Помочь сайту
Поздравления
ПУКШЕНЬГА
... Они неслись, окоченевшие от ледяного ветра,
ослеплённые снежным вихрем...
(Дети капитана Гранта)
Глава первая
Из Москвы мы должны были выехать в середине ноября. Мы направлялись на север, туда, где мы ещё ни разу не были, где можно было встретить белого медведя и увидеть во всей его красе и неповторимости Северное сияние. Так, по крайней мере, говорили между собой взрослые. У нас же в Москве уже неделю шёл мелкий, промозглый дождик. Было сыро и слякотно.
Мы уезжали всей семьёй: отец, мама, мы с братом и Смерчь – огромная восточно-европейскаяовчарка, несколько лет назад подаренная нам папиными друзьями.
Смерчь был в наморднике – это ему совершенно не нравилось, и он всё старалсяпередней лапой стащить его, дажетёрсяголовой об землю и заборчики.
Мы вышли на перрон вокзала, когда по радио кто-то гнусавым неразборчивым голосом, скороговоркой, объявил посадку на поезд Москва-Архангельск. Поезд, похожий на зелёную гусеницу, стоял у второй платформы и ждал своих пассажиров.Паровоз, как застоявшаяся лошадь, изредка выпускал из своих железных ноздрей пар и пофыркивал.
Заняв своё купе, разложив чемоданы и сумки по багажным ящикам, мы с нетерпением стали ждать отправления. Вокно вагона я первым увидел, как на перрон вышел человек в железнодорожной форме с красной фуражкой на голове и, вытащив из футляра зелёныйфлажок, поднял его.
Совершенно неожиданно здание вокзала поехало в сторону.Мы даже не почувствовали толчка или что ещё там может быть при отправлении поезда: просто вокзал вместе с провожающими, мороженщиком и человеком с флажком медленно поплыл в сторону, не туда, куда нам надо было ехать, а в другую сторону. По-видимому, паровозом управлял опытный машинист - он знал, куда надо ехать вокзалу, а куда нам.
На перроне провожающие махали рукой и что-то кричали вслед уходящим от них вагонам. Какая-то женщина быстро шла за нашим вагономи что-то говорила в окно соседнего купе.
Послышался первый, затем, через небольшое время, второй перестук колёс на стыках рельсов. А потом зачастил, зачастил, всё убыстряясь и убыстряясь. Назадуплывали последние станционные постройки… семафор с поднятой красной рукой и какие-то будки со стрелочниками с зелёными флажками в руках.
Простучав колёсами на последней переводной стрелке, поезд вместе с пассажирами вырвался из столицы и помчался, отсчитывая телеграфные столбы и километры…
Ураа! Мы едем на Север! Мы едем в край белых медведей! Так, по незнанию, думали мы сбратом. Прощай Москва!
Поезд шёл себе и шёл, то с ходу проскакивая, то останавливаясь на каких- то станциях и полустанках. Мы с братом валялись на верхних полках вагона и смотрели на проплывающий за окном пейзаж.
Мимо проносились небольшие рощицы и деревеньки с пасущимися на выгоне коровами и гусями. Коровы поворачивали в сторону проходящего поезда головы и печальными глазами провожали его. Они, наверное, завидовали нам, едущим в этом поезде и тоже, как мы, хотелибы прокатиться в нём и посмотреть, чтотам есть такое интересное в другихкраях?
Несколько раз навстречу нам с шумом и грохотом проносились грузовые и пассажирские поезда. Телеграфные столбы, связанные между собой множеством проводов, мерно вышагивали от горизонта до горизонта. Они, то бежали по равнине,товзбирались на пригорок, а то вдруг, неожиданно, пропадали за лесопосадочнойполосой.
Несколькоразнаш поезд проскакивал по железнодорожныммостам, переброшенным через неглубокие речушки. Создавалось впечатление, что мы стоим на месте, а всё, что мы видели в окне, двигалось куда-то назад само по себе. Всё это увлекало нас и мы, загадывая и споря, какая картина появитсяза следующим поворотом, весело проводили время в дороге. Нам совершенно некогда было скучать.
Через пару дней картина за вагонным окном стала резко изменяться: небо ещё больше нахмурилось,покрылось какими-то, свинцового цвета, тучами. Затем, незаметно пошёл снег, сначала мелкий, потом повалил крупными, пушистымихлопьями. Он шёл весьдень.
Снегбелым покрывалом покрыл всю землю, крыши домов, налипнул на ветви деревьев и провода. Верхушки телеграфных столбов, как грибными шляпками, тоже покрылись снегом. За стеклом вагонного окна видимость, из-за постоянно падающего снега,стала плохой. Стало как-то даже неинтересно смотреть вокно.
В вагоне весь день был включён свет и я, чтобы как-тоубить время, занялся чтением, а братишка, повернувшись лицом к стенке, наверное, решил вздремнуть.
К ночи занялся ветер. Он как-то сразу загудел, засвистел, закружил падающий снег. Начался буран. В вагоне моментально похолодало, а потом и вовсе стало холодно. Чтобы не замёрзнуть окончательно,пришлосьзакутываться в одеяла.
А буран всё усиливался. Порывы ветра налетали на вагон, бились в окна, бросались охапками снега и выли, выли, выли! Вагон под их мощными и настойчивыми усилиями раскачивался и содрогался.
Поезд, сбавив скорость и часто подавая гудки, медленно пробирался сквозь обезумевшую пургу. Было немного страшновато, особенно, когда паровоз гудел.
Рано вечером, не найдя, чем таким интересным заняться, я по примеру брата тоже решил лечьспать, и даже не заметил, как уснул.
Глава вторая
Разбудил меня не перестук вагонных колёс, а какое-то непонятное повизгивание и порыкивание, переходящее в поскуливание и вроде, как детский плач. Я нагнулся с полки и посмотрел вниз. Мама и папа спали, а Смерчь тоже лежал, и с укоризной смотрел на меня, словно хотел сказать или спросить: «И чего не спиться человеку в такую рань?» Значит, поезд стоит, догадался я. Выглянув в окно, я ничего не увидел,кроме разбушевавшейся, рассвирепевшей вьюги. Она завывала,рычала и визжала, как большой взбесившийся зверь. В купе было так холодно, что изо рта придыхании вылеталпар.
По-видимому, моя возня разбудила всех. Отец, поднявшись, решил сходить в вагон-ресторан, чтобы купить еды, но вскоре вернулся ни с чем, и на наши удивлённые взгляды, сказал, что гармошку тамбурного перехода оторвало ветром и неизвестно куда унесло. Скорость ветра так огромна, что перейти из вагона в вагон совершенно невозможно. Один пассажир, сказал папа, сделал попытку перебраться, но его сбило с ног и чуть не унесло ветром. Совместными усилиями других пассажиров его еле спасли.
