ГлавнаяПрозаЖанровые произведенияДетективы → ЛЕЙТЕНАНТ АБВЕРА (1)

ЛЕЙТЕНАНТ АБВЕРА (1)

21 февраля 2014 - Лев Казанцев-Куртен
article193865.jpg
 
 
 
(продолжение)

Книга вторая романа "По краю пропасти".
Начало см. АГЕНТ АБВЕРА
http://parnasse.ru/prose/genres/detectives/agent-nkvd-1.html



Я – Б А Р О Н  Ф О Н  Т А У Б Е 

1.

Больше недели Павел провел взаперти в каюте, развлекаясь чтением потрепанных иллюстрированных журналов и слушая корабельное радио, передающее в основном только легкую музычку и песенки.

Стюард, пожилой неразговорчивый матрос, трижды в день приносил ему еду. Кроме него да Зомбаха Павел за весь рейс больше никого не видел. 

18 апреля судно застопорило ход, пришвартовавшись к причалу неизвестного Павлу порта.

– Штральзунд, – объявил, входя в каюту Зомбах. – Мы на месте. Можешь выходить на волю.

У трапа стояла черная машина. Рядом с нею – офицер в непривычном для Павла мундире серовато-зеленого цвета и фуражке с высокой тульей.

Козырнув Зомбаху, офицер уставился на Павла оценивающе ледяным взглядом. Оглядев его, он скривил тонкие губы в некое подобие улыбки, спросил:
– Вы и есть Таубе?

Вопрос оказался для Павла неожиданным. Он никогда в своей жизни не называл себя отцовской фамилией. 

– Вам так назвали меня? – помедлив, Павел надменно приподнял подбородок и холодновато ответил: – Да, я барон фон Таубе.
– Рад видеть вас, Таубе. Я лейтенант Вальдхайм. Мне приказано доставить вас в Берлин.
– Я полагаю, что я не заключенный, чтобы меня куда-либо доставляли, лейтенант, – усмехнулся Павел.
– Я не это имел в виду, Таубе, – проговорил Вальдхайм, открывая дверцу машины. – Садитесь.
– Фон Таубе, Вальдхайм, – надменно взглянув, поправил Павел лейтенанта и сел на заднее сиденье. Лейтенант опустился рядом.

Машина мчалась по гладкому асфальту автобана. На спидометре стрелка почти постоянно стояла у цифры «80», но скорости не чувствовалось. Был слышен только шорох шин и довольное урчание мотора.

Павел с любопытством смотрел на чистенькие немецкие городки с узкими извивающимися улочками и домами под островерхими черепичными крышами, на прямоугольные колокольни кирх, возвышающимися над домами, на аккуратно возделанные поля.

– Германия вас встречает, барон, – нарушил молчание Вальдхайм. – Этот автобан, и многие другие такие же, детище нашего фюрера. Я знаю, что у вас в России ничего подобного нет.
– Я немец, лейтенант, – ответил Павел. – А плохие дороги спасают Россию от непрошенных гостей. Кто бы ни напал на нее – завязнет в грязи или утонет в болотах.
– Только не мы, немцы. По воле фюрера и под его руководством вермахт одолеет и русского солдата и российское бездорожье. Хайль Гитлер!

Павел не ответил. Доказывать обратное ему не хотелось, а поддакивать Вальдхайму тем более. Но тот продолжал:
– Смотрите, барон, небольшая деревня, но если мы сейчас зайдем в любой из ее домов, мы там найдем чистоту, уют, ватерклозет и ванную с горячей водой. А русские, говорят, зимой в своих избах держат даже скотину, оправляться ходят на улицу. В наше время это верх бескультурья. Но мы придем к ним и приучим к культуре.
– Там, где я жил, всегда были и ванная, и ватерклозет, – сказал Павел. – А у тех, у кого нет ванной, каждую неделю ходят в баню. И животных давно уже никто не держит в доме. Разве что кошек да собак. Это я говорю вам, чтобы вы не попали впросак, придя в Россию.
– Скажите, барон, насколько плодородны земли в Белоруссии, под Ленинградом? – сменил тему Вальдхайм. – Что там выращивают крестьяне? Понимаете, мои предки и сам я из земледельцев. После нашей победы я хотел бы завести крупное хозяйство. Благо бесплатных рабов будет в достатке. Растет ли там пшеница?
– Не могу сказать, лейтенант. Скорее всего, там выращивают рожь, овес.
– Можно еще заняться мясомолочным производством, – сказал Вальдхайм. – Это тоже очень прибыльно.
– Почему вы хотите получить землю в Белоруссии, а не на Украине? – поинтересовался Павел.
– На Украину нацелены глаза многих могущественных лиц, а нам, простым немцам, если там и дадут надел, то такой, на котором большое хозяйство не развернешь. А мне хотелось, чтоб у меня было столько земли, чтоб границы его были от горизонта до самого горизонта. 
– В России традиционно молочной областью считается Вологда, лейтенант.
– Это где?
– Севернее Ярославля.
– Там, пожалуй, слишком холодно. Нужно будет тратиться на строительство утепленных ферм, на большую заготовку кормов на зиму. Это удорожает стоимость продукции. В Белоруссии, мне кажется, теплее.
– Когда как, лейтенант. Зима на зиму не приходится.

