Роман про Африку. Глава девятнадцатая

Глава девятнадцатая.

Аркадий Иванович вечера любил проводить в кругу семейства.

Он теперь неспешно чаёвничал, глядя на супругу, стараясь не забывать оказывать уважение тётке, которая впрочем, и была его благодетельницей.

Именно она и помогла ему подняться по ступенькам, от самых низов до тех высот, за которыми видно солнце.

Аркадий Иванович не любил вспоминать себя пугливым и невзрачным подростком. Он вообще не любил красивых и лживых фото.

Теперь он вспоминал мало. Вспоминал разве тот майский день, когда он впервые проскользил по краю пропасти, когда впервые почувствовал себя мужчиной.

Их с нынешней женой обвенчала общая парта. Когда-то  смущался он смотреть на эту милую красивую девочку с тёмными волосами и яркими, словно маки бантами. Виолетта была на хорошем счету в школе, ей нравилось быть на виду, дразня его томными взглядами и выставленными в проход полуголыми ногами.

Родители Виолетты были людьми простыми и почти незаметными: такими же, как и её дедушка, проживающий в далёком подгородном Пивоварове.

В год, воспетый Орвеллом, им обоим было по двенадцать лет. Причём он обогнал свою любовь ровно на два месяца. В тот день в почтовом ящике был обнаружен известный молодёжный журнал, журнал, который по привычке выписывал отец, и который Аркадий обычно не читал.

Виолетта не помнила, отчего увязалась за ним в этот день. Почему пошла, позабыв обо всём, возможно просто не желала возвращаться в старый врастающий в землю дом, где её ожидали только попрёки родных и странное, пугающее её скопидомство.

Родители прямо-таки помешались на собственном авто. Им хотелось иметь красивый бирюзовый «Москвич» с кузовом «комби». Они ещё не знали, куда, а главное, зачем нужно было ездить на этой машине – загородного дома они не имели, а становиться из-за своей мечты куркулями не хотелось.

Виолетта уставала от их скаредности. Она понимала, что родители мечтают стать вровень с другими людьми, с теми людьми, что были родителями их одноклассников.

Отец пару раз покупал билеты денежно-вещевой лотереи. Он лихорадочно проверял таблицы выигрышей, но больше червонца никогда ничего не выигрывал. Виолетта была готова разрыдаться. Родители пытались экономить на её буфетных деньгах, стараясь всякую лишнюю на их взгляд купюру отнести в сберкассу.

Это ужасное завистливое существование отравляло душу девочки. Она стыдилась заношенного белья, и потому в мае не стыдилась манкировать трусами – никто не догадывался об оголенности её лобка, Виолетте нравилось представлять себя гигантской копилкой, она охотно набила себя монетами, только бы родители перестали позориться.

Бирюзовый «Москвич» был её каждоночным кошмаром. Он возникал из темноты, словно призрак и преследовал её, как голодный волк.

В тот день она не хотела, чтобы родители вновь подсчитывали свои капиталы – они торопливо шагали к своей мечте.

- Вот купим «Москвич» и заживём, как люди. Дочь тогда не будет стыдно замуж отдать.

Замужество было вторым проклятьем Виолетты. Она стеснялась слова «невеста» глуповатые дразнилки слишком его опошлили. Особенно, когда её считали невестой очкастого и чересчур от того заметного Аркадия.

Он был длинным и худым, как Паганель. Неказистый и слишком заметный, он явно напрашивался на насмешки.

Аркадий Иванович не любил вспоминать о том странном дне. Он сам не понимал, отчего не прогнал Виолетту, почему позволил ей переступить порог родительской квартиры.

Они оказались посреди чистого паласа, оказались нос к носу, не зная, как себя вести дальше. Родители Аркадия в тот день должны были появиться поздно. Аркадий проговорился об этом случайно, и теперь она не знала, что делать в этом опрятном интерьере.

В мыслях она давно была гораздо смелее. Аркадий пошёл ставить на плиту чайник, а она, присев на диван стала медленно и скучно листать только что полученный журнал.

Один из рисунков испугал её. На нём совершенно голая девочка танцевала перед отвернувшимся от неё мальчиком. Мальчик чем-то напоминал Аркадия, был таким же аккуратным и скучным.

Отложив в сторону журнал, она встала посреди комнаты, встала и сложила ноги, как у той самой девочки – перевёрнутым бемолем. Она вспомнила, как всего два года назад старательно выделывала па на уроке ритмики в пустом актовом зале.

