Преобразился за год град Киев, оброс домами русов, зашумел многолюдством. Местные хазары вначале искоса поглядывали на пришлых, а потом обвыклись. К тому же их воевода Марчук со своими воинами всего неделю пробыл взаперти в ветхой крепости и, убедившись за это время, что русы и не собираются идти на приступ, открыл ворота хазарской твердыни и вышел на поклон к Аскольду. Хазарин стоял перед князем, понурив голову и ожидая своей участи.
- Что, надоело в четырёх стенах пребывать? – Усмехнулся Аскольд. – Свободы захотел? Так я тебя не держу. Дорога из града Киева для тебя и для твоих воинов во все стороны открыта.
- Некуда нам идти. – Буркнул Марчук. – Семьи наши здесь… Под твою руку встать хотим.
- Мне служить?.. – Изумился Аскольд. – Что ж, служите, но предательства не потерплю. Случится такое – под корень всё семя изведу!
Так решилась судьба хазарского воеводы, а заодно и крепости, которую он защищал. Да и крепость-то была – одно название. Это Аскольд для красного словца сказал, что четыре стены, а на самом деле у неё была всего одна стена, а с трёх других сторон - отвесные кручи. Её разметали по брёвнышку, и возвели новую крепость, как у лютичей, франков или ромеев, где стены защищали жилища жителей. Крепость получилась большая, но и она не смогла вместить всех. За её стенами, снаружи понастроили ещё дома и прозвали слободой. Там поселился и Бермята, взяв себе в жёнки вдовую чернявую хазарку.
Всё время, пока возводили крепость, хазар Харчен злорадно бубнил соседу Брусиле:
- Стройте, стройте… Ни одни стены не спасут вас от гнева нашего кагана, а хорошая крепость нам всегда пригодится, нашей будет. Как увидите войско кагана, так сами её оставите. Побежите, пятками сверкая, а тем, кто кагану изменил, головы всем снесут.
- Мне бояться уже нечего. Это хазарские воины моего сыночка увели и в рабство ромеям продали, а угрозы эти ты при себе оставь или расскажи о них Диру или Аскольду.
После этих слов Харчен всегда, пробурчав себе что-то под нос, захлопывал калитку и скрывался за высоким забором.
Аскольд и Дир понимали, что одна крепость не спасёт от хазар, и поэтому через реку далеко в степь посылали конные заставы, а в двух днях пути от Киева ниже по течению Днепра поставили несколько острогов. Из одного из них в середине лета на взмыленной лошади прискакал Тур с тревожной вестью: идёт войско хазар. Брусила, прознав об этом, поспешил к Аскольду и столкнулся нос к носу с хмурым Марчуком:
- Что делать думаешь: к своим подашься иль, как Харчен, за забором отсидишься?
- Семья моя в граде, - не обиделся на провокационный вопрос Брусилы Марчук, - а воины кагана разбираться не будут кто прав, а кто виноват: всех под одну гребёнку причешут. Вот и выходит, что биться нам надо, чтобы их в град не допустить. А беда в том, что таких харченок в граде немало.
На подворье князей было оживлённо, но паники не чувствовалось. Брусила бочком-бочком попытался пробраться в избу к князьям, но его не пустила стража.
- Вы чего не пускаете? – Разорался Брусила. – Я к ним по делу!
- Что за шум? – В дверях появился Аскольд. – Чего кричишь?
- Так хазары идут.
- Ну и что…
- Биться с ними хочу, и многие поляне желают. Оружие дашь?
- В битву собрался?! – Усмехнулся Аскольд. – Похвально… Много таких как ты?
- Много. По округе и пять сотен наберётся, и тысяча… Ты только оружие дай.
- Тысяча?! Ладно… Собирай людей, а оружие дам и воеводу выделю. Поторопись только, а то через день выступаем.
Аскольд вернулся в избу и кивнул Путарю:
- Продолжай…
- Вот я и говорю, что раз хазары коней не подковывают, самый раз чеснок против них использовать. Словене часто его применяли и кривичи… Хазары его ужас как не любят. Его как ни кинь, а остриё его всегда вверх торчит.
- Где ж его столько взять-то? – Удручённо замотал головой Аскольд.
- Да наковали уже… - Путарь, от радости выпучив глаза, выставил в улыбке на показ зубы. – Мы с Бермятой давно кузнецам заказ сделали.
Дир стукнул кулаком по столу и грозно взглянул на Бермяту:
- Поэтому до сих пор засеки не окончены!
- Так это ж тоже надо… - Огрызнулся на него Бермята.
- Ладно, чего уж… - Прервал ругань Аскольд. – Ты, Путарь, готовь свой чеснок, а ты, Бермята, у полян воеводой будешь. У кого копья нет – выдай. И не мешкай… Через день с Диром войско поведёте, да Марчука с его воинами прихватите. Нечего ему в Киеве оставаться. Мало ли чего… Место для битвы подобрано. Я вас там ожидать буду. Ещё раз всё осмотреть хочу.
Через два дня плотная масса хазарских всадников неторопливо приближалась к боевым порядкам русов, перекрывшим поперёк две трети поля, заросшего травой выше колен. Правый их фланг, состоящий из трёх шеренг, упирался в лесистый овраг, а на левом - сиротливо стояла редкая цепь полян, прикрываясь щитами. Аскольд, находясь сзади всех, изредка поглядывал на хмурящегося Марчука и, наконец, не выдержал:
- Что хмуришься? Непривычно против своих воевать?
