Две красавицы и гсбезапасность
16 октября 2016 -
Вениамин Ефимов
Таисия
Таисия Образцова происходила из семьи мелкого петербуржского чиновника. Она была второй из шести сестёр и, когда к ней в 1913 году посватался полковник Николай Анисимович Полосин, директор Охтинского порохового завода, долго не раздумывала и согласилась на брак с ним. Полосин занимал казенный дом при заводе, окна которого выходили на церковь Ильи Пророка. Он был старше своей девятнадцатилетней супруги и необыкновенной красавицы на двадцать лет. Таисия закончила курсы сестер милосердия и в то время работала помощницей провизора в госпитале, который по старинке назывался «Почтовая больница». Жили супруги душа в душу, не смотря на большую разницу в возрасте. Правда, продолжалось это совсем не долго. Вскоре после начала мировой войны на заводе произошла диверсия. Николай Анисимович находился непосредственно в эпицентре взрыва. Он погиб вместе с сорока пятью рабочими. На панихиду приехал император со своей супругой. На отпевании в церкви Таисия стояла в шаге от императорской четы, слушая, как настоятель храма отец Пимен провозгласил
- Что мятетеся безвременно, о человецы! Един час и вся переходят во царствии твоём. Поминем же безвинно павших. Прими души новопреставленные раба твоя Господи!
Таисия держала у глаз платочек, но не могла выдавить из себя даже слезинки. И от этого было ей неловко, тем не менее, она смотрела время от времени на лицо императора с рыжеватыми бородой и усами. Чувствовала почти неуловимый запах духов императрицы, необыкновенно тонкий и приятный, но, тем не менее, от которого её подташнивало. Она была на шестом месяце беременности и плохо переносила запахи. После панихиды император окинув мимолётным взглядом её живот, сочувственно произнес
-Крепитесь. Мы вам обязательно поможем - императрица сказала сочувственно и печально.
- Какая вы красавица. Это у вас первенец? - Таисия утвердительно кивнула головой.
-Вот и хорошо, хорошо. Помощник вам будет. Дай вам Бог, дай вам Бог.
И действительно помогли. Из канцелярии двора ей перевели сумму, которой хватило на то, чтобы снять квартиру на Васильевском острове и прожить безбедно целый год после родов. Кроме того ей назначили пенсию как было сказано - « Вплоть до последующего замужества». Родился крепкий мальчик, которого решено было назвать Николаем в честь погибшего отца.
В начале 1917 года Таисия сошлась со штаб ротмистром Семёновского полка Георгием Ветровым. С ним её познакомила старшая сестра Антонина, муж которой служил старшим врачом в англо- русском госпитале Петербурга. Ветров там находился на лечении, после ранения в живот. Он выжил, впрочем, исключительно благодаря собственному богатырскому здоровью. Ранение было очень тяжелым. Это был человек высокого роста и атлетического сложения. С ним Таисия впервые узнала, что такое настоящая любовь к мужчине. Ротмистр родом был из Владимира. И, пока его не признавали годным к службе в действующей армии, жил в столичной гостинице. Сразу после первой их совместной ночи он переехал к ней. Оба были так переполнены ощущением счастья, что не сразу заметили, как произошла революция. Но через некоторое время после отречения императора до них дошло, что произошли не волнения, к которым привыкли с пятого года, а катастрофа вселенского масштаба.
- Как он посмел отречься? - вопрошал сам себя Ветров и тут же возмущался
- Нужно быть просто тряпкой. Бабой бесхарактерной, чтобы бросить во время войны Россию, как непутёвую девку. Это невозможно вынести.
Узнав, что на Юге Корнилов формирует армию, он засобирался и вскоре уехал. Письма от него не приходили, но не было дня, чтобы Таисия, проходя мимо окна выходящего на улицу, не задерживалась у него, задумчиво вглядываясь в прохожих. Она не сомневалась в том, что любимый жив. И оказалась права. Появился он неожиданно в конце 1919 года. Она не узнала его в калеке, идущем на костылях к дому. Правой стопы у него не было. Одет он был в штатское завшивленное тряпье. Таисия плакала, обнимая любимого. Николенька прятался под столом, испуганно озирая единственную ногу незнакомого дяди.
Культя гноилась и пропитывала бинты сукровицей. Пришлось опять обращаться к мужу сестры. Оказалось необходимым снова оперироваться. Но нет худа без добра, родственник выписал Николаю справку, удостоверявшую в том, что ампутация была проведена в 1916 году. Эта справка оказалась очень полезной, когда, через месяц примерно, с обыском нагрянули матросы. Один из них, схватив за грудки Ветрова, с бешеной ненавистью спросил:
- На Дону клешню оставил гад? - И швырнул калеку на пол, выхватив из кобуры пистолет. Только справка успокоила чекистов.
Ветров устроился на протезный завод простым рабочим. Потребность в протезах была огромная. Зарабатывал он не плохо. Довольно быстро смог себе приобрести протез. Через год Таисия поняла, что снова ждёт ребёнка. В этот раз беременность протекала легко, совсем без тошноты. Она как- то рассказала Ветрову, что её чуть не вырвало от духов царицы в четырнадцатом году
- Такой запах чудный был, а меня тошнило. Я его и сейчас помню. Свежестью и морем и розой пахло - говорила она, мечтательно закрыв глаза.
В январе двадцать второго года родилась девочка. Назвали её в честь сестры Антониной. Георгий принес жене подарок. Он попросил её закрыть глаза и поднес к лицу флакон духов
- Боже мой! Тот самый запах - воскликнула Таисия - где ты их достал?
- Нэп дорогая. Теперь что угодно можно купить. Кажется, всё возвращается на круга свои. Во всяком случае, появилась надежда.
Таисия рассматривала флакон. На золотой наклейке было написано WhiteRose, а на самом флаконе Atkinsons.
- Спасибо любимый - прошептала она, прижавшись к мужу – никогда я не была так счастлива.
- Лучше бы мне тогда промолчать - вспоминая этот день, говорила Таисия много лет спустя.
Георгия арестовали буквально через сутки. Больше о нём она не слышала никогда. От мужа остался серебряный портсигар и золотые часы на массивной золотой цепочке. Эти вещи уцелели при обыске только потому, что муж хранил их в своём ящике на работе. Их принёс Таисии человек, работавший вместе с Георгием. Он, ни слова не говоря, сунул ей узелок и удалился, не дожидаясь благодарности. Они ей помогли выжить первое время. Но работу надо было искать. Таисия отправилась в Марининскую больницу для бедных. После революции её стали называть Больницей в память жертв революции. Там ей предложили работу аптекарши. Было не просто, но она приспособилась. Оставляла детей пожилой соседке, когда уходила на работу.
Эта соседка, пожилая дама, бывшая преподавательница Ларинской гимназии Анна Илларионовна Лемм очень её выручила в то трудное время. Впрочем, с детьми особых хлопот не было. Они росли спокойными и уравновешенными. Николай в пятнадцать лет поступил в железнодорожное училище и ещё через два года стал работать связистом на железной дороге. Он в тридцать втором году познакомил мать с Василием Ивановичем Луговым, работником управы железной дороги. Человеком добрым, заботливым, хоть не очень разговорчивым. Материально сразу стало жить легче. Летом даже удалось выехать с дочкой в Ялту. Конечно, такой любви, как к Георгию не было, но чувство признательности к этому человеку обязывало быть Таисию любящей и преданной подругой. В начале тридцать четвертого года Николай женился на своей однокласснице и переехал жить к ней в Тихвин. А в декабре в Смольном убили Кирова. Эту весть принёс муж.
- За что его?- спросила Таисия.
- Cherchez la femme говорят - ответил муж.
Сразу после пышных похорон в Москве, о которых вещали из появившихся тогда репродукторов и писали все газеты, начались аресты. Василия Ивановича тоже арестовали.
На третий день после ареста Таисия с дочкой пошла в «Большой дом». Долго не решалась подняться по ступеням, а когда, наконец, решилась, её остановил в шаге от входа незнакомый военный
- Вы Полосина, не так ли? - спросил он.
- Да, а вы меня откуда знаете?
- Знаю. Женщина вы приметная. Вообще я Николая Анисимовича, супруга вашего, хорошо знал. Я с Охты. Жил в «офицерском доме». Мы, молодые служащие, все поголовно в вас влюблены были.
- А я повторно вышла замуж, а мужа забрали. Вот я и решила выяснить почему. Может быть вещи ему передать?
- Как фамилия мужа?
- Луговой Василий Иванович. Он в железнодорожной управе служит.
- А живёте вы где?
- На Васильевском, в Корытинском переулке. Мужчина секунду подумал, потом сказал.
- Вечером я зайду к вам, а вы пока домой идите. Таисия обрадовалась нежданной помощи и пошла восвояси.
Вечером незнакомец появился, как и обещал. Он, не снимая шинели, прошёл в комнату и сообщил глухим шепотом
- Вам надо уезжать, иначе арестуют.
- Когда уезжать? - Шепотом же переспросила Таисия
- Прямо сейчас. Ночью за вами придут.
-Господи ! За что же меня–то арестовывать?
- Вы дважды были замужем за офицерами. Этого довольно нынче, чтобы распять. Уходите прямо сейчас к знакомым, но только не к родственникам. Там сразу найдут. И мужа не ищите. А завтра уезжайте и чем дальше, тем лучше. Всё прощайте. Приходить сюда было для меня безумием. Прощайте.
Таисия была так потрясена всем случившимся, что даже не сообразила поблагодарить этого чудесного человека. Только вот идти было некуда. Единственное место, где её могли принять, было рядом, на одной площадке с её квартирой. Таисия пошла к соседке Анне Илларионовне и рассказала о том, какие неприятности ей грозят. И отважная старушка, без колебаний, согласилась принять её с дочерью.
- Веди Тоню прямо сейчас, а сама собирайся, да много вещей не бери, только необходимое. Я в окно послежу за улицей, если архары появятся, я тебя предупрежу.
Таисия быстро собрала вещи и присоединилась к дочке, которая к тому времени уже спала. Около трёх ночи проснулись от шума в подъезде. Чекисты матерились, выламывая дверь в квартиру Таисии. Это длилось не долго, но до утра у женщин тряслись руки и разговаривали они едва слышным шепотом.
- Я, когда этого карлика убили, так обрадовалась, думала стрелять начали правителей - приблизив губы к уху Таисии, говорила Анна Илларионовна - надоело людям голодать. А разве плохо при царе батюшке было? У меня муж грешен был, любил выпить, так бутылка белой головки 60 копеек стоила. Пиво Варшавское - шесть копеек, огурцы квашеные -гривенник дюжина, батон сдобного хлеба - семь копеек, сыр рокфор - полтора рубля, женевский на десять копеек дешевле, курица отборная - восемьдесят копеек за килограмм, говядина - сорок копеек , свинина - тридцать. Масло сливочное - рубль двадцать. Рабочий на Путиловском перед войной получал сто пять рублей. Да что о рабочих говорить, прислуга меньше, чем за десятку работать отказывалась. Это на полном довольствии. Одетые, обутые и накормленные за счёт хозяев. Что людям ещё хотелось? Не знаю. – Она пошарила в карманах фартука и спросила
- У тебя, Тосичка, к слову сказать, деньги-то есть?
- Есть немного, рублей пятьдесят.
- Да разве ж это деньги! Ты же с дочкой на руках. На вот спрячь подальше. И Анна Илларионовна протянула две золотые монеты по десять рублей царской чеканки.
- Что вы, что вы я не могу это взять.
- Не дури, милая, у меня ещё есть. Да, похоже, мне не пригодятся. А ты о детях думай. О детях, прежде всего.
Таисия решила ехать к сестре своей матери в Москву. Анна Илларионовна одобрила – В большом городе легче будет затеряться.
На следующий день Таисия с дочкой на пригородном поезде отправилась в Тихвин, к сыну, а оттуда вечером следующего дня выехала в первопрестольную.
Москва встретила их снежной крупой и бодрящим морозцем. Тётушка жила с мужем на Воздвиженке и очень обрадовались гостям. Таисия рассказала старикам, что случилось с ней в Ленинграде. Их вся эта история не очень напугала, но на всякий случай решили, что будет лучше, если она с дочкой поживёт в Барвихе на даче.
- Дров там полно - пояснил дядя - печь замечательная. Это близко, полчаса пригородным поездом. И от поезда до дачного дома десять минут пешком. На следующий день рано утром все вчетвером отправились в Барвиху. Очистили от снега дорожку к дому , затопили печь. Через час уже было тепло, не смотря на то, что дом был не маленький.
Таисия с дочкой стали жить на даче, изредка наведываясь в Москву за провизией. Тоня ходила в Барвихинскую семилетнию школу. Таисия устроилась в поселковый фельдшерско - акушерский пункт медсестрой. Фельдшером там работал семидесятилетний старик Иван Пахомович. Человек добрый, но весьма угрюмый.
Царские десятки Анны Илларионовны остались так и не потраченными. Таисия передала их на хранение тётке. Там же в Барвихе, через какое-то время, она познакомилась со своим четвёртым мужем Павлом Александровичем Лискевичем. Произошло это так. В один прекрасный день в дверь довольно громко постучали. Таисия открыла и увидела высокого военного. Он сказал, увидя её
– Похоже, я не туда попал. Мне нужна дача Ивана Тереньтьева. Не знаете где это? - Перепуганная Таисия только отрицательно помотала головой, но даже слова не смогла из себя выдавить. – Ага, понятно. Усмехнулся военный, рассматривая её. Затем развернулся и ушел. Через три часа он вернулся. Чувствовалось, что был уже немного навеселе. – Знаете зачем я вернулся?- спросил он - хочу вас пригласить в нашу компанию. Мы новые звания обмываем. Так сложилось, что все там парами, а я один. – Нет, я не могу дочку одну оставить - возразила Таисия. – А и не надо оставлять, там тоже есть детишки. Пусть и она идёт. – Послушайте, да я ведь вас вижу первый раз, чего же я пойду куда-то. – Зовут меня Павел и видимся мы с вами уже второй раз. И скажу прямо, вы мне очень нравитесь. – Вы бы хоть спросили, свободна ли я, не замужем ли? - Да я знаю, что свободна. Соседка сказала, что вы с дочкой вдвоём живёте. Таисии, честно говоря, за время пребывания на даче, ужасно надоело одиночество, она истосковалась по общению с людьми. С Иваном Пахомовичем разговор не получался. Он целый день мог не проронить ни слова. Он и с больными на разговоры время не тратил и без этого знал, что от него хотят.
Павел же производил впечатление порядочного человека. – Ладно, уговорили. Только нам с дочкой переодеться нужно. Вы нас не ждите. Мы сами придём. Вы только укажите куда. – Лучше я подожду, а то заблудитесь ещё. Через несколько минут втроём они отправились на соседскую дачу. Там были ещё трое военных с женщинами. Познакомились. Для Тони нашлась подружка. Дети ушли играть в другую комнату. Стали танцевать под патефон. Мужчина не отпускал Таисию ни на шаг. Смотрел на неё влюблёнными глазами. Разошлись поздно вечером. А на следующий день утром Павел пришел свататься. Таисия была в полной растерянности. С одной стороны в её положении глупо было отказываться от такого покровителя, но с другой то, что она находилась в розыске и её могли каждую минуту арестовать, являлось серьёзной преградой. Она честно рассказала Павлу о том, что не свободна, что муж арестован в Ленинграде и до этого она ещё была дважды замужем. Павел задумался на мгновенье, потом записал данные мужа, пообещал всё выяснить, после чего уехал. Таисия вышла провожать и обнаружила, что его ожидала машина. За рулём сидел водитель в военной форме. Как только машина уехала, Таисия собралась в Москву к тетке. На душе было тревожно.
Тетушка выслушала новость и пришла в восторг
– За военным вы с Тоней будете, как у Христа за пазухой,- с сияющим лицом сообщила она – лет-то сколько ему?
– Не знаю, лет сорок примерно.
– А звание какое у него? - поинтересовался дядька.
– Не знаю. Я дядя в званиях ничего не понимаю.
– В петлицах, вот здесь у него на гимнастерке что приколото?- не успокаивался старик.
– Поплавки красненькие по два с каждой стороны.
– Ромбики?
– Да, кажется ромбики.
– Ну, тогда поздравляю, Тася, ты генерала подцепила, милая. Два ромба - это комдив.
Но Павел Александрович оказался не комдивом, а старшим майором государственной безопасности. Вечером того же дня он перевёз Таисию с дочкой в свою трёхкомнатную квартиру на Смоленской улице, сообщив, что препятствий для совместной жизни нет. И с этого времени началась её странная жизнь с этим человеком. Иначе такую жизнь трудно было назвать. Утром он уходил на службу, днем возвращался, чтобы поспать два часа, потом вновь отправлялся на службу и мог вернуться в четыре, пять часов утра. Он укладывался спать, но в девять утра, не зависимо от того во сколько уснул, вставал, брился и уходил на службу. Раз в неделю, в субботу, Таисия на служебной машине ездила в закрытый магазин отовариваться продуктами на неделю. Все продукты стоили копейки , но ничего платить не надо было. В кассе записывали потраченную сумму на фамилию мужа. Когда нужно было что-то из вещей, ей выписывали пропуск в так называемую базу. Там можно было выбрать что угодно. От постельного белья, до радиоприёмника. Таисия приобрела даже американскую холодильную машину.
Тоня ходила в хорошую школу. Училась она отлично, вступила в комсомол, была активисткой и мечтала о поступлении в медицинский институт. Она была так хороша собой, что со школы её провожали мальчишки гурьбой. А утром непременно несколько человек поджидали в подъезде, чтобы нести до школы её портфель. С Павлом Александровичем она практически не пересекалась. В воскресенье, когда он бывал дома, она уходила по своим комсомольским делам. Вечером делала уроки в своей комнате. Павел Александрович, глядя на неё, как-то сказал жене
– Слишком красивая! Такие не бывают счастливы.
Первый год после того, как началась совместная жизнь Павла и Таисии, чекисты частенько ходили друг к другу в гости, где выпивали, танцевали и просто веселились. Но постепенно подобные мероприятия прекратились совсем. Время от времени к ним в гости захаживал капитан Витя Кочетков, милейший человек, рубаха парень. Но и он задерживался на час, два, не больше. Муж объяснил всё просто. Новое начальство встречи сотрудников не одобряет. Но с Витей было не так всё просто. Ему нравилась Антонина. Ради этой девочки он приходил к Лискевичу. Он влюбился в подростка, да так, что ни о ком другом не мог думать. Он ненавидел себя за это, но ничего с собой поделать не мог. В это время Павел предложил Таисии работу в токсикологической лаборатории. По существу это была работа провизора. Лекарства и химические препараты находились на строжайшем учёте. Руководителю лаборатории, профессору Майроновскому, нужна была медицинская сестра, которая бы была воплощением порядка. Таисия вполне его устроила даже после того, как призналась, что в социальном отношении не очень подходит для работы в учреждении госбезопасности.
– Вы главное порядок железный тут наведите, а об остальном я побеспокоюсь.
И она организовала в лаборатории идеальный порядок. Впервые за многие годы Майроновский был спокоен за свою работу. Вообще это был человек странный, как большинство людей увлеченных научными изысканиями. Его кабинет был обклеен черной бумагой. Источником света была единственная лампочка, расположенная над столом. В минуту откровенности профессор как-то сказал Таисии
– У нас в лаборатории ошибок быть не может. Совершенно. Любая ошибка - это смерть. К тому же я - Майрановский Григорий Моисеевич, а скажем не Павлов Иван Петрович, которому всё простят и подопытных беспризорников с фистулами на слюнных железах, которые уродуют лицо, и осложнения после них с летальным исходом. Мне ничего не простят, всё припомнят. Нам с вами это нужно всегда помнить.
В этот же период времени сам Павел Александрович всё чаще стал приходить со службы с запахом спиртного. Чувствовалось, что он напряжен и порою реакция его на простые вопросы жены была неадекватной. Правда, он быстро отходил и чистосердечно извинялся, объясняя вспыльчивость спецификой службы. Впрочем, Таисия хоть уставала от необычного режима, успокаивала себя тем, что живёт она, как у Христа за пазухой. Что обижаться на то, что у человека порой сдают нервы. С кем не бывает.
В начале тридцать седьмого года Павлу Александровичу присвоили следующее звание досрочно. Теперь он стал комиссаром государственной безопасности третьего ранга. Зарплата увеличилась почти вдвое. Но радости ему это не принесло. Он стал ещё угрюмее и раздражительнее. Обмывали награды у Николая Ивановича Ежова на даче в последний месяц лета. Шеф произнёс тост длинный и вполне ожидаемый. Выпили за товарища Сталина и членов политбюро, поаплодировали. Выпили за товарища Ежова, сталинского наркома. Затем за родителей наркома и его жену. Тостов было довольно много, Таисия смотрела на Ежова. Он не пропустил ни одного, но практически не пьянел, и это было удивительно при его субтильном телосложении. Наконец, поехали домой. Вместе с ними в машину влез изрядно подвыпивший Витя Кочетков. Он не получил нового звания и, как показалось Таисии, был этим слегка уязвлён. Перед тем, как выйти из машины, когда подъехали к его дому, Витя предложил всем подняться к нему
– Выпьем ещё раз за жену наркома - редкую шалаву, за его папу - содержателя притона, за его маму - литовскую бандершу. За него самого выпьем, за пидора двуствольного.
– Тебе, Витёк, уже достаточно. Решительно выталкивая приятеля из машины, сказал Павел Александрович. Когда поехали дальше, очень внушительно предупредил жену
– Ты этого не слышала. Запомни хорошенько, не слышала, спала, потому, что много выпила.
Через несколько дней, после того, как Павел Александрович ушел на работу, в их квартиру пришли с обыском. Самое удивительное было то, что обыском руководил Витя Кочетков. Когда закончили обыск, Витя предложил Таисии одеться
– С нами поедешь. Есть о чем потолковать. На двери кабинета, куда её ввели, висела табличка П.А. Лискевич. Таисия несколько приободрилась, ожидая, что сейчас войдёт муж и прекратит этот кошмар. Но из двери, скрытой в деревянной панели, вышел Витя с неизвестным сотрудником. Витя сел за стол, сбоку от него уселся неизвестный
– Ну, давай, начнём с самого рождения. Где родилась? Кто родители, кто первый муж, кто второй и до сегодняшнего дня. Таисия начала рассказывать то, что от неё требовали, а сама смотрела на Виктора, этого милягу, добрейшего парня и не узнавала его в сидящем напротив человеке. Когда дошли до «сегодняшнего дня», Витя спросил, неожиданно перейдя на вы
– Вы помните, что говорил ваш муж в машине, когда вы подвозили меня от Н.И. Ежова?
– Нет, не помню.
– Не помните. Давайте я вам помогу. Речь шла о Н.И Ежове, его жене и родителях.
– Витя, но я действительно не помню никаких разговоров. Дело в том, что я выпила несколько рюмок водки, которую никогда не пью и уснула в машине. Проснулась, когда мы уже подъехали к дому. Паша даже не сразу растолкал.
– Какой я тебе Витя? Ты, сука, меня за кого принимаешь? - Заорал Кочетков, глядя на неё сумасшедшими глазами – хочешь, чтобы я, как твой муж садист, с тобой поговорил? Он неожиданно подошел к шифоньеру и извлек гимнастерку, рукава и грудь которой были залиты ссохшейся кровью
– Узнаешь чья гимнастерка? Ой, а в чем это она? В томате? Нет, в кровище. Он в ней вымазался об тех, кто врал, как ты. Так будешь давать показания, или вся сейчас станешь у меня, как эта гимнастерка? – Он ткнул этой гимнастеркой ей в лицо. Таисия разрыдалась
– Я правда не помню, о чем говорили потому, что спала.
Кочетков поднял трубку телефона.
– Давай Лискевича - сказал он кому-то. Через минуту в кабинет ввели Павла Александровича. Лицо его было избито. Левое ухо рассечено пополам, верхняя его часть держалась на куске кожи. Левый глаз закрыт был какой -то кровавой лепёшкой. Он встал на колени и попросил
– Скажи им всё, что знаешь, Тася , Богом тебя молю – однако дважды при этом умудрился ей подмигнуть уцелевшим правым глазом. Глядя на мужа, Таисия тряслась от ужаса
– Паша, так что я должна сказать? Я ведь ничего не знаю.
– Объясни ей, Павел Александрович, что она должна рассказать, да по-быстрому.
– А вот это уж без меня, Витя. Без меня, дорогой.
–Ладно, будь по-твоему. Хозяин барин. Сами разберёмся.
– Уведите его.- Приказал он конвою. Как только за конвойными закрылась дверь, в кабинет заглянул Майрановский. Он поманил Кочеткова и оба они исчезли на бесконечные два часа. Когда Кочетков вернулся, было заметно, что он взбешен и едва сдерживается. План его оставить Антонину без надзора матери не удался. Он подошел к столу, подписал пропуск и протянул Таисии
– Иди – сказал он – но прежде, чем рот раскрывать, думай. Это мой тебе совет.
Как шла тогда к выходу по коридорам Лубянки Таисия впоследствии вспомнить не могла. Дома она не в состоянии была объяснить Антонине, почему кругом такой беспорядок. Только вечером, немного придя в себя, прошептала, что Павла Александровича арестовали. Но, когда рано утром проснулась и увидела себя в зеркале, была изумлена. За ночь надо лбом появилась седая прядь. И как было не поседеть от осознания того, что жила с человеком, который возможно избивал её единственного, по-настоящему любимого ,Георгия Ветрова, а чуть позже другого близкого ей человека, бесконечно уважаемого Василия Лугового. Окровавленная гимнастерка, рабочая одежда мужа стояла перед глазами. И разве раньше обо всём этом она не догадывалась? В том и беда, что догадывалась.
- Всё, на этом точка - поклялась она себе - больше мужчин в моей жизни не будет. Через день домой позвонил Кочетков. Словно ничего между ними ни произошло, он приветливо спросил.
–Ну, как ты, Тася, оклемалась? Завтра до четырнадцати ноль, ноль должна съехать с квартиры. Поняла меня?
– Поняла – ответила Таисия и добавила – съеду.
Но на работе Майроновский, выслушав её, усмехнулся. Какой он быстрый Витя. И тут же позвонил своему начальнику и приятелю Всеволоду Меркулову, после чего сказал
- Живи, как жила. Не нужно никуда съезжать.
Чекисты
С 1933 года Сталин начал искать человека на пост руководителя НКВД вместо Ягоды. Главное требованием к кандидату было отсутствие дореволюционного партийного стажа, т.к. в его задачу входило устранение членов ещё ленинского политбюро Каменева и Зиновьева, Бухарина и Рыкова. Ягода для этого не годился. Сталин уже несколько лет присматривался к Ежову. Гибель Кирова стала для этого человека последней проверкой. Дело в том, что, как доложил наркому Г. Г.Ягоде Ф.Д.Медведь, руководитель УНКВД по Ленинграду, Киров был убит в своём кабинете, при весьма пикантных обстоятельствах. А именно, во время полового акта со своей многолетней любовницей Мильдой Драуле. И убил его муж Драуле Николаев. Когда Ягода доложил эти факты Сталину, тот в бешенстве бросил трубку, прервав разговор с наркомом. Погибнуть в бытовой ситуации член политбюро не мог, ни при каких обстоятельствах. По вертушке он немедленно позвонил Медведю в Ленинград и сказал тому
– Вы там что за сплетни распускаете? Даже нам тут известно, что товарища Кирова убили не в кабинете, а около кабинета, когда он направлялся туда. Позаботьтесь о том, чтобы мы больше никаких сплетен не слышали. Пришлось одежду Кирова привести в порядок. Труп вынести в коридор. Ударом пистолета оглоушили Николаева, положили его рядом с Кировым. Затем произвели два выстрела. На шум выстрела выскочили люди. Но и тут сваляли дурака. Следы от пуль отчетливо просматривались на потолке и стене. Проблема возникла ещё и со старшим охранником Кирова, Борисовым. Он никак не хотел, смириться с ролью, которую ему было предложено сыграть. Он твердил одно и то же.
–Я Мироныча из виду не отпускал до самого кабинета. Пока он, значит, с Мильдой в кабинет для отдыха не вошел. Всё согласно инструкции. Не первый раз такое дело. Они с ней и на охоту ездили не раз. А в августе в отпуске вместе были. У Медведя не выдержали нервы и он дал недогадливому как следует в ухо. Делать он это умел. Немолодой охранник оказался в нокауте. Его вернули в сознание с помощью нашатыря. Но первое, что он сказал очнувшись
– Я на себя клеветать не стану, хоть убейте тут. И убили, конечно. А что было делать. Не к генсеку же тащить дурака, чтобы тот ему рассказывал, что надо говорить на следствии
Сталин, перед отъездом из Ленинграда, объяснил Ежову буквально в двух словах свой взгляд на трагическое событие. Николай Иванович мгновенно понял, что от него требуется. К стенке и в лагеря направился так называемый «Кировский призыв». Ленинград был очищен от троцкистов-зиновьевцев. Впрочем, выявлялись и разные недобитые буржуазные элементы. Бывшие офицеры и царские чиновники и прочая ненадёжная публика. Более того, с Николаевым поработали и он дал какие нужно показания. Тринадцать человек так, или иначе связанных с ним по работе, были расстреляны вместе с ним. Мильду и её сестру и других родственников расстреляли, разумеется, тоже. Сталин высоко оценил работу Ежова и в феврале 1935 года тот был назначен председателем КПК и секретарём ЦК. Вождю стало очевидно, что этот карлик с глазами психопата исключительный исполнитель, которому только нужно показать направление, он носом и асфальт вспашет. И с осени 1936 года Ежов назначается наркомом внутренних дел. После этого Николай Иванович становится частым гостем Сталина. Вождю нравилось в этом миниатюрном человеке прежде всего то, что он умел молча слушать и мотать всё на ус. Что такое мораль и совесть Николай Иванович не знал никогда. Сталин наметил главную задачу и определил три этапа её решения. Первый этап - подготовка к процессу Зиновьева и Каменева. Второй - устранение троцкистской оппозиции в армии и чистка собственных кадров НКВД и, наконец, устранение троцкистско-бухаринского правого уклона.
Антонина.
