Уважаемые гости, настоятельно рекомендую перед чтением включать
сопроводительную мелодию, она под эссе. Поверьте,
такое чтение расширит эмоциональный фон и поможет понять идею автора,
её глубину.
СОЛГАТЬ и ОТНЯТЬ
Ты не можешь смотреть на меня –
Посмотри ни при встрече, ни фото.
Посмотри, чтоб солгать и отнять –
Посмотри миг глазами кого-то.
Ты не можешь меня провожать –
Проводи, не шагая со мною.
Проводи, чтоб солгать и отнять –
Проводи меня лентой лесною.
Ты не можешь мне всё рассказать –
Расскажи ни строкой, ни словами.
Расскажи, чтоб солгать и отнять –
Расскажи дождевыми ветрами.
Ты не можешь меня обнимать –
Обними ни руками, ни взором.
Обними, чтоб солгать и отнять –
Обними синим призрачным морем.
Ты не можешь меня целовать –
Поцелуй ни губами, ни ядом.
Поцелуй, чтоб солгать и отнять –
Поцелуй ледяным снегопадом.
Ты не можешь во сне меня знать –
Так приснись ни собой, ни мечтою.
Появись, чтоб солгать и отнять –
Покажись мне иконой святою.
Ты не можешь меня полюбить –
Полюби же ни кровью, ни сердцем.
Полюби, чтоб солгать и сгубить –
Полюби меня жизнью и смертью.
***
Свирепый ночной дождь бился диким зверем по крыше, колол мир
раскатами грома, глушил все звуки и в этом была его красота. Залог
стихии — тьма, сарказм её чёрного рта. Она не грозила, она надменно
предлагала: «Будем взаимны — я не
трогаю тебя и ты не тревожь мою бездну. В моей запретной глубине ты не
найдёшь себе обитель...»
— Как будто подали шляпу и указали к выходу...
Бездомным бродягой шагнул Мастер в провал за открытой дверью. Там
никто не заметит его следов — они замерли шрамами бесконечных побед и
метками бесчисленных поражений до скончания века. Всё сомкнулось вокруг —
шум ливня и предупреждение темноты, а смысл — там, за невидимым
пределом, где не существует горизонта, куда всматривался Мастер, где
искал точку опоры и свободы. Там — это совсем рядом, за бестолочью
дождя, за массой тьмы, она — вот, только руку протяни!
Пришло время Музы — дождливая полночь новолуния!
Гекатою* спешит
она навстречу Мастеру, высокомерно, дико. В припадке алый хохот со
стволов сдирает взмокшую кору. От дерзости и прихоти её на мёртвых
землях
пробиваются ростки, наполненные зрелым ядом. От крика камни плавятся в
экстазе. Снуют породистые хищники вблизи — гуманности не обещают, оскалы
лютые не
прячут. Взирающим со стороны они рвут воем жилы.
Взметнулись крапы из-под ног её — все вверх (!!!) и родинками вбили по спине Созвездие Весов.
Акрибия* трепещущего тела превращала поступь Музы в развязное волнение тела:
горячие плечи, манящие бёдра, грудь, руки — они будто сами по себе
двигались в разных направлениях, но как же это слаженно и грациозно
получалось!
В зрачках рептильных мелькали оттиски гравюр со смятых простыней. Взгляд старше Ночи! Смотрела внутрь изнутри...
При вспышке молний, по ветвям холодным кралась, как змея, сверкая
чешуёй, стремилась к цели, в сердце
Демиурга.
Был Мастер без мольберта.
Ему не нужны краски и кисти, у него
есть воображение, он им смотрел, в угаре одержимости черпал он вдохновение, облекая наитие в
плоть. Реальность слабела перед его мысленным выражением, время становилось
сообщником опрометчивости, похожим на осязаемый мираж — туда густо
вплетались образы, там бесновались сюжеты, а неосознанные
желания Мастера обретали правдоподобную форму, контрастами по венам
оживали в понятной лишь ему странности.
Рассудок? О чём подобная ерунда? Его блажь не нуждалась в
оправдании, он смотрел вперёд, не опираясь на координаты. Его здесь уже
нет, он — там! Азартной смесью наслаждался он, цепкостью яростного
плена, как шаман у
кострища, где страсть пылала и чернота ночи́ сжималась до хруста...
