ЛЮБОВЬ(киноповесть)
15 августа 2015 -
Михаил Заскалько
Это моя первая и единственная попытка написать киносценарий. Время написания-1980год.
Киносценарий
Наши дни
Ресторан. Перед закрытием. За столиком у окна сидит Юрий. Перед ним нетронутая закуска, графин с водкой, наполненная рюмка.
Судя по тому, как перешёптываются официанты, посматривая в сторону Юрия, он здесь давно сидит. И ни к чему не притронулся. Его взгляд устремлён в пространство.
Воспоминание.
Тёплая летняя ночь в селе. Звёзды слабо мерцают, как сквозь грязное стекло. Дивная тишина. По асфальту шоссе идут Юра и Лена. В руке Юры Ленины босоножки и свои туфли.
Они держатся за руки. Лена старается идти ближе, чтобы ещё и локтем и плечом касаться Юрия.
- Яблоками пахнет, - сладко вздыхает Лена.
- Молоком и силосом, - добавляет Юра.
Лена тихо, счастливо смеётся. Юра искоса, с улыбкой, поглядывает на неё.
Чиркнула по небу звезда.
- Вы что-нибудь загадали?
- Нет. Не успел.
- Я тоже, - смеётся Лена.
Справа вырисовывается здание.
- Зайдём в школу? - предлагает Юра.
Они подошли к левому крылу. Юра вскочил на выступ фундамента, толкнул половинку окна. Влез на подоконник, подал руку Лене.
- А нас не заругают?
- Кто?
- Сторож.
- Дед Аким? Да он спит и десятый сон видит.
Наши дни
- Закругляйтесь, - подошёл официант, выразительно прошуршал листами блокнотика.
- Что? - словно спросонья спрашивает Юрий.
- Закругляйтесь, говорю, - официант кладёт на стол счёт.
- А... Круглюсь, - Юра достаёт деньги, расплачивается, берёт рюмку, но пить медлит.
Воспоминание
В классе полумрак. Слышен шум фонтанчика за окном.
Парты маленькие, для первоклашек. Лена сидит за партой, Юрий сверху. Парта поскрипывает.
- Почему вы... со мной? Только по правде...
- Я всегда говорю по правде. Запомни на будущее, - помолчал, пощипывая усы. - Однажды, когда я был чуть постарше тебя... меня чудовищно предали, обманули... А у тебя, Лена, такие глаза,... которые не смогут предать, солгать... Я поверил им, как верю, что Земля круглая, что за ночью придёт день.
- Это правда? Вы не смеётесь? Простите, что я так... Сейчас такие парни грубые, циничные...
- Не все, Лена.
- Но я не встречала... хороших.
Помолчали. Лена прислонилась щекой к руке Юры, он пальцами бегал по её лицу.
- О чём вы думаете?
- О нас Лена. Я старше тебя на шесть лет. У меня за плечами армия, а тебе ещё три года школы...
- Год! - вскинулась Лена. - Я кончу восемь классов и пойду работать... чтобы не быть зависимой от родителей... Мы можем уехать в город, снять комнату и жить... как брат и сестра... до тех пор, когда... будет можно расписаться. Я обещаю вам: не надоем, не наскучу... Я тоже вам верю! Поцелуйте меня... по- настоящему...
Юра целует. Некоторое время, полуобнявшись, сидят молча.
- Вам не противно было? - горячо шепчет Лена.
- Нет.
- И мне не противно. Только я совсем не умею целоваться...
- Это не главное, Лена. Говори мне "ты"...
- Хорошо, Юра... Ты... не думай про шесть лет.
- Не буду. Только ты закончишь десять классов, это нужно для НАШЕГО будущего. Я подожду. Потом мы поедем в Ленинград.
- Правда?
Юра, смеясь, целуя:
- Нет, "Известия". Всё, нам пора по домам.
- О, как не хочется!
- Мне тоже, но надо. Тебе утром в школу...
Наши дни
- Закрываемся. Молодой человек, закрываемся.
Юрий кивает головой, выливает из рюмки обратно в графин и сверху рюмку, как колпачок одевает.
- Вот такие пирожки... с котятами.
Официант обалдело смотрит вслед.
Невский проспект. Юрий идёт по тротуару, затем входит в телефонную будку, набирает номер.
Клиника. Нейрохирургическое отделение. У телефона дежурная сестра:
- Спит. Лучше, значительно лучше. Передала, всё слово в слово... Право, какой вы... Это вам скажет Олег Степанович, лично...
Невский проспект. Юра бросает трубку мимо рычага, открывает ногой дверь и... садится на порожек, обхватив голову.
Воспоминание.
- Проснулся?
Бабушка прошла мимо, неприветливо глянула, бухнула на табурет продуктовую сумку.
Юра, занимавшийся зарядкой с гантелями, удивлённо вскинул голову: что с ней?
Бабушка подчёркнуто безразлично освобождает сумку, раскладывая продукты в холодильник. Закончив, повернулась к Юре:
- Что скажешь?
- В смысле?
- В смысле, почему я должна на старости лет краснеть? (в сердцах) Ты бы ещё первоклашку повёл в кино!
- А что здесь зазорного?
- Не хорошо это! - жёстко сказала бабушка, уходя в комнату, на пороге обернулась: - Если я что-нибудь для тебя стою...
- Это запрещённый приём!
- А позорить мои седины - какой приём?
Юра зло швыряет гантели на пол.
- И нечего психовать. Малолетка она...
- Причём здесь это? - вспыхнул Юра. - Почему вам так хочется видеть дурное? Почему?!
- Эх, Юра, жизни ты не знаешь. А пора бы... У твоих вон одноклассников дети уже бегают...
- Будут и у меня бегать. Успеется.
- А пока, значит, опозорю фамилию деда...
- Бабушка!
- Не кричи, я тебе не ровня... Да уж видно правнуков не дождусь... И в кого ты такой непутёвый?
- В тебя, разумеется. Вспомни свою юность...
- Тебе что, постарше не хватает? Девок хоть пруд пруди.
- Я думал, ты меня поймёшь. Стареешь?
- Проходу нет... Всё село косточки перемывает.
- Не бери в голову. Ба, ну неужели ты думаешь, что я способен на подлость?
- Но она школьница! Ей об уроках думать надо, а ты ей голову любовью задуриваешь.
- Не задуриваю. Это серьёзно. Ба, всё будет хорошо.
- Боюсь, что нет. Ты упрям, а Мезенцевы тяжёлые люди...
- Поднатужимся и одолеем любую тяжесть.
Бабушка пытается что-то сказать, но, махнув рукой, скрывается за дверью.
В доме Мезенцевых. Утро. Кухня, она же и столовая. Лена в школьной форме завтракает, поглядывая в раскрытый учебник. Входит мать с подойным ведром.
- Доброе утро, ма.
- Кому как. Ты во сколько вернулась вчера? Вернее, сегодня.
- В одиннадцать.
- Не ври! Без четверти час ты погасила свет. Было?
- Было.
- Я когда сказала вернуться?
- В девять. Я задержалась...
- Ха! поглядите на неё, начальница, какая: "Я задержалась". В клубе была? Опять с этим? Отвечай!
- Да.
- Ленка, в последний раз предупреждаю! Чтоб за версту, а будет приставать, передай: ноги перешибу и отвечать не буду. Олег!
Из комнаты вышел отчим с газетой в руках.
- Ну?
- Бзну! Сегодня же сходи к Булаковым, поговори с этим недоумком...
Лена, вскочив:
- Мама!
- Заткнись! Ешь, и дуй в школу. (мужу) Скажи, чтоб на пушечный выстрел не подходил к Ленке. Ещё лучше будет, если совсем уедет: с глаз долой, из сердца вон.
Отчим, не отрываясь от газеты:
- Угу.
- Не "угу", а сделай! И не рассусоливай, знаю тебя.
Отчим сложил газету, коротко глянул на падчерицу:
- Скажу.
Лена, одарив его злым взглядом, захлопнула учебник, пошла за портфелем.
Мать, процеживая молоко, крикнула в спину:
- Чего не доела?
- Не хочу.
- Ну и ходи голодная, умнее станешь.
Наши дни
Невский проспект. Юрий встрепенулся, вскочил, глянул на номер дома - и опять к телефону:
- Девушка, такси нужно... Срочно!
Воспоминание.
- О, кого я вижу! Ты ли свет мой Юрий?
Сельская улица. У колонки набирает воду Петька, бывший одноклассник. Он в трико с раздутыми коленями, белой майке в сеточку и пёстрых шлёпанцах.
- Давно дембельнулся?
- Недавно, - уклончиво ответил Юра.
- Ну и добре. Отбацал - и будя. Пусть теперя другие шрапнель пошамают. Куда кости бросаешь? Чем вечер убиваешь? Махнём в Мирное, там такие студенточки приехали, помидорки собирать. Мна! Самый сок...
- Я слышал: женился.
- У тебя хороший слух. Оттуда привёз, сибирячка. Дусей зовут. Ничё баба, хозяйственная, жаркая. Тёща вчера в отпуск нагрянула, а Дуську в больницу свёз: пополнение ждём. Хочу дочку... Да, тут про тебя такое треплют! Правда?
- В смысле?
- Ну... с малолеткой фигли-мигли затеял. Зря ты это, Юрок. Чуть что, захнычет, к мамке с папкой побежит. И потом... суши сухарики.
- Дурак ты Петька. Как и все.
- Да уж не дурнее тебя. С пятиклашками не балуюсь. Хошь с бабой сведу? Разведёнка, жаждущая.
Юра презрительно сплюнул, и пошёл по улице к себе.
- Чморик, - бросил ему вслед Петька. - Да будь ты хоть трижды Ромео, а она Джульетта... Чморик!
Наши дни
Коридор в клинике. Дежурная сестра не пускает Юрия, желающего прорваться в палату. Сестра громким шёпотом:
- Угомонитесь, или я милицию вызову.
- Мне только посмотреть...
- Приходите завтра, переговорите с Олегом Степанычем...
- Я посмотрю и уйду...
- Не могу, не положено...
Юрий внезапно перестаёт ломиться, плюхается на диван:
- Я здесь буду ждать утра... Дома не могу...
Воспоминание.
Глубокая ночь. Юра в одних трусах сидит на подоконнике своей комнаты. Окно выходит в сад. Собирались тучи, обещая дождик. Сырой ветерок рвался в комнату, трепал занавески. Кожа Юры покрылась пупырышками, но двигаться не хотелось.
На улице к колонке кто-то подошёл - зашумела вода. Залаяла Булька, метнувшись к калитке.
Юра натянул брюки, накинул на голое тело пиджак. Вышел на крыльцо.
- Кто там?
Вышел за калитку. Никого. У соседей светилось окно, в его отсветах блестела колонка, лужи рядом. Булька грозно рыкнула в сторону дерева у колонки. И Юра увидел тень: за деревом кто-то стоял.
- Выходи, раз пришёл.
Это была Лена.
- Здравствуй, - шагнул к ней Юра.
- Не подходи! - Лена вырвала руку из кармана ватника, и Юра увидел кухонный нож.
- Ты... Вы думали... я куколка? Я не сестра, не побегу сопливить бабушкин подол. Сама... за себя постою!
- Молодец! Только так и надо.
- Не подходите! - взмах ножом.
Юра с улыбкой снимает пиджак, вешает на ветку.
- Жаль, завещание не написал. Ну, что ж, раз время не терпит...
Опускается на колени, склонив голову:
- Руби палач...
Лена бросает нож, срывает пиджак с ветки, набрасывает на плечи Юры, опускается рядом:
- Почему? Почему не приходил? Почему, Юра?!
- Лена... - Юра вскакивает и поднимает Лену.
Она приникла к нему, как в ознобе прижалась к груди, точно к тёплой печке, плача уткнулась в шею:
- Почему так долго... так долго...
- Леночка... Успокойся... Ну, не надо плакать, я прошу тебя...
- Не буду... Уже всё... - говорит Лена, а слёзы текли и текли. Юра вытирал их рукой, целовал её мокрые глаза.
- Люди против нас... Бабушка моя... твои приходили, угрожали ноги переломать...
- Они все только пугают, и завидуют, да! завидуют нашей любви! Зачем нам люди? Разве это плохо, что мы вместе? Думаешь, меня в школе меньше достают? А я не вижу и не слышу их, потому что вижу только тебя, одного тебя... Юрочка, ты старше и умнее меня, скажи: что делать? Я не могу спать, не могу есть... Я не могу без тебя, Юра! Не могу...
- Мы будем вместе, будем. Только не испугаться сплетен и грязи... Мне стыдно, но я немного испугался...
- Я не боюсь, Юра! Если ты будешь рядом, я ничего не испугаюсь. Закончу четверть, уеду к бабушке. Она поймёт меня и не станет мешать нам. Мы будем видеться каждый день! Тебе когда на работу?
- Зав... уже сегодня.
- Ой, тебе же надо поспать! Всё, всё, я побежала. И пусть нам приснится один сон: ты, я и цветы... И ещё небо бирюзовое, и два облачка... И две птички, красивые и гордые... И цветы, цветы, много цветов!
- Фантазёрка ты, Ленушка.
- Ле-нуш-ка... Красиво. Скажи ещё раз.
- Ленушка! Ленушка...
В доме Мезенцевых. Кухня. Лена растрёпанная стоит перед матерью.
- Ну, долго я буду ждать? Язык проглотила?
Лена, сглотнув слёзы:
- Я люблю его.
- Что?! Соплячка! - Мать бьёт Лену по лицу. - Любови ей захотелось! Да я до двадцати лет боялась парней...
Приоткрылась дверь комнаты, на пороге отчим опять с газетой.
- Нина, потише, пожалуйста.
Мать с ненавистью:
- Помолчи, ты ещё... Ремень!
Ёжась, отчим вытаскивает из брюк ремень, передаёт жене и скрывается за дверью.
Мать, складывая ремень вдвое:
- Ты у меня забудешь имя его! Как сидорову козу выдеру...
Лена выпрямляется, открыто смотрит в лицо матери:
- Бей, бей! Всё равно буду любить! Буду! Буду!
Мать остервенело хлестает ремнём Лену:
- Только принеси в подоле... Придушу! Вот этими руками придушу, тебя и твоего выродка...
Лена в истерике:
- Буду любить! Буду! Буду! Буду!
В доме Булаковых. Вечер. Бабушка и Юра ужинают, впрочем, он давно уже не ест.
Бабушка, трогая внука за руку:
- Юра, ау. Стынет, ведь.
- Пусть.
- Ну, это глупо, в конце концов: чем виноват желудок, Юра? Ты слушаешь меня?
- Что?
- Соберись! Ты делаешь из мухи слона. Я уверена: не сегодня-завтра она пришлёт письмо.
- Письмо, - горько усмехнулся Юра. - Ба, её отправили в ссылку, под строжайший надзор! Кто ж позволит письма посылать? Тётка? Скорее курица родит цыплёнка, чем она допустит... Чёрт, как же я, кретин, не спросил раньше адрес...
В доме Тётки. Утро. Лена хмурая, осунувшаяся, глаза на мокром месте, собирает портфель. Выходит на крыльцо. На столе остался нетронутым завтрак: глазунья, кружка с молоком.
- Стоять! - раздаётся резкий окрик, когда Лена приближается к калитке.
Из сарая выходит мужеподобная женщина лет сорока, в брюках, мужской сорочке, концы завязаны узлом на животе. На ногах кирзачи, на голове мужская кепка, в зубах беломорина.
Лена застыла, сжавшись.
- Иди сюда.
Тётка ждёт у груды не расколотых чурок, поставив одну ногу на чурку, рядом с топором.
- Портфель, - властно протягивает руку тётка.
Лена медлит, отводя портфель за спину.
- Ленка, не зли меня - уши оборву! - Тётка приближается, вырывает портфель, начинает выкладывать на чурку учебники, тетради. Обследовав портфель, затем учебники, запихивает их на место. Листает тетради.
- А вот и улики! "Здравствуй, милый Юрочка!" Это я конфискую, дорогуша. Всё, свободна. И не вздумай улизнуть после уроков. Мать мне разрешила тебя пороть, так что не напрашивайся. Прозвенит последний звонок - пулей домой.
Сложив тетрадь пополам, тётка кладёт её на чурку и - хрясть топором, ещё раз, ещё.
Лена, плача, идёт к калитке.
- Зараза! Фашистка! Гестаповка!
В доме Булаковых. Вечер. Юра с забинтованной головой, в кровоподтёках лицо, задумчиво уничтожает поздний ужин.
Бабушка, с болью глядя на внука:
- Может, вам повременить встречаться? Зачем гусей дразнить... Переписывайтесь пока.
Юра вскинулся, бросил вилку в сковороду:
- Переписывайтесь? Да понимаешь ли ты, что её обложили! Тётка - типичный царский жандарм, как в кино... Из любимчиков создала охранку - сплошные фискалы. В школе её за глаза зовут Аракчеевым. Завуч - шишка! Видела б ты её... ошибка природы: не то мужчина, не то женщина. За хороший аттестат блюдолизы следят за каждым шагом Лены... Кретины, толпой на двоих!
- На двоих?
Юра улыбнувшись:
- Ленушка молодчина, мне не уступала...
- Сколько же их было?
- Восемь, девять, не больше. Ничего, я с ними по одиночке встречусь.
- Ты что, рехнулся? Мало тебе неприятностей? Юра, умоляю: повремени, пусть страсти улягутся. А там глядишь, Леночке удастся написать...
- Ага, закатай губу назад.
- Но это же не дело, мотаться каждый день семьдесят километров...
- Семьдесят два...
Бабушка в сердцах:
- Да хоть пятьдесят! Каждую ночь таким возвращаешься... Или не дай бог, зашибут насмерть, бросят в поле и ищи потом виноватых. Мало таких случаев было?
- Ты больше слушай, - Юра вновь принялся есть.
- Ну, и чёрт с тобой! Мотайся... пусть дубасят, не убьют, так покалечат...
Юра вскочил, уронив стул:
- Давай, давай, рой мне яму, закапывай! Что плохо ешь? Как же, поешь тут, аппетит прямо так и нагоняют.
Бабушка примирительно
- Что вскочил? Сказать уже ничего нельзя... - обидно вздохнув, уходит.
Юра вновь садится к столу, ест.
Возвращается бабушка - она уже остыла.
- Петя заходил: Дуся родила двойню, девочек. Ошалел от счастья .Просил зайти, выпить за такое дело.
- Зайду.
- Когда? Опять с работы умотаешь...
- Вернусь пораньше: Лену перепрятывают от меня, кажется, к сестре отправят...
- Раису Матвеевну видела. Обижается: когда с армии пришёл - и не зашёл. У неё муж помер. Рак, говорят, был.
- В субботу зайду, - Юра встал, накрошил хлеб в миску, добавил недоеденное из сковородки.
- Бульке? Кормила.
- Ничего, ночь большая.
Юра выходит. Бабушка убирает со стола.
Влетает Юра взбешённый:
-Т ы что сделала?!
Вздрогнув, бабушка опускается на стул, теребя столовую тряпку.
- Юра...
- Молчи!.. Хулиганка, вот ты кто! Думаешь, если порезала шины, так я не поеду? Я пешком пойду. Да! Я думал... ты мне, как друг... а ты... ты со всеми заодно! Эх, ты! - махнув рукой, Юра убегает, саданув дверь так, что стекла в окнах отозвались.
- Юра... - обессилено навалившись на стол, бабушка плачет.
Баба Шура, высокая полная женщина пенсионного возраста, с белым лицом и ещё свежими молодыми глазами, излучающими нежность и доброту. На голове у неё намотано чалмой полотенце.
Лена и Юра в плащах, мокрые, штанины закатаны до колен. Счастливые, озорные.
- Леночка! Долго жить будешь: я утречком всё думала - что-то Леночка запропастилась. Здравствуйте. Проходьте, хорошие мои! Это, как я понимаю, и есть твой "Замечательный Юрик"?
- Он. (Юре) А это замечательная баба Шура. Знакомьтесь.
Юра и баба Шура пожимают друг другу руки. Ребята раздеваются.
- Помыла голову, сижу у окна, смотрю на дождь и скучаю. Леночка, возьми тазик, я счас кипяточку дам - ноги сполоснёте. Дети, как я вас понимаю и завидую! Босиком по лужам... - баба Шура приносит чайник, наливает в тазик воду. - Счас мы пир устроим, картошечка ещё горячая, грибочки, конфеты из Ленинграда. Сестра снабжает... Как хорошо, что вы нагрянули!
- Ныряй, - Юра приподнимает Лену, опускает ногами в тазик, подвигает стул.
Баба Шура подала полотенце, не спуская восхищённых глаз с ребят:
- Как я вас понимаю, и завидую! Поспешайте: я накрываю.
Юра моет ноги Лены, затем вытирает, одевает носки. Лена ласкает его обожающим любящим взглядом , они по-детски дурачатся.
Баба Шура накрывая стол:
- Ну, ну, шалунишки. За стол живенько. Приёмник чтой-то замолчал. Устал, верно, работать: старичок, с пятьдесят девятого. Музыку, бы: какой пир без музыки...
- Можно посмотреть? - вызвался Юра.
Наши дни
Клиника. Утро. На диване у дежурной сестры спит Юрий, заботливо укрытый одеялом.
Входит профессор, крупный, с мясистым подбородком в белом халате и низко надвинутой на лоб шапочке. Великаном встал над спящим, в нерешительности потёр нос.
Входит сестра, по матерински жалостливо смотрит на Юрия.
- Может... мне сказать? Обнадёжить...
- Нет. Ему нужна правда.
- Молод... для такого горя...
Юрий шевельнулся, одеяло сползло - и он проснулся, вскочил:
- Здравствуйте. Извините, я тут...
- Ничего, ничего... Присядьте.
- Что? Плохо? Доктор, что с Ленушкой? - почти кричит Юрий.
Профессор вздрагивает, как от пощёчины, говорит совсем не то, что собирался сказать:
- Наука, сегодня, бессильна ей помочь... Позвоночник, спиной мозг... это такая область, где мы чаще всего пасуем, опускаем руки...
- Что у Лены?
- Трещины, опухоли... Во время первой операции не обнаружилось, а теперь вот... Я сделал всё, что мог...
- И ...что? Она умерла?
Медсестра энергично замахала руками:
- Что вы? что вы? Жива! Ваша супруга жива.
Профессор потупился, затем положил руку на плечо Юрия, сжал.
- И будет жить ещё долго. Организм крепкий, жажда жить завидная... Но... теперь вы её ноги и руки. Мужайтесь...
Пауза. Юра, судорожно сглотнув:
- Лена сможет родить?
Профессор, опустив голову, тихо:
- Нет... Ребёнок умер до операции... - Вздохнув, профессор быстро удалился.
Юра, точно задыхаясь, выдавливает:
- Ленушка, Ленушка...
Сестра с полными слёз глазами, наливает в стакан воду, подаёт. Юра отстраняет.
- Я могу её забрать?
Воспоминание.
За столом. Играет лёгкая инструментальная музыка: старичок работает.
- Кушайте, хорошие, как дома. Специально для милых гостей, последнее. А последнее всегда вкуснее. Может, Юра желает чего покрепче? Так имеется, последнее.
- Не балуюсь.
- Вот это мужчина! Клад, Ленушка, держись его, во как. - Баба Шура сжала кулак.
- Держусь, - смущённо уркнула в тарелку Лена.
За окном лил дождь.
Лена уходит к сестре:
- Вы тут без меня не тоскуйте.
- Трудное дело, - смеётся баба Шура. - Усохнем, дожидаючи.
- Я не надолго. Усыплю бдительность - и сбегу. Всё, побежала.
Бабушка Юрию:
- А мы может, в шахматишки сыграем? Как?
- Положительно.
Баба Шура и Юра играют в шахматы. Баба Шура, сделав ход, пристально посмотрела на Юрия:
- Юра, мне хотелось бы поговорить с вами ...прямо.
- Пожалуйста, - кивнул Юра, смотря на доску, рука его зависла над фигурами.
- Шутки шутками, но могут быть и дети.
Юра вскинул голову:
- В смысле?
- Я знаю всю вашу историю... Ей от роду два месяца, но уже столько испытаний. Ваше чувство крепнет... здесь и рождается корень моих опасений.
- Вы имеете в виду... половые отношения?
- Да. Как не берегись, а всё же... Было б Леночке лет шестнадцать - полбеды, но ей ещё и пятнадцати нет.
- Я знаю.
