И снилось мне, как бы продолжение всей этой сказочно-фантастической реальности, в которой оказался.
Будто бреду я по тёмному туннелю через невероятные завалы, падаю, роняю очки. Уже разбиты в кровь колени, локти, из носа течёт кровь, и, щекоча, стекает по шее, за ворот рубашки. Нахожу очки и продолжаю путь.
Вдруг впереди замерцал свет, и я бегу на него, но опять спотыкаюсь и кубарем влетаю в круглую комнатку. Очки опять потерял, ищу и нахожу, но они уже без стёкл. Но я почему-то вижу, как если бы они были. Встать в полный рост не могу: потолок низок. Стою в позе вопросительного знака, озираюсь, но ничего не видно: всюду клубы не то тумана, не то сигаретного дыма.
- Алё! - кричу. - Здесь есть кто-нибудь?
Внезапно дым-туман раздвигается, как занавеска, и я вижу маленькую, с метр ростом, старушку в цветастой ночной сорочке. И вдруг узнаю в ней свою бабушку, которая восемь лет была мне вместо мамы.
- Ба?! - радостно кричу. - Что ты тут делаешь?
Она почему-то не узнаёт меня. Хотя смотрит так, как всегда смотрела, загодя чувствуя: я принёс опять "пару" в дневнике за поведение и запись красными чернилами: "Зайдите, пожалуйста, в школу по вопросу поведения вашего внука..."
- Ба, это ж я, Миша...
- Великоват, ой великоват, - как чужая говорит бабушка. - Что ж мне с тобой сотворить?
- Ничего творить не надо! Где мы? Что случилось, ба?
- Великоват... Попробуем, авось, что и получится, - говоря, сама с собой, бабушка сунула руку в туман и выкатила... стиральную машину. Старенькая такая, местами ржавые вмятины.
Я учился в 9 классе, когда мы с мамой сдали в заготконтору двух кабанов, впервые получили в руки уйму денег, - две пачки в банковской упаковке, - купили мне магнитофон "Романтик" и точно такую же стиральную машину.
Бабушка, бубня что-то, стала вынимать из дымо-тумана небольшие пучки сухих трав, энергично растирала их над открытым барабаном машины. Из ладоней бабушки струилась грязно-зелёная пыль, притягивающая мой взор, как магнитом.
Вскоре я почувствовал лёгкое головокружение, сухость во рту. Опять вспомнилось детство, как в 7 классе впервые попробовал брагу. Так вот ощущения похожие.
Закончив процедуру с травами, бабушка протянула руку ко мне. Я почувствовал, что если не ухватюсь за неё, то грохнусь на пол и разобьюсь вдребезги.
И вот уже рука бабушки крепко сжимает мою, тянет, влечёт к стиральной машине. Я ковыляю, грубо говоря, на полусогнутых, вот мои разбитые колени касаются корпуса машины, и я дёргаюсь, пытаясь отпрянуть: обжёгся.
А рука бабушки тянет, тянет...
- Ба! - ору что есть мочи. - Ты чего удумала? Я не тряпка! Там кипяток!..
- Кто ж виноват, что ты великоват, - продолжала своё гнуть бабушка. - Счас излишки смоем, и в аккурат будет, что надобно. Не гневись, всё одно, по-моему, будет...
Я опомниться не успел, как уже стою в машине. И не горячо ногам, наоборот, будто босой ступаю по перине, а она проваливается всё глубже и глубже: по колени... по пояс... Вот уже только голова видна из барабана.
Бабушка ласково потрепала меня за волосы, чмокнула в макушку и легонько надавила ладошкой...
Наступил полный мрак: опустилась крышка. Где-то далеко, под ногами завибрировало, по телу пробежала лёгкая дрожь, и напомнило... я у себя на родине, в милом сердцу Чуйске, тёплой летней ночью бреду по речке, звенят цикады, о чём-то шепчется прибрежный камыш, а в мои босые ноги торкаются рыбёшки и щекотно пощипывают...
Сколько это длилось? Час? День? Вечность? Не могу сказать, но знаю, что не меньше.
Внезапно приятные ощущения пропали, и я почувствовал холод, точно вышел из воды на берег и налетел студёный северный ветер, пронизывая до костей. С каждой секундой он крепчал, и вскоре достиг такой силы, что подхватил меня и понёс, вращая, будто щепку...
Только я успел подумать, что мне каюк, как кто-то поймал меня...