Мама пошла к проводнику вагона, спросить о нашем местоположении. Вернувшись, она с грустью сказала - оказывается, мы стоим в степи, в двухстах пятидесяти километрах отАрхангельска, а впереди нашего поезда, доходящие до полутора-двух метров снежныезаносы. Паровоз их пробить не может и нам придётся ждать снегоочиститель, который должен вскоре прийти из Архангельска.
Прошёл день - буран не прекратился. Ветер всё также налетал на поезд и сыпал снегом. Вагон покачивало, а иногда он, словно в ознобе, вздрагивал…
На вторые сутки вьюга, набесившись и натешившись вволю, вывалив на нас весь свой запас снега, наконец-то утихомирилась. Светило солнце, на небе ни облачка.Пассажиры по одному, по двое, а то и небольшими группами начали выходить из вагонов. Спускаться по вагонной лесенке приходилось только до середины – до самого горизонта расстилался ровный снежный наст, покрытый твёрдой ледяной коркой. Он блестел, искрился, вспыхивал радугой под лучами яркого северного солнца.
Метров за триста-триста пятьдесят от людей, вдоль поезда цепочкой бежала небольшая стая волков. Я впервые видел их так близко, так свободно живущих в бескрайней заснеженной степи. Раньше они мне встречались только в неволе, в железной клетке Московского зоопарка, а больше нет, нигде не видел.
Паровоз, выпустив клуб пара в морозный воздух,басовито рявкнул. Машинист,наверно шутки ради, нажал нагудок. Волки приостановились, повернули лобастые, с настороженно торчащими ушами головы в сторону поезда и, убедившись в отсутствии какой-либоопасности для себя, трусцой побежалидальше.
Хорошо, что Смерчь находится в закрытом купе и не увидел их, подумал я. Он бы непременно кинулся к волкам и завязал драку. Могла произойти трагедия.
Как впоследствиивыразился папа - «Смерчь, один против всей стаи? Нет,он не справился бы с ними ипал геройской смертью на поле брани!». Я, когда увидел волков, тоже так подумал о Смерче.
Пошли третьи сутки нашего стояния в снежномплену. Днём всё такжесветило солнце. На небе – голубом и морозном, ни облачка.В вагоне от холода неуютно. Даже Смерчь, забравшись на вагонную полку, свернулся клубком и укрыл нос хвостом.
Проводник вагона каждый день ходил к паровозу и в вёдрах приносил уголь и топил печку, чтобы сохранить, как он сказал, при этом сокрушённо разведя руками,хотя бы видимость тепла в вагоне.
Вода закончилась, свои продукты мы до последнейкрошки съели. В вагон-ресторане продукты тоже закончились, пусто – хоть шаром покати! Кто-то из пассажиров предложил для добыванияводы растапливать снег в титане. Начали вёдрами носить снег. Эта немудреная работа отвлекала от чувства заброшенности, помогла забыть на некоторое время о нашем скудном и невесёлом быте.
Вопрос с водой был решён, но только для питья. Умывались всё тем же снегом. Было не очень-то приятно выходить из вагона. Мужчины позаросли щетиной, а женщины и ребятишки как-то осунулись, что ли. И лица у всех потемнели - может от редкого умывания?
Снегоочиститель всё не приходил. Все нервничали. Меня от голода начало подташнивать. Другие пассажиры тоже не лучше себя чувствовали.
Чтобы как-то уменьшить чувство голода и поддержать силы, общее собрание пассажиров поезда решило: Выдавать каждому пассажиру немного вина или ещё чего-нибудь в этом роде и разбавляя водой, выпивать. Ку-д-а-а,та-а-а-м! В ресторане, кроме самих поваров, ничегоне нашли!
Ближе к полудню послышался далёкий гудок паровоза, но не нашего. К гудку своего мы уже привыкли. Наш в ответ загудел частыми гудками, казалось, он пытался сказать - я здесь!.. Я здесь! Я жду-у-у!
Пассажиры высыпали из вагонов и от радости близкого избавления из снежного плена, замахали шапками и закричали – Ураа!Урраа!
Снегоочистительмедленно продвигался навстречу нашему, застрявшему и заметённому снегом, поезду. Впереди снегоочистителя, в обе стороны от него летел выбрасываемый ротором снег, образуя снежный тоннель. Часа через три снегоочиститель подошёл к нашему паровозу.
Ещё несколько часов,но ужерадостных ив то же время нетерпеливых, мы простояли, пока перегружали из снегоочистителя в наш паровоз уголь иводу.Приехавшие с ним люди, разносили по вагонам судки с горячей пищей, чай, кофе, хлеб и сдобные булочки, посыпанные маком. Вку-сно-ти-ща!
Через столько
времени холода и голода, мы наконец-то поели и напилисьгорячего чаю!
Опять послышалсягудок снегоочистителя. В ответ что-то радостное прокричал прицепленный к снегоочистителю наш паровоз. Под вагоном что-то зашипело, затем, вагон задёргался,
и мы поехали, сначала медленно, словно пробуя силы,а потом всё быстрее
и быстрее...
Утром следующего дня, после трёхдневного снежного плена, мы прибыли в Архангельск.
Нас должны были встретить, но не тут-то было. Из-за задержки в пути мы приехали слишком поздно и встречающих нас, ни на перроне, ни в здании вокзала не оказалось. Пришлось устраиваться на неопределённое время внутри здания вокзала.
Расположившись на вокзальной скамье, на спинке которой, как и на всех другихвокзалах, было крупными буквами вырезано – «МПС», мы стали рассматривать снующих вокруг с чемоданами и корзинами, толпящихся у билетных касси в дверяхвокзала, пассажиров.Этобыла обычная,многоразвиденная, но по-своему интересная вокзальная суета.
Почти у самого входа в вокзал толпа была гуще, и оттуда слышалось пение. Голос чистый, высокий (я даже решил, по неопытности – женский), пел старинную русскую песню. Мелодия, слова песни, завораживали,заставляли забыть обо всём на свете, отъединиться от мира сего, уйти в безбрежность. Мы сбратишкой стали пробираться сквозь толпу, чтобы увидеть чудесного певца, На нас шикали, но мы с упорством, достойным лучшего применения, пробирались вперёд.И вот мы перед исполнителем, заворожившим нас своим голосом.
Им оказался среднего роста старик, весь седой, с бородой почти до пояса и милым благообразным лицом. Голубые, молодо выглядевшие, не очень крупные глаза под густыми, кустистыми бровями, ласково смотрели на окруживших его слушателей.
