Странная судьба якутских воевод

      Архивы свидетельствуют, что якутская таможня регистрировала  в 40-е годы XVII столетия прохождение в низовья Лены на Яну, Индигирку, Колыму за сезон до полутысячи служилых и торговых людей, своеуженников-промышленников, покрученников, мастеровых людей, - шорников и плотников, кузнецов и карабельных мастеров. Это только официально. А сколько проходило туда, минуя таможню,  разного рода «гулящих людей» -  вольных охотников-промышленников и беглых сибирских казаков, крестьян с помещичьей Руси и бродяг-разбойников с криминальным прошлым. Этим не было нужды регистрироваться. То, что они добывали, продавалось на месте тем же торговым людям, там же зачастую прогуливалось-пропивалось  или становилось добычей  лихих людей.
     Что касается торгового и мастерового люда, то здесь все понятно. Торговцы – сбывали товар промышленникам и аборигенам, обдуривая насколько можно покупателей, и на этом наживаясь. Мастеровые  работали под заказ тех же торговых людей и промышленников, - валили лес, рубили избы-времянки, строили морские кочи и дощаники, снимали и выделывали собольи и песцовые шкурки, ладили ловушки на лесного зверя. И, должно быть, тоже неплохо на этом зарабатывали. И деньгами и теми же соболями. 
     Чем были заняты служилые люди – тоже ясно: воевали с аборигенами, принуждая их к покорности, ловили аманатов-заложников, брали шерть-клятву с князцов «быть вечно и неотступно под рукой государевой», собирали ясак, заводили ясачные книги. Если было чем, - торговали со смирившимися «иноземцами», или «побивали» их и грабили, когда они сопротивлялись, захватывая в качестве ясыря  женщин и детей и потом требуя за них выкуп. Тоже, как видим, дел хватало, и нажиться было на чём. А если уж и после этого еще оставалось время, то, пишут в книжках, - занимались промыслом.
     Ну а чем же занималась такая прорва вольных промышленников и покрученников? Промышляли соболей, - говорят нам архивы. Но дело в том, что сами же эти люди, - и промышленники и служилые, не раз говорили и писали в отписках, что в низовьях северных рек соболя нет, потому что де - тундра, добрый соболь держится в залесенных верховьях рек. Так к верховьям этих рек можно было добраться Алданом, а то и тропами на лошадях, которыми можно было разжиться у якутов. Тоже, конечно, не без трудностей, но не с таким риском, - это уже не Заполярье.
     Чего же тогда, спрашивается, идти к устьям этих рек, рисковать жизнью, добираясь туда студеным морем через льды, свирепые ветры и штормы на утлых самодельных суденышках? А потом еще и плыть многие сотни верст через пустынную тундру к этим самым речным  верховьям.
     Можно понять тех людей, что толпами ринулись в Даурию вслед за Хабаровым. Там и климат мягкий, и хлеб есть, и местные жители не такие воинственные, как чукчи, юкагиры или коряки. И доброго соболя по Амуру не меньше, чем на севере. Чем же объяснить упорное стремление людей на северные реки?  Может быть, влекла их надежда разжиться «рыбьим зубом», – моржовым клыком? Тоже вещь дорогая и пользовавшаяся спросом. Но ведь тяжелая, да  и за пуд, в самом лучшем случае, -  60 «рублёв», а если он ломаный, еще и   с трещинами, так всего лишь 20. К тому же он тоже не валяется, где попало по берегу, - на островах, на коргах-отмелях. Их еще надо было найти, а к островам – плыть с немалым риском. При этом аборигены местные – чукчи не очень-то склонны были делиться этим добром, они и сами в нем нуждались.  
     А сколько было мороки вывозить этот рыбий зуб,  даже если и повезет.  Это ведь не соболи, которых можно в торбу напихать и тысячу штук. На горбу много не унесешь, - нужны суда.  А на судне опять же морем, через льды, с риском попасть в шторм и потерять не только рыбий зуб, но и собственную голову. Нет, не похоже, чтобы рыбий зуб был главной причиной паломничества на северные реки. Тогда что?

                                      *

     Это паломничество  началось при воеводе Петре Головине и в полную силу развернулось при  Василии Пушкине. Чем закончилось его воеводство? Читаем: скончался в Якутске в 1649 году накануне смены его воеводой Францбековым. Причина смерти неизвестна.
     А чем закончилось непродолжительное воеводство Дмитрия Францбекова? - Сыском,  досрочным  снятием в 1652 году с воеводства. Историки  пишут, что он недолго прожил после того, как покинул Якутск  и что в боярской книге 1658 года упоминается только лишь его брат, - Иван Андреевич. Нет никаких сведений и об участии Францбекова в сыске по делу Хабарова-Зиновьева, которое проводилось в Москве в 1655 году, хотя он имел к нему прямое отношение. Таким образом,  нет ясности, когда и при каких обстоятельствах он умер и вообще вернулся ли он в Москву. 
     Сыщик Сибирского приказа Иван Акинфов лишь короткое время исполнял обязанности якутского воеводы, занимаясь сыском по делу Францбекова. Осенью 1652  года на воеводство заступил стольник Михаил Лодыженский. Он, по-видимому, тоже немало узнал такого, о чем не следовало бы знать в столице. При этом, - пишут историки, сумел присвоить 537 «сороков» соболей.  После завершения воеводства в 1660 году по дороге из Якутска в Москву в Маковском острожке   воевода Лодыженский и дьяк Тонково неожиданно скончались. Причина смерти – неизвестна. 
     Следующим якутским воеводой  стал  Иван Федорович Голенищев-Кутузов. Тоже был мздоимец, каких поискать надо. В 1667 году накануне его смены на воеводстве князем И.П. Борятинским он тоже вдруг неожиданно умер. 
     Цепь смертей будет иметь продолжение. В исторических хрониках нет никаких сведений о возвращении в Москву якутского воеводы князя Якова Волконского. Год его смерти неизвестен. В  Якутске его сменил Андрей Афанасьевич Бернешлев. Этот ушлый обрусевший англичанин (по рождению Уильям Бернсли) действительно был весьма энергичным и предприимчивым человеком, пробившимся из статуса ссыльного человека к вершинам власти, - был назначен  якутским воеводой. 
     В Якутске, - пишут историки, Бернешлев самым энергичным образом взялся за наведение порядка. Меры, принимаемые им в отношении нерадивости, крамолы и смуты, отличались чрезмерной строгостью. Бернешлев был жесток и нередко прибегал к насилию. Пытался бороться он и с казнокрадством и стяжательством служилых людей. Но могла ли эта борьба быть успешной, если он и сам был образцом  мздоимца и стяжателя. Летом 1677 года  Бернешлев обвинил 19 казаков и восьмерых промышленников в организации заговора,  якобы намеревавшихся убить воеводу. Москва поддержала воеводу в его намерениях (в это время страной правил государь Федор Алексеевич).  После короткого следствия воевода арестовал и казнил заговорщиков. За все время существования Якутского воеводства это был первый случай открытой массовой казни служилых людей по приказу воеводы.
     Бернешлев занимал воеводскую должность   до 1678 года. В конце  воеводства он вступил в острый конфликт с казаками и ясачными людьми. В 1679 году  якуты подали на воеводу  челобитную, в которой обвиняли его в том, что он «чинил налоги и обиды и тесноты великие, имал насилством и соболи и скот и кони добрые, и дочерей девок; и от живых мужей жен имал себе в холопство, и крестил, и имал себе во двор казачьих детей в холопство». Этого столичное руководство уже простить не могло. Бернешлева досрочно сняли с воеводства, предписав явиться в Тобольск для разбирательства. Однако Бернешлев, «едучи с Сибири, на Кети умре на дороге». Случилось это в 1679 году. Причина смерти неизвестна. 
     Не кажется ли вам странной это однообразие судеб якутских воевод?  Впрочем, смерть Бернешлева еще можно объяснить, - русские люди не прощали обид иноземцам,  пусть даже и обрусевшим.  Но чем объяснить цепь смертей его предшественников?

                                      *

     Вот здесь мы подходим к самому интересному и вместе с тем – к одному из самых загадочных мест дежневской эпопеи. Что так прельщало Семена Дежнева и его спутников в этой глухомани?  Ведь почти пять лет они скрывались на Анадыре, - на самом краю земли, не присылая ясака, и не подавая о себе никакой вести. Чем они там занимались? И вообще, чем вызвано такое паломничество русских людей на крайний север? 
     Ныне всем известно, что  все реки этого района, особенно Колыма,  богаты золотыми россыпями. Специалисты утверждают, что в Северном Ледовитом океане,  вдоль практически всех 13 тыс. км.  северо-восточного побережья  от устья Лены до Берингова пролива тянутся золотоносные прибрежно-морские россыпи. В северной части Анадырского залива, - между мысом Беринга и устьем реки Эргувеем, на северном побережье Охотского моря в районе полуострова Тайгонос, Кони и города Охотска также обнаружены проявления россыпного золота.
Такие же месторождения открыты и на полуострове Сьюард на Аляске со схожими геологическими условиями. Они питаются золотом, вымываемым из кристаллических сланцев реки Энвил-Крик. Здесь пляжные россыпи протягиваются на 5 км вдоль берега полосой шириной 90 м и мощностью до 1 м. В морских террасах на высоте 11-24 м  и на удалении 1.5-7.5 км.  от моря также обнаружены золотоносные пласты шириной до 30 м и мощностью до 3 м. Содержание металла  в них порой достигает 250 г на тонну породы. И ведь не только в виде золотого песка, но и в виде разной величины самородков. Так может быть, золото было главным объектом притяжения всех этих людей? 
     Но вот ведь что странно. В архивах того времени нет об этом ни строчки, ни даже малейшего намека. О поисках и находке серебра – есть, а о находке золота – нет ни слова. О том, что золото встречается в виде россыпей в поймах рек,  в России конечно знали.  В XVI веке страны Европы, особенно Португалия и Испания, были можно сказать завалены американским золотом, добытом в россыпях. По разным оценкам, в течение XVI  века Испания получила от своих американских колоний от 154 до 311 тонн золота, что составляет примерно 40%  золота, добытого во всем мире в этот период.
     Как бы там ни было, но русские люди, в том числе  якутские промышленники и служилые казаки,  знали, что золото в виде песка и даже самородков может встречаться в руслах рек. Может быть, они и слышали от своих более образованных наставников, - воевод, дьяков и подьячих, письменных голов и детей боярских, что в студеном климате золото родиться не может. Но человек любопытен, - «а вдруг…». К тому же сама жизнь порою сталкивала их с необходимостью бродить по отмелям рек, ковырять и раскапывать песок. 
     Неужели, спрашиваю я себя,   тысячи русских людей, побывавших во времена Дежнева в устьях северных рек, на протяжении многих лет занимаясь там рыбной ловлей, строительством дощаников, выковыривавших на коргах и отмелях заморный моржовый клык, нигде ни разу не обнаружили золота? Но ведь такого не может быть! Речь, конечно, не идет о систематической добыче, но случайные, единичные находки без сомнения имели место. Их просто не могло не быть.
     Добавьте к этому боевые и мирные контакты с аборигенами этих земель. Они-то жили на этой земле сотнями лет, и тоже бродили по руслам рек, строили разного рода рыбные ловушки, добывали, раскапывали моржовый клык, который широко использовали в быту, бивни вымерших мамонтов. Неужели и они никогда не натыкались на золотые самородки, которые не могли не привлечь  их внимания своими свойствами. А русские люди, громя и грабя аборигенские стойбища,  ни разу не встречали там золотых самородков? 
     Правда,  знатоки древней культуры северных народов  утверждают, что золото не было у них в почете. Ценили серебро, - из него юкагиры делали разного рода украшения, а золото – нет. Как это объяснить, - дело специалистов-культуроведов, но ведь не могли они оставить без внимания эти «желтые камешки» хотя бы из-за редкости таких находок и их необычной тяжести. И юкагиры и чукчи были людьми практичными и хозяйственными, использовали в своей жизни все, что давала им природа. Не видя в золотых самородках особой ценности, они вполне могли использовать их в качестве, например, грузила при рыбной ловле или даже в качестве якоря байдары, если этот камень был достаточно велик и тяжел. Тем более что проделать дырку в этом мягком металле не представляло особого труда.
     И у чукчей и у юкагиров широкое распространение в те времена имела охотничья снасть, - так называемая бола. Она  представляла собой 10;12 веревочек из плетеных оленьих, белужьих или китовых жил длиною 70;90 см, нижние концы которых были связаны, а к верхним были прикреплены костяные (из оленьего рога или моржового клыка) грузила величиной с грецкий орех. 
Бола применялась для охоты на птиц: ее бросали в летящую стаю.  Перед броском по шнуркам, как расческой, проводили пальцами, чтобы они не были спутаны. Затем косточки зажимали в левой ладони, шнурки натягивали, левой рукой бола наводилась на цель и резким взмахом над головой бросалась в летящую стаю. Как только бола выпускалась из рук, костяшки в воздухе расходились, и весь снаряд становился похожим на парашют без полотна или тележное колесо без обода.  Веревки обвивались вокруг шеи и крыльев птицы, после чего она падала на землю. Высота полета болы достигала 80—100 м. При искусном метании в плотно летящую стаю, охотник мог запутать сразу 2;3 птицы. 
     С приходом русских, аборигены, разживаясь у них свинцом,  стали заменять, - пишут историки,  костяные грузила болы на более компактные, - свинцовые. Согласитесь, что еще более удобными в этом смысле были  «никчемные», но более тяжелые желтые камешки, которые находили чукчи и юкагиры в руслах рек. Такая практика, видимо, тоже имела место, если учесть, что, как пишут историки, бола, подвешенная на шею и готовая к немедленному применению, была принадлежностью  каждого мужчины-чукчи, - от юношей до стариков. Чукчи, наверное,  были немало удивлены тем, что пришельцы готовы были ради этих камешков поступиться даже ясаком, предпочитая  их   соболям, и рыбьему зубу.
     Одним словом, было немало обстоятельств, способствовавших тому, чтобы  первые  русские землепроходцы обнаружили на северных реках золото. Разумеется, где и как это происходило, старались держать в глубочайшей тайне. Но можно ли сохранить это в тайне, тем более, если тому были свидетели из своей же братии. Так что слухи о таких находках, без сомнения, дошли до Якутска, что и явилось причиной массового паломничества туда русских людей.
Наверное, каждый понимал редкость такой находки, но, как  любой золотоискатель всех времен и народов,   верил в свою удачу.  Мало кто подобно Ломоносову задумывался над тем, откуда берется такое золото, принимали это, как Подарок Судьбы, как дар Божий.
     Конечно, продолжали промышлять и соболей, и рыбий зуб. Сдав в казну ясак, половину добытого моржового клыка и уплатив со всего оставшегося государеву десятину, можно было кое-что нажить  и себе. Но вожделенной добычей стало золото, хотя все знали, что золото, как и серебро по государеву указу являлось собственностью казны. Зато представьте себе, какие здесь скрывались возможности.  
     Золото в те времена ценилось в 16 раз дороже серебра. Ценность золотого самородка размером с ноготь большого пальца или 20 граммов (наперсток или чайная ложка) золотого песка соответствовал стоимости  добротного моржового клыка весом в 7 фунтов (около трех килограммов), а мешочек золотого песка с самородками, легко размещавшийся в поясе, соответствовал стоимости 7-10 сороков соболей.  Это тебе не тяжеловесный моржовый клык и не соболи, которых не спрячешь ни за щеку, ни даже под седло, -  на таможне все равно найдут. Здесь  же появлялись сотни  вариантов, как упрятать драгоценную добычу, скрыть её от глаз таможенников, целовальников  и воеводских приказных людей. Не напрасно же говорят на Руси, - голь на выдумки хитра.
     Так что случаи находки золота хранились в глубокой тайне, причем  не только из конкурентных соображений, но и из соображений собственной безопасности, поскольку если об этом кто-то узнает, то можно было превратиться в объект домогательства, а то и стать жертвой жестоких пыток. Кроме того, все понимали, что если узнают об этом власти, то, несмотря на вечную нехватку людей, найдутся у государя и стрельцы и воеводы и дьяки с подьячими, чтобы оградить это место, взять  его в казну, - под государеву руку.  И  не видать тогда рядовым якутским служилым  людям ни промысловой удачи, ни Божьего дара.  Потому больше всего опасались они, чтобы не узнали об этом якутские воеводы, тем более – столичные власти.
     Если  случалось так, что знанием места находок  становилась группа единомышленников, то здесь вступал в действие принцип круговой поруки. Но человек слаб! Стопроцентной гарантии сохранить тайну не давала даже и круговая порука. Тот же Федот Ветошка, - сотоварищ Семена Дежнева, выбравшись, как нынче говорят,  «на материк»,  и, добравшись до первого питейного заведения в Жиганске, пошел «в разнос».  В короткое время пропил и прогулял в компании с Евсейкой Павловым двадцать пудов привезенного с Анадыря моржового клыка. О том, что  «служилые люди у него пропились», писал в Якутск  торговый человек Никита Малахов.  Только ли моржовый клык пропил Федот Ветошка, и можно ли при таком запое сохранить тайну? 
     Одним словом, есть все основания считать, что о находках золота вскоре стало известно и якутским воеводам. Но что они могли сделать? Кого-то, может быть, и перехватили с самородком, конфисковали находку, пытали на дыбе и каленым железом, - где взял? Но ведь самородок – это не месторождение, может и искали там, да ничего не нашли, тем более, что никто в то время не знал как и откуда оно берется такое золото.
     Да и был ли смысл воеводе придавать такое дело  огласке, оставлять следы таких находок в документах якутской приказной избы. Думал, наверное, как бы самому разжиться золотишком, а уж когда сдам воеводство, вернусь в Москву, там можно и рассказать, - глядишь, можно и прославиться открытием золота.
     Читатель, должно быть, усмехнется,  прочитав такое заключение, - расфантазировался де автор. Может быть, конечно, и так, только вот ведь что интересно. По всему миру  россыпное золото добывалось, а в России на огромной её территории его не было. Во всяком случае, официально оно не было открыто. Уж насколько деятелен был в этом отношении Петр Первый. Его знаменитая  Берг-привилегия 1719 года провозгласила: « …  каждому дается воля, какого бы чина и достоинства он ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь - злато, сребро, медь, олово, свинец, железо, також  минералы, земли и каменья».Правда, пункт 17 привилегии предупреждал:  «Против же того…, которые изобретенные руды утаят, и доносить об них не будут, … объявляется наш жестокий гнев и неотложное телесное наказание, смертная казнь и лишение всех имений ….». В эти годы в государственное делопроизводство было введено понятие «Кабинет Его Императорского Величества» - учреждение, ведавшее  казной и личным имуществом русской императорской фамилии. Все найденное, прежде всего, конечно,  золото и серебро, должно было быть немедленно передано в казну, а территория удачной находки передавалась во владение Кабинету.
     Увы, и петровская привилегия не привела к открытию в России россыпного золота. К тому времени среди ученых мужей сформировалось мнение, что россыпного золота на Руси нет, и не может быть, поскольку оно де родится только в южных странах под влиянием жары и яркого солнца. Даже такой патриот России, каким был главный рудознатец Петра I Василий Татищев писал: «чтобы в Сибири, в таком студеном климате, такая руда могла быть, в этом сумление немалое, если токмо рассудить, какого великого жара солнечного для сего металла потребно».
     Противником этой теории выступил М.В. Ломоносов. Он был  прав, полагая, что в природе могут существовать месторождения, в которых «золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторваны и между песком рассеяны»,  что «во  множестве рек, протекающих в разных местах России, сыщется золотая руда…, которую можно опробовать новоизобретённым мною способом». В 1761 году  он предложил организовать по берегам рек поиски россыпного золота, но из-за большого числа скептически настроенных членов тогдашней академии, сенат зарубил этот проект, положил его  «под сукно». 
     Золотые россыпи в России так и не были открыты вплоть до начала XIX столетия, когда при  государе Александре I  был издан сенатский указ «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». И произошло чудо, - российский мир словно перевернулся. Золотодобыча стала не просто развиваться, а произошел своего рода взрыв.  В 1823 году на  Урале уже насчитывалось 204 золотых прииска, большая часть которых принадлежала частным лицам.  Добыча золота стала развиваться такими темпами, что к 1845 году Россия оказалась впереди планеты всей, - русское золото составило более 47% мировой добычи.
     Пишут, что вслед за Уралом россыпное золото нашли на Алтае, в Сибири, Забайкалье, Приморье, а позднее в  Якутии и даже на Чукотке. Так ли? Позднее ли? Можно ли поверить, что за пол столетия продвижения к восточным окраинам континента, продвижения в основном по рекам,  богатым золотыми россыпями,  русские люди ни разу не наткнулись на золотые песчинки, а то и самородки? 
     Ну а о причинах безвременной кончины якутских воевод пусть читатель домысливает сам.
  Архивы свидетельствуют, что якутская таможня регистрировала  в 40-е годы XVII столетия прохождение в низовья Лены на Яну, Индигирку, Колыму за сезон до полутысячи служилых и торговых людей, своеуженников-промышленников, покрученников, мастеровых людей, - шорников и плотников, кузнецов и карабельных мастеров. Это только официально. А сколько проходило туда, минуя таможню,  разного рода «гулящих людей» -  вольных охотников-промышленников и беглых сибирских казаков, крестьян с помещичьей Руси и бродяг-разбойников с криминальным прошлым. Этим не было нужды регистрироваться. То, что они добывали, продавалось на месте тем же торговым людям, там же зачастую прогуливалось-пропивалось  или становилось добычей  лихих людей.
     Что касается торгового и мастерового люда, то здесь все понятно. Торговцы – сбывали товар промышленникам и аборигенам, обдуривая насколько можно покупателей, и на этом наживаясь. Мастеровые  работали под заказ тех же торговых людей и промышленников, - валили лес, рубили избы-времянки, строили морские кочи и дощаники, снимали и выделывали собольи и песцовые шкурки, ладили ловушки на лесного зверя. И, должно быть, тоже неплохо на этом зарабатывали. И деньгами и теми же соболями. 
     Чем были заняты служилые люди – тоже ясно: воевали с аборигенами, принуждая их к покорности, ловили аманатов-заложников, брали шерть-клятву с князцов «быть вечно и неотступно под рукой государевой», собирали ясак, заводили ясачные книги. Если было чем, - торговали со смирившимися «иноземцами», или «побивали» их и грабили, когда они сопротивлялись, захватывая в качестве ясыря  женщин и детей и потом требуя за них выкуп. Тоже, как видим, дел хватало, и нажиться было на чём. А если уж и после этого еще оставалось время, то, пишут в книжках, - занимались промыслом.
     Ну а чем же занималась такая прорва вольных промышленников и покрученников? Промышляли соболей, - говорят нам архивы. Но дело в том, что сами же эти люди, - и промышленники и служилые, не раз говорили и писали в отписках, что в низовьях северных рек соболя нет, потому что де - тундра, добрый соболь держится в залесенных верховьях рек. Так к верховьям этих рек можно было добраться Алданом, а то и тропами на лошадях, которыми можно было разжиться у якутов. Тоже, конечно, не без трудностей, но не с таким риском, - это уже не Заполярье.
     Чего же тогда, спрашивается, идти к устьям этих рек, рисковать жизнью, добираясь туда студеным морем через льды, свирепые ветры и штормы на утлых самодельных суденышках? А потом еще и плыть многие сотни верст через пустынную тундру к этим самым речным  верховьям.
     Можно понять тех людей, что толпами ринулись в Даурию вслед за Хабаровым. Там и климат мягкий, и хлеб есть, и местные жители не такие воинственные, как чукчи, юкагиры или коряки. И доброго соболя по Амуру не меньше, чем на севере. Чем же объяснить упорное стремление людей на северные реки?  Может быть, влекла их надежда разжиться «рыбьим зубом», – моржовым клыком? Тоже вещь дорогая и пользовавшаяся спросом. Но ведь тяжелая, да  и за пуд, в самом лучшем случае, -  60 «рублёв», а если он ломаный, еще и   с трещинами, так всего лишь 20. К тому же он тоже не валяется, где попало по берегу, - на островах, на коргах-отмелях. Их еще надо было найти, а к островам – плыть с немалым риском. При этом аборигены местные – чукчи не очень-то склонны были делиться этим добром, они и сами в нем нуждались.  
     А сколько было мороки вывозить этот рыбий зуб,  даже если и повезет.  Это ведь не соболи, которых можно в торбу напихать и тысячу штук. На горбу много не унесешь, - нужны суда.  А на судне опять же морем, через льды, с риском попасть в шторм и потерять не только рыбий зуб, но и собственную голову. Нет, не похоже, чтобы рыбий зуб был главной причиной паломничества на северные реки. Тогда что?

