Наследник

Алексей Хапров

НАСЛЕДНИК

(мистический детектив)

© А.В. Хапров, 2010г.

Увядшая осенняя листва сонно шуршала под ногами и устилала землю ярким желто-красным ковром.

Я, засунув руки в карманы куртки, опустив козырек фуражки, дабы защитить глаза от мелкого моросящего дождя, и ёжась от прохладного, пробиравшего почти до самых костей, ветра, сидел у склона оврага и задумчиво смотрел вниз.

Вот тут все и началось.

По правде говоря, я всячески старался избегать этого места. Слишком уж явно оно ассоциировалось со всем пережитым. Один его вид разъедал мою давно не заживающую душевную рану, и заставлял больно сжиматься сердце. Но, как я ни старался, забыть его мне никак не удавалось.

Каждый раз, приходя сюда, я давал себе слово, что этот визит – последний, и что я больше здесь никогда не появлюсь. Но в конечном итоге я его не сдерживал. Это место, точно магнитом, притягивало меня к себе, ибо связанные с ним события затмили собой все остальные страницы моей жизни. В этих событиях было все: и мистика, и загадочные убийства, и приключения, едва не стоившие мне жизни, венцом которых стала острая душевная драма.

Зачем я все же сюда прихожу? Может, надеюсь на какое-то чудо? Может, рассчитываю повернуть время вспять? А может, для того, чтобы снова погрузиться в воспоминания? …

Часть первая

Голосов Овраг

Глава первая

Моя тихая, незатейливая, однообразная провинциальная жизнь закончилась в тот самый момент, когда я вышел из вагона поезда и ступил на перрон Павелецкого вокзала. Именно с этого апрельского дня вокруг меня все завертелось и закружилось: захлопали дверцы машин, застучали двери домов, загудели автомобили, завыли сирены, зажужжали пули.

Я глубоко вдохнул свежий воздух, который после плацкартной духоты показался мне глотком жизни, сощурился от бившего в глаза солнца, и влился в суетливый, спешащий к выходу в город, поток гостей столицы.

Метро «Павелецкая», метро «Коломенская», нехитрый лабиринт улиц, и – вот она, цель.

-А-а-а, приехал, - с притворной ворчливостью протянула тетя Клава, невысокая, грузная, пожилая женщина, с маленьким крючковатым носом, из-под которого пробивались тонкие черные усики, и узкими, карими, чуть скошенными вверх глазами. – Ну, заходи, заходи.

Она распахнула дверь и посторонилась. Я изобразил на лице приветливую улыбку, тепло поздоровался и перешагнул через порог, мысленно отмечая, как сильно постарела младшая сестра моей матери за те пять лет, что мы не виделись.

-Как доехал-то?

-Нормально, - ответил я, присев на корточки и развязывая шнурки на ботинках.

-Поездом ехал?

-Поездом.

-Нас быстро нашел? Не плутал?

-А чего там плутать? – пожал плечами я, обувая придвинутые хозяйкой тапки. – Путь не сложный.

-Совсем, видать, в провинции стало плохо, - вздохнула тетя Клава. – Весь бывший Советский Союз в Москву ринулся. Куда ни глянь – одни приезжие.

-А что делать? – ответно вздохнул я, поднимая чемодан. – Заводы стоят. Работать негде. Зарплаты мизерные. Вот и приходится мигрировать.

-Хотели капитализм – вот и получили! Не жилось вам при социализме! Все миллионерами захотели стать! – гневно бросила хозяйка, как будто в «гайдаровских» реформах был повинен именно я.

Меня не обижало ее ворчание. Я понимал, что оно – издержки возраста. Все пожилые люди чуточку брюзгливы. А тете Клаве как-никак шел уже шестой десяток. В душе же она была женщиной доброй и отзывчивой. В ней абсолютно не просматривался тот самый «комплекс москвича», эдакая надменность и заносчивость, что зачастую бывает свойственен столичным жителям по отношению к своим провинциальным родственникам. Наверное, не последнюю роль в этом сыграло и то, что мы ей особо не докучали. Как ни явен был товарный дефицит в нашем Балашове, мы никогда не забрасывали ее просьбами что-то достать. Моя мать обратилась к ней за помощью только тогда, когда в ней действительно появилась острая необходимость. После долгих безуспешных поисков работы, я, по совету знакомых, решил податься на заработки в столицу, где с трудоустройством было значительно проще. Узнав о моем решении, мать вздохнула, позвонила сестре и попросила ее приютить меня на месяц-другой, пока я не «оперюсь». Та не отказала.

-Вы не волнуйтесь, тетя Клава, - виновато пробормотал я, входя вслед за ней в комнату. – Я у вас надолго не задержусь. Как устроюсь, немножко заработаю, сразу же сниму себе отдельный угол. Надоедать не буду.

-Да ладно, - отмахнулась она, - живи пока. Что мы, чужие, что ли? Ты все-таки, мой племянник. Грех родственнику не помочь. Хочешь, в доме живи. А хочешь, занимай «времянку». Все удобства там есть. Вода, газ, санузел. Я раньше туда студентов пускала. Но сейчас перестала. Шуму от них слишком много.

-Идет, - согласился я. – Так и сделаю.

В мои глаза ударил полумрак. Свет в комнате исходил только от старенького черно-белого телевизора, по которому показывали новости.

-Да хватит тебе эту брехню смотреть! - взвилась хозяйка и щелкнула выключателем на стене.

Вспыхнул яркий свет, и я увидел лежавшего на диване дядю Сашу.

-О, кто к нам приехал! – воскликнул он и поднялся с места. – Племяш!

Это был одутловатый тип с массивным лицом и большой круглой головой, главной «достопримечательностью» которой являлась солидная проплешина. Моя мать почему-то его не любила. «Слишком хитер», - отзывалась о нем она, явно считая это пороком. Но я был о дяде Саше совсем другого мнения, и находил его очень веселым и остроумным человеком.

Мы обменялись крепким рукопожатием и присели.

-На заработки? - спросил он.

-На заработки, - подтвердил я.

-И кем работать собираешься?

Я пожал плечами.

-Как получится. Куда возьмут. Хотелось бы, конечно, по специальности. Но время сейчас такое, что инженеры нигде не нужны.

-Да, это верно, - кивнул в ответ дядя Саша. – Сейчас время торгашей и охранников.

-Борька Кузьменко от безнадеги тоже в охранники пошел. Слыхал? – крикнула из кухни тетя Клава. – А ведь приличным технологом был. На приборостроительном работал.

-Ты думаешь, он не доволен? – отозвался дядя Саша. – Еще как доволен. Сутки на работе, двое дома. Да и зарплата неплохая.

-А у нас в Балашове даже охранником не устроишься, - горько усмехнулся я. – Найти работу можно только по блату.

-А ты хочешь в охранники? – брови дяди Саши удивленно взметнулись вверх.

-Я хочу зарабатывать, - объяснил я. – Но выбор у меня, увы, небольшой. Московской прописки у меня нет. Так что остается либо строить, либо продавать, либо охранять. Удел нашего брата-гастарбайтера сейчас таков. А в работе охранника я ничего позорного не вижу. По мне это даже лучше, чем кирпичи таскать, или за прилавком стоять.

Тетя Клава выглянула из кухни.

-Ну, поговори с Борькой, - обратилась она к мужу. – Может, им сотрудники нужны.

-Поговорю, - пообещал дядя Саша. – Только завтра. Сегодня он на службе.

Мы уселись на диван и стали вспоминать общих знакомых, пока тетя Клава не прервала нас своим зычным выкриком:

-Ужин на столе!

Дядя Саша выключил телевизор, и мы пошли на кухню. …

Глава вторая

Бивший из окна сквозь приоткрытую занавеску яркий солнечный свет недвусмысленно свидетельствовал, что наступило утро. Я широко зевнул, поднялся с постели, застелил кровать, умылся, почистил зубы, побрился, оделся, и вышел наружу.

Вокруг пахло весной. Воздух был чист и свеж. В нем чувствовался аромат росшей в саду черемухи. Приятный теплый ветерок колыхал древесную листву.

Решив немного прогуляться, чтобы осмотреть близлежащие окрестности, я открыл калитку и вышел на улицу. Дойдя до ее конца, я свернул в какой-то проулок, и, миновав его, очутился на набережной. Мои глаза удивленно округлились. Берег Москвы-реки смотрелся довольно необычно. Его усеивали огромные гладкие камни, которые никак не вписывались в привычный центрально-российский пейзаж, и больше подходили скорее морскому побережью. Интересно, откуда они здесь взялись? Завезли для красоты? А может, их занесло сюда еще в незапамятные времена каким-нибудь ледником?

Я неторопливо зашагал по вымощенной тротуарной плиткой дорожке.

«Красота! Тишина и покой! Даже не верится, что я в столице. Где свойственные ей суета, спешка, многолюдье? Оказывается, Москва такая не вся, и в ней существуют островки, напоминающие тихую, спокойную провинцию. Какое изумительное место для отдыха! А что это там вдали? Какой-то храм».

Я решил осмотреть его поближе. Пройдя еще немного вперед, я поднялся по лесенке наверх.

«Ба, да это не просто какая-то церквушка. Это целый музейный комплекс».

Ознакомившись с информацией , размещенной на стенде, я уяснил, что нахожусь на территории парка-заповедника «Коломенское», что привлекший мое внимание белоснежный храм носит название церкви Вознесения, и что сооружен он аж в XΙV веке по распоряжению великого князя Василия ΙΙΙ.

Полюбовавшись его мощным куполом, я хотел уже было продолжить свой путь, как вдруг за моей спиной раздался робкий голос:

-Молодой человек, простите, Вы не местный?

Я обернулся. Рядом со мной стояли две скромно одетые пожилые женщины. На голове каждой из них был повязан белый платок.

Мне вдруг дико захотелось прихвастнуть своим столичным статусом. Я придал себе бравый вид и ответил:

-Да. А что?

-Вы не могли бы подсказать, как пройти к Голосовому оврагу?

Я недоуменно нахмурил лоб.

-Какому Голосовому оврагу?

Женщины, переглянувшись, вздохнули.

-Ну вот, а говорите, что местный. Если бы Вы были местный, Вы бы обязательно это знали.

Мои щеки предательски покраснели. Называется, порисовался! Сам же поставил себя в дурацкое положение. Во мне заговорило чувство вины.

-Я действительно здесь живу, - попробовал оправдаться я. – Но только недавно.

Женщины отмахнулись и отошли в сторонку, выискивая кого-нибудь еще.

Меня наполнило любопытство. Голосов овраг! Что это за диковина, если каждый местный житель обязан о нем знать? Чем он знаменит?

Обойдя заповедник, я вернулся домой. Мои родственники окучивали огород. Я подошел и поздоровался.

-Ну, где ты ходишь? – с укором спросил меня дядя Саша. – Был я у Кузьменко. Он согласен тебе посодействовать, если ты, конечно, не передумал переквалифицироваться в охранники.

-Не передумал, - ответил я.

-Тогда подожди полчасика. Грядку закончу, и сходим.

-Может, помочь?

-А что, помоги, - отозвалась тетя Клава. – Втроем оно быстрее пойдет.

Я сходил в сарай, взял лопату, и принялся перекапывать землю.

-Тетя Клава, - спросил я. – А что у вас тут за Голосов овраг?

-Есть здесь такой, - кивнула она. – За яблоневыми садами находится. А где ты уже успел о нем узнать?

Я вкратце поведал о своем недавнем конфузе.

-Это, наверное, лечиться приехали, - предположила тетя Клава. – Их тут целые табуны ходят. Там, в овраге, есть два больших валуна. Говорят, от них исходит какое-то сильное излучение, которое многие болезни излечивает. Вот народ и валит. Правда это, или нет – не знаю. Но ты в этот овраг лучше не спускайся. Нехорошее это место.

-Чем же оно нехорошее? – поинтересовался я.

-Тем, что аномальное, - разъяснила тетя Клава. – Нечистое. Слава о нем идет дурная. Люди там время от времени пропадают. Спустился человек в овраг, а обратно не вышел.

-Вот те раз! – изумленно присвистнул я. – И часто такие случаи бывали?

-Не часто, но бывали. За то время, что я здесь живу, там два человека бесследно исчезли. Федеральный розыск объявляли. Так и не нашли. И раньше такое бывало. Ученые говорят, что по этому оврагу проходит какой-то разлом.

-Интересно, - протянул я.

-И особенно держись от него подальше, когда в нем туман. Говорят, что когда туман в овраге приобретает зеленоватый оттенок, там открывается портал в параллельный мир, и всякие черти наружу вылезают.

-Да хватит тебе ерунду молоть! – раздраженно бросил супруге дядя Саша, обивая лопату от земли. – Сказок понавыдумывали, а ты в них веришь.

-Никакие это не сказки, - обиженно возразила тетя Клава.

-А ну тебя! – отмахнулся дядя Саша. – Тем, кто это распространяет, пить надо меньше. А то хряпнут в овраге сверх всякой нормы – у них и черти, и зеленый туман, и белая горячка впридачу.

-Э-э-э! Остряк! – с упреком бросила тетя Клава, и снова обратилась ко мне. – А в овраг, все-таки, лучше не ходи. Мало ли что там. …

Борька Кузьменко оказался невысоким худощавым мужичком, лет сорока пяти, с покатым лбом, близко посаженными глазами, и острым, вытянутым подбородком. Он изучающе оглядел меня с головы до ног и скептически поцокал языком:

-М-да, не впечатляешь.

Я вздохнул и развел руками по сторонам. Мол, какой есть - такой есть.

-К директору я тебя, конечно, подведу. Но возьмет он тебя, или нет – того не ведаю. Ручаться ему за тебя не буду. Уж извини. Вижу тебя в первый раз. Кто его знает, что ты за птица. Давай так. Сегодня у меня выходной. А завтра заходи к семи утра. Идти здесь недалеко. От силы полчаса. Я тебя представлю, а там уж все зависит от тебя, как ты покажешься.

-Спасибо, - поблагодарил я.

-Пока еще не за что, - ответил Кузьменко. …

Глава третья

Оставшуюся часть дня я решил провести с пользой.

Библиотека встретила меня мертвой тишиной. В читальном зале не было ни души. Я подошел к стойке. Сидевшая за ней пожилая дама с пышной прической и в больших круглых очках оторвалась от толстого журнала и вопросительно посмотрела на меня.

-Здравствуйте, - обратился к ней я. – Вы не могли бы помочь мне с литературой по такому вопросу. Я не здешний, приехал в гости к родственникам, и узнал от них об одном загадочном месте, расположенном в ваших краях. Голосов овраг. Рассказы о нем меня очень заинтересовали. Нет ли у вас по нему чего-нибудь серьезного, чтобы поменьше сплетен, и побольше фактов?

Библиотекарша нахмурила лоб и задумалась.

-Есть, - оживилась она. – Это, конечно, не научный трактат, но издание, вроде, солидное.

Через несколько минут я сидел за столом и перелистывал пожелтевшие страницы старой потрепанной книги с интригующим названием: «Неразгаданное, непознанное».

Голосову оврагу в ней была посвящена целая глава. Я погрузился в чтение.

1621 год. Времена правления царя Михаила Федоровича. Коломенское.

Теплая летняя ночь. На ясном безоблачном небе мерцают звезды. Тишина. Вокруг раздается только стрекот сверчков да едва уловимый шелест колышимой ветром листвы.

Внезапно из Голосова оврага вылетает невесть откуда взявшийся небольшой конный отряд, и с гиканьем скачет вперед. На их пути возникает царский дворец, охраняемый огромным количеством стрельцов. Всадники резко пришпоривают лошадей, поворачивают обратно и пробуют скрыться. Стрельцы устремляются в погоню, и берут их в плен.

Захваченные оказываются крымскими татарами. Им тут же учиняется допрос, на котором звучат невероятные вещи.

Все пленные, как один, утверждают, что являются воинами хана Девлет-Гирея, войско которого штурмовало Москву пятьдесят лет назад, в 1571 году (штурм окончился неудачей; татары оказались разбиты и развеяны на мелкие группы), и что их отряд, уходя от преследования, решил на время скрыться в попавшемся на пути глубоком овраге, который был наполнен густым туманом, имевшим какой-то необычный зеленоватый оттенок.

Спустившись вниз, они постояли там некоторое время, после чего решили продолжить свой путь. И были очень удивлены, наткнувшись на этот дворец. Ведь утром его здесь не было.

Ответы пленных передаются царю. Михаил Федорович впадает в бешенство: «Что за бред? Спуститься в овраг, провести там несколько минут, и выйти оттуда через пятьдесят лет?! Врут, сукины дети! За дураков нас принимают! Вытянуть правду любой ценой, любыми способами!».

Татар подвергают страшным, изощренным пыткам: топят в воде, жгут каленым железом, вешают над огнем. Но те упорно стоят на своем: мы – воины хана Девлет-Гирея, штурмовали сегодня Москву, оказались разбиты…

Так и не услышав от пленников ничего нового, дознаватели обращают внимание на их экипировку. Их изумлению нет предела. Все, во что облачены пойманные татары, давным-давно устарело и уже не используется. Неужели те говорят правду? Но как могло произойти, что они проскочили через целых пятьдесят лет? Что за дьявольщина такая?

Михаил Федорович в недоумении. Он приказывает писарям зафиксировать сей факт в летописи. Но о дальнейшей судьбе пленных там, увы, не сообщается.

1832 год. В селе Садовники появляются два человека и утверждают, что они – местные жители. Старожилы с трудом признают в них крестьян Архипа Кузьмина и Ивана Бочкарева, бесследно исчезнувших более двадцати лет назад, в 1810 году. Кузьмин и Бочкарев впадают в глубокий шок, увидев своих жен и детей постаревшими на два десятка лет.

Появляется полиция. Крестьяне растерянно рассказывают, что, возвращаясь ночью домой из соседнего села Дьяково, они решили сократить путь, и пройти через Голосов овраг. Погода была сырая, и овраг был наполнен густым, зеленоватым туманом. Миновав огромные валуны, они вдруг словно куда-то провалились и очутились в некоем пространстве, которое было освещено тусклым, бледным светом, и наполнено множеством приспособлений непонятного назначения. Среди этих приспособлений расхаживали большие, заросшие шерстью, существа, похожие на людей. Архип и Иван страшно перепугались, решив, что перед ними – черти, а сами они каким-то образом угодили в преисподнюю.

Заметив появление чужаков, «черти» стали указывать им куда-то в сторону, знаками призывая идти туда. Не переставая трястись от страха, крестьяне повиновались, и вскоре снова очутились на дне оврага. Облегченно переведя дыхание, и обильно перекрестившись, они поднялись наверх. Но, вернувшись домой, вдруг обнаружили, что прошло много лет.

Весть об этом странном и загадочном случае мгновенно облетела все окрестности, и, благодаря газетам, постепенно распространилась по всей стране. Люди специально приезжали из других городов, чтобы своими глазами увидеть попавших в столь необычную переделку горемык.

В полицейском управлении долго ломали голову в поисках убедительного объяснения случившегося, и, наконец, решили провести в Голосовом овраге следственный эксперимент. Дождавшись, когда он снова заполнится туманом, следователи попросили Кузьмина и Бочкарева опять пройти через него. Те скрылись в плотной дымке, а спустя несколько минут, к изумлению полицейских, обратно вышел только Бочкарев. Кузьмин словно растворился, и больше уже никогда и нигде не появлялся.

«Вот это да! – мысленно восклицал я, возвращаясь домой. – Мне доводилось слышать о многих чудесах и загадках. Но чтобы неразгаданное и непознанное находилось рядом - с таким я сталкиваюсь впервые».

И я, невзирая на советы тети Клавы, решил при случае обязательно исследовать это таинственное место. …

Глава четвертая

Кузьменко вышел из дома ровно в семь. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Определить это я смог по радиосигналам точного времени, донесшимся из открытой форточки.

Закрыв калитку и заметив меня, он удивленно вскинул брови:

-Пришел? А чего за забором стоишь? Почему не заходишь? Собак боишься?

-Да нет, - смущенно ответил я. – Просто неудобно как-то.

-Ну вот, тоже удумал, неудобно! Неудобно деньги просить. А просто зайти – чего же тут неудобного?

Мы пошли по улице.

Вопреки моим ожиданиям, Кузьменко не стал любопытничать относительно причин моего появления в здешних краях. То ли ему это было безразлично, то ли дядя Саша уже все ему рассказал. Он сразу заговорил о работе.

-Конторка у нас небольшая. В штате человек десять. И это хорошо. Чем меньше фирма, тем непринужденнее в ней отношения. Объектов три: торговая база, частный дом и автостоянка. Кстати, именно на ней и находится наш офис. Но директор – мужик пробивной. Так что не исключено, что со временем появится что-то еще.

-Как он сам то? – спросил я. – Сработаться с ним можно?

Борис пожал плечами.

-Я сработался. Все остальные тоже сработались. Он, конечно, себе на уме. Но не деспот. Из «ментов». Ушел оттуда не по своей воле: попался на какой-то контрабанде. Никто не прикрыл, ну и попросили написать рапорт об увольнении. Но я не думаю, что он от этого сильно переживает. Устроился, вроде, неплохо. Открыл ЧОП, нашел клиентов, и живет – не тужит.

-Контрабанда – это, конечно, серьезно, - вставил я.

Кузьменко иронично усмехнулся.

-Да ты его не демонизируй. Ты думаешь, он один в милиции этим занимался? Отнюдь. Просто, когда дело засветилось, понадобился крайний, и почему-то выбрали его.

-Ну да, никто не прикрыл, - понимающе кивнул я.

-В «ментовке» многие шустрят. На одну зарплату там не прожить. Поэтому каждый ищет, где бы подработать. Практически у всех есть какой-нибудь дополнительный источник, и не всегда законный. Просто, кто-то попадается, а кто-то нет. Роману Олеговичу, вот, не повезло.

-Это его имя-отчество? – спросил я.

-Да, - подтвердил Кузьменко. – Баруздин Роман Олегович. Ты его не бойся. Не такой уж он и страшный, каким может показаться вначале. Будешь нормально работать, не опаздывать, не пьянствовать – он тебе слова худого не скажет.

-Постараюсь, - пробормотал я.

Когда мы, миновав шлагбаум, зашли на территорию автостоянки, я сразу увидел небольшой строительный вагончик, окрашенный в синий цвет. На двери красовалась табличка: «ЧОП «Барс». Очевидно, это и был офис.

Шагнув на ступеньку и взявшись за ручку двери, Борис знаком попросил меня остаться снаружи.

-Подожди пока здесь, - сказал он.

Я послушно кивнул, заложил руки за спину, и стал медленно прохаживаться взад-вперед.

Стоянка была небольшой. Но машины на ней стояли солидные. В основном это были иномарки: «Тойоты», «Мазды», «Опели», «Хонды». Был даже один «Бентли». К моему удивлению, его хозяином оказался молодой парнишка, лет восемнадцати. Смотреть на него было неприятно. Надменный взгляд, властная походка. Явно чувствует себя хозяином жизни. Видимо, «чей-то» сын. «Мальчик-мажор», представитель так называемой «золотой молодежи». Один из тех, кому все дается легко. Я горько вздохнул и повернулся к нему спиной, предпочтя сосредоточить свой взгляд на дремавшей у забора дворняжке. Ну его в баню!

Дверь вагончика открылась, и из него появилось несколько человек в черных камуфляжах. О чем-то переговариваясь, они направились к шлагбауму. Вслед за ними наружу выглянул Кузьменко и махнул мне рукой:

-Заходи.

Я глубоко вдохнул, старясь унять вспыхнувшее волнение, и скакнул на порог.

В «офисе» было сильно накурено. Очевидно, здесь не слишком заботились о здоровье окружающих. В моем горле запершило, и я с трудом удержался, чтобы не кашлянуть. Я ведь был некурящий.

В углу за небольшим столом сидел невысокий, но крепкий человек величавой наружности, с острыми, сверкающими глазами, чем-то напоминавшими пистолетные дула, выпуклым лбом, и большой массивной челюстью, которая придавала его лицу некоторую свирепость.

-Здрасьте, - выдавил я.

Баруздин, - а это, несомненно, был он, - пристально посмотрел на меня и кивком указал на стул. Я робко присел. Борис вышел на улицу, оставив нас наедине.

Не говоря ни слова, Баруздин протянул руку к лежавшей на столе пачке «Кэмэл», поднес сигарету к губам, и щелкнул зажигалкой, не переставая при этом наблюдать за мной с видом разомлевшего на солнцепеке кота. Мне стало не по себе. Я непроизвольно съежился и опустил глаза. Баруздин еще немного помолчал, разогнал перед собой дым, после чего, наконец, сподобился на первую реплику:

-И что тебя потянуло в охранники? – растягивая слова, хрипло пробасил он.

Я честно обрисовал ему свою ситуацию, ничего не приукрашивая и не притушевывая.

-Да-а-а, - протянул Баруздин, выслушав историю моего появления в Коломенском. – В провинции жить сейчас тяжело. Это хорошо, что ты мыслишь реально, и не ищешь журавля в небе. Без московской прописки хорошую работу по специальности в столице найти трудно. Я не говорю, что это невозможно. Глядишь, и получится со временем. Приживешься, заведешь знакомства, может даже женишься. Но начинать, действительно, нужно с малого. Сотрудники мне нужны. Работы хватает. Но вот сможешь ли ты потянуть наше дело? Скажу тебе честно, визуально ты не впечатляешь.

-Да, на Кинг-конга не похож, - смущенно улыбнулся я, ввернув заготовленную заранее шутку.

Но Баруздин на мой юмор не отреагировал.

