Шанс

ШАНС, пьеса в 3х действиях

Действующие лица

Тая – главная героиня в молодые годы;

Тая Григорьевна – она же, но в более зрелом возрасте, а в сценах воспоминаний - старая женщина, разговаривающая с невидимым собеседником;

Тамара Матвеевна – мать Таи, темноволосая статная женщина;

Григорий Яковлевич – отец Таи, мужчина с немного цыганской внешностью;

Митя – один из братьев Таи, субтильный юноша с мечтательными глазами;

Семеновна – соседка;

Николай – первый муж Таи, бравый военный, очень симпатичный;

Анна Ивановна - тетка Николая;

Клавдия – любовница Николая;

Алексей Филиппович – второй муж Таи, несимпатичный, шмыгающий носом, намного старше героини;

Маруся – старшая дочь Таи, молодая женщина с насупленными бровями;

Люся – младшая дочь Таи, девушка тонкая, звонкая и манерная;

Георгий Иванович – завхоз, начальник Таи в Суворовском училище во время войны;

Николай Иванович – завхоз «Строительного треста»;

Зинаида Игнатьевна – жена Николая Ивановича, высокая несимпатичная и неухоженная женщина;

Граня – соседка;

Торговка;

Водитель;

Хирург;

Медсестра

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена первая

На сцене полумрак, в глубине, в кресле, сидит Тая Григорьевна, в халате. Какое-то время сидит не двигаясь, глядя в одну точку. Где-то раздается шорох, похожий на шаги, - и стихает. Тая Григорьевна вздрагивает, смотрит в ту сторону и начинает разговаривать с невидимым собеседником – сначала довольно громко, чтобы быть услышанной, но вскоре речь ее становится тише, и говорит она уже будто сама с собой.

Тая Григорьевна

Вот видишь, я опять не сплю. Сейчас в юности своей побывала, так отчетливо сад наш видела – с сиренью, с яблонями. Хорошо там… Но это не сон. Не знаю что, но не сон. Не спится… Которую ночь уж не спится. Глаза закрою – и вижу жизнь свою как на ладошке. Хочешь, я расскажу тебе всю свою жизнь? Зачем?.. Не знаю. Может, тебе будет интересно – и ночь, глядишь, пройдет… Можно рассказать жизнь? Наверное, нет. Но я попробую. Попробую рассказать, какой она была – или… какой мне казалась. А ты послушаешь. Ты слушаешь?.. Слушаешь, конечно, слушаешь – куда ж тебе деваться!

…Знаешь, иногда мне кажется, что я родилась совсем недавно. Самого начала я, конечно, не помню. Первое, что всплывает в памяти, - ноги над пропастью. Не страшно. Да и не пропасть это вовсе, а так – крутой берег реки. Обрыв. Сидим, болтаем ногами. Разговариваем, смеемся. Почему-то не боимся, что кто-нибудь подойдет сзади и толкнет. Почему? Наверное, в детстве боишься совсем другого…

…В тот день родители вернулись с ярмарки. Как всегда, всякой всячины привезли. Все больше по хозяйству. Но и лакомства, конечно. Самое вкусное – «крымские струки». Сладкие, во рту тают. Кажется, ничего вкуснее и придумать невозможно. Батя знает, что я люблю, всегда привозит. Вообще-то они с мамой вместе ездят на ярмарку, но почему-то кажется, что «крымские струки» привозит именно отец…

Любила я своих родителей, очень любила. Жили они дружно, никогда не ругались. Мама только иногда журила отца - как ребенка, любимого, но самого непослушного. Она была старше – ненамного, но казалась значительно взрослее и мудрее. Наверное, из-за серьезности, статности и бровей – черных и немножко насупленных. Мама никогда не раздражалась на отца, даже к его хмельным сумасбродствам относилась со снисхождением, что ли… Помню, как подгулявший папаня карабкается на крыльцо – а она наблюдает и только хитро прищуривается. Глаза у мамы темные, с блеском – так и посверкивают. И волосы черные, но по сравнению с отцовской смолью кажутся матовыми и просто темными. Вроде бы у Григория Яковлевича в родне были цыгане. Тогда меня это не особенно интересовало. Но сейчас кажется, что в отце и старших братьях было что-то широкое, вольное, бесшабашное – наверное, цыганское. Один Митенька ничем не походил на это шумное племя. Он вообще ни на кого не был похож. Жил хоть и вместе со всеми, но как-то сам по себе. Помогал отцу, был нежен со мной и с мамой – но в памяти моей он не вписывается в общую картину, где-то поодаль стоит и улыбается - грустно и непонятно. Может, это потому, что Минька, так и не женившись, уехал искать свое счастье на Урал – да и пропал… Но там, в моей юности, мы все рядом, живем в трудах с утра до ночи, но зато в сытости и довольстве. Помню это ощущение уверенности, надежности. Казалось, так будет всегда… (На сцене появляется Тая.) О, а вот и я… Девчонка еще – смешная... Румяная, с косицами, а повадки как у взрослой. Мать на меня хозяйство часто оставляет – так я привычная…

Сцена вторая

На сцене становится светло. ПоявляетсяТая, вглядывается вдаль – ждет возвращающееся с выпаса стадо. На другой стороне сцены – Семеновна. Между ними завязывается разговор. (Тая Григорьевна через некоторое время покидает сцену.)

Тая

Что-то пастух задерживается. Уснул, что ли, где-нибудь под кустом? Маманя говорит, Санька – пьяница, того и гляди, коров растеряет.

Семеновна

Ой, не говори, Таюшка, я уж вся извелась – и где его, паразита, носит! А что поделаешь! Не хочет никто больше стадо пасти. У всех хозяйство, дел невпроворот.

Тая

Да Вам-то еще ничего, у вас одна корова всего, а мне двух доить. Пока управишься, девчонки расходиться начнут. Хорошо тем, у кого сестры.

Семеновна

Оно верно, хозяйство-то у вас поболе моего: вон и козы, и поросята. Да и кроватную мастерскую держите. Сестры, говоришь… А кто б в мастерской-то работал, если б не старшие братцы? Да и защитники они тебе – малявке.

Тая

Да уж больно они меня защищают! Лучше бы помогали хоть немножко. А то только все им подай – принеси. И так дел по горло. Пока всю скотину покормишь да огород польешь – глядишь, обед. Идут – усталые, голодные.

Семеновна

Конечно, усталые. Чай, Володька-то с Леней теперь не особо отцу помогают?

Тая

Да, как обженились, так в мастерскую почти не ходят… Маманя говорит, батя им «кусок выделил». Наверное, два куска-то – их же двое… Зато и на обед не приходят. Это хорошо. А то раньше набегаешься с кастрюлями да мисками. Володя пока два раза добавки не попросит, не успокоится. Только и скачи: то в кухню, то в сени. Мамка-то от стола не отходит, следит, чтобы папаня не перебрал за обедом. Сейчас только Минька в доме, так еще ничего. А как Володя с Леней в женихах ходили, так спасу не было. Только и дергали: то рубашку погладить, то сапоги принести… А Минька – ничего. Хороший он, добрый, спокойный. Книжки читает. Учись, говорит, Тая, не будешь сама учиться – жизнь силком заставит. Чудной он, Минька, и говорит все как-то мудрено. И не женится… А мне когда учиться? У меня и без этого дел хватает. Три класса закончила, читать-писать умею, чего еще! Маманя говорит, это для женщины не главное. Правда ведь?.. Ой, идут вроде, идут, Семеновна! На соседней улице мычат... А я все спросить хочу: почему Вас, бабушка, Семеновной зовут? Вон маманю мою все Тамарой Матвеевной называют, а Вас только по отчеству…

Семеновна

Ну а как еще? Я с молодых годов Семеновна. У меня и отец, и муж Семенами были. Стало быть, я и есть Семеновна… А маманя твоя… Ну как тебе сказать… Вы и квартирантов держите, и мастерская у вас… Да и Тамара сама осанистая такая да важная. Ну, а я-то что… Семеновна – да и все. Чего уж тут! Пойти ведро ополоснуть… Уж и темнеет как будто. (Уходит.)

Тая

Скорее бы подоить – и на обрыв. Темнеет… Пока еще до нашего дома дойдут! Пойти, что ли, навстречу? (Уходит.)

Сцена третья

Поздний вечер. На крыльце, облокотившись, стоит Тамара Матвеевна, что-то тихонько напевает. Вбегает Тая. Лицо красное, в слезах. Увидев мать, опускает лицо и пытается проскользнуть в дом. Тамара Матвеевна удерживает ее.

Тамара Матвеевна

О,о! Что это ты разбежалась-то! Чуть мать с ног не сбила! Что случилось! Кто тебя ужалил? Да ты никак в слезах? А, доча? Ты что? Кто тебя обидел? (Пытается обнять, но Тая вырывается, сбегает с крыльца, плюхается на скамейку рядом).

Тая (хлюпая носом)

Да ничего такого не случилось, мам... И никто меня не ужалил…

Тамара Матвеевна

Ну да, я и вижу. Выкладывай давай, чего ревела. Вроде веселая убегала, довольная – а через полчаса уж вся в слезах. Небось, с девчонками чего не поделили? Ты их «крымскими струками» угостила?

Тая (тихо, еще больше опускает голову)

Нет…

Тамара Матвеевна

А что это ты? На тебя не похоже. А? (Заговорчески подмигивает.) Помнишь, как сестер Бабуриных медом угощала? Это ведь хорошо, я тогда вернулась да тебя искать стала. А то так в подполе бы окоченела с бочонком в руках. (Смеется.) Это ж надо было додуматься! Ну куда ты весь бочонок-то перла, горе ты мое! Неужели нельзя было прямо там, в подполе, в миску отложить сколько надо, а? Нет ведь! Тащит весь бочонок! Не мудрено, что ты с ним застряла, – я удивляюсь, как ты его вообще подняла! А я слышу: Тая зовет… Думаю, где ж это моя дочурка? А она вон где – в подполе застряла! И наверх вылезти не может, и вниз не знает, как спуститься. А бочонок отпустить совесть не позволяет – разобьется бочонок, столько меду пропадет! (Снова смеется, Тая сначала улыбается, потом тоже заливается.)

Тая

Ага… А сестры Бабурины в это время горох наш общипывали. Лопают и даже не подозревают, что их подруга погибает в подполе! Мам, а ты бы что со мной сделала, если б я бочонок тот разбила?

Тамара Матвеевна

Да ты что, Тая! Ты что ж думаешь, я из-за бочонка переживала? Да я тебя за бестолковость ругала, надо же думать, что делаешь. Голова-то тебе для чего дана? А бочонок что… Ну, жалко бы, конечно, меда было. Да ведь с голоду-то не умерли бы… Ну вот, смотрю, и слезы твои высохли. Так чего ревела-то?

Тая

Да ну, мам! Ты опять скажешь, бестолковая, мол…

Тамара Матвеевна

Ну?

Тая

Ну, я коров-то подоила, а уже стемнело почти. Я впотьмах кулек схватила и побежала на реку. Девчонок растолкала, уселась между ними, ноги свесила над обрывом – тут только дух перевела. Стала руку в кулек протискивать. Нащупываю струки, уже как будто и вкус их чувствую, и слюни потекли… А тут комар на щеку сел – я его рукой пришлепнула, да еще нос почесала…

Тамара Матвеевна (удивленно пожимая плечами)

Я что-то, Тая, тебя не пойму… Причем тут комар? Не из-за него же ты расстроилась?

Тая

Что тут непонятного! Потом все и стало гореть – и щека, и нос… и во рту. Как будто огнем горит! А эти все смеются, надрываются! Я кубарем к воде скатилась, пытаюсь умыться, а они гогочут и гогочут. Знаешь, как обидно! Мамань, ты-то хоть не смейся…

Тамара Матвеевна

Ничего не пойму! От чего у тебя горело-то все? Не от «крымских струков» же?..

Тая

От перца.

Тамара Матвеевна

Какого перца?..

Тая

Жгучего. Мам, я кульки, видать, впотьмах перепутала… В кульке-то перец оказался. Я уж потом поняла, а сначала, знаешь, как испугалась! Я перец твой в реку бросила…

Тамара Матвеевна (Прикрывая рукой лицо, пытаясь скрыть улыбку.)

Ну, стало быть, осталась я без перца… Гляди-ка, вон еще один артист идет – папанька твой. Гляди, гляди: ровно идти пытается, как будто тверезый. Вот морда, опять где-то напраздновался! Кепку-то на самые глаза надвинул…

Сцена четвертая

Те же и Григорий Яковлевич - появляется, начинает взбираться на крыльцо, с трудом добирается до верхней ступеньки Тамара Матвеевна молча наблюдает, стоит к нему вполоборота.

Григорий Яковлевич

Тамара Матвеевна, хорошая ты женщина! Дай я тебя поцелую! (Пытается развернуть к себе мощную фигуру жены, не дотягивается до ее лица, смущенно улыбается и потихоньку пробирается в дом.)

Тамара Матвеевна (вслед мужу)

Иди уж!.. Ты заметила, Тая, батя-то усы сбрил.

Тая

Да я его сначала и не узнала, мам! Чужой какой-то! И чего это ему в голову взбрело… Столько лет с усами ходил…

Тамара Матвеевна

Завтра узнаем – что к чему да почему, сегодня из него собеседник никудышный… Пойдем и мы с тобой, доченька. Спать пора. У бати-то твоего завтра выходной, поди. К обеду бы проспался. А нам с тобой выходных никто не даст… (Уходят.)

Сцена пятая

В кухне Тая и Тамара Матвеевна накрывают на стол, готовятся к обеду.

Тамара Матвеевна

Тая, ты почему скатерть чистую не постелила? Или забыла, что сегодня выходной?

Тая

Да нет, не забыла… Только никого ж нет! Папаня спит, Минька молока попил с ватрушкой и убежал…

Тамара Матвеевна

Неважно, сегодня выходной. Мало ли, кто зайдет. А куда это Минька, интересно, убежал? Знает ведь, что обед… Никакого порядка!

Тая

Не знаю, мамань, не сказал. Молока хватанул прямо из крынки, потом хватил меня, закружил, за нос подергал – и убежал…

Тамара Матвеевна (усмехаясь)

Ох уж этот Минька! Куда понесся? Что ему вздумалось? Ну какой он хозяин будет! Никакого порядка у него в жизни нет… Зато ласковый да добрый – вот все ему и прощаем. А надо бы уже приструнить! Вот, не дай бог, что с отцом – ведь не на кого и положиться…

Тая

Мам, да что ты! Что с папаней может случиться! Проспится – и все будет хорошо. Семеновна говорит, что он хороший хозяин и примерный этот… семьянин, кажется…

Тамара Матвеевна (улыбаясь)

Ну, если Семеновна говорит, тогда конечно!

Тая (настороженно)

А что, мамань, разве не так?

Тамара Матвеевна

Ну что ты перепугалась-то! Конечно, так. Такого хозяина, как твой отец, еще поискать надо! И рукастый, и головастый. Минька-то, поди, головой в него пошел. Все читает что-то, да разговоры умные ведет, только хозяйство его совсем не интересует. Хорошо еще, в мастерской помогает. А батя твой всем хорош, но как начнет что-нибудь «праздновать», так уж и остановиться не может. Сколько раз до беспамятства допивался – сама знаешь… А если что – так не на кого и положиться…

Тая

Ну, так уж и не на кого! А Володя с Леней?

Тамара Матвеевна (вздыхая)

Да какие Володя с Леней теперь помощники! У Володька одна забота – кралю свою сторожить. Ведь это ж надо было на такой шалаве жениться!

Тая

Мам, да она вроде нормальная была… Помнишь, тебе пироги помогала печь?

Тамара Матвеевна

Ну да, один раз. А потом ей некогда стало. Ухажеров больно много – пока со всеми полюбезничаешь, где ж тут пироги печь! Эх, знать бы, что такая стерва попадется, легла б на пути, не позволила Володюшке жениться на ней… Она ведь почему и жить у нас отказалась – чтоб свобода была! Жила бы в нашем доме – я бы ее быстро прищучила! Сердце мое болит за Володеньку. Как бы чего не учадил! Так он ревнует, так разрывается – а этой… хоть бы что! И чем она его держит! Ведь ни рожи, ни кожи – а чуть приголубит, он уж весь и тает… Змеища!

Тая

А ведь Наталья и правда на змею похожа… Вертлявая какая-то, когда идет, кажется, ползет: то в одну сторону вильнет, то в другую…

Тамара Матвеевна

Во-во! Видать мужикам нравится, как она… виляет. Да и чуют они, слабая на одно место – вот и вьются!

Тая

На какое, мам?

Тамара Матвеевна (отмахнувшись)

Не слушай меня, Таюшка, не для твоих это ушей. Ты Ленькиным гостинец снесла!

Тая

Ну да, с утра сбегала.

Тамара Матвеевна

Что у них там? Как дети, как сами?

Тая

Да нормально, мам. Только шумно. Наталья на детей орет, а Ленька на Наталью. И дети орут.

Тамара Матвеевна

Да уж, успели, нарожали…

Тая

Мам, почему от Ленькиных детей всегда воняет? Другие ведь тоже писаются, а воняют только Ленькины…

Тамара Матвеевна (сердито усмехнувшись)

Это, доченька, не Ленькины дети воняют, а Манькины! Разве мужское дело – за детьми смотреть! На то у них и мать, чтоб содержать их в чистоте и порядке. А эта лентяйка пока соберется пеленки-распашонки постирать – они уж и высохнут. Так она ребятишек и одевает в грязное – благо что сухое! Вот ведь позорище! (Машет рукой.)

Тая

Мам, щи готовы давно и картошка сварилась – может, будить папаню?

Тамара Матвеевна

Да, пойду растолкаю. А ты иди снеси картошки наверх, пока горячая, штук пять – шесть, ну ты знаешь…

Тая

Да успеется, мамань! Они все равно холодную будут есть.

Тамара Матвеевна

Чего это?

Тая

А они ее, холодную, кружочками режут и на каждый кусок кружочек масла кладут. Говорят, это называется «по-польски». Да, мам?

Тамара Матвеевна

Да кто ж его знает! Они поляки – им виднее. Но ты, Тая, все равно отнеси, пока горячая, а уж как они будут есть – это их дело. Гляди-ка, масло кладут… А все нищими прикидываются…(Обе уходят – Тая с картошкой в тарелке.)

Сцена шестая

Возвращается Тамара Матвеевна (в изумлении прикрыв рот рукой), следом входит Григорий Яковлевич (лысый, без бровей). Через некоторое время появляется Тая.

Григорий Яковлевич (Подходит к зеркалу, пугается, машет руками, крестится.)

Ну все, Тамара Матвеевна, чертики мерещатся! Видать, белая горячка у меня! Что ж делать-то!

Тамара Матвеевна (укоризненно качая головой)

Да нет, Григорий Яковлевич, это ты собственной рожи испугался. Но гляди, сокол, добром твои попойки точно не кончатся… Вот уж до чего допился, что и не помнишь ничего!

Тая (Входит с картошкой в тарелке, видит отца без бровей, шарахается от него.)

Ой, мамань, чего это?! Папань, ты чего?!

Тамара Матвеевна

Да не помнит твой папаня ничего. Сам себя сейчас первый раз в зеркале увидел.

Тая

Папань…

Григорий Яковлевич (Смущенно отворачиваясь, садится за стол.)

Погоди, дочка, дай в себя прийти. Я это… вчера перебрал маленько. Серега Борисов кровать у меня купил – молодым. Хорошая кровать, красивая, как раз новобрачным. Минька завитушки придумал такие… (Показывает руками.) Так вот, мы это… Потом Григорьевы–братья пришли… А, вспомнил! Мы ж с мужиками поспорили, я на спор побрился. Леха Григорьев меня и побрил. Только про брови-то уговору не было… Видать, Леха пошутить решил! Ну держись теперь у меня!.. (Держится за голову.) Ох, Тамара Матвеевна, мочи нет, как голова трещит! А?.. (Вопросительно смотрит на жену.)

Тамара Матвеевна (усмехаясь)

Что «а»?

Григорий Яковлевич (Видя, что жена не особо сердится, приободряется, заговорщицки подмигивает.)

Только твоя перцовка спасти меня может! Иначе погибну во цвете лет!

Тамара Матвеевна

Надо бы тебя проучить – да уж ладно! Сейчас принесу. (ВидитТаю с картошкой в тарелке.) А ты чего, красота моя, с картошкой вернулась? Квартиранты вроде дома были…

Тая (пожимая плечами)

Мамань, да они отказались… Говорят, не надо, мол, не нищие… И еще что-то, но я не поняла…

Тамара Матвеевна (переменившись в лице)

О как!.. Гордые стали! Кормили-поили их сколько времени, жилье в два раза почти дешевле сдаем, чем другие, - и на тебе! Да уж, такие, видать, времена настали… Теперь все голодранцы загордились… (взглянув мельком в окно) О, еще одна «гордая» тащится – бабка Анисья. Как обед в выходной, так ей чего-нибудь приспичит: то соли, то мучицы. Знает, что так не отпустим – за стол посадим. Давай-ка ты, Григорий Яковлевич, иди в клеть, там пообедаешь, а то Анисья всей улице разнесет, какой ты красавец! А ты, Тая… снеси-ка эту картошку поросям!

Тая

Зачем поросям-то, мам?..

Тамара Матвеевна

А вот так! Поросям – и все. Делай, что велят! Ну, идите уже, идите! А я Анисью встречу – скажу, мол, хозяин приболел… (Все расходятся.)

Сцена седьмая

На крыльце сидит Тая, на ступеньках чуть ниже лежит Митя, положив голову на колени сестры

Тая (Тормошит брата.)

 Минька, почему ты не женишься? Ну Мить, ну я же тебя спрашиваю!

Митя (не отрываясь от книжки)

А?..

Тая (Громко, при этом наклонившись к самому уху брата.)

Я говорю: по-че-му ты не же-нишь-ся?

Митя (закрыв книжку)

А тебе непременно надо, чтоб я женился?

Тая

Да нет, но маманя говорит, тебе давно пора.

Митя

Тая, да ведь чтобы жениться, полюбить сначала надо!

Тая

Ну так и полюби! Вон Надю, например. Она такая красивая, и платья у нее красивые… А ты ей точно нравишься, она всегда краснеет, когда с тобой разговаривает.

Митя (Садится.)

Ах, какая наблюдательная у меня сестренка, подумайте только! Но как же это я возьму – да и влюблюсь? Специально, что ли? (Смеется.)

Тая (немного смутившись)

Ну тебя, Минька, вечно ты надо мной смеешься! Не знаю я, как… А только все друзья твои уже влюбились и женились. И Володя с Леней. Один ты все книжки читаешь!

Митя

Ну, прямо как маманя заговорила. Смотри ты, какая взрослая стала да рассудительная!

Тая (немножко помолчав)

Митя, вот ты говоришь «полюбить»… Володя Наталью свою сначала полюбил, а потом женился – все, как ты говоришь. А только получается, что у Натальи-то не одна любовь, а полфабрики…

Митя

Да какая же это любовь! Если бы она Володю любила, так на других бы и не смотрела. А Володе только кажется, что он ее любит. Таких нельзя любить! Володька слабохарактерный – все ей прощает. А разве можно измену простить, а? Если человек тебя раз предал, он и еще предаст, так ведь?

Тая (пожимая плечами) Наверно… Мить, а у мамани с папаней любовь?

Митя

У наших-то? Ну, любовь, конечно. Только она вся перепуталась с поросятами, коровами, навозом и всем этим хламом… Посмотри, дом ломится, а им все мало! В погребе запасов, наверное, на три года – а мать все солит, варит… Какая тут уж любовь! Любовь – она чистая, светлая…

Тая

Ну как же, Митенька, без всего этого – у нас ведь хозяйство…

Митя

Вот-вот, только и слышишь: хозяйство, хозяйство…

Тая (мечтательно)

А только, когда маманя с папаней на крыльце вечером сядут, она голову на его плечо положит, – любо-дорого смотреть! И сидят они тихонько так, и сами такие красивые… Нет, у них точно любовь… хоть и хозяйство… Минька, а у тебя все книжки про любовь?

Митя

Да нет, сестренка, про разное… Вот ты бы сама хоть раз взяла да почитала – ведь умеешь! Или разучилась уже?

Тая

Не знаю, наверно, не разучилась. Да ну, Мить, мне некогда, лучше сам расскажи.

Митя

Эх, Тая! Надо было тебе учиться дальше. Ну что такое три класса, разве это образование!.. А в книгах много интересного. Вот люди живут всю жизнь на одном месте – и знать не знают, сколько в мире всего, какие есть места красивые и удивительные. Я, Тая, уехать хочу, посмотреть другие земли, других людей…

Тая

Ты что! Что ты говоришь, Митенька! Вот ведь до чего дочитался! Это все твои книжки дурацкие! Чего тебе не хватает? У нас тоже красивые места есть. Например, горсад. Там очень красиво: цветы посажены, по выходным музыку играют, а по дорожкам все ходят парами – под ручку. Пойдем в воскресенье в горсад вместе! Будем прогуливаться, как барышня с кавалером, а?

Митя (Смеется, вскакивает, хватает Таю за руку.)

Как барышня с кавалером, говоришь? А ты под ручку-то ходить умеешь? А ну, давай попробуем! Держись! Да голову-то подними, чтобы нос кверху торчал – а то на барышню не похожа! Ну, идем, раз-два, раз-два…(Изображая парочку, уходят; звучит музыка, свет гаснет.)

Сцена восьмая

Свет. Городской сад. Музыка продолжает звучать. Появляется Тая под ручку с Николаем.

Тая

Как красиво в нашем горсаду, правда? Клумбы, дорожки, оркестр… Так бы и гуляла тут с утра до вечера! А Вы, Николай? Вам нравится?

Николай

Таечка, мне очень нравится! Там, где Вы, для меня праздник! Иду и любуюсь Вами!

Тая (смущенно улыбаясь)

Да что же на меня-то смотреть, я же не картина… И платье у меня не модное…

Николай

Да Вам, Таечка, любое платье к лицу!

Тая

Ой, Николай, Вы мне столько слов приятных говорите – я даже боюсь…

Николай

Боитесь? Меня?! Почему?.. А знаете что, пригласите меня в гости, познакомьте с семьей – чтобы все было честь по чести. А? Что Вы молчите, Таечка?

Тая (помрачнев)

В гости?.. Да я бы с радостью… Только это не очень удобно… Да и семьи-то у меня – только мама, да и то парализованная.

Николай

Как, Вы одна с больной мамой живете?.. А я-то думаю, почему Вы все время домой торопитесь…

Тая

Да… Раньше у меня была у меня большая семья. (Садятся на скамейку.) Жили мы дружно. Правда, братья у меня шумные, особенно Володя с Леней. Только и кричали: Тая то, Тая сё… Но я не обижалась – они же старшие. Я еще совсем девчонка - а они уже женились. Неудачно женились. Вот с этого все и началось… У Володи жена… ну, в общем, неприлично себя вела. Да и выпивать начала. А Володя ревновал сильно, но терпел – любил, наверное. Над ним смеялись, а он только зубами скрипел. А потом не выдержал и под паровоз бросился. Маленький заводской паровозик… Мама не плакала на его похоронах, а только все вздыхала: я так и знала, мол, так и знала… А следом отец помер. Он всегда выпить любил. Пьяницей горьким не был, но если уж начинал - мог и до беспамятства напиться. А как братья женились – так он стал выпивать и не только с радости… Маманька ему говорила, что добром это не кончится, – так и вышло. На майские выпил с друзьями крепко, а ночевать в чужом доме не захотел. Пошел через рощицу, да, видать, притомился – лег под березой отдохнуть и уснул. А на майские-то земля еще холодная – ну и простудился папаня. Я толком ничего и понять-то не успела – а его уж не стало! Доктор руками только развел: мол, скоротечная чахотка. Сразу после папиных похорон заявилась Наталья, Володина вдова. Не зря ее мама змеищей называла… Я, говорит, пришла поставить в известность, что собираюсь с вами судиться. Решила она у нас часть дома отсудить. Что ты будешь делать! То, что отец Володе и Лене «куски» выделил, – это ведь нигде не записано… А тут и Манька, Ленина жена, смекнула, что к чему. Хоть и неряха, и непутевая, а быстро сообразила, что нельзя момент упускать. «Обработала» она Леню, уговорила участвовать в тяжбе. В общем, слетелись они как воронье ненасытное – и растащили все наше добро. Дом поделили «честно» - нам с маманькой маленькая темная комнатушка досталась с заднего входа. Маме сначала как будто все равно было. Или не верила она, что так все кончится? Все сидела на крыльце да смотрела далеко куда-то… А когда жильцы наши съезжать стали и даже, бесстыжие, не попрощались, а сынок их маманю чуть с крыльца не столкнул, – вот тут она вроде как проснулась. И глаза опять заблестели – только другим каким-то блеском, не добрым. Попыталась маманя бороться. Начались скандалы, крики, слезы… Ужас что творилось! Билась она, как могла. Да только могла-то немногое… Всю жизнь на хозяйстве, если какие дела – так это все на отце было. Маманька-то и понятия не имела, как себя вести надо, что делать. Воевала с невестками – а что толку! Кончилось все тем, что разбил маму паралич. Митя всего этого не застал – после отцовых похорон уехал он от нас. Сказал, на Урал – а там кто ж его знает! И нет от него вестей. Может, счастье свое нашел. Только думаю я, что он прислал бы мне весточку… А раз нет… Леня на стеной живет, слышу каждый день, как он с Манькой своей ругается. Только он мне теперь не брат. Вот и получается, что вся семья моя – я да мама. Я то соседям белье стираю, то детей чужих нянчу, даже коров пасла… Живем мы бедно, похвастаться нечем, какие уж тут гости! Одна и радость – горсад. Здесь мы когда-то с Митей под ручку прогуливались – как будто кавалер с барышней. (Улыбается.) А теперь вот с Вами, Николай… Только не знаю, захотите ли Вы со мной еще встречаться. Видите, как у меня все нескладно…

Николай (Порывисто обнимает Таю.)

Таечка, бедная ты моя! Какая же у тебя жизнь тяжелая! Мне и в голову не могло такое прийти! Пойдем, пойдем скорее к твоей маме! Я помогу вам чем смогу! Я… Таечка, я…

Тая

Ой, спасибо вам, Николай! Но сейчас нельзя, нет! Я Вас обязательно познакомлю с мамой. Знаете, она говорить не может, только «вот-вот-вот» - но я ее всегда понимаю. Вы будете ей говорить, а я объяснять, что она отвечает, хорошо? Только не сегодня. Не обижайтесь. Мне надо прибраться. Все-таки мама болеет и… и комната у нас такая… В общем, мне надо подготовиться. И маму подготовить. Приходите в следующие выходные, ладно? А теперь мне бежать пора.

Николай

Ну, а проводить можно тебя… Вас до дома? А то я ведь не знаю, куда приходить, дальше перекрестка мне не разрешено! (Смеется.)

Тая (улыбаясь)

Можно, конечно, можно! Пойдем…те, только идти далеко.

Николай

Хоть на край света!

Тая

Нет, на край света не надо! Меня мама дома ждет! (Смеются, уходят.)

Сцена девятая

Маленькая темная комнатушка, в которой живет Тая с матерью. Тамара Матвеевна лежит на кровати, Тая оправляет одеяло, повязывает маме платок.

Тамара Матвеевна

Вот-вот-вот?..

Тая

Зачем платок новый?.. Мам, у нас сегодня гость!

Тамара Матвеевна

Вот-вот-вот?!

Тая

Ну, помнишь, я тебе рассказывала про Николая? Ты меня еще все пугала, что «вот-вот-вот» и «вот-вот-вот»… Так вот, он очень порядочный, мама, и ко мне хорошо относится. Хочет с тобой познакомиться.

Тамара Матвеевна (довольным голосом)

Вот-вот-вот…

Тая

 Я ему все рассказала как есть. Думала, не захочет больше со мной встречаться… Я ведь ему не пара! Он, знаешь, какой красивый и пахнет так хорошо! А я только и думаю, не воняет ли от меня сыростью или еще чем… Вот сегодня все утро проветривала – а все кажется, несвежий какой-то воздух. А Николай, как узнал, что мы с тобой вдвоем в комнатушке задней живем да что ты болеешь, - так хотел сразу к нам бежать. А я говорю: нет, давайте в выходные, мол… Мамань, я не знаю, а можно нам с ним уже на «ты» - или это неприлично?

Тамара Матвеевна (утвердительно)

Вот-вот-вот…

Раздается стук в дверь.

Тая

Ой, мамань, идет! (Бросается к двери, открывает).Здравствуй…те, Николай, проходите, пожалуйста.

Николай (Входит.)

Здравствуйте, Таечка! Это Вам! (Вручает букетик цветов; оглядывается, видит Тамару Матвеевну, вопросительно смотрит на Таю.)

Тая

Вот мама моя, Тамара Матвеевна – Вы хотели познакомиться… Мама, это Николай, мой… знакомый… хороший…

Николай

Здравствуйте, Тамара Матвеевна!

Тамара Матвеевна

Вот-вот-вот! Вот-вот-вот, вот-вот-вот…

Николай

Да-да, спасибо, я располагаюсь…

Тая (Смеется.)

Ну вот, Вы маму сразу и поняли! Надо же! Я думала, только я понимаю… Садитесь, Николай, за стол, будем чай пить.

Тамара Матвеевна (недовольным голосом)

Вот-вот-вот!

Николай

Тая, а вот теперь я не понимаю… Мама сердится, может, я что-то не так делаю?..

Тая (смущаясь)

Да нет… Это она так… мне говорит… Не обращайте внимания. (Наливает чай себе и Николаю.)

Тамара Матвеевна (сердито)

Вот-вот-вот! Вот-вот-вот!

Тая

Да ладно, мам, ну чего ты?.. Это мама хочет, чтобы я на «ты» Вас называла. Видите, как Вы ей понравились…

Николай (улыбаясь Тамаре Матвеевне)

Так правильно! Давно пора! Мы с Вами… с тобой, Таечка, давно знакомы и… ты знаешь, как я к тебе отношусь. А сегодня и с мамой твоей познакомился. У меня родителей давно нет в живых. Тамару Матвеевну увидел - на сердце так тепло стало… как будто со своей матерью встретился… И я… я бы хотел, чтобы у меня была семья… чтобы ты, Тая, и Вы, Тамара Матвеевна, стали моей семьей. У меня есть комната – большая, светлая. Мы могли бы в ней жить все вместе. Можно сделать перегородку, чтобы… было всем удобно… (На мгновение замолкает, как бы собираясь с мыслями, потом встает и говорит торжественно.) Тая, я когда сегодня к вам в гости собирался, уже точно знал, что… Одним словом, Тамара Матвеевна, я прошу у Вас руки вашей дочери. Тая, выходи за меня замуж! (Садится.)

Какое-то время сидят молча, потом раздается возглас Тамары Матвеевны

Тамара Матвеевна

Вот-вот-вот!

Вера (потупив глаза)

Да я не молчу, мама… Ты сама-то что скажешь?

Тамара Матвеевна (одобряюще)

Вот-вот-воооот…

Николай (облегченно)

Ну вот, Тамара Матвеевна, по-моему, не против. А ты, Тая?

Тая (прикрывая лицо рукой)

Ой, да я не знаю… Что Вы так сразу-то, хоть бы чаю попили… Так неожиданно… Да Вы пейте чай-то, Николай! Я говорю, чай пей, а то остынет… Вот варенье тут… И вот тоже… Это вот черничное. А это…

Тамара Матвеевна (сердито)

Вот-вот-вот!

Тая (чуть не плача)

Ой, мама, ну что ты… Я… (Смотрит на мать – встречает нахмуренные брови и сердитый взгляд, потом на Николая – он замирает в ожидании.) Я… Я как будто во сне… Я… согласна! (Николай облегченно вздыхает, Тамара Матвеевна светлеет лицом. Тая справляется со смущением, начинает говорить часто и возбужденно.) Ну, конечно, я согласна! Как я могу быть не согласна! Просто от неожиданности… Я вообще долго соображаю. Мама меня раньше все время ругала, помнишь, мам? Я вечно что-нибудь не то сделаю, потому что соображаю долго. И потом, это так странно… Жена – это ведь… жена! А я… какая я жена! Но я постараюсь! Я постараюсь стать хорошей женой Вам… тебе, Николай! Я буду тебе белье стирать – каждый день! И полы буду каждый день мыть! И готовить буду вкусно. Я готовить умею! Это сейчас я не очень хорошо готовлю, потому что особенно-то не из чего. А так, я могу…

Николай (Улыбаясь, перебивает.)

Таечка, да я ведь тебя не в кухарки беру и не в домработницы! (Обнимает.) А в жены. Я люблю тебя и хочу заботиться… А ты… любишь меня?

Тая (смущенно улыбаясь)

И я… люблю тебя, наверное…

Тамара Матвеевна (Воркует.)

Вот-вот-вот… Вот-вот-вот…

Тая

Мама такая довольная сегодня! Мам, ты такая довольная, как будто это тебя замуж позвали! (Смеется.) Николай, а пойдем в горсад! Там музыка сегодня. Мам, мы пойдем? Эх, жаль Миньки нет… Он бы за меня порадовался.

Николай

Тамара Матвеевна, не переживайте, Таю провожу до дома, доставлю в цельности и сохранности! Счастливо оставаться, доброго здоровьичка! Да, про здоровье-то я что-то… В смысле, все будет хорошо! До скорого свидания! (Уходят.)

Сцена десятая

Довольно большая комната, перегороженная шкафом: в одной половине на кровати Тая, в другой на диване Тамара Матвеевна, рядом стоит топчан, где под цветастым покрывалом, поджав ноги, лежит Николай.

Николай (поднимаясь, мрачно)

Доброе утро, Тамара Матвеевна. Как спалось? (Тая в соседней половине просыпается от его голоса, садится на кровати.)

Тамара Матвеевна (тихонько, как будто виновато)

Вот-вот-вот…

Николай

Да вот, Тамара Матвеевна, такие дела… В первую ночь вообще не хотела со мной в одну постель ложится, полночи уговаривал, как будто ребенка спать укладывал. Потом вроде ничего – легла… Но как дотронусь до нее – так вся и съеживается, сжимается, как пружина! Так больше продолжаться не может. Неделя уже, как расписались! Каждая ночь для меня пытка. Я ведь люблю Таю, она жена моя. Сначала думал: боится, девчонка еще, попривыкнет… По головке гладил, как маленькую… Но, видать, противен я ей. (Опускает голову на руки.)

Тая (в своей половине, неслышно для Николая)

Нет, что ты! Ты самый умный, самый красивый, самый сильный… И форма тебе так к лицу. И стрелочки на брюках. И пахнет от тебя так хорошо – непривычно и хорошо… И я хочу позволить тебе все, что ты захочешь, но мне так страшно и стыдно…

Николай (поднимая голову, решительно)

Еще не поздно все исправить. Я останусь вам другом, буду помогать. Поживу пока у друзей, а там видно будет. Не переживайте, Тамара Матвеевна, обратно в ту конуру я вас не отправлю, уж будьте спокойны! Что же делать… (Одевается, начинает собирать чемодан.)