- Как показывает практика, знание не спасает. Далеко не надо ходить за примером. У нас в школе, в прошлом учебном году обследовали девочек восьмого класса... Результаты привели проверяющих в транс: сорок пять процентов, уже потеряли девственность! Это ужасно, непостижимо... А Надя? На выпускной пришла, имея трёхмесячную беременность. Её подло бросили, как использованную спичку... (пауза) Надя крепкая, выдержала, а вот Леночка... Такие, как правило, накладывают руки...
Юра, перебивая, сжав в руке пешку:
- С нами такого не случится.
- Хочется верить... Извините, Юра, но вы взрослый парень, мужчина...
- С нами такого не случится, - твёрдо повторил Юра, глянув прямо в лицо бабы Шуры. - Расскажите, лучше о Наде. Я учился с ней до половины девятого класса. С тех пор не видел.
- Что Надя... Вышла замуж за Ванюшу Истомина. Живут втроём в пятистенке. Третий - старшой брат Ивана, Виктор. За тридцать, инженер, шалопай и транжира. Мотается по командировкам. У них с Иваном очерёдность: месяц один, месяц другой. Так вот, Надька, живёт с обоими. Каждый по-своему ласкает, холит, подарки... Располнела, подурнела, от работы увиливает...
- Иван знает... что она...
- Не верит. Сплетни, мол. Она ему на чистоту выложила о прошлом: и про то, что дитё нагуляла, и про аборт, и что детей более не будет. А вот, что шалит с Виктором - ни гугу. Иван верит ей, потому как любит. Но сплетни, что капля долбит камень... Запил мужик, Хундиха подпаивает самогоночкой, капает на мозги...
- Сейчас кто в командировке?
- Никто. Шах... Виктор собирается. Иван сегодня утром возвернулся...
Юра решительно встаёт, идёт к вешалке с плащами.
- Извините, я покину вас не надолго. Хочу поговорить с Надей. В голове не укладывается, что она способна на такую... грязь.
- Поостерегись, сынок. Люб ты, Леночке, ох как люб... Ну, с богом. Жду к чаю.
Юра переступил порог, и ему навстречу бросилась Лена:
- Зачем? Мы же договорились!
Её отстраняет Надя, некрасиво полная, с запудренным лицом и крашеными волосами. Надя под хмельком.
- Сядь, Ленка, имей совесть. Он мой гость. Проходи Юра к столу, перекусим, что бог послал.
- Спасибо. Я только что от стола.
- Вольному воля. Присядь так.
Юра садится на табурет.
- Что так смотришь? Страшная? - нехорошо усмехается Надя.
- Не очень...
- Неправда. Я ужасно выгляжу. Отвратительно. Заплывшая жиром баба. Совсем не та "белая ворона" из восьмого "б"... Вы обходили меня, как коровью лепёшку на дороге...
- Это не так...
- Ложь! Не надо слов... Не верю, ни чему и никому не верю... В жизни главное деньги и тряпки, в которые рядишь свои вывихи и болячки...
- Надя, не надо! - дёрнулась Лена.
- Ленка, не шуми. Выйди лучше вон... Мы с Юрочкой побеседуем... Вы об этом узнали раньше, и это давало вам право смеяться надо мной... неумехой... А, чё я перед тобой распинаюсь... Всё! Уходи, и ни шагу к Ленке!
- Надя...
- Молчи, сестрёнка... Они смеялись надо мной, и посмеются над тобой... Пока я жива... не допущу... Дверь там, молодой человек.
Лена заплакала, уткнувшись в стенку лицом. Юра рванулся к ней, но Надя встала на пути. Юра оттолкнул её, не рассчитав силы: Надя упала.
- Лицом! Ко мне лицом!
На пороге стоит пьяный Иван, в руках покачивается двустволка.
- Повадились! Нашли дурака? Иван со двора - они жене под юбку...
- Иван!
- Молчи, шлюха! С тобой особо потолкуем...
- Послушайте, - шагнул к Ивану Юра.
- Назад... сволота!
Лена метнулась между Юрой и Иваном. Выстрел дуплетом. Двойной заряд дроби ударил по стенам, по посуде, зеркалу... и по спине Лены.
Наши дни
Дом, в котором живут Юра и Лена.
У подъезда останавливается такси. Юра, осторожно берёт на руки Лену, и, под десятками глаз соседей, несёт в подъезд, по лестнице.
Следом идёт тётя Ира, придавленная, как собственным горем.
Тётя Ира открывает дверь, Юра вносит Лену, бережно опускает на кровать, целует.
- Вот мы и дома.
- Юрка, мой родной Юрка! - Лена порывисто обхватывает шею мужа, плачет.
- А вот это категорически запрещаю! Отныне и на века повелеваю изгнать мокроту из глаз!
- Уже и поплакать нельзя, - улыбается сквозь слёзы Лена.
- Только от счастья.
Тётя Ира, постояв у порога, уходит на кухню:
- Господи, за что им такое?
Воспоминание.
Ленинград. Его замечательные улицы и набережные, сады и парки. И всюду мы видим Лену и Юрия. Они немного повзрослели: прошло три года с того чудовищного выстрела. У Лены осунувшееся болезненное лицо, а в глазах безмерное счастье. Юра восхищён ею, и осторожен, как с хрупкой вещью.
На пальцах обручальные кольца.
Пожилая женщина с весёлым лицом, очень похожая на бабу Шуру. Это её сестра, тётя Ира.
У неё в гостях сноха с внучкой. Очаровательная малышка трёх лет самозабвенно рисует фломастерами на полу - перед ней частично развёрнутый тощий кусок обоев.
Сноха, Марина, молодая симпатичная женщина с грустными глазами. За стеклом книжного шкафа фотография бородатого мужчины в альпинистском снаряжении. Это сын тёти Иры и муж Марины, погиб в горах. Олечка родилась уже сиротой.
Тётя Ира вяжет, Марина просматривает "Литературку", временами задерживает взгляд на траурной фотографии, на дочке, рассеяно слушает свекровь.
- А что? Пусть живут, не стеснят. Шура пишет: славные ребята, счастливые до упаду. Да-а, такому только позавидуешь... Особенно сейчас, когда молодёжь так легкомысленно относится к любви, к семье. Только представь, Мариночка: три года он ждал, как солдатка. (Марина вздрагивает как от укола, но свекровь этого не замечает) Это как же надо любить! Выдержать потоки грязи, сплетен, их били, травили... В них даже стреляли, дробью! Чудовищно!
Марина отложила газету, откинулась на спинку дивана, закрыв глаза.
- Мариночка, что с тобой?
- Это так... пустяки, мама. Работа - устала...
- Может, поспишь?
- Мам... - Марина поднялась, прошла к шкафу, и, словно ощутив плечо мужа, твёрдо произнесла: - Конечно, их счастливые лица вам приятнее будет видеть, нежели моё.
Тётя Ира поражена, мгновенно дав неверную оценку словам:
- Марина... Да как ты можешь... такое... мне...
- Мама, простите, вы неправильно поняли... Я совсем не против этих ребят. Но я... не хочу, чтобы здесь... где просыпался по утрам Толик, где смеялся и был счастлив... - в голосе Марины зазвенели слёзы, их услышала Олечка, обернулась на маму. Этот взгляд будто придал сил женщине, и закончила она несколько спокойнее: - Мы с Оленькой переберёмся сюда. А их счастье пусть расцветает там... где наше оборвалось.
- Баба! - вскочила Олечка. - Мы будем жить у тебя!
- Да, деточка, - тётя Ира ловит внучку в объятья, тискает.
Квартира тёти Иры. Вечер. Ужин. За столом, помимо хозяйки, Марина, Олечка, Лена и Юра. Олечка на коленях у Юры, они уже успели подружиться и ведут свой разговор. Марина и тётя Ира расспрашивают Лену. Марина ревнующее посматривает на дочку и Юру.
- Как доехали?
- Хорошо. Только в вагоне всё время было душно. И вода противная. У вас тоже с хлоркой?
- С хлоркой, а куда ж без неё.
Внезапно Олечка встревает:
- А я люблю писи-колу!
Марина поправляет:
- Пепси-колу. Когда ты научишься правильно говорить?
Олечка, тряхнув головкой:
- Когда вырасту.
Тётя Ира:
- Какие планы у вас?
Лена, бросив быстрый взгляд на Юрия:
- Мы уже ходили в бюро трудоустройства. Юрик пойдёт на стройку, я - в садик. Всю жизнь мечтали попасть в Ленинград - и вот мы здесь. Какая прелесть Ленинград! Я влюбилась в него без ума. Снимем комнату...
- Мам, - вновь, внезапно встревает в разговор взрослых Олечка, - мама, пусть дяЮра с нами живёт. Он хороший.
Все смеются.
Марина:
- Оля, дядя Юра принадлежит тёте Лене.
- А ты выпроси у неё.
Тётя Ира, отсмеявшись:
- Дядя Юра с Леной будут жить в вашей квартире. А к нам будут в гости ходить.
Олечка, заглянув в лицо Юре, который растерянно переглядывается с Леной:
- Правда?
Юра, глядя на Марину:
- Правда?
- Живите на здоровье.
- Спасибо... вам!
Лена порывисто Марине:
- Можно я вас расцелую... Мы для вас... что хотите, сделаем...
- Не нужно ничего. Всё равно квартира пустует. Живите...
Наши дни
Квартира, где живут Лена и Юра. Вечер. Юра купает Лену в ванной и рассказывает сказку:
- ...Феденька отогнал сельских собак, склонился над чужаком. Белая собака с чёрными лапами плакала, как человек. Феденька принёс собаку домой, омыл её раны, накормил. Собака уснула. А когда она проснулась, то увидела спасителя в печали. И заговорила человеческим голосом:
- Что за печаль сердце жмёт?
Очень удивился Феденька такому чуду, но чего на свете не бывает. Рассказал о своей печали.
Собака и говорит:
- Добро рождает добро. Ты спас меня - я помогу тебе. За этими горами раскинулась долина. Если ты пройдёшь семь городов и семь деревень, попадёшь в страну мага Авдона Злодея. В его саду растёт Лазоревый Цветок. Его корень имеет лечебные свойства. Если высушить тот корень, растереть и смешать с белком голубиного яйца, получится мазь-бальзам. Смажешь Марийке глаза - и прозреет...
Воспоминание.
Ночь. Квартира Марины, где теперь будут жить Лена и Юра. Ребята ходят по квартире, не веря своим глазам.
- Ленушка, я как пьяный. Просто не верится: за что нам всё это?
- Мне самой кажется, что мы спим. Ещё немного - и проснёмся...
- Слушай, жёнушка, давай будем спать и спать! - Юра порывисто берёт Лену на руки.
- А кто за нас работать будет?
Юра, кружась по комнате:
- А мы будем работать во сне.
- Осторожно, Юрочка, упадём.
- Не боись.
- Юр, а если родится мальчик?
- Разведусь. Сразу же.
- А как же любовь?
- Если любишь, подаришь дочку. И тогда во всей вселенной не будет счастливее отца и женщины. На руках буду носить...
- Дочку?
- Обеих.
- Надорвёшься.
- Не боись, - Поднимает Лену выше: - Родишь дочку?
- Юра, не балуйся, уронишь.
- Уроню, если не родишь дочку.
- Прямо здесь? Можно начинать?
Опускает, целует в глаза:
- Погоди. Вот обживём гнездо, - опускает Лену на ноги, обнявшись, танцуют. - Тебе хорошо?
- Бесподобно. Юр, давай кошечку заведём.
- Давай. Только они часто заразу приносят с улицы. Придётся кастрировать.
Лена отшатнувшись:
- Ты что? Ты думаешь, что говоришь? Лишать её радости, счастья материнства?
- По-твоему, пусть приносит блох, лишаи? Пусть наша дочь...
- Стоп, стоп, стоп, сейчас мы поссоримся. Не будем заводить кошечку, рыбок заведём. Тихо и красиво... Юр, правда, какая прелесть Ленинград! А сколько мы ещё не видели.
- Завтра, между прочим, рано вставать.
- Сейчас ляжем. Юр, как Марину жалко: такая молодая... и вдова. Разве он не понимал, что это опасно?
- Кто? Толик? Понимаешь, он из тех людей, кому мало работы, ещё и ещё надо. Избыток энергии, жажда деятельности. Толик утолял жажду альпинизмом. А опасности, Лена, на каждом шагу, если их бояться, то лучше не жить вообще. Или как рак отшельник забиться в четырех стенах и носа не высовывать. Мы так не будем жить!
- Как же?
- Вот устроимся, пойдём в ближайший ДК, запишемся в какую-нибудь студию. Бального танца, например. Появятся друзья, товарищи... Эх, и заживём!
- Задушишь...
- Как? разве для тебя не счастье быть задушенной в объятьях любимого?
- О, да. Но лучше всё же жить. Всё, Юрочка, отправляемся баиньки...
Наши дни
Утро. В окно ломится солнце. Юра причёсывает Лену. Сказка продолжается:
- ...А правил тем городом король - придурок. Взбредёт ему в голову бредовая мысль и подавай ответ. Мучил придворных, горожан.
В тот день, когда пришёл в город Феденька, король хотел знать: как можно засунуть яйцо в бутылку с узким горлышком. Глашатаи надрывали глотки: если до вечера не будет найдено ответа, налог за проживание в пределах города удваивается. Тот, кто найдёт ответ, может просить у короля всё, что пожелает.
- Я берусь, - вызвался Феденька.
Весть мгновенно облетела весь город и окрестности. Любопытные повалили на Дворцовую площадь.
Феденька попросил дать ему яйцо и немного уксуса. Подержав яйцо в уксусе, Феденька без труда пропустил его в бутылку...
Воспоминание.
Парк. Лена и Юра на качелях. Всюду слышен шум детворы, то и дело раздаётся:
- Здласте, Леена Леговна!
- Мам, мам, это наша Елена Олеговна!
Юра дурашливо, детским голосом:
- Леена Леговна, а вы меня возьмёте в свою группу?
- Нет, не возьму.
-Почему?
- Большой и непослушный.
Юра изображает обиду и плач:
- Хочу к Леговне! А-а-а...
- Пореви, пореви, крепче спать будешь, - смеётся Лена, раскачивая качели.
Внезапно Лена вскрикивает, обмякла...
Резкие вспышки света: мрак – красно – мрак - красно...
Лена рухнула вниз. Мрак. Крик-вопль Юры:
- Ленушка!
Наши дни
Квартира, где живут Булаковы - Лена и Юра.
На кухне тётя Ира с подругой готовят морковный сок. Морковь сразу бросается в глаза: мытая на столе, грязная на стуле, в раковине.
Из комнаты слышен голос Лены: рассказывает сказку.
- Жил в одном подвале мышонок. Мышонок как мышонок, такой же, как десятки его родственников. И всё же наш мышонок отличался от всех. У него не было хвостика. Родился такой, без хвостика. Как сказала Старшая мышь, его маме витаминов не хватало. Но мышонку нашему от этого не легче. Дело в том, что у мышей этого подвала хвост считался за знак отличия и приличия. Чем длиннее хвост, тем красивее и солиднее его обладатель. Бесхвостый же вызывал неприятное впечатление, как у нас, у людей, человек в мятой одежде и без пуговиц...
Олечка, подай мне фломастер и блокнот. Сейчас мы изобразим горемычного Бесхвостого...
Тётя Ира, пропуская морковь через мясорубку:
- Слава богу, гемоглобин уже пополняется... Вон, голосок звучит. Всё будет хорошо.
Подруга, отжимая через марлю сок в банку:
- Дай-то бог. Господи, за что им такие испытания?
- Никак не могу уговорить Юрочку поспать. Утром идёт на работу - руки трясутся. Смотреть больно... Скорее бы уж Леночке стало получше, тогда б и он успокоился...
- Загнётся до тех пор...
Тётя Ира грохнув морковиной об стол:
- Настя! Не смей такое говорить! Слышишь? Или я... запрещу тебе приходить сюда.
- Извиняй, Ира, сама не пойму, как вырвалось...
- Так держи мысли в узде.
Звонок в прихожей. Тётя Ира уходит открывать, на ходу вытирая руки полотенцем. Возвращается с сеткой апельсинов.
- Опять никого. На ручке висела. Вчера, представляешь, слышу: скребутся. Открываю: крошка с напёрсток с букетом цветов. "Лена Леговна здесь живёт?" До слёз проняло... Из садика, всей группой пришли, с новой воспитательницей. Во дворе ждали. Когда уходили, на весь двор кричали: "Елена Олеговна, выздравливайте поскорее! Мы вас ждём..."
- Да-а...
Пауза.
Голос Лены:
- Вот такой он наш мышонок. Глазки сделаем ему голубенькие... Слушай дальше. Трудно жилось Бесхвостому: никто всерьёз его не принимал, только надсмехались. Даже родной папа был недоволен. "Ты - грязное пятно на моём светлом имени", - часто говорил он мышонку. Так часто, что Бесхвостый рад бы провалиться сквозь землю. С утра до вечера дразнились братишки и сестрёнки:
- Куцый хвост! Куцый хвост!
Любила его только мама, жалела:
- Знать бы, что таким родишься, уж лучше бы вовсе не рожался. На муки, бедненький, родила я тебя...
От таких слов Бесхвостому становилось втрое горше, но что поделаешь: раз родился, надо жить...
Рабочая столовая. За столиком бригада Юрия. Его нет. Встаёт Зоя, крановщица, берёт бутылку молока, хлеб, котлеты заворачивает в бумажку.
- Пойду, покормлю.
Бригадир, солидный мужчина лет пятидесяти, рыжеволосый, провожает её взглядом, вздохнув, переводит взгляд на Галю, подружку Зои:
- Ты бы поговорила с ней.
- О чём?
- Не придуривайся, Галка. Вы всё прекрасно знаете, о чём... Это же... подленько...
- Ну, уж это вы хватили...
- Да! подлость по отношению к его жене... Вы пользуетесь его растерянностью, усталостью и, как ребёнка, приручаете... Особенно Зойка.
- Верно, - поддержали остальные бригадира.
- Бабьё... - презрительно фыркнул белобрысый парнишка, практикант, пэтэушник.
- Не надо пошлости, - жёстко ожёг его бригадир.
Неловкая гнетущая пауза.
- Сходить надо бы к ним. Поглядеть, что и как... может, помочь что надо.
- Предлагаю: девушек послать. Пусть наглядно увидят... жену его...
Стройка. Монтируемый панельный дом, третий этаж. Юрий обваривает панель, закреплённую растяжками. Подходит Зоя.
- Юра, кушать.
- Спасибо, не хочется.
- Не принимается. Мы, кажется, договорились. В последний раз предупреждаю: не будешь обедать - расскажу твоей жене.
Юра снимает щиток, садится на перекладину лесенки. У него нездоровый вид, красные, от недосыпания, глаза, плохо побрит.
Юра берёт молоко, котлету, ест вяло. Зоя стоит рядом, и взгляд её переполнен любви, жалости.
- Она весь день одна?
- Нет, с ней тётя Ира... Днём спокойно. Ночью... сильные боли... - Юра перестаёт есть, уходит мысленно туда, к Ленушке.
Зоя клянёт себя, что заговорила о больной теме.
Стройка. Юра только что кончил обваривать закладушки. Отцепили стропы крана. Стали снимать растяжки, переносить на вновь поставленную панель.
И в тот момент, когда эта новая панель опустилась на своё место, приваренная... рухнула вниз.
- А-а-а! - завопила Зоя из будки крана.
Монтажники у края облегчённо передохнули: внизу никого не задело.
Выбегают из нижнего этажа отделочники...
Юрий швыряет щиток, опускается и... впервые мы видим его плачущим.
Осень. Парк. Аллеи покрыты золотисто-огненным ковром. Вечер. Юра и Олечка, за которой он зашёл в садик, прогуливаются. Юра подбирает наиболее красивые листья. У Олечки их уже целый букет.
- Этот листик широкее всех. Правда?
- Правда. Только надо говорить - шире всех.
- Шире всех, - старательно повторяет девочка.
- А почему Вера Павловна жалуется, что ты везде лазаешь?
- Потому что она сама никуда не лазает.
Юра смеётся:
- Ты комик, Олечка.
- Это хорошо или плохо?
-- Хорошо.
- Когда я вырасту, буду большая тётя комичка.
Метрах в ста, сзади, временами прячась за деревьями, идёт Зоя. Она следует за Юрой от самой работы.
У подъезда прощаются Юра и Олечка. Он протягивает руку, девочка хлопает ладошкой. Юра наклоняется, целует её ручонку:
- До свидания, сударыня.
Олечка смеётся.
Из подъезда выбегает Марина:
- Оля домой!
Девочка обиженно надувает губки, уходит в подъезд.
Марина и Юрий некоторое время молча рассматривают друг друга, словно впервые встретились.
- Добрый вечер, - наконец, здоровается Юрий.
- Здравствуй, Юра.
- Зря вы накричали на Олечку...
- Ни к чему приручать... я тебя, Юра, очень прошу: не бери её из садика. Я прошу...
Пауза.
- А я плакал сегодня... впервые, сколько помню себя... Приварил панель, сняли растяжки, а она упала вниз... Никого не задела, переломилась, как печенюшка...
- Я понимаю, Юра... Но я... запрещаю тебе брать Ольку из садика!
Юрий медленно уходит, поникший, обедневший. В ушах смех и голос Оленьки.
Марина, прислонившись к стене, провожает его долгим взглядом. И в нём не только жалость, но нечто большее.
Квартира Булаковых. Вечер, время ужина. Юрий накрывает стол и рассказывает продолжение сказки. Лена сидит в кресле, закутанная в плед.
- ...Бесхвостому бросили кусок кукурузного холодца и плитку ржаного шоколада. Мышонок страшно проголодался, поэтому сразу же набросился на пищу. И вновь щёлкали фотоаппараты, гудели камеры, скрипели авторучки.
Когда всё было съедено и выпито, гости разъехались.
Пауза. Лена пристально всматривается в мужа. Он присел, режет на доске хлеб.
- Юра, посмотри на меня. Что случилось?
- Марина запретила мне подходить к Олечке.(пауза) На чём я остановился?
Лена чисто машинально:
- Гости разъехались.
- Истома изрядно навеселе подошла к аквариуму. "Прр...пррости каррапузик, может я...ик, поступаю..."
Лена внезапно выпаливает:
- Юра, давай разведёмся.
- Лена! - Юра вскакивает, уронив стул, говорит горячим шёпотом: - Я этого не слышал! Умоляю... Ленушка! - со стоном опускается рядом на колени, берёт руки жены, целует. - Прости, прости Ленушка... Как здоровый зуб вырвали...
Лена, чуть склонившись, говорит в макушку мужа:
- Юрочка... родной мой... Ты хочешь ребёнка... Лучше бы я умерла...
Юра вскинулся и... ударил Лену по лицу.
- Не смей! Замолчи! Ты уже приходила с ножом, тогда только замахнулась... а сейчас всаживаешь в сердце... Лена, я же не железный!
- Зачем тебе мучиться? Брось меня...
- Я этого не слышал... - Юра нервно ставит стул на место, подвигает стол к креслу. - Это по радио спектакль передают. Он мне не нравится, я выключаю. Вот, ешь пока горячее. На чём я остановился?
- Истома подошла, и что-то сказала...
- Да... "Прр... пррости каррапузик, может, я поступаю... гадко, но такова жизнь. Не хочешь, а прродашь. Мне нужны деньги, много денежек. Завтрра я тебя прродам. Не бойся, это не больно... Тебя оденут, будут сытно коррмить... В очерредях будут выстаивать, чтобы на тебя посмотрреть. Согласись: это лучше, чем твой вонючий подвал". Эврика! Лена, я придумал! Тебе надо заняться делом. Завтра же я притащу пишущую машинку, и ты отпечатаешь "Приключения Бесхвостого Мышонка". Рискнём послать в детский журнал... Чем чёрт не шутит, а?
- Хорошо бы...
- Значит, решено! Займёмся литературой...
У кафе-мороженое. Зоя, как бы случайно, сталкивается с Юрой. У него в одной руке пишущая машинка, под мышкой две пачки "Бумага для машинописных работ".
Юра, погружённый в свои мысли, смотрит на Зою, словно не узнаёт.
- Тебе плохо? - Зоя осторожно притронулась к плечу Юры. - Поймать такси?
- Не нужно... Задумался.
- Зайдем? По стаканчику пломбира...
Юра вымученно улыбнулся:
- Меня ждут.
- А... можно мне к вам?
- Можно. Отчего ж нет...
Квартира. Лена беседует с взрослой школьницей, соседской девчонкой. В руках у неё книга Фраермана "Дикая собака динго".