2.

В Берлин они въехали в сумерках. Веселые сельские пейзажи сменились серыми закопченными зданиями, окруженными чахлыми насаждениями.

– Это еще не Берлин, – пояснил Вальдхайм. – Так, рабочий пригород. Берлин – это Кюрфюрстендамм, Унтер-ден-Линден, Тиргартен… Вы все это увидите, барон.

Проехав по вечерним берлинским улицам, залитым мертвенно-желтым светом уличных фонарей и сверкающих реклам, машина свернула в тихий переулок и остановилась перед трехэтажным особняком.

– Будете жить здесь, барон, – сказал Вальдхайм, выходя из машины. – Это пансион офицеров абвера.

На входе в здание часовой проверил документы Вальдхайма, вопросительно взглянул на Павла.

– Он со мной, – пояснил Вальдхайм часовому. 

Навстречу лейтенанту направился пожилой мужчина в офицерском мундире без знаков различия.

– Что господам офицерам угодно, – спросил мужчина. – Я управляющий пансионом Шенк
– Полковником фон Ризе вам было отдано распоряжение приготовить комнату для нашего сотрудника Таубе, фон Таубе, – ответил Вальдхайм.
– О, да-да, господа, комната готова, на втором этаже, номер 28. Прошу зарегистрироваться.

Управляющий прошел за стойку, вынул толстый журнал.

– Пауль фон Таубе – проговорил Вальдхайм. – Документы он предъявит вам завтра, господин управляющий. Он только сегодня приехал в Германию издалека.
– Хорошо, герр лейтенант, до завтра время терпит. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату, герр фон Таубе, – сказал управляющий.

Вальдхайм не стал подниматься на второй этаж.

– Я зайду за вами завтра в половине девятого, – сказал он и ушел.

Комната была скромно обставлена самым необходимым. В ней стояли узкая кровать под шерстяным одеялом, стол у самого окна, шкаф для одежды. Была здесь и ванная комната, совмещенная с туалетом. 

– Я пришлю сейчас горничную, – сказал управляющий. – Она приготовит вам ванну. Обедать вы можете в соседнем ресторане. Он рядом. Там недорогие обеды. Хорошая кухня.
– К сожалению, у меня нет денег, – ответил Павел. – Так что отложим ужин до завтра.
– В счет будущей оплаты я могу распорядиться, и вам доставят ужин в номер, – предложил Шенк. – Хотите, сосиски с капустой и бутылку пива?
– Да, пожалуй, я не откажусь, – ответил Павел.

Горничная, молодая женщина в белом фартучке и с накрахмаленной наколкой на голове, действительно появилась вскоре после ухода управляющего. Она вкатила столик на колесиках. На нем стояла тарелка с сосисками, бутылка пива и небольшая кружка. С любопытством поглядывая на Павла, устало сидевшего на стуле, она перестелила постель, сменила простыни и наволочку, заменила воду в графине, приготовила ванну, пустила в нее горячую воду. Закончив дела, она встала перед Павлом, спросила, будут ли у господина офицера еще какие-нибудь распоряжения.

– Как вас зовут – спросил Павел, принимаясь за ужин.
– Клара, – сделав книксен, ответила горничная. 
– Клара, если вас не затруднит, разбудите меня завтра в половине восьмого.

Закончив ужинать, Павел разделся, принял ванну, с удовольствием растянулся на пахнущей свежестью простыне и моментально уснул.

3.

Разбудил Павла осторожный стук в дверь.

– Господин барон, уже полвосьмого, – услышал он негромкий женский голос. 