Тая (невидимому собеседнику, вспоминая)

Да, ты ведь чуть не ушел тогда… Решил, что противен мне. Кажется, девочки в те времена созревали позже, чем теперешние… А я к тому же была диковата и чересчур стеснительна. Меня, выросшую в трудах и заботах, не особенно волновали эти вопросы, да и некому было меня «просвещать»… Но когда поняла, что ты вот так сейчас возьмешь и уйдешь – испугалась, ужас! А как остановить тебя – не знаю… Вот сейчас вылезу из-за шкафа и скажу: «Я больше не буду…» Ты засмеешься, зубы белые засверкают. У тебя ведь удивительно белые зубы – ты знаешь об этом?.. А потом ты схватишь меня на руки и закружишь по комнате… В памяти останется твоя белая улыбка… Потом мне будет стыдно. Я повяжу платок, почти по самые глаза, и постараюсь не смотреть на тебя. Мама будет лежать успокоенная и мирно ворковать свое «вот-вот-вот»… И мы будем хорошо жить с тобой: в этой комнате, сначала перегороженной шкафом, но вскоре шкаф придвинем к стене, так как в перегородке отпадет необходимость – умрет мама; потом где-то на юге, куда тебя направят по службе. На юге недолго, кажется, пару месяцев… Там я зачала своего первенца. Ты помнишь нашего Минечку? Я назвала его в честь любимого брата. Зря, наверное. Старший Дмитрий уехал из дома совсем молодым и не вернулся. А младший и вовсе прожил четыре месяца. Тогда младенцы часто умирали. Моя мать похоронила то ли пятерых, то ли шестерых… Я даже точно не знаю. Она почти не вспоминала о них. Смирилась и я со смертью первенца. Тем более что очень скоро Бог подарил нам второго сына. Не знаю, почему я назвала его Леонидом. Только когда получили метрики, поняла, что это тоже имя брата… Но это – потом… А сейчас я выйду из-за шкафа и скажу… (Выходит, говорит Николаю) Я больше не буду!.. (Николайбросает чемодан, вещи, устремляется к Тае, подхватывает ее на руки, кружит, уносит за шкаф.)

Тамара Матвеевна (умиротворенно)

Вот-вот-вот!..

Сцена одиннадцатая

В комнате за столом сидит Николай, положив голову на руки. Раздается звонок, потом стук в дверь. Николайрезко поднимает голову, встревоженно смотрит на дверь, какое-то время не решается встать, потом все же подходит к двери, открывает. Входит Клавдия.

Николай (облегченно)

Клавдия, это ты… А я испугался…

Клавдия

Чего ты испугался, Николенька? Или ждешь кого?

Николай

Да вот, взбрело в голову, что из больницы пришли… Я, Клавдия, не знаю, чего и ждать. Хорошего-то врачи не обещают. Тая ведь терпела до последнего, скрывала от меня свою хворь – надеялась, что само пройдет… Эх, Тая, Тая… Да и я-то хорош! Рядом жена от боли корчилась, липким потом обливалась – а я и не понял ничего!

Клавдия

Да что же ты себя-то винишь, Николенька! Ну как ты мог догадаться, что с женой неладно, если она и виду не показывает! А когда ребенок маленький, так все на усталость списать можно – Ленечка-то ведь беспокойный у вас.

Николай

Так-то оно так, да, видишь, Клавдия, какая история… Может, если бы побольше времени прошло между первыми и вторыми родами – так и не было бы ничего… Врачи говорят, может, из-за этого. Я в этом тоже себя виню…

Клавдия

Ну, уж это ты зря! Это тебе молодой доктор сказал. А я с пожилой докторицей поговорить успела, когда одежду забирала. Так она говорит, что точно причин они не знают. Но если бы пришла Тая к врачу сразу или бы хоть на несколько денечков пораньше – так и не было этого свища, и гноя… Ой, да ты что, Николай, прямо побледнел весь! Ну, не буду, не буду… Что уж теперь говорить… Да и Таю понять можно: сыночек такой маленький и беспомощный, как его оставить! А вот, видишь, все равно пришлось. Да ничего, тетка у тебя, Николай, молодец – забрала малого, кормилицу нашла…

Николай

Да, это да… Тетка у меня что надо! Хоть и своенравная, характерная, но зато, видишь, как выручила. Только вот я теперь, Клавдия, сижу тут как сыч… Не могу ни делать ничего, ни думать… Только черные мысли в голову лезут… Если что с Таей – я не переживу…

Клавдия (Обнимает.)

Ну что ты, что ты… На все воля Божья, Николенька! Уж как суждено – так и будет. А ты молодой еще, чтоб себя хоронить заживо! Такой красавец, такой умница! (Гладит по голове.) Я, Коленька, все бы отдала, чтобы тебя вот так по головушке гладить каждый вечер… (Николайопасливо отстраняет ее руки.) Ну что ты, что ты… Я же ничего такого… Вернется Тая – и будешь ты с ней жить как прежде, а сейчас-то кто ж тебя согреет?.. Вон извелся весь, бедненький… А я что – я только пожалею тебя, сердечного, да успокою. Не бойся ты меня, не убирай руки мои. Ты же один-одинешенек, бедный мой! Тебе сейчас женское тепло очень нужно – душу согреть да мысли дурные отогнать. (Целует руки Николая, потом волосы, лицо…) Я постарше тебя буду, Николенька, много чего пережила – так ты меня слушайся. Я плохо тебе не сделаю. Люб ты мне, давно по тебе сохну. Знаешь, какая она, любовь женская, когда выстоялась да выбродила! Я тебя так согрею, так приласкаю! А ты не бойся, это просто лекарство для тебя сейчас – так уж и думай. А лучше вообще не думай ни о чем! Вот сейчас свет выключим… (Дотягивается до выключателя, гаснет свет.) Вот и хорошо… И слушайся меня… Сладкий мой… Колючий-то какой! А и ничего – мне и такой люб…

Сцена двенадцатая

На сцене Тая Григорьевна – продолжает свой диалог с невидимым собеседником.

Тая Григорьевна

Я очень боялась, что положат в больницу… И не только из-за Ленечки. Было какое-то предчувствие. А может, это сейчас так кажется. Стирала пеленки, зажмуриваясь от боли. Все тело горело как в огне. В больницу попала уже практически в бессознательном состоянии. Твоя тетка забрала к себе маленького Леню. Я иногда думаю: что было бы, если бы сын остался с тобой?..

Мне сделали операцию, после которой на животе остался страшный шов. Но, видимо, слишком поздно. У меня начался сепсис, и врачи вскоре перестали бороться за мою жизнь. Тогда я, конечно, ничего этого не знала. Почти не помню себя в это время. Периодически сознание прояснялось, но картинки реальной жизни и тяжелые болезненные видения так сложно перепутывались в моей голове, что я не чувствовала течения времени и не помнила об оставленном крошечном сыне и любимом муже. Я вообще почти не существовала.

(Дальше возможна немая сцена рядом – иллюстрация слов героини.)

Но однажды в сизом полумраке – видимо, на рассвете – я ясно увидела в ногах у себя сидящего белобородого старца. Не знаю, были ли открыты мои глаза или все это мне привиделось. Старец смотрел на меня своими добрыми и спокойными глазами, и голос его звучал как будто в моей собственной голове: «Встань, красавица, и молись!» Вот, кажется, и все. Во всяком случае, я больше ничего не помню. Старец исчез…

Видимо, я издала какой-то звук. Меня окружили люди, я попросила поднять меня, посадить. Язык не слушался, но как-то все-таки меня поняли. Я сидела в кровати, обложенная подушками, и обливалась слезами. Как молиться, я не знала: в родительском доме молитв не слышала, а потом и вовсе комсомолкой была, ходила иконы жечь. В общем, нагрешила порядочно… Откуда тут молитвы! Сидела и шептала спекшимися губами: «Господи! Господи!» И плакала. Слезы лились как будто сами. Удивительно, сколько их во мне накопилось…

Потом врач сказал, что этой ночью произошел кризис – и я неожиданно для всех пошла на поправку. А бабульки в палате по моим описаниям определили, что ночью меня посетил Николай-Чудотворец.

Вот так, мой милый, а ты этого и не знал. Я не успела тебе тогда рассказать… Ни утром, ни днем ты не пришел, а вечером я, с трудом, покачиваясь, но уже могла ходить. Оделась в какое-то больничное тряпье и отправилась домой.  И застала тебя с Клавдией. Все было настолько очевидно, что ты даже не пытался оправдываться. Помнишь? Помнишь, конечно. А я всю жизнь пытаюсь забыть. И все думаю: что было бы, если бы сын остался с тобой?.. Может, Клавдия постеснялась бы. Я ведь знала, она давно на тебя глаз положила. И, конечно, воспользовалась моим отсутствием. Может, надеялась, что я и вовсе не вернусь…

Спустя годы, я рассказывала подруге, как проплакала две недели и вычеркнула тебя из своей жизни. С гордостью рассказывала. Мол, вот я какая, сильная, волевая! С того света выкарабкалась и мужа за измену не простила – как в ногах ни ползал! Конечно, сильная. Будешь тут сильной.

Но долго еще я спрашивала себя: может быть, все было бы по-другому, если бы тетка не забрала сына?.. Или в жизни не бывает случайностей?

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Сцена первая

На заводе. Появляются Тая иАлексей Филиппович рабочей одежде. Тая Григорьевна покидает сцену.

Тая

Ой, смотрите, Алексей Филиппович, кто-то рубль потерял! (Поднимает оброненную кем-то купюру над головой и громко кричит.) Кто рубль потерял? Кто рубль…

Алексей Филиппович (одергивая Таю)

Да что же ты кричишь-то! На рубле не написано, чей он. Любой признаться может – а как ты проверишь?

Тая

И правда… А как же быть? Кто-то ведь без обеда останется… Сейчас все в столовую идут, значит, человек этим рублем хотел за обед заплатить. Надо же как-то отдать… Может, положить обратно – пусть лежит. Хозяин вернется, будет искать – а он тут как тут! И чего я его схватила! (Хочет вернуться на то место, где нашла купюру, ноАлексей Филиппович ее удерживает.)

Алексей Филиппович

Ох, Тая, какая же ты наивная! Не ты – так другой кто-нибудь поднимет. Положит себе в карман – и все. Рубли-то – они все одинаковые. Уж хоть бы крикнула: «Кто деньги потерял?» А так… Смех один! Да и растерях таких наказывать надо. Небережливый, значит, человек, к деньгам уважения не имеет. А они нелегко даются, их заработать надо. Вот один раз останется без обеда – будет лучше за своими карманами смотреть. Учить людей надо! Для их же пользы. Вот я, например. У меня все рассчитано. Ни одной копейки зря не потрачу. Все для пользы дела, все разумно. До зарплаты два дня, многие уже занимают, чтобы дотянуть. А у меня – пожалуйста! Еще хоть неделю живи. Да и запасец кое-какой имеется. Так что, Таечка, хочу тебя позвать завтра на прогулку. Можно даже в кино сходить. Или в горсад. Средства имеются. И на мороженое, и все такое.

Тая

Алексей Филиппович, Вы меня на свидание, что ли, приглашаете?

Алексей Филиппович

Ну, можно сказать и так… Пойдешь?..

Тая

Да как-то это все странно…

Алексей Филиппович

Что ж странного? Все как положено. Я же за тобой ухаживаю. Или староват для тебя?

Тая

Ну что Вы! Вот уже и обиделись… Не обижайтесь! Если хотите, давайте сходим завтра в горсад: музыку послушаем… Там, знаете… У меня с ним столько… (Меняется в лице.) Нет, давайте не пойдем в горсад. Давайте лучше в кино.

Алексей Филиппович

В кино – так в кино. Стесняешься, поди, возраста моего… Конечно, у тебя ухажеров хватает. Кругом одни мужчины. Работа у тебя больно уж мужская. И чего ты в токари пошла?..

Тая

Да ничего я не стесняюсь! А почему выбрала такую неженскую специальность?.. Да я и не выбирала. Просто услышала, что на заводе требуются работники, - и пошла… Сначала в учениках ходила, а теперь вот самостоятельно работаю. Да мне, Алексей Филиппович, было все равно, чему учиться. Тяжелой работы никогда не боялась. Я не размазня какая-нибудь и не белоручка! Я сильная и самостоятельная. К тому же, на заводе неплохо платят.

Алексей Филиппович

Ну, да ладно, ладно, я так спросил… В общем, я тогда с утра билеты куплю, чтоб подготовлено было.

Тая

Нет, знаете… А давайте все-таки в горсад пойдем!

Алексей Филиппович

Ну, в горсад – так в горсад… Только уж больше не переигрывай. Надо определенность во всем иметь. А то всю жизнь можно бросаться то туда, то сюда – а толку не будет. Приходи, значит, в три часа.

Тая

А куда?

Алексей Филиппович

Как куда! В горсад.

Тая

Алексей Филиппович, но горсад-то большой! Вы уж место назначьте – а то будем друг друга искать…

Алексей Филиппович

Место?.. Так я, это… Я и не знаю, какие там места… Не хожу туда – чего мне там делать одному. Буду тебя ждать прямо у главного входа – а там уж разберемся.

Тая

Хорошо, договорились… Пойдемте скорее в столовую, а то без обеда останемся! (Уходят.)

Сцена вторая

Городской Сад. Алексей Филиппович со свертком в руках поджидает Таю, поглядывая на часы. Появляется Тая.

Алексей Филиппович

Здравствуй, Таечка! Рад тебя видеть. Почти и не опоздала, молодец. Не люблю, когда опаздывают. Договорились – значит, договорились.

Тая

Здравствуйте, Алексей Филиппович! Погода-то сегодня какая! Как раз для прогулок! Ну, пойдемте?

Алексей Филиппович

Пойдем, пойдем. Ты уж веди – где тут гуляют, пойдем и мы туда.

Тая (смеясь)

Да тут везде гуляют, Алексей Филиппович! Смотрите, красота какая! Дорожки, скамейки, клумбы… Вон там, смотрите, всегда анютины глазки сажают. Мне так они нравятся! А Вам?

Алексей Филиппович

Мне?.. Ну да, и мне… Хороший цветок, скромный. И неприхотливый. А я смотрю, Тая, ты тут все знаешь, часто бываешь? Одна ходишь или с сопровождением?..

Тая

Да нет, Алексей Филиппович, не часто… Просто с юности помню эти анютины глазки – еще когда с братом приходили… Эх, жаль, оркестра еще нет… По выходным они всегда играют. Вон, видите, эстрада – там музыканты и сидят… Но это к вечеру, сейчас еще рано.

Алексей Филиппович

Ну, и к лучшему…

Тая

Почему?.. Вам что – музыка не нравится?..

Алексей Филиппович

Почему не нравится… Очень даже нравится! Люблю слушать, когда песни поют – наши, русские. Ну, и оркестр… тоже хорошо. Просто сегодня хочу поговорить с тобой о том, о сем… Обсудить все… Так без музыки – оно лучше…

Тая (усмехаясь)

Это о чем же Вы таком поговорить со мной хотите – без музыки?..

Алексей Филиппович

Не торопи, Тая, всему свое время. Все должно быть по порядку. Давай-ка на скамейку присядем.

Тая

Давайте… (грустно вздохнув) Давно я на скамейках не сиживала… (Садятся на скамейку. Тая опускает голову, погружаясь в воспоминания.)

Алексей Филиппович (разворачивая сверток)

Я, Тая, тебе небольшой подарочек приготовил. С пустыми руками не пойдешь, а на цветы деньги тратить – это баловство. Я так рассудил, что ты не девочка уже, а женщина, хоть молодая, но серьезная, - надо что-то полезное… Вот, это тебе – в знак, так сказать, первого свидания.

Тая (встряхнув головой, пробуждаясь от воспоминаний)

Что это?.. (Берет в руки «подарок».)

Алексей Филиппович

Это тебе. Вещь полезная, в хозяйстве необходимая.

Тая

Это… зубная щетка и… зубной порошок?.. Ну да, это всегда пригодится… Правда, как-то странно…

Алексей Филиппович

Ничего тут нет странного. Которые всякие финтифлюшки дарят – так еще неизвестно, что у них на уме… А у меня серьезные намерения, поэтому и вещи полезные дарю, а не всякое…

Тая (пожимая плечами)

Спасибо, конечно… Да Вы не обижайтесь, Алексей Филиппович. Я же ничего… Ну, может, погуляем еще – а то что же мы просидим тут, а скоро ведь и домой…

Алексей Филиппович

Что это домой-то, только пришли… Нет уж, посидим немного. Мне надо с мыслями собраться, на ходу как-то негоже… Все должно быть по порядку.

Тая

Да что по порядку-то?.. Ну, как хотите… Можно и посидеть. Мне все равно.

(Какое-то время сидят молча. Тая со скучающим видом смотрит куда-то вдаль, Алексей Филиппович потирает руки, покашливает, наконец, прерывает молчание.)

Алексей Филиппович

Я, значит, Тая, хочу с тобой поговорить. Серьезно. Ты женщина хорошая, положительная. Ничего, что замужем была. Я тоже был женат. Супруга у меня была постарше. И ничего в этом страшного нет. Вот и я тоже тебя старше – но это даже хорошо. Все-таки у меня опыту больше. А для семейной жизни это хорошо. В общем, предложение я тебе делаю. Чтоб, значит, выходила за меня замуж. И будем жить семьей. (Тая грустно усмехается, качает головой.) Что ты головой качаешь? Что скажешь?

Тая

Что-то я не пойму, Алексей Филиппович… Разве так предложение делают?

Алексей Филиппович

А как?.. Я, конечно, не специалист разговоры говорить… Но, по-моему, четко изложил… Что, мол, серьезные намерения… И что хочу все как положено…

Тая

Так-то оно так… Вы не сердитесь. Да только ведь, когда предложение делают, про любовь говорят. А так получается… Неизвестно что получается…

Алексей Филиппович

Тут ты права, Тая. Тут у меня недосмотр вышел. Любовь – это само собой. Любовь – конечно. Потому как, если бы любви не было, так ведь ничего бы и не надо. А так видишь, что получается… Я говорить не мастак, но только ты не сомневайся. Очень ты мне полюбилась. Так о тебе все и думаю. И представляю, как мы будем жить хорошо. А детишки появятся - детишек буду любить, не сомневайся. У первой жены дочка была – так я с ней хорошо обходился.

Тая

Алексей Филиппович, а у меня сын есть, Вы не знали?

Алексей Филиппович

Ну как не знал – знал. Только, говорят, он с отцом остался. Это, конечно, не очень хорошо, что без матери растет, - с одной стороны. Но с другой – мальчику отец нужен.

Тая

Да нет, Алексей Филиппович, не с отцом он, а с его теткой живет. Я его забрать хочу. А тетка не отдает. Все ей женихи не подходят: один – зачем молодой, другой – зачем красивый! Надо, говорит, Ленечке отца искать, а не себе… кобеля… Вы извините, но это не я так говорю, это тетка. Так что, невеста я с «приданым»… Зачем Вам опять чужого ребенка воспитывать! Найдите себе женщину свободную. Вы мужчина не старый еще, непьющий, самостоятельный. Найдете кого-нибудь…

Алексей Филиппович (после непродолжительного раздумья)

Ну что ж, сын – значит, сын… Даже и хорошо. А то ведь кто знает – вдруг у нас только девочки народятся, а тут уже и наследник есть! Я его на свою фамилию запишу – будет все как положено.

Тая

А вот и не получится, Алексей Филиппович! Муж мне развода не дает. Так что, я и не свободная, и не замужняя… И сына Вам на свою фамилию не записать. Так что, как говорится, разойдемся как в море корабли… Спасибо, конечно, за расположение Ваше. Но ничего у нас с Вами не получится.

Алексей Филиппович

Да… Обстоятельства, конечно, не очень положительные… Но ведь это все решить можно. Я могу с мужем твоим бывшим поговорить. Он же должен понять, что тебе надо жизнь свою устраивать. Так что, Тая, я все беру на себя. За тобой – только слово. Видишь, я на все согласен. Решай. Если не дашь согласия – что ж, отступлюсь. Но знай, что очень я к тебе расположен. Я только говорить не горазд – а так я очень… Полюбилась ты мне очень… Но вижу ты не расположена. Уж не знаешь, чем и испугать, чтоб отступился… Что еще придумаешь?

Тая

Не сердитесь, Алексей Филиппович! Вы хороший – правда! А мне и придумывать ничего не надо. Вот поедем завтра к тетке: если понравитесь ей, отдаст сына, то так уж тому и быть… Ну а нет - так на меня не серчайте! Только вряд ли Вы ей понравитесь!

Алексей Филиппович

К тетке, говоришь?.. А если отпустит со мной сына твоего – не обманешь?

Тая (смеясь)

Не обману! (в сторону) Ну это уж чудо будет! Не такие пробовали…

Алексей Филиппович (обрадованно)

Вот и хорошо. Оно и правильно. Ну, а теперь, можно, Таечка, и погулять. Можно и по набережной пройтись. Даже можно и мороженым угоститься. Я-то уж не буду – а тебе куплю, пойдем.

Тая (усмехаясь)

Ну, если мороженое – то пойдемте!

Сцена третья

Комната в доме тетки Николая – Анны Ивановны. Входят Тая, Алексей Филиппович, Анна Ивановна.

Анна Ивановна

Проходите, Алексей Филиппович, и ты, Тая… Дверь закроем – пусть мальчонка поспит, притомился. А пока чайку попьем. Садитесь к столу – чайник горячий. Вот и конфеты ваши, а у меня варенья наварено. Вы, Алексей Филиппович, варенье какое уважаете? (Собирает на стол.)

Алексей Филиппович

А какое поставите, Анна Ивановна, таким и будем угощаться. Все хорошо!

Анна Ивановна

Ну, пробуйте тогда вот эту вишню – без косточек, благородное варенье.

Алексей Филиппович

А сколько труда в него вложено! Ведь это надо каждую ягодку рученьками своими от косточки освободить! Не для ленивой хозяйки такое занятие…

Анна Ивановна

Да, уж не для белоручек… А Вы, Алексей Филиппович, понимаете. Это хорошо, когда мужчина с пониманием. Да и с мальчиком, я смотрю, хорошо у Вас получается. Видать, приходилось за детьми ходить? Свои-то есть, поди, - не молодой уж?

Алексей Филиппович

Да как сказать, Анна Ивановна… Опыт имеется, но своих не завел пока.

Анна Ивановна

Это как же так понимать прикажете? За чужими, что ль, присматривали?

Алексей Филиппович

Я, уважаемая, был уже женат однажды, так вот у супруги моей бывшей дочка имелась. Хорошая девочка, живая, сообразительная… Только вот худовата маленько - желательно ребенку быть полнее. Аппетит никудышный. Я за девочкой ухаживал, когда мать отсутствовала: и гулял, и кормил, и всякое такое… Так что, не сомневайтесь, с дитем могу поладить.

Анна Ивановна

Оно и видно, что умеете… Это хорошо. А только что ж теперь-то с девочкой сталось – да и с супругой Вашей?

Алексей Филиппович

Да видите ли, характерами мы разные оказались. Я человек обстоятельный, люблю, чтоб все по порядку, – да вот Тая знает… (Бросает взгляд на Таю – та нерешительно кивает. И вообще, с некоторым недоумением наблюдает за воркованием тетки и Алексея Филипповича…) А супруга моя… не очень порядок любила. Одним словом, когда порешила она вернуться к бывшему своему, я возражать не стал. Да и ребенку с родным отцом лучше…

Анна Ивановна (Все приготовив, усаживается за стол напротив Алексея Филипповича.)

Так, стало быть, Вы человек свободный, Алексей Филиппович… И что же дальше думаете? Какие планы имеете? (Бросает взгляд на Таю.)

Алексей Филиппович

А планы, Анна Ивановна, у меня очень положительные. Имею я намерение объединить наше с Таей существование. Будем создавать семью – все как положено. И мальчика не обидим, не сомневайтесь, уважаемая.

Анна Ивановна

Так чего ж мне в Вас сомневаться, Алексей Филиппович. Вы человек надежный, по всему видно.(Тая настороженно смотрит то на тетку, то на Алексея Филипповича.) Я ведь что… Я не злыдня какая-нибудь. Но только кому попало Ленечку не отдам. (Тая облегченно вздыхает.) Мальчик он хороший, здоровенький. Да и привыкла я к нему. Но, понятное дело, ребенку мать с отцом нужны. Что ж ему, как сиротинушке-то, жить… Я все надеялась, что у племянника моего с Таей наладится, да, видать, не судьба… Но кому попало не отдам…

Тая (с облегчением)

Ну, я так и знала, тетушка! На Вас не угодишь. Что ж, спасибо за чай и за варенье. Пойдемте, Алексей Филиппович. Ленечка теперь долго спать будет – чего Вам зря сидеть. А я, Анна Ивановна, завтра забегу…

Анна Ивановна (останавливая Таю)

А чего ты заторопилась? Я еще ничего не сказала. А Вы, Алексей Филиппович, пейте чай, давайте еще горяченького подолью. Я ведь что говорю… Кому попало, мол, не отдам. Приходили тут… Приводила Тая. Один молоденький – сам еще ребенок. Какой из него отец мальчику нашему! Конечно, я не отдала. Второй постарше маленько был – так зато уж такой раскрасавец, что глазам смотреть больно. Ну куда его такого! Будет он разве верным семьянином! Тая-то ведь жизни не знает, а я-то вижу, что к чему… Мы-то уж с Вами пожили, Алексей Филиппович, так, поди, людей лучше видим.

Алексей Филиппович

Полностью согласен с Вами, Анна Ивановна. Возраст в этом деле большое значение имеет. Когда человек постарше, так он и серьезнее, и со смыслом… И жизнь у него размеренная, и все как положено…

Анна Ивановна

Да-да… А где Вы, Алексей Филиппович, жить планируете, если семейством обзаведетесь? Или Вы об этом не думали еще? У Таи-то ведь комнатенка маловата…

Алексей Филиппович

Вы, Анна Ивановна, не беспокойтесь. У меня все продумано, все подготовлено. Жилье и сейчас имеется. А в случае семейства от завода обещали большую комнату выделить – и всего с одними соседями. Как же можно об этом вопросе не задуматься – дело не маловажное. Тем более что ребенку простор нужен – чтобы и поиграть можно было, и дышать свежо…

Анна Ивановна

Вот это хорошо! Это очень правильно. Уважаю я таких мужчин, Алексей Филиппович, которые обо всем заботятся, во всем толк знают.

Алексей Филиппович

Ну а как же! Мужчина в доме голова. Должен все обеспечить, чтобы и супруге, и детишкам удобно было и сытно.

Тая (в сторону)

Спелись…

Анна Ивановна (после паузы)

Ну так что же… Вижу я, что Тае, наконец, встретился мужчина порядочный, надежный. Думаю, Вы, Алексей Филиппович, и о мальчике заботиться будете. Не вижу причин отказывать. В общем, вот вам мое согласие.

Тая

Как?..

Анна Ивановна

Что ж ты так удивляешься? Думала, никогда Ленечку не отдам? Глупая, я ведь не из-за упрямства или вредности. Вот вышел случай подходящий – так чего я же противиться! Я только за! Ну, вы тут посидите или в сад идите пока. А я мальчика соберу. Проснется – покормлю, да и с богом! (Выходит.)

Алексей Филиппович (довольным голосом)

Ну вот… Все и сладилось.

Тая

Да уж… Не ожидала я…

Алексей Филиппович

Все и решилось. Ты помнишь, Тая, что обещала? Что, мол, если тетка сыночка отдаст, то примешь мое предложение…

Тая (обреченно)

Помню… Вот ведь… Не ожидала я… Ну что ж! Так уж, видно, суждено… Ох, что-то дышать мне нечем! Пойдемте, что ли, в сад, Алексей Филиппович…

Алексей Филиппович (подхватываясь)

Пойдем, Таечка, пойдем подышим. Мне и самому отдышаться надо – такое дело сделано! (Выходят.)

Сцена четвертая

Появляется Тая Григорьевна, продолжает разговор с невидимым слушателем.

Тая Григорьевна

Я получила сына и… не смогла обмануть Алексея Филипповича. Не из благородства, а по глупости. Или еще по какой-то причине… В общем, мы стали жить вместе. Алексею Филипповичу дали от завода даже не одну комнату, а целых две смежных – по тем временам, хоромы!.. Расписаться мы не могли – ты не давал развод. Антон Филиппович очень хорошо относился к Лене. Ходил с ним гулять, мастерил игрушки. Леня был славным мальчиком. Он привязался к Алексею Филипповичу и стал звать его папой.

…В тот зимний день Алексей Филиппович с Леней отправились в баню. На обратном пути они долго ждали трамвая, замерзли, и Ленечка заболел. Я почему-то сразу поняла, что он не выживет.

Когда маленький гробик опускали в землю, я подумала, что сейчас забросают ледяными комьями то, что еще связывало меня с тобой. Потом я потеряла сознание. Я не знаю – от горя или от того, что была беременна…

…Я смирилась с тем, что в моей жизни больше не будет любви – той, которая делает женщину счастливой. Да я и не особенно к ней привыкла. Годы с тобой пролетели как один день – солнечный, безветренный, ясный. Потом налетел ураган – вымел, высушил, выстудил. С тех пор в моем сердце закрылся клапан, отвечающий за женское счастье. Я и не возражала. На меня всегда обращали внимание мужчины, но для меня они больше не существовали. Пустота заполнилась тихой новой радостью материнства. Я родила Алексею Филипповичу двух дочек. А про своих мальчиков старалась не вспоминать. Мне нравилось стирать пеленки, застилать детские кроватки, шить девчонкам распашонки и платьица.

Старшей имя выбрал Алексей Филиппович. «Маруська… - улыбнулся он выданному в роддоме кульку. – Это наша Маруся…» Ну, Маруся – так Маруся! А через два года появилась Люся. Так уж, для созвучия назвали: Маруся да Люся…

Алексей Филиппович любил девочек. По-своему, конечно. Если на завтрак я варила ему два яйца, он съедал одно, а второе делил между дочками. Ты скажешь, тоже мне любовь! Но я-то знаю Алексея Филипповича. Он проявлял чувства своим, особенным способом. По-другому не умел. И знаешь, дочки на всю жизнь запомнили, как он разрезал это яйцо и торжественно вручал им половинки. Наверное, чувствовали, что за этим скрывается отцовская забота, любовь и даже нежность.

Он и ко мне свои чувства проявлял своеобразно. Тогда мне казалось, что не проявлял вовсе. Хоть и не верила я больше в женское счастье, но иногда все-таки хотелось ласки, каких-то особенных слов, от которых горят щеки и стучит сердце. А ничего этого не было. По вечерам я вспоминала тебя и, чтобы заглушить воспоминания, шла стирать белье. Алексей Филиппович обижался, что я опять затеваю стирку на ночь – как будто пережидаю, когда он уснет. Так и было на самом деле. Он, конечно, все понимал. И ждал. А я все еще помнила тебя. И ничего не ждала. (Перебирает фотографии, берет в руки одну из них.)

Ох, какая старая фотография… Марусе было почти четыре года, а Люсе два. Старшенькой я сшила платье на кокетке из зеленоватой бумазеи, подстригла ее и завязала на макушке бант. А Люсеньку одела в сарафан, из которого Маша выросла. Он был немного великоват, но на фотографии этого не видно. Это единственное сохранившееся предвоенное фото. Девчонки на нем серьезные и немного испуганные. Как будто знают, что очень скоро начнется война.

(Дальше возможно параллельно действие без слов – иллюстрация слов героини.)

…Война выжгла неизбывную тоску, которая затаилась в моем сердце. Или заглушила на время?.. Не до тоски стало и не до женского счастья. Надо было выживать. Эвакуироваться мы не успели… Калинин, хоть и не долго, но был под немцами. Алексей Филиппович все это время просидел за шкафом, который мы поставили на угол, чтобы высвободить местечко. Я подавала ему туда то еду с питьем, то ведро. Если бы немцы нашли – несдобровать бы ему. Он был членом партии с семнадцатого года, да еще и успел поработать мастером на швейной фабрике – небольшой, но начальник. Собственно, поэтому мы и не успели уехать. Рядовые граждане рванули в первых рядах, а мой, сознательный, дотянул…

Помню, нажарила я целую сковороду картошки. Еще с керосинки снять не успела – фриц заходит. Дверь-то только прикрыта была, так он и свалился как снег на голову. Хорошо, хоть Алексей Филиппович тихонько сидел. Увидел фриц нашу картошку, заулыбался, прогавкал что-то по-своему – и унес с собой сковороду. Остались мы и без обеда, и без сковороды. Я потом все боялась, то немец вернется – сковородку отдать. Они особо-то не зверствовали – дети их даже не боялись… Не вернулся. Да и сковородка больше не понадобилась… Жир кончился, а потом и картошка. Помню, как ползали мы за ней, родимой, под пулями. Собирали на поле, что осталось. Мороженые, подгнившие картофелины, смешанные с землей, - а как радовались им! Но это уж потом… Потом много чего было. И лебеду ели. Все как положено…

Когда совсем есть нечего стало, пошла я на барахолку кое-какие вещи сменять на продукты – поймали, осудили за «спекуляцию», дали небольшой, но срок… Сидел за меня Алексей Филиппович – тогда так можно было. Мы решили, что лучше он отсидит, а я уж с детьми… Чем-нибудь да накормлю, что-нибудь придумаю…

…Успел Алексей Филиппович и повоевать. Недолго, правда. Ранило его в голову, осколок застрял, не смогли достать – так всю жизнь с ним и проходил… А тогда, после ранения и операции, память потерял. Возили в санитарном поезде взад-вперед. Когда в очередной раз проезжали Калинин, вспомнил он вдруг, что это его родной город…

Пришел домой - худющий, круги под глазами. А я уж и не ждала, думала, погиб. Не успела обрадоваться, а он как начал орать да ругаться – чуть не в драку лезет. Кричит что попало, руками машет! Я и поняла, что с головой у него не в порядке. Потом-то ничего, отошел, только вспыльчивым стал. Раньше-то спокойным был, тихим. Но ничего, привыкла… А сначала уж больно тяжело было. Считай, с сумасшедшим жила. Думала, таким и останется, не знала, что и делать! Но ничего, немножко успокоился. Видать, осколок-то прижился или развернулся как-то поудачнее…

А партбилет, утерянный то ли на фронте, то ли потом, в беспамятстве, после войны Алексей Филиппович восстанавливать не захотел. Не знаю, почему, не хотел он говорить на эту тему. Я ему намекала, что с партбилетом-то жить лучше – а он только рыкнул «Не буду!» и желваками задвигал. Ну все, больше я его и не дергала. Может, он и прав: мы на оккупированной территории жили, чего лишний раз высовываться…

Да… Многое пришлось пережить. Но главное, я в войну чуть Люсю не потеряла. Умирала она у меня от голода. Маленькая, худенькая – лежит тихонько… Глазки распахнет и смотрит на меня – грустно так смотрит. А потом и глазки закрыла. Врач приходила. А что она могла сделать?.. Да и я… Сижу, слезы лью, руки опустились. Маруся-то, старшая, корку какую пососет – и ладно. Живучая она, Маруся. А Люсенька маленькая совсем, ей бы молочка…

Сцена пятая

Раздается голос Торговки. От него Тая Григорьевна вздрагивает, смотрит на разворачивающуюся сцену как бы со стороны, потом удаляется.

Торговка

Кому молочка – сметанки – творожка! Кому молочкааааа! Все из деревни, от своей коровки, свеженькое! Молоко, сметана, творог! Кому молока, сметаны, творога!

Выбегает Тая.

Тая

Женщина, женщина, мне надо, я куплю! Пойдемте скорее ко мне! У меня ребенок голодный, мне очень надо! Пойдемте быстрее! (Пытается схватить у Торговки из рук бидон и корзину.)

Торговка

Да что ты, девонька, что хватаешь-то! Не тронь!

Тая

Да я помочь Вам хотела. Пойдемте скорее!

Торговка

Да пойдем, пойдем, только не хватай ты за руки-то меня, а то ведь, не ровен час, уронишь да прольешь… Иду я, иду! (Заходят в квартиру Таи.)

Тая

Вот, ставьте на стол. Сейчас посуду принесу. Я и молока возьму, и творога, и сметаны… я у Вас все возьму! У меня деньги есть, Вы не сомневайтесь! (Бросается к комоду, достает деньги, кладет все на стол.) Сколько скажете, столько и заплачу! Мне главное – девочек моих накормить…

Торговка

Стой, красавица! Что-то я не пойму, ты что – деньгами собралась со мной рассчитаться?

Тая

Ну да… А что?..

Торговка (усмехаясь)

И что я с твоими бумажками делать буду? На лоб себе наклею? Или, может, на стенку повешу?

Тая (растерянно)

Почему на стенку… А как же…

Торговка

А так же! Деньги нынче ничего не стоят. А потому они мне без надобности. А вот если найдешь батистику или, в крайнем случае, сатинчику – вот это будет другой разговор.

Тая

Какого еще «батистику»?..

Торговка

Какого-какого… Ну, материалом каким-нибудь могу взять. Есть у тебя отрезы какие? И, может, еще чего ценное?

Тая

Нет… Откуда у меня отрезы… А ценного… Да и ценного ничего нет…

Торговка

Ну, на нет и суда нет! Чего ж ты меня тогда затащила! Вот ведь бессовестная какая! Еще и из рук вырывала! (Берет бидон и корзину, собирается уходить.)

Тая (кричит)

Нет! Не уходите! Только не уходите! Я найду что-нибудь… Я у соседки спрошу, подождите! (Выглядывает в дверь.) Граня, ты дома? Граня!

Граня (Появляется в дверях: в декольтированном халате, на голове - бигуди.)

Что за шум, а драки нету?

Тая

Гранечка, милая, помоги! Вот женщина молоко продает, и творог, и сметану… Мне так надо, Гранечка! Но у меня ни батиста, ни сатина нет… Ничего нет… А за деньги не отдают… Может, у тебя что-нибудь есть? Выручи меня, Гранюшка! Ты же знаешь, мне девочек кормить нечем, Люсенька уже… (Закрывает лицо руками, плачет.)

Граня

Молочко, говоришь? И творожок, и сметанка? А ну-ка, бабуля, показывай, что у тебя за молочко – небось синее, одна водица, ни жириночки, а?

Торговка

Да что Вы, дама! У меня товар что надо!

Граня

Ну, дама я или не дама – знать не Вама!.. А товар я хочу сперва увидеть – разворачивай, бабуля, свою продукцию!

Торговка

Да смотрите, смотрите – хоть и попробуйте, мне скрывать нечего.

Граня

Так и попробуем – а как ты, бабуля, думала! Ну-ка, неси-ка, Тая, посуду! Сейчас и попробуем.