                                      *

     Это паломничество  началось при воеводе Петре Головине и в полную силу развернулось при  Василии Пушкине. Чем закончилось его воеводство? Читаем: скончался в Якутске в 1649 году накануне смены его воеводой Францбековым. Причина смерти неизвестна.
     А чем закончилось непродолжительное воеводство Дмитрия Францбекова? - Сыском,  досрочным  снятием в 1652 году с воеводства. Историки  пишут, что он недолго прожил после того, как покинул Якутск  и что в боярской книге 1658 года упоминается только лишь его брат, - Иван Андреевич. Нет никаких сведений и об участии Францбекова в сыске по делу Хабарова-Зиновьева, которое проводилось в Москве в 1655 году, хотя он имел к нему прямое отношение. Таким образом,  нет ясности, когда и при каких обстоятельствах он умер и вообще вернулся ли он в Москву. 
     Сыщик Сибирского приказа Иван Акинфов лишь короткое время исполнял обязанности якутского воеводы, занимаясь сыском по делу Францбекова. Осенью 1652  года на воеводство заступил стольник Михаил Лодыженский. Он, по-видимому, тоже немало узнал такого, о чем не следовало бы знать в столице. При этом, - пишут историки, сумел присвоить 537 «сороков» соболей.  После завершения воеводства в 1660 году по дороге из Якутска в Москву в Маковском острожке   воевода Лодыженский и дьяк Тонково неожиданно скончались. Причина смерти – неизвестна. 
     Следующим якутским воеводой  стал  Иван Федорович Голенищев-Кутузов. Тоже был мздоимец, каких поискать надо. В 1667 году накануне его смены на воеводстве князем И.П. Борятинским он тоже вдруг неожиданно умер. 
     Цепь смертей будет иметь продолжение. В исторических хрониках нет никаких сведений о возвращении в Москву якутского воеводы князя Якова Волконского. Год его смерти неизвестен. В  Якутске его сменил Андрей Афанасьевич Бернешлев. Этот ушлый обрусевший англичанин (по рождению Уильям Бернсли) действительно был весьма энергичным и предприимчивым человеком, пробившимся из статуса ссыльного человека к вершинам власти, - был назначен  якутским воеводой. 
     В Якутске, - пишут историки, Бернешлев самым энергичным образом взялся за наведение порядка. Меры, принимаемые им в отношении нерадивости, крамолы и смуты, отличались чрезмерной строгостью. Бернешлев был жесток и нередко прибегал к насилию. Пытался бороться он и с казнокрадством и стяжательством служилых людей. Но могла ли эта борьба быть успешной, если он и сам был образцом  мздоимца и стяжателя. Летом 1677 года  Бернешлев обвинил 19 казаков и восьмерых промышленников в организации заговора,  якобы намеревавшихся убить воеводу. Москва поддержала воеводу в его намерениях (в это время страной правил государь Федор Алексеевич).  После короткого следствия воевода арестовал и казнил заговорщиков. За все время существования Якутского воеводства это был первый случай открытой массовой казни служилых людей по приказу воеводы.
     Бернешлев занимал воеводскую должность   до 1678 года. В конце  воеводства он вступил в острый конфликт с казаками и ясачными людьми. В 1679 году  якуты подали на воеводу  челобитную, в которой обвиняли его в том, что он «чинил налоги и обиды и тесноты великие, имал насилством и соболи и скот и кони добрые, и дочерей девок; и от живых мужей жен имал себе в холопство, и крестил, и имал себе во двор казачьих детей в холопство». Этого столичное руководство уже простить не могло. Бернешлева досрочно сняли с воеводства, предписав явиться в Тобольск для разбирательства. Однако Бернешлев, «едучи с Сибири, на Кети умре на дороге». Случилось это в 1679 году. Причина смерти неизвестна. 
     Не кажется ли вам странной это однообразие судеб якутских воевод?  Впрочем, смерть Бернешлева еще можно объяснить, - русские люди не прощали обид иноземцам,  пусть даже и обрусевшим.  Но чем объяснить цепь смертей его предшественников?

                                      *

     Вот здесь мы подходим к самому интересному и вместе с тем – к одному из самых загадочных мест дежневской эпопеи. Что так прельщало Семена Дежнева и его спутников в этой глухомани?  Ведь почти пять лет они скрывались на Анадыре, - на самом краю земли, не присылая ясака, и не подавая о себе никакой вести. Чем они там занимались? И вообще, чем вызвано такое паломничество русских людей на крайний север? 
     Ныне всем известно, что  все реки этого района, особенно Колыма,  богаты золотыми россыпями. Специалисты утверждают, что в Северном Ледовитом океане,  вдоль практически всех 13 тыс. км.  северо-восточного побережья  от устья Лены до Берингова пролива тянутся золотоносные прибрежно-морские россыпи. В северной части Анадырского залива, - между мысом Беринга и устьем реки Эргувеем, на северном побережье Охотского моря в районе полуострова Тайгонос, Кони и города Охотска также обнаружены проявления россыпного золота.
Такие же месторождения открыты и на полуострове Сьюард на Аляске со схожими геологическими условиями. Они питаются золотом, вымываемым из кристаллических сланцев реки Энвил-Крик. Здесь пляжные россыпи протягиваются на 5 км вдоль берега полосой шириной 90 м и мощностью до 1 м. В морских террасах на высоте 11-24 м  и на удалении 1.5-7.5 км.  от моря также обнаружены золотоносные пласты шириной до 30 м и мощностью до 3 м. Содержание металла  в них порой достигает 250 г на тонну породы. И ведь не только в виде золотого песка, но и в виде разной величины самородков. Так может быть, золото было главным объектом притяжения всех этих людей? 
     Но вот ведь что странно. В архивах того времени нет об этом ни строчки, ни даже малейшего намека. О поисках и находке серебра – есть, а о находке золота – нет ни слова. О том, что золото встречается в виде россыпей в поймах рек,  в России конечно знали.  В XVI веке страны Европы, особенно Португалия и Испания, были можно сказать завалены американским золотом, добытом в россыпях. По разным оценкам, в течение XVI  века Испания получила от своих американских колоний от 154 до 311 тонн золота, что составляет примерно 40%  золота, добытого во всем мире в этот период.
     Как бы там ни было, но русские люди, в том числе  якутские промышленники и служилые казаки,  знали, что золото в виде песка и даже самородков может встречаться в руслах рек. Может быть, они и слышали от своих более образованных наставников, - воевод, дьяков и подьячих, письменных голов и детей боярских, что в студеном климате золото родиться не может. Но человек любопытен, - «а вдруг…». К тому же сама жизнь порою сталкивала их с необходимостью бродить по отмелям рек, ковырять и раскапывать песок. 
     Неужели, спрашиваю я себя,   тысячи русских людей, побывавших во времена Дежнева в устьях северных рек, на протяжении многих лет занимаясь там рыбной ловлей, строительством дощаников, выковыривавших на коргах и отмелях заморный моржовый клык, нигде ни разу не обнаружили золота? Но ведь такого не может быть! Речь, конечно, не идет о систематической добыче, но случайные, единичные находки без сомнения имели место. Их просто не могло не быть.
     Добавьте к этому боевые и мирные контакты с аборигенами этих земель. Они-то жили на этой земле сотнями лет, и тоже бродили по руслам рек, строили разного рода рыбные ловушки, добывали, раскапывали моржовый клык, который широко использовали в быту, бивни вымерших мамонтов. Неужели и они никогда не натыкались на золотые самородки, которые не могли не привлечь  их внимания своими свойствами. А русские люди, громя и грабя аборигенские стойбища,  ни разу не встречали там золотых самородков? 
     Правда,  знатоки древней культуры северных народов  утверждают, что золото не было у них в почете. Ценили серебро, - из него юкагиры делали разного рода украшения, а золото – нет. Как это объяснить, - дело специалистов-культуроведов, но ведь не могли они оставить без внимания эти «желтые камешки» хотя бы из-за редкости таких находок и их необычной тяжести. И юкагиры и чукчи были людьми практичными и хозяйственными, использовали в своей жизни все, что давала им природа. Не видя в золотых самородках особой ценности, они вполне могли использовать их в качестве, например, грузила при рыбной ловле или даже в качестве якоря байдары, если этот камень был достаточно велик и тяжел. Тем более что проделать дырку в этом мягком металле не представляло особого труда.
     И у чукчей и у юкагиров широкое распространение в те времена имела охотничья снасть, - так называемая бола. Она  представляла собой 10;12 веревочек из плетеных оленьих, белужьих или китовых жил длиною 70;90 см, нижние концы которых были связаны, а к верхним были прикреплены костяные (из оленьего рога или моржового клыка) грузила величиной с грецкий орех. 
Бола применялась для охоты на птиц: ее бросали в летящую стаю.  Перед броском по шнуркам, как расческой, проводили пальцами, чтобы они не были спутаны. Затем косточки зажимали в левой ладони, шнурки натягивали, левой рукой бола наводилась на цель и резким взмахом над головой бросалась в летящую стаю. Как только бола выпускалась из рук, костяшки в воздухе расходились, и весь снаряд становился похожим на парашют без полотна или тележное колесо без обода.  Веревки обвивались вокруг шеи и крыльев птицы, после чего она падала на землю. Высота полета болы достигала 80—100 м. При искусном метании в плотно летящую стаю, охотник мог запутать сразу 2;3 птицы. 
     С приходом русских, аборигены, разживаясь у них свинцом,  стали заменять, - пишут историки,  костяные грузила болы на более компактные, - свинцовые. Согласитесь, что еще более удобными в этом смысле были  «никчемные», но более тяжелые желтые камешки, которые находили чукчи и юкагиры в руслах рек. Такая практика, видимо, тоже имела место, если учесть, что, как пишут историки, бола, подвешенная на шею и готовая к немедленному применению, была принадлежностью  каждого мужчины-чукчи, - от юношей до стариков. Чукчи, наверное,  были немало удивлены тем, что пришельцы готовы были ради этих камешков поступиться даже ясаком, предпочитая  их   соболям, и рыбьему зубу.
     Одним словом, было немало обстоятельств, способствовавших тому, чтобы  первые  русские землепроходцы обнаружили на северных реках золото. Разумеется, где и как это происходило, старались держать в глубочайшей тайне. Но можно ли сохранить это в тайне, тем более, если тому были свидетели из своей же братии. Так что слухи о таких находках, без сомнения, дошли до Якутска, что и явилось причиной массового паломничества туда русских людей.
Наверное, каждый понимал редкость такой находки, но, как  любой золотоискатель всех времен и народов,   верил в свою удачу.  Мало кто подобно Ломоносову задумывался над тем, откуда берется такое золото, принимали это, как Подарок Судьбы, как дар Божий.
     Конечно, продолжали промышлять и соболей, и рыбий зуб. Сдав в казну ясак, половину добытого моржового клыка и уплатив со всего оставшегося государеву десятину, можно было кое-что нажить  и себе. Но вожделенной добычей стало золото, хотя все знали, что золото, как и серебро по государеву указу являлось собственностью казны. Зато представьте себе, какие здесь скрывались возможности.  
     Золото в те времена ценилось в 16 раз дороже серебра. Ценность золотого самородка размером с ноготь большого пальца или 20 граммов (наперсток или чайная ложка) золотого песка соответствовал стоимости  добротного моржового клыка весом в 7 фунтов (около трех килограммов), а мешочек золотого песка с самородками, легко размещавшийся в поясе, соответствовал стоимости 7-10 сороков соболей.  Это тебе не тяжеловесный моржовый клык и не соболи, которых не спрячешь ни за щеку, ни даже под седло, -  на таможне все равно найдут. Здесь  же появлялись сотни  вариантов, как упрятать драгоценную добычу, скрыть её от глаз таможенников, целовальников  и воеводских приказных людей. Не напрасно же говорят на Руси, - голь на выдумки хитра.
     Так что случаи находки золота хранились в глубокой тайне, причем  не только из конкурентных соображений, но и из соображений собственной безопасности, поскольку если об этом кто-то узнает, то можно было превратиться в объект домогательства, а то и стать жертвой жестоких пыток. Кроме того, все понимали, что если узнают об этом власти, то, несмотря на вечную нехватку людей, найдутся у государя и стрельцы и воеводы и дьяки с подьячими, чтобы оградить это место, взять  его в казну, - под государеву руку.  И  не видать тогда рядовым якутским служилым  людям ни промысловой удачи, ни Божьего дара.  Потому больше всего опасались они, чтобы не узнали об этом якутские воеводы, тем более – столичные власти.
     Если  случалось так, что знанием места находок  становилась группа единомышленников, то здесь вступал в действие принцип круговой поруки. Но человек слаб! Стопроцентной гарантии сохранить тайну не давала даже и круговая порука. Тот же Федот Ветошка, - сотоварищ Семена Дежнева, выбравшись, как нынче говорят,  «на материк»,  и, добравшись до первого питейного заведения в Жиганске, пошел «в разнос».  В короткое время пропил и прогулял в компании с Евсейкой Павловым двадцать пудов привезенного с Анадыря моржового клыка. О том, что  «служилые люди у него пропились», писал в Якутск  торговый человек Никита Малахов.  Только ли моржовый клык пропил Федот Ветошка, и можно ли при таком запое сохранить тайну? 
     Одним словом, есть все основания считать, что о находках золота вскоре стало известно и якутским воеводам. Но что они могли сделать? Кого-то, может быть, и перехватили с самородком, конфисковали находку, пытали на дыбе и каленым железом, - где взял? Но ведь самородок – это не месторождение, может и искали там, да ничего не нашли, тем более, что никто в то время не знал как и откуда оно берется такое золото.
     Да и был ли смысл воеводе придавать такое дело  огласке, оставлять следы таких находок в документах якутской приказной избы. Думал, наверное, как бы самому разжиться золотишком, а уж когда сдам воеводство, вернусь в Москву, там можно и рассказать, - глядишь, можно и прославиться открытием золота.
     Читатель, должно быть, усмехнется,  прочитав такое заключение, - расфантазировался де автор. Может быть, конечно, и так, только вот ведь что интересно. По всему миру  россыпное золото добывалось, а в России на огромной её территории его не было. Во всяком случае, официально оно не было открыто. Уж насколько деятелен был в этом отношении Петр Первый. Его знаменитая  Берг-привилегия 1719 года провозгласила: « …  каждому дается воля, какого бы чина и достоинства он ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь - злато, сребро, медь, олово, свинец, железо, також  минералы, земли и каменья».Правда, пункт 17 привилегии предупреждал:  «Против же того…, которые изобретенные руды утаят, и доносить об них не будут, … объявляется наш жестокий гнев и неотложное телесное наказание, смертная казнь и лишение всех имений ….». В эти годы в государственное делопроизводство было введено понятие «Кабинет Его Императорского Величества» - учреждение, ведавшее  казной и личным имуществом русской императорской фамилии. Все найденное, прежде всего, конечно,  золото и серебро, должно было быть немедленно передано в казну, а территория удачной находки передавалась во владение Кабинету.
     Увы, и петровская привилегия не привела к открытию в России россыпного золота. К тому времени среди ученых мужей сформировалось мнение, что россыпного золота на Руси нет, и не может быть, поскольку оно де родится только в южных странах под влиянием жары и яркого солнца. Даже такой патриот России, каким был главный рудознатец Петра I Василий Татищев писал: «чтобы в Сибири, в таком студеном климате, такая руда могла быть, в этом сумление немалое, если токмо рассудить, какого великого жара солнечного для сего металла потребно».
     Противником этой теории выступил М.В. Ломоносов. Он был  прав, полагая, что в природе могут существовать месторождения, в которых «золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторваны и между песком рассеяны»,  что «во  множестве рек, протекающих в разных местах России, сыщется золотая руда…, которую можно опробовать новоизобретённым мною способом». В 1761 году  он предложил организовать по берегам рек поиски россыпного золота, но из-за большого числа скептически настроенных членов тогдашней академии, сенат зарубил этот проект, положил его  «под сукно». 
     Золотые россыпи в России так и не были открыты вплоть до начала XIX столетия, когда при  государе Александре I  был издан сенатский указ «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». И произошло чудо, - российский мир словно перевернулся. Золотодобыча стала не просто развиваться, а произошел своего рода взрыв.  В 1823 году на  Урале уже насчитывалось 204 золотых прииска, большая часть которых принадлежала частным лицам.  Добыча золота стала развиваться такими темпами, что к 1845 году Россия оказалась впереди планеты всей, - русское золото составило более 47% мировой добычи.
     Пишут, что вслед за Уралом россыпное золото нашли на Алтае, в Сибири, Забайкалье, Приморье, а позднее в  Якутии и даже на Чукотке. Так ли? Позднее ли? Можно ли поверить, что за пол столетия продвижения к восточным окраинам континента, продвижения в основном по рекам,  богатым золотыми россыпями,  русские люди ни разу не наткнулись на золотые песчинки, а то и самородки? 
     Ну а о причинах безвременной кончины якутских воевод пусть читатель домысливает сам.
  Архивы свидетельствуют, что якутская таможня регистрировала  в 40-е годы XVII столетия прохождение в низовья Лены на Яну, Индигирку, Колыму за сезон до полутысячи служилых и торговых людей, своеуженников-промышленников, покрученников, мастеровых людей, - шорников и плотников, кузнецов и карабельных мастеров. Это только официально. А сколько проходило туда, минуя таможню,  разного рода «гулящих людей» -  вольных охотников-промышленников и беглых сибирских казаков, крестьян с помещичьей Руси и бродяг-разбойников с криминальным прошлым. Этим не было нужды регистрироваться. То, что они добывали, продавалось на месте тем же торговым людям, там же зачастую прогуливалось-пропивалось  или становилось добычей  лихих людей.
     Что касается торгового и мастерового люда, то здесь все понятно. Торговцы – сбывали товар промышленникам и аборигенам, обдуривая насколько можно покупателей, и на этом наживаясь. Мастеровые  работали под заказ тех же торговых людей и промышленников, - валили лес, рубили избы-времянки, строили морские кочи и дощаники, снимали и выделывали собольи и песцовые шкурки, ладили ловушки на лесного зверя. И, должно быть, тоже неплохо на этом зарабатывали. И деньгами и теми же соболями. 
     Чем были заняты служилые люди – тоже ясно: воевали с аборигенами, принуждая их к покорности, ловили аманатов-заложников, брали шерть-клятву с князцов «быть вечно и неотступно под рукой государевой», собирали ясак, заводили ясачные книги. Если было чем, - торговали со смирившимися «иноземцами», или «побивали» их и грабили, когда они сопротивлялись, захватывая в качестве ясыря  женщин и детей и потом требуя за них выкуп. Тоже, как видим, дел хватало, и нажиться было на чём. А если уж и после этого еще оставалось время, то, пишут в книжках, - занимались промыслом.
     Ну а чем же занималась такая прорва вольных промышленников и покрученников? Промышляли соболей, - говорят нам архивы. Но дело в том, что сами же эти люди, - и промышленники и служилые, не раз говорили и писали в отписках, что в низовьях северных рек соболя нет, потому что де - тундра, добрый соболь держится в залесенных верховьях рек. Так к верховьям этих рек можно было добраться Алданом, а то и тропами на лошадях, которыми можно было разжиться у якутов. Тоже, конечно, не без трудностей, но не с таким риском, - это уже не Заполярье.
     Чего же тогда, спрашивается, идти к устьям этих рек, рисковать жизнью, добираясь туда студеным морем через льды, свирепые ветры и штормы на утлых самодельных суденышках? А потом еще и плыть многие сотни верст через пустынную тундру к этим самым речным  верховьям.
     Можно понять тех людей, что толпами ринулись в Даурию вслед за Хабаровым. Там и климат мягкий, и хлеб есть, и местные жители не такие воинственные, как чукчи, юкагиры или коряки. И доброго соболя по Амуру не меньше, чем на севере. Чем же объяснить упорное стремление людей на северные реки?  Может быть, влекла их надежда разжиться «рыбьим зубом», – моржовым клыком? Тоже вещь дорогая и пользовавшаяся спросом. Но ведь тяжелая, да  и за пуд, в самом лучшем случае, -  60 «рублёв», а если он ломаный, еще и   с трещинами, так всего лишь 20. К тому же он тоже не валяется, где попало по берегу, - на островах, на коргах-отмелях. Их еще надо было найти, а к островам – плыть с немалым риском. При этом аборигены местные – чукчи не очень-то склонны были делиться этим добром, они и сами в нем нуждались.  
     А сколько было мороки вывозить этот рыбий зуб,  даже если и повезет.  Это ведь не соболи, которых можно в торбу напихать и тысячу штук. На горбу много не унесешь, - нужны суда.  А на судне опять же морем, через льды, с риском попасть в шторм и потерять не только рыбий зуб, но и собственную голову. Нет, не похоже, чтобы рыбий зуб был главной причиной паломничества на северные реки. Тогда что?

                                      *

     Это паломничество  началось при воеводе Петре Головине и в полную силу развернулось при  Василии Пушкине. Чем закончилось его воеводство? Читаем: скончался в Якутске в 1649 году накануне смены его воеводой Францбековым. Причина смерти неизвестна.
     А чем закончилось непродолжительное воеводство Дмитрия Францбекова? - Сыском,  досрочным  снятием в 1652 году с воеводства. Историки  пишут, что он недолго прожил после того, как покинул Якутск  и что в боярской книге 1658 года упоминается только лишь его брат, - Иван Андреевич. Нет никаких сведений и об участии Францбекова в сыске по делу Хабарова-Зиновьева, которое проводилось в Москве в 1655 году, хотя он имел к нему прямое отношение. Таким образом,  нет ясности, когда и при каких обстоятельствах он умер и вообще вернулся ли он в Москву. 
     Сыщик Сибирского приказа Иван Акинфов лишь короткое время исполнял обязанности якутского воеводы, занимаясь сыском по делу Францбекова. Осенью 1652  года на воеводство заступил стольник Михаил Лодыженский. Он, по-видимому, тоже немало узнал такого, о чем не следовало бы знать в столице. При этом, - пишут историки, сумел присвоить 537 «сороков» соболей.  После завершения воеводства в 1660 году по дороге из Якутска в Москву в Маковском острожке   воевода Лодыженский и дьяк Тонково неожиданно скончались. Причина смерти – неизвестна. 
     Следующим якутским воеводой  стал  Иван Федорович Голенищев-Кутузов. Тоже был мздоимец, каких поискать надо. В 1667 году накануне его смены на воеводстве князем И.П. Борятинским он тоже вдруг неожиданно умер. 
     Цепь смертей будет иметь продолжение. В исторических хрониках нет никаких сведений о возвращении в Москву якутского воеводы князя Якова Волконского. Год его смерти неизвестен. В  Якутске его сменил Андрей Афанасьевич Бернешлев. Этот ушлый обрусевший англичанин (по рождению Уильям Бернсли) действительно был весьма энергичным и предприимчивым человеком, пробившимся из статуса ссыльного человека к вершинам власти, - был назначен  якутским воеводой. 
     В Якутске, - пишут историки, Бернешлев самым энергичным образом взялся за наведение порядка. Меры, принимаемые им в отношении нерадивости, крамолы и смуты, отличались чрезмерной строгостью. Бернешлев был жесток и нередко прибегал к насилию. Пытался бороться он и с казнокрадством и стяжательством служилых людей. Но могла ли эта борьба быть успешной, если он и сам был образцом  мздоимца и стяжателя. Летом 1677 года  Бернешлев обвинил 19 казаков и восьмерых промышленников в организации заговора,  якобы намеревавшихся убить воеводу. Москва поддержала воеводу в его намерениях (в это время страной правил государь Федор Алексеевич).  После короткого следствия воевода арестовал и казнил заговорщиков. За все время существования Якутского воеводства это был первый случай открытой массовой казни служилых людей по приказу воеводы.
     Бернешлев занимал воеводскую должность   до 1678 года. В конце  воеводства он вступил в острый конфликт с казаками и ясачными людьми. В 1679 году  якуты подали на воеводу  челобитную, в которой обвиняли его в том, что он «чинил налоги и обиды и тесноты великие, имал насилством и соболи и скот и кони добрые, и дочерей девок; и от живых мужей жен имал себе в холопство, и крестил, и имал себе во двор казачьих детей в холопство». Этого столичное руководство уже простить не могло. Бернешлева досрочно сняли с воеводства, предписав явиться в Тобольск для разбирательства. Однако Бернешлев, «едучи с Сибири, на Кети умре на дороге». Случилось это в 1679 году. Причина смерти неизвестна. 
     Не кажется ли вам странной это однообразие судеб якутских воевод?  Впрочем, смерть Бернешлева еще можно объяснить, - русские люди не прощали обид иноземцам,  пусть даже и обрусевшим.  Но чем объяснить цепь смертей его предшественников?

