Роман про Африку. Глава двадцать седьмая

Глава

двадцать седьмая.

Нелли утопала во французском языке. Она слышала и уже почти понимала его на улицах, говор парижан перестал казаться ей странным почти птичьим пением, а стал также привычен, как говор жителей Оксфорда.

Тогда она разрывалась между английским языком и живописью. Мама брала её с собой на плэнеры. Ей нравилось зарисовывать приметные английские здания.

Сейчас же она была одна в огромном и вечно живом городе. И потому всегда стремилась ближе кК ночи оказаться в уютном номере и уютной постели, дабы посетить интересный и пугающе неизвестный континент.

Взятая из дома книга носила довольно странное название «Место назначения неизвестно». Известная всему миру писательница на этот раз обошлась без мёртвых тел. Она писала смесь мелодрамы и шпионского романа – Нелли следила за перемещениями Хилари Крейвен и очень сожалела, что не может также легко и просто поведать миру о своих собственных путешествиях.

- Зато там сейчас Мишель.

Она была готова ринуться вслед за галантным французом, но её удерживало от этого только одно невидимое присутствие красивого и галантного пианиста.

Он мог появиться в любой момент. Он был её очередным невидимкой. Этот красивый мальчик со звучным и таким необычным именем – Кондрат.

Она пыталась намурлыкивать песни Джона Дассена. Особенно ту, о странном чувстве и кружащемся на ветру листе.

Эта пляжная мелодия звучала в её голове и была посвящена. Она вдруг оказалась между двумя мужчин, как между двух охапок сена, словно бы знаменитый французский осёл. Кондрат был слегка моложе Мишеля и от того казался обычным пай-мальчиком. А Круазье, эту фамилию она тщательно обсасывала языком, словно бы купленое у лоточницы фруктовое мороженое.

Она металась между Левицким и Круазье, не желая обижать ни одного, ни другого своим виманием. Крелрат походил слегка на красивый, тщательно обряженный манекен. Он был загадочным только на сцене, Нелли боялась представить его без фрака, а тем более абсолютно голым. А вот Мишель.

Она стыдливо краснела и углублялась в описание злоключений Хилари Крейвен.

Она вдруг подумала. Что очень соскучилась по маме. Что та наверняка могда жать ей дельный совет. В сущности, она так и осталась живой куколкой, куколкой, которую можно или любить, или ненавидеть.

Она отчаянно боялась вновь разочароваться в людях. Например, её дремлющая совесть отчаянно подсказывала, что необходимо ринуться на поиски её воспитанников. Но боязнь показаться лишней заставляло её всё спихивать на плечи такого милого и галантного Круазье.

«А если он так и не отыщет их. Если сам угодит в ловушку. Наверняка, тот, кто проделал этот трюк, очень могуществен!»

Она представила себя какого-нибудь богатого и всесильного старика вроде Аристидиса [1] . Этот грек сумел сделать из умных людей то, что ненавистная ей Руфина делала из несчастных подзаборных девочек.

Мишель  Круазье спал здоровым и крепким сном. Он не спал так с самого детства. Когда надышавшись крепким и бодрящим морским воздухом сваливался в постель, словно бы гипсовая статуя            .

Он знал, что станет делать. Поездка в Атар была первой в его плане. Загадка Боинга была там, наверняка этот проныра решил отсидеться у родственников.

- Какая всё-таки глупость. Интересно, что всё же толкнуло его на эту афёру?

Этот парень вёл себя, как безумец. Он надеялся на русский авось. Это выражение Мишель услышал от отца. Тот очень уважал русских, и как истинный француз недолюбливал американцев и англичан.

Поль Верлен обещал прибыть с рассветом.

Он был рад быть полезным, к тому же судьба несчастных людей тронуло его поэтическое сердце.

Нелли была рада покинуть роскошный отель. Курсы были кратковременными, но насыщенными. Они изучали грамматике, они ходили на экскурсии в город, чтобы на деле проверять свои знания и привыкать быть «французами».

Но теперь, теперь она чувствовала себя совершенно иной. Словно бы опять лицедейничала, притворяясь на этот раз воспитанницей пансиона «Небесные ласточки».