Торговка

Только я должна быть уверена, что Вы, дама, со мной расплатитесь, как положено…

Граня

Ты посмотри на меня, бабуля, внимательно. Сперва анфас. Посмотрела? Теперь в профиль. (Поворачивается боком.) Ну, ты видишь? Ты видишь, какой у меня профиль, а? Картина! Разве я могу с кем-нибудь не расплатиться? Похожа я разве, бабуля, на человека, который может не расплатиться! Не сомневайся, бабуля, все оформим как положено! Че стоишь, соседушка – а ну марш за посудой! (Тая убегает, через некоторое время возвращается с посудой.) Так, ну-ка посмотрим, что тут у тебя есть бабуля… Ну, молочко-то вроде жидковато. Ну да ладно, сойдет. А сметана… сметана – ничего, жирненькая. И творог вроде приличный. Ладно, уговорила, берем все! Так, давай, Тая, перекладывай да переливай – да побыстрее! А то бабулю задерживаем. Ей ведь еще, небось, коровку доить да поросят кормить… Есть у тебя, бабуля, поросята? (Пока Граня отвлекает Торговку разговорами, Тая переливает и перекладывает товар. Граня глазами показывает, чтобы уносила миски из комнаты. Тая понимает и быстро все уносит.)

Торговка

Да какие поросята, о чем вы! Чем нынче тех поросят кормить! Ну, один, правда, есть… Так что, если надо, так скоро мяско будет. Но уж за мясо, понятно, оплата посерьезнее. Молочко-то – оно каждый день у коровки. А мясо – сами понимаете…

Граня

Да уж я-то, бабуля, понимаю, можешь не сомневаться! Я, бабуля, страсть какая понятливая! Меня, бывала, мамаша в детстве из всех детишек выделяла – а нас четверо было. Вот если надо что посложнее сделать, где соображалка требуется, – так мамаша всегда меня назначала. У меня, бабуля, с детства соображалка хорошо развита. Вот, знаешь, у некоторых руки сильные, а у которых ноги… А у мужиков еще бывает, знаешь, бабуля, такая штуковина…

Торговка (отмахиваясь и хихикая)

Да ну Вас, ей-богу, надумали чего!

Граня

И правда, бабуля, чего это я, тебе-то уж про эту штуковину не очень интересно… Я вообще-то про свою соображалку говорю – а мужики-то так уж, кстати пришлись. Да они всегда кстати, мужики-то! Ты просто не помнишь, поди, бабуль! (Смеются.) Ага, ну вот, посмеялись мы с тобой, бабуля… А теперь смотри внимательно. Видишь, деньги лежат? Тая по доброте душевной все их тебе выложила. А я так думаю, что это многовато… Вот держи, бабуля, десятку. А если у тебя какие вопросы появятся или несогласие – так вот там, за углом, у нас милицейский участок. Так что, если ты, бабуля, не согласная, участковому-то пожалуйся – может, он тебе что и присоветует. А может, за спекуляцию привлечет. Так что, иди, бабуля, с миром! А если молочко твое ребенка спасет от голодной смерти – так, может, и тебе зачтется!

Торговка

Да как же Вам не стыдно! С виду дама серьезная. Профиль у нее, говорит, профиль… А я уши-то и развесила! Бесстыжие твои глаза!

Граня

А ты, бабуля, поосторожнее, а то я тебя за оскорбление привлеку! Иди, откуда пришла, родная! А поросенка зарежешь – мясо приноси, мы купим. (Выталкивает возмущенную Торговку, поворачивается к Тае.) Эх ты, нескладеха! У тебя ребенок помирает, а ты скромничаешь, тихоня! Давай корми свою Люську. Я после зайду еще, поговорить надо. Есть возможность устроить тебя в Суворовское училище – уборщицей. Там и сама подкормишься, и детям перепадет. Курсантов, а особенно офицеров, хорошо кормят. Они даже в тарелках оставляют. Я сама сперва хотела на это место, но у меня другая перспектива появилась… Ну че стоишь-то! У ней девка помирает, а она стоит! (Направляется к двери, Тая выходит следом.)

Тая

Спасибо тебе, Гранюшка! Спасибо, милая! Не знаю, как и благодарить тебя!..

Сцена шестая

Кабинет в Суворовском училище. Тая протирает влажной тряпкой кожаный диван. Разговаривает сама с собой.

Тая

Ну вот… Теперь уж нигде ни одной пылиночки! Я же понимаю: убирать кабинет начальника – это не то, что коридоры мыть… Тут надо с особой тщательностью. Хотя я коридоры скребла будьте нате! (Садится передохнуть.) Да я готова им все до блеска начистить за такую-то кормежку! Дай бог Гранюшке доброго здоровья, пристроила в такое сытное место! Мне сперва даже плохо стало, когда столько еды сразу увидела – отвыкла… Конечно, домой нельзя уносить… Но все носят. И я ношу. А что делать, девчонок надо кормить! Это же не воровство. Все равно поросятам отвезут – а что мои девчонки хуже поросят, что ли? Ну ладно, передохнула маленько – и хватит, надо еще цветы полить… (Встает, смотрит на диван и в ужасе хватается за голову.) Ой, мамочки, что это? Диван-то весь разводами пошел! Что же я наделала-то! Тряпка, что ли, грязная была?.. Да нет, вроде… Ну-ка другой протру – эта уж точно чистая. (Снова протирает диван, потом отворачивается, выжидает время – и снова бросает взгляд на диван, и снова протирает.) Опять! Опять мутный! Откуда только эти разводы берутся? Что делать! Испортила ведь я диван, испортила! Ну все, теперь выгонят меня, точно выгонят!

В дверь заглядывает завхоз Георгий Иванович.

Георгий Иванович

Ну точно, она еще здесь! А я иду, смотрю: дверь открыта… (Входит.) Ты чего это, Тая Григорьевна, так долго возишься? Я думал тебе предложить разносчицей… хлебное место, а у тебя ведь двое дома. Но ты, по всему видать, не больно-то расторопна…

Тая (со слезами)

Георгий Иванович, миленький, помогите! Не знаю, что с этим проклятым диваном делать! Тру его, тру – а он мутнеет – и все тут!

Георгий Иванович (Сводит брови, важно кашляет.)

Мутнеет, говоришь? А чем же ты его трешь-то, Тая Григорьевна? Не мокрой ли тряпкой?

Тая

Ну да… Я ж хотела пыль стереть, чтоб все чисто было. Все-таки кабинет начальника…

Георгий Иванович

Да кто же кожаный диван мокрой тряпкой протирает! Кто тебя этому научил?

Тая (всхлипывая)

Никто не учил… Я кожаной мебели сроду не видела. Хотела как лучше… А что нельзя мокрой, да? А что ж теперь делать-то? Я теперь век не расплачУсь!

Георгий Иванович

А ну-ка, прекратить слезы! Нечего мокроту разводить. И так вон уже… наследила. Возьми-ка лучше сухую тряпку да пойдем со мной. Дам тебе масла – чуть-чуть на тряпку капнешь и протрешь диван. Заблестит как новый!

Тая (обрадованно)

Правда?! Ой, Георгий Иванович, как я Вам благодарна, Вы даже не представляете! А я ведь вас боялась… Усищи вон какие – страх один! А брови – так и вовсе дремучие… А голос, голос – то! Как рявкнете – душа в пятки проваливается! Но, оказывается, Вы такой добрый, такой замечательный! (Бросается обнимать.)

Георгий Иванович (освобождаясь из объятий)

Ну-ну, полно, полно… Ишь, набросилась… Идем. Да закрой кабинет-то, чтоб никто этой срамоты не увидел…

Тая

Ага, пойдемте! А Вы про раздачу правду сказали?

Георгий Иванович (усмехаясь)

Ишь ты, и впрямь осмелела! Поставлю, поставлю тебя на раздачу – но только если будешь успевать и с уборкой.

Тая

Да я рада-радешенька! Хоть целыми сутками буду работать, лишь бы детей накормить! (Уходят.)

Сцена седьмая

В квартире Таи. Тая спит, сидя за столом, положив голову на руки. Граня стучит в дверь, потом входит.

Граня

Есть кто живой? (Видит спящую Таю, прикрывает рот рукой.) Ой, мать моя, да ты спишь… А я-то разоралась… Ну, спи, спи… (Собирается уходить.)

Тая (просыпаясь)

Граня, это ты… А я тут…

Граня

Спи, спи, я в другой раз… Да, может, легла бы в кровать…

Тая

Нет, нет, Гранюшка, какой там спать! Скоро опять на работу… Ты садись…

Граня (Садится на стул.)

Я чего пришла-то… Говорят, у тебя сегодня Люська отчудила… Так я узнать, может, чего надо… А тебе, кроме как выспаться, ничего, видать, и не надобно…

Тая

Ох, Граня, не говори… Мне когда завхоз место разносчицы предложил, так я ему, знаешь, что сказала? Что, мол, сутками готова работать. Для красного словца больше сказала – а ведь так и вышло. На той неделе как во вторник ушла, так в среду и вернулась. Двадцать пять часов дома не была! И на раздаче, и на кухне помогала – Зина Шустрова заболела. А потом помои на подводу грузила. А ночью коридоры мыла да в кабинетах порядок наводила. Что делать, зато девчонки накормлены. Вон он, бидончик-то – из нержавейки, перед самой войной купленный… Хороший бидон, английский, что ли… Горлышко у него узкое, крышка плотная. Напихаю туда, сколько смогу… Все остатки со столов офицерских. Открыто, конечно, нельзя таскать. Но если немножко – ничего, пройдешь. Идешь, бидончиком покачиваешь, будто он пустой… А если в двух руках – так уж точно остановят. Все заставят вернуть – и вылить в помои. А главное, уволить могут.

Граня

Вот ведь гады! Тут дети – а они свиньям!..

Тая

Да нет, что уж… Порядок есть порядок. Хорошо, хоть так… Приду, девчонок накормлю – а оставить особенно нечего. Если только хлеба с солью. Вот и сидят, жуют помаленьку да ждут. А в среду прихожу – они плачут. Чего ж, говорю, вы, дурехи, ревете – вон же хлеб в тарелке, высох совсем. Почему не съели? А Маруся говорит: «Так ты не говорила, что можно…» Ну, тут и я сними за компанию поплакала.

Граня (вытирая глаза)

Вот ведь! Скажи-ка…

Тая

А сегодня, Гранюшка, возвращаюсь с работы, еле плетусь – устала ужас как! Смотрю, около дома толпа – и все на наши окна смотрят. А в окне моя Люся! На самый карниз вылезла, двумя пальчиками за раму держится – кокетливо так, Граня, ты представляешь! Пигалица такая! И кричит: «Силёза! Иди сюда, Силёза!»

Граня

Чего-чего кричит?

Тая

Ну, мальчика зовет, Сережу. А Сережа тот уже за угол заходит. Так Люська моя так вся и свесилась на улицу, чтоб его увидеть. Женщины внизу только охнули. Стоят, замерли, не знают, что делать. А в комнате Маруся плачет и рот рукой закрыла – боится сестренку напугать. Я, Граня, встала как вкопанная и не могу пошевелиться. Весь двор замер… А Люська увидела меня – и быстренько в комнату прыгнула, поняла, что влетит…

Граня

Так вот оно что! А я не пойму, в чем дело. Во дворе рассказывают – и все по-разному. А она, оказывается, вона чего! За мальчиком! Недавно лежала-помирала – и на тебе, а? Вот ведь бабская натура! Сызмальства ведь лезет!

Тая

Ох, и вдула же я ей, Граня! Так лупила, чуть душу не вытряхнула! Маруся заступиться хотела – и ей досталось. Отошла немножко, опустилась на стул и чувствую: нет во мне больше никаких сил. Девчонки поревели и затихли. И такая тишина кругом, Гранюшка, - ну прямо мертвая! И тут я заплакала. Так себя жалко стало! И знаешь, мужа своего вспомнила. Как он меня жалел, по голове гладил, как целовал, какая белозубая у него была улыбка… И все-все… И так мне захотелось к нему прижаться, обнять, обцеловать… И простить. И прощения попросить. Но я не смогла. Гордая я, Гранюшка, хоть и замученная. Даже в мыслях не могу его простить. Даже на пять минут…

Граня

Так ты вон о каком муже-то…

Тая

О нем… Но ты забудь, Граня. Это я так, по слабости.

Граня

Да я-то забуду… Да… Вот ведь как… Ну, пойду я. Может, чего надо тебе?

Тая

Да нет, я уж сама. Пойду чайник поставлю. Скоро на работу опять. Ничего. Я сама. (Уходят.)

Сцена восьмая

Поликлиника. Тая стучит и входит в кабинет. Видит Медсестру, но принимает ее за врача.

Тая

Здравствуйте, доктор! Я вот тут с пальцем…

Медсестра

Милая, да я не доктор, я медсестра. Проходи, садись сюда. Подожди маленько. Доктор скоро будет. Хороший он хирург, и человек хороший. Но курит – как паровоз! Ну что ты будешь делать! Каждые полчаса выходит. Уж весь пропитался табаком – не отмыть, если б кто и захотел… Да вот то-то и оно, что нету у него никого. Война-то кончилась, а горе осталось…

Тая (сев на предложенный стул)

Да… Пережили мы войну, перемогли… Много горя у людей… Но все-таки жизнь потихоньку восстанавливается.

Медсестра

Да, конечно, что и говорить! А что с пальцем-то у тебя?

Тая

Уколола…

Медсестра

Уколола? Чем же ты так уколола, что хирург понадобился?

Тая

Иголку швейную под ноготь засадила! В ателье я работаю. Раньше – токарем, на заводе. А потом ушла – муж не хотел, чтоб в мужском коллективе работала. Ревнивый он у меня…

Медсестра (усмехаясь)

Небось повод даешь?

Тая

Да нет, просто он старше меня на одиннадцать лет – вот и ревнует к каждому столбу… Пришлось новую профессию освоить, женскую. До войны еще выучилась портняжному делу…

Входит Хирург.

Хирург

Так, что у нас тут? Намотано-то, намотано… Снимайте все!

Тая

Здравствуйте…

Хирург

Здравствуйте, здравствуйте, снимайте, говорю, все.

Тая

Что – все? Раздеваться, что ли, совсем?

Хирург

Милочка, Вам к хирургу или к гинекологу?

Тая

К хирургу… У меня вот палец…

Хирург

Ну так зачем же Вы раздеваться собрались?

Тая

Ну Вы же сами говорите…

Хирург

Я говорю, бинты снимайте – мне из-под них не видно, что у Вас там с пальцем.

Тая

А!.. Ну да… (Поспешно разматывает бинт.) Я иголку под ноготь засадила. Сначала вроде ничего – а потом как распухнет! А потом как будто гнить начал… Я все думала, обойдется… А он – вон…

Хирург и Медсестра какое-то время молча смотрят на палец Таи.

Медсестра

Ох, девонька, что ж ты так долго шла-то до нас…

Хирург

А надо было еще подождать – может, и само бы рассосалось!

Тая

Доктор, я же понимаю, что затянула… Но что же теперь делать?

Хирург

Теперь? А теперь только отрезать!

Тая

Как? Как отрезать?

Хирург

Ну, а как Вы хотели? Еще бы немножко подождали – всей руки бы лишились. А так только палец.

Тая (пряча руку)

Да Вы что! Не может этого быть! Я в прошлый раз чуть не умерла в больнице – и то выжила! А тут… Как же я без пальца буду?!

Хирург (пожимая плечами)

Подумаешь, без пальца! Люди без рук, без ног живут – и ничего.

Тая

Некоторые и без мозгов живут и не жалуются! (Прикрывает рот рукой, испугавшись собственной дерзости. Махнув рукой, выбегает из кабинета, хлопает дверью. Следом за ней – Медсестра.)

Медсестра (Догоняет.)

Стой, милая, стой! Ну что ты, что ты! Нельзя тебе уходить – дело-то серьезное.

Тая (останавливаясь)

Конечно, серьезное! Попробуй-ка без пальца проживи – я же портниха.

Медсестра

Да что ты! Доктор же пошутил! Резать, конечно, будут, но не отрезать же…

Тая

Пошутил? Ничего себе шуточки!

Медсестра

Да, уж он у нас такой. Да ты не сердись. Он хороший. Вот и меня за тобой послал. Идем, идем… Вон в тот кабинет – там операционная у нас. Придется, конечно, потерпеть – уж настраивайся… (Обнимает Таю и ведет в кабинет.)

Тая

Потерплю… (Заходят в кабинет.)

Сцена девятая

Квартира Таи. Тая садится за швейную машинку, шьет. Входит Граня.

Граня

Привет, труженица!

Тая

Здравствуй, соседушка. С возвращением! Ну как отдыхалось у матушки?

Граня

Да какой там отдых, в деревне-то! Тоска… Так, повидала всех – и ладно. А ты, смотрю, приспособилась левой рукой-то…

Тая

Да, куда деваться!

Граня

Вот ведь дурында! Гнала я тебя тогда к врачу, гнала – а ты все-таки дотянула!

Тая

Не говори! Как вспомню – жуть! Ох, и натерпелась я, когда палец мне кромсали! Дали полотенце – зубами держать. Из кабинета вышла вся мокрая, шатаюсь…

Граня

Да тебе ведь вроде не один раз его резали?

Тая

Ага, несколько раз еще чистили. Лечат, лечат – а он ни в какую! То распухнет, то замокнет! Доктор-то уж и шутить перестал… Вон он какой страшный, палец-то мой, исковерканный весь.

Граня

Да ладно, главное, не отрезали совсем.

Тая

Ну да…Но из ателье все равно пришлось уйти – какая из меня закройщица без правой руки!

Граня

Да я смотрю, ты и левой управляешься!

Тая

Ну, это так, дома, когда спешить никуда не надо. Столько времени только левой все делала – так привыкла…

Граня

Ой, Тая, я в поезде такое платье на барышне видела! Я тебе нарисую! Сошьешь?

Тая

Сошью, куда ж денусь!

Граня

И то правда: чужим людям шьешь, а уж родной соседке…

Тая

Граня, ты уж молчи про шитье-то мое, ладно? А то ведь могут и привлечь за работу на дому!

Граня

Да что ж я не понимаю, что ли! Будь спокойна! А у тебя, смотрю, заказов-то много… (Разглядывает разложенные недошитые вещи.) Только материал какой-то все…

Тая

Да какой там материал! Тряпки старые. Народ-то не богато живет… все из старья перешивают. Когда богатые клиентки с отрезами попадаются – так это праздник у меня! Из новой-то ткани кроить – одно удовольствие, не то что старье пороть и каждый сантиметр выгадывать.

Граня

Да, я что хотела спросить… Вы правда переезжаете?

Тая

Да, Алексею Филипповичу на Чайковского две комнаты предложили. С соседями, но комнаты большие, светлые, не проходные… И вода горячая. Так что, наверное, переедем.

Граня

Тая…

Тая

Что?

Граня

Ты адрес-то оставь, мало ли что…

Тая

Ну конечно, Гранюшка! И в гости позову – только обустроимся. Ты мне не просто соседка… Почти родственница! Если не ты – не знаю, что бы с моей Люсенькой стало… Помнишь, как ты тетку ту с молоком обработала? (Смеется.) Она и понять ничего не успела! Да, это сейчас смешно…

Граня

Вот-вот… Тогда-то не до смеху было. Ты вот не знаешь… А я тебе сейчас скажу, теперь уж можно. Помнишь врачиху-то молодую? Ну, которая Люсеньку осмотрела и говорит: ничем, мол, помочь не могу, а надо, говорит, питание и все такое… Ну, помнишь?

Тая

Приходила какая-то… Лица не помню. А что?

Граня

Да не в лице дело. Она второй раз, через неделю, знаешь зачем приходила?.. Удостовериться, что Люська твоя померла.

Тая

Как? Ты что?

Граня

А вот так. Думала врачиха-то, что Люся не выживет, – больно уж слаба была. Выходит, неделю ей сроку и дала. Очень удивилась барышня! Хорошо, что я ей дверь открыла – так она хоть успела лицо другое на себя надеть, а то ведь пришла-то как на похороны. Вот… Стало быть, Люську-то мы с тобой из самых когтей смерти вытащили. Еще бы немножко…

Тая (со слезами, обнимая Граню)

Гранечка, если бы не ты… Я не знаю, что бы сама делала! Спасибо тебе, спасибо! (Обнимаются, какое-то время сидят молча.)

Граня (будто очнувшись)

Да, ты тогда тихоня была… Теперь-то побойчее стала!

Тая (усмехнувшись)

Так это меня жизнь бойкой сделала. Иногда как вспомню, какой в молодости была, так и самой не верится! Будто другой человек во мне жил. Ничего от той девчонки, Гранечка, не осталось, ничего. И ничего меня теперь с прошлым не связывает.

Граня

Так уж и ничего? Чай, с Филиппычем-то так и живете не расписанные?

Тая

Да. Николай все свой характер тешил – так и не дал развод. А теперь не знаю, где он, жив ли… Знаешь, я иногда думаю: лучше бы погиб! Не потому лучше, что не нужно его согласия на развод добиваться, а потому, что жизнь моя перестанет раздваиваться. Я же, Гранюшка, все равно немножко его жена, понимаешь?

Граня

Да как не понимать, подруга…

Тая

Меня это вроде как греет… Но это там, где-то очень глубоко… А в реальной жизни мешает. Я давно другая. У меня и характер изменился, и внешность, и все-все… А эта тоненькая ниточка все портит. Я было подумала, что надо разузнать, жив ли он на самом деле. Но куда идти и с чего начать, не знаю. А с Алексеем Филипповичем стараюсь об этом не говорить. Мне как будто стыдно… Я и знакомым говорю, что первый муж на Финской погиб. Никто и не знает, что мы с Лешей не расписанными живем. Ты вот только. (Раздается звонок в дверь.)

Граня

Ну вот, кого-то несет. Один звонок – ко мне тащатся. Не дадут поговорить. Это, наверно, Машка со своей картошкой. Говорю же, из деревни привезла, а она не отстает – хочет, чтоб и у нее купила. Ладно, пойду, потом поговорим еще. Покумекаем, как бы твоего Николая разыскать. (Уходит, но очень скоро возвращается, заглядывает в дверь с выпученными глазами.) Тая, а это, по-моему, он… Слышишь? Вот ведь вспомнили – а он тут как тут! Сам нашел. Ты только это… спокойно… Ну-ну, чего побледнела-то! Ну, пусть заходит, а? (Не дожидаясь ответа, пропускает в дверь Николая.) Пожалуйста, Николай, проходите, садите вот на стульчик… Ага… Вот… Ну, я пойду… А вы тут… Ага… Ну, пойду я… (Выходит. Николай садится на стул, сидит неподвижно.)

Тая (Сначала отворачивается от Николая, испуганно прикрыв рот рукой. Потом начинает говорить в зал.)

Да, ты сам нашел меня. Вот так вдруг позвонил в дверь – и в нашей квартире чуть не рухнули стены. Сердце мое стучало так, что слова рассыпались, и я не знаю, как говорила с тобой. Но говорила. И голос свой слышала. И по-моему, звучал он до странности спокойно. Или мне казалось?.. Что говорила – не помню… Потом ты рассказывал, как воевал. А я все смотрела на твой рот и ждала, когда улыбнешься. Так хотелось увидеть твою улыбку! Но почему-то ты так ни разу и не улыбнулся… (Поворачивается к Николаю, садится за стол.)

Николай (как бы продолжая рассказ)

…Вот такая история… А вообще-то, когда в атаку идешь, особо не разбираешь, куда, чего… Сто грамм для храбрости – и вперед, «За Родину!», «За Сталина!». Большие начальники, конечно, кумекали, что к чему, а мы только команды выполняли… Ну, а уж рядовые –и подавно. (Слышит стук двери.) Идет кто-то…

Тая

Да, это муж. Пора ему.

Николай

Муж… А я тогда кто?

Тая

Ты? Ты – по паспорту. А он – по жизни. Дети у нас, Николай. Семья. Конечно, муж, а как же! Думаешь, развод не даешь – так я сижу и жду? Нет, милый мой, у меня своя жизнь, у тебя – своя. Общий только штамп на бумажке. Понял?! Ты бумажный муж, а он – настоящий!..

Сцена десятая

Входит Алексей Филиппович.

Тая

Вот, Леша мой пришел… (Порывисто встает, бросается к Алексею Филипповичу, обнимает, целует – тот оторопело смотрит то на Таю, то на Николая.) Вот, Лешенька, познакомься, это Николай. И ты, Николай, познакомься, это мой муж, Алексей Филиппович. (Николай встает; пожимают друг другу руки.)

Алексей Филиппович

Ну что ж, очень рад… (Подходит к столу, по-хозяйски расправляет скатерть.) Вы, Николай, присаживайтесь, мы с Таей гостям всегда рады. Я пойду чайку соображу. По части заваривания чая я, можно сказать, специалист – жена не даст соврать. Это, вообще, мужское дело. Всякая стряпня – это одно, а чай заварить – тут надо все по порядку. Это уж должен хозяин! Ну, сидите тут пока, разговаривайте, а я похлопочу. (Уходит.)

Николай (Долго сидит молча, глядя в пол, потом поднимает глаза.)

Тая, ты счастлива? (Тая молчит. Николай придвигается, смотрит ей в глаза.) Дурацкий вопрос… Ведь не любишь его, да? Зачем тебе все это? Вернись ко мне. Неужели ты меня еще не простила? У нас еще все будет! А этот… Он больше похож на твоего свекра, чем на мужа…

Тая (Отстраняется и будто пробуждается от последних слов Николая.)

На свекра, говоришь? Не понравился он тебе? А мне все равно, понравился он тебе или нет. Запомни: хуже – но не ты! И нет у тебя права его судить. А я тебе только одно отвечу: дай наконец развод!

Николай Ну уж нет! Не дождешься! (Вскакивает, не попрощавшись, уходит.)

Алексей Филиппович (Просовывает голову в дверь.) Что это гость твой? Куда побежал? (Тая сидит молча, с каменным лицом.) Ушел, видать… Пойду дверь закрою за ним, а то мало ли чего. А ты это… Граню, может, позвать? А? Что молчишь-то? Позову...

Граня (Входит в комнату.) Ну? Чего тут у вас? Эй, подруга, ты окаменела, что ли? Сидишь, как статуя… Неужели прогнала?.. Такой мужик! Я бы ему все простила! А глазищи – ох какие глазищи! Вот люблю я когда у мужиков глаза… А то, бывает, не поймешь: то ли смотрит, то ли уже спит… Как у Филиппыча твоего… Ой, че-то я не то болтаю… Слушай, ну а что с разводом? Даст он тебе развод? Ну, об чем вы договорились? Тая, ты меня слышишь? Тебе плохо, что ль? Валерьянки, может? (Тая встает, направляется к двери.) Э-э… ты чего надумала?! А?! Ну-ка, прекрати! Куда пошла-то?

Тая (пожимая плечами, очень спокойным голосом) Пошла жить дальше. Варенье надо открыть – к чаю… Леша не знает, какое… Чай будешь?

Граня

Буду… У меня пастила есть. Пойду принесу… (Обе выходят.)

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Сцена первая

Большая светлая комната. Уютно, часы на стене, фикус в углу. У зеркала Люся – прихорашивается. За швейной машинкой Тая Григорьевна – наметывает шов.)

ТГ

Ох, Людмила, до чего же вы с Марусей выросли быстро… Незаметно. А какие вы разные у меня получились – прямо удивляюсь!

Люся

Конечно, разные. Машка – старшая, вы ее с папой всегда больше любили.

ТГ

Ну что ты такое говоришь, Люся!

Люся

А что, не правда, что ли! Машке все всегда первой покупали – а мне одни обноски!

ТГ

Ну, села на любимого конька!.. Сколько же можно об одном и том же! Сколь уж переговорено…

Люся

Да все я понимаю, мама. Денег вечно не хватало, приходилось изворачиваться, перешивать, перелицовывать… Но мне-то ведь от этого не легче было! Знаешь, как хотелось что-нибудь новое – и чтобы специально для меня. Что я, замарашка какая, что ли…

ТГ

Это ты-то замарашка! Ты посмотри на себя: худенькая, хрупкая, как фарфоровая статуэточка! Пальчики тоненькие, ручки белые, нежные. А как волосы в косы заплетешь да вокруг головы уложишь – ну красавица, да и только! А главное, ведь как манерно говорить научилась и глазами поводить – откуда только набралась! Хотя, если честно, в меня ты, Люська. Я мужчинам всегда нравилась. Только они для меня не существуют – а потому мне с ними легко. Вот и ты, смотрю, парнями-то крутишь-вертишь, а они за тобой как собачки бегают. Хоть бы Марусю научила. Сестрица-то в папашу пошла. Тоже, как он, губы подожмет, брови насупит… Если еще ее не приодеть – так никто и не взглянет.

Люся

Ну, конечно, оправдание нашла! Всегда ты, мама, так! Тебя не переговоришь!

ТГ

А чего меня переговаривать! Ты лучше скажи, почему никого из своих ухажеров в дом не приводишь? Стесняешься, что ли? У нас и фикус, и часы – все как у людей… Вон хоть бы Валеру привела да чаем угостила. А то я ведь с ним у подъезда познакомилась… Ты посмотри, какой парень хороший! Жениться хочет, любит тебя.

Люся

А ты откуда знаешь?

ТГ

Ну, говорю же, у подъезда ждал. А потом… Ну, в общем, заходит он иногда, так, поговорить… Повлияйте, говорит, на Людмилу… А как я на тебя повлияю… А парень-то правда хороший, сразу видно.

Люся

Вот ведь, репей, прилип! Я ему все объяснила, а он не отстает!

ТГ

Что же он тебе совсем не нравится, что ли? Такой симпатичный…

Люся

Да нет, мам, он ничего, конечно… Но, ты понимаешь, он маленького роста. Я когда на каблуки встаю – так выше его делаюсь на два сантиметра.

ТГ

Ты что измеряла, что ли?

Люся

Что же измерять, и так видно!

ТГ

Ну, а если и низковат, так что ж тут такого! Главное, человек хороший, и не жадный – это много значит. А то вон как я-то с твоим отцом живу… Нет, он хороший, конечно. Но… не то чтобы жадный, а чересчур экономный, что ли… Деньгам счет любит, сам ими и распоряжается. Я ведь, Люсь, даже не знаю, какая у него зарплата – не докладывает. Выдаст, сколько надо в магазин сходить, - и все. А то лучше сам пойдет – знаешь ведь… Любит он это дело. Накупит продуктов, еле тащит – стукнет сумками об пол и довольным таким голосом: «Нате, ешьте!» Нравится ему быть добытчиком и кормильцем. Чтоб все сыты. Но ничего лишнего. Копеечка к копеечке… А того не понимает, что так жить скучно. Да вот и вам – на каждую обновку у него проси! Дать-то даст, но сперва насупится, потом тайком отсчитает деньги – и выдает как кассир из окошка. Помнишь, как десятку-то уронил, а я ногой наступила?

Люся (улыбаясь) Помню! Ты ему: «Леш, что это у тебя на щеке-то, дай-ка вытру. Ой, да не оттирается! Или синяк? Иди-ка посмотри в зеркало». Пока папа смотрел, ты десятку-то и припрятала! Ох, и артистка ты, мама!

ТГ

Ага, артистка… Из прогорелого театра… (Сама с собой) Да, уж не так я с первым-то мужем жила… Уж баловал, нежил – что и говорить! Только вот потом в одночасье все хорошее перечеркнул…

Люся

Что ты говоришь?

ТГ (махнув рукой)

Да то и говорю, что Валера-то не такой… И любит он тебя. Всю жизнь будет на руках носить – уж я вижу!

Люся

А я?

ТГ

Что – ты?

Люся

Ты спросила, хочу я, чтоб он меня на руках носил? А если я его не люблю?

ТГ

…Да, дочка, об этом я как-то не подумала… как-то забылось об этом. За заботами, за делами – забылось… (Какое-то время смотрит в окно, потом продолжает изменившимся голосом.) Права ты, Люсенька, ох как права! Не ходи без любви замуж. Тяжко с нелюбимым мужем жить…

Люся (удивленно и настороженно) Ты чего, мам?

ТГ (опомнившись) Ну а чего… Вот представила, что с нелюбимым мужем в постель ложиться… Прямо дрожь берет!

Люся (усмехаясь) Ну вот! Ты только представила, а мне всю жизнь предлагаешь с нелюбимым… Ладно, пойду я, мам!

ТГ

Ну, давай, давай! Ох, красавица ты моя! Ну, а я пойду щи варить… Кислые, с квашеной капустой… Отец любит… (Уходят.)

Сцена вторая

Прошло время. Семья живет уже в отдельной квартире. Звонят в дверь. Тая Григорьевна появляется с Граней.

ТГ

Проходи, дорогая моя, проходи! Вот, видишь, как мы устроились… Наконец-то ты сподобилась меня навестить…

Граня (осматриваясь)

Да, меняете жилье как перчатки… Да какие перчатки! Другие носки реже меняют!

ТГ

Ой, не говори, Гранюшка! Надоело по коммуналкам-то! Сейчас все норовят в отдельную квартиру переехать, так чем мы хуже! Ты садись, чайку попьем, поговорим, давно не виделись. Пойду чайник поставлю…

Граня

Да чего кишки-то полоскать! (Достает бутылку.) Я вон винца прихватила. Сооруди какую-нибудь закусочку, да и посидим, поболтаем.

ТГ

Винца, говоришь?.. Ну а что, можно и винца. (Берет бутылку, рассматривает.) Бутылка-то какая красивая! Ладно, пойду чего-нибудь соображу. Видишь, как у нас, – вход в кухню из комнаты… Так что, мне слышно будет! Ты расскажи, как живешь, что нового. (Выходит в кухню.)

Граня

Да что нового… Так и живу одна. Годы только прибавляются – вот они и новые… Это у вас вон новости какие! Квартира отдельная! Только правда чудно’ как-то… Дверь в кухню – из комнаты… Специально такую выбирали, что ли?

ТГ

Да прямо, специально! Могли бы на третий этаж с балконом поехать, но дед на этой настоял: недалеко от его швейной фабрики, а главное, с подвалом. У нас внизу особый такой подвал, на отсеки разгороженный. У каждого жильца вроде своей кладовки. С замками, ключами, железной дверью… Очень это понравилось Алексею Филипповичу. Ты знаешь, сколько у него всякого хлама хранится! Все домой тащит. Гвоздь кривой на дороге увидит – дома выпрямит и в баночку сложит. (Входит с подносом, расставляет закуску, наливает вино.) А инструмента сколько! И по швейному делу, и всякого! Он ведь починить не только швейную машину может, а что хочешь!

Граня

Это да! Это я помню! Рукастый – ничего не скажешь! Ну, давай, подруга, за встречу! (Выпивают.)

ТГ

Вкусное вино-то… Закусывай. Вот сыр бери, огурчики… Капусту попробуй – дед сам квасит. Ну да… Так вот из-за подвала мы на первый этаж поехали. А квартира-то сырая, темная, холодная. И дверь эта в кухню… И коридорчик маленький совсем. Но дед как уперся – не сдвинуть. Так и переехали. Зимой под окнами ледяная гора намерзла, а люди все равно норовят рядом с домом пройти… На горку эту шагнут – и как раз голова в окне торчит, представляешь!

Граня

Да ты что! Вот ведь упрямый какой у тебя Филиппыч! Да все лучше, чем одной-то… Девки-то разлетелись?

ТГ (вздыхая)

Да, Гранюшка, разлетелись… Давай, что ль, по второй! Чего уж…(Выпивают.)

Граня

Чего вздыхаешь-то? Обе дочки в Ленинграде живут. Там и колбаса, говорят, в каждом магазине, и что хочешь… Не то что у нас!

ТГ

Это да! Еще хлеб там у них черный круглый – вкусный, у нас такого почему-то не пекут…

Граня

Как девчонки-то устроились, все нормально? Старшая ведь у тебя замуж выскочила?

ТГ

Вышла… Да видела бы того мужа! На голове шлешь, сам какой-то сальный весь, противный. Старше намного. И разведенный. Ох, я как узнала – ревела всю ночь! Ну, думаю, похожа на отца Маруся, а судьбу, видать, мою повторяет! И свадьбы-то у них толком не было, втихомолку расписались. Вот ведь в лесу леса не нашла! А тут еще… Стыдно и сказать…

Граня

Чего?

ТГ

Да ведь приставать ко мне начал выпивши-то!..

Граня

Да ну!

ТГ

Ну! Ты, говорит, у меня, теща, баба хоть куда! А сам за бок щиплет! А я развернулась да как хлестану его полотенцем! Ты, говорю, зятек, смотри поаккуратнее шути! Я, конечно, баба хоть куда, но если руки в ход пущу – то ты уж мужиком-то вряд ли останешься!

Граня (Смеется.) Так и сказала? Ну молодец!

ТГ

А что! Это я раньше тюхой-матюхой была, молчала да сопли глотала, а теперь палец в рот не клади – откушу!.. Да, Гранюшка, вот такой Марусе моей муженек попался. У него жена молодая – а он старух щиплет!

Граня

Вот тоже старуху нашла! Ты еще очень даже! Это я вон вся морщинами пошла – а ты все цветешь!

ТГ

Да я ведь, Граня, на зятя-то психанула, а потом прикинула: а у него со мной разница в годах такая же, как с Марусей, только наоборот, конечно, - 13 лет. Видала, какая арифметика…

Граня

Так он такой старый!.. Хотя что я… У тебя самой-то с Филиппычем разница в возрасте, небось, такая же?

ТГ

Поменьше на пару лет. Доченька меня обскакала… А я после того случая, знаешь, о чем подумала? Что вообще-то я не старая, а уж давно и думать забыла о женской своей сути. Получается так, что по-настоящему женщиной я была только несколько лет. Только с первым мужем. А потом – то притворялась, то терпела, то просто жила по привычке… Ничего. Наверное, не одна я так живу. Сколько лет прошло… И столько дел в жизни – некогда особенно задумываться… (Замолкает ненадолго, потом продолжает со слезами в голосе.) Ой, Граня, что же я наделала! Что сотворила со своей жизнью! Потешила женскую гордость – и лишила себя женского счастья! Как подумаю, Граня, - такая тоска наваливается – почти смертельная! Нет-нет, и вылезет, гадюка, и жалит, и жалит…

Граня

Ох, мать моя, я и не думала, что ты еще помнишь своего Николая… А оно вон, значит, как… Тоска, говоришь? А что же мне-то тогда делать? Волком выть? У тебя вон и муж, и дети. А я что? Одна-одинешенька. Столько мужиков было – а ни один к моему берегу не прибился. Только я уж все свои слезы выплакала. Хватит, не заслуживают они, кобели, ни одной нашей слезинки! Давай-ка лучше выпьем, дорогая моя! (Наливает.)

ТГ

Ой, нет, Граня, я не буду. Ну его, это винище! Это все от него: и слезы, и разговоры эти.

Граня

Ну, как хочешь, а я выпью. (Опрокидывает рюмку.) И вот что я тебе скажу. Выброси ты этого Николая из головы. У тебя своя жизнь, у него – своя. Чего уж теперь!