                                      *

     Вот здесь мы подходим к самому интересному и вместе с тем – к одному из самых загадочных мест дежневской эпопеи. Что так прельщало Семена Дежнева и его спутников в этой глухомани?  Ведь почти пять лет они скрывались на Анадыре, - на самом краю земли, не присылая ясака, и не подавая о себе никакой вести. Чем они там занимались? И вообще, чем вызвано такое паломничество русских людей на крайний север? 
     Ныне всем известно, что  все реки этого района, особенно Колыма,  богаты золотыми россыпями. Специалисты утверждают, что в Северном Ледовитом океане,  вдоль практически всех 13 тыс. км.  северо-восточного побережья  от устья Лены до Берингова пролива тянутся золотоносные прибрежно-морские россыпи. В северной части Анадырского залива, - между мысом Беринга и устьем реки Эргувеем, на северном побережье Охотского моря в районе полуострова Тайгонос, Кони и города Охотска также обнаружены проявления россыпного золота.
Такие же месторождения открыты и на полуострове Сьюард на Аляске со схожими геологическими условиями. Они питаются золотом, вымываемым из кристаллических сланцев реки Энвил-Крик. Здесь пляжные россыпи протягиваются на 5 км вдоль берега полосой шириной 90 м и мощностью до 1 м. В морских террасах на высоте 11-24 м  и на удалении 1.5-7.5 км.  от моря также обнаружены золотоносные пласты шириной до 30 м и мощностью до 3 м. Содержание металла  в них порой достигает 250 г на тонну породы. И ведь не только в виде золотого песка, но и в виде разной величины самородков. Так может быть, золото было главным объектом притяжения всех этих людей? 
     Но вот ведь что странно. В архивах того времени нет об этом ни строчки, ни даже малейшего намека. О поисках и находке серебра – есть, а о находке золота – нет ни слова. О том, что золото встречается в виде россыпей в поймах рек,  в России конечно знали.  В XVI веке страны Европы, особенно Португалия и Испания, были можно сказать завалены американским золотом, добытом в россыпях. По разным оценкам, в течение XVI  века Испания получила от своих американских колоний от 154 до 311 тонн золота, что составляет примерно 40%  золота, добытого во всем мире в этот период.
     Как бы там ни было, но русские люди, в том числе  якутские промышленники и служилые казаки,  знали, что золото в виде песка и даже самородков может встречаться в руслах рек. Может быть, они и слышали от своих более образованных наставников, - воевод, дьяков и подьячих, письменных голов и детей боярских, что в студеном климате золото родиться не может. Но человек любопытен, - «а вдруг…». К тому же сама жизнь порою сталкивала их с необходимостью бродить по отмелям рек, ковырять и раскапывать песок. 
     Неужели, спрашиваю я себя,   тысячи русских людей, побывавших во времена Дежнева в устьях северных рек, на протяжении многих лет занимаясь там рыбной ловлей, строительством дощаников, выковыривавших на коргах и отмелях заморный моржовый клык, нигде ни разу не обнаружили золота? Но ведь такого не может быть! Речь, конечно, не идет о систематической добыче, но случайные, единичные находки без сомнения имели место. Их просто не могло не быть.
     Добавьте к этому боевые и мирные контакты с аборигенами этих земель. Они-то жили на этой земле сотнями лет, и тоже бродили по руслам рек, строили разного рода рыбные ловушки, добывали, раскапывали моржовый клык, который широко использовали в быту, бивни вымерших мамонтов. Неужели и они никогда не натыкались на золотые самородки, которые не могли не привлечь  их внимания своими свойствами. А русские люди, громя и грабя аборигенские стойбища,  ни разу не встречали там золотых самородков? 
     Правда,  знатоки древней культуры северных народов  утверждают, что золото не было у них в почете. Ценили серебро, - из него юкагиры делали разного рода украшения, а золото – нет. Как это объяснить, - дело специалистов-культуроведов, но ведь не могли они оставить без внимания эти «желтые камешки» хотя бы из-за редкости таких находок и их необычной тяжести. И юкагиры и чукчи были людьми практичными и хозяйственными, использовали в своей жизни все, что давала им природа. Не видя в золотых самородках особой ценности, они вполне могли использовать их в качестве, например, грузила при рыбной ловле или даже в качестве якоря байдары, если этот камень был достаточно велик и тяжел. Тем более что проделать дырку в этом мягком металле не представляло особого труда.
     И у чукчей и у юкагиров широкое распространение в те времена имела охотничья снасть, - так называемая бола. Она  представляла собой 10;12 веревочек из плетеных оленьих, белужьих или китовых жил длиною 70;90 см, нижние концы которых были связаны, а к верхним были прикреплены костяные (из оленьего рога или моржового клыка) грузила величиной с грецкий орех. 
Бола применялась для охоты на птиц: ее бросали в летящую стаю.  Перед броском по шнуркам, как расческой, проводили пальцами, чтобы они не были спутаны. Затем косточки зажимали в левой ладони, шнурки натягивали, левой рукой бола наводилась на цель и резким взмахом над головой бросалась в летящую стаю. Как только бола выпускалась из рук, костяшки в воздухе расходились, и весь снаряд становился похожим на парашют без полотна или тележное колесо без обода.  Веревки обвивались вокруг шеи и крыльев птицы, после чего она падала на землю. Высота полета болы достигала 80—100 м. При искусном метании в плотно летящую стаю, охотник мог запутать сразу 2;3 птицы. 
     С приходом русских, аборигены, разживаясь у них свинцом,  стали заменять, - пишут историки,  костяные грузила болы на более компактные, - свинцовые. Согласитесь, что еще более удобными в этом смысле были  «никчемные», но более тяжелые желтые камешки, которые находили чукчи и юкагиры в руслах рек. Такая практика, видимо, тоже имела место, если учесть, что, как пишут историки, бола, подвешенная на шею и готовая к немедленному применению, была принадлежностью  каждого мужчины-чукчи, - от юношей до стариков. Чукчи, наверное,  были немало удивлены тем, что пришельцы готовы были ради этих камешков поступиться даже ясаком, предпочитая  их   соболям, и рыбьему зубу.
     Одним словом, было немало обстоятельств, способствовавших тому, чтобы  первые  русские землепроходцы обнаружили на северных реках золото. Разумеется, где и как это происходило, старались держать в глубочайшей тайне. Но можно ли сохранить это в тайне, тем более, если тому были свидетели из своей же братии. Так что слухи о таких находках, без сомнения, дошли до Якутска, что и явилось причиной массового паломничества туда русских людей.
Наверное, каждый понимал редкость такой находки, но, как  любой золотоискатель всех времен и народов,   верил в свою удачу.  Мало кто подобно Ломоносову задумывался над тем, откуда берется такое золото, принимали это, как Подарок Судьбы, как дар Божий.
     Конечно, продолжали промышлять и соболей, и рыбий зуб. Сдав в казну ясак, половину добытого моржового клыка и уплатив со всего оставшегося государеву десятину, можно было кое-что нажить  и себе. Но вожделенной добычей стало золото, хотя все знали, что золото, как и серебро по государеву указу являлось собственностью казны. Зато представьте себе, какие здесь скрывались возможности.  
     Золото в те времена ценилось в 16 раз дороже серебра. Ценность золотого самородка размером с ноготь большого пальца или 20 граммов (наперсток или чайная ложка) золотого песка соответствовал стоимости  добротного моржового клыка весом в 7 фунтов (около трех килограммов), а мешочек золотого песка с самородками, легко размещавшийся в поясе, соответствовал стоимости 7-10 сороков соболей.  Это тебе не тяжеловесный моржовый клык и не соболи, которых не спрячешь ни за щеку, ни даже под седло, -  на таможне все равно найдут. Здесь  же появлялись сотни  вариантов, как упрятать драгоценную добычу, скрыть её от глаз таможенников, целовальников  и воеводских приказных людей. Не напрасно же говорят на Руси, - голь на выдумки хитра.
     Так что случаи находки золота хранились в глубокой тайне, причем  не только из конкурентных соображений, но и из соображений собственной безопасности, поскольку если об этом кто-то узнает, то можно было превратиться в объект домогательства, а то и стать жертвой жестоких пыток. Кроме того, все понимали, что если узнают об этом власти, то, несмотря на вечную нехватку людей, найдутся у государя и стрельцы и воеводы и дьяки с подьячими, чтобы оградить это место, взять  его в казну, - под государеву руку.  И  не видать тогда рядовым якутским служилым  людям ни промысловой удачи, ни Божьего дара.  Потому больше всего опасались они, чтобы не узнали об этом якутские воеводы, тем более – столичные власти.
     Если  случалось так, что знанием места находок  становилась группа единомышленников, то здесь вступал в действие принцип круговой поруки. Но человек слаб! Стопроцентной гарантии сохранить тайну не давала даже и круговая порука. Тот же Федот Ветошка, - сотоварищ Семена Дежнева, выбравшись, как нынче говорят,  «на материк»,  и, добравшись до первого питейного заведения в Жиганске, пошел «в разнос».  В короткое время пропил и прогулял в компании с Евсейкой Павловым двадцать пудов привезенного с Анадыря моржового клыка. О том, что  «служилые люди у него пропились», писал в Якутск  торговый человек Никита Малахов.  Только ли моржовый клык пропил Федот Ветошка, и можно ли при таком запое сохранить тайну? 
     Одним словом, есть все основания считать, что о находках золота вскоре стало известно и якутским воеводам. Но что они могли сделать? Кого-то, может быть, и перехватили с самородком, конфисковали находку, пытали на дыбе и каленым железом, - где взял? Но ведь самородок – это не месторождение, может и искали там, да ничего не нашли, тем более, что никто в то время не знал как и откуда оно берется такое золото.
     Да и был ли смысл воеводе придавать такое дело  огласке, оставлять следы таких находок в документах якутской приказной избы. Думал, наверное, как бы самому разжиться золотишком, а уж когда сдам воеводство, вернусь в Москву, там можно и рассказать, - глядишь, можно и прославиться открытием золота.
     Читатель, должно быть, усмехнется,  прочитав такое заключение, - расфантазировался де автор. Может быть, конечно, и так, только вот ведь что интересно. По всему миру  россыпное золото добывалось, а в России на огромной её территории его не было. Во всяком случае, официально оно не было открыто. Уж насколько деятелен был в этом отношении Петр Первый. Его знаменитая  Берг-привилегия 1719 года провозгласила: « …  каждому дается воля, какого бы чина и достоинства он ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь - злато, сребро, медь, олово, свинец, железо, також  минералы, земли и каменья».Правда, пункт 17 привилегии предупреждал:  «Против же того…, которые изобретенные руды утаят, и доносить об них не будут, … объявляется наш жестокий гнев и неотложное телесное наказание, смертная казнь и лишение всех имений ….». В эти годы в государственное делопроизводство было введено понятие «Кабинет Его Императорского Величества» - учреждение, ведавшее  казной и личным имуществом русской императорской фамилии. Все найденное, прежде всего, конечно,  золото и серебро, должно было быть немедленно передано в казну, а территория удачной находки передавалась во владение Кабинету.
     Увы, и петровская привилегия не привела к открытию в России россыпного золота. К тому времени среди ученых мужей сформировалось мнение, что россыпного золота на Руси нет, и не может быть, поскольку оно де родится только в южных странах под влиянием жары и яркого солнца. Даже такой патриот России, каким был главный рудознатец Петра I Василий Татищев писал: «чтобы в Сибири, в таком студеном климате, такая руда могла быть, в этом сумление немалое, если токмо рассудить, какого великого жара солнечного для сего металла потребно».
     Противником этой теории выступил М.В. Ломоносов. Он был  прав, полагая, что в природе могут существовать месторождения, в которых «золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторваны и между песком рассеяны»,  что «во  множестве рек, протекающих в разных местах России, сыщется золотая руда…, которую можно опробовать новоизобретённым мною способом». В 1761 году  он предложил организовать по берегам рек поиски россыпного золота, но из-за большого числа скептически настроенных членов тогдашней академии, сенат зарубил этот проект, положил его  «под сукно». 
     Золотые россыпи в России так и не были открыты вплоть до начала XIX столетия, когда при  государе Александре I  был издан сенатский указ «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». И произошло чудо, - российский мир словно перевернулся. Золотодобыча стала не просто развиваться, а произошел своего рода взрыв.  В 1823 году на  Урале уже насчитывалось 204 золотых прииска, большая часть которых принадлежала частным лицам.  Добыча золота стала развиваться такими темпами, что к 1845 году Россия оказалась впереди планеты всей, - русское золото составило более 47% мировой добычи.
     Пишут, что вслед за Уралом россыпное золото нашли на Алтае, в Сибири, Забайкалье, Приморье, а позднее в  Якутии и даже на Чукотке. Так ли? Позднее ли? Можно ли поверить, что за пол столетия продвижения к восточным окраинам континента, продвижения в основном по рекам,  богатым золотыми россыпями,  русские люди ни разу не наткнулись на золотые песчинки, а то и самородки? 
     Ну а о причинах безвременной кончины якутских воевод пусть читатель домысливает сам.
  Архивы свидетельствуют, что якутская таможня регистрировала  в 40-е годы XVII столетия прохождение в низовья Лены на Яну, Индигирку, Колыму за сезон до полутысячи служилых и торговых людей, своеуженников-промышленников, покрученников, мастеровых людей, - шорников и плотников, кузнецов и карабельных мастеров. Это только официально. А сколько проходило туда, минуя таможню,  разного рода «гулящих людей» -  вольных охотников-промышленников и беглых сибирских казаков, крестьян с помещичьей Руси и бродяг-разбойников с криминальным прошлым. Этим не было нужды регистрироваться. То, что они добывали, продавалось на месте тем же торговым людям, там же зачастую прогуливалось-пропивалось  или становилось добычей  лихих людей.
     Что касается торгового и мастерового люда, то здесь все понятно. Торговцы – сбывали товар промышленникам и аборигенам, обдуривая насколько можно покупателей, и на этом наживаясь. Мастеровые  работали под заказ тех же торговых людей и промышленников, - валили лес, рубили избы-времянки, строили морские кочи и дощаники, снимали и выделывали собольи и песцовые шкурки, ладили ловушки на лесного зверя. И, должно быть, тоже неплохо на этом зарабатывали. И деньгами и теми же соболями. 
     Чем были заняты служилые люди – тоже ясно: воевали с аборигенами, принуждая их к покорности, ловили аманатов-заложников, брали шерть-клятву с князцов «быть вечно и неотступно под рукой государевой», собирали ясак, заводили ясачные книги. Если было чем, - торговали со смирившимися «иноземцами», или «побивали» их и грабили, когда они сопротивлялись, захватывая в качестве ясыря  женщин и детей и потом требуя за них выкуп. Тоже, как видим, дел хватало, и нажиться было на чём. А если уж и после этого еще оставалось время, то, пишут в книжках, - занимались промыслом.
     Ну а чем же занималась такая прорва вольных промышленников и покрученников? Промышляли соболей, - говорят нам архивы. Но дело в том, что сами же эти люди, - и промышленники и служилые, не раз говорили и писали в отписках, что в низовьях северных рек соболя нет, потому что де - тундра, добрый соболь держится в залесенных верховьях рек. Так к верховьям этих рек можно было добраться Алданом, а то и тропами на лошадях, которыми можно было разжиться у якутов. Тоже, конечно, не без трудностей, но не с таким риском, - это уже не Заполярье.
     Чего же тогда, спрашивается, идти к устьям этих рек, рисковать жизнью, добираясь туда студеным морем через льды, свирепые ветры и штормы на утлых самодельных суденышках? А потом еще и плыть многие сотни верст через пустынную тундру к этим самым речным  верховьям.
     Можно понять тех людей, что толпами ринулись в Даурию вслед за Хабаровым. Там и климат мягкий, и хлеб есть, и местные жители не такие воинственные, как чукчи, юкагиры или коряки. И доброго соболя по Амуру не меньше, чем на севере. Чем же объяснить упорное стремление людей на северные реки?  Может быть, влекла их надежда разжиться «рыбьим зубом», – моржовым клыком? Тоже вещь дорогая и пользовавшаяся спросом. Но ведь тяжелая, да  и за пуд, в самом лучшем случае, -  60 «рублёв», а если он ломаный, еще и   с трещинами, так всего лишь 20. К тому же он тоже не валяется, где попало по берегу, - на островах, на коргах-отмелях. Их еще надо было найти, а к островам – плыть с немалым риском. При этом аборигены местные – чукчи не очень-то склонны были делиться этим добром, они и сами в нем нуждались.  
     А сколько было мороки вывозить этот рыбий зуб,  даже если и повезет.  Это ведь не соболи, которых можно в торбу напихать и тысячу штук. На горбу много не унесешь, - нужны суда.  А на судне опять же морем, через льды, с риском попасть в шторм и потерять не только рыбий зуб, но и собственную голову. Нет, не похоже, чтобы рыбий зуб был главной причиной паломничества на северные реки. Тогда что?

                                      *

     Это паломничество  началось при воеводе Петре Головине и в полную силу развернулось при  Василии Пушкине. Чем закончилось его воеводство? Читаем: скончался в Якутске в 1649 году накануне смены его воеводой Францбековым. Причина смерти неизвестна.
     А чем закончилось непродолжительное воеводство Дмитрия Францбекова? - Сыском,  досрочным  снятием в 1652 году с воеводства. Историки  пишут, что он недолго прожил после того, как покинул Якутск  и что в боярской книге 1658 года упоминается только лишь его брат, - Иван Андреевич. Нет никаких сведений и об участии Францбекова в сыске по делу Хабарова-Зиновьева, которое проводилось в Москве в 1655 году, хотя он имел к нему прямое отношение. Таким образом,  нет ясности, когда и при каких обстоятельствах он умер и вообще вернулся ли он в Москву. 
     Сыщик Сибирского приказа Иван Акинфов лишь короткое время исполнял обязанности якутского воеводы, занимаясь сыском по делу Францбекова. Осенью 1652  года на воеводство заступил стольник Михаил Лодыженский. Он, по-видимому, тоже немало узнал такого, о чем не следовало бы знать в столице. При этом, - пишут историки, сумел присвоить 537 «сороков» соболей.  После завершения воеводства в 1660 году по дороге из Якутска в Москву в Маковском острожке   воевода Лодыженский и дьяк Тонково неожиданно скончались. Причина смерти – неизвестна. 
     Следующим якутским воеводой  стал  Иван Федорович Голенищев-Кутузов. Тоже был мздоимец, каких поискать надо. В 1667 году накануне его смены на воеводстве князем И.П. Борятинским он тоже вдруг неожиданно умер. 
     Цепь смертей будет иметь продолжение. В исторических хрониках нет никаких сведений о возвращении в Москву якутского воеводы князя Якова Волконского. Год его смерти неизвестен. В  Якутске его сменил Андрей Афанасьевич Бернешлев. Этот ушлый обрусевший англичанин (по рождению Уильям Бернсли) действительно был весьма энергичным и предприимчивым человеком, пробившимся из статуса ссыльного человека к вершинам власти, - был назначен  якутским воеводой. 
     В Якутске, - пишут историки, Бернешлев самым энергичным образом взялся за наведение порядка. Меры, принимаемые им в отношении нерадивости, крамолы и смуты, отличались чрезмерной строгостью. Бернешлев был жесток и нередко прибегал к насилию. Пытался бороться он и с казнокрадством и стяжательством служилых людей. Но могла ли эта борьба быть успешной, если он и сам был образцом  мздоимца и стяжателя. Летом 1677 года  Бернешлев обвинил 19 казаков и восьмерых промышленников в организации заговора,  якобы намеревавшихся убить воеводу. Москва поддержала воеводу в его намерениях (в это время страной правил государь Федор Алексеевич).  После короткого следствия воевода арестовал и казнил заговорщиков. За все время существования Якутского воеводства это был первый случай открытой массовой казни служилых людей по приказу воеводы.
     Бернешлев занимал воеводскую должность   до 1678 года. В конце  воеводства он вступил в острый конфликт с казаками и ясачными людьми. В 1679 году  якуты подали на воеводу  челобитную, в которой обвиняли его в том, что он «чинил налоги и обиды и тесноты великие, имал насилством и соболи и скот и кони добрые, и дочерей девок; и от живых мужей жен имал себе в холопство, и крестил, и имал себе во двор казачьих детей в холопство». Этого столичное руководство уже простить не могло. Бернешлева досрочно сняли с воеводства, предписав явиться в Тобольск для разбирательства. Однако Бернешлев, «едучи с Сибири, на Кети умре на дороге». Случилось это в 1679 году. Причина смерти неизвестна. 
     Не кажется ли вам странной это однообразие судеб якутских воевод?  Впрочем, смерть Бернешлева еще можно объяснить, - русские люди не прощали обид иноземцам,  пусть даже и обрусевшим.  Но чем объяснить цепь смертей его предшественников?