Закончивпеть, он снял старенькую мерлушковую шапку и церемонно, по-старинному, поклонился.Завороженные божественным голосом и чудесным пением зрители,некоторое время молчали, а потом, не сговариваясь,разом, захлопали в ладоши и стали давать ему деньги.Он не отказывался, а только повторял - на храм Божий! Нахрам Божий!
Глава третья
Архангельск расположен на правом берегу полноводной, широкой Северной Двины, но чтобы попастьв него с железнодорожного вокзала, необходимо переправиться паромом на противоположный берег.
Отец пошёл к начальнику вокзала, чтобы по телефону сообщить о нашем прибытиии получить, как он нам сказал, разъяснения о наших дальнейших действиях… и что-то надолго задержался.
Железнодорожный вокзал находился не оченьдалеко от реки, и мыс братом, пока отец отсутствовал, пошли в сторону берега, посмотреть, что там происходит. Мы с Женькой не могли же просто так сидеть и рассматривать засиженные мухами электрические лампочки на потолке вокзала. Любопытство терзало наши головы, да ещё как!
Со стороны реки к причалу подходил огромный пароход. Таких кораблей я в своей жизни ни разу не видел- на нём в два ряда стояло штук пятнадцать железнодорожных вагонов. У причала его ожидалнебольшой паровоз.
Вначале я подумал – «Кукушка», но приглядевшись внимательнее, понял, что обознался.Похож – но, не он. Этот был чуть побольше иконечно же, помощнее.
Спросите у меня, откуда у пацана такие знания о паровозах? Так наш дядя Лёня,родной брат нашей мамы, работает помощником машиниста на огромном грузовом паровозе – «ИС», и я однажды даже прокатился на нём… - На ком, на ком! Да не на дяде же! Ну, что вы в самом-то деле! Не маленький же я, чтобы верхом на дяде Лёне кататься! На паровозе конечно!
Когда паром причалилк берегу и немного поёрзав, застыл на месте, паровоз заехал на него, прицепил один ряд вагонов и потащил их на берег. Куда-то оттащив их, он по параллельным путям вернулся заоставшимися вагонами и точно также утащил. Все вагоны доверху были загружены лесоматериалом:брёвнами, досками, шпалами и ещё, какими-то брусьями.
Не дав нам до конца разобраться и осмыслить увиденное, как говорят - воочию, нас позвала мама, сказав, что вернулся отец.
Собрав вещи, мыпошли в сторону парома и как же мы обрадовались, узнав, что поплывём на нём.
Паром уже загружался пустыми вагонами. Закончив погрузку вагонов и пассажиров, издав одиндлинный гудок и три коротких, он медленно отчалил от берега. Невысокие, с белыми пенистыми гребешками волны, покрывали реку. Дул «сиверок». Он своими порывами налетал на волны, срывал белую пену и переносил на следующую волну. Вода была какого-то свинцового цвета и выглядела тяжёлой-тяжёлой.
Под паромом чувствовалась огромная глубина. Паром, выпуская клубы чёрного дыма, упорно, невзирая на встречныйветер и волны, продвигалсяк противоположному берегу.
Опять пошёл снег - крупный, мокрый и, казалось, тяжёлый. Он, как серой стеной, отгородил нас от окружающего пространства. Видимость ухудшилась.
Через час, а может быть меньше, мы пересекли реку и пришвартовались к причалу противоположного берега.
Ураа! Мы в Архангельске! Ураа! Мы на Севере!
Почти у самого причала я увидел двое саней, запряжённых небольшими, лохматыми лошадками. Это за нами, решил я и оказался прав. Один из возчиков подошёл к папе, и они о чём-то поговорили. Потом они взяли наши вещи и уложили их на сани, а нас пригласили в другие.
Забравшись на толстый, устилавший дносаней, слой соломы, одев на ноги «чуни» (это такие огромные валенки с галошами) и накрывшись огромными, тёплыми тулупами – всё это добро предложили нам возчики – я почувствовал себядаже комфортно. Мне, например, здорово понравилось так ехать.
Проезжая через город, я видел одно, двух и изредка, трёхэтажные деревянные дома;
странные, и для меня совершенно непривычные, тротуары из досок. Через центр города, скорее всего по прихоти возчиков, а может и по какой другой причине, мы не проезжали. Может быть, там есть и кирпичные дома? Не знаю.
Правда, не знаю.
Изредка, навстречу нам по улице проезжал грузовик или сани, запряжённые одной-двумя лошадками. Осторожно переставляя ноги на скользкомтротуаре, шлипешеходы. Какая-то собачонка, надрываясь от лая, выскочила из подворотнии погналась за нами, но увидев в санях сидящего с грозным видом Смерча, поджавхвостик, быстренько юркнула назад под ворота. Вокруг всё было серо, неприветливо. Думаю,на моё восприятие окружающего, подействовала серая, неприветливая погода. Не повезло нам с ней, решил я и, спрятав нос в воротник тулупа, неожиданно уснул, честное слово я не хотел, но оно само собой уснулось.
Ехали всю ночь. Возчики, по-видимому, спали по очереди. На рассвете остановились на небольшой привал.
Как только сани прекратили своё движение – пропал скрип полозьев по снегу и звон колокольчиков на дугах упряжи. Наступила первозданная тишина, лишь изредка нарушаемая всхрапом лошади или одиноким звяком потревоженного колокольчика. Тишина была какая-то осязаемая. Казалось, захоти и можешь потрогать её рукой.
Вся земля, окружающие нас деревья – всё-всё было покрыто чистым, без единого тёмного пятнышка, снегом. Он былтакой белый, что дажерезал глаза и чтобырассмотреть что-нибудь вдали,приходилось даже прищуриваться. Воздух чистый, чуть-чуть морозный. Снег похрустывает под валенками. Красота вокруг неописуемая!
Интересное состояние природы. До этих пор мне никогда в
жизни такого состояния не
встречалось. Очень даже интересное
состояние. Ну, совершенно не такое, как у нас в Москве.
Немного размяв ноги, отдохнув и перекусив «Чем Бог послал», так сказали возчики и, накормив лошадей, двинулись дальше.
Лошади, помахивая хвостами, легко перебиралиногами по выпавшему тонким слоем, снегу. Смерчь вприскочку бежалпозади саней. Каркали вездесущие вороны,даизредка раздавался заполошный стрёкот сороки. По обеим сторонам узкой дороги высились во всей своей красе, стройные, чем-то похожие намолодых девушек-красавиц, сосны и ели.