ТГ

Да, ты права, Гранюшка, чего уж теперь… Да я его и не видела больше, жив ли еще…

Граня

Жив-здоров, не сомневайся. С них, с мужиков, как с гусей вода…

ТГ

Знаешь чего или так брешешь?..

Граня

Теперь и не знаю, говорить тебе или нет… У тебя вон тоска – а тут еще я со своим трамваем…

ТГ

С каким трамваем?

Граня

Да я ведь чего пришла-то… Новости у меня. Николая твоего давеча в трамвае встретила. Хотя какая это новость: ну встретила и встретила…

ТГ

Живой, значит… Надо же, а я ни разу за эти годы его не встретила… А может, он и не здесь живет – а так, проездом. Мало ли как жизнь сложилась…

Граня

Чего это не здесь-то! Очень даже здесь… Живет и в ус не дует.

ТГ

Так ты с ним говорила?! И он тебя узнал?..

Граня

Да я, понимаешь, на билет пятачок передала мужику – а он мне потом сдачу сует. Лицом-то повернулся – мать моя! Николай! Я его уж больно хорошо запомнила. Симпатичный, ничего не скажешь. И сейчас тоже ничего. Он-то меня сперва не признал, конечно…

ТГ

Ну что он, как?

Граня

Он-то… Да мы две остановки всего и ехали вместе… Про тебя спросил. Как, мол, Тая. А я говорю: все у нее хорошо, дочки замечательные… Ну а что, девчонки-то у тебя и правда хорошие. Это, может, и есть главное – детей вырастить. Вот у меня их нету, так и болтаюсь – ни пришей, ни пристегни…

ТГ

Ну, а он-то, он-то что?

Граня

Ну, а что он… Я ж говорю, две остановки только… Он… И он тоже…

ТГ

Чего тоже, Граня? Ну не томи! Чего душу из меня тянешь!

Граня

Да ничего я из тебя не тяну… говорю же: и он тоже… детей растит…

ТГ

Как?.. У него дети есть?..

Граня

Ну как сказать… Живет он с женщиной, двоих детей растит – а вот ее ли дети, или общие, не спросила. Ну я же говорю: всего две остановки…

ТГ

Да поняла, поняла! Две остановки. И детей двое. И женщина другая. (Замолкает, сидит неподвижно.)

Граня

Ну чего ты! Ну да, живет он с другой – а что же ему одному мыкаться? Такой мужик – и один?! Он и так вот сколько тебя ждал… Ну ты чего каменная-то сделалась! Не пугай меня, ей-богу! Сколько лет прошло – целая жизнь, считай! А у вас вон как все ладно: все как у людей… Вот тебе и Алексей Филиппович. Хоть и старый, и некрасивый – а видишь как! Все сложилось у вас. Правильно говорят: стерпится – слюбится! А?..

ТГ (как будто очнувшись)

А?.. А ну-ка, подруга, наливай свое вино!

Граня

Вот это правильно! Выпьем, Тая, за нас, волшебных, и за бешеный успех!

ТГ

Чего?..

Граня

Ну, это тост такой у меня… был… Сейчас-то, конечно, поздновато за успех… Ну, давай просто за нас! (Тянет рюмку – чокнуться.)

ТГ

Нет, подруга, давай не чокаясь! Все. И точка. Теперь уж все… (Опрокидывает рюмку, следом выпивает Граня.)

Граня

Ну ты даешь!.. Не чокаясь – прям как на поминках… Ладно, ты это… смотри тут! Чтоб все нормально! А? А если че – так я по старому адресу, ты знаешь. А сейчас пойду я. А то скоро, небось, твой вернется… И потом, легла бы ты поспала, что ли… Ну, разберетесь, не маленькие… Пойду! (Встает, хочет обнять Таю Григорьевну, но та отстраняется.)

ТГ

Иди… Дверь захлопни. Я зайду к тебе. Потом. (Граняуходит, несколько раз останавливаясь, глядя на подругу и сокрушенно качая головой. Тая Григорьевна долго смотрит куда-то перед собой, потом начинает говорить с невидимым собеседником.) Ну, вот и все… Когда услышала, что живешь с другой и детей растишь, так горько мне стало! Так больно! Дошло, наконец, что потеряла я тебя навсегда. А до этого все-таки где-то глубоко, в тайне от самой себя, не верила… Но что же делать, все равно надо жить дальше. И нашла я спасительную мысль – что ты женщину свою не любишь и живешь с ней тоже без радости и без счастья… А куда ж деваться – не одному ж тебе, правда, мыкаться! И я вроде как даже тебя пожалела. Уж кому как не мне знать, как жить с нелюбимыми… Я знала, всегда знала, что ты меня только любишь. А другого мне нельзя было знать – а то я бы не выжила…

…Скоро Маруся моя родила дочку, и мы с Алексеем Филипповичем превратились в бабушку и дедушку. Тогда матерям только два месяца давали по уходу за ребенком. Зять сказал: «Отдадим в круглосуточную группу!» Он вообще не хотел так скоро ребенка. У него от первого брака дочь росла – так и она не особенно нужна была. А тут еще одна! Дед из-под бровей зыркнул, зубами заскрипел и тихо так сказал, но увесисто: «Только через мой труп!» Я и не ожидала, что он так может… Ну, а зять не очень-то и спорил. И взяли мы к себе внучку. Маруся укатила с мужем в свой Ленинград – скитаться по коммуналкам. А Люся кооператив построила, а потом и замуж вышла – так уж, время подошло, да и вышла. А любви-то большой так и не дождалась…

С Филиппычем нас расписали, когда тридцать лет вместе прожили – по факту. Тебя я не искала, но, похоже, развод ты мне так и не дал? Вот ведь упрямец! В законном браке мы с дедом недолго и пожили… И дедом-то он всего четыре года побыл.

Сцена третья

Тая Григорьевна надевает черный платок. Входят Люся и Маруся, все садятся за стол.

ТГ

Ну вот, девоньки, и нету папаньки вашего больше…

Люся

Это все дача ваша! Мало того, что ребенка повесили, так еще и дачу им подавай!

Маруся

Чего тебе дача-то поперек горла встала! Сами за нее платим. Отец не брал деньги – так я на маму высылала, правда, мам?

ТГ

Да правда, правда… Ну что вы надумали ругаться! Ты, Люся, на Марию не нападай!. Неточку мы у них сами забрали – дед так решил. А на даче, конечно, летом лучше. И воздух, и речка, и дом деревянный – дышит… В этом году переднюю сняли – светлую, сухую, больно хорошо! Да и если уж честно говорить, на даче я больше устаю: с керосинками этими да ведрами… А дед-то чего? Только что в город за продуктами…

Люся

То-то и оно!

ТГ

Это все жара. А он ведь сердечник… был. Да и год високосный… Я ему говорила: ну куда ты в такую жарищу собрался! Погоди, спадет маленько… А он - ни в какую! Ребенок, мол, надо продуктов привезти… Как будто так бы не прожили… Ох, дед, дед… (Вытирает слезы, Люся с Марусей тоже плачут.) Давайте, девчонки, поминем еще вашего папку. (Наливает, выпивают.)

Маруся

Жара-то, правда… Мухи еле летают.

ТГ

Вот то-то и оно… А я сперва не придала значения. Ну, мало ли что… А его день нет, два нет… Чувствую, не то что-то, должен бы давно вернуться. Ну, и правда. Продуктов-то успел накупить, сумки собрал – в коридоре перед дверью поставил. И пошел, видать, под душем охладиться. Там его и нашли…

Люся

Ой, мам, давай без подробностей! И так тошно!

ТГ

Тошно… А думаешь, мне не тошно было! Внучку пристроила в деревне, а сама одна тут. Пока еще вы приехали! В морге торопят: жара, говорят, столько дней лежит… Хорошо еще, мужики с фабрики со мной ходили, один речистый такой… Ну, вы видели. А то прям хоть без вас хорони!. Я им костюмы-то и отдала… Они рады-радешеньки. Мало только на поминках-то побыли… Ну, давайте, что ли, убирать со стола – уж вряд ли кто еще зайдет.

Маруся

Какие костюмы? Ты что, мам?

ТГ (Убирая со стола.)

Да ничего я. А что ты удивляешься? Вот и мужики тоже уж больно удивились… У отца три костюма новых в шкафу висело, а он всю жизнь в спецовке ходил. В одном-то в гроб положили, а два отдала. И инструменты его раздала…

Люся

Да когда ж ты это все успела, мама? Хоть бы после похорон…

ТГ

Вот ты бы посидела тут, в этой квартире, одна – так я бы посмотрела… Не знаю… Нашло что-то на меня… Надо бы, конечно, после похорон. Несите посуду в кухню. (Люся и Маруся собирают посуду со стола, уходят в кухню. Тая Григорьевна продолжает говорить – в зал.) И правда, чего мне так захотелось от вещей скорей избавиться? Много и лишнего раздала – как будто жить дальше не собиралась. Наконец-то вытащила шубу его старую, заплатка на заплатке. При жизни-то не давал до нее дотронуться. Я потом узнала, почему… У нас мусорная машина к дому два раза в день приезжала. И водителя мы хорошо знали – не первый год работал. А тут вдруг сменился. Смотрю, молодой парень. Возьми да и спроси: «А где же Василий? Никак заболел?» «Да нет, - говорит, - Василию теперь незачем помои возить. Он в мусоре золотую шубу нашел. (Я так и замерла!) Да, шубу старую кто-то выкинул, так Вася хотел от нее кусок оторвать – на сиденье бросить. А в шубе деньги оказались – целая прорва! Васька с радости запил. И вообще, похоже, рассудком повредился. Шальные деньги на голову свалились – вот крышу и снесло!» Да уж, думаю, шальные!.. Мои деньги-то, от меня заныканные, от дочек моих! Люся-то до сих пор попрекает, что в Марусиных обносках в школу ходила. А он – в шубу… Эх, Алексей Филиппович! Хотел ты, видать, нам наследство оставить – и у нас же отнимал. Видишь, как получилось… Ну да ладно! Это не самая большая потеря в моей жизни. Переживем. Главное, чтобы Василий совсем не спился. Дай Бог ему здоровья! (Тоже выходит в кухню.)

Сцена четвертая

Тая Григорьевна сидит у кроватки внучки, пишет письмо.

ТГ (заглядывая в кроватку)

Ну вот, и уснула моя хорошая… Устала… Надо Марусе рассказать, как мы сегодня деду тополей насажали. (Пишет.)У нас рядом с домом тополя обрезали. Неточка увидела и говорит: «Жалко». А я говорю: «Давай поставим в воду». И поставили. А они все корни дали. Тогда Неточка говорит: «Надо посадить». А я говорю: «Куда?» А она говорит: «К дедушке в садик». Это она так могилу называет. (Читает, что написала.) Ой, как нескладно… Я говорю, она говорит… Что-то и письмо не пишется! (Берет вязанье.) Да… Тоскливые зимой вечера. Неточка уснет – и хоть волком вой! Раньше-то всегда Филиппыч рядом: то газеты читает, то телевизор смотрит. Больно уж он хор Пятницкого любил. А балет терпеть не мог! Мол, зачем там мужики в чем попало – срам!.. А на кладбище-то я сегодня всплакнула… Вот, говорю, Алексей Филиппович, оставил ты меня одну! А Неточка услышала и спрашивает: «Почему одну, бабуля?» Я поправилась: «Одних…» А она говорит: «Двоих!» Я спорить не стала… Но если разобраться, живем мы с Неточкой не «вдвоем», а «одни». Потому что обе мы с ней одинокие! Вот и Алексея Филипповича моего не стало, и Неточка спит – сижу вечерами, нет-нет и о тебе подумаю… Как ты там, что делаешь… А потом себя одерну: у самой внучка растет, а все о чужом мужике думаю! Хотя, конечно, какой же ты чужой… Но ничего, утром внученька проснется, зазвенит ее голосок –и вся моя тоска уйдет…

Да нет, нам хорошо с Неточкой. Живем себе тихо, спокойно. Спешить никуда не надо. Неточка в садик не ходит, я не работаю. Получаю пенсию за Антона Филипповича – двадцать восемь рублей пятьдесят четыре копейки, по утрате кормильца, значит… Моя-то пенсия еще меньше. Стажа рабочего совсем мало оказалось. Всю жизнь вроде трудилась, а пенсии нормальной не заработала. Маруся каждый месяц деньги высылает на ребенка – правда, не бог весть какие, но нам хватает. Что нам особо надо – старой да малой! Мяса у нас в магазинах нет, а на рынке покупать – что мы, буржуины, что ль, какие! Это уж роскошь! Летом, как на дачу выезжаем, грибы солю и сушу, варенье варю – благо, подвал большой, есть где хранить, спасибо Филиппычу. Так нам и мяса не надо никакого: наварю картошки или гречневой каши. И уплетаем за обе щеки! Правда, Неточка аппетитом особым не отличается, но мои варенья-соленья любит.

В Ленинград к родителям едем – везем с собой гостинцы. Нагружусь так, что зять потом еле тащит от поезда до такси. Надо, говорит, носильщика взять. Куда, мол, ты, теща, столько везешь! А как потом есть сядет – так только за ушами трещит, и не говорит уж, зачем много привезла. А я еще у них пирогов напеку: с капустой – как Маруся любит, сладких – для Неточки, своих любимых ватрушек и с рисом и яйцом – для зятя, ладно уж. Хоть и не терплю его, паразита, но накормить всех люблю. Пироги мои людям нравятся. Но когда пеку – под руку не попадайся! Все у меня в кухне так и летает, так жаром и пышет! К пирогам талант должен быть, чутье. А просто так, по рецепту, печь – ничего не получится. Испечешь, конечно, но таких, как у меня, ни за что не выйдет! Они и на второй день такие же пышные да вкусные. К сожалению, дочкам я этот талант не передала. Но зато много народу пирогами своими накормила… Ой, ну вот с кем я сейчас разговариваю, а? Нет, так рехнуться можно! Надо спать ложиться. Скоро весна, а там, глядишь, и на дачу собираться… Ничего… (Выключает свет.)

Сцена пятая

В деревне (где семья снимает дачу). Водитель и Тая Григорьевна.

ТГ (вдогонку внучке)

Неточка, осторожно, смотри! На дороге хоть и мало машин… Да ее уж и след простыл!

Водитель

Мне тоже пора. Разгружайся – и я поехал.

ТГ

Да ты что! Как же я одна все это разгружу!

Водитель

Ну а чего ж ты думала, когда столько скарба набирали! Я и так погрузить помог… А мне за это не платят…

ТГ

Да я же не бесплатно прошу. Заплачу, не сомневайся, я же понимаю...

Водитель (Нехотя начинает разгружать вещи вместе с ТГ, но с интересом присматривается к ней.)

Надо было предупреждать, что такая дорога. Я кабы знал, какие тут рытвины, ни в жизнь бы не поехал!

ТГ

Ну, во-первых, я сама не знала, что за зиму все так размыло. Каждое лето ездим – а такое первый раз! Во-вторых, зачем же я тебя стала бы предупреждать, если бы ты не поехал? На себе мне, что ли, все это везти? А в третьих, мог бы и повежливее, я все-таки женщина!

Водитель (усмехаясь)

Вижу, что женщина. А где ж твой мужчина? Почему одна?

ТГ

Похоронила я его.

Водитель (Сочувственно качает головой.)

А… Вдова, значит…

ТГ

Выходит, вдова. Третий год уж вдова…

Водитель

А девочка, значит, наполовину сирота?

ТГ (Вздрагивает.)

Чего это сирота! У нее и мать, и отец есть. Вот выйдут в отпуск – приедут.

Водитель (удивленно)

Да?.. А ты ей кто же?

ТГ (усмехаясь)

Ну а сам-то как думаешь?

Водитель

Ну, думаю, что не сестра.

ТГ

Вот то-то и оно! Бабушка я, кто же еще! Мне уж без двух лет шестьдесят.

Водитель (Роняет от удивления коробку.)

Иди ты!

ТГ

Да что же это! Побьешь мне всю посуду! И чего тебя так удивило?

Водитель

Да уж больно хорошо ты сохранилась. Видать, сладко прожила, за широкой спиной.

ТГ

Ну, выходит, так… Ну, вот все и разгрузили – а ты переживал

Водитель (Шумно вдыхает, как будто нюхает воздух.) Какой воздух-то, а?

ТГ (улыбнувшись)

За воздухом и ездим, за него и деньги платим.

Водитель

А эта коробка – что, пустая, что ли? Здоровая с виду, а весу нет совсем…

ТГ

Игрушки! Две коробки игрушек тащим.… Зачем, говорю, Неточка, столько брать – на даче и так есть чем заняться. Нет, говорит, надо все – а то они скучать будут. Смешная!

Водитель

А у меня тоже внук есть – отдельно живет, но в гости часто привозят. Интересные они…

ТГ

Это точно! Вот моя - казалось бы, маленькая, а ведь заполняет собой всю мою жизнь! Да чего уж там, и меня саму-то жизнью наполняет. Смотрю на нее и столько всего нового вижу, удивительного, чего в детях рассмотреть не успела… Неточка, когда совсем малышкой была, забавно слова коверкала. Однажды танцует под радио – самозабвенно так, глаза закрывает… А потом вдруг резко остановилась. Стоит – и только легонько ручками пухлыми вверх-вниз помахивает. Я ей говорю: «Потанцуй еще!» А сама хлопаю в такт музыки – артистку подбадриваю. А Неточка вдруг голову сердито наклонила, руки опустила, отвернулась и бурчит: «Я уже потанцула!» Мне и смешно от этого «потанцула» - и совершенно не понятно, почему у внучки настроение испортилось, что вообще в ее маленькой кудрявой голове происходит… Смотрю на нее – и умиляюсь! Такая нежность во мне – как будто волнами накрывает. Странно, но ничего такого к собственным детям я, кажется, не успела испытать. Конечно, мальчики были со мной совсем не долго, а девочки в войну росли… Но ведь должно бы что-то остаться в памяти… А - забылось, осталась одна забота, опасение, что не успею вырастить, поднять, помочь…

Водитель

Ну, так жизнь-то непростая – забот хватает… Внучку сама растишь?

ТГ

Да, сначала с дедом, пока жив был, теперь одна… Незаметно внученька выросла. В конце лета заберут ее родители в Ленинград. Квартиру, наконец, получили. Как раз к Неточкиному первому классу. А то все по коммуналкам скитались… Я, конечно, рада за них за всех. Особенно за внучку: будет жить, как положено, с отцом да с матерью. Зять, какой ни есть, а все – отец. И в школу, понятно, Неточке надо там поступать: родители образованные, помогут и проконтролируют, как надо. А мне куда уж – три класса образования…

Водитель

Неужели три класса?.. А я думал, ты учительница или там еще кто…

ТГ

Скажешь тоже! Ну вот, за разговорами-то и разгрузили. Не заметили – а ты боялся!

Водитель (сверкнув глазами)

Да уж с такой бабушкой чего ж бояться! А тебя как звать-то, бабушка?

ТГ (сухо)

А это Вам ни к чему! Вот деньги, хватит? ( Протягивает купюру.)

Водитель (немного смутившись)

Понял. (Берет деньги.) Ну, ты… Вы, это, берегите себя.

ТГ (хмыкает

Ладно. Спасибо.

Водитель

А… Ну что ж, до свидания.

ТГ

До свидания.

Водитель (Собирается уходить, но останавливается.)

До свидания, бабушка. Хорошая Вы женщина. Чтоб все хорошо у Вас было… Ну, поехал я…

ТГ

И Вам не хворать! (Водитель уходит.) Вот ведь!.. (Улыбается.) Сам дедушка – а туда же! Пойти воды принести… Надо было его послать… Ой, нет, тогда бы чай пить напросился – ну его! (Тая Григорьевна вдыхает полной грудью.) На этом воздухе-то я, пожалуй, отдышусь…(Входит в избу.)

Сцена шестая

Телеграф. Звучит голос: «Ленинград – вторая кабина!» Тая Григорьевна торопливо заходит в кабину, берет трубку.

ТГ

Алло! Алло! Маруся! Плохо слышно… (Выглядывает из кабины.) Девушка, плохо слышно… Хрипит… А вот… Маруся! Здравствуй, Маруся! А? Чего кричу? Так не слышно было… Да я не паникую… Ну, как вы там? Как Неточка? (Слушает.) Ну, хорошо… Ты смотри следи, чтобы ноги у нее всегда в тепле… Перевод-то? Да получила я, Маруся, получила, да, десять рублей… Только ты мне больше не высылай! Ну зачем! Раньше на ребенка высылала – а теперь что… Я, Маруся, с почты шла – слез не могла удержать! Так обидно, что не заработала приличную пенсию. (Слушает.) Да понятно, что дети должны о пожилых родителях заботиться… Но я-то ведь не немощная какая… Домой пришла – и давай документы все перерывать. Только что толку перекладывать с места на место! Не хватает у меня, Маруся, двух лет и десяти месяцев до семидесяти рублей! Что говоришь? Нет, Марусенька, семьдесят – это у кого стаж полный! А ты думала…Пятьдесят шесть рублей семьдесят восемь копеек – вся моя пенсия, это после перерасчета. Нет, не вздумай! Я же тебе говорю, чтоб и эту десятку не высылала – вы сами-то не больно жируете. Ты за меня, Маша, не беспокойся! Я вот что решила. Выхожу на работу. Ну кем-кем… Уборщицей – кем я еще могу… В строительный трест устроилась. Сил у меня достаточно, а работы я никогда никакой не боялась. Что ты молчишь? А? (Слушает, немного отодвинув трубку.) Ну что ты кричишь – оглушила!… Я же в перчатках буду. Ну, и туалеты – а что такого. Нет, доченька, я так решила. Что мне дома одной делать! А так и веселее, и пенсию, глядишь, нормальную заработаю. Я, может, до ста лет проживу – а если и нет, так хоть год, но почувствую себя человеком. А то всю жизнь пашу, а… (В голосе слезы, замолкает ненадолго.) Ой, Маруся, я что забыла сказать-то! Я на ту твою десятку шелка японского купила – Неточке на платье. Веселый такой – белый, красными горохами. Юбку сошью солнцем. Хоть и много материала уйдет, зато красота какая! Вот Неточка приедет летом… А? Да-да! Заканчиваем! Все, Марусь, время вышло! Неточку поцелуй, девочку мою! Я… А? А, все уже… (Выходит из кабины. Несколько мгновений стоит задумавшись. Потом говорит сама себе.) Ладно, пошла! Завтра на работу -новая жизнь начинается!

Сцена седьмая

Строительный трест. Тая Григорьевн чистит, моет, убирает. Появляется Николай Иванович – завхоз.

Николай Иванович

Как хорошо у нас стало! Чистота ослепительная! И как это мы раньше жили? А цветы на подоконниках откуда, а, Таечка Григорьевна? Приветствую вас, как жизнь молодая?

ТГ

Здравствуйте, Николай Иванович! Уж скажете – молодая! Я Вас- то, поди, годков на десять старше. А цветы из дома ношу – у меня много, разрослись, надо рассаживать, вот и приношу. А то без цветов как-то скучно.

Николай Иванович (Говорит, периодически поправляя волосы.)

Да, с цветами, конечно, лучше и веселее. А про возраст, Таечка Григорьевна, я вам так скажу. Может, по паспорту вы и постарше будете – но только по паспорту. А по глазам вашим – я бы и пятидесяти не дал!

ТГ

Ну, уж Вы хватанули, Николай Иванович! А Вы, я смотрю, тоже молодеете день ото дня. Вон как за собой следите: и в галстуке стали на работу приходить, и ботинки блестят. И глаза-то – тоже поблескивают… Уж не влюбились ли Вы, Николай Иванович?

Николай Иванович (Краснеет, смущенно покряхтывает.)

Влюбляются молодые. Это уж их дело. Но могу откровенно сказать: имею я симпатию. И очень мне радостно от этого. Утром только проснусь – сразу вспоминаю и улыбаюсь. Вот ведь как бывает!

ТГ (Немного смущенно, но довольно улыбается.) Да уж, Николай Иванович, чего только не бывает! Бывает, что живешь и не думаешь ни о чем таком, а оно - раз! – и случается… Ну, проходите, проходите – а то мне надо тут пол помыть. Все уже пришли, как раз до перерыва высохнет.

Николай Иванович

Прохожу, прохожу – как же, такой славной работнице мешать нельзя! Потом зайдите ко мне, надо моющие получить – и вообще… (Уходит.)

ТГ (Разговаривает с невидимым собеседником.) «И вообще…» Вот смех-то! Седина в бороду – бес в ребро! Волосы-то десять раз, наверно, поправил. Это уж верный знак: хочет понравиться. Да я и сама-то не лучше! На работу собираюсь – и так перед зеркалом встану, и эдак… Платье вон новое сшила за два вечера. Седину закрасила. К тресту подхожу – какое-то замирание в груди происходит. Сама себе удивляюсь! Чего уж там говорить, приятно мне его внимание. Да и зовут его Николай. (Усмехается.) Николай Второй! (Появляется Зинаида Игнатьевна.) Дамочка, вы к кому? Если к секретарю или в отдел кадром – то это левое крыло. А тут… тут у меня намыто…

Зинаида Игнатьевна (неприветливо) Зачем мне отдел кадров! Я к Николаю Ивановичу. Он у себя? Что Вы так на меня смотрите? Жена я его. Хочу мужа своего видеть.

ТГ

Ой, извините, не знала. Проходите, пожалуйста… Извините меня!

Зинаида Игнатьевна

Да ничего, ничего. Вы, наверное, недавно работаете – откуда Вам знать. (Уходит.)

ТГ (помрачнев, опустив руки) Да, об этом я и не подумала… Кажется, в последнее время вообще думать перестала. Хожу по улицам, птиц слушаю, светами любуюсь… Ну, а что мне думать! Я ведь замуж за него не собираюсь. Просто вдруг вспомнила, что живу… Как тот пень в апрельский день… Да, тетка, вовремя ты появилась! Длинная-то какая – прямо с телеграфный столб! Вся какая-то помятая, неумытая, нос на пол-лица, на голове – гнездо… Но меня-то лет на пятнадцать точно помладше будет. Только что толку-то… А то и толку! Что нечего фантазировать. (Появляются Николай Иванович и Зинаида Игнатьевна, проходят мимо – к выходу.)

Зинаида Игнатьевна

Ну, до свидания, видите, я не надолго приходила.

Николай Иванович

Я не ухожу, Тая Григорьевна, только супругу провожу.

ТГ (Кивает.) Ага, до свидания. Хорошо, Николай Иванович. (сама с собой) Как же ты сразу уселся-то, Николай Второй… Пригнулся весь, глаза спрятал… Да, не во время весна-то моя случилось – больно уж припозднилась. Да в один день и кончилась. Все! Птицы охрипли, цветы отвернулись. (Продолжает мыть пол.)

Николай Иванович (Возвращается, проводив жену.)

Тая Григорьевна, я вот что подумал. Вы говорите, у вас цветов дома много… Хоть бы когда позвали в гости. Очень любопытно посмотреть. А?

ТГ (Сначала смотрит удивленно, потом отвечает бодрым голосом.) А приходите, Николай Иванович – я пирогов испеку, чайку попьем с супругой Вашей. А то ведь даже не познакомились. Как ее зовут-то?

Николай Иванович (обескураженно) Зинаида Игнатьевна зовут… А зачем с супругой?

ТГ

А как Вы хотели! Не могу же я Вас одного пригласить! Тем более что жена у Вас такая замечательная, ВИДНАЯ женщина. (в сторону) За версту видать! (Николаю Ивановичу) Приходите завтра. Хотите, я сама супруге вашей позвоню – дайте только номер.

Николай Иванович (Вскрикивает, машет руками.) Нет!!!

ТГ

Да чего ж вы так испугались? Ну, не хотите – не буду звонить, сами приглашение передайте. Только уж не подведите – а то пироги кто есть будет! Пропадут!

Николай Иванович

Вот Вы как… Ну что ж, с супругой – так с супругой. Оно и верно, так-то приличнее. Завтра, значит. Ладно, думаю, Зина не будет против. Она пироги любит, а сама не печет. И в гости любит ходить. Любила… Последнее время как-то не к кому… Ну что ж, завтра часиков в семь?

ТГ

Да хоть и в семь… Я пораньше на работу приду – все тут намою, а потом и пирогов напеку, чтоб свежие, горяченькие.

Николай Иванович

Ага… Ну, пошел я…

ТГ

Ага… Идите. Да и я пойду. Воду поменяю. (Уходят.)

Сцена восьмая

Дома у Таи Григорьевны Гости (Николай Иванович с Зинаидой Игнатьевной) входят в комнату, оглядываются. Слышен голос Таи Григорьевны

ТГ

Вы проходите, за стол садитесь. У меня все готово, сейчас чайник несу!

Николай Иванович

Может, что помочь, Тая Григорьевна?

Зинаида Игнатьевна

Что ты надумал, какой из мужчины помощник на кухне. Я помогу.

ТГ

Нет-нет, не беспокойтесь! Я уже иду. (Входит с чайником, начинает разливать чай по чашкам.) Вам, Зинаида Игнатьевна, покрепче?

Зинаида Игнатьевна

Нет, что Вы, от крепкого зубы желтеют. Вот так и хватит заварки. Я, знаете, зубы берегу.

ТГ (усмехаясь в сторону)

Вот это вы правильно, Зинаида Игнатьевна! Желтые зубы очень внешность портят. Даже если и с лица красивенькая, и фигурка ладненькая, и причесочка, и одета как с иголочки, а зубы желтые – и все! Все пропало! Правда ведь, Николай Иванович?

Николай Иванович (покашливая)

Ну… зубы, они, конечно… Но мне можно покрепче.

ТГ

Ну да, Вы же не барышня, чего Вам бояться! (Улыбается.) Правда, Зинаида Игнатьевна?

Зинаида Игнатьевна (Не очень понимая, на всякий случай кивает головой.)

Ну… Николаю Ивановичу виднее. Я, Тая Григорьевна, привыкла, что с начальником живу, – его слово всегда последнее. Вот Вы не представляете, какая это ответственность – быть женой начальника, надо как-то соответствовать…

ТГ (с комичной серьезностью)

Это да! Я так Вас понимаю, Зинаида Игнатьевна! Берите пироги: вот эти с капустой, а тут сладкие, с брусникой… Ватрушки попробуйте… Я, говорю, хорошо Вас понимаю. Завхоз – это тебе не просто так, это что ни на есть начальник. И тут уж жена, конечно, должна соответствовать: и за своей внешностью следить (Окидывает взглядом плохо причесанную и неряшливо одетую собеседницу, та начинает обдергивать кофту, приглаживать волосы.),и опять же за речью, и поведением. Это большая ответственность! Должно быть, нелегко Вам, Зинаида Игнатьевна? (Николай Иванович крякает.)

Зинаида Игнатьевна (Не очень понимает, в чем подвох, но по реакции мужа чувствует: что-то не то…)

Да нет, ну что Вы… Не так чтобы тяжело… Я считаю, главное - не выпячиваться… Может, мы в связи с этим перейдем на «ты», а, Таечка?

ТГ

А почему бы и нет, Зиночка. Это, конечно, мое упущение: я как старшая по возрасту должна была сама предложить. Но ты меня опередила, молодец.(Николаю Ивановичу неудобно из-за бестолковости и бестактности жены, он ерзает, краснеет, вытирает платком лоб; супруга же по-прежнему не осознает своего комичного положения.)

Николай Иванович (В зависшей паузе.)

Хорошая нынче весна. В прошлом году долго холода не отпускали. А нынче быстро растеплилось.

ТГ (глубокомысленно)

Даааа…

Зинаида Игнатьевна

Да, погода хорошая… И пироги у тебя, Таечка, вкусные. А бруснику где берешь?

ТГ

Так осенью заготавливаю. Берите еще.

Зинаида Игнатьевна (Берет еще пирог, кладет на блюдце рядом с откусанным.)

И что же, до весны хватает?

ТГ

А я много заготавливаю. И сама собираю, и на базаре покупаю.

Зинаида Игнатьевна

Ой, так ведь там дорого! Ну, хотя у тебя ведь и зарплата, и пенсия…

ТГ

Да! У меня всего хватает! Не жалуюсь! И угощать люблю – вот хоть бы и пирогами. Я вам и с собой заверну.

Зинаида Игнатьевна

Да что ты, что ты!.. Хотя тебе ведь одной все равно не съесть…

ТГ

Конечно! У меня на кухне еще две тарелки. Пойду соберу вам с собой! (Выходит на кухню.)

Николай Иванович (с некоторым оживлением и облегчением)

Да, пора! Посидели – и хватит! (Поднимается.)

Зинаида Игнатьевна (Берет еще пирог с тарелки.)

Да чего уж так сразу! Можно бы и еще…

Николай Иванович (подталкивая супругу)

Давай, давай, вставай, пойдем!

ТГ (Появляется со свертком.)

Ой, да вы уже и уходите! Да я ведь просто приготовила…

Николай Иванович (перебивая открывшую было рот жену)

Пора, Таечка Григорьевна, пора!

ТГ

Ну что ж, до свидания!

Прощаются; Тая Григорьевна, проводив гостей, возвращается в комнату, убирает со стола. Звонит телефон. Тая Григорьевна вздрагивает, потом машет рукой, берет трубку.

ТГ

Алло! Ты, Грань? А что у меня с голосом? Да ничего, просто телефона пугаюсь – не привыкла еще. А вообще-то, хорошо, конечно… Раньше, чтоб с детьми поговорить, сначала надо заказать – на почту сходить, потом опять туда идти – сидеть ждать… А теперь вон – как барыня! И у них телефон, и у меня – красота! А? Да проводила… Ой, Грань, не спрашивай! Я десять раз пожалела, что пригласила их. Чего, думаю, устроила! Смех смехом, а ведь придется с этой каланчой весь вечер неизвестно о чем беседовать… Квартиру вылизала ни пылинки! Не хочется в грязь лицом ударить. Сама-то? Да нет, ты что, не в халате. Платье новое надела. Ты не видела еще – недавно сшила. Ага, подготовилась… Села – жду. Задумалась маленько. Тут звонок – я подпрыгнула, Грань, как на электрическом стуле! Так в пот меня и бросило! В висках стучит, руки затряслись… Да ладно тебе ржать-то! Да ничего не придумываю, так все и было. Потом до десяти посчитала и пошла открывать. Смотрю, а ухажер-то мой и сам еле жив! За вечер-то, Грань, поди, раз десять окраску менял – как осьминог: то покраснеет, то побледнеет, то пятнами пойдет. Почему осьминог? Да не знаю… А! Ну так я такую книжку Неточке читала, когда она маленькая была. Знаешь, как папаши-осьминоги детей перепутали? Нет? Ах, да, ты же детских книжек не читаешь… Ну вот, а мне, Грань, уже не страшно, а смешно. Я хотела спросить: «Что это с Вами, Николай Иванович? Уж не с моих ли пирогов?» Да он, бедный, и так совсем смутился… Да ну его! Я теперь на этого ухажера другими глазами смотрю. Зинаида? А что Зинаида… Концерт по заявкам, а не Зинаида! Еле дождалась, пока уйдут. Знаешь, Граня, ни к чему это все. Помнишь, как в кино: хороший, говорит, ты мужик – но не орел! Нет, Граня, я не пожалею. Я же думала, он Николай Второй… А? Да нет-нет, ничего не говорю… Что говорить! Ты бы зашла, что ли. Я теперь тоже женщина одинокая. Ну давай, до встречи.

(Дальше говорит с невидимым собеседником. Во время монолога постепенно меняется, к концу превращается в совсем старую женщину: надевает старый халат, сбивает прическу, тяжелыми усталыми шагами идет к креслу, усаживается в него.)

А на следующий день Николай Иванович меня удивил! Я ожидала увидеть его смущенным, а он – хоть бы хны! Улыбается, шутит и даже ведет себя смелее, чем раньше. Не знаю, какие он выводы сделал и что себе надумал, но у меня к нему интерес совсем пропал. Не орел – одно слово! Да и как-то стыдно все это, не про меня. Столько времени жила без всяких этих нежностей – и еще проживу!

А время быстро бежит. Вот уже и стаж я выработала, пенсию мою пересчитали, и я ушла с работы. Тут как раз Маруся внука второго подкинула. А через пять лет и Люся родила дочку. В общем, все закрутилось-завертелось по новой. В суете да в заботах дни летят быстро. Вечера не тянутся бесконечно, об одиночестве не вспоминается, и лишние мысли в голову не стучатся. Внук Алешка, названный в честь деда, совсем оказался на него не похожим, а наоборот, на «дорогого» моего зятька. Прямо копия! Когда Маруся дала сыну имя, я даже прослезилась. И не пойму, почему. То ли Алексея Филипповича вспомнила, то ли по своей жизни взгрустнула. А Люся доченьку в честь своей бабки назвала – моей матери, хоть и не застала ее в живых. Наверное, мне хотела приятное сделать. Я сначала обрадовалась, а потом испугалась. Вспомнила про своих мальчиков, названных в честь братьев… Хотя чего уж там! У мамани моей жизнь счастливая была. Если последние годы не считать. Да ведь так и не бывает, чтоб одна радость. На то она и жизнь…

Не заметила я, как и младшие внуки подросли, стали более самостоятельными. Алешку родители на лето отправляют в лагерь, а Тамарочку Люся сама вывозит на дачу. Забот у меня стало совсем мало, да и сил тоже.

И опять я осталась одна. Нет, меня не бросили, сама вырвалась из их суеты. Вроде уже все дела переделала. Всех их вырастила, на ноги подняла – пусть теперь сами.

Вот и вся моя жизнь. Осталась она позади. Тебя давно нет, а я все жива. Каждый день разговариваю с тобой. И иногда ты отвечаешь. Но чаще молчишь. Или я просто не слышу. Ничего, еще наговоримся. Подожди немножко, я скоро…

Пока тебе про свою жизнь рассказывала – и ночь прошла. Хорошо – меньше осталось ждать. Скорее бы – уж больно я по тебе соскучилась.

Длинная у меня была жизнь. Трудная, но хорошая. И вот, прожив ее, я задаю себе вопрос: почему мне тогда позволили выжить? Я не сомневаюсь, что спас меня белобородый старец, а не врачи. Что-то я, видно, должна была сделать в своей жизни, для чего-то меня оставили… Сначала я думала, для какого-то дела – конкретного, трудного и очень важного для всех. Потом стала понимать, что меня оставили для меня самой, для того, чтобы я прожила все, что мне положено, и выстояла, стала мужественной и мудрой. А теперь я точно знаю: мне дали шанс, чтобы я успела простить тебя. Да-да! Я умирала – и не знала, что ты меня уже предал. Мне вернули жизнь, чтобы я узнала это и простила тебя.

