Бояре Рюрика. Глава 8

Глава 8
(819 г. от Р.Х.)
 
Коней Гостомысл обожал. За хорошего коня он не жалел серебра. В его конюшне наряду с горячими вороными и выносливыми гнедыми были и светло-жёлтые буланые, и тёмно-жёлтые саврасые, и светло-каштановые каурые. Но особенно он ценил тонконогого серого поджарого жеребца с круглыми светлыми пятнами – «яблоками», привезённого ему купцами из-за далёкого Абескунского моря. Не проходило и дня, чтобы князь не приходил полюбоваться за его грациозной поступью во время его выгула, когда выхоленный конь красиво изгибал шею и горделиво держал голову. Почти каждый раз Гостомысл приносил коню лакомство – морковку и кормил его. Конь мокрыми ноздрями втягивал незнакомый запах, испуганно косил чёрным глазом, вздрагивал от поглаживаний князя, но лакомство съедал.
Кобылицы по весне принесли от красавца жеребца первое потомство, и Гостомысл иногда заходил и к ним, угадывая – какие из них через полгода после рождения унаследуют масть своего отца, когда их мягкие густые волосы будут заменяться короткими. А пока они все бегали вокруг кобылиц гнедыми, рыжими и вороными.
- Кха-кха! – Раздалось за спиной князя, но Гостомысл не обернулся, продолжая любоваться скакуном и зная, что это был ближний боярин Гладыш. - Князь-батюшка, отвлекись - беда!
Недовольный Гостомысл повернулся к боярину:
- Ну, что ещё за беда?
- Сотник Олимер прискакал усталый. Он несколько ночей не спал – упал в стог и дрыхнет.
Князь усмехнулся:
- И это беда?!
- Так перед тем как заснуть, сообщил, что в сражении с хазарами погибли два твоих сына.
Гостомысл потемнел лицом, его пальцы непроизвольно сжались в кулаки, и он тихо произнёс:
- Как чувствовал – не хотел их вдвоём в поход посылать! Кто же теперь меня заменит – неужели Вадим? – И уже громче спросил. – Что Вадим?
- Живой. Он-то весть с Олимером и послал.
- А хазары?..
- Развернули коней и ушли.
- Не зря, значит, они погибли?!
- Выходит – не зря.
- Ладно, ступай!
Гладыш не уходил, переступая с ноги на ногу:
- Так, это…
- Чего ещё? Я же сказал – ступай!
- Человек прибежал от купца Владияра, что к варягам торговать плыл. Сказывает, что на Нево-реке мурманы за ним гнались. Видишь - какое дело, опять озоровать начали, спасу от них нет!
- Поднимай дружину! – Вспылил Гостомысл.
- Так мала дружина-то. Почти все на хазар ушли…
- Воровство мурманов надо прекратить и этим татям укорот дать! Собирай дружину – кто есть! Подними всех торговых людей – пусть пристают к дружине. Крикни клич – всех варяжских и полабских купцов, что присоединяться к нам ворогов бить, освобожу от подати на торговлю. – И уже усталым голосом добавил. - Сам поведу дружину и воровство мурманов пресеку.
 