Аркадий был её проклятием. Он манил, словно бы воздушный и дорогой торт. Его, то хотелось проглотить в один присест, то длить удовольствие, откусывая по маленькому кусочку и продолжать нежить свой язык часами.

«А я так смогу? Нет, она же голая, а это, это не прилично…».

В их халупе не было даже ванны. Воду родители приносили с улицы, приносили и экономили. Купаться они ходили и в баню, или к хорошим знакомым, причём купались только Виолетта с матерью, а их отец мылся у себя на заводе после пятничной смены.

Виолетта очень удивилась бы, если бы её сказали, что она крутит фуэте.

Подол её платья неожиданно стал вровень с талией, и голое тело стало видным и странно притягательным.

Трусы в мае были для неё под запретом. Мать Виолетты старалась отдать все силы своей мечте, и не думала о чувствах дочери.

Аркадий вошёл в самый неприличный момент. Виолетта особенно развертелась и вдруг ярко покраснела, словно бы только что получила большую и толстую двойку в свой и так растерзанный дневник.

- Ой, прости, мне сейчас так жарко… - невольно процитировала бесстыжую героиню повести.

- Так разденься… - вдруг неизвестно отчего ляпнул Аркадий.

Она потопталась на месте и вдруг тихо попросила: «Отвернись»…

Аркадий послушно отвернулся.

В тот миг им было страшно и весело.

Аркадий смотрел на голую Виолетту и страстно желал быть таким же, как она – но розоветь  рядом с этой смугловатой девочкой было как-то стрёмно.

Виолетта помнила каждое своё движение. Она подошла к Аркадию и стала вдруг очень смело распутывать узел на пионерском галстуке. По её телу скользили редкие солнечные лучи, а Аркадий стоял, боясь случайно описаться.

Он впервые был так напуган. Но то, что творилось сейчас внутри его писуна, было одновременно страшно и приятно, казалось, он вот-вот обмочится, обмочится, почувствовав в трусах предательскую влагу.

Он стал помогать Виолетте, стараясь поскорее выпасть из опротивевшего школьного кокона. Эта смелая девчонка увлекала его, то ли к пропасти, то ли в небесные выси.

- Ой, что это? – удивилась Виолетта.

Она присела на корточки и стала осторожно освобождать член своего сопартника из плена трусов.

Аркадий застонал от боли и наслаждения. В его пенисе казалось, пробудился вулкан. Неведомая до того магма стремилась выплеснуться. Выплеснуться, и выстрелить в лицо Виолетте пугающе точной струёй.

В этот момент на лестничной клетке раздались роковые шаги.

Тогда они разлучились надолго.

Родителям Аркадия удалось замять эту историю. Они проспонсировали родителей Виолетты и даже помогли тем купить довольно дорогой гараж.

Аркадий забыл этот сон надолго. Ему казалось. Что всё случилось не наяву, а именно во сне.

- Представляю, что могло бы быть.

Виолетта была грязной подзаборной девчонкой, точно такой же, как её оперная тёзка. А вот Аркадий, Аркадий не мог так низко пасть.

Мать Аркадия больше всего на этом свете ненавидела оральный секс. Она частенько представляла, как она стоит на коленях и, дрожа от ужаса, вылизывает чужую мерзкую плоть. Тот случай тоже казался ей только сном – тогда молодая и красивая она возвращалась  со второй смены, шагала по тёмной и страшной улице,  опоздав на последний автобус.

Эти двое согласились сохранить её девственность. Они лишь попросили поласкать их дубинки языком – она страшно боялась, что они не сдержат своё слово и всё-таки сделают из неё женщину.

Член врывался в её глотку, как безжалостный резиновый кляп. Она старательно ублажала его, а он был готов заткнуть ей рот навсегда, заткнуть и сделать её совсем мёртвой.

Она боялась этого больше всего на свете. Изнутри уже выливались жалкие остатки  компота из заводской столовки. Они были солёными и жгучими.

Она вернулась в общагу молчаливой и странной.

Столь быстрое падение сына не входило в её планы.

Она желала увидеть его в Москве, там проживала её младшая сестра, ужасно удачно  выскочившая замуж.

Она обещала протежировать племяннику. К тому же у неё не было детей – муж был слишком стар и немощен, но богат, словно пушкинский скупой рыцарь.

У него был довольно стильная квартира, и загородный дом. Именно здесь Аркадий Иванович жил – его одарили этой жилплощадью  с условием ухаживать за своей тётей.

Тёте Аркадия очень везло в жизни.