Может быть, потому и была моя жизнь такой длинной, что раньше я бы не успела…

Наверное, все мы сначала знаем, для чего появляемся на свет. Но – забываем. Кто-то угадывает легко и быстро, а кто-то идет к началу всю жизнь…

---

© Copyright: Элина Маркова-Новгородцева, 2014

Регистрационный номер №0221277

от 15 июня 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0221277 выдан для произведения:

ШАНС, пьеса в 3х действиях

Действующие лица

Тая – главная героиня в молодые годы;

Тая Григорьевна – она же, но в более зрелом возрасте, а в сценах воспоминаний - старая женщина, разговаривающая с невидимым собеседником;

Тамара Матвеевна – мать Таи, темноволосая статная женщина;

Григорий Яковлевич – отец Таи, мужчина с немного цыганской внешностью;

Митя – один из братьев Таи, субтильный юноша с мечтательными глазами;

Семеновна – соседка;

Николай – первый муж Таи, бравый военный, очень симпатичный;

Анна Ивановна - тетка Николая;

Клавдия – любовница Николая;

Алексей Филиппович – второй муж Таи, несимпатичный, шмыгающий носом, намного старше героини;

Маруся – старшая дочь Таи, молодая женщина с насупленными бровями;

Люся – младшая дочь Таи, девушка тонкая, звонкая и манерная;

Георгий Иванович – завхоз, начальник Таи в Суворовском училище во время войны;

Николай Иванович – завхоз «Строительного треста»;

Зинаида Игнатьевна – жена Николая Ивановича, высокая несимпатичная и неухоженная женщина;

Граня – соседка;

Торговка;

Водитель;

Хирург;

Медсестра

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена первая

На сцене полумрак, в глубине, в кресле, сидит Тая Григорьевна, в халате. Какое-то время сидит не двигаясь, глядя в одну точку. Где-то раздается шорох, похожий на шаги, - и стихает. Тая Григорьевна вздрагивает, смотрит в ту сторону и начинает разговаривать с невидимым собеседником – сначала довольно громко, чтобы быть услышанной, но вскоре речь ее становится тише, и говорит она уже будто сама с собой.

Тая Григорьевна

Вот видишь, я опять не сплю. Сейчас в юности своей побывала, так отчетливо сад наш видела – с сиренью, с яблонями. Хорошо там… Но это не сон. Не знаю что, но не сон. Не спится… Которую ночь уж не спится. Глаза закрою – и вижу жизнь свою как на ладошке. Хочешь, я расскажу тебе всю свою жизнь? Зачем?.. Не знаю. Может, тебе будет интересно – и ночь, глядишь, пройдет… Можно рассказать жизнь? Наверное, нет. Но я попробую. Попробую рассказать, какой она была – или… какой мне казалась. А ты послушаешь. Ты слушаешь?.. Слушаешь, конечно, слушаешь – куда ж тебе деваться!

…Знаешь, иногда мне кажется, что я родилась совсем недавно. Самого начала я, конечно, не помню. Первое, что всплывает в памяти, - ноги над пропастью. Не страшно. Да и не пропасть это вовсе, а так – крутой берег реки. Обрыв. Сидим, болтаем ногами. Разговариваем, смеемся. Почему-то не боимся, что кто-нибудь подойдет сзади и толкнет. Почему? Наверное, в детстве боишься совсем другого…

…В тот день родители вернулись с ярмарки. Как всегда, всякой всячины привезли. Все больше по хозяйству. Но и лакомства, конечно. Самое вкусное – «крымские струки». Сладкие, во рту тают. Кажется, ничего вкуснее и придумать невозможно. Батя знает, что я люблю, всегда привозит. Вообще-то они с мамой вместе ездят на ярмарку, но почему-то кажется, что «крымские струки» привозит именно отец…

Любила я своих родителей, очень любила. Жили они дружно, никогда не ругались. Мама только иногда журила отца - как ребенка, любимого, но самого непослушного. Она была старше – ненамного, но казалась значительно взрослее и мудрее. Наверное, из-за серьезности, статности и бровей – черных и немножко насупленных. Мама никогда не раздражалась на отца, даже к его хмельным сумасбродствам относилась со снисхождением, что ли… Помню, как подгулявший папаня карабкается на крыльцо – а она наблюдает и только хитро прищуривается. Глаза у мамы темные, с блеском – так и посверкивают. И волосы черные, но по сравнению с отцовской смолью кажутся матовыми и просто темными. Вроде бы у Григория Яковлевича в родне были цыгане. Тогда меня это не особенно интересовало. Но сейчас кажется, что в отце и старших братьях было что-то широкое, вольное, бесшабашное – наверное, цыганское. Один Митенька ничем не походил на это шумное племя. Он вообще ни на кого не был похож. Жил хоть и вместе со всеми, но как-то сам по себе. Помогал отцу, был нежен со мной и с мамой – но в памяти моей он не вписывается в общую картину, где-то поодаль стоит и улыбается - грустно и непонятно. Может, это потому, что Минька, так и не женившись, уехал искать свое счастье на Урал – да и пропал… Но там, в моей юности, мы все рядом, живем в трудах с утра до ночи, но зато в сытости и довольстве. Помню это ощущение уверенности, надежности. Казалось, так будет всегда… (На сцене появляется Тая.) О, а вот и я… Девчонка еще – смешная... Румяная, с косицами, а повадки как у взрослой. Мать на меня хозяйство часто оставляет – так я привычная…

Сцена вторая

На сцене становится светло. ПоявляетсяТая, вглядывается вдаль – ждет возвращающееся с выпаса стадо. На другой стороне сцены – Семеновна. Между ними завязывается разговор. (Тая Григорьевна через некоторое время покидает сцену.)

Тая

Что-то пастух задерживается. Уснул, что ли, где-нибудь под кустом? Маманя говорит, Санька – пьяница, того и гляди, коров растеряет.

Семеновна

Ой, не говори, Таюшка, я уж вся извелась – и где его, паразита, носит! А что поделаешь! Не хочет никто больше стадо пасти. У всех хозяйство, дел невпроворот.

Тая

Да Вам-то еще ничего, у вас одна корова всего, а мне двух доить. Пока управишься, девчонки расходиться начнут. Хорошо тем, у кого сестры.

Семеновна

Оно верно, хозяйство-то у вас поболе моего: вон и козы, и поросята. Да и кроватную мастерскую держите. Сестры, говоришь… А кто б в мастерской-то работал, если б не старшие братцы? Да и защитники они тебе – малявке.

Тая

Да уж больно они меня защищают! Лучше бы помогали хоть немножко. А то только все им подай – принеси. И так дел по горло. Пока всю скотину покормишь да огород польешь – глядишь, обед. Идут – усталые, голодные.

Семеновна

Конечно, усталые. Чай, Володька-то с Леней теперь не особо отцу помогают?

Тая

Да, как обженились, так в мастерскую почти не ходят… Маманя говорит, батя им «кусок выделил». Наверное, два куска-то – их же двое… Зато и на обед не приходят. Это хорошо. А то раньше набегаешься с кастрюлями да мисками. Володя пока два раза добавки не попросит, не успокоится. Только и скачи: то в кухню, то в сени. Мамка-то от стола не отходит, следит, чтобы папаня не перебрал за обедом. Сейчас только Минька в доме, так еще ничего. А как Володя с Леней в женихах ходили, так спасу не было. Только и дергали: то рубашку погладить, то сапоги принести… А Минька – ничего. Хороший он, добрый, спокойный. Книжки читает. Учись, говорит, Тая, не будешь сама учиться – жизнь силком заставит. Чудной он, Минька, и говорит все как-то мудрено. И не женится… А мне когда учиться? У меня и без этого дел хватает. Три класса закончила, читать-писать умею, чего еще! Маманя говорит, это для женщины не главное. Правда ведь?.. Ой, идут вроде, идут, Семеновна! На соседней улице мычат... А я все спросить хочу: почему Вас, бабушка, Семеновной зовут? Вон маманю мою все Тамарой Матвеевной называют, а Вас только по отчеству…

Семеновна

Ну а как еще? Я с молодых годов Семеновна. У меня и отец, и муж Семенами были. Стало быть, я и есть Семеновна… А маманя твоя… Ну как тебе сказать… Вы и квартирантов держите, и мастерская у вас… Да и Тамара сама осанистая такая да важная. Ну, а я-то что… Семеновна – да и все. Чего уж тут! Пойти ведро ополоснуть… Уж и темнеет как будто. (Уходит.)

Тая

Скорее бы подоить – и на обрыв. Темнеет… Пока еще до нашего дома дойдут! Пойти, что ли, навстречу? (Уходит.)

Сцена третья

Поздний вечер. На крыльце, облокотившись, стоит Тамара Матвеевна, что-то тихонько напевает. Вбегает Тая. Лицо красное, в слезах. Увидев мать, опускает лицо и пытается проскользнуть в дом. Тамара Матвеевна удерживает ее.

Тамара Матвеевна

О,о! Что это ты разбежалась-то! Чуть мать с ног не сбила! Что случилось! Кто тебя ужалил? Да ты никак в слезах? А, доча? Ты что? Кто тебя обидел? (Пытается обнять, но Тая вырывается, сбегает с крыльца, плюхается на скамейку рядом).

Тая (хлюпая носом)

Да ничего такого не случилось, мам... И никто меня не ужалил…

Тамара Матвеевна

Ну да, я и вижу. Выкладывай давай, чего ревела. Вроде веселая убегала, довольная – а через полчаса уж вся в слезах. Небось, с девчонками чего не поделили? Ты их «крымскими струками» угостила?

Тая (тихо, еще больше опускает голову)

Нет…

Тамара Матвеевна

А что это ты? На тебя не похоже. А? (Заговорчески подмигивает.) Помнишь, как сестер Бабуриных медом угощала? Это ведь хорошо, я тогда вернулась да тебя искать стала. А то так в подполе бы окоченела с бочонком в руках. (Смеется.) Это ж надо было додуматься! Ну куда ты весь бочонок-то перла, горе ты мое! Неужели нельзя было прямо там, в подполе, в миску отложить сколько надо, а? Нет ведь! Тащит весь бочонок! Не мудрено, что ты с ним застряла, – я удивляюсь, как ты его вообще подняла! А я слышу: Тая зовет… Думаю, где ж это моя дочурка? А она вон где – в подполе застряла! И наверх вылезти не может, и вниз не знает, как спуститься. А бочонок отпустить совесть не позволяет – разобьется бочонок, столько меду пропадет! (Снова смеется, Тая сначала улыбается, потом тоже заливается.)

Тая

Ага… А сестры Бабурины в это время горох наш общипывали. Лопают и даже не подозревают, что их подруга погибает в подполе! Мам, а ты бы что со мной сделала, если б я бочонок тот разбила?

Тамара Матвеевна

Да ты что, Тая! Ты что ж думаешь, я из-за бочонка переживала? Да я тебя за бестолковость ругала, надо же думать, что делаешь. Голова-то тебе для чего дана? А бочонок что… Ну, жалко бы, конечно, меда было. Да ведь с голоду-то не умерли бы… Ну вот, смотрю, и слезы твои высохли. Так чего ревела-то?

Тая

Да ну, мам! Ты опять скажешь, бестолковая, мол…

Тамара Матвеевна

Ну?

Тая

Ну, я коров-то подоила, а уже стемнело почти. Я впотьмах кулек схватила и побежала на реку. Девчонок растолкала, уселась между ними, ноги свесила над обрывом – тут только дух перевела. Стала руку в кулек протискивать. Нащупываю струки, уже как будто и вкус их чувствую, и слюни потекли… А тут комар на щеку сел – я его рукой пришлепнула, да еще нос почесала…

Тамара Матвеевна (удивленно пожимая плечами)

Я что-то, Тая, тебя не пойму… Причем тут комар? Не из-за него же ты расстроилась?

Тая

Что тут непонятного! Потом все и стало гореть – и щека, и нос… и во рту. Как будто огнем горит! А эти все смеются, надрываются! Я кубарем к воде скатилась, пытаюсь умыться, а они гогочут и гогочут. Знаешь, как обидно! Мамань, ты-то хоть не смейся…

Тамара Матвеевна

Ничего не пойму! От чего у тебя горело-то все? Не от «крымских струков» же?..

Тая

От перца.

Тамара Матвеевна

Какого перца?..

Тая

Жгучего. Мам, я кульки, видать, впотьмах перепутала… В кульке-то перец оказался. Я уж потом поняла, а сначала, знаешь, как испугалась! Я перец твой в реку бросила…

Тамара Матвеевна (Прикрывая рукой лицо, пытаясь скрыть улыбку.)

Ну, стало быть, осталась я без перца… Гляди-ка, вон еще один артист идет – папанька твой. Гляди, гляди: ровно идти пытается, как будто тверезый. Вот морда, опять где-то напраздновался! Кепку-то на самые глаза надвинул…

Сцена четвертая

Те же и Григорий Яковлевич - появляется, начинает взбираться на крыльцо, с трудом добирается до верхней ступеньки Тамара Матвеевна молча наблюдает, стоит к нему вполоборота.

Григорий Яковлевич

Тамара Матвеевна, хорошая ты женщина! Дай я тебя поцелую! (Пытается развернуть к себе мощную фигуру жены, не дотягивается до ее лица, смущенно улыбается и потихоньку пробирается в дом.)

Тамара Матвеевна (вслед мужу)

Иди уж!.. Ты заметила, Тая, батя-то усы сбрил.

Тая

Да я его сначала и не узнала, мам! Чужой какой-то! И чего это ему в голову взбрело… Столько лет с усами ходил…

Тамара Матвеевна

Завтра узнаем – что к чему да почему, сегодня из него собеседник никудышный… Пойдем и мы с тобой, доченька. Спать пора. У бати-то твоего завтра выходной, поди. К обеду бы проспался. А нам с тобой выходных никто не даст… (Уходят.)

Сцена пятая

В кухне Тая и Тамара Матвеевна накрывают на стол, готовятся к обеду.

Тамара Матвеевна

Тая, ты почему скатерть чистую не постелила? Или забыла, что сегодня выходной?

Тая

Да нет, не забыла… Только никого ж нет! Папаня спит, Минька молока попил с ватрушкой и убежал…

Тамара Матвеевна

Неважно, сегодня выходной. Мало ли, кто зайдет. А куда это Минька, интересно, убежал? Знает ведь, что обед… Никакого порядка!

Тая

Не знаю, мамань, не сказал. Молока хватанул прямо из крынки, потом хватил меня, закружил, за нос подергал – и убежал…

Тамара Матвеевна (усмехаясь)

Ох уж этот Минька! Куда понесся? Что ему вздумалось? Ну какой он хозяин будет! Никакого порядка у него в жизни нет… Зато ласковый да добрый – вот все ему и прощаем. А надо бы уже приструнить! Вот, не дай бог, что с отцом – ведь не на кого и положиться…

Тая

Мам, да что ты! Что с папаней может случиться! Проспится – и все будет хорошо. Семеновна говорит, что он хороший хозяин и примерный этот… семьянин, кажется…

Тамара Матвеевна (улыбаясь)

Ну, если Семеновна говорит, тогда конечно!

Тая (настороженно)

А что, мамань, разве не так?

Тамара Матвеевна

Ну что ты перепугалась-то! Конечно, так. Такого хозяина, как твой отец, еще поискать надо! И рукастый, и головастый. Минька-то, поди, головой в него пошел. Все читает что-то, да разговоры умные ведет, только хозяйство его совсем не интересует. Хорошо еще, в мастерской помогает. А батя твой всем хорош, но как начнет что-нибудь «праздновать», так уж и остановиться не может. Сколько раз до беспамятства допивался – сама знаешь… А если что – так не на кого и положиться…

Тая

Ну, так уж и не на кого! А Володя с Леней?

Тамара Матвеевна (вздыхая)

Да какие Володя с Леней теперь помощники! У Володька одна забота – кралю свою сторожить. Ведь это ж надо было на такой шалаве жениться!

Тая

Мам, да она вроде нормальная была… Помнишь, тебе пироги помогала печь?

Тамара Матвеевна

Ну да, один раз. А потом ей некогда стало. Ухажеров больно много – пока со всеми полюбезничаешь, где ж тут пироги печь! Эх, знать бы, что такая стерва попадется, легла б на пути, не позволила Володюшке жениться на ней… Она ведь почему и жить у нас отказалась – чтоб свобода была! Жила бы в нашем доме – я бы ее быстро прищучила! Сердце мое болит за Володеньку. Как бы чего не учадил! Так он ревнует, так разрывается – а этой… хоть бы что! И чем она его держит! Ведь ни рожи, ни кожи – а чуть приголубит, он уж весь и тает… Змеища!

Тая

А ведь Наталья и правда на змею похожа… Вертлявая какая-то, когда идет, кажется, ползет: то в одну сторону вильнет, то в другую…

Тамара Матвеевна

Во-во! Видать мужикам нравится, как она… виляет. Да и чуют они, слабая на одно место – вот и вьются!

Тая

На какое, мам?

Тамара Матвеевна (отмахнувшись)

Не слушай меня, Таюшка, не для твоих это ушей. Ты Ленькиным гостинец снесла!

Тая

Ну да, с утра сбегала.

Тамара Матвеевна

Что у них там? Как дети, как сами?

Тая

Да нормально, мам. Только шумно. Наталья на детей орет, а Ленька на Наталью. И дети орут.

Тамара Матвеевна

Да уж, успели, нарожали…

Тая

Мам, почему от Ленькиных детей всегда воняет? Другие ведь тоже писаются, а воняют только Ленькины…

Тамара Матвеевна (сердито усмехнувшись)

Это, доченька, не Ленькины дети воняют, а Манькины! Разве мужское дело – за детьми смотреть! На то у них и мать, чтоб содержать их в чистоте и порядке. А эта лентяйка пока соберется пеленки-распашонки постирать – они уж и высохнут. Так она ребятишек и одевает в грязное – благо что сухое! Вот ведь позорище! (Машет рукой.)

Тая

Мам, щи готовы давно и картошка сварилась – может, будить папаню?

Тамара Матвеевна

Да, пойду растолкаю. А ты иди снеси картошки наверх, пока горячая, штук пять – шесть, ну ты знаешь…

Тая

Да успеется, мамань! Они все равно холодную будут есть.

Тамара Матвеевна

Чего это?

Тая

А они ее, холодную, кружочками режут и на каждый кусок кружочек масла кладут. Говорят, это называется «по-польски». Да, мам?

Тамара Матвеевна

Да кто ж его знает! Они поляки – им виднее. Но ты, Тая, все равно отнеси, пока горячая, а уж как они будут есть – это их дело. Гляди-ка, масло кладут… А все нищими прикидываются…(Обе уходят – Тая с картошкой в тарелке.)

Сцена шестая

Возвращается Тамара Матвеевна (в изумлении прикрыв рот рукой), следом входит Григорий Яковлевич (лысый, без бровей). Через некоторое время появляется Тая.

Григорий Яковлевич (Подходит к зеркалу, пугается, машет руками, крестится.)

Ну все, Тамара Матвеевна, чертики мерещатся! Видать, белая горячка у меня! Что ж делать-то!

Тамара Матвеевна (укоризненно качая головой)

Да нет, Григорий Яковлевич, это ты собственной рожи испугался. Но гляди, сокол, добром твои попойки точно не кончатся… Вот уж до чего допился, что и не помнишь ничего!

Тая (Входит с картошкой в тарелке, видит отца без бровей, шарахается от него.)

Ой, мамань, чего это?! Папань, ты чего?!

Тамара Матвеевна

Да не помнит твой папаня ничего. Сам себя сейчас первый раз в зеркале увидел.

Тая

Папань…

Григорий Яковлевич (Смущенно отворачиваясь, садится за стол.)

Погоди, дочка, дай в себя прийти. Я это… вчера перебрал маленько. Серега Борисов кровать у меня купил – молодым. Хорошая кровать, красивая, как раз новобрачным. Минька завитушки придумал такие… (Показывает руками.) Так вот, мы это… Потом Григорьевы–братья пришли… А, вспомнил! Мы ж с мужиками поспорили, я на спор побрился. Леха Григорьев меня и побрил. Только про брови-то уговору не было… Видать, Леха пошутить решил! Ну держись теперь у меня!.. (Держится за голову.) Ох, Тамара Матвеевна, мочи нет, как голова трещит! А?.. (Вопросительно смотрит на жену.)

Тамара Матвеевна (усмехаясь)

Что «а»?

Григорий Яковлевич (Видя, что жена не особо сердится, приободряется, заговорщицки подмигивает.)

Только твоя перцовка спасти меня может! Иначе погибну во цвете лет!

Тамара Матвеевна

Надо бы тебя проучить – да уж ладно! Сейчас принесу. (ВидитТаю с картошкой в тарелке.) А ты чего, красота моя, с картошкой вернулась? Квартиранты вроде дома были…

Тая (пожимая плечами)

Мамань, да они отказались… Говорят, не надо, мол, не нищие… И еще что-то, но я не поняла…

Тамара Матвеевна (переменившись в лице)

О как!.. Гордые стали! Кормили-поили их сколько времени, жилье в два раза почти дешевле сдаем, чем другие, - и на тебе! Да уж, такие, видать, времена настали… Теперь все голодранцы загордились… (взглянув мельком в окно) О, еще одна «гордая» тащится – бабка Анисья. Как обед в выходной, так ей чего-нибудь приспичит: то соли, то мучицы. Знает, что так не отпустим – за стол посадим. Давай-ка ты, Григорий Яковлевич, иди в клеть, там пообедаешь, а то Анисья всей улице разнесет, какой ты красавец! А ты, Тая… снеси-ка эту картошку поросям!

Тая

Зачем поросям-то, мам?..

Тамара Матвеевна

А вот так! Поросям – и все. Делай, что велят! Ну, идите уже, идите! А я Анисью встречу – скажу, мол, хозяин приболел… (Все расходятся.)

Сцена седьмая

На крыльце сидит Тая, на ступеньках чуть ниже лежит Митя, положив голову на колени сестры

Тая (Тормошит брата.)

 Минька, почему ты не женишься? Ну Мить, ну я же тебя спрашиваю!

Митя (не отрываясь от книжки)

А?..

Тая (Громко, при этом наклонившись к самому уху брата.)

Я говорю: по-че-му ты не же-нишь-ся?

Митя (закрыв книжку)

А тебе непременно надо, чтоб я женился?

Тая

Да нет, но маманя говорит, тебе давно пора.

Митя

Тая, да ведь чтобы жениться, полюбить сначала надо!

Тая

Ну так и полюби! Вон Надю, например. Она такая красивая, и платья у нее красивые… А ты ей точно нравишься, она всегда краснеет, когда с тобой разговаривает.

Митя (Садится.)

Ах, какая наблюдательная у меня сестренка, подумайте только! Но как же это я возьму – да и влюблюсь? Специально, что ли? (Смеется.)

Тая (немного смутившись)

Ну тебя, Минька, вечно ты надо мной смеешься! Не знаю я, как… А только все друзья твои уже влюбились и женились. И Володя с Леней. Один ты все книжки читаешь!

Митя

Ну, прямо как маманя заговорила. Смотри ты, какая взрослая стала да рассудительная!

Тая (немножко помолчав)

Митя, вот ты говоришь «полюбить»… Володя Наталью свою сначала полюбил, а потом женился – все, как ты говоришь. А только получается, что у Натальи-то не одна любовь, а полфабрики…

Митя

Да какая же это любовь! Если бы она Володю любила, так на других бы и не смотрела. А Володе только кажется, что он ее любит. Таких нельзя любить! Володька слабохарактерный – все ей прощает. А разве можно измену простить, а? Если человек тебя раз предал, он и еще предаст, так ведь?

Тая (пожимая плечами) Наверно… Мить, а у мамани с папаней любовь?

Митя

У наших-то? Ну, любовь, конечно. Только она вся перепуталась с поросятами, коровами, навозом и всем этим хламом… Посмотри, дом ломится, а им все мало! В погребе запасов, наверное, на три года – а мать все солит, варит… Какая тут уж любовь! Любовь – она чистая, светлая…

Тая

Ну как же, Митенька, без всего этого – у нас ведь хозяйство…

Митя

Вот-вот, только и слышишь: хозяйство, хозяйство…

Тая (мечтательно)

А только, когда маманя с папаней на крыльце вечером сядут, она голову на его плечо положит, – любо-дорого смотреть! И сидят они тихонько так, и сами такие красивые… Нет, у них точно любовь… хоть и хозяйство… Минька, а у тебя все книжки про любовь?

Митя

Да нет, сестренка, про разное… Вот ты бы сама хоть раз взяла да почитала – ведь умеешь! Или разучилась уже?

Тая

Не знаю, наверно, не разучилась. Да ну, Мить, мне некогда, лучше сам расскажи.

Митя

Эх, Тая! Надо было тебе учиться дальше. Ну что такое три класса, разве это образование!.. А в книгах много интересного. Вот люди живут всю жизнь на одном месте – и знать не знают, сколько в мире всего, какие есть места красивые и удивительные. Я, Тая, уехать хочу, посмотреть другие земли, других людей…

Тая

Ты что! Что ты говоришь, Митенька! Вот ведь до чего дочитался! Это все твои книжки дурацкие! Чего тебе не хватает? У нас тоже красивые места есть. Например, горсад. Там очень красиво: цветы посажены, по выходным музыку играют, а по дорожкам все ходят парами – под ручку. Пойдем в воскресенье в горсад вместе! Будем прогуливаться, как барышня с кавалером, а?

Митя (Смеется, вскакивает, хватает Таю за руку.)

Как барышня с кавалером, говоришь? А ты под ручку-то ходить умеешь? А ну, давай попробуем! Держись! Да голову-то подними, чтобы нос кверху торчал – а то на барышню не похожа! Ну, идем, раз-два, раз-два…(Изображая парочку, уходят; звучит музыка, свет гаснет.)

Сцена восьмая

Свет. Городской сад. Музыка продолжает звучать. Появляется Тая под ручку с Николаем.

Тая

Как красиво в нашем горсаду, правда? Клумбы, дорожки, оркестр… Так бы и гуляла тут с утра до вечера! А Вы, Николай? Вам нравится?

Николай

Таечка, мне очень нравится! Там, где Вы, для меня праздник! Иду и любуюсь Вами!

Тая (смущенно улыбаясь)

Да что же на меня-то смотреть, я же не картина… И платье у меня не модное…

Николай

Да Вам, Таечка, любое платье к лицу!

Тая

Ой, Николай, Вы мне столько слов приятных говорите – я даже боюсь…

Николай

Боитесь? Меня?! Почему?.. А знаете что, пригласите меня в гости, познакомьте с семьей – чтобы все было честь по чести. А? Что Вы молчите, Таечка?

Тая (помрачнев)

В гости?.. Да я бы с радостью… Только это не очень удобно… Да и семьи-то у меня – только мама, да и то парализованная.

Николай

Как, Вы одна с больной мамой живете?.. А я-то думаю, почему Вы все время домой торопитесь…

Тая

Да… Раньше у меня была у меня большая семья. (Садятся на скамейку.) Жили мы дружно. Правда, братья у меня шумные, особенно Володя с Леней. Только и кричали: Тая то, Тая сё… Но я не обижалась – они же старшие. Я еще совсем девчонка - а они уже женились. Неудачно женились. Вот с этого все и началось… У Володи жена… ну, в общем, неприлично себя вела. Да и выпивать начала. А Володя ревновал сильно, но терпел – любил, наверное. Над ним смеялись, а он только зубами скрипел. А потом не выдержал и под паровоз бросился. Маленький заводской паровозик… Мама не плакала на его похоронах, а только все вздыхала: я так и знала, мол, так и знала… А следом отец помер. Он всегда выпить любил. Пьяницей горьким не был, но если уж начинал - мог и до беспамятства напиться. А как братья женились – так он стал выпивать и не только с радости… Маманька ему говорила, что добром это не кончится, – так и вышло. На майские выпил с друзьями крепко, а ночевать в чужом доме не захотел. Пошел через рощицу, да, видать, притомился – лег под березой отдохнуть и уснул. А на майские-то земля еще холодная – ну и простудился папаня. Я толком ничего и понять-то не успела – а его уж не стало! Доктор руками только развел: мол, скоротечная чахотка. Сразу после папиных похорон заявилась Наталья, Володина вдова. Не зря ее мама змеищей называла… Я, говорит, пришла поставить в известность, что собираюсь с вами судиться. Решила она у нас часть дома отсудить. Что ты будешь делать! То, что отец Володе и Лене «куски» выделил, – это ведь нигде не записано… А тут и Манька, Ленина жена, смекнула, что к чему. Хоть и неряха, и непутевая, а быстро сообразила, что нельзя момент упускать. «Обработала» она Леню, уговорила участвовать в тяжбе. В общем, слетелись они как воронье ненасытное – и растащили все наше добро. Дом поделили «честно» - нам с маманькой маленькая темная комнатушка досталась с заднего входа. Маме сначала как будто все равно было. Или не верила она, что так все кончится? Все сидела на крыльце да смотрела далеко куда-то… А когда жильцы наши съезжать стали и даже, бесстыжие, не попрощались, а сынок их маманю чуть с крыльца не столкнул, – вот тут она вроде как проснулась. И глаза опять заблестели – только другим каким-то блеском, не добрым. Попыталась маманя бороться. Начались скандалы, крики, слезы… Ужас что творилось! Билась она, как могла. Да только могла-то немногое… Всю жизнь на хозяйстве, если какие дела – так это все на отце было. Маманька-то и понятия не имела, как себя вести надо, что делать. Воевала с невестками – а что толку! Кончилось все тем, что разбил маму паралич. Митя всего этого не застал – после отцовых похорон уехал он от нас. Сказал, на Урал – а там кто ж его знает! И нет от него вестей. Может, счастье свое нашел. Только думаю я, что он прислал бы мне весточку… А раз нет… Леня на стеной живет, слышу каждый день, как он с Манькой своей ругается. Только он мне теперь не брат. Вот и получается, что вся семья моя – я да мама. Я то соседям белье стираю, то детей чужих нянчу, даже коров пасла… Живем мы бедно, похвастаться нечем, какие уж тут гости! Одна и радость – горсад. Здесь мы когда-то с Митей под ручку прогуливались – как будто кавалер с барышней. (Улыбается.) А теперь вот с Вами, Николай… Только не знаю, захотите ли Вы со мной еще встречаться. Видите, как у меня все нескладно…

Николай (Порывисто обнимает Таю.)

Таечка, бедная ты моя! Какая же у тебя жизнь тяжелая! Мне и в голову не могло такое прийти! Пойдем, пойдем скорее к твоей маме! Я помогу вам чем смогу! Я… Таечка, я…

Тая

Ой, спасибо вам, Николай! Но сейчас нельзя, нет! Я Вас обязательно познакомлю с мамой. Знаете, она говорить не может, только «вот-вот-вот» - но я ее всегда понимаю. Вы будете ей говорить, а я объяснять, что она отвечает, хорошо? Только не сегодня. Не обижайтесь. Мне надо прибраться. Все-таки мама болеет и… и комната у нас такая… В общем, мне надо подготовиться. И маму подготовить. Приходите в следующие выходные, ладно? А теперь мне бежать пора.

Николай

Ну, а проводить можно тебя… Вас до дома? А то я ведь не знаю, куда приходить, дальше перекрестка мне не разрешено! (Смеется.)

Тая (улыбаясь)

Можно, конечно, можно! Пойдем…те, только идти далеко.

Николай

Хоть на край света!

Тая

Нет, на край света не надо! Меня мама дома ждет! (Смеются, уходят.)

Сцена девятая

Маленькая темная комнатушка, в которой живет Тая с матерью. Тамара Матвеевна лежит на кровати, Тая оправляет одеяло, повязывает маме платок.

Тамара Матвеевна

Вот-вот-вот?..

Тая

Зачем платок новый?.. Мам, у нас сегодня гость!

Тамара Матвеевна

Вот-вот-вот?!

Тая

Ну, помнишь, я тебе рассказывала про Николая? Ты меня еще все пугала, что «вот-вот-вот» и «вот-вот-вот»… Так вот, он очень порядочный, мама, и ко мне хорошо относится. Хочет с тобой познакомиться.

Тамара Матвеевна (довольным голосом)

Вот-вот-вот…

Тая

 Я ему все рассказала как есть. Думала, не захочет больше со мной встречаться… Я ведь ему не пара! Он, знаешь, какой красивый и пахнет так хорошо! А я только и думаю, не воняет ли от меня сыростью или еще чем… Вот сегодня все утро проветривала – а все кажется, несвежий какой-то воздух. А Николай, как узнал, что мы с тобой вдвоем в комнатушке задней живем да что ты болеешь, - так хотел сразу к нам бежать. А я говорю: нет, давайте в выходные, мол… Мамань, я не знаю, а можно нам с ним уже на «ты» - или это неприлично?

Тамара Матвеевна (утвердительно)

Вот-вот-вот…

Раздается стук в дверь.

Тая

Ой, мамань, идет! (Бросается к двери, открывает).Здравствуй…те, Николай, проходите, пожалуйста.

Николай (Входит.)

Здравствуйте, Таечка! Это Вам! (Вручает букетик цветов; оглядывается, видит Тамару Матвеевну, вопросительно смотрит на Таю.)

Тая

Вот мама моя, Тамара Матвеевна – Вы хотели познакомиться… Мама, это Николай, мой… знакомый… хороший…

Николай

Здравствуйте, Тамара Матвеевна!

Тамара Матвеевна

Вот-вот-вот! Вот-вот-вот, вот-вот-вот…

Николай

Да-да, спасибо, я располагаюсь…

Тая (Смеется.)

Ну вот, Вы маму сразу и поняли! Надо же! Я думала, только я понимаю… Садитесь, Николай, за стол, будем чай пить.

Тамара Матвеевна (недовольным голосом)

Вот-вот-вот!

Николай

Тая, а вот теперь я не понимаю… Мама сердится, может, я что-то не так делаю?..

Тая (смущаясь)

Да нет… Это она так… мне говорит… Не обращайте внимания. (Наливает чай себе и Николаю.)

Тамара Матвеевна (сердито)

Вот-вот-вот! Вот-вот-вот!

Тая

Да ладно, мам, ну чего ты?.. Это мама хочет, чтобы я на «ты» Вас называла. Видите, как Вы ей понравились…

Николай (улыбаясь Тамаре Матвеевне)

Так правильно! Давно пора! Мы с Вами… с тобой, Таечка, давно знакомы и… ты знаешь, как я к тебе отношусь. А сегодня и с мамой твоей познакомился. У меня родителей давно нет в живых. Тамару Матвеевну увидел - на сердце так тепло стало… как будто со своей матерью встретился… И я… я бы хотел, чтобы у меня была семья… чтобы ты, Тая, и Вы, Тамара Матвеевна, стали моей семьей. У меня есть комната – большая, светлая. Мы могли бы в ней жить все вместе. Можно сделать перегородку, чтобы… было всем удобно… (На мгновение замолкает, как бы собираясь с мыслями, потом встает и говорит торжественно.) Тая, я когда сегодня к вам в гости собирался, уже точно знал, что… Одним словом, Тамара Матвеевна, я прошу у Вас руки вашей дочери. Тая, выходи за меня замуж! (Садится.)

Какое-то время сидят молча, потом раздается возглас Тамары Матвеевны

Тамара Матвеевна

Вот-вот-вот!

Вера (потупив глаза)

Да я не молчу, мама… Ты сама-то что скажешь?

Тамара Матвеевна (одобряюще)

Вот-вот-воооот…

Николай (облегченно)

Ну вот, Тамара Матвеевна, по-моему, не против. А ты, Тая?

Тая (прикрывая лицо рукой)

Ой, да я не знаю… Что Вы так сразу-то, хоть бы чаю попили… Так неожиданно… Да Вы пейте чай-то, Николай! Я говорю, чай пей, а то остынет… Вот варенье тут… И вот тоже… Это вот черничное. А это…

Тамара Матвеевна (сердито)

Вот-вот-вот!

Тая (чуть не плача)

Ой, мама, ну что ты… Я… (Смотрит на мать – встречает нахмуренные брови и сердитый взгляд, потом на Николая – он замирает в ожидании.) Я… Я как будто во сне… Я… согласна! (Николай облегченно вздыхает, Тамара Матвеевна светлеет лицом. Тая справляется со смущением, начинает говорить часто и возбужденно.) Ну, конечно, я согласна! Как я могу быть не согласна! Просто от неожиданности… Я вообще долго соображаю. Мама меня раньше все время ругала, помнишь, мам? Я вечно что-нибудь не то сделаю, потому что соображаю долго. И потом, это так странно… Жена – это ведь… жена! А я… какая я жена! Но я постараюсь! Я постараюсь стать хорошей женой Вам… тебе, Николай! Я буду тебе белье стирать – каждый день! И полы буду каждый день мыть! И готовить буду вкусно. Я готовить умею! Это сейчас я не очень хорошо готовлю, потому что особенно-то не из чего. А так, я могу…

Николай (Улыбаясь, перебивает.)

Таечка, да я ведь тебя не в кухарки беру и не в домработницы! (Обнимает.) А в жены. Я люблю тебя и хочу заботиться… А ты… любишь меня?

Тая (смущенно улыбаясь)

И я… люблю тебя, наверное…

Тамара Матвеевна (Воркует.)

Вот-вот-вот… Вот-вот-вот…

Тая

Мама такая довольная сегодня! Мам, ты такая довольная, как будто это тебя замуж позвали! (Смеется.) Николай, а пойдем в горсад! Там музыка сегодня. Мам, мы пойдем? Эх, жаль Миньки нет… Он бы за меня порадовался.

Николай

Тамара Матвеевна, не переживайте, Таю провожу до дома, доставлю в цельности и сохранности! Счастливо оставаться, доброго здоровьичка! Да, про здоровье-то я что-то… В смысле, все будет хорошо! До скорого свидания! (Уходят.)

Сцена десятая

Довольно большая комната, перегороженная шкафом: в одной половине на кровати Тая, в другой на диване Тамара Матвеевна, рядом стоит топчан, где под цветастым покрывалом, поджав ноги, лежит Николай.

Николай (поднимаясь, мрачно)

Доброе утро, Тамара Матвеевна. Как спалось? (Тая в соседней половине просыпается от его голоса, садится на кровати.)

Тамара Матвеевна (тихонько, как будто виновато)

Вот-вот-вот…

Николай

Да вот, Тамара Матвеевна, такие дела… В первую ночь вообще не хотела со мной в одну постель ложится, полночи уговаривал, как будто ребенка спать укладывал. Потом вроде ничего – легла… Но как дотронусь до нее – так вся и съеживается, сжимается, как пружина! Так больше продолжаться не может. Неделя уже, как расписались! Каждая ночь для меня пытка. Я ведь люблю Таю, она жена моя. Сначала думал: боится, девчонка еще, попривыкнет… По головке гладил, как маленькую… Но, видать, противен я ей. (Опускает голову на руки.)

Тая (в своей половине, неслышно для Николая)

Нет, что ты! Ты самый умный, самый красивый, самый сильный… И форма тебе так к лицу. И стрелочки на брюках. И пахнет от тебя так хорошо – непривычно и хорошо… И я хочу позволить тебе все, что ты захочешь, но мне так страшно и стыдно…

Николай (поднимая голову, решительно)

Еще не поздно все исправить. Я останусь вам другом, буду помогать. Поживу пока у друзей, а там видно будет. Не переживайте, Тамара Матвеевна, обратно в ту конуру я вас не отправлю, уж будьте спокойны! Что же делать… (Одевается, начинает собирать чемодан.)