- Мои в граде остались и с ними, - Марчук мотнул головой в сторону приближающихся всадников, - биться вышли. А хмурюсь я потому, что поляне могут не выдержать удара. Сомнут их, обойдут…
- Не обойдут, там Бермята… И прорваться не должны, а тех, кто прорвётся, бей беспощадно.
Больно заманчива была для хазар редкая цепь полян, к тому же на их взгляд и обойти их не составляло труда, и поэтому, пришпорив коней, большей частью бросились на них. На полном скаку, выпустив рой стрел, всадники выхватили мечи, уже предвкушая быструю победу. Русы, выставив щиты, загородились от стрел и направили копья в приближающихся врагов. Сзади полян из травы приподнялись ещё воины и заняли место в строю. Стена из щитов и лес копий выросла перед хазарами. Те, кто не смог остановить своих коней перед смертельными жалами, падали замертво, а в тех, кто сумел отвернуть от копий, врезались задние. Хазарские всадники, пытавшиеся обойти полян, напоролись на разбросанный по земле чеснок. Его острые шипы калечили копыта лошадям, рвали сухожилия. Кони и их хозяева падали на землю, натыкаясь на другие шипы. Единицы смогли избежать этого завала, но и они попадали в руки Марчука и его воинов.
- Слава! – Прогремел над полем битвы клич русов, и они сомкнутым строем двинулись на скученных в толпу хазар.
Недолго выдержали хазары этого натиска и повернули своих коней вспять. Русы, как обычно, безжалостно добивали раненых, а пленных вязали.
- На землю их посадим и заставим их хлеб выращивать. – Предвкушающе заявил Дир. – На левой стороне Днепра полно земли пустующей, да и здесь её немало.
- Земли полно – это ты верно заметил. – Согласился Аскольд. – Только воинов у нас не хватит, чтобы всю её защитить и обустроить. Я думаю, что в ближайшее время хазары больше не сунутся, а мы пока у них ещё землички откусим. Ты видел, как славно поляне бились? Другие славяне не хуже будут. Собирайся ты немедля в поход на северский Чернигов. Пора и этот град от хазар освободить, а за северянами на очереди уличи, тиверцы… Весь Днепр до моря должен нашим быть.
* * *
Сын умершего императора Лотаря король Лотарингии Лотарь II лениво перебирал густые светлые пряди прильнувшей к нему Вальдрады и смотрел на проделки их годовалого сына Гуго[1], когда из-за чуть приоткрывшейся двери раздался голос слуги:
- Ваше Величество, епископ Меца срочно просит принять его.
На лице у короля появилась недовольная гримаса:
- Скажи, что я занят.
- Я сообщил ему это, но епископ Адвенций настаивает.
- Что ему надо?
- Его Высокопреосвященство утверждает, что дело не требует отлагательств.
С выражением досады король появился перед епископом:
- Что же такое страшное случилось в королевстве, если сам епископ Меца решил об этом сообщить мне лично?
- Ещё не случилось, Ваше Величество, но может случиться. - Голос Адвенция звучал торжественно, словно на проповеди перед большим количеством людей. - Ваш дядя король Людовик был очень недоволен, что титул императора достался Вашему старшему брату, и срочно начал собирать воинов.
Выражение недовольства на лице у короля сменилось озабоченностью, а епископ продолжил:
- Чтобы добраться до императора, король Людовик должен вторгнуться в наше королевство. Много ли воинов мы можем выставить против него?
- Да-а, мне бы не хотелось просить помощи у Рюрика.
- Мы поговорим о нём позже. Хвала Господу, что он благодаря Церкви облагоразумил Людовика и направил его воинство опять на славян.
Король Лотарь II перевёл дух:
- Выходит, что угроза миновала?
- Пока да, но власть нужно укреплять. Нужно заручиться поддержкой наиболее влиятельных подданных. Что Вы скажете о графе Хукберте?
- Он контролирует горные проходы в Альпах из Италии в долину реки Роны, что позволяет сдерживать моего брата Людовика от вторжения из Италии.
- Вот именно… Его поддержка очень важна, и её нужно скрепить кровными узами. Граф Хукберт очень силён, его воины отважны и будут проливать кровь за короля, если породнится с Вашим Величеством.
Король с изумлением взглянул на епископа, а тот продолжил:
- У графа Хукберта есть сестра Теутберга, которая находится под его опекой после смерти их отца графа де Валуа.
- Но у меня есть Вальдрада и сын, рождённый от неё.
- Церковь не признаёт его наследником короля, так как он рождён вне брака.
- Но эта Теутберга некрасива и худосочна. Об её костлявые ключицы можно уколоться…
Епископ нахмурился:
- Нужно ли думать об этом, если именно брак с ней приведёт к спасению королевства. Когда король в ущерб интересам государства уделяет столь много времени своим удовольствиям, государство ждёт упадок. Ради сохранения власти нужно жертвовать многим, в том числе и личным благополучием. Такова участь всех королей, и не нужно противиться этому. Власть дана от Бога, и именно Вседержатель изъявляет свою волю через уста служителей Церкви.
Лотарь II в ярости заметался по комнате, заламывая пальцы, но понемногу успокоился:
- Хорошо, раз это необходимо для блага королевства, я возьму её в жёны. Ты что-то обмолвился о Рюрике…
- Прибыл человек от князя Рюрика и просит встречи с тобой.
- Зачем мне нужен этот варвар? О чём мне с ним говорить?
- Этот варвар обратился ко мне на латыни.
- Очень интересно…
- К тому же он христианин.
- Я слышал, что Рюрика крестили при моём деде Людовике Благочестивом, но чтобы его воины могли выучить латынь!.. Это не поддаётся восприятию.