                                      *

     Вот здесь мы подходим к самому интересному и вместе с тем – к одному из самых загадочных мест дежневской эпопеи. Что так прельщало Семена Дежнева и его спутников в этой глухомани?  Ведь почти пять лет они скрывались на Анадыре, - на самом краю земли, не присылая ясака, и не подавая о себе никакой вести. Чем они там занимались? И вообще, чем вызвано такое паломничество русских людей на крайний север? 
     Ныне всем известно, что  все реки этого района, особенно Колыма,  богаты золотыми россыпями. Специалисты утверждают, что в Северном Ледовитом океане,  вдоль практически всех 13 тыс. км.  северо-восточного побережья  от устья Лены до Берингова пролива тянутся золотоносные прибрежно-морские россыпи. В северной части Анадырского залива, - между мысом Беринга и устьем реки Эргувеем, на северном побережье Охотского моря в районе полуострова Тайгонос, Кони и города Охотска также обнаружены проявления россыпного золота.
Такие же месторождения открыты и на полуострове Сьюард на Аляске со схожими геологическими условиями. Они питаются золотом, вымываемым из кристаллических сланцев реки Энвил-Крик. Здесь пляжные россыпи протягиваются на 5 км вдоль берега полосой шириной 90 м и мощностью до 1 м. В морских террасах на высоте 11-24 м  и на удалении 1.5-7.5 км.  от моря также обнаружены золотоносные пласты шириной до 30 м и мощностью до 3 м. Содержание металла  в них порой достигает 250 г на тонну породы. И ведь не только в виде золотого песка, но и в виде разной величины самородков. Так может быть, золото было главным объектом притяжения всех этих людей? 
     Но вот ведь что странно. В архивах того времени нет об этом ни строчки, ни даже малейшего намека. О поисках и находке серебра – есть, а о находке золота – нет ни слова. О том, что золото встречается в виде россыпей в поймах рек,  в России конечно знали.  В XVI веке страны Европы, особенно Португалия и Испания, были можно сказать завалены американским золотом, добытом в россыпях. По разным оценкам, в течение XVI  века Испания получила от своих американских колоний от 154 до 311 тонн золота, что составляет примерно 40%  золота, добытого во всем мире в этот период.
     Как бы там ни было, но русские люди, в том числе  якутские промышленники и служилые казаки,  знали, что золото в виде песка и даже самородков может встречаться в руслах рек. Может быть, они и слышали от своих более образованных наставников, - воевод, дьяков и подьячих, письменных голов и детей боярских, что в студеном климате золото родиться не может. Но человек любопытен, - «а вдруг…». К тому же сама жизнь порою сталкивала их с необходимостью бродить по отмелям рек, ковырять и раскапывать песок. 
     Неужели, спрашиваю я себя,   тысячи русских людей, побывавших во времена Дежнева в устьях северных рек, на протяжении многих лет занимаясь там рыбной ловлей, строительством дощаников, выковыривавших на коргах и отмелях заморный моржовый клык, нигде ни разу не обнаружили золота? Но ведь такого не может быть! Речь, конечно, не идет о систематической добыче, но случайные, единичные находки без сомнения имели место. Их просто не могло не быть.
     Добавьте к этому боевые и мирные контакты с аборигенами этих земель. Они-то жили на этой земле сотнями лет, и тоже бродили по руслам рек, строили разного рода рыбные ловушки, добывали, раскапывали моржовый клык, который широко использовали в быту, бивни вымерших мамонтов. Неужели и они никогда не натыкались на золотые самородки, которые не могли не привлечь  их внимания своими свойствами. А русские люди, громя и грабя аборигенские стойбища,  ни разу не встречали там золотых самородков? 
     Правда,  знатоки древней культуры северных народов  утверждают, что золото не было у них в почете. Ценили серебро, - из него юкагиры делали разного рода украшения, а золото – нет. Как это объяснить, - дело специалистов-культуроведов, но ведь не могли они оставить без внимания эти «желтые камешки» хотя бы из-за редкости таких находок и их необычной тяжести. И юкагиры и чукчи были людьми практичными и хозяйственными, использовали в своей жизни все, что давала им природа. Не видя в золотых самородках особой ценности, они вполне могли использовать их в качестве, например, грузила при рыбной ловле или даже в качестве якоря байдары, если этот камень был достаточно велик и тяжел. Тем более что проделать дырку в этом мягком металле не представляло особого труда.
     И у чукчей и у юкагиров широкое распространение в те времена имела охотничья снасть, - так называемая бола. Она  представляла собой 10;12 веревочек из плетеных оленьих, белужьих или китовых жил длиною 70;90 см, нижние концы которых были связаны, а к верхним были прикреплены костяные (из оленьего рога или моржового клыка) грузила величиной с грецкий орех. 
Бола применялась для охоты на птиц: ее бросали в летящую стаю.  Перед броском по шнуркам, как расческой, проводили пальцами, чтобы они не были спутаны. Затем косточки зажимали в левой ладони, шнурки натягивали, левой рукой бола наводилась на цель и резким взмахом над головой бросалась в летящую стаю. Как только бола выпускалась из рук, костяшки в воздухе расходились, и весь снаряд становился похожим на парашют без полотна или тележное колесо без обода.  Веревки обвивались вокруг шеи и крыльев птицы, после чего она падала на землю. Высота полета болы достигала 80—100 м. При искусном метании в плотно летящую стаю, охотник мог запутать сразу 2;3 птицы. 
     С приходом русских, аборигены, разживаясь у них свинцом,  стали заменять, - пишут историки,  костяные грузила болы на более компактные, - свинцовые. Согласитесь, что еще более удобными в этом смысле были  «никчемные», но более тяжелые желтые камешки, которые находили чукчи и юкагиры в руслах рек. Такая практика, видимо, тоже имела место, если учесть, что, как пишут историки, бола, подвешенная на шею и готовая к немедленному применению, была принадлежностью  каждого мужчины-чукчи, - от юношей до стариков. Чукчи, наверное,  были немало удивлены тем, что пришельцы готовы были ради этих камешков поступиться даже ясаком, предпочитая  их   соболям, и рыбьему зубу.
     Одним словом, было немало обстоятельств, способствовавших тому, чтобы  первые  русские землепроходцы обнаружили на северных реках золото. Разумеется, где и как это происходило, старались держать в глубочайшей тайне. Но можно ли сохранить это в тайне, тем более, если тому были свидетели из своей же братии. Так что слухи о таких находках, без сомнения, дошли до Якутска, что и явилось причиной массового паломничества туда русских людей.
Наверное, каждый понимал редкость такой находки, но, как  любой золотоискатель всех времен и народов,   верил в свою удачу.  Мало кто подобно Ломоносову задумывался над тем, откуда берется такое золото, принимали это, как Подарок Судьбы, как дар Божий.
     Конечно, продолжали промышлять и соболей, и рыбий зуб. Сдав в казну ясак, половину добытого моржового клыка и уплатив со всего оставшегося государеву десятину, можно было кое-что нажить  и себе. Но вожделенной добычей стало золото, хотя все знали, что золото, как и серебро по государеву указу являлось собственностью казны. Зато представьте себе, какие здесь скрывались возможности.  
     Золото в те времена ценилось в 16 раз дороже серебра. Ценность золотого самородка размером с ноготь большого пальца или 20 граммов (наперсток или чайная ложка) золотого песка соответствовал стоимости  добротного моржового клыка весом в 7 фунтов (около трех килограммов), а мешочек золотого песка с самородками, легко размещавшийся в поясе, соответствовал стоимости 7-10 сороков соболей.  Это тебе не тяжеловесный моржовый клык и не соболи, которых не спрячешь ни за щеку, ни даже под седло, -  на таможне все равно найдут. Здесь  же появлялись сотни  вариантов, как упрятать драгоценную добычу, скрыть её от глаз таможенников, целовальников  и воеводских приказных людей. Не напрасно же говорят на Руси, - голь на выдумки хитра.
     Так что случаи находки золота хранились в глубокой тайне, причем  не только из конкурентных соображений, но и из соображений собственной безопасности, поскольку если об этом кто-то узнает, то можно было превратиться в объект домогательства, а то и стать жертвой жестоких пыток. Кроме того, все понимали, что если узнают об этом власти, то, несмотря на вечную нехватку людей, найдутся у государя и стрельцы и воеводы и дьяки с подьячими, чтобы оградить это место, взять  его в казну, - под государеву руку.  И  не видать тогда рядовым якутским служилым  людям ни промысловой удачи, ни Божьего дара.  Потому больше всего опасались они, чтобы не узнали об этом якутские воеводы, тем более – столичные власти.
     Если  случалось так, что знанием места находок  становилась группа единомышленников, то здесь вступал в действие принцип круговой поруки. Но человек слаб! Стопроцентной гарантии сохранить тайну не давала даже и круговая порука. Тот же Федот Ветошка, - сотоварищ Семена Дежнева, выбравшись, как нынче говорят,  «на материк»,  и, добравшись до первого питейного заведения в Жиганске, пошел «в разнос».  В короткое время пропил и прогулял в компании с Евсейкой Павловым двадцать пудов привезенного с Анадыря моржового клыка. О том, что  «служилые люди у него пропились», писал в Якутск  торговый человек Никита Малахов.  Только ли моржовый клык пропил Федот Ветошка, и можно ли при таком запое сохранить тайну? 
     Одним словом, есть все основания считать, что о находках золота вскоре стало известно и якутским воеводам. Но что они могли сделать? Кого-то, может быть, и перехватили с самородком, конфисковали находку, пытали на дыбе и каленым железом, - где взял? Но ведь самородок – это не месторождение, может и искали там, да ничего не нашли, тем более, что никто в то время не знал как и откуда оно берется такое золото.
     Да и был ли смысл воеводе придавать такое дело  огласке, оставлять следы таких находок в документах якутской приказной избы. Думал, наверное, как бы самому разжиться золотишком, а уж когда сдам воеводство, вернусь в Москву, там можно и рассказать, - глядишь, можно и прославиться открытием золота.
     Читатель, должно быть, усмехнется,  прочитав такое заключение, - расфантазировался де автор. Может быть, конечно, и так, только вот ведь что интересно. По всему миру  россыпное золото добывалось, а в России на огромной её территории его не было. Во всяком случае, официально оно не было открыто. Уж насколько деятелен был в этом отношении Петр Первый. Его знаменитая  Берг-привилегия 1719 года провозгласила: « …  каждому дается воля, какого бы чина и достоинства он ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь - злато, сребро, медь, олово, свинец, железо, також  минералы, земли и каменья».Правда, пункт 17 привилегии предупреждал:  «Против же того…, которые изобретенные руды утаят, и доносить об них не будут, … объявляется наш жестокий гнев и неотложное телесное наказание, смертная казнь и лишение всех имений ….». В эти годы в государственное делопроизводство было введено понятие «Кабинет Его Императорского Величества» - учреждение, ведавшее  казной и личным имуществом русской императорской фамилии. Все найденное, прежде всего, конечно,  золото и серебро, должно было быть немедленно передано в казну, а территория удачной находки передавалась во владение Кабинету.
     Увы, и петровская привилегия не привела к открытию в России россыпного золота. К тому времени среди ученых мужей сформировалось мнение, что россыпного золота на Руси нет, и не может быть, поскольку оно де родится только в южных странах под влиянием жары и яркого солнца. Даже такой патриот России, каким был главный рудознатец Петра I Василий Татищев писал: «чтобы в Сибири, в таком студеном климате, такая руда могла быть, в этом сумление немалое, если токмо рассудить, какого великого жара солнечного для сего металла потребно».
     Противником этой теории выступил М.В. Ломоносов. Он был  прав, полагая, что в природе могут существовать месторождения, в которых «золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторваны и между песком рассеяны»,  что «во  множестве рек, протекающих в разных местах России, сыщется золотая руда…, которую можно опробовать новоизобретённым мною способом». В 1761 году  он предложил организовать по берегам рек поиски россыпного золота, но из-за большого числа скептически настроенных членов тогдашней академии, сенат зарубил этот проект, положил его  «под сукно». 
     Золотые россыпи в России так и не были открыты вплоть до начала XIX столетия, когда при  государе Александре I  был издан сенатский указ «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». И произошло чудо, - российский мир словно перевернулся. Золотодобыча стала не просто развиваться, а произошел своего рода взрыв.  В 1823 году на  Урале уже насчитывалось 204 золотых прииска, большая часть которых принадлежала частным лицам.  Добыча золота стала развиваться такими темпами, что к 1845 году Россия оказалась впереди планеты всей, - русское золото составило более 47% мировой добычи.
     Пишут, что вслед за Уралом россыпное золото нашли на Алтае, в Сибири, Забайкалье, Приморье, а позднее в  Якутии и даже на Чукотке. Так ли? Позднее ли? Можно ли поверить, что за пол столетия продвижения к восточным окраинам континента, продвижения в основном по рекам,  богатым золотыми россыпями,  русские люди ни разу не наткнулись на золотые песчинки, а то и самородки? 
     Ну а о причинах безвременной кончины якутских воевод пусть читатель домысливает сам.
  Архивы свидетельствуют, что якутская таможня регистрировала  в 40-е годы XVII столетия прохождение в низовья Лены на Яну, Индигирку, Колыму за сезон до полутысячи служилых и торговых людей, своеуженников-промышленников, покрученников, мастеровых людей, - шорников и плотников, кузнецов и карабельных мастеров. Это только официально. А сколько проходило туда, минуя таможню,  разного рода «гулящих людей» -  вольных охотников-промышленников и беглых сибирских казаков, крестьян с помещичьей Руси и бродяг-разбойников с криминальным прошлым. Этим не было нужды регистрироваться. То, что они добывали, продавалось на месте тем же торговым людям, там же зачастую прогуливалось-пропивалось  или становилось добычей  лихих людей.
     Что касается торгового и мастерового люда, то здесь все понятно. Торговцы – сбывали товар промышленникам и аборигенам, обдуривая насколько можно покупателей, и на этом наживаясь. Мастеровые  работали под заказ тех же торговых людей и промышленников, - валили лес, рубили избы-времянки, строили морские кочи и дощаники, снимали и выделывали собольи и песцовые шкурки, ладили ловушки на лесного зверя. И, должно быть, тоже неплохо на этом зарабатывали. И деньгами и теми же соболями. 
     Чем были заняты служилые люди – тоже ясно: воевали с аборигенами, принуждая их к покорности, ловили аманатов-заложников, брали шерть-клятву с князцов «быть вечно и неотступно под рукой государевой», собирали ясак, заводили ясачные книги. Если было чем, - торговали со смирившимися «иноземцами», или «побивали» их и грабили, когда они сопротивлялись, захватывая в качестве ясыря  женщин и детей и потом требуя за них выкуп. Тоже, как видим, дел хватало, и нажиться было на чём. А если уж и после этого еще оставалось время, то, пишут в книжках, - занимались промыслом.
     Ну а чем же занималась такая прорва вольных промышленников и покрученников? Промышляли соболей, - говорят нам архивы. Но дело в том, что сами же эти люди, - и промышленники и служилые, не раз говорили и писали в отписках, что в низовьях северных рек соболя нет, потому что де - тундра, добрый соболь держится в залесенных верховьях рек. Так к верховьям этих рек можно было добраться Алданом, а то и тропами на лошадях, которыми можно было разжиться у якутов. Тоже, конечно, не без трудностей, но не с таким риском, - это уже не Заполярье.
     Чего же тогда, спрашивается, идти к устьям этих рек, рисковать жизнью, добираясь туда студеным морем через льды, свирепые ветры и штормы на утлых самодельных суденышках? А потом еще и плыть многие сотни верст через пустынную тундру к этим самым речным  верховьям.
     Можно понять тех людей, что толпами ринулись в Даурию вслед за Хабаровым. Там и климат мягкий, и хлеб есть, и местные жители не такие воинственные, как чукчи, юкагиры или коряки. И доброго соболя по Амуру не меньше, чем на севере. Чем же объяснить упорное стремление людей на северные реки?  Может быть, влекла их надежда разжиться «рыбьим зубом», – моржовым клыком? Тоже вещь дорогая и пользовавшаяся спросом. Но ведь тяжелая, да  и за пуд, в самом лучшем случае, -  60 «рублёв», а если он ломаный, еще и   с трещинами, так всего лишь 20. К тому же он тоже не валяется, где попало по берегу, - на островах, на коргах-отмелях. Их еще надо было найти, а к островам – плыть с немалым риском. При этом аборигены местные – чукчи не очень-то склонны были делиться этим добром, они и сами в нем нуждались.  
     А сколько было мороки вывозить этот рыбий зуб,  даже если и повезет.  Это ведь не соболи, которых можно в торбу напихать и тысячу штук. На горбу много не унесешь, - нужны суда.  А на судне опять же морем, через льды, с риском попасть в шторм и потерять не только рыбий зуб, но и собственную голову. Нет, не похоже, чтобы рыбий зуб был главной причиной паломничества на северные реки. Тогда что?

                                      *

     Это паломничество  началось при воеводе Петре Головине и в полную силу развернулось при  Василии Пушкине. Чем закончилось его воеводство? Читаем: скончался в Якутске в 1649 году накануне смены его воеводой Францбековым. Причина смерти неизвестна.
     А чем закончилось непродолжительное воеводство Дмитрия Францбекова? - Сыском,  досрочным  снятием в 1652 году с воеводства. Историки  пишут, что он недолго прожил после того, как покинул Якутск  и что в боярской книге 1658 года упоминается только лишь его брат, - Иван Андреевич. Нет никаких сведений и об участии Францбекова в сыске по делу Хабарова-Зиновьева, которое проводилось в Москве в 1655 году, хотя он имел к нему прямое отношение. Таким образом,  нет ясности, когда и при каких обстоятельствах он умер и вообще вернулся ли он в Москву. 
     Сыщик Сибирского приказа Иван Акинфов лишь короткое время исполнял обязанности якутского воеводы, занимаясь сыском по делу Францбекова. Осенью 1652  года на воеводство заступил стольник Михаил Лодыженский. Он, по-видимому, тоже немало узнал такого, о чем не следовало бы знать в столице. При этом, - пишут историки, сумел присвоить 537 «сороков» соболей.  После завершения воеводства в 1660 году по дороге из Якутска в Москву в Маковском острожке   воевода Лодыженский и дьяк Тонково неожиданно скончались. Причина смерти – неизвестна. 
     Следующим якутским воеводой  стал  Иван Федорович Голенищев-Кутузов. Тоже был мздоимец, каких поискать надо. В 1667 году накануне его смены на воеводстве князем И.П. Борятинским он тоже вдруг неожиданно умер. 
     Цепь смертей будет иметь продолжение. В исторических хрониках нет никаких сведений о возвращении в Москву якутского воеводы князя Якова Волконского. Год его смерти неизвестен. В  Якутске его сменил Андрей Афанасьевич Бернешлев. Этот ушлый обрусевший англичанин (по рождению Уильям Бернсли) действительно был весьма энергичным и предприимчивым человеком, пробившимся из статуса ссыльного человека к вершинам власти, - был назначен  якутским воеводой. 
     В Якутске, - пишут историки, Бернешлев самым энергичным образом взялся за наведение порядка. Меры, принимаемые им в отношении нерадивости, крамолы и смуты, отличались чрезмерной строгостью. Бернешлев был жесток и нередко прибегал к насилию. Пытался бороться он и с казнокрадством и стяжательством служилых людей. Но могла ли эта борьба быть успешной, если он и сам был образцом  мздоимца и стяжателя. Летом 1677 года  Бернешлев обвинил 19 казаков и восьмерых промышленников в организации заговора,  якобы намеревавшихся убить воеводу. Москва поддержала воеводу в его намерениях (в это время страной правил государь Федор Алексеевич).  После короткого следствия воевода арестовал и казнил заговорщиков. За все время существования Якутского воеводства это был первый случай открытой массовой казни служилых людей по приказу воеводы.
     Бернешлев занимал воеводскую должность   до 1678 года. В конце  воеводства он вступил в острый конфликт с казаками и ясачными людьми. В 1679 году  якуты подали на воеводу  челобитную, в которой обвиняли его в том, что он «чинил налоги и обиды и тесноты великие, имал насилством и соболи и скот и кони добрые, и дочерей девок; и от живых мужей жен имал себе в холопство, и крестил, и имал себе во двор казачьих детей в холопство». Этого столичное руководство уже простить не могло. Бернешлева досрочно сняли с воеводства, предписав явиться в Тобольск для разбирательства. Однако Бернешлев, «едучи с Сибири, на Кети умре на дороге». Случилось это в 1679 году. Причина смерти неизвестна. 
     Не кажется ли вам странной это однообразие судеб якутских воевод?  Впрочем, смерть Бернешлева еще можно объяснить, - русские люди не прощали обид иноземцам,  пусть даже и обрусевшим.  Но чем объяснить цепь смертей его предшественников?