В 1939 году Антонина закончила десятилетку и подала документы в первый Московский мединститут. При заполнении анкеты в графе происхождение указала - отец рабочий, мать- госслужащая. Экзамены сдала легко. И училась легко. Она была просто невероятной красавицей с прекрасной формы ногами, лощеной кожей, великолепным телом и прекрасным лицом. Её васильковые, ясные глаза смотрели на мир с ласковой надеждой. На одной из первых лекций профессор-гистолог Новицкий вдруг прервал лекцию и попросил её в перерыве между парами подойти к нему. Когда она выполнила его пожелание, с улыбкой сказал
– Студенты, голубушка, на меня должны смотреть и ни на что другое. На моих лекциях попрошу назад садиться, на галёрку. Вообще вам бы, как Орловой в кино блистать. Медицина наука строгая, порой скучная. Она ему ответила
– Я, Владимир Фёдорович, готова в строгости поскучать даже на галёрке.
– Ну, дай Бог. Впрочем, посмотрим, посмотрим.
Первую сессию она сдала на пять. Владимир Фёдорович тогда заметил коллегам.
– И в красивых головках бывает мозговое вещество. Нет правил без исключений. Впрочем, красивая и умная - ужасное сочетание.
За ней, конечно, ухаживали многие. Постоянно возле неё роились парни, но она не выделяла никого. Доброжелательна была со всеми, а тех, кто приближался слишком близко, умела вернуть на безопасную дистанцию.
Чекисты
В середине 1939 на совещании руководства НКВД Л.П.Берия сообщил, что следствие по делу генсека комсомола Косарева завершено. Оно показало, что комсомольская организация превратилась в кузницу изменников и шпионов, вместо того, чтобы воспитывать нам смену. Необходимо больше уделять внимания молодежи. Скептическое отношение к молодым женщинам, распространенное среди прошлого руководства, это проявление преступной близорукости. Женщины незаменимы как в разведке, так и в контрразведке. Косарева, кстати, помогла изобличить наш секретный сотрудник. Необходимо усилить вербовку молодых людей в наши ряды. Причем, следует обратить особое внимание на студентов, завтрашних командиров производства. Работа в вузах закипела. В поле зрения НКВД попала одной из первых Антонина.
Антонина.
В начале 1940 года Антонину вызвали в кабинет декана. За столом декана сидел незнакомый мужчина с неприятным, каким-то топорным лицом. Маленькие колючие глазки пристально разглядывали девушку
– Садитесь, Ветрова, - сказал незнакомец. Потом решительно протянул руку.
– Будемте здоровы. Меня зовут Иван Степанович. Я из НКВД. Ручка какая у вас мягонькая! У Тони по спине пробежала холодная волна страха, но вида она не подала. Даже кротко улыбнулась чекисту. Тот же покачал восхищенно головой, изобразил соответствующую мину на лице
– Красивая вы! Скажи, что такие красивые бывают, я бы не поверил, а теперь вот сам убедился.
– Спасибо на добром слове, Иван Степанович. Только зачем я вам понадобилась? Меня прямо с лекции вызвали.
Чекист, отрываясь от созерцания этой невиданной красоты, сделал серьёзное лицо
– Ваш отчим Лискевич - враг народа, много нанёс вреда стране. Может быть, вам, его приёмной дочке, стоит серьёзной работой в наших рядах восполнить потери государству.
Тоня тоже, очень серьёзно глядя в глаза вербовщику, спросила
– А вы, Иван Степанович, Лискевича знали?
– Лично знаком не был, но видеть приходилось часто. Я фельдъегерем работал, а он начальство.
– А вот я его и видела не часто. Только по воскресеньям мельком, по дороге из своей комнаты на кухню. За всё время десятком слов обменялись. Не больше. Он ведь по ночам даже работал. И отчимом он мне не был и, когда его арестовали, мне было только 14 лет. Я даже где он работал не знала. Как же так, несколько лет вы, взрослые чекисты, не могли распознать врага. А теперь спрашиваете с меня за это. Поймите правильно. Я, как комсомолка, всегда рада помочь нашему правительству, но я ведь учусь и намерена посвятить себя советской медицине. У меня и сейчас минутки лишней нет. Сплю по пять часов в сутки, а иногда меньше. Если замечу что-то подозрительное, сама позвоню и сообщу.
– Ну, ну. Хорошо! Запомните мой телефон на всякий случай. Тоня взяла бумажку с номером прочла и вернула её назад чекисту.
– Я запомнила.
– Добро. Будем ждать от вас информацию.
В рапорте на имя начальника отдела написал: «от сотрудничества с органами НКВД уклонилась»
Начальник отдела Кочетков видел недавно Антонину. Он наблюдал за ней из машины. Она стала ещё привлекательней. Теперь он был уверен в том, что никуда она от него не денется. Это только вопрос времени. Он поставил резолюцию на рапорте: Разработку продолжить. Подключить сотрудника «Кота». С этого момента в окружении Антонины появился молодой офицер танкист Максим Тверской. Этот высокий, загорелый блондин с постоянной белозубой улыбкой и добрым взглядом, был специалистом по вербовке женщин. Женщины ему верили и моментально влюблялись в этого красавца. А мужчины старались стать друзьями. Познакомила Антонину с Максимом секретарь комитета комсомола Лида Кузьмина. Она представила его, как старого своего знакомого, хоть на самом деле сама видела впервые. Её куратор из НКВД позвонил и сказал, что надо делать.
Максим, увидев невероятную красавицу, которую ему по работе необходимо было ни много, ни мало затащить в постель, больше ни мог ни о чем другом думать. Он в тот же день явился к окончанию занятий и напросился проводить Антонину домой. Она не возражала. Правда, ему пришлось терпеть ещё двух студентов из её постоянной свиты. Максим, может быть впервые, влюбился. И на следующий день, смущаясь и краснея, пригласил девушку на свой день рождения. Тоня согласилась. Ей понравился этот красавец богатырь с внешностью Алёши Поповича.
– Скорее всего, никакого дня рождения у вас нет, но отказать я причины не вижу. Во всяком случае, это повод надеть новое платье.
В ответ Максим достал военный билет и предъявил ей дату рождения. Этот трюк действовал всегда безотказно. Венный билет был выписан в НКВД за несколько часов до свидания. Я около девятнадцати часов за вами зайду, познакомите меня с родителями.
Он появился в доме Тони в новенькой военной форме, слегка поскрипывая ремнями, надушенный и чисто выбритый. На Таисию он произвел прекрасное впечатление. Она шепнула дочери
– Он похож на твоего отца, вернее не похож, а тот же тип. Офицер! И взгляд у него добрый. Чувствуется, что это хороший человек.
Был конец апреля. Весенний воздух был свеж. Они шли по центру до ресторана Савой пешком. Пара была очень красивая, на них оглядывались прохожие.
– Я думала мы идем к вам домой и там большая компания. Никогда не бывала в ресторане. Это мой первый опыт – смущенно сказала Тоня.
– Вот и хорошо. Я тоже не часто бываю в ресторанах. Будем изучать разлагающий мир тлетворных заведений вместе. Говорят это лучший ресторан Москвы.
Действительно зал был великолепен. Потолки расписаны цветами, стены лазурью и золотом, пол из красного мрамора. Их провели за двухместный столик. Принесли шампанское. Оркестр исполнял Роз-Мари и Рио Риту, Осень Козина, Белую ночь из репертуара Юрьевой. Им было хорошо друг с другом. Антонину несколько раз приглашали на танец, но она всякий раз отказывалась. Танцевала только с Максимом. Он провожал её домой, придерживая за талию. В парадном прощаясь, они поцеловались. Разумеется, Таисия не спала, ждала дочку. Та вошла и, не снимая пальто, замерла, облокотившись на дверной косяк. Она смотрела куда-то мимо матери и улыбалась. Таисия спросила
– Что, что случилось, доча? – только после этого Тоня посмотрела на мать и ответила.
– Ничего особенного, мам, я влюбилась кажется.
Максим.
Максим Тверской стал секретным сотрудником НКВД за год до описываемых событий. Он жил в Ленинграде, закончил факультет иностранных языков ленинградского университета. Числился в «Лениздате» переводчиком. Именно числился, но пока не работал. Издательство только образовалось на базе «КОГИЗ»а, и заканчивал спортивную карьеру волейболиста. В 1938 году его команда «Спартак» выиграла чемпионат СССР. Сразу после вручения медалей, его пригласили в кабинет директора теннисного стадиона ЦДСА, где проходил чемпионат, и предложили подготовить женскую волейбольную команду санатория НКВД в Сочи к предстоящему чемпионату края. Он, разумеется, согласился. Отдохнуть на берегу моря, да ещё, чтобы за это платили, предлагалось не каждый день и не каждому. В Сочи ему предоставили отдельную комнату в санатории и он с раннего утра перед завтраком бегал на пляж, чтобы поплавать и принять солнечные ванны. С первого дня, на ещё пустынном с утра пляже, его внимание привлекла женщина, на вид которой можно было дать лет тридцать. Она тоже оказалась любительницей дальних заплывов. На второй день они познакомились у буйка, где останавливались пловцы, чтобы перевести дыхание. Она отдыхала в том же санатории. Обменялись ничего не значащими фразами, а за завтраком оказались за одним столом. Женщину звали Татьяна. Оба ощутили искру, которая проскочила между ними. Вечером за ужином Татьяна, как бы ненароком, сообщила, что любит танцевать. Танцы проходили в деревянной, уродливой ракушке недалеко от пляжа. Танцевали, пока оркестр не закончил своё выступление. Потом Татьяна предложила сходить искупаться на пляж
- Надо за плавками сбегать - сказал Максим. Татьяна окинула его серьёзным взглядом и заметила
-Ночью можно и без них, кроме того я врач, так что не волнуйся, не сглажу.
И, обняв друг друга, как влюбленные, партнеры по танцам спустились к морю. Пляж был совершенно пустой. Купались голыми. Потом прямо на лежаке под полотняным навесом занялись любовью. После этого поднялись в санаторий к Максиму в комнату, где продолжили начатое на пляже и угомонились только к утру.
Татьяне оказалось тридцать девять лет. Она была из Киева. Максиму в то время исполнилось только двадцать четыре. Впрочем, разницы в возрасте они не замечали. В таком приятном времяпровождении пробежали две недели. И вдруг однажды ночью в дверь постучали. Максим, не спрашивая кто стучит, открыл дверь. В комнату вошёл комиссар госбезопасности 3 ранга в сопровождении двух амбалов в штатском. Комиссар отбросил простынь, под которой лежала Татьяна.
– Танечка, какая встреча! - проговорил он - как отдыхается, милая? Можешь не отвечать, вижу хорошо.
Татьяна молча начала одеваться. Комиссар повернулся к Максиму, осмотрел его с ног до головы и заметил
– Прекрасный экземпляр производителя. Ни дать, ни взять коняга орловской породы. Берите его ребята в машину, а я пока с Танечкой потолкую. Максим был вынужден одеться. Его вывели на улицу, посадили на заднее сиденье в автомобиль. С обоих боков сели амбалы. Минут через пятнадцать появился комиссар. Он сел рядом с водителем, потом повернулся к Максиму и спросил
– Ну как тебе бабёнка? Понравилась?
– Нормальная женщина - ответил Максим.
– Да, тело у неё отличное, беда, но с башкой непорядок. Неужели не заметил.
– Нет, не заметил – ответил Макс
– Давай трогай - скомандовал военный водителю. Машина отправилась на сочинский вокзал. Из машины Максима провели в вагон поезда, состоявшего из двух вагонов, прицепленных к паровозу. В купе на руку одели наручник, который крепился короткой цепью к стенке.
–Захочешь оправиться, просись. Отведем. Рядом с ним поставили бутылку с водой. Как оказалось позже, поезд принадлежал Украинскому НКВД. Комиссар третьего ранга был наркомом внутренних дел Александром Ивановичем Успенским. По прибытии в Киев черным вороном Максима переправили в тюрьму НКВД. В крохотной камере было двадцать заключенных. Спать можно было на дощатом настиле, сооруженном под маленьким окном, по очереди. К вечеру в день прибытия вызвали на допрос. Впрочем, это действие допросом назвать было невозможно. Вопрос был поставлен один. Он был настолько нелепым, что Максиму показалось, что следователь спятил. Его спросили, когда он был завербован Татьяной Романовной Поповской? Разумеется, он ничего ответить не мог и его неторопливо начали избивать. В камеру его привели, поддерживая под руки. Сам он идти не мог. Его положили на помост. Два дня он отлёживался, на третий смог говорить и поведал свою историю сокамерникам. Один из них и разъяснил, что он перебежал дорожку наркому Успенскому. Татьяна Романовна его любовница и начальник медсанчасти. Про неё говорили, что она пульс прощупывает у расстрелянных ногой, не снимая обуви. Потом про него словно бы забыли. В середине февраля 1939 года неожиданно доставили в Москву на Лубянку. Там, правда, не били и в один из дней привели на очную ставку с Успенским. Узнать недавно такого наглого и холёного человека было невозможно. Так он изменился. После очной ставки стало понятно, что Максим был арестован из ревности, по произволу Успенского. Открылось всё благодаря тому, что арестованная Поповская была личностью, близкой председателю Верховного совета Бурмистенко М.А., и по его ходатайству затребована для допроса в Москву. Чувствуя, что под ногами земля горит, Успенский сбежал из Киева, предварительно сымитировав своё самоубийство. Бежал далеко на Урал, в маленький городок Миасс. Но там его, совершенно случайно, узнал один из работников НКВД . Через несколько дней Максима привели к начальнику отдела, капитану госбезопасности Кочеткову. Тот сказал без всяких обиняков.
– Парень, бросай волейбол и давай к нам на серьёзную работу. Поповская показывает на тебя, как на сотрудника польской разведки. Лично я этой шалаве не верю. Но я это я. Завтра тебя парень передадут другому следователю, который вникать во всякие тонкости не станет. Так что поступай к нам. Жить будешь в Москве. Зарплата какая не снилась и работа интересная.
–Что надо будет делать?
– А что кот в марте делает, то и ты будешь делать.
– Не понял?
– А что понимать? Будешь знакомиться с бабами, собирать и анализировать разведданные, необходимые НКВД . Внешность у тебя подходящая. Идёт война с белофиннами. Не сегодня, так завтра начнётся с англосаксами. Вся Европа против нас. Ты из простой семьи, можно сказать из пролетарской, давай определяйся на чьей ты стороне. И Максим, намучившийся за месяцы ареста, согласился. Его подкормили и направили на учебу. Жили на территории подмосковной дачи. Там же проходили занятия. С курсантами занимались профессионалы. Читали им лекции по психологии, проводили практические занятия по гипнотическому воздействию. Учили, как правильно носить штатское платье и военную форму. Учили фотоделу и танцам. Было интересно, но внезапно учеба прервалась. Максима вызвал начальник отдела Кочетков. В петлицах его уже алел ромбик майора.
– Хорош учиться. Ученого учить, только портить. Есть срочная работа – сообщил он – необходимо войти в доверие к жене известного карельского писателя Коннеева. Объект собирается в Крым, в литфондовский санаторий. У тебя подобный опыт уже был. Зовут её Зоя, но она себя называет Изольдой. Это её неплохо характеризует. Из грязи в князи, как говорится. Поможет тебе наш сотрудник из числа персонала. Ему всё, что надо известно. Это дело тебе для разминки. Простое. Делать ничего особенного не надо. Бабёшка сама ни одного мужика не пропускает. Поедешь под собственным именем, как известный спортсмен.
Через несколько дней Максим был в местечке «Отрадное». Ещё через день появился объект. Красивая, ещё молодая женщина. В первый же день она пришла на пляж в боевой раскраске, с журналом «Огонёк» в руках. Расположилась недалеко от Максима. Через десять минут они были уже знакомы. Никакого усилия со стороны Максима для этого не потребовалось. На местном пляже мужчины были в основном уже пожившие. Те, кто помоложе, предпочитали проводить время в кафе на берегу, попивая чудесное вино.
– Меня зовут Иза – представилась женщина – вам не трудно будет вон ту штуку сюда перенести. Она показала на топчан, лежащий в нескольких метрах от них. Максим тоже представился прежде, чем выполнил просьбу женщины. Та сбросила халатик, застелила топчан полотенцем и улеглась на спину, прикрыв журналом лицо от солнца. Максим мог без помехи разглядеть её тело. Сложена она была хорошо, разве что ноги были чуть полноваты. Иза, не убирая журнала с лица, неожиданно спросила
– Ну и как вы меня находите?
– Выглядите очень не плохо. Женщина села, оглядела себя, провела руками по бедрам и сообщила
– Я в курсе, что немного запущена. Хотите слив? - Она порылась в сумке и достала бумажный пакет со сливами и спросила – вы чем занимаетесь?
– С вами разговариваю.
– Нет, я имею в виду вообще чем?
– Играю.
– Вы картёжник?
– Волейболист.
– Значит спортсмен. Не возьметесь мне помочь обрести соответственную форму? Есть на сегодняшний вечер планы? Максим улыбнулся
– С удовольствием помогу.
– Вот и замечательно - минут через сорок женщина предложила – пойдёмте купаться. Я загорать больше не буду. Боюсь обгореть в первый день.
Они поплавали несколько минут, наслаждаясь нежным, осенним морем и договорились встретиться вечером. Максим пошёл в кафе выпить перед обедом стакан вина, а Иза к себе в палату.
Буфетчица, пожилая грузная женщина, налив ему вина, крикнула одной из официанток, чтобы та её подменила . Затем подмигнув сказала
– За мной, Максим, иди. И, как утка покачиваясь, пошла в направлении подсобки. Максим послушно двинулся за ней. Они оказались, судя по всему, в кабинете директора, там старуха в полголоса сообщила
– Видела я тебя с этой кралей. Молодец! - Потом подошла к окну, поманила его рукой и, показывая на глинобитный небольшой дом метрах в десяти от окна, прошептала
- В этот дом её поведёшь. Делай там своё дело и ни о чем не думай, только простынею не накрывайся и свет не туши. Это хорошенько запомни. Дверь не запирается, но ты не волнуйся, никто не помешает. Завтра утром зайдешь в кафе. Я тебе скажу, что дальше делать. Да! Если барышня спросит, что это за дом, скажи, на ночь его снял.
Вечером Изольда, одетая в легкое очень красивое платье, ждала его там, где они предварительно условились. Она была немного расстроена
- Хотела тебя, Максим, к себе в комнату в гости пригласить, но ко мне подселили старую противную жабу. Я даже с ней на эту тему говорить остереглась. Завтра же пойду к руководству. Пусть переводят куда угодно. С этой партийной бабушкой даже словом не перемолвишься.
– Не переживайте, Иза, я обо всём позаботился. Снял домик тут в двух шагах.
– Ах! Какой ты молодец. Давай только будем обращаться друг к другу на ты. Хорошо?
– Согласен.
– Ну, что же, веди меня в свой домик.
– Я думал мы в кафе зайдем, вина выпить.
– Нет, в кафе не надо. Потом расскажу почему. Если хочешь вина, купи бутылочку. Я тебя здесь, на улице, подожду.
В доме оказалось две комнаты. Одна из них была доступна, на двери другой висел замок. Через застекленную, верхнюю часть двери, можно было увидеть ,что находится в запертой комнате. Окна избы, выходящие на улицу, были занавешены белыми шторками. Изабелла уткнулась в грудь Максима лицом и глухо простонала
– Ты ветром и морем пахнешь. Боже, как мне мой старый козёл противен. При этом Максим почувствовал, что женщина содрогнулась
– Почему же ты с ним живешь?
– Потому, что потому, всё кончается на у. Неважно теперь уже. А ты знаешь кто он?
– Откуда я могу знать – помогая ей раздеваться, ответил Максим.
Через какое-то время, когда они лежали, отдыхая после любовных занятий, Иза тихо напела какую-то песню и спросила
–Ты знаешь эту песню?
– Вроде слышал когда-то.
– Слова мой муж сочинил.
– Кто твой муж?
– Известный карельский писатель и поэт. Ты думаешь почему я не хотела заходить в кафе. Меня тут очень многие знают, как жену выдающегося Пешоя Коннеева. Трусы не успеешь снять, как старому козлу доложат. Примчит с унылой физиономией и с запахом плесени. Будет скулить полночи. Ну его к черту! Обними меня покрепче.
Утром, проводив Изу, Максим вернулся в кафе. Старуха буфетчица опять прошла с ним в уже знакомый кабинет, протянула ему билет на поезд.
– Можешь в Москву возвращаться. Хорошо здесь поработал. За сутки управился. Заметил, что вас фотографировали?
– Нет, совсем не заметил.
– Вот и хорошо. Поезжай домой, парень.
Следующее задание было сложнее. Необходимо было понравиться жене консула одной из европейских стран. Для этого Максиму пришлось освоить конный спорт. Причем освоить в короткий срок так, чтобы сойти за инструктора по верховой езде. Жену консула звали Эльза. Как с ней себя вести разрабатывали профессиональные психологи. Конный клуб располагался в Новоясенево. Максим поселился в квартире учителя местной школы. Занятия в школе ещё не начались, учителя не было и квартира пустовала. Максим начал сопровождать Эльзу в прогулках по окрестностям, после того, как она выяснила, что он говорит на английском. Женщина скучала. Они вместе любовались Путевым дворцом, Благовещинским храмом и виллой «Черный лебедь» Часто останавливались возле рюмочной «Яр» названной, как знаменитый дореволюционный ресторан, который находился в ста метрах. Эльза заказывала рюмку ликёра Бенедиктина и водки. Выливала их в стакан, добавляла немного воды и не торопясь выпивала этот коктейль. Максим пил пиво.
Через две недели после начала их общения рюмочная оказалась закрытой и Максим предложил зайти к нему домой. Удивительным образом дома отыскался и бенедиктин и водка. Кроме этого там была ещё и кровать, на которой они оказались. С этого момента ещё две недели вместо рюмочной они пользовались этой кроватью. За эту работу Максим, кроме устной благодарности, получил денежную премию.
–У тебя талант, парень, - похвалил его Кочетков.
За неполный год он получал задания на известную актрису, женщину скульптора, жену героя лётчика. Все эти женщины были хороши собой и в сексуальном отношении привлекательны, но он оставался к ним равнодушным. Дальнейшая их судьба Максима не интересовала. Впервые после похода с Антониной в ресторан «Савой» он по дороге домой сказал сам себе
– Максим, в этот раз ты влип и влип капитально. От этого ему стало внезапно тошно. Ночью он ворочался с боку на бок и уснул только под утро, когда ему показалось, что он нашёл выход.
На следующий день он явился к начальнику отдела Кочеткову и честно сообщил ему, что влюбился.
– Антонина, товарищ майор, порядочная девушка. Комсомолка. Я вам, как отцу родному, говорю. Чистая она перед страной. Мне её стыдно охмурять. Я жениться на ней хочу. Виктор Васильевич Кочетков снисходительно улыбнулся, потом спросил.
– А ты кто такой, чтобы решать порядочная она, или нет. Ты не влюбился. Тебя просто завербовали. Завербовали по классической схеме. Как женщина, пусть она потенциальный разведчик, вербует? Влюбляет в себя вашего брата. Ты в курсе, из какой семьи эта девица. Отец гвардеец, участник ледового похода, мать дворянка, жена царского полковника, отчим польский шпион. Давай, парень, эту дурь из головы выкинь. Могу сделать для тебя единственное. Вместо тебя другого сотрудника пошлём. Ты думаешь на тебе свет клином сошёлся. Нет, мы и без тебя обойдёмся. Нельзя, Максим, на твоей работе влюбляться. Её не сегодня, так завтра возьмут. Как классового врага. Таким, как она, можно одним помочь. Сделать нашими попутчиками, а возможно единомышленниками. Понял? Иди, продолжай работать и выкинь из головы это слово «люблю». Не сможешь, подай рапорт. Заменим.
Максим вышел от начальства, понимая, что попал в капкан. Вечером он, сидя с Антониной на Чистопрудном бульваре, не мог найти в себе, силы признаться, что работает на НКВД. Вместо этого он пригласил её в специальную квартиру для агентуры. Антонине объяснил, что это квартира приятеля, который уехал в отпуск. И она, понимая, зачем они туда идут сразу согласилась. Там, ощущая себя конченым подонком и мерзавцем, он овладел ею. Телесное наслаждение было неповторимым, но, из-за угрызений совести, ему было тошно на сердце. Провожая Антонину, вместо прощального поцелуя он внезапно махнул рукой и обреченно проговорил.
– Ты бы знала, ты бы только знала….. – и умчался, громко хлопнув дверью подъезда. Ничего не понимая, девушка вошла в квартиру и долго сидела за столом, размышляя, чем вызвана эта вспышка любимого. Но в голову ничего не приходило. На следующий день он признался, что послан органами НКВД для её вербовки. Это стало для девушки настолько сильным потрясением, что она слегла в постель на две недели. Таисия не могла понять, что с дочкой и обратилась к Майрановскому, тот позвонил своему приятелю профессору Маслову и тот после осмотра сообщил матери
– Мы все любим употреблять слово шок. Всё, что вызывает волнение, обзываем шоком. А когда нас настигает настоящий шок, не понимаем, что с нами стряслось. У вашей дочки шок. Затрудняюсь делиться с вами прогнозами. Дело в том, что в одном случае это проходит без каких либо видимых последствий, иногда заканчивается тяжелыми осложнениями, например летаргическим сном, или погружением в длительную тяжелую меланхолию. Многое зависит от ухода. Максимум времени находитесь при ней. Я ей капли выпишу, в остальном будем уповать на Господа. Несколько раз заходил Максим, но Таисия запустила его только через неделю, когда Тоня впервые с начала болезни поела. Парень тоже явно переживал, осунулся, под глазами появились темные тени. Он присел на край её кровати, но девушка закрыла глаза и всё время, пока он не ушел, так их и не открывала. После его ухода слабым голосом попросила мать, чтобы та его больше к ней не пускала. Сколько Таисия не пыталась разговорить дочь, ей это так и не удалось.
Только ещё через неделю Антонина пришла в себя и вновь начала посещать занятия в институте. Максим с её горизонта исчез. Она этому была рада и постепенно всю эту историю запрятала подальше в своей памяти. Но неожиданно он появился как-то вечером. Прежде всего поражал его внешний вид. За несколько дней он превратился в собственную тень и напоминал туберкулёзного больного. Антонине стало его жалко, тем не менее она спросила холодно
– Зачем пожаловал? Он тихо предупредил
– Они тебя теперь не оставят. Они хотят тебя агентом - проституткой сделать. Добьют, как меня добили. Они это умеют. Прости меня - и после этого развернулся и решительно направился к выходу.
С того дня, когда Тоня слегла, Максим не находил себе места. То, что произошло между ними на агентурной квартире, в отчете он скрыл. Два дня безрезультатно поджидал её около дома. Пытался прорваться к ней, но Таисия его не пускала, а когда он этого добился, девушка не захотела даже посмотреть на него. Через несколько дней его вызвал Виктор Васильевич Кочетков. Он, вначале молча, смотрел на своего подчиненного, потом достал его рапорт и спросил
– Это как прикажешь понимать? Как дезертирство, или как форменную измену. Ты нас за кого принимаешь, парень? Ты только подумаешь о чем–то, мы уже в курсе. С чего это ты взял, что только ты будешь с ней спать? Теперь этим многие будут заниматься. Это её работой будет на ближайшие годы. А ты что думал? Я тебя благословлю, в ЗАГС отправлю, и потом орать буду «горько» на свадьбе? Нет, этого не будет. Из неё замечательный сотрудник выйдет. Ты понимаешь, что на Северо-Западе война с белофиннами. Ваши с ней сверстники гибнут за Родину каждый день. Чем скажи ты их лучше, или она? Он указал Максиму на рапорт
– Эту «филькину грамоту» переписать, как положено. И если такое повторится, пойдешь под трибунал.
Несколько дней Максим валялся в общежитии, потом явился к Антонине, чтобы предупредить о том, что для неё готовит НКВД. По дороге от неё зашел в магазин, купил водку, не раздеваясь в общежитии налил себе стакан, выпил его, затем выстрелил в себя из пистолета.
Антонина
Предупреждение Максима напугало Антонину. Причем страх с каждым днем нарастал всё больше. Она практически перестала спать, а когда ненадолго забывалась, ей снились кошмары связанные, так, или иначе, с насилием. Наконец она поделилась с матерью. Та тоже пришла в ужас. Обе всплакнули. Таисия подошла к иконке. Встала на колени и, устремив взгляд на лик вседержителя, начала молиться. Через несколько минут она решительно встала, достала из шкатулки с документами металлическую коробочку
– Это яд я с работы для себя принесла. На всякий случай. Не дай Бог его найдут. Я к Майроновскому пойду, чем это кончится один Господь знает. Профессор раз помог, может быть ещё поможет. Больше просто не к кому обратиться. Если что не так пойдёт, выбрось вместе с коробочкой. Только не забудь, доча.
Было воскресенье и Таисия пошла домой к своему шефу. На этот раз профессор пожаловался Богдану Кобулову и тот категорически запретил Кочеткову дальнейшие действия против дочери сотрудника НКВД.
– Слушай, она у нас работает. Тебя лет на десять старше, что других баб мало? Всем хватает, а тебе всё мало. Ты бабник что ли? Или постой, постой может тебе дочка приглянулась? – С кавказским акцентом насмешливо спрашивал Кобулов. Но он не шутил и все об этом прекрасно знали. Майрановскому Кобулов с улыбкой сообщил
- Похоже Кочетков на девчонку глаз положил. Если что, мне скажи. Я ему охотку живо поубавлю.
Майроновский, разумеется, передал эту новость Таисии. Той сразу очень многое в поведении Виктора стало понятно. Всё это она объяснила дочери. Антонина кроме омерзения к Виктору ничего не чувствовала. Она сама догадывалась о чем-то подобном. Не просто же так Кочетков всегда целовал ей руки и при всякой возможности обнимал.
После этого Антонину оставили в покое. Время летело незаметно, особенно после начала войны. Многие студентки медички ушли на фронт добровольно, отложив обучение до победы. Медицинских сестёр не хватало даже больше, чем врачей. Ушли на фронт и многие профессора, но занятия продолжались. Антонина тоже хотела уйти на фронт, но ей не разрешили, как отличнице, бросить учебу. Институт эвакуировался в Уфу. Лабораторию Майроновского в Куйбышев. Впервые Антонина рассталась с матерью.