- Он не славянин. Он знатный франк.
- Вот как! Знатный франк на службе у Рюрика?! А откуда это известно?
- Меня он просил отвести его к могиле архиепископа Меца. Он долго молился над его прахом, а в конце молитвы я услышал, как он прошептал: «Прости, брат».
У короля от изумления округлились глаза:
- Он потомок Карла Великого? Не может быть!.. Не хватало мне ещё претендентов на трон. Может быть пока не поздно отрубить ему голову?
Епископ сморщил нос:
- Я бы торопился этого делать. В это сложное время ссориться с Рюриком для нас пагубно. Нам ещё не известно, что хочет этот князь.
- Мне уже не терпится выслушать этого посланника.
Перед королём предстал совершенно седой человек. На вид ему было как минимум лет шестьдесят, но выглядел довольно бодро. Лотарь II долго рассматривал его, а затем промолвил:
- Мне знакомо твоё лицо. Ты будешь не из рода Клермонов?
- С малолетства моим покровителем был архиепископ Меца, но я не знаю своё происхождение.
После этих слов король с облегчением взглянул на епископа, а затем повторил вопрос:
- Так откуда мне известно твоё лицо?
- Будучи молодым, я служил императору Людовику Благочестивому, а затем императору Лотарю. Я был тогда графом Орлеанским.
- А-а-а! Граф Матфрид Орлеанский! Мне знакомо это имя. Ты был верным слугой моего отца, так почему же ты теперь у Рюрика?
- Он единственный из сильных мира сего, кому оказался нужен я, моя верность и мой меч.
- Мне тоже нужны преданные люди. Я могу опять тебя сделать графом, или, если хочешь спокойной жизни, конец жизни провести аббатом где-нибудь в предгорьях Альп.
- Я стар, и незачем мне уже менять хозяина.
- Жаль, очень жаль… Так с чем же тебя прислал князь Рюрик?
- Князь просит помочь ему побить данов.
Король бросил быстрый взгляд на Матфрида:
- У князя не хватает воинов?
- Чтобы собрать большое войско, нужно время, а князю не терпится их наказать.
- В чём они провинились перед князем?
- Они не держат своё слово. Даны обещали отдать князю Рюрику Ютландию, но обманули его.
- Вот как… Скажи, Матфрид, - вкрадчиво спросил король, - если бы Рюрик не торопился, то сколько воинов он мог бы выставить против данов?
- Я сам не ожидал, что земля, которая заселена славянами, столь обширна. Она даже больше, чем империя Карла Великого. Многие племена с охотой отзываются на призыв Рюрика. Это ободриты и руяне, кривичи и словене, поморяне и поруссы. Я знаю, что одну из своих дочерей князь отдал в жёны князю сербов, а кроме них ещё чудь, весь, свеоны…
С каждым названием племени король становился всё угрюмее и угрюмее, и как только Матфрид кончил рассказывать, Лотарь II горестно вздохнул:
- Любая война так опустошает казну, а она у меня не бездонная. Я согласен помочь князю, но и он пусть идёт мне навстречу. Я помогаю ему завоевать Ютландию, а князь Рюрик возвращает мне Фрисландию, чтобы доходы с этой земли пополняли мою казну.
- Я передам князю решение Вашего Величества.
Едва Матфрид покинул короля, епископ с несвойственным ему возбуждением обратился к Лотарю II:
- Если сейчас Рюрик так слаб, то может быть надо воспользоваться этой возможностью и уничтожить его?
- Попытаться можно было бы, но… Всякая битва переменчива, и Рюрик мог бы остаться живым. Сколько ему нужно будет времени, чтобы набрать ещё войско? Ты же слышал, из каких племён черпает силы этот князь. А за ним ещё норманны… То-то… Мне бы не хотелось испытать на себе то, что испытали мои дяди. Какое разорение учинил Рюрик королю Карлу! А королю Людовику!.. Только благодаря заступничеству Господа нашего, наславшего на варваров болезнь, удалось спасти его королевство. А я сейчас бескровно забираю себе Фрисландию и стравливаю князя с данами, помогая Рюрику. Со временем я, наоборот, помогу данам и именно их руками постараюсь уничтожить князя. Этим я ослаблю и тех и других. Пусть они грызутся между собой, а моё королевство будет бросать им кости.
* * *
- Император опять пропустил занятия. У него совершенно нет тяги к знаниям. Способности развиваются непрерывным усердием, а откуда оно может быть, если все вокруг потакают его прихотям, причём довольно отвратительным. Его окружение, эта его свита развращает императора. От них он черпает всё низменное. Надо изолировать Михаила от них. Как он впоследствии будет править народом, если у него не будет в достатке знаний? Тяга к развлечениям превалирует у него над тягой к познанию. Нужно немедленно принимать меры к исправлению этой ситуации.
Логофет Феоктист внимательно выслушал библиотекаря храма Святой Софии Кирилла, который был учителем императора Михаила, а затем с грустью ответил:
- Я знаю об этом, друг мой. Бог посылает нам очередное испытание в лице этого императора. Вся беда в том, что этот ребёнок очень рано почувствовал вседозволенность. Из-за своего положения он не знает что такое наказание, а воспитание без наказания не бывает. Что ж, давай вместе поговорим с Михаилом и постараемся ещё раз повлиять на него, чтобы он относился к учёбе с прилежанием. Будет лучше, если разговор этот будет в присутствии его матери.