                                      *

     Вот здесь мы подходим к самому интересному и вместе с тем – к одному из самых загадочных мест дежневской эпопеи. Что так прельщало Семена Дежнева и его спутников в этой глухомани?  Ведь почти пять лет они скрывались на Анадыре, - на самом краю земли, не присылая ясака, и не подавая о себе никакой вести. Чем они там занимались? И вообще, чем вызвано такое паломничество русских людей на крайний север? 
     Ныне всем известно, что  все реки этого района, особенно Колыма,  богаты золотыми россыпями. Специалисты утверждают, что в Северном Ледовитом океане,  вдоль практически всех 13 тыс. км.  северо-восточного побережья  от устья Лены до Берингова пролива тянутся золотоносные прибрежно-морские россыпи. В северной части Анадырского залива, - между мысом Беринга и устьем реки Эргувеем, на северном побережье Охотского моря в районе полуострова Тайгонос, Кони и города Охотска также обнаружены проявления россыпного золота.
Такие же месторождения открыты и на полуострове Сьюард на Аляске со схожими геологическими условиями. Они питаются золотом, вымываемым из кристаллических сланцев реки Энвил-Крик. Здесь пляжные россыпи протягиваются на 5 км вдоль берега полосой шириной 90 м и мощностью до 1 м. В морских террасах на высоте 11-24 м  и на удалении 1.5-7.5 км.  от моря также обнаружены золотоносные пласты шириной до 30 м и мощностью до 3 м. Содержание металла  в них порой достигает 250 г на тонну породы. И ведь не только в виде золотого песка, но и в виде разной величины самородков. Так может быть, золото было главным объектом притяжения всех этих людей? 
     Но вот ведь что странно. В архивах того времени нет об этом ни строчки, ни даже малейшего намека. О поисках и находке серебра – есть, а о находке золота – нет ни слова. О том, что золото встречается в виде россыпей в поймах рек,  в России конечно знали.  В XVI веке страны Европы, особенно Португалия и Испания, были можно сказать завалены американским золотом, добытом в россыпях. По разным оценкам, в течение XVI  века Испания получила от своих американских колоний от 154 до 311 тонн золота, что составляет примерно 40%  золота, добытого во всем мире в этот период.
     Как бы там ни было, но русские люди, в том числе  якутские промышленники и служилые казаки,  знали, что золото в виде песка и даже самородков может встречаться в руслах рек. Может быть, они и слышали от своих более образованных наставников, - воевод, дьяков и подьячих, письменных голов и детей боярских, что в студеном климате золото родиться не может. Но человек любопытен, - «а вдруг…». К тому же сама жизнь порою сталкивала их с необходимостью бродить по отмелям рек, ковырять и раскапывать песок. 
     Неужели, спрашиваю я себя,   тысячи русских людей, побывавших во времена Дежнева в устьях северных рек, на протяжении многих лет занимаясь там рыбной ловлей, строительством дощаников, выковыривавших на коргах и отмелях заморный моржовый клык, нигде ни разу не обнаружили золота? Но ведь такого не может быть! Речь, конечно, не идет о систематической добыче, но случайные, единичные находки без сомнения имели место. Их просто не могло не быть.
     Добавьте к этому боевые и мирные контакты с аборигенами этих земель. Они-то жили на этой земле сотнями лет, и тоже бродили по руслам рек, строили разного рода рыбные ловушки, добывали, раскапывали моржовый клык, который широко использовали в быту, бивни вымерших мамонтов. Неужели и они никогда не натыкались на золотые самородки, которые не могли не привлечь  их внимания своими свойствами. А русские люди, громя и грабя аборигенские стойбища,  ни разу не встречали там золотых самородков? 
     Правда,  знатоки древней культуры северных народов  утверждают, что золото не было у них в почете. Ценили серебро, - из него юкагиры делали разного рода украшения, а золото – нет. Как это объяснить, - дело специалистов-культуроведов, но ведь не могли они оставить без внимания эти «желтые камешки» хотя бы из-за редкости таких находок и их необычной тяжести. И юкагиры и чукчи были людьми практичными и хозяйственными, использовали в своей жизни все, что давала им природа. Не видя в золотых самородках особой ценности, они вполне могли использовать их в качестве, например, грузила при рыбной ловле или даже в качестве якоря байдары, если этот камень был достаточно велик и тяжел. Тем более что проделать дырку в этом мягком металле не представляло особого труда.
     И у чукчей и у юкагиров широкое распространение в те времена имела охотничья снасть, - так называемая бола. Она  представляла собой 10;12 веревочек из плетеных оленьих, белужьих или китовых жил длиною 70;90 см, нижние концы которых были связаны, а к верхним были прикреплены костяные (из оленьего рога или моржового клыка) грузила величиной с грецкий орех. 
Бола применялась для охоты на птиц: ее бросали в летящую стаю.  Перед броском по шнуркам, как расческой, проводили пальцами, чтобы они не были спутаны. Затем косточки зажимали в левой ладони, шнурки натягивали, левой рукой бола наводилась на цель и резким взмахом над головой бросалась в летящую стаю. Как только бола выпускалась из рук, костяшки в воздухе расходились, и весь снаряд становился похожим на парашют без полотна или тележное колесо без обода.  Веревки обвивались вокруг шеи и крыльев птицы, после чего она падала на землю. Высота полета болы достигала 80—100 м. При искусном метании в плотно летящую стаю, охотник мог запутать сразу 2;3 птицы. 
     С приходом русских, аборигены, разживаясь у них свинцом,  стали заменять, - пишут историки,  костяные грузила болы на более компактные, - свинцовые. Согласитесь, что еще более удобными в этом смысле были  «никчемные», но более тяжелые желтые камешки, которые находили чукчи и юкагиры в руслах рек. Такая практика, видимо, тоже имела место, если учесть, что, как пишут историки, бола, подвешенная на шею и готовая к немедленному применению, была принадлежностью  каждого мужчины-чукчи, - от юношей до стариков. Чукчи, наверное,  были немало удивлены тем, что пришельцы готовы были ради этих камешков поступиться даже ясаком, предпочитая  их   соболям, и рыбьему зубу.
     Одним словом, было немало обстоятельств, способствовавших тому, чтобы  первые  русские землепроходцы обнаружили на северных реках золото. Разумеется, где и как это происходило, старались держать в глубочайшей тайне. Но можно ли сохранить это в тайне, тем более, если тому были свидетели из своей же братии. Так что слухи о таких находках, без сомнения, дошли до Якутска, что и явилось причиной массового паломничества туда русских людей.
Наверное, каждый понимал редкость такой находки, но, как  любой золотоискатель всех времен и народов,   верил в свою удачу.  Мало кто подобно Ломоносову задумывался над тем, откуда берется такое золото, принимали это, как Подарок Судьбы, как дар Божий.
     Конечно, продолжали промышлять и соболей, и рыбий зуб. Сдав в казну ясак, половину добытого моржового клыка и уплатив со всего оставшегося государеву десятину, можно было кое-что нажить  и себе. Но вожделенной добычей стало золото, хотя все знали, что золото, как и серебро по государеву указу являлось собственностью казны. Зато представьте себе, какие здесь скрывались возможности.  
     Золото в те времена ценилось в 16 раз дороже серебра. Ценность золотого самородка размером с ноготь большого пальца или 20 граммов (наперсток или чайная ложка) золотого песка соответствовал стоимости  добротного моржового клыка весом в 7 фунтов (около трех килограммов), а мешочек золотого песка с самородками, легко размещавшийся в поясе, соответствовал стоимости 7-10 сороков соболей.  Это тебе не тяжеловесный моржовый клык и не соболи, которых не спрячешь ни за щеку, ни даже под седло, -  на таможне все равно найдут. Здесь  же появлялись сотни  вариантов, как упрятать драгоценную добычу, скрыть её от глаз таможенников, целовальников  и воеводских приказных людей. Не напрасно же говорят на Руси, - голь на выдумки хитра.
     Так что случаи находки золота хранились в глубокой тайне, причем  не только из конкурентных соображений, но и из соображений собственной безопасности, поскольку если об этом кто-то узнает, то можно было превратиться в объект домогательства, а то и стать жертвой жестоких пыток. Кроме того, все понимали, что если узнают об этом власти, то, несмотря на вечную нехватку людей, найдутся у государя и стрельцы и воеводы и дьяки с подьячими, чтобы оградить это место, взять  его в казну, - под государеву руку.  И  не видать тогда рядовым якутским служилым  людям ни промысловой удачи, ни Божьего дара.  Потому больше всего опасались они, чтобы не узнали об этом якутские воеводы, тем более – столичные власти.
     Если  случалось так, что знанием места находок  становилась группа единомышленников, то здесь вступал в действие принцип круговой поруки. Но человек слаб! Стопроцентной гарантии сохранить тайну не давала даже и круговая порука. Тот же Федот Ветошка, - сотоварищ Семена Дежнева, выбравшись, как нынче говорят,  «на материк»,  и, добравшись до первого питейного заведения в Жиганске, пошел «в разнос».  В короткое время пропил и прогулял в компании с Евсейкой Павловым двадцать пудов привезенного с Анадыря моржового клыка. О том, что  «служилые люди у него пропились», писал в Якутск  торговый человек Никита Малахов.  Только ли моржовый клык пропил Федот Ветошка, и можно ли при таком запое сохранить тайну? 
     Одним словом, есть все основания считать, что о находках золота вскоре стало известно и якутским воеводам. Но что они могли сделать? Кого-то, может быть, и перехватили с самородком, конфисковали находку, пытали на дыбе и каленым железом, - где взял? Но ведь самородок – это не месторождение, может и искали там, да ничего не нашли, тем более, что никто в то время не знал как и откуда оно берется такое золото.
     Да и был ли смысл воеводе придавать такое дело  огласке, оставлять следы таких находок в документах якутской приказной избы. Думал, наверное, как бы самому разжиться золотишком, а уж когда сдам воеводство, вернусь в Москву, там можно и рассказать, - глядишь, можно и прославиться открытием золота.
     Читатель, должно быть, усмехнется,  прочитав такое заключение, - расфантазировался де автор. Может быть, конечно, и так, только вот ведь что интересно. По всему миру  россыпное золото добывалось, а в России на огромной её территории его не было. Во всяком случае, официально оно не было открыто. Уж насколько деятелен был в этом отношении Петр Первый. Его знаменитая  Берг-привилегия 1719 года провозгласила: « …  каждому дается воля, какого бы чина и достоинства он ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь - злато, сребро, медь, олово, свинец, железо, також  минералы, земли и каменья».Правда, пункт 17 привилегии предупреждал:  «Против же того…, которые изобретенные руды утаят, и доносить об них не будут, … объявляется наш жестокий гнев и неотложное телесное наказание, смертная казнь и лишение всех имений ….». В эти годы в государственное делопроизводство было введено понятие «Кабинет Его Императорского Величества» - учреждение, ведавшее  казной и личным имуществом русской императорской фамилии. Все найденное, прежде всего, конечно,  золото и серебро, должно было быть немедленно передано в казну, а территория удачной находки передавалась во владение Кабинету.
     Увы, и петровская привилегия не привела к открытию в России россыпного золота. К тому времени среди ученых мужей сформировалось мнение, что россыпного золота на Руси нет, и не может быть, поскольку оно де родится только в южных странах под влиянием жары и яркого солнца. Даже такой патриот России, каким был главный рудознатец Петра I Василий Татищев писал: «чтобы в Сибири, в таком студеном климате, такая руда могла быть, в этом сумление немалое, если токмо рассудить, какого великого жара солнечного для сего металла потребно».
     Противником этой теории выступил М.В. Ломоносов. Он был  прав, полагая, что в природе могут существовать месторождения, в которых «золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторваны и между песком рассеяны»,  что «во  множестве рек, протекающих в разных местах России, сыщется золотая руда…, которую можно опробовать новоизобретённым мною способом». В 1761 году  он предложил организовать по берегам рек поиски россыпного золота, но из-за большого числа скептически настроенных членов тогдашней академии, сенат зарубил этот проект, положил его  «под сукно». 
     Золотые россыпи в России так и не были открыты вплоть до начала XIX столетия, когда при  государе Александре I  был издан сенатский указ «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». И произошло чудо, - российский мир словно перевернулся. Золотодобыча стала не просто развиваться, а произошел своего рода взрыв.  В 1823 году на  Урале уже насчитывалось 204 золотых прииска, большая часть которых принадлежала частным лицам.  Добыча золота стала развиваться такими темпами, что к 1845 году Россия оказалась впереди планеты всей, - русское золото составило более 47% мировой добычи.
     Пишут, что вслед за Уралом россыпное золото нашли на Алтае, в Сибири, Забайкалье, Приморье, а позднее в  Якутии и даже на Чукотке. Так ли? Позднее ли? Можно ли поверить, что за пол столетия продвижения к восточным окраинам континента, продвижения в основном по рекам,  богатым золотыми россыпями,  русские люди ни разу не наткнулись на золотые песчинки, а то и самородки? 
     Ну а о причинах безвременной кончины якутских воевод пусть читатель домысливает сам.
  Архивы свидетельствуют, что якутская таможня регистрировала  в 40-е годы XVII столетия прохождение в низовья Лены на Яну, Индигирку, Колыму за сезон до полутысячи служилых и торговых людей, своеуженников-промышленников, покрученников, мастеровых людей, - шорников и плотников, кузнецов и карабельных мастеров. Это только официально. А сколько проходило туда, минуя таможню,  разного рода «гулящих людей» -  вольных охотников-промышленников и беглых сибирских казаков, крестьян с помещичьей Руси и бродяг-разбойников с криминальным прошлым. Этим не было нужды регистрироваться. То, что они добывали, продавалось на месте тем же торговым людям, там же зачастую прогуливалось-пропивалось  или становилось добычей  лихих людей.
     Что касается торгового и мастерового люда, то здесь все понятно. Торговцы – сбывали товар промышленникам и аборигенам, обдуривая насколько можно покупателей, и на этом наживаясь. Мастеровые  работали под заказ тех же торговых людей и промышленников, - валили лес, рубили избы-времянки, строили морские кочи и дощаники, снимали и выделывали собольи и песцовые шкурки, ладили ловушки на лесного зверя. И, должно быть, тоже неплохо на этом зарабатывали. И деньгами и теми же соболями. 
     Чем были заняты служилые люди – тоже ясно: воевали с аборигенами, принуждая их к покорности, ловили аманатов-заложников, брали шерть-клятву с князцов «быть вечно и неотступно под рукой государевой», собирали ясак, заводили ясачные книги. Если было чем, - торговали со смирившимися «иноземцами», или «побивали» их и грабили, когда они сопротивлялись, захватывая в качестве ясыря  женщин и детей и потом требуя за них выкуп. Тоже, как видим, дел хватало, и нажиться было на чём. А если уж и после этого еще оставалось время, то, пишут в книжках, - занимались промыслом.
     Ну а чем же занималась такая прорва вольных промышленников и покрученников? Промышляли соболей, - говорят нам архивы. Но дело в том, что сами же эти люди, - и промышленники и служилые, не раз говорили и писали в отписках, что в низовьях северных рек соболя нет, потому что де - тундра, добрый соболь держится в залесенных верховьях рек. Так к верховьям этих рек можно было добраться Алданом, а то и тропами на лошадях, которыми можно было разжиться у якутов. Тоже, конечно, не без трудностей, но не с таким риском, - это уже не Заполярье.
     Чего же тогда, спрашивается, идти к устьям этих рек, рисковать жизнью, добираясь туда студеным морем через льды, свирепые ветры и штормы на утлых самодельных суденышках? А потом еще и плыть многие сотни верст через пустынную тундру к этим самым речным  верховьям.
     Можно понять тех людей, что толпами ринулись в Даурию вслед за Хабаровым. Там и климат мягкий, и хлеб есть, и местные жители не такие воинственные, как чукчи, юкагиры или коряки. И доброго соболя по Амуру не меньше, чем на севере. Чем же объяснить упорное стремление людей на северные реки?  Может быть, влекла их надежда разжиться «рыбьим зубом», – моржовым клыком? Тоже вещь дорогая и пользовавшаяся спросом. Но ведь тяжелая, да  и за пуд, в самом лучшем случае, -  60 «рублёв», а если он ломаный, еще и   с трещинами, так всего лишь 20. К тому же он тоже не валяется, где попало по берегу, - на островах, на коргах-отмелях. Их еще надо было найти, а к островам – плыть с немалым риском. При этом аборигены местные – чукчи не очень-то склонны были делиться этим добром, они и сами в нем нуждались.  
     А сколько было мороки вывозить этот рыбий зуб,  даже если и повезет.  Это ведь не соболи, которых можно в торбу напихать и тысячу штук. На горбу много не унесешь, - нужны суда.  А на судне опять же морем, через льды, с риском попасть в шторм и потерять не только рыбий зуб, но и собственную голову. Нет, не похоже, чтобы рыбий зуб был главной причиной паломничества на северные реки. Тогда что?

                                      *

     Это паломничество  началось при воеводе Петре Головине и в полную силу развернулось при  Василии Пушкине. Чем закончилось его воеводство? Читаем: скончался в Якутске в 1649 году накануне смены его воеводой Францбековым. Причина смерти неизвестна.
     А чем закончилось непродолжительное воеводство Дмитрия Францбекова? - Сыском,  досрочным  снятием в 1652 году с воеводства. Историки  пишут, что он недолго прожил после того, как покинул Якутск  и что в боярской книге 1658 года упоминается только лишь его брат, - Иван Андреевич. Нет никаких сведений и об участии Францбекова в сыске по делу Хабарова-Зиновьева, которое проводилось в Москве в 1655 году, хотя он имел к нему прямое отношение. Таким образом,  нет ясности, когда и при каких обстоятельствах он умер и вообще вернулся ли он в Москву. 
     Сыщик Сибирского приказа Иван Акинфов лишь короткое время исполнял обязанности якутского воеводы, занимаясь сыском по делу Францбекова. Осенью 1652  года на воеводство заступил стольник Михаил Лодыженский. Он, по-видимому, тоже немало узнал такого, о чем не следовало бы знать в столице. При этом, - пишут историки, сумел присвоить 537 «сороков» соболей.  После завершения воеводства в 1660 году по дороге из Якутска в Москву в Маковском острожке   воевода Лодыженский и дьяк Тонково неожиданно скончались. Причина смерти – неизвестна. 
     Следующим якутским воеводой  стал  Иван Федорович Голенищев-Кутузов. Тоже был мздоимец, каких поискать надо. В 1667 году накануне его смены на воеводстве князем И.П. Борятинским он тоже вдруг неожиданно умер. 
     Цепь смертей будет иметь продолжение. В исторических хрониках нет никаких сведений о возвращении в Москву якутского воеводы князя Якова Волконского. Год его смерти неизвестен. В  Якутске его сменил Андрей Афанасьевич Бернешлев. Этот ушлый обрусевший англичанин (по рождению Уильям Бернсли) действительно был весьма энергичным и предприимчивым человеком, пробившимся из статуса ссыльного человека к вершинам власти, - был назначен  якутским воеводой. 
     В Якутске, - пишут историки, Бернешлев самым энергичным образом взялся за наведение порядка. Меры, принимаемые им в отношении нерадивости, крамолы и смуты, отличались чрезмерной строгостью. Бернешлев был жесток и нередко прибегал к насилию. Пытался бороться он и с казнокрадством и стяжательством служилых людей. Но могла ли эта борьба быть успешной, если он и сам был образцом  мздоимца и стяжателя. Летом 1677 года  Бернешлев обвинил 19 казаков и восьмерых промышленников в организации заговора,  якобы намеревавшихся убить воеводу. Москва поддержала воеводу в его намерениях (в это время страной правил государь Федор Алексеевич).  После короткого следствия воевода арестовал и казнил заговорщиков. За все время существования Якутского воеводства это был первый случай открытой массовой казни служилых людей по приказу воеводы.
     Бернешлев занимал воеводскую должность   до 1678 года. В конце  воеводства он вступил в острый конфликт с казаками и ясачными людьми. В 1679 году  якуты подали на воеводу  челобитную, в которой обвиняли его в том, что он «чинил налоги и обиды и тесноты великие, имал насилством и соболи и скот и кони добрые, и дочерей девок; и от живых мужей жен имал себе в холопство, и крестил, и имал себе во двор казачьих детей в холопство». Этого столичное руководство уже простить не могло. Бернешлева досрочно сняли с воеводства, предписав явиться в Тобольск для разбирательства. Однако Бернешлев, «едучи с Сибири, на Кети умре на дороге». Случилось это в 1679 году. Причина смерти неизвестна. 
     Не кажется ли вам странной это однообразие судеб якутских воевод?  Впрочем, смерть Бернешлева еще можно объяснить, - русские люди не прощали обид иноземцам,  пусть даже и обрусевшим.  Но чем объяснить цепь смертей его предшественников?