Срок обучения в военное время был сокращен. Осенью 1942 года в комитет комсомола пришло письмо из восьмой воздушной армии. Комсомольцы одной из эскадрилий хотели познакомить своего товарища-асса по имени Михаил Воронов с самой красивой девушкой студенткой. Фото асса увеличили в фотоателье и поместили на видном месте в комитете комсомола. Провели опрос студентов и преподавателей и выяснили, что самой красивой студенткой подавляющее большинство институтских считают Антонину Ветрову. Её фото отослали на фронт. С этого момента она стала получать солдатские треугольники десятками. Ничего особенного в них не было, предлагалось начать переписку. Чаще просто просили выслать фото.
На весну 1943 года были назначены досрочные государственные экзамены. Фронт требовал врачей, их катастрофически не хватало. Время, сжатое как пружина, заставляло жить в невероятном темпе студентов. Сбавить его удалось только после государственных экзаменов. Каждое утро начиналось с осмотра почты. Все ожидали повестки и гадали кто куда попадёт служить. Именно в это время на неделю в отпуск приехал тот самый Михаил Воронов, лётчик с которым она переписывалась. Он поджидал её около общежития. Было по-весеннему тепло, но на нем была меховая американская куртка. Тоня издали заметила офицера у входа, но ей и в голову не могло прийти, что это Воронов. Он же её сразу узнал и ласково и вместе с тем радостно приветствовал.
– Господи! Да ты, Тонечка, даже лучше, чем на фотографии. А я к тебе. Я Воронов. Узнала? Узнать его было не просто. На фотографии он выглядел совсем мальчишкой, а в реальности его моложавое лицо явно контрастировало с высоким ростом и могучей фигурой. Разумеется, Антонина пригласила Михаила в свою комнату, хоть некоторое смущение отчетливо почувствовала. О Михаиле же этого сказать было нельзя. С первой минуты стало понятно, что он везде чувствует себя дома. Он разделся, раскрыл чемодан и вытащил подарки . Чего там только не было - шоколад, американская тушенка, сырокопченая колбаса, спирт, галеты, парашютный шёлк. Потом Михаил достал парадный китель, к которому были прикреплены награды и сообщил
– Это я одену, когда пойдем с тобой расписываться.
– А мы когда решили расписаться? Я кажется забыла. Сделай одолжение напомни.
– Я же написал тебе, что ты мне очень нравишься. Ты что не хочешь идти за меня? Парень смотрел на неё, явно недоумевая. Антонина рассмеялась
– Миша, а что скажи на милость за спешка?
– Могу объяснить. Я пришёл в эскадрилью два года назад. У нас в трёх звеньях двенадцать летчиков. Из тех, кто начинал со мной, остался только один, мой заместитель. Мне двадцать четыре года. Я самый старый из летчиков. Но главное не в этом. Просто я не вижу причин не идти тебе за меня замуж. Ну, убей не вижу.
– Ну что ж, если быть честной и я не вижу, разве только то, что я со дня на день тоже жду направление для прохождения службы. Тебя это не смущает?
– Не смущает. Всё завтра идём в ЗАГС. Он встал на одно колено.
– Делаю официальное предложение - и протянул бутон розы, сделанный из бронзовой фольги. А сейчас давай махнём куда–нибудь. В ресторан самый лучший. Чтобы ребятам было о чем рассказать. Я никогда в ресторане не бывал.
– Я тоже была однажды, очень давно, в Москве.
– Ну, так чего же мы ждём?
Антонина шла под руку с Михаилом в поисках ресторана. Это было совсем не похоже на то, как они несколько лет назад шли с Максимом в шикарный Савой. Тогда было много прохожих. На них многие оглядывались. А теперь никому до них нет дела. У всех и без них хватает забот. Практически в каждом доме читают и перечитывают похоронки, отыскивая в скупых строчках хоть какой-то намек на надежду. Правда, как и тогда, рядом шёл замечательный, простодушный парень. Он ей очень нравился, хотелось обязательно сделать его счастливым. И самой быть с ним счастливой. Она старалась реже смотреть в его лицо, потому что при этом чувствовала смущение. Он очень ей нравился.
Их остановил военный патруль. Михаил предъявил свои документы и спросил у офицера, где ближайший ресторан. Тот объяснил, что рестораны не работают, но можно выпить в буфете гостиницы «Столичной». Но для этого нужно быть постояльцем этого заведения. Гостиница располагалась в старинном деревянном доме. Михаил попросил отдельный номер
– Могу дать два места в четырехместном номере сообщила администраторша.
– Имейте совесть, мамаша. Мы вдвоем с женой. Через пару дней снова на фронт - достав две плитки шоколада, сообщил Михаил.
– Ну для фронтовика сделаем исключение, товарищ капитан, – женщина протянула ключ. Номер на удивление показался уютным. Красный матерчатый абажур и красные шторы делали его домашним. Антонина и Михаил оставили верхнюю одежду в номере, пошли в буфет. Они отыскали его по звуку музыки. Буфет представлял собой комнату с окошком в стене, за которым хозяйничала буфетчица. В углу стоял патефон. Вдоль стены располагались, составленные в один ряд, четыре столика. В центре комнаты танцевали офицер с женщиной. Ещё два сидели за столом. Новые сверкающие погоны на плечах офицеров делали обстановку праздничной. Михаил и Антонина заказали водку и единственное блюдо, значащееся в меню- пельмени с уксусом. Как только сели, один из офицеров пригласил на танец Антонину. Та отказалась, мягко пояснив, указывая на Михаила
– Он только с фронта, извините. Подвыпивший офицер изобразил на лице недовольную мину, но отошёл ни слова не говоря. Михаил рассказал, что родом он из маленького, старинного городка Елец. Мать его работает учительницей. Отец погиб, когда Михаилу было три года. Попал под машину.
– Она во всём нашем городишке в то время, возможно, была одна, эта машина, а он, бедняга, сумел под неё попасть. Невезучий. А я вот наоборот, бывало, возвращался из боя в самолёте на решето похожем и ни одного ранения. Хотя, как не крути, это дело случая, так что мне за эти шесть суток к маме ещё надо в Елец смотаться. Обязательно. Когда я её ещё увижу, один Бог знает. Давай потанцуем – пригласил он.
В буфете имелась одна единственная пластинка, на одной стороне танго «Месяц спит», на другой «Танго соловья» Крутили пластинку беспрерывно. Две эти простые мелодии казались верхом совершенства. Хотелось, чтобы музыка не кончалась. Внезапно тот же пьяный старлей остановил патефон и, глядя на Антонину, нетвёрдым языком объявил
– А сейчас белый танец. Дамы приглашают кавалеров. Непонятно было, на что он рассчитывал. Друзья усадили подвыпившего на место, кто-то включил снова патефон. Михаил с Антониной продолжили танцевать. Но когда они во время танца оказались в непосредственной близости от офицеров, этот старший лейтенант неожиданно хлопнул Антонину ниже спины. Михаил, поняв, что произошло, ударом кулака сбил наглеца под стол. При этом он, кажется, свернул тому нос. Всё вокруг залило кровью. Окружающие понимали, что пьяный получил по заслугам. Михаилу претензий никто не предъявлял. У буфетчицы нашелся бинт. Антонина наложила повязку по всем правилам медицины. В это время в буфет вошёл патруль, вызванный кем-то . Патрульный потребовал у всех документы и сел составлять протокол. Все три офицера оказались из военной контрразведки «Смерш», они попытались уговорить командира патруля не составлять протокол, но он на это не согласился.
– Задерживать никого не буду. Больше ничего сделать для вас не могу – сказал патрульный. Разошлись без излишнего шума. Старший лейтенант, немного протрезвевший, извинился. Михаил с Антониной отправились в номер. Они мгновенно забыли о неприятном инциденте. И не удивительно. Им было чем заняться. Ночь для них оказалась неповторимо прекрасной. Уснули только под утро, но в одиннадцать часов уже были в ЗАГСе. Их моментально расписали. Счастливые они зашли в общежитие, забрали чемодан Михаила, зашли в студенческую столовую, поели под многозначительными взглядами студентов и отправились в гостиницу досыпать. Весь день и следующую ночь они провели в номере. Вышли только раз, чтобы поесть в буфете. А утром их арестовали и в машине отвезли на аэродром. Там посадили в самолёт и через два с половиной часа они оказались в Куйбышеве. Вместе с ними в том же самолёте летел старлей «Смерша» с повреждённым носом. Из разговора, сопровождавших офицеров с кем-то по рации, Антонина услышала фамилию Кочетков и почувствовала себя отвратительно.
- Господи, ну когда этот кошмар кончится - думала она. На ночь их определили в камеры, расположенные в подвальном помещении управления госбезопасности.
Кочетков.
Просматривая ленту происшествий, как это он обычно делал по утрам, заместитель начальника УНКГБ по куйбышевской области Виктор Васильевич Кочетков обнаружил сообщение о драке из-за оскорбления Ветровой А. Г. офицером «Смерша» Троицким Ф.Д. За это оскорбление жених Ветровой капитан ВВС Воронов М.И. ударил Троицкого в лицо. Событие само по себе пустяшное, но в нем была замешана Антонина Ветрова и Виктор Васильевич понял, что это рука судьбы. Он не терял из вида Антонину и был в курсе всех её дел. Скандал в гостинице с её участием оказался очень кстати. Он немедленно распорядился арестовать участников происшествия и доставить их в Куйбышев. Первым он допросил смершевца. Тот брал всю вину на себя.
– Погоны с ребятами обмывали, перепил тогда - заявил офицер – вину свою признаю. Прошу отправить на фронт, искупить в бою кровью. Кочетков усмехнулся.
– Понятно носа тебе мало. Летун, который к тебе приложился, подозревается в неприглядных делах, но человек он осторожный, придраться не к чему. Драка ваша вышла очень кстати. Садись, пиши докладную на имя своего начальника. Так, мол, и так, находясь в буфете гостиницы Столичной в городе Уфа, услышал разговор между капитаном ВВС и сидящей с ним девушкой. Речь носила поносный характер и шла о самолетах, на которых летает капитан.
– Я этого, товарищ старший майор госбезопасности, писать не буду. Ничего этого на самом деле не было.
– Ты старлей, что спятил, под трибунал потянуло, в штрафбат захотел? Но парень смотрел на начальство испуганными глазами в оправе из синяков, но давать ложные сведения не собирался. Кочетков вызвал секретаря и распорядился освободить офицера и доставить в кабинет Ветрову.
Когда Антонину ввели в кабинет, Кочетков повёл себя, как мальчишка. Он выскочил из-за стола ей на встречу и неожиданно для себя под руку проводил до кресла. Устроив её таким образом, он сам сел за стол.
– За что нас с мужем арестовали? – спросила Антонина.
– Сейчас, Тоня, объясню. Прежде всего, ты совершенно свободна. Тебя немедленно освободят, пойдёшь к маме. Сколько вы не виделись? Арестован только капитан Воронов за драку со старшим лейтенантом «Смерша» И дело это не шуточное. Его должны были арестовать ещё вчера. Я перехватил вас у «Смерша» буквально в последнюю минуту. Самое меньшее, что его ожидает - это лишение чина, наград и штрафбат. В штрафбате никто практически не выживает – он встал из-за стола, подошел к окну и, глядя через него на улицу, сказал
– Ты знаешь, Тоня, как я к тебе отношусь. Помнишь, я тебя ещё четырнадцатилетнюю в щёчку целовал, или в лобик даже, вроде по-отечески. Так вот признаюсь, отеческого в тех поцелуях не было ничего. Прошли долгие годы, но чувство моё к тебе не изменилось. Это наваждение какое-то. Ты меня околдовала. И освободиться от этого можно лишь одним путем. Словом мужа твоего я спасу, хоть это очень не просто, кроме меня это не под силу никому. Но мы с тобой должны встретиться. Ты уже не девочка и понимаешь, как всё сложно. Тем не менее, я готов на это пойти.
– Я согласна, Виктор Васильевич, только завтра Михаилу нужно уже вылететь к месту службы. Я должна его проводить. Потом я приду, куда вы скажете.
Кочетков подскочил к ней начал целовать руки
– Я знал, что ты умница - с радостью шептал он. Она вырвала у него руки
– Что вы делаете? Не надо меня целовать. Я в грязной камере провела ночь. Скажите лучше, когда вы выпустите мужа?
– Никаких проблем. Вот мой телефон, – он протянул бумажный квадратик. – Освободишься, сразу позвонишь, я тебе всё, что надо скажу. А сейчас иди и жди его на улице прямо у входа.
Антонина минут десять ждала Михаила. Он вышел на улицу с чемоданом в руках, жмурясь от яркого солнца.
– Разобрались наконец – заметил хмуро. – Ты, детка, как?
– У меня всё нормально. Ты знаешь, что мы в Куйбышеве. Пойдем искать улицу Куйбышева. Здесь мама моя живёт. Я тебя с ней познакомлю.
Они не торопясь шли по весенней улице. После ночевки в тюрьме, дышать свежим воздухом было особенно приятно. Таисия жила в номере гостиницы Бристоль-Жигули. Её не было в номере и Антонина нашла её по телефону, номер имелся у дежурного офицера. Через несколько минут они встретились. Радости не было конца, но ей нужно было быть на работе и Таисия, оставив дочь с мужем в номере, ушла в лабораторию. Номер был роскошный с ванной. Михаил с Антониной немедленно полезли купаться. Потом, обсохнув, отправились искать аэродром. Нужно было договориться, чтобы Михаила подбросили к месту дислокации эскадрильи. Около пропускного пункта Антонина осталась скучать на скамеечке, а Михаил пошёл к начальству. Вернулся он через несколько минут огорченный и сообщил, что вылетать придется через два часа. Утром попутного самолета не будет и нужно, как это ни печально, прощаться. Они сели рядом, плотно прижавшись друг к другу, готовые просидеть так вечность, но из КПП к ним подошел немолодой уже техник, протянул ключ от комнаты для отдыха лётного состава и рассказал, как её найти. Благодаря этому человеку попрощались они по-настоящему. Правда, время промчалось мгновенно. В гостиницу Антонина возвращалась одна. Было одиноко и грустно. Как ни странно предстоящее свидание с Кочетковым не вызывало у неё сильного волнения. В номере она легла и мгновенно уснула.
Проснулась она вечером, когда Таисия уже готовила ужин
– Отправила своего парня? – спросила она.
– Отправила, мам.
– Переживаешь теперь?
– Не знаю. Может быть ещё не дошло, или я бесчувственная совсем. Ну как он тебе?
– Лучше я промолчу. Мне один уже понравился. Видно глазливая я. Лучше промолчу. Иди, доча, кушать.
Они молча поужинали, потом легли на кровать и Антонина призналась
– Я, мам, не правильно сказала, что не переживаю. Я рада, что он улетел. Мы оказались в Куйбышеве потому, что Кочетков это организовал. Михаил за меня заступился там, в Уфе, дал по морде пьяному особисту. Кочетков это каким-то образом узнал и нас через день после этого арестовали. Самолётом сюда доставили. Он, чёртов Витя, меня шантажировал. Поставил перед выбором. Или Миша за драку в штрафбат пойдёт, или я должна стать его любовницей. Я согласилась, только бы Миша за меня не пострадал. Завтра должна позвонить гаду этому.
Таисия пришла в ужас
– Господи! Ну, за что ты нас наказываешь? Зачем красоту нам дал. Сделал бы лучше счастливыми уродками. Этот Витя не человек, это подонок последний. Я тебе никогда не рассказывала, что он когда-то сотворил. Ты представь себе только. Павел и ещё несколько человек в НКВД получили повышение. Ну, как водится, отметили это. Домой ехали в одной машине с Витей. Тот, прежде чем выйти около дома из машины, давай Ежова материть по-всякому так, что Павел его даже вытолкал, а на следующий день, с испуга наверное, эти слова про Ежова Павлу приписал. Донёс. И меня тогда арестовали. Спасибо Майроновский тогда отбил. Теперь я уверена, что Витя на тебя глаз положил ещё тогда. Господи! Ну, научи, что нам делать.
– Слушай, мам, а у тебя алюминиевая коробочка сохранилась?
– Что ты, что ты с ума сошла. А если вдруг такое откроется? Нет, выбрось из головы.
– Ладно, мам. Что раньше времени страдать. Будем надеяться, как-то всё обойдётся. Они лежали молча, переполненные чувством обреченности и бессилия. Потом Таисия спросила
– Ты не спишь ещё?
– Нет.
– Во сколько тебе к нему идти?
– Я днём должна позвонить и он скажет, где и когда. А что?
– Ничего, спи, не переживай, всё будет хорошо.
Рано утром Таисия варила молочный кисель. Перед тем, как уйти на работу, она наказала выпить не меньше трёх стаканов. Уходя, спросила
– Ты свой вес знаешь?
– Знаю, пятьдесят два килограмма. А зачем тебе?
– Пока не спрашивай. Во сколько звонить будешь этому?
– Часов в десять.
– Хорошо, я к этому времени буду дома.
В десять часов Антонина позвонила Кочеткову. Он явно обрадовался и сообщил адрес и вкрадчиво добавил
– Буду ждать тебя, Котя, в восемнадцать часов. От этого «Котя» Антонину затошнило.
Вскоре пришла Таисия с целым ворохом лекарств. Она разложила их кучками и написала когда и что пить. Весь день строго по этой схеме Антонина принимала пилюли. Перед самым уходом Таисия сделала дочери укол. Потом она достала пудреницу и пояснила
– На всё про всё у тебя будет тридцать минут. Твоя задача выбрать удобный момент, открыть пудреницу, взять из неё пуховый спонж и дунуть так, чтобы пыль с него попала этой скотине в лицо. Потом, не вдыхая в себя воздух, нужно положить на место спонж, закрыть пудреницу и отойти подальше. Потом откроешь мне дверь. Вот и всё. Поняла?
– Поняла, что когда закончатся эти тридцать минут, вместе с ним можешь отключиться? То есть действовать надо в этом промежутке времени и только наверняка. Необходимо, чтобы он был близко.
– Сможешь всё четко сделать.
– Смогу.
– Ну, тогда иди. Ни пуха тебе, ни пера.
– К черту.
Ровно в шесть Антонина была на месте. Дверь открыл Виктор. Увидев его, Антонина чуть не расхохоталась. Старший майор был одет в шёлковый халат. Из-под халата сверкали начищенные сапоги. Он помог снять пальто и сразу стал знакомить девушку с расположением квартиры. Рядом с прихожей находилась ванна и туалет. В небольшой гостиной стоял диван. Большой круглый стол находился в центре, в окружении венских стульев. В спальне находилась широкая кровать. В углу трюмо. Виктор попросил сесть Тоню на пуфик, открыл ящик трюмо. В нем лежал золотой медальон в виде сердечка. Он взял его и одел ей на шею. Потом обнял и стал поцелуями покрывать шею, лицо, голову.
– Виктор Васильевич, ну подождите секундочку – попросила Антонина, доставая пудреницу и поворачиваясь к нему лицом. Дрожащими руками она достала спонж и, что есть силы, дунула через него в покрасневшее лицо мужчины. Тот отшатнулся и тут же рухнул на пол. Антонина, стараясь не дышать, сунула спонж в пудриницу и вышла в прихожую. Она открыла дверь. С пролёта лестничной клетки к ней поднялась Таисия. Они прошли в спальню. Осмотрели бездыханное тело гебэшника. Повреждений нигде не было. Таисия вытерла его лицо полотенцем, которое достала из саквояжа.
– Куда это деть? - сняв медальон, спросила Антонина.
–Дай сюда, сунем ему в карман. Когда Таисия залезла в карман халата, то обнаружила в нём баночку вазелина.
– Приготовился козёл - прошептала она.
Потом закапала ему в каждую ноздрю по нескольку капель какого-то раствора. Только после этого они оделись и, аккуратно прикрыв дверь, покинули квартиру. Таисия, забрав пудреницу, направилась на работу. Антонина пошла, дожидаться её в гостиницу. На следующий день она поездом выехала в Уфу. По приезде, её ожидало письмо от Михаила и повестка. Необходимо было немедленно ехать к месту службы. На следующий день поезд уносил её на Запад. Впервые за много лет на сердце было спокойно.
Конец.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0358746 выдан для произведения:
Таисия
Таисия Образцова происходила из семьи мелкого петербуржского чиновника. Она была второй из шести сестёр и, когда к ней в 1913 году посватался полковник Николай Анисимович Полосин, директор Охтинского порохового завода, долго не раздумывала и согласилась на брак с ним. Полосин занимал казенный дом при заводе, окна которого выходили на церковь Ильи Пророка. Он был старше своей девятнадцатилетней супруги и необыкновенной красавицы на двадцать лет. Таисия закончила курсы сестер милосердия и в то время работала помощницей провизора в госпитале, который по старинке назывался «Почтовая больница». Жили супруги душа в душу, не смотря на большую разницу в возрасте. Правда, продолжалось это совсем не долго. Вскоре после начала мировой войны на заводе произошла диверсия. Николай Анисимович находился непосредственно в эпицентре взрыва. Он погиб вместе с сорока пятью рабочими. На панихиду приехал император со своей супругой. На отпевании в церкви она стояла в шаге от императорской четы, слушая, как настоятель храма отец Пимен провозгласил
- Что мятетеся безвременно, о человецы! Един час и вся переходят во царствии твоём. Поминем же безвинно павших. Прими души новопреставленные раба твоя Господи!
Таисия держала у глаз платочек, но не могла выдавить из себя даже слезинки. И от этого было ей неловко, тем не менее, она смотрела время от времени на лицо императора с рыжеватыми бородой и усами. Чувствовала почти неуловимый запах духов императрицы, необыкновенно тонкий и приятный, но, тем не менее, от которого её подташнивало. Она была на шестом месяце беременности и плохо переносила запахи. После панихиды император окинув мимолётным взглядом её живот, сочувственно произнес
-Крепитесь. Мы вам обязательно поможем - императрица сказала сочувственно и печально.
- Какая вы красавица. Это у вас первенец? - Таисия утвердительно кивнула головой.
-Вот и хорошо, хорошо. Помощник вам будет. Дай вам Бог, дай вам Бог.
И действительно помогли. Из канцелярии двора ей перевели сумму, которой хватило на то, чтобы снять квартиру на Васильевском острове и прожить безбедно целый год после родов. Кроме того ей назначили пенсию как было сказано - « Вплоть до последующего замужества». Родился крепкий мальчик, которого решено было назвать Николаем в честь погибшего отца.
В начале 1917 года Таисия сошлась со штаб ротмистром Семёновского полка Георгием Ветровым. С ним её познакомила старшая сестра Антонина, муж которой служил старшим врачом в англо- русском госпитале Петербурга. Ветров там находился на лечении, после ранения в живот. Он выжил, впрочем, исключительно благодаря собственному богатырскому здоровью. Ранение было очень тяжелым. Это был человек высокого роста и атлетического сложения. С ним Таисия впервые узнала, что такое настоящая любовь к мужчине. Ротмистр родом был из Владимира. И, пока его не признавали годным к службе в действующей армии, жил в столичной гостинице. Сразу после первой их совместной ночи он переехал к ней. Оба были так переполнены ощущением счастья, что не сразу заметили, как произошла революция. Но через некоторое время после отречения императора до них дошло, что произошли не волнения, к которым привыкли с пятого года, а катастрофа вселенского масштаба.
- Как он посмел отречься? - вопрошал сам себя Ветров и тут же возмущался
- Нужно быть просто тряпкой. Бабой бесхарактерной, чтобы бросить во время войны Россию, как непутёвую девку. Это невозможно вынести.
Узнав, что на Юге Корнилов формирует армию, он засобирался и вскоре уехал. Письма от него не приходили, но не было дня, чтобы Таисия, проходя мимо окна выходящего на улицу, не задерживалась у него, задумчиво вглядываясь в прохожих. Она не сомневалась в том, что любимый жив. И оказалась права. Появился он неожиданно в конце 1919 года. Она не узнала его в калеке, идущем на костылях к дому. Правой стопы у него не было. Одет он был в штатское завшивленное тряпье. Таисия плакала, обнимая любимого. Николенька прятался под столом, испуганно озирая единственную ногу незнакомого дяди.
Культя гноилась и пропитывала бинты сукровицей. Пришлось опять обращаться к мужу сестры. Оказалось необходимым снова оперироваться. Но нет худа без добра, родственник выписал Николаю справку, удостоверявшую в том, что ампутация была проведена в 1916 году. Эта справка оказалась очень полезной, когда, через месяц примерно, с обыском нагрянули матросы. Один из них, схватив за грудки Ветрова, с бешеной ненавистью спросил:
- На Дону клешню оставил гад? - И швырнул калеку на пол, выхватив из кобуры пистолет. Только справка успокоила чекистов.
Ветров устроился на протезный завод простым рабочим. Потребность в протезах была огромная. Зарабатывал он не плохо. Довольно быстро смог себе приобрести протез. Через год Таисия поняла, что снова ждёт ребёнка. В этот раз беременность протекала легко, совсем без тошноты. Она как- то рассказала Ветрову, что её чуть не вырвало от духов царицы в четырнадцатом году
- Такой запах чудный был, а меня тошнило. Я его и сейчас помню. Свежестью и морем и розой пахло - говорила она, мечтательно закрыв глаза.
В январе двадцать второго года родилась девочка. Назвали её в честь сестры Антониной. Георгий принес жене подарок. Он попросил её закрыть глаза и поднес к лицу флакон духов
- Боже мой! Тот самый запах - воскликнула Таисия - где ты их достал?
- Нэп дорогая. Теперь что угодно можно купить. Кажется, всё возвращается на круга свои. Во всяком случае, появилась надежда.
Таисия рассматривала флакон. На золотой наклейке было написано WhiteRose, а на самом флаконе Atkinsons.
- Спасибо любимый - прошептала она, прижавшись к мужу – никогда я не была так счастлива.
- Лучше бы мне тогда промолчать - вспоминая этот день, говорила Таисия много лет спустя.
Георгия арестовали буквально через сутки. Больше о нём она не слышала никогда. От мужа остался серебряный портсигар и золотые часы на массивной золотой цепочке. Эти вещи уцелели при обыске только потому, что муж хранил их в своём ящике на работе. Их принёс Таисии человек, работавший вместе с Георгием. Он, ни слова не говоря, сунул ей узелок и удалился, не дожидаясь благодарности. Они ей помогли выжить первое время. Но работу надо было искать. Таисия отправилась в Марининскую больницу для бедных. После революции её стали называть Больницей в память жертв революции. Там ей предложили работу аптекарши. Было не просто, но она приспособилась. Оставляла детей пожилой соседке, когда уходила на работу.
Эта соседка, пожилая дама, бывшая преподавательница Ларинской гимназии Анна Илларионовна Лемм очень её выручила в то трудное время. Впрочем, с детьми особых хлопот не было. Они росли спокойными и уравновешенными. Николай в пятнадцать лет поступил в железнодорожное училище и ещё через два года стал работать связистом на железной дороге. Он в тридцать втором году познакомил мать с Василием Ивановичем Луговым, работником управы железной дороги. Человеком добрым, заботливым, хоть не очень разговорчивым. Материально сразу стало жить легче. Летом даже удалось выехать с дочкой в Ялту. Конечно, такой любви, как к Георгию не было, но чувство признательности к этому человеку обязывало быть Таисию любящей и преданной подругой. В начале тридцать четвертого года Николай женился на своей однокласснице и переехал жить к ней в Тихвин. А в декабре в Смольном убили Кирова. Эту весть принёс муж.
- За что его?- спросила Таисия.
- Cherchez la femme говорят - ответил муж.
Сразу после пышных похорон в Москве, о которых вещали из появившихся тогда репродукторов и писали все газеты, начались аресты. Василия Ивановича тоже арестовали.
На третий день после ареста Таисия с дочкой пошла в «Большой дом». Долго не решалась подняться по ступеням, а когда, наконец, решилась, её остановил в шаге от входа незнакомый военный
- Вы Полосина, не так ли? - спросил он.
- Да, а вы меня откуда знаете?
- Знаю. Женщина вы приметная. Вообще я Николая Анисимовича, супруга вашего, хорошо знал. Я с Охты. Жил в «офицерском доме». Мы, молодые служащие, все поголовно в вас влюблены были.
- А я повторно вышла замуж, а мужа забрали. Вот я и решила выяснить почему. Может быть вещи ему передать?
- Как фамилия мужа?
- Луговой Василий Иванович. Он в железнодорожной управе служит.
- А живёте вы где?
- На Васильевском, в Корытинском переулке. Мужчина секунду подумал, потом сказал.
- Вечером я зайду к вам, а вы пока домой идите. Таисия обрадовалась нежданной помощи и пошла восвояси.
Вечером незнакомец появился, как и обещал. Он, не снимая шинели, прошёл в комнату и сообщил глухим шепотом
- Вам надо уезжать, иначе арестуют.
- Когда уезжать? - Шепотом же переспросила Таисия
- Прямо сейчас. Ночью за вами придут.
-Господи ! За что же меня–то арестовывать?
- Вы дважды были замужем за офицерами. Этого довольно нынче, чтобы распять. Уходите прямо сейчас к знакомым, но только не к родственникам. Там сразу найдут. И мужа не ищите. А завтра уезжайте и чем дальше, тем лучше. Всё прощайте. Приходить сюда было для меня безумием. Прощайте.
Таисия была так потрясена всем случившимся, что даже не сообразила поблагодарить этого чудесного человека. Только вот идти было некуда. Единственное место, где её могли принять, было рядом, на одной площадке с её квартирой. Таисия пошла к соседке Анне Илларионовне и рассказала о том, какие неприятности ей грозят. И отважная старушка, без колебаний, согласилась принять её с дочерью.
- Веди Тоню прямо сейчас, а сама собирайся, да много вещей не бери, только необходимое. Я в окно послежу за улицей, если архары появятся, я тебя предупрежу.
Таисия быстро собрала вещи и присоединилась к дочке, которая к тому времени уже спала. Около трёх ночи проснулись от шума в подъезде. Чекисты матерились, выламывая дверь в квартиру Таисии. Это длилось не долго, но до утра у женщин тряслись руки и разговаривали они едва слышным шепотом.