Как обычно Михаил находился в окружении своей «свиты» и десятка развязных девиц, не стыдящихся демонстрировать свои прелести. Все неуёмно пили вино и состязались в отпускании скабрезных шуток, после которых опьяневший император долго и громко смеялся. Пьяное веселье нарушило появление матери императора, логофета Феоктиста и Кирилла. Михаил заметил их, осоловело икнул и заплетающимся языком довольно грубо спросил:
- Чего вам?..
- Сын мой, - Феодора строго смотрела на императора, - ты почему второй день пропускаешь занятия?
- У меня были более важные дела. – Явно насмехаясь над прибывшими, ответил Михаил.
Смиренно и негромко вступил в разговор логофет:
- Опекунский совет настаивает, чтобы ты прекратил эту разгульную жизнь, в противном случае больше ни одной монеты ты не получишь из казны.
- Как ты смеешь угрожать императору? – Взъярился Михаил. – Ты хочешь лишить меня возможности достойно награждать своих приближённых?! Идите все прочь! Имерий! Имерий Грил, - император искал глазами своего самого развратного собутыльника, но тот был уже мертвецки пьян и валялся под столом, - выпусти из своего брюха неимоверной силы ветры, как ты умеешь, и прогони их отсюда!
То ли от гнева, то ли от обиды Феодора покраснела:
- Опомнись, Михаил! Твоё поведение недостойно императора.
Михаил не внимал увещеваниям матери и продолжал вопить:
- Стража!
Внезапно, гремя оружием, вошли воины. Впереди всех шли Варда и Феофилик. Логофет Феоктист удивлённо поднял брови и шагнул к патрикию:
- Ты нарушил постановление императора и опекунского совета. Как ты посмел явиться во дворец? Теперь ты до конца жизни проведёшь в одном из монастырей. Отведите его в темницу!
К удивлению логофета все воины остались на своих местах, и лишь один из них шагнул к нему самому и ударил его мечом между рёбер. Феоктист повалился на пол, в конвульсиях несколько раз дёрнул ногой и затих. Увидев это, Кирилл закрыл глаза и, чуть шевеля губами, начал шептать молитву, а Феодора громко воскликнула:
- Убийца и безумец! Что ты наделал?! Кто его может заменить? Только благодаря ему казна сохранилась в неприкосновенности.
Варда шагнул к телу логофета. На безбородом лице евнуха Феоктиста застыла блаженная улыбка, как будто он наконец-то дождался избавления от этой суетной жизни. От увиденного в душе Варды зародился страх, и чтобы не показывать его, он начал кричать на сестру:
- Он тебе важнее, чем родной брат! А обо мне ты забыла? Казну он не растратил! Тоже мне достижение!.. Зачем нам казна, если сарацин не можем усмирить? Мешал я вам?.. Поэтому и убрали меня из опекунского совета, чтобы самим казной распоряжаться?! Угрожали упечь меня в монастырь. Не выйдет… Нет желания самой в монастыре поселиться?
Феодора презрительно взглянула на брата:
- Сам знаешь, за что тебя отстранили от императора, а обвинения пустые… Ложь эту я терпеть не буду и поэтому отказываюсь от опекунства. Как хотите, так и живите! А монастырь… В монастыре с Богом в душе живут и не допускают убийств.
Мать императора с гордо поднятой головой покинула помещение, следом за ней, так и не произнеся ни слова, направился Кирилл. Варда облегчённо вздохнул и приказал воинам:
- Уберите отсюда тело логофета.
Патрикий проводил взглядом воинов, уносящих Феоктиста, и повернулся к Михаилу:
- Теперь тебя больше никто не ограничивает во власти. Теперь ты единолично можешь распоряжаться казной.
У императора разгорелись глаза, и он повернулся к своим собутыльникам:
- Наконец-то я достойно могу отблагодарить своих друзей! Каждому из вас я дарю по сорок золотых монет.
Раздались радостные возгласы пьяных «друзей» императора, каждый из которых стремился лично поблагодарить Михаила. Варда, не скрывая иронии, оглядывал веселящуюся компанию, пока не увидел Василия, единственного из всех шумно не выражающего свою радость. Он, возвышаясь над всеми чуть ли не на голову, просто улыбался и был трезвее всех остальных.
- А твой борец-то не так глуп. – Шепнул Варда Феофилику. – Людей, совмещающих в себе такие качества, как ум и силу, нужно держать рядом с собой.
Патрикий шагнул к племяннику, обнял его и довольно фамильярно начал шептать ему:
- Мой мальчик, то, что ты, наконец-то, обрёл единоличную власть, заслуга не только моя, но и одного из твоих друзей. Благодаря Василию я оказался рядом с тобой. Отблагодари его.
Затуманенными от вина глазами Михаил уставился на дядю:
- Дать ему ещё сто золотых монет?
Варда поморщился:
- Что-нибудь посущественней.
- Хорошо… Василий! – Во всё горло гаркнул император. – С этого дня ты будешь начальником императорских конюшен.
Василий приподнялся и, улыбаясь, чинно поклонился. Улыбка на его лице напомнила Варде улыбку на мёртвом лице логофета, и у патрикия от нахлынувшего ужаса учащённо забилось сердце.
- Он умён, очень умён. – То ли хваля, то ли порицая, процедил сквозь зубы дядя императора.
Покинув место убийства логофета Феоктиста, библиотекарь храма Святой Софии Кирилл взял самое необходимое и направился на гору Малый Олимп в монастырь Полихрон к своему брату Мефодию. Вместе с ним Константинополь покинули его ученики Климент, Наум и Ангеларий.