Открыв глаза, Павел увидел в приоткрытой двери головку Клары, как и вчера, увенчанную наколкой.

За полчаса Павел успел побриться бритвой, лежащей на полке в ванной, и одеться. Оставшееся время до прихода Вальдхайма он попытался настроиться на то новое, что его могло ожидать в ближайшие часы. Но впереди была полная неизвестность.

В 8.30 Павел спустился в холл. Вальдхайм появился через минуту.

– Вы точны, барон, – сказал он Павлу. – В девять нас ждет полковник фон Ризе.
– Простите, лейтенант, мою неосведомленность, кто это? – спросил Павел. 
– Начальник реферата «Россия».

Они приехали на Тирпицуфер. Сразу у входа их остановил дежурный офицер. Вальдхайм протянул свое удостоверение, а указав на Павла, сказал:
– Наш новый сотрудник фон Таубе. К полковнику фон Ризе.

Дежурный офицер проверил список и коротко бросил:
– Проходите.

Полковник фон Ризе разговаривал по телефону. Вальдхайм подался было за дверь, толкнув Павла, но полковник взглянул на них и, прикрыв трубку ладонью, проговорил: 
– Я жду вас, господа.

Павел огляделся. Кабинет полковника был относительно невелик и скромно обставлен. Письменный стол хозяина стоял в левом углу, рядом с окном. Длинный стол для совещаний с приставленной к нему дюжиной стульев протянулся вдоль правой стены. У двери слева вешалка для верхней одежды – простая стойка с несколькими рожками. Сейчас на ней висела только фуражка хозяина и прорезиненный плащ на подкладке. Справа от двери стоял старый кожаный диван. Над головой полковника висел непременный атрибут подобных кабинетов – портрет Гитлера, строго смотрящего прямо в глаза посетителям. На столе перед фон Ризе лежала тоненькая синяя папка.

– Поздравляю тебя, Пауль, с прибытием в Германию, родину твоих предков, – сказал фон Ризе. Произнес он эту фразу без особой торжественности, обычным тоном. – На правах старого приятеля твоего отца разреши мне называть тебя Паулем.
– Я могу его увидеть? – поинтересовался Павел. 
– Кого? – удивился фон Ризе.
– Отца. Он в Берлине?
– Нет, Руди пока остался в России. Ты считал, что он тоже покинул ее?
– Николай Николаевич сказал, что отец здесь, в Берлине.
– Николай Николаевич? Но он, Пауль, и есть твой отец, Рудольф фон Таубе, – ответил фон Ризе. – Неужели он тебе не признался в том, что он твой отец?

Павел почувствовал проникший в сердце холодок: Николай Николаевич его отец? 
– Значит, я работал против своего родного отца, – подумал он.

Видя расстроенное лицо Павла, фон Ризе попытался успокоить его.

– Мы полагаем, что твоему отцу не угрожает опасность быть разоблаченным. Его работа в России – работа головой, а мысли пока недоступны прочтению и сотрудникам НКВД, – сказал он и перешел к делу: – Вилли, – повернулся полковник к стоящему поодаль Вальдхайму: – помоги Паулю оформить документы, получить деньги и форму. Я уже отдал соответствующие распоряжения.

Потом полковник посмотрел на Павла и сказал:
– Ты зачислен в мой реферат стажером. Сначала пройдешь курс обучения. Однако два дня, завтра и послезавтра, ты свободен и, надеюсь, тебе не придется скучать. Я позвонил генерал-фельдмаршалу фон Шереру. Он ждёт тебя завтра у себя.

Павел опешил: генерал-фельдмаршал фон Шерер? Да, мать рассказывала ему о дяде генерале, о его сыне, о приемной дочке, живущих в Германии. Но это было давно, и он их совсем не знает, а они его. Тем не менее, изобразив радостную улыбку, он ответил:
– Очень рад? Но как я их найду? Я не знаю Берлина. 
Фон Ризе улыбнулся:
– Не волнуйся. За тобой завтра утром в пансионат придет машина. Адрес старого генерал-фельдмаршала нам известен.

4.

Павел вернулся в пансионат в пятом часу. Ему нужно было подумать и разобраться во всем, что свалилось на него в последние дни и часы. Мысли его были хаотичны, а вопросы оставались без ответов.