Тая (невидимому собеседнику, вспоминая)

Да, ты ведь чуть не ушел тогда… Решил, что противен мне. Кажется, девочки в те времена созревали позже, чем теперешние… А я к тому же была диковата и чересчур стеснительна. Меня, выросшую в трудах и заботах, не особенно волновали эти вопросы, да и некому было меня «просвещать»… Но когда поняла, что ты вот так сейчас возьмешь и уйдешь – испугалась, ужас! А как остановить тебя – не знаю… Вот сейчас вылезу из-за шкафа и скажу: «Я больше не буду…» Ты засмеешься, зубы белые засверкают. У тебя ведь удивительно белые зубы – ты знаешь об этом?.. А потом ты схватишь меня на руки и закружишь по комнате… В памяти останется твоя белая улыбка… Потом мне будет стыдно. Я повяжу платок, почти по самые глаза, и постараюсь не смотреть на тебя. Мама будет лежать успокоенная и мирно ворковать свое «вот-вот-вот»… И мы будем хорошо жить с тобой: в этой комнате, сначала перегороженной шкафом, но вскоре шкаф придвинем к стене, так как в перегородке отпадет необходимость – умрет мама; потом где-то на юге, куда тебя направят по службе. На юге недолго, кажется, пару месяцев… Там я зачала своего первенца. Ты помнишь нашего Минечку? Я назвала его в честь любимого брата. Зря, наверное. Старший Дмитрий уехал из дома совсем молодым и не вернулся. А младший и вовсе прожил четыре месяца. Тогда младенцы часто умирали. Моя мать похоронила то ли пятерых, то ли шестерых… Я даже точно не знаю. Она почти не вспоминала о них. Смирилась и я со смертью первенца. Тем более что очень скоро Бог подарил нам второго сына. Не знаю, почему я назвала его Леонидом. Только когда получили метрики, поняла, что это тоже имя брата… Но это – потом… А сейчас я выйду из-за шкафа и скажу… (Выходит, говорит Николаю) Я больше не буду!.. (Николайбросает чемодан, вещи, устремляется к Тае, подхватывает ее на руки, кружит, уносит за шкаф.)

Тамара Матвеевна (умиротворенно)

Вот-вот-вот!..

Сцена одиннадцатая

В комнате за столом сидит Николай, положив голову на руки. Раздается звонок, потом стук в дверь. Николайрезко поднимает голову, встревоженно смотрит на дверь, какое-то время не решается встать, потом все же подходит к двери, открывает. Входит Клавдия.

Николай (облегченно)

Клавдия, это ты… А я испугался…

Клавдия

Чего ты испугался, Николенька? Или ждешь кого?

Николай

Да вот, взбрело в голову, что из больницы пришли… Я, Клавдия, не знаю, чего и ждать. Хорошего-то врачи не обещают. Тая ведь терпела до последнего, скрывала от меня свою хворь – надеялась, что само пройдет… Эх, Тая, Тая… Да и я-то хорош! Рядом жена от боли корчилась, липким потом обливалась – а я и не понял ничего!

Клавдия

Да что же ты себя-то винишь, Николенька! Ну как ты мог догадаться, что с женой неладно, если она и виду не показывает! А когда ребенок маленький, так все на усталость списать можно – Ленечка-то ведь беспокойный у вас.

Николай

Так-то оно так, да, видишь, Клавдия, какая история… Может, если бы побольше времени прошло между первыми и вторыми родами – так и не было бы ничего… Врачи говорят, может, из-за этого. Я в этом тоже себя виню…

Клавдия

Ну, уж это ты зря! Это тебе молодой доктор сказал. А я с пожилой докторицей поговорить успела, когда одежду забирала. Так она говорит, что точно причин они не знают. Но если бы пришла Тая к врачу сразу или бы хоть на несколько денечков пораньше – так и не было этого свища, и гноя… Ой, да ты что, Николай, прямо побледнел весь! Ну, не буду, не буду… Что уж теперь говорить… Да и Таю понять можно: сыночек такой маленький и беспомощный, как его оставить! А вот, видишь, все равно пришлось. Да ничего, тетка у тебя, Николай, молодец – забрала малого, кормилицу нашла…

Николай

Да, это да… Тетка у меня что надо! Хоть и своенравная, характерная, но зато, видишь, как выручила. Только вот я теперь, Клавдия, сижу тут как сыч… Не могу ни делать ничего, ни думать… Только черные мысли в голову лезут… Если что с Таей – я не переживу…

Клавдия (Обнимает.)

Ну что ты, что ты… На все воля Божья, Николенька! Уж как суждено – так и будет. А ты молодой еще, чтоб себя хоронить заживо! Такой красавец, такой умница! (Гладит по голове.) Я, Коленька, все бы отдала, чтобы тебя вот так по головушке гладить каждый вечер… (Николайопасливо отстраняет ее руки.) Ну что ты, что ты… Я же ничего такого… Вернется Тая – и будешь ты с ней жить как прежде, а сейчас-то кто ж тебя согреет?.. Вон извелся весь, бедненький… А я что – я только пожалею тебя, сердечного, да успокою. Не бойся ты меня, не убирай руки мои. Ты же один-одинешенек, бедный мой! Тебе сейчас женское тепло очень нужно – душу согреть да мысли дурные отогнать. (Целует руки Николая, потом волосы, лицо…) Я постарше тебя буду, Николенька, много чего пережила – так ты меня слушайся. Я плохо тебе не сделаю. Люб ты мне, давно по тебе сохну. Знаешь, какая она, любовь женская, когда выстоялась да выбродила! Я тебя так согрею, так приласкаю! А ты не бойся, это просто лекарство для тебя сейчас – так уж и думай. А лучше вообще не думай ни о чем! Вот сейчас свет выключим… (Дотягивается до выключателя, гаснет свет.) Вот и хорошо… И слушайся меня… Сладкий мой… Колючий-то какой! А и ничего – мне и такой люб…

Сцена двенадцатая

На сцене Тая Григорьевна – продолжает свой диалог с невидимым собеседником.

Тая Григорьевна

Я очень боялась, что положат в больницу… И не только из-за Ленечки. Было какое-то предчувствие. А может, это сейчас так кажется. Стирала пеленки, зажмуриваясь от боли. Все тело горело как в огне. В больницу попала уже практически в бессознательном состоянии. Твоя тетка забрала к себе маленького Леню. Я иногда думаю: что было бы, если бы сын остался с тобой?..

Мне сделали операцию, после которой на животе остался страшный шов. Но, видимо, слишком поздно. У меня начался сепсис, и врачи вскоре перестали бороться за мою жизнь. Тогда я, конечно, ничего этого не знала. Почти не помню себя в это время. Периодически сознание прояснялось, но картинки реальной жизни и тяжелые болезненные видения так сложно перепутывались в моей голове, что я не чувствовала течения времени и не помнила об оставленном крошечном сыне и любимом муже. Я вообще почти не существовала.

(Дальше возможна немая сцена рядом – иллюстрация слов героини.)

Но однажды в сизом полумраке – видимо, на рассвете – я ясно увидела в ногах у себя сидящего белобородого старца. Не знаю, были ли открыты мои глаза или все это мне привиделось. Старец смотрел на меня своими добрыми и спокойными глазами, и голос его звучал как будто в моей собственной голове: «Встань, красавица, и молись!» Вот, кажется, и все. Во всяком случае, я больше ничего не помню. Старец исчез…

Видимо, я издала какой-то звук. Меня окружили люди, я попросила поднять меня, посадить. Язык не слушался, но как-то все-таки меня поняли. Я сидела в кровати, обложенная подушками, и обливалась слезами. Как молиться, я не знала: в родительском доме молитв не слышала, а потом и вовсе комсомолкой была, ходила иконы жечь. В общем, нагрешила порядочно… Откуда тут молитвы! Сидела и шептала спекшимися губами: «Господи! Господи!» И плакала. Слезы лились как будто сами. Удивительно, сколько их во мне накопилось…

Потом врач сказал, что этой ночью произошел кризис – и я неожиданно для всех пошла на поправку. А бабульки в палате по моим описаниям определили, что ночью меня посетил Николай-Чудотворец.

Вот так, мой милый, а ты этого и не знал. Я не успела тебе тогда рассказать… Ни утром, ни днем ты не пришел, а вечером я, с трудом, покачиваясь, но уже могла ходить. Оделась в какое-то больничное тряпье и отправилась домой.  И застала тебя с Клавдией. Все было настолько очевидно, что ты даже не пытался оправдываться. Помнишь? Помнишь, конечно. А я всю жизнь пытаюсь забыть. И все думаю: что было бы, если бы сын остался с тобой?.. Может, Клавдия постеснялась бы. Я ведь знала, она давно на тебя глаз положила. И, конечно, воспользовалась моим отсутствием. Может, надеялась, что я и вовсе не вернусь…

Спустя годы, я рассказывала подруге, как проплакала две недели и вычеркнула тебя из своей жизни. С гордостью рассказывала. Мол, вот я какая, сильная, волевая! С того света выкарабкалась и мужа за измену не простила – как в ногах ни ползал! Конечно, сильная. Будешь тут сильной.

Но долго еще я спрашивала себя: может быть, все было бы по-другому, если бы тетка не забрала сына?.. Или в жизни не бывает случайностей?

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Сцена первая

На заводе. Появляются Тая иАлексей Филиппович рабочей одежде. Тая Григорьевна покидает сцену.

Тая

Ой, смотрите, Алексей Филиппович, кто-то рубль потерял! (Поднимает оброненную кем-то купюру над головой и громко кричит.) Кто рубль потерял? Кто рубль…

Алексей Филиппович (одергивая Таю)

Да что же ты кричишь-то! На рубле не написано, чей он. Любой признаться может – а как ты проверишь?

Тая

И правда… А как же быть? Кто-то ведь без обеда останется… Сейчас все в столовую идут, значит, человек этим рублем хотел за обед заплатить. Надо же как-то отдать… Может, положить обратно – пусть лежит. Хозяин вернется, будет искать – а он тут как тут! И чего я его схватила! (Хочет вернуться на то место, где нашла купюру, ноАлексей Филиппович ее удерживает.)

Алексей Филиппович

Ох, Тая, какая же ты наивная! Не ты – так другой кто-нибудь поднимет. Положит себе в карман – и все. Рубли-то – они все одинаковые. Уж хоть бы крикнула: «Кто деньги потерял?» А так… Смех один! Да и растерях таких наказывать надо. Небережливый, значит, человек, к деньгам уважения не имеет. А они нелегко даются, их заработать надо. Вот один раз останется без обеда – будет лучше за своими карманами смотреть. Учить людей надо! Для их же пользы. Вот я, например. У меня все рассчитано. Ни одной копейки зря не потрачу. Все для пользы дела, все разумно. До зарплаты два дня, многие уже занимают, чтобы дотянуть. А у меня – пожалуйста! Еще хоть неделю живи. Да и запасец кое-какой имеется. Так что, Таечка, хочу тебя позвать завтра на прогулку. Можно даже в кино сходить. Или в горсад. Средства имеются. И на мороженое, и все такое.

Тая

Алексей Филиппович, Вы меня на свидание, что ли, приглашаете?

Алексей Филиппович

Ну, можно сказать и так… Пойдешь?..

Тая

Да как-то это все странно…

Алексей Филиппович

Что ж странного? Все как положено. Я же за тобой ухаживаю. Или староват для тебя?

Тая

Ну что Вы! Вот уже и обиделись… Не обижайтесь! Если хотите, давайте сходим завтра в горсад: музыку послушаем… Там, знаете… У меня с ним столько… (Меняется в лице.) Нет, давайте не пойдем в горсад. Давайте лучше в кино.

Алексей Филиппович

В кино – так в кино. Стесняешься, поди, возраста моего… Конечно, у тебя ухажеров хватает. Кругом одни мужчины. Работа у тебя больно уж мужская. И чего ты в токари пошла?..

Тая

Да ничего я не стесняюсь! А почему выбрала такую неженскую специальность?.. Да я и не выбирала. Просто услышала, что на заводе требуются работники, - и пошла… Сначала в учениках ходила, а теперь вот самостоятельно работаю. Да мне, Алексей Филиппович, было все равно, чему учиться. Тяжелой работы никогда не боялась. Я не размазня какая-нибудь и не белоручка! Я сильная и самостоятельная. К тому же, на заводе неплохо платят.

Алексей Филиппович

Ну, да ладно, ладно, я так спросил… В общем, я тогда с утра билеты куплю, чтоб подготовлено было.

Тая

Нет, знаете… А давайте все-таки в горсад пойдем!

Алексей Филиппович

Ну, в горсад – так в горсад… Только уж больше не переигрывай. Надо определенность во всем иметь. А то всю жизнь можно бросаться то туда, то сюда – а толку не будет. Приходи, значит, в три часа.

Тая

А куда?

Алексей Филиппович

Как куда! В горсад.

Тая

Алексей Филиппович, но горсад-то большой! Вы уж место назначьте – а то будем друг друга искать…

Алексей Филиппович

Место?.. Так я, это… Я и не знаю, какие там места… Не хожу туда – чего мне там делать одному. Буду тебя ждать прямо у главного входа – а там уж разберемся.

Тая

Хорошо, договорились… Пойдемте скорее в столовую, а то без обеда останемся! (Уходят.)

Сцена вторая

Городской Сад. Алексей Филиппович со свертком в руках поджидает Таю, поглядывая на часы. Появляется Тая.

Алексей Филиппович

Здравствуй, Таечка! Рад тебя видеть. Почти и не опоздала, молодец. Не люблю, когда опаздывают. Договорились – значит, договорились.

Тая

Здравствуйте, Алексей Филиппович! Погода-то сегодня какая! Как раз для прогулок! Ну, пойдемте?

Алексей Филиппович

Пойдем, пойдем. Ты уж веди – где тут гуляют, пойдем и мы туда.

Тая (смеясь)

Да тут везде гуляют, Алексей Филиппович! Смотрите, красота какая! Дорожки, скамейки, клумбы… Вон там, смотрите, всегда анютины глазки сажают. Мне так они нравятся! А Вам?

Алексей Филиппович

Мне?.. Ну да, и мне… Хороший цветок, скромный. И неприхотливый. А я смотрю, Тая, ты тут все знаешь, часто бываешь? Одна ходишь или с сопровождением?..

Тая

Да нет, Алексей Филиппович, не часто… Просто с юности помню эти анютины глазки – еще когда с братом приходили… Эх, жаль, оркестра еще нет… По выходным они всегда играют. Вон, видите, эстрада – там музыканты и сидят… Но это к вечеру, сейчас еще рано.

Алексей Филиппович

Ну, и к лучшему…

Тая

Почему?.. Вам что – музыка не нравится?..

Алексей Филиппович

Почему не нравится… Очень даже нравится! Люблю слушать, когда песни поют – наши, русские. Ну, и оркестр… тоже хорошо. Просто сегодня хочу поговорить с тобой о том, о сем… Обсудить все… Так без музыки – оно лучше…

Тая (усмехаясь)

Это о чем же Вы таком поговорить со мной хотите – без музыки?..

Алексей Филиппович

Не торопи, Тая, всему свое время. Все должно быть по порядку. Давай-ка на скамейку присядем.

Тая

Давайте… (грустно вздохнув) Давно я на скамейках не сиживала… (Садятся на скамейку. Тая опускает голову, погружаясь в воспоминания.)

Алексей Филиппович (разворачивая сверток)

Я, Тая, тебе небольшой подарочек приготовил. С пустыми руками не пойдешь, а на цветы деньги тратить – это баловство. Я так рассудил, что ты не девочка уже, а женщина, хоть молодая, но серьезная, - надо что-то полезное… Вот, это тебе – в знак, так сказать, первого свидания.

Тая (встряхнув головой, пробуждаясь от воспоминаний)

Что это?.. (Берет в руки «подарок».)

Алексей Филиппович

Это тебе. Вещь полезная, в хозяйстве необходимая.

Тая

Это… зубная щетка и… зубной порошок?.. Ну да, это всегда пригодится… Правда, как-то странно…

Алексей Филиппович

Ничего тут нет странного. Которые всякие финтифлюшки дарят – так еще неизвестно, что у них на уме… А у меня серьезные намерения, поэтому и вещи полезные дарю, а не всякое…

Тая (пожимая плечами)

Спасибо, конечно… Да Вы не обижайтесь, Алексей Филиппович. Я же ничего… Ну, может, погуляем еще – а то что же мы просидим тут, а скоро ведь и домой…

Алексей Филиппович

Что это домой-то, только пришли… Нет уж, посидим немного. Мне надо с мыслями собраться, на ходу как-то негоже… Все должно быть по порядку.

Тая

Да что по порядку-то?.. Ну, как хотите… Можно и посидеть. Мне все равно.

(Какое-то время сидят молча. Тая со скучающим видом смотрит куда-то вдаль, Алексей Филиппович потирает руки, покашливает, наконец, прерывает молчание.)

Алексей Филиппович

Я, значит, Тая, хочу с тобой поговорить. Серьезно. Ты женщина хорошая, положительная. Ничего, что замужем была. Я тоже был женат. Супруга у меня была постарше. И ничего в этом страшного нет. Вот и я тоже тебя старше – но это даже хорошо. Все-таки у меня опыту больше. А для семейной жизни это хорошо. В общем, предложение я тебе делаю. Чтоб, значит, выходила за меня замуж. И будем жить семьей. (Тая грустно усмехается, качает головой.) Что ты головой качаешь? Что скажешь?

Тая

Что-то я не пойму, Алексей Филиппович… Разве так предложение делают?

Алексей Филиппович

А как?.. Я, конечно, не специалист разговоры говорить… Но, по-моему, четко изложил… Что, мол, серьезные намерения… И что хочу все как положено…

Тая

Так-то оно так… Вы не сердитесь. Да только ведь, когда предложение делают, про любовь говорят. А так получается… Неизвестно что получается…

Алексей Филиппович

Тут ты права, Тая. Тут у меня недосмотр вышел. Любовь – это само собой. Любовь – конечно. Потому как, если бы любви не было, так ведь ничего бы и не надо. А так видишь, что получается… Я говорить не мастак, но только ты не сомневайся. Очень ты мне полюбилась. Так о тебе все и думаю. И представляю, как мы будем жить хорошо. А детишки появятся - детишек буду любить, не сомневайся. У первой жены дочка была – так я с ней хорошо обходился.

Тая

Алексей Филиппович, а у меня сын есть, Вы не знали?

Алексей Филиппович

Ну как не знал – знал. Только, говорят, он с отцом остался. Это, конечно, не очень хорошо, что без матери растет, - с одной стороны. Но с другой – мальчику отец нужен.

Тая

Да нет, Алексей Филиппович, не с отцом он, а с его теткой живет. Я его забрать хочу. А тетка не отдает. Все ей женихи не подходят: один – зачем молодой, другой – зачем красивый! Надо, говорит, Ленечке отца искать, а не себе… кобеля… Вы извините, но это не я так говорю, это тетка. Так что, невеста я с «приданым»… Зачем Вам опять чужого ребенка воспитывать! Найдите себе женщину свободную. Вы мужчина не старый еще, непьющий, самостоятельный. Найдете кого-нибудь…

Алексей Филиппович (после непродолжительного раздумья)

Ну что ж, сын – значит, сын… Даже и хорошо. А то ведь кто знает – вдруг у нас только девочки народятся, а тут уже и наследник есть! Я его на свою фамилию запишу – будет все как положено.

Тая

А вот и не получится, Алексей Филиппович! Муж мне развода не дает. Так что, я и не свободная, и не замужняя… И сына Вам на свою фамилию не записать. Так что, как говорится, разойдемся как в море корабли… Спасибо, конечно, за расположение Ваше. Но ничего у нас с Вами не получится.

Алексей Филиппович

Да… Обстоятельства, конечно, не очень положительные… Но ведь это все решить можно. Я могу с мужем твоим бывшим поговорить. Он же должен понять, что тебе надо жизнь свою устраивать. Так что, Тая, я все беру на себя. За тобой – только слово. Видишь, я на все согласен. Решай. Если не дашь согласия – что ж, отступлюсь. Но знай, что очень я к тебе расположен. Я только говорить не горазд – а так я очень… Полюбилась ты мне очень… Но вижу ты не расположена. Уж не знаешь, чем и испугать, чтоб отступился… Что еще придумаешь?

Тая

Не сердитесь, Алексей Филиппович! Вы хороший – правда! А мне и придумывать ничего не надо. Вот поедем завтра к тетке: если понравитесь ей, отдаст сына, то так уж тому и быть… Ну а нет - так на меня не серчайте! Только вряд ли Вы ей понравитесь!

Алексей Филиппович

К тетке, говоришь?.. А если отпустит со мной сына твоего – не обманешь?

Тая (смеясь)

Не обману! (в сторону) Ну это уж чудо будет! Не такие пробовали…

Алексей Филиппович (обрадованно)

Вот и хорошо. Оно и правильно. Ну, а теперь, можно, Таечка, и погулять. Можно и по набережной пройтись. Даже можно и мороженым угоститься. Я-то уж не буду – а тебе куплю, пойдем.

Тая (усмехаясь)

Ну, если мороженое – то пойдемте!

Сцена третья

Комната в доме тетки Николая – Анны Ивановны. Входят Тая, Алексей Филиппович, Анна Ивановна.

Анна Ивановна

Проходите, Алексей Филиппович, и ты, Тая… Дверь закроем – пусть мальчонка поспит, притомился. А пока чайку попьем. Садитесь к столу – чайник горячий. Вот и конфеты ваши, а у меня варенья наварено. Вы, Алексей Филиппович, варенье какое уважаете? (Собирает на стол.)

Алексей Филиппович

А какое поставите, Анна Ивановна, таким и будем угощаться. Все хорошо!

Анна Ивановна

Ну, пробуйте тогда вот эту вишню – без косточек, благородное варенье.

Алексей Филиппович

А сколько труда в него вложено! Ведь это надо каждую ягодку рученьками своими от косточки освободить! Не для ленивой хозяйки такое занятие…

Анна Ивановна

Да, уж не для белоручек… А Вы, Алексей Филиппович, понимаете. Это хорошо, когда мужчина с пониманием. Да и с мальчиком, я смотрю, хорошо у Вас получается. Видать, приходилось за детьми ходить? Свои-то есть, поди, - не молодой уж?

Алексей Филиппович

Да как сказать, Анна Ивановна… Опыт имеется, но своих не завел пока.

Анна Ивановна

Это как же так понимать прикажете? За чужими, что ль, присматривали?

Алексей Филиппович

Я, уважаемая, был уже женат однажды, так вот у супруги моей бывшей дочка имелась. Хорошая девочка, живая, сообразительная… Только вот худовата маленько - желательно ребенку быть полнее. Аппетит никудышный. Я за девочкой ухаживал, когда мать отсутствовала: и гулял, и кормил, и всякое такое… Так что, не сомневайтесь, с дитем могу поладить.

Анна Ивановна

Оно и видно, что умеете… Это хорошо. А только что ж теперь-то с девочкой сталось – да и с супругой Вашей?

Алексей Филиппович

Да видите ли, характерами мы разные оказались. Я человек обстоятельный, люблю, чтоб все по порядку, – да вот Тая знает… (Бросает взгляд на Таю – та нерешительно кивает. И вообще, с некоторым недоумением наблюдает за воркованием тетки и Алексея Филипповича…) А супруга моя… не очень порядок любила. Одним словом, когда порешила она вернуться к бывшему своему, я возражать не стал. Да и ребенку с родным отцом лучше…

Анна Ивановна (Все приготовив, усаживается за стол напротив Алексея Филипповича.)

Так, стало быть, Вы человек свободный, Алексей Филиппович… И что же дальше думаете? Какие планы имеете? (Бросает взгляд на Таю.)

Алексей Филиппович

А планы, Анна Ивановна, у меня очень положительные. Имею я намерение объединить наше с Таей существование. Будем создавать семью – все как положено. И мальчика не обидим, не сомневайтесь, уважаемая.

Анна Ивановна

Так чего ж мне в Вас сомневаться, Алексей Филиппович. Вы человек надежный, по всему видно.(Тая настороженно смотрит то на тетку, то на Алексея Филипповича.) Я ведь что… Я не злыдня какая-нибудь. Но только кому попало Ленечку не отдам. (Тая облегченно вздыхает.) Мальчик он хороший, здоровенький. Да и привыкла я к нему. Но, понятное дело, ребенку мать с отцом нужны. Что ж ему, как сиротинушке-то, жить… Я все надеялась, что у племянника моего с Таей наладится, да, видать, не судьба… Но кому попало не отдам…

Тая (с облегчением)

Ну, я так и знала, тетушка! На Вас не угодишь. Что ж, спасибо за чай и за варенье. Пойдемте, Алексей Филиппович. Ленечка теперь долго спать будет – чего Вам зря сидеть. А я, Анна Ивановна, завтра забегу…

Анна Ивановна (останавливая Таю)

А чего ты заторопилась? Я еще ничего не сказала. А Вы, Алексей Филиппович, пейте чай, давайте еще горяченького подолью. Я ведь что говорю… Кому попало, мол, не отдам. Приходили тут… Приводила Тая. Один молоденький – сам еще ребенок. Какой из него отец мальчику нашему! Конечно, я не отдала. Второй постарше маленько был – так зато уж такой раскрасавец, что глазам смотреть больно. Ну куда его такого! Будет он разве верным семьянином! Тая-то ведь жизни не знает, а я-то вижу, что к чему… Мы-то уж с Вами пожили, Алексей Филиппович, так, поди, людей лучше видим.

Алексей Филиппович

Полностью согласен с Вами, Анна Ивановна. Возраст в этом деле большое значение имеет. Когда человек постарше, так он и серьезнее, и со смыслом… И жизнь у него размеренная, и все как положено…

Анна Ивановна

Да-да… А где Вы, Алексей Филиппович, жить планируете, если семейством обзаведетесь? Или Вы об этом не думали еще? У Таи-то ведь комнатенка маловата…

Алексей Филиппович

Вы, Анна Ивановна, не беспокойтесь. У меня все продумано, все подготовлено. Жилье и сейчас имеется. А в случае семейства от завода обещали большую комнату выделить – и всего с одними соседями. Как же можно об этом вопросе не задуматься – дело не маловажное. Тем более что ребенку простор нужен – чтобы и поиграть можно было, и дышать свежо…

Анна Ивановна

Вот это хорошо! Это очень правильно. Уважаю я таких мужчин, Алексей Филиппович, которые обо всем заботятся, во всем толк знают.

Алексей Филиппович

Ну а как же! Мужчина в доме голова. Должен все обеспечить, чтобы и супруге, и детишкам удобно было и сытно.

Тая (в сторону)

Спелись…

Анна Ивановна (после паузы)

Ну так что же… Вижу я, что Тае, наконец, встретился мужчина порядочный, надежный. Думаю, Вы, Алексей Филиппович, и о мальчике заботиться будете. Не вижу причин отказывать. В общем, вот вам мое согласие.

Тая

Как?..

Анна Ивановна

Что ж ты так удивляешься? Думала, никогда Ленечку не отдам? Глупая, я ведь не из-за упрямства или вредности. Вот вышел случай подходящий – так чего я же противиться! Я только за! Ну, вы тут посидите или в сад идите пока. А я мальчика соберу. Проснется – покормлю, да и с богом! (Выходит.)

Алексей Филиппович (довольным голосом)

Ну вот… Все и сладилось.

Тая

Да уж… Не ожидала я…

Алексей Филиппович

Все и решилось. Ты помнишь, Тая, что обещала? Что, мол, если тетка сыночка отдаст, то примешь мое предложение…

Тая (обреченно)

Помню… Вот ведь… Не ожидала я… Ну что ж! Так уж, видно, суждено… Ох, что-то дышать мне нечем! Пойдемте, что ли, в сад, Алексей Филиппович…

Алексей Филиппович (подхватываясь)

Пойдем, Таечка, пойдем подышим. Мне и самому отдышаться надо – такое дело сделано! (Выходят.)

Сцена четвертая

Появляется Тая Григорьевна, продолжает разговор с невидимым слушателем.

Тая Григорьевна

Я получила сына и… не смогла обмануть Алексея Филипповича. Не из благородства, а по глупости. Или еще по какой-то причине… В общем, мы стали жить вместе. Алексею Филипповичу дали от завода даже не одну комнату, а целых две смежных – по тем временам, хоромы!.. Расписаться мы не могли – ты не давал развод. Антон Филиппович очень хорошо относился к Лене. Ходил с ним гулять, мастерил игрушки. Леня был славным мальчиком. Он привязался к Алексею Филипповичу и стал звать его папой.

…В тот зимний день Алексей Филиппович с Леней отправились в баню. На обратном пути они долго ждали трамвая, замерзли, и Ленечка заболел. Я почему-то сразу поняла, что он не выживет.

Когда маленький гробик опускали в землю, я подумала, что сейчас забросают ледяными комьями то, что еще связывало меня с тобой. Потом я потеряла сознание. Я не знаю – от горя или от того, что была беременна…

…Я смирилась с тем, что в моей жизни больше не будет любви – той, которая делает женщину счастливой. Да я и не особенно к ней привыкла. Годы с тобой пролетели как один день – солнечный, безветренный, ясный. Потом налетел ураган – вымел, высушил, выстудил. С тех пор в моем сердце закрылся клапан, отвечающий за женское счастье. Я и не возражала. На меня всегда обращали внимание мужчины, но для меня они больше не существовали. Пустота заполнилась тихой новой радостью материнства. Я родила Алексею Филипповичу двух дочек. А про своих мальчиков старалась не вспоминать. Мне нравилось стирать пеленки, застилать детские кроватки, шить девчонкам распашонки и платьица.

Старшей имя выбрал Алексей Филиппович. «Маруська… - улыбнулся он выданному в роддоме кульку. – Это наша Маруся…» Ну, Маруся – так Маруся! А через два года появилась Люся. Так уж, для созвучия назвали: Маруся да Люся…

Алексей Филиппович любил девочек. По-своему, конечно. Если на завтрак я варила ему два яйца, он съедал одно, а второе делил между дочками. Ты скажешь, тоже мне любовь! Но я-то знаю Алексея Филипповича. Он проявлял чувства своим, особенным способом. По-другому не умел. И знаешь, дочки на всю жизнь запомнили, как он разрезал это яйцо и торжественно вручал им половинки. Наверное, чувствовали, что за этим скрывается отцовская забота, любовь и даже нежность.

Он и ко мне свои чувства проявлял своеобразно. Тогда мне казалось, что не проявлял вовсе. Хоть и не верила я больше в женское счастье, но иногда все-таки хотелось ласки, каких-то особенных слов, от которых горят щеки и стучит сердце. А ничего этого не было. По вечерам я вспоминала тебя и, чтобы заглушить воспоминания, шла стирать белье. Алексей Филиппович обижался, что я опять затеваю стирку на ночь – как будто пережидаю, когда он уснет. Так и было на самом деле. Он, конечно, все понимал. И ждал. А я все еще помнила тебя. И ничего не ждала. (Перебирает фотографии, берет в руки одну из них.)

Ох, какая старая фотография… Марусе было почти четыре года, а Люсе два. Старшенькой я сшила платье на кокетке из зеленоватой бумазеи, подстригла ее и завязала на макушке бант. А Люсеньку одела в сарафан, из которого Маша выросла. Он был немного великоват, но на фотографии этого не видно. Это единственное сохранившееся предвоенное фото. Девчонки на нем серьезные и немного испуганные. Как будто знают, что очень скоро начнется война.

(Дальше возможно параллельно действие без слов – иллюстрация слов героини.)

…Война выжгла неизбывную тоску, которая затаилась в моем сердце. Или заглушила на время?.. Не до тоски стало и не до женского счастья. Надо было выживать. Эвакуироваться мы не успели… Калинин, хоть и не долго, но был под немцами. Алексей Филиппович все это время просидел за шкафом, который мы поставили на угол, чтобы высвободить местечко. Я подавала ему туда то еду с питьем, то ведро. Если бы немцы нашли – несдобровать бы ему. Он был членом партии с семнадцатого года, да еще и успел поработать мастером на швейной фабрике – небольшой, но начальник. Собственно, поэтому мы и не успели уехать. Рядовые граждане рванули в первых рядах, а мой, сознательный, дотянул…

Помню, нажарила я целую сковороду картошки. Еще с керосинки снять не успела – фриц заходит. Дверь-то только прикрыта была, так он и свалился как снег на голову. Хорошо, хоть Алексей Филиппович тихонько сидел. Увидел фриц нашу картошку, заулыбался, прогавкал что-то по-своему – и унес с собой сковороду. Остались мы и без обеда, и без сковороды. Я потом все боялась, то немец вернется – сковородку отдать. Они особо-то не зверствовали – дети их даже не боялись… Не вернулся. Да и сковородка больше не понадобилась… Жир кончился, а потом и картошка. Помню, как ползали мы за ней, родимой, под пулями. Собирали на поле, что осталось. Мороженые, подгнившие картофелины, смешанные с землей, - а как радовались им! Но это уж потом… Потом много чего было. И лебеду ели. Все как положено…

Когда совсем есть нечего стало, пошла я на барахолку кое-какие вещи сменять на продукты – поймали, осудили за «спекуляцию», дали небольшой, но срок… Сидел за меня Алексей Филиппович – тогда так можно было. Мы решили, что лучше он отсидит, а я уж с детьми… Чем-нибудь да накормлю, что-нибудь придумаю…

…Успел Алексей Филиппович и повоевать. Недолго, правда. Ранило его в голову, осколок застрял, не смогли достать – так всю жизнь с ним и проходил… А тогда, после ранения и операции, память потерял. Возили в санитарном поезде взад-вперед. Когда в очередной раз проезжали Калинин, вспомнил он вдруг, что это его родной город…

Пришел домой - худющий, круги под глазами. А я уж и не ждала, думала, погиб. Не успела обрадоваться, а он как начал орать да ругаться – чуть не в драку лезет. Кричит что попало, руками машет! Я и поняла, что с головой у него не в порядке. Потом-то ничего, отошел, только вспыльчивым стал. Раньше-то спокойным был, тихим. Но ничего, привыкла… А сначала уж больно тяжело было. Считай, с сумасшедшим жила. Думала, таким и останется, не знала, что и делать! Но ничего, немножко успокоился. Видать, осколок-то прижился или развернулся как-то поудачнее…

А партбилет, утерянный то ли на фронте, то ли потом, в беспамятстве, после войны Алексей Филиппович восстанавливать не захотел. Не знаю, почему, не хотел он говорить на эту тему. Я ему намекала, что с партбилетом-то жить лучше – а он только рыкнул «Не буду!» и желваками задвигал. Ну все, больше я его и не дергала. Может, он и прав: мы на оккупированной территории жили, чего лишний раз высовываться…

Да… Многое пришлось пережить. Но главное, я в войну чуть Люсю не потеряла. Умирала она у меня от голода. Маленькая, худенькая – лежит тихонько… Глазки распахнет и смотрит на меня – грустно так смотрит. А потом и глазки закрыла. Врач приходила. А что она могла сделать?.. Да и я… Сижу, слезы лью, руки опустились. Маруся-то, старшая, корку какую пососет – и ладно. Живучая она, Маруся. А Люсенька маленькая совсем, ей бы молочка…

Сцена пятая

Раздается голос Торговки. От него Тая Григорьевна вздрагивает, смотрит на разворачивающуюся сцену как бы со стороны, потом удаляется.

Торговка

Кому молочка – сметанки – творожка! Кому молочкааааа! Все из деревни, от своей коровки, свеженькое! Молоко, сметана, творог! Кому молока, сметаны, творога!

Выбегает Тая.

Тая

Женщина, женщина, мне надо, я куплю! Пойдемте скорее ко мне! У меня ребенок голодный, мне очень надо! Пойдемте быстрее! (Пытается схватить у Торговки из рук бидон и корзину.)

Торговка

Да что ты, девонька, что хватаешь-то! Не тронь!

Тая

Да я помочь Вам хотела. Пойдемте скорее!

Торговка

Да пойдем, пойдем, только не хватай ты за руки-то меня, а то ведь, не ровен час, уронишь да прольешь… Иду я, иду! (Заходят в квартиру Таи.)

Тая

Вот, ставьте на стол. Сейчас посуду принесу. Я и молока возьму, и творога, и сметаны… я у Вас все возьму! У меня деньги есть, Вы не сомневайтесь! (Бросается к комоду, достает деньги, кладет все на стол.) Сколько скажете, столько и заплачу! Мне главное – девочек моих накормить…

Торговка

Стой, красавица! Что-то я не пойму, ты что – деньгами собралась со мной рассчитаться?

Тая

Ну да… А что?..

Торговка (усмехаясь)

И что я с твоими бумажками делать буду? На лоб себе наклею? Или, может, на стенку повешу?

Тая (растерянно)

Почему на стенку… А как же…

Торговка

А так же! Деньги нынче ничего не стоят. А потому они мне без надобности. А вот если найдешь батистику или, в крайнем случае, сатинчику – вот это будет другой разговор.

Тая

Какого еще «батистику»?..

Торговка

Какого-какого… Ну, материалом каким-нибудь могу взять. Есть у тебя отрезы какие? И, может, еще чего ценное?

Тая

Нет… Откуда у меня отрезы… А ценного… Да и ценного ничего нет…

Торговка

Ну, на нет и суда нет! Чего ж ты меня тогда затащила! Вот ведь бессовестная какая! Еще и из рук вырывала! (Берет бидон и корзину, собирается уходить.)

Тая (кричит)

Нет! Не уходите! Только не уходите! Я найду что-нибудь… Я у соседки спрошу, подождите! (Выглядывает в дверь.) Граня, ты дома? Граня!

Граня (Появляется в дверях: в декольтированном халате, на голове - бигуди.)

Что за шум, а драки нету?

Тая

Гранечка, милая, помоги! Вот женщина молоко продает, и творог, и сметану… Мне так надо, Гранечка! Но у меня ни батиста, ни сатина нет… Ничего нет… А за деньги не отдают… Может, у тебя что-нибудь есть? Выручи меня, Гранюшка! Ты же знаешь, мне девочек кормить нечем, Люсенька уже… (Закрывает лицо руками, плачет.)

Граня

Молочко, говоришь? И творожок, и сметанка? А ну-ка, бабуля, показывай, что у тебя за молочко – небось синее, одна водица, ни жириночки, а?

Торговка

Да что Вы, дама! У меня товар что надо!

Граня

Ну, дама я или не дама – знать не Вама!.. А товар я хочу сперва увидеть – разворачивай, бабуля, свою продукцию!

Торговка

Да смотрите, смотрите – хоть и попробуйте, мне скрывать нечего.

Граня

Так и попробуем – а как ты, бабуля, думала! Ну-ка, неси-ка, Тая, посуду! Сейчас и попробуем.

