Глава вторая.

Ирина Савельева вновь была просто Ирой. Ей даже казалось, что на ней то же самое, опротивевшее до тошноты, платье  кофейного цвета с маловыразительным передником. В зависимости от обстоятельств  – то антрацитового, то сахарно-рафинадного цвета.

Её мучитель сидел напротив. Он почти не изменился – был таким же наглым и скверным, от него пахло дорогим табаком и чем-то невообразимо противным. Такой запах царил бывало в мужских туалетах. Наверняка что-то стало подгнивать в этом вполне благополучном человеке.

За столиком в ресторане было как-то не слишком страшно встречаться. Тут было

по-своему весело. Официантка, принесшая им меню уже успела составить о них своё мнение – и от того слегка медлила с заказом.

Ирина Васильевна не могла забыть торопливых арпеджио на своей срамной щели. Она вдруг стала очень отзывчивой, словно  долго не игравшая виолончель. Ей хотелось также протяжно и слегка басовито подать голос, не стесняясь ничего физиологического и, по мнению других, стыдного.

Откушать стерляжью уху, котлеты по-киевски с маловыразительным гарниром и насладиться киселём по-рублёвски. Когда-то она мечтала сыграть роль посетительницы ресторана. Почувствовать себя на седьмом небе от странного ощущения избранности.

Её первым мужчина молчал. Точнее он смотрел сквозь неё, словно бы она только снилась ему, или была ледовой скульптурой и вот-вот грозила исчезнуть, словно мираж в пустыне.

- Я же говорил тебе, что не стоит так рисковать, - выразительно прошептал он, наклоняясь к разделяющему их светильнику.

- Но я боялась, что они… Что тогда всё раскроется.

- И что – я бы помог тебе. Надеюсь, у твоей дочери хватило бы мозгов не закладывать брата. Лучше было бы, если бы об этом никто не знал. А ты уверена, что эта самая Нелли сейчас не пишет на тебя заявление??!

Нелли была на распутье.

Она вдруг почувствовала, как быстро мельчает. Чувство злобы и зависти вновь переполняло её. Несчастная Савельева была отличным тренажёров – своеобразным раком на безрыбье.

Нелли ужаснулась. Это слово, обозначавшее всего лишь речное членистоногое, теперь наполнялось новым смыслом. От звуков этих пяти букв ей становилось удивительно хорошо, словно бы её щекотали именно в том удивительно чувствительном месте.

«Нет, я должна молиться. Должна быть готова, что он вновь придёт!».

Мысль о том, что она может вновь попасть на крючок к Невидимке была горячее самого раскаленного утюга.

Она боялась заиграть на собственной долго молчавшей виолончели. Боялась, что может сорваться и пойти вразнос, словно бы наспех собранная машина, расшвыривая запчасти и разваливаясь на куски.

Перед её внутренним взором стояла ненавистная Вера Ивановна. Стояла, как знаменитая статуя Командора. Именно её образ теперь вплывал в душу  почти на 3 испеченной финансистки.

Вид неразумных и совершенно непонятных ей детей смущал душу. Она, то хотела вновь прикинуться развратной Нефертити, то надеть рясу, как матушка Антония, а то просто перестать дышать, чтобы не продлевать эту опасную игру.

Мать не тревожила её вопросами. Она была занята другим – ей хватало забот, кроме того, чтобы помогать ей быть взрослой.

Мысли об Алисе стёрлись из памяти. Это имя поблёкло, словно выброшенная на помойку ёлочная игрушка. Оно теперь вызывало лишь скуку – так противно бывает некогда любимое фото, когда чувства угасли.

Нелли помнила, как завидовала этим двум развратникам. Она специально дразнила их, пытаясь утишить костёр зависти. Когда-то и она была таким же глупым животным.

Интересно, что они сейчас делают?

А Анжелика  и Антон просто сидели, стараясь не смотреть на друг друга. Мать не позволила им выпасть из образа. Некогда такая привычная нагота теперь смущала, словно бы низводила их на самый низ общества. Словно бы вместо радостных бабочки и мотылька появились две жалких гусеницы.

Анжелика вдруг разлюбила себя – точнее ту красивую девушку, чьим телом она любовалась в настенном зеркале. Любовалась, чувствуя, что зеркало обманывает её. Она презирала и своего худосочного брата – худой и очкастый - он казался ей ограбленным щёголем.

Антон смотрел в другую сторону. Он отчего-то стеснялся сестры, словно был застигнут за чем-нибудь неприличным. Он чувствовал, как внутри его тела растёт какой-то новый мир, где они двое могут быть лишними.

Мать явно не спешила к ним. Она теперь казалась чужой, словно бы только притворялась матерью, играя роль на сцене или киноплощадке.

Анжелика никогда не чувствовала себя дочерью этой женщины – ей казалось, что её просто заставили быть близкой этой вздорной женщины.

Она решила спрятаться, перестать играть роль сестры – Антон видимо, стеснялся её – в его душе бушевал настоящий шторм.

Их мать оставила, как глупая девочка кукол. Шкафы были заперты – она делала это всегда, словно бы боялась. Что они убегут, уйдут прочь, растают за горизонтом, как миражи. Оба понимали,  что бежать им некуда, что этот мир будет жесток к ним.

Ах, если бы они до сих пор были прежними. Если бы эта девушка поверила им и также безрассудно разделась. Но, увы!

Антон боялся поверить себе. Что в его теле менялось – Анжелика была уже не привычной, она манила к себе, дразня его слабостью и близостью.

Возвращаться из ресторана на «маршрутке» - что может быть глупее.

Ира Савельева решила поехать в Пивоварово. Это подгородное село было для неё лёгким убежищем – здесь она была просто глупой и смазливой девчонкой – прежней школьницей с испуганным взглядом и жаждавшим наказания телом.

Он наказывал её. Обливал презрением, играя роль безжалостного палача. Ира старалась завернуться в спасительную взрослость, как стыдливая школьница в  простыню.

Здесь было глупо притворяться богиней. Здесь было иное – её тело вызывало смешок у мебели, у обоев. И у него, знавшего её, как сто раз прочитанную книгу.

Этот странный человек давно уже никого не боялся. «Всесилен!» - подобно булгаковской Маргарите готова она воскликнуть.

Люди, что возвращались в свой обычный мир, смотрела сквозь них. Ира Савельева потела, как на нелюбимой контрольной. Тогда она была тотчас зарозоветь – избавиться от ненавистного платья, как от сказочной лягушачьей шкурки.

В квартире этого парня было гораздо уютнее. Они встречались не часто, он готовился стать золотым медалистом.

Родители совершенно его не знали.

Отец Савелия пропадал в больнице. Он оставался на ночные дежурства, чтобы как-то уйти от не очень удачной семьи. Савелий намеревался стать гинекологом – он мечтал о власти над женщинами. Ира с её одноклассницами были его личным гаремом.

Он и теперь играл ею. Спустя много лет, зная, что она хотела стать вновь глупой школьницей, только бы не дрожать в страхе перед суровым неласковым миром