В прихожей Юра и Зоя. Он помогает ей раздеться, указывает куда пройти. Сам скрывается на кухне. На столе записка: " Оленька занемогла. Если что нужно - кликни Настю или Марию. Тётя Ира".
Зоя замерла у порога, не спускает глаз с Лены. Какие-то новые мысли нахлынули, смешали, подмяли имевшиеся. Зоя выглядела весьма растерянной.
Лена:
- ...Чтобы прекратить наши встречи, мои родители отвезли меня к тётке. Семьдесят километров разделяли нас. Юрик работал до пяти вечера, и на последний автобус не успевал. Так он на велосипеде, напрямик, через поля. Там проходили бетонные желоба, так он по ним и ехал. Представляешь, Наденька: семьдесят километров туда и семьдесят обратно. Чтобы увидеть меня... Улизнув от тётки, я бросалась в поля. Какое же это счастье было, когда я видела его, слышала голос! Ничего прекраснее я не знала, чем его счастливое потное лицо и любящие глаза... А однажды на него напали десятиклассники. Тётка моя - она в школе завуч - подговорила... Думала: изобьют - больше не приедет. Как мы дрались, Надя! Это было ужасно... Но мы победили! В тот день, измазанные в крови, своей и чужой, поняли яснее ясного: мы - одно целое, навсегда...
Зоя взяла пальто, и, не одеваясь, поспешно вышла.
Квартира тёти Иры. Марина бледная, осунувшаяся стоит у окна, уткнувшись в перекладину лбом. На кровати мечется в горячке Олечка. Марина вздрагивает всем телом от её вскриков.
- ДяЮра не уходи... дяЮра, мама больше не будет ругаться...
Тётя Ира, беспомощно, зависла над внучкой, еле сдерживает слёзы:
- Что ж это... За что мука-то ребёнку?
Марина через плечо глядит на свекровь, но ничего не говорит, поднимает руки, сжимает голову, захватив пряди волос и наматывая их на кулаки.
Девочка постепенно утихает, дыхание становится ровным.
- Уснула, - тётя Ира на цыпочках отходит к Марине.
- Ба, - неожиданно зовёт Олечка. - Поедем к дяЮре...
Тётя Ира смотрит на Марину. Олечка тоже.
Марина стонет, продолжая наворачивать волосы на кулаки
- Ты плохая! - кричит Олечка, захлёбываясь плачем, уткнулась в подушку. - Плохая, плохая... ДяЮра, приходи скорей, и забери меня...
Продуктовый магазин. Юра у кассы: получил чеки, сдачу и направился к прилавку. Внезапно крик:
- ДяЮра!!!
Юра оборачивается: через весь зал, спотыкаясь, к нему летит Олечка. Ловит её в объятья, девочку душат слёзы:
- Она... она сказала... сказала... ты не хочешь меня видеть... она сказала... сказала... ты меня не любишь...
- Мама пошутила...
Подходит суровая Марина, берёт из руки Юры чеки:
- Что здесь?
- Молоко... сыр российский...
- Выйди, успокой её...
Марину пропускают без очереди.
На улице. Олечка на руках у Юры, крепко обхватив его шею, спит, всхлипывая.
Рядом идёт Марина, говорит тихо, как бы сама с собой:
- Всю неделю как на иголках, все нервы истрепала... Дёрнул же чёрт зайти в этот магазин! Она меня в гроб вгонит...
Юра, глянув на Марину:
- Это вам не идёт.
- Обойдёмся без советов... - огрызнулась та.
- Отмахнуться проще всего. Но неужели вы не понимаете, что своим... отношением к дочери, вы ожесточаете её сердце, настраиваете против себя.
- Что же, прикажешь плясать под её дудку?
Юра приостановился, посмотрел в самые глаза Марины:
- Вот так падает сосулька с карниза. Подтаяла, и полетела вниз.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Зачем вам ребёнок? Отдайте Оленьку нам. Тем самым, мы лишим вас "хвоста", и вы, может быть, выйдете замуж.
- Ты забыл: ещё есть Ирина Михайловна.
- Не забыл. Вы потеряете себя в её глазах, взамен приобретёте свободу...
- Нет! Такой свободы мне не надо.
Квартира тёти Иры. Её дома нет. Олечка уложена в кроватку.
Юра идёт к выходу.
- Юра, - останавливает его Марина. - Скажи... ты мог бы... Нет, ничего. До свидания.
Юра уходит.
Марина бьёт себя по голове:
- Дура! Дура! Кура безмозглая!
Достаёт из холодильника бутылку вина, из сумочки сигареты. Выпила немного, закурила, присела к телефону. Взяла трубку, набрала номер:
- Ларис, ты? Слушай, приезжай, мне так паршиво, что хоть из окна выбрасывайся... Приедешь, а?
Прижала трубку к шее, курит, а слёзы ,окрашенные в чёрный цвет, обильно текут по щекам.
Квартира Булаковых. Бабушка Юры кормит Лену. Она чувствует себя неловко, пытается отказаться.
Бабушка:
- Ты упрямая, так я ещё упрямее. Будешь увиливать - пожалуюсь Юрию.
- Елизавета Денисовна, я действительно больше не хочу.
- Зови просто бабушкой. Вот не верю, хоть режь. Наелась она... Воробей больше бы склевал.
- Ему двигаться, а мне колодой лежать.
- Прекрати! Что ещё за колода? Ещё раз услышу - по губам получишь, ты мой характер знаешь. Так что я ничего не слышала. И давай налегай. Сколь положено, изволь милая, умять. Я думала: невестка у меня сильная, а она капризуля... - бабушка шутливо нахмурилась. - Ай-яй-яй...
Робко звенькнул дверной звонок.
- Это баба Настя, - сообщила Лена.
На площадке действительно стояла баба Настя.
- Добрый день. Освоились?
- Освоилась, ничего мудрёного. Проходьте, мы в аккурат чаёвничать собираемся.
- Благодарю, не откажусь за компанию. Что доктор сказал?
- А что он может сказать? Сказал... что и левая рука откажет... Почаще перекладывать, чтобы пролежни не образовались...
- Горе-то, какое... Матери сообщили?
- Телеграмму послали. Молчат... простить не могут Юрику. Считают: по его вине несчастье... Перед отъездом, зашла к ним... И что вы думаете, они мне сказали? Мол, сам заварил кашу, сам пусть и расхлёбывает...
- Да это ж без сердца надо быть! Такое сказать о родной дочке...
- Плюнула им в ноги, и ушла... Звери человечнее к своим детёнышам. Тьфу, зараза, говорить о них тошно! Проходите прямо к Леночке, я сейчас чаёк принесу.
Квартира тёти Иры. Марина исповедуется подруге Ларисе, экстравагантной девушке, похожей на заграничную туристку. Хиповый в обтяжку джинсовый костюм, сапожки, сигарета с мундштуком.
- Смотрю на него, а вижу Толика. Таким он и был...Понимаешь, Лор, тянет меня к нему...Так тянет...
- Понимаю...
- Такие же глаза... Почти такая же походка... Лорка, пойми ты меня: люблю я его... Словно Толик вернулся, воскрес...как бывало в войну: придёт похоронка, а спустя время опровержение - живой...
- Бывало.
- Олька всю неделю нервы тянула: "Пусть дяЮра с нами живёт..." Представляешь, я даже побила её...
- Представляю. Через Ольку и цепляй его за жабры.
- Лорка, ты чудовище! У него жена прикована к постели... Вчера правая рука отнялась...
- Тем более. Думаешь, он всю жизнь будет нянькой у её постели? Сколь говоришь ему?
- Двадцать пять.
- Лапуля, он живой мужик. Со своей, как я понимаю, удовольствия не получишь. Ручаюсь головой: уже посматривает на сторону. Ты, главное, сопли не жуй, а выдвигай свою кандидатуру. Могу ключ от дома дать.
- Гадко как-то...
- Матушка, окстись...
- Нехорошо, нехорошо, Лор... украдкой... как крошки воровать с чужого стола...
- А тебе хочется сразу целый тортик?
- Хочется.
- Хочется, перехочется. Всё, лапуля, нам с тобой теперь суждено есть то, что подадут. Как говорится, бери ложку и действуй. Или другие опередят. Се ля ви.
Рабочая столовая. За столиком Зоя и Галка.
- Нет, я бы так не смогла, - говорит Галка. - Я бы удавилась ночью.
- Ничего ты не понимаешь. Любит она его. Любит. А когда любишь... не сделаешь больно любимому. Ты бы видела, как она говорила о нём! Я стояла, и не верилось, что никогда ей не встать на ноги, не пройтись под руку с мужем, не танцевать... И ещё тысячу "не"...
- Я бы так не смогла...
- Не о тебе речь. Впрочем, и о тебе. Если ещё будешь пялить зенки на него, я тебе их выцарапаю. Поняла?
- Ты чего, Зой? Я же... жалею...
- Про себя жалей, людям не показывай. А особенно ему. Всё, - бросает ложку в недоеденный борщ, и уходит.
Галка растерянно смотрит ей вслед, в глазах заблестели слёзы.
Вечер. Юра подходит к детскому садику. У входа сталкивается с Мариной и Олечкой. Последняя с радостным криком бросается:
- ДяЮра! Пришёл! Я же говорила! Говорила...
Юра обнимает Олечку, невнятно отвечает на её щебет, и смотрит на Марину. У неё принуждённо строгое лицо, а в глазах почти-что улыбка. Юра отвечает на эту улыбку своей, свободной, приветливой.
- Мам, ты уже не сердишься на дяЮру? Нет? - спрашивает Олечка.
- Не сержусь.
- И он будет с нами жить?
- Это спроси у самого дяди Юры.
- Ты хочешь с нами жить? Хочешь?
Юра в замешательстве. Олечка, откинувшись, заглядывает ему в лицо, а он не знает, как ответить: этим глазёнкам лгать нельзя.
Квартира тёти Иры. Юра усыпляет Олечку, рассказывая сказку.
За столом на кухне Марина и тётя Ира. Марина небрежно помешивает ложкой в чашке, чувствуя на себе недобрый взгляд свекрови.
Осторожно выходит из спальни Юра, прикрывает дверь.
- Спит. Спасибо, чай не буду. Пойду, дома беспокоятся.
- Присядь, Юра, - заговорила тётя Ира. - Я позвонила, что ты у нас... Нехорошее дело получается, Юрий.
- Мама, - вскинулась Марина.
- Я сейчас говорю, Марина. Дадим и тебе слово.
- Вы про что, Ирина Михайловна?
- Про вас. Про Марину вот, про Оленьку.
- Мама! Я сейчас уйду...
- Если я для тебя пустое место - уходи. Так вот, Юра, нехорошее дело... Через Оленьку, гляжу, к нашему дому тянешься. Вроде как не замечаешь, что Марина ловит тебя, словно рыбу на живца. Не знаю, как по - вашему, а по моему, подлость. Нечестно и грязно. Это в первую очередь к тебе, Марина относится. Подумайте.
Двор. Из подъезда выходит Юра. Из-за кустов появляется Зоя, поравнявшись с Юрой, бьёт его по лицу:
- Считай, что эта пощечина от Лены. А эта от меня!
Юра ничего не сказал, ничего не сделал, так же медленно пошёл по улице, точно ничего не случилось.
Зоя некоторое время смотрит ему вслед, затем с криком: "Юра, погоди", бросается догонять.
Квартира Булаковых. Вечер. Лена, полусидя, обложенная подушками, читает "Вечёрку". Бабушка вяжет.
Лена прикрыла газету, посмотрела на часы: четверть девятого.
Бабушка искоса наблюдает за Леной.
- Елизавета Денисовна, поговорите с Юрой...
- О чём, Леночка?
- Я хочу... чтобы он был счастлив...
- Что-то я не пойму, девонька. Да разве он несчастлив?
- Теперь... нет. Он приносит себя в жертву...
- Замолчи, Лена! Не желаю слушать... такие вот слова. Ты просто устала, поспи...
- Поспи, - горько усмехнулась Лена. - Зачем я только просыпаюсь... чтобы поесть и снова поспать?
- Не говори глупостей!
- Это не глупости, это реальность. Не сегодня - завтра отнимется другая рука... Я даже на машинке не смогу печатать... И что? Что дальше?
- Жить.
- Существовать... Живое брёвнышко, лупает глазёнками и что-то булькает...
- Лена, прекрати! Ты терзаешь мне сердце...
- Извините. Всё, больше не буду... Расскажите, каким Юра был маленький.
Набережная. Вечер. У самой воды на расстелённых газетах сидят Юра и Зоя.
- Юр, я могу чем-то помочь тебе?
- Чем? Ты можешь поставить на ноги Лену? Нет. Тогда чем?
- Ну... хотя бы как жилетка.
Юра глубоко вздохнул, горько усмехнулся:
- Нечем плакать, Зоя. Источники высохли, иссякли. Голая каменная пустыня. И только один кактус... ещё держится...
- Кто?
- Кактус... с колючками... Колется, колется...
Квартира тёти Иры. Утро. Марина собирает чемодан. Тётя Ира гладит платьице внучки.
Девочка закутывает куклу в тряпицу, доверительно сообщает:
- Там море есть. Такой большой-большой прудик, в нём живут дельфинчики. ДяЮра уже уехал и нас там ждёт...
- Оля, поторопись, - нервно бросает Марина.
Девочка собирает игрушки, что-то шепчет на ушко кукле.
Тётя Ира прячет слёзы, украдкой смахивая их. Но иным удаётся ускользнуть: падают на платьице, образуя пятна, а те, с шипением исчезают под утюгом.
Автобус с табличкой "Аэровокзал Пулково". Тётя Ира прощается с Мариной, с Олечкой.
- Не забывай бабушку.
- Не буду забывать, - говорит Оленька, и целует бабушку в щёку.
- Марина... Спасибо тебе, огромное спасибо! Будь счастлива!
Марина быстро целует свекровь - и в автобус.
Олечка что-то говорит за стеклом окна.
Автобус отходит. Едва он скрывается за углом, тётя Ира поворачивается и видит: от трамвайной остановки бежит Юра.
- Уехали?! Почему мне не сказали? Почему?
Юра кидается к краю тротуара, пытается остановить машину.
Волга с шашечками тормознула рядом с ним.
Тётя Ира цепко ухватилась за руку Юрия:
- Юра, не смей!
Юра рванулся, выдернул руку и взялся за ручку дверцы машины. Тётя Ира опередила, закрыв доступ. Влепила Юрию звонкую пощёчину:
- Не смей, я сказала! (водителю) Поезжайте, прошу вас...
Квартира Булаковых. В гостях у Лены вся её бывшая группа из садика. Шум, гам.
Лена улыбается, широко, раскованно, как в первый день приезда в Ленинград.
На кухне бабушка Юры и воспитательница готовят забавные бутербродики.
Входит Юра, незамеченным застывает на пороге комнаты. Он принуждённо спокоен. Свежее, раскрасневшееся счастливое лицо Лены словно заполнило всю комнату. И, как цветок раскрывается навстречу лучам солнца, Юра оттаивает, улыбка жены влечёт.
Его замечают, дети стихают.
- Вот и дядя Юра пришёл, - сообщает Лена.
- Здрасте! Дядя Юра, здласте! - поднялся невообразимый гвалт, к Юре бросаются дети, облепляют.
И Юра в каком-то необъяснимом экстазе брал их на руки, тискал, тёрся щекой об их пухлые розовые щёчки. Наконец, он не удержался на ногах, и своеобразная гроздь повалилась на пол. Дети смеются, наседают - куча-мала!
- Мы побололи его! Лена Леговна! Мы побололи дяЮлу!..
Вбегает воспитательница, растерянно всплёскивает руками:
- Ребятишечки... Успокойтесь же... Я сейчас попрошу дядю Юру закончить сказку про мышонка... Вы же хотели...
Её никто не слушает - куча-мала в разгаре.
Смеётся Лена, а по щекам обильно текут слёзы, на искусанных губах капельки крови.
Заходят соседи, о чём-то говорят с бабушкой, улыбаются.
- Ребятишечки... ребятишечки... - бьётся слабенько о стены.
Юра, забывший о времени и месте, сам будто ребёнок, самозабвенно катался по полу, облепленный "ребятишечками"...
г. Фрунзе - г. Ленинград, 1980г.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0303279 выдан для произведения:
Это моя первая и единственная попытка написать киносценарий. Время написания-1980год.
Киносценарий
Наши дни
Ресторан. Перед закрытием. За столиком у окна сидит Юрий. Перед ним нетронутая закуска, графин с водкой, наполненная рюмка.
Судя по тому, как перешёптываются официанты, посматривая в сторону Юрия, он здесь давно сидит. И ни к чему не притронулся. Его взгляд устремлён в пространство.
Воспоминание.
Тёплая летняя ночь в селе. Звёзды слабо мерцают, как сквозь грязное стекло. Дивная тишина. По асфальту шоссе идут Юра и Лена. В руке Юры Ленины босоножки и свои туфли.
Они держатся за руки. Лена старается идти ближе, чтобы ещё и локтем и плечом касаться Юрия.
- Яблоками пахнет, - сладко вздыхает Лена.
- Молоком и силосом, - добавляет Юра.
Лена тихо, счастливо смеётся. Юра искоса, с улыбкой, поглядывает на неё.
Чиркнула по небу звезда.
- Вы что-нибудь загадали?
- Нет. Не успел.
- Я тоже, - смеётся Лена.
Справа вырисовывается здание.
- Зайдём в школу? - предлагает Юра.
Они подошли к левому крылу. Юра вскочил на выступ фундамента, толкнул половинку окна. Влез на подоконник, подал руку Лене.
- А нас не заругают?
- Кто?
- Сторож.
- Дед Аким? Да он спит и десятый сон видит.
Наши дни
- Закругляйтесь, - подошёл официант, выразительно прошуршал листами блокнотика.
- Что? - словно спросонья спрашивает Юрий.
- Закругляйтесь, говорю, - официант кладёт на стол счёт.
- А... Круглюсь, - Юра достаёт деньги, расплачивается, берёт рюмку, но пить медлит.
Воспоминание
В классе полумрак. Слышен шум фонтанчика за окном.
Парты маленькие, для первоклашек. Лена сидит за партой, Юрий сверху. Парта поскрипывает.
- Почему вы... со мной? Только по правде...
- Я всегда говорю по правде. Запомни на будущее, - помолчал, пощипывая усы. - Однажды, когда я был чуть постарше тебя... меня чудовищно предали, обманули... А у тебя, Лена, такие глаза,... которые не смогут предать, солгать... Я поверил им, как верю, что Земля круглая, что за ночью придёт день.
- Это правда? Вы не смеётесь? Простите, что я так... Сейчас такие парни грубые, циничные...
- Не все, Лена.
- Но я не встречала... хороших.
Помолчали. Лена прислонилась щекой к руке Юры, он пальцами бегал по её лицу.
- О чём вы думаете?
- О нас Лена. Я старше тебя на шесть лет. У меня за плечами армия, а тебе ещё три года школы...
- Год! - вскинулась Лена. - Я кончу восемь классов и пойду работать... чтобы не быть зависимой от родителей... Мы можем уехать в город, снять комнату и жить... как брат и сестра... до тех пор, когда... будет можно расписаться. Я обещаю вам: не надоем, не наскучу... Я тоже вам верю! Поцелуйте меня... по- настоящему...
Юра целует. Некоторое время, полуобнявшись, сидят молча.
- Вам не противно было? - горячо шепчет Лена.
- Нет.
- И мне не противно. Только я совсем не умею целоваться...
- Это не главное, Лена. Говори мне "ты"...
- Хорошо, Юра... Ты... не думай про шесть лет.
- Не буду. Только ты закончишь десять классов, это нужно для НАШЕГО будущего. Я подожду. Потом мы поедем в Ленинград.
- Правда?
Юра, смеясь, целуя:
- Нет, "Известия". Всё, нам пора по домам.
- О, как не хочется!
- Мне тоже, но надо. Тебе утром в школу...
Наши дни
- Закрываемся. Молодой человек, закрываемся.
Юрий кивает головой, выливает из рюмки обратно в графин и сверху рюмку, как колпачок одевает.
- Вот такие пирожки... с котятами.
Официант обалдело смотрит вслед.
Невский проспект. Юрий идёт по тротуару, затем входит в телефонную будку, набирает номер.
Клиника. Нейрохирургическое отделение. У телефона дежурная сестра:
- Спит. Лучше, значительно лучше. Передала, всё слово в слово... Право, какой вы... Это вам скажет Олег Степанович, лично...
Невский проспект. Юра бросает трубку мимо рычага, открывает ногой дверь и... садится на порожек, обхватив голову.
Воспоминание.
- Проснулся?
Бабушка прошла мимо, неприветливо глянула, бухнула на табурет продуктовую сумку.
Юра, занимавшийся зарядкой с гантелями, удивлённо вскинул голову: что с ней?
Бабушка подчёркнуто безразлично освобождает сумку, раскладывая продукты в холодильник. Закончив, повернулась к Юре:
- Что скажешь?
- В смысле?
- В смысле, почему я должна на старости лет краснеть? (в сердцах) Ты бы ещё первоклашку повёл в кино!
- А что здесь зазорного?
- Не хорошо это! - жёстко сказала бабушка, уходя в комнату, на пороге обернулась: - Если я что-нибудь для тебя стою...
- Это запрещённый приём!
- А позорить мои седины - какой приём?
Юра зло швыряет гантели на пол.
- И нечего психовать. Малолетка она...
- Причём здесь это? - вспыхнул Юра. - Почему вам так хочется видеть дурное? Почему?!
- Эх, Юра, жизни ты не знаешь. А пора бы... У твоих вон одноклассников дети уже бегают...
- Будут и у меня бегать. Успеется.
- А пока, значит, опозорю фамилию деда...
- Бабушка!
- Не кричи, я тебе не ровня... Да уж видно правнуков не дождусь... И в кого ты такой непутёвый?
- В тебя, разумеется. Вспомни свою юность...
- Тебе что, постарше не хватает? Девок хоть пруд пруди.
- Я думал, ты меня поймёшь. Стареешь?
- Проходу нет... Всё село косточки перемывает.
- Не бери в голову. Ба, ну неужели ты думаешь, что я способен на подлость?
- Но она школьница! Ей об уроках думать надо, а ты ей голову любовью задуриваешь.
- Не задуриваю. Это серьёзно. Ба, всё будет хорошо.
- Боюсь, что нет. Ты упрям, а Мезенцевы тяжёлые люди...
- Поднатужимся и одолеем любую тяжесть.
Бабушка пытается что-то сказать, но, махнув рукой, скрывается за дверью.
В доме Мезенцевых. Утро. Кухня, она же и столовая. Лена в школьной форме завтракает, поглядывая в раскрытый учебник. Входит мать с подойным ведром.
- Доброе утро, ма.
- Кому как. Ты во сколько вернулась вчера? Вернее, сегодня.
- В одиннадцать.
- Не ври! Без четверти час ты погасила свет. Было?
- Было.
- Я когда сказала вернуться?
- В девять. Я задержалась...
- Ха! поглядите на неё, начальница, какая: "Я задержалась". В клубе была? Опять с этим? Отвечай!
- Да.
- Ленка, в последний раз предупреждаю! Чтоб за версту, а будет приставать, передай: ноги перешибу и отвечать не буду. Олег!
Из комнаты вышел отчим с газетой в руках.
- Ну?
- Бзну! Сегодня же сходи к Булаковым, поговори с этим недоумком...
Лена, вскочив:
- Мама!
- Заткнись! Ешь, и дуй в школу. (мужу) Скажи, чтоб на пушечный выстрел не подходил к Ленке. Ещё лучше будет, если совсем уедет: с глаз долой, из сердца вон.
Отчим, не отрываясь от газеты:
- Угу.
- Не "угу", а сделай! И не рассусоливай, знаю тебя.
Отчим сложил газету, коротко глянул на падчерицу:
- Скажу.
Лена, одарив его злым взглядом, захлопнула учебник, пошла за портфелем.
Мать, процеживая молоко, крикнула в спину:
- Чего не доела?
- Не хочу.
- Ну и ходи голодная, умнее станешь.
Наши дни
Невский проспект. Юрий встрепенулся, вскочил, глянул на номер дома - и опять к телефону:
- Девушка, такси нужно... Срочно!
Воспоминание.
- О, кого я вижу! Ты ли свет мой Юрий?
Сельская улица. У колонки набирает воду Петька, бывший одноклассник. Он в трико с раздутыми коленями, белой майке в сеточку и пёстрых шлёпанцах.