- Я, когда этого карлика убили, так обрадовалась, думала стрелять начали правителей - приблизив губы к уху Таисии, говорила Анна Илларионовна - надоело людям голодать. А разве плохо при царе батюшке было? У меня муж грешен был, любил выпить, так бутылка белой головки 60 копеек стоила. Пиво Варшавское - шесть копеек, огурцы квашеные -гривенник дюжина, батон сдобного хлеба - семь копеек, сыр рокфор - полтора рубля, женевский на десять копеек дешевле, курица отборная - восемьдесят копеек за килограмм, говядина - сорок копеек , свинина - тридцать. Масло сливочное - рубль двадцать. Рабочий на Путиловском перед войной получал сто пять рублей. Да что о рабочих говорить, прислуга меньше, чем за десятку работать отказывалась. Это на полном довольствии. Одетые, обутые и накормленные за счёт хозяев. Что людям ещё хотелось? Не знаю. – Она пошарила в карманах фартука и спросила
- У тебя, Тосичка, к слову сказать, деньги-то есть?
- Есть немного, рублей пятьдесят.
- Да разве ж это деньги! Ты же с дочкой на руках. На вот спрячь подальше. И Анна Илларионовна протянула две золотые монеты по десять рублей царской чеканки.
- Что вы, что вы я не могу это взять.
- Не дури, милая, у меня ещё есть. Да, похоже, мне не пригодятся. А ты о детях думай. О детях, прежде всего.
Таисия решила ехать к сестре своей матери в Москву. Анна Илларионовна одобрила – В большом городе легче будет затеряться.
На следующий день Таисия с дочкой на пригородном поезде отправилась в Тихвин, к сыну, а оттуда вечером следующего дня выехала в первопрестольную.
Москва встретила их снежной крупой и бодрящим морозцем. Тётушка жила с мужем на Воздвиженке и очень обрадовались гостям. Таисия рассказала старикам, что случилось с ней в Ленинграде. Их вся эта история не очень напугала, но на всякий случай решили, что будет лучше, если она с дочкой поживёт в Барвихе на даче.
- Дров там полно - пояснил дядя - печь замечательная. Это близко, полчаса пригородным поездом. И от поезда до дачного дома десять минут пешком. На следующий день рано утром все вчетвером отправились в Барвиху. Очистили от снега дорожку к дому , затопили печь. Через час уже было тепло, не смотря на то, что дом был не маленький.
Таисия с дочкой стали жить на даче, изредка наведываясь в Москву за провизией. Тоня ходила в Барвихинскую семилетнию школу. Таисия устроилась в поселковый фельдшерско - акушерский пункт медсестрой. Фельдшером там работал семидесятилетний старик Иван Пахомович. Человек добрый, но весьма угрюмый.
Царские десятки Анны Илларионовны остались так и не потраченными. Таисия передала их на хранение тётке. Там же в Барвихе, через какое-то время, она познакомилась со своим четвёртым мужем Павлом Александровичем Лискевичем. Произошло это так. В один прекрасный день в дверь довольно громко постучали. Таисия открыла и увидела высокого военного. Он сказал, увидя её
– Похоже, я не туда попал. Мне нужна дача Ивана Тереньтьева. Не знаете где это? - Перепуганная Таисия только отрицательно помотала головой, но даже слова не смогла из себя выдавить. – Ага, понятно. Усмехнулся военный, рассматривая её. Затем развернулся и ушел. Через три часа он вернулся. Чувствовалось, что был уже немного навеселе. – Знаете зачем я вернулся?- спросил он - хочу вас пригласить в нашу компанию. Мы новые звания обмываем. Так сложилось, что все там парами, а я один. – Нет, я не могу дочку одну оставить - возразила Таисия. – А и не надо оставлять, там тоже есть детишки. Пусть и она идёт. – Послушайте, да я ведь вас вижу первый раз, чего же я пойду куда-то. – Зовут меня Павел и видимся мы с вами уже второй раз. И скажу прямо, вы мне очень нравитесь. – Вы бы хоть спросили, свободна ли я, не замужем ли? - Да я знаю, что свободна. Соседка сказала, что вы с дочкой вдвоём живёте. Таисии, честно говоря, за время пребывания на даче, ужасно надоело одиночество, она истосковалась по общению с людьми. С Иваном Пахомовичем разговор не получался. Он целый день мог не проронить ни слова. Он и с больными на разговоры время не тратил и без этого знал, что от него хотят.
Павел же производил впечатление порядочного человека. – Ладно, уговорили. Только нам с дочкой переодеться нужно. Вы нас не ждите. Мы сами придём. Вы только укажите куда. – Лучше я подожду, а то заблудитесь ещё. Через несколько минут втроём они отправились на соседскую дачу. Там были ещё трое военных с женщинами. Познакомились. Для Тони нашлась подружка. Дети ушли играть в другую комнату. Стали танцевать под патефон. Мужчина не отпускал Таисию ни на шаг. Смотрел на неё влюблёнными глазами. Разошлись поздно вечером. А на следующий день утром Павел пришел свататься. Таисия была в полной растерянности. С одной стороны в её положении глупо было отказываться от такого покровителя, но с другой то, что она находилась в розыске и её могли каждую минуту арестовать, являлось серьёзной преградой. Она честно рассказала Павлу о том, что не свободна, что муж арестован в Ленинграде и до этого она ещё была дважды замужем. Павел задумался на мгновенье, потом записал данные мужа, пообещал всё выяснить, после чего уехал. Таисия вышла провожать и обнаружила, что его ожидала машина. За рулём сидел водитель в военной форме. Как только машина уехала, Таисия собралась в Москву к тетке. На душе было тревожно.
Тетушка выслушала новость и пришла в восторг
– За военным вы с Тоней будете, как у Христа за пазухой,- с сияющим лицом сообщила она – лет-то сколько ему?
– Не знаю, лет сорок примерно.
– А звание какое у него? - поинтересовался дядька.
– Не знаю. Я дядя в званиях ничего не понимаю.
– В петлицах, вот здесь у него на гимнастерке что приколото?- не успокаивался старик.
– Поплавки красненькие по два с каждой стороны.
– Ромбики?
– Да, кажется ромбики.
– Ну, тогда поздравляю, Тася, ты генерала подцепила, милая. Два ромба - это комдив.
Но Павел Александрович оказался не комдивом, а старшим майором государственной безопасности. Вечером того же дня он перевёз Таисию с дочкой в свою трёхкомнатную квартиру на Смоленской улице, сообщив, что препятствий для совместной жизни нет. И с этого времени началась её странная жизнь с этим человеком. Иначе такую жизнь трудно было назвать. Утром он уходил на службу, днем возвращался, чтобы поспать два часа, потом вновь отправлялся на службу и мог вернуться в четыре, пять часов утра. Он укладывался спать, но в девять утра, не зависимо от того во сколько уснул, вставал, брился и уходил на службу. Раз в неделю, в субботу, Таисия на служебной машине ездила в закрытый магазин отовариваться продуктами на неделю. Все продукты стоили копейки , но ничего платить не надо было. В кассе записывали потраченную сумму на фамилию мужа. Когда нужно было что-то из вещей, ей выписывали пропуск в так называемую базу. Там можно было выбрать что угодно. От постельного белья, до радиоприёмника. Таисия приобрела даже американскую холодильную машину.
Тоня ходила в хорошую школу. Училась она отлично, вступила в комсомол, была активисткой и мечтала о поступлении в медицинский институт. Она была так хороша собой, что со школы её провожали мальчишки гурьбой. А утром непременно несколько человек поджидали в подъезде, чтобы нести до школы её портфель. С Павлом Александровичем она практически не пересекалась. В воскресенье, когда он бывал дома, она уходила по своим комсомольским делам. Вечером делала уроки в своей комнате. Павел Александрович, глядя на неё, как-то сказал жене
– Слишком красивая! Такие не бывают счастливы.
Первый год после того, как началась совместная жизнь Павла и Таисии, чекисты частенько ходили друг к другу в гости, где выпивали, танцевали и просто веселились. Но постепенно подобные мероприятия прекратились совсем. Время от времени к ним в гости захаживал капитан Витя Кочетков, милейший человек, рубаха парень. Но и он задерживался на час, два, не больше. Муж объяснил всё просто. Новое начальство встречи сотрудников не одобряет. Но с Витей было не так всё просто. Ему нравилась Антонина. Ради этой девочки он приходил к Лискевичу. Он влюбился в подростка, да так, что ни о ком другом не мог думать. Он ненавидел себя за это, но ничего с собой поделать не мог. В это время Павел предложил Таисии работу в токсикологической лаборатории. По существу это была работа провизора. Лекарства и химические препараты находились на строжайшем учёте. Руководителю лаборатории, профессору Майроновскому, нужна была медицинская сестра, которая бы была воплощением порядка. Таисия вполне его устроила даже после того, как призналась, что в социальном отношении не очень подходит для работы в учреждении госбезопасности.
– Вы главное порядок железный тут наведите, а об остальном я побеспокоюсь.
И она организовала в лаборатории идеальный порядок. Впервые за многие годы Майроновский был спокоен за свою работу. Вообще это был человек странный, как большинство людей увлеченных научными изысканиями. Его кабинет был обклеен черной бумагой. Источником света была единственная лампочка, расположенная над столом. В минуту откровенности профессор как-то сказал Таисии
– У нас в лаборатории ошибок быть не может. Совершенно. Любая ошибка - это смерть. К тому же я - Майрановский Григорий Моисеевич, а скажем не Павлов Иван Петрович, которому всё простят и подопытных беспризорников с фистулами на слюнных железах, которые уродуют лицо, и осложнения после них с летальным исходом. Мне ничего не простят, всё припомнят. Нам с вами это нужно всегда помнить.
В этот же период времени сам Павел Александрович всё чаще стал приходить со службы с запахом спиртного. Чувствовалось, что он напряжен и порою реакция его на простые вопросы жены была неадекватной. Правда, он быстро отходил и чистосердечно извинялся, объясняя вспыльчивость спецификой службы. Впрочем, Таисия хоть уставала от необычного режима, успокаивала себя тем, что живёт она, как у Христа за пазухой. Что обижаться на то, что у человека порой сдают нервы. С кем не бывает.
В начале тридцать седьмого года Павлу Александровичу присвоили следующее звание досрочно. Теперь он стал комиссаром государственной безопасности третьего ранга. Зарплата увеличилась почти вдвое. Но радости ему это не принесло. Он стал ещё угрюмее и раздражительнее. Обмывали награды у Николая Ивановича Ежова на даче в последний месяц лета. Шеф произнёс тост длинный и вполне ожидаемый. Выпили за товарища Сталина и членов политбюро, поаплодировали. Выпили за товарища Ежова, сталинского наркома. Затем за родителей наркома и его жену. Тостов было довольно много, Таисия смотрела на Ежова. Он не пропустил ни одного, но практически не пьянел, и это было удивительно при его субтильном телосложении. Наконец, поехали домой. Вместе с ними в машину влез изрядно подвыпивший Витя Кочетков. Он не получил нового звания и, как показалось Таисии, был этим слегка уязвлён. Перед тем, как выйти из машины, когда подъехали к его дому, Витя предложил всем подняться к нему
– Выпьем ещё раз за жену наркома - редкую шалаву, за его папу - содержателя притона, за его маму - литовскую бандершу. За него самого выпьем, за пидора двуствольного.
– Тебе, Витёк, уже достаточно. Решительно выталкивая приятеля из машины, сказал Павел Александрович. Когда поехали дальше, очень внушительно предупредил жену
– Ты этого не слышала. Запомни хорошенько, не слышала, спала, потому, что много выпила.
Через несколько дней, после того, как Павел Александрович ушел на работу, в их квартиру пришли с обыском. Самое удивительное было то, что обыском руководил Витя Кочетков. Когда закончили обыск, Витя предложил Таисии одеться
– С нами поедешь. Есть о чем потолковать. На двери кабинета, куда её ввели, висела табличка П.А. Лискевич. Таисия несколько приободрилась, ожидая, что сейчас войдёт муж и прекратит этот кошмар. Но из двери, скрытой в деревянной панели, вышел Витя с неизвестным сотрудником. Витя сел за стол, сбоку от него уселся неизвестный
– Ну, давай, начнём с самого рождения. Где родилась? Кто родители, кто первый муж, кто второй и до сегодняшнего дня. Таисия начала рассказывать то, что от неё требовали, а сама смотрела на Виктора, этого милягу, добрейшего парня и не узнавала его в сидящем напротив человеке. Когда дошли до «сегодняшнего дня», Витя спросил, неожиданно перейдя на вы
– Вы помните, что говорил ваш муж в машине, когда вы подвозили меня от Н.И. Ежова?
– Нет, не помню.
– Не помните. Давайте я вам помогу. Речь шла о Н.И Ежове, его жене и родителях.
– Витя, но я действительно не помню никаких разговоров. Дело в том, что я выпила несколько рюмок водки, которую никогда не пью и уснула в машине. Проснулась, когда мы уже подъехали к дому. Паша даже не сразу растолкал.
– Какой я тебе Витя? Ты, сука, меня за кого принимаешь? - Заорал Кочетков, глядя на неё сумасшедшими глазами – хочешь, чтобы я, как твой муж садист, с тобой поговорил? Он неожиданно подошел к шифоньеру и извлек гимнастерку, рукава и грудь которой были залиты ссохшейся кровью
– Узнаешь чья гимнастерка? Ой, а в чем это она? В томате? Нет, в кровище. Он в ней вымазался об тех, кто врал, как ты. Так будешь давать показания, или вся сейчас станешь у меня, как эта гимнастерка? – Он ткнул этой гимнастеркой ей в лицо. Таисия разрыдалась
– Я правда не помню, о чем говорили потому, что спала.
Кочетков поднял трубку телефона.
– Давай Лискевича - сказал он кому-то. Через минуту в кабинет ввели Павла Александровича. Лицо его было избито. Левое ухо рассечено пополам, верхняя его часть держалась на куске кожи. Левый глаз закрыт был какой -то кровавой лепёшкой. Он встал на колени и попросил
– Скажи им всё, что знаешь, Тася , Богом тебя молю – однако дважды при этом умудрился ей подмигнуть уцелевшим правым глазом. Глядя на мужа, Таисия тряслась от ужаса
– Паша, так что я должна сказать? Я ведь ничего не знаю.
– Объясни ей, Павел Александрович, что она должна рассказать, да по-быстрому.
– А вот это уж без меня, Витя. Без меня, дорогой.
–Ладно, будь по-твоему. Хозяин барин. Сами разберёмся.
– Уведите его.- Приказал он конвою. Как только за конвойными закрылась дверь, в кабинет заглянул Майрановский. Он поманил Кочеткова и оба они исчезли на бесконечные два часа. Когда Кочетков вернулся, было заметно, что он взбешен и едва сдерживается. План его оставить Антонину без надзора матери не удался. Он подошел к столу, подписал пропуск и протянул Таисии
– Иди – сказал он – но прежде, чем рот раскрывать, думай. Это мой тебе совет.
Как шла тогда к выходу по коридорам Лубянки Таисия впоследствии вспомнить не могла. Дома она не в состоянии была объяснить Антонине, почему кругом такой беспорядок. Только вечером, немного придя в себя, прошептала, что Павла Александровича арестовали. Но, когда рано утром проснулась и увидела себя в зеркале, была изумлена. За ночь надо лбом появилась седая прядь. И как было не поседеть от осознания того, что жила с человеком, который возможно избивал её единственного, по-настоящему любимого ,Георгия Ветрова, а чуть позже другого близкого ей человека, бесконечно уважаемого Василия Лугового. Окровавленная гимнастерка, рабочая одежда мужа стояла перед глазами. И разве раньше обо всём этом она не догадывалась? В том и беда, что догадывалась.
- Всё, на этом точка - поклялась она себе - больше мужчин в моей жизни не будет. Через день домой позвонил Кочетков. Словно ничего между ними ни произошло, он приветливо спросил.
–Ну, как ты, Тася, оклемалась? Завтра до четырнадцати ноль, ноль должна съехать с квартиры. Поняла меня?
– Поняла – ответила Таисия и добавила – съеду.
Но на работе Майроновский, выслушав её, усмехнулся. Какой он быстрый Витя. И тут же позвонил своему начальнику и приятелю Всеволоду Меркулову, после чего сказал
- Живи, как жила. Не нужно никуда съезжать.
Чекисты
С 1933 года Сталин начал искать человека на пост руководителя НКВД вместо Ягоды. Главное требованием к кандидату было отсутствие дореволюционного партийного стажа, т.к. в его задачу входило устранение членов ещё ленинского политбюро Каменева и Зиновьева, Бухарина и Рыкова. Ягода для этого не годился. Сталин уже несколько лет присматривался к Ежову. Гибель Кирова стала для этого человека последней проверкой. Дело в том, что, как доложил наркому Г. Г.Ягоде Ф.Д.Медведь, руководитель УНКВД по Ленинграду, Киров был убит в своём кабинете, при весьма пикантных обстоятельствах. А именно, во время полового акта со своей многолетней любовницей Мильдой Драуле. И убил его муж Драуле Николаев. Когда Ягода доложил эти факты Сталину, тот в бешенстве бросил трубку, прервав разговор с наркомом. Погибнуть в бытовой ситуации член политбюро не мог, ни при каких обстоятельствах. По вертушке он немедленно позвонил Медведю в Ленинград и сказал тому
– Вы там что за сплетни распускаете? Даже нам тут известно, что товарища Кирова убили не в кабинете, а около кабинета, когда он направлялся туда. Позаботьтесь о том, чтобы мы больше никаких сплетен не слышали. Пришлось одежду Кирова привести в порядок. Труп вынести в коридор. Ударом пистолета оглоушили Николаева, положили его рядом с Кировым. Затем произвели два выстрела. На шум выстрела выскочили люди. Но и тут сваляли дурака. Следы от пуль отчетливо просматривались на потолке и стене. Проблема возникла ещё и со старшим охранником Кирова, Борисовым. Он никак не хотел, смириться с ролью, которую ему было предложено сыграть. Он твердил одно и то же.
–Я Мироныча из виду не отпускал до самого кабинета. Пока он, значит, с Мильдой в кабинет для отдыха не вошел. Всё согласно инструкции. Не первый раз такое дело. Они с ней и на охоту ездили не раз. А в августе в отпуске вместе были. У Медведя не выдержали нервы и он дал недогадливому как следует в ухо. Делать он это умел. Немолодой охранник оказался в нокауте. Его вернули в сознание с помощью нашатыря. Но первое, что он сказал очнувшись
– Я на себя клеветать не стану, хоть убейте тут. И убили, конечно. А что было делать. Не к генсеку же тащить дурака, чтобы тот ему рассказывал, что надо говорить на следствии
Сталин, перед отъездом из Ленинграда, объяснил Ежову буквально в двух словах свой взгляд на трагическое событие. Николай Иванович мгновенно понял, что от него требуется. К стенке и в лагеря направился так называемый «Кировский призыв». Ленинград был очищен от троцкистов-зиновьевцев. Впрочем, выявлялись и разные недобитые буржуазные элементы. Бывшие офицеры и царские чиновники и прочая ненадёжная публика. Более того, с Николаевым поработали и он дал какие нужно показания. Тринадцать человек так, или иначе связанных с ним по работе, были расстреляны вместе с ним. Мильду и её сестру и других родственников расстреляли, разумеется, тоже. Сталин высоко оценил работу Ежова и в феврале 1935 года тот был назначен председателем КПК и секретарём ЦК. Вождю стало очевидно, что этот карлик с глазами психопата исключительный исполнитель, которому только нужно показать направление, он носом и асфальт вспашет. И с осени 1936 года Ежов назначается наркомом внутренних дел. После этого Николай Иванович становится частым гостем Сталина. Вождю нравилось в этом миниатюрном человеке прежде всего то, что он умел молча слушать и мотать всё на ус. Что такое мораль и совесть Николай Иванович не знал никогда. Сталин наметил главную задачу и определил три этапа её решения. Первый этап - подготовка к процессу Зиновьева и Каменева. Второй - устранение троцкистской оппозиции в армии и чистка собственных кадров НКВД и, наконец, устранение троцкистско-бухаринского правого уклона.
Антонина.
В 1939 году Антонина закончила десятилетку и подала документы в первый Московский мединститут. При заполнении анкеты в графе происхождение указала - отец рабочий, мать- госслужащая. Экзамены сдала легко. И училась легко. Она была просто невероятной красавицей с прекрасной формы ногами, лощеной кожей, великолепным телом и прекрасным лицом. Её васильковые, ясные глаза смотрели на мир с ласковой надеждой. На одной из первых лекций профессор-гистолог Новицкий вдруг прервал лекцию и попросил её в перерыве между парами подойти к нему. Когда она выполнила его пожелание, с улыбкой сказал
– Студенты, голубушка, на меня должны смотреть и ни на что другое. На моих лекциях попрошу назад садиться, на галёрку. Вообще вам бы, как Орловой в кино блистать. Медицина наука строгая, порой скучная. Она ему ответила
– Я, Владимир Фёдорович, готова в строгости поскучать даже на галёрке.
– Ну, дай Бог. Впрочем, посмотрим, посмотрим.
Первую сессию она сдала на пять. Владимир Фёдорович тогда заметил коллегам.
– И в красивых головках бывает мозговое вещество. Нет правил без исключений. Впрочем, красивая и умная - ужасное сочетание.
За ней, конечно, ухаживали многие. Постоянно возле неё роились парни, но она не выделяла никого. Доброжелательна была со всеми, а тех, кто приближался слишком близко, умела вернуть на безопасную дистанцию.
Чекисты
В середине 1939 на совещании руководства НКВД Л.П.Берия сообщил, что следствие по делу генсека комсомола Косарева завершено. Оно показало, что комсомольская организация превратилась в кузницу изменников и шпионов, вместо того, чтобы воспитывать нам смену. Необходимо больше уделять внимания молодежи. Скептическое отношение к молодым женщинам, распространенное среди прошлого руководства, это проявление преступной близорукости. Женщины незаменимы как в разведке, так и в контрразведке. Косарева, кстати, помогла изобличить наш секретный сотрудник. Необходимо усилить вербовку молодых людей в наши ряды. Причем, следует обратить особое внимание на студентов, завтрашних командиров производства. Работа в вузах закипела. В поле зрения НКВД попала одной из первых Антонина.
Антонина.
В начале 1940 года Антонину вызвали в кабинет декана. За столом декана сидел незнакомый мужчина с неприятным, каким-то топорным лицом. Маленькие колючие глазки пристально разглядывали девушку
– Садитесь, Ветрова, - сказал незнакомец. Потом решительно протянул руку.
– Будемте здоровы. Меня зовут Иван Степанович. Я из НКВД. Ручка какая у вас мягонькая! У Тони по спине пробежала холодная волна страха, но вида она не подала. Даже кротко улыбнулась чекисту. Тот же покачал восхищенно головой, изобразил соответствующую мину на лице
– Красивая вы! Скажи, что такие красивые бывают, я бы не поверил, а теперь вот сам убедился.
– Спасибо на добром слове, Иван Степанович. Только зачем я вам понадобилась? Меня прямо с лекции вызвали.
Чекист, отрываясь от созерцания этой невиданной красоты, сделал серьёзное лицо
– Ваш отчим Лискевич - враг народа, много нанёс вреда стране. Может быть, вам, его приёмной дочке, стоит серьёзной работой в наших рядах восполнить потери государству.
Тоня тоже, очень серьёзно глядя в глаза вербовщику, спросила
– А вы, Иван Степанович, Лискевича знали?
– Лично знаком не был, но видеть приходилось часто. Я фельдъегерем работал, а он начальство.
– А вот я его и видела не часто. Только по воскресеньям мельком, по дороге из своей комнаты на кухню. За всё время десятком слов обменялись. Не больше. Он ведь по ночам даже работал. И отчимом он мне не был и, когда его арестовали, мне было только 14 лет. Я даже где он работал не знала. Как же так, несколько лет вы, взрослые чекисты, не могли распознать врага. А теперь спрашиваете с меня за это. Поймите правильно. Я, как комсомолка, всегда рада помочь нашему правительству, но я ведь учусь и намерена посвятить себя советской медицине. У меня и сейчас минутки лишней нет. Сплю по пять часов в сутки, а иногда меньше. Если замечу что-то подозрительное, сама позвоню и сообщу.
– Ну, ну. Хорошо! Запомните мой телефон на всякий случай. Тоня взяла бумажку с номером прочла и вернула её назад чекисту.
– Я запомнила.
– Добро. Будем ждать от вас информацию.
В рапорте на имя начальника отдела написал: «от сотрудничества с органами НКВД уклонилась»
Начальник отдела Кочетков видел недавно Антонину. Он наблюдал за ней из машины. Она стала ещё привлекательней. Теперь он был уверен в том, что никуда она от него не денется. Это только вопрос времени. Он поставил резолюцию на рапорте: Разработку продолжить. Подключить сотрудника «Кота». С этого момента в окружении Антонины появился молодой офицер танкист Максим Тверской. Этот высокий, загорелый блондин с постоянной белозубой улыбкой и добрым взглядом, был специалистом по вербовке женщин. Женщины ему верили и моментально влюблялись в этого красавца. А мужчины старались стать друзьями. Познакомила Антонину с Максимом секретарь комитета комсомола Лида Кузьмина. Она представила его, как старого своего знакомого, хоть на самом деле сама видела впервые. Её куратор из НКВД позвонил и сказал, что надо делать.
Максим, увидев невероятную красавицу, которую ему по работе необходимо было ни много, ни мало затащить в постель, больше ни мог ни о чем другом думать. Он в тот же день явился к окончанию занятий и напросился проводить Антонину домой. Она не возражала. Правда, ему пришлось терпеть ещё двух студентов из её постоянной свиты. Максим, может быть впервые, влюбился. И на следующий день, смущаясь и краснея, пригласил девушку на свой день рождения. Тоня согласилась. Ей понравился этот красавец богатырь с внешностью Алёши Поповича.
– Скорее всего, никакого дня рождения у вас нет, но отказать я причины не вижу. Во всяком случае, это повод надеть новое платье.
В ответ Максим достал военный билет и предъявил ей дату рождения. Этот трюк действовал всегда безотказно. Венный билет был выписан в НКВД за несколько часов до свидания. Я около девятнадцати часов за вами зайду, познакомите меня с родителями.
Он появился в доме Тони в новенькой военной форме, слегка поскрипывая ремнями, надушенный и чисто выбритый. На Таисию он произвел прекрасное впечатление. Она шепнула дочери
– Он похож на твоего отца, вернее не похож, а тот же тип. Офицер! И взгляд у него добрый. Чувствуется, что это хороший человек.
Был конец апреля. Весенний воздух был свеж. Они шли по центру до ресторана Савой пешком. Пара была очень красивая, на них оглядывались прохожие.
– Я думала мы идем к вам домой и там большая компания. Никогда не бывала в ресторане. Это мой первый опыт – смущенно сказала Тоня.
– Вот и хорошо. Я тоже не часто бываю в ресторанах. Будем изучать разлагающий мир тлетворных заведений вместе. Говорят это лучший ресторан Москвы.
Действительно зал был великолепен. Потолки расписаны цветами, стены лазурью и золотом, пол из красного мрамора. Их провели за двухместный столик. Принесли шампанское. Оркестр исполнял Роз-Мари и Рио Риту, Осень Козина, Белую ночь из репертуара Юрьевой. Им было хорошо друг с другом. Антонину несколько раз приглашали на танец, но она всякий раз отказывалась. Танцевала только с Максимом. Он провожал её домой, придерживая за талию. В парадном прощаясь, они поцеловались. Разумеется, Таисия не спала, ждала дочку. Та вошла и, не снимая пальто, замерла, облокотившись на дверной косяк. Она смотрела куда-то мимо матери и улыбалась. Таисия спросила
– Что, что случилось, доча? – только после этого Тоня посмотрела на мать и ответила.
– Ничего особенного, мам, я влюбилась кажется.
Максим.
Максим Тверской стал секретным сотрудником НКВД за год до описываемых событий. Он жил в Ленинграде, закончил факультет иностранных языков ленинградского университета. Числился в «Лениздате» переводчиком. Именно числился, но пока не работал. Издательство только образовалось на базе «КОГИЗ»а, и заканчивал спортивную карьеру волейболиста. В 1938 году его команда «Спартак» выиграла чемпионат СССР. Сразу после вручения медалей, его пригласили в кабинет директора теннисного стадиона ЦДСА, где проходил чемпионат, и предложили подготовить женскую волейбольную команду санатория НКВД в Сочи к предстоящему чемпионату края. Он, разумеется, согласился. Отдохнуть на берегу моря, да ещё, чтобы за это платили, предлагалось не каждый день и не каждому. В Сочи ему предоставили отдельную комнату в санатории и он с раннего утра перед завтраком бегал на пляж, чтобы поплавать и принять солнечные ванны. С первого дня, на ещё пустынном с утра пляже, его внимание привлекла женщина, на вид которой можно было дать лет тридцать. Она тоже оказалась любительницей дальних заплывов. На второй день они познакомились у буйка, где останавливались пловцы, чтобы перевести дыхание. Она отдыхала в том же санатории. Обменялись ничего не значащими фразами, а за завтраком оказались за одним столом. Женщину звали Татьяна. Оба ощутили искру, которая проскочила между ними. Вечером за ужином Татьяна, как бы ненароком, сообщила, что любит танцевать. Танцы проходили в деревянной, уродливой ракушке недалеко от пляжа. Танцевали, пока оркестр не закончил своё выступление. Потом Татьяна предложила сходить искупаться на пляж
- Надо за плавками сбегать - сказал Максим. Татьяна окинула его серьёзным взглядом и заметила
-Ночью можно и без них, кроме того я врач, так что не волнуйся, не сглажу.
И, обняв друг друга, как влюбленные, партнеры по танцам спустились к морю. Пляж был совершенно пустой. Купались голыми. Потом прямо на лежаке под полотняным навесом занялись любовью. После этого поднялись в санаторий к Максиму в комнату, где продолжили начатое на пляже и угомонились только к утру.