Во-первых, она не побоялась после школы рвануть в столицу. Там на красивую и ловкую девушку заметил тоже красивый и очень надменный мальчик-мажор. Он прямо-таки похитил её с улицы и отвёз в ресторан.

Климент был сыном высокостоящего товарища П. Он жил в довольно большой квартире с приходящей домработницей – та убиралась в доме и готовила обеды и ужины. Товарищ П частенько выезжал за рубеж – он посетил почти все земные континенты, не бывал разве что в Антарктиде и в Арктике.

Климент пользовался полной свободой. Он был не прочь приударить за красивыми девочками. Сводить их в ресторан или пригласить домой послушать модные рок-группы и поучиться танцевать твист.

Девочкам нравилось бывать в стильных хоромах. Товарищ П был вдовцом. Его жена слишком рано ушла из жизни, не выдержав родовых мук.

Климент не замечал отсутствия матери. Отец, как мог, баловал его, оставляя сначала под надзором тёти Паши, а потом надеясь на строгий надзор школы.

Климент был уверен, что эта девочка  будет лёгким уловом. Она слишком легко согласилась переночевать у него. Переночеввать – не просто в другой комнате, а бок о бок, как с законным мужем или хорошо знакомым любовником.

Товарищ П. никогда не предупреждал Климента по телефону. Он любил нагрянуть, как истинный ревизор – почти внезапно, словно дождь или снег. И в то утро он приехал именно так.

Климу было неловко. Он уже стыдился своего мальчишеского порыва. Какая-то впервые виденная им девчонка, лежала бок о бок с удивленной улыбкой.

Она понимала, что не стоит быть столь нахальной. Но когда перед её взглядом возник родитель её соблазнителя – она решила идти ва-банк.

Товарищ П. не хотел неприятностей ни для себя, ни для сына. Он словно бы потерял всю свою спесь, стал вновь молодым влюбленным олухом – слишком долго он сдерживал свои чувства.

Клименту было не по себе – вместо малышки на час он привёл в дом довольно хитрую и изворотливую мачеху, мачеху, которую он впоследствии уважал и даже боялся.

После окончания высшей школы он так и не поднялся выше затрапезного мнс. А после того, как Советский Союз распался – тихо спился.

Тётя Аркадия не вспоминала об этом субъекте. Её муж оставил ей и квартиру и загородный дом. Она сумела вписаться в новые реалии, и теперь была величава, как настоящая пава.

Дочь племянника вызывала у неё интерес. Поликсена могла далеко пойти. Пойти легко и свободно, не испытывая никаких угрызений совести. Напористость её бабушки ожила в ней, как долго спящий цветок.

Она лишь боялась, что ненавистная крохоборка бабка  испортит её. Что слишком сузит те горизонты, до которых могла дотянуться эта девочка.

Дом в Пивоварове был по сравнению с этим обыкновенной халупой. Его можно было снести и построить новый и красивый. Но мать Виолетты   не соглашалась ни на какие варианты решения жилищной проблемы.

Виолетта была, словно кость в горле. Она была напориста, но глупа, совершенно иная, чем она, Олимпиада Львовна – вдова уважаемого человека и тёща начинающего олигарха.

- Что пишут в газетах? – как бы случайно поинтересовалась Олимпиада Львовна.

- Во Франции угнан самолёт с туристами-натуристами.

- Это шутка?

- Почему?

- Да как-то смешно выходит. Туристы-натуристы. Они природу, что ли изучают?

- Нет, они обожают только свои тела и выставляют их напоказ.

- Извращенцы… У нас в Рублёвске в старших классах любили так девчонок кто погорделивее  опускать – постоит такая  гордячка в чём мать родила, потом сама просит, чтобы ей киску погладили.

- Как можно о таком за столом.

Виолетта даже покраснела. Она ужасно боялась возбудиться – разговоры о сексе вызывали у неё волнение и ощущение стыда одновременно.

-  Тётя, а если бы на месте этой гордячки была Поликсена, а…

- Твоя дочь не дура. Она форсить зазря не будет. А если и попадётся, то выкрутится. Она в меня пошла, а не в твою мать. Та до сих пор в Рублёвске киснет.

Олимпиада Львовна не стыдилась рассказывать внучке о своих приключениях. Она видела, как загораются глазки у девочки. Видела, как Поликсена выплывает из моря детства в океан юности. Она не боялась за её судьбу.

Эта девчонка могла бы быть счастливой, если бы только не пошла по стопам своей матери