Торговка

Только я должна быть уверена, что Вы, дама, со мной расплатитесь, как положено…

Граня

Ты посмотри на меня, бабуля, внимательно. Сперва анфас. Посмотрела? Теперь в профиль. (Поворачивается боком.) Ну, ты видишь? Ты видишь, какой у меня профиль, а? Картина! Разве я могу с кем-нибудь не расплатиться? Похожа я разве, бабуля, на человека, который может не расплатиться! Не сомневайся, бабуля, все оформим как положено! Че стоишь, соседушка – а ну марш за посудой! (Тая убегает, через некоторое время возвращается с посудой.) Так, ну-ка посмотрим, что тут у тебя есть бабуля… Ну, молочко-то вроде жидковато. Ну да ладно, сойдет. А сметана… сметана – ничего, жирненькая. И творог вроде приличный. Ладно, уговорила, берем все! Так, давай, Тая, перекладывай да переливай – да побыстрее! А то бабулю задерживаем. Ей ведь еще, небось, коровку доить да поросят кормить… Есть у тебя, бабуля, поросята? (Пока Граня отвлекает Торговку разговорами, Тая переливает и перекладывает товар. Граня глазами показывает, чтобы уносила миски из комнаты. Тая понимает и быстро все уносит.)

Торговка

Да какие поросята, о чем вы! Чем нынче тех поросят кормить! Ну, один, правда, есть… Так что, если надо, так скоро мяско будет. Но уж за мясо, понятно, оплата посерьезнее. Молочко-то – оно каждый день у коровки. А мясо – сами понимаете…

Граня

Да уж я-то, бабуля, понимаю, можешь не сомневаться! Я, бабуля, страсть какая понятливая! Меня, бывала, мамаша в детстве из всех детишек выделяла – а нас четверо было. Вот если надо что посложнее сделать, где соображалка требуется, – так мамаша всегда меня назначала. У меня, бабуля, с детства соображалка хорошо развита. Вот, знаешь, у некоторых руки сильные, а у которых ноги… А у мужиков еще бывает, знаешь, бабуля, такая штуковина…

Торговка (отмахиваясь и хихикая)

Да ну Вас, ей-богу, надумали чего!

Граня

И правда, бабуля, чего это я, тебе-то уж про эту штуковину не очень интересно… Я вообще-то про свою соображалку говорю – а мужики-то так уж, кстати пришлись. Да они всегда кстати, мужики-то! Ты просто не помнишь, поди, бабуль! (Смеются.) Ага, ну вот, посмеялись мы с тобой, бабуля… А теперь смотри внимательно. Видишь, деньги лежат? Тая по доброте душевной все их тебе выложила. А я так думаю, что это многовато… Вот держи, бабуля, десятку. А если у тебя какие вопросы появятся или несогласие – так вот там, за углом, у нас милицейский участок. Так что, если ты, бабуля, не согласная, участковому-то пожалуйся – может, он тебе что и присоветует. А может, за спекуляцию привлечет. Так что, иди, бабуля, с миром! А если молочко твое ребенка спасет от голодной смерти – так, может, и тебе зачтется!

Торговка

Да как же Вам не стыдно! С виду дама серьезная. Профиль у нее, говорит, профиль… А я уши-то и развесила! Бесстыжие твои глаза!

Граня

А ты, бабуля, поосторожнее, а то я тебя за оскорбление привлеку! Иди, откуда пришла, родная! А поросенка зарежешь – мясо приноси, мы купим. (Выталкивает возмущенную Торговку, поворачивается к Тае.) Эх ты, нескладеха! У тебя ребенок помирает, а ты скромничаешь, тихоня! Давай корми свою Люську. Я после зайду еще, поговорить надо. Есть возможность устроить тебя в Суворовское училище – уборщицей. Там и сама подкормишься, и детям перепадет. Курсантов, а особенно офицеров, хорошо кормят. Они даже в тарелках оставляют. Я сама сперва хотела на это место, но у меня другая перспектива появилась… Ну че стоишь-то! У ней девка помирает, а она стоит! (Направляется к двери, Тая выходит следом.)

Тая

Спасибо тебе, Гранюшка! Спасибо, милая! Не знаю, как и благодарить тебя!..

Сцена шестая

Кабинет в Суворовском училище. Тая протирает влажной тряпкой кожаный диван. Разговаривает сама с собой.

Тая

Ну вот… Теперь уж нигде ни одной пылиночки! Я же понимаю: убирать кабинет начальника – это не то, что коридоры мыть… Тут надо с особой тщательностью. Хотя я коридоры скребла будьте нате! (Садится передохнуть.) Да я готова им все до блеска начистить за такую-то кормежку! Дай бог Гранюшке доброго здоровья, пристроила в такое сытное место! Мне сперва даже плохо стало, когда столько еды сразу увидела – отвыкла… Конечно, домой нельзя уносить… Но все носят. И я ношу. А что делать, девчонок надо кормить! Это же не воровство. Все равно поросятам отвезут – а что мои девчонки хуже поросят, что ли? Ну ладно, передохнула маленько – и хватит, надо еще цветы полить… (Встает, смотрит на диван и в ужасе хватается за голову.) Ой, мамочки, что это? Диван-то весь разводами пошел! Что же я наделала-то! Тряпка, что ли, грязная была?.. Да нет, вроде… Ну-ка другой протру – эта уж точно чистая. (Снова протирает диван, потом отворачивается, выжидает время – и снова бросает взгляд на диван, и снова протирает.) Опять! Опять мутный! Откуда только эти разводы берутся? Что делать! Испортила ведь я диван, испортила! Ну все, теперь выгонят меня, точно выгонят!

В дверь заглядывает завхоз Георгий Иванович.

Георгий Иванович

Ну точно, она еще здесь! А я иду, смотрю: дверь открыта… (Входит.) Ты чего это, Тая Григорьевна, так долго возишься? Я думал тебе предложить разносчицей… хлебное место, а у тебя ведь двое дома. Но ты, по всему видать, не больно-то расторопна…

Тая (со слезами)

Георгий Иванович, миленький, помогите! Не знаю, что с этим проклятым диваном делать! Тру его, тру – а он мутнеет – и все тут!

Георгий Иванович (Сводит брови, важно кашляет.)

Мутнеет, говоришь? А чем же ты его трешь-то, Тая Григорьевна? Не мокрой ли тряпкой?

Тая

Ну да… Я ж хотела пыль стереть, чтоб все чисто было. Все-таки кабинет начальника…

Георгий Иванович

Да кто же кожаный диван мокрой тряпкой протирает! Кто тебя этому научил?

Тая (всхлипывая)

Никто не учил… Я кожаной мебели сроду не видела. Хотела как лучше… А что нельзя мокрой, да? А что ж теперь делать-то? Я теперь век не расплачУсь!

Георгий Иванович

А ну-ка, прекратить слезы! Нечего мокроту разводить. И так вон уже… наследила. Возьми-ка лучше сухую тряпку да пойдем со мной. Дам тебе масла – чуть-чуть на тряпку капнешь и протрешь диван. Заблестит как новый!

Тая (обрадованно)

Правда?! Ой, Георгий Иванович, как я Вам благодарна, Вы даже не представляете! А я ведь вас боялась… Усищи вон какие – страх один! А брови – так и вовсе дремучие… А голос, голос – то! Как рявкнете – душа в пятки проваливается! Но, оказывается, Вы такой добрый, такой замечательный! (Бросается обнимать.)

Георгий Иванович (освобождаясь из объятий)

Ну-ну, полно, полно… Ишь, набросилась… Идем. Да закрой кабинет-то, чтоб никто этой срамоты не увидел…

Тая

Ага, пойдемте! А Вы про раздачу правду сказали?

Георгий Иванович (усмехаясь)

Ишь ты, и впрямь осмелела! Поставлю, поставлю тебя на раздачу – но только если будешь успевать и с уборкой.

Тая

Да я рада-радешенька! Хоть целыми сутками буду работать, лишь бы детей накормить! (Уходят.)

Сцена седьмая

В квартире Таи. Тая спит, сидя за столом, положив голову на руки. Граня стучит в дверь, потом входит.

Граня

Есть кто живой? (Видит спящую Таю, прикрывает рот рукой.) Ой, мать моя, да ты спишь… А я-то разоралась… Ну, спи, спи… (Собирается уходить.)

Тая (просыпаясь)

Граня, это ты… А я тут…

Граня

Спи, спи, я в другой раз… Да, может, легла бы в кровать…

Тая

Нет, нет, Гранюшка, какой там спать! Скоро опять на работу… Ты садись…

Граня (Садится на стул.)

Я чего пришла-то… Говорят, у тебя сегодня Люська отчудила… Так я узнать, может, чего надо… А тебе, кроме как выспаться, ничего, видать, и не надобно…

Тая

Ох, Граня, не говори… Мне когда завхоз место разносчицы предложил, так я ему, знаешь, что сказала? Что, мол, сутками готова работать. Для красного словца больше сказала – а ведь так и вышло. На той неделе как во вторник ушла, так в среду и вернулась. Двадцать пять часов дома не была! И на раздаче, и на кухне помогала – Зина Шустрова заболела. А потом помои на подводу грузила. А ночью коридоры мыла да в кабинетах порядок наводила. Что делать, зато девчонки накормлены. Вон он, бидончик-то – из нержавейки, перед самой войной купленный… Хороший бидон, английский, что ли… Горлышко у него узкое, крышка плотная. Напихаю туда, сколько смогу… Все остатки со столов офицерских. Открыто, конечно, нельзя таскать. Но если немножко – ничего, пройдешь. Идешь, бидончиком покачиваешь, будто он пустой… А если в двух руках – так уж точно остановят. Все заставят вернуть – и вылить в помои. А главное, уволить могут.

Граня

Вот ведь гады! Тут дети – а они свиньям!..

Тая

Да нет, что уж… Порядок есть порядок. Хорошо, хоть так… Приду, девчонок накормлю – а оставить особенно нечего. Если только хлеба с солью. Вот и сидят, жуют помаленьку да ждут. А в среду прихожу – они плачут. Чего ж, говорю, вы, дурехи, ревете – вон же хлеб в тарелке, высох совсем. Почему не съели? А Маруся говорит: «Так ты не говорила, что можно…» Ну, тут и я сними за компанию поплакала.

Граня (вытирая глаза)

Вот ведь! Скажи-ка…

Тая

А сегодня, Гранюшка, возвращаюсь с работы, еле плетусь – устала ужас как! Смотрю, около дома толпа – и все на наши окна смотрят. А в окне моя Люся! На самый карниз вылезла, двумя пальчиками за раму держится – кокетливо так, Граня, ты представляешь! Пигалица такая! И кричит: «Силёза! Иди сюда, Силёза!»

Граня

Чего-чего кричит?

Тая

Ну, мальчика зовет, Сережу. А Сережа тот уже за угол заходит. Так Люська моя так вся и свесилась на улицу, чтоб его увидеть. Женщины внизу только охнули. Стоят, замерли, не знают, что делать. А в комнате Маруся плачет и рот рукой закрыла – боится сестренку напугать. Я, Граня, встала как вкопанная и не могу пошевелиться. Весь двор замер… А Люська увидела меня – и быстренько в комнату прыгнула, поняла, что влетит…

Граня

Так вот оно что! А я не пойму, в чем дело. Во дворе рассказывают – и все по-разному. А она, оказывается, вона чего! За мальчиком! Недавно лежала-помирала – и на тебе, а? Вот ведь бабская натура! Сызмальства ведь лезет!

Тая

Ох, и вдула же я ей, Граня! Так лупила, чуть душу не вытряхнула! Маруся заступиться хотела – и ей досталось. Отошла немножко, опустилась на стул и чувствую: нет во мне больше никаких сил. Девчонки поревели и затихли. И такая тишина кругом, Гранюшка, - ну прямо мертвая! И тут я заплакала. Так себя жалко стало! И знаешь, мужа своего вспомнила. Как он меня жалел, по голове гладил, как целовал, какая белозубая у него была улыбка… И все-все… И так мне захотелось к нему прижаться, обнять, обцеловать… И простить. И прощения попросить. Но я не смогла. Гордая я, Гранюшка, хоть и замученная. Даже в мыслях не могу его простить. Даже на пять минут…

Граня

Так ты вон о каком муже-то…

Тая

О нем… Но ты забудь, Граня. Это я так, по слабости.

Граня

Да я-то забуду… Да… Вот ведь как… Ну, пойду я. Может, чего надо тебе?

Тая

Да нет, я уж сама. Пойду чайник поставлю. Скоро на работу опять. Ничего. Я сама. (Уходят.)

Сцена восьмая

Поликлиника. Тая стучит и входит в кабинет. Видит Медсестру, но принимает ее за врача.

Тая

Здравствуйте, доктор! Я вот тут с пальцем…

Медсестра

Милая, да я не доктор, я медсестра. Проходи, садись сюда. Подожди маленько. Доктор скоро будет. Хороший он хирург, и человек хороший. Но курит – как паровоз! Ну что ты будешь делать! Каждые полчаса выходит. Уж весь пропитался табаком – не отмыть, если б кто и захотел… Да вот то-то и оно, что нету у него никого. Война-то кончилась, а горе осталось…

Тая (сев на предложенный стул)

Да… Пережили мы войну, перемогли… Много горя у людей… Но все-таки жизнь потихоньку восстанавливается.

Медсестра

Да, конечно, что и говорить! А что с пальцем-то у тебя?

Тая

Уколола…

Медсестра

Уколола? Чем же ты так уколола, что хирург понадобился?

Тая

Иголку швейную под ноготь засадила! В ателье я работаю. Раньше – токарем, на заводе. А потом ушла – муж не хотел, чтоб в мужском коллективе работала. Ревнивый он у меня…

Медсестра (усмехаясь)

Небось повод даешь?

Тая

Да нет, просто он старше меня на одиннадцать лет – вот и ревнует к каждому столбу… Пришлось новую профессию освоить, женскую. До войны еще выучилась портняжному делу…

Входит Хирург.

Хирург

Так, что у нас тут? Намотано-то, намотано… Снимайте все!

Тая

Здравствуйте…

Хирург

Здравствуйте, здравствуйте, снимайте, говорю, все.

Тая

Что – все? Раздеваться, что ли, совсем?

Хирург

Милочка, Вам к хирургу или к гинекологу?

Тая

К хирургу… У меня вот палец…

Хирург

Ну так зачем же Вы раздеваться собрались?

Тая

Ну Вы же сами говорите…

Хирург

Я говорю, бинты снимайте – мне из-под них не видно, что у Вас там с пальцем.

Тая

А!.. Ну да… (Поспешно разматывает бинт.) Я иголку под ноготь засадила. Сначала вроде ничего – а потом как распухнет! А потом как будто гнить начал… Я все думала, обойдется… А он – вон…

Хирург и Медсестра какое-то время молча смотрят на палец Таи.

Медсестра

Ох, девонька, что ж ты так долго шла-то до нас…

Хирург

А надо было еще подождать – может, и само бы рассосалось!

Тая

Доктор, я же понимаю, что затянула… Но что же теперь делать?

Хирург

Теперь? А теперь только отрезать!

Тая

Как? Как отрезать?

Хирург

Ну, а как Вы хотели? Еще бы немножко подождали – всей руки бы лишились. А так только палец.

Тая (пряча руку)

Да Вы что! Не может этого быть! Я в прошлый раз чуть не умерла в больнице – и то выжила! А тут… Как же я без пальца буду?!

Хирург (пожимая плечами)

Подумаешь, без пальца! Люди без рук, без ног живут – и ничего.

Тая

Некоторые и без мозгов живут и не жалуются! (Прикрывает рот рукой, испугавшись собственной дерзости. Махнув рукой, выбегает из кабинета, хлопает дверью. Следом за ней – Медсестра.)

Медсестра (Догоняет.)

Стой, милая, стой! Ну что ты, что ты! Нельзя тебе уходить – дело-то серьезное.

Тая (останавливаясь)

Конечно, серьезное! Попробуй-ка без пальца проживи – я же портниха.

Медсестра

Да что ты! Доктор же пошутил! Резать, конечно, будут, но не отрезать же…

Тая

Пошутил? Ничего себе шуточки!

Медсестра

Да, уж он у нас такой. Да ты не сердись. Он хороший. Вот и меня за тобой послал. Идем, идем… Вон в тот кабинет – там операционная у нас. Придется, конечно, потерпеть – уж настраивайся… (Обнимает Таю и ведет в кабинет.)

Тая

Потерплю… (Заходят в кабинет.)

Сцена девятая

Квартира Таи. Тая садится за швейную машинку, шьет. Входит Граня.

Граня

Привет, труженица!

Тая

Здравствуй, соседушка. С возвращением! Ну как отдыхалось у матушки?

Граня

Да какой там отдых, в деревне-то! Тоска… Так, повидала всех – и ладно. А ты, смотрю, приспособилась левой рукой-то…

Тая

Да, куда деваться!

Граня

Вот ведь дурында! Гнала я тебя тогда к врачу, гнала – а ты все-таки дотянула!

Тая

Не говори! Как вспомню – жуть! Ох, и натерпелась я, когда палец мне кромсали! Дали полотенце – зубами держать. Из кабинета вышла вся мокрая, шатаюсь…

Граня

Да тебе ведь вроде не один раз его резали?

Тая

Ага, несколько раз еще чистили. Лечат, лечат – а он ни в какую! То распухнет, то замокнет! Доктор-то уж и шутить перестал… Вон он какой страшный, палец-то мой, исковерканный весь.

Граня

Да ладно, главное, не отрезали совсем.

Тая

Ну да…Но из ателье все равно пришлось уйти – какая из меня закройщица без правой руки!

Граня

Да я смотрю, ты и левой управляешься!

Тая

Ну, это так, дома, когда спешить никуда не надо. Столько времени только левой все делала – так привыкла…

Граня

Ой, Тая, я в поезде такое платье на барышне видела! Я тебе нарисую! Сошьешь?

Тая

Сошью, куда ж денусь!

Граня

И то правда: чужим людям шьешь, а уж родной соседке…

Тая

Граня, ты уж молчи про шитье-то мое, ладно? А то ведь могут и привлечь за работу на дому!

Граня

Да что ж я не понимаю, что ли! Будь спокойна! А у тебя, смотрю, заказов-то много… (Разглядывает разложенные недошитые вещи.) Только материал какой-то все…

Тая

Да какой там материал! Тряпки старые. Народ-то не богато живет… все из старья перешивают. Когда богатые клиентки с отрезами попадаются – так это праздник у меня! Из новой-то ткани кроить – одно удовольствие, не то что старье пороть и каждый сантиметр выгадывать.

Граня

Да, я что хотела спросить… Вы правда переезжаете?

Тая

Да, Алексею Филипповичу на Чайковского две комнаты предложили. С соседями, но комнаты большие, светлые, не проходные… И вода горячая. Так что, наверное, переедем.

Граня

Тая…

Тая

Что?

Граня

Ты адрес-то оставь, мало ли что…

Тая

Ну конечно, Гранюшка! И в гости позову – только обустроимся. Ты мне не просто соседка… Почти родственница! Если не ты – не знаю, что бы с моей Люсенькой стало… Помнишь, как ты тетку ту с молоком обработала? (Смеется.) Она и понять ничего не успела! Да, это сейчас смешно…

Граня

Вот-вот… Тогда-то не до смеху было. Ты вот не знаешь… А я тебе сейчас скажу, теперь уж можно. Помнишь врачиху-то молодую? Ну, которая Люсеньку осмотрела и говорит: ничем, мол, помочь не могу, а надо, говорит, питание и все такое… Ну, помнишь?

Тая

Приходила какая-то… Лица не помню. А что?

Граня

Да не в лице дело. Она второй раз, через неделю, знаешь зачем приходила?.. Удостовериться, что Люська твоя померла.

Тая

Как? Ты что?

Граня

А вот так. Думала врачиха-то, что Люся не выживет, – больно уж слаба была. Выходит, неделю ей сроку и дала. Очень удивилась барышня! Хорошо, что я ей дверь открыла – так она хоть успела лицо другое на себя надеть, а то ведь пришла-то как на похороны. Вот… Стало быть, Люську-то мы с тобой из самых когтей смерти вытащили. Еще бы немножко…

Тая (со слезами, обнимая Граню)

Гранечка, если бы не ты… Я не знаю, что бы сама делала! Спасибо тебе, спасибо! (Обнимаются, какое-то время сидят молча.)

Граня (будто очнувшись)

Да, ты тогда тихоня была… Теперь-то побойчее стала!

Тая (усмехнувшись)

Так это меня жизнь бойкой сделала. Иногда как вспомню, какой в молодости была, так и самой не верится! Будто другой человек во мне жил. Ничего от той девчонки, Гранечка, не осталось, ничего. И ничего меня теперь с прошлым не связывает.

Граня

Так уж и ничего? Чай, с Филиппычем-то так и живете не расписанные?

Тая

Да. Николай все свой характер тешил – так и не дал развод. А теперь не знаю, где он, жив ли… Знаешь, я иногда думаю: лучше бы погиб! Не потому лучше, что не нужно его согласия на развод добиваться, а потому, что жизнь моя перестанет раздваиваться. Я же, Гранюшка, все равно немножко его жена, понимаешь?

Граня

Да как не понимать, подруга…

Тая

Меня это вроде как греет… Но это там, где-то очень глубоко… А в реальной жизни мешает. Я давно другая. У меня и характер изменился, и внешность, и все-все… А эта тоненькая ниточка все портит. Я было подумала, что надо разузнать, жив ли он на самом деле. Но куда идти и с чего начать, не знаю. А с Алексеем Филипповичем стараюсь об этом не говорить. Мне как будто стыдно… Я и знакомым говорю, что первый муж на Финской погиб. Никто и не знает, что мы с Лешей не расписанными живем. Ты вот только. (Раздается звонок в дверь.)

Граня

Ну вот, кого-то несет. Один звонок – ко мне тащатся. Не дадут поговорить. Это, наверно, Машка со своей картошкой. Говорю же, из деревни привезла, а она не отстает – хочет, чтоб и у нее купила. Ладно, пойду, потом поговорим еще. Покумекаем, как бы твоего Николая разыскать. (Уходит, но очень скоро возвращается, заглядывает в дверь с выпученными глазами.) Тая, а это, по-моему, он… Слышишь? Вот ведь вспомнили – а он тут как тут! Сам нашел. Ты только это… спокойно… Ну-ну, чего побледнела-то! Ну, пусть заходит, а? (Не дожидаясь ответа, пропускает в дверь Николая.) Пожалуйста, Николай, проходите, садите вот на стульчик… Ага… Вот… Ну, я пойду… А вы тут… Ага… Ну, пойду я… (Выходит. Николай садится на стул, сидит неподвижно.)

Тая (Сначала отворачивается от Николая, испуганно прикрыв рот рукой. Потом начинает говорить в зал.)

Да, ты сам нашел меня. Вот так вдруг позвонил в дверь – и в нашей квартире чуть не рухнули стены. Сердце мое стучало так, что слова рассыпались, и я не знаю, как говорила с тобой. Но говорила. И голос свой слышала. И по-моему, звучал он до странности спокойно. Или мне казалось?.. Что говорила – не помню… Потом ты рассказывал, как воевал. А я все смотрела на твой рот и ждала, когда улыбнешься. Так хотелось увидеть твою улыбку! Но почему-то ты так ни разу и не улыбнулся… (Поворачивается к Николаю, садится за стол.)

Николай (как бы продолжая рассказ)

…Вот такая история… А вообще-то, когда в атаку идешь, особо не разбираешь, куда, чего… Сто грамм для храбрости – и вперед, «За Родину!», «За Сталина!». Большие начальники, конечно, кумекали, что к чему, а мы только команды выполняли… Ну, а уж рядовые –и подавно. (Слышит стук двери.) Идет кто-то…

Тая

Да, это муж. Пора ему.

Николай

Муж… А я тогда кто?

Тая

Ты? Ты – по паспорту. А он – по жизни. Дети у нас, Николай. Семья. Конечно, муж, а как же! Думаешь, развод не даешь – так я сижу и жду? Нет, милый мой, у меня своя жизнь, у тебя – своя. Общий только штамп на бумажке. Понял?! Ты бумажный муж, а он – настоящий!..

Сцена десятая

Входит Алексей Филиппович.

Тая

Вот, Леша мой пришел… (Порывисто встает, бросается к Алексею Филипповичу, обнимает, целует – тот оторопело смотрит то на Таю, то на Николая.) Вот, Лешенька, познакомься, это Николай. И ты, Николай, познакомься, это мой муж, Алексей Филиппович. (Николай встает; пожимают друг другу руки.)

Алексей Филиппович

Ну что ж, очень рад… (Подходит к столу, по-хозяйски расправляет скатерть.) Вы, Николай, присаживайтесь, мы с Таей гостям всегда рады. Я пойду чайку соображу. По части заваривания чая я, можно сказать, специалист – жена не даст соврать. Это, вообще, мужское дело. Всякая стряпня – это одно, а чай заварить – тут надо все по порядку. Это уж должен хозяин! Ну, сидите тут пока, разговаривайте, а я похлопочу. (Уходит.)

Николай (Долго сидит молча, глядя в пол, потом поднимает глаза.)

Тая, ты счастлива? (Тая молчит. Николай придвигается, смотрит ей в глаза.) Дурацкий вопрос… Ведь не любишь его, да? Зачем тебе все это? Вернись ко мне. Неужели ты меня еще не простила? У нас еще все будет! А этот… Он больше похож на твоего свекра, чем на мужа…

Тая (Отстраняется и будто пробуждается от последних слов Николая.)

На свекра, говоришь? Не понравился он тебе? А мне все равно, понравился он тебе или нет. Запомни: хуже – но не ты! И нет у тебя права его судить. А я тебе только одно отвечу: дай наконец развод!

Николай Ну уж нет! Не дождешься! (Вскакивает, не попрощавшись, уходит.)

Алексей Филиппович (Просовывает голову в дверь.) Что это гость твой? Куда побежал? (Тая сидит молча, с каменным лицом.) Ушел, видать… Пойду дверь закрою за ним, а то мало ли чего. А ты это… Граню, может, позвать? А? Что молчишь-то? Позову...

Граня (Входит в комнату.) Ну? Чего тут у вас? Эй, подруга, ты окаменела, что ли? Сидишь, как статуя… Неужели прогнала?.. Такой мужик! Я бы ему все простила! А глазищи – ох какие глазищи! Вот люблю я когда у мужиков глаза… А то, бывает, не поймешь: то ли смотрит, то ли уже спит… Как у Филиппыча твоего… Ой, че-то я не то болтаю… Слушай, ну а что с разводом? Даст он тебе развод? Ну, об чем вы договорились? Тая, ты меня слышишь? Тебе плохо, что ль? Валерьянки, может? (Тая встает, направляется к двери.) Э-э… ты чего надумала?! А?! Ну-ка, прекрати! Куда пошла-то?

Тая (пожимая плечами, очень спокойным голосом) Пошла жить дальше. Варенье надо открыть – к чаю… Леша не знает, какое… Чай будешь?

Граня

Буду… У меня пастила есть. Пойду принесу… (Обе выходят.)

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Сцена первая

Большая светлая комната. Уютно, часы на стене, фикус в углу. У зеркала Люся – прихорашивается. За швейной машинкой Тая Григорьевна – наметывает шов.)

ТГ

Ох, Людмила, до чего же вы с Марусей выросли быстро… Незаметно. А какие вы разные у меня получились – прямо удивляюсь!

Люся

Конечно, разные. Машка – старшая, вы ее с папой всегда больше любили.

ТГ

Ну что ты такое говоришь, Люся!

Люся

А что, не правда, что ли! Машке все всегда первой покупали – а мне одни обноски!

ТГ

Ну, села на любимого конька!.. Сколько же можно об одном и том же! Сколь уж переговорено…

Люся

Да все я понимаю, мама. Денег вечно не хватало, приходилось изворачиваться, перешивать, перелицовывать… Но мне-то ведь от этого не легче было! Знаешь, как хотелось что-нибудь новое – и чтобы специально для меня. Что я, замарашка какая, что ли…

ТГ

Это ты-то замарашка! Ты посмотри на себя: худенькая, хрупкая, как фарфоровая статуэточка! Пальчики тоненькие, ручки белые, нежные. А как волосы в косы заплетешь да вокруг головы уложишь – ну красавица, да и только! А главное, ведь как манерно говорить научилась и глазами поводить – откуда только набралась! Хотя, если честно, в меня ты, Люська. Я мужчинам всегда нравилась. Только они для меня не существуют – а потому мне с ними легко. Вот и ты, смотрю, парнями-то крутишь-вертишь, а они за тобой как собачки бегают. Хоть бы Марусю научила. Сестрица-то в папашу пошла. Тоже, как он, губы подожмет, брови насупит… Если еще ее не приодеть – так никто и не взглянет.

Люся

Ну, конечно, оправдание нашла! Всегда ты, мама, так! Тебя не переговоришь!

ТГ

А чего меня переговаривать! Ты лучше скажи, почему никого из своих ухажеров в дом не приводишь? Стесняешься, что ли? У нас и фикус, и часы – все как у людей… Вон хоть бы Валеру привела да чаем угостила. А то я ведь с ним у подъезда познакомилась… Ты посмотри, какой парень хороший! Жениться хочет, любит тебя.

Люся

А ты откуда знаешь?

ТГ

Ну, говорю же, у подъезда ждал. А потом… Ну, в общем, заходит он иногда, так, поговорить… Повлияйте, говорит, на Людмилу… А как я на тебя повлияю… А парень-то правда хороший, сразу видно.

Люся

Вот ведь, репей, прилип! Я ему все объяснила, а он не отстает!

ТГ

Что же он тебе совсем не нравится, что ли? Такой симпатичный…

Люся

Да нет, мам, он ничего, конечно… Но, ты понимаешь, он маленького роста. Я когда на каблуки встаю – так выше его делаюсь на два сантиметра.

ТГ

Ты что измеряла, что ли?

Люся

Что же измерять, и так видно!

ТГ

Ну, а если и низковат, так что ж тут такого! Главное, человек хороший, и не жадный – это много значит. А то вон как я-то с твоим отцом живу… Нет, он хороший, конечно. Но… не то чтобы жадный, а чересчур экономный, что ли… Деньгам счет любит, сам ими и распоряжается. Я ведь, Люсь, даже не знаю, какая у него зарплата – не докладывает. Выдаст, сколько надо в магазин сходить, - и все. А то лучше сам пойдет – знаешь ведь… Любит он это дело. Накупит продуктов, еле тащит – стукнет сумками об пол и довольным таким голосом: «Нате, ешьте!» Нравится ему быть добытчиком и кормильцем. Чтоб все сыты. Но ничего лишнего. Копеечка к копеечке… А того не понимает, что так жить скучно. Да вот и вам – на каждую обновку у него проси! Дать-то даст, но сперва насупится, потом тайком отсчитает деньги – и выдает как кассир из окошка. Помнишь, как десятку-то уронил, а я ногой наступила?

Люся (улыбаясь) Помню! Ты ему: «Леш, что это у тебя на щеке-то, дай-ка вытру. Ой, да не оттирается! Или синяк? Иди-ка посмотри в зеркало». Пока папа смотрел, ты десятку-то и припрятала! Ох, и артистка ты, мама!

ТГ

Ага, артистка… Из прогорелого театра… (Сама с собой) Да, уж не так я с первым-то мужем жила… Уж баловал, нежил – что и говорить! Только вот потом в одночасье все хорошее перечеркнул…

Люся

Что ты говоришь?

ТГ (махнув рукой)

Да то и говорю, что Валера-то не такой… И любит он тебя. Всю жизнь будет на руках носить – уж я вижу!

Люся

А я?

ТГ

Что – ты?

Люся

Ты спросила, хочу я, чтоб он меня на руках носил? А если я его не люблю?

ТГ

…Да, дочка, об этом я как-то не подумала… как-то забылось об этом. За заботами, за делами – забылось… (Какое-то время смотрит в окно, потом продолжает изменившимся голосом.) Права ты, Люсенька, ох как права! Не ходи без любви замуж. Тяжко с нелюбимым мужем жить…

Люся (удивленно и настороженно) Ты чего, мам?

ТГ (опомнившись) Ну а чего… Вот представила, что с нелюбимым мужем в постель ложиться… Прямо дрожь берет!

Люся (усмехаясь) Ну вот! Ты только представила, а мне всю жизнь предлагаешь с нелюбимым… Ладно, пойду я, мам!

ТГ

Ну, давай, давай! Ох, красавица ты моя! Ну, а я пойду щи варить… Кислые, с квашеной капустой… Отец любит… (Уходят.)

Сцена вторая

Прошло время. Семья живет уже в отдельной квартире. Звонят в дверь. Тая Григорьевна появляется с Граней.

ТГ

Проходи, дорогая моя, проходи! Вот, видишь, как мы устроились… Наконец-то ты сподобилась меня навестить…

Граня (осматриваясь)

Да, меняете жилье как перчатки… Да какие перчатки! Другие носки реже меняют!

ТГ

Ой, не говори, Гранюшка! Надоело по коммуналкам-то! Сейчас все норовят в отдельную квартиру переехать, так чем мы хуже! Ты садись, чайку попьем, поговорим, давно не виделись. Пойду чайник поставлю…

Граня

Да чего кишки-то полоскать! (Достает бутылку.) Я вон винца прихватила. Сооруди какую-нибудь закусочку, да и посидим, поболтаем.

ТГ

Винца, говоришь?.. Ну а что, можно и винца. (Берет бутылку, рассматривает.) Бутылка-то какая красивая! Ладно, пойду чего-нибудь соображу. Видишь, как у нас, – вход в кухню из комнаты… Так что, мне слышно будет! Ты расскажи, как живешь, что нового. (Выходит в кухню.)

Граня

Да что нового… Так и живу одна. Годы только прибавляются – вот они и новые… Это у вас вон новости какие! Квартира отдельная! Только правда чудно’ как-то… Дверь в кухню – из комнаты… Специально такую выбирали, что ли?

ТГ

Да прямо, специально! Могли бы на третий этаж с балконом поехать, но дед на этой настоял: недалеко от его швейной фабрики, а главное, с подвалом. У нас внизу особый такой подвал, на отсеки разгороженный. У каждого жильца вроде своей кладовки. С замками, ключами, железной дверью… Очень это понравилось Алексею Филипповичу. Ты знаешь, сколько у него всякого хлама хранится! Все домой тащит. Гвоздь кривой на дороге увидит – дома выпрямит и в баночку сложит. (Входит с подносом, расставляет закуску, наливает вино.) А инструмента сколько! И по швейному делу, и всякого! Он ведь починить не только швейную машину может, а что хочешь!

Граня

Это да! Это я помню! Рукастый – ничего не скажешь! Ну, давай, подруга, за встречу! (Выпивают.)

ТГ

Вкусное вино-то… Закусывай. Вот сыр бери, огурчики… Капусту попробуй – дед сам квасит. Ну да… Так вот из-за подвала мы на первый этаж поехали. А квартира-то сырая, темная, холодная. И дверь эта в кухню… И коридорчик маленький совсем. Но дед как уперся – не сдвинуть. Так и переехали. Зимой под окнами ледяная гора намерзла, а люди все равно норовят рядом с домом пройти… На горку эту шагнут – и как раз голова в окне торчит, представляешь!

Граня

Да ты что! Вот ведь упрямый какой у тебя Филиппыч! Да все лучше, чем одной-то… Девки-то разлетелись?

ТГ (вздыхая)

Да, Гранюшка, разлетелись… Давай, что ль, по второй! Чего уж…(Выпивают.)

Граня

Чего вздыхаешь-то? Обе дочки в Ленинграде живут. Там и колбаса, говорят, в каждом магазине, и что хочешь… Не то что у нас!

ТГ

Это да! Еще хлеб там у них черный круглый – вкусный, у нас такого почему-то не пекут…

Граня

Как девчонки-то устроились, все нормально? Старшая ведь у тебя замуж выскочила?

ТГ

Вышла… Да видела бы того мужа! На голове шлешь, сам какой-то сальный весь, противный. Старше намного. И разведенный. Ох, я как узнала – ревела всю ночь! Ну, думаю, похожа на отца Маруся, а судьбу, видать, мою повторяет! И свадьбы-то у них толком не было, втихомолку расписались. Вот ведь в лесу леса не нашла! А тут еще… Стыдно и сказать…

Граня

Чего?

ТГ

Да ведь приставать ко мне начал выпивши-то!..

Граня

Да ну!

ТГ

Ну! Ты, говорит, у меня, теща, баба хоть куда! А сам за бок щиплет! А я развернулась да как хлестану его полотенцем! Ты, говорю, зятек, смотри поаккуратнее шути! Я, конечно, баба хоть куда, но если руки в ход пущу – то ты уж мужиком-то вряд ли останешься!

Граня (Смеется.) Так и сказала? Ну молодец!

ТГ

А что! Это я раньше тюхой-матюхой была, молчала да сопли глотала, а теперь палец в рот не клади – откушу!.. Да, Гранюшка, вот такой Марусе моей муженек попался. У него жена молодая – а он старух щиплет!

Граня

Вот тоже старуху нашла! Ты еще очень даже! Это я вон вся морщинами пошла – а ты все цветешь!

ТГ

Да я ведь, Граня, на зятя-то психанула, а потом прикинула: а у него со мной разница в годах такая же, как с Марусей, только наоборот, конечно, - 13 лет. Видала, какая арифметика…

Граня

Так он такой старый!.. Хотя что я… У тебя самой-то с Филиппычем разница в возрасте, небось, такая же?

ТГ

Поменьше на пару лет. Доченька меня обскакала… А я после того случая, знаешь, о чем подумала? Что вообще-то я не старая, а уж давно и думать забыла о женской своей сути. Получается так, что по-настоящему женщиной я была только несколько лет. Только с первым мужем. А потом – то притворялась, то терпела, то просто жила по привычке… Ничего. Наверное, не одна я так живу. Сколько лет прошло… И столько дел в жизни – некогда особенно задумываться… (Замолкает ненадолго, потом продолжает со слезами в голосе.) Ой, Граня, что же я наделала! Что сотворила со своей жизнью! Потешила женскую гордость – и лишила себя женского счастья! Как подумаю, Граня, - такая тоска наваливается – почти смертельная! Нет-нет, и вылезет, гадюка, и жалит, и жалит…

Граня

Ох, мать моя, я и не думала, что ты еще помнишь своего Николая… А оно вон, значит, как… Тоска, говоришь? А что же мне-то тогда делать? Волком выть? У тебя вон и муж, и дети. А я что? Одна-одинешенька. Столько мужиков было – а ни один к моему берегу не прибился. Только я уж все свои слезы выплакала. Хватит, не заслуживают они, кобели, ни одной нашей слезинки! Давай-ка лучше выпьем, дорогая моя! (Наливает.)

ТГ

Ой, нет, Граня, я не буду. Ну его, это винище! Это все от него: и слезы, и разговоры эти.

Граня

Ну, как хочешь, а я выпью. (Опрокидывает рюмку.) И вот что я тебе скажу. Выброси ты этого Николая из головы. У тебя своя жизнь, у него – своя. Чего уж теперь!