Восстановилось дыхание, я открыл глаза, и увидел всё ту же комнатку и бабушку. И себя, стоящего в стиральной машине. Только... себя детсадника...
Поражённый увиденным, я просто на время онемел. А бабушка довольная, потирала руки:
- То, что надобно. В самый раз. А ну, вылазь, поганец эдакий, ишь чего удумал! Я бельё здесь стираю, а ты грязными башмаками! А где это у меня был припасён прут!
Я рванулся вон, но неудачно: опрокинул машину, вылетел, ударившись о стенку.
И закричал, заревел от боли...
ГЛАВА 7
Проснулся от собственного крика. Открыл глаза и увидел под потолком шевелящийся рой - "светильник".
Чёля, тревожно скуля, норовила спрятать морду у меня под мышкой.
За оконцем царил мрак.
- В чём дело? Нас замуровали?
Вскочил, кинулся к оконцу, и тут же инстинктивно отпрянул: ослепительная вспышка света и тотчас серия оглушительных взрывов. Бомбёжка?! Артиллерия?!
Приник к оконцу: в районе ворот небо рассекла молния, а через мгновение опять загрохотало. Фу, обычная гроза! Хотя сверкает и громыхает раза в три посильнее, чем у нас.
Чёрт, Лизка ведь боится грозы!
Чёля тем временем забралась на подушки, зарывшись с головой в них.
Я обулся, подошёл к двери. Вопреки скверным ожиданиям, нас не запирали. Пустынный коридорчик тускло освещался всё теми же роями светлячков, но здесь они были иной формы - будто эскимо на палочке воткнуты в стену.
В какой стороне покои госпожи Лизы и госпожи Любки?
Затаив дыхание, прислушался. Ничего, кроме небесной канонады.
Меня привели справа, насколько помню, более дверей не было. Выходит, идти нужно дальше по коридорчику.
Мне попались четыре двери, но они оказались заперты. Я прикладывал к ним ухо и обострённо вслушивался. Тишина. Здесь их нет. Лиза либо плакала бы в голос, либо громко разговаривала с Любкой, заглушая страх.
Я пошёл дальше, и вскоре угодил в тупик. Однако справа была ещё дверь.
Я толкнул её, и она легко и бесшумно открылась.
От увиденного моментально на ум пришло: накурено-то, хоть топор вешай!
Круглая комнатка, точно полая внутренность шара, наполнена дымом, который слоями висел в воздухе. Изгиб потолка был в форме расплывшегося семиугольника, внутри него, как соты оконца, причём каждое имело свой цвет. Общее впечатление - витраж.
В центре комнатки, где дым был плотнее и стоял столбами, послышался звук, отдалённо похожий на стеклянное позвякивание.
В следующее мгновение ожил дым: он стал раскручиваться слоями от центра. Из оконцев ударили лучики. Забыв про грозу, про Лизу, я заворожено смотрел на кружащую радугу.
Минуты через три радуга исчезла, дым стал сплошным, без прослоек, и довольно жидким. Я увидел в центре ребристый шар оранжевого цвета, полтора метра в высоту и столько же по окружности. Шар облепили наши хозяйки, женщины и девочки, все в однообразных бледно-коричневых хламидах. Все, без исключения, копошились, исследуя рёбра шара.
Пока я раздумывал, как мне поступить, - обнаружить себя или продолжить поиски Лизы, - меня заметили. От шара отделилась фигурка, и я узнал в ней Волгу.
- Как отдохнули?
- Спасибо, хорошо. Гроза, я беспокоюсь за Лизу. Она боится...
- Госпожа спит, и не слышит стихии.
- Чудесно. Что тут у вас?
- Мы по указу Матери пытаемся запустить этот механизм. Мы чудом спасли его, когда супостаты грабили Храм. Но те, кто обслуживал, все погибли.
- Можно глянуть?
- Пожалуйста.
Я подошёл к шару. Рёбра представляли собой чешуйчатые жгуты, толщиной с детскую ручонку, местами, соединённые друг с другом тонкой, со спичку, серебристой проволокой. Вблизи вся конструкция напоминала мяч в сетке, которую во времена СССР именовали "авоськой".
Дым окончательно растаял, видимость стала приличной. Что дало возможность скрупулёзно осмотреть рёбра шара. Ничего особенного не обнаружил. Тогда переключился на поверхность шара, точнее на те квадратики, ограниченные жгутами и проволокой.