Возчики объяснили нам, что это, так называемый, мачтовый лес. Раньше из него изготовляли мачты дляпарусных судов и, что это – ценная древесина.В прежние времена, до Советской власти, её злостно вырубали браконьеры и тысячами кубометров, загрузивна корабли, увозили и продавали за границу.
Возчики, коренные жители, были словоохотливы, знали много баек, местных присказок и так ладно всё это преподносили, что мы от хохота хваталисьза животы. За разговорами, шутками, время проходило незаметно. Не знаю, за каким по счёту поворотом, показалась стоящая на взгорье небольшая деревенька. Дома все сплошь деревянные, из кругляка, крытые тёсом. Они стояли в два или в три ряда, разделённые узкими улочками.
С маленькимиоконцами (для тепла), они напоминали грибы-боровички. Возле домов, обязательный, как я понял, стог сена или соломы. Все жители деревни держат коров, свиней иптицу. Есть в деревне лошади. У всех, при дворе, для выращивания зелени, обязательно имеется огород. Хлеб пекут сами в русской печи.
Такую справку мы получили отнаших словоохотливыхвозчиков. Проехав всю деревню, мы подъехали к небольшой речушке (как её называли возчики, я не запомнил). К столбу, вкопанному в пологийберег, была привязана большая лодка. Ещё несколько лодок, перевёрнутых вверх дном, лежало на берегу.
Дальше, сказали наши сопровождающие, только по воде. Для лошадушек дороги нет,придётся плыть на лодке.
Вот здорово!– захлопали мы с братом в ладоши, как интересно!Перегрузив свойскарб из саней в лодку, мы остались на берегу, а возчики поехали в деревню, сказав, что оставят лошадей у знакомых и быстренько вернутся.
Прошло чуть больше часа. Мороз доходил градусов до пяти, но мы в чунях и тёплых тулупах совершенноне замёрзли. Наконец вернулись наши сопровождающие и принесли с собой свежеиспечённого, ещё горячего хлеба, трёхлитровую банку парного, только что надоенного молока и две, длиной с мою руку, малосолёных трески. Перекусив хлебом с молоком, приготовились к отплытию.
Глава четвёртая
Возчики разместились на поперечных скамейках лодки,так называемых «банках» и, взяв по паре вёсел в руки, поинтересовались у папы, справится ли он с рулём, а если да, сказал один из них, то пусть рулит. Тогда имлегче будет грести. Не придётся часто оглядываться назад, чтобы видеть направление движения, добавил он же.
Вопрос был излишним, так как папа вырос на реке Белой и отлично управлялсяс вёслами и рулём. Ему не привыкать, - ответил он.
Ну, что ж, опуская вёсла в воду, сказали они, тогда за работу.
Наши возчики переквалифицировались в лодочников, посмеиваясь, охарактеризовала ихмама. А они, улыбнувшись в ответ, сказали - «В наших краях человек всё должон уметь делать, иначе не выживешь. У нас край суровый!»
И вот, мы, благословясь, отчалили.
Я не думал, что нам придётся так тяжело. То есть, я имею в виду не себя, а взрослых.
Течение в речушке оказалось не очень-то стремительным и мы, под двумя парами вёсел, поплыли вверх, против течения. Гружёная лодка медленно продвигаласьвперёд. Гребцыначалиуставать, и отец стал подменять их на вёслах. День быстро клонился к вечеру. Решили остановиться и сделать привал.
Увидав на берегу небольшой стог соломы, причалили лодку и привязали её к прибрежному кусту. Быстро темнело. Мороз к ночи всё усиливался и усиливался. Мы с братом, просидев в лодке несколько часов без движения, даже в тулупах – подзамёрзли, да и ноги плохо слушались. Вылезши на берег, стали размахивать руками и подпрыгивать.
Смерчь, получив свободу, носился вокруг и весело лаял, радуясьдвижению. По-видимому, и ему сидение без возможности побегать,поднаскучило. Постепенно разогрелись и размялись. Кровь весело побежала по артериям.
Пока мы разогревались, отец вместе с лодочниками быстро наломал сушняка и один из них, дядя Никифор, разжёг небольшой костёр. Костёр весело запылал, затрещал и, осветив всё вокруг нас,превратил наш бивак в чудесное, сказочное место отдыха.
Вокруг была темнота ночи. Кусты, окружающие нас, под светом шевелящихся языков пламени костра, казалось, ожив, тоже зашевелились и из них стали выглядывать какие-то сказочные существа. Однажды, в очередной раз оглянувшись назад, я заметил, как одно из них протянуло ко мне лапу и попыталось схватить меня – я быстренько придвинулся к горящему весёлым пламенем, костру.
А вверху, в тёмном небе, если отвернуться от костра и посмотреть, высыпали мириады звёзд, больших и совсем маленьких. Они поблескивали на небосводе и, казалось, перемигивались между собой.
Я на мгновение представил, что земля находится под звёздным куполом одна и вокруг нас никого. А потом подумал, может в космосе всё же кто-то есть? Вот было бы здорово! Мы бы летали друг к другу в гости или писали письма…, а возможно и переговаривались по телефону…
Это было так заманчиво, что я даже вздохнул от невозможности исполнения моей мечты.
Дядя Арсений, так звали другого возчика, подвесив на рогульку закопченный чайник, вскипятил воду и, бросив в негобрусничные листья (местную заварку), дал настояться. По нашему биваку распространился изумительный запах брусничного листа. Пока чайнастаивался, он порезал на куски треску, наломал крупными ломтями хлеб и ещё выложил пару небольших луковиц.
Проголодавшись за дорогу, я набросился на еду. Ел с большим аппетитом. Треска оказалась настолько вкусной, что я даже пальцыоблизал и хотел ещё, но мама сказала: «Не злоупотребляй на ночь!» Даа…, не злоупотребляй… не злоупотребляй, а если она такая вкусная, что ел бы и ел… Потом пили горячий, душистый чай. Чай, приготовленный на костре, да ещё заваренный брусничным листом, был замечателен.
Поужинав, мужчины закурили, а мама стала убирать посуду и остатки еды. Пошли всякие там разговоры. Ну, навроде - «Тресочки не поешь, чайку не попьёшь, так и сил работать не будет» - посмеиваясь и улыбаясь, говорилинаши «лодочники» и шутливо подмигивали глазом.
Впоследствии, я часто слышал эту присказку, к местуи не к месту сказанную.