-На наш основной объект, торговую базу, я тебя однозначно не поставлю. Там нужно глядеть в оба: кто что вносит, кто что выносит, и уметь, в случае необходимости, применить силу.

Я потупил глаза.

-Но у меня, помимо базы, есть еще два объекта: вот эта автостоянка и частный коттедж. По автостоянке все расписано, а вот по коттеджу имеется дыра. Переходить туда никто не хочет. Работать там нелегко.

-Почему? – спросил я.

-Потому, что хозяин тяжелый. Ты его знаешь - Геннадий Карпычев.

-Тот самый актер? – изумленно воскликнул я.

Как можно было не знать Геннадия Карпычева? Он был звездой отечественного кино. Перечень фильмов с его участием достигал уже пятого десятка.

Баруздин утвердительно кивнул головой.

-Да ты не торопись с энтузиазмом, - остудил меня он. – Это он на экране такой добрый и благородный. В жизни он совсем другой. Деньги любит не меньше остальных, но при этом имеет свою философию. Какую – разберешься сам. Не хочу навязывать свое мнение. Да и о клиентах не принято плохо говорить. Платит он хорошо, так что резон терпеть есть.

-Неужели он на самом деле такой сложный? – недоверчиво переспросил я.

-Личность творческая, неуравновешенная, эмоциональная, капризная, - вздохнул Баруздин. - Это не всякому придется по душе. Даже его жена, которая, скажу тебе по секрету, приходится мне родной сестрой, и та время от времени выходит из себя.

«Ага, - отметил я, - теперь понятно, каким образом ты там оказался».

-Сынишка у него тоже не подарок, - продолжал Баруздин. – Слишком много о себе мнит. Избалован до крайности. Кстати, он ему не родной, а приемный.

-Знаю, знаю, - закивал головой я.

Эта история с усыновлением была широко известна. О ней в свое время много писали и говорили.

Пару лет назад в кинотеатрах с большим успехом шел один фильм. Назывался он «Мальчик ищет отца». Это была грустная история о том, как в годы войны десятилетний ребенок разыскивал своих без вести пропавших родителей. Исполнитель главной роли Радислав Сулимов, - смугловатый, черноглазый пацаненок, с большими выразительными глазами, симпатичными кудряшками, и чарующей широкой, по-детски искренней, белозубой улыбкой, - влюбил в себя всю страну. Сыграл он потрясающе: правдиво и трогательно. В залах проливались реки слез. Всеобщему умилению способствовало и то, что Радик был круглым сиротой. Когда ему было шесть лет, его родители погибли в автомобильной катастрофе, и родственники, не пожелав взваливать на себя дополнительную обузу, отдали его в детский дом. Узнав об этом, Геннадий Карпычев, игравший в том фильме роль отца, принял решение усыновить талантливого ребенка, забрал его к себе и дал ему свою фамилию.

-Так что, ситуация такая. Это единственное, что я могу тебе предложить. Лицензии у тебя нет. Опыта работы в охране – никакого. Решай.

-А зарплата? – спросил я.

-Зарплата должна соответствовать квалификации, - развел руками Баруздин.

Он назвал мне сумму, от которой я разочарованно вздохнул. Честно говоря, я рассчитывал на большее. Первым моим порывом было встать, попрощаться и уйти. Но меня что-то остановило. Когда я найду это самое «большее»? Мое плачевое материальное положение не оставляло много времени на поиски. И найду ли я его вообще? А если и найду, в чем оно будет заключаться?

-Но плáтите хоть вовремя? – поинтересовался я.

-Вовремя, - ответил Баруздин. – Не позднее пятнадцатого числа каждого месяца. Не веришь – спроси у ребят.

Немного подумав, я решил, что синица в руке все же лучше журавля в небе. Подняв голову, я посмотрел на директора, и согласно кивнул головой.

-Тогда давай паспорт, - сказал он, и вытащил из стола несколько листков бумаги.

Через полчаса я вышел из вагончика, имея в кармане официальный документ под названием «Трудовой контракт».

«ЧОП «Барс» в лице директора Баруздина Романа Олеговича, именуемое в дальнейшем «Работодатель», с одной стороны, и гражданин Чернышев Евгений Николаевич, именуемый в дальнейшем «Работник», с другой, заключили договор о нижеследующем…».

«Ну что, гражданин Чернышов Евгений Николаевич, - мысленно спросил себя я, - Вас можно поздравить? Вы теперь не безработный».

Так-то оно было, конечно, так, но радости на душе я все же не чувствовал. Я, дипломированный инженер, имеющий высшее образование, пошел в охранники!

«Это ведь не на всю жизнь, - успокаивал себя я. – Это только на первое время. Немного поработаю, поднакоплю деньжат, осмотрюсь, а затем найду себе что-нибудь посерьезнее».

Аутотренинг сработал, и вскоре на место горечи заступило любопытство. Подумать только, я своими глазами увижу Геннадия Карпычева! Буду с ним здороваться, разговаривать. Уму не постижимо!

Тогда я даже не предполагал, сколь судьбоносным окажется для меня этот день. …

Вернувшись домой, я тут же сообщил своим родственникам, что меня взяли на работу, и не без гордости назвал объект, который мне предстояло охранять с завтрашнего дня.

-Повезло тебе! – изумленно воскликнул дядя Саша.

-В чем ему повезло? – резко возразила тетя Клава. – В том, что он в прислуги попал?

-Ну, почему обязательно в прислуги? - осуждающе взглянул на нее муж. – Он же не кухаркой устроился. Он охранник. Это, все-таки, посолиднее.

-Будет в том числе и кухаркой, - махнула рукой тетя Клава. – Заставят. Ох, не люблю я этих знаменитостей. Сами – все из себя, не подойдешь. Смотрят надменно, свысока. С прислугой не церемонятся, издеваются над ней, как хотят. За людей не считают. Относятся, как к собакам. А уж про этого Карпычева я наслышана! …

И тетя Клава на одном дыхании выложила все, что она знала про известного артиста. Из ее пространного монолога я отметил для себя четыре момента.

Первое. Карпычевы живут очень закрыто, никого к себе не пускают, и ни то, что дружеских, а даже простых соседских отношений ни с кем не поддерживают.

Второе. Геннадий Карпычев женат уже в третий раз.

Третье. Его нынешняя супруга – гусыня и стерва.

Четвертое. Его приемный сын – оболтус из оболтусов. В школе ни с кем не дружит. Дерется с одноклассниками. Обзывается. Грубо реагирует на все замечания в свой адрес, и ничем не напоминает того восхитительного, обаятельного мальчугана, которого сыграл в кино.

-Вот так! – красноречиво вскинула палец тетя Клава, и поставила передо мной тарелку пельменей. …

Глава пятая

На следующее утро мой сладкий сон прервал звонкий, голосистый будильник. Я бодро вскочил с постели, быстро совершил утренний моцион, оделся, позавтракал, и отправился на службу.

Рабочий день начался с развода (то бишь планерки, если использовать гражданскую терминологию).

Баруздин был немногословен. Сначала он представил меня присутствующим, затем коротко сообщил, что за истекшие сутки никаких ЧП не произошло, напоследок пожурил какого-то Кузнецова за то, что тот выпил в рабочее время бутылку пива, и, разомлев от жары, задремал на своем посту, после чего стукнул ладонями по столу и скомандовал:

-Всё! Вперед!

Мои сослуживцы поднялись и направились к выходу. Я тоже встал и в нерешительности замялся. Ведь я совершенно не знал, куда идти, и что именно мне следует делать.

-Присядь пока! – бросил мне Баруздин.

Я снова придвинул к себе стул.

Директор заполнил журнал, закрыл его, отложил в сторону, поставил локти на стол, сложил ладони лодочкой, прислонил их к подбородку, и обратился ко мне:

-Ну что, волнуешься?

-Есть маленько, - с неохотой признался я.

-Ничего, привыкнешь. Панченко, - это охранник, которого ты сменишь, - подробно введет тебя в курс дела. Такая команда ему уже дана. От себя же хочу дать тебе несколько советов. Рекомендую к ним прислушаться, ибо они родились не на пустом месте, а на определенном опыте. Люди, живущие в доме, который ты будешь охранять, очень богаты. Как ни крути, они господа, а мы холопы. Не мы им, а они нам дают возможность зарабатывать себе на жизнь. Если мы им вдруг разонравимся, они легко найдут себе других охранников. Поэтому, первое, что ты должен зарубить себе на носу, клиент всегда прав. Он прав даже тогда, когда он явно не прав. Ты с этим обязательно столкнешься. Так что будь к этому готов. Что бы ни случилось, что бы тебе ни сказали, как бы тебя ни обидели, с твоей стороны всегда должны следовать железная выдержка и ледяное спокойствие. Если вдруг почувствуешь, что заводишься, позвони мне. Я приеду и разрулю ситуацию. Но сам ни в какие споры, ни в какие конфликты ни с кем не вступай. Имей в виду, если меня вдруг попросят тебя заменить, я буду вынужден с тобой расстаться. Это понятно?

-Понятно, - глухо отозвался я.

-Самое главное, научись себя правильно вести. Не вздумай выказывать Карпычеву восторг и восхищение, типа «Вы мой самый любимый артист! Встреча с Вами для меня большое событие!», и тому подобное. Он от таких признаний уже устал. Он слышит их каждый день. Они его уже не просто утомляют, а откровенно раздражают. Он прекрасно знает себе цену, и не нуждается ни в чьих славословиях. Не демонстрируй ему повышенную услужливость. Его от этого тошнит. Если он попросит тебя что-нибудь сделать – сделай. Только без лишней суеты. Но и в другую крайность, эдакий нигилизм, полное непризнание авторитетов, тоже не впадай. В его глазах это будет выглядеть, как откровенное хамство. Не пытайся завести с ним дружбу. Ты не из его круга. Ты ему не ровня. Ты не ровня даже этому тринадцатилетнему сопляку, которому подфартило заиметь такого приемного папашу. Ты просто у них работаешь, и не более того. В твои обязанности входит охранять их дом. Охранять от назойливых поклонников, от «папарацци», от мелких воришек. Правда, сейчас им никто особо уже не докучает. Когда мы там появились, мы быстро навели там порядок. Но время от времени все равно кто-нибудь, да норовит заглянуть через забор. …

Во время напутственной речи мои щеки багровели все гуще и гуще, а кулаки сжимались все крепче и крепче. Кому приятно, когда ему вежливо, но откровенно объясняют, что он есть самое настоящее дерьмо.

-Вот пока и все, что я хотел тебе сказать, - резюмировал Баруздин. - Остальное тебе расскажет Панченко. Поехали, отвезу к месту службы. Только сначала переоденься.

Он встал из-за стола, вручил мне форменную одежду, и вышел из вагончика. Облачившись в черный камуфляж, я последовал за ним.

У шлагбаума меня ожидал черный «Лэнд Крузер». Двигаясь с небольшой скоростью, мы минут через десять оказались на месте. Дом Карпычева находился почти в самом конце улицы, которая целиком состояла из коттеджей.

Это был двухэтажный особняк из красного кирпича, с черепичной, на скандинавский манер, крышей. Вокруг него возвышался коричневый забор из профлиста с полимерным покрытием. Въездные ворота и расположенная справа от них узкая калитка были обложены «воротничками» из облицовочного камня.

Баруздин нажал на кнопку домофона. В динамике треснуло.

-Сейчас иду, Роман Олегович, - донесся оттуда мягкий баритон.

Мой напарник оказался невысоким, примерно моего возраста мужичком, с добродушным, широким лицом, и заметно выпиравшим наружу «пивным» животиком. Покрывавшие его голову русые волосы напоминали по форме горшок.

Едва мы вошли во двор, как Панченко вытянулся в постойке «смирно»:

-Товарищ директор, за истекшие сутки никаких происшествий не зафиксировано.

Баруздин угукнул, и мы направились к небольшой будке, стоявшей в самом углу двора. Пока мы шли, я не удержался от соблазна покрутить головой по сторонам. Везде царили чистота и порядок. На дорожках не валялось ни одной бумажки, ни одного камешка, ни одной палки. Тянувшиеся вдоль забора клумбы были аккуратно вскопаны. Окна дома были плотно занавешены шторами. Рядом с самым большим из них красовалась спутниковая тарелка. Возле будки стояла черная, чисто вымытая «Тойота». Очевидно, это была машина хозяина.

-Геннадий Матвеевич дома? – спросил Баруздин.

Панченко утвердительно кивнул.

-Вернулся во втором часу ночи. Отсыпается. Катерина Васильевна уехала полчаса назад. Радик ушел без двадцати восемь.

Внутренняя обстановка будки полностью соответствовала ее целевому назначению. На небольшом столе красовался черно-белый монитор с видами дома со всех сторон. Я удивленно открыл рот. Оказывается, здесь есть камеры видеонаблюдения! Как же я их не заметил? Похоже, они хорошо замаскированы. Помимо монитора, на столе стояли три разноцветных телефонных аппарата, два из которых, судя по всему, относились к внутренней связи: на них не было наборных дисков. Освещение в будке было тусклым. Свет проникал в нее через два небольших оконца. Сквозь первое просматривался дом, сквозь второе – ворота и калитка.

Панченко сел за стол. Баруздин опустился на стоявшую в углу кушетку. Я довольствовался табуреткой.

-Знакомься, - произнес Баруздин, обращаясь к Панченко, и указал на меня, - твой новый напарник.

-Я это уже понял, - улыбнулся тот и протянул мне руку. – Толик.

-Женя, - представился я, и мы обменялись рукопожатием.

-Введи его в курс дела, все объясни, все покажи, поделись нюансами. Ну а я поехал на базу. А то у нас там большие любители пива объявились. Надо им хорошенько вправить мозги.

Директор поднялся с кушетки и вышел. Мы с Панченко остались одни.

-Откуда сам? – спросил меня он.

-Из Балашова, - ответил я.

-О-о-о, - оживился тот. – Почти соседи. Я из Кирсанова. Тамбовская область.

Толик показался мне очень приятным и дружелюбным человеком. Его история оказалась схожей с моей. Отчаявшись найти работу в родном Кирсанове, он подался в столичный мегаполис, и после непродолжительных поисков осел в Коломенском, найдя здесь и жилье, - небольшую комнатушку в каком-то частном доме, - и источник доходов.

Узнав об однородности наших несчастий, он как-то сразу проникся ко мне симпатией. Его отношение к моей «профподготовке» оказалось гораздо серьезнее, чем как к простой формальности. Он подробно рассказал мне, что следует делать, куда в каких ситуациях обращаться, провел меня по двору, показал где что находится, обвел вокруг дома, попутно снабжая полезными житейскими советами. Его столь дружеское участие имело вполне реальное объяснение: во мне он видел самого себя.

-Год назад я сам был в твоей шкуре, - признался он. – Я ведь тоже не профессиональный охранник. Я по профессии слесарь, и так же, как и ты, в охранное дело «въезжал» с нуля. Мне тогда Колька Громов очень помог. Обучил буквально всему. Он здесь уже не работает. Уволился. Не выдержал.

Толик просидел со мной до полудня, посвящая во все тонкости службы, и ушел только тогда, когда убедился, что я более-менее все понял.

-В случае чего звони, спрашивай, не стесняйся, - сказал он на прощание. – Баруздина лучше не беспокой. У него и своих дел хватает. Телефонуй либо мне, либо Мишке Ширяеву. Он тебя завтра будет сменять. Ты с ним утром познакомишься.

После ухода Панченко на столе остался листок бумаги, заполненный моей рукой, который представлял собой конспект всего услышанного. На нем значилось следующее:

«1.Телефоны:

-серый – городской.

-красный – внутренний (дом).

-белый – домофон.

2.При появлении посторонних:

-нажать на кнопку домофона, спросить: кто, к кому, зачем? Связаться по внутренней связи с хозяином (хозяйкой), и действовать согласно их распоряжениям.

3.В случае проникновения посторонних принять меры к их задержанию. При необходимости вызвать милицию.

4.Все поступающие на имя хозяина или хозяйки посылки тщательно досматривать на улице, и вносить внутрь, только убедившись в их безопасности. В случае сомнений в безопасности передаваемых предметов обратиться к шефу, и действовать согласно его распоряжениям.

5.Фиксировать, когда уходит и приходит пацан. Карпычев часто спрашивает …».

Ну, и так далее.

Конечно, это было не все, о чем говорил мне Толик. Его отзывы о царящих здесь нравах, по причине своей откровенности, естественно, остались непомеченными.

-Карпычев еще так себе, ничего, - доверительно делился со мной он. – Мужик, конечно, со странностями, своенравный, но все же более-менее терпимый. Всего добился сам, своим трудом. Знает цену успеха. Я его уважаю. А вот бабу с пацаном не переношу. Слишком много о себе мнят, хотя для всего этого не сделали абсолютно ничего. …

При этих словах Панченко указал на коттедж.

-… Пришли на все готовенькое. Катька удачно подлегла где-то на гастролях. Она костюмершей в театре работала. Пацан на жалость надавил. Как же, сиротинушка! Вот так они здесь и осели. Гонору – выше крыши, а за ним, если разобраться, - ничего. Колька Громов ведь именно из-за этого сопляка ушел. Точнее, не ушел. Будем говорить прямо, уволили его. Поцапался с «мелким». Тот ему постоянно какие-то козни строил. Не знаю уж, за что он его так невзлюбил. То снежком в Кольку швырнет, то ведро с водой сверху опрокинет. А как-то раз, - в феврале дело было, - перед дверью будки малую нужду справил. Кольке в тот момент зачем-то выйти понадобилось. Он дверь открыл, все это увидел, не выдержал, да как отчихвостил его по полной. А на следующий день Баруздин предложил ему написать «по собственному». Мол, Карпычев распорядился. Сынишку обидели. Хоть бы разобрался, что к чему. Колька – человек гордый, оправдываться не стал, написал и ушел. Эх, была бы возможность, я бы этого полунегритенка придушил.

-Полунегритенка? – переспросил я.

-Ну, да. А разве это не заметно? Ты приглядись повнимательней. Он же метис. Мать – негритянка, отец – белый. Наследничек! В кино таким ангелом казался, а в жизни – мразь из мразей. У него даже друзей никаких нет. Придет из школы, и торчит весь день дома, если папа с собой куда не возьмет. А почему? Потому, что пойти не к кому, и не с кем.

-Как же с ними лучше себя вести? – озабоченно спросил я.

-А никак, - ответил Толик. – Бери пример с меня. Я здесь уже год работаю. Держи себя спокойно, невозмутимо. Если о чем спросят - отвечай вежливо, но холодно, без эмоций. И старайся не смотреть им в глаза. Ничего, кроме высокомерия, ты там не увидишь. А оно знаешь, как бесит! Смотри мимо них, куда-нибудь в сторону. А вообще, лучше держись от них подальше. Оно спокойнее будет.

-Шеф говорил мне тоже самое, - вздохнул я.

Оставшись один, я уставился на монитор, и с рвением новичка стал пристально наблюдать за всем, что происходило вокруг. Но вокруг не происходило абсолютно ничего. Улица сияла пустотой. Мимо забора лишь изредка проходили какие-то люди, но они не обращали на «объект» никакого внимания, и были всецело заняты своими мыслями.

Полуденное солнце разогрело стены будки. Внутри стало жарко. Меня потянуло в сон.

Подавив очередной зевок, я вскочил со стула и устроил небольшую разминку, стараясь прогнать охватившую меня дрему. Сделав несколько приседаний и наклонов, я включил электрический чайник, который тут же зашипел, словно змея, и щелкнул клавишей на примостившемся в углу стола стареньком радиоприемнике. В динамике зазвучал Шафутинский. Не будучи поклонником шансона, я принялся крутить рычажок настройки частоты, чтобы поймать какую-нибудь легкую, мелодичную попсу, и вскоре попал на «Русское радио». Притоптывая в ритме звучавшей песни, я достал с полки баночку «Нескафе», открыл крышку, засунул ложку внутрь, и тут краешком глаза уловил за окном чью-то фигуру. Устремив свой взгляд наружу, я замер. На крыльце, возле открытой двери дома, стоял Карпычев. Он был в майке и трико. Но даже в таком простом домашнем наряде известный актер был безошибочно узнаваем. Разве только выглядел гораздо старше, чем на киноэкране. Его лицо было густо испещрено морщинами, а волосы отсвечивали сплошной сединой.

Карпычев зевнул, потянулся, посмотрел на небо, обвел глазами двор, после чего перевел взгляд на охранную будку. Я резко отпрянул от окна, не желая быть застигнутым в своем обывательском любопытстве. Известный актер переобулся, сменив тапки на старые, потрепанные ботинки, и, не спеша, с достоинством, стал спускаться по ступенькам.

«Не иначе, как идет сюда», - пронеслось у меня в голове.

Я выключил закипевший чайник, налил в чашку кипяток, насыпал туда кофе, и, не переставая прислушиваться к приближающимся шагам, стал неторопливо размешивать его ложечкой.

Дверь будки отворилась. Стараясь казаться спокойным, я повернул голову. Карпычев стоял на пороге и вопросительно смотрел на меня.

-Здравствуйте, - негромко произнес я.

Карпычев кивнул, и до моих ушей донесся хорошо знакомый по кинофильмам голос:

-Ты что, новенький?

-Ага, - ответил я, и, сам не зная зачем, добавил: - За истекшие сутки никаких происшествий не зарегистрировано.

Брови актера поползли вверх. Видимо, в общении с ним такие официальные фразы были не приняты. В его глазах вспыхнула усмешка, которая окончательно ввергла меня в растерянность.

-Это хорошо, - заметил он, и сделал шаг назад, намереваясь уйти. Но вдруг передумал, и снова подался вперед.

-Радик ушел в школу вовремя?

-Без двадцати восемь, - выпалил я.

Карпычев изучающе окинул меня с головы до ног, угукнул, и вышел из будки. Я обессилено опустился на стул, и только тут заметил, что на протяжении всего разговора не переставал вращать ложечкой в чашке. Меня грызла досада. Я нисколько не сомневался, что показался хозяину полным идиотом. …

Глава шестая

Часа через два Карпычев снова появился из дома. Он спустился с крыльца, подошел к клумбам, и стал внимательно их рассматривать. Затем он нагнулся, зачерпнул рукой горсть земли, попробовал ее на ощупь, и, чем-то не удовлетворившись, направился в сторону будки.

«Сейчас скомандует что-то сделать», - подумалось мне.

Но Карпычев даже не посмотрел в мою сторону. Миновав «сторожку», он дошел до сарая, вытащил оттуда зеленую лейку, наполнил ее водой из наружного вентиля, вернулся к клумбам, и принялся их поливать.

Я смотрел на него, изумленно открыв рот. В моем сознании никак не укладывалось, что такая знаменитость может заниматься столь примитивной хозяйственной работой.

Закончив полив, известный актер отнес лейку обратно в сарай, и выкатил оттуда скутер. Закрепив его на подножке, Карпычев разложил на земле инструменты, и принялся внимательно осматривать все его составные части. Очевидно, со скутером что-то случилось, и он пытался выяснить причину неполадок.

В этот момент на мониторе появилось какое-то движение. Я перевел взгляд от окна на экран и заметил, что к калитке кто-то подошел. Это был ребенок. Сбросив с плеч школьный рюкзак, он достал что-то из кармана джинсов и просунул в замок. Судя по тому, что калитка открылась, это был ключ. Во двор вошел Радик. Я сразу понял, что это он. По сравнению с кинофильмом он, конечно, немного подрос, но все же не настолько сильно изменился, чтобы его нельзя было узнать. Однако, что-то в нем, все-таки, было не так.

Радик захлопнул калитку и направился к крыльцу. Но, заметив возле сарая Карпычева, повернул к нему. Когда он проходил мимо будки, я, рассмотрев его поближе, понял, что именно меня в нем смутило. Его глаза. В них не было того блеска и той живости, которыми он так всем запомнился два года назад. Сейчас они отдавали какой-то тусклостью и угрюмостью.

Радик подошел к Карпычеву и что-то у него спросил. Тот недоуменно пожал плечами. Очевидно, речь шла о поломке.

Оставив скутер стоять во дворе, они направились к дому. Когда они приблизились к будке, до меня донесся их разговор:

-Не переживай, - говорил Карпычев. - Я разузнаю, где есть мастерская. Отвезем, починим, и вскоре снова будешь кататься. Ну, а не починим, так купим другой.

-Да я не переживаю, - отозвался Радик.

Спустя некоторое время Карпычев уехал.

Закрыв за ним ворота, я вернулся на охранный пост. Но мне почти сразу же пришлось идти обратно. Снаружи засигналила ярко-красная «Мазда». Это приехала Катерина. Я украдкой бросил на нее свой взгляд. Сестра Баруздина была красива. Удлиненный стройный стан, ровная осанка. Ее фигура, безусловно, привлекала. Но эту привлекательность сводило на нет ее лицо. В его утонченных и изысканных чертах просматривалась такая откровенная стервозность, что не заметить ее не мог даже самый ненаблюдательный человек.

-Помой машину, - надменно бросила хозяйка, удостоив меня лишь поверхностным взглядом, и прошла в дом.

До моих ушей донесся визгливый лай. На крыльцо выскочила маленькая болонка. На ее голове красовался пышный зеленый бант.

-Ах ты, моя дорогая! Ах ты, моя милая! Соскучилась! – засюсюкала Катерина. – Пойдем со мной, Чапушка, пойдем.

Дверь закрылась.

Обреченно вздохнув, я наполнил ведро водой, взял губку и подошел к «Мазде». Но едва я сделал первый «мазок», как в доме раздался страшный взрыв. Я вздрогнул и инстинктивно вжал голову в плечи. Это заиграла группа «Prodigy». Не иначе, как Радик решил себя немного развлечь.

