое название и придумали, чтобы кашей не обзывать. -Это только у плохого кулинара каша получается вместо плова, - уже с радостной надеждой воскликнула Ирина. – А я в этом вопросе уже неслабый специалист. Уже лучше некоторых туркменок готовлю. -Ну, и замечательно! Уж за твоим пловом и за хорошим вином с водкой вы будете внимательно слушать, и усваивать мои речи. -Паша, - внезапно спросила Ира, когда он с Катей засобирался домой. – А она, кто тебе будет? -Двоюродная сестричка, - за Павла ответила Катя. – У нас родители братья, или сестры, я забыла. Да только они совсем спились, что забросили меня окончательно. Вот Паша и решил забрать меня к себе, чтобы я там с ними не пропала. А после школы я в Минск или в Витебск поеду учиться. Мы так с ним договорились. -Ой, мамочки! – испуганная такой информацией, воскликнула Ирина, хватаясь обеими руками за сердце. -Вот и здесь я хочу, чтобы вы своей глупостью не осиротили детишек. На живом примере показываю негатив, что происходит с детьми, коль у родителей мозги затупились. У нее, вроде как, они есть, эти родители, да от них лучше держаться на безопасном удалении. Ладно, Ира, я с базара зайду за тобой. А пока в Учпункт сгоняем за теми оболтусами. Умный судья, что на примирение им сроки дал, успею образумить, на путь истинный поставить. -Паша, - тихим голосом спросила Ира. – А сам-то как, уже с Маринкой окончательно разошлись, безвозвратно? -Ой, Ира, да мы с ней особо и не сходились. У нее в новой семье все просто замечательно. Зачем вмешиваться-то? Пусть строят свой семейный замок и куют свое благополучие и счастье. Павел крепко ухватил Катю за руку, и они покинули чету Лебедевых в раздумьях и размышлениях. У них уже у обоих не было твердой уверенности в своей правоте. Заронил Павел в мыслях сомнения. -А может, Паша прав? – как-то неуверенно и испуганно проговорила Ира, бросая жалобный взгляд в сторону мужа. -А можно подумать, я тебе все время не об этом говорил! – обрадовано воскликнул Алексей, как-то слишком поспешно подбегая к жене и обхватывая ее двумя руками за плечи, прижимая к себе. Ира напряглась, но не отстранялась и не сопротивлялась. Ей самой уже страшно было от затеянного развода, но внутренняя гордыня и обида еще не отпускали. Слишком очевидно и натурально выглядела измена мужа с позорным бегством от Татьяны с ее лоджии. -Погоди, Леша, подождем вечера. Послушаем, что нам хочет рассказать Паша, - нехотя, с трудом, пересиливая внутреннюю борьбу, освобождалась Ира от объятий мужа, не желая сама отрываться от него. -Пашка зазря болтать не станет, - Алексей вцепился в жену и грубо препятствовал ее освобождению. – Он, если уж задумал нас собрать, то скажет по делу. У нас же скоро будет ребенок. Как же он появится на свет и не увидит нас обоих? Это все неправильно и глупо. Я ведь даже в мыслях не успел изменить тебе, а тут сразу такое обвинение с вещественными доказательствами. Николай с Виктором находились во дворе в разных компаниях и на разных лавочках. Но и такому факт Павел был рад, что не придется ходить по квартирам и собирать их вместе. Он уже было направился к подъезду, где сидел Виктор, как в это время вышли и обе женщины с детьми. Словно все они ожидали миссию Павла, оттого и семьями собрались во дворе. Николай, увидев, как его жена с дочерью выходят на улицу, попытался встать, чтобы подойти к ним, но, натолкнувшись на суровый взгляд Виктора и обнаружив рядом с ним Павла, прервал свою попытку, демонстративно отвернувшись и продолжив общение с прежней компанией. -Ну, и чего это мы стали плохо видящими и не желаем замечать друзей? Я к вам ко всем пришел, так что, давай, подруливай, - громко на весь двор прокричал Павел, и Николаю ничего не оставалось делать, как нехотя оторваться от скамьи и подойти к компании своих врагов. Включая в эту когорту и свою жену. – Здороваться будем, или продолжим испепеление друг друга взглядами? Ладно, проехали, как-нибудь потом поздороваемся. А пока я выдам цель своего посещения. -Привет, Паша! – дружелюбно проговорила Таня, которая, хоть и продолжала