*   *   *
 
Назойливый дождь не переставал уже четвёртый день. Его струйки стекали по капюшону и плащу Людовика, но он, казалось, не обращал на него никакого внимания. Император, сидя в седле, монотонно перебирал свои чётки и шевелил губами – видимо читал молитву. Бернар изредка оборачивался, поглядывая на своего повелителя, но сзади ничего не менялось. Оказавшийся рядом граф Матфрид Орлеанский усмехнулся:
- Что озираешься? Думаешь, что император пропал по дороге?..
- Да нет. – Покачиваясь в седле, ответил Бернар. – Просто он какой-то от всего отрешённый: ничем не интересуется и ничего ему не интересно.
Матфрид достал из-под плаща бутылку с вином и сделал изрядный глоток, а затем предложил бутылку Бернару:
- Глотни, а то под этим дождём застынешь!
Бернар отхлебнул из бутылки и вернул её графу. Матфрид убрал вино опять под плащ и с циничной прямотой воина сказал:
- Бабу ему надо! Да такую, чтоб грешница была хорошая. После греха с ней он поймёт, что жизнь прекрасна, и ничто мирское ему не будет чуждо.
- Да где же её взять?..
- Мало селений мы проезжали?
- Людовик всё-таки - император. Не приличествует ему с первой попавшей.
- Все они в постели одинаковые. – Ухмыльнулся граф Орлеанский. – А по мне была бы любая, лишь бы только кости не выступали, чтоб мясистая была такая…
Бернар хмыкнул от этой простоватой истины графа и погрузился в размышления.
- Матфрид, - разбрызгивая во все стороны грязь копытами коня, к ним подскакал граф Ламберт Нантский, что-то я продрог, у тебя не будет глотка вина?
Граф Орлеанский молча протянул ему бутылку. Глянув на них, Бернар еле сдержал улыбку, так как решение проблемы было рядом. Он остановил своего коня и дождался, пока не подъедет император.
- Мой повелитель, я предлагаю где-нибудь переждать эту непогоду.
- Делайте что хотите! – Безразлично произнёс Людовик. – Мне всё равно.
Бернар нашёл взглядом графа Вельфа Баварского, едущего рядом с графом Руссильоном, и подскакал к нему:
- Дождь идёт уже несколько дней. Император устал и ему необходим отдых. Граф, насколько я наслышан, здесь недалеко находится твой замок. Император намерен остановиться в нём и провести несколько дней.
- Но у меня довольно скромное жилище, которое не может сравниться с роскошью императорского дворца в Ахене!
- А этого и не требуется. Не надо никаких изысканностей и излишеств. Главное – чтобы был кров над головой, возможность согреться и просушить одежду, кусок хлеба на столе и чистые простыни. Пошлите гонца! Пусть к нашему приезду будет всё готово.
- Нет. Встреча императора – довольно большая честь для меня, и я этого никому не могу доверить. Я должен ехать сам и обеспечить всё подобающе. Оставлю человека, кто покажет дорогу до замка.
Граф отъехал давать распоряжение одному из своих воинов, а Бернар глянул с чуть заметной усмешкой на Людовика: знает ли он, что готовит ему его камергер?
К замку графа Вельфа подъехали под вечер. По сравнению с императорским дворцом он казался совсем невзрачным, но добротные высокие стены с узкими бойницами, окружающие внутренний двор замка с постройками, придавали ему внушительный вид, где можно было с успехом выдержать осаду врага. Бернар, заметив, как радуется Ламберт, оглядывая знакомые места и предвкушая что-то только ему известное, мимоходом обронил:
- Граф, мы не можем не доверять графу Баварскому, но всё же – это их дом, и от радости встречи воины графа могут проявить беспечность. Займись охраной замка! А под утро тебя и твоих воинов сменит граф Орлеанский.
Пришпорив коня, Бернар направился к императору, которого на правах хозяина встречал граф Баварский, и поэтому не мог видеть, как изменился в лице граф Нантский, но чувствовал, как он взглядом свирепо сверлит его спину.
В небольшой комнате, куда привел Вельф Людовика и его камергера, было уютно и тепло от пламени горевшего в камине огня. Бернар подвинул массивный деревянный стул поближе к камину:
- Мой государь! – Вроде бы почтенно, но на грани развязности и фамильярности произнёс Бернар. – Отдохните с дороги и просушите одежду, пока я найду что-нибудь сухое…
- Сухая одежда ждёт Вас, государь! – Граф Баварский склонился в поклоне.
- А-а, пустое… Мне нужно помолиться. Граф, в замке есть часовня?
- Здесь есть небольшая капелла[1].
- Проводите меня!
- Государь, Вы позволите не сопровождать Вас? Мне нужно отдать кое-какие распоряжения. – Бернар склонил голову, искоса поглядывая на императора.
Людовик, не глядя на своего камердинера, небрежным жестом взмахнул ладонью, разрешая ему остаться. Бернар усмехнулся ему в спину и направился осматривать замок.
В сумраке одного из коридоров он столкнулся с невысокой девушкой, гордо идущей ему навстречу. Бернар бесцеремонно взял её за локоть и притянул к себе. Приподняв пальцем подбородок девушки, он взглянул в её глаза и не увидел в них страха.
- Довольно миленькая… - Промурлыкал Бернар. – Ты кто?
- Я дочь хозяина этого замка.
- И зовут тебя?.. – Предвидя ответ, Бернар затаил дыхание.
- Юдифь.
- А я – камердинер императора маркиз Бернар Септиманский, граф Нарбонны.
- Маркиз?! – Удивлённо прошептала девушка.
Взяв её за талию, он прижался к её бёдрам, а своей широкой ладонью ухватил за упругую девичью грудь. Юдифь не сопротивлялась: она вздрогнула, чуть откинула голову назад и закрыла глаза. Бернар припал жарким поцелуем к её влажным губам. Он почувствовал, как девушка затрепетала и сильнее прижалась к нему всем телом. С неохотой Бернар оторвался от поцелуя:
- Покажи мне, где находятся твои покои, и я приду к тебе, как только император Людовик заснёт.
- Мы находимся рядом с ними. – Чуть слышно прошептала Юдифь и потянулась опять губами к Бернару.
- Не время, потом. – Бернар отстранил девушку и ласково шлёпнул чуть ниже спины.
Юдифь с сожалением скрылась за дверью. Раздался смех и из темноты коридора вышел граф Руссильон.
- А ты, брат, не промах! – Осклабился Госельм. – Не теряешь зря время.
- Не всегда путь к успеху достигается мечом. Брат мой, у меня к тебе просьба: возьми своих воинов и с их помощью на нашем предстоящем пути из замка необходимо нанести повреждения ближайшему мосту так, чтобы было затруднительно проехать. А потом сколько угодно делайте вид, что занимаетесь его ремонтом, пока я не сообщу… И чтобы тебе и твоим воинам не было скучно, и вы могли промочить своё горло в ближайшем трактире, возьми вот это золото! – Бернар протянул ему довольно увесистый мешочек, а затем, прищурив глаза, добавил. - Но об этом не должна знать ни одна живая душа, и отправиться в путь надо сейчас.
Граф Руссильон подбросил увесистый мешочек:
- Я не понимаю - какую интригу ты затеял, но, мне кажется, что твои помыслы ходят по лезвию меча.
- Я просто не люблю слякоть и забочусь о здоровье императора. Да и хочется немного отдохнуть от долгого пути.
Граф Руссильон снисходительно усмехнулся:
- Что ж, по мне тоже лучше пить вино под крышей, чем мокнуть под дождём.
 