Видимо решив совместить приятное с полезным, юная кинозвезда выскочила на улицу и принялась возиться со скутером.

На крыльце с искореженным от злобы лицом появилась Катерина.

-Опять ты поставил этот идиотизм! Немедленно выключи!

Ответ Радика был краток:

-Да пошла ты!

Вслед за хозяйкой наружу выбежала болонка и разразилась злобным заливистым тяфканьем.

-Ну, погоди, доберусь я до тебя, чертово отродье! – в сердцах сплюнула Катерина, взяла собаку на руки и исчезла за дверью.

«Чертово отродье» победоносно усмехнулось:

-Доберись, доберись!

Мне стало неловко. Опустив голову вниз, чтобы не смотреть на находившееся невдалеке карпычевское «чадо», я целиком сосредоточился на мытье машины. Но тут сквозь «металлический» грохот до моих ушей донеслось:

-Эй, ты! Почини мне скутер!

Я не отреагировал.

-Ты что, оглох, что ли? – снова крикнул Радик.

Я придал своему лицу каменное выражение и повернулся к «наследнику». Он сидел на корточках и властно смотрел на меня.

-Почини мне скутер! – снова потребовал он.

-Я занят, - назидательно произнес я.

-Чем ты занят?

-А ты не видишь? Мою машину.

-Машина подождет! – отрезал Радик. – Почини мне скутер, и мой ее, хоть до посинения.

Я почувствовал, что вскипаю. Похоже, этот молокосос считает, что вправе мною командовать! Стараясь сохранить невозмутимость, я снова посмотрел на него:

-Я работаю не у тебя, а у твоего папы. Твой папа не давал мне распоряжений выполнять все твои прихоти.

Я опустил губку в воду и продолжил свое занятие.

Хозяйское «чадо» немного помолчало, после чего снова обратилось ко мне. Его тон немного смягчился.

-А когда домоешь - починишь?

-Попробую починить, - выдержав некоторую паузу, ответил я. – Но не обещаю, что смогу это сделать.

«Мазду» я домывал с нарочитой медлительностью. Я тянул время специально. Мне хотелось показать этому птенцу, что мне на него категорически наплевать, и что я не считаю себя от него зависимым.

-Ну, скоро ты там? – нетерпеливо поинтересовался Радик.

Я промолчал, не удостоив его даже поворотом головы.

Когда машина приобрела почти что первозданный блеск, я насухо протер тряпкой руки, и краешком глаза покосился на «наследника». Он продолжал сидеть на корточках возле скутера и наблюдал за мной. Я неспеша подошел к нему и снисходительно спросил:

-Ну? В чем проблема?

-Не заводится, - пожаловался Радик.

Я несколько раз нажал на педаль. Мотор не реагировал. Мне еще никогда не доводилось чинить скутеры, но в мотоциклах я разбирался сравнительно неплохо. Во всяком случае, я прекрасно знал, что если в мотоцикле вдруг заглох мотор, дело может быть вовсе не в «движке», а в проводе, который соединяет его с аккумулятором, и который мог попросту отломиться. Я поднял сиденье и заглянул внутрь. Так оно и есть.

-Неси паяльник, - произнес я, постаравшись придать своему голосу строгие нотки.

«Чадо» сорвалось с места и помчалось в дом.

-И не забудь олово с припоем! – вдогонку крикнул я.

Требуемые мною предметы не заставили себя ждать. Раскручивая шнур паяльника, я огляделся по сторонам.

-А где розетка?

Радик забежал в сарай и с готовностью вытащил оттуда удлинитель.

-Я его уже подключил, - сообщил он.

Подождав, пока паяльник хорошо разогреется, я, с помощью солидной порции олова, восстановил контакт.

Радик бросился к скутеру, намереваясь тут же его завести, но я его остановил:

-Подожди минут десять. Пусть застынет.

Пока я мыл руки с мылом, он нетерпеливо посматривал на свои наручные часы. Когда я закрыл кран и принялся стряхивать с ладоней воду, он спросил:

-Ну, можно?

-Попробуй, - кивнул головой я.

Радик нажал на педаль. Мотор взревел. Мальчик радостно подпрыгнул.

-Работает!

Я направился в свою будку.

-Я скажу папе, чтобы он тебе заплатил! – крикнул Радик.

-Собери инструменты, - ворчливо отозвался я. – И выключи этот психопатический вой. Уже голова от него болит.

«Prodigy» смолк. Радик выкатил скутер на улицу, прыгнул на него, и куда-то умчался. Домой он вернулся только вечером. Чумазый, растрепанный, и чрезвычайно довольный. …

Глава седьмая

Тетю Клаву интересовало буквально все. Пока я завтракал… точнее, пытался завтракать, она обрушила на меня целый град вопросов: как Карпычев живет? что он ест? что он пьет? что он делает дома? о чем он говорит? какие у него взаимоотношения с женой? И так далее, и тому подобное. Разогретое на сковородке рагу совсем остыло, не оказавшись в моем желудке даже и половиной своего содержимого. Я попросту не успевал засовывать его в рот, и занимался только тем, что отражал яростные атаки неиссякаемого женского любопытства.

Карпычев жив-здоров. Что он ест и пьет – я не знаю. Что он делает дома – тоже не знаю. Он меня к себе в гости не приглашал. И уж точно не ведаю, есть ли у него с женой «взаимоотношения». Я за ними не подглядывал.

О конфликте Катерины и Радика я тете Клаве, естественно, ничего рассказывать не стал. Я понимал, что если я поведаю ей эту историю, она, сродни испорченному телефону, тут же пойдет гулять по округе, и обрастать все новыми и новыми, зачастую самыми невероятными, подробностями.

Кстати, подобные конфликты между Радиком и Катериной были отнюдь не редкостью. Об этом мне поведал Ширяев, мой второй напарник, невысокий крепыш, лет пятидесяти, с расплывчатыми чертами лица, внушительным носом и очень толстыми губами.

-Это он просто ее так донимает, - объяснил он.

-А чего они друг с другом не ладят? – поинтересовался я.

Ширяев усмехнулся.

-Где ты видел, чтобы мачеха ладила с пасынком? К тому же еще и приемным. Впрочем, он и сам не подарок.

-Я в этом уже убедился, - признался я. – А правда, что из-за него одного охранника уволили?

-Кольку Громова? Правда. Но, между нами говоря, Колька сам виноват. Балакал здесь однажды с какой-то бабой по телефону. А он не может без того, чтобы не порисоваться, не прихвастнуть. Ну, его и понесло: да я их всех… да они у меня все… . А пацан находился неподалеку, и все это слышал. Ну, и решил показать, кто в доме хозяин. Так что, если будешь кому-то «заливать», дверь прикрывай поплотнее, и разговаривай потише.

«Заливать» по телефону я, конечно, не собирался. Во-первых, было некому. А во-вторых, я не был охотником до продолжительных разговоров. Вот моя мать – это другое дело. Она могла часами занимать линию, не находя в этом ничего предосудительного, а затем бурно возмущаться жадностью телефонной станции, присылавшей нам в конце месяца астрономические счета.

-Кстати, твоя «маман» вчера вечером звонила, - сообщила мне тетя Клава, когда окончательно убедилась, что никаких скандальных подробностей из личной жизни легенды отечественного кинематографа ей вытрясти из меня не удастся. – Я сказала ей, что у тебя все нормально, и что ты устроился на работу.

После этого тетя Клава повернулась и вышла из кухни, дав, наконец, мне возможность доесть уже окончательно остывший завтрак.

Прекрасная весенняя погода никак не располагала к бессмысленному пребыванию в четырех стенах. Это был один из тех дней, о которых особенно грустишь поздней осенью, когда за окном серым-серо, а улицу нещадно полощут дожди. Жарко, но не душно. Тянет сладковатым ароматом травы. Воздух едва колышется и обдает приятной свежестью.

Немного подремав, я отправился на прогулку. Ноги сами собой повели меня к Голосовому оврагу.

Вопреки моим ожиданиям, он оказался совсем не мрачным, каким представлялся вначале, после всех тех историй, что мне довелось о нем слышать. Здесь вовсю кипела жизнь. Вокруг не смолкал разноголосый хор птиц. Склоны оврага устилали густые кустарники, липы, березы, осины. По самому его центру протекал небольшой ручей, русло которого было аккуратно обложено камнями.

«А здесь довольно мило», - отметил про себя я, чувствуя, как в моей душе растворяется весь ассоциировавшийся с этим таинственным местом негатив.

Я неспеша шагал по узкой, вьющейся тропинке, и вскоре заметил впереди два огромных валуна, которые лежали на земле неподалеку друг от друга.

«Очевидно, это те самые чудодейственные камни».

У валунов было немноголюдно. Рядом с первым сидели две старухи. Возле второго – какой-то старомодно одетый дед. Его наряд поневоле бросался в глаза. Такие светлые, широкие парусиновые костюмы и фетровые шляпы уже давно не носили. Этот фасон был характерен для тридцатых годов.

Я хотел молча пройти мимо, но едва я поравнялся со стариком, как он меня окликнул:

-Хорошая погода, не правда ли?

-Хорошая, - согласился я, замедлив шаг.

-Вы здесь впервые?

-Впервые, - ответил я.

-Это заметно, - улыбнулся старик. В его маленьких глазах, едва просматривавшихся под густыми бровями, сквозила острая наблюдательность. – Идете не торопясь, осматриваетесь, прислушиваетесь, о чем-то думаете. Вы только не ищите в моих словах ничего дурного. У меня и в мыслях нет причинить Вам какое-либо беспокойство. Я обратился к Вам лишь для того, чтобы просто поговорить. Скучно, знаете ли, как-то сидеть одному.

-А вон там не собеседники? – тихо спросил я, скосив глаза на старух.

Дед повернул голову, и тут же одернул ее обратно

-Боже упаси! – воскликнул он, и картинно воздел глаза к небу. – У нас с ними мало общего. Только возраст, и больше ничего. Они здесь для того, чтобы залечить свои болячки. А я по другой причине. У меня, знаете ли, есть такое хобби, посещать аномальные места. Я уже много где побывал. Вот, дошла очередь и до этого оврага. Да Вы присядьте. Чего стоять-то?

-Спасибо, - произнес я и примостился на другом краю камня.

-В этом мире еще столько много непознанного, - вздохнул старик. – Человечество, в основной своей массе, двигает научно-технический прогресс по пути объяснимого с точки зрения естественной науки. А для того, чтобы понять сущность явлений, которые в обиходе называют аномальными, нужна совершено другая основа, которую человечество еще не познало. Давным-давно, в стародавние времена, оно сделало несколько уверенных шагов в этом направлении. Но с тех пор больше не продвинулось ни на йоту, потому что вся наука оказалась втиснута в тесные рамки законов физики, химии, математики. Любые же попытки выйти за эти рамки стали приниматься за помешательство. Лишь немногие, очень немногие умы способны понять, что в нашем мире ничего не происходит просто так, как бы само собой. Что все явления обязательно имеют какое-то научное объяснение. Вы никогда не слышали о Хоботовском овраге?

Я покачал головой.

-Честно говоря, нет.

-Жаль. А между тем, он находится сравнительно недалеко отсюда, на сорок седьмом километре Калужского шоссе. Этот овраг знаменит тем, что в нем часто, глубокой ночью, можно увидеть призраков: такие туманные человеческие фигуры, бродящие по его дну. И это не пустые россказни. Это действительно так. Поверьте очевидцу. В прошлые века в этом овраге промышляла банда местных крестьян, которая грабила и убивала проезжих купцов. Ею предводительствовал атаман Степан Хоботов. По его фамилии впоследствии и назвали эту низменность, ибо в народном сознании она ассоциировалась прежде всего именно с ним. Людей там было убито немерено. А призраки – это их души, которые маются, не получив в свое время должного упокоения. Бояться их не надо. Они не причинят Вам никакого вреда. Но и приближаться к ним тоже не следует. Контакт с их миром не так уж и безопасен.

-Вы своими глазами видели призраков? – удивленно выдохнул я.

-Видел, - подтвердил старик. – Причем, не один раз. Призрак – это энергетическая субстанция, которая остается после умершего человека. Это соответствует даже общепринятым физическим законам. Энергия не берется из ниоткуда, и не исчезает в никуда. Она просто переходит в какое-то другое состояние.

-Вообще-то, да, - согласился я, припоминая институтские лекции.

-Этих призраков вокруг нас – тьма тьмущая. Мы их просто не видим. Наши глаза не приспособлены к их частоте. Они становятся заметны для нас только в тех местах, где существуют разломы земной коры. В таких, как Хоботовский овраг, Голосов овраг, Чёртов овраг. Из разломов земной коры выходит мощное электромагнитное излучение, которое деформирует их частоту, благодаря чему они становятся распознаваемыми.

-Выходит, здесь тоже можно увидеть призраков? – недоверчиво переспросил я.

-Можно, - сказал старик. – Уровень электромагнитного излучения на дне Голосова оврага превышает обычный в двенадцать раз. Этого вполне достаточно для изменения зрительной частоты. Если Вы хотите увидеть призраков, придите сюда ночью, и захватите с собой фотоаппарат. Если Ваши глаза ничего не увидят, сделайте подряд несколько снимков одного и того же объекта. Хотя бы, этого камня, на котором мы с Вами сидим. И, уверяю Вас, на каком-то из них обязательно будет запечатлена легкая дымка, которую Вы не наблюдали. Это попала в кадр чья-то душа.

-Боязно как-то идти сюда ночью, - поежился я.

-Бояться нужно не призраков, а людей, - пояснил старик. – Если Вы не будете пытаться вступить с душами в контакт, это абсолютно безопасно. Уверяю Вас. Единственное, не ходите сюда в туман.

-Это я знаю, - произнес я. – Уже наслышан. Вы еще упомянули какой-то Чёртов овраг. А чем знаменит он?

-О, это очень нехорошее место, - предостерег старик. – В нем очень сильная отрицательная энергетика. Находится он в Псковской области, близ села Ляды, что в Плюсском районе. Если Вы вдруг там окажетесь, обходите этот овраг стороной. Там очень часто исчезают люди. Кое-кого, впоследствии, все же находят, но зачастую в невменяемом состоянии. Местные жители, когда проходят мимо него, даже избегают смотреть в его сторону. …

Под воздействием рассказов старика у меня по спине забегали мурашки, а на душе появился какой-то неприятный осадок. Все, что находилось вокруг, вдруг начало казаться мне каким-то необычным, загадочным и таинственным.

Ох уж эта моя впечатлительность! Я полагал, что с возрастом она из меня навсегда исчезла. А получается, что она лишь притаилась в глубинах моего сознания, и теперь снова дает о себе знать.

В детстве я много натерпелся от силы своего воображения. Когда я читал какую-то книгу, или смотрел какой-то кинофильм, я всегда воспринимал все в них происходящее, как переживаемое лично мною.

Помню, как-то раз, когда мне было еще семь лет, мы всем классом пошли на «Вий». Фильм оказался страшным. Он произвел на меня очень сильное впечатление. Ночью потом я никак не мог заснуть. Мне в темноте мерещилась всякая нечисть. После этого мои родители стали тщательно следить за всем, что я смотрю, и что я читаю. И если в книге или в фильме, ставшими предметами моего внимания, содержалось что-то щекочущее нервы, на них тут же накладывалось решительное «табу». …

По тропинке проскакал черный дрозд. Заметив меня, он остановился и склонил головку. Его темные, круглые «бусинки» выражали немой вопрос. Я топнул ногой. Дрозд испугался и перелетел к другому склону оврага. Я поднял глаза. Макушки произраставших на той стороне деревьев покрылись ярким багрянцем последних лучей спустившегося за горизонт солнца.

Спустившегося за горизонт? Я вздрогнул и словно очнулся от забытья.

Каким образом мог так быстро наступить вечер? Ведь буквально только что было начало третьего. Я это прекрасно помнил. Я взглянул на часы сразу же после того, как уселся рядом со стариком.

Кстати, а почему не слышен его голос?

Я повернул голову и обомлел. Вокруг никого не было. Ни старика, ни сидевших у другого валуна старух. Куда же они подевались?

Что происходит? Что за чертовщина?

Я судорожно сглотнул. Мой лоб стал покрываться тонкой ледяной пленкой.

Случившееся заставило меня резко изменить ракурс восприятия места, в котором я находился. Оно стало представляться мне опасным и зловещим.

Я вскочил на ноги и бросился прочь.

Перед моими глазами вдруг возникли татарские всадники из войска Девлет-Гирея. Они словно гнались за мной. Я как будто слышал топот их коней.

Не хватало еще только переместиться в будущее или прошлое!

Выбравшись из оврага, я, сгорая от волнения, внимательно огляделся по сторонам и направился домой. Все, вроде, осталось таким же, каким и было.

Вроде таким же, а вроде и нет.

Как бы мне уточнить, какой сейчас день?

И тут на мои глаза попался краешек газеты, торчавший из почтового ящика, врезанного в калитку одного из заборов.

Ага! Идея!

Убедившись, что на меня никто не смотрит, я осторожно вытащил пахнувший свежей типографской краской номер «Сельской жизни». Взглянув на дату, я облегченно вздохнул. Дата была сегодняшняя.

В этот момент калитка резко распахнулась, и из нее вылетела разъяренная бабка с клюкой.

-А ну, положи на место! – завопила она. – Люди добрые! Что же это такое делается! Дóжили! Газеты стали воровать!

Не дожидаясь, пока на улицу повыскакивают ее соседи, я быстро вернул ей «Сельскую жизнь», и скрылся в близлежащем проулке. …

Глава восьмая

Сзади меня раздалось легкое покашливание:

-Кхе, кхе.

Я поднял голову и оглянулся. В будке стоял Карпычев. Будучи полностью погруженным в свои мысли, я даже не заметил, как он вошел.

-Сколько я тебе должен? – спросил он.

Я сосредоточенно наморщил лоб, пытаясь понять, о чем идет речь.

-За ремонт скутера, - пояснил хозяин.

Я в замешательстве пожал плечами. Поломка была настолько примитивной, что материальная благодарность за ее исправление казалась мне излишней.

Но Карпычев был другого мнения. Он подошел к столу и положил передо мной купюру.

-Столько хватит?

-Хватит, - ответил я. – Но, вообще-то, за такую ерунду …

-Что хоть с ним случилось?

-От аккумулятора отошел провод. Его нужно было просто припаять.

-Ах, вот оно в чем дело. А я то думал, что мотор накрылся.

-Да нет, мотор в порядке.

-Что ж, спасибо. Теперь буду знать.

Хозяин вышел. Я проводил его глазами и растерянно посмотрел на оставленный им «гонорар». Однако, щедро! Мне даже стало как-то неловко. А, впрочем, чего комплексовать? Это же не моя, а его инициатива.

Я взял купюру и положил ее в карман. При моем скудном материальном положении она была не лишней.

Бросив дежурный взгляд на монитор, я снова перенесся воспоминаниями в Голосов овраг. Мне никак не давала покоя вчерашняя история. Что же, все-таки, со мной произошло? Как объяснить этот резкий временной скачок? Может, я попросту заснул? Да нет, не похоже. Я все время чувствовал себя в сознании.

Явная щекотливость темы, слишком тесное ее соседство с гранью, разделяющей разум и безумие, не давали возможность обсуждать ее открыто. Но одну попытку навести справки я все же предпринял. Это произошло за ужином.

-И чего это ты так поздно пришел? – хитро поинтересовалась тетя Клава, когда мы уселись за стол.

-Гулял, - ответил я. – Походил по заповеднику, спустился в овраг, поглядел на валуны, послушал диковинных историй.

-Что за истории? – с любопытством спросил дядя Саша.

-Да так, ерунда всякая, - отмахнулся я. – Был там один дед. И вот он рассказывал, что однажды, гуляя по оврагу, присел отдохнуть. Посидел, посидел, потом глядь - а день вдруг превратился в вечер. Как будто во времени переместился.

-Хе! – ехидно усмехнулся дядя Саша. – А ты, часом, не обратил внимания, на нем не было больничной пижамы? По радио передавали, что с Кащенко один псих сбежал.

-Все тебе шуточки! – прикрикнула на него жена. - А ты помнишь, что Людка Дорохова рассказывала?

-Помню, помню. Прошла через овраг, пришла домой. На наручных часах стрелки показывают три, а на домашних – пять. Сначала думала, что во времени переместилась, а в результате оказалось, что у нее часы сбились.

-Она так специально сказала, чтобы над ней смеяться перестали, - не сдавалась супруга.

-Ну, конечно! – иронично воскликнул дядя Саша. – Эх, жаль, что сейчас не семидесятые годы.

-Почему? – спросил я.

-А тогда с болтунами не церемонились. Объявится какой-нибудь путешественник во времени – его тут же, без лишних разговоров, в психушку.

-И много таких было? – осторожно осведомился я.

-Немного, но были, - сказала тетя Клава. – К той же Людке как-то раз один такой заявился. Весь перепуганный, дрожит. «Я, - говорит, - не понимаю, где я оказался». Твердил, что он живет в тридцать каком-то году.

-А она?

-Вызвала милицию.

-И что с ним стало?

-Откуда я знаю? – пожала плечами тетя Клава. – Увезли, и с концами.

-С головой не в порядке у твоей Людки, - пробурчал дядя Саша. – Ей бы мужика найти. Сразу вся дурь из головы вылетит.

-Да ладно тебе! – махнула на него жена. …

Мои размышления снова прервал какой-то стук. Я обернулся и увидел Катерину.

-Ты что, оглох? – набросилась она на меня. – Зову, зову, и все без толку. Пойдем со мной.

Я покорно последовал за хозяйкой. Когда мы вышли во двор, передо мной появилась метла.

-Почисти, - скомандовала Катерина, указывая пальцем на асфальтированную дорожку, ведшую от калитки в сад, и удалилась, оставив меня наедине с моим оскорбленным самолюбием.

Похоже, тетя Клава была права. Во мне здесь действительно видят обычную прислугу. А охранник – это так, для прикрытия.

Едва я, скрепя сердце, начал уборку, как вдруг по моей щеке что-то щелкнуло: чпок! Я от неожиданности даже вздрогнул. На асфальт упало крупное черное зерно. Я нагнулся. Это был арахис в шоколаде.

«Так-так, - подумал я. – Кажется, я догадываюсь, откуда прилетел этот снаряд».

Подняв голову, я посмотрел на верхнее окно, где располагалась комната Радика. Оно было открыто, но закрывавшая его тюль не давала возможность рассмотреть, кто возле него стоит. Впрочем, в личности «арахисометателя» я нисколько не сомневался. Это же надо так зажраться, чтобы швыряться такими вещами! Из чего же пуляет этот поганец? Наверное, из рогатки.

Бросив на окно осуждающий взгляд, я опять вернулся к работе.

Следующий выстрел не заставил себя ждать. Мою щеку снова ужалило. Но я счел разумным сделать вид, что ничего не заметил.

«Потешься, потешься. Хоть какое-то будет в жизни развлечение. А то ведь ни друзей, ни знакомых».

Чпок!

«И зачем я только починил тебе скутер? Неблагодарная тварь! Правильно люди говорят: не делай добра – не получишь зла».

Чпок!

«Швыряй, швыряй! Я твои снаряды убирать не буду. Пусть все видят, чем ты занимаешься».

Чпок!

«А нам все равно, а нам все равно …».

Чпок! Чпок!

«Как ты меня уже достал! Может, кинешься чем-нибудь другим для разнообразия? Зефиром, мармеладом, конфетами. Чем там твой звездный папа тебя еще откармливает? Давай, не стесняйся!».

Раздался скрип двери. «Артобстрел» прекратился. На крыльцо вышла Катерина. Вслед за ней показалась болонка.

-Это еще что такое? Откуда у нас тут козий помет?

-Тяф-тяф-тяф! – возмущенно добавила Чапа.

Хозяйка спустилась вниз и внимательно вгляделась в дорожку. Поддев арахис ногой, и поняв, что это есть именно он, она выпрямилась, уперла руки в боки, и обратилась ко мне:

-Это откуда?

-С неба, - не сдержавшись, огрызнулся я. – Дождик прошел.

-Дождик? – в сердцах переспросила Катерина. – Я этому «дождику» сейчас такую трепку задам!

Она резко развернулась и кинулась обратно в дом. Спустя несколько мгновений оттуда донеслись ее воинственные крики. Радик не остался в долгу, и сочно шарахнул в ответ. Мачеха и пасынок препирались до тех пор, пока их перепалку не прервал зычный рык Карпычева.

Не желая все это выслушивать, я быстро довел уборку до конца, поставил метлу у забора, вернулся в будку, и наглухо закрыл дверь.

Через некоторое время Карпычев с багровым лицом выскочил во двор. Он взял в сарае лопату и принялся нервно перекапывать цветочную клумбу, хотя она в этом абсолютно не нуждалась. Вышел Радик. Он с виноватым видом приблизился к отцу и стал подле него. Они негромко о чем-то поговорили. После этого Радик сбегал за лейкой и занялся увлажнением разрыхленной земли. …

Когда мне ночью потребовалось выйти из будки, я долго не мог открыть дверь. Она оказалась чем-то подперта снаружи. Я тщательно ее тряс, дергал взад-вперед, пока, наконец, подпорка не оказалась сбита. Выглянув на улицу, я увидел железный лом.

