Роман про Африку. Глава восемнадцатая

Глава восемнадцатая.

Милая красивая девочка в джинсах и клетчатой рубашке изнывала от скуки.

Родители почти каждое лето отправляли её сюда, в скучную и глупую Пивоваровку, забирая дочь лишь в конце августа, словно бы сданный на хранение чемодан.

Девочка носила довольно вычурное имя – Поликсена. Кто-то считал её Полиной, кто-то Ксенией. Она отзывалась на оба эти имени, чем нередко удивляла случайных свидетелей её отклика.

Теперь ей было страшно скучно. Здесь время текло ужасно медленно. Утро никак не хотело уступать своё место дню.

Поликсена скучала по шумной и всегда интересной Москве, скучала по своей комнате, где она воображала себя загадочной и властной личностью. Её мысли были далеко. Она размышляла на очень щекотливые темы, словно бы тайком пробовала отцовский коньяк, боясь случайно захмелеть и потерять сознание.

Она мечтала стать настоящей секс-бомбой. Да, точно такой же секс-бомбой, какие попадались на постерах в комнатах мальчишек. Она видела эти постеры только на фотографиях – грудастые красотки совершенно не стеснялись оголенных бюстов.

Её же сравнивали с давнишней комедийной актрисой из фильма про приключения Шурика на Кавказе. Мать была рада смелому каре дочери. Поликсена и впрямь походила на слегка взъерошенного дворового мальчишку или задиристого воробья, одарившего французскую певицу псевдонимом.

Она ещё немного покачалась на сделанных дедом качелях и воровато, словно бы расхитительница дедовской собственности направилась к калитке.

Прадед ничего не заметил. Он колдовал над своей любимицей – светло-зелёной «Победой». Она ещё была на ходу, хотя он не часто выбирался на ней в город, а тем более переезжал на другой берег Волги. Это бывало только в мае и в августе, когда владельцы старых машин устраивали пробег.

Старик тогда преображался. Он вновь был красивым залихватским парнем, снова был готов катить на своей машине куда угодно. На стенах его комнаты было множество красивых грамот. Он вспоминал, как ездил на этой самой «Победе» - иногда даже по льду реки – это бывало зимой до открытия автодорожного моста.

Свою правнучку он всегда встречал на машине. Сейчас он был особенно рад, Поликсена появилась аккурат перед распадом страны, в последний год существования СССР.

Сейчас ей было четырнадцать лет, и она стремительно взрослела. Он боялся этого взросления. Его дочь слишком быстро прошла этот путь, пугая его этой стремительностью.

Она родила  дочь спустя год, как покинула школу. Отцом девочки оказался усатый юнец из параллельного класса. Он уже успел обзавестись студенческим билетом и совсем не стремился к воспитанию малышки.

Поликсена жила в этом доме до пяти лет. Затем молодые перебрались в Москву, их приютила бабка Аркадия. Тёзка писателя Гайдара пошёл в рост.

Теперь дед Поликсены не узнавал этого похожего когда-то на испуганного котёнка парня. Он разом стал слишком солидным, пополнел и даже стал говорить баритоном вместо писклявого и неприятного на слух тенора.

Поликсена сама не заметила, как добралась до красивых небольших домиков. Они были двухэтажными и были очень интересны. Она шла от домика к домику, не решаясь заглянуть в прохладные парадные.

У одного из домиков прогуливался довольно неприятный лысоватый человек. Он чем-то напоминал хирурга или мясника. Хирургов Поликсена не любила, а мясников боялась, они напоминали ей страшных и загадочных палачей со своими плахами для рубки мяса.

Она вообще любила воображать, любила притворяться слишком наивной, когда спрашивала, как пройти на такую-то улицу, или который сейчас час.

Она понимала, что нравится взрослым дядям. Таким, как этот лысый незнакомец. Правда она только догадывалась, что он лысый, на голове этого мужчины был берет с рубиновой звёздочкой, а на футболке была какая-то невообразимая мазня.

Поликсене ужасно захотелось по-маленькому. Она слишком пожадничала утром за завтраком – выпила целых две кружки компота, а ещё потом тайком пила лимонад, доставая его из пузатого дедова холодильника.

- Здравствуйте, а вы здешний? – спросила она, стараясь не переминаться с ноги на ногу.

- Да. Я здешний.

- А не могли бы вы… Мне очень нужно в туалет. Я стесняюсь писать здесь. Можно я пописаю у вас в квартире?

Человек в берете пожал плечами. Он был рад этой встрече. Такие вот искательницы приключений сами липли к нему. Словно мухи к липкой бумаге. Они сначала радовались, а потом становились глупыми и скучными.

Поликсена недолго посидела на унитазе со спущенными брюками. Она с интересом разглядывала всё в этой квартире. Ей вдруг захотелось задержаться здесь подольше, только бы не возвращаться к деду и его, опостылевшей ей, «Победе».