- Давно дембельнулся?
- Недавно, - уклончиво ответил Юра.
- Ну и добре. Отбацал - и будя. Пусть теперя другие шрапнель пошамают. Куда кости бросаешь? Чем вечер убиваешь? Махнём в Мирное, там такие студенточки приехали, помидорки собирать. Мна! Самый сок...
- Я слышал: женился.
- У тебя хороший слух. Оттуда привёз, сибирячка. Дусей зовут. Ничё баба, хозяйственная, жаркая. Тёща вчера в отпуск нагрянула, а Дуську в больницу свёз: пополнение ждём. Хочу дочку... Да, тут про тебя такое треплют! Правда?
- В смысле?
- Ну... с малолеткой фигли-мигли затеял. Зря ты это, Юрок. Чуть что, захнычет, к мамке с папкой побежит. И потом... суши сухарики.
- Дурак ты Петька. Как и все.
- Да уж не дурнее тебя. С пятиклашками не балуюсь. Хошь с бабой сведу? Разведёнка, жаждущая.
Юра презрительно сплюнул, и пошёл по улице к себе.
- Чморик, - бросил ему вслед Петька. - Да будь ты хоть трижды Ромео, а она Джульетта... Чморик!
Наши дни
Коридор в клинике. Дежурная сестра не пускает Юрия, желающего прорваться в палату. Сестра громким шёпотом:
- Угомонитесь, или я милицию вызову.
- Мне только посмотреть...
- Приходите завтра, переговорите с Олегом Степанычем...
- Я посмотрю и уйду...
- Не могу, не положено...
Юрий внезапно перестаёт ломиться, плюхается на диван:
- Я здесь буду ждать утра... Дома не могу...
Воспоминание.
Глубокая ночь. Юра в одних трусах сидит на подоконнике своей комнаты. Окно выходит в сад. Собирались тучи, обещая дождик. Сырой ветерок рвался в комнату, трепал занавески. Кожа Юры покрылась пупырышками, но двигаться не хотелось.
На улице к колонке кто-то подошёл - зашумела вода. Залаяла Булька, метнувшись к калитке.
Юра натянул брюки, накинул на голое тело пиджак. Вышел на крыльцо.
- Кто там?
Вышел за калитку. Никого. У соседей светилось окно, в его отсветах блестела колонка, лужи рядом. Булька грозно рыкнула в сторону дерева у колонки. И Юра увидел тень: за деревом кто-то стоял.
- Выходи, раз пришёл.
Это была Лена.
- Здравствуй, - шагнул к ней Юра.
- Не подходи! - Лена вырвала руку из кармана ватника, и Юра увидел кухонный нож.
- Ты... Вы думали... я куколка? Я не сестра, не побегу сопливить бабушкин подол. Сама... за себя постою!
- Молодец! Только так и надо.
- Не подходите! - взмах ножом.
Юра с улыбкой снимает пиджак, вешает на ветку.
- Жаль, завещание не написал. Ну, что ж, раз время не терпит...
Опускается на колени, склонив голову:
- Руби палач...
Лена бросает нож, срывает пиджак с ветки, набрасывает на плечи Юры, опускается рядом:
- Почему? Почему не приходил? Почему, Юра?!
- Лена... - Юра вскакивает и поднимает Лену.
Она приникла к нему, как в ознобе прижалась к груди, точно к тёплой печке, плача уткнулась в шею:
- Почему так долго... так долго...
- Леночка... Успокойся... Ну, не надо плакать, я прошу тебя...
- Не буду... Уже всё... - говорит Лена, а слёзы текли и текли. Юра вытирал их рукой, целовал её мокрые глаза.
- Люди против нас... Бабушка моя... твои приходили, угрожали ноги переломать...
- Они все только пугают, и завидуют, да! завидуют нашей любви! Зачем нам люди? Разве это плохо, что мы вместе? Думаешь, меня в школе меньше достают? А я не вижу и не слышу их, потому что вижу только тебя, одного тебя... Юрочка, ты старше и умнее меня, скажи: что делать? Я не могу спать, не могу есть... Я не могу без тебя, Юра! Не могу...
- Мы будем вместе, будем. Только не испугаться сплетен и грязи... Мне стыдно, но я немного испугался...
- Я не боюсь, Юра! Если ты будешь рядом, я ничего не испугаюсь. Закончу четверть, уеду к бабушке. Она поймёт меня и не станет мешать нам. Мы будем видеться каждый день! Тебе когда на работу?
- Зав... уже сегодня.
- Ой, тебе же надо поспать! Всё, всё, я побежала. И пусть нам приснится один сон: ты, я и цветы... И ещё небо бирюзовое, и два облачка... И две птички, красивые и гордые... И цветы, цветы, много цветов!
- Фантазёрка ты, Ленушка.
- Ле-нуш-ка... Красиво. Скажи ещё раз.
- Ленушка! Ленушка...
В доме Мезенцевых. Кухня. Лена растрёпанная стоит перед матерью.
- Ну, долго я буду ждать? Язык проглотила?
Лена, сглотнув слёзы:
- Я люблю его.
- Что?! Соплячка! - Мать бьёт Лену по лицу. - Любови ей захотелось! Да я до двадцати лет боялась парней...
Приоткрылась дверь комнаты, на пороге отчим опять с газетой.
- Нина, потише, пожалуйста.
Мать с ненавистью:
- Помолчи, ты ещё... Ремень!
Ёжась, отчим вытаскивает из брюк ремень, передаёт жене и скрывается за дверью.
Мать, складывая ремень вдвое:
- Ты у меня забудешь имя его! Как сидорову козу выдеру...
Лена выпрямляется, открыто смотрит в лицо матери:
- Бей, бей! Всё равно буду любить! Буду! Буду!
Мать остервенело хлестает ремнём Лену:
- Только принеси в подоле... Придушу! Вот этими руками придушу, тебя и твоего выродка...
Лена в истерике:
- Буду любить! Буду! Буду! Буду!
В доме Булаковых. Вечер. Бабушка и Юра ужинают, впрочем, он давно уже не ест.
Бабушка, трогая внука за руку:
- Юра, ау. Стынет, ведь.
- Пусть.
- Ну, это глупо, в конце концов: чем виноват желудок, Юра? Ты слушаешь меня?
- Что?
- Соберись! Ты делаешь из мухи слона. Я уверена: не сегодня-завтра она пришлёт письмо.
- Письмо, - горько усмехнулся Юра. - Ба, её отправили в ссылку, под строжайший надзор! Кто ж позволит письма посылать? Тётка? Скорее курица родит цыплёнка, чем она допустит... Чёрт, как же я, кретин, не спросил раньше адрес...
В доме Тётки. Утро. Лена хмурая, осунувшаяся, глаза на мокром месте, собирает портфель. Выходит на крыльцо. На столе остался нетронутым завтрак: глазунья, кружка с молоком.
- Стоять! - раздаётся резкий окрик, когда Лена приближается к калитке.
Из сарая выходит мужеподобная женщина лет сорока, в брюках, мужской сорочке, концы завязаны узлом на животе. На ногах кирзачи, на голове мужская кепка, в зубах беломорина.
Лена застыла, сжавшись.
- Иди сюда.
Тётка ждёт у груды не расколотых чурок, поставив одну ногу на чурку, рядом с топором.
- Портфель, - властно протягивает руку тётка.
Лена медлит, отводя портфель за спину.
- Ленка, не зли меня - уши оборву! - Тётка приближается, вырывает портфель, начинает выкладывать на чурку учебники, тетради. Обследовав портфель, затем учебники, запихивает их на место. Листает тетради.
- А вот и улики! "Здравствуй, милый Юрочка!" Это я конфискую, дорогуша. Всё, свободна. И не вздумай улизнуть после уроков. Мать мне разрешила тебя пороть, так что не напрашивайся. Прозвенит последний звонок - пулей домой.
Сложив тетрадь пополам, тётка кладёт её на чурку и - хрясть топором, ещё раз, ещё.
Лена, плача, идёт к калитке.
- Зараза! Фашистка! Гестаповка!
В доме Булаковых. Вечер. Юра с забинтованной головой, в кровоподтёках лицо, задумчиво уничтожает поздний ужин.
Бабушка, с болью глядя на внука:
- Может, вам повременить встречаться? Зачем гусей дразнить... Переписывайтесь пока.
Юра вскинулся, бросил вилку в сковороду:
- Переписывайтесь? Да понимаешь ли ты, что её обложили! Тётка - типичный царский жандарм, как в кино... Из любимчиков создала охранку - сплошные фискалы. В школе её за глаза зовут Аракчеевым. Завуч - шишка! Видела б ты её... ошибка природы: не то мужчина, не то женщина. За хороший аттестат блюдолизы следят за каждым шагом Лены... Кретины, толпой на двоих!
- На двоих?
Юра улыбнувшись:
- Ленушка молодчина, мне не уступала...
- Сколько же их было?
- Восемь, девять, не больше. Ничего, я с ними по одиночке встречусь.
- Ты что, рехнулся? Мало тебе неприятностей? Юра, умоляю: повремени, пусть страсти улягутся. А там глядишь, Леночке удастся написать...
- Ага, закатай губу назад.
- Но это же не дело, мотаться каждый день семьдесят километров...
- Семьдесят два...
Бабушка в сердцах:
- Да хоть пятьдесят! Каждую ночь таким возвращаешься... Или не дай бог, зашибут насмерть, бросят в поле и ищи потом виноватых. Мало таких случаев было?
- Ты больше слушай, - Юра вновь принялся есть.
- Ну, и чёрт с тобой! Мотайся... пусть дубасят, не убьют, так покалечат...
Юра вскочил, уронив стул:
- Давай, давай, рой мне яму, закапывай! Что плохо ешь? Как же, поешь тут, аппетит прямо так и нагоняют.
Бабушка примирительно
- Что вскочил? Сказать уже ничего нельзя... - обидно вздохнув, уходит.
Юра вновь садится к столу, ест.
Возвращается бабушка - она уже остыла.
- Петя заходил: Дуся родила двойню, девочек. Ошалел от счастья .Просил зайти, выпить за такое дело.
- Зайду.
- Когда? Опять с работы умотаешь...
- Вернусь пораньше: Лену перепрятывают от меня, кажется, к сестре отправят...
- Раису Матвеевну видела. Обижается: когда с армии пришёл - и не зашёл. У неё муж помер. Рак, говорят, был.
- В субботу зайду, - Юра встал, накрошил хлеб в миску, добавил недоеденное из сковородки.
- Бульке? Кормила.
- Ничего, ночь большая.
Юра выходит. Бабушка убирает со стола.
Влетает Юра взбешённый:
-Т ы что сделала?!
Вздрогнув, бабушка опускается на стул, теребя столовую тряпку.
- Юра...
- Молчи!.. Хулиганка, вот ты кто! Думаешь, если порезала шины, так я не поеду? Я пешком пойду. Да! Я думал... ты мне, как друг... а ты... ты со всеми заодно! Эх, ты! - махнув рукой, Юра убегает, саданув дверь так, что стекла в окнах отозвались.
- Юра... - обессилено навалившись на стол, бабушка плачет.
Баба Шура, высокая полная женщина пенсионного возраста, с белым лицом и ещё свежими молодыми глазами, излучающими нежность и доброту. На голове у неё намотано чалмой полотенце.
Лена и Юра в плащах, мокрые, штанины закатаны до колен. Счастливые, озорные.
- Леночка! Долго жить будешь: я утречком всё думала - что-то Леночка запропастилась. Здравствуйте. Проходьте, хорошие мои! Это, как я понимаю, и есть твой "Замечательный Юрик"?
- Он. (Юре) А это замечательная баба Шура. Знакомьтесь.
Юра и баба Шура пожимают друг другу руки. Ребята раздеваются.
- Помыла голову, сижу у окна, смотрю на дождь и скучаю. Леночка, возьми тазик, я счас кипяточку дам - ноги сполоснёте. Дети, как я вас понимаю и завидую! Босиком по лужам... - баба Шура приносит чайник, наливает в тазик воду. - Счас мы пир устроим, картошечка ещё горячая, грибочки, конфеты из Ленинграда. Сестра снабжает... Как хорошо, что вы нагрянули!
- Ныряй, - Юра приподнимает Лену, опускает ногами в тазик, подвигает стул.
Баба Шура подала полотенце, не спуская восхищённых глаз с ребят:
- Как я вас понимаю, и завидую! Поспешайте: я накрываю.
Юра моет ноги Лены, затем вытирает, одевает носки. Лена ласкает его обожающим любящим взглядом , они по-детски дурачатся.
Баба Шура накрывая стол:
- Ну, ну, шалунишки. За стол живенько. Приёмник чтой-то замолчал. Устал, верно, работать: старичок, с пятьдесят девятого. Музыку, бы: какой пир без музыки...
- Можно посмотреть? - вызвался Юра.
Наши дни
Клиника. Утро. На диване у дежурной сестры спит Юрий, заботливо укрытый одеялом.
Входит профессор, крупный, с мясистым подбородком в белом халате и низко надвинутой на лоб шапочке. Великаном встал над спящим, в нерешительности потёр нос.
Входит сестра, по матерински жалостливо смотрит на Юрия.
- Может... мне сказать? Обнадёжить...
- Нет. Ему нужна правда.
- Молод... для такого горя...
Юрий шевельнулся, одеяло сползло - и он проснулся, вскочил:
- Здравствуйте. Извините, я тут...
- Ничего, ничего... Присядьте.
- Что? Плохо? Доктор, что с Ленушкой? - почти кричит Юрий.
Профессор вздрагивает, как от пощёчины, говорит совсем не то, что собирался сказать:
- Наука, сегодня, бессильна ей помочь... Позвоночник, спиной мозг... это такая область, где мы чаще всего пасуем, опускаем руки...
- Что у Лены?
- Трещины, опухоли... Во время первой операции не обнаружилось, а теперь вот... Я сделал всё, что мог...
- И ...что? Она умерла?
Медсестра энергично замахала руками:
- Что вы? что вы? Жива! Ваша супруга жива.
Профессор потупился, затем положил руку на плечо Юрия, сжал.
- И будет жить ещё долго. Организм крепкий, жажда жить завидная... Но... теперь вы её ноги и руки. Мужайтесь...
Пауза. Юра, судорожно сглотнув:
- Лена сможет родить?
Профессор, опустив голову, тихо:
- Нет... Ребёнок умер до операции... - Вздохнув, профессор быстро удалился.
Юра, точно задыхаясь, выдавливает:
- Ленушка, Ленушка...
Сестра с полными слёз глазами, наливает в стакан воду, подаёт. Юра отстраняет.
- Я могу её забрать?
Воспоминание.
За столом. Играет лёгкая инструментальная музыка: старичок работает.
- Кушайте, хорошие, как дома. Специально для милых гостей, последнее. А последнее всегда вкуснее. Может, Юра желает чего покрепче? Так имеется, последнее.
- Не балуюсь.
- Вот это мужчина! Клад, Ленушка, держись его, во как. - Баба Шура сжала кулак.
- Держусь, - смущённо уркнула в тарелку Лена.
За окном лил дождь.
Лена уходит к сестре:
- Вы тут без меня не тоскуйте.
- Трудное дело, - смеётся баба Шура. - Усохнем, дожидаючи.
- Я не надолго. Усыплю бдительность - и сбегу. Всё, побежала.
Бабушка Юрию:
- А мы может, в шахматишки сыграем? Как?
- Положительно.
Баба Шура и Юра играют в шахматы. Баба Шура, сделав ход, пристально посмотрела на Юрия:
- Юра, мне хотелось бы поговорить с вами ...прямо.
- Пожалуйста, - кивнул Юра, смотря на доску, рука его зависла над фигурами.
- Шутки шутками, но могут быть и дети.
Юра вскинул голову:
- В смысле?
- Я знаю всю вашу историю... Ей от роду два месяца, но уже столько испытаний. Ваше чувство крепнет... здесь и рождается корень моих опасений.
- Вы имеете в виду... половые отношения?
- Да. Как не берегись, а всё же... Было б Леночке лет шестнадцать - полбеды, но ей ещё и пятнадцати нет.
- Я знаю.
- Как показывает практика, знание не спасает. Далеко не надо ходить за примером. У нас в школе, в прошлом учебном году обследовали девочек восьмого класса... Результаты привели проверяющих в транс: сорок пять процентов, уже потеряли девственность! Это ужасно, непостижимо... А Надя? На выпускной пришла, имея трёхмесячную беременность. Её подло бросили, как использованную спичку... (пауза) Надя крепкая, выдержала, а вот Леночка... Такие, как правило, накладывают руки...
Юра, перебивая, сжав в руке пешку:
- С нами такого не случится.
- Хочется верить... Извините, Юра, но вы взрослый парень, мужчина...
- С нами такого не случится, - твёрдо повторил Юра, глянув прямо в лицо бабы Шуры. - Расскажите, лучше о Наде. Я учился с ней до половины девятого класса. С тех пор не видел.
- Что Надя... Вышла замуж за Ванюшу Истомина. Живут втроём в пятистенке. Третий - старшой брат Ивана, Виктор. За тридцать, инженер, шалопай и транжира. Мотается по командировкам. У них с Иваном очерёдность: месяц один, месяц другой. Так вот, Надька, живёт с обоими. Каждый по-своему ласкает, холит, подарки... Располнела, подурнела, от работы увиливает...
- Иван знает... что она...
- Не верит. Сплетни, мол. Она ему на чистоту выложила о прошлом: и про то, что дитё нагуляла, и про аборт, и что детей более не будет. А вот, что шалит с Виктором - ни гугу. Иван верит ей, потому как любит. Но сплетни, что капля долбит камень... Запил мужик, Хундиха подпаивает самогоночкой, капает на мозги...
- Сейчас кто в командировке?
- Никто. Шах... Виктор собирается. Иван сегодня утром возвернулся...
Юра решительно встаёт, идёт к вешалке с плащами.
- Извините, я покину вас не надолго. Хочу поговорить с Надей. В голове не укладывается, что она способна на такую... грязь.
- Поостерегись, сынок. Люб ты, Леночке, ох как люб... Ну, с богом. Жду к чаю.
Юра переступил порог, и ему навстречу бросилась Лена:
- Зачем? Мы же договорились!
Её отстраняет Надя, некрасиво полная, с запудренным лицом и крашеными волосами. Надя под хмельком.
- Сядь, Ленка, имей совесть. Он мой гость. Проходи Юра к столу, перекусим, что бог послал.
- Спасибо. Я только что от стола.
- Вольному воля. Присядь так.
Юра садится на табурет.
- Что так смотришь? Страшная? - нехорошо усмехается Надя.
- Не очень...
- Неправда. Я ужасно выгляжу. Отвратительно. Заплывшая жиром баба. Совсем не та "белая ворона" из восьмого "б"... Вы обходили меня, как коровью лепёшку на дороге...
- Это не так...
- Ложь! Не надо слов... Не верю, ни чему и никому не верю... В жизни главное деньги и тряпки, в которые рядишь свои вывихи и болячки...
- Надя, не надо! - дёрнулась Лена.
- Ленка, не шуми. Выйди лучше вон... Мы с Юрочкой побеседуем... Вы об этом узнали раньше, и это давало вам право смеяться надо мной... неумехой... А, чё я перед тобой распинаюсь... Всё! Уходи, и ни шагу к Ленке!
- Надя...
- Молчи, сестрёнка... Они смеялись надо мной, и посмеются над тобой... Пока я жива... не допущу... Дверь там, молодой человек.
Лена заплакала, уткнувшись в стенку лицом. Юра рванулся к ней, но Надя встала на пути. Юра оттолкнул её, не рассчитав силы: Надя упала.
- Лицом! Ко мне лицом!
На пороге стоит пьяный Иван, в руках покачивается двустволка.
- Повадились! Нашли дурака? Иван со двора - они жене под юбку...
- Иван!
- Молчи, шлюха! С тобой особо потолкуем...
- Послушайте, - шагнул к Ивану Юра.
- Назад... сволота!
Лена метнулась между Юрой и Иваном. Выстрел дуплетом. Двойной заряд дроби ударил по стенам, по посуде, зеркалу... и по спине Лены.
Наши дни
Дом, в котором живут Юра и Лена.
У подъезда останавливается такси. Юра, осторожно берёт на руки Лену, и, под десятками глаз соседей, несёт в подъезд, по лестнице.
Следом идёт тётя Ира, придавленная, как собственным горем.
Тётя Ира открывает дверь, Юра вносит Лену, бережно опускает на кровать, целует.
- Вот мы и дома.
- Юрка, мой родной Юрка! - Лена порывисто обхватывает шею мужа, плачет.
- А вот это категорически запрещаю! Отныне и на века повелеваю изгнать мокроту из глаз!
- Уже и поплакать нельзя, - улыбается сквозь слёзы Лена.
- Только от счастья.
Тётя Ира, постояв у порога, уходит на кухню:
- Господи, за что им такое?
Воспоминание.
Ленинград. Его замечательные улицы и набережные, сады и парки. И всюду мы видим Лену и Юрия. Они немного повзрослели: прошло три года с того чудовищного выстрела. У Лены осунувшееся болезненное лицо, а в глазах безмерное счастье. Юра восхищён ею, и осторожен, как с хрупкой вещью.
На пальцах обручальные кольца.
Пожилая женщина с весёлым лицом, очень похожая на бабу Шуру. Это её сестра, тётя Ира.
У неё в гостях сноха с внучкой. Очаровательная малышка трёх лет самозабвенно рисует фломастерами на полу - перед ней частично развёрнутый тощий кусок обоев.
Сноха, Марина, молодая симпатичная женщина с грустными глазами. За стеклом книжного шкафа фотография бородатого мужчины в альпинистском снаряжении. Это сын тёти Иры и муж Марины, погиб в горах. Олечка родилась уже сиротой.
Тётя Ира вяжет, Марина просматривает "Литературку", временами задерживает взгляд на траурной фотографии, на дочке, рассеяно слушает свекровь.
- А что? Пусть живут, не стеснят. Шура пишет: славные ребята, счастливые до упаду. Да-а, такому только позавидуешь... Особенно сейчас, когда молодёжь так легкомысленно относится к любви, к семье. Только представь, Мариночка: три года он ждал, как солдатка. (Марина вздрагивает как от укола, но свекровь этого не замечает) Это как же надо любить! Выдержать потоки грязи, сплетен, их били, травили... В них даже стреляли, дробью! Чудовищно!
Марина отложила газету, откинулась на спинку дивана, закрыв глаза.
- Мариночка, что с тобой?
- Это так... пустяки, мама. Работа - устала...
- Может, поспишь?
- Мам... - Марина поднялась, прошла к шкафу, и, словно ощутив плечо мужа, твёрдо произнесла: - Конечно, их счастливые лица вам приятнее будет видеть, нежели моё.
Тётя Ира поражена, мгновенно дав неверную оценку словам:
- Марина... Да как ты можешь... такое... мне...
- Мама, простите, вы неправильно поняли... Я совсем не против этих ребят. Но я... не хочу, чтобы здесь... где просыпался по утрам Толик, где смеялся и был счастлив... - в голосе Марины зазвенели слёзы, их услышала Олечка, обернулась на маму. Этот взгляд будто придал сил женщине, и закончила она несколько спокойнее: - Мы с Оленькой переберёмся сюда. А их счастье пусть расцветает там... где наше оборвалось.
- Баба! - вскочила Олечка. - Мы будем жить у тебя!
- Да, деточка, - тётя Ира ловит внучку в объятья, тискает.
Квартира тёти Иры. Вечер. Ужин. За столом, помимо хозяйки, Марина, Олечка, Лена и Юра. Олечка на коленях у Юры, они уже успели подружиться и ведут свой разговор. Марина и тётя Ира расспрашивают Лену. Марина ревнующее посматривает на дочку и Юру.
- Как доехали?
- Хорошо. Только в вагоне всё время было душно. И вода противная. У вас тоже с хлоркой?
- С хлоркой, а куда ж без неё.
Внезапно Олечка встревает:
- А я люблю писи-колу!
Марина поправляет:
- Пепси-колу. Когда ты научишься правильно говорить?
Олечка, тряхнув головкой:
- Когда вырасту.
Тётя Ира:
- Какие планы у вас?
Лена, бросив быстрый взгляд на Юрия:
- Мы уже ходили в бюро трудоустройства. Юрик пойдёт на стройку, я - в садик. Всю жизнь мечтали попасть в Ленинград - и вот мы здесь. Какая прелесть Ленинград! Я влюбилась в него без ума. Снимем комнату...