До чего невозможный ребенок! …

Глава девятая

Обхватив ствол правой рукой, я расположился на толстой ветке старого клена, и стал воровато озираться по сторонам. Вокруг никого не было. Я облегченно вздохнул. Мне категорически не хотелось попадаться кому-нибудь на глаза. Вопрос «А что ты тут делаешь?» неизбежно отправил бы меня в глубокий нокаут. Правду говорить не хотелось, а убедительного вранья я так и не придумал. Я боялся, что мое намерение провести ночь в Голосовом овраге вызовет сомнения в моей адекватности. Может, и не у всех. Но то, что у большинства – это точно. И в первую очередь у дяди Саши, у которого я всеми правдами и неправдами выклянчил фотоаппарат.

-А зачем он тебе? – полюбопытствовал он.

-Для работы надо, - уклончиво ответил я.

-Для работы? Хм! Твое руководство, что, не может обеспечить своих сотрудников необходимой шпионской техникой?

Я озабоченно развел руками и тяжело вздохнул. Мол, ну что тут поделать?

-Ладно, бери, - смиловался дядя Саша. – Только сначала научись с ним обращаться. Это ведь не «мыльница». Это «цифровик».

Фототехника последнего поколения, действительно, была для меня в новинку. Но, изучив инструкцию и немного потренировавшись, я убедился, что в обращении она не так уж и сложна. К ней просто нужно было привыкнуть.

«Ну, держитесь духи-привидения! Ночью я устрою вам фотосессию. Старик говорил, что вас тут тьма-тьмущая».

Последовать совету таинственного незнакомца я решился не сразу. Во мне яростно боролись два чувства: любопытство и страх. После долгого и упорного поединка верх взяло первое. Мне страшно хотелось соприкоснуться с чем-нибудь загадочным и необъяснимым. По крайней мере, будет о чем вспомнить.

Разорвав путы пугавших меня суеверий, я дождался наступления сумерек и покинул «времянку», не забыв прихватить с собой фонарь.

Старый клен показался мне наиболее подходящим местом для дислокации. Во-первых, он произрастал как раз напротив Гусь-Камня. А во-вторых, находясь на нем, можно было не только иметь хороший обзор, но и, благодаря его густой широкой листве, оставаться незамеченным со всех сторон. Правда, забраться на него оказалось не так-то просто. На четвертом десятке не очень-то легко лазить по деревьям. Но, в конечном итоге, с этим испытанием я все же справился.

Солнце полностью скрылось за горизонтом. Закатный багрянец померк. Землю окутала темнота. Вокруг не было видно ни зги. Только где-то вдалеке блестела синюшным светом цепочка неоновых фонарей, тянувшаяся вдоль шоссе.

Я сидел на ветке, изредка меняя позы, и задумчиво смотрел в бездонную высь неба, словно пытаясь отыскать в ней затерянные в космосе звездные миры. В моей голове беспорядочно крутились всякие мысли. Основная их масса, конечно, относилась к моим последним жизненным переменам: ощущения, впечатления, анализ.

Я думал о своей «времянке» (конура-конурой, но зато бесплатная), о тете Клаве с дядей Сашей (хорошие, добрые, отзывчивые люди), о своей работе (двойственное впечатление: с одной стороны – несложная, непыльная, а с другой – для дипломированного инженера, конечно, унизительная), о своих новых знакомых: Панченко, Ширяеве, Баруздине, и, разумеется, Карпычеве. Панченко был прав. Сам по себе он мужик довольно неплохой. Но вот его домочадцы! …

Что поделать, придется их терпеть. Даст бог – это продлится недолго.

Издалека донеслись чьи-то голоса. Я прислушался. На призраков не похоже. Кого это угораздило забрести сюда в столь поздний час?

Ответ оказался до примитивности простым. Я не удержался и раздраженно сплюнул. Прийти охотиться за фантомами, и нарваться на трех обычных колдырей!

Пьянчужки расположились вокруг «чудодейственного» валуна, расстелили на нем газетку, поставили две поллитровки, положили закуску, и битых три часа несли всякую чушь. От их дребедени у меня буквально завяли уши.

Какой-то Паша расквасил физиономию какому-то Саше. Какого-то Вовку жена не пустила вечером домой, и он, бедолага, вынужден был ночевать в курятнике, а утром явился на работу с ног до головы облепленный перьями. Какой-то Андрюха тайком переспал с какой-то Зиной. А его жена Варя, тоже тайком, провела время с каким-то Валерой, причем той же ночью. А когда они утром уходили от своих любовников, то столкнулись друг с другом нос к носу, потому что квартиры Зины и Валеры находились по соседству. …

«Чтоб вы провалились во времени! Чтоб вас черти утащили в параллельное пространство!», - чертыхался я, раз за разом поглядывая на часы.

Меня беспокоило, что эти алкоголики вознамерятся остаться здесь до утра, и тогда мой замысел потерпит крах. Но, к счастью, этого не произошло. В третьем часу ночи они, наконец, угомонились и побрели домой.

-Что женам скажем? – заплетающимся языком спросил один из них.

-Как всегда, - раздалось в ответ. – Были на профсоюзном собрании.

«Точно подмечено», - подумал я, и принялся тщательно разминать затекшие конечности. Ведь в течение всего времени, что продолжался их «сабантуй», мне, дабы не быть замеченным, пришлось просидеть, не шелохнувшись.

Закончив «гимнастику», я принялся спускаться вниз. Бóльшую часть пути я преодолел успешно. Но затем мне не повезло. Нога предательски соскользнула с опоры, и я, не удержавшись, совершил «немягкую посадку». К счастью, обошлось без повреждений. Небольшой ушиб бедра я таковым не счел. Заживет.

Опасливо оглянувшись по сторонам, я поднялся на ноги, и, немного прихрамывая, направился к камню.

Подул ветер. Меня окутало сыростью. В носу защекотало, и я несколько раз чихнул.

«Проклятье! Так и простыть недолго».

Я зажег фонарь, положил его на землю так, чтобы он освещал валун, и достал фотоаппарат.

Воздух был прозрачен и чист.

«Что ж, посмотрим», - подумал я, и принялся нажимать на спусковой затвор. Сделав это с десяток раз, я переключился на режим просмотра.

Первые кадры меня не порадовали. Ничего сверхъестественного не наблюдалось. Из меня даже вырвался вздох разочарования. Я уже был близок к тому, чтобы признать свою миссию проваленной, а время – напрасно потерянным, как на одном из последних снимков вдруг отчетливо проявилось полупрозрачное белое пятно. Я замер. Что это? Дыма здесь нет. Тумана тоже. Пар изо рта я не выдыхал. Впрочем, на водяное испарение не похоже. Ведь края пара расплывчаты, и как бы сливаются с окружающей средой. А здесь края имели четко выраженную границу. Это явно был какой-то сгусток, какая-то сфера, какая-то субстанция. А может, это просто отражение света? Вряд ли. Ведь поверхность камня не гладкая, не блестящая, а значит, к светоотражению не способна.

Я перешел на следующий кадр. Мое волнение усилилось. Пятно переместилось немного влево, словно в процессе съемки пролетало мимо объектива.

У меня к горлу подступил ком. Сердце бешено застучало. Выходит, старик был прав!

Раздавшийся неподалеку шорох заставил меня вздрогнуть и насторожиться. Звук исходил из кустов. Я схватил фонарь и направил свет в их сторону.

Несколько мгновений длилась тишина. Затем шорох повторился. В другое время и при других обстоятельствах он, может быть, пробудил бы во мне любопытство. Там вполне мог оказаться либо заяц, либо еж, либо еще какая-нибудь безобидная тварь. Но в тот момент мое сознание было настолько поглощено кажущейся близостью потустороннего мира, что я всецело проникся убеждением, будто в кустах мается чья-то неприкаянная душа.

Мною овладел ужас. Я сорвался с места и бросился обратно к клену. Взобравшись на него с быстротою кошки, я расположился на уже знакомой ветке, и в страхе просидел на ней до самого рассвета. …

Глава десятая

-Как там сегодня мой орел? Не опоздал?

-Ушел вóвремя, - ответил я. – Без двадцати восемь.

Карпычев кивнул, и уже было вознамерился выйти из будки, но тут его взгляд упал на стол.

-Что там у тебя?

Я покраснел. Рядом с монитором лежали снимки, сделанные мною в овраге.

-Да так, небольшое баловство, - махнул рукой я, всем своим видом показывая, что там - ничего существенного.

Я быстро сгреб фотографии в кучу, намереваясь убрать их подальше от чужих глаз, но у хозяина взыграло любопытство.

-Погоди, - остановил меня он.

Известный актер подошел ко мне. Я обреченно протянул ему карточки. Карпычев принялся их рассматривать.

-Хм, - хмыкнул он; в его глазах вспыхнул интерес. – Голосов овраг?

-Да-а-а, - удивленно протянул я, не ожидав от него такой осведомленности.

-Кто снимал? Ты?

Я смущенно опустил голову и принялся теребить авторучку. Стоит ли ему в этом признаваться? Что он после этого обо мне подумает? Может, приплести какого-нибудь мнимого знакомого?

Хозяин внимательно посмотрел на меня.

-Ночью снимал? – снова спросил он.

-Ночью, - пробурчал я, поняв, что разоблачен.

Я вздохнул, и, чтобы хоть как-то оправдаться, коротко поведал ему о том, как узнал про это таинственное место от своих родственников, как оно меня заинтересовало, как незнакомый дед подбил меня на ночное дежурство, как я на него решился, и что в итоге получил.

-Утверждать, что это призрак, я, конечно, не берусь, - осторожно резюмировал я, указывая на снимки. – Но я готов поклясться, что в тот момент, когда я спускал затвор, ничего подобного передо мной не было.

Карпычев, в глазах которого на протяжении всего моего рассказа не проявилось ни капли осуждения, а напротив, светился живой блеск, положил фотографии обратно на стол, и утвердительно произнес:

-Призрак. Или, говоря научным языком, энергетический сгусток. Душа. Признаков плотской принадлежности здесь не просматривается. Так что это не обязательно душа человека. Вполне вероятно, что это душа какого-нибудь животного. Подобных явлений я, в свое время, наблюдал достаточно. И на гораздо более профессиональной аппаратуре, чем твой фотоаппарат. Они для меня уже не в диковинку.

Мой рот непроизвольно открылся.

-Что, не ожидал? – усмехнулся известный актер, уловив мое изумление.

-Честно говоря, нет, - растерянно пробормотал я.

Хозяин отступил к кушетке и уселся на нее, закинув ногу на ногу.

-В молодости я довольно серьезно занимался изучением паранормальных явлений, - задумчиво проговорил он. - Нас таких было трое. Мы жили на одной улице, учились в одной школе, дружили. Правда, после получения аттестатов, наши пути-дороги разошлись. Я подался в театральный, а мои приятели – в физико-технический. Но связи мы не теряли. Мы основали самодеятельное научное общество, и все свое свободное время проводили за изучением различных аномалий. Мы много где побывали, много чего повидали. Если про все рассказывать – это займет слишком много времени. Но по Голосовому оврагу я тебе информацию дам. … Да чего ты стоишь, как солдат на параде? Присядь, расслабься.

Я плюхнулся на стул.

-Исследование любого аномального места следует начинать с замеров электромагнитного излучения. Это аксиома. Если оно в норме – силы лучше не тратить. Вряд ли здесь действительно происходит что-то необычное. А вот если нет – есть смысл покопаться. Результат по Голосовому оврагу нас ошеломил. Уровень электромагнитного излучения, зафиксированный в нем, превысил норму в двенадцать раз. А у камней и того больше – в двадцать семь раз.

Я изумленно присвистнул.

-Вот-вот, - оживился мой собеседник. – Примерно такая же реакция была и у меня. Кстати, во время замеров произошел весьма любопытный случай. Когда один из нас, Ваня Шестаков, работал в овраге со спектрографом, его вдруг что-то подбросило вверх. Он взлетел метра на два. Говорит, почувствовал сильный толчок, который исходил откуда-то из-под земли. Мы так и не смогли объяснить его природу. Как будто что-то невидимое отчаянно не хотело, чтобы мы проникли в здешние тайны. Мы, конечно, испугались, но работу не прекратили. Проанализировав все собранные данные, мы пришли к выводу, что по дну Голосова оврага проходит большой разлом платформы. Практика показывает, что именно в таких местах чаще всего и происходят необъяснимые законами современной науки вещи.

-Ворота в подземное царство? – пробормотал я, вспомнив фразу из прочитанной книги.

-Можно сказать и так, - кивнул Карпычев. - Кстати, а ты обратил внимание на ручей?

-Обратил, - ответил я.

-Вот тебе один интересный факт. Он никогда не замерзает. Даже в самые лютые морозы.

-Совсем не замерзает? Но почему?

Известный актер пожал плечами.

-Сие осталось нам неведомо.

-Может, химический состав воды какой-то особенный?

-Химический состав воды обычный. Единственное, что отличает эту воду от той, которая течет из-под крана – это более высокая плотность. Но это не причина незамерзания. Тут явно что-то другое. И еще один интересный факт. Ее температура стабильна в любое время года: и летом, и зимой, и осенью, и весной – четыре градуса по Цельсию. Не веришь – сходи, померяй.

-Интересно, - удивленно покачал головой я.

-Полностью разобраться во всех этих загадках мы тогда не смогли, - вздохнул хозяин. – Не хватило знаний. Многие неясности так и остались неясностями. Со временем мои друзья в них продвинулись. Но, правда, уже без меня. Мне это дело пришлось бросить. …

Дверь будки распахнулась.

-Ах, вот ты где! – раздался повелительный голос Катерины. Она переступила через порог и осуждающе посмотрела на мужа.

Лицо хозяина посуровело.

-Я занят, - холодно произнес он.

-Мне срочно …

-Я занят! – повысив голос, перебил ее Карпычев. – Выйди отсюда!

Катерина побагровела. Она явно не ожидала от супруга столь враждебного выпада, да еще в моем присутствии. Она растерянно посмотрела на него и открыла рот, явно собираясь что-то сказать. Но на лице известного актера застыло такое неприкрытое недружелюбие, что она осеклась. Немного помявшись, Катерина вышла из будки, громко захлопнув за собой дверь.

Лицо Карпычева разгладилось.

-На чем я остановился? – как ни в чем не бывало, спросил он.

-На том, что Вам это дело пришлось бросить, - подсказал я.

-Ах, да. Так вот. После первых ролей в кино, когда моя физиономия приобрела известность, меня вызвали в партком театра, в котором я тогда работал, и в жесткой форме потребовали прекратить заниматься всякой ерундой. Раньше ведь такие исследования не поощрялись. Все то, что не соответствовало марксистко-ленинскому учению о материализме, считалось откровенной чушью. Кто им только «настучал» - ума не приложу. И пригрозили, что если я не выполню это требование, то дальнейший путь в искусстве мне, как говорится, заказан. Я даже дословно помню гневную тираду секретаря парткома: «Советской культуре не нужны актеры, увлекающиеся всякими лженаучными теориями».

-И Вы бросили?

-Бросил. А что мне еще оставалось? Ставить под удар карьеру в угоду сомнительному хобби? Друзья на меня были не в обиде. Я им все объяснил – они меня поняли, поддержали. Но после этого мы, естественно, разошлись. Я очень долго их не видел. И вот, много лет спустя, я случайно встретил их на одном из светских приемов. Мы вспомнили нашу молодость. И они мне рассказали, что по Голосовому оврагу сейчас имеются новые данные. И эти данные заставляют относиться ко всем происходящим в нем явлениям очень и очень серьезно. В частности, в нем обнаружены лептонные поля. Тебе известно, что это такое?

-Нет, - честно признался я.

-Это эдакая своеобразная цепь, состоящая из атомов энергии. И вот по этой цепи, как по конвейеру, движется мысль. Лептонное поле – это проводник телепатического общения, то-есть, общения на уровне мысли.

-Вы хотите сказать, что Голосов овраг – это живое существо? – вытаращил глаза я.

-Нет, - помотал головой Карпычев. – Сам овраг не может излучать лептонную энергию. Но это может делать что-то другое, существующее в нем, и невидимое нашему глазу. Например, те же души, одну из которых тебе удалось заснять. Не исключено, что они таким образом общаются между собой. Одним словом, в Голосовом овраге обитает некий неведомый нам разум.

Хозяин пристально посмотрел на меня, словно оценивая эффект, который произвели его слова, и спросил:

-Ну как, сильно я тебя удивил?

-Сильно, - выдохнул я. – Даже очень сильно. Признаться, я не ожидал, что Вы так хорошо в этом подкованы. А, если не секрет, что Вас подвигло заинтересоваться аномалиями? Простое любопытство, или Вам когда-то довелось столкнуться с чем-то необъяснимым?

-Второе, - ответил хозяин. – Я ведь местный. Коренной Коломенец. Я родился в селе Дьяково, которое стояло как раз рядом с оврагом, и до конца семидесятых прожил там. Сейчас этого села уже нет. Во время подготовки к московской Олимпиаде его пустили под бульдозер, а всех жителей переселили в многоэтажки. Так что истории, связанные с Голосовым оврагом, мне известны не понаслышке. Одна из них затронула нашу семью. Это случилось в мае 1936 года, незадолго до моего рождения. Мой дед, которого звали Митрофан Никитович, ушел вечером на работу. Он работал старшим мастером на хлебозаводе, и в тот день у него была ночная смена. Погода выдалась ужасной. Небо заволокло тучами. Землю окутал густой туман. Моросил дождь. Вот он ушел, и с тех пор его больше никто никогда не видел.

-Его путь лежал через овраг? – спросил я.

-Да, - кивнул Карпычев. – Он всегда ходил через него. Это была самая короткая дорога. Поиски результатов не дали. Был человек – и нет человека. Как сквозь землю провалился. Даже фотографии никакой не осталось. Я обращался в различные архивы, но отовсюду получил отказ. Мол, в войну все сгорело.

Известный актер замолк и задумчиво уставился перед собой.

-Да-а-а, - протянул я, чтобы как-то заполнить возникшую паузу.

Карпычев очнулся, поднял глаза, тяжело вздохнул и поднялся с кушетки.

-Ладно, - сказал он, – хватит об этом. Пойду, узнаю, что было надо этой особе.

И он вышел из будки, оставив меня во взбудораженном состоянии.

Ночью мне понадобилось выйти во двор.

Возвращаясь обратно в будку, я взялся за ручку двери, и с ужасом почувствовал, что к ней прилип. Клей! Моя кровь вскипела. Хоть бы это поганое отродье кто-нибудь придушил! …

Глава одиннадцатая

Судя по повышенному вниманию, которое источал по отношению ко мне Баруздин на следующем разводе, Катерина не преминула сообщить ему о том, что Карпычев удостоил меня личной аудиенции.

-Жень, останься, - попросил он, когда инструктаж был завершен, и все поднялись с мест, чтобы отправиться к месту службы.

Я снова придвинул к себе стул.

-Ну как, освоился? – приветливо улыбнулся шеф.

-Немного освоился, - ответил я.

-Какие впечатления о работе? Нравится? Не жалеешь, что к нам пришел?

Я пожал плечами.

-Работа – это не развлечение. Нравится – не нравится, ее нужно выполнять.

-Золотые слова! – воскликнул Баруздин. – Все бы так рассуждали. Ну что ж, пока я тобой доволен. Будем считать, что испытательный срок ты выдержал. Да и хозяину ты, вроде, приглянулся. Обычно он с охранниками подолгу не беседует. А тебя, видишь, выделил. На чем, интересно, Вы с ним сошлись?

-Да мы особо с ним не сходились, - возразил я. – Просто немного поговорили на одну интересующую нас тему, только и всего.

-Какую тему? Если, конечно, не секрет.

Я не посчитал, что наш разговор с Карпычевым содержит в себе тайну, и со спокойной душой передал Баруздину его суть. Впоследствии я неоднократно об этом сожалел. Не прояви я тогда беспечность, глядишь, все сложилось бы и по-другому. Но откуда мне было знать, что у него на уме?

-Ну и ну! – удивленно усмехнулся мой шеф. – Вот уж, никогда бы не подумал. Лично мне Геннадий Матвеевич никогда не говорил, что увлекается потусторонними мирами. Если он тебе в этом открылся, значит, он тебе доверяет. А как отношения с его домочадцами? Все нормально? Не сильно они тебе докучают?

-Все нормально, - сжав зубы, ответил я.

-Ну, давай. Успешного дежурства.

Я поднялся с места и вышел из «офиса».

Мое «все нормально» было, конечно, неправдой. С каждым днем запасов моего терпения становилось все меньше и меньше.

«Какой я, к черту, охранник? – мысленно возмущался я. – Я не охранник, а самая настоящая домработница, гувернантка! Если в Балашове узнают, чем я здесь занимаюсь, меня же засмеют».

Помой машину, почисти двор, полей клумбы, скоси траву, подстриги ветки на деревьях, сходи в магазин, развесь белье – это далеко не полный перечень распоряжений, которые я, волею Катерины, вынужден был исполнять.

Не переставал меня доставать своими идиотскими выходками и Радик. Он постоянно придумывал что-нибудь новое. Это утро было не исключением. Подойдя к калитке, я увидел прикрепленный к забору листок бумаги, на котором крупными буквами значилось: «Осторожно, злой охранник!». Ниже была нарисована карикатурная рожица, в которой без труда угадывались черты моего лица. Я в сердцах сорвал «объявление» и нажал на кнопку звонка.

-Га-га-га! – встретил меня заливистым хохотом Панченко. – Ну, что, видел?

-Видел, - проворчал я, выкидывая смятый листок в урну.

-Я специально его оставил, чтобы тебя позабавить.

-Позабавил, спасибо, – огрызнулся я.

-Ну, до чего юморной пацан! Надо же такое придумать! – продолжал веселиться мой напарник. - Ты явно ему чем-то приглянулся. На нас с Мишкой он вообще никакого внимания не обращает.

-Хорошее внимание! – раздраженно воскликнул я. – То арахисом из рогатки запульнет, то дверную ручку клеем обмажет. А хитер - не по возрасту! Хулиганит только тогда, когда этого никто не видит. Как только кто-нибудь появляется – сразу принимает облик невинной зайки. Он меня когда-нибудь выведет. Не посмотрю, что хозяйский сын. Так уши надеру, что новые пришивать придется.

-А вот этого делать не стоит, - посерьезнел Толик. – Какой–никакой, но он, все-таки, ребенок.

Где-то через неделю Баруздин снова задержал меня после развода. Дождавшись, когда все уйдут, он взял свой портфель и стал рыться в его содержимом.

-На, держи, - сказал он, протягивая мне большой конверт. – Передашь Геннадию Матвеевичу. Он в курсе. Я ему уже звонил, сказал, что отправлю с тобой небольшой сюрприз.

В конверте лежала увеличенная фотокопия какой-то анкеты. С левого верхнего угла на меня смотрел человек лет пятидесяти, с немного одутловатым, морщинистым лицом, большим подбородком, круглыми, неглубокими, чем-то напоминающими рыбьи, глазами, широким мясистым носом и толстыми губами.

«Карпычев Митрофан Никитович, - прочел я. – Дата рождения – 27 апреля 1887 года. Место рождения – село Дьяково. Партийность – член ВКП(б) с 1929 года. Социальное положение – крестьянин. Семейное положение – женат, имеет дочь …».

-Откуда это у Вас? – изумленно спросил я. – Хозяин говорил, что обыскал все архивы, но так ничего и не нашел.

-Он обыскал все общедоступные архивы, - разъяснил Баруздин. – Но есть еще архивы, в которые вхожи далеко не все. По прошлой работе в милиции у меня остались кое-какие знакомства. Вот, попросил поискать. И, как видишь, нашли. …

Вся зловещая суть этого невинного, на первый взгляд, подарка открылась мне лишь несколько месяцев спустя.

Глава двенадцатая

Голосов овраг продолжал притягивать меня к себе, точно магнит. Прогуливаться по нему вошло у меня в привычку. Он внушал мне благоговение и трепет. Когда я шел по пролегавшей через него узкой, вьющейся тропинке, меня неизменно охватывало чувство тревоги. Я словно чего-то ожидал. Чего-то опасного и нехорошего. Мои глаза не отрывались от земли. Я лелеял надежду обнаружить на ней следы чего-то необычного и таинственного. Но овраг чудесами больше себя не проявлял.

Кстати, температура воды в протекающем по нему ручье действительно оказалась четыре градуса. Я замерял.

Во мне с необычной силой вспыхнул несвойственный мне ранее интерес к мистике. Я взахлеб поглощал литературу подобной направленности, и обнаружил, что на Земле существует масса загадочных мест, и что Голосов овраг в их перечне - далеко не самое страшное.

Лагуна Трук в Микронезии. Здесь в 1944 году был потоплен японский флот. С тех пор в ней часто появляются призраки и слышатся чьи-то голоса. Здесь до сих пор продолжают гибнуть люди. В основном, это любопытные туристы, решившие сэкономить на услугах дайверов. От фотографий ее дна по моей спине поползли мурашки. Проржавевшие и обросшие мхом обломки военных кораблей. Человеческие скелеты с сохранившимися на них остатками одежды и обуви. Запорошенные песком предметы быта: посуда, инструменты, обломки мебели, чемоданы.

Музей медицинской истории Мюттера. Огромная коллекция черепов. Труп женщины, превратившийся в мыло. Сиамские близнецы с общей печенью. Двухголовый ребенок. … Бр-р-р! Ни дай бог увидеть такое воочию!

Каменные гиганты острова Пасхи. Неужели это и вправду творение природы? Что-то не похоже. Слишком уж они выразительные. Но кто их тогда изготовил? Кто их установил? Кто их сюда перетащил? Ведь вес каждой фигуры составляет порядка ста тонн.