От отеля до аэропорта она доехала на такси. Его вызов был подарком – отправлять своих постояльцев без комфорта не входило в привычке этого заведения.

Самолёт, она так и не привыкла летать самолётами. Отрываться от земли, словно мячик для большого тенниса и надеяться приземлиться вновь. Хорошо, что она ещё не забыла взять билеты в спальный вагон  фирменного поезда, отправляющегося в их областной центр.

В зале ожидания московского аэропорта было много встречающих. Нелли очень волновалась перед встречей с Москвой. Её багаж был удобно упакован и она явно не рассчитывала на любезность носильщиков и таксистов.

Те явно не считали её выгодной клиенткой и бросались разом к явным жителям Парижа – добродушным,  громко и весело говорящим. Нелли было не по себе, она словно бы подслушивала птиц, это было так ново.

- Интересно, если бы каждый из нас  знал все языки. А точнее мог читать мысли, чтобы тогда было? Ведь я могла заговорить по-русски и даже не понять понимает меня этот вот человек.

- Oh, ma Cherie…

 Подобные возгласы очень утомляли уши.

Ираида Михайловна боялась пропустить дочь, та выглядела слишком по-европейски и от того почти не выделялась в толпе тех, кто старательно проходил таможенный досмотр.

Нелли не боялась прослыть контрабандисткой. Она не стала волноваться, когда её сумки проверили на рентгеновском аппарате, а затем, сказав пару приветственных слов, пропустили в Россию.

Она не сразу почувствовала присутствие матери. Та была слишком скромно одета.

- Мама, отчего ты в Москве?

-У меня тут кое-какие дела. И вот решила совместить полезное с приятным.

- Это здорово. Мы посмотрим Москву?

- Да, если хочешь. Только я слышала, что  там пропал самолёт. Тот самый самолёт.

- Мишель сказал, что во всём разберётся. Он уже вылетел в Нуакшот.

Нелли была рада посмотреть на столицу. Она вдруг удивилась своей дремучей провинциальности. Рублёвск затянул её в себя, как трясина. Он никак не желал сделать её свободной.

- Это всё от того, что я Козерог. Земные знаки вообще по натуре домоседы. Взять, например, мою маму. Она Телец – и нам хорошо вместе.

Москва казалась прекрасной и дорогой книгой с картинками.

Они побывали на Красной площади, а затем мирно и тихо доехали на метро до Павелецкого вокзала.

- Мы поедем синим поездом? – попыталась пошутить Нелли.

- Нет, в голубом вагоне. Раньше спальные вагоны так называли. Помнишь мультфильм про крокодила Гену и Чебурашку?

В небольшом вокзальном кафе они охотно заморили червячка.

Нелли ела с острожным аппетитом. Она боялась показаться провинциальной обжорой. Её мать, напротив, была рада вкусить преддорожные  яства.

- Так ты думаешь, их похитили, - вдруг спросила она, глядя на других едоков.

Виолетта и Аркадий явно нервничали.

Они были удивлены такой поспешной телеграммы. И очень досадовали на своих родных, которые явно раздували слона из малозначительной мухи.

Голос бабушки не предвещал ничего хорошего. Старушка что-то долго и почти бессвязно бормотала о Поликсене.

Аркадий боялся показаться равнодушным к судьбе собственной дочери. Виолетта наотрез отказалась лететь самолётом, и им обоим пришлось согласиться провести ночь в спальном вагоне скорого поезда.

- Всё будет нормально, - успокаивала своего племянника тётя Олимпиада.

- Наверняка у моих предков просто разыгралось воображение, -вторила ей Виолетта.

Аркадий совсем отвык чувствовать себя родителем. Поликсена старалась держаться в стороне от него. А он сам совершенно был равнодушен к этой так быстро подрастающей девочке.

Его отношения с Виолеттой до сих пор казались ему проступком. Секс, что ещё так манил, оказался обычным миражом, эти физические упражнения ничего не давали ни душе, ни телу.

Он больше не попался на эту удочку. Ещё раз страдать от криков малыша, переживать за него. В сущности, мы заглатываем красивую приманку и оказываемся вечно виноватыми.

- Пора, скоро посадка, - проговорила Олимпиада Львовна, жестом подзывая к себе официанта.