– Отец… Теперь понятно, почему он стал помогать мне скрываться от НКВД. Почему же он не открылся мне, не сказал, что он мой отец? Как я поступил бы в этом случае, сообщил бы отцу о том, что за ним следят чекисты? Это бесчестно. А предавать Родину?.. 

Сделанного не вернешь. Мне нужно было решить, что делать дальше. Если бы и отцу также оперативно немцы помогли бы выбраться из страны… 

В размышления Павла вклинивалась мысль о том, чем ему придется заниматься в чужой, вражеской стране?.. Ему казалось, будто его неодолимо тащит мощный водоворот, в который его бросили помимо его воли и из которого ему уже не выплыть, не спастись.

Открыться фон Ризе, сообщить, что он агент НКВД? Нет, предать Родину, изменить знамени и присяге он не может…

…Наступающие сумерки и желудок напомнили Павлу об ужине. Он поднялся с кровати.

В восемь часов он вошёл в ресторан. Проходя мимо зеркала в холле, он взглянул на себя: серо-зеленый офицерский китель, офицерская фуражка с высокой тульей преобразили его и сделали незнакомым самому себе.

Ресторан был невелик – столиков на двадцать. На невысокой эстраде сидел аккордеонист и наигрывал венские вальсы. Метрдотель с выправкой фельдфебеля предложил Павлу столик рядом с эстрадой. Две девушки за соседним столиком с любопытством поглядывали на него. Одна с томными глазками истекающей самочки была даже очень ничего.

Павел заказал гороховый суп, свиные колбаски и к ним кружку пива.

– Герр офицер один? – услышал он грудной голос. Девушка с томными глазами и соблазнительной улыбкой выжидающе смотрела на него.

Павел покачал головой. Девушка тут же отвернулась.

На эстраду прямо из зала поднялась женщина в сверкающем блестками платье с оголенными плечами и руками и вздымающейся из низкого декольте пышной грудью. Она запела про девушку Лоту, которая любила танцевать до упаду. Она пела и при этом, выделывая па, приподнимала подол длинного платья и демонстрировала полные ноги. Её едва прикрытые тонкой тканью груди тряслись, грозя выскочить из декольте. Павел поймал себя на мысли, что он не столько слушает разухабистую песенку, сколько наблюдает за бесстыдными движениями певицы. Песенка закончилась, последовали жиденькие хлопки.

Едва Павел вернулся к себе и скинул китель, как в дверь постучали. Вошла горничная. Сегодня была не Клара, другая – полненькая блондинка лет двадцати трех. Она сменила графин с водой и спросила:
– Господину офицеру приготовить ванну, согреть постель?
– И то, и другое, – ответил Павел.

Пока горничная возилась в ванной, Павел разделся, облачился в халат и, включив радиоприемник, нашел волну с легкой музыкой.

Когда он вышел из ванной, горничная убрала из постели грелки, сказала: 
– Постель готова.

Она походила на ту мамашу с розовощеким младенцем, что была изображена на увиденном им уличном плакате с надписью, удивившей его: «Kind für das Fuehrer» – «Ребенок для фюрера». Вальдхайм объяснил ему, что по приказу фюрера все незамужние женщины не должны отказывать немецким солдатам в любви, а детей, появляющихся от такой любви, считать детьми фюрера потому, что Германия нуждается в приумножении населения для занятия новых территорий, которые скоро завоюет немецкий солдат. 



– Я могу идти? – спросила горничная.
– Погоди, – сказал Павел, садясь на край кровати. Ему захотелось испытать немку на верность своему фюреру. Он спросил:
– Ты замужем?
– Нет, – ответила девушка.
– Тогда подойди ко мне, – попросил Павел.

Он взял ее за теплую мягкую руку, притянул к себе, поцеловал и сказал:
– Фройляйн, давайте сделаем ребёнка для фюрера.

Девушка не противилась. Она улыбнулась, не спеша разделась, аккуратно положила одежду на стул, отцепила от волос жесткую, словно картонка накрахмаленную наколку и легла на спину.

Отдавалась она ему без стонов и страсти, спокойно и даже прохладно, послушно двигаясь под ним, словно заведенная кукла, а когда он кончил, также спокойно поднялась и медленно оделась.

– Как тебя зовут? – спросил Павел. 
– Луиза, – ответила девушка, прикрепляя наколку на место. – Если я вам еще понадоблюсь, позвоните, – она указала на красную кнопку на стене над прикроватной тумбочкой.
– Спасибо, – поблагодарил Павел. – Я буду сейчас спать, как убитый. Только прошу тебя, разбуди меня в восемь утра.