Эдинбург. Темный переулок. Тупик Мэри Кинг. Здесь в семнадцатом веке закрывали и оставляли умирать больных чумой. Нехорошее место. Оно славится своими полтергейстами. Многие туристы жалуются, что чувствуют в нем прикосновение чего-то невидимого.

«А слабó прогуляться по оврагу в туман? - подначивал себя я. – Да, это чревато. Но зато, какое приключение!».

Такая возможность мне вскоре представилась. …

Глава тринадцатая

Глаза Панченко светились ироничным озорством.

-Так-так, - проговорил он, впуская меня во двор. – Так-так.

-Что ты хочешь сказать этим «так-так»? – поинтересовался я, обменявшись с ним рукопожатием.

-Да так, ничего, - уклончиво проговорил мой напарник. – Однако же, резв ты, браток. Дождался, когда хозяина не будет, и «цигель, цигель, ай-лю-лю».

То, что Карпычев накануне уехал на две недели к своей матери, которая проживала где-то в районе Сочи, и взял с собой Радика, мне было известно. Но при чем здесь «ай-лю-лю»?

-Катерина Олеговна тобой вчера сильно интересовались, - пояснил Панченко. - Когда ты будешь, и все такое.

-Насчет «все такое» можешь не волноваться, - заявил я, поняв, куда он клонит. – Тут, скорее всего, какой-нибудь хозяйственный вопрос. Что-нибудь покрасить или помыть.

-Конечно, конечно, - с шутливой издевкой воскликнул Панченко.

-Да пошел ты! – беззлобно бросил я, махнув на него рукой. - Ничего остроумнее не придумал?

Но мое возражение тут же оказалось поколебленным раздавшимся из дома восклицанием:

-Женечка, ты пришел? Я сейчас к тебе зайду.

Голос Катерины был кокетлив и игрив. У меня от изумления открылся рот. Панченко прыснул.

-Ухожу, ухожу, - комично засуетился он. – Не смею препятствовать взаимному нетерпению.

Я впал в растерянность. Подобного поворота я не ожидал. С чего бы это?

-Ну, ты давай, не теряйся, - хитро подмигнул Панченко, вручил мне сменный журнал и скрылся за калиткой.

Продолжая оставаться в недоумении, я зашел в будку. Буквально сразу же туда впорхнула Катерина.

-Привет, - весело бросила она.

-Здравствуйте, - глухо, без эмоций, произнес я.

-Ну, как обстановка?

-Все спокойно. Происшествий нет.

-Вот что значит охрана! Долго я убеждала мужа ее завести. Раньше здесь отбоя не было от зевак. Все так и норовили заглянуть в щелочку. А теперь даже сунуться боятся.

-Стараемся, - буркнул я.

Моя «гостья» уселась на кушетку и стала водить глазами по сторонам.

-А у тебя здесь очень мило, - пропела она.

-Угу, - промычал я.

Катерина приняла полулежащее положение, вздернула носик, закинула руку за голову, и вытянула ноги, положив их одну на другую.

Я почувствовал, что начинаю краснеть. Что у нее на уме? Мною овладело беспокойство. Со стороны я, наверное, выглядел довольно смешно. Когда женщина боится стать жертвой насилия находящегося рядом мужчины – это еще куда ни шло. Но когда наоборот! …

Я робко поднял глаза. Катерина оценивающе смотрела на меня. Это смутило меня еще больше. Мое лицо запылало огнем. Я потупил взор, погладил кончик носа, потеребил подбородок, рассмотрел свои ладони, почистил ногти, совершенно не зная, как себя вести.

-Нужно сходить в магазин, - проговорила Катерина.

-Что купить? – выпалил я.

-Да нет, покупки я сделаю сама, - улыбнулась она. – От тебя потребуется лишь быть рядом. Съездим в «Рамстор», наберем все, что нужно, а после вернемся обратно.

-Я не имею права оставить пост, - замотал головой я.

На лице Катерины просияла улыбка.

-Ну, мы же ненадолго. Кроме этого, ты ведь оставишь пост не по своей воле, а по моему распоряжению. Если хочешь, можешь даже зафиксировать это в своем журнале. Я вижу, моя просьба кажется тебе несколько странной. Давай я тебе объясню, с чем она связана.

Катерина поменяла позу и горестно вздохнула.

-Ты даже не представляешь, как это трудно, быть предметом всеобщего внимания. В последнее время я хожу в магазин, как на казнь. Едва я там появляюсь, кругом разносится шепот: «Вон, жена Карпычева пошла». На меня устремляются десятки глаз: любопытных, завистливых, злых. Это жутко нервирует. И тут уже не до выбора товара. Хочется просто взять, что попалось под руку, и как можно быстрее исчезнуть. А когда рядом кто-то есть, можно на него отвлечься, и чужое внимание станет не таким чувствительным. Мне просто будет легче, если я буду не одна. Теперь тебе ясно, зачем мне требуется твое присутствие?

-Ясно, - облегченно вздохнул я. – Когда нужно ехать?

-Прямо сейчас. …

В супермаркете моя спутница щебетала без умолку:

-Смотри, какие восхитительные чашечки! Тебе нравятся? Может, купим? … Какой торт тебе больше хочется, «Прагу» или «Наполеон»? … Ох, что-то мне приелась эта «салями». Давай лучше возьмем буженину. … Я знаю, ты любишь форель. Но семга, поверь, ничуть не хуже. …

«Слава богу, что она хоть не называет меня своим котиком, - раздраженно думал я, едва успевая вставлять в ее болтовню короткие «да», «пожалуй» и «конечно».

Народ, находившийся в магазине, не сводил с нас глаз.

Меня не отпускало ощущение, что хозяйка ведет себя так неспроста. И что дело здесь не в болезненном восприятии чужого внимания, а в чем-то другом. Но что именно скрывалось за ее любезностью, я узнал значительно позже.

Ближе к концу дня приехал Баруздин. Посчитав его появление обычным контролем работы подчиненных, я уже приготовился было сделать ему доклад. Но мой шеф отмахнулся и проследовал в дом.

«Вот что значит отсутствие хозяина, - мысленно отметил про себя я. – При Карпычеве он такие штуки себе не позволяет».

Проговорив с сестрой более двух часов, Баруздин уехал, так и не задав мне ни одного вопроса. …

Глава четырнадцатая

На следующий день после возвращения Карпычева и Радика погода резко испортилась. Небо затянуло серой, непроницаемой пеленой. В воздухе повеяло прохладой и сыростью. А зарядивший с самого утра дождь отбивал всякую охоту появляться на улице.

За окном становилось все темнее и темнее. Вечер постепенно вступал в свои права. Я находился на «боевом посту» и с трудом сдерживал одолевавшую меня зевоту.

Вдруг на мониторе высветились две яркие точки. К забору подъехал автомобиль. Я узнал джип Баруздина.

Я встрепенулся, поднялся с места, и отправился открывать калитку.

-Все в порядке? – спросил меня шеф, перешагивая через разлившуюся у самого порога лужу.

-Происшествий не зафиксировано, - отчитался я.

Мы прошли в будку. Баруздин снял трубку внутреннего телефона:

-Алле! Геннадий Матвеевич? Здравствуйте. С приездом Вас. Можно Вас увидеть? … Ага, иду.

Мой шеф вышел во двор. Его лицо сияло слащавостью. На крыльце появился Карпычев. Они о чем-то немного поговорили, после чего Баруздин махнул мне рукой. Я выглянул наружу.

-Собирайся, - скомандовал шеф. – Поедешь с нами.

-Куда? – спросил я.

-К Голосовому оврагу.

Я удивленно вскинул брови.

-Только что проезжал мимо него. Никогда такого не видел. Мистика из мистик! Матвеича долго уговаривать не пришлось. Он уже одевается. Или тебе не интересно?

-Интересно! – с жаром выдохнул я. – Еще как интересно!

Мы уселись в джип и стали дожидаться Карпычева. Когда он присоединился к нам, «Лэнд Крузер», взревев, тронулся с места.

-Вот погода, так погода! – досадовал Баруздин, ловко лавируя между лужами. – Геннадий Матвеевич, это не Вы, случайно, ее с югов привезли?

-Нет, - отозвался известный актер. – Когда мы уезжали, там было тепло и ясно. Вини во всем север.

Впереди показались яблоневые сады. Миновав их, Баруздин подъехал к самому склону оврага и заглушил мотор. Мы вышли из машины.

Мой шеф не соврал. То, что предстало нашим глазам, и в самом деле впечатляло.

Над оврагом клубился густой туман. Как будто в нем что-то кипело. Причем цвет тумана имел какой-то необычный, зеленоватый оттенок. Он исходил откуда-то из глубины, и рассеивался по мере удаления.

У меня по спине поползли мурашки. Мне сразу вспомнились истории, о которых я читал в библиотечной книжке.

Я посмотрел на своих спутников. В глазах Карпычева светилось неподдельное изумление.

-Да-а-а, - восхищенно протянул он.

-После таких видений поневоле начинаешь верить во всякую чертовщину, - зачарованно прошептал Баруздин.

-А вы чувствуете, какая вокруг тишина? – спросил известный актер. – Для этого места она не характерна. Здесь всегда звучит какая-то жизнь.

Я прислушался. И точно. Если исключить дуновение ветра и шум дождя, в овраге царило абсолютное безмолвие.

-Ну что, может спустимся вниз? – предложил Баруздин, посветив карманным фонарем.

Мы переглянулись. Карпычев усмехнулся:

-Иди первый. Мы за тобой, – отозвался он.

Но мой шеф так и не решился взвалить на себя бремя лидерства.

Внезапно из оврага донеслись чьи-то торопливые шаги. В тумане проявилась невысокая, плотная, коренастая фигура. Это был человек лет пятидесяти, в потрепанных брюках, изношенных широконосых башмаках, старомодном картузе, и потертом пиджаке, под которым просматривалась светлая косоворотка.

-Братцы! – окликнул нас он; голос у него был грубый и прокуренный. – Подскажите, куда это я вышел? Вроде, шел правильно, а очутился где-то не там.

-А куда тебе надо? – спросил Баруздин.

-В Дьяково.

-В Дьяково? – удивленно переспросил мой шеф. – Так его давным-давно уже нет. Лет двадцать, как снесли.

-Чего-о-о-о? – удивленно протрубил незнакомец.

Он подошел к нам вплотную, и я смог разглядеть его лицо. Оно было немного одутловатым, морщинистым, с хорошо развитым подбородком, толстыми губами, мясистым носом, и неглубокими, круглыми, чем-то напоминающими рыбьи, глазами.

Эти черты были мне хорошо знакомы. Я их определенно где-то видел.

«Где я мог его раньше встречать?», - подумал я.

И тут меня осенило. Лицо незнакомца точь-в-точь походило на фотографию без вести пропавшего карпычевского деда.

У меня перехватило дыхание. Этого не может быть!

Человек в картузе тем временем остановился и стал пристально нас оглядывать.

-А вы, собственно, кто такие? – с подозрением спросил он. - Что-то одеты вы как-то странно. Не по-нашему.

-Это мы-то странно одеты? – засмеялся Баруздин и сделал шаг вперед.

Незнакомец отпрянул и угрожающе поднял кулаки.

-Не подходи. Зашибу. У меня рука тяжелая.

Мой шеф опешил. Возникла пауза.

Взгляд человека в картузе светился враждебностью.

-По-моему, сумасшедший, - тихо, сквозь зубы, прошептал Баруздин.

Он изобразил приветливую улыбку и сделал приглашающий жест.

-Послушай, приятель …

Незнакомец напрягся, словно сапер, обезвреживающий мину, и снова принял боевую стойку.

-Не подходи.

Мой шеф замер.

-Ты хоть скажи, как тебя зовут? – весело воскликнул он.

-А тебе зачем? Ты что, из НКВД?

-Точно, из «Кащенко», - процедил Баруздин, и опять обратился к незнакомцу. – Ну, не говори, если боишься.

-Чего мне тебя бояться? – парировал человек в картузе. – Мне бояться нечего. Я из потомственных крестьян. В партии с двадцать девятого года. А вот ты, сразу видать, что из «бывших».

Незнакомец немного помолчал, словно раздумывая, стоит ли ему и дальше продолжать с нами разговор, а затем произнес:

-Митрофаном меня кличут. Никитовичем.

Мой рот непроизвольно открылся. Деда Карпычева звали точно так же.

Фантастика!

Я сглотнул слюну и покосился на известного актера. Он был смертельно бледен. Похоже, его мысли работали в том же направлении, что и мои.

-Роман, - негромко проговорил он. – Едь домой.

Мой шеф опешил.

-А Вы?

-Я доберусь сам.

Баруздин растерянно заморгал глазами.

-Геннадий Матвеевич, я сделал что-то не так?

-Все ты сделал так. Но мне нужно, чтобы ты уехал.

-Но почему?

-Едь домой, - не грубо, но настойчиво повторил Карпычев.

Мой шеф немного помялся.

-Как скажете, - согласился он и направился к своей машине. - Жень, поехали.

-Женя останется со мной, - отрезал известный актер.

Баруздин остановился, посмотрел сначала на него, потом на меня, недоуменно пожал плечами, после чего уселся за руль и скрылся из виду.

Карпычев повернулся к незнакомцу.

-Как Ваша фамилия?

-А ты что за птица, чтобы я называл тебе свою фамилию? – встал в позу тот. – По вам видно, что вы буржуи. И машина у вас какая-то буржуйская. Никогда таких не видел.

-Митрофан Никитович, Ваша фамилия Карпычев? – не удержался я.

-Допустим, - насторожился он.

-Вы проживаете на улице Розы Люксембург, дом восемнадцать? – спросил известный актер.

-Да. А что?

Мы с Карпычевым переглянулись. Ни он, ни я никак не могли до конца поверить в реальность происходящего.

-Геннадий Матвеевич, - прошептал я, - может, это, все-таки, не он?

Известный актер немного подумал, а затем тихонько попросил:

-Дай мне потолковать с ним наедине.

Я угукнул и отошел в сторону. Меня переполняло возбуждение. Мне просто не верилось, что я воочию столкнулся с тем, о чем знал только понаслышке. Перемещение во времени! Неужели это и впрямь дед Карпычева, который исчез в Голосовом овраге более полувека назад? Пока все сходится: лицо, фамилия, имя, отчество, возраст, домашний адрес.

Это просто невероятно!

Во мне все бурлило. Будучи не в силах стоять на месте, я принялся бесцельно бродить туда-сюда, изредка бросая взгляды на собеседников. Говорили они тихо. До меня долетали лишь отдельные слова. Поначалу тон человека в картузе был агрессивным. Но затем его агрессия постепенно спала. С каждой минутой незнакомец становился все растеряннее и растеряннее. Вдруг он сорвался с места и бросился обратно в овраг.

Я поспешил к Карпычеву.

-В это, конечно, трудно поверить, - не дожидаясь моего вопроса, с дрожью в голосе произнес он. – Но, похоже, это действительно мой дед. Он правильно назвал всех моих предков, точно описал домашний быт.

-А куда он убежал? – спросил я.

-Захотел вернуться в свое время.

Мы повернулись к оврагу и обомлели. Обстановка резко изменилась. Зелень исчезла. Туман перестал клубиться и превратился в привычную глазу однородную полупрозрачную массу.

-Я читал, что зеленый цвет может означать открытый временной портал, - неуверенно пробормотал я. – Если он исчез, значит, портал закрылся.

Карпычев ничего не ответил. Он заложил руки за спиной и напряженно вглядывался в овраг.

До наших ушей снова донеслись торопливые шаги. Из плотной туманной завесы вынырнул уже знакомый нам силуэт. Увидев нас, человек в картузе замедлил шаг.

-Это опять вы! – простонал он.

Незнакомец остановился, обессилено опустился на землю и обхватил голову руками.

Мы подошли и присели рядом. Он поднял глаза.

-Мужики, а может это просто сон? – вяло спросил он, и с надеждой посмотрел на нас. – Может, я просто сплю? А? Слышите?

Мы молчали. Глаза человека в картузе потускнели. В них появились обреченность и отчаяние. Он снял головной убор, вытер лицо, и в изнеможении закрыл его руками.

-Что мне делать? Что мне делать?

Мне было его жалко. Вот так, ни с того, ни с сего, вдруг взять, да переместиться на полвека вперед, где все по-другому, где нет ни друзей, ни знакомых. Как тут не спасовать? И врагу не пожелаешь оказаться в такой ситуации.

-Пойдем с нами, - сказал ему Карпычев.

-Куда? – горестно воскликнул «пришелец».

-Ко мне домой.

-Никуда я не пойду. Я останусь здесь до тех пор, пока этот проклятый овраг не вернет меня назад.

-Ты не вернешься назад, - тяжело вздохнул известный актер. – Вставай, пойдем. Поужинаешь, переночуешь. А завтра подумаем, как быть дальше.

-Все равно не пойду!

Уговоры продолжались долго. Человек в картузе проявлял недюжинное упорство. Я взирал на него с тем любопытством и почитанием, которые бывают свойственны при соприкосновении с каким-нибудь предметом старины, дошедшим до нас из глубины веков. А тут был не предмет. Тут был самый настоящий живой посланец прошлого. Он еще не знает, что в сорок первом году начнется страшная война. Он еще не ведает про покорение космоса. Ему абсолютно незнакомы достижения научно-технического прогресса, давно ставшие обыденными в нашем быту. Ему невдомек, что страны, в которой он жил, более не существует. Как много предстоит ему узнать, чтобы освоиться в нашем современном мире. Но сможет ли он, учитывая его почтенный возраст, справиться с этой адаптацией?

В конце концов Карпычеву все же удалось его уломать. Решающим аргументом в его убеждениях стало напоминание о судьбе некоего монаха, появившегося в Коломенском в начале тридцатых годов, и утверждавшего, что он живет в середине девятнадцатого века.

-Помнишь, что с ним стало? – вопрошал известный актер.

-Помню. Как не помнить? – отвечал «пришелец». - Два дня ночевал возле склада, где до революции была церковь. Затем его забрали в НКВД. Ходили слухи, что его расстреляли.

-Тебя привлекает такая перспектива? В наши времена, правда, нравы совсем другие. Расстрелять тебя, конечно, не расстреляют. Но поместить в «психушку» вполне могут.

-Я не хочу в «психушку»!

-Тогда поднимайся и иди за мной.

На протяжении всего пути дед Карпычева не переставал испуганно озираться по сторонам.

-А это откуда взялось? … А куда делись дома, которые здесь стояли? … А этой дороги здесь не было! …

-Тебе нечего бояться! – успокаивал его «внук». – Я тебя в обиду не дам.

Улучив момент, Карпычев шепнул мне на ухо:

-Я могу на тебя рассчитывать?

-Конечно, - ответил я.

-Никому не слова. Обещаешь? Никому-никому.

-Обещаю. Но как быть с остальными? Как Вы объясните Баруздину, Катерине, Радику, моим напарникам присутствие в доме этого человека?

-Что-нибудь придумаю, - сказал Карпычев. – Скажу, что он нужен мне, как прототип для вживания в роль. …

Глава пятнадцатая

Карпычев заглянул ко мне рано утром.

-Не спишь? – спросил он, закрывая за собой дверь будки.

-Как можно, - ответил я, поднимаясь с кушетки. – Я ведь на дежурстве.

Хозяин знаком показал мне, чтобы я оставался на месте, и уселся на стул перед монитором.

-Решил к тебе зайти, пока ты еще не ушел. Проговорили с дедом до самого рассвета. Рассказал ему всю историю с середины тридцатых годов до наших дней. Но, по-моему, он так ее и не переварил. Да это и не удивительно. Столько всего за один раз.

-Конечно, - согласился я. - На это требуется время.

Карпычев задумчиво посмотрел на меня.

-Знаешь что? А почему бы тебе ни переехать пока к нам?

-Зачем?

-За дедом нужно присмотреть, - объяснил известный актер. – Ты, наверное, понимаешь, что оставлять его одного сейчас никак нельзя. Он же попал в новый мир. Он как ребенок. Ему все нужно объяснить, всему научить. Он, ведь, даже не знает, как пользоваться элементарными бытовыми приборами. В его время не было ни телевизоров, ни видеомагнитофонов, ни микроволновых печей, ни кондиционеров. Короче, его нужно адаптировать. Ну и, конечно, следить, чтобы он не наделал глупостей. Я целыми днями быть дома не могу. Театр, кино, теперь вот еще телешоу добавилось. Поэтому, нужен надежный человек. Жить будешь в доме. Комнат у меня много. Какую из них тебе выделить - я уже присмотрел. Она находится на втором этаже, как раз по соседству с комнатой деда. Все необходимое для жизни там есть. С шурином я вопрос улажу. Насчет материальной стороны не беспокойся. Не обижу.

Я смущенно кашлянул. Предложение Карпычева стало для меня полной неожиданностью. В первое мгновение я воспрял. Известный актер приглашает меня в свой дом! Многие ли могут похвастаться такой честью? Но затем я сообразил, что в доме будет не только он. После этого мое воодушевление рухнуло. Жить рядом с Катериной и Радиком, да еще на птичьих правах, в качестве прислуги - это представлялось мне невыносимым.

-А что, за ним не может присмотреть Ваша жена? – попробовал деликатно отказаться я.

Карпычев вздохнул.

-Катерину в расчет не принимай, - понизив голос, произнес он. – Ее дни здесь сочтены. Ей об этом уже объявлено. Она оказалась совсем не таким человеком, каким представлялась вначале. Я хотел, чтобы у моего сына была мать. А получилась мачеха. Причем, в самых худших проявлениях этого понятия. Никаких ее распоряжений ты больше выполнять не будешь. Твоей единственной обязанностью будет мой дед.

«Ничего себе! – мысленно присвистнул я. – Вот так поворот! Интересно, знает ли об этом Баруздин?».

Карпычев еще раз взглянул на меня, и, видимо, уловив, что меня продолжают одолевать сомнения, мягко добавил:

-Жень, мне, кроме тебя, довериться больше некому. Я не хотел бы посвящать еще кого-нибудь в свою тайну. …

На новое место жительства я переехал в тот же день.

Сдав, как обычно, смену Ширяеву, я отправился домой, позавтракал, немного подремал, затем собрал свои вещи, успокоил своих родственников, объяснив, что покидаю их не потому, что чем-то недоволен, а в связи с изменившимися условиями работы, и вернулся на место службы.

-Ты чего? – удивленно спросил Ширяев, косясь на мою битком набитую сумку.

-Так надо, - ответил я.

Сообщив по телефону Карпычеву о своем прибытии, я, сопровождаемый недоуменным взглядом напарника, поднялся на крыльцо.

Дверь отворилась. Наружу высунулась всклокоченная голова Радика.

-Заходи, - бросил он.

Я перешагнул через порог и очутился в просторном холле.

-Разувайся, - по-хозяйски распорядился Радик и пододвинул мне тапки.

Я переобулся и последовал за ним.

Даже беглого взгляда на внутреннее убранство коттеджа хватило для того, чтобы поразиться его роскошью.

«Живут же люди!», - восхищенно подумал я.

Евроотделка, лакированный паркет, толстые мягкие паласы, шикарная, явно не серийная, мебель. Не дом, а самый настоящий дворец! Обитать в такой обстановке мне доселе еще не приходилось.

Радик провел меня на второй этаж и заглянул в крайнюю дверь коридора.

-Пап, он вот.

Мальчик посторонился, давая возможность мне пройти, и скрылся в комнате, которая была напротив.

Карпычев сидел в уютном мягком кресле и, водрузив на нос очки, читал какой-то журнал. Судя по большому письменному столу, стоявшему у занавешенного тюлью окна, а также огромному стеллажу с книгами, это помещение являлось его рабочим кабинетом.

-Входи, входи, - приветливо кивнул он, отложив журнал, и указал рукой на стоявший в углу диван.

-Садись.

Я присел.

-Как дела?

-Нормально, - ответил я.

-Дед сейчас спит, - сообщил Карпычев. – Пусть отдохнет. Ему нужно оправиться от потрясения. Я отвел ему «гостевую», что возле лестницы. Твоя комната – между ней и этим кабинетом. Та, что напротив – это детская. Пойдем, я тебя поселю.

Моя новая «обитель» мне понравилась. Просторная, светлая, обставленная: кровать, тумбочка, шкаф, стол, два стула, даже телевизор.

-Ну, как? - спросил хозяин, раздвигая шторы на окне. – Идет?

-Идет, - ответил я.

-Обживайся, привыкай. Но только ничего здесь не передвигай. Пусть все остается, как есть. Когда-то это была комната моего первого сына.

Голос Карпычева дрогнул:

-Его звали Артем. Он погиб пятнадцать лет назад. Утонул в реке. А вскоре после этого я схоронил еще и жену. Она не вынесла этой потери.

Карпычев подошел к шкафу и достал оттуда старый, потрепанный фотоальбом.

-Вот, посмотри, если хочешь, - предложил он. – Если что понадобится – обращайся. Либо ко мне, либо к Радику. Кухня и санузел – на первом этаже. Там же гостиная и спальня Катерины. Мы сейчас живем с ней порознь. Если понадобится куда-то позвонить – телефон в холле.

Карпычев вышел. Я раскрыл сумку, переложил свои пожитки в шкаф, переоделся, после чего склонился над альбомом.

Открыв его, я увидел пожелтевшую от времени большую черно-белую фотографию, с которой на меня смотрел подросток лет четырнадцати с пышной прической, выразительными озорными глазами, и очаровательной широкой улыбкой.

«Чем-то похож на Радика, - подумалось мне. – Вот почему Карпычев так сильно привязан к своему приемному сыну. Он напоминает ему Артема. Может, именно поэтому он и решил его усыновить?».