обижаться на Павла за незаконное обвинение, но по отношению к нему, как к лидеру их прежней дружной компании и справедливому, прямому и честному товарищу она чувствовала симпатию. – А это кто с тобой такой симпатичный? -Сестра двоюродная. Вот такие же придурки родители, как и вы, больше о себе и о своих проблемах думающие, запили по-черному, начисто забыв про существование ребенка. Пришлось в целях спасения забрать к себе. Надеюсь, что поможете поставить на ноги. Только, если о своей дурости забудете. Так-то я и сам справлюсь, да вот присмотреть необходимо за ней на время командировок. Нет, она у меня самостоятельная, сумела выжить в диких условиях с родителями. Но небольшой догляд необходим, чтобы не шкодила в мое отсутствие. -Паша, о чем разговор, конечно, с радостью присмотрим, коль потребуется, - обрадовано и без обиды на оскорбительные, но правильные и справедливые оскорбления, ответила Таня. -А ты чего? – проворчал Виктор, пытаясь на лице изобразить обиду и оскорбительное выражение, которое с трудом давалось, поскольку он услышал из уст Павла правильные характеристики в адрес их компании. Слишком уж все устали от конфронтации и вражды. – Пришел оскорблять нас, что ли? Так мы и без тебя сумеем разобраться и понять, кто прав, а кто виноват. -Заткнулся бы ты, наш самостоятельный, и лучше бы выслушал речи разумные. Но не здесь. Я вас всех жду часа к трем у себя. Ира плов приготовит, а водку и вино я сейчас закуплю. С собой возьмите лишь самих себя и детей. Будем с Катей вас уму-разуму учить. И поверьте, что из моей квартиры вы уйдете с дружелюбными и мирными физиономиями, гарантирую на все сто процентов. Нашел я того шутника, кто все это время так зло подшучивал над нами и баловался нашими судьбами. Она свидетельница, и все мои слова подтвердит. И большая к вам просьба – не выпендриваться. Я никогда не желал вам вреда, и, поверьте, сейчас больше прежнего. Мы вернемся в прежнее товарищеское и дружелюбное состояние. А иначе, так заберем с Катей у вас Виталика с Валюшей, и крыситесь сами между собой. Айда, детвора, с нами. Не желаю я вас оставлять со злыми родителями. Видно было, что дети уже соскучились по дяде Паше, и с радостью набросились на него в объятия. Они не поверили родителям, что дядя Паша плохой, он забыл о них, и больше играть с ними не будет. -Ой, это, а как же, но ведь, зачем? – залепетала, пытаясь опротестовать такую наглую акцию Елена, но Павел уже отвернулся от них, уводя с собой детей, отмахиваясь от заиканий женщин. -Придете, тогда и заберете детей, а сейчас некогда мне с вами разговаривать. Меня Ира ждет с мясом и рисом. Мужчины аналогично пожелали выразить свой протест, но как-то лениво и без особого желания. Внутренне они сами были рады вмешательству друга, так как у самих не хватало воли и смелости к примирению. Гордыня заела и овладела их желаниями. И сами с ней справиться мужества не хватало. А так получалось с посредничеством. Это намного легче и проще. -Паша, а ты у них заглавный получаешься, да? – спросила Катя, немного отойдя от дома. – А придут они обязательно, ведь у нас их дети. Мы им просто так, пока не помирятся, их не вернем, правда? – сказала Катя и сама весело хихикнула от таких смелых предположений. -Разумеется, - в тон ей хохотнул Павел, довольный результатом посещений. – Пусть только попробуют ослушаться! – а они придут. И это было слишком заметно по их лицам. Они хотят придти и услышать правду, с которой прилетел из отпуска Павел. – А иначе мы им детей не отдадим. И для них ты станешь главной. Дети, Катю слушаться и во всем ей подчиняться. -Мы согласны! – воскликнули хором Виталик и Валя. – А то папки с мамками совсем друг с другом не разговаривают. Даже страшно в доме стало от их молчания, словно в чужом. -Пока они не помирятся, вы у нас поживете. Вот тогда быстро и помирятся, и заговорят, как прежде. И мы все снова будем вместе. Они все пришли вовремя и вместе, словно сговорились. Но в их лицах, хоть и просматривалось смятение, но пока даже признаков примирения не просматривалось. Пока