[Скрыть]Регистрационный номер 0471516 выдан для произведения:
Глава 16
(855-856 гг. от Р.Х.)
Преобразился за год град Киев, оброс домами русов, зашумел многолюдством. Местные хазары вначале искоса поглядывали на пришлых, а потом обвыклись. К тому же их воевода Марчук со своими воинами всего неделю пробыл взаперти в ветхой крепости и, убедившись за это время, что русы и не собираются идти на приступ, открыл ворота хазарской твердыни и вышел на поклон к Аскольду. Хазарин стоял перед князем, понурив голову и ожидая своей участи.
- Что, надоело в четырёх стенах пребывать? – Усмехнулся Аскольд. – Свободы захотел? Так я тебя не держу. Дорога из града Киева для тебя и для твоих воинов во все стороны открыта.
- Некуда нам идти. – Буркнул Марчук. – Семьи наши здесь… Под твою руку встать хотим.
- Мне служить?.. – Изумился Аскольд. – Что ж, служите, но предательства не потерплю. Случится такое – под корень всё семя изведу!
Так решилась судьба хазарского воеводы, а заодно и крепости, которую он защищал. Да и крепость-то была – одно название. Это Аскольд для красного словца сказал, что четыре стены, а на самом деле у неё была всего одна стена, а с трёх других сторон - отвесные кручи. Её разметали по брёвнышку, и возвели новую крепость, как у лютичей, франков или ромеев, где стены защищали жилища жителей. Крепость получилась большая, но и она не смогла вместить всех. За её стенами, снаружи понастроили ещё дома и прозвали слободой. Там поселился и Бермята, взяв себе в жёнки вдовую чернявую хазарку.
Всё время, пока возводили крепость, хазар Харчен злорадно бубнил соседу Брусиле:
- Стройте, стройте… Ни одни стены не спасут вас от гнева нашего кагана, а хорошая крепость нам всегда пригодится, нашей будет. Как увидите войско кагана, так сами её оставите. Побежите, пятками сверкая, а тем, кто кагану изменил, головы всем снесут.
- Мне бояться уже нечего. Это хазарские воины моего сыночка увели и в рабство ромеям продали, а угрозы эти ты при себе оставь или расскажи о них Диру или Аскольду.
После этих слов Харчен всегда, пробурчав себе что-то под нос, захлопывал калитку и скрывался за высоким забором.
Аскольд и Дир понимали, что одна крепость не спасёт от хазар, и поэтому через реку далеко в степь посылали конные заставы, а в двух днях пути от Киева ниже по течению Днепра поставили несколько острогов. Из одного из них в середине лета на взмыленной лошади прискакал Тур с тревожной вестью: идёт войско хазар. Брусила, прознав об этом, поспешил к Аскольду и столкнулся нос к носу с хмурым Марчуком:
- Что делать думаешь: к своим подашься иль, как Харчен, за забором отсидишься?
- Семья моя в граде, - не обиделся на провокационный вопрос Брусилы Марчук, - а воины кагана разбираться не будут кто прав, а кто виноват: всех под одну гребёнку причешут. Вот и выходит, что биться нам надо, чтобы их в град не допустить. А беда в том, что таких харченок в граде немало.
На подворье князей было оживлённо, но паники не чувствовалось. Брусила бочком-бочком попытался пробраться в избу к князьям, но его не пустила стража.
- Вы чего не пускаете? – Разорался Брусила. – Я к ним по делу!
- Что за шум? – В дверях появился Аскольд. – Чего кричишь?
- Так хазары идут.
- Ну и что…
- Биться с ними хочу, и многие поляне желают. Оружие дашь?
- В битву собрался?! – Усмехнулся Аскольд. – Похвально… Много таких как ты?
- Много. По округе и пять сотен наберётся, и тысяча… Ты только оружие дай.
- Тысяча?! Ладно… Собирай людей, а оружие дам и воеводу выделю. Поторопись только, а то через день выступаем.
Аскольд вернулся в избу и кивнул Путарю:
- Продолжай…
- Вот я и говорю, что раз хазары коней не подковывают, самый раз чеснок против них использовать. Словене часто его применяли и кривичи… Хазары его ужас как не любят. Его как ни кинь, а остриё его всегда вверх торчит.
- Где ж его столько взять-то? – Удручённо замотал головой Аскольд.
- Да наковали уже… - Путарь, от радости выпучив глаза, выставил в улыбке на показ зубы. – Мы с Бермятой давно кузнецам заказ сделали.
Дир стукнул кулаком по столу и грозно взглянул на Бермяту:
- Поэтому до сих пор засеки не окончены!
- Так это ж тоже надо… - Огрызнулся на него Бермята.
- Ладно, чего уж… - Прервал ругань Аскольд. – Ты, Путарь, готовь свой чеснок, а ты, Бермята, у полян воеводой будешь. У кого копья нет – выдай. И не мешкай… Через день с Диром войско поведёте, да Марчука с его воинами прихватите. Нечего ему в Киеве оставаться. Мало ли чего… Место для битвы подобрано. Я вас там ожидать буду. Ещё раз всё осмотреть хочу.
Через два дня плотная масса хазарских всадников неторопливо приближалась к боевым порядкам русов, перекрывшим поперёк две трети поля, заросшего травой выше колен. Правый их фланг, состоящий из трёх шеренг, упирался в лесистый овраг, а на левом - сиротливо стояла редкая цепь полян, прикрываясь щитами. Аскольд, находясь сзади всех, изредка поглядывал на хмурящегося Марчука и, наконец, не выдержал:
- Что хмуришься? Непривычно против своих воевать?