                                      *

     Вот здесь мы подходим к самому интересному и вместе с тем – к одному из самых загадочных мест дежневской эпопеи. Что так прельщало Семена Дежнева и его спутников в этой глухомани?  Ведь почти пять лет они скрывались на Анадыре, - на самом краю земли, не присылая ясака, и не подавая о себе никакой вести. Чем они там занимались? И вообще, чем вызвано такое паломничество русских людей на крайний север? 
     Ныне всем известно, что  все реки этого района, особенно Колыма,  богаты золотыми россыпями. Специалисты утверждают, что в Северном Ледовитом океане,  вдоль практически всех 13 тыс. км.  северо-восточного побережья  от устья Лены до Берингова пролива тянутся золотоносные прибрежно-морские россыпи. В северной части Анадырского залива, - между мысом Беринга и устьем реки Эргувеем, на северном побережье Охотского моря в районе полуострова Тайгонос, Кони и города Охотска также обнаружены проявления россыпного золота.
Такие же месторождения открыты и на полуострове Сьюард на Аляске со схожими геологическими условиями. Они питаются золотом, вымываемым из кристаллических сланцев реки Энвил-Крик. Здесь пляжные россыпи протягиваются на 5 км вдоль берега полосой шириной 90 м и мощностью до 1 м. В морских террасах на высоте 11-24 м  и на удалении 1.5-7.5 км.  от моря также обнаружены золотоносные пласты шириной до 30 м и мощностью до 3 м. Содержание металла  в них порой достигает 250 г на тонну породы. И ведь не только в виде золотого песка, но и в виде разной величины самородков. Так может быть, золото было главным объектом притяжения всех этих людей? 
     Но вот ведь что странно. В архивах того времени нет об этом ни строчки, ни даже малейшего намека. О поисках и находке серебра – есть, а о находке золота – нет ни слова. О том, что золото встречается в виде россыпей в поймах рек,  в России конечно знали.  В XVI веке страны Европы, особенно Португалия и Испания, были можно сказать завалены американским золотом, добытом в россыпях. По разным оценкам, в течение XVI  века Испания получила от своих американских колоний от 154 до 311 тонн золота, что составляет примерно 40%  золота, добытого во всем мире в этот период.
     Как бы там ни было, но русские люди, в том числе  якутские промышленники и служилые казаки,  знали, что золото в виде песка и даже самородков может встречаться в руслах рек. Может быть, они и слышали от своих более образованных наставников, - воевод, дьяков и подьячих, письменных голов и детей боярских, что в студеном климате золото родиться не может. Но человек любопытен, - «а вдруг…». К тому же сама жизнь порою сталкивала их с необходимостью бродить по отмелям рек, ковырять и раскапывать песок. 
     Неужели, спрашиваю я себя,   тысячи русских людей, побывавших во времена Дежнева в устьях северных рек, на протяжении многих лет занимаясь там рыбной ловлей, строительством дощаников, выковыривавших на коргах и отмелях заморный моржовый клык, нигде ни разу не обнаружили золота? Но ведь такого не может быть! Речь, конечно, не идет о систематической добыче, но случайные, единичные находки без сомнения имели место. Их просто не могло не быть.
     Добавьте к этому боевые и мирные контакты с аборигенами этих земель. Они-то жили на этой земле сотнями лет, и тоже бродили по руслам рек, строили разного рода рыбные ловушки, добывали, раскапывали моржовый клык, который широко использовали в быту, бивни вымерших мамонтов. Неужели и они никогда не натыкались на золотые самородки, которые не могли не привлечь  их внимания своими свойствами. А русские люди, громя и грабя аборигенские стойбища,  ни разу не встречали там золотых самородков? 
     Правда,  знатоки древней культуры северных народов  утверждают, что золото не было у них в почете. Ценили серебро, - из него юкагиры делали разного рода украшения, а золото – нет. Как это объяснить, - дело специалистов-культуроведов, но ведь не могли они оставить без внимания эти «желтые камешки» хотя бы из-за редкости таких находок и их необычной тяжести. И юкагиры и чукчи были людьми практичными и хозяйственными, использовали в своей жизни все, что давала им природа. Не видя в золотых самородках особой ценности, они вполне могли использовать их в качестве, например, грузила при рыбной ловле или даже в качестве якоря байдары, если этот камень был достаточно велик и тяжел. Тем более что проделать дырку в этом мягком металле не представляло особого труда.
     И у чукчей и у юкагиров широкое распространение в те времена имела охотничья снасть, - так называемая бола. Она  представляла собой 10;12 веревочек из плетеных оленьих, белужьих или китовых жил длиною 70;90 см, нижние концы которых были связаны, а к верхним были прикреплены костяные (из оленьего рога или моржового клыка) грузила величиной с грецкий орех. 
Бола применялась для охоты на птиц: ее бросали в летящую стаю.  Перед броском по шнуркам, как расческой, проводили пальцами, чтобы они не были спутаны. Затем косточки зажимали в левой ладони, шнурки натягивали, левой рукой бола наводилась на цель и резким взмахом над головой бросалась в летящую стаю. Как только бола выпускалась из рук, костяшки в воздухе расходились, и весь снаряд становился похожим на парашют без полотна или тележное колесо без обода.  Веревки обвивались вокруг шеи и крыльев птицы, после чего она падала на землю. Высота полета болы достигала 80—100 м. При искусном метании в плотно летящую стаю, охотник мог запутать сразу 2;3 птицы. 
     С приходом русских, аборигены, разживаясь у них свинцом,  стали заменять, - пишут историки,  костяные грузила болы на более компактные, - свинцовые. Согласитесь, что еще более удобными в этом смысле были  «никчемные», но более тяжелые желтые камешки, которые находили чукчи и юкагиры в руслах рек. Такая практика, видимо, тоже имела место, если учесть, что, как пишут историки, бола, подвешенная на шею и готовая к немедленному применению, была принадлежностью  каждого мужчины-чукчи, - от юношей до стариков. Чукчи, наверное,  были немало удивлены тем, что пришельцы готовы были ради этих камешков поступиться даже ясаком, предпочитая  их   соболям, и рыбьему зубу.
     Одним словом, было немало обстоятельств, способствовавших тому, чтобы  первые  русские землепроходцы обнаружили на северных реках золото. Разумеется, где и как это происходило, старались держать в глубочайшей тайне. Но можно ли сохранить это в тайне, тем более, если тому были свидетели из своей же братии. Так что слухи о таких находках, без сомнения, дошли до Якутска, что и явилось причиной массового паломничества туда русских людей.
Наверное, каждый понимал редкость такой находки, но, как  любой золотоискатель всех времен и народов,   верил в свою удачу.  Мало кто подобно Ломоносову задумывался над тем, откуда берется такое золото, принимали это, как Подарок Судьбы, как дар Божий.
     Конечно, продолжали промышлять и соболей, и рыбий зуб. Сдав в казну ясак, половину добытого моржового клыка и уплатив со всего оставшегося государеву десятину, можно было кое-что нажить  и себе. Но вожделенной добычей стало золото, хотя все знали, что золото, как и серебро по государеву указу являлось собственностью казны. Зато представьте себе, какие здесь скрывались возможности.  
     Золото в те времена ценилось в 16 раз дороже серебра. Ценность золотого самородка размером с ноготь большого пальца или 20 граммов (наперсток или чайная ложка) золотого песка соответствовал стоимости  добротного моржового клыка весом в 7 фунтов (около трех килограммов), а мешочек золотого песка с самородками, легко размещавшийся в поясе, соответствовал стоимости 7-10 сороков соболей.  Это тебе не тяжеловесный моржовый клык и не соболи, которых не спрячешь ни за щеку, ни даже под седло, -  на таможне все равно найдут. Здесь  же появлялись сотни  вариантов, как упрятать драгоценную добычу, скрыть её от глаз таможенников, целовальников  и воеводских приказных людей. Не напрасно же говорят на Руси, - голь на выдумки хитра.
     Так что случаи находки золота хранились в глубокой тайне, причем  не только из конкурентных соображений, но и из соображений собственной безопасности, поскольку если об этом кто-то узнает, то можно было превратиться в объект домогательства, а то и стать жертвой жестоких пыток. Кроме того, все понимали, что если узнают об этом власти, то, несмотря на вечную нехватку людей, найдутся у государя и стрельцы и воеводы и дьяки с подьячими, чтобы оградить это место, взять  его в казну, - под государеву руку.  И  не видать тогда рядовым якутским служилым  людям ни промысловой удачи, ни Божьего дара.  Потому больше всего опасались они, чтобы не узнали об этом якутские воеводы, тем более – столичные власти.
     Если  случалось так, что знанием места находок  становилась группа единомышленников, то здесь вступал в действие принцип круговой поруки. Но человек слаб! Стопроцентной гарантии сохранить тайну не давала даже и круговая порука. Тот же Федот Ветошка, - сотоварищ Семена Дежнева, выбравшись, как нынче говорят,  «на материк»,  и, добравшись до первого питейного заведения в Жиганске, пошел «в разнос».  В короткое время пропил и прогулял в компании с Евсейкой Павловым двадцать пудов привезенного с Анадыря моржового клыка. О том, что  «служилые люди у него пропились», писал в Якутск  торговый человек Никита Малахов.  Только ли моржовый клык пропил Федот Ветошка, и можно ли при таком запое сохранить тайну? 
     Одним словом, есть все основания считать, что о находках золота вскоре стало известно и якутским воеводам. Но что они могли сделать? Кого-то, может быть, и перехватили с самородком, конфисковали находку, пытали на дыбе и каленым железом, - где взял? Но ведь самородок – это не месторождение, может и искали там, да ничего не нашли, тем более, что никто в то время не знал как и откуда оно берется такое золото.
     Да и был ли смысл воеводе придавать такое дело  огласке, оставлять следы таких находок в документах якутской приказной избы. Думал, наверное, как бы самому разжиться золотишком, а уж когда сдам воеводство, вернусь в Москву, там можно и рассказать, - глядишь, можно и прославиться открытием золота.
     Читатель, должно быть, усмехнется,  прочитав такое заключение, - расфантазировался де автор. Может быть, конечно, и так, только вот ведь что интересно. По всему миру  россыпное золото добывалось, а в России на огромной её территории его не было. Во всяком случае, официально оно не было открыто. Уж насколько деятелен был в этом отношении Петр Первый. Его знаменитая  Берг-привилегия 1719 года провозгласила: « …  каждому дается воля, какого бы чина и достоинства он ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь - злато, сребро, медь, олово, свинец, железо, також  минералы, земли и каменья».Правда, пункт 17 привилегии предупреждал:  «Против же того…, которые изобретенные руды утаят, и доносить об них не будут, … объявляется наш жестокий гнев и неотложное телесное наказание, смертная казнь и лишение всех имений ….». В эти годы в государственное делопроизводство было введено понятие «Кабинет Его Императорского Величества» - учреждение, ведавшее  казной и личным имуществом русской императорской фамилии. Все найденное, прежде всего, конечно,  золото и серебро, должно было быть немедленно передано в казну, а территория удачной находки передавалась во владение Кабинету.
     Увы, и петровская привилегия не привела к открытию в России россыпного золота. К тому времени среди ученых мужей сформировалось мнение, что россыпного золота на Руси нет, и не может быть, поскольку оно де родится только в южных странах под влиянием жары и яркого солнца. Даже такой патриот России, каким был главный рудознатец Петра I Василий Татищев писал: «чтобы в Сибири, в таком студеном климате, такая руда могла быть, в этом сумление немалое, если токмо рассудить, какого великого жара солнечного для сего металла потребно».
     Противником этой теории выступил М.В. Ломоносов. Он был  прав, полагая, что в природе могут существовать месторождения, в которых «золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторваны и между песком рассеяны»,  что «во  множестве рек, протекающих в разных местах России, сыщется золотая руда…, которую можно опробовать новоизобретённым мною способом». В 1761 году  он предложил организовать по берегам рек поиски россыпного золота, но из-за большого числа скептически настроенных членов тогдашней академии, сенат зарубил этот проект, положил его  «под сукно». 
     Золотые россыпи в России так и не были открыты вплоть до начала XIX столетия, когда при  государе Александре I  был издан сенатский указ «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». И произошло чудо, - российский мир словно перевернулся. Золотодобыча стала не просто развиваться, а произошел своего рода взрыв.  В 1823 году на  Урале уже насчитывалось 204 золотых прииска, большая часть которых принадлежала частным лицам.  Добыча золота стала развиваться такими темпами, что к 1845 году Россия оказалась впереди планеты всей, - русское золото составило более 47% мировой добычи.
     Пишут, что вслед за Уралом россыпное золото нашли на Алтае, в Сибири, Забайкалье, Приморье, а позднее в  Якутии и даже на Чукотке. Так ли? Позднее ли? Можно ли поверить, что за пол столетия продвижения к восточным окраинам континента, продвижения в основном по рекам,  богатым золотыми россыпями,  русские люди ни разу не наткнулись на золотые песчинки, а то и самородки? 
     Ну а о причинах безвременной кончины якутских воевод пусть читатель домысливает сам.
  Архивы свидетельствуют, что якутская таможня регистрировала  в 40-е годы XVII столетия прохождение в низовья Лены на Яну, Индигирку, Колыму за сезон до полутысячи служилых и торговых людей, своеуженников-промышленников, покрученников, мастеровых людей, - шорников и плотников, кузнецов и карабельных мастеров. Это только официально. А сколько проходило туда, минуя таможню,  разного рода «гулящих людей» -  вольных охотников-промышленников и беглых сибирских казаков, крестьян с помещичьей Руси и бродяг-разбойников с криминальным прошлым. Этим не было нужды регистрироваться. То, что они добывали, продавалось на месте тем же торговым людям, там же зачастую прогуливалось-пропивалось  или становилось добычей  лихих людей.
     Что касается торгового и мастерового люда, то здесь все понятно. Торговцы – сбывали товар промышленникам и аборигенам, обдуривая насколько можно покупателей, и на этом наживаясь. Мастеровые  работали под заказ тех же торговых людей и промышленников, - валили лес, рубили избы-времянки, строили морские кочи и дощаники, снимали и выделывали собольи и песцовые шкурки, ладили ловушки на лесного зверя. И, должно быть, тоже неплохо на этом зарабатывали. И деньгами и теми же соболями. 
     Чем были заняты служилые люди – тоже ясно: воевали с аборигенами, принуждая их к покорности, ловили аманатов-заложников, брали шерть-клятву с князцов «быть вечно и неотступно под рукой государевой», собирали ясак, заводили ясачные книги. Если было чем, - торговали со смирившимися «иноземцами», или «побивали» их и грабили, когда они сопротивлялись, захватывая в качестве ясыря  женщин и детей и потом требуя за них выкуп. Тоже, как видим, дел хватало, и нажиться было на чём. А если уж и после этого еще оставалось время, то, пишут в книжках, - занимались промыслом.
     Ну а чем же занималась такая прорва вольных промышленников и покрученников? Промышляли соболей, - говорят нам архивы. Но дело в том, что сами же эти люди, - и промышленники и служилые, не раз говорили и писали в отписках, что в низовьях северных рек соболя нет, потому что де - тундра, добрый соболь держится в залесенных верховьях рек. Так к верховьям этих рек можно было добраться Алданом, а то и тропами на лошадях, которыми можно было разжиться у якутов. Тоже, конечно, не без трудностей, но не с таким риском, - это уже не Заполярье.
     Чего же тогда, спрашивается, идти к устьям этих рек, рисковать жизнью, добираясь туда студеным морем через льды, свирепые ветры и штормы на утлых самодельных суденышках? А потом еще и плыть многие сотни верст через пустынную тундру к этим самым речным  верховьям.
     Можно понять тех людей, что толпами ринулись в Даурию вслед за Хабаровым. Там и климат мягкий, и хлеб есть, и местные жители не такие воинственные, как чукчи, юкагиры или коряки. И доброго соболя по Амуру не меньше, чем на севере. Чем же объяснить упорное стремление людей на северные реки?  Может быть, влекла их надежда разжиться «рыбьим зубом», – моржовым клыком? Тоже вещь дорогая и пользовавшаяся спросом. Но ведь тяжелая, да  и за пуд, в самом лучшем случае, -  60 «рублёв», а если он ломаный, еще и   с трещинами, так всего лишь 20. К тому же он тоже не валяется, где попало по берегу, - на островах, на коргах-отмелях. Их еще надо было найти, а к островам – плыть с немалым риском. При этом аборигены местные – чукчи не очень-то склонны были делиться этим добром, они и сами в нем нуждались.  
     А сколько было мороки вывозить этот рыбий зуб,  даже если и повезет.  Это ведь не соболи, которых можно в торбу напихать и тысячу штук. На горбу много не унесешь, - нужны суда.  А на судне опять же морем, через льды, с риском попасть в шторм и потерять не только рыбий зуб, но и собственную голову. Нет, не похоже, чтобы рыбий зуб был главной причиной паломничества на северные реки. Тогда что?

                                      *

     Это паломничество  началось при воеводе Петре Головине и в полную силу развернулось при  Василии Пушкине. Чем закончилось его воеводство? Читаем: скончался в Якутске в 1649 году накануне смены его воеводой Францбековым. Причина смерти неизвестна.
     А чем закончилось непродолжительное воеводство Дмитрия Францбекова? - Сыском,  досрочным  снятием в 1652 году с воеводства. Историки  пишут, что он недолго прожил после того, как покинул Якутск  и что в боярской книге 1658 года упоминается только лишь его брат, - Иван Андреевич. Нет никаких сведений и об участии Францбекова в сыске по делу Хабарова-Зиновьева, которое проводилось в Москве в 1655 году, хотя он имел к нему прямое отношение. Таким образом,  нет ясности, когда и при каких обстоятельствах он умер и вообще вернулся ли он в Москву. 
     Сыщик Сибирского приказа Иван Акинфов лишь короткое время исполнял обязанности якутского воеводы, занимаясь сыском по делу Францбекова. Осенью 1652  года на воеводство заступил стольник Михаил Лодыженский. Он, по-видимому, тоже немало узнал такого, о чем не следовало бы знать в столице. При этом, - пишут историки, сумел присвоить 537 «сороков» соболей.  После завершения воеводства в 1660 году по дороге из Якутска в Москву в Маковском острожке   воевода Лодыженский и дьяк Тонково неожиданно скончались. Причина смерти – неизвестна. 
     Следующим якутским воеводой  стал  Иван Федорович Голенищев-Кутузов. Тоже был мздоимец, каких поискать надо. В 1667 году накануне его смены на воеводстве князем И.П. Борятинским он тоже вдруг неожиданно умер. 
     Цепь смертей будет иметь продолжение. В исторических хрониках нет никаких сведений о возвращении в Москву якутского воеводы князя Якова Волконского. Год его смерти неизвестен. В  Якутске его сменил Андрей Афанасьевич Бернешлев. Этот ушлый обрусевший англичанин (по рождению Уильям Бернсли) действительно был весьма энергичным и предприимчивым человеком, пробившимся из статуса ссыльного человека к вершинам власти, - был назначен  якутским воеводой. 
     В Якутске, - пишут историки, Бернешлев самым энергичным образом взялся за наведение порядка. Меры, принимаемые им в отношении нерадивости, крамолы и смуты, отличались чрезмерной строгостью. Бернешлев был жесток и нередко прибегал к насилию. Пытался бороться он и с казнокрадством и стяжательством служилых людей. Но могла ли эта борьба быть успешной, если он и сам был образцом  мздоимца и стяжателя. Летом 1677 года  Бернешлев обвинил 19 казаков и восьмерых промышленников в организации заговора,  якобы намеревавшихся убить воеводу. Москва поддержала воеводу в его намерениях (в это время страной правил государь Федор Алексеевич).  После короткого следствия воевода арестовал и казнил заговорщиков. За все время существования Якутского воеводства это был первый случай открытой массовой казни служилых людей по приказу воеводы.
     Бернешлев занимал воеводскую должность   до 1678 года. В конце  воеводства он вступил в острый конфликт с казаками и ясачными людьми. В 1679 году  якуты подали на воеводу  челобитную, в которой обвиняли его в том, что он «чинил налоги и обиды и тесноты великие, имал насилством и соболи и скот и кони добрые, и дочерей девок; и от живых мужей жен имал себе в холопство, и крестил, и имал себе во двор казачьих детей в холопство». Этого столичное руководство уже простить не могло. Бернешлева досрочно сняли с воеводства, предписав явиться в Тобольск для разбирательства. Однако Бернешлев, «едучи с Сибири, на Кети умре на дороге». Случилось это в 1679 году. Причина смерти неизвестна. 
     Не кажется ли вам странной это однообразие судеб якутских воевод?  Впрочем, смерть Бернешлева еще можно объяснить, - русские люди не прощали обид иноземцам,  пусть даже и обрусевшим.  Но чем объяснить цепь смертей его предшественников?

                                      *

     Вот здесь мы подходим к самому интересному и вместе с тем – к одному из самых загадочных мест дежневской эпопеи. Что так прельщало Семена Дежнева и его спутников в этой глухомани?  Ведь почти пять лет они скрывались на Анадыре, - на самом краю земли, не присылая ясака, и не подавая о себе никакой вести. Чем они там занимались? И вообще, чем вызвано такое паломничество русских людей на крайний север? 
     Ныне всем известно, что  все реки этого района, особенно Колыма,  богаты золотыми россыпями. Специалисты утверждают, что в Северном Ледовитом океане,  вдоль практически всех 13 тыс. км.  северо-восточного побережья  от устья Лены до Берингова пролива тянутся золотоносные прибрежно-морские россыпи. В северной части Анадырского залива, - между мысом Беринга и устьем реки Эргувеем, на северном побережье Охотского моря в районе полуострова Тайгонос, Кони и города Охотска также обнаружены проявления россыпного золота.
Такие же месторождения открыты и на полуострове Сьюард на Аляске со схожими геологическими условиями. Они питаются золотом, вымываемым из кристаллических сланцев реки Энвил-Крик. Здесь пляжные россыпи протягиваются на 5 км вдоль берега полосой шириной 90 м и мощностью до 1 м. В морских террасах на высоте 11-24 м  и на удалении 1.5-7.5 км.  от моря также обнаружены золотоносные пласты шириной до 30 м и мощностью до 3 м. Содержание металла  в них порой достигает 250 г на тонну породы. И ведь не только в виде золотого песка, но и в виде разной величины самородков. Так может быть, золото было главным объектом притяжения всех этих людей? 
     Но вот ведь что странно. В архивах того времени нет об этом ни строчки, ни даже малейшего намека. О поисках и находке серебра – есть, а о находке золота – нет ни слова. О том, что золото встречается в виде россыпей в поймах рек,  в России конечно знали.  В XVI веке страны Европы, особенно Португалия и Испания, были можно сказать завалены американским золотом, добытом в россыпях. По разным оценкам, в течение XVI  века Испания получила от своих американских колоний от 154 до 311 тонн золота, что составляет примерно 40%  золота, добытого во всем мире в этот период.
     Как бы там ни было, но русские люди, в том числе  якутские промышленники и служилые казаки,  знали, что золото в виде песка и даже самородков может встречаться в руслах рек. Может быть, они и слышали от своих более образованных наставников, - воевод, дьяков и подьячих, письменных голов и детей боярских, что в студеном климате золото родиться не может. Но человек любопытен, - «а вдруг…». К тому же сама жизнь порою сталкивала их с необходимостью бродить по отмелям рек, ковырять и раскапывать песок. 
     Неужели, спрашиваю я себя,   тысячи русских людей, побывавших во времена Дежнева в устьях северных рек, на протяжении многих лет занимаясь там рыбной ловлей, строительством дощаников, выковыривавших на коргах и отмелях заморный моржовый клык, нигде ни разу не обнаружили золота? Но ведь такого не может быть! Речь, конечно, не идет о систематической добыче, но случайные, единичные находки без сомнения имели место. Их просто не могло не быть.
     Добавьте к этому боевые и мирные контакты с аборигенами этих земель. Они-то жили на этой земле сотнями лет, и тоже бродили по руслам рек, строили разного рода рыбные ловушки, добывали, раскапывали моржовый клык, который широко использовали в быту, бивни вымерших мамонтов. Неужели и они никогда не натыкались на золотые самородки, которые не могли не привлечь  их внимания своими свойствами. А русские люди, громя и грабя аборигенские стойбища,  ни разу не встречали там золотых самородков? 
     Правда,  знатоки древней культуры северных народов  утверждают, что золото не было у них в почете. Ценили серебро, - из него юкагиры делали разного рода украшения, а золото – нет. Как это объяснить, - дело специалистов-культуроведов, но ведь не могли они оставить без внимания эти «желтые камешки» хотя бы из-за редкости таких находок и их необычной тяжести. И юкагиры и чукчи были людьми практичными и хозяйственными, использовали в своей жизни все, что давала им природа. Не видя в золотых самородках особой ценности, они вполне могли использовать их в качестве, например, грузила при рыбной ловле или даже в качестве якоря байдары, если этот камень был достаточно велик и тяжел. Тем более что проделать дырку в этом мягком металле не представляло особого труда.
     И у чукчей и у юкагиров широкое распространение в те времена имела охотничья снасть, - так называемая бола. Она  представляла собой 10;12 веревочек из плетеных оленьих, белужьих или китовых жил длиною 70;90 см, нижние концы которых были связаны, а к верхним были прикреплены костяные (из оленьего рога или моржового клыка) грузила величиной с грецкий орех. 
Бола применялась для охоты на птиц: ее бросали в летящую стаю.  Перед броском по шнуркам, как расческой, проводили пальцами, чтобы они не были спутаны. Затем косточки зажимали в левой ладони, шнурки натягивали, левой рукой бола наводилась на цель и резким взмахом над головой бросалась в летящую стаю. Как только бола выпускалась из рук, костяшки в воздухе расходились, и весь снаряд становился похожим на парашют без полотна или тележное колесо без обода.  Веревки обвивались вокруг шеи и крыльев птицы, после чего она падала на землю. Высота полета болы достигала 80—100 м. При искусном метании в плотно летящую стаю, охотник мог запутать сразу 2;3 птицы. 
     С приходом русских, аборигены, разживаясь у них свинцом,  стали заменять, - пишут историки,  костяные грузила болы на более компактные, - свинцовые. Согласитесь, что еще более удобными в этом смысле были  «никчемные», но более тяжелые желтые камешки, которые находили чукчи и юкагиры в руслах рек. Такая практика, видимо, тоже имела место, если учесть, что, как пишут историки, бола, подвешенная на шею и готовая к немедленному применению, была принадлежностью  каждого мужчины-чукчи, - от юношей до стариков. Чукчи, наверное,  были немало удивлены тем, что пришельцы готовы были ради этих камешков поступиться даже ясаком, предпочитая  их   соболям, и рыбьему зубу.
     Одним словом, было немало обстоятельств, способствовавших тому, чтобы  первые  русские землепроходцы обнаружили на северных реках золото. Разумеется, где и как это происходило, старались держать в глубочайшей тайне. Но можно ли сохранить это в тайне, тем более, если тому были свидетели из своей же братии. Так что слухи о таких находках, без сомнения, дошли до Якутска, что и явилось причиной массового паломничества туда русских людей.
Наверное, каждый понимал редкость такой находки, но, как  любой золотоискатель всех времен и народов,   верил в свою удачу.  Мало кто подобно Ломоносову задумывался над тем, откуда берется такое золото, принимали это, как Подарок Судьбы, как дар Божий.
     Конечно, продолжали промышлять и соболей, и рыбий зуб. Сдав в казну ясак, половину добытого моржового клыка и уплатив со всего оставшегося государеву десятину, можно было кое-что нажить  и себе. Но вожделенной добычей стало золото, хотя все знали, что золото, как и серебро по государеву указу являлось собственностью казны. Зато представьте себе, какие здесь скрывались возможности.  
     Золото в те времена ценилось в 16 раз дороже серебра. Ценность золотого самородка размером с ноготь большого пальца или 20 граммов (наперсток или чайная ложка) золотого песка соответствовал стоимости  добротного моржового клыка весом в 7 фунтов (около трех килограммов), а мешочек золотого песка с самородками, легко размещавшийся в поясе, соответствовал стоимости 7-10 сороков соболей.  Это тебе не тяжеловесный моржовый клык и не соболи, которых не спрячешь ни за щеку, ни даже под седло, -  на таможне все равно найдут. Здесь  же появлялись сотни  вариантов, как упрятать драгоценную добычу, скрыть её от глаз таможенников, целовальников  и воеводских приказных людей. Не напрасно же говорят на Руси, - голь на выдумки хитра.
     Так что случаи находки золота хранились в глубокой тайне, причем  не только из конкурентных соображений, но и из соображений собственной безопасности, поскольку если об этом кто-то узнает, то можно было превратиться в объект домогательства, а то и стать жертвой жестоких пыток. Кроме того, все понимали, что если узнают об этом власти, то, несмотря на вечную нехватку людей, найдутся у государя и стрельцы и воеводы и дьяки с подьячими, чтобы оградить это место, взять  его в казну, - под государеву руку.  И  не видать тогда рядовым якутским служилым  людям ни промысловой удачи, ни Божьего дара.  Потому больше всего опасались они, чтобы не узнали об этом якутские воеводы, тем более – столичные власти.
     Если  случалось так, что знанием места находок  становилась группа единомышленников, то здесь вступал в действие принцип круговой поруки. Но человек слаб! Стопроцентной гарантии сохранить тайну не давала даже и круговая порука. Тот же Федот Ветошка, - сотоварищ Семена Дежнева, выбравшись, как нынче говорят,  «на материк»,  и, добравшись до первого питейного заведения в Жиганске, пошел «в разнос».  В короткое время пропил и прогулял в компании с Евсейкой Павловым двадцать пудов привезенного с Анадыря моржового клыка. О том, что  «служилые люди у него пропились», писал в Якутск  торговый человек Никита Малахов.  Только ли моржовый клык пропил Федот Ветошка, и можно ли при таком запое сохранить тайну? 
     Одним словом, есть все основания считать, что о находках золота вскоре стало известно и якутским воеводам. Но что они могли сделать? Кого-то, может быть, и перехватили с самородком, конфисковали находку, пытали на дыбе и каленым железом, - где взял? Но ведь самородок – это не месторождение, может и искали там, да ничего не нашли, тем более, что никто в то время не знал как и откуда оно берется такое золото.
     Да и был ли смысл воеводе придавать такое дело  огласке, оставлять следы таких находок в документах якутской приказной избы. Думал, наверное, как бы самому разжиться золотишком, а уж когда сдам воеводство, вернусь в Москву, там можно и рассказать, - глядишь, можно и прославиться открытием золота.
     Читатель, должно быть, усмехнется,  прочитав такое заключение, - расфантазировался де автор. Может быть, конечно, и так, только вот ведь что интересно. По всему миру  россыпное золото добывалось, а в России на огромной её территории его не было. Во всяком случае, официально оно не было открыто. Уж насколько деятелен был в этом отношении Петр Первый. Его знаменитая  Берг-привилегия 1719 года провозгласила: « …  каждому дается воля, какого бы чина и достоинства он ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь - злато, сребро, медь, олово, свинец, железо, також  минералы, земли и каменья».Правда, пункт 17 привилегии предупреждал:  «Против же того…, которые изобретенные руды утаят, и доносить об них не будут, … объявляется наш жестокий гнев и неотложное телесное наказание, смертная казнь и лишение всех имений ….». В эти годы в государственное делопроизводство было введено понятие «Кабинет Его Императорского Величества» - учреждение, ведавшее  казной и личным имуществом русской императорской фамилии. Все найденное, прежде всего, конечно,  золото и серебро, должно было быть немедленно передано в казну, а территория удачной находки передавалась во владение Кабинету.
     Увы, и петровская привилегия не привела к открытию в России россыпного золота. К тому времени среди ученых мужей сформировалось мнение, что россыпного золота на Руси нет, и не может быть, поскольку оно де родится только в южных странах под влиянием жары и яркого солнца. Даже такой патриот России, каким был главный рудознатец Петра I Василий Татищев писал: «чтобы в Сибири, в таком студеном климате, такая руда могла быть, в этом сумление немалое, если токмо рассудить, какого великого жара солнечного для сего металла потребно».
     Противником этой теории выступил М.В. Ломоносов. Он был  прав, полагая, что в природе могут существовать месторождения, в которых «золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторваны и между песком рассеяны»,  что «во  множестве рек, протекающих в разных местах России, сыщется золотая руда…, которую можно опробовать новоизобретённым мною способом». В 1761 году  он предложил организовать по берегам рек поиски россыпного золота, но из-за большого числа скептически настроенных членов тогдашней академии, сенат зарубил этот проект, положил его  «под сукно». 
     Золотые россыпи в России так и не были открыты вплоть до начала XIX столетия, когда при  государе Александре I  был издан сенатский указ «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». И произошло чудо, - российский мир словно перевернулся. Золотодобыча стала не просто развиваться, а произошел своего рода взрыв.  В 1823 году на  Урале уже насчитывалось 204 золотых прииска, большая часть которых принадлежала частным лицам.  Добыча золота стала развиваться такими темпами, что к 1845 году Россия оказалась впереди планеты всей, - русское золото составило более 47% мировой добычи.
     Пишут, что вслед за Уралом россыпное золото нашли на Алтае, в Сибири, Забайкалье, Приморье, а позднее в  Якутии и даже на Чукотке. Так ли? Позднее ли? Можно ли поверить, что за пол столетия продвижения к восточным окраинам континента, продвижения в основном по рекам,  богатым золотыми россыпями,  русские люди ни разу не наткнулись на золотые песчинки, а то и самородки? 
     Ну а о причинах безвременной кончины якутских воевод пусть читатель домысливает сам.
  Архивы свидетельствуют, что якутская таможня регистрировала  в 40-е годы XVII столетия прохождение в низовья Лены на Яну, Индигирку, Колыму за сезон до полутысячи служилых и торговых людей, своеуженников-промышленников, покрученников, мастеровых людей, - шорников и плотников, кузнецов и карабельных мастеров. Это только официально. А сколько проходило туда, минуя таможню,  разного рода «гулящих людей» -  вольных охотников-промышленников и беглых сибирских казаков, крестьян с помещичьей Руси и бродяг-разбойников с криминальным прошлым. Этим не было нужды регистрироваться. То, что они добывали, продавалось на месте тем же торговым людям, там же зачастую прогуливалось-пропивалось  или становилось добычей  лихих людей.
     Что касается торгового и мастерового люда, то здесь все понятно. Торговцы – сбывали товар промышленникам и аборигенам, обдуривая насколько можно покупателей, и на этом наживаясь. Мастеровые  работали под заказ тех же торговых людей и промышленников, - валили лес, рубили избы-времянки, строили морские кочи и дощаники, снимали и выделывали собольи и песцовые шкурки, ладили ловушки на лесного зверя. И, должно быть, тоже неплохо на этом зарабатывали. И деньгами и теми же соболями. 
     Чем были заняты служилые люди – тоже ясно: воевали с аборигенами, принуждая их к покорности, ловили аманатов-заложников, брали шерть-клятву с князцов «быть вечно и неотступно под рукой государевой», собирали ясак, заводили ясачные книги. Если было чем, - торговали со смирившимися «иноземцами», или «побивали» их и грабили, когда они сопротивлялись, захватывая в качестве ясыря  женщин и детей и потом требуя за них выкуп. Тоже, как видим, дел хватало, и нажиться было на чём. А если уж и после этого еще оставалось время, то, пишут в книжках, - занимались промыслом.
     Ну а чем же занималась такая прорва вольных промышленников и покрученников? Промышляли соболей, - говорят нам архивы. Но дело в том, что сами же эти люди, - и промышленники и служилые, не раз говорили и писали в отписках, что в низовьях северных рек соболя нет, потому что де - тундра, добрый соболь держится в залесенных верховьях рек. Так к верховьям этих рек можно было добраться Алданом, а то и тропами на лошадях, которыми можно было разжиться у якутов. Тоже, конечно, не без трудностей, но не с таким риском, - это уже не Заполярье.
     Чего же тогда, спрашивается, идти к устьям этих рек, рисковать жизнью, добираясь туда студеным морем через льды, свирепые ветры и штормы на утлых самодельных суденышках? А потом еще и плыть многие сотни верст через пустынную тундру к этим самым речным  верховьям.
     Можно понять тех людей, что толпами ринулись в Даурию вслед за Хабаровым. Там и климат мягкий, и хлеб есть, и местные жители не такие воинственные, как чукчи, юкагиры или коряки. И доброго соболя по Амуру не меньше, чем на севере. Чем же объяснить упорное стремление людей на северные реки?  Может быть, влекла их надежда разжиться «рыбьим зубом», – моржовым клыком? Тоже вещь дорогая и пользовавшаяся спросом. Но ведь тяжелая, да  и за пуд, в самом лучшем случае, -  60 «рублёв», а если он ломаный, еще и   с трещинами, так всего лишь 20. К тому же он тоже не валяется, где попало по берегу, - на островах, на коргах-отмелях. Их еще надо было найти, а к островам – плыть с немалым риском. При этом аборигены местные – чукчи не очень-то склонны были делиться этим добром, они и сами в нем нуждались.  
     А сколько было мороки вывозить этот рыбий зуб,  даже если и повезет.  Это ведь не соболи, которых можно в торбу напихать и тысячу штук. На горбу много не унесешь, - нужны суда.  А на судне опять же морем, через льды, с риском попасть в шторм и потерять не только рыбий зуб, но и собственную голову. Нет, не похоже, чтобы рыбий зуб был главной причиной паломничества на северные реки. Тогда что?

