Роман про Африку. Глава шестая

Нелли была рада. Рада тому, что ещё один учебный год позади. Она уже устала от того, что постоянно училась. Хотелось на мгновение замереть и подумать, как ей жить дальше.

Прошлое, с его фантазиями и играми уже давно стало ушедшим за горизонт миражом. Она старательно прятала его за спиной, боясь, что когда-нибудь обернётся и застынет, подобно жене Лота на полпути к спасению.

Она чувствовала, что как-то не так поняла ту милую сказку. Что сама загнала себя в ад. И теперь, после страшной игры, без вчерашних восторгов она продолжала начатый путь, думая только о своей потревоженной душе.

Анжелика и Антон. Они тщетно звали её в свой круг – Нелли боялась быть голой. Она вновь страшилась безымянности – так страшатся только красивые куклы, чья суть всегда остаётся в сорванном платье, а тела  - только милые дразнилки для глаз.

Теперь ей было стыдно вдвойне. Тот красивый пианист не шёл из головы. Он возникал там взамен страниц учебника, возникал и заставлял краснеть. Нелли боялась показаться ему глупой  - она подобно своей героини вновь росла вниз, складываясь и боясь утонуть в собственных слезах.

Ей вовсе не улыбалось плавать в них, как в огромном озере. Страх не выдержать испытания и пойти на дно страшил сильнее того, ещё не сданного ею экзамена – она и представить не могла, что должна была делать тогда, когда этот парень станет её мужем.

Эта сцена часто возникала во сне. Свою первую ночь она хорошо представляла, она вытекала из той пугающей её ночи, когда подобно модной собачке она ублажала свою госпожу. То предательство было обжигающим, как кипяток. Нелли боялась предстать пред мужем обваренным уродцем.

Кондрат чувствовал почти то же самое. Он напрасно гнал образ восторженной слушательницы – он возникал сам собой – словно бы кто-то включал в его голове рекламный монитор.

Он даже не знал имени этой девушки – просто нуждался в ней, как в образе. И куда он мог привести её – в их неброскую квартиру, которая была так скучна и обычна. В мир, что принадлежал совсем недавно преставившейся престарелой бабушке.

Здесь до сих пор хранился уютный запах покойной старости. Иногда Кондрату казалось, что бабушка вот-вот вернётся, и что им придётся возвращаться к отцу. Тот был слишком заметен. Слишком требовал любви, как капризный ребенок. Болезнь сделала из него ещё и маленького тирана – он явно мстил судьбе, выбирая в качестве врагов их с матерью.

Отец завидовал Кондрату. После его рождения он ушёл на второй план, жена находила причины для уединения и жила только Кондратом. Она, словно опыленный цветок страшилась вторичного прилета пчелы.

Кондрат чувствовал, как становится игрушкой матери. Та боязливо отпускала его на время, но страшилась, что он уйдёт от неё, найдёт себе новую, ещё незнакомую ей женщину.

Кондрат, молча, спускался к реке. Он миновал ограду городского сада и шагал неторопливо, мысленно упорядочивая ноты на. только ему видимых, нотоносцах. Он умел видеть музыку, как узор, который был всегда геометрически точным. Он даже думал, что настоящий композитор, сродни хорошему инженеру – он чертит музыку, как чертят будущие ракеты и корабли.

Ноги вели его к реке. Он любил одно место на набережной. Там, в ротонде, он подолгу смотрел на речные волны, которые катились ровными рядами, увлекая мысли за собой. Они напоминали ему арпеджио. Ведь именно в них и таится истинная гармония.

Люди смотрели на него и проходили мимо. Кондрату нравилось воображать себя памятником. Он не спешил становиться живым, и примеривался к этому месту, как к будущему пьедесталу.

Но жизнь всё-таки заставляла его продолжить путь. Он шёл к вокзалу, мельком глядя на всё то, что попадалось ему по пути. Бронзовый образ первого космонавта, или поставленный на попа «спичечный коробок» гостиницы. Она называлась по имени одной восточно-европейской страны и была довольно уютна для приезжающих бизнесменов.

Кондрату не терпелось выпрыгнуть за пределы этого поволжского города. Он мысленно путешествовал по Европе. Париж, Лондон, возможно, Вена. Он будет старательно идти по пути того гения, чьё имя и музыку услышал подростком.

И вот теперь, готовясь удивить всех дипломным опусом, он был особенно рад весне. И тому, что чувствовало его тело. То самое тело, что стремилось понять иное незнаемое, то, мелькнувшее, подобно звезде.

Нелли также нуждалась в просторе. Она даже подумывала, а не пойти ли на пляж и дерзко по-детски зарозоветь, словно бы и не было этой нагой каторги.

Она слишком хорошо познала себя. Алиса слишком быстро ретировалась – она оказалась попросту избалованной трусихой – ей изгнали прочь, как и ту светловолосую Принцессу, а точнее зарвавшуюся и позабывшую себя Золушку.

Теперь она боялась, что и образ няни обманет её. Что виденный в детстве образ будет мешать быть настоящей. Та милая молодая леди в тщательно пошитом пальто – она боялась стать ею – и вновь потерять себя.

- Неужели я - это только голая и лысая рабыня, чьё тело используют, как игрушку? Нет, этого не может быть! Это неправильно!!!

Она вдруг вспомнила, как в детстве любила позировать матери. Се6вявлв мать просто рисовала её, когда Нелли читала и смотрела мультфильмы, но потом специально стала играть ею, как куклой. Попутно рассказывая своей модели сказку.

Рисунки в стиле ню появились сразу после 14 лет. Нелли сначала просто увидела их – мать рисовала по памяти, но в этих смелых пятнах нетрудно было угадать Нелли. Она даже сравнила себя со своим подобием на листе, впервые уставившись на своё нагон отражение.

Тогда она ещё не знала Невидимки. Словно бы и впрямь была только театральной марионеткой – а не живой девушкой со своей особой жизнью и судьбой.

- Почему люди заводят детей? Если я впущу его в себя, то через положенный срок я рожу кого-нибудь. Мальчика или девочку. И что тогда? Почему мы  делаем это? И зачем?

Она зашагала к ротонде. Там уж кто-то был. Черневшая фигура привлекала взгляд. Нелли напрягла зрения и незаметно для себя зашагала быстрее, словно бы асфальт сам бежал ей под ноги, подобно ленте транспортёра.

- Неужели я вижу его? И это он?

Она страшилась подбежать к нему слишком голой. Одежда могла просто стечь с её тела, как стекает краска с рисунка.

- Эх, была, не была. Главное, что он ничего не знает про Алису и Нефертити! А вдруг знает?

Она  утишила шаг. Не надо было спешить. Парень мог улететь прочь, подобно редкому мотыльку. Она стала серьёзной и, стараясь не быть смешной, вошла в ротонду