- Мои в граде остались и с ними, - Марчук мотнул головой в сторону приближающихся всадников, - биться вышли. А хмурюсь я потому, что поляне могут не выдержать удара. Сомнут их, обойдут…
- Не обойдут, там Бермята… И прорваться не должны, а тех, кто прорвётся, бей беспощадно.
Больно заманчива была для хазар редкая цепь полян, к тому же на их взгляд и обойти их не составляло труда, и поэтому, пришпорив коней, большей частью бросились на них. На полном скаку, выпустив рой стрел, всадники выхватили мечи, уже предвкушая быструю победу. Русы, выставив щиты, загородились от стрел и направили копья в приближающихся врагов. Сзади полян из травы приподнялись ещё воины и заняли место в строю. Стена из щитов и лес копий выросла перед хазарами. Те, кто не смог остановить своих коней перед смертельными жалами, падали замертво, а в тех, кто сумел отвернуть от копий, врезались задние. Хазарские всадники, пытавшиеся обойти полян, напоролись на разбросанный по земле чеснок. Его острые шипы калечили копыта лошадям, рвали сухожилия. Кони и их хозяева падали на землю, натыкаясь на другие шипы. Единицы смогли избежать этого завала, но и они попадали в руки Марчука и его воинов.
- Слава! – Прогремел над полем битвы клич русов, и они сомкнутым строем двинулись на скученных в толпу хазар.
Недолго выдержали хазары этого натиска и повернули своих коней вспять. Русы, как обычно, безжалостно добивали раненых, а пленных вязали.
- На землю их посадим и заставим их хлеб выращивать. – Предвкушающе заявил Дир. – На левой стороне Днепра полно земли пустующей, да и здесь её немало.
- Земли полно – это ты верно заметил. – Согласился Аскольд. – Только воинов у нас не хватит, чтобы всю её защитить и обустроить. Я думаю, что в ближайшее время хазары больше не сунутся, а мы пока у них ещё землички откусим. Ты видел, как славно поляне бились? Другие славяне не хуже будут. Собирайся ты немедля в поход на северский Чернигов. Пора и этот град от хазар освободить, а за северянами на очереди уличи, тиверцы… Весь Днепр до моря должен нашим быть.
* * *
Сын умершего императора Лотаря король Лотарингии Лотарь II лениво перебирал густые светлые пряди прильнувшей к нему Вальдрады и смотрел на проделки их годовалого сына Гуго[1], когда из-за чуть приоткрывшейся двери раздался голос слуги:
- Ваше Величество, епископ Меца срочно просит принять его.
На лице у короля появилась недовольная гримаса:
- Скажи, что я занят.
- Я сообщил ему это, но епископ Адвенций настаивает.
- Что ему надо?
- Его Высокопреосвященство утверждает, что дело не требует отлагательств.
С выражением досады король появился перед епископом:
- Что же такое страшное случилось в королевстве, если сам епископ Меца решил об этом сообщить мне лично?
- Ещё не случилось, Ваше Величество, но может случиться. - Голос Адвенция звучал торжественно, словно на проповеди перед большим количеством людей. - Ваш дядя король Людовик был очень недоволен, что титул императора достался Вашему старшему брату, и срочно начал собирать воинов.
Выражение недовольства на лице у короля сменилось озабоченностью, а епископ продолжил:
- Чтобы добраться до императора, король Людовик должен вторгнуться в наше королевство. Много ли воинов мы можем выставить против него?
- Да-а, мне бы не хотелось просить помощи у Рюрика.
- Мы поговорим о нём позже. Хвала Господу, что он благодаря Церкви облагоразумил Людовика и направил его воинство опять на славян.
Король Лотарь II перевёл дух:
- Выходит, что угроза миновала?
- Пока да, но власть нужно укреплять. Нужно заручиться поддержкой наиболее влиятельных подданных. Что Вы скажете о графе Хукберте?
- Он контролирует горные проходы в Альпах из Италии в долину реки Роны, что позволяет сдерживать моего брата Людовика от вторжения из Италии.
- Вот именно… Его поддержка очень важна, и её нужно скрепить кровными узами. Граф Хукберт очень силён, его воины отважны и будут проливать кровь за короля, если породнится с Вашим Величеством.
Король с изумлением взглянул на епископа, а тот продолжил:
- У графа Хукберта есть сестра Теутберга, которая находится под его опекой после смерти их отца графа де Валуа.
- Но у меня есть Вальдрада и сын, рождённый от неё.
- Церковь не признаёт его наследником короля, так как он рождён вне брака.
- Но эта Теутберга некрасива и худосочна. Об её костлявые ключицы можно уколоться…
Епископ нахмурился:
- Нужно ли думать об этом, если именно брак с ней приведёт к спасению королевства. Когда король в ущерб интересам государства уделяет столь много времени своим удовольствиям, государство ждёт упадок. Ради сохранения власти нужно жертвовать многим, в том числе и личным благополучием. Такова участь всех королей, и не нужно противиться этому. Власть дана от Бога, и именно Вседержатель изъявляет свою волю через уста служителей Церкви.
Лотарь II в ярости заметался по комнате, заламывая пальцы, но понемногу успокоился:
- Хорошо, раз это необходимо для блага королевства, я возьму её в жёны. Ты что-то обмолвился о Рюрике…
- Прибыл человек от князя Рюрика и просит встречи с тобой.
- Зачем мне нужен этот варвар? О чём мне с ним говорить?
- Этот варвар обратился ко мне на латыни.
- Очень интересно…
- К тому же он христианин.