и все еще это были недруги. Однако Павел был доволен фактом, что врагами они уже перестали быть. Значит, семя сомнения легло на благоприятную почву. Ведь суть всей этой затеи заключалась в принуждении выслушать его. И именно сейчас такое желание просматривалось. Если человек способен слушать, то он может и поверить. Они с Катей уже не раз обговорили эту тему и последовательность рассказа, чтобы не шокировать их сразу, дабы такое открытие не оттолкнуло и не обидело. Мол, собрал вместе, чтобы сказку рассказать, а они выслушали и поверили. Хорошо, что он не один встретил этого Апостола и Падшего Ангела. Катя была свидетелем и участником их беседы. Да и он сам стал обладателем таких деталей и нюансов происков Падшего Ангела, о которых, кроме него самого, да и пострадавших в каждом конкретном случае лиц, никто и знать не мог. Даже и Павел. Поэтому для сильнейшего убеждения ему Апостол и подарил эти личные интимные моменты из жизни друзей, которые Павел использует, если у них возникнут сомнения в правдивости его повествований. Стол уже был накрыт полностью. Лишь плов Ирина решила подать на блюде в последний момент, когда все рассядутся вокруг стола. Его есть необходимо с пылу с жару. В этом и есть секрет его вкуса. -Тостов произносить не будем, - поднял свою рюмку Павел, приподнимаясь со стула и окидывая взглядом застолье. – Выпьем, закусим, а потом я приступлю к своему рассказу. Сразу же предупреждаю, чтобы слушали, молча, без комментариев, поскольку поначалу сей пасквиль покажется бредом слегка тронутого разумом. Или схожим с пересказом, недавно прочитанной сказки. Вполне допускаю, а иначе и не собирал бы вас, что в конце монолога червь сомнений зашевелится в ваших мозгах. Должен, если настрой подходящий, на позитив. Если вы искренне хотите понять, разобраться и сохранить не только дружбу, но и семьи, которые вы так старательно пытаетесь разрушить. Пьем и едим, молча, как и просил. Такой странный импровизированный тост очень заинтересовал компанию. Хотелась сразу же засыпать Павла вопросами. Но просьбу выполнили беспрекословно. Притихли и шумевшие поначалу дети. Уж очень напряженной и таинственной сложилась обстановка. Однако горячий ароматный плов быстро увлек всех своим безумным вкусом. Ко всему прочему прибавился зверский голод. С утра росинки маковой у большинства во рту не было. Это у взрослых. А дети и без того проголодались. -Ну, - опустошив тарелку и наполняя рюмки, сыто проговорил Павел. – Вы продолжайте есть, пить, и слушайте меня. А я попробую успеть по всем вопросам внятно и доходчиво пересказать вам одну встречу в отпуске. Мне Катя поможет, если в чем-либо заплутаюсь или подзабуду. Правда, сестренка? -Да, конечно! – быстро закивала головой Катя, продолжая запихивать в рот рис с мясом. – И никакая это вовсе не каша, это нечто сказочное и таинственное. Отродясь такой вкуснотищи не встречала. -Ну, ешь, а ежели спрошу, то кивнешь головой, - хохотнул весело Павел, подкладывая в ее тарелку еще порцию плова. -Я столько не съем, - вяло сопротивлялась Катя, но тарелку пододвинула поближе к себе. -Рассказывать буду сказку. Но правдивую и настоящую. Мы попали на восток, на юг, где сказка внезапно ожила и вмешалась зло и подло в наш быт. Эти вредные мистические звонки с закладыванием, письма с натуральным подчерком, а потом уже и фантомы в нашем облике, в которые не поверить ни один разум не в состоянии. Как же отрицать очевидное, если вот он, Лешка лезет через лоджию собственной персоной на глазах двух своих товарищей. -А что, разве это был не он? – как-то слегка испуганно, но категорично высказался Виктор. -Да надоело убеждать и доказывать, что я в это время на базаре был. И эта ни черта мне не верит. -Глупости все это! – воскликнула Татьяна. – Идиотизм, да и только. Муж пошел за пивом, а я в присутствии собственного сына любовника принимаю. Хоть бы на этот факт обратили внимание. -Прекратить! – рявкнул приказным тоном Павел, легонько ладошкой хлопнув по столу. – Я просил вас дослушать меня до конца без комментариев. А потому, молчите