                                      *

     Это паломничество  началось при воеводе Петре Головине и в полную силу развернулось при  Василии Пушкине. Чем закончилось его воеводство? Читаем: скончался в Якутске в 1649 году накануне смены его воеводой Францбековым. Причина смерти неизвестна.
     А чем закончилось непродолжительное воеводство Дмитрия Францбекова? - Сыском,  досрочным  снятием в 1652 году с воеводства. Историки  пишут, что он недолго прожил после того, как покинул Якутск  и что в боярской книге 1658 года упоминается только лишь его брат, - Иван Андреевич. Нет никаких сведений и об участии Францбекова в сыске по делу Хабарова-Зиновьева, которое проводилось в Москве в 1655 году, хотя он имел к нему прямое отношение. Таким образом,  нет ясности, когда и при каких обстоятельствах он умер и вообще вернулся ли он в Москву. 
     Сыщик Сибирского приказа Иван Акинфов лишь короткое время исполнял обязанности якутского воеводы, занимаясь сыском по делу Францбекова. Осенью 1652  года на воеводство заступил стольник Михаил Лодыженский. Он, по-видимому, тоже немало узнал такого, о чем не следовало бы знать в столице. При этом, - пишут историки, сумел присвоить 537 «сороков» соболей.  После завершения воеводства в 1660 году по дороге из Якутска в Москву в Маковском острожке   воевода Лодыженский и дьяк Тонково неожиданно скончались. Причина смерти – неизвестна. 
     Следующим якутским воеводой  стал  Иван Федорович Голенищев-Кутузов. Тоже был мздоимец, каких поискать надо. В 1667 году накануне его смены на воеводстве князем И.П. Борятинским он тоже вдруг неожиданно умер. 
     Цепь смертей будет иметь продолжение. В исторических хрониках нет никаких сведений о возвращении в Москву якутского воеводы князя Якова Волконского. Год его смерти неизвестен. В  Якутске его сменил Андрей Афанасьевич Бернешлев. Этот ушлый обрусевший англичанин (по рождению Уильям Бернсли) действительно был весьма энергичным и предприимчивым человеком, пробившимся из статуса ссыльного человека к вершинам власти, - был назначен  якутским воеводой. 
     В Якутске, - пишут историки, Бернешлев самым энергичным образом взялся за наведение порядка. Меры, принимаемые им в отношении нерадивости, крамолы и смуты, отличались чрезмерной строгостью. Бернешлев был жесток и нередко прибегал к насилию. Пытался бороться он и с казнокрадством и стяжательством служилых людей. Но могла ли эта борьба быть успешной, если он и сам был образцом  мздоимца и стяжателя. Летом 1677 года  Бернешлев обвинил 19 казаков и восьмерых промышленников в организации заговора,  якобы намеревавшихся убить воеводу. Москва поддержала воеводу в его намерениях (в это время страной правил государь Федор Алексеевич).  После короткого следствия воевода арестовал и казнил заговорщиков. За все время существования Якутского воеводства это был первый случай открытой массовой казни служилых людей по приказу воеводы.
     Бернешлев занимал воеводскую должность   до 1678 года. В конце  воеводства он вступил в острый конфликт с казаками и ясачными людьми. В 1679 году  якуты подали на воеводу  челобитную, в которой обвиняли его в том, что он «чинил налоги и обиды и тесноты великие, имал насилством и соболи и скот и кони добрые, и дочерей девок; и от живых мужей жен имал себе в холопство, и крестил, и имал себе во двор казачьих детей в холопство». Этого столичное руководство уже простить не могло. Бернешлева досрочно сняли с воеводства, предписав явиться в Тобольск для разбирательства. Однако Бернешлев, «едучи с Сибири, на Кети умре на дороге». Случилось это в 1679 году. Причина смерти неизвестна. 
     Не кажется ли вам странной это однообразие судеб якутских воевод?  Впрочем, смерть Бернешлева еще можно объяснить, - русские люди не прощали обид иноземцам,  пусть даже и обрусевшим.  Но чем объяснить цепь смертей его предшественников?

                                      *

     Вот здесь мы подходим к самому интересному и вместе с тем – к одному из самых загадочных мест дежневской эпопеи. Что так прельщало Семена Дежнева и его спутников в этой глухомани?  Ведь почти пять лет они скрывались на Анадыре, - на самом краю земли, не присылая ясака, и не подавая о себе никакой вести. Чем они там занимались? И вообще, чем вызвано такое паломничество русских людей на крайний север? 
     Ныне всем известно, что  все реки этого района, особенно Колыма,  богаты золотыми россыпями. Специалисты утверждают, что в Северном Ледовитом океане,  вдоль практически всех 13 тыс. км.  северо-восточного побережья  от устья Лены до Берингова пролива тянутся золотоносные прибрежно-морские россыпи. В северной части Анадырского залива, - между мысом Беринга и устьем реки Эргувеем, на северном побережье Охотского моря в районе полуострова Тайгонос, Кони и города Охотска также обнаружены проявления россыпного золота.
Такие же месторождения открыты и на полуострове Сьюард на Аляске со схожими геологическими условиями. Они питаются золотом, вымываемым из кристаллических сланцев реки Энвил-Крик. Здесь пляжные россыпи протягиваются на 5 км вдоль берега полосой шириной 90 м и мощностью до 1 м. В морских террасах на высоте 11-24 м  и на удалении 1.5-7.5 км.  от моря также обнаружены золотоносные пласты шириной до 30 м и мощностью до 3 м. Содержание металла  в них порой достигает 250 г на тонну породы. И ведь не только в виде золотого песка, но и в виде разной величины самородков. Так может быть, золото было главным объектом притяжения всех этих людей? 
     Но вот ведь что странно. В архивах того времени нет об этом ни строчки, ни даже малейшего намека. О поисках и находке серебра – есть, а о находке золота – нет ни слова. О том, что золото встречается в виде россыпей в поймах рек,  в России конечно знали.  В XVI веке страны Европы, особенно Португалия и Испания, были можно сказать завалены американским золотом, добытом в россыпях. По разным оценкам, в течение XVI  века Испания получила от своих американских колоний от 154 до 311 тонн золота, что составляет примерно 40%  золота, добытого во всем мире в этот период.
     Как бы там ни было, но русские люди, в том числе  якутские промышленники и служилые казаки,  знали, что золото в виде песка и даже самородков может встречаться в руслах рек. Может быть, они и слышали от своих более образованных наставников, - воевод, дьяков и подьячих, письменных голов и детей боярских, что в студеном климате золото родиться не может. Но человек любопытен, - «а вдруг…». К тому же сама жизнь порою сталкивала их с необходимостью бродить по отмелям рек, ковырять и раскапывать песок. 
     Неужели, спрашиваю я себя,   тысячи русских людей, побывавших во времена Дежнева в устьях северных рек, на протяжении многих лет занимаясь там рыбной ловлей, строительством дощаников, выковыривавших на коргах и отмелях заморный моржовый клык, нигде ни разу не обнаружили золота? Но ведь такого не может быть! Речь, конечно, не идет о систематической добыче, но случайные, единичные находки без сомнения имели место. Их просто не могло не быть.
     Добавьте к этому боевые и мирные контакты с аборигенами этих земель. Они-то жили на этой земле сотнями лет, и тоже бродили по руслам рек, строили разного рода рыбные ловушки, добывали, раскапывали моржовый клык, который широко использовали в быту, бивни вымерших мамонтов. Неужели и они никогда не натыкались на золотые самородки, которые не могли не привлечь  их внимания своими свойствами. А русские люди, громя и грабя аборигенские стойбища,  ни разу не встречали там золотых самородков? 
     Правда,  знатоки древней культуры северных народов  утверждают, что золото не было у них в почете. Ценили серебро, - из него юкагиры делали разного рода украшения, а золото – нет. Как это объяснить, - дело специалистов-культуроведов, но ведь не могли они оставить без внимания эти «желтые камешки» хотя бы из-за редкости таких находок и их необычной тяжести. И юкагиры и чукчи были людьми практичными и хозяйственными, использовали в своей жизни все, что давала им природа. Не видя в золотых самородках особой ценности, они вполне могли использовать их в качестве, например, грузила при рыбной ловле или даже в качестве якоря байдары, если этот камень был достаточно велик и тяжел. Тем более что проделать дырку в этом мягком металле не представляло особого труда.
     И у чукчей и у юкагиров широкое распространение в те времена имела охотничья снасть, - так называемая бола. Она  представляла собой 10;12 веревочек из плетеных оленьих, белужьих или китовых жил длиною 70;90 см, нижние концы которых были связаны, а к верхним были прикреплены костяные (из оленьего рога или моржового клыка) грузила величиной с грецкий орех. 
Бола применялась для охоты на птиц: ее бросали в летящую стаю.  Перед броском по шнуркам, как расческой, проводили пальцами, чтобы они не были спутаны. Затем косточки зажимали в левой ладони, шнурки натягивали, левой рукой бола наводилась на цель и резким взмахом над головой бросалась в летящую стаю. Как только бола выпускалась из рук, костяшки в воздухе расходились, и весь снаряд становился похожим на парашют без полотна или тележное колесо без обода.  Веревки обвивались вокруг шеи и крыльев птицы, после чего она падала на землю. Высота полета болы достигала 80—100 м. При искусном метании в плотно летящую стаю, охотник мог запутать сразу 2;3 птицы. 
     С приходом русских, аборигены, разживаясь у них свинцом,  стали заменять, - пишут историки,  костяные грузила болы на более компактные, - свинцовые. Согласитесь, что еще более удобными в этом смысле были  «никчемные», но более тяжелые желтые камешки, которые находили чукчи и юкагиры в руслах рек. Такая практика, видимо, тоже имела место, если учесть, что, как пишут историки, бола, подвешенная на шею и готовая к немедленному применению, была принадлежностью  каждого мужчины-чукчи, - от юношей до стариков. Чукчи, наверное,  были немало удивлены тем, что пришельцы готовы были ради этих камешков поступиться даже ясаком, предпочитая  их   соболям, и рыбьему зубу.
     Одним словом, было немало обстоятельств, способствовавших тому, чтобы  первые  русские землепроходцы обнаружили на северных реках золото. Разумеется, где и как это происходило, старались держать в глубочайшей тайне. Но можно ли сохранить это в тайне, тем более, если тому были свидетели из своей же братии. Так что слухи о таких находках, без сомнения, дошли до Якутска, что и явилось причиной массового паломничества туда русских людей.
Наверное, каждый понимал редкость такой находки, но, как  любой золотоискатель всех времен и народов,   верил в свою удачу.  Мало кто подобно Ломоносову задумывался над тем, откуда берется такое золото, принимали это, как Подарок Судьбы, как дар Божий.
     Конечно, продолжали промышлять и соболей, и рыбий зуб. Сдав в казну ясак, половину добытого моржового клыка и уплатив со всего оставшегося государеву десятину, можно было кое-что нажить  и себе. Но вожделенной добычей стало золото, хотя все знали, что золото, как и серебро по государеву указу являлось собственностью казны. Зато представьте себе, какие здесь скрывались возможности.  
     Золото в те времена ценилось в 16 раз дороже серебра. Ценность золотого самородка размером с ноготь большого пальца или 20 граммов (наперсток или чайная ложка) золотого песка соответствовал стоимости  добротного моржового клыка весом в 7 фунтов (около трех килограммов), а мешочек золотого песка с самородками, легко размещавшийся в поясе, соответствовал стоимости 7-10 сороков соболей.  Это тебе не тяжеловесный моржовый клык и не соболи, которых не спрячешь ни за щеку, ни даже под седло, -  на таможне все равно найдут. Здесь  же появлялись сотни  вариантов, как упрятать драгоценную добычу, скрыть её от глаз таможенников, целовальников  и воеводских приказных людей. Не напрасно же говорят на Руси, - голь на выдумки хитра.
     Так что случаи находки золота хранились в глубокой тайне, причем  не только из конкурентных соображений, но и из соображений собственной безопасности, поскольку если об этом кто-то узнает, то можно было превратиться в объект домогательства, а то и стать жертвой жестоких пыток. Кроме того, все понимали, что если узнают об этом власти, то, несмотря на вечную нехватку людей, найдутся у государя и стрельцы и воеводы и дьяки с подьячими, чтобы оградить это место, взять  его в казну, - под государеву руку.  И  не видать тогда рядовым якутским служилым  людям ни промысловой удачи, ни Божьего дара.  Потому больше всего опасались они, чтобы не узнали об этом якутские воеводы, тем более – столичные власти.
     Если  случалось так, что знанием места находок  становилась группа единомышленников, то здесь вступал в действие принцип круговой поруки. Но человек слаб! Стопроцентной гарантии сохранить тайну не давала даже и круговая порука. Тот же Федот Ветошка, - сотоварищ Семена Дежнева, выбравшись, как нынче говорят,  «на материк»,  и, добравшись до первого питейного заведения в Жиганске, пошел «в разнос».  В короткое время пропил и прогулял в компании с Евсейкой Павловым двадцать пудов привезенного с Анадыря моржового клыка. О том, что  «служилые люди у него пропились», писал в Якутск  торговый человек Никита Малахов.  Только ли моржовый клык пропил Федот Ветошка, и можно ли при таком запое сохранить тайну? 
     Одним словом, есть все основания считать, что о находках золота вскоре стало известно и якутским воеводам. Но что они могли сделать? Кого-то, может быть, и перехватили с самородком, конфисковали находку, пытали на дыбе и каленым железом, - где взял? Но ведь самородок – это не месторождение, может и искали там, да ничего не нашли, тем более, что никто в то время не знал как и откуда оно берется такое золото.
     Да и был ли смысл воеводе придавать такое дело  огласке, оставлять следы таких находок в документах якутской приказной избы. Думал, наверное, как бы самому разжиться золотишком, а уж когда сдам воеводство, вернусь в Москву, там можно и рассказать, - глядишь, можно и прославиться открытием золота.
     Читатель, должно быть, усмехнется,  прочитав такое заключение, - расфантазировался де автор. Может быть, конечно, и так, только вот ведь что интересно. По всему миру  россыпное золото добывалось, а в России на огромной её территории его не было. Во всяком случае, официально оно не было открыто. Уж насколько деятелен был в этом отношении Петр Первый. Его знаменитая  Берг-привилегия 1719 года провозгласила: « …  каждому дается воля, какого бы чина и достоинства он ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь - злато, сребро, медь, олово, свинец, железо, також  минералы, земли и каменья».Правда, пункт 17 привилегии предупреждал:  «Против же того…, которые изобретенные руды утаят, и доносить об них не будут, … объявляется наш жестокий гнев и неотложное телесное наказание, смертная казнь и лишение всех имений ….». В эти годы в государственное делопроизводство было введено понятие «Кабинет Его Императорского Величества» - учреждение, ведавшее  казной и личным имуществом русской императорской фамилии. Все найденное, прежде всего, конечно,  золото и серебро, должно было быть немедленно передано в казну, а территория удачной находки передавалась во владение Кабинету.
     Увы, и петровская привилегия не привела к открытию в России россыпного золота. К тому времени среди ученых мужей сформировалось мнение, что россыпного золота на Руси нет, и не может быть, поскольку оно де родится только в южных странах под влиянием жары и яркого солнца. Даже такой патриот России, каким был главный рудознатец Петра I Василий Татищев писал: «чтобы в Сибири, в таком студеном климате, такая руда могла быть, в этом сумление немалое, если токмо рассудить, какого великого жара солнечного для сего металла потребно».
     Противником этой теории выступил М.В. Ломоносов. Он был  прав, полагая, что в природе могут существовать месторождения, в которых «золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторваны и между песком рассеяны»,  что «во  множестве рек, протекающих в разных местах России, сыщется золотая руда…, которую можно опробовать новоизобретённым мною способом». В 1761 году  он предложил организовать по берегам рек поиски россыпного золота, но из-за большого числа скептически настроенных членов тогдашней академии, сенат зарубил этот проект, положил его  «под сукно». 
     Золотые россыпи в России так и не были открыты вплоть до начала XIX столетия, когда при  государе Александре I  был издан сенатский указ «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». И произошло чудо, - российский мир словно перевернулся. Золотодобыча стала не просто развиваться, а произошел своего рода взрыв.  В 1823 году на  Урале уже насчитывалось 204 золотых прииска, большая часть которых принадлежала частным лицам.  Добыча золота стала развиваться такими темпами, что к 1845 году Россия оказалась впереди планеты всей, - русское золото составило более 47% мировой добычи.
     Пишут, что вслед за Уралом россыпное золото нашли на Алтае, в Сибири, Забайкалье, Приморье, а позднее в  Якутии и даже на Чукотке. Так ли? Позднее ли? Можно ли поверить, что за пол столетия продвижения к восточным окраинам континента, продвижения в основном по рекам,  богатым золотыми россыпями,  русские люди ни разу не наткнулись на золотые песчинки, а то и самородки? 
     Ну а о причинах безвременной кончины якутских воевод пусть читатель домысливает сам.
  Архивы свидетельствуют, что якутская таможня регистрировала  в 40-е годы XVII столетия прохождение в низовья Лены на Яну, Индигирку, Колыму за сезон до полутысячи служилых и торговых людей, своеуженников-промышленников, покрученников, мастеровых людей, - шорников и плотников, кузнецов и карабельных мастеров. Это только официально. А сколько проходило туда, минуя таможню,  разного рода «гулящих людей» -  вольных охотников-промышленников и беглых сибирских казаков, крестьян с помещичьей Руси и бродяг-разбойников с криминальным прошлым. Этим не было нужды регистрироваться. То, что они добывали, продавалось на месте тем же торговым людям, там же зачастую прогуливалось-пропивалось  или становилось добычей  лихих людей.
     Что касается торгового и мастерового люда, то здесь все понятно. Торговцы – сбывали товар промышленникам и аборигенам, обдуривая насколько можно покупателей, и на этом наживаясь. Мастеровые  работали под заказ тех же торговых людей и промышленников, - валили лес, рубили избы-времянки, строили морские кочи и дощаники, снимали и выделывали собольи и песцовые шкурки, ладили ловушки на лесного зверя. И, должно быть, тоже неплохо на этом зарабатывали. И деньгами и теми же соболями. 
     Чем были заняты служилые люди – тоже ясно: воевали с аборигенами, принуждая их к покорности, ловили аманатов-заложников, брали шерть-клятву с князцов «быть вечно и неотступно под рукой государевой», собирали ясак, заводили ясачные книги. Если было чем, - торговали со смирившимися «иноземцами», или «побивали» их и грабили, когда они сопротивлялись, захватывая в качестве ясыря  женщин и детей и потом требуя за них выкуп. Тоже, как видим, дел хватало, и нажиться было на чём. А если уж и после этого еще оставалось время, то, пишут в книжках, - занимались промыслом.
     Ну а чем же занималась такая прорва вольных промышленников и покрученников? Промышляли соболей, - говорят нам архивы. Но дело в том, что сами же эти люди, - и промышленники и служилые, не раз говорили и писали в отписках, что в низовьях северных рек соболя нет, потому что де - тундра, добрый соболь держится в залесенных верховьях рек. Так к верховьям этих рек можно было добраться Алданом, а то и тропами на лошадях, которыми можно было разжиться у якутов. Тоже, конечно, не без трудностей, но не с таким риском, - это уже не Заполярье.
     Чего же тогда, спрашивается, идти к устьям этих рек, рисковать жизнью, добираясь туда студеным морем через льды, свирепые ветры и штормы на утлых самодельных суденышках? А потом еще и плыть многие сотни верст через пустынную тундру к этим самым речным  верховьям.
     Можно понять тех людей, что толпами ринулись в Даурию вслед за Хабаровым. Там и климат мягкий, и хлеб есть, и местные жители не такие воинственные, как чукчи, юкагиры или коряки. И доброго соболя по Амуру не меньше, чем на севере. Чем же объяснить упорное стремление людей на северные реки?  Может быть, влекла их надежда разжиться «рыбьим зубом», – моржовым клыком? Тоже вещь дорогая и пользовавшаяся спросом. Но ведь тяжелая, да  и за пуд, в самом лучшем случае, -  60 «рублёв», а если он ломаный, еще и   с трещинами, так всего лишь 20. К тому же он тоже не валяется, где попало по берегу, - на островах, на коргах-отмелях. Их еще надо было найти, а к островам – плыть с немалым риском. При этом аборигены местные – чукчи не очень-то склонны были делиться этим добром, они и сами в нем нуждались.  
     А сколько было мороки вывозить этот рыбий зуб,  даже если и повезет.  Это ведь не соболи, которых можно в торбу напихать и тысячу штук. На горбу много не унесешь, - нужны суда.  А на судне опять же морем, через льды, с риском попасть в шторм и потерять не только рыбий зуб, но и собственную голову. Нет, не похоже, чтобы рыбий зуб был главной причиной паломничества на северные реки. Тогда что?