После еды меня разморило и потянуло ко сну. Брат, как и я, зевая, открывал рот так широко, что можно было, при желании,конечно, пересчитать все зубы. У меня и у него, сами собой стали закрываться глаза. Увидев наше состояние, отец вырыл в стоге соломы большую нору, мы залезлитуда и он закрыл вход, заделавего соломой. Стало очень тепло, даже жарко. Где-то внутри стога, шуршала мышь-полёвка,да изредка на лицо сыпалась полова. Я ещё немного поворочался и незаметно уснул…
Глава пятая
Проснулся я от жары и духоты. Пытаясь выбраться на свежий воздух в темноте, я совсем заблудился, и как слепой кутёнок тыкался в разные стороны в поисках выхода и не находил его. Видимо услышав мою возню, кто-то открыл вход. Потянуло свежим морозным воздухом и чуть-чуть дымом.
Было раннее утро.Взрослые сидели у горящего костерка, и пили горячий чай. Мы с братом решили перекусить прямо влодке, чтобы не задерживать взрослых.
Пришло время двигатьсядальше.
Способ передвижения, из-за увеличившейся скорости теченияречьки, пришлось изменить.Откуда-то из лодкидядя Никифор (это тот, первый возчик) достал длинную верёвку (до чего же предусмотрительными оказались наши сопровождающие), сделалдве петли на конце верёвки, а другой конец привязал за нос лодки. Отцу дали шест и попросили его, отталкиваясь от берега, держать лодку на достаточной глубине. Надев петли на грудь, лодочники потащили за собой лодку. Они, чуть наклонившись вперёд, пошли вдоль берега.
Мне вспомниласькартина И.Е. Репина «Бурлаки на Волге», которую я видел в Третьяковской галерее.
Через некотороевремя они здорово устали. Папа попытался припрячь Смерча в качестве тягловой силы, но не приученный к такой работе,онтолько мешал и его с сожалением отпустили. Довольный донельзя, он свободно бегал по берегу, занимаясь своими собачьими деламии изредка весело потявкивая.
Через каждый час этой каторжной работы, делали остановку. Отдыхали. Так, поочереди, меняясь местами, отец и лодочники медленно тащили лодку километр за километром.
Наконец, ближе к вечеру, показался крупный посёлок.
Дотащив лодку до посёлка, трое мужчин, совсем обессиленные, повалились на снег. От них шёл пар. Воздух изо рта выходил с хрипом и свистом. Я смотрел на них и мне было до глубины души жаль их, а мама чуть не плакала от жалости.
Здесь, в этом посёлке, была наша конечная цель, к которой мы стремились и до которой, испытав немало лишений впути, с такими трудностями, но добрались. Вымотавшись окончательно, но добрались! Впоследствии я узнал, почему так выматывающе труден был наш последний участок дороги. Мы приехали в самое неудачное время года. Как говорили местные жители – «Ни на колёсах,ни на санях!» Единственный вид транспорта – лодка. Конечно, если есть хоть маломальская речушка и лодка.
Даа…Север, есть Север! Здесь правят свои законы природы!
Глава шестая
Посёлок городского типа (ПГТ), в котором жили работники леспромхоза, почти на месяц, два раза в год терял связь с Большой землёй. Не прерывалась только телефонная и телеграфная связь. Правда, года два-три назад, из-за сильнейшего бурана с обильным снегопадом, осталисьвообще без связи. Под тяжестью мокрого, налипшего снега, провода оборвались на многокилометровом участке и, всё…
Немного отдышавшись и отдохнув, Дядя Никифор сходил в посёлок ивскоре вернулся на санях, запряжённых соловой лошадкой и с новым извозчиком.Мыдружески, с крепким пожатием рук и пожеланием лёгкого пути, попрощались с весёлыми и очень трудолюбивыми «лодочниками». Они решили не возвращаться на ночь глядя, домой, а переночевать здесь же, в лодке, а утром, пораньше,отправиться в обратный путь. Назад возвращаться им было намного легче - всё-такивниз по течению ещё не замёрзшейречушки и на пустойлодке.
* * *
Посёлок городского типа Пукшеньга – это одноэтажные, из пиленого бруса дома, почти ровные улицыс двухэтажным зданием управления леспромхозом и почти десятью тысячами населения - это, если считать и жителей местной деревни. В посёлке имелось два магазина смешанных товаров, почтовое отделение, радиоузел, школа и большая столовая. ПГТ расположилсяв центре большого лесного массива и, большая часть жителей посёлка, конечно же, работала в леспромхозе. Добывали древесину – так говорят местные старожилы.
Посёлоквыглядел неплохо. Он был какой-то, со своими, цвета древесины домами, весёлый что ли и, одновременно, серьёзный. Чего больше из этогобыло в нём, я ещё не определил, но он явно мне понравился.
Возница, то ли для того, чтобы показать посёлок, то ли таков был наш путь, провёз нас через центр посёлка, имы сразу увидели все его достопримечательности. Он даже показал нам, где расположено управление леспромхозом.
Проехав в самый конец центральной улицы, он подвез нас к дому, из трубы которого шёл дымок. Через двор, огороженный штакетником и засыпанный снегом, к двери вела расчищенная дорожка. Открылась дверь дома и на крыльцо вышла среднегороста, худощавая женщина в белом, нагольном полушубке. На ногах - резиновые блестящие калоши, надетые, как минимум, на две пары белых, крупной вязки шерстяных носков. Подойдя к калитке, она пригласиланас в дом. Помогла занести вещи.
В доме было тепло. Женщина, мило улыбаясь, пояснила, что живёт по-соседству и по просьбе директора леспромхоза, она раз в день приходит сюда и протапливает печь и, что нашего приезда ожидали ещёнеделю назад.
Мы с братом пошлизнакомиться с новым жилищем.
Дом состоялиздвух проходных, средней величины, комнат, кухни с коридором и кладовой.
Мебель отсутствовала, кромеодинокого столана кухне.
Расположившись наполу по-цыгански, мы поужинали оставшимися дорожными припасамии стали готовиться ко сну. Расстелили на полу два привезённых с собойматраса и положили на них подушки. Затем, это «Царское» ложе накрыли простынями.
Ночлег былготов, благо в доме было хорошо протоплено, и беспокоиться, что без одеял замёрзнем на полу, не приходилось.
Лёжа наматрасах, мы делились дорожными впечатлениями, строили планы на будущее. Неожиданно, электрическая лампочка мигнула, потом ещё два раза и погасла. В темноте дома повисло недоумённое молчание (как мы узнали позднее – вдвенадцать часов ночиэлектростанция отключала электроэнергию во всём посёлке). Как только погас свет, в доме послышалось странное шуршание, словно дом ожил и начал шёпотом разговаривать. Я прислушался ничего не понимая, пытаясь понять , что это и откуда…
Отец зажёг спичку и, о Боже!!! – вокруг нашей постели бегали, как скаковые лошади на ипподроме, полчища огромных тараканов, а по простыни ползали штук пять или шесть красных жирных клопов, не считая раздавленныхнами, понеосторожности, конечно.