Я уже приближался к тому месту, с которого начал осмотр, когда неожиданно сползли очки на нос, грозя свалиться: от напряжения у меня вспотела переносица, очки и заскользили. Торопливо ловя очки, я запнулся ногой за ногу, качнулся и, инстинктивно, ухватился за жгут. Шар качнулся, и оранжевый квадратик прямо перед глазами на мгновенье стал тёмно-синим с белым семиугольником в центре.
Сняв очки, вытер рукавом переносицу, вернул очки на место, и, с замершим сердцем, вновь качнул шар. Всё повторилось: синий квадратик с эмблемой показался и исчез.
- Эврика! - неожиданно для себя вскрикнул.
- Нам непонятна ваша реакция.
- Нашёл! В этом квадратике, по-моему, пуск.
Верховная тотчас замерла рядом со мной.
- Смотрите, - я качнул шар.
- Мы разделяем вашу радость, - кроме чистого перевода, Волга позволила себе глазами выразить личное мнение: неприкрытое восхищение мной. Даже чуточку неловко стало.
Верховная и её окружение пропели тягучий напев, затем все, кроме Верховной, отступили от шара. Я остался, ибо не получил указаний.
Верховная вытянула руку и приложила ладонь к квадратику с голограммой. Раздался щелчок, шар дрогнул, верхняя половинка сделала пол-оборота, замерла. Вновь щелчок - и в шаре, по вертикали появилась трещина, образовавшиеся половинки стали расходиться.
До полного раскрытия прошло не более минуты. Нам предстала внутренность шара: стенки его будто облицованы объёмной плиткой, повторяющей форму ядрышек грецкого ореха, но неприятно сизого цвета. В центре на трёх фигурных ножках стояло креслице из знакомого уже матового мрамора. Если, конечно, это мрамор.
- Вы должны войти, - сказала Волга, буквально пожирая меня восторженными глазёнками.
- Зачем? - мне вдруг стало нехорошо.
- Мать сказала: пусть войдёт, когда откроется.
- А вы знаете, что будет?
- Нет.
- А если я там... подохну? Извините.
- Мать не допустит.
"Надо же какая уверенность! Компьютер в руках тёмных язычников..." - я бы ещё долго, наверное, накручивал себя, но Волга пресекла:
- Мы хотели бы услышать ваши мысли вслух. К сожалению, мы не в силах их перевести.
- Что?! Вы читаете мои мысли?
- Мы не можем их переводить, - последовал сухой почти механический ответ.
"Чудесно! Не хватало ещё, чтобы вы в мозгах моих шелестели, как страничками тайного дневника".
- Мысли мои вам без пользы. Там ругань, ущемление страхов и кое-что... интимное. Личное, понятно?
- Полезное можно извлечь даже из бесполезного.
- Ладно, не будем философствовать. Вы гарантируете, что я выйду оттуда живой? И невредимый, разумеется.
- Мы верим Матери.
"Мне бы вашу веру..."
- Это ругань или ущемление страхов? - тотчас спросила Волга.
"Тьфу, заразы, прицепились!"
- Ущемление страха.
- Вы должны его умертвить. Он будет помехой в исполнении Предназначения.
- Понятное дело. Постараюсь. Ладно, я пошёл.
Втиснулся в креслице, и тотчас меня будто жарким паром обдало: СОН!
Рванулся было назад, но, увы! Створки шара сошлись, а неведомая сила буквально припаяла меня к креслу.
И начался второй вариант виденного сна: мрак, ощущение тёплой летней ночи, купание, покалывание песчинок, когда выбегал из воды и бросался на песок, ещё хранящий дневное тепло... шуршание камыша, плеск рыбёшек... Затем резкая смена: налетевший ураган... снежная буря... горы, лавина, и я в ней... несёт меня потоком снега, швыряет о камни, продирает сквозь кустарник, оставляя на её ветках клочки моей одежды...
Только я успел подумать, что мне каюк, как кто-то поймал меня.
Восстановилось дыхание, я пытаюсь открыть глаза, но веки неподъёмно тяжелы. Слабо ощущаю, как меня растирают какой-то мазью, затем туго пеленают. Тело начинает нестерпимо гореть. Напрасны попытки освободиться от "пелёнок". И кричать не получается: губы пересохли, язык прилип к нёбу... Я медленно и верно начинаю сходить с ума...
Свербящая мелодия приводит меня в чувство. Открываю глаза и вижу раздвигающиеся створки шара. Затем стоящих тесной группой Верховную и её окружение. Выражение их лиц было невозможно описать... Они что, увидели Мать?
