ГлавнаяПрозаЖанровые произведенияПриключения → Роман про Африку. Глава тридцать третья

Роман про Африку. Глава тридцать третья

19 августа 2014 - Денис Маркелов

Глава

тридцать третья

Поликсена с замирающим от ужаса сердцем стояла на расстеленном на полу полиэтилене.

Стояла и ощущала на своём теле торопливый бег кисти. Этот странный человек вновь использовал её тело, словно бы холст.

Он предпочитал разрисовывать живот и маленькие, совсем ещё неказистые груди. В душе Поликсены происходила борьба. Полина и Ксения давным-давно затеяли потасовку, и от их драки краснели уши, и хотелось спрятаться подальше, словно бы испуганной миром кукле.

За своими думами она совсем не услышала тревожного посвиста звонка.

Звонок просвистел раз другой, затем забарабанили в дверь кулаком.

Художник вздрогнул. Он метнул на Поликсену тревожный взгляд.

- Марш в ванную. Живо.

Девушка послушно подхватила одежду и бельё и  метнулась в ванную комнату.

 

На пороге стоял тот же человек в форме. И держал в руках какую-то украшенную печатью бумагу.

- Вы ко мне? – поинтересовался Савельев.

- К вам, к вам… Вот ордер на обыск вашей милой квартирки.

- А по какому праву. Жилище неприкосновенно.

- Да, но с одной поправкой – жилище честного человека неприкосновенно. А у нас есть повод убедиться в вашей честности.

У Савельева зачесалась спина. Ему стало не по себе. Этот блюститель порядка о чём-то явно догадывался.

- Так пройдём в комнату.

 

Поликсена сжалась на дне ванны.

Ей вдруг стало нестерпимо стыдно, словно бы её раздели и заперли здесь, чтобы наказать за проступок.

Савельев с его художественными забавами начинал её раздражать, она боялась его, как боялась, есть на людях, обязательно думая о том, что у неё расстроится желудок.

Она понимала, что должна сидеть тихо как мышь.

 

Савельев чувствовал себя, словно впервые обыскиваемый студент.

Он уже видел подобную сцену  по телевизору, но тогда он и представить не мог, что будет наблюдать за разором  своей собственной квартиры.

- Так, так…

В руках милиционера появился фотоальбом.

- И как Вы это всё объясните? Кто эта девочка?

- Это искусство. Роспись по телу, - жалко заблеял Савельев.

- Так Вы подтверждаете, что Вы раздевали этого ребёнка и мазали его краской.

- Да, я рисовал картины  на её теле. Но я не делал ничего такого, чтобы нарушить её половую неприкосновенность.

- Вы не трогали её, не пытались соблазнить? Не развращали её словами или действиями?

- Нет…

- Хорошо… Но нам нужна эта девочка. Вот у вас и полиэтилен на полу разложен. Может, Вы хотели с ней покончить? Расчленить, например. Вы же, кажется врач.

- Да, врач. Врач, а не мясник

Савельев занервничал. Он не желал сознаваться в грехе.

 

Поликсена сама удивлялась своей смелости. Она выбралась из ванны и вышла в прихожую.

Дверь квартиры никто не охранял. Она так и осталась открытой. Она могла выйти из двери, но страх идти по улицам голой заставил её вернуться в гостиную.

- Здрастьте, - сорвалось с её напряженных губ.

Милиционер вздрогнул.

Поликсена смотрела на него, на двух понятых и чувствовала себя маленькой героиней.

- Отпустите дядю художника. Он ни в чем не виноват.

 

Поликсена  торопливо отмылась от краски и  так же торопливо спрятала наготу.

Ей вдруг стало страшно и противно, словно бы она чем-то всерьёз отравилась. Страх, словно бы яд разливался по телу.

Она уже жалела, что сбежала сюда из домашнего заточения что воровато стащила с верёвки сохнущие после стирки вещи. Теперь ей вновь было стыдно.

Бабушка могла проклясть её. Поликсена вновь становилась робкой и на всё согласной Ксенией, ей совершенно не хотелось слышать ругань и сжиматься от страха, словно бы её собирались пороть.

Только теперь она увидела себя со стороны. Голую наглую и противную. Такой, какой она была только в самых страшных снах.

Клетчатая рубашка и джинсы делали её взрослее.

Савельев стоял словно бы оплеванный. Ему вдруг стало не по себе. Он был готов идти в след Поликсене. Но его удержали.

 

Поликсена страдала от окружающей тишины.

На неё смотрели, как на пустое место. Бабушка и дедушка принимали её за невидимку, и от этого странного презрения и впрямь хотелось стать невидимкой.

Она могла разгуливать перед ними нагишом. Но и тогда бы они не проронили ни слова, словно бы Поликсена, живая любимая Поликсена давным-давно уехала в Москву.

Она была готова разрыдаться от злости. Для всех её вроде бы не было. Все тяготились тем, что она ещё здесь.

Бабушка приносила ей еду, но молча и брезгливо, словно бы кормила не внучку, а нашкодившую кошку.

Поликсена молча, давилась котлетами. Давилась и желала только одного поперхнуться и умереть.

По её лицу струились слёзы. Она впервые так честно рыдала. Рыдала и боялась увидеть себя в зеркале.