Татьяне оказалось тридцать девять лет. Она была из Киева. Максиму в то время исполнилось только двадцать четыре. Впрочем, разницы в возрасте они не замечали. В таком приятном времяпровождении пробежали две недели. И вдруг однажды ночью в дверь постучали. Максим, не спрашивая кто стучит, открыл дверь. В комнату вошёл комиссар госбезопасности 3 ранга в сопровождении двух амбалов в штатском. Комиссар отбросил простынь, под которой лежала Татьяна.
– Танечка, какая встреча! - проговорил он - как отдыхается, милая? Можешь не отвечать, вижу хорошо.
Татьяна молча начала одеваться. Комиссар повернулся к Максиму, осмотрел его с ног до головы и заметил
– Прекрасный экземпляр производителя. Ни дать, ни взять коняга орловской породы. Берите его ребята в машину, а я пока с Танечкой потолкую. Максим был вынужден одеться. Его вывели на улицу, посадили на заднее сиденье в автомобиль. С обоих боков сели амбалы. Минут через пятнадцать появился комиссар. Он сел рядом с водителем, потом повернулся к Максиму и спросил
– Ну как тебе бабёнка? Понравилась?
– Нормальная женщина - ответил Максим.
– Да, тело у неё отличное, беда, но с башкой непорядок. Неужели не заметил.
– Нет, не заметил – ответил Макс
– Давай трогай - скомандовал военный водителю. Машина отправилась на сочинский вокзал. Из машины Максима провели в вагон поезда, состоявшего из двух вагонов, прицепленных к паровозу. В купе на руку одели наручник, который крепился короткой цепью к стенке.
–Захочешь оправиться, просись. Отведем. Рядом с ним поставили бутылку с водой. Как оказалось позже, поезд принадлежал Украинскому НКВД. Комиссар третьего ранга был наркомом внутренних дел Александром Ивановичем Успенским. По прибытии в Киев черным вороном Максима переправили в тюрьму НКВД. В крохотной камере было двадцать заключенных. Спать можно было на дощатом настиле, сооруженном под маленьким окном, по очереди. К вечеру в день прибытия вызвали на допрос. Впрочем, это действие допросом назвать было невозможно. Вопрос был поставлен один. Он был настолько нелепым, что Максиму показалось, что следователь спятил. Его спросили, когда он был завербован Татьяной Романовной Поповской? Разумеется, он ничего ответить не мог и его неторопливо начали избивать. В камеру его привели, поддерживая под руки. Сам он идти не мог. Его положили на помост. Два дня он отлёживался, на третий смог говорить и поведал свою историю сокамерникам. Один из них и разъяснил, что он перебежал дорожку наркому Успенскому. Татьяна Романовна его любовница и начальник медсанчасти. Про неё говорили, что она пульс прощупывает у расстрелянных ногой, не снимая обуви. Потом про него словно бы забыли. В середине февраля 1939 года неожиданно доставили в Москву на Лубянку. Там, правда, не били и в один из дней привели на очную ставку с Успенским. Узнать недавно такого наглого и холёного человека было невозможно. Так он изменился. После очной ставки стало понятно, что Максим был арестован из ревности, по произволу Успенского. Открылось всё благодаря тому, что арестованная Поповская была личностью, близкой председателю Верховного совета Бурмистенко М.А., и по его ходатайству затребована для допроса в Москву. Чувствуя, что под ногами земля горит, Успенский сбежал из Киева, предварительно сымитировав своё самоубийство. Бежал далеко на Урал, в маленький городок Миасс. Но там его, совершенно случайно, узнал один из работников НКВД . Через несколько дней Максима привели к начальнику отдела, капитану госбезопасности Кочеткову. Тот сказал без всяких обиняков.
– Парень, бросай волейбол и давай к нам на серьёзную работу. Поповская показывает на тебя, как на сотрудника польской разведки. Лично я этой шалаве не верю. Но я это я. Завтра тебя парень передадут другому следователю, который вникать во всякие тонкости не станет. Так что поступай к нам. Жить будешь в Москве. Зарплата какая не снилась и работа интересная.
–Что надо будет делать?
– А что кот в марте делает, то и ты будешь делать.
– Не понял?
– А что понимать? Будешь знакомиться с бабами, собирать и анализировать разведданные, необходимые НКВД . Внешность у тебя подходящая. Идёт война с белофиннами. Не сегодня, так завтра начнётся с англосаксами. Вся Европа против нас. Ты из простой семьи, можно сказать из пролетарской, давай определяйся на чьей ты стороне. И Максим, намучившийся за месяцы ареста, согласился. Его подкормили и направили на учебу. Жили на территории подмосковной дачи. Там же проходили занятия. С курсантами занимались профессионалы. Читали им лекции по психологии, проводили практические занятия по гипнотическому воздействию. Учили, как правильно носить штатское платье и военную форму. Учили фотоделу и танцам. Было интересно, но внезапно учеба прервалась. Максима вызвал начальник отдела Кочетков. В петлицах его уже алел ромбик майора.
– Хорош учиться. Ученого учить, только портить. Есть срочная работа – сообщил он – необходимо войти в доверие к жене известного карельского писателя Коннеева. Объект собирается в Крым, в литфондовский санаторий. У тебя подобный опыт уже был. Зовут её Зоя, но она себя называет Изольдой. Это её неплохо характеризует. Из грязи в князи, как говорится. Поможет тебе наш сотрудник из числа персонала. Ему всё, что надо известно. Это дело тебе для разминки. Простое. Делать ничего особенного не надо. Бабёшка сама ни одного мужика не пропускает. Поедешь под собственным именем, как известный спортсмен.
Через несколько дней Максим был в местечке «Отрадное». Ещё через день появился объект. Красивая, ещё молодая женщина. В первый же день она пришла на пляж в боевой раскраске, с журналом «Огонёк» в руках. Расположилась недалеко от Максима. Через десять минут они были уже знакомы. Никакого усилия со стороны Максима для этого не потребовалось. На местном пляже мужчины были в основном уже пожившие. Те, кто помоложе, предпочитали проводить время в кафе на берегу, попивая чудесное вино.
– Меня зовут Иза – представилась женщина – вам не трудно будет вон ту штуку сюда перенести. Она показала на топчан, лежащий в нескольких метрах от них. Максим тоже представился прежде, чем выполнил просьбу женщины. Та сбросила халатик, застелила топчан полотенцем и улеглась на спину, прикрыв журналом лицо от солнца. Максим мог без помехи разглядеть её тело. Сложена она была хорошо, разве что ноги были чуть полноваты. Иза, не убирая журнала с лица, неожиданно спросила
– Ну и как вы меня находите?
– Выглядите очень не плохо. Женщина села, оглядела себя, провела руками по бедрам и сообщила
– Я в курсе, что немного запущена. Хотите слив? - Она порылась в сумке и достала бумажный пакет со сливами и спросила – вы чем занимаетесь?
– С вами разговариваю.
– Нет, я имею в виду вообще чем?
– Играю.
– Вы картёжник?
– Волейболист.
– Значит спортсмен. Не возьметесь мне помочь обрести соответственную форму? Есть на сегодняшний вечер планы? Максим улыбнулся
– С удовольствием помогу.
– Вот и замечательно - минут через сорок женщина предложила – пойдёмте купаться. Я загорать больше не буду. Боюсь обгореть в первый день.
Они поплавали несколько минут, наслаждаясь нежным, осенним морем и договорились встретиться вечером. Максим пошёл в кафе выпить перед обедом стакан вина, а Иза к себе в палату.
Буфетчица, пожилая грузная женщина, налив ему вина, крикнула одной из официанток, чтобы та её подменила . Затем подмигнув сказала
– За мной, Максим, иди. И, как утка покачиваясь, пошла в направлении подсобки. Максим послушно двинулся за ней. Они оказались, судя по всему, в кабинете директора, там старуха в полголоса сообщила
– Видела я тебя с этой кралей. Молодец! - Потом подошла к окну, поманила его рукой и, показывая на глинобитный небольшой дом метрах в десяти от окна, прошептала
- В этот дом её поведёшь. Делай там своё дело и ни о чем не думай, только простынею не накрывайся и свет не туши. Это хорошенько запомни. Дверь не запирается, но ты не волнуйся, никто не помешает. Завтра утром зайдешь в кафе. Я тебе скажу, что дальше делать. Да! Если барышня спросит, что это за дом, скажи, на ночь его снял.
Вечером Изольда, одетая в легкое очень красивое платье, ждала его там, где они предварительно условились. Она была немного расстроена
- Хотела тебя, Максим, к себе в комнату в гости пригласить, но ко мне подселили старую противную жабу. Я даже с ней на эту тему говорить остереглась. Завтра же пойду к руководству. Пусть переводят куда угодно. С этой партийной бабушкой даже словом не перемолвишься.
– Не переживайте, Иза, я обо всём позаботился. Снял домик тут в двух шагах.
– Ах! Какой ты молодец. Давай только будем обращаться друг к другу на ты. Хорошо?
– Согласен.
– Ну, что же, веди меня в свой домик.
– Я думал мы в кафе зайдем, вина выпить.
– Нет, в кафе не надо. Потом расскажу почему. Если хочешь вина, купи бутылочку. Я тебя здесь, на улице, подожду.
В доме оказалось две комнаты. Одна из них была доступна, на двери другой висел замок. Через застекленную, верхнюю часть двери, можно было увидеть ,что находится в запертой комнате. Окна избы, выходящие на улицу, были занавешены белыми шторками. Изабелла уткнулась в грудь Максима лицом и глухо простонала
– Ты ветром и морем пахнешь. Боже, как мне мой старый козёл противен. При этом Максим почувствовал, что женщина содрогнулась
– Почему же ты с ним живешь?
– Потому, что потому, всё кончается на у. Неважно теперь уже. А ты знаешь кто он?
– Откуда я могу знать – помогая ей раздеваться, ответил Максим.
Через какое-то время, когда они лежали, отдыхая после любовных занятий, Иза тихо напела какую-то песню и спросила
–Ты знаешь эту песню?
– Вроде слышал когда-то.
– Слова мой муж сочинил.
– Кто твой муж?
– Известный карельский писатель и поэт. Ты думаешь почему я не хотела заходить в кафе. Меня тут очень многие знают, как жену выдающегося Пешоя Коннеева. Трусы не успеешь снять, как старому козлу доложат. Примчит с унылой физиономией и с запахом плесени. Будет скулить полночи. Ну его к черту! Обними меня покрепче.
Утром, проводив Изу, Максим вернулся в кафе. Старуха буфетчица опять прошла с ним в уже знакомый кабинет, протянула ему билет на поезд.
– Можешь в Москву возвращаться. Хорошо здесь поработал. За сутки управился. Заметил, что вас фотографировали?
– Нет, совсем не заметил.
– Вот и хорошо. Поезжай домой, парень.
Следующее задание было сложнее. Необходимо было понравиться жене консула одной из европейских стран. Для этого Максиму пришлось освоить конный спорт. Причем освоить в короткий срок так, чтобы сойти за инструктора по верховой езде. Жену консула звали Эльза. Как с ней себя вести разрабатывали профессиональные психологи. Конный клуб располагался в Новоясенево. Максим поселился в квартире учителя местной школы. Занятия в школе ещё не начались, учителя не было и квартира пустовала. Максим начал сопровождать Эльзу в прогулках по окрестностям, после того, как она выяснила, что он говорит на английском. Женщина скучала. Они вместе любовались Путевым дворцом, Благовещинским храмом и виллой «Черный лебедь» Часто останавливались возле рюмочной «Яр» названной, как знаменитый дореволюционный ресторан, который находился в ста метрах. Эльза заказывала рюмку ликёра Бенедиктина и водки. Выливала их в стакан, добавляла немного воды и не торопясь выпивала этот коктейль. Максим пил пиво.
Через две недели после начала их общения рюмочная оказалась закрытой и Максим предложил зайти к нему домой. Удивительным образом дома отыскался и бенедиктин и водка. Кроме этого там была ещё и кровать, на которой они оказались. С этого момента ещё две недели вместо рюмочной они пользовались этой кроватью. За эту работу Максим, кроме устной благодарности, получил денежную премию.
–У тебя талант, парень, - похвалил его Кочетков.
За неполный год он получал задания на известную актрису, женщину скульптора, жену героя лётчика. Все эти женщины были хороши собой и в сексуальном отношении привлекательны, но он оставался к ним равнодушным. Дальнейшая их судьба Максима не интересовала. Впервые после похода с Антониной в ресторан «Савой» он по дороге домой сказал сам себе
– Максим, в этот раз ты влип и влип капитально. От этого ему стало внезапно тошно. Ночью он ворочался с боку на бок и уснул только под утро, когда ему показалось, что он нашёл выход.
На следующий день он явился к начальнику отдела Кочеткову и честно сообщил ему, что влюбился.
– Антонина, товарищ майор, порядочная девушка. Комсомолка. Я вам, как отцу родному, говорю. Чистая она перед страной. Мне её стыдно охмурять. Я жениться на ней хочу. Виктор Васильевич Кочетков снисходительно улыбнулся, потом спросил.
– А ты кто такой, чтобы решать порядочная она, или нет. Ты не влюбился. Тебя просто завербовали. Завербовали по классической схеме. Как женщина, пусть она потенциальный разведчик, вербует? Влюбляет в себя вашего брата. Ты в курсе, из какой семьи эта девица. Отец гвардеец, участник ледового похода, мать дворянка, жена царского полковника, отчим польский шпион. Давай, парень, эту дурь из головы выкинь. Могу сделать для тебя единственное. Вместо тебя другого сотрудника пошлём. Ты думаешь на тебе свет клином сошёлся. Нет, мы и без тебя обойдёмся. Нельзя, Максим, на твоей работе влюбляться. Её не сегодня, так завтра возьмут. Как классового врага. Таким, как она, можно одним помочь. Сделать нашими попутчиками, а возможно единомышленниками. Понял? Иди, продолжай работать и выкинь из головы это слово «люблю». Не сможешь, подай рапорт. Заменим.
Максим вышел от начальства, понимая, что попал в капкан. Вечером он, сидя с Антониной на Чистопрудном бульваре, не мог найти в себе, силы признаться, что работает на НКВД. Вместо этого он пригласил её в специальную квартиру для агентуры. Антонине объяснил, что это квартира приятеля, который уехал в отпуск. И она, понимая, зачем они туда идут сразу согласилась. Там, ощущая себя конченым подонком и мерзавцем, он овладел ею. Телесное наслаждение было неповторимым, но, из-за угрызений совести, ему было тошно на сердце. Провожая Антонину, вместо прощального поцелуя он внезапно махнул рукой и обреченно проговорил.
– Ты бы знала, ты бы только знала….. – и умчался, громко хлопнув дверью подъезда. Ничего не понимая, девушка вошла в квартиру и долго сидела за столом, размышляя, чем вызвана эта вспышка любимого. Но в голову ничего не приходило. На следующий день он признался, что послан органами НКВД для её вербовки. Это стало для девушки настолько сильным потрясением, что она слегла в постель на две недели. Таисия не могла понять, что с дочкой и обратилась к Майрановскому, тот позвонил своему приятелю профессору Маслову и тот после осмотра сообщил матери
– Мы все любим употреблять слово шок. Всё, что вызывает волнение, обзываем шоком. А когда нас настигает настоящий шок, не понимаем, что с нами стряслось. У вашей дочки шок. Затрудняюсь делиться с вами прогнозами. Дело в том, что в одном случае это проходит без каких либо видимых последствий, иногда заканчивается тяжелыми осложнениями, например летаргическим сном, или погружением в длительную тяжелую меланхолию. Многое зависит от ухода. Максимум времени находитесь при ней. Я ей капли выпишу, в остальном будем уповать на Господа. Несколько раз заходил Максим, но Таисия запустила его только через неделю, когда Тоня впервые с начала болезни поела. Парень тоже явно переживал, осунулся, под глазами появились темные тени. Он присел на край её кровати, но девушка закрыла глаза и всё время, пока он не ушел, так их и не открывала. После его ухода слабым голосом попросила мать, чтобы та его больше к ней не пускала. Сколько Таисия не пыталась разговорить дочь, ей это так и не удалось.
Только ещё через неделю Антонина пришла в себя и вновь начала посещать занятия в институте. Максим с её горизонта исчез. Она этому была рада и постепенно всю эту историю запрятала подальше в своей памяти. Но неожиданно он появился как-то вечером. Прежде всего поражал его внешний вид. За несколько дней он превратился в собственную тень и напоминал туберкулёзного больного. Антонине стало его жалко, тем не менее она спросила холодно
– Зачем пожаловал? Он тихо предупредил
– Они тебя теперь не оставят. Они хотят тебя агентом - проституткой сделать. Добьют, как меня добили. Они это умеют. Прости меня - и после этого развернулся и решительно направился к выходу.
С того дня, когда Тоня слегла, Максим не находил себе места. То, что произошло между ними на агентурной квартире, в отчете он скрыл. Два дня безрезультатно поджидал её около дома. Пытался прорваться к ней, но Таисия его не пускала, а когда он этого добился, девушка не захотела даже посмотреть на него. Через несколько дней его вызвал Виктор Васильевич Кочетков. Он, вначале молча, смотрел на своего подчиненного, потом достал его рапорт и спросил
– Это как прикажешь понимать? Как дезертирство, или как форменную измену. Ты нас за кого принимаешь, парень? Ты только подумаешь о чем–то, мы уже в курсе. С чего это ты взял, что только ты будешь с ней спать? Теперь этим многие будут заниматься. Это её работой будет на ближайшие годы. А ты что думал? Я тебя благословлю, в ЗАГС отправлю, и потом орать буду «горько» на свадьбе? Нет, этого не будет. Из неё замечательный сотрудник выйдет. Ты понимаешь, что на Северо-Западе война с белофиннами. Ваши с ней сверстники гибнут за Родину каждый день. Чем скажи ты их лучше, или она? Он указал Максиму на рапорт
– Эту «филькину грамоту» переписать, как положено. И если такое повторится, пойдешь под трибунал.
Несколько дней Максим валялся в общежитии, потом явился к Антонине, чтобы предупредить о том, что для неё готовит НКВД. По дороге от неё зашел в магазин, купил водку, не раздеваясь в общежитии налил себе стакан, выпил его, затем выстрелил в себя из пистолета.
Антонина
Предупреждение Максима напугало Антонину. Причем страх с каждым днем нарастал всё больше. Она практически перестала спать, а когда ненадолго забывалась, ей снились кошмары связанные, так, или иначе, с насилием. Наконец она поделилась с матерью. Та тоже пришла в ужас. Обе всплакнули. Таисия подошла к иконке. Встала на колени и, устремив взгляд на лик вседержителя, начала молиться. Через несколько минут она решительно встала, достала из шкатулки с документами металлическую коробочку
– Это яд я с работы для себя принесла. На всякий случай. Не дай Бог его найдут. Я к Майроновскому пойду, чем это кончится один Господь знает. Профессор раз помог, может быть ещё поможет. Больше просто не к кому обратиться. Если что не так пойдёт, выбрось вместе с коробочкой. Только не забудь, доча.
Было воскресенье и Таисия пошла домой к своему шефу. На этот раз профессор пожаловался Богдану Кобулову и тот категорически запретил Кочеткову дальнейшие действия против дочери сотрудника НКВД.
– Слушай, она у нас работает. Тебя лет на десять старше, что других баб мало? Всем хватает, а тебе всё мало. Ты бабник что ли? Или постой, постой может тебе дочка приглянулась? – С кавказским акцентом насмешливо спрашивал Кобулов. Но он не шутил и все об этом прекрасно знали. Майрановскому Кобулов с улыбкой сообщил
- Похоже Кочетков на девчонку глаз положил. Если что, мне скажи. Я ему охотку живо поубавлю.
Майроновский, разумеется, передал эту новость Таисии. Той сразу очень многое в поведении Виктора стало понятно. Всё это она объяснила дочери. Антонина кроме омерзения к Виктору ничего не чувствовала. Она сама догадывалась о чем-то подобном. Не просто же так Кочетков всегда целовал ей руки и при всякой возможности обнимал.
После этого Антонину оставили в покое. Время летело незаметно, особенно после начала войны. Многие студентки медички ушли на фронт добровольно, отложив обучение до победы. Медицинских сестёр не хватало даже больше, чем врачей. Ушли на фронт и многие профессора, но занятия продолжались. Антонина тоже хотела уйти на фронт, но ей не разрешили, как отличнице, бросить учебу. Институт эвакуировался в Уфу. Лабораторию Майроновского в Куйбышев. Впервые Антонина рассталась с матерью.
Срок обучения в военное время был сокращен. Осенью 1942 года в комитет комсомола пришло письмо из восьмой воздушной армии. Комсомольцы одной из эскадрилий хотели познакомить своего товарища-асса по имени Михаил Воронов с самой красивой девушкой студенткой. Фото асса увеличили в фотоателье и поместили на видном месте в комитете комсомола. Провели опрос студентов и преподавателей и выяснили, что самой красивой студенткой подавляющее большинство институтских считают Антонину Ветрову. Её фото отослали на фронт. С этого момента она стала получать солдатские треугольники десятками. Ничего особенного в них не было, предлагалось начать переписку. Чаще просто просили выслать фото.
На весну 1943 года были назначены досрочные государственные экзамены. Фронт требовал врачей, их катастрофически не хватало. Время, сжатое как пружина, заставляло жить в невероятном темпе студентов. Сбавить его удалось только после государственных экзаменов. Каждое утро начиналось с осмотра почты. Все ожидали повестки и гадали кто куда попадёт служить. Именно в это время на неделю в отпуск приехал тот самый Михаил Воронов, лётчик с которым она переписывалась. Он поджидал её около общежития. Было по-весеннему тепло, но на нем была меховая американская куртка. Тоня издали заметила офицера у входа, но ей и в голову не могло прийти, что это Воронов. Он же её сразу узнал и ласково и вместе с тем радостно приветствовал.
– Господи! Да ты, Тонечка, даже лучше, чем на фотографии. А я к тебе. Я Воронов. Узнала? Узнать его было не просто. На фотографии он выглядел совсем мальчишкой, а в реальности его моложавое лицо явно контрастировало с высоким ростом и могучей фигурой. Разумеется, Антонина пригласила Михаила в свою комнату, хоть некоторое смущение отчетливо почувствовала. О Михаиле же этого сказать было нельзя. С первой минуты стало понятно, что он везде чувствует себя дома. Он разделся, раскрыл чемодан и вытащил подарки . Чего там только не было - шоколад, американская тушенка, сырокопченая колбаса, спирт, галеты, парашютный шёлк. Потом Михаил достал парадный китель, к которому были прикреплены награды и сообщил
– Это я одену, когда пойдем с тобой расписываться.
– А мы когда решили расписаться? Я кажется забыла. Сделай одолжение напомни.
– Я же написал тебе, что ты мне очень нравишься. Ты что не хочешь идти за меня? Парень смотрел на неё, явно недоумевая. Антонина рассмеялась
– Миша, а что скажи на милость за спешка?
– Могу объяснить. Я пришёл в эскадрилью два года назад. У нас в трёх звеньях двенадцать летчиков. Из тех, кто начинал со мной, остался только один, мой заместитель. Мне двадцать четыре года. Я самый старый из летчиков. Но главное не в этом. Просто я не вижу причин не идти тебе за меня замуж. Ну, убей не вижу.
– Ну что ж, если быть честной и я не вижу, разве только то, что я со дня на день тоже жду направление для прохождения службы. Тебя это не смущает?
– Не смущает. Всё завтра идём в ЗАГС. Он встал на одно колено.
– Делаю официальное предложение - и протянул бутон розы, сделанный из бронзовой фольги. А сейчас давай махнём куда–нибудь. В ресторан самый лучший. Чтобы ребятам было о чем рассказать. Я никогда в ресторане не бывал.
– Я тоже была однажды, очень давно, в Москве.
– Ну, так чего же мы ждём?
Антонина шла под руку с Михаилом в поисках ресторана. Это было совсем не похоже на то, как они несколько лет назад шли с Максимом в шикарный Савой. Тогда было много прохожих. На них многие оглядывались. А теперь никому до них нет дела. У всех и без них хватает забот. Практически в каждом доме читают и перечитывают похоронки, отыскивая в скупых строчках хоть какой-то намек на надежду. Правда, как и тогда, рядом шёл замечательный, простодушный парень. Он ей очень нравился, хотелось обязательно сделать его счастливым. И самой быть с ним счастливой. Она старалась реже смотреть в его лицо, потому что при этом чувствовала смущение. Он очень ей нравился.
Их остановил военный патруль. Михаил предъявил свои документы и спросил у офицера, где ближайший ресторан. Тот объяснил, что рестораны не работают, но можно выпить в буфете гостиницы «Столичной». Но для этого нужно быть постояльцем этого заведения. Гостиница располагалась в старинном деревянном доме. Михаил попросил отдельный номер
– Могу дать два места в четырехместном номере сообщила администраторша.
– Имейте совесть, мамаша. Мы вдвоем с женой. Через пару дней снова на фронт - достав две плитки шоколада, сообщил Михаил.
– Ну для фронтовика сделаем исключение, товарищ капитан, – женщина протянула ключ. Номер на удивление показался уютным. Красный матерчатый абажур и красные шторы делали его домашним. Антонина и Михаил оставили верхнюю одежду в номере, пошли в буфет. Они отыскали его по звуку музыки. Буфет представлял собой комнату с окошком в стене, за которым хозяйничала буфетчица. В углу стоял патефон. Вдоль стены располагались, составленные в один ряд, четыре столика. В центре комнаты танцевали офицер с женщиной. Ещё два сидели за столом. Новые сверкающие погоны на плечах офицеров делали обстановку праздничной. Михаил и Антонина заказали водку и единственное блюдо, значащееся в меню- пельмени с уксусом. Как только сели, один из офицеров пригласил на танец Антонину. Та отказалась, мягко пояснив, указывая на Михаила
– Он только с фронта, извините. Подвыпивший офицер изобразил на лице недовольную мину, но отошёл ни слова не говоря. Михаил рассказал, что родом он из маленького, старинного городка Елец. Мать его работает учительницей. Отец погиб, когда Михаилу было три года. Попал под машину.
– Она во всём нашем городишке в то время, возможно, была одна, эта машина, а он, бедняга, сумел под неё попасть. Невезучий. А я вот наоборот, бывало, возвращался из боя в самолёте на решето похожем и ни одного ранения. Хотя, как не крути, это дело случая, так что мне за эти шесть суток к маме ещё надо в Елец смотаться. Обязательно. Когда я её ещё увижу, один Бог знает. Давай потанцуем – пригласил он.
В буфете имелась одна единственная пластинка, на одной стороне танго «Месяц спит», на другой «Танго соловья» Крутили пластинку беспрерывно. Две эти простые мелодии казались верхом совершенства. Хотелось, чтобы музыка не кончалась. Внезапно тот же пьяный старлей остановил патефон и, глядя на Антонину, нетвёрдым языком объявил
– А сейчас белый танец. Дамы приглашают кавалеров. Непонятно было, на что он рассчитывал. Друзья усадили подвыпившего на место, кто-то включил снова патефон. Михаил с Антониной продолжили танцевать. Но когда они во время танца оказались в непосредственной близости от офицеров, этот старший лейтенант неожиданно хлопнул Антонину ниже спины. Михаил, поняв, что произошло, ударом кулака сбил наглеца под стол. При этом он, кажется, свернул тому нос. Всё вокруг залило кровью. Окружающие понимали, что пьяный получил по заслугам. Михаилу претензий никто не предъявлял. У буфетчицы нашелся бинт. Антонина наложила повязку по всем правилам медицины. В это время в буфет вошёл патруль, вызванный кем-то . Патрульный потребовал у всех документы и сел составлять протокол. Все три офицера оказались из военной контрразведки «Смерш», они попытались уговорить командира патруля не составлять протокол, но он на это не согласился.
– Задерживать никого не буду. Больше ничего сделать для вас не могу – сказал патрульный. Разошлись без излишнего шума. Старший лейтенант, немного протрезвевший, извинился. Михаил с Антониной отправились в номер. Они мгновенно забыли о неприятном инциденте. И не удивительно. Им было чем заняться. Ночь для них оказалась неповторимо прекрасной. Уснули только под утро, но в одиннадцать часов уже были в ЗАГСе. Их моментально расписали. Счастливые они зашли в общежитие, забрали чемодан Михаила, зашли в студенческую столовую, поели под многозначительными взглядами студентов и отправились в гостиницу досыпать. Весь день и следующую ночь они провели в номере. Вышли только раз, чтобы поесть в буфете. А утром их арестовали и в машине отвезли на аэродром. Там посадили в самолёт и через два с половиной часа они оказались в Куйбышеве. Вместе с ними в том же самолёте летел старлей «Смерша» с повреждённым носом. Из разговора, сопровождавших офицеров с кем-то по рации, Антонина услышала фамилию Кочетков и почувствовала себя отвратительно.
- Господи, ну когда этот кошмар кончится - думала она. На ночь их определили в камеры, расположенные в подвальном помещении управления госбезопасности.
Кочетков.
Просматривая ленту происшествий, как это он обычно делал по утрам, заместитель начальника УНКГБ по куйбышевской области Виктор Васильевич Кочетков обнаружил сообщение о драке из-за оскорбления Ветровой А. Г. офицером «Смерша» Троицким Ф.Д. За это оскорбление жених Ветровой капитан ВВС Воронов М.И. ударил Троицкого в лицо. Событие само по себе пустяшное, но в нем была замешана Антонина Ветрова и Виктор Васильевич понял, что это рука судьбы. Он не терял из вида Антонину и был в курсе всех её дел. Скандал в гостинице с её участием оказался очень кстати. Он немедленно распорядился арестовать участников происшествия и доставить их в Куйбышев. Первым он допросил смершевца. Тот брал всю вину на себя.
– Погоны с ребятами обмывали, перепил тогда - заявил офицер – вину свою признаю. Прошу отправить на фронт, искупить в бою кровью. Кочетков усмехнулся.
– Понятно носа тебе мало. Летун, который к тебе приложился, подозревается в неприглядных делах, но человек он осторожный, придраться не к чему. Драка ваша вышла очень кстати. Садись, пиши докладную на имя своего начальника. Так, мол, и так, находясь в буфете гостиницы Столичной в городе Уфа, услышал разговор между капитаном ВВС и сидящей с ним девушкой. Речь носила поносный характер и шла о самолетах, на которых летает капитан.
– Я этого, товарищ старший майор госбезопасности, писать не буду. Ничего этого на самом деле не было.