Нелли была рада, что не слишком запаслась багажом. Они шли по платформе к своему вагону. Обычно этим поездом ездили чистые и состоятельные люди. Они не нуждались в сумках с провизией и в больших неподъёмных баулах.

Аккуратно и щеголевато одетая проводница проверила их документы и билеты и пропустила в вагон.

Аркадий Иванович поймал себя на мысли. Что он отчаянно завидует той женщине, что только что села в поезд с молодой и опрятной девушкой. Что и его Поликсена могла также грациозно держать себя, если бы она так сильно не походила бы на знаменитую комедийную актрису из фильма про кавказские приключения Шурика.

Его раздражало в дочери её стремление быть слишком независимой. Её вздорное поведение сопрягалось с явным желанием отыскать вокруг себя лицо, могущее быть её покровителем. Но он не мог быть этим лицом.

Он до сих пор был не уверен в себе. Всем в доме заправляла довольно мудрая и деликатная тётка. А он был кем-то вроде витринной фигуры.

Вот и теперь, оказавшись наедине с женой, он страдал от неясности. В сущности, он слишком отдалился от дочери, словно бы намекая на нежелательность её рождения.

Поликсена могла вбить себе в голову любой мелодраматичный сюжет. Она вероятно, уже возомнила себя несчастным подкидышем.

Аркадий взглянул на уже уютно устроившуюся Виолетту.

- Твои родители просто несносны, - пробормотал он

- Знаешь, а мне надоела Москва.

Голос Виолетты был задумчив.

- Надоела Москва. Какая глупость.

- Послушай. В сущности, ты так ничего и не добился. А Поликсене будет лучше в Пивоварове.

- Да в этой дыре.

- Я очень жалею, что мы тогда уехали. Схватились за первую попавшуюся соломинку, только бы не быть обязанным твоей мамочке.

- Не трогай мою мать.

Он меньше всего хотел ссоры. Виолетта фыркнула и демонстративно покинула купе.

Ираида Михайловна стояла в коридоре у окна и смотрела на пробегающий за окнами пейзаж. Она вдруг подумала, что вряд ли похожа на строгую и любящую мать. Что эта расторопная проводница вполне может обвинить её в латентном лесбиянстве.

Дочь уже почти не вспомнила о своих забавах с Руфиной. Секс перестал пугать её. Особенно Ираида Михайловна боялась, что ненависть к сексу отразится на отношении Нелли к людям. Что в каждой женщине она станет видеть Руфину, а в каждом мужчине – жалкого и порочного Мустафу.

Даже этот Кондрат. Каков он без своего концертного фрака.

- Вот ты почти стала свекровью… - грустно подумала Ираида, глядя, как из купе выходит её попутчица.

Виолетта сама удивлялась своей болтливости.

Она вдруг захотела высказать всё.

- И сколько Вашей дочери лет?

- О, в этом году исполнится 13. Она у нас Весы. Но знаете, это совсем не восторгает.

- У неё есть друзья?

- Вы с ума сошли. Какие друзья. Мы боимся, что она как раз заведёт друзей.

- Отчего? – притворилась не понимающей Ираида Михайловна.

- Просто подростки такие непредсказуемые. И ещё мальчики. Вы в курсе, как быстро они всё понимают.

- У меня дочь. И я берегла её от мальчиков. И в результате, она едва не стала лесбиянкой.

- Какой ужас.

- Да, но то было  к счастью, подневольно. Мою дочь похитили. Вы, наверное, об этом читали в журналах.

- Какой ужас. Неужели и с Поликсеной может случиться подобное.

Виолетта мало чего знала о лесбийских ласках, но живо представила позу 69. Эта поза была символом полного равенства – две дуры пытались вызвать оргазм. И одной из дур была её родная дочь.

- Извините, но просто нам слишком резко позвонили. Наверняка, это буря в стакане воды.

Нелли долго и медленно вычитывала вечерние молитвы. Она уже не могла не прочитать их, как не почистить зубы или не сменить ежедневную прокладку в трусах.

Мать так и осталась атеисткой. Она не могла притворяться и теперь невольно стыдилась своей такой строгой и сосредоточенной дочери.

- Аминь, - произнесла Нелли.

Поезд спешил к Саратову.