«Сонм Смыслов — да! Дробится мир на мелкие значения. Но на распутье
направлений
предостаточно. Не надо поджидать себя. Как можно охватить мечту и
в рамках сдерживать её! Для
чего плавить ноты переживаний, искажая приливы тепла? Зачем
крылья сдирать? Чтобы превратиться в слепую недоптицу, летящую по
застывшей кайме исступления? Стать бедным гостем в этой жизни, рассыпав
чувственные искры пó ветру? К чему напрасно тратить время в поисках
Неба, когда оно
уже во мне, ЕЮ рождённое, когда ОНА мои цифры превратила в числа! Но
стану кем, когда упадка Муза Тьмы достигнет, когда я даже тенью
перестану быть её? Достаточно прыжка от сладострастия до смерти....»
Муза, недоступная и озарённая тьмой, вглядывалась с дрожью, словно выжимала
остатки тепла из сути Мастера. И было в этом созерцании что-то зловещее, и
чувствовался в этой прессованной темноте, в её дождливой заброшенности, запах
мстительного одиночества. Ей хотелось видеть огненную стихию там,
где мрак, и она понимала: подлинный цвет души Мастера лунно-белый, как у
тишины, его видно отовсюду. К нему можно коснуться взглядом, потрогать
словами, погладить, заскользить поцелуем, и вот тогда начнётся феерия
его цвета, с улыбкой на фоне пурпурного заката, с синим холодом в
прозрачных слезах, тогда изменится он, тогда всё воспрянет и к нему
возвратится, и каждый оттенок будет подобран так, словно кто-то в нём
души не чаял.
— Любовь бессмысленна, пойми. Её безумство — вожделение,
необузданное и всегда
разрушительное, авантюризм, обжигающий мнимой лёгкостью и воспалённый
смелостью,
когда мир вокруг исчезает и перестаёт существовать, а остаются только
грёзы, едва уловимый сладковатый запах, горячее дыхание... ха-ха!.. и
поцелуи... А после... после — обязательная боль... И ждать нечего, и
надеяться не на кого...
Холодные слова шугой* незримой, густой, безжалостно колючей, теснили сердце Мастера.
— Окончена драма или это только её начало?
В заброшенном святилище уснуть навеки предлагаешь? Кто спас, тому позволено и убить...
Есть в напевах твоих сокровенных
Роковая о гибели весть.
Есть проклятье заветов священных,
Поругание счастия есть.
И такая влекущая сила,
Что готов я твердить за молвой,
Будто ангелов ты низводила,
Соблазняя своей красотой…
И когда ты смеёшься над верой,
Над тобой загорается вдруг
Тот неяркий, пурпурово-серый
И когда-то мной виденный круг.
Зла, добра ли? — Ты вся — не отсюда.
Мудрено про тебя говорят:
Для иных ты — и Муза, и чудо,
Для меня ты — мученье и ад.
Я не знаю, зачем на рассвете,
В час, когда уже не было сил,
Не погиб я, но лик твой заметил
И твоих утешений просил?
Я хотел, чтоб мы были врагами,
Так за что ж подарила мне ты
Луг с цветами и твердь со звездами —
Всё проклятье своей красоты?
И коварнее северной ночи,
И хмельней золотого аи,
И любови цыганской короче
Были страшные ласки твои…
И была роковая отрада
В попираньи заветных святынь,
И безумная сердцу услада —
Эта горькая страсть, как полынь!*
Забвенья пыткам мне не надо, дай снов твоих былых отрезы — я ими залатаю раны во Вселенной!
— Замри в обмане чувств, мой Мастер, и не проси об этом — всё в твоей власти. Твоею стала я... Итог: две разных жизни для одной... Октябрь придёт, наполнит мои сны обманом... То
будет ложь другой... Но ты ищи меня всегда!
*Геката — покровительница мрака и ночных видений, лунного света и тёмного колдовства, она любительница ведьм;
*Акрибия — величайшая точность, тщательность, основательность, аккуратность;
*шуга — рыхлые скопления льда;
*стих Александра Блока «К Музе».