При бледном свете зажигаемых одна за другой спичек, мы передавили клопов, авот с тараканами дело обстоялохуже… Тараканы, при первом же нашем движении, разбегались в разные стороны с неожиданной прытью, и поймать их было совершенно невозможно.
Отец вышел во двор, набрал снега, и мы насыпали его вокруг постели, надеясь водной преградой оградить себя от орд ползающих и кусающихся. Не тут-то было.Они оказались умнеенасили, прошли специальные диверсионные курсы по нападению на человека.Забравшись на потолок, клопы и тараканы прыгали сверху и приземлялись точно на нас, а не мимо. Неиначе - мастера-парашутисты! – пошутила мама, давя очередного клопа.
Утром, только начало развидняться за окном, мы поднялись невыспавшиеся, искусанные клопами и злые. Всё тело зудело от укусов. Мы расчёсывали их до крови, а простыни были покрыты красными пятнами от раздавленных нами клопов. Мы были в ужасе от всего этого.
Я думаю, это была самая кошмарная ночь вмоей жизни.
Глава седьмая
Жить в доме, который оккупировали такие враги, мы не могли и мама, первым делом приступила к выведению изнашего хозяйства непрошеной живности. Сходив в пекарню, она выпросила небольшой флакончик крепчайшей уксусной эссенции и, макая в неё петушиное перо, добытое у соседей, промазалавсещели. Это была борьба не на жизнь, а насмерть! Кто, кого!
Кусающаяся и бегающая живность, не ожидая такого скорого и жестокого нападения, не выдержала и с позором отступила, в спешке даже не подобрав свои флаги! С тех пор мы не видели ни тараканов, ни клопов. Наверное, они перебрались на новое место жительства, унеся с собой раненых и погибших товарищей при нападении на нас.
После такой «кровавой войны», в доме больше недели пахло уксусом, а я, даже не мог слышать слово – уксус.
Говорят, клопы и тараканы – бич всех пустующих, деревянных,проконопаченных мхом домов,но у хорошей хозяйки ихнет!
* * *
Пока родители приобретали мебель, устраивая хоть какое-никакое, но достаточносносное жильё, мы с братом ходили по посёлку, знакомились. В школу меня ещё не устроили, и я с удовольствием прогуливал занятия,наслаждаясь свободой.
Школа была расположена ближе к окраине посёлка, зато местный кинотеатр: он же дом культуры, он же концертный зали тд., и тп., и пр., устроился с комфортом в центре, рядом с управлением.
Место проведения культурного досуга жителей посёлка представляло собой одноэтажное здание со зрительным залом человек на сто, с обыкновенными деревянными скамьями в несколько рядов и четырёх-пяти комнат, предназначенных для проведения кружковой работы.
Деревянное здание с красиво оформленной вывеской «Столовая – Ресторан» также расположилась в центре посёлка.
Родители с утра до вечера были на работе, поэтому мы с братом, если не было приготовлено что-то съестное дома, обедали в столовой.Меню «блистало» разнообразием деликатесов: треска жареная, треска пареная, треска малосолёная и копчёная и, чудо кулинарного искусства - омлет из сухого яичного порошка. На гарнир, к такразнообразно приготовленным блюдам, подавали - пюре картофельное из сухого картофельного порошка, вермишель или макароны. Всё зависело от вкуса желающего насладиться великолепным обедом или ужином. И, как апогей прекрасного завершения обеда – предлагалось запить всёэто«многообразие» кушаний чаем сладким в накладку, чаем вприкуску, чаем пустым (без сахара), киселём молочным (естественно, из сухого молока), клюквенным или брусничным морсами – из этих же ягод. Оправдывала, оправдывала себя народнаяприсказка – «Тресочки не поешь…ну, и так далее…».
В школу-семилетку меня определили на третий или четвёртый день после нашего приезда. Школа – две большие классные комнаты с голландскими печами в углу и тремя рядами парт в каждой. Не знаете, что такое голландская печь? Поясняю –этотакая круглая печь, в виде цилиндра и поставленная на попа. Высотой она - от пола до потолка. Обёрнутая жестью и покрашенная чёрным печным лаком, она топится дровамиили углём.
Теперь получилипредставление о голландской печи? То-то!
Вот, в один из таких классовменяи завели. Усадилименя в среднем ряду за парту, стоящую точнопосредине ряда. Оказывается, в нашейклассной комнате занимаются сразу два класса, а учительница одна - на оба класса.Мы, четвероклассники, занимали два ряда, а шестиклассники занимали – один, правый.
Учительница вызвала к доске из нашего ряда одного бедолагу (ему не повезло –онпервым, наверное, попался на глаза учительнице) и попросила объяснить, почему он во вчерашнем диктанте, написал – «мнясо», а не мясо, как должно быть и,где, скажите на милость, он это «мнясо» видел? В ответ он что-то пробубнил, нотак тихо, что я не смог разобрать. Учительница сказала - двойка, и отправила его наместо, переживать.
Дав нам письменное задание - переписать какой-то рассказ из учебника, она перешла кпартам шестиклассников. Так, весь урок, до прозвучавшего звонка на перемену, она переходила от одних к другим.
Тяжёлая работа у наших учителей в посёлке! Да, забыл ещё рассказать! Все наши школьницы предпочитали обуваться в блестящие резиновые галоши с толстыми, обязательно белыми вязаными носками. Мода, что ли, такая? – мелькнула мысль у меня, но потом я всё же узнал – это, оказывается, самая удобная и самая модная обувь для здешних мест. А в остальном – девчонки, как девчонки. Везде одинаковые - везде ябеды и плаксы.
С мальчишками дело обстояло несколько проще. Они обувались, кто во что горазд – валенки, сапоги, а некоторые, форсистые, приходили в школу в ботинках. Но таких было мало – раз, два и обчёлся и то, только в старших классах.
Глава восьмая
Каждую субботу и воскресенье (иногда и в будние дни), вне зависимости от погоды, мы с братом отправлялись на вечернее культурное мероприятие (дневных в нашем ПГТ не предусматривалось, днём нужно работать), кроме праздников, конечно. То есть, мы отправлялись впитывать искусство, культурно развиваться. Мы шли смотреть художественный фильм или концерт местной художественной самодеятельности. Между прочим – неплохо выступала наша самодеятельность.