Человек, что привёл её сюда, прочитал её тайные мысли.

Он уже готовил чай, чай не из пакетиков, а заваренный по всем правилам.

Поликсена посетила ванную комнату, и с брезгливостью домашней кошки помыла кисти рук.

- Если бы на мне было платье, я бы походила бы на Алису подумала она, жалея, что они за столом только вдвоём.

- Вы на Шляпника похожи, - заметила она, отхлёбывая чай из довольно непрезентабельной кружки.

В квартире явно попахивало холостяцким неуютом.

- А ты тогда Алиса… - парировал незнакомец, сладенько улыбаясь.

Он мысленно переодел Поликсену в наряд девочки времён королевы Виктории и улыбнулся.

Он уже играл, словно куклой. Маленькая и довольно смелая по причине своей подростковой самоуверенности, она так и просилась, словно ком глины в руках скульптора, в его мир. Мир послушных марионеток, куколок для его страшной демонической игры.

Он решил не спешить, и отпустил Поликсену после третьей по счёту кружки чая.

Она ушла, слегка пошатываясь от восторга, словно бы в кружках был не чай а тёмное вино или же иной дурманящий тело и ум напиток.

Ей ужасно хотелось побывать в этом месте снова. Эта квартира была полна загадок. Она даже поёжилась, представив себя стоящей в хозяйской ванне совершенно голой с мокрыми волосами и готовым на безумство юным, ещё не знающим боли и стыда телом.

Прадед не заметил её возвращения.

Не заметила и бабушка, она хлопотала в кухне и наивно полагала, что внучка всё ещё катается на качелях.

У Поликсены совсем не было аппетита.

Она вяло мешала ложкой противную похлёбку с небольшими кусками варёной говядины и старалась не думать про Шляпника. Но мысли всё упоре возвращались именно к этому человеку.

- Кушай Ксеня.

-Кушай  Полина.

Они сказали это почти в унисон.

- Ба, я не хочу. У меня голова болит.

- Хорошо, иди, поспи. Наверно, тебе и впрямь голову напекло.

Летом Поликсена спала совсем голой. Она покрывалась лишь тонкой простынёй, замирая от восторга. Собственное тело манило её, как магнит, мысли о незнакомце стали острее, они покалывали ей спину и попу, словно рассыпавшиеся по простыне хлебные крошки – она часто ела тут булки.

Её совратитель не спешил.

Он как мог, сдерживал пламя похоти. Он уже подсёк эту загадочную рыбку, оставалось только вытащить её на сухое место.

Обычно он знакомился с матерями таких девочек. Ему нравилось последние искры счастья таким вот одиноким и так не повзрослевшим до конца советским школьницам. Кого-то он помнил по медосмотрам – он помнил их по-детски наивные гениталии, гениталии, которые он осматривал наиболее тщательно, словно бы маленькие алмазы, представляя их уже ограненными и в достойной оправе.

Девочки не забывали его. Он умел склонить их к непристойным играм, когда именно они назначали правила, и охотно следовали им

Теперь он разглядывал их фото. Разглядывал тщательно, словно бы судмедэксперт.

Они показывали ему себя без стеснения. Такими бесстыдными могут быть только трупы. Трупы, где уже нет места душе.

Затем они приводили к нему своих дочек или племянниц. Мальчиками он брезговал, хотя иногда был готов поработать сводником, свести вместе двух неопытных любовников, провести какого-нибудь романтика по всем закоулкам ада.

Он даже заёрзал, представив, как романтичный подросток станет стыдиться своего похотливого тела, как он разоблачит свою богиню. И тотчас сочтёт её скучной, словно давно уже много раз прочитанную книгу.

Он любил смотреть порно. И сам бы не отказался стать режиссёром блудливых историй.

Сейчас он пытался встроить в свой мир эту похожую на Наташу Варлей девочку.

Его жертва сладко спала.

Во сне она и не покидала логова этого хитрого и коварного зверя. Там и именно там ей предстояло пасть.

Она сотворила то, о чём побоялась бы даже подумать наяву. Всё её самые смелые мысли воплощались со скоростью курьерского поезда.

Она уже побывала в ванне, и пахнувшая дорогим шампунем, смотрела прямо в объектив, словно бы в фотоателье для большого фотопортрета в дар бабушке и дедушке.

Ей было жарко и весело. Сон не пугал, нет, она боялась проснуться и вновь притворяться пай-девочкой со всегда чистыми трусами и замаранной преступным любопытством душой.

Бабушка и дедушка боялись нарушить её сон. Они ходили на цыпочках и не включали радио  и телевизор. Бабушка, молча, считала петли, а прадедушка чинил свою любимую «Победу»

.