Я глянул на себя, и вскочил, как ошпаренный, непроизвольно метнулся за кресло.
О-о-о, что они со мной сделали?!?
Мало того, что раздели до гола, да ещё и... уменьшили до размеров Миши - детсадника. У меня в семейном архиве сохранилась фотография тех лет: я там голенький стою в палисаднике... Идиоты! Ведь говорили, что невредимым выйду! Как же мне теперь жить? Дочка в половину старше и на столько же выше... Какой к чёрту Спаситель, когда собственные дети будут потешаться... А Серёга, тот вообще двумя пальцами меня поднимет за шкирку... Мне теперь разве что с Игорьком, правнуком Анны Владимировны, водиться, в песочке куличики делать.
У кресла послышался шорох, и чья-то рука протянула мне одежду, что-то вроде халатика.
Ругнувшись про себя, взял тряпицу и облачился. Пуговиц не было - шнурочки болтаются. Дрожащими руками, с великим трудом, сделал завязки. Тут же вспомнилось, как Димка уже в первый класс ходил, а всё не мог осилить шнурки на ботинках.
- Это называется невредимый? - спросил я, выйдя из-за кресла. Голос мой, разумеется, соответствовал моему "детскому" возрасту.
- Мать поступила мудро. Так вы сможете безопасно передвигаться по стране.
- Мудро... А на мои чувства, значит, наплевать?
- Мы так не думаем. Мы считаем: вам нужно временно ущемить их, как страх.
Любо не любо, а они по-своему правы. Они годы ждали Спасителя, и вот он явился. Конечно, для них намного важнее действия Спасителя, а не его личные переживания. Стало быть, спрячь их подальше, не тычь им под нос. Могут обидеться, засомневаться: а Спаситель ли? Может, как первый Большой Человек, прикидывается Спасителем, а у самого на уме... Впрочем, с ними говорила Мать, они ей верят, стало быть, и сомнений не может быть. Тем более вот оно, на глазах сотворённое Чудо Матерью вкупе с Духом Любелизы. Какие уж тут сомнения. Трепетное поклонение и ещё более укреплённая вера.
Уменьшение роста, это, безусловно, мудрое решение. Ещё бы силушку Шварценегера в придачу.
- Мы хотели бы отдохнуть.
"Ой, да кто вас держит," - едва не вслух бросил, и тут же пожалел: в механическом переводе, а точнее в голосе переводчицы Волги сквозила такая смертельная усталость, что мне стало нестерпимо стыдно и жалко этих трудяжек.
- Да, нам нужно отдохнуть, - сказал я, чувствуя, как пылают мои щёки. - Могу я на минутку глянуть Лизу? Чтобы умертвить беспокойство.
Меня проводили. Дочь действительно дрыхла без задних ног. Просторная комната, десяток оконцев. Стены украшены фресками, надо думать, рассказывающие о священной жизни Любелизы. Её скульптурка из розового мрамора утопала в углу в венках и гирляндах цветов. Такие же гирлянды змеились по-всему полу и обвивали широкую кровать с балдахином, на которой собственно и дрыхла госпожа Лиза.
Госпожа Любка отсутствовала.
У меня закружилась голова от сладких цветочных ароматов, казалось, здесь опрокинули по меньшей мере ведро женских духов.
Дыхание Лизы было ровным, ничего в её облике не настораживало, и я успокоенный вернулся в свою комнатку. Пожелав мне приятного отдыха, Волга растворилась в сумраке коридора.
Чёля неопределённо заурчала, подняв голову с подушек, её глаз подозрительно уставился на меня.
- Успокойся, я это, я. И не смотри так, самому тошно. Лихо обработали, да? Смыли излишки... Аистёнок, лучше всех похвал! - ляпнул вдруг, неожиданно для себя, рекламный слоган. - Зато теперь, Чёля, при случае, легко можешь носить меня в зубах, как щенка.
Продолжая недоверчиво посматривать, Чёля соскочила на пол, подошла и тщательно обнюхала меня.
- Убедилась? Я собственной персоной после утряски и усушки. Прошу любить и жаловать.
Похоже, такой я Чёле не пришёлся по душе, почему-то обиженно полезла под кровать, где и улеглась, свернувшись калачиком.
Меня тоже нестерпимо стало клонить в сон. Нырнул в подушки, и тотчас стремительно провалился в бездонную пропасть...
Помочь сайту
Поздравления
Нда... Попал.