- Мам, - вновь, внезапно встревает в разговор взрослых Олечка, - мама, пусть дяЮра с нами живёт. Он хороший.
Все смеются.
Марина:
- Оля, дядя Юра принадлежит тёте Лене.
- А ты выпроси у неё.
Тётя Ира, отсмеявшись:
- Дядя Юра с Леной будут жить в вашей квартире. А к нам будут в гости ходить.
Олечка, заглянув в лицо Юре, который растерянно переглядывается с Леной:
- Правда?
Юра, глядя на Марину:
- Правда?
- Живите на здоровье.
- Спасибо... вам!
Лена порывисто Марине:
- Можно я вас расцелую... Мы для вас... что хотите, сделаем...
- Не нужно ничего. Всё равно квартира пустует. Живите...
Наши дни
Квартира, где живут Лена и Юра. Вечер. Юра купает Лену в ванной и рассказывает сказку:
- ...Феденька отогнал сельских собак, склонился над чужаком. Белая собака с чёрными лапами плакала, как человек. Феденька принёс собаку домой, омыл её раны, накормил. Собака уснула. А когда она проснулась, то увидела спасителя в печали. И заговорила человеческим голосом:
- Что за печаль сердце жмёт?
Очень удивился Феденька такому чуду, но чего на свете не бывает. Рассказал о своей печали.
Собака и говорит:
- Добро рождает добро. Ты спас меня - я помогу тебе. За этими горами раскинулась долина. Если ты пройдёшь семь городов и семь деревень, попадёшь в страну мага Авдона Злодея. В его саду растёт Лазоревый Цветок. Его корень имеет лечебные свойства. Если высушить тот корень, растереть и смешать с белком голубиного яйца, получится мазь-бальзам. Смажешь Марийке глаза - и прозреет...
Воспоминание.
Ночь. Квартира Марины, где теперь будут жить Лена и Юра. Ребята ходят по квартире, не веря своим глазам.
- Ленушка, я как пьяный. Просто не верится: за что нам всё это?
- Мне самой кажется, что мы спим. Ещё немного - и проснёмся...
- Слушай, жёнушка, давай будем спать и спать! - Юра порывисто берёт Лену на руки.
- А кто за нас работать будет?
Юра, кружась по комнате:
- А мы будем работать во сне.
- Осторожно, Юрочка, упадём.
- Не боись.
- Юр, а если родится мальчик?
- Разведусь. Сразу же.
- А как же любовь?
- Если любишь, подаришь дочку. И тогда во всей вселенной не будет счастливее отца и женщины. На руках буду носить...
- Дочку?
- Обеих.
- Надорвёшься.
- Не боись, - Поднимает Лену выше: - Родишь дочку?
- Юра, не балуйся, уронишь.
- Уроню, если не родишь дочку.
- Прямо здесь? Можно начинать?
Опускает, целует в глаза:
- Погоди. Вот обживём гнездо, - опускает Лену на ноги, обнявшись, танцуют. - Тебе хорошо?
- Бесподобно. Юр, давай кошечку заведём.
- Давай. Только они часто заразу приносят с улицы. Придётся кастрировать.
Лена отшатнувшись:
- Ты что? Ты думаешь, что говоришь? Лишать её радости, счастья материнства?
- По-твоему, пусть приносит блох, лишаи? Пусть наша дочь...
- Стоп, стоп, стоп, сейчас мы поссоримся. Не будем заводить кошечку, рыбок заведём. Тихо и красиво... Юр, правда, какая прелесть Ленинград! А сколько мы ещё не видели.
- Завтра, между прочим, рано вставать.
- Сейчас ляжем. Юр, как Марину жалко: такая молодая... и вдова. Разве он не понимал, что это опасно?
- Кто? Толик? Понимаешь, он из тех людей, кому мало работы, ещё и ещё надо. Избыток энергии, жажда деятельности. Толик утолял жажду альпинизмом. А опасности, Лена, на каждом шагу, если их бояться, то лучше не жить вообще. Или как рак отшельник забиться в четырех стенах и носа не высовывать. Мы так не будем жить!
- Как же?
- Вот устроимся, пойдём в ближайший ДК, запишемся в какую-нибудь студию. Бального танца, например. Появятся друзья, товарищи... Эх, и заживём!
- Задушишь...
- Как? разве для тебя не счастье быть задушенной в объятьях любимого?
- О, да. Но лучше всё же жить. Всё, Юрочка, отправляемся баиньки...
Наши дни
Утро. В окно ломится солнце. Юра причёсывает Лену. Сказка продолжается:
- ...А правил тем городом король - придурок. Взбредёт ему в голову бредовая мысль и подавай ответ. Мучил придворных, горожан.
В тот день, когда пришёл в город Феденька, король хотел знать: как можно засунуть яйцо в бутылку с узким горлышком. Глашатаи надрывали глотки: если до вечера не будет найдено ответа, налог за проживание в пределах города удваивается. Тот, кто найдёт ответ, может просить у короля всё, что пожелает.
- Я берусь, - вызвался Феденька.
Весть мгновенно облетела весь город и окрестности. Любопытные повалили на Дворцовую площадь.
Феденька попросил дать ему яйцо и немного уксуса. Подержав яйцо в уксусе, Феденька без труда пропустил его в бутылку...
Воспоминание.
Парк. Лена и Юра на качелях. Всюду слышен шум детворы, то и дело раздаётся:
- Здласте, Леена Леговна!
- Мам, мам, это наша Елена Олеговна!
Юра дурашливо, детским голосом:
- Леена Леговна, а вы меня возьмёте в свою группу?
- Нет, не возьму.
-Почему?
- Большой и непослушный.
Юра изображает обиду и плач:
- Хочу к Леговне! А-а-а...
- Пореви, пореви, крепче спать будешь, - смеётся Лена, раскачивая качели.
Внезапно Лена вскрикивает, обмякла...
Резкие вспышки света: мрак – красно – мрак - красно...
Лена рухнула вниз. Мрак. Крик-вопль Юры:
- Ленушка!
Наши дни
Квартира, где живут Булаковы - Лена и Юра.
На кухне тётя Ира с подругой готовят морковный сок. Морковь сразу бросается в глаза: мытая на столе, грязная на стуле, в раковине.
Из комнаты слышен голос Лены: рассказывает сказку.
- Жил в одном подвале мышонок. Мышонок как мышонок, такой же, как десятки его родственников. И всё же наш мышонок отличался от всех. У него не было хвостика. Родился такой, без хвостика. Как сказала Старшая мышь, его маме витаминов не хватало. Но мышонку нашему от этого не легче. Дело в том, что у мышей этого подвала хвост считался за знак отличия и приличия. Чем длиннее хвост, тем красивее и солиднее его обладатель. Бесхвостый же вызывал неприятное впечатление, как у нас, у людей, человек в мятой одежде и без пуговиц...
Олечка, подай мне фломастер и блокнот. Сейчас мы изобразим горемычного Бесхвостого...
Тётя Ира, пропуская морковь через мясорубку:
- Слава богу, гемоглобин уже пополняется... Вон, голосок звучит. Всё будет хорошо.
Подруга, отжимая через марлю сок в банку:
- Дай-то бог. Господи, за что им такие испытания?
- Никак не могу уговорить Юрочку поспать. Утром идёт на работу - руки трясутся. Смотреть больно... Скорее бы уж Леночке стало получше, тогда б и он успокоился...
- Загнётся до тех пор...
Тётя Ира грохнув морковиной об стол:
- Настя! Не смей такое говорить! Слышишь? Или я... запрещу тебе приходить сюда.
- Извиняй, Ира, сама не пойму, как вырвалось...
- Так держи мысли в узде.
Звонок в прихожей. Тётя Ира уходит открывать, на ходу вытирая руки полотенцем. Возвращается с сеткой апельсинов.
- Опять никого. На ручке висела. Вчера, представляешь, слышу: скребутся. Открываю: крошка с напёрсток с букетом цветов. "Лена Леговна здесь живёт?" До слёз проняло... Из садика, всей группой пришли, с новой воспитательницей. Во дворе ждали. Когда уходили, на весь двор кричали: "Елена Олеговна, выздравливайте поскорее! Мы вас ждём..."
- Да-а...
Пауза.
Голос Лены:
- Вот такой он наш мышонок. Глазки сделаем ему голубенькие... Слушай дальше. Трудно жилось Бесхвостому: никто всерьёз его не принимал, только надсмехались. Даже родной папа был недоволен. "Ты - грязное пятно на моём светлом имени", - часто говорил он мышонку. Так часто, что Бесхвостый рад бы провалиться сквозь землю. С утра до вечера дразнились братишки и сестрёнки:
- Куцый хвост! Куцый хвост!
Любила его только мама, жалела:
- Знать бы, что таким родишься, уж лучше бы вовсе не рожался. На муки, бедненький, родила я тебя...
От таких слов Бесхвостому становилось втрое горше, но что поделаешь: раз родился, надо жить...
Рабочая столовая. За столиком бригада Юрия. Его нет. Встаёт Зоя, крановщица, берёт бутылку молока, хлеб, котлеты заворачивает в бумажку.
- Пойду, покормлю.
Бригадир, солидный мужчина лет пятидесяти, рыжеволосый, провожает её взглядом, вздохнув, переводит взгляд на Галю, подружку Зои:
- Ты бы поговорила с ней.
- О чём?
- Не придуривайся, Галка. Вы всё прекрасно знаете, о чём... Это же... подленько...
- Ну, уж это вы хватили...
- Да! подлость по отношению к его жене... Вы пользуетесь его растерянностью, усталостью и, как ребёнка, приручаете... Особенно Зойка.
- Верно, - поддержали остальные бригадира.
- Бабьё... - презрительно фыркнул белобрысый парнишка, практикант, пэтэушник.
- Не надо пошлости, - жёстко ожёг его бригадир.
Неловкая гнетущая пауза.
- Сходить надо бы к ним. Поглядеть, что и как... может, помочь что надо.
- Предлагаю: девушек послать. Пусть наглядно увидят... жену его...
Стройка. Монтируемый панельный дом, третий этаж. Юрий обваривает панель, закреплённую растяжками. Подходит Зоя.
- Юра, кушать.
- Спасибо, не хочется.
- Не принимается. Мы, кажется, договорились. В последний раз предупреждаю: не будешь обедать - расскажу твоей жене.
Юра снимает щиток, садится на перекладину лесенки. У него нездоровый вид, красные, от недосыпания, глаза, плохо побрит.
Юра берёт молоко, котлету, ест вяло. Зоя стоит рядом, и взгляд её переполнен любви, жалости.
- Она весь день одна?
- Нет, с ней тётя Ира... Днём спокойно. Ночью... сильные боли... - Юра перестаёт есть, уходит мысленно туда, к Ленушке.
Зоя клянёт себя, что заговорила о больной теме.
Стройка. Юра только что кончил обваривать закладушки. Отцепили стропы крана. Стали снимать растяжки, переносить на вновь поставленную панель.
И в тот момент, когда эта новая панель опустилась на своё место, приваренная... рухнула вниз.
- А-а-а! - завопила Зоя из будки крана.
Монтажники у края облегчённо передохнули: внизу никого не задело.
Выбегают из нижнего этажа отделочники...
Юрий швыряет щиток, опускается и... впервые мы видим его плачущим.
Осень. Парк. Аллеи покрыты золотисто-огненным ковром. Вечер. Юра и Олечка, за которой он зашёл в садик, прогуливаются. Юра подбирает наиболее красивые листья. У Олечки их уже целый букет.
- Этот листик широкее всех. Правда?
- Правда. Только надо говорить - шире всех.
- Шире всех, - старательно повторяет девочка.
- А почему Вера Павловна жалуется, что ты везде лазаешь?
- Потому что она сама никуда не лазает.
Юра смеётся:
- Ты комик, Олечка.
- Это хорошо или плохо?
-- Хорошо.
- Когда я вырасту, буду большая тётя комичка.
Метрах в ста, сзади, временами прячась за деревьями, идёт Зоя. Она следует за Юрой от самой работы.
У подъезда прощаются Юра и Олечка. Он протягивает руку, девочка хлопает ладошкой. Юра наклоняется, целует её ручонку:
- До свидания, сударыня.
Олечка смеётся.
Из подъезда выбегает Марина:
- Оля домой!
Девочка обиженно надувает губки, уходит в подъезд.
Марина и Юрий некоторое время молча рассматривают друг друга, словно впервые встретились.
- Добрый вечер, - наконец, здоровается Юрий.
- Здравствуй, Юра.
- Зря вы накричали на Олечку...
- Ни к чему приручать... я тебя, Юра, очень прошу: не бери её из садика. Я прошу...
Пауза.
- А я плакал сегодня... впервые, сколько помню себя... Приварил панель, сняли растяжки, а она упала вниз... Никого не задела, переломилась, как печенюшка...
- Я понимаю, Юра... Но я... запрещаю тебе брать Ольку из садика!
Юрий медленно уходит, поникший, обедневший. В ушах смех и голос Оленьки.
Марина, прислонившись к стене, провожает его долгим взглядом. И в нём не только жалость, но нечто большее.
Квартира Булаковых. Вечер, время ужина. Юрий накрывает стол и рассказывает продолжение сказки. Лена сидит в кресле, закутанная в плед.
- ...Бесхвостому бросили кусок кукурузного холодца и плитку ржаного шоколада. Мышонок страшно проголодался, поэтому сразу же набросился на пищу. И вновь щёлкали фотоаппараты, гудели камеры, скрипели авторучки.
Когда всё было съедено и выпито, гости разъехались.
Пауза. Лена пристально всматривается в мужа. Он присел, режет на доске хлеб.
- Юра, посмотри на меня. Что случилось?
- Марина запретила мне подходить к Олечке.(пауза) На чём я остановился?
Лена чисто машинально:
- Гости разъехались.
- Истома изрядно навеселе подошла к аквариуму. "Прр...пррости каррапузик, может я...ик, поступаю..."
Лена внезапно выпаливает:
- Юра, давай разведёмся.
- Лена! - Юра вскакивает, уронив стул, говорит горячим шёпотом: - Я этого не слышал! Умоляю... Ленушка! - со стоном опускается рядом на колени, берёт руки жены, целует. - Прости, прости Ленушка... Как здоровый зуб вырвали...
Лена, чуть склонившись, говорит в макушку мужа:
- Юрочка... родной мой... Ты хочешь ребёнка... Лучше бы я умерла...
Юра вскинулся и... ударил Лену по лицу.
- Не смей! Замолчи! Ты уже приходила с ножом, тогда только замахнулась... а сейчас всаживаешь в сердце... Лена, я же не железный!
- Зачем тебе мучиться? Брось меня...
- Я этого не слышал... - Юра нервно ставит стул на место, подвигает стол к креслу. - Это по радио спектакль передают. Он мне не нравится, я выключаю. Вот, ешь пока горячее. На чём я остановился?
- Истома подошла, и что-то сказала...
- Да... "Прр... пррости каррапузик, может, я поступаю... гадко, но такова жизнь. Не хочешь, а прродашь. Мне нужны деньги, много денежек. Завтрра я тебя прродам. Не бойся, это не больно... Тебя оденут, будут сытно коррмить... В очерредях будут выстаивать, чтобы на тебя посмотрреть. Согласись: это лучше, чем твой вонючий подвал". Эврика! Лена, я придумал! Тебе надо заняться делом. Завтра же я притащу пишущую машинку, и ты отпечатаешь "Приключения Бесхвостого Мышонка". Рискнём послать в детский журнал... Чем чёрт не шутит, а?
- Хорошо бы...
- Значит, решено! Займёмся литературой...
У кафе-мороженое. Зоя, как бы случайно, сталкивается с Юрой. У него в одной руке пишущая машинка, под мышкой две пачки "Бумага для машинописных работ".
Юра, погружённый в свои мысли, смотрит на Зою, словно не узнаёт.
- Тебе плохо? - Зоя осторожно притронулась к плечу Юры. - Поймать такси?
- Не нужно... Задумался.
- Зайдем? По стаканчику пломбира...
Юра вымученно улыбнулся:
- Меня ждут.
- А... можно мне к вам?
- Можно. Отчего ж нет...
Квартира. Лена беседует с взрослой школьницей, соседской девчонкой. В руках у неё книга Фраермана "Дикая собака динго".
В прихожей Юра и Зоя. Он помогает ей раздеться, указывает куда пройти. Сам скрывается на кухне. На столе записка: " Оленька занемогла. Если что нужно - кликни Настю или Марию. Тётя Ира".
Зоя замерла у порога, не спускает глаз с Лены. Какие-то новые мысли нахлынули, смешали, подмяли имевшиеся. Зоя выглядела весьма растерянной.
Лена:
- ...Чтобы прекратить наши встречи, мои родители отвезли меня к тётке. Семьдесят километров разделяли нас. Юрик работал до пяти вечера, и на последний автобус не успевал. Так он на велосипеде, напрямик, через поля. Там проходили бетонные желоба, так он по ним и ехал. Представляешь, Наденька: семьдесят километров туда и семьдесят обратно. Чтобы увидеть меня... Улизнув от тётки, я бросалась в поля. Какое же это счастье было, когда я видела его, слышала голос! Ничего прекраснее я не знала, чем его счастливое потное лицо и любящие глаза... А однажды на него напали десятиклассники. Тётка моя - она в школе завуч - подговорила... Думала: изобьют - больше не приедет. Как мы дрались, Надя! Это было ужасно... Но мы победили! В тот день, измазанные в крови, своей и чужой, поняли яснее ясного: мы - одно целое, навсегда...
Зоя взяла пальто, и, не одеваясь, поспешно вышла.
Квартира тёти Иры. Марина бледная, осунувшаяся стоит у окна, уткнувшись в перекладину лбом. На кровати мечется в горячке Олечка. Марина вздрагивает всем телом от её вскриков.
- ДяЮра не уходи... дяЮра, мама больше не будет ругаться...
Тётя Ира, беспомощно, зависла над внучкой, еле сдерживает слёзы:
- Что ж это... За что мука-то ребёнку?
Марина через плечо глядит на свекровь, но ничего не говорит, поднимает руки, сжимает голову, захватив пряди волос и наматывая их на кулаки.
Девочка постепенно утихает, дыхание становится ровным.
- Уснула, - тётя Ира на цыпочках отходит к Марине.
- Ба, - неожиданно зовёт Олечка. - Поедем к дяЮре...
Тётя Ира смотрит на Марину. Олечка тоже.
Марина стонет, продолжая наворачивать волосы на кулаки
- Ты плохая! - кричит Олечка, захлёбываясь плачем, уткнулась в подушку. - Плохая, плохая... ДяЮра, приходи скорей, и забери меня...
Продуктовый магазин. Юра у кассы: получил чеки, сдачу и направился к прилавку. Внезапно крик:
- ДяЮра!!!
Юра оборачивается: через весь зал, спотыкаясь, к нему летит Олечка. Ловит её в объятья, девочку душат слёзы:
- Она... она сказала... сказала... ты не хочешь меня видеть... она сказала... сказала... ты меня не любишь...
- Мама пошутила...
Подходит суровая Марина, берёт из руки Юры чеки:
- Что здесь?
- Молоко... сыр российский...
- Выйди, успокой её...
Марину пропускают без очереди.
На улице. Олечка на руках у Юры, крепко обхватив его шею, спит, всхлипывая.
Рядом идёт Марина, говорит тихо, как бы сама с собой:
- Всю неделю как на иголках, все нервы истрепала... Дёрнул же чёрт зайти в этот магазин! Она меня в гроб вгонит...
Юра, глянув на Марину:
- Это вам не идёт.
- Обойдёмся без советов... - огрызнулась та.
- Отмахнуться проще всего. Но неужели вы не понимаете, что своим... отношением к дочери, вы ожесточаете её сердце, настраиваете против себя.
- Что же, прикажешь плясать под её дудку?
Юра приостановился, посмотрел в самые глаза Марины:
- Вот так падает сосулька с карниза. Подтаяла, и полетела вниз.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Зачем вам ребёнок? Отдайте Оленьку нам. Тем самым, мы лишим вас "хвоста", и вы, может быть, выйдете замуж.
- Ты забыл: ещё есть Ирина Михайловна.
- Не забыл. Вы потеряете себя в её глазах, взамен приобретёте свободу...
- Нет! Такой свободы мне не надо.
Квартира тёти Иры. Её дома нет. Олечка уложена в кроватку.
Юра идёт к выходу.
- Юра, - останавливает его Марина. - Скажи... ты мог бы... Нет, ничего. До свидания.
Юра уходит.
Марина бьёт себя по голове:
- Дура! Дура! Кура безмозглая!
Достаёт из холодильника бутылку вина, из сумочки сигареты. Выпила немного, закурила, присела к телефону. Взяла трубку, набрала номер:
- Ларис, ты? Слушай, приезжай, мне так паршиво, что хоть из окна выбрасывайся... Приедешь, а?
Прижала трубку к шее, курит, а слёзы ,окрашенные в чёрный цвет, обильно текут по щекам.
Квартира Булаковых. Бабушка Юры кормит Лену. Она чувствует себя неловко, пытается отказаться.
Бабушка:
- Ты упрямая, так я ещё упрямее. Будешь увиливать - пожалуюсь Юрию.
- Елизавета Денисовна, я действительно больше не хочу.
- Зови просто бабушкой. Вот не верю, хоть режь. Наелась она... Воробей больше бы склевал.
- Ему двигаться, а мне колодой лежать.
- Прекрати! Что ещё за колода? Ещё раз услышу - по губам получишь, ты мой характер знаешь. Так что я ничего не слышала. И давай налегай. Сколь положено, изволь милая, умять. Я думала: невестка у меня сильная, а она капризуля... - бабушка шутливо нахмурилась. - Ай-яй-яй...
Робко звенькнул дверной звонок.
- Это баба Настя, - сообщила Лена.
На площадке действительно стояла баба Настя.
- Добрый день. Освоились?
- Освоилась, ничего мудрёного. Проходьте, мы в аккурат чаёвничать собираемся.
- Благодарю, не откажусь за компанию. Что доктор сказал?
- А что он может сказать? Сказал... что и левая рука откажет... Почаще перекладывать, чтобы пролежни не образовались...
- Горе-то, какое... Матери сообщили?
- Телеграмму послали. Молчат... простить не могут Юрику. Считают: по его вине несчастье... Перед отъездом, зашла к ним... И что вы думаете, они мне сказали? Мол, сам заварил кашу, сам пусть и расхлёбывает...
- Да это ж без сердца надо быть! Такое сказать о родной дочке...
- Плюнула им в ноги, и ушла... Звери человечнее к своим детёнышам. Тьфу, зараза, говорить о них тошно! Проходите прямо к Леночке, я сейчас чаёк принесу.
Квартира тёти Иры. Марина исповедуется подруге Ларисе, экстравагантной девушке, похожей на заграничную туристку. Хиповый в обтяжку джинсовый костюм, сапожки, сигарета с мундштуком.
- Смотрю на него, а вижу Толика. Таким он и был...Понимаешь, Лор, тянет меня к нему...Так тянет...
- Понимаю...
- Такие же глаза... Почти такая же походка... Лорка, пойми ты меня: люблю я его... Словно Толик вернулся, воскрес...как бывало в войну: придёт похоронка, а спустя время опровержение - живой...
- Бывало.
- Олька всю неделю нервы тянула: "Пусть дяЮра с нами живёт..." Представляешь, я даже побила её...
- Представляю. Через Ольку и цепляй его за жабры.
- Лорка, ты чудовище! У него жена прикована к постели... Вчера правая рука отнялась...
- Тем более. Думаешь, он всю жизнь будет нянькой у её постели? Сколь говоришь ему?
- Двадцать пять.
- Лапуля, он живой мужик. Со своей, как я понимаю, удовольствия не получишь. Ручаюсь головой: уже посматривает на сторону. Ты, главное, сопли не жуй, а выдвигай свою кандидатуру. Могу ключ от дома дать.
- Гадко как-то...
- Матушка, окстись...
- Нехорошо, нехорошо, Лор... украдкой... как крошки воровать с чужого стола...
- А тебе хочется сразу целый тортик?
- Хочется.
- Хочется, перехочется. Всё, лапуля, нам с тобой теперь суждено есть то, что подадут. Как говорится, бери ложку и действуй. Или другие опередят. Се ля ви.
Рабочая столовая. За столиком Зоя и Галка.
- Нет, я бы так не смогла, - говорит Галка. - Я бы удавилась ночью.