Мне, во всяком случае, дажеочень нравилось на них смотреть, особенно на клоунов – большого и маленького! Маленький, каа-аак треснет большого клоуна по лбу - у того слёзы из глаз, ка-аа-аак польются, прямо струйками. А затем большой клоун за маленьким начинаетгоняться и всё обо что-нибудь спотыкается и падает. Такие смешные! А однажды, а однажды… ой, не могу без смеха вспоминать - большой клоун в зал упал, прямо со сцены, да не просто упал, а упал на какого-то дяденьку. Вот смеху-то было в зале! Вот смеху-то было! Наверное, минут десять в зале смеялись, и всё не над клоуном, а над дяденькой, на которого клоун упал.
Нас, ребятишек, пускали на все мероприятия бесплатно. Мы, привилегированная каста! Помешать посещению культурных мероприятий могли только наша болезнь, или двойка в дневнике. Двойка в дневнике для меня – заурядное явление, давно уже привычное.
Приходя домой после «Культурного мероприятия» за полночь, я не высыпался, и на уроках, не столько вдавался в познание наук, сколько неудержимо зевал во весь рот.
Показ фильма – это отдельное театральное действо со своими актёрами, трагедиями, накалом страстей и нервными переживаниями.
Согласно афише, началокиносеанса в девятнадцать часов вечера, но это – если верить афише. Правда, зрители народ культурный и воспитанный и всегда исправно собираются к началу сеанса, к семи часам вечера. А вот тут-то всё и начинается - местное кино!
Вначале ждём приездаразъездного киномеханика. Он приезжает в санях (или не приезжает совсем), запряженной усталой, заморенной лошадёнкой. Все будущие зрители, мужская половина, конечно, бросаются к нему и начинают помогать вытаскивать из саней передвижную электростанцию, кинопроектор, небольшой экран (два на полтора метра) и штук двадцать круглых металлических коробок, с собственно, фильмом. Кроме электростанции, всё остальное заносится в зал и раскладывается на столе, стоящем здесь же, в зале...
Зачем я всё это и, так подробно, рассказываю? Да потому, что именно процедура подготовки к показу фильма занимаетдве трети времени.
Затем, настаёт очередь запуска электростанции. Вокруг столько «классных специалистов», что запуск может затянуться на час и… на три. Главное – как повезёт!Всеостальные зрители, в основном женская половина, ждут - лузгая семечки,рассказывая анекдоты и перемывая косточки знакомым – не расходиться же по домам, раз за билеты «уплочено».
Мы, ребятня, крутимся вокруг мужиков, занятыхэлектростанцией – интересно же, заведётся она или не заведётся? А время движется семимильными шагами. И, если запуск всё же успешно произведён, а на часах уже одиннадцать или двенадцать ночи, киномеханик, затурканный «добровольными» помощниками, спрашивает - «Фильму будем смотреть?»
- Давай,крути кино! – кричатзрителина разныеголоса.
Киномеханик прокрутит одну часть фильма, включит свет, перемотает ленту на ручной перемотке, потом поставит для просмотра вторую часть и так, ещё часа три.
Иногда он хитрил – пропускал две-три части. Если не заметили – хорошо. Расходились зрители под утро, довольные или недовольные фильмом, но без обсуждения увиденного – никогда!
Они собирались небольшими группками
здесь же у крыльца, наблюдали, как киномеханик один, уже без добровольных помощников, перетаскивает аппаратуру обратно в сани, и приступали к обсуждению…
Чередовались дни, недели. Мы стали считать себя чуть ли не старожилами.
Прошло месяцев восемь-девять, и вот, однажды… слушайте дальше, что ярасскажу.
Глава девятая
После одного из таких просмотров, я и брат возвращались домой более короткой дорогой, не через посёлок, а тропинкой, за крайними домами. Люди всё ещё были у кинотеатра, обсуждаятолько что просмотренный фильм, как сейчас помню – «Броненосец Потёмкин».
В небе, среди миллиарда звёзд, неподвижно висела полная луна и освещала своим чуть холодноватым светом всё вокруг. Тропинка просматриваласьметров на пятьдесят-семьдесят.
Впереди показалось что-то чёрное и большое, лежащее прямо поперёк тропинки. Мы остановились. В голове замельтешили мысли – медведь, собака, волк? Испуганные,мы стояли и боялись пошевелиться, а ОНО не уходило и дорогу нам не собиралось освобождать…
Первым, наверное, я, а может и братишка, точно не могу вспомнить, развернувшись, с колотящимися от страха сердцами, помчались в обратную сторону, надеясь центральными улицами вернуться домой. Не тут-то было! ОНО –эточёрное и большое, лежало посредине центральной улицы. Господи! У меня волосы встали дыбом на голове и вроде как,даже зашевелились, словно живые!
С ужасом в глазах и издавая вопли на весь посёлок мы, схватившись за руки, помчались назад к Дому Культуры. Люди ещё не разошлись. Услышав наши вопли и увидев, в каком мы состоянии, они стали спрашивать, что случилось? Мы, перебивая друг друга, заикаясь от не прошедшего ещё страха, кое-как сумели рассказать о случившемся снами.
Кинозрители, быстро разделившись на две группы:вперемешку - мужчины и женщины, а также любопытная, ещё не успевшая разбежаться по домам ребятня, пошли по разным направлениям. Одна группа пошла в сторону тропинки, другая, и мы с ней – пошла по центральнойулице.
Улица была первозданно пуста. Как-бы издеваясь над нами, в ночном небе светила равнодушная ко всему, жёлтая, будто в масле и круглая как блин, луна. Обе группы сошлись у нашего дома, никого не встретив на своём пути. В посёлке о происшествии поговорилидень-другойи наэтом всё закончилось. Так мы и не узнали – кто же или, что же, наснапугало!
Глава десятая
В свободное от занятий время я любил прокатиться в рабочем вагончике. Яраньшеоб этомне рассказывал?Нет?Тогда, сейчасрасскажу:
Дело в том, что работники леспромхоза работают сменами и каждую смену (бригаду) завозят на лесные делянки (там валят лес) в вагончике, прицепленном к трактору. Вагончик устанавливается на одну, проходящую по всей длине, центральную лыжу, а по бокам, сантиметров на десять-двадцать выше, прикреплялись две коротенькие (два-два с половиной метра). При такой конструкции его легче повернуть или развернуть в обратную сторону.
Вход в центре боковой стенки. Двери нет. Посредине вагончика железная печь (буржуйка). В зимнее время её топят постоянно. Дровяных отходов много, не жалко. Так вот - трактор волочит вагончик через весь посёлок, не останавливаясь – лесорубы заскакивают в него на ходу. Он, вагончик, переваливаясь с одного бока на другой, продолжает двигаться в сторону леса. «Пассажиры» обсуждают свои планы,делятся новостями, курят и наконец, пробыв в дороге минут двадцать-тридцать, прибывают на делянку.