Я стал переворачивать страницы. Фотоснимки были расположены в хронологическом порядке. Вот Артем совсем маленький, в объятиях родителей. Вот в детском саду. Вот в школе. Вот у моря. Вот в пионерском лагере. …

Снимками в пионерском лагере альбом заканчивался. Очевидно, они были последними.

Мне стало грустно. Страшно, очень страшно, когда человек погибает в столь юном возрасте. Когда его жизнь обрывается, так по существу и не начавшись.

Я тяжело вздохнул, закрыл альбом и положил его на место. …

Глава шестнадцатая

К моему внезапному «повышению по службе» (если, конечно, мою передислокацию можно было считать таковым) все отнеслись по-разному.

Баруздин воспринял его спокойно. Мне даже показалось, что он был этим доволен.

-Ох, уж мне эти актеры, - покачал головой он. – Причуда на причуде. Поселить рядом с собой какого-то забулдыгу только ради того, чтобы перенять его привычки и манеры, и все из-за какой-то роли!

-Искусство требует жертв, - развел руками я.

Реакция Панченко и Ширяева оказалась враждебной. Уж не знаю, в чем они нашли причину для зависти, но взъелись они на меня не на шутку.

-Ну, как, нравится работа гувернантки?

Выслушивать это было, конечно, обидно. Но я не мог им всего сказать. Так что приходилось терпеть.

Что касается карпычевских домочадцев, то, вопреки моим опасениям, никаких трудностей с ними не возникло.

Катерина заметно притихла. Вся ее спесь, весь ее снобизм вдруг словно куда-то испарились. Она стала приветлива и мила. Тот, кто встретился бы с ней впервые, непременно утвердился бы во мнении, что перед ними – добросовестная домохозяйка, и любящая жена и мать. Но на меня это не действовало. Я знал, что все ее радушие – напускное, неискреннее, и является лишь продуктом обстоятельств.

Как там сказал Карпычев? «Ее дни здесь сочтены».

Радик мне больше не пакостил. Вместо «эй, ты», он теперь называл меня не иначе, как «дядя Женя». Правда, он доставал меня своим любопытством. Он постоянно подслушивал наши разговоры со стариком. То ли ему нечем было заняться, то ли он что-то подозревал, но во время наших бесед он неизменно торчал под дверью. И когда я его в этом уличал, он резко отскакивал в сторону, принимал облик невинной овечки, и делал вид, что просто проходит мимо.

Единственным, кто доставлял мне беспокойство, был мой подопечный.

Митрофан Никитович походил на великовозрастное дитя. Как ребенок постепенно постигает окружающий его мир, так и он постепенно вникал во все современное. Я был сродни учителю, он – сродни ученику.

Самую бурную его реакцию вызывала история.

-Это же враги народа! – возмущался он, когда я затрагивал тему незаконности «сталинских репрессий». – Они же мечтают вернуть на нашу шею помещиков и капиталистов!

Неприятие культа личности Сталина порождало в нем дикое бешенство. Как можно покушаться на святое?! Он даже как-то выгнал меня из комнаты, не пожелав вести дальнейший разговор, и остыл только на следующий день, после беседы со своим «внуком».

Я не обижался на старика. По-человечески я его понимал. Все мы дети своего времени. Разрушать глубоко укоренившуюся в сознании веру всегда бывает нелегко.

Мои рассказы о Великой Отечественной войне повергли его в шок. Он никак не мог поверить, что наши войска в сорок первом и сорок втором годах постоянно отступали. Как это так? Как это могло произойти? Ведь Красная армия всех сильней! В его голове просто не укладывалось, что такие города, как Киев, Минск, Смоленск, Сталинград, в которых ему довелось побывать, были разрушены, и после восстановления пребывают уже не в том виде, в каком он их помнил.

Но самым серьезным ударом для него стало то, что Советского Союза, в котором он жил, и на благо которого он трудился, больше не существует. И что вместо построения коммунизма мы вернулись обратно в капитализм.

И все же основные мои хлопоты приходились не на его мировоззрение, а на его страсть к выпивке. Без спиртного он мог продержаться два дня. На третий у него начиналась «ломка».

-Вот что может сделать с человеком сильный стресс, - вздыхал Карпычев. – Ведь мой дед раньше не пил. Хотя, кто его знает? Не исключено, что бабка об этом просто умалчивала.

Видя, что старик с собой не справляется, мы время от времени шли ему на уступки. Но при этом всегда тщательно следили за дозировкой «душевного лекарства», чтобы она не оказалась слишком большой. «Пришелец» бурно протестовал, но мы его протесты игнорировали.

Процесс «адаптации» занял примерно месяц.

Как-то утром меня разбудил деликатный стук в дверь.

-Ты еще спишь? – удивленно спросил Карпычев.

Я придвинул часы. Увидев, что стрелка пошла на одиннадцатый круг, я опешил. Да, что-то я действительно залежался.

-Иди завтракай, и поехали, - поторопил меня хозяин.

-Куда? – спросил я.

-Прогуляем деда по Москве. Думаю, что он к этому уже готов.

Карпычев вышел. Я стал одеваться. Из коридора донесся голос Радика:

-Пап, можно я поеду с вами?

-Нет, - мягко, но решительно возразил хозяин.

-Ну, па-а-а-па!

-Не скули.

-Ну, почему?

-Потому, что нельзя.

-Мне скучно сидеть дома.

-А кто тебя заставляет сидеть дома? Я тебе уже сколько раз говорил, давай я куплю тебе какую-нибудь путевку. Август на дворе. Скоро лето закончится. Почему ты не хочешь съездить, например, в «Артек»? Ты же ни разу там не был. Отдохнул бы, провел время с ровесниками.

-Я не хочу проводить время с ровесниками. Я хочу с вами.

-С нами нельзя. Все.

Прогулка по столице прошла нормально, без происшествий.

Митрофан Никитович вел себя адекватно. Он шел спокойно, с интересом вертел головой по сторонам. Правда, в его глазах при этом постоянно играла какая-то настороженность, словно он боялся, что его кто-то увидит.

-Да-а-а, как все изменилось! – восхищенно восклицал он.

Прохожие на нас оглядывались. Предметом их любопытства был, конечно, Карпычев. Некоторые отваживались подойти и попросить автограф.

-Так ты и вправду известный артист? – удивленно спросил его дед.

-Вправду, - кивнул Карпычев.

-Как Леонид Утесов?

-Нет, помельче.

Домой мы вернулись только вечером. Старик экскурсией остался доволен.

-Жизнь поменялась, – констатировал он. – Товаров в магазине – пруд пруди. В мое время такого не было. Только вот люди стали какими-то другими. Лица хмурые, озабоченные, без улыбок.

-Издержки эпохи, - философски заметил я.

Смеркалось. Солнце наполовину опустилось за горизонт. Дневная жара постепенно разбавлялась вечерней прохладой.

Наскоро поужинав, я поднялся в свою комнату и обессилено рухнул на кровать. Я даже не предполагал, что предстоящая ночь станет последней спокойной ночью, проведенной мною в этом доме.

Когда я начал уже засыпать, до моих ушей донесся горький плач. Я вышел из комнаты и спустился на первый этаж. Катерина сидела на полу и вытирала платком слезы.

-Что случилось? – спросил я.

-Чапочка умерла, - всхлипывая, ответила она, и кивнула на лежавшее возле кресла безжизненное тельце болонки. …

Глава семнадцатая

Этот день во всех подробностях до сих пор стоит у меня перед глазами.

Утро ничего плохого не предвещало. Было по-летнему тепло. Солнце радовало глаз своим сиянием. Природа дышала полной грудью.

После завтрака Карпычев зашел ко мне и сказал:

-Можешь устроить себе сегодня выходной. Сходи куда-нибудь, отдохни, развейся.

С этими словами он вытащил из кармана пачку купюр и положил передо мной.

-Это зарплата.

-Спасибо, - смущенно поблагодарил его я.

-Куда думаешь направиться?

-Не знаю. Сейчас подумаю и решу.

-Может возьмешь с собой Радика? А то он что-то совсем закис.

Я едва не поперхнулся. Хорошая компания! Малолетняя, капризная кинозвезда, способная в любую минуту выкинуть какой-нибудь поганый фортель.

-Да он не захочет со мной идти, - уклончиво ответил я, не решаясь произнести прямой, категорический отказ.

-А если захочет?

Я пожал плечами.

-Ну, если захочет …

-Пойду спрошу, - кивнул хозяин.

Я нисколько не сомневался, что Радик откажется. Лично я бы на его месте точно отказался. Ну, что, скажите, за интерес гулять с каким-то чужим дядькой? Тем более что теплоты в наших отношениях по-прежнему не наблюдалось. Нет, мы не враждовали. Но мы и не приятельствовали. Я, наверное, был для него чем-то вроде домашнего животного, которое пока держат, но которое в любой момент могут выставить за порог. Поэтому, когда его голова просунулась ко мне в комнату, я был несказанно удивлен.

-Дядь Жень, а ты прямо сейчас уходишь?

-Прямо сейчас.

-Подождешь меня минут десять? Я переоденусь.

-Подожду, - обреченно буркнул я.

Дверь закрылась. Из меня вырвался тяжелый вздох.

«Ну, вот, взвалил обузу себе на плечи!».

Спустившись вниз, я стал неторопливо прохаживаться по двору.

Из будки появился Панченко.

-Привет.

-Привет, - сдержанно ответил я.

-Как дела?

-Нормально.

-Куда идешь?

-Гулять.

-А кого ждешь?

-Пацана.

На лице моего напарника высветилось недоверие. Тут из дома появился Радик.

-Дядь Жень, я готов!

Брови Панченко удивленно подскочили вверх.

-Оказывается, ты не только гувернантка, но и нянька, - с ехидцей проговорил он.

Я едва удержался, чтобы не треснуть ему по физиономии.

Когда мы вышли за калитку, Радик спросил:

-А куда мы пойдем?

-А куда бы ты хотел? – встречно поинтересовался я.

-Поехали в парк Горького.

-А что там интересного?

-Карусели, аттракционы. Тебе понравится.

-Ну, поехали, - согласился я. – Как туда добраться знаешь?

-Знаю.

-Тогда принимай обязанности штурмана.

В парке имени Горького я оказался впервые. Он впечатлил меня своим масштабом и разнообразием. Это был целый город развлечений. Правда, лично я развлекался недолго. Первого же аттракциона, - «Американские горки», - мне хватило с лихвой. Я еле-еле сошел на землю. Вокруг меня все прыгало и плясало.

-Тебе понравилось? – спросил Радик, глаза которого искрились от удовольствия.

-Понравилось, - кивнул я. – Только, знаешь, давай ты дальше будешь кататься один. Что-то я староват для острых ощущений.

-Так тебе не понравилось, - огорчился мальчик.

-Понравилось. Очень понравилось, - успокоил его я. – Меня просто немного пошатывает.

-Значит, у тебя слабый вестибулярный аппарат, - со знанием дела пояснил мой спутник. – Если так, то рисковать, конечно, не стоит.

Радик отрывался на полную катушку. Аттракционы следовали сплошняком, один за другим, по порядку и без разбору: «Бешеная мельница», «Брейк-данс», «Евростар», «Серпантин», и другие. После каждого из них, в его глазах бушевал восторженный огонь.

-Зря ты не пошел. Знаешь, как классно!

Радик преобразился. Он буквально ожил. Из него полностью исчезла ставшая для меня привычной угрюмость. Он снова стал таким, каким я помнил его по фильму: жизнерадостным, энергичным, веселым.

Его многие узнавали. На него смотрели, показывали пальцем. К нему подходили и спрашивали:

-Мальчик, а это не ты снимался в кино?

Но Радик отмахивался от поклонников, как от назойливых мух:

-Нет, не я!

И проходил дальше, не оглядываясь.

Когда мы шли по аллее, у нас случилось небольшое приключение.

Радик вприпрыжку бежал впереди. Я чуть поотстал. Вдруг из-за кустов вышли трое бритоголовых «хлопцев» лет по шестнадцати, и обступили моего спутника. Они ему что-то сказали, Радик им что-то ответил, после чего получил внушительный подзатыльник и оказался в плотных тисках.

Я понял, что мне придется вмешаться.

-В чем дело, молодые люди? – спросил я, подойдя к ним.

«Хлопцы» оценивающе посмотрели на меня, и, видимо не найдя во мне ничего угрожающего, сквозь зубы процедили:

-Гуляй, пока цел.

Во мне все вскипело. Я схватил ближайшего из них за шкирку и хорошенько тряхнул. Тот оказался на земле. Я произнес несколько крепких фраз. Мой выпад возымел действие. «Хлопцы» спешно ретировались.

-Чего они к тебе прицепились? – спросил я Радика.

-Потому, что я черный, - глухо ответил мальчик. – Деньги требовали.

Его настроение заметно испортилось. Он нахмурился. Уголки его губ опустились вниз. Глаза потухли и покраснели. Мне стало его жалко. У меня в детстве тоже иногда отнимали деньги. И я знал, как это тяжело и неприятно. Стремясь его развеселить, я шутливо воскликнул:

-И чего это они решили подойти именно к тебе? У тебя что, на лбу написано, что ты миллионер?

-Ко мне всегда цепляются, - тихо произнес Радик. – Лучше бы я не снимался в этом фильме.

Он кисло посмотрел вперед и вздохнул:

-Что-то мне здесь надоело. Поехали куда-нибудь еще.

-Ну, нет! – решительно возразил я. - Пока не покатаюсь на колесе обозрения - никуда не поеду. Не знаю, как ты, а я еще никогда не видел Москву с высоты птичьего полета. Пойдем?

-Пойдем, - воспрял духом мой спутник.

На самом деле прокатиться на этом аттракционе я, конечно, желанием не горел. Здесь был просто вопрос психологии. Мне не хотелось, чтобы наш визит в парк Горького закончился на столь минорной ноте. Я хотел ее затмить. А что для этого может быть лучше, как ни новая порция положительных эмоций?

Чем выше мы поднимались, тем больше и больше у меня захватывало дух. Я все крепче и крепче цеплялся в подлокотники.

«Откуда во мне вдруг появился страх высоты? – недоумевал я. – Ведь раньше его не было. Может у меня и вправду что-то случилось с вестибулярным аппаратом?».

Сидевший рядом со мной Радик тем временем увлеченно крутил головой по сторонам. Ему было хоть бы хны. Его глаза снова горели восторженным огнем. Осадка от недавнего инцидента как ни бывало.

Наблюдая за ним, я вдруг почувствовал, что начинаю все понимать.

«А ведь он не такой уж плохой мальчуган, каким показался мне вначале, - подумалось мне. – Я только сегодня, в этом парке, увидел его настоящее лицо. На самом деле он очень добрый, жизнерадостный и общительный человек. А вся его агрессия – это никакая не испорченность и не избалованность, а всего лишь защитная маска, напялить которую его вынудили люди. Он изначально хотел делать только хорошее. Он был для всех открыт. Но человеческие пороки общеизвестны. На него выплеснули зависть, недружелюбие, откровенную злобу. В результате он ожесточился, замкнулся и ушел в себя. Мир, казавшийся ему раньше таким разноцветным и ярким, вдруг приобрел в его глазах тусклые, черно-белые оттенки. И он принялся ему мстить. Мстить за ту несправедливость, которую проявили по отношению к нему. В нем стало укореняться убеждение, что смысл жизни заключается не в красоте, вере и величии, а в борьбе, мести и ненависти. Детская душа – это очень хрупкая субстанция. Относиться к ней нужно бережно и осторожно. И очень важно, чтобы возле Радика были люди, способные помочь ему преодолеть начавшую было формироваться в нем ненависть к обществу. Чем больше их будет, тем выше шансы, что из него вырастет хороший человек, а не еще один подонок, которыми и так богата наша земля. И Карпычев это прекрасно понимает. Вот, наверное, почему он и решил прогнать Катерину».

После парка мы поехали на Арбат. Но погулять по нему нам толком не удалось. Причиной стала погода, которая вдруг резко испортилась. Небо заволокли тучи. Загремел гром. Засверкали молнии. Сверху стал накрапывать дождь, грозящий каждую минуту превратиться в ливень. Поскольку зонтиков у нас с собой не было, мы сочли разумным переждать непогоду в кинотеатре.

Посмотрев новый фантастический боевик со Шварценеггером (кстати, фильм оказался очень даже неплохой; Радик был от него в полном восторге; мне он тоже понравился), мы вышли на улицу и с сожалением обнаружили, что погода за истекшие три часа не улучшилась. Дождь продолжал моросить. Землю окутал туман. Ходить по городу в таких условиях – удовольствие небольшое.

-Ну, что, поехали домой? – предложил я.

-Поехали, - со вздохом согласился Радик.

Дома нас ожидал большой сюрприз. Карпычев был в доску пьян. Мы с Радиком удивленно переглянулись. Такого за ним доселе не наблюдалось.

-Откуда я знаю? – огрызнулась в ответ на мой вопрос, как это все следует понимать, шуровавшая на кухне Катерина. – Что он, у меня разрешения спрашивал? Надрызгался вместе со своим бомжем, и все. В роль вживается.

Я поужинал, прошел к себе, переоделся, включил телевизор и принялся смотреть какую-то передачу. Через некоторое время в дверь раздался осторожный стук. В комнату заглянул Радик.

-Дядь Жень, давай сыграем в настольный хоккей.

Я вздохнул. Ребенок явно был одинок, и цеплялся за любую возможность скрасить свое одиночество.

-Давай, - согласился я.

Мальчик радостно кивнул и вскоре появился с огромной картонной коробкой.

-Правда, я не уверен, что смогу быть для тебя достойным соперником, - предупредил я, устанавливая игру на стол. – Я в такую штуку играл последний раз очень и очень давно.

-Да я и сам не так много в него играл, - признался Радик. - Всего пару раз с папой, и все.

Поединок начался. По ходу игры я вдруг почувствовал, как во мне все сильнее и сильнее нарастает азарт.

«Вот уж не думал, что на четвертом десятке можно так увлечься детской игрой, - мысленно подивился я. – Так, глядишь, скоро и до пряток дело дойдет».

Из коридора послышались приглушенные голоса. Мальчик вдруг насторожился, вскочил с места, тихонько подкрался к двери, немного ее приоткрыл и осторожно выглянул в образовавшуюся щелку.

-Катька с бомжем на лестнице о чем-то шепчутся, - сообщил он, вернувшись к столу.

-Странно, - удивленно пробормотал я. – Катерина, вроде, на дух его не переносит, и всегда старается избегать.

-Как же! - усмехнулся Радик. – Они частенько общаются. Только тайком, чтобы никто не видел.

-А ты откуда знаешь? – вскинул брови я.

-А я подглядывал, - хитро сощурился мальчик.

Я осуждающе покачал головой.

-Ай-яй-яй! Как не стыдно!

Произнеся это, я опустил голову, чтобы скрыть появившуюся у меня улыбку. Наблюдение Радика вызвало во мне прилив воспоминаний. Ведь я в детстве тоже тайком шпионил за соседями. Вместе со своими дворовыми приятелями. Мы играли в разведчиков. Однажды мы в окошко подглядели сцену, на которые в кинотеатрах дети до шестнадцати лет не допускаются, и растрепали об увиденном на весь двор. Моя пятая точка затем долго горела от отцовского ремня. …

-Го-о-ол! – влетел в мои уши восторженный вопль Радика. – Десять-восемь! Дядь Жень, ты проиграл.

-Ну, что поделать? – сокрушенно развел руками я.

-Давай еще?

-Давай.

Мы поменялись сторонами и начали новый поединок.

В самый его разгар в комнату зашел Карпычев. Он еле держался на ногах. Его глаза были мутными и осоловевшими.

-О, я смотрю, вы уже подружились, - заплетающимся языком проговорил он и обратился ко мне. – Одевайся. Отвезешь нас с дедом к оврагу.

Не утруждая себя дальнейшими объяснениями, он развернулся и вышел.

Радик почему-то побледнел. В его глазах появился страх.

-Ну, зачем так расстраиваться? - ободряюще проговорил я, отнеся его реакцию целиком на грусть от одиночества. – Я скоро вернусь. Приеду, и доиграем.

Когда я спустился в холл и стал обуваться, мой взгляд упал на открытый дверной проем. Радик стоял на лестнице и пристально смотрел на своего приемного отца. Его лицо выражало неимоверную жалость и отчаяние. Он словно с ним прощался.

Я оторопел. С чего это он? …

Глава восемнадцатая

На улице стемнело. Дождь прекратился, но туман не спал. В воздухе ощутимо веяло сыростью.

Карпычев снял машину с сигнализации и протянул мне ключи.

-Геннадий Матвеевич, я на «Тойоте» никогда не ездил, - предостерегающе заметил я.

-Все на свете когда-нибудь случается впервые, - философски изрек он. - Ты, главное, не волнуйся.

Мы сели в машину. Старик разместится на заднем сиденье, Карпычев - рядом со мной. Я включил зажигание и завел мотор. Панченко выскочил из будки и открыл ворота, при этом старательно отводя от меня глаза. Я отпустил сцепление и нажал на газ. Машина медленно покатилась вперед. Вырулив на улицу, я переключился на третью передачу.

-Быстрее я не поеду, - извиняясь, произнес я. – Видимость плохая, да и техника незнакомая.

-От тебя этого никто и не требует, - дружелюбно откликнулся Карпычев. – Едь, как можешь. Главное, довези.

Он обернулся к старику.

-Может, все-таки вернемся?

-Нет, - прохрипел тот. – Я должен быть там. Меня туда что-то зовет.

Когда мы подъехали к Голосовому оврагу, над ним снова клубился зеленоватый туман. Вокруг стояла гнетущая тишина. Меня охватило предчувствие недоброго.

Мы вышли из машины, и подошли к склону.

Внезапно старик скорчился, обхватил голову руками, упал на колени, мучительно застонал, и затрясся в каких-то безумных судорогах.

Мы со страхом смотрели на него.

-Что с тобой? – обеспокоенно крикнул Карпычев.

-М-м-м! - продолжал стонать старик. – М-м-м! Я слышу голос! Он зовет меня к себе! Я должен идти!

Он поднялся на ноги и, пошатываясь, сделал несколько шагов вперед. Карпычев бросился за ним и преградил ему путь.

-Нет! Нет! Не ходи туда!

Старик решительно отстранился.

-Отстань.

Но Карпычев был преисполнен решимости противостоять намерениям деда. Он снова стал перед ним.

-Не меша-а-ай! – истошно крикнул старик. – Я должен идти!

Его вопль грохотом отозвался в моих ушах. В его глазах вспыхнуло какое-то дикое безумие.

Карпычев продолжал удерживать старика. Он схватил его за плечи и не давал продвинуться вперед.

Вдруг старик замер. Его лоб нахмурился, рот приоткрылся. Он словно к чему-то прислушивался. Глядя на него, я тоже весь обратился в слух. Но в моих ушах по-прежнему господствовала тишина.

Старик посмотрел на Карпычева и негромко произнес:

-Мне сказали, чтобы я взял тебя с собой.

Карпычев отшатнулся. В глазах старика снова появился безумный блеск.

-Ты должен пойти со мной, - внушающе отчеканил он, и повторил эту фразу еще несколько раз.

Карпычев обмяк. Старик положил руку ему на плечо и заговорил так, словно читал проповедь.

-Нам нечего бояться. Нас ждет только хорошее. Мы должны без тени сомнения отвергнуть от себя этот суетный мир, возвыситься над его приманками, сбросить с себя пороки рода людского, и обрести свободу. Этот мир не дает свободы. Мы все – его рабы. Мы всего-навсего игрушки в руках слепой и безжалостной необходимости.

Старик высвободил руки, широко раскинул их в стороны, и восторженно прокричал:

-Нас ждет свет! Нас ждет грядущее!

У меня по спине даже поползли мурашки. Я с боязливым изумлением наблюдал за ним. В этом человеке явно жил какой-то гипнотический дар, способный подчинить чужую волю. Сила его темперамента пробуждала самые потаенные уголки подсознания, и заставляла их проявлять себя с неукротимым неистовством. Мои ноги как-то сами по себе, вопреки моему желанию, сделали два шага вперед. Мне пришлось изрядно поднапрячься, чтобы вырваться из лап ухватившей меня дьявольской силы. Я снова отступил назад.

Карпычев стоял, не шелохнувшись. Его глаза отрешенно смотрели куда-то в даль. Он был словно парализован фанатизмом старика.

Тот взял его за руку и проговорил:

-Пойдем со мной.

Карпычев покорно последовал за ним.

-Геннадий Матвеевич! – предостерегающе крикнул я.

Старик обернулся и зыркнул на меня так, что меня словно шарахнуло током.

-Женя, - глухо, с напряжением, словно с кем-то борясь, выдавил из себя известный актер. – Позаботься о Радике.

Они стали спускаться вниз. Я стоял и зачарованно наблюдал, как две темные фигуры постепенно растворяются в расстилавшемся по дну оврага тумане.

Прошло около часа. Карпычев со стариком не возвращались.

Туман в овраге перестал клубиться, и принял свой естественный бледноватый оттенок. Я ходил по краю склона и жадно прислушивался к доносившимся до меня звукам, пытаясь различить в них шум приближающихся шагов.

-Геннадий Матвеевич! Геннадий Матвеевич! – громко звал я.

Но ответом мне было только эхо.

Хлынул ливень. Мне пришлось спрятаться в машине. Ненастье бушевало долго. Когда дождь, наконец, утих, я вылез наружу и продолжил поиски.