(продолжение следует)


© Copyright: Лев Казанцев-Куртен, 2014

Регистрационный номер №0193865

от 21 февраля 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0193865 выдан для произведения:
 
 
 
(продолжение)

Книга вторая романа "По краю пропасти".
Начало см. АГЕНТ АБВЕРА.



Я – Б А Р О Н Ф О Н Т А У Б Е 

1.

Больше недели Павел провел взаперти в каюте, развлекаясь чтением потрепанных иллюстрированных журналов и слушая корабельное радио, передающее в основном только легкую музычку и песенки.

Стюард, пожилой неразговорчивый матрос, трижды в день приносил ему еду. Кроме него да Зомбаха Павел за весь рейс больше никого не видел. 

18 апреля судно застопорило ход, пришвартовавшись к причалу неизвестного Павлу порта.

– Штральзунд, – объявил, входя в каюту Зомбах. – Мы на месте. Можешь выходить на волю.

У трапа стояла черная машина. Рядом с нею – офицер в непривычном для Павла мундире серовато-зеленого цвета и фуражке с высокой тульей.

Козырнув Зомбаху, офицер уставился на Павла оценивающе ледяным взглядом. Оглядев его, он скривил тонкие губы в некое подобие улыбки, спросил:
– Вы и есть Таубе?

Вопрос оказался для Павла неожиданным. Он никогда в своей жизни не называл себя отцовской фамилией. 

– Вам так назвали меня? – помедлив, Павел надменно приподнял подбородок и холодновато ответил: – Да, я барон фон Таубе.
– Рад видеть вас, Таубе. Я лейтенант Вальдхайм. Мне приказано доставить вас в Берлин.
– Я полагаю, что я не заключенный, чтобы меня куда-либо доставляли, лейтенант, – усмехнулся Павел.
– Я не это имел в виду, Таубе, – проговорил Вальдхайм, открывая дверцу машины. – Садитесь.
– Фон Таубе, Вальдхайм, – надменно взглянув, поправил Павел лейтенанта и сел на заднее сиденье. Лейтенант опустился рядом.

Машина мчалась по гладкому асфальту автобана. На спидометре стрелка почти постоянно стояла у цифры «80», но скорости не чувствовалось. Был слышен только шорох шин и довольное урчание мотора.

Павел с любопытством смотрел на чистенькие немецкие городки с узкими извивающимися улочками и домами под островерхими черепичными крышами, на прямоугольные колокольни кирх, возвышающимися над домами, на аккуратно возделанные поля.

– Германия вас встречает, барон, – нарушил молчание Вальдхайм. – Этот автобан, и многие другие такие же, детище нашего фюрера. Я знаю, что у вас в России ничего подобного нет.
– Я немец, лейтенант, – ответил Павел. – А плохие дороги спасают Россию от непрошенных гостей. Кто бы ни напал на нее – завязнет в грязи или утонет в болотах.
– Только не мы, немцы. По воле фюрера и под его руководством вермахт одолеет и русского солдата и российское бездорожье. Хайль Гитлер!

Павел не ответил. Доказывать обратное ему не хотелось, а поддакивать Вальдхайму тем более. Но тот продолжал:
– Смотрите, барон, небольшая деревня, но если мы сейчас зайдем в любой из ее домов, мы там найдем чистоту, уют, ватерклозет и ванную с горячей водой. А русские, говорят, зимой в своих избах держат даже скотину, оправляться ходят на улицу. В наше время это верх бескультурья. Но мы придем к ним и приучим к культуре.
– Там, где я жил, всегда были и ванная, и ватерклозет, – сказал Павел. – А у тех, у кого нет ванной, каждую неделю ходят в баню. И животных давно уже никто не держит в доме. Разве что кошек да собак. Это я говорю вам, чтобы вы не попали впросак, придя в Россию.
– Скажите, барон, насколько плодородны земли в Белоруссии, под Ленинградом? – сменил тему Вальдхайм. – Что там выращивают крестьяне? Понимаете, мои предки и сам я из земледельцев. После нашей победы я хотел бы завести крупное хозяйство. Благо бесплатных рабов будет в достатке. Растет ли там пшеница?
– Не могу сказать, лейтенант. Скорее всего, там выращивают рожь, овес.
– Можно еще заняться мясомолочным производством, – сказал Вальдхайм. – Это тоже очень прибыльно.
– Почему вы хотите получить землю в Белоруссии, а не на Украине? – поинтересовался Павел.
– На Украину нацелены глаза многих могущественных лиц, а нам, простым немцам, если там и дадут надел, то такой, на котором большое хозяйство не развернешь. А мне хотелось, чтоб у меня было столько земли, чтоб границы его были от горизонта до самого горизонта. 
– В России традиционно молочной областью считается Вологда, лейтенант.
– Это где?
– Севернее Ярославля.
– Там, пожалуй, слишком холодно. Нужно будет тратиться на строительство утепленных ферм, на большую заготовку кормов на зиму. Это удорожает стоимость продукции. В Белоруссии, мне кажется, теплее.
– Когда как, лейтенант. Зима на зиму не приходится.