- Завтра за тобой родители приезжают. В Москву поедешь, - только раз бросила бабушка, закрывая за собой дверь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

© Copyright: Денис Маркелов, 2014

Регистрационный номер №0233944

от 19 августа 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0233944 выдан для произведения:

Глава

тридцать третья

Поликсена с замирающим от ужаса сердцем стояла на расстеленном на полу полиэтилене.

Стояла и ощущала на своём теле торопливый бег кисти. Этот странный человек вновь использовал её тело, словно бы холст.

Он предпочитал разрисовывать живот и маленькие, совсем ещё неказистые груди. В душе Поликсены происходила борьба. Полина и Ксения давным-давно затеяли потасовку, и от их драки краснели уши, и хотелось спрятаться подальше, словно бы испуганной миром кукле.

За своими думами она совсем не услышала тревожного посвиста звонка.

Звонок просвистел раз другой, затем забарабанили в дверь кулаком.

Художник вздрогнул. Он метнул на Поликсену тревожный взгляд.

- Марш в ванную. Живо.

Девушка послушно подхватила одежду и бельё и  метнулась в ванную комнату.

 

На пороге стоял тот же человек в форме. И держал в руках какую-то украшенную печатью бумагу.

- Вы ко мне? – поинтересовался Савельев.

- К вам, к вам… Вот ордер на обыск вашей милой квартирки.

- А по какому праву. Жилище неприкосновенно.

- Да, но с одной поправкой – жилище честного человека неприкосновенно. А у нас есть повод убедиться в вашей честности.

У Савельева зачесалась спина. Ему стало не по себе. Этот блюститель порядка о чём-то явно догадывался.

- Так пройдём в комнату.

 

Поликсена сжалась на дне ванны.

Ей вдруг стало нестерпимо стыдно, словно бы её раздели и заперли здесь, чтобы наказать за проступок.

Савельев с его художественными забавами начинал её раздражать, она боялась его, как боялась, есть на людях, обязательно думая о том, что у неё расстроится желудок.

Она понимала, что должна сидеть тихо как мышь.

 

Савельев чувствовал себя, словно впервые обыскиваемый студент.

Он уже видел подобную сцену  по телевизору, но тогда он и представить не мог, что будет наблюдать за разором  своей собственной квартиры.

- Так, так…

В руках милиционера появился фотоальбом.

- И как Вы это всё объясните? Кто эта девочка?

- Это искусство. Роспись по телу, - жалко заблеял Савельев.

- Так Вы подтверждаете, что Вы раздевали этого ребёнка и мазали его краской.

- Да, я рисовал картины  на её теле. Но я не делал ничего такого, чтобы нарушить её половую неприкосновенность.

- Вы не трогали её, не пытались соблазнить? Не развращали её словами или действиями?

- Нет…

- Хорошо… Но нам нужна эта девочка. Вот у вас и полиэтилен на полу разложен. Может, Вы хотели с ней покончить? Расчленить, например. Вы же, кажется врач.

- Да, врач. Врач, а не мясник

Савельев занервничал. Он не желал сознаваться в грехе.

 

Поликсена сама удивлялась своей смелости. Она выбралась из ванны и вышла в прихожую.

Дверь квартиры никто не охранял. Она так и осталась открытой. Она могла выйти из двери, но страх идти по улицам голой заставил её вернуться в гостиную.

- Здрастьте, - сорвалось с её напряженных губ.

Милиционер вздрогнул.

Поликсена смотрела на него, на двух понятых и чувствовала себя маленькой героиней.

- Отпустите дядю художника. Он ни в чем не виноват.

 

Поликсена  торопливо отмылась от краски и  так же торопливо спрятала наготу.

Ей вдруг стало страшно и противно, словно бы она чем-то всерьёз отравилась. Страх, словно бы яд разливался по телу.

Она уже жалела, что сбежала сюда из домашнего заточения что воровато стащила с верёвки сохнущие после стирки вещи. Теперь ей вновь было стыдно.

Бабушка могла проклясть её. Поликсена вновь становилась робкой и на всё согласной Ксенией, ей совершенно не хотелось слышать ругань и сжиматься от страха, словно бы её собирались пороть.

Только теперь она увидела себя со стороны. Голую наглую и противную. Такой, какой она была только в самых страшных снах.

Клетчатая рубашка и джинсы делали её взрослее.

Савельев стоял словно бы оплеванный. Ему вдруг стало не по себе. Он был готов идти в след Поликсене. Но его удержали.

 

Поликсена страдала от окружающей тишины.

На неё смотрели, как на пустое место. Бабушка и дедушка принимали её за невидимку, и от этого странного презрения и впрямь хотелось стать невидимкой.

Она могла разгуливать перед ними нагишом. Но и тогда бы они не проронили ни слова, словно бы Поликсена, живая любимая Поликсена давным-давно уехала в Москву.

Она была готова разрыдаться от злости. Для всех её вроде бы не было. Все тяготились тем, что она ещё здесь.

Бабушка приносил ей еду, но молча и брезгливо, словно бы кормила не внучку, а нашкодившую кошку.

Поликсена молча, давилась котлетами. Давилась и желала только одного поперхнуться и умереть.

По её лицу струились слёзы. Она впервые так честно рыдала. Рыдала и боялась увидеть себя в зеркале.

- Завтра за тобой родители приезжают. В Москву поедешь, - только раз бросила бабушка, закрывая за собой дверь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 
Рейтинг: +1 608 просмотров
Комментарии (1)
Людмила Пименова # 11 октября 2014 в 02:55 0
Вот вам, бабушка... kuku