*   *   *
 
Рано утром, отошедшая от жарких ласк Бернара, Юдифь опять прижалась к нему:
- Вы долго пробудете ещё в гостях в нашем замке?
- А что?..
- Я хочу, чтобы ты опять пришёл ко мне следующей ночью.
- Это зависит не от меня, а от императора. Понимаешь, твой отец не в милости у Людовика, и мне с трудом удалось уговорить его остановиться в этом замке. Я постараюсь удержать императора здесь ещё несколько дней, и если ему понравится ваше гостеприимство, то он, может быть, смягчит своё отношение к твоему отцу. Но ты должна мне в этом помочь!
- И что же я должна делать? – Юдифь игриво начала водить пальцем по соску Бернара.
- Так, пустяк. – Оставаясь равнодушным и не отзываясь на призыв к ласкам, спокойно, без эмоций произнёс граф. – Император, решая государственные задачи, уже много месяцев общается только с мужчинами-воинами, а воины довольно чёрствые и циничные люди. Я не хочу, чтобы Людовик очерствел душой, и поэтому ему нужно женское общество. А ты симпатичная и милая девушка. Постарайся заинтересовать императора, хотя это сделать очень трудно: он очень образован. Людовик не такой дока в богословии, как отцы церкви, но довольно начитан. У него обширные знания в математике и алхимии, в ядах и противоядиях, может составлять гороскопы, а познания в медицине ему передал один сарацин, захваченный в плен. Старайся не касаться этих тем, если познания в них ничтожны. Кроме того император говорит ещё по-немецки и на латыни и понимает греческий язык.
- Я тоже понимаю латынь…
- О-о, эта добродетель должна ему понравиться. Ты должна быть приветлива и ласкова с императором, улыбайся ему и не перечь, угождай ему. Твоя цель - понравиться Людовику, заинтересовать его и, в конце концов, постарайся провести с ним хотя бы одну ночь. Вот такой пустячок.
- Ты хочешь сказать, чтобы я… - Сделала круглые глаза Юдифь.
- Вот именно. Повиноваться императору – обязанность всех его подданных. А потом у нас с тобой будет много таких ночей как эта. И не забудь, что благосклонность императора к твоему отцу зависит, в том числе, и от такого вот маленького пустячка. А это же пустяк – не правда ли?
Юдифь задумчиво откинулась на подушки:
- Этот, как ты говоришь, «пустячок» может здорово осложнить мне жизнь, если не погубить её. Но я согласна: я постараюсь заинтересовать императора, как только подвернётся случай.
«А она совсем не глупа» - промелькнуло в голове у Бернара, но произнёс он, торопливо одеваясь, совершенно другое:
- Мне пора – император рано просыпается, и мне нужно сопровождать его на молитву.
Юдифь молча смотрела на него, нервно кусая губы, пока Бернар не скрылся за дверью. А за дверью он нос к носу столкнулся с графом Нантским.
- Что Вы делали за этой дверью, маркиз? – Довольно высокомерно спросил Ламберт. – Ведь здесь же покои дочери графа Баварского, не правда ли? Что же Вы молчите? Вы оскорбили гостеприимство хозяина этого замка! – Граф Нантский с лязгом на треть вытащил свой меч из ножен.
Мощным движением Бернар опять задвинул меч:
- Не пори ерунды, граф. Всё, что я делаю, я делаю по велению императора. Мне нужно было сделать одно поручение. Если ты сомневаешься, то поинтересуйся об этом у самого Людовика Благочестивого. Извини, но меня ждёт император.
В бешенстве граф Нантский проводил его взглядом, а затем чуть слышно процедил сквозь зубы:
- Бесстыжая девка…
Император встретил своего камергера уже одетым и раздражённо спросил:
- Где ты пропадаешь? Почему я тебя должен ждать? Опять с кем-нибудь успокаивал свою неуёмную похоть?
- Прошу прощения, но неожиданная новость не позволила мне прийти вовремя. Сильные дожди размыли дороги, и бурная река разрушила единственный мост, по которому можно было дальше проехать. Я послал графа Руссильона с людьми на восстановление этого моста. Так что, нам придётся некоторое время погостить в этом замке.
- Всё в помыслах Божьих! Нам пора – подошло время молитвы. – Людовик, перебирая свои чётки, вышел из комнаты.