На пересмену уходитоколо часа.
Забрав отработавшую смену, трактор с вагончиком возвращается в посёлок.Вот в этот час пересмены, я вездеуспевал сунуть свой любопытный нос. Мне всё было интересно на лесоповале - особенно автомобили-лесовозы и трелёвочные трактора (так их называют).
У лесовозов – впереди колёса, а сзади, вместо колёсгусеницы, как у трактора. И, это ещё не всё… на тракторах и лесовозах, с обеих сторон кабины стоят бочки, иизних… вьётся лёгкийдымок. Время от времени, шофёр илитракториствыходят и засыпают в этибочки, ведром,мелконаколотые берёзовые чурочки. Их для этой цели, оказывается, заготавливает специальная бригада рубщиков (чурочников). Вот чудеса-то врешете!.. Отец объяснил мне, что в леспромхозе все машины итрактора работаютнена бензине или солярке, а на газе и, что это небочки, агазогенераторные установки, которые и вырабатывают древесный газ.
* * *
Прошла зима. Подошло время Северному лету. Оно пришло в буйном цветении трав, пении птиц, с голубым небом и ярким солнцем. Лето на Севере – это вам не южное лето! Вся природа мгновенно просыпается от долгой зимней спячки и старается за два-два с половиной месяца сотворить всё то, что на юге длиться почтипять месяцев.
Растения цветут, созревают и бросают семена в землю. Птицы и животные заводят потомство. Отовсюду слышна разноголосица птичьего племени. Люди тоже радуются теплу, солнцу, возможности снять с себя, такподнадоевшиеза долгую зиму тяжёлые шубы иваленкии свободно встряхнуть плечами.
Летняя пора в Пукшеньге – время серьёзное, время ребятни и женщин, время заготовки на зиму грибов и ягод. Страда! Местные говорят - «Не потопаешь – неполопаешь!»
Летом посёлок пустеет. Мужчины лес валят, а женщины и дети заготавливают витамины на зиму. Вокруг посёлка - полная кладовая с витаминами! Бери, не ленись! Какой только ягоды здесь нет – клюква, брусника, голубика, костяника, морошка… да, всей и не перечислишь,так богат этот край!
С раннего утра и до позднего вечера тянется вереница «заготовителей» витаминов из посёлка в лес и обратно. Как рабочие муравьи, туда-сюда идут и идут женщины, дети. Туда – с пустыми кошёлками и корзинами, обратно – полными. У ребятни, губы и языки – чёрные от ягод.
Солнце палит. Ух, жарко!..
Заготовка и переработка идут одновременно – насаливаются полные бочки грибов. А сколькобочек морса и мочёных ягод заготавливаеткаждая семья…!
Выращивают картошку и капусту – если лето удаётся. Некоторые даже умудряются вырастить огурцы.Зато зимой все, от «мала до, велика», обеспечены витаминами и не какими-то там химическими, а настоящими, природой созданными.
Мочёная клюква или брусника –это такая вкуснотища! Ребятишки воду почти не пьют – больше морс в ходу.А взрослые? Придёт хозяин или хозяйка с работы, сходит в баньку, попарится, да с «устатку» хватит кружку-другую клюквенного или брусничного морса, куда только усталость девается! А пар то в баньке, а пар… такой духмяный становится, когда на камни плеснёшь морсу! Ах, как хорошо-то!..
Глава одиннадцатая
Ещё в первый год нашей жизни в Пукшеньге, я обратил внимание на интереснуюдеталь. В посёлке совершенно отсутствовали телеги и автомобили на колёсах. Независимо от того, стоит зима или жаркое лето, лошадь впряжена в сани. Когда ятакое увидел поздней весной, то простоял с открытым ртом минут пять. Представьте себе такую картину: на земле ни снежинки, солнце припекает, вокруг зелёная трава, а по улице тащится лошадка, впряжённая в сани. Извозчик, держа вруках вожжи, покрикивает, - ноо…! Ноо, лентяйка! Вот я тебе задам! А лошадка, необращаяникакого вниманияна окрики и понукания, продолжает лениво плестись.
Пришлось за разъяснениями обратиться к отцу. К нему, между прочим, всегдаможно было обращаться по любому вопросу. Он у нас всё-всё знает! Вот такой унаспапа!
Не мог же я оставить это «чудо местной жизни» без разъяснения. Оказывается, всё было просто и в тоже время, достаточно сложно для моего понимания. В посёлке, как и во всём районе, преобладала глинистая почва, а грунтовые воды подходили очень близко к поверхности. Чуть-чуть надавишь на поверхность земли, тут же начинает проступать влага. Телега на колёсах или автомобиль в этом случае начнут проседать и застрянут, сани же, или гусеницы автомобиля,имея большую площадь поверхности, не провалятся. К тому же, сани скользят по мокрой глине, как по маслу или по снегу. Так, в общих чертах, я понял этот «феномен» с санями.
Прожили мы в Пукшеньге года полтора. За это время случались большие и маленькие радости и различные неприятности. Кстати! Здесь, впервые в своей жизни, я подрался и пришёл домой с расквашенным носом. За что, получил нагоняй отматери и поддержкуотца.Жизнь, есть жизнь!
Я закончил четвёртый класс и осилил половину пятого. Мы обзавелись кучей друзей, наловчились колоть берёзовые чурки на дрова не топором, а колуном. Оказывается, топором рубят, а колуном- колят. Отсюда, наверное, пошло- «Пойди,наколи дров!». А, быть может, я ошибаюсь? Вырасту – разберусь.
Ох! Сколько же мы этих чурок перекололи! Ведь в посёлке в глаза не видели угля инекоторые даже не представляют, как он выглядит. Ну, как я, например, не представляю, как выглядит банан или кокосовый орех. Вот обезьяна, говорят, знает, а я – нет!
Я научился ходить на лыжах ипользоватьсядвуручной пилой. Вообще, я набралсяопыта проживания на Севере! И, конечно же, я неоднократно любовался сполохами Северного Сияния.
Ах, какое это чудоприроды!
Жить на Севере – это вам, не в Крымубананами и персиками с виноградом наслаждаться! Здесь жизнь -посерьёзней, здесь жить потрудней! Зато и интересней!
Я с чувством глубокой благодарности вспоминаю Север, он многому научил меня!
---<<<>>>---
Нет комментариев. Ваш будет первым!