- Я слышал, что Рюрика крестили при моём деде Людовике Благочестивом, но чтобы его воины могли выучить латынь!.. Это не поддаётся восприятию.
- Он не славянин. Он знатный франк.
- Вот как! Знатный франк на службе у Рюрика?! А откуда это известно?
- Меня он просил отвести его к могиле архиепископа Меца. Он долго молился над его прахом, а в конце молитвы я услышал, как он прошептал: «Прости, брат».
У короля от изумления округлились глаза:
- Он потомок Карла Великого? Не может быть!.. Не хватало мне ещё претендентов на трон. Может быть пока не поздно отрубить ему голову?
Епископ сморщил нос:
- Я бы торопился этого делать. В это сложное время ссориться с Рюриком для нас пагубно. Нам ещё не известно, что хочет этот князь.
- Мне уже не терпится выслушать этого посланника.
Перед королём предстал совершенно седой человек. На вид ему было как минимум лет шестьдесят, но выглядел довольно бодро. Лотарь II долго рассматривал его, а затем промолвил:
- Мне знакомо твоё лицо. Ты будешь не из рода Клермонов?
- С малолетства моим покровителем был архиепископ Меца, но я не знаю своё происхождение.
После этих слов король с облегчением взглянул на епископа, а затем повторил вопрос:
- Так откуда мне известно твоё лицо?
- Будучи молодым, я служил императору Людовику Благочестивому, а затем императору Лотарю. Я был тогда графом Орлеанским.
- А-а-а! Граф Матфрид Орлеанский! Мне знакомо это имя. Ты был верным слугой моего отца, так почему же ты теперь у Рюрика?
- Он единственный из сильных мира сего, кому оказался нужен я, моя верность и мой меч.
- Мне тоже нужны преданные люди. Я могу опять тебя сделать графом, или, если хочешь спокойной жизни, конец жизни провести аббатом где-нибудь в предгорьях Альп.
- Я стар, и незачем мне уже менять хозяина.
- Жаль, очень жаль… Так с чем же тебя прислал князь Рюрик?
- Князь просит помочь ему побить данов.
Король бросил быстрый взгляд на Матфрида:
- У князя не хватает воинов?
- Чтобы собрать большое войско, нужно время, а князю не терпится их наказать.
- В чём они провинились перед князем?
- Они не держат своё слово. Даны обещали отдать князю Рюрику Ютландию, но обманули его.
- Вот как… Скажи, Матфрид, - вкрадчиво спросил король, - если бы Рюрик не торопился, то сколько воинов он мог бы выставить против данов?
- Я сам не ожидал, что земля, которая заселена славянами, столь обширна. Она даже больше, чем империя Карла Великого. Многие племена с охотой отзываются на призыв Рюрика. Это ободриты и руяне, кривичи и словене, поморяне и поруссы. Я знаю, что одну из своих дочерей князь отдал в жёны князю сербов, а кроме них ещё чудь, весь, свеоны…
С каждым названием племени король становился всё угрюмее и угрюмее, и как только Матфрид кончил рассказывать, Лотарь II горестно вздохнул:
- Любая война так опустошает казну, а она у меня не бездонная. Я согласен помочь князю, но и он пусть идёт мне навстречу. Я помогаю ему завоевать Ютландию, а князь Рюрик возвращает мне Фрисландию, чтобы доходы с этой земли пополняли мою казну.
- Я передам князю решение Вашего Величества.
Едва Матфрид покинул короля, епископ с несвойственным ему возбуждением обратился к Лотарю II:
- Если сейчас Рюрик так слаб, то может быть надо воспользоваться этой возможностью и уничтожить его?
- Попытаться можно было бы, но… Всякая битва переменчива, и Рюрик мог бы остаться живым. Сколько ему нужно будет времени, чтобы набрать ещё войско? Ты же слышал, из каких племён черпает силы этот князь. А за ним ещё норманны… То-то… Мне бы не хотелось испытать на себе то, что испытали мои дяди. Какое разорение учинил Рюрик королю Карлу! А королю Людовику!.. Только благодаря заступничеству Господа нашего, наславшего на варваров болезнь, удалось спасти его королевство. А я сейчас бескровно забираю себе Фрисландию и стравливаю князя с данами, помогая Рюрику. Со временем я, наоборот, помогу данам и именно их руками постараюсь уничтожить князя. Этим я ослаблю и тех и других. Пусть они грызутся между собой, а моё королевство будет бросать им кости.
* * *
- Император опять пропустил занятия. У него совершенно нет тяги к знаниям. Способности развиваются непрерывным усердием, а откуда оно может быть, если все вокруг потакают его прихотям, причём довольно отвратительным. Его окружение, эта его свита развращает императора. От них он черпает всё низменное. Надо изолировать Михаила от них. Как он впоследствии будет править народом, если у него не будет в достатке знаний? Тяга к развлечениям превалирует у него над тягой к познанию. Нужно немедленно принимать меры к исправлению этой ситуации.
Логофет Феоктист внимательно выслушал библиотекаря храма Святой Софии Кирилла, который был учителем императора Михаила, а затем с грустью ответил:
- Я знаю об этом, друг мой. Бог посылает нам очередное испытание в лице этого императора. Вся беда в том, что этот ребёнок очень рано почувствовал вседозволенность. Из-за своего положения он не знает что такое наказание, а воспитание без наказания не бывает. Что ж, давай вместе поговорим с Михаилом и постараемся ещё раз повлиять на него, чтобы он относился к учёбе с прилежанием. Будет лучше, если разговор этот будет в присутствии его матери.