2.

В Берлин они въехали в сумерках. Веселые сельские пейзажи сменились серыми закопченными зданиями, окруженными чахлыми насаждениями.

– Это еще не Берлин, – пояснил Вальдхайм. – Так, рабочий пригород. Берлин – это Кюрфюрстендамм, Унтер-ден-Линден, Тиргартен… Вы все это увидите, барон.

Проехав по вечерним берлинским улицам, залитым мертвенно-желтым светом уличных фонарей и сверкающих реклам, машина свернула в тихий переулок и остановилась перед трехэтажным особняком.

– Будете жить здесь, барон, – сказал Вальдхайм, выходя из машины. – Это пансион офицеров абвера.

На входе в здание часовой проверил документы Вальдхайма, вопросительно взглянул на Павла.

– Он со мной, – пояснил Вальдхайм часовому. 

Навстречу лейтенанту направился пожилой мужчина в офицерском мундире без знаков различия.

– Что господам офицерам угодно, – спросил мужчина. – Я управляющий пансионом Шенк
– Полковником фон Ризе вам было отдано распоряжение приготовить комнату для нашего сотрудника Таубе, фон Таубе, – ответил Вальдхайм.
– О, да-да, господа, комната готова, на втором этаже, номер 28. Прошу зарегистрироваться.

Управляющий прошел за стойку, вынул толстый журнал.

– Пауль фон Таубе – проговорил Вальдхайм. – Документы он предъявит вам завтра, господин управляющий. Он только сегодня приехал в Германию издалека.
– Хорошо, герр лейтенант, до завтра время терпит. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату, герр фон Таубе, – сказал управляющий.

Вальдхайм не стал подниматься на второй этаж.

– Я зайду за вами завтра в половине девятого, – сказал он и ушел.

Комната была скромно обставлена самым необходимым. В ней стояли узкая кровать под шерстяным одеялом, стол у самого окна, шкаф для одежды. Была здесь и ванная комната, совмещенная с туалетом. 

– Я пришлю сейчас горничную, – сказал управляющий. – Она приготовит вам ванну. Обедать вы можете в соседнем ресторане. Он рядом. Там недорогие обеды. Хорошая кухня.
– К сожалению, у меня нет денег, – ответил Павел. – Так что отложим ужин до завтра.
– В счет будущей оплаты я могу распорядиться, и вам доставят ужин в номер, – предложил Шенк. – Хотите, сосиски с капустой и бутылку пива?
– Да, пожалуй, я не откажусь, – ответил Павел.

Горничная, молодая женщина в белом фартучке и с накрахмаленной наколкой на голове, действительно появилась вскоре после ухода управляющего. Она вкатила столик на колесиках. На нем стояла тарелка с сосисками, бутылка пива и небольшая кружка. С любопытством поглядывая на Павла, устало сидевшего на стуле, она перестелила постель, сменила простыни и наволочку, заменила воду в графине, приготовила ванну, пустила в нее горячую воду. Закончив дела, она встала перед Павлом, спросила, будут ли у господина офицера еще какие-нибудь распоряжения.

– Как вас зовут – спросил Павел, принимаясь за ужин.
– Клара, – сделав книксен, ответила горничная. 
– Клара, если вас не затруднит, разбудите меня завтра в половине восьмого.

Закончив ужинать, Павел разделся, принял ванну, с удовольствием растянулся на пахнущей свежестью простыне и моментально уснул.

3.

Разбудил Павла осторожный стук в дверь.

– Господин барон, уже полвосьмого, – услышал он негромкий женский голос. 

Открыв глаза, Павел увидел в приоткрытой двери головку Клары, как и вчера, увенчанную наколкой.