– Ты старлей, что спятил, под трибунал потянуло, в штрафбат захотел? Но парень смотрел на начальство испуганными глазами в оправе из синяков, но давать ложные сведения не собирался. Кочетков вызвал секретаря и распорядился освободить офицера и доставить в кабинет Ветрову.
Когда Антонину ввели в кабинет, Кочетков повёл себя, как мальчишка. Он выскочил из-за стола ей на встречу и неожиданно для себя под руку проводил до кресла. Устроив её таким образом, он сам сел за стол.
– За что нас с мужем арестовали? – спросила Антонина.
– Сейчас, Тоня, объясню. Прежде всего, ты совершенно свободна. Тебя немедленно освободят, пойдёшь к маме. Сколько вы не виделись? Арестован только капитан Воронов за драку со старшим лейтенантом «Смерша» И дело это не шуточное. Его должны были арестовать ещё вчера. Я перехватил вас у «Смерша» буквально в последнюю минуту. Самое меньшее, что его ожидает - это лишение чина, наград и штрафбат. В штрафбате никто практически не выживает – он встал из-за стола, подошел к окну и, глядя через него на улицу, сказал
– Ты знаешь, Тоня, как я к тебе отношусь. Помнишь, я тебя ещё четырнадцатилетнюю в щёчку целовал, или в лобик даже, вроде по-отечески. Так вот признаюсь, отеческого в тех поцелуях не было ничего. Прошли долгие годы, но чувство моё к тебе не изменилось. Это наваждение какое-то. Ты меня околдовала. И освободиться от этого можно лишь одним путем. Словом мужа твоего я спасу, хоть это очень не просто, кроме меня это не под силу никому. Но мы с тобой должны встретиться. Ты уже не девочка и понимаешь, как всё сложно. Тем не менее, я готов на это пойти.
– Я согласна, Виктор Васильевич, только завтра Михаилу нужно уже вылететь к месту службы. Я должна его проводить. Потом я приду, куда вы скажете.
Кочетков подскочил к ней начал целовать руки
– Я знал, что ты умница - с радостью шептал он. Она вырвала у него руки
– Что вы делаете? Не надо меня целовать. Я в грязной камере провела ночь. Скажите лучше, когда вы выпустите мужа?
– Никаких проблем. Вот мой телефон, – он протянул бумажный квадратик. – Освободишься, сразу позвонишь, я тебе всё, что надо скажу. А сейчас иди и жди его на улице прямо у входа.
Антонина минут десять ждала Михаила. Он вышел на улицу с чемоданом в руках, жмурясь от яркого солнца.
– Разобрались наконец – заметил хмуро. – Ты, детка, как?
– У меня всё нормально. Ты знаешь, что мы в Куйбышеве. Пойдем искать улицу Куйбышева. Здесь мама моя живёт. Я тебя с ней познакомлю.
Они не торопясь шли по весенней улице. После ночевки в тюрьме, дышать свежим воздухом было особенно приятно. Таисия жила в номере гостиницы Бристоль-Жигули. Её не было в номере и Антонина нашла её по телефону, номер имелся у дежурного офицера. Через несколько минут они встретились. Радости не было конца, но ей нужно было быть на работе и Таисия, оставив дочь с мужем в номере, ушла в лабораторию. Номер был роскошный с ванной. Михаил с Антониной немедленно полезли купаться. Потом, обсохнув, отправились искать аэродром. Нужно было договориться, чтобы Михаила подбросили к месту дислокации эскадрильи. Около пропускного пункта Антонина осталась скучать на скамеечке, а Михаил пошёл к начальству. Вернулся он через несколько минут огорченный и сообщил, что вылетать придется через два часа. Утром попутного самолета не будет и нужно, как это ни печально, прощаться. Они сели рядом, плотно прижавшись друг к другу, готовые просидеть так вечность, но из КПП к ним подошел немолодой уже техник, протянул ключ от комнаты для отдыха лётного состава и рассказал, как её найти. Благодаря этому человеку попрощались они по-настоящему. Правда, время промчалось мгновенно. В гостиницу Антонина возвращалась одна. Было одиноко и грустно. Как ни странно предстоящее свидание с Кочетковым не вызывало у неё сильного волнения. В номере она легла и мгновенно уснула.
Проснулась она вечером, когда Таисия уже готовила ужин
– Отправила своего парня? – спросила она.
– Отправила, мам.
– Переживаешь теперь?
– Не знаю. Может быть ещё не дошло, или я бесчувственная совсем. Ну как он тебе?
– Лучше я промолчу. Мне один уже понравился. Видно глазливая я. Лучше промолчу. Иди, доча, кушать.
Они молча поужинали, потом легли на кровать и Антонина призналась
– Я, мам, не правильно сказала, что не переживаю. Я рада, что он улетел. Мы оказались в Куйбышеве потому, что Кочетков это организовал. Михаил за меня заступился там, в Уфе, дал по морде пьяному особисту. Кочетков это каким-то образом узнал и нас через день после этого арестовали. Самолётом сюда доставили. Он, чёртов Витя, меня шантажировал. Поставил перед выбором. Или Миша за драку в штрафбат пойдёт, или я должна стать его любовницей. Я согласилась, только бы Миша за меня не пострадал. Завтра должна позвонить гаду этому.
Таисия пришла в ужас
– Господи! Ну, за что ты нас наказываешь? Зачем красоту нам дал. Сделал бы лучше счастливыми уродками. Этот Витя не человек, это подонок последний. Я тебе никогда не рассказывала, что он когда-то сотворил. Ты представь себе только. Павел и ещё несколько человек в НКВД получили повышение. Ну, как водится, отметили это. Домой ехали в одной машине с Витей. Тот, прежде чем выйти около дома из машины, давай Ежова материть по-всякому так, что Павел его даже вытолкал, а на следующий день, с испуга наверное, эти слова про Ежова Павлу приписал. Донёс. И меня тогда арестовали. Спасибо Майроновский тогда отбил. Теперь я уверена, что Витя на тебя глаз положил ещё тогда. Господи! Ну, научи, что нам делать.
– Слушай, мам, а у тебя алюминиевая коробочка сохранилась?
– Что ты, что ты с ума сошла. А если вдруг такое откроется? Нет, выбрось из головы.
– Ладно, мам. Что раньше времени страдать. Будем надеяться, как-то всё обойдётся. Они лежали молча, переполненные чувством обреченности и бессилия. Потом Таисия спросила
– Ты не спишь ещё?
– Нет.
– Во сколько тебе к нему идти?
– Я днём должна позвонить и он скажет, где и когда. А что?
– Ничего, спи, не переживай, всё будет хорошо.
Рано утром Таисия варила молочный кисель. Перед тем, как уйти на работу, она наказала выпить не меньше трёх стаканов. Уходя, спросила
– Ты свой вес знаешь?
– Знаю, пятьдесят два килограмма. А зачем тебе?
– Пока не спрашивай. Во сколько звонить будешь этому?
– Часов в десять.
– Хорошо, я к этому времени буду дома.
В десять часов Антонина позвонила Кочеткову. Он явно обрадовался и сообщил адрес и вкрадчиво добавил
– Буду ждать тебя, Котя, в восемнадцать часов. От этого «Котя» Антонину затошнило.
Вскоре пришла Таисия с целым ворохом лекарств. Она разложила их кучками и написала когда и что пить. Весь день строго по этой схеме Антонина принимала пилюли. Перед самым уходом Таисия сделала дочери укол. Потом она достала пудреницу и пояснила
– На всё про всё у тебя будет тридцать минут. Твоя задача выбрать удобный момент, открыть пудреницу, взять из неё пуховый спонж и дунуть так, чтобы пыль с него попала этой скотине в лицо. Потом, не вдыхая в себя воздух, нужно положить на место спонж, закрыть пудреницу и отойти подальше. Потом откроешь мне дверь. Вот и всё. Поняла?
– Поняла, что когда закончатся эти тридцать минут, вместе с ним можешь отключиться? То есть действовать надо в этом промежутке времени и только наверняка. Необходимо, чтобы он был близко.
– Сможешь всё четко сделать.
– Смогу.
– Ну, тогда иди. Ни пуха тебе, ни пера.
– К черту.
Ровно в шесть Антонина была на месте. Дверь открыл Виктор. Увидев его, Антонина чуть не расхохоталась. Старший майор был одет в шёлковый халат. Из-под халата сверкали начищенные сапоги. Он помог снять пальто и сразу стал знакомить девушку с расположением квартиры. Рядом с прихожей находилась ванна и туалет. В небольшой гостиной стоял диван. Большой круглый стол находился в центре, в окружении венских стульев. В спальне находилась широкая кровать. В углу трюмо. Виктор попросил сесть Тоню на пуфик, открыл ящик трюмо. В нем лежал золотой медальон в виде сердечка. Он взял его и одел ей на шею. Потом обнял и стал поцелуями покрывать шею, лицо, голову.
– Виктор Васильевич, ну подождите секундочку – попросила Антонина, доставая пудреницу и поворачиваясь к нему лицом. Дрожащими руками она достала спонж и, что есть силы, дунула через него в покрасневшее лицо мужчины. Тот отшатнулся и тут же рухнул на пол. Антонина, стараясь не дышать, сунула спонж в пудриницу и вышла в прихожую. Она открыла дверь. С пролёта лестничной клетки к ней поднялась Таисия. Они прошли в спальню. Осмотрели бездыханное тело гебэшника. Повреждений нигде не было. Таисия вытерла его лицо полотенцем, которое достала из саквояжа.
– Куда это деть? - сняв медальон, спросила Антонина.
–Дай сюда, сунем ему в карман. Когда Таисия залезла в карман халата, то обнаружила в нём баночку вазелина.
– Приготовился козёл - прошептала она.
Потом закапала ему в каждую ноздрю по нескольку капель какого-то раствора. Только после этого они оделись и, аккуратно прикрыв дверь, покинули квартиру. Таисия, забрав пудреницу, направилась на работу. Антонина пошла, дожидаться её в гостиницу. На следующий день она поездом выехала в Уфу. По приезде, её ожидало письмо от Михаила и повестка. Необходимо было немедленно ехать к месту службы. На следующий день поезд уносил её на Запад. Впервые за много лет на сердце не было ни тучки.
Конец.
Таисия
Таисия Образцова происходила из семьи мелкого петербуржского чиновника. Она была второй из шести сестёр и, когда к ней в 1913 году посватался полковник Николай Анисимович Полосин, директор Охтинского порохового завода, долго не раздумывала и согласилась на брак с ним. Полосин занимал казенный дом при заводе, окна которого выходили на церковь Ильи Пророка. Он был старше своей девятнадцатилетней супруги и необыкновенной красавицы на двадцать лет. Таисия закончила курсы сестер милосердия и в то время работала помощницей провизора в госпитале, который по старинке назывался «Почтовая больница». Жили супруги душа в душу, не смотря на большую разницу в возрасте. Правда, продолжалось это совсем не долго. Вскоре после начала мировой войны на заводе произошла диверсия. Николай Анисимович находился непосредственно в эпицентре взрыва. Он погиб вместе с сорока пятью рабочими. На панихиду приехал император со своей супругой. На отпевании в церкви она стояла в шаге от императорской четы, слушая, как настоятель храма отец Пимен провозгласил
- Что мятетеся безвременно, о человецы! Един час и вся переходят во царствии твоём. Поминем же безвинно павших. Прими души новопреставленные раба твоя Господи!
Таисия держала у глаз платочек, но не могла выдавить из себя даже слезинки. И от этого было ей неловко, тем не менее, она смотрела время от времени на лицо императора с рыжеватыми бородой и усами. Чувствовала почти неуловимый запах духов императрицы, необыкновенно тонкий и приятный, но, тем не менее, от которого её подташнивало. Она была на шестом месяце беременности и плохо переносила запахи. После панихиды император окинув мимолётным взглядом её живот, сочувственно произнес
-Крепитесь. Мы вам обязательно поможем - императрица сказала сочувственно и печально.
- Какая вы красавица. Это у вас первенец? - Таисия утвердительно кивнула головой.
-Вот и хорошо, хорошо. Помощник вам будет. Дай вам Бог, дай вам Бог.
И действительно помогли. Из канцелярии двора ей перевели сумму, которой хватило на то, чтобы снять квартиру на Васильевском острове и прожить безбедно целый год после родов. Кроме того ей назначили пенсию как было сказано - « Вплоть до последующего замужества». Родился крепкий мальчик, которого решено было назвать Николаем в честь погибшего отца.
В начале 1917 года Таисия сошлась со штаб ротмистром Семёновского полка Георгием Ветровым. С ним её познакомила старшая сестра Антонина, муж которой служил старшим врачом в англо- русском госпитале Петербурга. Ветров там находился на лечении, после ранения в живот. Он выжил, впрочем, исключительно благодаря собственному богатырскому здоровью. Ранение было очень тяжелым. Это был человек высокого роста и атлетического сложения. С ним Таисия впервые узнала, что такое настоящая любовь к мужчине. Ротмистр родом был из Владимира. И, пока его не признавали годным к службе в действующей армии, жил в столичной гостинице. Сразу после первой их совместной ночи он переехал к ней. Оба были так переполнены ощущением счастья, что не сразу заметили, как произошла революция. Но через некоторое время после отречения императора до них дошло, что произошли не волнения, к которым привыкли с пятого года, а катастрофа вселенского масштаба.
- Как он посмел отречься? - вопрошал сам себя Ветров и тут же возмущался
- Нужно быть просто тряпкой. Бабой бесхарактерной, чтобы бросить во время войны Россию, как непутёвую девку. Это невозможно вынести.
Узнав, что на Юге Корнилов формирует армию, он засобирался и вскоре уехал. Письма от него не приходили, но не было дня, чтобы Таисия, проходя мимо окна выходящего на улицу, не задерживалась у него, задумчиво вглядываясь в прохожих. Она не сомневалась в том, что любимый жив. И оказалась права. Появился он неожиданно в конце 1919 года. Она не узнала его в калеке, идущем на костылях к дому. Правой стопы у него не было. Одет он был в штатское завшивленное тряпье. Таисия плакала, обнимая любимого. Николенька прятался под столом, испуганно озирая единственную ногу незнакомого дяди.
Культя гноилась и пропитывала бинты сукровицей. Пришлось опять обращаться к мужу сестры. Оказалось необходимым снова оперироваться. Но нет худа без добра, родственник выписал Николаю справку, удостоверявшую в том, что ампутация была проведена в 1916 году. Эта справка оказалась очень полезной, когда, через месяц примерно, с обыском нагрянули матросы. Один из них, схватив за грудки Ветрова, с бешеной ненавистью спросил:
- На Дону клешню оставил гад? - И швырнул калеку на пол, выхватив из кобуры пистолет. Только справка успокоила чекистов.
Ветров устроился на протезный завод простым рабочим. Потребность в протезах была огромная. Зарабатывал он не плохо. Довольно быстро смог себе приобрести протез. Через год Таисия поняла, что снова ждёт ребёнка. В этот раз беременность протекала легко, совсем без тошноты. Она как- то рассказала Ветрову, что её чуть не вырвало от духов царицы в четырнадцатом году
- Такой запах чудный был, а меня тошнило. Я его и сейчас помню. Свежестью и морем и розой пахло - говорила она, мечтательно закрыв глаза.
В январе двадцать второго года родилась девочка. Назвали её в честь сестры Антониной. Георгий принес жене подарок. Он попросил её закрыть глаза и поднес к лицу флакон духов
- Боже мой! Тот самый запах - воскликнула Таисия - где ты их достал?
- Нэп дорогая. Теперь что угодно можно купить. Кажется, всё возвращается на круга свои. Во всяком случае, появилась надежда.
Таисия рассматривала флакон. На золотой наклейке было написано WhiteRose, а на самом флаконе Atkinsons.
- Спасибо любимый - прошептала она, прижавшись к мужу – никогда я не была так счастлива.
- Лучше бы мне тогда промолчать - вспоминая этот день, говорила Таисия много лет спустя.
Георгия арестовали буквально через сутки. Больше о нём она не слышала никогда. От мужа остался серебряный портсигар и золотые часы на массивной золотой цепочке. Эти вещи уцелели при обыске только потому, что муж хранил их в своём ящике на работе. Их принёс Таисии человек, работавший вместе с Георгием. Он, ни слова не говоря, сунул ей узелок и удалился, не дожидаясь благодарности. Они ей помогли выжить первое время. Но работу надо было искать. Таисия отправилась в Марининскую больницу для бедных. После революции её стали называть Больницей в память жертв революции. Там ей предложили работу аптекарши. Было не просто, но она приспособилась. Оставляла детей пожилой соседке, когда уходила на работу.
Эта соседка, пожилая дама, бывшая преподавательница Ларинской гимназии Анна Илларионовна Лемм очень её выручила в то трудное время. Впрочем, с детьми особых хлопот не было. Они росли спокойными и уравновешенными. Николай в пятнадцать лет поступил в железнодорожное училище и ещё через два года стал работать связистом на железной дороге. Он в тридцать втором году познакомил мать с Василием Ивановичем Луговым, работником управы железной дороги. Человеком добрым, заботливым, хоть не очень разговорчивым. Материально сразу стало жить легче. Летом даже удалось выехать с дочкой в Ялту. Конечно, такой любви, как к Георгию не было, но чувство признательности к этому человеку обязывало быть Таисию любящей и преданной подругой. В начале тридцать четвертого года Николай женился на своей однокласснице и переехал жить к ней в Тихвин. А в декабре в Смольном убили Кирова. Эту весть принёс муж.
- За что его?- спросила Таисия.
- Cherchez la femme говорят - ответил муж.
Сразу после пышных похорон в Москве, о которых вещали из появившихся тогда репродукторов и писали все газеты, начались аресты. Василия Ивановича тоже арестовали.
На третий день после ареста Таисия с дочкой пошла в «Большой дом». Долго не решалась подняться по ступеням, а когда, наконец, решилась, её остановил в шаге от входа незнакомый военный
- Вы Полосина, не так ли? - спросил он.
- Да, а вы меня откуда знаете?
- Знаю. Женщина вы приметная. Вообще я Николая Анисимовича, супруга вашего, хорошо знал. Я с Охты. Жил в «офицерском доме». Мы, молодые служащие, все поголовно в вас влюблены были.
- А я повторно вышла замуж, а мужа забрали. Вот я и решила выяснить почему. Может быть вещи ему передать?
- Как фамилия мужа?
- Луговой Василий Иванович. Он в железнодорожной управе служит.
- А живёте вы где?
- На Васильевском, в Корытинском переулке. Мужчина секунду подумал, потом сказал.
- Вечером я зайду к вам, а вы пока домой идите. Таисия обрадовалась нежданной помощи и пошла восвояси.
Вечером незнакомец появился, как и обещал. Он, не снимая шинели, прошёл в комнату и сообщил глухим шепотом
- Вам надо уезжать, иначе арестуют.
- Когда уезжать? - Шепотом же переспросила Таисия
- Прямо сейчас. Ночью за вами придут.
-Господи ! За что же меня–то арестовывать?
- Вы дважды были замужем за офицерами. Этого довольно нынче, чтобы распять. Уходите прямо сейчас к знакомым, но только не к родственникам. Там сразу найдут. И мужа не ищите. А завтра уезжайте и чем дальше, тем лучше. Всё прощайте. Приходить сюда было для меня безумием. Прощайте.
Таисия была так потрясена всем случившимся, что даже не сообразила поблагодарить этого чудесного человека. Только вот идти было некуда. Единственное место, где её могли принять, было рядом, на одной площадке с её квартирой. Таисия пошла к соседке Анне Илларионовне и рассказала о том, какие неприятности ей грозят. И отважная старушка, без колебаний, согласилась принять её с дочерью.
- Веди Тоню прямо сейчас, а сама собирайся, да много вещей не бери, только необходимое. Я в окно послежу за улицей, если архары появятся, я тебя предупрежу.
Таисия быстро собрала вещи и присоединилась к дочке, которая к тому времени уже спала. Около трёх ночи проснулись от шума в подъезде. Чекисты матерились, выламывая дверь в квартиру Таисии. Это длилось не долго, но до утра у женщин тряслись руки и разговаривали они едва слышным шепотом.
- Я, когда этого карлика убили, так обрадовалась, думала стрелять начали правителей - приблизив губы к уху Таисии, говорила Анна Илларионовна - надоело людям голодать. А разве плохо при царе батюшке было? У меня муж грешен был, любил выпить, так бутылка белой головки 60 копеек стоила. Пиво Варшавское - шесть копеек, огурцы квашеные -гривенник дюжина, батон сдобного хлеба - семь копеек, сыр рокфор - полтора рубля, женевский на десять копеек дешевле, курица отборная - восемьдесят копеек за килограмм, говядина - сорок копеек , свинина - тридцать. Масло сливочное - рубль двадцать. Рабочий на Путиловском перед войной получал сто пять рублей. Да что о рабочих говорить, прислуга меньше, чем за десятку работать отказывалась. Это на полном довольствии. Одетые, обутые и накормленные за счёт хозяев. Что людям ещё хотелось? Не знаю. – Она пошарила в карманах фартука и спросила
- У тебя, Тосичка, к слову сказать, деньги-то есть?
- Есть немного, рублей пятьдесят.
- Да разве ж это деньги! Ты же с дочкой на руках. На вот спрячь подальше. И Анна Илларионовна протянула две золотые монеты по десять рублей царской чеканки.
- Что вы, что вы я не могу это взять.
- Не дури, милая, у меня ещё есть. Да, похоже, мне не пригодятся. А ты о детях думай. О детях, прежде всего.
Таисия решила ехать к сестре своей матери в Москву. Анна Илларионовна одобрила – В большом городе легче будет затеряться.
На следующий день Таисия с дочкой на пригородном поезде отправилась в Тихвин, к сыну, а оттуда вечером следующего дня выехала в первопрестольную.
Москва встретила их снежной крупой и бодрящим морозцем. Тётушка жила с мужем на Воздвиженке и очень обрадовались гостям. Таисия рассказала старикам, что случилось с ней в Ленинграде. Их вся эта история не очень напугала, но на всякий случай решили, что будет лучше, если она с дочкой поживёт в Барвихе на даче.
- Дров там полно - пояснил дядя - печь замечательная. Это близко, полчаса пригородным поездом. И от поезда до дачного дома десять минут пешком. На следующий день рано утром все вчетвером отправились в Барвиху. Очистили от снега дорожку к дому , затопили печь. Через час уже было тепло, не смотря на то, что дом был не маленький.
Таисия с дочкой стали жить на даче, изредка наведываясь в Москву за провизией. Тоня ходила в Барвихинскую семилетнию школу. Таисия устроилась в поселковый фельдшерско - акушерский пункт медсестрой. Фельдшером там работал семидесятилетний старик Иван Пахомович. Человек добрый, но весьма угрюмый.
Царские десятки Анны Илларионовны остались так и не потраченными. Таисия передала их на хранение тётке. Там же в Барвихе, через какое-то время, она познакомилась со своим четвёртым мужем Павлом Александровичем Лискевичем. Произошло это так. В один прекрасный день в дверь довольно громко постучали. Таисия открыла и увидела высокого военного. Он сказал, увидя её
– Похоже, я не туда попал. Мне нужна дача Ивана Тереньтьева. Не знаете где это? - Перепуганная Таисия только отрицательно помотала головой, но даже слова не смогла из себя выдавить. – Ага, понятно. Усмехнулся военный, рассматривая её. Затем развернулся и ушел. Через три часа он вернулся. Чувствовалось, что был уже немного навеселе. – Знаете зачем я вернулся?- спросил он - хочу вас пригласить в нашу компанию. Мы новые звания обмываем. Так сложилось, что все там парами, а я один. – Нет, я не могу дочку одну оставить - возразила Таисия. – А и не надо оставлять, там тоже есть детишки. Пусть и она идёт. – Послушайте, да я ведь вас вижу первый раз, чего же я пойду куда-то. – Зовут меня Павел и видимся мы с вами уже второй раз. И скажу прямо, вы мне очень нравитесь. – Вы бы хоть спросили, свободна ли я, не замужем ли? - Да я знаю, что свободна. Соседка сказала, что вы с дочкой вдвоём живёте. Таисии, честно говоря, за время пребывания на даче, ужасно надоело одиночество, она истосковалась по общению с людьми. С Иваном Пахомовичем разговор не получался. Он целый день мог не проронить ни слова. Он и с больными на разговоры время не тратил и без этого знал, что от него хотят.
Павел же производил впечатление порядочного человека. – Ладно, уговорили. Только нам с дочкой переодеться нужно. Вы нас не ждите. Мы сами придём. Вы только укажите куда. – Лучше я подожду, а то заблудитесь ещё. Через несколько минут втроём они отправились на соседскую дачу. Там были ещё трое военных с женщинами. Познакомились. Для Тони нашлась подружка. Дети ушли играть в другую комнату. Стали танцевать под патефон. Мужчина не отпускал Таисию ни на шаг. Смотрел на неё влюблёнными глазами. Разошлись поздно вечером. А на следующий день утром Павел пришел свататься. Таисия была в полной растерянности. С одной стороны в её положении глупо было отказываться от такого покровителя, но с другой то, что она находилась в розыске и её могли каждую минуту арестовать, являлось серьёзной преградой. Она честно рассказала Павлу о том, что не свободна, что муж арестован в Ленинграде и до этого она ещё была дважды замужем. Павел задумался на мгновенье, потом записал данные мужа, пообещал всё выяснить, после чего уехал. Таисия вышла провожать и обнаружила, что его ожидала машина. За рулём сидел водитель в военной форме. Как только машина уехала, Таисия собралась в Москву к тетке. На душе было тревожно.
Тетушка выслушала новость и пришла в восторг
– За военным вы с Тоней будете, как у Христа за пазухой,- с сияющим лицом сообщила она – лет-то сколько ему?
– Не знаю, лет сорок примерно.
– А звание какое у него? - поинтересовался дядька.
– Не знаю. Я дядя в званиях ничего не понимаю.
– В петлицах, вот здесь у него на гимнастерке что приколото?- не успокаивался старик.
– Поплавки красненькие по два с каждой стороны.
– Ромбики?
– Да, кажется ромбики.
– Ну, тогда поздравляю, Тася, ты генерала подцепила, милая. Два ромба - это комдив.
Но Павел Александрович оказался не комдивом, а старшим майором государственной безопасности. Вечером того же дня он перевёз Таисию с дочкой в свою трёхкомнатную квартиру на Смоленской улице, сообщив, что препятствий для совместной жизни нет. И с этого времени началась её странная жизнь с этим человеком. Иначе такую жизнь трудно было назвать. Утром он уходил на службу, днем возвращался, чтобы поспать два часа, потом вновь отправлялся на службу и мог вернуться в четыре, пять часов утра. Он укладывался спать, но в девять утра, не зависимо от того во сколько уснул, вставал, брился и уходил на службу. Раз в неделю, в субботу, Таисия на служебной машине ездила в закрытый магазин отовариваться продуктами на неделю. Все продукты стоили копейки , но ничего платить не надо было. В кассе записывали потраченную сумму на фамилию мужа. Когда нужно было что-то из вещей, ей выписывали пропуск в так называемую базу. Там можно было выбрать что угодно. От постельного белья, до радиоприёмника. Таисия приобрела даже американскую холодильную машину.
Тоня ходила в хорошую школу. Училась она отлично, вступила в комсомол, была активисткой и мечтала о поступлении в медицинский институт. Она была так хороша собой, что со школы её провожали мальчишки гурьбой. А утром непременно несколько человек поджидали в подъезде, чтобы нести до школы её портфель. С Павлом Александровичем она практически не пересекалась. В воскресенье, когда он бывал дома, она уходила по своим комсомольским делам. Вечером делала уроки в своей комнате. Павел Александрович, глядя на неё, как-то сказал жене
– Слишком красивая! Такие не бывают счастливы.
Первый год после того, как началась совместная жизнь Павла и Таисии, чекисты частенько ходили друг к другу в гости, где выпивали, танцевали и просто веселились. Но постепенно подобные мероприятия прекратились совсем. Время от времени к ним в гости захаживал капитан Витя Кочетков, милейший человек, рубаха парень. Но и он задерживался на час, два, не больше. Муж объяснил всё просто. Новое начальство встречи сотрудников не одобряет. Но с Витей было не так всё просто. Ему нравилась Антонина. Ради этой девочки он приходил к Лискевичу. Он влюбился в подростка, да так, что ни о ком другом не мог думать. Он ненавидел себя за это, но ничего с собой поделать не мог. В это время Павел предложил Таисии работу в токсикологической лаборатории. По существу это была работа провизора. Лекарства и химические препараты находились на строжайшем учёте. Руководителю лаборатории, профессору Майроновскому, нужна была медицинская сестра, которая бы была воплощением порядка. Таисия вполне его устроила даже после того, как призналась, что в социальном отношении не очень подходит для работы в учреждении госбезопасности.
– Вы главное порядок железный тут наведите, а об остальном я побеспокоюсь.
И она организовала в лаборатории идеальный порядок. Впервые за многие годы Майроновский был спокоен за свою работу. Вообще это был человек странный, как большинство людей увлеченных научными изысканиями. Его кабинет был обклеен черной бумагой. Источником света была единственная лампочка, расположенная над столом. В минуту откровенности профессор как-то сказал Таисии
– У нас в лаборатории ошибок быть не может. Совершенно. Любая ошибка - это смерть. К тому же я - Майрановский Григорий Моисеевич, а скажем не Павлов Иван Петрович, которому всё простят и подопытных беспризорников с фистулами на слюнных железах, которые уродуют лицо, и осложнения после них с летальным исходом. Мне ничего не простят, всё припомнят. Нам с вами это нужно всегда помнить.
В этот же период времени сам Павел Александрович всё чаще стал приходить со службы с запахом спиртного. Чувствовалось, что он напряжен и порою реакция его на простые вопросы жены была неадекватной. Правда, он быстро отходил и чистосердечно извинялся, объясняя вспыльчивость спецификой службы. Впрочем, Таисия хоть уставала от необычного режима, успокаивала себя тем, что живёт она, как у Христа за пазухой. Что обижаться на то, что у человека порой сдают нервы. С кем не бывает.