- Ничего ты не понимаешь. Любит она его. Любит. А когда любишь... не сделаешь больно любимому. Ты бы видела, как она говорила о нём! Я стояла, и не верилось, что никогда ей не встать на ноги, не пройтись под руку с мужем, не танцевать... И ещё тысячу "не"...
- Я бы так не смогла...
- Не о тебе речь. Впрочем, и о тебе. Если ещё будешь пялить зенки на него, я тебе их выцарапаю. Поняла?
- Ты чего, Зой? Я же... жалею...
- Про себя жалей, людям не показывай. А особенно ему. Всё, - бросает ложку в недоеденный борщ, и уходит.
Галка растерянно смотрит ей вслед, в глазах заблестели слёзы.
Вечер. Юра подходит к детскому садику. У входа сталкивается с Мариной и Олечкой. Последняя с радостным криком бросается:
- ДяЮра! Пришёл! Я же говорила! Говорила...
Юра обнимает Олечку, невнятно отвечает на её щебет, и смотрит на Марину. У неё принуждённо строгое лицо, а в глазах почти-что улыбка. Юра отвечает на эту улыбку своей, свободной, приветливой.
- Мам, ты уже не сердишься на дяЮру? Нет? - спрашивает Олечка.
- Не сержусь.
- И он будет с нами жить?
- Это спроси у самого дяди Юры.
- Ты хочешь с нами жить? Хочешь?
Юра в замешательстве. Олечка, откинувшись, заглядывает ему в лицо, а он не знает, как ответить: этим глазёнкам лгать нельзя.
Квартира тёти Иры. Юра усыпляет Олечку, рассказывая сказку.
За столом на кухне Марина и тётя Ира. Марина небрежно помешивает ложкой в чашке, чувствуя на себе недобрый взгляд свекрови.
Осторожно выходит из спальни Юра, прикрывает дверь.
- Спит. Спасибо, чай не буду. Пойду, дома беспокоятся.
- Присядь, Юра, - заговорила тётя Ира. - Я позвонила, что ты у нас... Нехорошее дело получается, Юрий.
- Мама, - вскинулась Марина.
- Я сейчас говорю, Марина. Дадим и тебе слово.
- Вы про что, Ирина Михайловна?
- Про вас. Про Марину вот, про Оленьку.
- Мама! Я сейчас уйду...
- Если я для тебя пустое место - уходи. Так вот, Юра, нехорошее дело... Через Оленьку, гляжу, к нашему дому тянешься. Вроде как не замечаешь, что Марина ловит тебя, словно рыбу на живца. Не знаю, как по - вашему, а по моему, подлость. Нечестно и грязно. Это в первую очередь к тебе, Марина относится. Подумайте.
Двор. Из подъезда выходит Юра. Из-за кустов появляется Зоя, поравнявшись с Юрой, бьёт его по лицу:
- Считай, что эта пощечина от Лены. А эта от меня!
Юра ничего не сказал, ничего не сделал, так же медленно пошёл по улице, точно ничего не случилось.
Зоя некоторое время смотрит ему вслед, затем с криком: "Юра, погоди", бросается догонять.
Квартира Булаковых. Вечер. Лена, полусидя, обложенная подушками, читает "Вечёрку". Бабушка вяжет.
Лена прикрыла газету, посмотрела на часы: четверть девятого.
Бабушка искоса наблюдает за Леной.
- Елизавета Денисовна, поговорите с Юрой...
- О чём, Леночка?
- Я хочу... чтобы он был счастлив...
- Что-то я не пойму, девонька. Да разве он несчастлив?
- Теперь... нет. Он приносит себя в жертву...
- Замолчи, Лена! Не желаю слушать... такие вот слова. Ты просто устала, поспи...
- Поспи, - горько усмехнулась Лена. - Зачем я только просыпаюсь... чтобы поесть и снова поспать?
- Не говори глупостей!
- Это не глупости, это реальность. Не сегодня - завтра отнимется другая рука... Я даже на машинке не смогу печатать... И что? Что дальше?
- Жить.
- Существовать... Живое брёвнышко, лупает глазёнками и что-то булькает...
- Лена, прекрати! Ты терзаешь мне сердце...
- Извините. Всё, больше не буду... Расскажите, каким Юра был маленький.
Набережная. Вечер. У самой воды на расстелённых газетах сидят Юра и Зоя.
- Юр, я могу чем-то помочь тебе?
- Чем? Ты можешь поставить на ноги Лену? Нет. Тогда чем?
- Ну... хотя бы как жилетка.
Юра глубоко вздохнул, горько усмехнулся:
- Нечем плакать, Зоя. Источники высохли, иссякли. Голая каменная пустыня. И только один кактус... ещё держится...
- Кто?
- Кактус... с колючками... Колется, колется...
Квартира тёти Иры. Утро. Марина собирает чемодан. Тётя Ира гладит платьице внучки.
Девочка закутывает куклу в тряпицу, доверительно сообщает:
- Там море есть. Такой большой-большой прудик, в нём живут дельфинчики. ДяЮра уже уехал и нас там ждёт...
- Оля, поторопись, - нервно бросает Марина.
Девочка собирает игрушки, что-то шепчет на ушко кукле.
Тётя Ира прячет слёзы, украдкой смахивая их. Но иным удаётся ускользнуть: падают на платьице, образуя пятна, а те, с шипением исчезают под утюгом.
Автобус с табличкой "Аэровокзал Пулково". Тётя Ира прощается с Мариной, с Олечкой.
- Не забывай бабушку.
- Не буду забывать, - говорит Оленька, и целует бабушку в щёку.
- Марина... Спасибо тебе, огромное спасибо! Будь счастлива!
Марина быстро целует свекровь - и в автобус.
Олечка что-то говорит за стеклом окна.
Автобус отходит. Едва он скрывается за углом, тётя Ира поворачивается и видит: от трамвайной остановки бежит Юра.
- Уехали?! Почему мне не сказали? Почему?
Юра кидается к краю тротуара, пытается остановить машину.
Волга с шашечками тормознула рядом с ним.
Тётя Ира цепко ухватилась за руку Юрия:
- Юра, не смей!
Юра рванулся, выдернул руку и взялся за ручку дверцы машины. Тётя Ира опередила, закрыв доступ. Влепила Юрию звонкую пощёчину:
- Не смей, я сказала! (водителю) Поезжайте, прошу вас...
Квартира Булаковых. В гостях у Лены вся её бывшая группа из садика. Шум, гам.
Лена улыбается, широко, раскованно, как в первый день приезда в Ленинград.
На кухне бабушка Юры и воспитательница готовят забавные бутербродики.
Входит Юра, незамеченным застывает на пороге комнаты. Он принуждённо спокоен. Свежее, раскрасневшееся счастливое лицо Лены словно заполнило всю комнату. И, как цветок раскрывается навстречу лучам солнца, Юра оттаивает, улыбка жены влечёт.
Его замечают, дети стихают.
- Вот и дядя Юра пришёл, - сообщает Лена.
- Здрасте! Дядя Юра, здласте! - поднялся невообразимый гвалт, к Юре бросаются дети, облепляют.
И Юра в каком-то необъяснимом экстазе брал их на руки, тискал, тёрся щекой об их пухлые розовые щёчки. Наконец, он не удержался на ногах, и своеобразная гроздь повалилась на пол. Дети смеются, наседают - куча-мала!
- Мы побололи его! Лена Леговна! Мы побололи дяЮлу!..
Вбегает воспитательница, растерянно всплёскивает руками:
- Ребятишечки... Успокойтесь же... Я сейчас попрошу дядю Юру закончить сказку про мышонка... Вы же хотели...
Её никто не слушает - куча-мала в разгаре.
Смеётся Лена, а по щекам обильно текут слёзы, на искусанных губах капельки крови.
Заходят соседи, о чём-то говорят с бабушкой, улыбаются.
- Ребятишечки... ребятишечки... - бьётся слабенько о стены.
Юра, забывший о времени и месте, сам будто ребёнок, самозабвенно катался по полу, облепленный "ребятишечками"...
г. Фрунзе - г. Ленинград, 1980г.
Это моя первая и единственная попытка написать киносценарий. Время написания-1980год.
Киносценарий
Наши дни
Ресторан. Перед закрытием. За столиком у окна сидит Юрий. Перед ним нетронутая закуска, графин с водкой, наполненная рюмка.
Судя по тому, как перешёптываются официанты, посматривая в сторону Юрия, он здесь давно сидит. И ни к чему не притронулся. Его взгляд устремлён в пространство.
Воспоминание.
Тёплая летняя ночь в селе. Звёзды слабо мерцают, как сквозь грязное стекло. Дивная тишина. По асфальту шоссе идут Юра и Лена. В руке Юры Ленины босоножки и свои туфли.
Они держатся за руки. Лена старается идти ближе, чтобы ещё и локтем и плечом касаться Юрия.
- Яблоками пахнет, - сладко вздыхает Лена.
- Молоком и силосом, - добавляет Юра.
Лена тихо, счастливо смеётся. Юра искоса, с улыбкой, поглядывает на неё.
Чиркнула по небу звезда.
- Вы что-нибудь загадали?
- Нет. Не успел.
- Я тоже, - смеётся Лена.
Справа вырисовывается здание.
- Зайдём в школу? - предлагает Юра.
Они подошли к левому крылу. Юра вскочил на выступ фундамента, толкнул половинку окна. Влез на подоконник, подал руку Лене.
- А нас не заругают?
- Кто?
- Сторож.
- Дед Аким? Да он спит и десятый сон видит.
Наши дни
- Закругляйтесь, - подошёл официант, выразительно прошуршал листами блокнотика.
- Что? - словно спросонья спрашивает Юрий.
- Закругляйтесь, говорю, - официант кладёт на стол счёт.
- А... Круглюсь, - Юра достаёт деньги, расплачивается, берёт рюмку, но пить медлит.
Воспоминание
В классе полумрак. Слышен шум фонтанчика за окном.
Парты маленькие, для первоклашек. Лена сидит за партой, Юрий сверху. Парта поскрипывает.
- Почему вы... со мной? Только по правде...
- Я всегда говорю по правде. Запомни на будущее, - помолчал, пощипывая усы. - Однажды, когда я был чуть постарше тебя... меня чудовищно предали, обманули... А у тебя, Лена, такие глаза,... которые не смогут предать, солгать... Я поверил им, как верю, что Земля круглая, что за ночью придёт день.
- Это правда? Вы не смеётесь? Простите, что я так... Сейчас такие парни грубые, циничные...
- Не все, Лена.
- Но я не встречала... хороших.
Помолчали. Лена прислонилась щекой к руке Юры, он пальцами бегал по её лицу.
- О чём вы думаете?
- О нас Лена. Я старше тебя на шесть лет. У меня за плечами армия, а тебе ещё три года школы...
- Год! - вскинулась Лена. - Я кончу восемь классов и пойду работать... чтобы не быть зависимой от родителей... Мы можем уехать в город, снять комнату и жить... как брат и сестра... до тех пор, когда... будет можно расписаться. Я обещаю вам: не надоем, не наскучу... Я тоже вам верю! Поцелуйте меня... по- настоящему...
Юра целует. Некоторое время, полуобнявшись, сидят молча.
- Вам не противно было? - горячо шепчет Лена.
- Нет.
- И мне не противно. Только я совсем не умею целоваться...
- Это не главное, Лена. Говори мне "ты"...
- Хорошо, Юра... Ты... не думай про шесть лет.
- Не буду. Только ты закончишь десять классов, это нужно для НАШЕГО будущего. Я подожду. Потом мы поедем в Ленинград.
- Правда?
Юра, смеясь, целуя:
- Нет, "Известия". Всё, нам пора по домам.
- О, как не хочется!
- Мне тоже, но надо. Тебе утром в школу...
Наши дни
- Закрываемся. Молодой человек, закрываемся.
Юрий кивает головой, выливает из рюмки обратно в графин и сверху рюмку, как колпачок одевает.
- Вот такие пирожки... с котятами.
Официант обалдело смотрит вслед.
Невский проспект. Юрий идёт по тротуару, затем входит в телефонную будку, набирает номер.
Клиника. Нейрохирургическое отделение. У телефона дежурная сестра:
- Спит. Лучше, значительно лучше. Передала, всё слово в слово... Право, какой вы... Это вам скажет Олег Степанович, лично...
Невский проспект. Юра бросает трубку мимо рычага, открывает ногой дверь и... садится на порожек, обхватив голову.
Воспоминание.
- Проснулся?
Бабушка прошла мимо, неприветливо глянула, бухнула на табурет продуктовую сумку.
Юра, занимавшийся зарядкой с гантелями, удивлённо вскинул голову: что с ней?
Бабушка подчёркнуто безразлично освобождает сумку, раскладывая продукты в холодильник. Закончив, повернулась к Юре:
- Что скажешь?
- В смысле?
- В смысле, почему я должна на старости лет краснеть? (в сердцах) Ты бы ещё первоклашку повёл в кино!
- А что здесь зазорного?
- Не хорошо это! - жёстко сказала бабушка, уходя в комнату, на пороге обернулась: - Если я что-нибудь для тебя стою...
- Это запрещённый приём!
- А позорить мои седины - какой приём?
Юра зло швыряет гантели на пол.
- И нечего психовать. Малолетка она...
- Причём здесь это? - вспыхнул Юра. - Почему вам так хочется видеть дурное? Почему?!
- Эх, Юра, жизни ты не знаешь. А пора бы... У твоих вон одноклассников дети уже бегают...
- Будут и у меня бегать. Успеется.
- А пока, значит, опозорю фамилию деда...
- Бабушка!
- Не кричи, я тебе не ровня... Да уж видно правнуков не дождусь... И в кого ты такой непутёвый?
- В тебя, разумеется. Вспомни свою юность...
- Тебе что, постарше не хватает? Девок хоть пруд пруди.
- Я думал, ты меня поймёшь. Стареешь?
- Проходу нет... Всё село косточки перемывает.
- Не бери в голову. Ба, ну неужели ты думаешь, что я способен на подлость?
- Но она школьница! Ей об уроках думать надо, а ты ей голову любовью задуриваешь.
- Не задуриваю. Это серьёзно. Ба, всё будет хорошо.
- Боюсь, что нет. Ты упрям, а Мезенцевы тяжёлые люди...
- Поднатужимся и одолеем любую тяжесть.
Бабушка пытается что-то сказать, но, махнув рукой, скрывается за дверью.
В доме Мезенцевых. Утро. Кухня, она же и столовая. Лена в школьной форме завтракает, поглядывая в раскрытый учебник. Входит мать с подойным ведром.
- Доброе утро, ма.
- Кому как. Ты во сколько вернулась вчера? Вернее, сегодня.
- В одиннадцать.
- Не ври! Без четверти час ты погасила свет. Было?
- Было.
- Я когда сказала вернуться?
- В девять. Я задержалась...
- Ха! поглядите на неё, начальница, какая: "Я задержалась". В клубе была? Опять с этим? Отвечай!
- Да.
- Ленка, в последний раз предупреждаю! Чтоб за версту, а будет приставать, передай: ноги перешибу и отвечать не буду. Олег!
Из комнаты вышел отчим с газетой в руках.
- Ну?
- Бзну! Сегодня же сходи к Булаковым, поговори с этим недоумком...
Лена, вскочив:
- Мама!
- Заткнись! Ешь, и дуй в школу. (мужу) Скажи, чтоб на пушечный выстрел не подходил к Ленке. Ещё лучше будет, если совсем уедет: с глаз долой, из сердца вон.
Отчим, не отрываясь от газеты:
- Угу.
- Не "угу", а сделай! И не рассусоливай, знаю тебя.
Отчим сложил газету, коротко глянул на падчерицу:
- Скажу.
Лена, одарив его злым взглядом, захлопнула учебник, пошла за портфелем.
Мать, процеживая молоко, крикнула в спину:
- Чего не доела?
- Не хочу.
- Ну и ходи голодная, умнее станешь.
Наши дни
Невский проспект. Юрий встрепенулся, вскочил, глянул на номер дома - и опять к телефону:
- Девушка, такси нужно... Срочно!
Воспоминание.
- О, кого я вижу! Ты ли свет мой Юрий?
Сельская улица. У колонки набирает воду Петька, бывший одноклассник. Он в трико с раздутыми коленями, белой майке в сеточку и пёстрых шлёпанцах.
- Давно дембельнулся?
- Недавно, - уклончиво ответил Юра.
- Ну и добре. Отбацал - и будя. Пусть теперя другие шрапнель пошамают. Куда кости бросаешь? Чем вечер убиваешь? Махнём в Мирное, там такие студенточки приехали, помидорки собирать. Мна! Самый сок...
- Я слышал: женился.
- У тебя хороший слух. Оттуда привёз, сибирячка. Дусей зовут. Ничё баба, хозяйственная, жаркая. Тёща вчера в отпуск нагрянула, а Дуську в больницу свёз: пополнение ждём. Хочу дочку... Да, тут про тебя такое треплют! Правда?
- В смысле?
- Ну... с малолеткой фигли-мигли затеял. Зря ты это, Юрок. Чуть что, захнычет, к мамке с папкой побежит. И потом... суши сухарики.
- Дурак ты Петька. Как и все.
- Да уж не дурнее тебя. С пятиклашками не балуюсь. Хошь с бабой сведу? Разведёнка, жаждущая.
Юра презрительно сплюнул, и пошёл по улице к себе.
- Чморик, - бросил ему вслед Петька. - Да будь ты хоть трижды Ромео, а она Джульетта... Чморик!
Наши дни
Коридор в клинике. Дежурная сестра не пускает Юрия, желающего прорваться в палату. Сестра громким шёпотом:
- Угомонитесь, или я милицию вызову.
- Мне только посмотреть...
- Приходите завтра, переговорите с Олегом Степанычем...
- Я посмотрю и уйду...
- Не могу, не положено...
Юрий внезапно перестаёт ломиться, плюхается на диван:
- Я здесь буду ждать утра... Дома не могу...
Воспоминание.
Глубокая ночь. Юра в одних трусах сидит на подоконнике своей комнаты. Окно выходит в сад. Собирались тучи, обещая дождик. Сырой ветерок рвался в комнату, трепал занавески. Кожа Юры покрылась пупырышками, но двигаться не хотелось.
На улице к колонке кто-то подошёл - зашумела вода. Залаяла Булька, метнувшись к калитке.
Юра натянул брюки, накинул на голое тело пиджак. Вышел на крыльцо.
- Кто там?
Вышел за калитку. Никого. У соседей светилось окно, в его отсветах блестела колонка, лужи рядом. Булька грозно рыкнула в сторону дерева у колонки. И Юра увидел тень: за деревом кто-то стоял.
- Выходи, раз пришёл.
Это была Лена.
- Здравствуй, - шагнул к ней Юра.
- Не подходи! - Лена вырвала руку из кармана ватника, и Юра увидел кухонный нож.
- Ты... Вы думали... я куколка? Я не сестра, не побегу сопливить бабушкин подол. Сама... за себя постою!
- Молодец! Только так и надо.
- Не подходите! - взмах ножом.
Юра с улыбкой снимает пиджак, вешает на ветку.
- Жаль, завещание не написал. Ну, что ж, раз время не терпит...
Опускается на колени, склонив голову:
- Руби палач...
Лена бросает нож, срывает пиджак с ветки, набрасывает на плечи Юры, опускается рядом:
- Почему? Почему не приходил? Почему, Юра?!
- Лена... - Юра вскакивает и поднимает Лену.
Она приникла к нему, как в ознобе прижалась к груди, точно к тёплой печке, плача уткнулась в шею:
- Почему так долго... так долго...
- Леночка... Успокойся... Ну, не надо плакать, я прошу тебя...
- Не буду... Уже всё... - говорит Лена, а слёзы текли и текли. Юра вытирал их рукой, целовал её мокрые глаза.
- Люди против нас... Бабушка моя... твои приходили, угрожали ноги переломать...
- Они все только пугают, и завидуют, да! завидуют нашей любви! Зачем нам люди? Разве это плохо, что мы вместе? Думаешь, меня в школе меньше достают? А я не вижу и не слышу их, потому что вижу только тебя, одного тебя... Юрочка, ты старше и умнее меня, скажи: что делать? Я не могу спать, не могу есть... Я не могу без тебя, Юра! Не могу...
- Мы будем вместе, будем. Только не испугаться сплетен и грязи... Мне стыдно, но я немного испугался...
- Я не боюсь, Юра! Если ты будешь рядом, я ничего не испугаюсь. Закончу четверть, уеду к бабушке. Она поймёт меня и не станет мешать нам. Мы будем видеться каждый день! Тебе когда на работу?
- Зав... уже сегодня.
- Ой, тебе же надо поспать! Всё, всё, я побежала. И пусть нам приснится один сон: ты, я и цветы... И ещё небо бирюзовое, и два облачка... И две птички, красивые и гордые... И цветы, цветы, много цветов!
- Фантазёрка ты, Ленушка.
- Ле-нуш-ка... Красиво. Скажи ещё раз.
- Ленушка! Ленушка...
В доме Мезенцевых. Кухня. Лена растрёпанная стоит перед матерью.
- Ну, долго я буду ждать? Язык проглотила?
Лена, сглотнув слёзы:
- Я люблю его.
- Что?! Соплячка! - Мать бьёт Лену по лицу. - Любови ей захотелось! Да я до двадцати лет боялась парней...
Приоткрылась дверь комнаты, на пороге отчим опять с газетой.
- Нина, потише, пожалуйста.
Мать с ненавистью:
- Помолчи, ты ещё... Ремень!
Ёжась, отчим вытаскивает из брюк ремень, передаёт жене и скрывается за дверью.
Мать, складывая ремень вдвое:
- Ты у меня забудешь имя его! Как сидорову козу выдеру...
Лена выпрямляется, открыто смотрит в лицо матери:
- Бей, бей! Всё равно буду любить! Буду! Буду!
Мать остервенело хлестает ремнём Лену:
- Только принеси в подоле... Придушу! Вот этими руками придушу, тебя и твоего выродка...
Лена в истерике:
- Буду любить! Буду! Буду! Буду!
В доме Булаковых. Вечер. Бабушка и Юра ужинают, впрочем, он давно уже не ест.
Бабушка, трогая внука за руку:
- Юра, ау. Стынет, ведь.
- Пусть.
- Ну, это глупо, в конце концов: чем виноват желудок, Юра? Ты слушаешь меня?
- Что?
- Соберись! Ты делаешь из мухи слона. Я уверена: не сегодня-завтра она пришлёт письмо.
- Письмо, - горько усмехнулся Юра. - Ба, её отправили в ссылку, под строжайший надзор! Кто ж позволит письма посылать? Тётка? Скорее курица родит цыплёнка, чем она допустит... Чёрт, как же я, кретин, не спросил раньше адрес...
В доме Тётки. Утро. Лена хмурая, осунувшаяся, глаза на мокром месте, собирает портфель. Выходит на крыльцо. На столе остался нетронутым завтрак: глазунья, кружка с молоком.
- Стоять! - раздаётся резкий окрик, когда Лена приближается к калитке.
Из сарая выходит мужеподобная женщина лет сорока, в брюках, мужской сорочке, концы завязаны узлом на животе. На ногах кирзачи, на голове мужская кепка, в зубах беломорина.
Лена застыла, сжавшись.
- Иди сюда.
Тётка ждёт у груды не расколотых чурок, поставив одну ногу на чурку, рядом с топором.
- Портфель, - властно протягивает руку тётка.
Лена медлит, отводя портфель за спину.
- Ленка, не зли меня - уши оборву! - Тётка приближается, вырывает портфель, начинает выкладывать на чурку учебники, тетради. Обследовав портфель, затем учебники, запихивает их на место. Листает тетради.
- А вот и улики! "Здравствуй, милый Юрочка!" Это я конфискую, дорогуша. Всё, свободна. И не вздумай улизнуть после уроков. Мать мне разрешила тебя пороть, так что не напрашивайся. Прозвенит последний звонок - пулей домой.
Сложив тетрадь пополам, тётка кладёт её на чурку и - хрясть топором, ещё раз, ещё.
Лена, плача, идёт к калитке.
- Зараза! Фашистка! Гестаповка!
В доме Булаковых. Вечер. Юра с забинтованной головой, в кровоподтёках лицо, задумчиво уничтожает поздний ужин.
Бабушка, с болью глядя на внука:
- Может, вам повременить встречаться? Зачем гусей дразнить... Переписывайтесь пока.