Император, пригнув голову, протиснулся в невысокую дверь и окинул взглядом капеллу. В сумраке небольшой комнаты, озаряемой горящими свечами, он разглядел кропильницу – сосуд с освященной водой и одну единственную скамейку, на которой сидела девушка. Бернар угадал в ней Юдифь и удивился: как смогла она так быстро попасть сюда? Она чуть повернула голову и шёпотом произнесла:
- Ad hoste maligno libera nos, Domine.[2]
Но каждое её слово эхом отдалось от каменных стен капеллы. Людовик удивлённо кинул взгляд на девушку, а затем опустил пальцы правой руки в кропильницу и, перекрестившись, направился к скамейке, присев рядом с ней. Он склонил голову, перебирая свои чётки и погрузившись в свои беззвучные молитвы. Мест для сидения в капелле больше не было, и Бернар остался у двери и смотрел на спины рядом сидящих императора и Юдифь, но мысли его были далеко не божественны и благочестивы.
Юдифь сидела рядом с императором, потупив голову, и только изредка поднимала взгляд вверх. Это продолжалось долго, пока она, наконец, не встала и, повернувшись к императору, поризнесла:
- Bona venia vestra[3], Ваше величество!
- Ты знаешь кто я, дитя моё?.. – Равнодушно спросил Людовик.
- Ex ungue leonem[4].
Император бросил на девушку уже заинтересованный взгляд:
- Ты неплохо знаешь латынь. И молишься ты тоже на латыни?
- К сожалению моя безвременно умершая матушка не знала латынь. Поэтому свои молитвы к Богу я произношу не на латыни и надеюсь, что она тоже услышит меня.
- Ты тоже молишься о близком человеке? – Людовик тоже встал и направился из капеллы рядом с Юдифью.
- Animus quod perdidit optat, Atque in praeterita se totus imagine versat[5].
- Eheu fugaces labuntur anni[6]! – Вздохнул император. – Но горе утраты не могут унести даже они.
- Contra vim mortis non est medicamen in hortis[7]. Ver hiemem sequitur, sequitur post triste serenum[8]. И жизнь продолжается во всём своём великолепии. Не правда ли, Ваше величество? – Юдифь остановилась и взглянула на императора.
- Продолжать веселиться, когда рядом уже нет близких, к которым прикипел душой?!
- Cujusvis hominis est errare, nullius nisi insipientis in errore perseverare[9].
- А ты очень дерзка. Разве ты не боишься говорить мне такие слова? – Людовик нахмурил брови.
- Dolendi modus, timendi non item[10]. Но чего бояться мне в этой глуши?
- An nescis longas regibus esse manus[11]?
Юдифь вызывающе вскинула подбородок:
- Boni pastoris est tondere pecus, non deglubere[12].
После этих слов у Бернара пробежал холодок по спине, но у императора хмурое выражение сменилось удивлением.
- Ваше величество!.. – Юдифь, присев, сделала реверанс и, подняв гордо голову, удалилась.
- Простите её, мой государь. – Бернар провожал её взглядом.
- За что? Она так непосредственна и довольно мила. – Император усмехнулся. - И даже не боится говорить неприятные слова, которые отчасти правдивы.
- Так, может – пригласить её к завтраку? – У Бернара отлегло на душе.
Людовик остановился, утупив взгляд в каменную стену, а затем повернулся к своему камердинеру:
- Да, пожалуй… Скажи Вельфу, чтобы и она присутствовала вместе с ним. Хоть будет с кем поговорить на латыни.
Император двинулся дальше, а Бернар еле удержал торжествующую улыбку.

[1] Молельная комната во дворцах и других частных владениях, предназначенная для их хозяев.
[2] Избави нас от лукавого, Боже (лат.)
[3] С вашего позволения (лат.)
[4] По когтям узнают льва (лат.)
[5] Душа жаждет того, что утратила, и уносится воображением в прошлое (лат.)
[6] Увы, быстро проходят годы (лат.)
[7] Против силы смерти в садах нет лекарств (лат.)
[8] После зимы идет весна, после печали – радость (лат.)
[9] Каждому человеку свойственно заблуждаться, но оставаться при заблуждении никому не следует, кроме безрассудного (лат.)
[10] Только для печали есть граница, а для страха — никакой (лат.)
[11] Разве ты не знаешь, что у царей длинные руки? (лат.)
[12] Хороший пастырь стрижёт овец, а не обдирает их (лат.)
 

© Copyright: М.Лютый, 2016

Регистрационный номер №0354089

от 9 сентября 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0354089 выдан для произведения: Глава 8
(819 г. от Р.Х.)
 
Коней Гостомысл обожал. За хорошего коня он не жалел серебра. В его конюшне наряду с горячими вороными и выносливыми гнедыми были и светло-жёлтые буланые, и тёмно-жёлтые саврасые, и светло-каштановые каурые. Но особенно он ценил тонконогого серого поджарого жеребца с круглыми светлыми пятнами – «яблоками», привезённого ему купцами из-за далёкого Абескунского моря. Не проходило и дня, чтобы князь не приходил полюбоваться за его грациозной поступью во время его выгула, когда выхоленный конь красиво изгибал шею и горделиво держал голову. Почти каждый раз Гостомысл приносил коню лакомство – морковку и кормил его. Конь мокрыми ноздрями втягивал незнакомый запах, испуганно косил чёрным глазом, вздрагивал от поглаживаний князя, но лакомство съедал.
Кобылицы по весне принесли от красавца жеребца первое потомство, и Гостомысл иногда заходил и к ним, угадывая – какие из них через полгода после рождения унаследуют масть своего отца, когда их мягкие густые волосы будут заменяться короткими. А пока они все бегали вокруг кобылиц гнедыми, рыжими и вороными.
- Кха-кха! – Раздалось за спиной князя, но Гостомысл не обернулся, продолжая любоваться скакуном и зная, что это был ближний боярин Гладыш. - Князь-батюшка, отвлекись - беда!
Недовольный Гостомысл повернулся к боярину:
- Ну, что ещё за беда?
- Сотник Олимер прискакал усталый. Он несколько ночей не спал – упал в стог и дрыхнет.
Князь усмехнулся:
- И это беда?!
- Так перед тем как заснуть, сообщил, что в сражении с хазарами погибли два твоих сына.
Гостомысл потемнел лицом, его пальцы непроизвольно сжались в кулаки, и он тихо произнёс:
- Как чувствовал – не хотел их вдвоём в поход посылать! Кто же теперь меня заменит – неужели Вадим? – И уже громче спросил. – Что Вадим?
- Живой. Он-то весть с Олимером и послал.
- А хазары?..
- Развернули коней и ушли.
- Не зря, значит, они погибли?!
- Выходит – не зря.
- Ладно, ступай!
Гладыш не уходил, переступая с ноги на ногу:
- Так, это…
- Чего ещё? Я же сказал – ступай!
- Человек прибежал от купца Владияра, что к варягам торговать плыл. Сказывает, что на Нево-реке мурманы за ним гнались. Видишь - какое дело, опять озоровать начали, спасу от них нет!
- Поднимай дружину! – Вспылил Гостомысл.
- Так мала дружина-то. Почти все на хазар ушли…
- Воровство мурманов надо прекратить и этим татям укорот дать! Собирай дружину – кто есть! Подними всех торговых людей – пусть пристают к дружине. Крикни клич – всех варяжских и полабских купцов, что присоединяться к нам ворогов бить, освобожу от подати на торговлю. – И уже усталым голосом добавил. - Сам поведу дружину и воровство мурманов пресеку.
 
*   *   *
 
Назойливый дождь не переставал уже четвёртый день. Его струйки стекали по капюшону и плащу Людовика, но он, казалось, не обращал на него никакого внимания. Император, сидя в седле, монотонно перебирал свои чётки и шевелил губами – видимо читал молитву. Бернар изредка оборачивался, поглядывая на своего повелителя, но сзади ничего не менялось. Оказавшийся рядом граф Матфрид Орлеанский усмехнулся:
- Что озираешься? Думаешь, что император пропал по дороге?..
- Да нет. – Покачиваясь в седле, ответил Бернар. – Просто он какой-то от всего отрешённый: ничем не интересуется и ничего ему не интересно.
Матфрид достал из-под плаща бутылку с вином и сделал изрядный глоток, а затем предложил бутылку Бернару:
- Глотни, а то под этим дождём застынешь!
Бернар отхлебнул из бутылки и вернул её графу. Матфрид убрал вино опять под плащ и с циничной прямотой воина сказал:
- Бабу ему надо! Да такую, чтоб грешница была хорошая. После греха с ней он поймёт, что жизнь прекрасна, и ничто мирское ему не будет чуждо.
- Да где же её взять?..
- Мало селений мы проезжали?
- Людовик всё-таки - император. Не приличествует ему с первой попавшей.
- Все они в постели одинаковые. – Ухмыльнулся граф Орлеанский. – А по мне была бы любая, лишь бы только кости не выступали, чтоб мясистая была такая…
Бернар хмыкнул от этой простоватой истины графа и погрузился в размышления.
- Матфрид, - разбрызгивая во все стороны грязь копытами коня, к ним подскакал граф Ламберт Нантский, что-то я продрог, у тебя не будет глотка вина?
Граф Орлеанский молча протянул ему бутылку. Глянув на них, Бернар еле сдержал улыбку, так как решение проблемы было рядом. Он остановил своего коня и дождался, пока не подъедет император.
- Мой повелитель, я предлагаю где-нибудь переждать эту непогоду.
- Делайте что хотите! – Безразлично произнёс Людовик. – Мне всё равно.
Бернар нашёл взглядом графа Вельфа Баварского, едущего рядом с графом Руссильоном, и подскакал к нему:
- Дождь идёт уже несколько дней. Император устал и ему необходим отдых. Граф, насколько я наслышан, здесь недалеко находится твой замок. Император намерен остановиться в нём и провести несколько дней.
- Но у меня довольно скромное жилище, которое не может сравниться с роскошью императорского дворца в Ахене!
- А этого и не требуется. Не надо никаких изысканностей и излишеств. Главное – чтобы был кров над головой, возможность согреться и просушить одежду, кусок хлеба на столе и чистые простыни. Пошлите гонца! Пусть к нашему приезду будет всё готово.
- Нет. Встреча императора – довольно большая честь для меня, и я этого никому не могу доверить. Я должен ехать сам и обеспечить всё подобающе. Оставлю человека, кто покажет дорогу до замка.
Граф отъехал давать распоряжение одному из своих воинов, а Бернар глянул с чуть заметной усмешкой на Людовика: знает ли он, что готовит ему его камергер?
К замку графа Вельфа подъехали под вечер. По сравнению с императорским дворцом он казался совсем невзрачным, но добротные высокие стены с узкими бойницами, окружающие внутренний двор замка с постройками, придавали ему внушительный вид, где можно было с успехом выдержать осаду врага. Бернар, заметив, как радуется Ламберт, оглядывая знакомые места и предвкушая что-то только ему известное, мимоходом обронил:
- Граф, мы не можем не доверять графу Баварскому, но всё же – это их дом, и от радости встречи воины графа могут проявить беспечность. Займись охраной замка! А под утро тебя и твоих воинов сменит граф Орлеанский.
Пришпорив коня, Бернар направился к императору, которого на правах хозяина встречал граф Баварский, и поэтому не мог видеть, как изменился в лице граф Нантский, но чувствовал, как он взглядом свирепо сверлит его спину.
В небольшой комнате, куда привел Вельф Людовика и его камергера, было уютно и тепло от пламени горевшего в камине огня. Бернар подвинул массивный деревянный стул поближе к камину:
- Мой государь! – Вроде бы почтенно, но на грани развязности и фамильярности произнёс Бернар. – Отдохните с дороги и просушите одежду, пока я найду что-нибудь сухое…
- Сухая одежда ждёт Вас, государь! – Граф Баварский склонился в поклоне.
- А-а, пустое… Мне нужно помолиться. Граф, в замке есть часовня?
- Здесь есть небольшая капелла[1].
- Проводите меня!
- Государь, Вы позволите не сопровождать Вас? Мне нужно отдать кое-какие распоряжения. – Бернар склонил голову, искоса поглядывая на императора.
Людовик, не глядя на своего камердинера, небрежным жестом взмахнул ладонью, разрешая ему остаться. Бернар усмехнулся ему в спину и направился осматривать замок.
В сумраке одного из коридоров он столкнулся с невысокой девушкой, гордо идущей ему навстречу. Бернар бесцеремонно взял её за локоть и притянул к себе. Приподняв пальцем подбородок девушки, он взглянул в её глаза и не увидел в них страха.
- Довольно миленькая… - Промурлыкал Бернар. – Ты кто?
- Я дочь хозяина этого замка.
- И зовут тебя?.. – Предвидя ответ, Бернар затаил дыхание.
- Юдифь.
- А я – камердинер императора маркиз Бернар Септиманский, граф Нарбонны.
- Маркиз?! – Удивлённо прошептала девушка.
Взяв её за талию, он прижался к её бёдрам, а своей широкой ладонью ухватил за упругую девичью грудь. Юдифь не сопротивлялась: она вздрогнула, чуть откинула голову назад и закрыла глаза. Бернар припал жарким поцелуем к её влажным губам. Он почувствовал, как девушка затрепетала и сильнее прижалась к нему всем телом. С неохотой Бернар оторвался от поцелуя:
- Покажи мне, где находятся твои покои, и я приду к тебе, как только император Людовик заснёт.
- Мы находимся рядом с ними. – Чуть слышно прошептала Юдифь и потянулась опять губами к Бернару.
- Не время, потом. – Бернар отстранил девушку и ласково шлёпнул чуть ниже спины.
Юдифь с сожалением скрылась за дверью. Раздался смех и из темноты коридора вышел граф Руссильон.
- А ты, брат, не промах! – Осклабился Госельм. – Не теряешь зря время.
- Не всегда путь к успеху достигается мечом. Брат мой, у меня к тебе просьба: возьми своих воинов и с их помощью на нашем предстоящем пути из замка необходимо нанести повреждения ближайшему мосту так, чтобы было затруднительно проехать. А потом сколько угодно делайте вид, что занимаетесь его ремонтом, пока я не сообщу… И чтобы тебе и твоим воинам не было скучно, и вы могли промочить своё горло в ближайшем трактире, возьми вот это золото! – Бернар протянул ему довольно увесистый мешочек, а затем, прищурив глаза, добавил. - Но об этом не должна знать ни одна живая душа, и отправиться в путь надо сейчас.
Граф Руссильон подбросил увесистый мешочек:
- Я не понимаю - какую интригу ты затеял, но, мне кажется, что твои помыслы ходят по лезвию меча.
- Я просто не люблю слякоть и забочусь о здоровье императора. Да и хочется немного отдохнуть от долгого пути.
Граф Руссильон снисходительно усмехнулся:
- Что ж, по мне тоже лучше пить вино под крышей, чем мокнуть под дождём.
 
*   *   *
 
Рано утром, отошедшая от жарких ласк Бернара, Юдифь опять прижалась к нему:
- Вы долго пробудете ещё в гостях в нашем замке?
- А что?..
- Я хочу, чтобы ты опять пришёл ко мне следующей ночью.
- Это зависит не от меня, а от императора. Понимаешь, твой отец не в милости у Людовика, и мне с трудом удалось уговорить его остановиться в этом замке. Я постараюсь удержать императора здесь ещё несколько дней, и если ему понравится ваше гостеприимство, то он, может быть, смягчит своё отношение к твоему отцу. Но ты должна мне в этом помочь!
- И что же я должна делать? – Юдифь игриво начала водить пальцем по соску Бернара.
- Так, пустяк. – Оставаясь равнодушным и не отзываясь на призыв к ласкам, спокойно, без эмоций произнёс граф. – Император, решая государственные задачи, уже много месяцев общается только с мужчинами-воинами, а воины довольно чёрствые и циничные люди. Я не хочу, чтобы Людовик очерствел душой, и поэтому ему нужно женское общество. А ты симпатичная и милая девушка. Постарайся заинтересовать императора, хотя это сделать очень трудно: он очень образован. Людовик не такой дока в богословии, как отцы церкви, но довольно начитан. У него обширные знания в математике и алхимии, в ядах и противоядиях, может составлять гороскопы, а познания в медицине ему передал один сарацин, захваченный в плен. Старайся не касаться этих тем, если познания в них ничтожны. Кроме того император говорит ещё по-немецки и на латыни и понимает греческий язык.
- Я тоже понимаю латынь…
- О-о, эта добродетель должна ему понравиться. Ты должна быть приветлива и ласкова с императором, улыбайся ему и не перечь, угождай ему. Твоя цель - понравиться Людовику, заинтересовать его и, в конце концов, постарайся провести с ним хотя бы одну ночь. Вот такой пустячок.
- Ты хочешь сказать, чтобы я… - Сделала круглые глаза Юдифь.
- Вот именно. Повиноваться императору – обязанность всех его подданных. А потом у нас с тобой будет много таких ночей как эта. И не забудь, что благосклонность императора к твоему отцу зависит, в том числе, и от такого вот маленького пустячка. А это же пустяк – не правда ли?
Юдифь задумчиво откинулась на подушки:
- Этот, как ты говоришь, «пустячок» может здорово осложнить мне жизнь, если не погубить её. Но я согласна: я постараюсь заинтересовать императора, как только подвернётся случай.
«А она совсем не глупа» - промелькнуло в голове у Бернара, но произнёс он, торопливо одеваясь, совершенно другое:
- Мне пора – император рано просыпается, и мне нужно сопровождать его на молитву.
Юдифь молча смотрела на него, нервно кусая губы, пока Бернар не скрылся за дверью. А за дверью он нос к носу столкнулся с графом Нантским.
- Что Вы делали за этой дверью, маркиз? – Довольно высокомерно спросил Ламберт. – Ведь здесь же покои дочери графа Баварского, не правда ли? Что же Вы молчите? Вы оскорбили гостеприимство хозяина этого замка! – Граф Нантский с лязгом на треть вытащил свой меч из ножен.
Мощным движением Бернар опять задвинул меч:
- Не пори ерунды, граф. Всё, что я делаю, я делаю по велению императора. Мне нужно было сделать одно поручение. Если ты сомневаешься, то поинтересуйся об этом у самого Людовика Благочестивого. Извини, но меня ждёт император.
В бешенстве граф Нантский проводил его взглядом, а затем чуть слышно процедил сквозь зубы:
- Бесстыжая девка…
Император встретил своего камергера уже одетым и раздражённо спросил:
- Где ты пропадаешь? Почему я тебя должен ждать? Опять с кем-нибудь успокаивал свою неуёмную похоть?
- Прошу прощения, но неожиданная новость не позволила мне прийти вовремя. Сильные дожди размыли дороги, и бурная река разрушила единственный мост, по которому можно было дальше проехать. Я послал графа Руссильона с людьми на восстановление этого моста. Так что, нам придётся некоторое время погостить в этом замке.
- Всё в помыслах Божьих! Нам пора – подошло время молитвы. – Людовик, перебирая свои чётки, вышел из комнаты.
Император, пригнув голову, протиснулся в невысокую дверь и окинул взглядом капеллу. В сумраке небольшой комнаты, озаряемой горящими свечами, он разглядел кропильницу – сосуд с освященной водой и одну единственную скамейку, на которой сидела девушка. Бернар угадал в ней Юдифь и удивился: как смогла она так быстро попасть сюда? Она чуть повернула голову и шёпотом произнесла:
- Ad hoste maligno libera nos, Domine.[2]
Но каждое её слово эхом отдалось от каменных стен капеллы. Людовик удивлённо кинул взгляд на девушку, а затем опустил пальцы правой руки в кропильницу и, перекрестившись, направился к скамейке, присев рядом с ней. Он склонил голову, перебирая свои чётки и погрузившись в свои беззвучные молитвы. Мест для сидения в капелле больше не было, и Бернар остался у двери и смотрел на спины рядом сидящих императора и Юдифь, но мысли его были далеко не божественны и благочестивы.
Юдифь сидела рядом с императором, потупив голову, и только изредка поднимала взгляд вверх. Это продолжалось долго, пока она, наконец, не встала и, повернувшись к императору, поризнесла:
- Bona venia vestra[3], Ваше величество!
- Ты знаешь кто я, дитя моё?.. – Равнодушно спросил Людовик.
- Ex ungue leonem[4].
Император бросил на девушку уже заинтересованный взгляд:
- Ты неплохо знаешь латынь. И молишься ты тоже на латыни?
- К сожалению моя безвременно умершая матушка не знала латынь. Поэтому свои молитвы к Богу я произношу не на латыни и надеюсь, что она тоже услышит меня.
- Ты тоже молишься о близком человеке? – Людовик тоже встал и направился из капеллы рядом с Юдифью.
- Animus quod perdidit optat, Atque in praeterita se totus imagine versat[5].
- Eheu fugaces labuntur anni[6]! – Вздохнул император. – Но горе утраты не могут унести даже они.
- Contra vim mortis non est medicamen in hortis[7]. Ver hiemem sequitur, sequitur post triste serenum[8]. И жизнь продолжается во всём своём великолепии. Не правда ли, Ваше величество? – Юдифь остановилась и взглянула на императора.
- Продолжать веселиться, когда рядом уже нет близких, к которым прикипел душой?!
- Cujusvis hominis est errare, nullius nisi insipientis in errore perseverare[9].
- А ты очень дерзка. Разве ты не боишься говорить мне такие слова? – Людовик нахмурил брови.
- Dolendi modus, timendi non item[10]. Но чего бояться мне в этой глуши?
- An nescis longas regibus esse manus[11]?
Юдифь вызывающе вскинула подбородок:
- Boni pastoris est tondere pecus, non deglubere[12].
После этих слов у Бернара пробежал холодок по спине, но у императора хмурое выражение сменилось удивлением.
- Ваше величество!.. – Юдифь, присев, сделала реверанс и, подняв гордо голову, удалилась.
- Простите её, мой государь. – Бернар провожал её взглядом.
- За что? Она так непосредственна и довольно мила. – Император усмехнулся. - И даже не боится говорить неприятные слова, которые отчасти правдивы.
- Так, может – пригласить её к завтраку? – У Бернара отлегло на душе.
Людовик остановился, утупив взгляд в каменную стену, а затем повернулся к своему камердинеру:
- Да, пожалуй… Скажи Вельфу, чтобы и она присутствовала вместе с ним. Хоть будет с кем поговорить на латыни.
Император двинулся дальше, а Бернар еле удержал торжествующую улыбку.

[1] Молельная комната во дворцах и других частных владениях, предназначенная для их хозяев.
[2] Избави нас от лукавого, Боже (лат.)
[3] С вашего позволения (лат.)
[4] По когтям узнают льва (лат.)
[5] Душа жаждет того, что утратила, и уносится воображением в прошлое (лат.)
[6] Увы, быстро проходят годы (лат.)
[7] Против силы смерти в садах нет лекарств (лат.)
[8] После зимы идет весна, после печали – радость (лат.)
[9] Каждому человеку свойственно заблуждаться, но оставаться при заблуждении никому не следует, кроме безрассудного (лат.)
[10] Только для печали есть граница, а для страха — никакой (лат.)
[11] Разве ты не знаешь, что у царей длинные руки? (лат.)
[12] Хороший пастырь стрижёт овец, а не обдирает их (лат.)
 

 

Бояре Рюрика. Глава 9

Бояре Рюрика. Глава 7