Как обычно Михаил находился в окружении своей «свиты» и десятка развязных девиц, не стыдящихся демонстрировать свои прелести. Все неуёмно пили вино и состязались в отпускании скабрезных шуток, после которых опьяневший император долго и громко смеялся. Пьяное веселье нарушило появление матери императора, логофета Феоктиста и Кирилла. Михаил заметил их, осоловело икнул и заплетающимся языком довольно грубо спросил:
- Чего вам?..
- Сын мой, - Феодора строго смотрела на императора, - ты почему второй день пропускаешь занятия?
- У меня были более важные дела. – Явно насмехаясь над прибывшими, ответил Михаил.
Смиренно и негромко вступил в разговор логофет:
- Опекунский совет настаивает, чтобы ты прекратил эту разгульную жизнь, в противном случае больше ни одной монеты ты не получишь из казны.
- Как ты смеешь угрожать императору? – Взъярился Михаил. – Ты хочешь лишить меня возможности достойно награждать своих приближённых?! Идите все прочь! Имерий! Имерий Грил, - император искал глазами своего самого развратного собутыльника, но тот был уже мертвецки пьян и валялся под столом, - выпусти из своего брюха неимоверной силы ветры, как ты умеешь, и прогони их отсюда!
То ли от гнева, то ли от обиды Феодора покраснела:
- Опомнись, Михаил! Твоё поведение недостойно императора.
Михаил не внимал увещеваниям матери и продолжал вопить:
- Стража!
Внезапно, гремя оружием, вошли воины. Впереди всех шли Варда и Феофилик. Логофет Феоктист удивлённо поднял брови и шагнул к патрикию:
- Ты нарушил постановление императора и опекунского совета. Как ты посмел явиться во дворец? Теперь ты до конца жизни проведёшь в одном из монастырей. Отведите его в темницу!
К удивлению логофета все воины остались на своих местах, и лишь один из них шагнул к нему самому и ударил его мечом между рёбер. Феоктист повалился на пол, в конвульсиях несколько раз дёрнул ногой и затих. Увидев это, Кирилл закрыл глаза и, чуть шевеля губами, начал шептать молитву, а Феодора громко воскликнула:
- Убийца и безумец! Что ты наделал?! Кто его может заменить? Только благодаря ему казна сохранилась в неприкосновенности.
Варда шагнул к телу логофета. На безбородом лице евнуха Феоктиста застыла блаженная улыбка, как будто он наконец-то дождался избавления от этой суетной жизни. От увиденного в душе Варды зародился страх, и чтобы не показывать его, он начал кричать на сестру:
- Он тебе важнее, чем родной брат! А обо мне ты забыла? Казну он не растратил! Тоже мне достижение!.. Зачем нам казна, если сарацин не можем усмирить? Мешал я вам?.. Поэтому и убрали меня из опекунского совета, чтобы самим казной распоряжаться?! Угрожали упечь меня в монастырь. Не выйдет… Нет желания самой в монастыре поселиться?
Феодора презрительно взглянула на брата:
- Сам знаешь, за что тебя отстранили от императора, а обвинения пустые… Ложь эту я терпеть не буду и поэтому отказываюсь от опекунства. Как хотите, так и живите! А монастырь… В монастыре с Богом в душе живут и не допускают убийств.
Мать императора с гордо поднятой головой покинула помещение, следом за ней, так и не произнеся ни слова, направился Кирилл. Варда облегчённо вздохнул и приказал воинам:
- Уберите отсюда тело логофета.
Патрикий проводил взглядом воинов, уносящих Феоктиста, и повернулся к Михаилу:
- Теперь тебя больше никто не ограничивает во власти. Теперь ты единолично можешь распоряжаться казной.
У императора разгорелись глаза, и он повернулся к своим собутыльникам:
- Наконец-то я достойно могу отблагодарить своих друзей! Каждому из вас я дарю по сорок золотых монет.
Раздались радостные возгласы пьяных «друзей» императора, каждый из которых стремился лично поблагодарить Михаила. Варда, не скрывая иронии, оглядывал веселящуюся компанию, пока не увидел Василия, единственного из всех шумно не выражающего свою радость. Он, возвышаясь над всеми чуть ли не на голову, просто улыбался и был трезвее всех остальных.
- А твой борец-то не так глуп. – Шепнул Варда Феофилику. – Людей, совмещающих в себе такие качества, как ум и силу, нужно держать рядом с собой.
Патрикий шагнул к племяннику, обнял его и довольно фамильярно начал шептать ему:
- Мой мальчик, то, что ты, наконец-то, обрёл единоличную власть, заслуга не только моя, но и одного из твоих друзей. Благодаря Василию я оказался рядом с тобой. Отблагодари его.
Затуманенными от вина глазами Михаил уставился на дядю:
- Дать ему ещё сто золотых монет?
Варда поморщился:
- Что-нибудь посущественней.
- Хорошо… Василий! – Во всё горло гаркнул император. – С этого дня ты будешь начальником императорских конюшен.
Василий приподнялся и, улыбаясь, чинно поклонился. Улыбка на его лице напомнила Варде улыбку на мёртвом лице логофета, и у патрикия от нахлынувшего ужаса учащённо забилось сердце.
- Он умён, очень умён. – То ли хваля, то ли порицая, процедил сквозь зубы дядя императора.
Покинув место убийства логофета Феоктиста, библиотекарь храма Святой Софии Кирилл взял самое необходимое и направился на гору Малый Олимп в монастырь Полихрон к своему брату Мефодию. Вместе с ним Константинополь покинули его ученики Климент, Наум и Ангеларий.