Юра вскинулся, бросил вилку в сковороду:
- Переписывайтесь? Да понимаешь ли ты, что её обложили! Тётка - типичный царский жандарм, как в кино... Из любимчиков создала охранку - сплошные фискалы. В школе её за глаза зовут Аракчеевым. Завуч - шишка! Видела б ты её... ошибка природы: не то мужчина, не то женщина. За хороший аттестат блюдолизы следят за каждым шагом Лены... Кретины, толпой на двоих!
- На двоих?
Юра улыбнувшись:
- Ленушка молодчина, мне не уступала...
- Сколько же их было?
- Восемь, девять, не больше. Ничего, я с ними по одиночке встречусь.
- Ты что, рехнулся? Мало тебе неприятностей? Юра, умоляю: повремени, пусть страсти улягутся. А там глядишь, Леночке удастся написать...
- Ага, закатай губу назад.
- Но это же не дело, мотаться каждый день семьдесят километров...
- Семьдесят два...
Бабушка в сердцах:
- Да хоть пятьдесят! Каждую ночь таким возвращаешься... Или не дай бог, зашибут насмерть, бросят в поле и ищи потом виноватых. Мало таких случаев было?
- Ты больше слушай, - Юра вновь принялся есть.
- Ну, и чёрт с тобой! Мотайся... пусть дубасят, не убьют, так покалечат...
Юра вскочил, уронив стул:
- Давай, давай, рой мне яму, закапывай! Что плохо ешь? Как же, поешь тут, аппетит прямо так и нагоняют.
Бабушка примирительно
- Что вскочил? Сказать уже ничего нельзя... - обидно вздохнув, уходит.
Юра вновь садится к столу, ест.
Возвращается бабушка - она уже остыла.
- Петя заходил: Дуся родила двойню, девочек. Ошалел от счастья .Просил зайти, выпить за такое дело.
- Зайду.
- Когда? Опять с работы умотаешь...
- Вернусь пораньше: Лену перепрятывают от меня, кажется, к сестре отправят...
- Раису Матвеевну видела. Обижается: когда с армии пришёл - и не зашёл. У неё муж помер. Рак, говорят, был.
- В субботу зайду, - Юра встал, накрошил хлеб в миску, добавил недоеденное из сковородки.
- Бульке? Кормила.
- Ничего, ночь большая.
Юра выходит. Бабушка убирает со стола.
Влетает Юра взбешённый:
-Т ы что сделала?!
Вздрогнув, бабушка опускается на стул, теребя столовую тряпку.
- Юра...
- Молчи!.. Хулиганка, вот ты кто! Думаешь, если порезала шины, так я не поеду? Я пешком пойду. Да! Я думал... ты мне, как друг... а ты... ты со всеми заодно! Эх, ты! - махнув рукой, Юра убегает, саданув дверь так, что стекла в окнах отозвались.
- Юра... - обессилено навалившись на стол, бабушка плачет.
Баба Шура, высокая полная женщина пенсионного возраста, с белым лицом и ещё свежими молодыми глазами, излучающими нежность и доброту. На голове у неё намотано чалмой полотенце.
Лена и Юра в плащах, мокрые, штанины закатаны до колен. Счастливые, озорные.
- Леночка! Долго жить будешь: я утречком всё думала - что-то Леночка запропастилась. Здравствуйте. Проходьте, хорошие мои! Это, как я понимаю, и есть твой "Замечательный Юрик"?
- Он. (Юре) А это замечательная баба Шура. Знакомьтесь.
Юра и баба Шура пожимают друг другу руки. Ребята раздеваются.
- Помыла голову, сижу у окна, смотрю на дождь и скучаю. Леночка, возьми тазик, я счас кипяточку дам - ноги сполоснёте. Дети, как я вас понимаю и завидую! Босиком по лужам... - баба Шура приносит чайник, наливает в тазик воду. - Счас мы пир устроим, картошечка ещё горячая, грибочки, конфеты из Ленинграда. Сестра снабжает... Как хорошо, что вы нагрянули!
- Ныряй, - Юра приподнимает Лену, опускает ногами в тазик, подвигает стул.
Баба Шура подала полотенце, не спуская восхищённых глаз с ребят:
- Как я вас понимаю, и завидую! Поспешайте: я накрываю.
Юра моет ноги Лены, затем вытирает, одевает носки. Лена ласкает его обожающим любящим взглядом , они по-детски дурачатся.
Баба Шура накрывая стол:
- Ну, ну, шалунишки. За стол живенько. Приёмник чтой-то замолчал. Устал, верно, работать: старичок, с пятьдесят девятого. Музыку, бы: какой пир без музыки...
- Можно посмотреть? - вызвался Юра.
Наши дни
Клиника. Утро. На диване у дежурной сестры спит Юрий, заботливо укрытый одеялом.
Входит профессор, крупный, с мясистым подбородком в белом халате и низко надвинутой на лоб шапочке. Великаном встал над спящим, в нерешительности потёр нос.
Входит сестра, по матерински жалостливо смотрит на Юрия.
- Может... мне сказать? Обнадёжить...
- Нет. Ему нужна правда.
- Молод... для такого горя...
Юрий шевельнулся, одеяло сползло - и он проснулся, вскочил:
- Здравствуйте. Извините, я тут...
- Ничего, ничего... Присядьте.
- Что? Плохо? Доктор, что с Ленушкой? - почти кричит Юрий.
Профессор вздрагивает, как от пощёчины, говорит совсем не то, что собирался сказать:
- Наука, сегодня, бессильна ей помочь... Позвоночник, спиной мозг... это такая область, где мы чаще всего пасуем, опускаем руки...
- Что у Лены?
- Трещины, опухоли... Во время первой операции не обнаружилось, а теперь вот... Я сделал всё, что мог...
- И ...что? Она умерла?
Медсестра энергично замахала руками:
- Что вы? что вы? Жива! Ваша супруга жива.
Профессор потупился, затем положил руку на плечо Юрия, сжал.
- И будет жить ещё долго. Организм крепкий, жажда жить завидная... Но... теперь вы её ноги и руки. Мужайтесь...
Пауза. Юра, судорожно сглотнув:
- Лена сможет родить?
Профессор, опустив голову, тихо:
- Нет... Ребёнок умер до операции... - Вздохнув, профессор быстро удалился.
Юра, точно задыхаясь, выдавливает:
- Ленушка, Ленушка...
Сестра с полными слёз глазами, наливает в стакан воду, подаёт. Юра отстраняет.
- Я могу её забрать?
Воспоминание.
За столом. Играет лёгкая инструментальная музыка: старичок работает.
- Кушайте, хорошие, как дома. Специально для милых гостей, последнее. А последнее всегда вкуснее. Может, Юра желает чего покрепче? Так имеется, последнее.
- Не балуюсь.
- Вот это мужчина! Клад, Ленушка, держись его, во как. - Баба Шура сжала кулак.
- Держусь, - смущённо уркнула в тарелку Лена.
За окном лил дождь.
Лена уходит к сестре:
- Вы тут без меня не тоскуйте.
- Трудное дело, - смеётся баба Шура. - Усохнем, дожидаючи.
- Я не надолго. Усыплю бдительность - и сбегу. Всё, побежала.
Бабушка Юрию:
- А мы может, в шахматишки сыграем? Как?
- Положительно.
Баба Шура и Юра играют в шахматы. Баба Шура, сделав ход, пристально посмотрела на Юрия:
- Юра, мне хотелось бы поговорить с вами ...прямо.
- Пожалуйста, - кивнул Юра, смотря на доску, рука его зависла над фигурами.
- Шутки шутками, но могут быть и дети.
Юра вскинул голову:
- В смысле?
- Я знаю всю вашу историю... Ей от роду два месяца, но уже столько испытаний. Ваше чувство крепнет... здесь и рождается корень моих опасений.
- Вы имеете в виду... половые отношения?
- Да. Как не берегись, а всё же... Было б Леночке лет шестнадцать - полбеды, но ей ещё и пятнадцати нет.
- Я знаю.
- Как показывает практика, знание не спасает. Далеко не надо ходить за примером. У нас в школе, в прошлом учебном году обследовали девочек восьмого класса... Результаты привели проверяющих в транс: сорок пять процентов, уже потеряли девственность! Это ужасно, непостижимо... А Надя? На выпускной пришла, имея трёхмесячную беременность. Её подло бросили, как использованную спичку... (пауза) Надя крепкая, выдержала, а вот Леночка... Такие, как правило, накладывают руки...
Юра, перебивая, сжав в руке пешку:
- С нами такого не случится.
- Хочется верить... Извините, Юра, но вы взрослый парень, мужчина...
- С нами такого не случится, - твёрдо повторил Юра, глянув прямо в лицо бабы Шуры. - Расскажите, лучше о Наде. Я учился с ней до половины девятого класса. С тех пор не видел.
- Что Надя... Вышла замуж за Ванюшу Истомина. Живут втроём в пятистенке. Третий - старшой брат Ивана, Виктор. За тридцать, инженер, шалопай и транжира. Мотается по командировкам. У них с Иваном очерёдность: месяц один, месяц другой. Так вот, Надька, живёт с обоими. Каждый по-своему ласкает, холит, подарки... Располнела, подурнела, от работы увиливает...
- Иван знает... что она...
- Не верит. Сплетни, мол. Она ему на чистоту выложила о прошлом: и про то, что дитё нагуляла, и про аборт, и что детей более не будет. А вот, что шалит с Виктором - ни гугу. Иван верит ей, потому как любит. Но сплетни, что капля долбит камень... Запил мужик, Хундиха подпаивает самогоночкой, капает на мозги...
- Сейчас кто в командировке?
- Никто. Шах... Виктор собирается. Иван сегодня утром возвернулся...
Юра решительно встаёт, идёт к вешалке с плащами.
- Извините, я покину вас не надолго. Хочу поговорить с Надей. В голове не укладывается, что она способна на такую... грязь.
- Поостерегись, сынок. Люб ты, Леночке, ох как люб... Ну, с богом. Жду к чаю.
Юра переступил порог, и ему навстречу бросилась Лена:
- Зачем? Мы же договорились!
Её отстраняет Надя, некрасиво полная, с запудренным лицом и крашеными волосами. Надя под хмельком.
- Сядь, Ленка, имей совесть. Он мой гость. Проходи Юра к столу, перекусим, что бог послал.
- Спасибо. Я только что от стола.
- Вольному воля. Присядь так.
Юра садится на табурет.
- Что так смотришь? Страшная? - нехорошо усмехается Надя.
- Не очень...
- Неправда. Я ужасно выгляжу. Отвратительно. Заплывшая жиром баба. Совсем не та "белая ворона" из восьмого "б"... Вы обходили меня, как коровью лепёшку на дороге...
- Это не так...
- Ложь! Не надо слов... Не верю, ни чему и никому не верю... В жизни главное деньги и тряпки, в которые рядишь свои вывихи и болячки...
- Надя, не надо! - дёрнулась Лена.
- Ленка, не шуми. Выйди лучше вон... Мы с Юрочкой побеседуем... Вы об этом узнали раньше, и это давало вам право смеяться надо мной... неумехой... А, чё я перед тобой распинаюсь... Всё! Уходи, и ни шагу к Ленке!
- Надя...
- Молчи, сестрёнка... Они смеялись надо мной, и посмеются над тобой... Пока я жива... не допущу... Дверь там, молодой человек.
Лена заплакала, уткнувшись в стенку лицом. Юра рванулся к ней, но Надя встала на пути. Юра оттолкнул её, не рассчитав силы: Надя упала.
- Лицом! Ко мне лицом!
На пороге стоит пьяный Иван, в руках покачивается двустволка.
- Повадились! Нашли дурака? Иван со двора - они жене под юбку...
- Иван!
- Молчи, шлюха! С тобой особо потолкуем...
- Послушайте, - шагнул к Ивану Юра.
- Назад... сволота!
Лена метнулась между Юрой и Иваном. Выстрел дуплетом. Двойной заряд дроби ударил по стенам, по посуде, зеркалу... и по спине Лены.
Наши дни
Дом, в котором живут Юра и Лена.
У подъезда останавливается такси. Юра, осторожно берёт на руки Лену, и, под десятками глаз соседей, несёт в подъезд, по лестнице.
Следом идёт тётя Ира, придавленная, как собственным горем.
Тётя Ира открывает дверь, Юра вносит Лену, бережно опускает на кровать, целует.
- Вот мы и дома.
- Юрка, мой родной Юрка! - Лена порывисто обхватывает шею мужа, плачет.
- А вот это категорически запрещаю! Отныне и на века повелеваю изгнать мокроту из глаз!
- Уже и поплакать нельзя, - улыбается сквозь слёзы Лена.
- Только от счастья.
Тётя Ира, постояв у порога, уходит на кухню:
- Господи, за что им такое?
Воспоминание.
Ленинград. Его замечательные улицы и набережные, сады и парки. И всюду мы видим Лену и Юрия. Они немного повзрослели: прошло три года с того чудовищного выстрела. У Лены осунувшееся болезненное лицо, а в глазах безмерное счастье. Юра восхищён ею, и осторожен, как с хрупкой вещью.
На пальцах обручальные кольца.
Пожилая женщина с весёлым лицом, очень похожая на бабу Шуру. Это её сестра, тётя Ира.
У неё в гостях сноха с внучкой. Очаровательная малышка трёх лет самозабвенно рисует фломастерами на полу - перед ней частично развёрнутый тощий кусок обоев.
Сноха, Марина, молодая симпатичная женщина с грустными глазами. За стеклом книжного шкафа фотография бородатого мужчины в альпинистском снаряжении. Это сын тёти Иры и муж Марины, погиб в горах. Олечка родилась уже сиротой.
Тётя Ира вяжет, Марина просматривает "Литературку", временами задерживает взгляд на траурной фотографии, на дочке, рассеяно слушает свекровь.
- А что? Пусть живут, не стеснят. Шура пишет: славные ребята, счастливые до упаду. Да-а, такому только позавидуешь... Особенно сейчас, когда молодёжь так легкомысленно относится к любви, к семье. Только представь, Мариночка: три года он ждал, как солдатка. (Марина вздрагивает как от укола, но свекровь этого не замечает) Это как же надо любить! Выдержать потоки грязи, сплетен, их били, травили... В них даже стреляли, дробью! Чудовищно!
Марина отложила газету, откинулась на спинку дивана, закрыв глаза.
- Мариночка, что с тобой?
- Это так... пустяки, мама. Работа - устала...
- Может, поспишь?
- Мам... - Марина поднялась, прошла к шкафу, и, словно ощутив плечо мужа, твёрдо произнесла: - Конечно, их счастливые лица вам приятнее будет видеть, нежели моё.
Тётя Ира поражена, мгновенно дав неверную оценку словам:
- Марина... Да как ты можешь... такое... мне...
- Мама, простите, вы неправильно поняли... Я совсем не против этих ребят. Но я... не хочу, чтобы здесь... где просыпался по утрам Толик, где смеялся и был счастлив... - в голосе Марины зазвенели слёзы, их услышала Олечка, обернулась на маму. Этот взгляд будто придал сил женщине, и закончила она несколько спокойнее: - Мы с Оленькой переберёмся сюда. А их счастье пусть расцветает там... где наше оборвалось.
- Баба! - вскочила Олечка. - Мы будем жить у тебя!
- Да, деточка, - тётя Ира ловит внучку в объятья, тискает.
Квартира тёти Иры. Вечер. Ужин. За столом, помимо хозяйки, Марина, Олечка, Лена и Юра. Олечка на коленях у Юры, они уже успели подружиться и ведут свой разговор. Марина и тётя Ира расспрашивают Лену. Марина ревнующее посматривает на дочку и Юру.
- Как доехали?
- Хорошо. Только в вагоне всё время было душно. И вода противная. У вас тоже с хлоркой?
- С хлоркой, а куда ж без неё.
Внезапно Олечка встревает:
- А я люблю писи-колу!
Марина поправляет:
- Пепси-колу. Когда ты научишься правильно говорить?
Олечка, тряхнув головкой:
- Когда вырасту.
Тётя Ира:
- Какие планы у вас?
Лена, бросив быстрый взгляд на Юрия:
- Мы уже ходили в бюро трудоустройства. Юрик пойдёт на стройку, я - в садик. Всю жизнь мечтали попасть в Ленинград - и вот мы здесь. Какая прелесть Ленинград! Я влюбилась в него без ума. Снимем комнату...
- Мам, - вновь, внезапно встревает в разговор взрослых Олечка, - мама, пусть дяЮра с нами живёт. Он хороший.
Все смеются.
Марина:
- Оля, дядя Юра принадлежит тёте Лене.
- А ты выпроси у неё.
Тётя Ира, отсмеявшись:
- Дядя Юра с Леной будут жить в вашей квартире. А к нам будут в гости ходить.
Олечка, заглянув в лицо Юре, который растерянно переглядывается с Леной:
- Правда?
Юра, глядя на Марину:
- Правда?
- Живите на здоровье.
- Спасибо... вам!
Лена порывисто Марине:
- Можно я вас расцелую... Мы для вас... что хотите, сделаем...
- Не нужно ничего. Всё равно квартира пустует. Живите...
Наши дни
Квартира, где живут Лена и Юра. Вечер. Юра купает Лену в ванной и рассказывает сказку:
- ...Феденька отогнал сельских собак, склонился над чужаком. Белая собака с чёрными лапами плакала, как человек. Феденька принёс собаку домой, омыл её раны, накормил. Собака уснула. А когда она проснулась, то увидела спасителя в печали. И заговорила человеческим голосом:
- Что за печаль сердце жмёт?
Очень удивился Феденька такому чуду, но чего на свете не бывает. Рассказал о своей печали.
Собака и говорит:
- Добро рождает добро. Ты спас меня - я помогу тебе. За этими горами раскинулась долина. Если ты пройдёшь семь городов и семь деревень, попадёшь в страну мага Авдона Злодея. В его саду растёт Лазоревый Цветок. Его корень имеет лечебные свойства. Если высушить тот корень, растереть и смешать с белком голубиного яйца, получится мазь-бальзам. Смажешь Марийке глаза - и прозреет...
Воспоминание.
Ночь. Квартира Марины, где теперь будут жить Лена и Юра. Ребята ходят по квартире, не веря своим глазам.
- Ленушка, я как пьяный. Просто не верится: за что нам всё это?
- Мне самой кажется, что мы спим. Ещё немного - и проснёмся...
- Слушай, жёнушка, давай будем спать и спать! - Юра порывисто берёт Лену на руки.
- А кто за нас работать будет?
Юра, кружась по комнате:
- А мы будем работать во сне.
- Осторожно, Юрочка, упадём.
- Не боись.
- Юр, а если родится мальчик?
- Разведусь. Сразу же.
- А как же любовь?
- Если любишь, подаришь дочку. И тогда во всей вселенной не будет счастливее отца и женщины. На руках буду носить...
- Дочку?
- Обеих.
- Надорвёшься.
- Не боись, - Поднимает Лену выше: - Родишь дочку?
- Юра, не балуйся, уронишь.
- Уроню, если не родишь дочку.
- Прямо здесь? Можно начинать?
Опускает, целует в глаза:
- Погоди. Вот обживём гнездо, - опускает Лену на ноги, обнявшись, танцуют. - Тебе хорошо?
- Бесподобно. Юр, давай кошечку заведём.
- Давай. Только они часто заразу приносят с улицы. Придётся кастрировать.
Лена отшатнувшись:
- Ты что? Ты думаешь, что говоришь? Лишать её радости, счастья материнства?
- По-твоему, пусть приносит блох, лишаи? Пусть наша дочь...
- Стоп, стоп, стоп, сейчас мы поссоримся. Не будем заводить кошечку, рыбок заведём. Тихо и красиво... Юр, правда, какая прелесть Ленинград! А сколько мы ещё не видели.
- Завтра, между прочим, рано вставать.
- Сейчас ляжем. Юр, как Марину жалко: такая молодая... и вдова. Разве он не понимал, что это опасно?
- Кто? Толик? Понимаешь, он из тех людей, кому мало работы, ещё и ещё надо. Избыток энергии, жажда деятельности. Толик утолял жажду альпинизмом. А опасности, Лена, на каждом шагу, если их бояться, то лучше не жить вообще. Или как рак отшельник забиться в четырех стенах и носа не высовывать. Мы так не будем жить!
- Как же?
- Вот устроимся, пойдём в ближайший ДК, запишемся в какую-нибудь студию. Бального танца, например. Появятся друзья, товарищи... Эх, и заживём!
- Задушишь...
- Как? разве для тебя не счастье быть задушенной в объятьях любимого?
- О, да. Но лучше всё же жить. Всё, Юрочка, отправляемся баиньки...
Наши дни
Утро. В окно ломится солнце. Юра причёсывает Лену. Сказка продолжается:
- ...А правил тем городом король - придурок. Взбредёт ему в голову бредовая мысль и подавай ответ. Мучил придворных, горожан.
В тот день, когда пришёл в город Феденька, король хотел знать: как можно засунуть яйцо в бутылку с узким горлышком. Глашатаи надрывали глотки: если до вечера не будет найдено ответа, налог за проживание в пределах города удваивается. Тот, кто найдёт ответ, может просить у короля всё, что пожелает.
- Я берусь, - вызвался Феденька.
Весть мгновенно облетела весь город и окрестности. Любопытные повалили на Дворцовую площадь.
Феденька попросил дать ему яйцо и немного уксуса. Подержав яйцо в уксусе, Феденька без труда пропустил его в бутылку...
Воспоминание.
Парк. Лена и Юра на качелях. Всюду слышен шум детворы, то и дело раздаётся:
- Здласте, Леена Леговна!
- Мам, мам, это наша Елена Олеговна!
Юра дурашливо, детским голосом:
- Леена Леговна, а вы меня возьмёте в свою группу?
- Нет, не возьму.
-Почему?
- Большой и непослушный.
Юра изображает обиду и плач:
- Хочу к Леговне! А-а-а...
- Пореви, пореви, крепче спать будешь, - смеётся Лена, раскачивая качели.
Внезапно Лена вскрикивает, обмякла...
Резкие вспышки света: мрак – красно – мрак - красно...
Лена рухнула вниз. Мрак. Крик-вопль Юры:
- Ленушка!
Наши дни
Квартира, где живут Булаковы - Лена и Юра.
На кухне тётя Ира с подругой готовят морковный сок. Морковь сразу бросается в глаза: мытая на столе, грязная на стуле, в раковине.
Из комнаты слышен голос Лены: рассказывает сказку.
- Жил в одном подвале мышонок. Мышонок как мышонок, такой же, как десятки его родственников. И всё же наш мышонок отличался от всех. У него не было хвостика. Родился такой, без хвостика. Как сказала Старшая мышь, его маме витаминов не хватало. Но мышонку нашему от этого не легче. Дело в том, что у мышей этого подвала хвост считался за знак отличия и приличия. Чем длиннее хвост, тем красивее и солиднее его обладатель. Бесхвостый же вызывал неприятное впечатление, как у нас, у людей, человек в мятой одежде и без пуговиц...
Олечка, подай мне фломастер и блокнот. Сейчас мы изобразим горемычного Бесхвостого...
Тётя Ира, пропуская морковь через мясорубку:
- Слава богу, гемоглобин уже пополняется... Вон, голосок звучит. Всё будет хорошо.
Подруга, отжимая через марлю сок в банку:
- Дай-то бог. Господи, за что им такие испытания?
- Никак не могу уговорить Юрочку поспать. Утром идёт на работу - руки трясутся. Смотреть больно... Скорее бы уж Леночке стало получше, тогда б и он успокоился...
- Загнётся до тех пор...
Тётя Ира грохнув морковиной об стол:
- Настя! Не смей такое говорить! Слышишь? Или я... запрещу тебе приходить сюда.
- Извиняй, Ира, сама не пойму, как вырвалось...
- Так держи мысли в узде.
Звонок в прихожей. Тётя Ира уходит открывать, на ходу вытирая руки полотенцем. Возвращается с сеткой апельсинов.
- Опять никого. На ручке висела. Вчера, представляешь, слышу: скребутся. Открываю: крошка с напёрсток с букетом цветов. "Лена Леговна здесь живёт?" До слёз проняло... Из садика, всей группой пришли, с новой воспитательницей. Во дворе ждали. Когда уходили, на весь двор кричали: "Елена Олеговна, выздравливайте поскорее! Мы вас ждём..."
- Да-а...
Пауза.
Голос Лены:
- Вот такой он наш мышонок. Глазки сделаем ему голубенькие... Слушай дальше. Трудно жилось Бесхвостому: никто всерьёз его не принимал, только надсмехались. Даже родной папа был недоволен. "Ты - грязное пятно на моём светлом имени", - часто говорил он мышонку. Так часто, что Бесхвостый рад бы провалиться сквозь землю. С утра до вечера дразнились братишки и сестрёнки:
- Куцый хвост! Куцый хвост!