ТГ

Да, ты права, Гранюшка, чего уж теперь… Да я его и не видела больше, жив ли еще…

Граня

Жив-здоров, не сомневайся. С них, с мужиков, как с гусей вода…

ТГ

Знаешь чего или так брешешь?..

Граня

Теперь и не знаю, говорить тебе или нет… У тебя вон тоска – а тут еще я со своим трамваем…

ТГ

С каким трамваем?

Граня

Да я ведь чего пришла-то… Новости у меня. Николая твоего давеча в трамвае встретила. Хотя какая это новость: ну встретила и встретила…

ТГ

Живой, значит… Надо же, а я ни разу за эти годы его не встретила… А может, он и не здесь живет – а так, проездом. Мало ли как жизнь сложилась…

Граня

Чего это не здесь-то! Очень даже здесь… Живет и в ус не дует.

ТГ

Так ты с ним говорила?! И он тебя узнал?..

Граня

Да я, понимаешь, на билет пятачок передала мужику – а он мне потом сдачу сует. Лицом-то повернулся – мать моя! Николай! Я его уж больно хорошо запомнила. Симпатичный, ничего не скажешь. И сейчас тоже ничего. Он-то меня сперва не признал, конечно…

ТГ

Ну что он, как?

Граня

Он-то… Да мы две остановки всего и ехали вместе… Про тебя спросил. Как, мол, Тая. А я говорю: все у нее хорошо, дочки замечательные… Ну а что, девчонки-то у тебя и правда хорошие. Это, может, и есть главное – детей вырастить. Вот у меня их нету, так и болтаюсь – ни пришей, ни пристегни…

ТГ

Ну, а он-то, он-то что?

Граня

Ну, а что он… Я ж говорю, две остановки только… Он… И он тоже…

ТГ

Чего тоже, Граня? Ну не томи! Чего душу из меня тянешь!

Граня

Да ничего я из тебя не тяну… говорю же: и он тоже… детей растит…

ТГ

Как?.. У него дети есть?..

Граня

Ну как сказать… Живет он с женщиной, двоих детей растит – а вот ее ли дети, или общие, не спросила. Ну я же говорю: всего две остановки…

ТГ

Да поняла, поняла! Две остановки. И детей двое. И женщина другая. (Замолкает, сидит неподвижно.)

Граня

Ну чего ты! Ну да, живет он с другой – а что же ему одному мыкаться? Такой мужик – и один?! Он и так вот сколько тебя ждал… Ну ты чего каменная-то сделалась! Не пугай меня, ей-богу! Сколько лет прошло – целая жизнь, считай! А у вас вон как все ладно: все как у людей… Вот тебе и Алексей Филиппович. Хоть и старый, и некрасивый – а видишь как! Все сложилось у вас. Правильно говорят: стерпится – слюбится! А?..

ТГ (как будто очнувшись)

А?.. А ну-ка, подруга, наливай свое вино!

Граня

Вот это правильно! Выпьем, Тая, за нас, волшебных, и за бешеный успех!

ТГ

Чего?..

Граня

Ну, это тост такой у меня… был… Сейчас-то, конечно, поздновато за успех… Ну, давай просто за нас! (Тянет рюмку – чокнуться.)

ТГ

Нет, подруга, давай не чокаясь! Все. И точка. Теперь уж все… (Опрокидывает рюмку, следом выпивает Граня.)

Граня

Ну ты даешь!.. Не чокаясь – прям как на поминках… Ладно, ты это… смотри тут! Чтоб все нормально! А? А если че – так я по старому адресу, ты знаешь. А сейчас пойду я. А то скоро, небось, твой вернется… И потом, легла бы ты поспала, что ли… Ну, разберетесь, не маленькие… Пойду! (Встает, хочет обнять Таю Григорьевну, но та отстраняется.)

ТГ

Иди… Дверь захлопни. Я зайду к тебе. Потом. (Граняуходит, несколько раз останавливаясь, глядя на подругу и сокрушенно качая головой. Тая Григорьевна долго смотрит куда-то перед собой, потом начинает говорить с невидимым собеседником.) Ну, вот и все… Когда услышала, что живешь с другой и детей растишь, так горько мне стало! Так больно! Дошло, наконец, что потеряла я тебя навсегда. А до этого все-таки где-то глубоко, в тайне от самой себя, не верила… Но что же делать, все равно надо жить дальше. И нашла я спасительную мысль – что ты женщину свою не любишь и живешь с ней тоже без радости и без счастья… А куда ж деваться – не одному ж тебе, правда, мыкаться! И я вроде как даже тебя пожалела. Уж кому как не мне знать, как жить с нелюбимыми… Я знала, всегда знала, что ты меня только любишь. А другого мне нельзя было знать – а то я бы не выжила…

…Скоро Маруся моя родила дочку, и мы с Алексеем Филипповичем превратились в бабушку и дедушку. Тогда матерям только два месяца давали по уходу за ребенком. Зять сказал: «Отдадим в круглосуточную группу!» Он вообще не хотел так скоро ребенка. У него от первого брака дочь росла – так и она не особенно нужна была. А тут еще одна! Дед из-под бровей зыркнул, зубами заскрипел и тихо так сказал, но увесисто: «Только через мой труп!» Я и не ожидала, что он так может… Ну, а зять не очень-то и спорил. И взяли мы к себе внучку. Маруся укатила с мужем в свой Ленинград – скитаться по коммуналкам. А Люся кооператив построила, а потом и замуж вышла – так уж, время подошло, да и вышла. А любви-то большой так и не дождалась…

С Филиппычем нас расписали, когда тридцать лет вместе прожили – по факту. Тебя я не искала, но, похоже, развод ты мне так и не дал? Вот ведь упрямец! В законном браке мы с дедом недолго и пожили… И дедом-то он всего четыре года побыл.

Сцена третья

Тая Григорьевна надевает черный платок. Входят Люся и Маруся, все садятся за стол.

ТГ

Ну вот, девоньки, и нету папаньки вашего больше…

Люся

Это все дача ваша! Мало того, что ребенка повесили, так еще и дачу им подавай!

Маруся

Чего тебе дача-то поперек горла встала! Сами за нее платим. Отец не брал деньги – так я на маму высылала, правда, мам?

ТГ

Да правда, правда… Ну что вы надумали ругаться! Ты, Люся, на Марию не нападай!. Неточку мы у них сами забрали – дед так решил. А на даче, конечно, летом лучше. И воздух, и речка, и дом деревянный – дышит… В этом году переднюю сняли – светлую, сухую, больно хорошо! Да и если уж честно говорить, на даче я больше устаю: с керосинками этими да ведрами… А дед-то чего? Только что в город за продуктами…

Люся

То-то и оно!

ТГ

Это все жара. А он ведь сердечник… был. Да и год високосный… Я ему говорила: ну куда ты в такую жарищу собрался! Погоди, спадет маленько… А он - ни в какую! Ребенок, мол, надо продуктов привезти… Как будто так бы не прожили… Ох, дед, дед… (Вытирает слезы, Люся с Марусей тоже плачут.) Давайте, девчонки, поминем еще вашего папку. (Наливает, выпивают.)

Маруся

Жара-то, правда… Мухи еле летают.

ТГ

Вот то-то и оно… А я сперва не придала значения. Ну, мало ли что… А его день нет, два нет… Чувствую, не то что-то, должен бы давно вернуться. Ну, и правда. Продуктов-то успел накупить, сумки собрал – в коридоре перед дверью поставил. И пошел, видать, под душем охладиться. Там его и нашли…

Люся

Ой, мам, давай без подробностей! И так тошно!

ТГ

Тошно… А думаешь, мне не тошно было! Внучку пристроила в деревне, а сама одна тут. Пока еще вы приехали! В морге торопят: жара, говорят, столько дней лежит… Хорошо еще, мужики с фабрики со мной ходили, один речистый такой… Ну, вы видели. А то прям хоть без вас хорони!. Я им костюмы-то и отдала… Они рады-радешеньки. Мало только на поминках-то побыли… Ну, давайте, что ли, убирать со стола – уж вряд ли кто еще зайдет.

Маруся

Какие костюмы? Ты что, мам?

ТГ (Убирая со стола.)

Да ничего я. А что ты удивляешься? Вот и мужики тоже уж больно удивились… У отца три костюма новых в шкафу висело, а он всю жизнь в спецовке ходил. В одном-то в гроб положили, а два отдала. И инструменты его раздала…

Люся

Да когда ж ты это все успела, мама? Хоть бы после похорон…

ТГ

Вот ты бы посидела тут, в этой квартире, одна – так я бы посмотрела… Не знаю… Нашло что-то на меня… Надо бы, конечно, после похорон. Несите посуду в кухню. (Люся и Маруся собирают посуду со стола, уходят в кухню. Тая Григорьевна продолжает говорить – в зал.) И правда, чего мне так захотелось от вещей скорей избавиться? Много и лишнего раздала – как будто жить дальше не собиралась. Наконец-то вытащила шубу его старую, заплатка на заплатке. При жизни-то не давал до нее дотронуться. Я потом узнала, почему… У нас мусорная машина к дому два раза в день приезжала. И водителя мы хорошо знали – не первый год работал. А тут вдруг сменился. Смотрю, молодой парень. Возьми да и спроси: «А где же Василий? Никак заболел?» «Да нет, - говорит, - Василию теперь незачем помои возить. Он в мусоре золотую шубу нашел. (Я так и замерла!) Да, шубу старую кто-то выкинул, так Вася хотел от нее кусок оторвать – на сиденье бросить. А в шубе деньги оказались – целая прорва! Васька с радости запил. И вообще, похоже, рассудком повредился. Шальные деньги на голову свалились – вот крышу и снесло!» Да уж, думаю, шальные!.. Мои деньги-то, от меня заныканные, от дочек моих! Люся-то до сих пор попрекает, что в Марусиных обносках в школу ходила. А он – в шубу… Эх, Алексей Филиппович! Хотел ты, видать, нам наследство оставить – и у нас же отнимал. Видишь, как получилось… Ну да ладно! Это не самая большая потеря в моей жизни. Переживем. Главное, чтобы Василий совсем не спился. Дай Бог ему здоровья! (Тоже выходит в кухню.)

Сцена четвертая

Тая Григорьевна сидит у кроватки внучки, пишет письмо.

ТГ (заглядывая в кроватку)

Ну вот, и уснула моя хорошая… Устала… Надо Марусе рассказать, как мы сегодня деду тополей насажали. (Пишет.)У нас рядом с домом тополя обрезали. Неточка увидела и говорит: «Жалко». А я говорю: «Давай поставим в воду». И поставили. А они все корни дали. Тогда Неточка говорит: «Надо посадить». А я говорю: «Куда?» А она говорит: «К дедушке в садик». Это она так могилу называет. (Читает, что написала.) Ой, как нескладно… Я говорю, она говорит… Что-то и письмо не пишется! (Берет вязанье.) Да… Тоскливые зимой вечера. Неточка уснет – и хоть волком вой! Раньше-то всегда Филиппыч рядом: то газеты читает, то телевизор смотрит. Больно уж он хор Пятницкого любил. А балет терпеть не мог! Мол, зачем там мужики в чем попало – срам!.. А на кладбище-то я сегодня всплакнула… Вот, говорю, Алексей Филиппович, оставил ты меня одну! А Неточка услышала и спрашивает: «Почему одну, бабуля?» Я поправилась: «Одних…» А она говорит: «Двоих!» Я спорить не стала… Но если разобраться, живем мы с Неточкой не «вдвоем», а «одни». Потому что обе мы с ней одинокие! Вот и Алексея Филипповича моего не стало, и Неточка спит – сижу вечерами, нет-нет и о тебе подумаю… Как ты там, что делаешь… А потом себя одерну: у самой внучка растет, а все о чужом мужике думаю! Хотя, конечно, какой же ты чужой… Но ничего, утром внученька проснется, зазвенит ее голосок –и вся моя тоска уйдет…

Да нет, нам хорошо с Неточкой. Живем себе тихо, спокойно. Спешить никуда не надо. Неточка в садик не ходит, я не работаю. Получаю пенсию за Антона Филипповича – двадцать восемь рублей пятьдесят четыре копейки, по утрате кормильца, значит… Моя-то пенсия еще меньше. Стажа рабочего совсем мало оказалось. Всю жизнь вроде трудилась, а пенсии нормальной не заработала. Маруся каждый месяц деньги высылает на ребенка – правда, не бог весть какие, но нам хватает. Что нам особо надо – старой да малой! Мяса у нас в магазинах нет, а на рынке покупать – что мы, буржуины, что ль, какие! Это уж роскошь! Летом, как на дачу выезжаем, грибы солю и сушу, варенье варю – благо, подвал большой, есть где хранить, спасибо Филиппычу. Так нам и мяса не надо никакого: наварю картошки или гречневой каши. И уплетаем за обе щеки! Правда, Неточка аппетитом особым не отличается, но мои варенья-соленья любит.

В Ленинград к родителям едем – везем с собой гостинцы. Нагружусь так, что зять потом еле тащит от поезда до такси. Надо, говорит, носильщика взять. Куда, мол, ты, теща, столько везешь! А как потом есть сядет – так только за ушами трещит, и не говорит уж, зачем много привезла. А я еще у них пирогов напеку: с капустой – как Маруся любит, сладких – для Неточки, своих любимых ватрушек и с рисом и яйцом – для зятя, ладно уж. Хоть и не терплю его, паразита, но накормить всех люблю. Пироги мои людям нравятся. Но когда пеку – под руку не попадайся! Все у меня в кухне так и летает, так жаром и пышет! К пирогам талант должен быть, чутье. А просто так, по рецепту, печь – ничего не получится. Испечешь, конечно, но таких, как у меня, ни за что не выйдет! Они и на второй день такие же пышные да вкусные. К сожалению, дочкам я этот талант не передала. Но зато много народу пирогами своими накормила… Ой, ну вот с кем я сейчас разговариваю, а? Нет, так рехнуться можно! Надо спать ложиться. Скоро весна, а там, глядишь, и на дачу собираться… Ничего… (Выключает свет.)

Сцена пятая

В деревне (где семья снимает дачу). Водитель и Тая Григорьевна.

ТГ (вдогонку внучке)

Неточка, осторожно, смотри! На дороге хоть и мало машин… Да ее уж и след простыл!

Водитель

Мне тоже пора. Разгружайся – и я поехал.

ТГ

Да ты что! Как же я одна все это разгружу!

Водитель

Ну а чего ж ты думала, когда столько скарба набирали! Я и так погрузить помог… А мне за это не платят…

ТГ

Да я же не бесплатно прошу. Заплачу, не сомневайся, я же понимаю...

Водитель (Нехотя начинает разгружать вещи вместе с ТГ, но с интересом присматривается к ней.)

Надо было предупреждать, что такая дорога. Я кабы знал, какие тут рытвины, ни в жизнь бы не поехал!

ТГ

Ну, во-первых, я сама не знала, что за зиму все так размыло. Каждое лето ездим – а такое первый раз! Во-вторых, зачем же я тебя стала бы предупреждать, если бы ты не поехал? На себе мне, что ли, все это везти? А в третьих, мог бы и повежливее, я все-таки женщина!

Водитель (усмехаясь)

Вижу, что женщина. А где ж твой мужчина? Почему одна?

ТГ

Похоронила я его.

Водитель (Сочувственно качает головой.)

А… Вдова, значит…

ТГ

Выходит, вдова. Третий год уж вдова…

Водитель

А девочка, значит, наполовину сирота?

ТГ (Вздрагивает.)

Чего это сирота! У нее и мать, и отец есть. Вот выйдут в отпуск – приедут.

Водитель (удивленно)

Да?.. А ты ей кто же?

ТГ (усмехаясь)

Ну а сам-то как думаешь?

Водитель

Ну, думаю, что не сестра.

ТГ

Вот то-то и оно! Бабушка я, кто же еще! Мне уж без двух лет шестьдесят.

Водитель (Роняет от удивления коробку.)

Иди ты!

ТГ

Да что же это! Побьешь мне всю посуду! И чего тебя так удивило?

Водитель

Да уж больно хорошо ты сохранилась. Видать, сладко прожила, за широкой спиной.

ТГ

Ну, выходит, так… Ну, вот все и разгрузили – а ты переживал

Водитель (Шумно вдыхает, как будто нюхает воздух.) Какой воздух-то, а?

ТГ (улыбнувшись)

За воздухом и ездим, за него и деньги платим.

Водитель

А эта коробка – что, пустая, что ли? Здоровая с виду, а весу нет совсем…

ТГ

Игрушки! Две коробки игрушек тащим.… Зачем, говорю, Неточка, столько брать – на даче и так есть чем заняться. Нет, говорит, надо все – а то они скучать будут. Смешная!

Водитель

А у меня тоже внук есть – отдельно живет, но в гости часто привозят. Интересные они…

ТГ

Это точно! Вот моя - казалось бы, маленькая, а ведь заполняет собой всю мою жизнь! Да чего уж там, и меня саму-то жизнью наполняет. Смотрю на нее и столько всего нового вижу, удивительного, чего в детях рассмотреть не успела… Неточка, когда совсем малышкой была, забавно слова коверкала. Однажды танцует под радио – самозабвенно так, глаза закрывает… А потом вдруг резко остановилась. Стоит – и только легонько ручками пухлыми вверх-вниз помахивает. Я ей говорю: «Потанцуй еще!» А сама хлопаю в такт музыки – артистку подбадриваю. А Неточка вдруг голову сердито наклонила, руки опустила, отвернулась и бурчит: «Я уже потанцула!» Мне и смешно от этого «потанцула» - и совершенно не понятно, почему у внучки настроение испортилось, что вообще в ее маленькой кудрявой голове происходит… Смотрю на нее – и умиляюсь! Такая нежность во мне – как будто волнами накрывает. Странно, но ничего такого к собственным детям я, кажется, не успела испытать. Конечно, мальчики были со мной совсем не долго, а девочки в войну росли… Но ведь должно бы что-то остаться в памяти… А - забылось, осталась одна забота, опасение, что не успею вырастить, поднять, помочь…

Водитель

Ну, так жизнь-то непростая – забот хватает… Внучку сама растишь?

ТГ

Да, сначала с дедом, пока жив был, теперь одна… Незаметно внученька выросла. В конце лета заберут ее родители в Ленинград. Квартиру, наконец, получили. Как раз к Неточкиному первому классу. А то все по коммуналкам скитались… Я, конечно, рада за них за всех. Особенно за внучку: будет жить, как положено, с отцом да с матерью. Зять, какой ни есть, а все – отец. И в школу, понятно, Неточке надо там поступать: родители образованные, помогут и проконтролируют, как надо. А мне куда уж – три класса образования…

Водитель

Неужели три класса?.. А я думал, ты учительница или там еще кто…

ТГ

Скажешь тоже! Ну вот, за разговорами-то и разгрузили. Не заметили – а ты боялся!

Водитель (сверкнув глазами)

Да уж с такой бабушкой чего ж бояться! А тебя как звать-то, бабушка?

ТГ (сухо)

А это Вам ни к чему! Вот деньги, хватит? ( Протягивает купюру.)

Водитель (немного смутившись)

Понял. (Берет деньги.) Ну, ты… Вы, это, берегите себя.

ТГ (хмыкает

Ладно. Спасибо.

Водитель

А… Ну что ж, до свидания.

ТГ

До свидания.

Водитель (Собирается уходить, но останавливается.)

До свидания, бабушка. Хорошая Вы женщина. Чтоб все хорошо у Вас было… Ну, поехал я…

ТГ

И Вам не хворать! (Водитель уходит.) Вот ведь!.. (Улыбается.) Сам дедушка – а туда же! Пойти воды принести… Надо было его послать… Ой, нет, тогда бы чай пить напросился – ну его! (Тая Григорьевна вдыхает полной грудью.) На этом воздухе-то я, пожалуй, отдышусь…(Входит в избу.)

Сцена шестая

Телеграф. Звучит голос: «Ленинград – вторая кабина!» Тая Григорьевна торопливо заходит в кабину, берет трубку.

ТГ

Алло! Алло! Маруся! Плохо слышно… (Выглядывает из кабины.) Девушка, плохо слышно… Хрипит… А вот… Маруся! Здравствуй, Маруся! А? Чего кричу? Так не слышно было… Да я не паникую… Ну, как вы там? Как Неточка? (Слушает.) Ну, хорошо… Ты смотри следи, чтобы ноги у нее всегда в тепле… Перевод-то? Да получила я, Маруся, получила, да, десять рублей… Только ты мне больше не высылай! Ну зачем! Раньше на ребенка высылала – а теперь что… Я, Маруся, с почты шла – слез не могла удержать! Так обидно, что не заработала приличную пенсию. (Слушает.) Да понятно, что дети должны о пожилых родителях заботиться… Но я-то ведь не немощная какая… Домой пришла – и давай документы все перерывать. Только что толку перекладывать с места на место! Не хватает у меня, Маруся, двух лет и десяти месяцев до семидесяти рублей! Что говоришь? Нет, Марусенька, семьдесят – это у кого стаж полный! А ты думала…Пятьдесят шесть рублей семьдесят восемь копеек – вся моя пенсия, это после перерасчета. Нет, не вздумай! Я же тебе говорю, чтоб и эту десятку не высылала – вы сами-то не больно жируете. Ты за меня, Маша, не беспокойся! Я вот что решила. Выхожу на работу. Ну кем-кем… Уборщицей – кем я еще могу… В строительный трест устроилась. Сил у меня достаточно, а работы я никогда никакой не боялась. Что ты молчишь? А? (Слушает, немного отодвинув трубку.) Ну что ты кричишь – оглушила!… Я же в перчатках буду. Ну, и туалеты – а что такого. Нет, доченька, я так решила. Что мне дома одной делать! А так и веселее, и пенсию, глядишь, нормальную заработаю. Я, может, до ста лет проживу – а если и нет, так хоть год, но почувствую себя человеком. А то всю жизнь пашу, а… (В голосе слезы, замолкает ненадолго.) Ой, Маруся, я что забыла сказать-то! Я на ту твою десятку шелка японского купила – Неточке на платье. Веселый такой – белый, красными горохами. Юбку сошью солнцем. Хоть и много материала уйдет, зато красота какая! Вот Неточка приедет летом… А? Да-да! Заканчиваем! Все, Марусь, время вышло! Неточку поцелуй, девочку мою! Я… А? А, все уже… (Выходит из кабины. Несколько мгновений стоит задумавшись. Потом говорит сама себе.) Ладно, пошла! Завтра на работу -новая жизнь начинается!

Сцена седьмая

Строительный трест. Тая Григорьевн чистит, моет, убирает. Появляется Николай Иванович – завхоз.

Николай Иванович

Как хорошо у нас стало! Чистота ослепительная! И как это мы раньше жили? А цветы на подоконниках откуда, а, Таечка Григорьевна? Приветствую вас, как жизнь молодая?

ТГ

Здравствуйте, Николай Иванович! Уж скажете – молодая! Я Вас- то, поди, годков на десять старше. А цветы из дома ношу – у меня много, разрослись, надо рассаживать, вот и приношу. А то без цветов как-то скучно.

Николай Иванович (Говорит, периодически поправляя волосы.)

Да, с цветами, конечно, лучше и веселее. А про возраст, Таечка Григорьевна, я вам так скажу. Может, по паспорту вы и постарше будете – но только по паспорту. А по глазам вашим – я бы и пятидесяти не дал!

ТГ

Ну, уж Вы хватанули, Николай Иванович! А Вы, я смотрю, тоже молодеете день ото дня. Вон как за собой следите: и в галстуке стали на работу приходить, и ботинки блестят. И глаза-то – тоже поблескивают… Уж не влюбились ли Вы, Николай Иванович?

Николай Иванович (Краснеет, смущенно покряхтывает.)

Влюбляются молодые. Это уж их дело. Но могу откровенно сказать: имею я симпатию. И очень мне радостно от этого. Утром только проснусь – сразу вспоминаю и улыбаюсь. Вот ведь как бывает!

ТГ (Немного смущенно, но довольно улыбается.) Да уж, Николай Иванович, чего только не бывает! Бывает, что живешь и не думаешь ни о чем таком, а оно - раз! – и случается… Ну, проходите, проходите – а то мне надо тут пол помыть. Все уже пришли, как раз до перерыва высохнет.

Николай Иванович

Прохожу, прохожу – как же, такой славной работнице мешать нельзя! Потом зайдите ко мне, надо моющие получить – и вообще… (Уходит.)

ТГ (Разговаривает с невидимым собеседником.) «И вообще…» Вот смех-то! Седина в бороду – бес в ребро! Волосы-то десять раз, наверно, поправил. Это уж верный знак: хочет понравиться. Да я и сама-то не лучше! На работу собираюсь – и так перед зеркалом встану, и эдак… Платье вон новое сшила за два вечера. Седину закрасила. К тресту подхожу – какое-то замирание в груди происходит. Сама себе удивляюсь! Чего уж там говорить, приятно мне его внимание. Да и зовут его Николай. (Усмехается.) Николай Второй! (Появляется Зинаида Игнатьевна.) Дамочка, вы к кому? Если к секретарю или в отдел кадром – то это левое крыло. А тут… тут у меня намыто…

Зинаида Игнатьевна (неприветливо) Зачем мне отдел кадров! Я к Николаю Ивановичу. Он у себя? Что Вы так на меня смотрите? Жена я его. Хочу мужа своего видеть.

ТГ

Ой, извините, не знала. Проходите, пожалуйста… Извините меня!

Зинаида Игнатьевна

Да ничего, ничего. Вы, наверное, недавно работаете – откуда Вам знать. (Уходит.)

ТГ (помрачнев, опустив руки) Да, об этом я и не подумала… Кажется, в последнее время вообще думать перестала. Хожу по улицам, птиц слушаю, светами любуюсь… Ну, а что мне думать! Я ведь замуж за него не собираюсь. Просто вдруг вспомнила, что живу… Как тот пень в апрельский день… Да, тетка, вовремя ты появилась! Длинная-то какая – прямо с телеграфный столб! Вся какая-то помятая, неумытая, нос на пол-лица, на голове – гнездо… Но меня-то лет на пятнадцать точно помладше будет. Только что толку-то… А то и толку! Что нечего фантазировать. (Появляются Николай Иванович и Зинаида Игнатьевна, проходят мимо – к выходу.)

Зинаида Игнатьевна

Ну, до свидания, видите, я не надолго приходила.

Николай Иванович

Я не ухожу, Тая Григорьевна, только супругу провожу.

ТГ (Кивает.) Ага, до свидания. Хорошо, Николай Иванович. (сама с собой) Как же ты сразу уселся-то, Николай Второй… Пригнулся весь, глаза спрятал… Да, не во время весна-то моя случилось – больно уж припозднилась. Да в один день и кончилась. Все! Птицы охрипли, цветы отвернулись. (Продолжает мыть пол.)

Николай Иванович (Возвращается, проводив жену.)

Тая Григорьевна, я вот что подумал. Вы говорите, у вас цветов дома много… Хоть бы когда позвали в гости. Очень любопытно посмотреть. А?

ТГ (Сначала смотрит удивленно, потом отвечает бодрым голосом.) А приходите, Николай Иванович – я пирогов испеку, чайку попьем с супругой Вашей. А то ведь даже не познакомились. Как ее зовут-то?

Николай Иванович (обескураженно) Зинаида Игнатьевна зовут… А зачем с супругой?

ТГ

А как Вы хотели! Не могу же я Вас одного пригласить! Тем более что жена у Вас такая замечательная, ВИДНАЯ женщина. (в сторону) За версту видать! (Николаю Ивановичу) Приходите завтра. Хотите, я сама супруге вашей позвоню – дайте только номер.

Николай Иванович (Вскрикивает, машет руками.) Нет!!!

ТГ

Да чего ж вы так испугались? Ну, не хотите – не буду звонить, сами приглашение передайте. Только уж не подведите – а то пироги кто есть будет! Пропадут!

Николай Иванович

Вот Вы как… Ну что ж, с супругой – так с супругой. Оно и верно, так-то приличнее. Завтра, значит. Ладно, думаю, Зина не будет против. Она пироги любит, а сама не печет. И в гости любит ходить. Любила… Последнее время как-то не к кому… Ну что ж, завтра часиков в семь?

ТГ

Да хоть и в семь… Я пораньше на работу приду – все тут намою, а потом и пирогов напеку, чтоб свежие, горяченькие.

Николай Иванович

Ага… Ну, пошел я…

ТГ

Ага… Идите. Да и я пойду. Воду поменяю. (Уходят.)

Сцена восьмая

Дома у Таи Григорьевны Гости (Николай Иванович с Зинаидой Игнатьевной) входят в комнату, оглядываются. Слышен голос Таи Григорьевны

ТГ

Вы проходите, за стол садитесь. У меня все готово, сейчас чайник несу!

Николай Иванович

Может, что помочь, Тая Григорьевна?

Зинаида Игнатьевна

Что ты надумал, какой из мужчины помощник на кухне. Я помогу.

ТГ

Нет-нет, не беспокойтесь! Я уже иду. (Входит с чайником, начинает разливать чай по чашкам.) Вам, Зинаида Игнатьевна, покрепче?

Зинаида Игнатьевна

Нет, что Вы, от крепкого зубы желтеют. Вот так и хватит заварки. Я, знаете, зубы берегу.

ТГ (усмехаясь в сторону)

Вот это вы правильно, Зинаида Игнатьевна! Желтые зубы очень внешность портят. Даже если и с лица красивенькая, и фигурка ладненькая, и причесочка, и одета как с иголочки, а зубы желтые – и все! Все пропало! Правда ведь, Николай Иванович?

Николай Иванович (покашливая)

Ну… зубы, они, конечно… Но мне можно покрепче.

ТГ

Ну да, Вы же не барышня, чего Вам бояться! (Улыбается.) Правда, Зинаида Игнатьевна?

Зинаида Игнатьевна (Не очень понимая, на всякий случай кивает головой.)

Ну… Николаю Ивановичу виднее. Я, Тая Григорьевна, привыкла, что с начальником живу, – его слово всегда последнее. Вот Вы не представляете, какая это ответственность – быть женой начальника, надо как-то соответствовать…

ТГ (с комичной серьезностью)

Это да! Я так Вас понимаю, Зинаида Игнатьевна! Берите пироги: вот эти с капустой, а тут сладкие, с брусникой… Ватрушки попробуйте… Я, говорю, хорошо Вас понимаю. Завхоз – это тебе не просто так, это что ни на есть начальник. И тут уж жена, конечно, должна соответствовать: и за своей внешностью следить (Окидывает взглядом плохо причесанную и неряшливо одетую собеседницу, та начинает обдергивать кофту, приглаживать волосы.),и опять же за речью, и поведением. Это большая ответственность! Должно быть, нелегко Вам, Зинаида Игнатьевна? (Николай Иванович крякает.)

Зинаида Игнатьевна (Не очень понимает, в чем подвох, но по реакции мужа чувствует: что-то не то…)

Да нет, ну что Вы… Не так чтобы тяжело… Я считаю, главное - не выпячиваться… Может, мы в связи с этим перейдем на «ты», а, Таечка?

ТГ

А почему бы и нет, Зиночка. Это, конечно, мое упущение: я как старшая по возрасту должна была сама предложить. Но ты меня опередила, молодец.(Николаю Ивановичу неудобно из-за бестолковости и бестактности жены, он ерзает, краснеет, вытирает платком лоб; супруга же по-прежнему не осознает своего комичного положения.)

Николай Иванович (В зависшей паузе.)

Хорошая нынче весна. В прошлом году долго холода не отпускали. А нынче быстро растеплилось.

ТГ (глубокомысленно)

Даааа…

Зинаида Игнатьевна

Да, погода хорошая… И пироги у тебя, Таечка, вкусные. А бруснику где берешь?

ТГ

Так осенью заготавливаю. Берите еще.

Зинаида Игнатьевна (Берет еще пирог, кладет на блюдце рядом с откусанным.)

И что же, до весны хватает?

ТГ

А я много заготавливаю. И сама собираю, и на базаре покупаю.

Зинаида Игнатьевна

Ой, так ведь там дорого! Ну, хотя у тебя ведь и зарплата, и пенсия…

ТГ

Да! У меня всего хватает! Не жалуюсь! И угощать люблю – вот хоть бы и пирогами. Я вам и с собой заверну.

Зинаида Игнатьевна

Да что ты, что ты!.. Хотя тебе ведь одной все равно не съесть…

ТГ

Конечно! У меня на кухне еще две тарелки. Пойду соберу вам с собой! (Выходит на кухню.)

Николай Иванович (с некоторым оживлением и облегчением)

Да, пора! Посидели – и хватит! (Поднимается.)

Зинаида Игнатьевна (Берет еще пирог с тарелки.)

Да чего уж так сразу! Можно бы и еще…

Николай Иванович (подталкивая супругу)

Давай, давай, вставай, пойдем!

ТГ (Появляется со свертком.)

Ой, да вы уже и уходите! Да я ведь просто приготовила…

Николай Иванович (перебивая открывшую было рот жену)

Пора, Таечка Григорьевна, пора!

ТГ

Ну что ж, до свидания!

Прощаются; Тая Григорьевна, проводив гостей, возвращается в комнату, убирает со стола. Звонит телефон. Тая Григорьевна вздрагивает, потом машет рукой, берет трубку.

ТГ

Алло! Ты, Грань? А что у меня с голосом? Да ничего, просто телефона пугаюсь – не привыкла еще. А вообще-то, хорошо, конечно… Раньше, чтоб с детьми поговорить, сначала надо заказать – на почту сходить, потом опять туда идти – сидеть ждать… А теперь вон – как барыня! И у них телефон, и у меня – красота! А? Да проводила… Ой, Грань, не спрашивай! Я десять раз пожалела, что пригласила их. Чего, думаю, устроила! Смех смехом, а ведь придется с этой каланчой весь вечер неизвестно о чем беседовать… Квартиру вылизала ни пылинки! Не хочется в грязь лицом ударить. Сама-то? Да нет, ты что, не в халате. Платье новое надела. Ты не видела еще – недавно сшила. Ага, подготовилась… Села – жду. Задумалась маленько. Тут звонок – я подпрыгнула, Грань, как на электрическом стуле! Так в пот меня и бросило! В висках стучит, руки затряслись… Да ладно тебе ржать-то! Да ничего не придумываю, так все и было. Потом до десяти посчитала и пошла открывать. Смотрю, а ухажер-то мой и сам еле жив! За вечер-то, Грань, поди, раз десять окраску менял – как осьминог: то покраснеет, то побледнеет, то пятнами пойдет. Почему осьминог? Да не знаю… А! Ну так я такую книжку Неточке читала, когда она маленькая была. Знаешь, как папаши-осьминоги детей перепутали? Нет? Ах, да, ты же детских книжек не читаешь… Ну вот, а мне, Грань, уже не страшно, а смешно. Я хотела спросить: «Что это с Вами, Николай Иванович? Уж не с моих ли пирогов?» Да он, бедный, и так совсем смутился… Да ну его! Я теперь на этого ухажера другими глазами смотрю. Зинаида? А что Зинаида… Концерт по заявкам, а не Зинаида! Еле дождалась, пока уйдут. Знаешь, Граня, ни к чему это все. Помнишь, как в кино: хороший, говорит, ты мужик – но не орел! Нет, Граня, я не пожалею. Я же думала, он Николай Второй… А? Да нет-нет, ничего не говорю… Что говорить! Ты бы зашла, что ли. Я теперь тоже женщина одинокая. Ну давай, до встречи.

(Дальше говорит с невидимым собеседником. Во время монолога постепенно меняется, к концу превращается в совсем старую женщину: надевает старый халат, сбивает прическу, тяжелыми усталыми шагами идет к креслу, усаживается в него.)

А на следующий день Николай Иванович меня удивил! Я ожидала увидеть его смущенным, а он – хоть бы хны! Улыбается, шутит и даже ведет себя смелее, чем раньше. Не знаю, какие он выводы сделал и что себе надумал, но у меня к нему интерес совсем пропал. Не орел – одно слово! Да и как-то стыдно все это, не про меня. Столько времени жила без всяких этих нежностей – и еще проживу!

А время быстро бежит. Вот уже и стаж я выработала, пенсию мою пересчитали, и я ушла с работы. Тут как раз Маруся внука второго подкинула. А через пять лет и Люся родила дочку. В общем, все закрутилось-завертелось по новой. В суете да в заботах дни летят быстро. Вечера не тянутся бесконечно, об одиночестве не вспоминается, и лишние мысли в голову не стучатся. Внук Алешка, названный в честь деда, совсем оказался на него не похожим, а наоборот, на «дорогого» моего зятька. Прямо копия! Когда Маруся дала сыну имя, я даже прослезилась. И не пойму, почему. То ли Алексея Филипповича вспомнила, то ли по своей жизни взгрустнула. А Люся доченьку в честь своей бабки назвала – моей матери, хоть и не застала ее в живых. Наверное, мне хотела приятное сделать. Я сначала обрадовалась, а потом испугалась. Вспомнила про своих мальчиков, названных в честь братьев… Хотя чего уж там! У мамани моей жизнь счастливая была. Если последние годы не считать. Да ведь так и не бывает, чтоб одна радость. На то она и жизнь…

Не заметила я, как и младшие внуки подросли, стали более самостоятельными. Алешку родители на лето отправляют в лагерь, а Тамарочку Люся сама вывозит на дачу. Забот у меня стало совсем мало, да и сил тоже.

И опять я осталась одна. Нет, меня не бросили, сама вырвалась из их суеты. Вроде уже все дела переделала. Всех их вырастила, на ноги подняла – пусть теперь сами.

Вот и вся моя жизнь. Осталась она позади. Тебя давно нет, а я все жива. Каждый день разговариваю с тобой. И иногда ты отвечаешь. Но чаще молчишь. Или я просто не слышу. Ничего, еще наговоримся. Подожди немножко, я скоро…

Пока тебе про свою жизнь рассказывала – и ночь прошла. Хорошо – меньше осталось ждать. Скорее бы – уж больно я по тебе соскучилась.

Длинная у меня была жизнь. Трудная, но хорошая. И вот, прожив ее, я задаю себе вопрос: почему мне тогда позволили выжить? Я не сомневаюсь, что спас меня белобородый старец, а не врачи. Что-то я, видно, должна была сделать в своей жизни, для чего-то меня оставили… Сначала я думала, для какого-то дела – конкретного, трудного и очень важного для всех. Потом стала понимать, что меня оставили для меня самой, для того, чтобы я прожила все, что мне положено, и выстояла, стала мужественной и мудрой. А теперь я точно знаю: мне дали шанс, чтобы я успела простить тебя. Да-да! Я умирала – и не знала, что ты меня уже предал. Мне вернули жизнь, чтобы я узнала это и простила тебя.

Может быть, потому и была моя жизнь такой длинной, что раньше я бы не успела…

Наверное, все мы сначала знаем, для чего появляемся на свет. Но – забываем. Кто-то угадывает легко и быстро, а кто-то идет к началу всю жизнь…

---