Я шел по периметру склона, не переставая выкрикивать имя-отчество известного артиста. Но он по-прежнему не отзывался.

В моей голове, словно испуганные летучие мыши, затрепыхали разные нехорошие предположения.

Сделав по склону полный круг, я решил спуститься вниз.

Боже, как это было страшно! Все вокруг представлялось мне угрожающим. Я весь покрылся потом. Дыхание стало прерывистым. Колени дрожали. Все тело бил озноб. Мое состояние приближалось к истерике. Я уже не просто кричал, я буквально вопил:

-Геннадий Матвеевич! Геннадий Матвеевич!

Но до моих ушей доносился только стук собственного сердца.

Пройдя по дну оврага от начала и до конца, я так никого и не встретил.

Измученный, растрепанный, вымокший до нитки, обмазанный грязью с ног до головы, я снова вышел к яблоневым садам. Карпычевская «Тойота» продолжала стоять на своем месте. На горизонте тем временем забрезжили первые лучи солнца.

Немного отдохнув, и дождавшись, пока посветлеет, я снова спустился в Голосов овраг. Я облазил его вдоль и поперек, осмотрел каждое деревце, каждый куст, каждую травинку, стремясь обнаружить хоть какой-нибудь след. Но все мои усилия оказались напрасны.

Я опять вернулся к машине. Присев рядом с ней, я обхватил руками подогнутые колени, и стал думать, что делать дальше.

Усталость и изнеможение буквально валили меня с ног. Я был голоден. Меня мучила тошнота. Голова болела. По лицу градом катился пот. Я пребывал в глубоком смятении, и чувствовал себя совершенно беспомощным.

Вдали показалась стайка ребятишек. Они шли и весело о чем-то переговаривались между собой, держа удочки на плечах. Очевидно, они направлялись на рыбалку. Поравнявшись со мной, они смолкли и, бросая на меня опасливые взгляды, резко ускорили шаг. Мой вид их явно чем-то напугал.

В моем ухе раздался раздражающий нервы писк. Я с размаху уничтожил усевшегося на щеку комара. И тут мне в голову стукнула мысль. А может, Карпычев со своим дедом на самом деле никуда не исчезали? Может, они дошли до другого края оврага, поднялись наверх, и, чтобы не возвращаться, направились пешком прямехонько домой, и уже давным-давно сладко посапывают в своих постелях?

Ободренный этой идеей, я прыгнул в машину.

Едва въехав в ворота, я опустил стекло и спросил заспанного Панченко:

-Карпычев с дедом вернулись?

-Нет, - позевывая, ответил он. – А чего это ты один?

Мое сердце словно рухнуло вниз.

Я поставил машину на место, заглушил мотор, и, не пускаясь со своим напарником ни в какие объяснения, прошел в дом.

В доме царила мертвая тишина. Было непохоже, чтобы здесь беспокоились о долгом отсутствии хозяина.

Я поднялся в свою комнату, скинул с себя грязную и насквозь промокшую одежду, прилег на кровать, чтобы собраться с мыслями, и даже не заметил, как меня сморил сон. …

Глава девятнадцатая

Я бежал по какому-то темному, сырому помещению, полному коридоров, и никак не мог выбраться из этого лабиринта. Я лихорадочно сворачивал то вправо, то влево, но передо мной неизменно вырастали серые обшарпанные стены и новые повороты. Мне хотелось кричать, но я почему-то не мог издать ни звука, словно во мне напрочь исчез дар речи.

Вдруг я увидел дверь. Я с надеждой бросился к ней, схватил за ручку и распахнул. Перед моими глазами предстал огромный зеркальный зал. В центре этого зала стоял человеческий скелет. Скелет затрясся. Его голые кости стали постепенно покрываться жилами. Затем на них появилось мясо, следом кожа. Его голова повернулась и посмотрела на меня. Я узнал лицо Карпычева. …

-Эй! Эй! Поднимайся!

Я очнулся. Кто-то грубо и настойчиво тряс меня за плечо. Я открыл глаза и увидел своего шефа.

Я приподнялся, помотал головой, выбрасывая из нее привидевшийся во сне кошмар, и протер глаза.

Чуть поодаль, у самой двери, стояла Катерина. На ее лице было такое отсутствующее выражение, что, казалось, она спит с открытыми глазами.

-Где Карпычев? – сурово спросил Баруздин и выжидательно умолк.

-Не знаю, - честно ответил я.

-Как это не знаешь? – повысил голос мой шеф. – Кто увозил его вчера вечером? Ты!

-Не знаю, - снова повторил я, и подробно рассказал о том, что приключилось накануне.

-Что за бред? – нарочито растягивая слова, с нескрываемым сомнением в голосе, произнес Баруздин, выслушав мою историю. – Как они могли бесследно исчезнуть? Ты уверен, что не перепутал сон с явью?

-Уверен, - твердо ответил я.

Баруздин пристально посмотрел на меня. От его взгляда мне стало неуютно. В воздухе явственно ощущалось напряжение.

-Во мне, как и во всяком человеке, на уровне подкорки, конечно, заложена физиологическая потребность верить людям, - подчеркнуто спокойно проговорил мой шеф. – Но по отношению к твоему рассказу этот инстинкт почему-то не срабатывает. Все ли было действительно так? Может, все-таки, что-то было не так?

-Да подожди ты лютовать, - остановила его Катерина. – Генка с бомжем были вчера в доску пьяные. Может, их просто в милицию забрали. А ты на Евгения бочку катишь. Нужно обзвонить все больницы и вытрезвители.

-Никуда вы звонить не будете, - жестко отрезал Баруздин. – Карпычев – человек известный. Если он вдруг куда-то попадет, его опознают безо всякого труда. А если вы займетесь обзвоном – сразу же пойдут слухи и кривотолки, и от газетчиков не будет покоя.

Он задумался, затем тряхнул головой, видимо придя к какому-то твердому решению, и скомандовал:

-Значит так. Панику пока поднимать не будем. О случившемся никому ни гу-гу. Берем паузу. И ни шагу без согласования со мной. Слышите? Ни шагу! А то наделаете делóв. У меня в таких вещах все же побольше опыта, чем у вас. Сидите тихо. А я пока осторожно наведу справки по своим каналам. Всем все ясно?

-Ясно, - хором ответили мы с Катериной.

Они с Баруздиным вышли, а я опять лег на кровать и закрыл глаза.

Баруздин снова появился вечером.

-Его нигде нет, - мрачно сообщил он, зайдя ко мне.

Мой шеф сел на стул и озабоченно вздохнул.

-Ничего не понимаю. Расскажи-ка мне все еще раз. Все, что ты видел, и все, что ты слышал. До самых мельчайших подробностей.

Я повторил свой рассказ.

-Что за чертовщина? – задумчиво протянул Баруздин, когда я закончил.

-Может, обратиться в милицию? – предложил я.

-И что ты там скажешь? – выкатил глаза мой шеф. – Поведаешь им про «временнóй портал»? Ты не боишься после этого оказаться в «Кащенко»?

-Вообще-то, да, не стóит, - вздохнув, согласился я.

Баруздин стал нервно постукивать ботинками по полу.

-Не верю я в эти чудеса! Не верю! – воскликнул он.

Немного подумав, он произнес:

-Значит так. Отводим на поиски еще один день. Завтра мои ребята аккуратно прочешут все местные притоны. Не исключено, что наша творческая личность сейчас ошивается в одном из них, в компании бомжей. Готовит себя к роли. Артист – он есть артист. Натура непредсказуемая.

-Может, я тоже приму в этом участие? - спросил я.

Мой шеф решительно замотал головой.

-Нет. Ты сиди здесь, и не рыпайся. Если мы и завтра его не найдем, тогда …

Не докончив фразы, Баруздин выразительно развел руками по сторонам.

И тут я вспомнил о Радике. Как он там? Мою душу пронзила острая боль. Ребенок остался совершенно один! Мачеха о нем заботиться не станет.

Я вышел в коридор и постучал к нему. Ответа не последовало. Я нажал на ручку двери. Но комната оказалась заперта изнутри.

-Чего надо? – раздалось оттуда.

-Радик, открой, это я, - мягко проговорил я.

-Не открою!

Голос мальчика был резкий и недружелюбный. Меня охватило удивление. Что произошло? Ведь вчера наши взаимоотношения были в полном ажуре. Может, он боится?

-Почему ты не откроешь?

-Мне некогда!

-Ну, некогда, так некогда, - миролюбиво произнес я. – Ты сегодня кушал?

-Кушал.

-Точно кушал?

-Точно.

-Может, тебе чего-нибудь принести?

-Не надо.

«Наверное, он сильно угнетен исчезновением отца, - решил я. – В таком состоянии его действительно не стоит беспокоить. Пусть придет в себя. А там, глядишь, и Карпычев найдется».

-Если что понадобится – обращайся, - крикнул я и вернулся к себе.

Ночью меня разбудил дикий, душераздирающий крик.

Я вскочил с кровати и вылетел из комнаты, больно ударившись в темноте о попавшийся на пути стул.

Крик доносился снизу. Я сбежал по лестнице, нащупал на стене выключатель и зажег свет.

В углу коридора, вся скорчившись и сжавшись, сидела Катерина. Ее мертвенно бледное лицо было искажено страхом.

-Призрак, - прохрипела она, жадно хватая ртом воздух.

-Какой призрак? – не понял я.

-Призрак Карпычева, - прошептала Катерина.

Я усадил ее в кресло, и принес из кухни воды. Залпом осушив стакан, она рассказала следующее.

Пребывая в полудреме, она вдруг услышала в коридоре чьи-то шаги. Шаги были какие-то странные: шаркающие и неторопливые. В доме так никто никогда не ходил. Выглянув из комнаты, она вдруг увидела высветившееся в темноте лицо известного актера. Оно было облачено легкой дымкой, и как бы висело в воздухе. Мелькнув перед ее глазами, оно пропало.

-И еще этот запах! - с ужасом воскликнула она.

Я принюхался. В воздухе попахивало гарью.

-А Вам не могло это просто показаться? – спросил я.

-Нет, - помотала головой Катерина. – Я его точно видела. Это был он.

Отведя ее в спальню, я снова поднялся к себе.

Какая же все-таки это заразная болезнь – страх! Распространяется, словно вирусная инфекция. Продвигаясь по темному коридору, я постоянно испытывал навязчивое желание оглянуться. Мне упорно казалось, что за мной кто-то пристально наблюдает.

Когда я взялся за ручку своей двери, мимо меня промелькнула какая-то тень. Я вздрогнул и прижался к стене. Но ничего подозрительного больше не появлялось.

Я прошмыгнул в свою комнату, и до самого утра не сомкнул глаз. …

Глава двадцатая

Следующий день принес страшную весть.

Я сидел на кухне и обедал. Зазвонил телефон. Я вышел в холл и поднял трубку. Это был Баруздин.

-Вроде, нашли, - проговорил он. – Сообщи Катерине, и собирайтесь. Я сейчас за вами заскочу. Нужно ехать.

-Куда? - глухо спросил я.

-На опознание! – рявкнул мой шеф.

В моем животе мгновенно разлилось что-то едкое и леденящее.

-Геннадий Матвеевич умер?

-Он убит!

В моих висках со звоном застучала кровь. В глазах потемнело.

Послышались короткие гудки. Я положил трубку и замер, будучи не в силах сделать хоть какое-то движение.

«Убит! Убит! Убит!», – эхом звучали в моих ушах слова Баруздина.

Как же это так?

Немного опомнившись, я заглянул в спальню. Катерина стояла возле раскрытого окна и нервно затягивалась сигаретой. Мою информацию она восприняла спокойно. Ее тело даже не вздрогнуло. За ширмой белесого дыма, сквозь которую ее лицо представлялось сплошным расплывчатым пятном, не проявилось даже малой толики эмоций.

-Роман Олегович просил собраться, - добавил я. – Он сказал, что скоро заедет, чтобы забрать нас на опознание.

Катерина продолжала сохранять каменную неподвижность. Она лишь слегка кивнула в ответ, и снова повернулась к окну. Я вышел.

«Однако, ведет она себя как-то странно, - подумалось мне. – Как будто ей уже известно о смерти мужа. Или она просто так умеет владеть собой?».

Поднявшись на второй этаж, я покосился на дверь «детской».

«Радику тоже надо как-то сообщить».

Но, немного поразмыслив, я решил пока этого не делать. А вдруг в морге окажется вовсе не Карпычев, а просто очень похожий на него человек? Может же такое быть!

С дурными новостями лучше не торопиться.

Процесс опознания произвел на меня тягостное впечатление. Прежде всего, давила сама атмосфера. Морг – заведение довольно страшное. Царящий в его стенах тошнотворный запах способен вывести из равновесия всякого, кто оказывается здесь впервые.

Смерть не сильно изменила облик Карпычева. При первом взгляде мне показалось, что он просто крепко спит. И только когда санитар приподнял простыню, и я увидел на бледном, обескровленном, бездыханном теле известного актера уродливый порез, именуемый на судебно-медицинском языке «глубокой ножевой раной», до меня со всей очевидностью дошло, что его безвозвратно покинула жизнь.

Вот ведь оно как! Есть человек, и нет человека. Многие годы он живет, становится неотъемлемым элементом того, что тебя окружает. И вдруг, в какой-то момент, его сознание гаснет, как лампочка после щелчка выключателя. И ты явственно ощущаешь, что в этом мире стало что-то не так, и что в нем больше нет уже всего того, к чему ты привык.

Всю обратную дорогу мы с Катериной и Баруздиным хранили тягостное молчание. Подобные миссии к разговорам не побуждают. Все наше общение свелось к одному-единственному вопросу-ответу.

-А где его нашли? – спросил я.

-Рядом с оврагом, - ответил Баруздин. – В канализационном люке.

Его слова заставили меня похолодеть.

Сидевшая на заднем сиденье Катерина вздохнула и нервно повернулась к окну.

Когда мы приехали домой, я собрался с духом и подошел к комнате Радика. Дверь оказалась не заперта. Мальчик лежал на кровати и смотрел телевизор. Его лицо было страшно напряжено, и имело какой-то пепельно-серый оттенок. Вслушавшись в то, что доносилось из динамика, я понял, что сообщать ребенку мне уже ничего не придется. Он уже все знал.

-… Экспертиза установила, что смерть Геннадия Карпычева имела насильственный характер. Прокуратурой возбуждено уголовное дело по статье «Убийство». От дальнейших комментариев следственные органы пока воздерживаются. …

Радик повернул голову. Увидев меня, он вздрогнул, резко соскочил с кровати и схватил стоявшую на стуле тарелку с остатками какой-то еды.

-Пошел вон!

В его взгляде было столько лютой ненависти, что я невольно отпрянул, и едва успел закрыть дверь, прежде чем тарелка угодила мне в голову. Послышался звон разбитого фарфора. Щелкнул замок.

Мне было обидно до глубины души. Я не считал, что заслужил такого к себе отношения. Я старательно пытался оправдать мальчика, отнеся его выходку на чудовищный стресс, который ему, безусловно, пришлось пережить. Но его враждебность, тем не менее, оставила на моем сердце чувствительный шрам.

Глубокой ночью мое внимание привлекли какие-то странные шаги. Они доносились из коридора. Шаги были тяжелые, неторопливые, шаркающие. Их звук медленно приближался. Мне тут же вспомнился вчерашний кошмар Катерины.

Я нервно сглотнул слюну и приподнялся на кровати.

Шаги становились все ближе и ближе. Когда они поравнялись с моей комнатой, в щелях проема мелькнул тусклый свет.

Меня пробрал мороз. Во рту пересохло.

Шаги стали отдаляться, и вскоре стихли. Я перевел дух. Переборóв овладевший мною страх, я поднялся с кровати и выглянул из комнаты.

В коридоре было темно. Он казался пустым. Я замер и прислушался. Стояла мертвая тишина.

Вдруг справа что-то блеснуло. Я резко повернул голову. Перед моими глазами мелькнуло лицо Карпычева. Оно было огромных размеров. Его окружала какая-то бледная, полупрозрачная дымка. Через секунду оно исчезло.

Мои ноги приросли к полу. Сказать, что я испугался – это не сказать ничего. Моя душа буквально ушла в пятки. Я словно окаменел от ужаса, и, как зачарованный, продолжал смотреть в ту точку, где проявилось видение. Но оно больше не возвращалось.

В мои ноздри ударил слабый запах гари.

Призрак! …

Глава двадцать первая

С самого раннего утра дом Карпычева стал напоминать осажденную крепость. Его буквально окружили журналисты. Они просто поражали своей наглостью. Сталкиваться с репортерами мне доселе никогда не доводилось. Может поэтому я раньше и относился к ним с доверием и уважением. Но с того дня мое мнение о них круто изменилось. Я убедился, насколько это препротивный народ.

Потерпев неудачу в попытках пообщаться с домочадцами погибшего артиста (Катерина давать интервью категорически отказалась, а Радик заперся в своей комнате, и на все обращения в свой адрес отвечал грубыми «посылами»), корреспонденты беззастенчиво стали искать окольные пути для проникновения внутрь. Походив вокруг дома, но так и не найдя ни одной щели, сквозь которую можно было бы пролезть, пишущая и снимающая братия взобралась на кузова своих машин и нацелила объективы на просматривавшийся поверх забора двор.

Бедного Ширяева, когда он, сдав смену Панченко, вышел из калитки, едва не растерзали на части. С трудом отбившись от микрофонов и диктофонов, он еле-еле унес ноги.

Катерина пребывала в дикой ярости.

-Блокада! Осадное положение! Саранча! – гневно восклицала она, кивая на окно, когда я вошел на кухню, чтобы позавтракать. – Даже шторы открыть нельзя.

Я спросил ее про Радика.

-Откуда я знаю, ел он или нет? - раздраженно бросила Катерина. – Его голодом никто не морит. Пусть спускается и ест себе на здоровье. Я ему не официантка.

Хорошенько подкрепившись, я разогрел еще одну порцию картошки с бифштексом, добавил салат, хлеб и чай, поставил все это на поднос и понес на второй этаж.

Подойдя к «детской», я опустил поднос на пол, деликатно постучал и крикнул:

-Радик! Я принес тебе покушать. Выйди, возьми.

После этого я сразу ушел к себе. Спустя несколько минут до меня донесся легкий скрип двери и позвякивание тарелок.

«Ну, слава богу», - облегченно вздохнул я.

После полудня появился Баруздин. Он был не один. Вместе с ним приехали еще пятеро дюжих молодцев. В считанные минуты они навели на улице порядок. Вся корреспондентская рать, невзирая на шумные протесты, была оттеснена от забора метра на два.

-Ну, как тут у вас? – устало спросил мой шеф, войдя в дом.

Катерина молча махнула рукой и ушла в гостиную. Баруздин обратил свой взор на меня:

-Без происшествий?

-Вроде, все живы, - ответил я и добавил: - Роман Олегович, я здесь еще нужен?

Этот вопрос уже второй день вертелся у меня на языке. Смерть хозяина и исчезновение старика сделали мое положение в этом доме совершенно непонятным. Ведь те задачи, ради которых я был в него поселен, сами собой отпали. Меня грызла неловкость: с какой стати я продолжаю здесь находиться, и в каком качестве? Моя бесполезность представлялась мне очевидной. Я резонно рассчитывал, что после этого разговора соберу свои вещи, и со спокойной душой вернусь к своим родственникам, тете Клаве и дяде Саше. Но, к моему удивлению, Баруздин решительно закивал головой.

-Нужен, - твердо произнес он. – Ты же видишь, что здесь творится. Надо, чтобы в доме оставался хотя бы один здравомыслящий человек, который бы за всем присматривал. Катерина меня, кстати, уже об этом просила. У нее, вон, совсем нервы расшатались. Ей уже призраки стали мерещиться.

Я открыл было рот, чтобы поведать ему о событиях прошедшей ночи, но тут же передумал. Лучше промолчать. Все равно не поверит.

-Короче, побудь пока здесь, - подвел черту мой шеф. - Пока все это не уляжется. Хорошо?

-Хорошо, - со вздохом согласился я. – Побуду.

После этого мы втроем, - я, Катерина и Баруздин, - поехали в Центральный Дом Актера, чтобы решить кое-какие вопросы по панихиде.

По возвращении нас ожидал сюрприз.

-Мать Геннадия Матвеевича приехала, - сообщил Панченко.

Мой шеф с сестрой загадочно переглянулись. В их глазах промелькнула настороженность.

Когда мы зашли в дом, я увидел невысокую, сухонькую старушку, с острым, колючим носом и упрямыми, волевыми глазами.

-Мама! – с картинной трагичностью, из которой буквально выпирала фальшивость, воскликнула Катерина, и бросилась к ней. – Горе-то какое!

Но Лидия Ивановна, - так звали мать Карпычева, - решительно отстранилась от объятий невестки.

-Пóлно, пóлно, - скрипучим голосом сурово произнесла она. - Хватит играть! Не Ермолова!

Но Катерина, ничуть не смутившись, продолжала горестно заламывать руки.

-Скажи-ка мне, молодая вдова, - строго произнесла старуха, - почему о смерти своего сына я узнала только из новостей? Ты забыла, что я еще жива?

-Ой, мама, для нас для всех это был такой страшный удар! – запричитала Катерина. – Я весь день пролежала в постели. Я и сейчас еле-еле стою на ногах.

-Мы как раз сегодня хотели Вам звонить, - стал оправдываться Баруздин.

Та брезгливость, с какой взглянула на него Лидия Ивановна, недвусмысленно свидетельствовала, что она ставит его искренность ни во грош.

«Однако, бабуля крепка, - подумал я. – Другая на ее месте валялась бы без чувств. А эта не только держит себя в руках, но еще и других гоняет».

-Ой, мама, Вас же надо где-то разместить, - спохватилась Катерина.

-Я уже разместилась, - отрезала Лидия Ивановна. – И хозяйку из себя не строй! Ты ею здесь не станешь!

Она обернулась и пошла прочь. От меня не укрылось, какой дикой злобой зажглись глаза Катерины. Она выразительно посмотрела на своего брата. Тот озабоченно нахмурил лоб. Поглядев старушке вслед, они молча проследовали в спальню. …

Глава двадцать вторая

Проститься с Карпычевым по-человечески мне не дали. В день похорон к дому подкатил милицейский УАЗик. Ширяев со злорадным блеском в глазах сообщил, что это за мной.

-На допрос, - пояснил он.

Я пробовал уговорить блюстителей закона перенести визит в прокуратуру на другое время, но им все было «до лампочки».

-Это ненадолго, - успокоил меня долговязый сержант. – Всего на полчасика.

Обещанные «полчасика» продлились до сумерек.

Следователь, с виду добродушный пожилой дяденька с круглым лицом и тронутыми проседью пышными усами, на двери кабинета которого значилось, что его фамилия Романчук, и что он – «по особо важным делам», прессовал меня с какой-то фанатичной страстью. Он явно задался целью сделать из меня убийцу. Но я от своих показаний не отступал.

-Карпычева и его гостя я повез к оврагу по их просьбе, - говорил я. – Там они вышли, спустились вниз, и больше я их не видел. Что происходило в овраге – я не знаю. Было темно. Стоял туман.

Всю мистическую подоплеку произошедшего я, разумеется, опустил.

Романчук заставлял меня отвечать на одни и те же вопросы снова и снова. Я рассказывал одно и то же по восемь-девять раз.

-Ладно, - наконец проворчал он, видимо, отчаявшись уличить меня в противоречиях, - пока свободен.

-Пока? – переспросил я, подписывая протянутые мне листки бумаги.

-Пока, - утвердительно кивнул Романчук.

Его жесткий взгляд не оставлял сомнений, что будь у него хоть одна мало-мальски серьезная улика, указывающая на меня, он бы без раздумий упрятал меня за решетку.

Когда я вернулся обратно, я от усталости буквально валился с ног. Я мечтал только об одном – бухнуться в кровать и переместиться в царство Морфея.

-Что, отпустили? – поинтересовался открывший мне калитку Ширяев, пристально оглядывая меня с головы до ног.

-Отпустили, - холодно произнес я и кивнул на темные окна дома. – Хозяев нет?

-Пока нет. Еще не вернулись с похорон.

Я прошел вместе с ним в будку и обессилено опустился на кушетку.

-Ну, как живется в господской обители? – хитро сощурился мой напарник.

-Паршиво, - признался я.

-Ну, уж прямо так и паршиво! – иронично воскликнул Михаил, и, понизив голос, добавил. – Хозяйка-то теперь свободна.

-Как ты меня достал! – взорвался я. – Мелешь всякую чепуху! Хочешь на мое место – пожалуйста, уступаю! Насладись!

-Ну, всё, всё, всё, - виновато затараторил Ширяев, делая руками извинительные пассы. – Успокойся.

Но остановиться я уже не мог. Ехидное замечание напарника явилось той самой искрой, которая взорвала накопившийся во мне за последние дни порох. Я набросился на Ширяева с яростью тигра, и наговорил ему кучу всяких обидных вещей.

Срывать на ком-нибудь свою злобу, конечно, нехорошо. Но у меня попросту не выдержали нервы. Трудно сохранять невозмутимость, когда со всех сторон – сплошной негатив.

Мне было противно лицемерие Катерины, которая лишь делала вид, что переживает о смерти мужа. На самом деле она, по-моему, была ей только рада. Меня возмущало поведение Лидии Ивановны, которая демонстративно воротила от меня нос, словно я был не человек, а какая-то вонючка. Я снова стал испытывать ненависть по отношению к Радику, который смотрел на меня, точно маленький, озлобленный волчонок, готовящийся проявить свой охотничий инстинкт. И, наконец, меня откровенно бесило злорадство сослуживцев, которых, казалось, только веселили свалившиеся на меня напасти.