В начале тридцать седьмого года Павлу Александровичу присвоили следующее звание досрочно. Теперь он стал комиссаром государственной безопасности третьего ранга. Зарплата увеличилась почти вдвое. Но радости ему это не принесло. Он стал ещё угрюмее и раздражительнее. Обмывали награды у Николая Ивановича Ежова на даче в последний месяц лета. Шеф произнёс тост длинный и вполне ожидаемый. Выпили за товарища Сталина и членов политбюро, поаплодировали. Выпили за товарища Ежова, сталинского наркома. Затем за родителей наркома и его жену. Тостов было довольно много, Таисия смотрела на Ежова. Он не пропустил ни одного, но практически не пьянел, и это было удивительно при его субтильном телосложении. Наконец, поехали домой. Вместе с ними в машину влез изрядно подвыпивший Витя Кочетков. Он не получил нового звания и, как показалось Таисии, был этим слегка уязвлён. Перед тем, как выйти из машины, когда подъехали к его дому, Витя предложил всем подняться к нему
– Выпьем ещё раз за жену наркома - редкую шалаву, за его папу - содержателя притона, за его маму - литовскую бандершу. За него самого выпьем, за пидора двуствольного.
– Тебе, Витёк, уже достаточно. Решительно выталкивая приятеля из машины, сказал Павел Александрович. Когда поехали дальше, очень внушительно предупредил жену
– Ты этого не слышала. Запомни хорошенько, не слышала, спала, потому, что много выпила.
Через несколько дней, после того, как Павел Александрович ушел на работу, в их квартиру пришли с обыском. Самое удивительное было то, что обыском руководил Витя Кочетков. Когда закончили обыск, Витя предложил Таисии одеться
– С нами поедешь. Есть о чем потолковать. На двери кабинета, куда её ввели, висела табличка П.А. Лискевич. Таисия несколько приободрилась, ожидая, что сейчас войдёт муж и прекратит этот кошмар. Но из двери, скрытой в деревянной панели, вышел Витя с неизвестным сотрудником. Витя сел за стол, сбоку от него уселся неизвестный
– Ну, давай, начнём с самого рождения. Где родилась? Кто родители, кто первый муж, кто второй и до сегодняшнего дня. Таисия начала рассказывать то, что от неё требовали, а сама смотрела на Виктора, этого милягу, добрейшего парня и не узнавала его в сидящем напротив человеке. Когда дошли до «сегодняшнего дня», Витя спросил, неожиданно перейдя на вы
– Вы помните, что говорил ваш муж в машине, когда вы подвозили меня от Н.И. Ежова?
– Нет, не помню.
– Не помните. Давайте я вам помогу. Речь шла о Н.И Ежове, его жене и родителях.
– Витя, но я действительно не помню никаких разговоров. Дело в том, что я выпила несколько рюмок водки, которую никогда не пью и уснула в машине. Проснулась, когда мы уже подъехали к дому. Паша даже не сразу растолкал.
– Какой я тебе Витя? Ты, сука, меня за кого принимаешь? - Заорал Кочетков, глядя на неё сумасшедшими глазами – хочешь, чтобы я, как твой муж садист, с тобой поговорил? Он неожиданно подошел к шифоньеру и извлек гимнастерку, рукава и грудь которой были залиты ссохшейся кровью
– Узнаешь чья гимнастерка? Ой, а в чем это она? В томате? Нет, в кровище. Он в ней вымазался об тех, кто врал, как ты. Так будешь давать показания, или вся сейчас станешь у меня, как эта гимнастерка? – Он ткнул этой гимнастеркой ей в лицо. Таисия разрыдалась
– Я правда не помню, о чем говорили потому, что спала.
Кочетков поднял трубку телефона.
– Давай Лискевича - сказал он кому-то. Через минуту в кабинет ввели Павла Александровича. Лицо его было избито. Левое ухо рассечено пополам, верхняя его часть держалась на куске кожи. Левый глаз закрыт был какой -то кровавой лепёшкой. Он встал на колени и попросил
– Скажи им всё, что знаешь, Тася , Богом тебя молю – однако дважды при этом умудрился ей подмигнуть уцелевшим правым глазом. Глядя на мужа, Таисия тряслась от ужаса
– Паша, так что я должна сказать? Я ведь ничего не знаю.
– Объясни ей, Павел Александрович, что она должна рассказать, да по-быстрому.
– А вот это уж без меня, Витя. Без меня, дорогой.
–Ладно, будь по-твоему. Хозяин барин. Сами разберёмся.
– Уведите его.- Приказал он конвою. Как только за конвойными закрылась дверь, в кабинет заглянул Майрановский. Он поманил Кочеткова и оба они исчезли на бесконечные два часа. Когда Кочетков вернулся, было заметно, что он взбешен и едва сдерживается. План его оставить Антонину без надзора матери не удался. Он подошел к столу, подписал пропуск и протянул Таисии
– Иди – сказал он – но прежде, чем рот раскрывать, думай. Это мой тебе совет.
Как шла тогда к выходу по коридорам Лубянки Таисия впоследствии вспомнить не могла. Дома она не в состоянии была объяснить Антонине, почему кругом такой беспорядок. Только вечером, немного придя в себя, прошептала, что Павла Александровича арестовали. Но, когда рано утром проснулась и увидела себя в зеркале, была изумлена. За ночь надо лбом появилась седая прядь. И как было не поседеть от осознания того, что жила с человеком, который возможно избивал её единственного, по-настоящему любимого ,Георгия Ветрова, а чуть позже другого близкого ей человека, бесконечно уважаемого Василия Лугового. Окровавленная гимнастерка, рабочая одежда мужа стояла перед глазами. И разве раньше обо всём этом она не догадывалась? В том и беда, что догадывалась.
- Всё, на этом точка - поклялась она себе - больше мужчин в моей жизни не будет. Через день домой позвонил Кочетков. Словно ничего между ними ни произошло, он приветливо спросил.
–Ну, как ты, Тася, оклемалась? Завтра до четырнадцати ноль, ноль должна съехать с квартиры. Поняла меня?
– Поняла – ответила Таисия и добавила – съеду.
Но на работе Майроновский, выслушав её, усмехнулся. Какой он быстрый Витя. И тут же позвонил своему начальнику и приятелю Всеволоду Меркулову, после чего сказал
- Живи, как жила. Не нужно никуда съезжать.
Чекисты
С 1933 года Сталин начал искать человека на пост руководителя НКВД вместо Ягоды. Главное требованием к кандидату было отсутствие дореволюционного партийного стажа, т.к. в его задачу входило устранение членов ещё ленинского политбюро Каменева и Зиновьева, Бухарина и Рыкова. Ягода для этого не годился. Сталин уже несколько лет присматривался к Ежову. Гибель Кирова стала для этого человека последней проверкой. Дело в том, что, как доложил наркому Г. Г.Ягоде Ф.Д.Медведь, руководитель УНКВД по Ленинграду, Киров был убит в своём кабинете, при весьма пикантных обстоятельствах. А именно, во время полового акта со своей многолетней любовницей Мильдой Драуле. И убил его муж Драуле Николаев. Когда Ягода доложил эти факты Сталину, тот в бешенстве бросил трубку, прервав разговор с наркомом. Погибнуть в бытовой ситуации член политбюро не мог, ни при каких обстоятельствах. По вертушке он немедленно позвонил Медведю в Ленинград и сказал тому
– Вы там что за сплетни распускаете? Даже нам тут известно, что товарища Кирова убили не в кабинете, а около кабинета, когда он направлялся туда. Позаботьтесь о том, чтобы мы больше никаких сплетен не слышали. Пришлось одежду Кирова привести в порядок. Труп вынести в коридор. Ударом пистолета оглоушили Николаева, положили его рядом с Кировым. Затем произвели два выстрела. На шум выстрела выскочили люди. Но и тут сваляли дурака. Следы от пуль отчетливо просматривались на потолке и стене. Проблема возникла ещё и со старшим охранником Кирова, Борисовым. Он никак не хотел, смириться с ролью, которую ему было предложено сыграть. Он твердил одно и то же.
–Я Мироныча из виду не отпускал до самого кабинета. Пока он, значит, с Мильдой в кабинет для отдыха не вошел. Всё согласно инструкции. Не первый раз такое дело. Они с ней и на охоту ездили не раз. А в августе в отпуске вместе были. У Медведя не выдержали нервы и он дал недогадливому как следует в ухо. Делать он это умел. Немолодой охранник оказался в нокауте. Его вернули в сознание с помощью нашатыря. Но первое, что он сказал очнувшись
– Я на себя клеветать не стану, хоть убейте тут. И убили, конечно. А что было делать. Не к генсеку же тащить дурака, чтобы тот ему рассказывал, что надо говорить на следствии
Сталин, перед отъездом из Ленинграда, объяснил Ежову буквально в двух словах свой взгляд на трагическое событие. Николай Иванович мгновенно понял, что от него требуется. К стенке и в лагеря направился так называемый «Кировский призыв». Ленинград был очищен от троцкистов-зиновьевцев. Впрочем, выявлялись и разные недобитые буржуазные элементы. Бывшие офицеры и царские чиновники и прочая ненадёжная публика. Более того, с Николаевым поработали и он дал какие нужно показания. Тринадцать человек так, или иначе связанных с ним по работе, были расстреляны вместе с ним. Мильду и её сестру и других родственников расстреляли, разумеется, тоже. Сталин высоко оценил работу Ежова и в феврале 1935 года тот был назначен председателем КПК и секретарём ЦК. Вождю стало очевидно, что этот карлик с глазами психопата исключительный исполнитель, которому только нужно показать направление, он носом и асфальт вспашет. И с осени 1936 года Ежов назначается наркомом внутренних дел. После этого Николай Иванович становится частым гостем Сталина. Вождю нравилось в этом миниатюрном человеке прежде всего то, что он умел молча слушать и мотать всё на ус. Что такое мораль и совесть Николай Иванович не знал никогда. Сталин наметил главную задачу и определил три этапа её решения. Первый этап - подготовка к процессу Зиновьева и Каменева. Второй - устранение троцкистской оппозиции в армии и чистка собственных кадров НКВД и, наконец, устранение троцкистско-бухаринского правого уклона.
Антонина.
В 1939 году Антонина закончила десятилетку и подала документы в первый Московский мединститут. При заполнении анкеты в графе происхождение указала - отец рабочий, мать- госслужащая. Экзамены сдала легко. И училась легко. Она была просто невероятной красавицей с прекрасной формы ногами, лощеной кожей, великолепным телом и прекрасным лицом. Её васильковые, ясные глаза смотрели на мир с ласковой надеждой. На одной из первых лекций профессор-гистолог Новицкий вдруг прервал лекцию и попросил её в перерыве между парами подойти к нему. Когда она выполнила его пожелание, с улыбкой сказал
– Студенты, голубушка, на меня должны смотреть и ни на что другое. На моих лекциях попрошу назад садиться, на галёрку. Вообще вам бы, как Орловой в кино блистать. Медицина наука строгая, порой скучная. Она ему ответила
– Я, Владимир Фёдорович, готова в строгости поскучать даже на галёрке.
– Ну, дай Бог. Впрочем, посмотрим, посмотрим.
Первую сессию она сдала на пять. Владимир Фёдорович тогда заметил коллегам.
– И в красивых головках бывает мозговое вещество. Нет правил без исключений. Впрочем, красивая и умная - ужасное сочетание.
За ней, конечно, ухаживали многие. Постоянно возле неё роились парни, но она не выделяла никого. Доброжелательна была со всеми, а тех, кто приближался слишком близко, умела вернуть на безопасную дистанцию.
Чекисты
В середине 1939 на совещании руководства НКВД Л.П.Берия сообщил, что следствие по делу генсека комсомола Косарева завершено. Оно показало, что комсомольская организация превратилась в кузницу изменников и шпионов, вместо того, чтобы воспитывать нам смену. Необходимо больше уделять внимания молодежи. Скептическое отношение к молодым женщинам, распространенное среди прошлого руководства, это проявление преступной близорукости. Женщины незаменимы как в разведке, так и в контрразведке. Косарева, кстати, помогла изобличить наш секретный сотрудник. Необходимо усилить вербовку молодых людей в наши ряды. Причем, следует обратить особое внимание на студентов, завтрашних командиров производства. Работа в вузах закипела. В поле зрения НКВД попала одной из первых Антонина.
Антонина.
В начале 1940 года Антонину вызвали в кабинет декана. За столом декана сидел незнакомый мужчина с неприятным, каким-то топорным лицом. Маленькие колючие глазки пристально разглядывали девушку
– Садитесь, Ветрова, - сказал незнакомец. Потом решительно протянул руку.
– Будемте здоровы. Меня зовут Иван Степанович. Я из НКВД. Ручка какая у вас мягонькая! У Тони по спине пробежала холодная волна страха, но вида она не подала. Даже кротко улыбнулась чекисту. Тот же покачал восхищенно головой, изобразил соответствующую мину на лице
– Красивая вы! Скажи, что такие красивые бывают, я бы не поверил, а теперь вот сам убедился.
– Спасибо на добром слове, Иван Степанович. Только зачем я вам понадобилась? Меня прямо с лекции вызвали.
Чекист, отрываясь от созерцания этой невиданной красоты, сделал серьёзное лицо
– Ваш отчим Лискевич - враг народа, много нанёс вреда стране. Может быть, вам, его приёмной дочке, стоит серьёзной работой в наших рядах восполнить потери государству.
Тоня тоже, очень серьёзно глядя в глаза вербовщику, спросила
– А вы, Иван Степанович, Лискевича знали?
– Лично знаком не был, но видеть приходилось часто. Я фельдъегерем работал, а он начальство.
– А вот я его и видела не часто. Только по воскресеньям мельком, по дороге из своей комнаты на кухню. За всё время десятком слов обменялись. Не больше. Он ведь по ночам даже работал. И отчимом он мне не был и, когда его арестовали, мне было только 14 лет. Я даже где он работал не знала. Как же так, несколько лет вы, взрослые чекисты, не могли распознать врага. А теперь спрашиваете с меня за это. Поймите правильно. Я, как комсомолка, всегда рада помочь нашему правительству, но я ведь учусь и намерена посвятить себя советской медицине. У меня и сейчас минутки лишней нет. Сплю по пять часов в сутки, а иногда меньше. Если замечу что-то подозрительное, сама позвоню и сообщу.
– Ну, ну. Хорошо! Запомните мой телефон на всякий случай. Тоня взяла бумажку с номером прочла и вернула её назад чекисту.
– Я запомнила.
– Добро. Будем ждать от вас информацию.
В рапорте на имя начальника отдела написал: «от сотрудничества с органами НКВД уклонилась»
Начальник отдела Кочетков видел недавно Антонину. Он наблюдал за ней из машины. Она стала ещё привлекательней. Теперь он был уверен в том, что никуда она от него не денется. Это только вопрос времени. Он поставил резолюцию на рапорте: Разработку продолжить. Подключить сотрудника «Кота». С этого момента в окружении Антонины появился молодой офицер танкист Максим Тверской. Этот высокий, загорелый блондин с постоянной белозубой улыбкой и добрым взглядом, был специалистом по вербовке женщин. Женщины ему верили и моментально влюблялись в этого красавца. А мужчины старались стать друзьями. Познакомила Антонину с Максимом секретарь комитета комсомола Лида Кузьмина. Она представила его, как старого своего знакомого, хоть на самом деле сама видела впервые. Её куратор из НКВД позвонил и сказал, что надо делать.
Максим, увидев невероятную красавицу, которую ему по работе необходимо было ни много, ни мало затащить в постель, больше ни мог ни о чем другом думать. Он в тот же день явился к окончанию занятий и напросился проводить Антонину домой. Она не возражала. Правда, ему пришлось терпеть ещё двух студентов из её постоянной свиты. Максим, может быть впервые, влюбился. И на следующий день, смущаясь и краснея, пригласил девушку на свой день рождения. Тоня согласилась. Ей понравился этот красавец богатырь с внешностью Алёши Поповича.
– Скорее всего, никакого дня рождения у вас нет, но отказать я причины не вижу. Во всяком случае, это повод надеть новое платье.
В ответ Максим достал военный билет и предъявил ей дату рождения. Этот трюк действовал всегда безотказно. Венный билет был выписан в НКВД за несколько часов до свидания. Я около девятнадцати часов за вами зайду, познакомите меня с родителями.
Он появился в доме Тони в новенькой военной форме, слегка поскрипывая ремнями, надушенный и чисто выбритый. На Таисию он произвел прекрасное впечатление. Она шепнула дочери
– Он похож на твоего отца, вернее не похож, а тот же тип. Офицер! И взгляд у него добрый. Чувствуется, что это хороший человек.
Был конец апреля. Весенний воздух был свеж. Они шли по центру до ресторана Савой пешком. Пара была очень красивая, на них оглядывались прохожие.
– Я думала мы идем к вам домой и там большая компания. Никогда не бывала в ресторане. Это мой первый опыт – смущенно сказала Тоня.
– Вот и хорошо. Я тоже не часто бываю в ресторанах. Будем изучать разлагающий мир тлетворных заведений вместе. Говорят это лучший ресторан Москвы.
Действительно зал был великолепен. Потолки расписаны цветами, стены лазурью и золотом, пол из красного мрамора. Их провели за двухместный столик. Принесли шампанское. Оркестр исполнял Роз-Мари и Рио Риту, Осень Козина, Белую ночь из репертуара Юрьевой. Им было хорошо друг с другом. Антонину несколько раз приглашали на танец, но она всякий раз отказывалась. Танцевала только с Максимом. Он провожал её домой, придерживая за талию. В парадном прощаясь, они поцеловались. Разумеется, Таисия не спала, ждала дочку. Та вошла и, не снимая пальто, замерла, облокотившись на дверной косяк. Она смотрела куда-то мимо матери и улыбалась. Таисия спросила
– Что, что случилось, доча? – только после этого Тоня посмотрела на мать и ответила.
– Ничего особенного, мам, я влюбилась кажется.
Максим.
Максим Тверской стал секретным сотрудником НКВД за год до описываемых событий. Он жил в Ленинграде, закончил факультет иностранных языков ленинградского университета. Числился в «Лениздате» переводчиком. Именно числился, но пока не работал. Издательство только образовалось на базе «КОГИЗ»а, и заканчивал спортивную карьеру волейболиста. В 1938 году его команда «Спартак» выиграла чемпионат СССР. Сразу после вручения медалей, его пригласили в кабинет директора теннисного стадиона ЦДСА, где проходил чемпионат, и предложили подготовить женскую волейбольную команду санатория НКВД в Сочи к предстоящему чемпионату края. Он, разумеется, согласился. Отдохнуть на берегу моря, да ещё, чтобы за это платили, предлагалось не каждый день и не каждому. В Сочи ему предоставили отдельную комнату в санатории и он с раннего утра перед завтраком бегал на пляж, чтобы поплавать и принять солнечные ванны. С первого дня, на ещё пустынном с утра пляже, его внимание привлекла женщина, на вид которой можно было дать лет тридцать. Она тоже оказалась любительницей дальних заплывов. На второй день они познакомились у буйка, где останавливались пловцы, чтобы перевести дыхание. Она отдыхала в том же санатории. Обменялись ничего не значащими фразами, а за завтраком оказались за одним столом. Женщину звали Татьяна. Оба ощутили искру, которая проскочила между ними. Вечером за ужином Татьяна, как бы ненароком, сообщила, что любит танцевать. Танцы проходили в деревянной, уродливой ракушке недалеко от пляжа. Танцевали, пока оркестр не закончил своё выступление. Потом Татьяна предложила сходить искупаться на пляж
- Надо за плавками сбегать - сказал Максим. Татьяна окинула его серьёзным взглядом и заметила
-Ночью можно и без них, кроме того я врач, так что не волнуйся, не сглажу.
И, обняв друг друга, как влюбленные, партнеры по танцам спустились к морю. Пляж был совершенно пустой. Купались голыми. Потом прямо на лежаке под полотняным навесом занялись любовью. После этого поднялись в санаторий к Максиму в комнату, где продолжили начатое на пляже и угомонились только к утру.
Татьяне оказалось тридцать девять лет. Она была из Киева. Максиму в то время исполнилось только двадцать четыре. Впрочем, разницы в возрасте они не замечали. В таком приятном времяпровождении пробежали две недели. И вдруг однажды ночью в дверь постучали. Максим, не спрашивая кто стучит, открыл дверь. В комнату вошёл комиссар госбезопасности 3 ранга в сопровождении двух амбалов в штатском. Комиссар отбросил простынь, под которой лежала Татьяна.
– Танечка, какая встреча! - проговорил он - как отдыхается, милая? Можешь не отвечать, вижу хорошо.
Татьяна молча начала одеваться. Комиссар повернулся к Максиму, осмотрел его с ног до головы и заметил
– Прекрасный экземпляр производителя. Ни дать, ни взять коняга орловской породы. Берите его ребята в машину, а я пока с Танечкой потолкую. Максим был вынужден одеться. Его вывели на улицу, посадили на заднее сиденье в автомобиль. С обоих боков сели амбалы. Минут через пятнадцать появился комиссар. Он сел рядом с водителем, потом повернулся к Максиму и спросил
– Ну как тебе бабёнка? Понравилась?
– Нормальная женщина - ответил Максим.
– Да, тело у неё отличное, беда, но с башкой непорядок. Неужели не заметил.
– Нет, не заметил – ответил Макс
– Давай трогай - скомандовал военный водителю. Машина отправилась на сочинский вокзал. Из машины Максима провели в вагон поезда, состоявшего из двух вагонов, прицепленных к паровозу. В купе на руку одели наручник, который крепился короткой цепью к стенке.
–Захочешь оправиться, просись. Отведем. Рядом с ним поставили бутылку с водой. Как оказалось позже, поезд принадлежал Украинскому НКВД. Комиссар третьего ранга был наркомом внутренних дел Александром Ивановичем Успенским. По прибытии в Киев черным вороном Максима переправили в тюрьму НКВД. В крохотной камере было двадцать заключенных. Спать можно было на дощатом настиле, сооруженном под маленьким окном, по очереди. К вечеру в день прибытия вызвали на допрос. Впрочем, это действие допросом назвать было невозможно. Вопрос был поставлен один. Он был настолько нелепым, что Максиму показалось, что следователь спятил. Его спросили, когда он был завербован Татьяной Романовной Поповской? Разумеется, он ничего ответить не мог и его неторопливо начали избивать. В камеру его привели, поддерживая под руки. Сам он идти не мог. Его положили на помост. Два дня он отлёживался, на третий смог говорить и поведал свою историю сокамерникам. Один из них и разъяснил, что он перебежал дорожку наркому Успенскому. Татьяна Романовна его любовница и начальник медсанчасти. Про неё говорили, что она пульс прощупывает у расстрелянных ногой, не снимая обуви. Потом про него словно бы забыли. В середине февраля 1939 года неожиданно доставили в Москву на Лубянку. Там, правда, не били и в один из дней привели на очную ставку с Успенским. Узнать недавно такого наглого и холёного человека было невозможно. Так он изменился. После очной ставки стало понятно, что Максим был арестован из ревности, по произволу Успенского. Открылось всё благодаря тому, что арестованная Поповская была личностью, близкой председателю Верховного совета Бурмистенко М.А., и по его ходатайству затребована для допроса в Москву. Чувствуя, что под ногами земля горит, Успенский сбежал из Киева, предварительно сымитировав своё самоубийство. Бежал далеко на Урал, в маленький городок Миасс. Но там его, совершенно случайно, узнал один из работников НКВД . Через несколько дней Максима привели к начальнику отдела, капитану госбезопасности Кочеткову. Тот сказал без всяких обиняков.
– Парень, бросай волейбол и давай к нам на серьёзную работу. Поповская показывает на тебя, как на сотрудника польской разведки. Лично я этой шалаве не верю. Но я это я. Завтра тебя парень передадут другому следователю, который вникать во всякие тонкости не станет. Так что поступай к нам. Жить будешь в Москве. Зарплата какая не снилась и работа интересная.
–Что надо будет делать?
– А что кот в марте делает, то и ты будешь делать.
– Не понял?
– А что понимать? Будешь знакомиться с бабами, собирать и анализировать разведданные, необходимые НКВД . Внешность у тебя подходящая. Идёт война с белофиннами. Не сегодня, так завтра начнётся с англосаксами. Вся Европа против нас. Ты из простой семьи, можно сказать из пролетарской, давай определяйся на чьей ты стороне. И Максим, намучившийся за месяцы ареста, согласился. Его подкормили и направили на учебу. Жили на территории подмосковной дачи. Там же проходили занятия. С курсантами занимались профессионалы. Читали им лекции по психологии, проводили практические занятия по гипнотическому воздействию. Учили, как правильно носить штатское платье и военную форму. Учили фотоделу и танцам. Было интересно, но внезапно учеба прервалась. Максима вызвал начальник отдела Кочетков. В петлицах его уже алел ромбик майора.
– Хорош учиться. Ученого учить, только портить. Есть срочная работа – сообщил он – необходимо войти в доверие к жене известного карельского писателя Коннеева. Объект собирается в Крым, в литфондовский санаторий. У тебя подобный опыт уже был. Зовут её Зоя, но она себя называет Изольдой. Это её неплохо характеризует. Из грязи в князи, как говорится. Поможет тебе наш сотрудник из числа персонала. Ему всё, что надо известно. Это дело тебе для разминки. Простое. Делать ничего особенного не надо. Бабёшка сама ни одного мужика не пропускает. Поедешь под собственным именем, как известный спортсмен.
Через несколько дней Максим был в местечке «Отрадное». Ещё через день появился объект. Красивая, ещё молодая женщина. В первый же день она пришла на пляж в боевой раскраске, с журналом «Огонёк» в руках. Расположилась недалеко от Максима. Через десять минут они были уже знакомы. Никакого усилия со стороны Максима для этого не потребовалось. На местном пляже мужчины были в основном уже пожившие. Те, кто помоложе, предпочитали проводить время в кафе на берегу, попивая чудесное вино.
– Меня зовут Иза – представилась женщина – вам не трудно будет вон ту штуку сюда перенести. Она показала на топчан, лежащий в нескольких метрах от них. Максим тоже представился прежде, чем выполнил просьбу женщины. Та сбросила халатик, застелила топчан полотенцем и улеглась на спину, прикрыв журналом лицо от солнца. Максим мог без помехи разглядеть её тело. Сложена она была хорошо, разве что ноги были чуть полноваты. Иза, не убирая журнала с лица, неожиданно спросила
– Ну и как вы меня находите?
– Выглядите очень не плохо. Женщина села, оглядела себя, провела руками по бедрам и сообщила
– Я в курсе, что немного запущена. Хотите слив? - Она порылась в сумке и достала бумажный пакет со сливами и спросила – вы чем занимаетесь?
– С вами разговариваю.
– Нет, я имею в виду вообще чем?
– Играю.
– Вы картёжник?
– Волейболист.
– Значит спортсмен. Не возьметесь мне помочь обрести соответственную форму? Есть на сегодняшний вечер планы? Максим улыбнулся
– С удовольствием помогу.
– Вот и замечательно - минут через сорок женщина предложила – пойдёмте купаться. Я загорать больше не буду. Боюсь обгореть в первый день.
Они поплавали несколько минут, наслаждаясь нежным, осенним морем и договорились встретиться вечером. Максим пошёл в кафе выпить перед обедом стакан вина, а Иза к себе в палату.
Буфетчица, пожилая грузная женщина, налив ему вина, крикнула одной из официанток, чтобы та её подменила . Затем подмигнув сказала
– За мной, Максим, иди. И, как утка покачиваясь, пошла в направлении подсобки. Максим послушно двинулся за ней. Они оказались, судя по всему, в кабинете директора, там старуха в полголоса сообщила
– Видела я тебя с этой кралей. Молодец! - Потом подошла к окну, поманила его рукой и, показывая на глинобитный небольшой дом метрах в десяти от окна, прошептала
- В этот дом её поведёшь. Делай там своё дело и ни о чем не думай, только простынею не накрывайся и свет не туши. Это хорошенько запомни. Дверь не запирается, но ты не волнуйся, никто не помешает. Завтра утром зайдешь в кафе. Я тебе скажу, что дальше делать. Да! Если барышня спросит, что это за дом, скажи, на ночь его снял.
Вечером Изольда, одетая в легкое очень красивое платье, ждала его там, где они предварительно условились. Она была немного расстроена
- Хотела тебя, Максим, к себе в комнату в гости пригласить, но ко мне подселили старую противную жабу. Я даже с ней на эту тему говорить остереглась. Завтра же пойду к руководству. Пусть переводят куда угодно. С этой партийной бабушкой даже словом не перемолвишься.
– Не переживайте, Иза, я обо всём позаботился. Снял домик тут в двух шагах.
– Ах! Какой ты молодец. Давай только будем обращаться друг к другу на ты. Хорошо?
– Согласен.
– Ну, что же, веди меня в свой домик.
– Я думал мы в кафе зайдем, вина выпить.
– Нет, в кафе не надо. Потом расскажу почему. Если хочешь вина, купи бутылочку. Я тебя здесь, на улице, подожду.
В доме оказалось две комнаты. Одна из них была доступна, на двери другой висел замок. Через застекленную, верхнюю часть двери, можно было увидеть ,что находится в запертой комнате. Окна избы, выходящие на улицу, были занавешены белыми шторками. Изабелла уткнулась в грудь Максима лицом и глухо простонала
– Ты ветром и морем пахнешь. Боже, как мне мой старый козёл противен. При этом Максим почувствовал, что женщина содрогнулась
– Почему же ты с ним живешь?
– Потому, что потому, всё кончается на у. Неважно теперь уже. А ты знаешь кто он?
– Откуда я могу знать – помогая ей раздеваться, ответил Максим.
Через какое-то время, когда они лежали, отдыхая после любовных занятий, Иза тихо напела какую-то песню и спросила
–Ты знаешь эту песню?
– Вроде слышал когда-то.
– Слова мой муж сочинил.
– Кто твой муж?
– Известный карельский писатель и поэт. Ты думаешь почему я не хотела заходить в кафе. Меня тут очень многие знают, как жену выдающегося Пешоя Коннеева. Трусы не успеешь снять, как старому козлу доложат. Примчит с унылой физиономией и с запахом плесени. Будет скулить полночи. Ну его к черту! Обними меня покрепче.