За полчаса Павел успел побриться бритвой, лежащей на полке в ванной, и одеться. Оставшееся время до прихода Вальдхайма он попытался настроиться на то новое, что его могло ожидать в ближайшие часы. Но впереди была полная неизвестность.

В 8.30 Павел спустился в холл. Вальдхайм появился через минуту.

– Вы точны, барон, – сказал он Павлу. – В девять нас ждет полковник фон Ризе.
– Простите, лейтенант, мою неосведомленность, кто это? – спросил Павел. 
– Начальник реферата «Россия».

Они приехали на Тирпицуфер. Сразу у входа их остановил дежурный офицер. Вальдхайм протянул свое удостоверение, а указав на Павла, сказал:
– Наш новый сотрудник фон Таубе. К полковнику фон Ризе.

Дежурный офицер проверил список и коротко бросил:
– Проходите.

Полковник фон Ризе разговаривал по телефону. Вальдхайм подался было за дверь, толкнув Павла, но полковник взглянул на них и, прикрыв трубку ладонью, проговорил: 
– Я жду вас, господа.

Павел огляделся. Кабинет полковника был относительно невелик и скромно обставлен. Письменный стол хозяина стоял в левом углу, рядом с окном. Длинный стол для совещаний с приставленной к нему дюжиной стульев протянулся вдоль правой стены. У двери слева вешалка для верхней одежды – простая стойка с несколькими рожками. Сейчас на ней висела только фуражка хозяина и прорезиненный плащ на подкладке. Справа от двери стоял старый кожаный диван. Над головой полковника висел непременный атрибут подобных кабинетов – портрет Гитлера, строго смотрящего прямо в глаза посетителям. На столе перед фон Ризе лежала тоненькая синяя папка.

– Поздравляю тебя, Пауль, с прибытием в Германию, родину твоих предков, – сказал фон Ризе. Произнес он эту фразу без особой торжественности, обычным тоном. – На правах старого приятеля твоего отца разреши мне называть тебя Паулем.
– Я могу его увидеть? – поинтересовался Павел. 
– Кого? – удивился фон Ризе.
– Отца. Он в Берлине?
– Нет, Руди пока остался в России. Ты считал, что он тоже покинул ее?
– Николай Николаевич сказал, что отец здесь, в Берлине.
– Николай Николаевич? Но он, Пауль, и есть твой отец, Рудольф фон Таубе, – ответил фон Ризе. – Неужели он тебе не признался в том, что он твой отец?

Павел почувствовал проникший в сердце холодок: Николай Николаевич его отец? 
– Значит, я работал против своего родного отца, – подумал он.

Видя расстроенное лицо Павла, фон Ризе попытался успокоить его.

– Мы полагаем, что твоему отцу не угрожает опасность быть разоблаченным. Его работа в России – работа головой, а мысли пока недоступны прочтению и сотрудникам НКВД, – сказал он и перешел к делу: – Вилли, – повернулся полковник к стоящему поодаль Вальдхайму: – помоги Паулю оформить документы, получить деньги и форму. Я уже отдал соответствующие распоряжения.

Потом полковник посмотрел на Павла и сказал:
– Ты зачислен в мой реферат стажером. Сначала пройдешь курс обучения. Однако два дня, завтра и послезавтра, ты свободен и, надеюсь, тебе не придется скучать. Я позвонил генерал-фельдмаршалу фон Шереру. Он ждёт тебя завтра у себя.

Павел опешил: генерал-фельдмаршал фон Шерер? Да, мать рассказывала ему о дяде генерале, о его сыне, о приемной дочке, живущих в Германии. Но это было давно, и он их совсем не знает, а они его. Тем не менее, изобразив радостную улыбку, он ответил:
– Очень рад? Но как я их найду? Я не знаю Берлина. 
Фон Ризе улыбнулся:
– Не волнуйся. За тобой завтра утром в пансионат придет машина. Адрес старого генерал-фельдмаршала нам известен.

4.

Павел вернулся в пансионат в пятом часу. Ему нужно было подумать и разобраться во всем, что свалилось на него в последние дни и часы. Мысли его были хаотичны, а вопросы оставались без ответов.

– Отец… Теперь понятно, почему он стал помогать мне скрываться от НКВД. Почему же он не открылся мне, не сказал, что он мой отец? Как я поступил бы в этом случае, сообщил бы отцу о том, что за ним следят чекисты? Это бесчестно. А предавать Родину?.. 