Любила его только мама, жалела:
- Знать бы, что таким родишься, уж лучше бы вовсе не рожался. На муки, бедненький, родила я тебя...
От таких слов Бесхвостому становилось втрое горше, но что поделаешь: раз родился, надо жить...
Рабочая столовая. За столиком бригада Юрия. Его нет. Встаёт Зоя, крановщица, берёт бутылку молока, хлеб, котлеты заворачивает в бумажку.
- Пойду, покормлю.
Бригадир, солидный мужчина лет пятидесяти, рыжеволосый, провожает её взглядом, вздохнув, переводит взгляд на Галю, подружку Зои:
- Ты бы поговорила с ней.
- О чём?
- Не придуривайся, Галка. Вы всё прекрасно знаете, о чём... Это же... подленько...
- Ну, уж это вы хватили...
- Да! подлость по отношению к его жене... Вы пользуетесь его растерянностью, усталостью и, как ребёнка, приручаете... Особенно Зойка.
- Верно, - поддержали остальные бригадира.
- Бабьё... - презрительно фыркнул белобрысый парнишка, практикант, пэтэушник.
- Не надо пошлости, - жёстко ожёг его бригадир.
Неловкая гнетущая пауза.
- Сходить надо бы к ним. Поглядеть, что и как... может, помочь что надо.
- Предлагаю: девушек послать. Пусть наглядно увидят... жену его...
Стройка. Монтируемый панельный дом, третий этаж. Юрий обваривает панель, закреплённую растяжками. Подходит Зоя.
- Юра, кушать.
- Спасибо, не хочется.
- Не принимается. Мы, кажется, договорились. В последний раз предупреждаю: не будешь обедать - расскажу твоей жене.
Юра снимает щиток, садится на перекладину лесенки. У него нездоровый вид, красные, от недосыпания, глаза, плохо побрит.
Юра берёт молоко, котлету, ест вяло. Зоя стоит рядом, и взгляд её переполнен любви, жалости.
- Она весь день одна?
- Нет, с ней тётя Ира... Днём спокойно. Ночью... сильные боли... - Юра перестаёт есть, уходит мысленно туда, к Ленушке.
Зоя клянёт себя, что заговорила о больной теме.
Стройка. Юра только что кончил обваривать закладушки. Отцепили стропы крана. Стали снимать растяжки, переносить на вновь поставленную панель.
И в тот момент, когда эта новая панель опустилась на своё место, приваренная... рухнула вниз.
- А-а-а! - завопила Зоя из будки крана.
Монтажники у края облегчённо передохнули: внизу никого не задело.
Выбегают из нижнего этажа отделочники...
Юрий швыряет щиток, опускается и... впервые мы видим его плачущим.
Осень. Парк. Аллеи покрыты золотисто-огненным ковром. Вечер. Юра и Олечка, за которой он зашёл в садик, прогуливаются. Юра подбирает наиболее красивые листья. У Олечки их уже целый букет.
- Этот листик широкее всех. Правда?
- Правда. Только надо говорить - шире всех.
- Шире всех, - старательно повторяет девочка.
- А почему Вера Павловна жалуется, что ты везде лазаешь?
- Потому что она сама никуда не лазает.
Юра смеётся:
- Ты комик, Олечка.
- Это хорошо или плохо?
-- Хорошо.
- Когда я вырасту, буду большая тётя комичка.
Метрах в ста, сзади, временами прячась за деревьями, идёт Зоя. Она следует за Юрой от самой работы.
У подъезда прощаются Юра и Олечка. Он протягивает руку, девочка хлопает ладошкой. Юра наклоняется, целует её ручонку:
- До свидания, сударыня.
Олечка смеётся.
Из подъезда выбегает Марина:
- Оля домой!
Девочка обиженно надувает губки, уходит в подъезд.
Марина и Юрий некоторое время молча рассматривают друг друга, словно впервые встретились.
- Добрый вечер, - наконец, здоровается Юрий.
- Здравствуй, Юра.
- Зря вы накричали на Олечку...
- Ни к чему приручать... я тебя, Юра, очень прошу: не бери её из садика. Я прошу...
Пауза.
- А я плакал сегодня... впервые, сколько помню себя... Приварил панель, сняли растяжки, а она упала вниз... Никого не задела, переломилась, как печенюшка...
- Я понимаю, Юра... Но я... запрещаю тебе брать Ольку из садика!
Юрий медленно уходит, поникший, обедневший. В ушах смех и голос Оленьки.
Марина, прислонившись к стене, провожает его долгим взглядом. И в нём не только жалость, но нечто большее.
Квартира Булаковых. Вечер, время ужина. Юрий накрывает стол и рассказывает продолжение сказки. Лена сидит в кресле, закутанная в плед.
- ...Бесхвостому бросили кусок кукурузного холодца и плитку ржаного шоколада. Мышонок страшно проголодался, поэтому сразу же набросился на пищу. И вновь щёлкали фотоаппараты, гудели камеры, скрипели авторучки.
Когда всё было съедено и выпито, гости разъехались.
Пауза. Лена пристально всматривается в мужа. Он присел, режет на доске хлеб.
- Юра, посмотри на меня. Что случилось?
- Марина запретила мне подходить к Олечке.(пауза) На чём я остановился?
Лена чисто машинально:
- Гости разъехались.
- Истома изрядно навеселе подошла к аквариуму. "Прр...пррости каррапузик, может я...ик, поступаю..."
Лена внезапно выпаливает:
- Юра, давай разведёмся.
- Лена! - Юра вскакивает, уронив стул, говорит горячим шёпотом: - Я этого не слышал! Умоляю... Ленушка! - со стоном опускается рядом на колени, берёт руки жены, целует. - Прости, прости Ленушка... Как здоровый зуб вырвали...
Лена, чуть склонившись, говорит в макушку мужа:
- Юрочка... родной мой... Ты хочешь ребёнка... Лучше бы я умерла...
Юра вскинулся и... ударил Лену по лицу.
- Не смей! Замолчи! Ты уже приходила с ножом, тогда только замахнулась... а сейчас всаживаешь в сердце... Лена, я же не железный!
- Зачем тебе мучиться? Брось меня...
- Я этого не слышал... - Юра нервно ставит стул на место, подвигает стол к креслу. - Это по радио спектакль передают. Он мне не нравится, я выключаю. Вот, ешь пока горячее. На чём я остановился?
- Истома подошла, и что-то сказала...
- Да... "Прр... пррости каррапузик, может, я поступаю... гадко, но такова жизнь. Не хочешь, а прродашь. Мне нужны деньги, много денежек. Завтрра я тебя прродам. Не бойся, это не больно... Тебя оденут, будут сытно коррмить... В очерредях будут выстаивать, чтобы на тебя посмотрреть. Согласись: это лучше, чем твой вонючий подвал". Эврика! Лена, я придумал! Тебе надо заняться делом. Завтра же я притащу пишущую машинку, и ты отпечатаешь "Приключения Бесхвостого Мышонка". Рискнём послать в детский журнал... Чем чёрт не шутит, а?
- Хорошо бы...
- Значит, решено! Займёмся литературой...
У кафе-мороженое. Зоя, как бы случайно, сталкивается с Юрой. У него в одной руке пишущая машинка, под мышкой две пачки "Бумага для машинописных работ".
Юра, погружённый в свои мысли, смотрит на Зою, словно не узнаёт.
- Тебе плохо? - Зоя осторожно притронулась к плечу Юры. - Поймать такси?
- Не нужно... Задумался.
- Зайдем? По стаканчику пломбира...
Юра вымученно улыбнулся:
- Меня ждут.
- А... можно мне к вам?
- Можно. Отчего ж нет...
Квартира. Лена беседует с взрослой школьницей, соседской девчонкой. В руках у неё книга Фраермана "Дикая собака динго".
В прихожей Юра и Зоя. Он помогает ей раздеться, указывает куда пройти. Сам скрывается на кухне. На столе записка: " Оленька занемогла. Если что нужно - кликни Настю или Марию. Тётя Ира".
Зоя замерла у порога, не спускает глаз с Лены. Какие-то новые мысли нахлынули, смешали, подмяли имевшиеся. Зоя выглядела весьма растерянной.
Лена:
- ...Чтобы прекратить наши встречи, мои родители отвезли меня к тётке. Семьдесят километров разделяли нас. Юрик работал до пяти вечера, и на последний автобус не успевал. Так он на велосипеде, напрямик, через поля. Там проходили бетонные желоба, так он по ним и ехал. Представляешь, Наденька: семьдесят километров туда и семьдесят обратно. Чтобы увидеть меня... Улизнув от тётки, я бросалась в поля. Какое же это счастье было, когда я видела его, слышала голос! Ничего прекраснее я не знала, чем его счастливое потное лицо и любящие глаза... А однажды на него напали десятиклассники. Тётка моя - она в школе завуч - подговорила... Думала: изобьют - больше не приедет. Как мы дрались, Надя! Это было ужасно... Но мы победили! В тот день, измазанные в крови, своей и чужой, поняли яснее ясного: мы - одно целое, навсегда...
Зоя взяла пальто, и, не одеваясь, поспешно вышла.
Квартира тёти Иры. Марина бледная, осунувшаяся стоит у окна, уткнувшись в перекладину лбом. На кровати мечется в горячке Олечка. Марина вздрагивает всем телом от её вскриков.
- ДяЮра не уходи... дяЮра, мама больше не будет ругаться...
Тётя Ира, беспомощно, зависла над внучкой, еле сдерживает слёзы:
- Что ж это... За что мука-то ребёнку?
Марина через плечо глядит на свекровь, но ничего не говорит, поднимает руки, сжимает голову, захватив пряди волос и наматывая их на кулаки.
Девочка постепенно утихает, дыхание становится ровным.
- Уснула, - тётя Ира на цыпочках отходит к Марине.
- Ба, - неожиданно зовёт Олечка. - Поедем к дяЮре...
Тётя Ира смотрит на Марину. Олечка тоже.
Марина стонет, продолжая наворачивать волосы на кулаки
- Ты плохая! - кричит Олечка, захлёбываясь плачем, уткнулась в подушку. - Плохая, плохая... ДяЮра, приходи скорей, и забери меня...
Продуктовый магазин. Юра у кассы: получил чеки, сдачу и направился к прилавку. Внезапно крик:
- ДяЮра!!!
Юра оборачивается: через весь зал, спотыкаясь, к нему летит Олечка. Ловит её в объятья, девочку душат слёзы:
- Она... она сказала... сказала... ты не хочешь меня видеть... она сказала... сказала... ты меня не любишь...
- Мама пошутила...
Подходит суровая Марина, берёт из руки Юры чеки:
- Что здесь?
- Молоко... сыр российский...
- Выйди, успокой её...
Марину пропускают без очереди.
На улице. Олечка на руках у Юры, крепко обхватив его шею, спит, всхлипывая.
Рядом идёт Марина, говорит тихо, как бы сама с собой:
- Всю неделю как на иголках, все нервы истрепала... Дёрнул же чёрт зайти в этот магазин! Она меня в гроб вгонит...
Юра, глянув на Марину:
- Это вам не идёт.
- Обойдёмся без советов... - огрызнулась та.
- Отмахнуться проще всего. Но неужели вы не понимаете, что своим... отношением к дочери, вы ожесточаете её сердце, настраиваете против себя.
- Что же, прикажешь плясать под её дудку?
Юра приостановился, посмотрел в самые глаза Марины:
- Вот так падает сосулька с карниза. Подтаяла, и полетела вниз.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Зачем вам ребёнок? Отдайте Оленьку нам. Тем самым, мы лишим вас "хвоста", и вы, может быть, выйдете замуж.
- Ты забыл: ещё есть Ирина Михайловна.
- Не забыл. Вы потеряете себя в её глазах, взамен приобретёте свободу...
- Нет! Такой свободы мне не надо.
Квартира тёти Иры. Её дома нет. Олечка уложена в кроватку.
Юра идёт к выходу.
- Юра, - останавливает его Марина. - Скажи... ты мог бы... Нет, ничего. До свидания.
Юра уходит.
Марина бьёт себя по голове:
- Дура! Дура! Кура безмозглая!
Достаёт из холодильника бутылку вина, из сумочки сигареты. Выпила немного, закурила, присела к телефону. Взяла трубку, набрала номер:
- Ларис, ты? Слушай, приезжай, мне так паршиво, что хоть из окна выбрасывайся... Приедешь, а?
Прижала трубку к шее, курит, а слёзы ,окрашенные в чёрный цвет, обильно текут по щекам.
Квартира Булаковых. Бабушка Юры кормит Лену. Она чувствует себя неловко, пытается отказаться.
Бабушка:
- Ты упрямая, так я ещё упрямее. Будешь увиливать - пожалуюсь Юрию.
- Елизавета Денисовна, я действительно больше не хочу.
- Зови просто бабушкой. Вот не верю, хоть режь. Наелась она... Воробей больше бы склевал.
- Ему двигаться, а мне колодой лежать.
- Прекрати! Что ещё за колода? Ещё раз услышу - по губам получишь, ты мой характер знаешь. Так что я ничего не слышала. И давай налегай. Сколь положено, изволь милая, умять. Я думала: невестка у меня сильная, а она капризуля... - бабушка шутливо нахмурилась. - Ай-яй-яй...
Робко звенькнул дверной звонок.
- Это баба Настя, - сообщила Лена.
На площадке действительно стояла баба Настя.
- Добрый день. Освоились?
- Освоилась, ничего мудрёного. Проходьте, мы в аккурат чаёвничать собираемся.
- Благодарю, не откажусь за компанию. Что доктор сказал?
- А что он может сказать? Сказал... что и левая рука откажет... Почаще перекладывать, чтобы пролежни не образовались...
- Горе-то, какое... Матери сообщили?
- Телеграмму послали. Молчат... простить не могут Юрику. Считают: по его вине несчастье... Перед отъездом, зашла к ним... И что вы думаете, они мне сказали? Мол, сам заварил кашу, сам пусть и расхлёбывает...
- Да это ж без сердца надо быть! Такое сказать о родной дочке...
- Плюнула им в ноги, и ушла... Звери человечнее к своим детёнышам. Тьфу, зараза, говорить о них тошно! Проходите прямо к Леночке, я сейчас чаёк принесу.
Квартира тёти Иры. Марина исповедуется подруге Ларисе, экстравагантной девушке, похожей на заграничную туристку. Хиповый в обтяжку джинсовый костюм, сапожки, сигарета с мундштуком.
- Смотрю на него, а вижу Толика. Таким он и был...Понимаешь, Лор, тянет меня к нему...Так тянет...
- Понимаю...
- Такие же глаза... Почти такая же походка... Лорка, пойми ты меня: люблю я его... Словно Толик вернулся, воскрес...как бывало в войну: придёт похоронка, а спустя время опровержение - живой...
- Бывало.
- Олька всю неделю нервы тянула: "Пусть дяЮра с нами живёт..." Представляешь, я даже побила её...
- Представляю. Через Ольку и цепляй его за жабры.
- Лорка, ты чудовище! У него жена прикована к постели... Вчера правая рука отнялась...
- Тем более. Думаешь, он всю жизнь будет нянькой у её постели? Сколь говоришь ему?
- Двадцать пять.
- Лапуля, он живой мужик. Со своей, как я понимаю, удовольствия не получишь. Ручаюсь головой: уже посматривает на сторону. Ты, главное, сопли не жуй, а выдвигай свою кандидатуру. Могу ключ от дома дать.
- Гадко как-то...
- Матушка, окстись...
- Нехорошо, нехорошо, Лор... украдкой... как крошки воровать с чужого стола...
- А тебе хочется сразу целый тортик?
- Хочется.
- Хочется, перехочется. Всё, лапуля, нам с тобой теперь суждено есть то, что подадут. Как говорится, бери ложку и действуй. Или другие опередят. Се ля ви.
Рабочая столовая. За столиком Зоя и Галка.
- Нет, я бы так не смогла, - говорит Галка. - Я бы удавилась ночью.
- Ничего ты не понимаешь. Любит она его. Любит. А когда любишь... не сделаешь больно любимому. Ты бы видела, как она говорила о нём! Я стояла, и не верилось, что никогда ей не встать на ноги, не пройтись под руку с мужем, не танцевать... И ещё тысячу "не"...
- Я бы так не смогла...
- Не о тебе речь. Впрочем, и о тебе. Если ещё будешь пялить зенки на него, я тебе их выцарапаю. Поняла?
- Ты чего, Зой? Я же... жалею...
- Про себя жалей, людям не показывай. А особенно ему. Всё, - бросает ложку в недоеденный борщ, и уходит.
Галка растерянно смотрит ей вслед, в глазах заблестели слёзы.
Вечер. Юра подходит к детскому садику. У входа сталкивается с Мариной и Олечкой. Последняя с радостным криком бросается:
- ДяЮра! Пришёл! Я же говорила! Говорила...
Юра обнимает Олечку, невнятно отвечает на её щебет, и смотрит на Марину. У неё принуждённо строгое лицо, а в глазах почти-что улыбка. Юра отвечает на эту улыбку своей, свободной, приветливой.
- Мам, ты уже не сердишься на дяЮру? Нет? - спрашивает Олечка.
- Не сержусь.
- И он будет с нами жить?
- Это спроси у самого дяди Юры.
- Ты хочешь с нами жить? Хочешь?
Юра в замешательстве. Олечка, откинувшись, заглядывает ему в лицо, а он не знает, как ответить: этим глазёнкам лгать нельзя.
Квартира тёти Иры. Юра усыпляет Олечку, рассказывая сказку.
За столом на кухне Марина и тётя Ира. Марина небрежно помешивает ложкой в чашке, чувствуя на себе недобрый взгляд свекрови.
Осторожно выходит из спальни Юра, прикрывает дверь.
- Спит. Спасибо, чай не буду. Пойду, дома беспокоятся.
- Присядь, Юра, - заговорила тётя Ира. - Я позвонила, что ты у нас... Нехорошее дело получается, Юрий.
- Мама, - вскинулась Марина.
- Я сейчас говорю, Марина. Дадим и тебе слово.
- Вы про что, Ирина Михайловна?
- Про вас. Про Марину вот, про Оленьку.
- Мама! Я сейчас уйду...
- Если я для тебя пустое место - уходи. Так вот, Юра, нехорошее дело... Через Оленьку, гляжу, к нашему дому тянешься. Вроде как не замечаешь, что Марина ловит тебя, словно рыбу на живца. Не знаю, как по - вашему, а по моему, подлость. Нечестно и грязно. Это в первую очередь к тебе, Марина относится. Подумайте.
Двор. Из подъезда выходит Юра. Из-за кустов появляется Зоя, поравнявшись с Юрой, бьёт его по лицу:
- Считай, что эта пощечина от Лены. А эта от меня!
Юра ничего не сказал, ничего не сделал, так же медленно пошёл по улице, точно ничего не случилось.
Зоя некоторое время смотрит ему вслед, затем с криком: "Юра, погоди", бросается догонять.
Квартира Булаковых. Вечер. Лена, полусидя, обложенная подушками, читает "Вечёрку". Бабушка вяжет.
Лена прикрыла газету, посмотрела на часы: четверть девятого.
Бабушка искоса наблюдает за Леной.
- Елизавета Денисовна, поговорите с Юрой...
- О чём, Леночка?
- Я хочу... чтобы он был счастлив...
- Что-то я не пойму, девонька. Да разве он несчастлив?
- Теперь... нет. Он приносит себя в жертву...
- Замолчи, Лена! Не желаю слушать... такие вот слова. Ты просто устала, поспи...
- Поспи, - горько усмехнулась Лена. - Зачем я только просыпаюсь... чтобы поесть и снова поспать?
- Не говори глупостей!
- Это не глупости, это реальность. Не сегодня - завтра отнимется другая рука... Я даже на машинке не смогу печатать... И что? Что дальше?
- Жить.
- Существовать... Живое брёвнышко, лупает глазёнками и что-то булькает...
- Лена, прекрати! Ты терзаешь мне сердце...
- Извините. Всё, больше не буду... Расскажите, каким Юра был маленький.
Набережная. Вечер. У самой воды на расстелённых газетах сидят Юра и Зоя.
- Юр, я могу чем-то помочь тебе?
- Чем? Ты можешь поставить на ноги Лену? Нет. Тогда чем?
- Ну... хотя бы как жилетка.
Юра глубоко вздохнул, горько усмехнулся:
- Нечем плакать, Зоя. Источники высохли, иссякли. Голая каменная пустыня. И только один кактус... ещё держится...
- Кто?
- Кактус... с колючками... Колется, колется...
Квартира тёти Иры. Утро. Марина собирает чемодан. Тётя Ира гладит платьице внучки.
Девочка закутывает куклу в тряпицу, доверительно сообщает:
- Там море есть. Такой большой-большой прудик, в нём живут дельфинчики. ДяЮра уже уехал и нас там ждёт...
- Оля, поторопись, - нервно бросает Марина.
Девочка собирает игрушки, что-то шепчет на ушко кукле.
Тётя Ира прячет слёзы, украдкой смахивая их. Но иным удаётся ускользнуть: падают на платьице, образуя пятна, а те, с шипением исчезают под утюгом.
Автобус с табличкой "Аэровокзал Пулково". Тётя Ира прощается с Мариной, с Олечкой.
- Не забывай бабушку.
- Не буду забывать, - говорит Оленька, и целует бабушку в щёку.
- Марина... Спасибо тебе, огромное спасибо! Будь счастлива!
Марина быстро целует свекровь - и в автобус.
Олечка что-то говорит за стеклом окна.
Автобус отходит. Едва он скрывается за углом, тётя Ира поворачивается и видит: от трамвайной остановки бежит Юра.
- Уехали?! Почему мне не сказали? Почему?
Юра кидается к краю тротуара, пытается остановить машину.
Волга с шашечками тормознула рядом с ним.
Тётя Ира цепко ухватилась за руку Юрия:
- Юра, не смей!
Юра рванулся, выдернул руку и взялся за ручку дверцы машины. Тётя Ира опередила, закрыв доступ. Влепила Юрию звонкую пощёчину:
- Не смей, я сказала! (водителю) Поезжайте, прошу вас...
Квартира Булаковых. В гостях у Лены вся её бывшая группа из садика. Шум, гам.
Лена улыбается, широко, раскованно, как в первый день приезда в Ленинград.
На кухне бабушка Юры и воспитательница готовят забавные бутербродики.
Входит Юра, незамеченным застывает на пороге комнаты. Он принуждённо спокоен. Свежее, раскрасневшееся счастливое лицо Лены словно заполнило всю комнату. И, как цветок раскрывается навстречу лучам солнца, Юра оттаивает, улыбка жены влечёт.
Его замечают, дети стихают.
- Вот и дядя Юра пришёл, - сообщает Лена.
- Здрасте! Дядя Юра, здласте! - поднялся невообразимый гвалт, к Юре бросаются дети, облепляют.
И Юра в каком-то необъяснимом экстазе брал их на руки, тискал, тёрся щекой об их пухлые розовые щёчки. Наконец, он не удержался на ногах, и своеобразная гроздь повалилась на пол. Дети смеются, наседают - куча-мала!
- Мы побололи его! Лена Леговна! Мы побололи дяЮлу!..
Вбегает воспитательница, растерянно всплёскивает руками:
- Ребятишечки... Успокойтесь же... Я сейчас попрошу дядю Юру закончить сказку про мышонка... Вы же хотели...
Её никто не слушает - куча-мала в разгаре.
Смеётся Лена, а по щекам обильно текут слёзы, на искусанных губах капельки крови.
Заходят соседи, о чём-то говорят с бабушкой, улыбаются.
- Ребятишечки... ребятишечки... - бьётся слабенько о стены.
Юра, забывший о времени и месте, сам будто ребёнок, самозабвенно катался по полу, облепленный "ребятишечками"...
г. Фрунзе - г. Ленинград, 1980г.
Рейтинг: +4
658 просмотров
Комментарии (6)
Влад Устимов # 19 августа 2015 в 22:09 +1 | ||
|
Михаил Заскалько # 20 августа 2015 в 12:25 +1 | ||
|
Рыжик) # 20 августа 2015 в 15:13 +1 |
Михаил Заскалько # 20 августа 2015 в 15:23 +2 |
Александр Виноградов-Белый # 20 августа 2015 в 19:02 +1 | ||
|
Михаил Заскалько # 20 августа 2015 в 21:50 0 | ||
|
Новые произведения