В общем, распалился я не на шутку. И если бы за воротами не загудел клаксон Баруздиновского джипа, у нас с Ширяевым, пожалуй, вполне могло дойти и до рукопашной.

Катерина с братом приехали одни. Лидии Ивановны и Радика с ними не было (они подъехали позже на такси). Мы не стали задавать друг другу вопросы и молча прошли в дом.

Поднявшись к себе, я, чтобы хоть как-то отвлечься от заполонившей мою душу черноты, включил телевизор. Там начинались новости. Первым в эфир вышел сюжет о похоронах Карпычева. Я увидел знакомые лица. Радик плакал. Лидия Ивановна, сгорбившись, потерянно смотрела куда-то перед собой. Катерина стояла неподвижно, низко склонив голову, на которую была накинута непроницаемая черная вуаль.

У меня на душе заскребли кошки. Я в сердцах выдернул вилку из розетки, разделся, погасил свет и нырнул под одеяло.

Как говорится, утро вечера мудренее.

Глава двадцать третья

Среди ночи снизу раздался какой-то приглушенный вскрик. Я приподнялся на кровати и прислушался. Вскрик не повторялся.

«Может, показалось?», – подумал я.

Я снова уткнулся в подушку, но зудевшее внутри чувство беспокойства словно выталкивало меня из постели.

«Пойду, посмотрю на всякий случай, - решил я. - В этом проклятом доме можно ожидать чего угодно».

Кстати, а почему в моей комнате так темно? Обычно по ночам в ней бывает гораздо светлее. Ах, вот оно, в чем дело! Ширяев не зажег во дворе фонарь. Странно. Включать ночное освещение входит у нас в правило, чтобы камеры видеонаблюдения могли фиксировать все происходящее вокруг.

Одевшись, я вышел в коридор и, опасливо озираясь по сторонам, стал неторопливо спускаться по лестнице. Донесшийся с первого этажа легкий скрип половиц заставил меня замереть. На фоне выходящего во двор окна по направлению к холлу быстро и бесшумно промелькнул чей-то силуэт.

У меня подпрыгнуло сердце. В висках запульсировала кровь. В доме явно был кто-то посторонний.

Преодолев все ступеньки, я нащупал на стене выключатель. В привыкшие к темноте глаза больно ударил свет. Мне на некоторое время даже пришлось зажмуриться. Когда я снова разомкнул веки, коридор был пуст. Все двери были плотно закрыты.

Усилив внимание, и мысленно приготовив себя к любым неожиданностям, я медленно двинулся в сторону холла. Но едва я сделал несколько шагов, как свет внезапно погас. Я застыл.

Тут мою спину обдал легкий ветерок, как будто сзади кто-то прошмыгнул. Я резко развернулся и поднял кулаки в ожидании нападения. Но меня никто не трогал.

Немного постояв на месте, я снова поднес руку к выключателю. Но свет не зажигался.

Авария на подстанции? Не похоже. Сквозь окошко пробивался отблеск от стоявших на улице фонарей. Значит, света не было только в доме.

И тут у меня мелькнула догадка. Рубильник! Кто-то дернул рубильник на электрощите, который висел у спуска в подвал.

Хлопнула входная дверь. Я от неожиданности вздрогнул. Похоже, таинственный гость решил убраться восвояси.

Я зашел на кухню, зажег стоявшую на подоконнике свечу, которая всегда хранилась там на случай временного отключения электричества, взял в руки канделябр, выставил его перед собой, вышел в холл и направился к лестнице, которая вела в подвал. Подойдя к электрощиту, я убедился, что рубильник был действительно опущен. Я дернул его вверх. В доме посветлело. Я задул ставшую ненужной свечу, подошел к телефонам и снял трубку красного аппарата. До меня донеслись длинные, пронзительные гудки.

-Да? Слушаю, - ответил заспанный голос Ширяева.

-Миша, срочно осмотри двор, - попросил я.

-А что случилось?

-В доме только что кто-то был.

-Да кто здесь может быть?

-Делай, что я говорю! – рявкнул я. – Сейчас не время для дебатов.

-Ладно, ладно, - миролюбиво пробормотал мой напарник.

Я вышел наружу. Ширяев ходил вдоль забора с фонариком в руке.

-Ты почему не включил освещение? – поинтересовался я.

-Хозяйка не велела. Негоже, говорит, когда в доме случилась смерть. Кстати, здесь никого нет. Может, тебе померещилось?

-Ничего мне не померещилось, - отрезал я. – Вот что, нарушай запрет хозяйки, и давай еще раз все осмотрим.

Но наши поиски результатов не дали.

-Слушай, а с чего ты взял, что он во дворе? – спросил меня Ширяев, когда мы, обойдя вокруг дома, вернулись к исходной точке.

-Входная дверь хлопнула, - объяснил я.

-Хм! Так, может, он специально ею хлопнул, чтобы ты именно так и подумал, а сам сейчас преспокойно прячется внутри?

Я нахмурился. Предположение моего напарника было резонным. Меня разобрала досада. Как я сразу об этом не подумал?

-Быстро в дом! – скомандовал я.

Мы вбежали на крыльцо и нос к носу столкнулись с Катериной.

-Что случилось? – взволнованно спросила она. – Что вы бродите?

Я коротко объяснил, в чем дело.

-Срочно осмотрите все помещения! – всполошилась хозяйка. – Мне только еще воров тут не хватало.

Мы спустились в подвал, но заходить в него не стали. Не было смысла. Его дверь была заперта снаружи. На ней висел большой амбарный замок. Потрогав его, и убедившись, что он в целости и сохранности, мы снова поднялись наверх.

Исследовав кухню и санузел, заглянув в спальню, мы подошли к крайней двери коридора. Это была гостиная, в которой разместилась Лидия Ивановна. Мы с Ширяевым озабоченно переглянулись. Ни ему, ни мне не хотелось лишний раз сталкиваться с этой вредной, заносчивой особой.

Уловив наше замешательство, Катерина взяла инициативу на себя. Ее рука решительно потянулась вперед. Раздался деликатный стук.

Ответом явилась тишина. Стук повторился. Он стал более настойчивым.

-Мама! – громко позвала хозяйка. – Позвольте нам войти.

Но в ответ по-прежнему не раздавалось ни звука.

На лице Катерины заиграла тревога. Она легонько толкнула дверь. Та бесшумно приоткрылась. Мы осторожно вошли. Хозяйка зажгла свет. То, что предстало нашим глазам, заставило нас отпрянуть.

Старуха неподвижно лежала на полу возле застеленного постельным бельем дивана. На ней значилась лишь одна ночная рубашка. Ее рот открылся в беззвучном крике, а остекленевшие глаза были устремлены куда-то вверх. Вокруг ее головы растекалась огромная лужа крови, сочившаяся из перерезанного горла. Все ее вещи были беспорядочно разбросаны по сторонам. Здесь явно что-то искали.

Катерина ахнула и в ужасе закрыла лицо руками. Меня чуть не вывернуло наизнанку. Невозмутимость сохранил только Ширяев.

-Ничего не трогать! Всем выйти! – скомандовал он, и помчался звонить в милицию.

-Радик! – спохватился я. – Он же там совсем один!

Я бросился на второй этаж.

Дверь «детской» оказалась заперта. На мой стук мальчик ответил не сразу. Только после третьей настойчивой «дроби» я, наконец, услышал его голос.

-Кто там?

-Радик, это я, - сказал я, – дядя Женя. Открой, пожалуйста!

-Зачем? – в голосе ребенка промелькнул испуг.

-Я хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

-Со мной все в порядке.

-И все-таки, открой.

-Не открою.

-Почему?

-Я хочу спать.

-Да оставь ты его, - раздраженно бросил поднявшийся вслед за мной Ширяев. – Цел, и ладно. Опергруппа сейчас будет. Давай пока осмотрим остальные комнаты. Может, убийца прячется где-то здесь. Кстати, ты хорошо запомнил его силуэт?

-Честно говоря, не очень, - признался я. - Он промелькнул слишком быстро.

Хорошенько обыскав весь второй этаж, мы так никого и не нашли. …

Глава двадцать четвертая

Мое желание «уйти в отставку» Баруздин воспринял спокойно. Он не проявил даже малой толики каких-либо эмоций.

-Ну, что ж, хочешь уйти – уходи, - пожав плечами, заявил он. – Удерживать тебя насильно я не стану. Хотя, признаться, твое решение меня не радует. Ты хороший сотрудник.

-Роман Олегович, но я действительно больше не могу! – в сердцах воскликнул я.

И это было правдой. Прошедший день меня просто доконал. Сначала это «мурыженье» в прокуратуре, затем страшная ночь, а под утро, когда приехала милиция, - новый допрос, отнявший у меня последние остатки сил.

Молоденький лейтенант, проводивший дознание, был настроен по отношению ко мне крайне враждебно. Уж не знаю, чем я ему не понравился, но он разговаривал со мной так, как будто старуху убил именно я, и как будто моя вина в этом убийстве была уже полностью доказана.

-Собирайся, - приказал он. – Поедешь с нами. Ты задержан.

От следственного изолятора меня спас Баруздин, примчавшийся сразу же после звонка сестры. Он отвел ретивого служаку в сторону и долго его в чем-то убеждал, пока тот, наконец, с ним не согласился. Мое задержание не состоялось.

Немного поразмыслив, я решил, что приключений с меня хватит.

-…Хотя, должен тебе признаться, ведешь ты себя сейчас не по-мужски, - продолжал Баруздин. – При первом же стрессе расклеился, как кисейная барышня. Наши ребята тебя не поймут. Они тебя уважать перестанут. Даже руки не подадут. Мужик должен быть мужиком, а не размазней.

-Их бы на мое место, - проворчал я.

-Да были они на твоем месте, - откликнулся мой шеф, - и неоднократно. У них еще и похлеще переделки бывали.

Во мне заговорил стыд.

-Что же мне делать? – упавшим голосом произнес я.

Мне не хотелось больше оставаться на этой работе. Но и чтобы мой уход выглядел как побег я тоже не хотел.

-Прежде всего, отоспаться, - посоветовал Баруздин. - Если я не ошибаюсь, ты уже целые сутки на ногах. Это любого свалит. Ступай к себе и принимай горизонтальное положение. А ближе к вечеру поговорим. Как решишь – так и будет. А, вообще, применительно к прошедшей ночи, должен сказать тебе так. Молодец! Твои действия заслуживают самых добрых слов. Катерина и Михаил мне уже все рассказали. Сработал ты профессионально. Если бы я не был тобой доволен, я не стал бы отбивать тебя у «ментов».

Спал я плохо. Меня опять преследовал какой-то кошмар. Я то куда-то брел, то от кого-то убегал, то куда-то падал. Точного сюжета я не помню. Он забылся сразу же после моего пробуждения. Единственное, что сохранилось в моей памяти - это отчаянное чувство обреченности.

В общем, отдохнуть как следует мне не удалось. Все тело казалось отяжелевшим, словно на него навесили десяток гирь. Голова болела. На душе было мутно и скверно.

Я открыл глаза, приподнялся, и бросил взгляд на часы. Стрелки показывали половину пятого. Ощутив на себе липкий пот, я, кряхтя, поднялся с кровати и направился в душ.

Прохладная вода меня немного ободрила. Голова перестала ныть. Но тут в полный голос заговорил желудок. Ведь я за целый день еще так ничего и не съел. Хорошенько растерев себя полотенцем, я оделся и прошел на кухню.

Холодильник оказался практически пуст. Кусок колбасы, остатки сыра, недопитый пакет молока, кастрюля с макаронами – вот и все, что в нем осталось.

Да, не густо!

Умяв несколько бутербродов, я вышел в холл и огляделся, пытаясь определить, что произошло в доме за то время, пока я спал. Но вокруг все было без изменений. Разве только прибавилось грязи на полу. Видимо, это был результат визита экстренных служб, не привыкших разуваться на месте происшествия. Стоявшая тишина буквально била мне в уши. Это что же, я здесь один?

-Почему один? – прогудел Панченко, когда я спросил его об этом по телефону. – Пацан дома. Во всяком случае, я не видел, чтобы он куда-нибудь выходил.

-А Катерина?

-Уехала куда-то с Баруздиным. Как сам? Оклемался?

-Какое там! - разочарованно протянул я и положил трубку.

Мои мысли занял Радик. Я снова поднялся на второй этаж. Дверь комнаты мальчика в очередной раз оказалась заперта. Его ответы на мои вопросы по-прежнему отдавали враждебностью:

-Не открою! … Я занят! … Мне ничего не надо! …

«Эх, не был бы ты маленьким, беспомощным ребенком, послал бы я тебя ко всем чертям! – раздраженно подумал я. – Нужен ты мне, как собаке пятая нога. У меня и своих проблем хватает. Я общаюсь с тобой только потому, что меня просил позаботиться о тебе твой приемный отец, которого я безгранично уважаю. Тогда, у оврага, он словно предчувствовал, что назад уже больше не вернется. Я дал ему такое обещание. И я не могу его нарушить».

Вместе с этим я, конечно, понимал, что Радик был страшно напуган. Не приведи господь пережить такое в его юном возрасте! Сначала убили его отца, затем бабку. И теперь у него не осталось абсолютно никого, кто относился бы к нему с заботой. Он был совершенно одинок. Он был предоставлен лишь самому себе. Как он живет? Он же практически не выходит из дома. Чем он питается?

Ввиду скудности имеющегося в доме провианта, я решил сходить в магазин. На всем протяжении пути я предавался размышлениям. Что произошло той злополучной ночью в Голосовом овраге? Этот вопрос не вылезал у меня из головы. Он занимал все мои мысли. Во мне роились десятки самых разнообразных предположений, от предельно банальных, до неимоверно фантастических. Но ни одно из них не представлялось мне наиболее вероятным.

Очевидным было только то, что произошло дикое, варварское убийство. Но вся подоплека этого убийства, весь его антураж, были покрыты непроницаемой завесой тайны. Как я ни старался, но в своих раздумьях я никак не мог пробиться сквозь зеленоватый туман, что покрывал тогда дно оврага.

Все мои стремления рассматривать случившееся сквозь призму логики неизбежно натыкались на мир потустороннего, присутствие которого во всем произошедшем казалось мне очевидным. Ведь об этом присутствии я судил не понаслышке. Я наблюдал его собственными глазами. Я реально его ощущал.

Пережитый мною небольшой скачок во времени, таинственные объекты на фотоснимках, встреча с посланцем прошлого, призрачные ночные видения – ведь все это действительно было! И на нездоровую игру воображения этого не спишешь. Уж слишком явно те явления, с которыми мне довелось столкнуться, соответствовали тем явлениям, которые происходили здесь и раньше. А если совпадения столь явны – это уже не совпадения, а реальные факты, какими бы невероятными они ни казались.

Куда исчезли Карпычев со стариком после того, как спустились в овраг? Каким образом тело Карпычева оказалось в канализационном люке? Кто и почему убил Лидию Ивановну? Где сейчас находится Митрофан Никитович?

Я никак не мог избавиться от ощущения, что ответы на эти вопросы лежат вне пределов моего понимания.

Накупив продуктов, я вернулся обратно и состряпал на скорую руку сытный ужин. Половину приготовленного я отнес Радику (поднос с тарелками я снова поставил перед «детской»; он оттуда быстро исчез, из чего я заключил, что ребенок действительно был голоден), половину съел сам.

Когда моя трапеза подходила к концу, появились Катерина и Баруздин. Хозяйка с белым, как мел, лицом сразу прошла к себе в спальню. Мой шеф, увидев меня, зашел на кухню и уселся рядом.

-Ну, что, посвежел? – приветливо осведомился он.

-Да как сказать? – пожал плечами я. – Относительно.

-Какие планы насчет дальнейшей службы?

Я замялся. Оставаться долее в этой «обители» мне решительно не хотелось.

-Я-я-ясно,- огорченно протянул Баруздин. – Ну, что ж, решил – так решил. Но, надеюсь, ты понимаешь, что мне сначала нужно найти тебе замену.

Я кивнул.

-У тебя найдутся силы еще на одну-две недели?

-Изыщем, - ответил я.

Мой шеф благодарно похлопал меня по плечу.

-Уясни ситуацию, - доверительно произнес он. – Ты сам видишь, что в этом доме творится что-то странное. Как будто его кто-то проклял. У меня голова идет кругом. Два трупа! Два убийства! Одно за другим! Катерина сама не своя. Пацан тоже. Ширяев рассказывал, что когда его вчера опрашивали, он буквально трясся от страха.

-Я даже еду ему отношу наверх, - горько усмехнулся я.

-Вот-вот, - вздохнул Баруздин.

Он внимательно посмотрел на меня и тихо проговорил:

-Впереди следующая ночь. Где гарантия, что сюда снова кто-то не заберется? Черт его знает, что за мотивы у этого маньяка! Поэтому тебе и Панченко придется провести ее на ногах. Панченко – снаружи, тебе – в доме. Глаз не спускать. Внимания не ослаблять. Бдительность, бдительность, и еще раз бдительность.

Мой шеф немного помолчал.

-Я очень боюсь за свою сестру, - шепотом добавил он. – У меня такое предчувствие, что она может стать следующей.

-А почему Вы не хотите временно переселить ее к себе? – также понизив голос, спросил я.

Брови Баруздина взметнулись вверх.

-Не хочу? Да я весь день ее об этом уговаривал. Она ни в какую. Мой дом, говорит, здесь. Жень, я на вас с Анатолием очень рассчитываю. Пойми, от вас зависит жизнь двух человек. Я могу быть в вас уверен?

-Можете, - пообещал я. …

Глава двадцать пятая

Чем темнее становилось на улице, тем сильнее во мне нарастало беспокойство. Я с удивлением почувствовал, что начинаю бояться ночей. Впрочем, если разобраться, в этом не было ничего удивительного. В последнее время они приносили только неприятности и беды. Как то будет сегодня?

Пока все вокруг окончательно не погрузилось во мрак, я решил тщательно осмотреть дом. Убедившись, что все окна наглухо закрыты, я спустился в холл, запер изнутри входную дверь, уселся в кресло и погрузился в свои мысли.

Перед моими глазами замелькали сцены юности. Школа. Институт. Друзья-приятели. Наверное, это была своеобразная защитная реакция моего сознания на мучившие меня переживания. Ведь юность – это самая счастливая пора. Думая о ней, как-то отвлекаешься от негативной обыденности. Но приятные воспоминания продолжались недолго. Мною снова завладели ужасные картины прошлой ночи.

Вскрик … Окровавленное тело старухи … Таинственный силуэт …

Кто же, все-таки, мог накануне пробраться в дом? И был ли это, вообще, человек?

Запиликала телефонная трель. Я от неожиданности вздрогнул. Звонил Панченко.

-Ты привел себя в повышенную боевую готовность? – поинтересовался он.

-Привел, - ответил я.

-Как там Катерина?

-Тебе ее позвать?

-Зачем? – засмеялся мой напарник. – Я не сомневаюсь, что у нее есть надежный защитник. Ты соорудил себе охранный пост у ее постели?

-Балабол! – рявкнул я и швырнул трубку, после чего тут же отругал себя за несдержанность, представив, каким довольным хохотом заливается сейчас этот остряк.

-Что случилось? – осведомилась появившаяся в холле хозяйка.

-Да так, - отмахнулся я.

-Сослуживцы подковыривают?

-Что-то типа этого.

На лице Катерины, с которого не сходил бледноватый оттенок, отчетливо читалось напряжение. Ее лоб был нахмурен, губы плотно сжаты, а скулы точно свела жесточайшая судорога.

-Не знаю, смогу ли я заснуть после вчерашнего, - пожаловалась она. – Без снотворного, наверняка, не обойдется. Как ты себя чувствуешь?

-Нормально, - ответил я. – Ночь, думаю, выдержу.

-Может, кофейку?

-Не откажусь, - кивнул я, и просительно добавил: – Вы бы Радика покормили.

Пропустив последнюю фразу мимо ушей, хозяйка скрылась за дверью.

Я тяжело вздохнул. Мачеха – она и есть мачеха.

Послышался свист вскипевшего на плите чайника.

-Иди сюда! – донеслось до меня.

Я прошел на кухню. На столе, источая аппетитный горьковатый аромат, дымилась чашка крепкого «Якобс Монарх». Катерина открыла холодильник и достала торт.

-Угощайся, - приветливо, но как-то натужно, улыбнулась она, и осторожно, одними кончиками ногтей, словно боясь пораниться, придвинула мне нож. Это был огромный кухонный нож, предназначавшийся для резки мяса.

Как часто я потом вспоминал этот эпизод!

Я отрезал небольшой кусочек, съел его, выпил кофе, буркнул «спасибо», и вернулся на свой «дежурный пост».

Хозяйка проследовала в спальню.

Приближалась полночь.

Устав сидеть, я решил размяться и стал передвигаться по холлу, полагая, что это не только позволит мне коротать время, но и поможет держаться в тонусе.

Двенадцать шагов по диагонали в одном направлении, двенадцать в другом. Прохаживаясь из угла в угол, я не переставал прислушиваться ко всему, что доносилось до моих ушей, а также раз за разом бросать взгляд в окошко, выходящее во двор. Но чего-либо подозрительного пока не наблюдалось.

Через некоторое время меня потянуло в сон. Биологические часы организма были неумолимы. Стремясь прогнать пытавшуюся пленить меня дрему, я занялся активными физическими упражнениями. Стал делать приседания, повороты, наклоны. Но ничего не помогало. Голова становилась все тяжелее и тяжелее, а ноги - все слабее и слабее. В какой-то момент перед моими глазами все поплыло. С трудом добравшись до кресла, я обессилено рухнул. …

Проснулся я от чьего-то немилосердного потряхивания за шкирку. Словно кто-то задался целью вытрясти из меня всю душу.

Вокруг было светло. Вначале передо мной все предстало каким-то неясным и расплывчатым. Когда же мое зрение, наконец, снова пришло в норму, и вернуло себе способность фокусировать, я увидел Баруздина и Панченко.

-Это еще что такое? – во всю мощь своих легких гаркнул мой шеф. – Я же распорядился дежурить всю ночь!

Я густо покраснел, и, чувствуя себя глубоко виноватым, лишь тупо хлопал глазами, не зная, что сказать в ответ.

Брови Баруздина гневно свелись к переносице.

-Что молчишь?

Пристально вглядываясь в пол, он обошел вокруг меня, затем приказал мне встать, и учинил обыск.

-Я не пил, - проговорил я, посчитав, что он ищет спиртное.

-Молчать! – рявкнул мой шеф.

От его дружеского расположения ко мне не осталось и следа. Он смотрел на меня с негодованием. Я стыдливо потупил взор. Ведь негодование его было справедливым.

Как же меня угораздило заснуть?

Баруздин тщательно обследовал мои карманы, но так ничего в них и не нашел. Он недоуменно выпятил губу и сквозь зубы процедил:

-Моли бога, чтобы все остались живы.

Мой шеф развернулся и направился к спальне. Мы с Панченко последовали за ним.

Баруздин постучал в дверь.

-Катя, ты в порядке?

Из спальни никто не отозвался.

У меня ёкнуло сердце.

-Катя? – снова постучал мой шеф.

Ни звука.

Я почувствовал, что начинаю бледнеть. Но тут из-за двери донеслось:

-Да?

Я облегченно вздохнул. У меня словно гора свалилась с плеч.

-К тебе можно зайти?

-Заходи.

Баруздин прошел к сестре. Мы с Панченко остались в коридоре.

-Ну, что же ты? – укоризненно произнес мой напарник.

Я виновато развел руками.

-Сам не пойму. Бух, и отключился.

-Будет тебе «бух»! – усмехнулся Панченко. – Шеф за такие вещи не милует. Половины зарплаты как не бывало. Если вообще не уволит.

-Пусть будет, что будет, - обреченно вздохнул я. – Ты то, хоть, не спал?

-Не спал.

-Все было тихо?

-Вроде, тихо.

-Ну, дай бог.

Дверь спальни резко распахнулась.

-Айда, проверим мальца, - бросил вылетевший из нее Баруздин, едва не сбив нас с ног.

Мы взбежали на второй этаж и постучались в «детскую».

-Кто там? – раздалось в ответ.

От меня не укрылось, что в этот момент по лицу моего шефа проскользнула какая-то едва уловимая тень.

-Это мы, - подал голос я. – Пришли тебя проведать. Убедиться, что с тобой все в порядке.

Послышались шаги. Дверь открылась. Перед нами предстал Радик. Он был немного похудевшим, но не казался испуганным. Его глаза смотрели уверенно и дерзко. В них светилось какое-то странное торжество.

-Убедились? – спросил он, и, не дожидаясь ответа, снова захлопнул дверь.

Я перевел взгляд на Баруздина и опешил. Его лицо выражало такое изумление, словно он никак не ожидал увидеть мальчика живым.

Почувствовав, что на него смотрят, мой шеф натужно расхохотался.

-Резвый парень! – воскликнул он.

-Наследник! - подняв указательный палец, многозначительно произнес Панченко.

-Осмотрим другие помещения, - скомандовал Баруздин.

Кладовка. Кабинет Карпычева. Моя комната. Гостевая …

Заглянув в последнюю дверь, Баруздин застыл на месте, загородив собой весь проем. Когда он, наконец, сдвинулся немного в сторону, моим глазам предстала картина, от которой у меня в жилах застыла кровь.

На стоявшем в комнате диване, заложив ногу на ногу, откинувшись на спинку, и широко расставив руки по сторонам, неподвижно сидел Митрофан Никитович.

Старик был мертв. …