Сделанного не вернешь. Мне нужно было решить, что делать дальше. Если бы и отцу также оперативно немцы помогли бы выбраться из страны… 

В размышления Павла вклинивалась мысль о том, чем ему придется заниматься в чужой, вражеской стране?.. Ему казалось, будто его неодолимо тащит мощный водоворот, в который его бросили помимо его воли и из которого ему уже не выплыть, не спастись.

Открыться фон Ризе, сообщить, что он агент НКВД? Нет, предать Родину, изменить знамени и присяге он не может…

…Наступающие сумерки и желудок напомнили Павлу об ужине. Он поднялся с кровати.

В восемь часов он вошёл в ресторан. Проходя мимо зеркала в холле, он взглянул на себя: серо-зеленый офицерский китель, офицерская фуражка с высокой тульей преобразили его и сделали незнакомым самому себе.

Ресторан был невелик – столиков на двадцать. На невысокой эстраде сидел аккордеонист и наигрывал венские вальсы. Метрдотель с выправкой фельдфебеля предложил Павлу столик рядом с эстрадой. Две девушки за соседним столиком с любопытством поглядывали на него. Одна с томными глазками истекающей самочки была даже очень ничего.

Павел заказал гороховый суп, свиные колбаски и к ним кружку пива.

– Герр офицер один? – услышал он грудной голос. Девушка с томными глазами и соблазнительной улыбкой выжидающе смотрела на него.

Павел покачал головой. Девушка тут же отвернулась.

На эстраду прямо из зала поднялась женщина в сверкающем блестками платье с оголенными плечами и руками и вздымающейся из низкого декольте пышной грудью. Она запела про девушку Лоту, которая любила танцевать до упаду. Она пела и при этом, выделывая па, приподнимала подол длинного платья и демонстрировала полные ноги. Её едва прикрытые тонкой тканью груди тряслись, грозя выскочить из декольте. Павел поймал себя на мысли, что он не столько слушает разухабистую песенку, сколько наблюдает за бесстыдными движениями певицы. Песенка закончилась, последовали жиденькие хлопки.

Едва Павел вернулся к себе и скинул китель, как в дверь постучали. Вошла горничная. Сегодня была не Клара, другая – полненькая блондинка лет двадцати трех. Она сменила графин с водой и спросила:
– Господину офицеру приготовить ванну, согреть постель?
– И то, и другое, – ответил Павел.

Пока горничная возилась в ванной, Павел разделся, облачился в халат и, включив радиоприемник, нашел волну с легкой музыкой.

Когда он вышел из ванной, горничная убрала из постели грелки, сказала: 
– Постель готова.

Она походила на ту мамашу с розовощеким младенцем, что была изображена на увиденном им уличном плакате с надписью, удивившей его: «Kind für das Fuehrer» – «Ребенок для фюрера». Вальдхайм объяснил ему, что по приказу фюрера все незамужние женщины не должны отказывать немецким солдатам в любви, а детей, появляющихся от такой любви, считать детьми фюрера потому, что Германия нуждается в приумножении населения для занятия новых территорий, которые скоро завоюет немецкий солдат. 



– Я могу идти? – спросила горничная.
– Погоди, – сказал Павел, садясь на край кровати. Ему захотелось испытать немку на верность своему фюреру. Он спросил:
– Ты замужем?
– Нет, – ответила девушка.
– Тогда подойди ко мне, – попросил Павел.

Он взял ее за теплую мягкую руку, притянул к себе, поцеловал и сказал:
– Фройляйн, давайте сделаем ребёнка для фюрера.

Девушка не противилась. Она улыбнулась, не спеша разделась, аккуратно положила одежду на стул, отцепила от волос жесткую, словно картонка накрахмаленную наколку и легла на спину.

Отдавалась она ему без стонов и страсти, спокойно и даже прохладно, послушно двигаясь под ним, словно заведенная кукла, а когда он кончил, также спокойно поднялась и медленно оделась.

– Как тебя зовут? – спросил Павел. 
– Луиза, – ответила девушка, прикрепляя наколку на место. – Если я вам еще понадоблюсь, позвоните, – она указала на красную кнопку на стене над прикроватной тумбочкой.
– Спасибо, – поблагодарил Павел. – Я буду сейчас спать, как убитый. Только прошу тебя, разбуди меня в восемь утра.


(продолжение следует)


 
Рейтинг: +2 640 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!