и вникайте. Да, разумом не принимаются отговорки. Но все дело в том, что над всеми нами шутил высший разум. Нечеловеческий, из области фантастики. Вот свидетель живой этой мистики. Ни меня, ни Васьки, моего старшего брата рядом и близко не было, а она видела и слышала нас на кухне. И с сестренкой эта подлая тварь желала нас рассорить. Видите ли, просто исполнять свои обязанности ему скучно стало, вот и решил устроить эти забавы, захотел вдруг всех нас в пух и в прах рассорить. И радовался удаче, потешался успехом. Да только не учел, что на его пути мы с Катюшей встанем. И наше сопротивление вызвало такую бурю возмущений и эмоций, что это обнаружил его личный начальник, который над ним. И Павел, прося иногда помощи и подтверждения у Кати, рассказал всем со всеми подробностями встречу с Ангелом и Апостолом. Только вот этот самый Ангел оказался Падшим, то есть, подхватившим вирусное заболевание. И не пожелавший сразу лечиться. Верить в этот фантастический бред было невозможным, но Павел не мог так посмеяться над ними. Да и самим безумно хотелось, чтобы именно так все и происходило. Такие события легко оправдывают всех их семерых, только так можно объяснить несоответствия и нелепости, в которые они потому и поверили, что мистификатор был из области фантастики. Только злой и могучий, обладающий некой мистической силой, мог с такой легкостью ввести всех в такое глубокое заблуждение. -Паша, - восхищенно воскликнула Татьяна. – А ведь ты с первых дней не верил в естественность и натуральность этих нелепостей. Только вот немного сомневался в моем письме, которое я вовсе и не собиралась писать. -Черт! – взвизгнул Виктор. – Я верю, что это был этот чертов Падший Ангел. Ведь все было настолько глупым и ненатуральным, а мы оказались большими придурками, и повелись на его розыгрыше. -Паша, миленький, – тихо плакала Ирина. – Спасибо тебе за этот рассказ. Вот лично тебе я во все, что угодно поверю. -А почему мне не пожелала верить? – вроде и с обидой, но с большим облегчением выдохнул Алексей. – Вот уж что ни на есть, самые настоящие придурки мы. Почему не захотели верить друг другу? -Потому и не хотели, что уж слишком натурально и естественно подставлял нас этот больной Ангел, - засмеялась Лена, вешаясь на шею мужа. – Чуть было не осиротили нашего Виталика. -Спасибо, Паша, - угрюмо проворчал Николай, но жену прижимал все сильней, чтобы не вырвалась. – За всех нас спасибо. Мы теперь никогда не поверим никаким сплетникам. И Катюшку поможем тебе вырастить. Правда, девчонки? -А я и сама могу вырасти, - кричала счастливая Катя. Детство начиналось просто здорово. И у нее сразу стало столько много хороших друзей. Слеза, как волна, пронеслась над судьбою, Смывая с пути все, что дорого, мило. И солью, и болью, и кровью сжигая, Про раны и шрамы на сердце забыла. Их память и соль вновь и вновь открывает, И язвою режет тупым вспоминанием. Зачем же когда-то друг друга узнали, И почему не хотим быть желаньем. И Ангел, который обязан хранить нас, Внезапно разлучником стать порешил. Он с кровью порвал наши тонкие нити, Свое назначенье внезапно забыл. Природа и тот, кто над ним был заглавным, Иное задание Ангелу дал: Беречь и спасать, хранить и лелеять. А он почему-то крушителем стал. Любая попытка к сближенью друг с другом Лишь удаляет, сулит нам разлуку, Как в триллере злом, разрывая, ломая, И унося в бесконечную муку. И только лишь мысль о судьбе бесконечной, Что в сказке зовется простым повтореньем, Теплит и ужасную боль ублажает, Надежду дарит и зудит с упоеньем. Та сказка о мире ином после смерти, Она убеждает, в бессмертье зовет. И я потому тороплюсь в эту бездну, Где встречи, где праздник, где вечный полет. Забудем о встречах, словах о прекрасном, Увидев, не вспомним и мимо пройдем. Так пусть эта рана сильней нас терзает. Лишь с ней понимаем о том, что живем. Расстались, простились, навек попрощались, Но помнить хотим, и мечтать в сновиденьях. И если забудем, то боль нам напомнит, Когда захлебнемся в потоках прощенья.

 

внучка из прошлого

самое идеальное