Утром, проводив Изу, Максим вернулся в кафе. Старуха буфетчица опять прошла с ним в уже знакомый кабинет, протянула ему билет на поезд.
– Можешь в Москву возвращаться. Хорошо здесь поработал. За сутки управился. Заметил, что вас фотографировали?
– Нет, совсем не заметил.
– Вот и хорошо. Поезжай домой, парень.
Следующее задание было сложнее. Необходимо было понравиться жене консула одной из европейских стран. Для этого Максиму пришлось освоить конный спорт. Причем освоить в короткий срок так, чтобы сойти за инструктора по верховой езде. Жену консула звали Эльза. Как с ней себя вести разрабатывали профессиональные психологи. Конный клуб располагался в Новоясенево. Максим поселился в квартире учителя местной школы. Занятия в школе ещё не начались, учителя не было и квартира пустовала. Максим начал сопровождать Эльзу в прогулках по окрестностям, после того, как она выяснила, что он говорит на английском. Женщина скучала. Они вместе любовались Путевым дворцом, Благовещинским храмом и виллой «Черный лебедь» Часто останавливались возле рюмочной «Яр» названной, как знаменитый дореволюционный ресторан, который находился в ста метрах. Эльза заказывала рюмку ликёра Бенедиктина и водки. Выливала их в стакан, добавляла немного воды и не торопясь выпивала этот коктейль. Максим пил пиво.
Через две недели после начала их общения рюмочная оказалась закрытой и Максим предложил зайти к нему домой. Удивительным образом дома отыскался и бенедиктин и водка. Кроме этого там была ещё и кровать, на которой они оказались. С этого момента ещё две недели вместо рюмочной они пользовались этой кроватью. За эту работу Максим, кроме устной благодарности, получил денежную премию.
–У тебя талант, парень, - похвалил его Кочетков.
За неполный год он получал задания на известную актрису, женщину скульптора, жену героя лётчика. Все эти женщины были хороши собой и в сексуальном отношении привлекательны, но он оставался к ним равнодушным. Дальнейшая их судьба Максима не интересовала. Впервые после похода с Антониной в ресторан «Савой» он по дороге домой сказал сам себе
– Максим, в этот раз ты влип и влип капитально. От этого ему стало внезапно тошно. Ночью он ворочался с боку на бок и уснул только под утро, когда ему показалось, что он нашёл выход.
На следующий день он явился к начальнику отдела Кочеткову и честно сообщил ему, что влюбился.
– Антонина, товарищ майор, порядочная девушка. Комсомолка. Я вам, как отцу родному, говорю. Чистая она перед страной. Мне её стыдно охмурять. Я жениться на ней хочу. Виктор Васильевич Кочетков снисходительно улыбнулся, потом спросил.
– А ты кто такой, чтобы решать порядочная она, или нет. Ты не влюбился. Тебя просто завербовали. Завербовали по классической схеме. Как женщина, пусть она потенциальный разведчик, вербует? Влюбляет в себя вашего брата. Ты в курсе, из какой семьи эта девица. Отец гвардеец, участник ледового похода, мать дворянка, жена царского полковника, отчим польский шпион. Давай, парень, эту дурь из головы выкинь. Могу сделать для тебя единственное. Вместо тебя другого сотрудника пошлём. Ты думаешь на тебе свет клином сошёлся. Нет, мы и без тебя обойдёмся. Нельзя, Максим, на твоей работе влюбляться. Её не сегодня, так завтра возьмут. Как классового врага. Таким, как она, можно одним помочь. Сделать нашими попутчиками, а возможно единомышленниками. Понял? Иди, продолжай работать и выкинь из головы это слово «люблю». Не сможешь, подай рапорт. Заменим.
Максим вышел от начальства, понимая, что попал в капкан. Вечером он, сидя с Антониной на Чистопрудном бульваре, не мог найти в себе, силы признаться, что работает на НКВД. Вместо этого он пригласил её в специальную квартиру для агентуры. Антонине объяснил, что это квартира приятеля, который уехал в отпуск. И она, понимая, зачем они туда идут сразу согласилась. Там, ощущая себя конченым подонком и мерзавцем, он овладел ею. Телесное наслаждение было неповторимым, но, из-за угрызений совести, ему было тошно на сердце. Провожая Антонину, вместо прощального поцелуя он внезапно махнул рукой и обреченно проговорил.
– Ты бы знала, ты бы только знала….. – и умчался, громко хлопнув дверью подъезда. Ничего не понимая, девушка вошла в квартиру и долго сидела за столом, размышляя, чем вызвана эта вспышка любимого. Но в голову ничего не приходило. На следующий день он признался, что послан органами НКВД для её вербовки. Это стало для девушки настолько сильным потрясением, что она слегла в постель на две недели. Таисия не могла понять, что с дочкой и обратилась к Майрановскому, тот позвонил своему приятелю профессору Маслову и тот после осмотра сообщил матери
– Мы все любим употреблять слово шок. Всё, что вызывает волнение, обзываем шоком. А когда нас настигает настоящий шок, не понимаем, что с нами стряслось. У вашей дочки шок. Затрудняюсь делиться с вами прогнозами. Дело в том, что в одном случае это проходит без каких либо видимых последствий, иногда заканчивается тяжелыми осложнениями, например летаргическим сном, или погружением в длительную тяжелую меланхолию. Многое зависит от ухода. Максимум времени находитесь при ней. Я ей капли выпишу, в остальном будем уповать на Господа. Несколько раз заходил Максим, но Таисия запустила его только через неделю, когда Тоня впервые с начала болезни поела. Парень тоже явно переживал, осунулся, под глазами появились темные тени. Он присел на край её кровати, но девушка закрыла глаза и всё время, пока он не ушел, так их и не открывала. После его ухода слабым голосом попросила мать, чтобы та его больше к ней не пускала. Сколько Таисия не пыталась разговорить дочь, ей это так и не удалось.
Только ещё через неделю Антонина пришла в себя и вновь начала посещать занятия в институте. Максим с её горизонта исчез. Она этому была рада и постепенно всю эту историю запрятала подальше в своей памяти. Но неожиданно он появился как-то вечером. Прежде всего поражал его внешний вид. За несколько дней он превратился в собственную тень и напоминал туберкулёзного больного. Антонине стало его жалко, тем не менее она спросила холодно
– Зачем пожаловал? Он тихо предупредил
– Они тебя теперь не оставят. Они хотят тебя агентом - проституткой сделать. Добьют, как меня добили. Они это умеют. Прости меня - и после этого развернулся и решительно направился к выходу.
С того дня, когда Тоня слегла, Максим не находил себе места. То, что произошло между ними на агентурной квартире, в отчете он скрыл. Два дня безрезультатно поджидал её около дома. Пытался прорваться к ней, но Таисия его не пускала, а когда он этого добился, девушка не захотела даже посмотреть на него. Через несколько дней его вызвал Виктор Васильевич Кочетков. Он, вначале молча, смотрел на своего подчиненного, потом достал его рапорт и спросил
– Это как прикажешь понимать? Как дезертирство, или как форменную измену. Ты нас за кого принимаешь, парень? Ты только подумаешь о чем–то, мы уже в курсе. С чего это ты взял, что только ты будешь с ней спать? Теперь этим многие будут заниматься. Это её работой будет на ближайшие годы. А ты что думал? Я тебя благословлю, в ЗАГС отправлю, и потом орать буду «горько» на свадьбе? Нет, этого не будет. Из неё замечательный сотрудник выйдет. Ты понимаешь, что на Северо-Западе война с белофиннами. Ваши с ней сверстники гибнут за Родину каждый день. Чем скажи ты их лучше, или она? Он указал Максиму на рапорт
– Эту «филькину грамоту» переписать, как положено. И если такое повторится, пойдешь под трибунал.
Несколько дней Максим валялся в общежитии, потом явился к Антонине, чтобы предупредить о том, что для неё готовит НКВД. По дороге от неё зашел в магазин, купил водку, не раздеваясь в общежитии налил себе стакан, выпил его, затем выстрелил в себя из пистолета.
Антонина
Предупреждение Максима напугало Антонину. Причем страх с каждым днем нарастал всё больше. Она практически перестала спать, а когда ненадолго забывалась, ей снились кошмары связанные, так, или иначе, с насилием. Наконец она поделилась с матерью. Та тоже пришла в ужас. Обе всплакнули. Таисия подошла к иконке. Встала на колени и, устремив взгляд на лик вседержителя, начала молиться. Через несколько минут она решительно встала, достала из шкатулки с документами металлическую коробочку
– Это яд я с работы для себя принесла. На всякий случай. Не дай Бог его найдут. Я к Майроновскому пойду, чем это кончится один Господь знает. Профессор раз помог, может быть ещё поможет. Больше просто не к кому обратиться. Если что не так пойдёт, выбрось вместе с коробочкой. Только не забудь, доча.
Было воскресенье и Таисия пошла домой к своему шефу. На этот раз профессор пожаловался Богдану Кобулову и тот категорически запретил Кочеткову дальнейшие действия против дочери сотрудника НКВД.
– Слушай, она у нас работает. Тебя лет на десять старше, что других баб мало? Всем хватает, а тебе всё мало. Ты бабник что ли? Или постой, постой может тебе дочка приглянулась? – С кавказским акцентом насмешливо спрашивал Кобулов. Но он не шутил и все об этом прекрасно знали. Майрановскому Кобулов с улыбкой сообщил
- Похоже Кочетков на девчонку глаз положил. Если что, мне скажи. Я ему охотку живо поубавлю.
Майроновский, разумеется, передал эту новость Таисии. Той сразу очень многое в поведении Виктора стало понятно. Всё это она объяснила дочери. Антонина кроме омерзения к Виктору ничего не чувствовала. Она сама догадывалась о чем-то подобном. Не просто же так Кочетков всегда целовал ей руки и при всякой возможности обнимал.
После этого Антонину оставили в покое. Время летело незаметно, особенно после начала войны. Многие студентки медички ушли на фронт добровольно, отложив обучение до победы. Медицинских сестёр не хватало даже больше, чем врачей. Ушли на фронт и многие профессора, но занятия продолжались. Антонина тоже хотела уйти на фронт, но ей не разрешили, как отличнице, бросить учебу. Институт эвакуировался в Уфу. Лабораторию Майроновского в Куйбышев. Впервые Антонина рассталась с матерью.
Срок обучения в военное время был сокращен. Осенью 1942 года в комитет комсомола пришло письмо из восьмой воздушной армии. Комсомольцы одной из эскадрилий хотели познакомить своего товарища-асса по имени Михаил Воронов с самой красивой девушкой студенткой. Фото асса увеличили в фотоателье и поместили на видном месте в комитете комсомола. Провели опрос студентов и преподавателей и выяснили, что самой красивой студенткой подавляющее большинство институтских считают Антонину Ветрову. Её фото отослали на фронт. С этого момента она стала получать солдатские треугольники десятками. Ничего особенного в них не было, предлагалось начать переписку. Чаще просто просили выслать фото.
На весну 1943 года были назначены досрочные государственные экзамены. Фронт требовал врачей, их катастрофически не хватало. Время, сжатое как пружина, заставляло жить в невероятном темпе студентов. Сбавить его удалось только после государственных экзаменов. Каждое утро начиналось с осмотра почты. Все ожидали повестки и гадали кто куда попадёт служить. Именно в это время на неделю в отпуск приехал тот самый Михаил Воронов, лётчик с которым она переписывалась. Он поджидал её около общежития. Было по-весеннему тепло, но на нем была меховая американская куртка. Тоня издали заметила офицера у входа, но ей и в голову не могло прийти, что это Воронов. Он же её сразу узнал и ласково и вместе с тем радостно приветствовал.
– Господи! Да ты, Тонечка, даже лучше, чем на фотографии. А я к тебе. Я Воронов. Узнала? Узнать его было не просто. На фотографии он выглядел совсем мальчишкой, а в реальности его моложавое лицо явно контрастировало с высоким ростом и могучей фигурой. Разумеется, Антонина пригласила Михаила в свою комнату, хоть некоторое смущение отчетливо почувствовала. О Михаиле же этого сказать было нельзя. С первой минуты стало понятно, что он везде чувствует себя дома. Он разделся, раскрыл чемодан и вытащил подарки . Чего там только не было - шоколад, американская тушенка, сырокопченая колбаса, спирт, галеты, парашютный шёлк. Потом Михаил достал парадный китель, к которому были прикреплены награды и сообщил
– Это я одену, когда пойдем с тобой расписываться.
– А мы когда решили расписаться? Я кажется забыла. Сделай одолжение напомни.
– Я же написал тебе, что ты мне очень нравишься. Ты что не хочешь идти за меня? Парень смотрел на неё, явно недоумевая. Антонина рассмеялась
– Миша, а что скажи на милость за спешка?
– Могу объяснить. Я пришёл в эскадрилью два года назад. У нас в трёх звеньях двенадцать летчиков. Из тех, кто начинал со мной, остался только один, мой заместитель. Мне двадцать четыре года. Я самый старый из летчиков. Но главное не в этом. Просто я не вижу причин не идти тебе за меня замуж. Ну, убей не вижу.
– Ну что ж, если быть честной и я не вижу, разве только то, что я со дня на день тоже жду направление для прохождения службы. Тебя это не смущает?
– Не смущает. Всё завтра идём в ЗАГС. Он встал на одно колено.
– Делаю официальное предложение - и протянул бутон розы, сделанный из бронзовой фольги. А сейчас давай махнём куда–нибудь. В ресторан самый лучший. Чтобы ребятам было о чем рассказать. Я никогда в ресторане не бывал.
– Я тоже была однажды, очень давно, в Москве.
– Ну, так чего же мы ждём?
Антонина шла под руку с Михаилом в поисках ресторана. Это было совсем не похоже на то, как они несколько лет назад шли с Максимом в шикарный Савой. Тогда было много прохожих. На них многие оглядывались. А теперь никому до них нет дела. У всех и без них хватает забот. Практически в каждом доме читают и перечитывают похоронки, отыскивая в скупых строчках хоть какой-то намек на надежду. Правда, как и тогда, рядом шёл замечательный, простодушный парень. Он ей очень нравился, хотелось обязательно сделать его счастливым. И самой быть с ним счастливой. Она старалась реже смотреть в его лицо, потому что при этом чувствовала смущение. Он очень ей нравился.
Их остановил военный патруль. Михаил предъявил свои документы и спросил у офицера, где ближайший ресторан. Тот объяснил, что рестораны не работают, но можно выпить в буфете гостиницы «Столичной». Но для этого нужно быть постояльцем этого заведения. Гостиница располагалась в старинном деревянном доме. Михаил попросил отдельный номер
– Могу дать два места в четырехместном номере сообщила администраторша.
– Имейте совесть, мамаша. Мы вдвоем с женой. Через пару дней снова на фронт - достав две плитки шоколада, сообщил Михаил.
– Ну для фронтовика сделаем исключение, товарищ капитан, – женщина протянула ключ. Номер на удивление показался уютным. Красный матерчатый абажур и красные шторы делали его домашним. Антонина и Михаил оставили верхнюю одежду в номере, пошли в буфет. Они отыскали его по звуку музыки. Буфет представлял собой комнату с окошком в стене, за которым хозяйничала буфетчица. В углу стоял патефон. Вдоль стены располагались, составленные в один ряд, четыре столика. В центре комнаты танцевали офицер с женщиной. Ещё два сидели за столом. Новые сверкающие погоны на плечах офицеров делали обстановку праздничной. Михаил и Антонина заказали водку и единственное блюдо, значащееся в меню- пельмени с уксусом. Как только сели, один из офицеров пригласил на танец Антонину. Та отказалась, мягко пояснив, указывая на Михаила
– Он только с фронта, извините. Подвыпивший офицер изобразил на лице недовольную мину, но отошёл ни слова не говоря. Михаил рассказал, что родом он из маленького, старинного городка Елец. Мать его работает учительницей. Отец погиб, когда Михаилу было три года. Попал под машину.
– Она во всём нашем городишке в то время, возможно, была одна, эта машина, а он, бедняга, сумел под неё попасть. Невезучий. А я вот наоборот, бывало, возвращался из боя в самолёте на решето похожем и ни одного ранения. Хотя, как не крути, это дело случая, так что мне за эти шесть суток к маме ещё надо в Елец смотаться. Обязательно. Когда я её ещё увижу, один Бог знает. Давай потанцуем – пригласил он.
В буфете имелась одна единственная пластинка, на одной стороне танго «Месяц спит», на другой «Танго соловья» Крутили пластинку беспрерывно. Две эти простые мелодии казались верхом совершенства. Хотелось, чтобы музыка не кончалась. Внезапно тот же пьяный старлей остановил патефон и, глядя на Антонину, нетвёрдым языком объявил
– А сейчас белый танец. Дамы приглашают кавалеров. Непонятно было, на что он рассчитывал. Друзья усадили подвыпившего на место, кто-то включил снова патефон. Михаил с Антониной продолжили танцевать. Но когда они во время танца оказались в непосредственной близости от офицеров, этот старший лейтенант неожиданно хлопнул Антонину ниже спины. Михаил, поняв, что произошло, ударом кулака сбил наглеца под стол. При этом он, кажется, свернул тому нос. Всё вокруг залило кровью. Окружающие понимали, что пьяный получил по заслугам. Михаилу претензий никто не предъявлял. У буфетчицы нашелся бинт. Антонина наложила повязку по всем правилам медицины. В это время в буфет вошёл патруль, вызванный кем-то . Патрульный потребовал у всех документы и сел составлять протокол. Все три офицера оказались из военной контрразведки «Смерш», они попытались уговорить командира патруля не составлять протокол, но он на это не согласился.
– Задерживать никого не буду. Больше ничего сделать для вас не могу – сказал патрульный. Разошлись без излишнего шума. Старший лейтенант, немного протрезвевший, извинился. Михаил с Антониной отправились в номер. Они мгновенно забыли о неприятном инциденте. И не удивительно. Им было чем заняться. Ночь для них оказалась неповторимо прекрасной. Уснули только под утро, но в одиннадцать часов уже были в ЗАГСе. Их моментально расписали. Счастливые они зашли в общежитие, забрали чемодан Михаила, зашли в студенческую столовую, поели под многозначительными взглядами студентов и отправились в гостиницу досыпать. Весь день и следующую ночь они провели в номере. Вышли только раз, чтобы поесть в буфете. А утром их арестовали и в машине отвезли на аэродром. Там посадили в самолёт и через два с половиной часа они оказались в Куйбышеве. Вместе с ними в том же самолёте летел старлей «Смерша» с повреждённым носом. Из разговора, сопровождавших офицеров с кем-то по рации, Антонина услышала фамилию Кочетков и почувствовала себя отвратительно.
- Господи, ну когда этот кошмар кончится - думала она. На ночь их определили в камеры, расположенные в подвальном помещении управления госбезопасности.
Кочетков.
Просматривая ленту происшествий, как это он обычно делал по утрам, заместитель начальника УНКГБ по куйбышевской области Виктор Васильевич Кочетков обнаружил сообщение о драке из-за оскорбления Ветровой А. Г. офицером «Смерша» Троицким Ф.Д. За это оскорбление жених Ветровой капитан ВВС Воронов М.И. ударил Троицкого в лицо. Событие само по себе пустяшное, но в нем была замешана Антонина Ветрова и Виктор Васильевич понял, что это рука судьбы. Он не терял из вида Антонину и был в курсе всех её дел. Скандал в гостинице с её участием оказался очень кстати. Он немедленно распорядился арестовать участников происшествия и доставить их в Куйбышев. Первым он допросил смершевца. Тот брал всю вину на себя.
– Погоны с ребятами обмывали, перепил тогда - заявил офицер – вину свою признаю. Прошу отправить на фронт, искупить в бою кровью. Кочетков усмехнулся.
– Понятно носа тебе мало. Летун, который к тебе приложился, подозревается в неприглядных делах, но человек он осторожный, придраться не к чему. Драка ваша вышла очень кстати. Садись, пиши докладную на имя своего начальника. Так, мол, и так, находясь в буфете гостиницы Столичной в городе Уфа, услышал разговор между капитаном ВВС и сидящей с ним девушкой. Речь носила поносный характер и шла о самолетах, на которых летает капитан.
– Я этого, товарищ старший майор госбезопасности, писать не буду. Ничего этого на самом деле не было.
– Ты старлей, что спятил, под трибунал потянуло, в штрафбат захотел? Но парень смотрел на начальство испуганными глазами в оправе из синяков, но давать ложные сведения не собирался. Кочетков вызвал секретаря и распорядился освободить офицера и доставить в кабинет Ветрову.
Когда Антонину ввели в кабинет, Кочетков повёл себя, как мальчишка. Он выскочил из-за стола ей на встречу и неожиданно для себя под руку проводил до кресла. Устроив её таким образом, он сам сел за стол.
– За что нас с мужем арестовали? – спросила Антонина.
– Сейчас, Тоня, объясню. Прежде всего, ты совершенно свободна. Тебя немедленно освободят, пойдёшь к маме. Сколько вы не виделись? Арестован только капитан Воронов за драку со старшим лейтенантом «Смерша» И дело это не шуточное. Его должны были арестовать ещё вчера. Я перехватил вас у «Смерша» буквально в последнюю минуту. Самое меньшее, что его ожидает - это лишение чина, наград и штрафбат. В штрафбате никто практически не выживает – он встал из-за стола, подошел к окну и, глядя через него на улицу, сказал
– Ты знаешь, Тоня, как я к тебе отношусь. Помнишь, я тебя ещё четырнадцатилетнюю в щёчку целовал, или в лобик даже, вроде по-отечески. Так вот признаюсь, отеческого в тех поцелуях не было ничего. Прошли долгие годы, но чувство моё к тебе не изменилось. Это наваждение какое-то. Ты меня околдовала. И освободиться от этого можно лишь одним путем. Словом мужа твоего я спасу, хоть это очень не просто, кроме меня это не под силу никому. Но мы с тобой должны встретиться. Ты уже не девочка и понимаешь, как всё сложно. Тем не менее, я готов на это пойти.
– Я согласна, Виктор Васильевич, только завтра Михаилу нужно уже вылететь к месту службы. Я должна его проводить. Потом я приду, куда вы скажете.
Кочетков подскочил к ней начал целовать руки
– Я знал, что ты умница - с радостью шептал он. Она вырвала у него руки
– Что вы делаете? Не надо меня целовать. Я в грязной камере провела ночь. Скажите лучше, когда вы выпустите мужа?
– Никаких проблем. Вот мой телефон, – он протянул бумажный квадратик. – Освободишься, сразу позвонишь, я тебе всё, что надо скажу. А сейчас иди и жди его на улице прямо у входа.
Антонина минут десять ждала Михаила. Он вышел на улицу с чемоданом в руках, жмурясь от яркого солнца.
– Разобрались наконец – заметил хмуро. – Ты, детка, как?
– У меня всё нормально. Ты знаешь, что мы в Куйбышеве. Пойдем искать улицу Куйбышева. Здесь мама моя живёт. Я тебя с ней познакомлю.
Они не торопясь шли по весенней улице. После ночевки в тюрьме, дышать свежим воздухом было особенно приятно. Таисия жила в номере гостиницы Бристоль-Жигули. Её не было в номере и Антонина нашла её по телефону, номер имелся у дежурного офицера. Через несколько минут они встретились. Радости не было конца, но ей нужно было быть на работе и Таисия, оставив дочь с мужем в номере, ушла в лабораторию. Номер был роскошный с ванной. Михаил с Антониной немедленно полезли купаться. Потом, обсохнув, отправились искать аэродром. Нужно было договориться, чтобы Михаила подбросили к месту дислокации эскадрильи. Около пропускного пункта Антонина осталась скучать на скамеечке, а Михаил пошёл к начальству. Вернулся он через несколько минут огорченный и сообщил, что вылетать придется через два часа. Утром попутного самолета не будет и нужно, как это ни печально, прощаться. Они сели рядом, плотно прижавшись друг к другу, готовые просидеть так вечность, но из КПП к ним подошел немолодой уже техник, протянул ключ от комнаты для отдыха лётного состава и рассказал, как её найти. Благодаря этому человеку попрощались они по-настоящему. Правда, время промчалось мгновенно. В гостиницу Антонина возвращалась одна. Было одиноко и грустно. Как ни странно предстоящее свидание с Кочетковым не вызывало у неё сильного волнения. В номере она легла и мгновенно уснула.
Проснулась она вечером, когда Таисия уже готовила ужин
– Отправила своего парня? – спросила она.
– Отправила, мам.
– Переживаешь теперь?
– Не знаю. Может быть ещё не дошло, или я бесчувственная совсем. Ну как он тебе?
– Лучше я промолчу. Мне один уже понравился. Видно глазливая я. Лучше промолчу. Иди, доча, кушать.
Они молча поужинали, потом легли на кровать и Антонина призналась
– Я, мам, не правильно сказала, что не переживаю. Я рада, что он улетел. Мы оказались в Куйбышеве потому, что Кочетков это организовал. Михаил за меня заступился там, в Уфе, дал по морде пьяному особисту. Кочетков это каким-то образом узнал и нас через день после этого арестовали. Самолётом сюда доставили. Он, чёртов Витя, меня шантажировал. Поставил перед выбором. Или Миша за драку в штрафбат пойдёт, или я должна стать его любовницей. Я согласилась, только бы Миша за меня не пострадал. Завтра должна позвонить гаду этому.
Таисия пришла в ужас
– Господи! Ну, за что ты нас наказываешь? Зачем красоту нам дал. Сделал бы лучше счастливыми уродками. Этот Витя не человек, это подонок последний. Я тебе никогда не рассказывала, что он когда-то сотворил. Ты представь себе только. Павел и ещё несколько человек в НКВД получили повышение. Ну, как водится, отметили это. Домой ехали в одной машине с Витей. Тот, прежде чем выйти около дома из машины, давай Ежова материть по-всякому так, что Павел его даже вытолкал, а на следующий день, с испуга наверное, эти слова про Ежова Павлу приписал. Донёс. И меня тогда арестовали. Спасибо Майроновский тогда отбил. Теперь я уверена, что Витя на тебя глаз положил ещё тогда. Господи! Ну, научи, что нам делать.
– Слушай, мам, а у тебя алюминиевая коробочка сохранилась?
– Что ты, что ты с ума сошла. А если вдруг такое откроется? Нет, выбрось из головы.
– Ладно, мам. Что раньше времени страдать. Будем надеяться, как-то всё обойдётся. Они лежали молча, переполненные чувством обреченности и бессилия. Потом Таисия спросила
– Ты не спишь ещё?
– Нет.
– Во сколько тебе к нему идти?
– Я днём должна позвонить и он скажет, где и когда. А что?
– Ничего, спи, не переживай, всё будет хорошо.
Рано утром Таисия варила молочный кисель. Перед тем, как уйти на работу, она наказала выпить не меньше трёх стаканов. Уходя, спросила
– Ты свой вес знаешь?
– Знаю, пятьдесят два килограмма. А зачем тебе?
– Пока не спрашивай. Во сколько звонить будешь этому?
– Часов в десять.
– Хорошо, я к этому времени буду дома.
В десять часов Антонина позвонила Кочеткову. Он явно обрадовался и сообщил адрес и вкрадчиво добавил
– Буду ждать тебя, Котя, в восемнадцать часов. От этого «Котя» Антонину затошнило.
Вскоре пришла Таисия с целым ворохом лекарств. Она разложила их кучками и написала когда и что пить. Весь день строго по этой схеме Антонина принимала пилюли. Перед самым уходом Таисия сделала дочери укол. Потом она достала пудреницу и пояснила
– На всё про всё у тебя будет тридцать минут. Твоя задача выбрать удобный момент, открыть пудреницу, взять из неё пуховый спонж и дунуть так, чтобы пыль с него попала этой скотине в лицо. Потом, не вдыхая в себя воздух, нужно положить на место спонж, закрыть пудреницу и отойти подальше. Потом откроешь мне дверь. Вот и всё. Поняла?
– Поняла, что когда закончатся эти тридцать минут, вместе с ним можешь отключиться? То есть действовать надо в этом промежутке времени и только наверняка. Необходимо, чтобы он был близко.
– Сможешь всё четко сделать.
– Смогу.
– Ну, тогда иди. Ни пуха тебе, ни пера.
– К черту.
Ровно в шесть Антонина была на месте. Дверь открыл Виктор. Увидев его, Антонина чуть не расхохоталась. Старший майор был одет в шёлковый халат. Из-под халата сверкали начищенные сапоги. Он помог снять пальто и сразу стал знакомить девушку с расположением квартиры. Рядом с прихожей находилась ванна и туалет. В небольшой гостиной стоял диван. Большой круглый стол находился в центре, в окружении венских стульев. В спальне находилась широкая кровать. В углу трюмо. Виктор попросил сесть Тоню на пуфик, открыл ящик трюмо. В нем лежал золотой медальон в виде сердечка. Он взял его и одел ей на шею. Потом обнял и стал поцелуями покрывать шею, лицо, голову.
– Виктор Васильевич, ну подождите секундочку – попросила Антонина, доставая пудреницу и поворачиваясь к нему лицом. Дрожащими руками она достала спонж и, что есть силы, дунула через него в покрасневшее лицо мужчины. Тот отшатнулся и тут же рухнул на пол. Антонина, стараясь не дышать, сунула спонж в пудриницу и вышла в прихожую. Она открыла дверь. С пролёта лестничной клетки к ней поднялась Таисия. Они прошли в спальню. Осмотрели бездыханное тело гебэшника. Повреждений нигде не было. Таисия вытерла его лицо полотенцем, которое достала из саквояжа.
– Куда это деть? - сняв медальон, спросила Антонина.
–Дай сюда, сунем ему в карман. Когда Таисия залезла в карман халата, то обнаружила в нём баночку вазелина.
– Приготовился козёл - прошептала она.
Потом закапала ему в каждую ноздрю по нескольку капель какого-то раствора. Только после этого они оделись и, аккуратно прикрыв дверь, покинули квартиру. Таисия, забрав пудреницу, направилась на работу. Антонина пошла, дожидаться её в гостиницу. На следующий день она поездом выехала в Уфу. По приезде, её ожидало письмо от Михаила и повестка. Необходимо было немедленно ехать к месту службы. На следующий день поезд уносил её на Запад. Впервые за много лет на сердце не было ни тучки.
Конец.
Рейтинг: 0
603 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения