Последняя дверь (сон)

 

 

 

 

 

В том замкнутом пространстве, в тёмном лабиринте,

Есть дверь, к которой нет ключа,

К ней страшно подойти, а расстоянье квинтой,

И мысль: не нужно в дверь стучать.

Повременю, лишь ближе подойду неспешно,

На петлях ржавых «плоть» висит,

«Последняя», я слышу чётко её скрежет,

Она на выдох мой скрипит.

Не нужен ключ, дощатая, совсем разбита,

И что за ней, зачем я шла?

Она подобна нищенки, что беззащитна.

Другой здесь нет, она одна.

За дверью тишина и ничего не слышно.

Похоже, никого совсем,

Лишь эхо гулкое... я в страхе неподвижна.

В сознаньи — шаг и нет проблем.

 

***

 

 

 

Сухой шелест песка нарушил тишину ночи.



Забытое прошлое, исчезнувшее будущее и неотступное сейчас притесняло Юн Шу. Сквозь остатки томящих мыслей, она старалась вникнуть в их суть: «Я забыта и теми, кто меня любит, и теми, кто ненавидит. Я иду. Не знаю, куда и зачем, но догадываюсь — опаздываю. На пять минут. Если бы не они, то моя жизнь пошла бы по-другому...»

С трудом выстроенный ряд суждений сметало вожделенное: воды!
ВОДЫ!!!
Только эта мысль, переполненная желанием пить, встряхивала женщину — ещё жива!
Мысль-вода — она во всём, она ВЕЗДЕ.
Юн Шу даже слышала её: кап-кап... кап...

Впереди показалось ветхое строение и...
— Колодец! — хотела крикнуть обессиленная жаждой, а пересохшее горло выпустило только сиплое шипение. Но шипение было восторженным. Колодец — это надежда. Это спасение!
«В самом деле, отчаяние ближе всего к восторгу!» — ожили «засохшие» было мысли.
 
В глубоком колодце, обложенного камнями по кругу, Юн Шу спешила увидеть отражение холодных звёзд, она их предвкушала. Облокотившись руками о бортик, она заглянула в чёрную, бездонную дыру колодца, но не увидела там ночного неба. В последнем отчаянии Юн Шу швырнула в колодец камень, но тот гулко с эхом ударился о землю в мрачной глубине...

***



— Юн Шу! Юн Шу!
— Кто ты? Бродяга? Ангел? Оставь меня! Хочу забыться в тишине, а твоё присутствие отвлекает. Хочу покоя.
— Напрасное дело, если ты не смогла до сих пор найти покой в себе. Или желаешь побыть в глухом одиночестве, чтобы понять своё несовершенство и ощутить собственное ничтожество? Или думаешь подчиниться тихой пустоте, растворяясь в жалости к себе из-за немощи и бессилия?
— Я просто хочу забыть имена своих болей и слёз... и... воды... я хочу пить.

Сантьяго приложил горлышко кожаной фляги к пересохшим губам женщины...



— Спасибо. Это было вовремя.
— Юн Шу, запомни: у тебя есть своё спасительное Небо и оно только твоё. Собственное. На века! В нём ты будешь жива и не забыта Богом.
— Собственное? НЕБО?! Тогда я хочу забыться там. Хотя бы на час. На пять минут. Горю желанием выбить из памяти этот час, эти минуты и эти дни, и как кого зовут!



— Тише-тише, девочка моя. Так легко и до проклятия седого Мироздания дойти, а это дорога в никуда.
— Костёр во мне пылает, а в нём будто холод кипит...
— Прошу тебя, не дави на жалость.
— Оно само собой получилось как-то...



— Понимаю тебя. Ты выбилась из сил, твои крылья опустились и нет мочи лететь дальше. И вера истощилась. Значит, ты выбрала свой путь и он не тот, что был предопределён...
— Возможно. Мне казалось, что я знаю, куда мне нужно идти.
— Знать и пройти — чувствуешь разницу?



— Погоди. Если ты не бродяга и не Ангел, то кто ты такой?! И откуда знаешь моё имя?
— Скажу так: я знаю твои грёзы, в них твоё имя. А меня зовут Сантьяго.
— Тот самый Святой Сантьяго** или это эффект моего забытья?
— Нет. Я — тот самый... Только прошу, не называй меня святым.
— Разве святое тяготит тебя?
— Это понятие не находит во мне отклика. Что оно значит, по-твоему?
— Что-то непостижимое... Однозначно и не скажешь.



— Хм... Моя дорога — это мой путь к Богу. Только понять не могу: а в чём здесь святость?
— Святость — как единство с Богом.
— Мы все связаны с Ним. Но мне за что она, святость? Поэтому, может быть, и не наступает душевный покой. Люди выдумали, будто Господь наставляет их через меня. Зачем? Я же грешен. Я всегда был обыкновенным человеком с именем Сантьяго... Я не святой. Разве кто-то знал мои помыслы? Нет. Только я. Разве это Бог одарил меня статусом? Нет. Люди. Такие же, как и я. Всякая святость, которой удостаивают человека, больше напоминает мне эфемерный образ счастья, который создают невежественные умы. И эти умы преследуют потом собственное зыбкое отражение до тех пор, пока не наступит разочарование из-за неспособности настигнуть то, чего нет. Некоторые, правда, ухитряются подтянуться и догнать сотворённое ими созерцание, но уже через мгновение оно становится им ненужным. Увы...



— Святым может быть место. Или храм. Если война его уничтожит, то та земля, на котором стоял храм, не перестанет быть священной. Кто-то обязательно придёт туда, посмотрит на руины, поклонится им, почувствует боль в душе, и восстановит порушенное. Святость, вера, тайна — это часть нашей жизни, а не легенды и мифы.
— А паломничество?
— И паломничество. Это, скорее, внутреннее странствование, сокровенное...
— А сейчас твой путь далеко лежит?
— Есть такая китайская поговорка: «Ты сказал — я поверил; ты повторил — я засомневался; ты стал настаивать и я понял, что ты лжёшь». Я о сомнениях. Они заставляют меня возвращаться к началу. Хочу убедиться, что я тогда жил...
— Мы могли бы пойти вместе.
— Как конвоир и арестант? Нет, Юн Шу, наши пути расходятся у этого колодца. Но отныне мы будем идти рядом. Понимаешь меня?



— У тебя свой путь. Тебе не нужно искать Свет, ты станешь зажигать его в других своей правдой, своей насыщенной душой, своей любовью и стихами. Ты никогда до этого не бывала в пустыне?
— Только в своих мечтах.
— Представь тогда, что ты стоишь там одна, а на десятки миль вокруг никого. Оцени себя. Какова твоя значимость?
— За десятки миль никого?
— Ну хорошо. За сотни миль — ни души! Никого не видно, ничего не слышно. Вот тогда ты и узнаешь силу своей Веры и величие Духа. Они поведут тебя.



— Ты открываешь дверь — это сделать легко. Переступить через порог куда тяжелее. Что останется позади? Дотлевающий очаг? Цели? Мечты? Богатство? Всё, что ты будешь силиться удержать — канет в Лету. Воспоминания о былом? Они словно падающие тени станут искажать свой контур до неузнаваемости. Пусть твои босые ноги ощутят не лепестки роз, а путь, усыпанный сомнениями. Не надо стоять на пороге, дверь за спиной уже захлопнулась...



— Прощай, Юн Шу.


 
— Постой!



— Имя у тебя...
— Сантьяго? Испанское.
— Волшебное.
— Знаешь что, Юн Шу, твоё забытье утрачивает силу...
— Знаю.
— И?
— Предлагаю насладиться моментом. Прямо сейчас.
— «Сейчас» — это, пожалуй, всё, что у нас есть... Carpe diem*...





— Когда Тьма и Свет сливаются, то такая энергия порождает взрыв. Свет — это ты, Тьма — я. Меня поглощает магия Света. Я становлюсь тобой... Хватаю глазами миг исчезновения и кровь загорается... Прощай, Сантьяго!
 

 

— Ты во мне... Здравствуй, мой Сантьяго, здравствуй...

 
 



----------------------------------------------------------------------------
 

*Святой Иаков (по-испански Santiago) — небесный покровитель паломников. Как апостол, предпринявший, по преданию, далёкое путешествие из Святой земли в Испанию.
Тысячи людей ежегодно следуют ему в поисках вдохновения. Этот путь ведёт не только в Сантьяго-де-Компостелу, он ведёт к себе. Каждый, кто начинает путь Сантьяго, заканчивает его уже другим человеком.
Возраст пути святого Иакова насчитывает Х веков. Каждый путешественник, а не только тот, кто следует по религиозным соображениям, считается паломником или пилигримом;
*Carpe diem (кáрпэ ди́эм, с лат. — «лови день») — крылатое латинское выражение, означающее «живи настоящим», «лови момент».