                                      *

     Это паломничество  началось при воеводе Петре Головине и в полную силу развернулось при  Василии Пушкине. Чем закончилось его воеводство? Читаем: скончался в Якутске в 1649 году накануне смены его воеводой Францбековым. Причина смерти неизвестна.
     А чем закончилось непродолжительное воеводство Дмитрия Францбекова? - Сыском,  досрочным  снятием в 1652 году с воеводства. Историки  пишут, что он недолго прожил после того, как покинул Якутск  и что в боярской книге 1658 года упоминается только лишь его брат, - Иван Андреевич. Нет никаких сведений и об участии Францбекова в сыске по делу Хабарова-Зиновьева, которое проводилось в Москве в 1655 году, хотя он имел к нему прямое отношение. Таким образом,  нет ясности, когда и при каких обстоятельствах он умер и вообще вернулся ли он в Москву. 
     Сыщик Сибирского приказа Иван Акинфов лишь короткое время исполнял обязанности якутского воеводы, занимаясь сыском по делу Францбекова. Осенью 1652  года на воеводство заступил стольник Михаил Лодыженский. Он, по-видимому, тоже немало узнал такого, о чем не следовало бы знать в столице. При этом, - пишут историки, сумел присвоить 537 «сороков» соболей.  После завершения воеводства в 1660 году по дороге из Якутска в Москву в Маковском острожке   воевода Лодыженский и дьяк Тонково неожиданно скончались. Причина смерти – неизвестна. 
     Следующим якутским воеводой  стал  Иван Федорович Голенищев-Кутузов. Тоже был мздоимец, каких поискать надо. В 1667 году накануне его смены на воеводстве князем И.П. Борятинским он тоже вдруг неожиданно умер. 
     Цепь смертей будет иметь продолжение. В исторических хрониках нет никаких сведений о возвращении в Москву якутского воеводы князя Якова Волконского. Год его смерти неизвестен. В  Якутске его сменил Андрей Афанасьевич Бернешлев. Этот ушлый обрусевший англичанин (по рождению Уильям Бернсли) действительно был весьма энергичным и предприимчивым человеком, пробившимся из статуса ссыльного человека к вершинам власти, - был назначен  якутским воеводой. 
     В Якутске, - пишут историки, Бернешлев самым энергичным образом взялся за наведение порядка. Меры, принимаемые им в отношении нерадивости, крамолы и смуты, отличались чрезмерной строгостью. Бернешлев был жесток и нередко прибегал к насилию. Пытался бороться он и с казнокрадством и стяжательством служилых людей. Но могла ли эта борьба быть успешной, если он и сам был образцом  мздоимца и стяжателя. Летом 1677 года  Бернешлев обвинил 19 казаков и восьмерых промышленников в организации заговора,  якобы намеревавшихся убить воеводу. Москва поддержала воеводу в его намерениях (в это время страной правил государь Федор Алексеевич).  После короткого следствия воевода арестовал и казнил заговорщиков. За все время существования Якутского воеводства это был первый случай открытой массовой казни служилых людей по приказу воеводы.
     Бернешлев занимал воеводскую должность   до 1678 года. В конце  воеводства он вступил в острый конфликт с казаками и ясачными людьми. В 1679 году  якуты подали на воеводу  челобитную, в которой обвиняли его в том, что он «чинил налоги и обиды и тесноты великие, имал насилством и соболи и скот и кони добрые, и дочерей девок; и от живых мужей жен имал себе в холопство, и крестил, и имал себе во двор казачьих детей в холопство». Этого столичное руководство уже простить не могло. Бернешлева досрочно сняли с воеводства, предписав явиться в Тобольск для разбирательства. Однако Бернешлев, «едучи с Сибири, на Кети умре на дороге». Случилось это в 1679 году. Причина смерти неизвестна. 
     Не кажется ли вам странной это однообразие судеб якутских воевод?  Впрочем, смерть Бернешлева еще можно объяснить, - русские люди не прощали обид иноземцам,  пусть даже и обрусевшим.  Но чем объяснить цепь смертей его предшественников?

                                      *

     Вот здесь мы подходим к самому интересному и вместе с тем – к одному из самых загадочных мест дежневской эпопеи. Что так прельщало Семена Дежнева и его спутников в этой глухомани?  Ведь почти пять лет они скрывались на Анадыре, - на самом краю земли, не присылая ясака, и не подавая о себе никакой вести. Чем они там занимались? И вообще, чем вызвано такое паломничество русских людей на крайний север? 
     Ныне всем известно, что  все реки этого района, особенно Колыма,  богаты золотыми россыпями. Специалисты утверждают, что в Северном Ледовитом океане,  вдоль практически всех 13 тыс. км.  северо-восточного побережья  от устья Лены до Берингова пролива тянутся золотоносные прибрежно-морские россыпи. В северной части Анадырского залива, - между мысом Беринга и устьем реки Эргувеем, на северном побережье Охотского моря в районе полуострова Тайгонос, Кони и города Охотска также обнаружены проявления россыпного золота.
Такие же месторождения открыты и на полуострове Сьюард на Аляске со схожими геологическими условиями. Они питаются золотом, вымываемым из кристаллических сланцев реки Энвил-Крик. Здесь пляжные россыпи протягиваются на 5 км вдоль берега полосой шириной 90 м и мощностью до 1 м. В морских террасах на высоте 11-24 м  и на удалении 1.5-7.5 км.  от моря также обнаружены золотоносные пласты шириной до 30 м и мощностью до 3 м. Содержание металла  в них порой достигает 250 г на тонну породы. И ведь не только в виде золотого песка, но и в виде разной величины самородков. Так может быть, золото было главным объектом притяжения всех этих людей? 
     Но вот ведь что странно. В архивах того времени нет об этом ни строчки, ни даже малейшего намека. О поисках и находке серебра – есть, а о находке золота – нет ни слова. О том, что золото встречается в виде россыпей в поймах рек,  в России конечно знали.  В XVI веке страны Европы, особенно Португалия и Испания, были можно сказать завалены американским золотом, добытом в россыпях. По разным оценкам, в течение XVI  века Испания получила от своих американских колоний от 154 до 311 тонн золота, что составляет примерно 40%  золота, добытого во всем мире в этот период.
     Как бы там ни было, но русские люди, в том числе  якутские промышленники и служилые казаки,  знали, что золото в виде песка и даже самородков может встречаться в руслах рек. Может быть, они и слышали от своих более образованных наставников, - воевод, дьяков и подьячих, письменных голов и детей боярских, что в студеном климате золото родиться не может. Но человек любопытен, - «а вдруг…». К тому же сама жизнь порою сталкивала их с необходимостью бродить по отмелям рек, ковырять и раскапывать песок. 
     Неужели, спрашиваю я себя,   тысячи русских людей, побывавших во времена Дежнева в устьях северных рек, на протяжении многих лет занимаясь там рыбной ловлей, строительством дощаников, выковыривавших на коргах и отмелях заморный моржовый клык, нигде ни разу не обнаружили золота? Но ведь такого не может быть! Речь, конечно, не идет о систематической добыче, но случайные, единичные находки без сомнения имели место. Их просто не могло не быть.
     Добавьте к этому боевые и мирные контакты с аборигенами этих земель. Они-то жили на этой земле сотнями лет, и тоже бродили по руслам рек, строили разного рода рыбные ловушки, добывали, раскапывали моржовый клык, который широко использовали в быту, бивни вымерших мамонтов. Неужели и они никогда не натыкались на золотые самородки, которые не могли не привлечь  их внимания своими свойствами. А русские люди, громя и грабя аборигенские стойбища,  ни разу не встречали там золотых самородков? 
     Правда,  знатоки древней культуры северных народов  утверждают, что золото не было у них в почете. Ценили серебро, - из него юкагиры делали разного рода украшения, а золото – нет. Как это объяснить, - дело специалистов-культуроведов, но ведь не могли они оставить без внимания эти «желтые камешки» хотя бы из-за редкости таких находок и их необычной тяжести. И юкагиры и чукчи были людьми практичными и хозяйственными, использовали в своей жизни все, что давала им природа. Не видя в золотых самородках особой ценности, они вполне могли использовать их в качестве, например, грузила при рыбной ловле или даже в качестве якоря байдары, если этот камень был достаточно велик и тяжел. Тем более что проделать дырку в этом мягком металле не представляло особого труда.
     И у чукчей и у юкагиров широкое распространение в те времена имела охотничья снасть, - так называемая бола. Она  представляла собой 10;12 веревочек из плетеных оленьих, белужьих или китовых жил длиною 70;90 см, нижние концы которых были связаны, а к верхним были прикреплены костяные (из оленьего рога или моржового клыка) грузила величиной с грецкий орех. 
Бола применялась для охоты на птиц: ее бросали в летящую стаю.  Перед броском по шнуркам, как расческой, проводили пальцами, чтобы они не были спутаны. Затем косточки зажимали в левой ладони, шнурки натягивали, левой рукой бола наводилась на цель и резким взмахом над головой бросалась в летящую стаю. Как только бола выпускалась из рук, костяшки в воздухе расходились, и весь снаряд становился похожим на парашют без полотна или тележное колесо без обода.  Веревки обвивались вокруг шеи и крыльев птицы, после чего она падала на землю. Высота полета болы достигала 80—100 м. При искусном метании в плотно летящую стаю, охотник мог запутать сразу 2;3 птицы. 
     С приходом русских, аборигены, разживаясь у них свинцом,  стали заменять, - пишут историки,  костяные грузила болы на более компактные, - свинцовые. Согласитесь, что еще более удобными в этом смысле были  «никчемные», но более тяжелые желтые камешки, которые находили чукчи и юкагиры в руслах рек. Такая практика, видимо, тоже имела место, если учесть, что, как пишут историки, бола, подвешенная на шею и готовая к немедленному применению, была принадлежностью  каждого мужчины-чукчи, - от юношей до стариков. Чукчи, наверное,  были немало удивлены тем, что пришельцы готовы были ради этих камешков поступиться даже ясаком, предпочитая  их   соболям, и рыбьему зубу.
     Одним словом, было немало обстоятельств, способствовавших тому, чтобы  первые  русские землепроходцы обнаружили на северных реках золото. Разумеется, где и как это происходило, старались держать в глубочайшей тайне. Но можно ли сохранить это в тайне, тем более, если тому были свидетели из своей же братии. Так что слухи о таких находках, без сомнения, дошли до Якутска, что и явилось причиной массового паломничества туда русских людей.
Наверное, каждый понимал редкость такой находки, но, как  любой золотоискатель всех времен и народов,   верил в свою удачу.  Мало кто подобно Ломоносову задумывался над тем, откуда берется такое золото, принимали это, как Подарок Судьбы, как дар Божий.
     Конечно, продолжали промышлять и соболей, и рыбий зуб. Сдав в казну ясак, половину добытого моржового клыка и уплатив со всего оставшегося государеву десятину, можно было кое-что нажить  и себе. Но вожделенной добычей стало золото, хотя все знали, что золото, как и серебро по государеву указу являлось собственностью казны. Зато представьте себе, какие здесь скрывались возможности.  
     Золото в те времена ценилось в 16 раз дороже серебра. Ценность золотого самородка размером с ноготь большого пальца или 20 граммов (наперсток или чайная ложка) золотого песка соответствовал стоимости  добротного моржового клыка весом в 7 фунтов (около трех килограммов), а мешочек золотого песка с самородками, легко размещавшийся в поясе, соответствовал стоимости 7-10 сороков соболей.  Это тебе не тяжеловесный моржовый клык и не соболи, которых не спрячешь ни за щеку, ни даже под седло, -  на таможне все равно найдут. Здесь  же появлялись сотни  вариантов, как упрятать драгоценную добычу, скрыть её от глаз таможенников, целовальников  и воеводских приказных людей. Не напрасно же говорят на Руси, - голь на выдумки хитра.
     Так что случаи находки золота хранились в глубокой тайне, причем  не только из конкурентных соображений, но и из соображений собственной безопасности, поскольку если об этом кто-то узнает, то можно было превратиться в объект домогательства, а то и стать жертвой жестоких пыток. Кроме того, все понимали, что если узнают об этом власти, то, несмотря на вечную нехватку людей, найдутся у государя и стрельцы и воеводы и дьяки с подьячими, чтобы оградить это место, взять  его в казну, - под государеву руку.  И  не видать тогда рядовым якутским служилым  людям ни промысловой удачи, ни Божьего дара.  Потому больше всего опасались они, чтобы не узнали об этом якутские воеводы, тем более – столичные власти.
     Если  случалось так, что знанием места находок  становилась группа единомышленников, то здесь вступал в действие принцип круговой поруки. Но человек слаб! Стопроцентной гарантии сохранить тайну не давала даже и круговая порука. Тот же Федот Ветошка, - сотоварищ Семена Дежнева, выбравшись, как нынче говорят,  «на материк»,  и, добравшись до первого питейного заведения в Жиганске, пошел «в разнос».  В короткое время пропил и прогулял в компании с Евсейкой Павловым двадцать пудов привезенного с Анадыря моржового клыка. О том, что  «служилые люди у него пропились», писал в Якутск  торговый человек Никита Малахов.  Только ли моржовый клык пропил Федот Ветошка, и можно ли при таком запое сохранить тайну? 
     Одним словом, есть все основания считать, что о находках золота вскоре стало известно и якутским воеводам. Но что они могли сделать? Кого-то, может быть, и перехватили с самородком, конфисковали находку, пытали на дыбе и каленым железом, - где взял? Но ведь самородок – это не месторождение, может и искали там, да ничего не нашли, тем более, что никто в то время не знал как и откуда оно берется такое золото.
     Да и был ли смысл воеводе придавать такое дело  огласке, оставлять следы таких находок в документах якутской приказной избы. Думал, наверное, как бы самому разжиться золотишком, а уж когда сдам воеводство, вернусь в Москву, там можно и рассказать, - глядишь, можно и прославиться открытием золота.
     Читатель, должно быть, усмехнется,  прочитав такое заключение, - расфантазировался де автор. Может быть, конечно, и так, только вот ведь что интересно. По всему миру  россыпное золото добывалось, а в России на огромной её территории его не было. Во всяком случае, официально оно не было открыто. Уж насколько деятелен был в этом отношении Петр Первый. Его знаменитая  Берг-привилегия 1719 года провозгласила: « …  каждому дается воля, какого бы чина и достоинства он ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь - злато, сребро, медь, олово, свинец, железо, також  минералы, земли и каменья».Правда, пункт 17 привилегии предупреждал:  «Против же того…, которые изобретенные руды утаят, и доносить об них не будут, … объявляется наш жестокий гнев и неотложное телесное наказание, смертная казнь и лишение всех имений ….». В эти годы в государственное делопроизводство было введено понятие «Кабинет Его Императорского Величества» - учреждение, ведавшее  казной и личным имуществом русской императорской фамилии. Все найденное, прежде всего, конечно,  золото и серебро, должно было быть немедленно передано в казну, а территория удачной находки передавалась во владение Кабинету.
     Увы, и петровская привилегия не привела к открытию в России россыпного золота. К тому времени среди ученых мужей сформировалось мнение, что россыпного золота на Руси нет, и не может быть, поскольку оно де родится только в южных странах под влиянием жары и яркого солнца. Даже такой патриот России, каким был главный рудознатец Петра I Василий Татищев писал: «чтобы в Сибири, в таком студеном климате, такая руда могла быть, в этом сумление немалое, если токмо рассудить, какого великого жара солнечного для сего металла потребно».
     Противником этой теории выступил М.В. Ломоносов. Он был  прав, полагая, что в природе могут существовать месторождения, в которых «золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторваны и между песком рассеяны»,  что «во  множестве рек, протекающих в разных местах России, сыщется золотая руда…, которую можно опробовать новоизобретённым мною способом». В 1761 году  он предложил организовать по берегам рек поиски россыпного золота, но из-за большого числа скептически настроенных членов тогдашней академии, сенат зарубил этот проект, положил его  «под сукно». 
     Золотые россыпи в России так и не были открыты вплоть до начала XIX столетия, когда при  государе Александре I  был издан сенатский указ «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». И произошло чудо, - российский мир словно перевернулся. Золотодобыча стала не просто развиваться, а произошел своего рода взрыв.  В 1823 году на  Урале уже насчитывалось 204 золотых прииска, большая часть которых принадлежала частным лицам.  Добыча золота стала развиваться такими темпами, что к 1845 году Россия оказалась впереди планеты всей, - русское золото составило более 47% мировой добычи.
     Пишут, что вслед за Уралом россыпное золото нашли на Алтае, в Сибири, Забайкалье, Приморье, а позднее в  Якутии и даже на Чукотке. Так ли? Позднее ли? Можно ли поверить, что за пол столетия продвижения к восточным окраинам континента, продвижения в основном по рекам,  богатым золотыми россыпями,  русские люди ни разу не наткнулись на золотые песчинки, а то и самородки? 
     Ну а о причинах безвременной кончины якутских воевод пусть читатель домысливает сам.
  Архивы свидетельствуют, что якутская таможня регистрировала  в 40-е годы XVII столетия прохождение в низовья Лены на Яну, Индигирку, Колыму за сезон до полутысячи служилых и торговых людей, своеуженников-промышленников, покрученников, мастеровых людей, - шорников и плотников, кузнецов и карабельных мастеров. Это только официально. А сколько проходило туда, минуя таможню,  разного рода «гулящих людей» -  вольных охотников-промышленников и беглых сибирских казаков, крестьян с помещичьей Руси и бродяг-разбойников с криминальным прошлым. Этим не было нужды регистрироваться. То, что они добывали, продавалось на месте тем же торговым людям, там же зачастую прогуливалось-пропивалось  или становилось добычей  лихих людей.
     Что касается торгового и мастерового люда, то здесь все понятно. Торговцы – сбывали товар промышленникам и аборигенам, обдуривая насколько можно покупателей, и на этом наживаясь. Мастеровые  работали под заказ тех же торговых людей и промышленников, - валили лес, рубили избы-времянки, строили морские кочи и дощаники, снимали и выделывали собольи и песцовые шкурки, ладили ловушки на лесного зверя. И, должно быть, тоже неплохо на этом зарабатывали. И деньгами и теми же соболями. 
     Чем были заняты служилые люди – тоже ясно: воевали с аборигенами, принуждая их к покорности, ловили аманатов-заложников, брали шерть-клятву с князцов «быть вечно и неотступно под рукой государевой», собирали ясак, заводили ясачные книги. Если было чем, - торговали со смирившимися «иноземцами», или «побивали» их и грабили, когда они сопротивлялись, захватывая в качестве ясыря  женщин и детей и потом требуя за них выкуп. Тоже, как видим, дел хватало, и нажиться было на чём. А если уж и после этого еще оставалось время, то, пишут в книжках, - занимались промыслом.
     Ну а чем же занималась такая прорва вольных промышленников и покрученников? Промышляли соболей, - говорят нам архивы. Но дело в том, что сами же эти люди, - и промышленники и служилые, не раз говорили и писали в отписках, что в низовьях северных рек соболя нет, потому что де - тундра, добрый соболь держится в залесенных верховьях рек. Так к верховьям этих рек можно было добраться Алданом, а то и тропами на лошадях, которыми можно было разжиться у якутов. Тоже, конечно, не без трудностей, но не с таким риском, - это уже не Заполярье.
     Чего же тогда, спрашивается, идти к устьям этих рек, рисковать жизнью, добираясь туда студеным морем через льды, свирепые ветры и штормы на утлых самодельных суденышках? А потом еще и плыть многие сотни верст через пустынную тундру к этим самым речным  верховьям.
     Можно понять тех людей, что толпами ринулись в Даурию вслед за Хабаровым. Там и климат мягкий, и хлеб есть, и местные жители не такие воинственные, как чукчи, юкагиры или коряки. И доброго соболя по Амуру не меньше, чем на севере. Чем же объяснить упорное стремление людей на северные реки?  Может быть, влекла их надежда разжиться «рыбьим зубом», – моржовым клыком? Тоже вещь дорогая и пользовавшаяся спросом. Но ведь тяжелая, да  и за пуд, в самом лучшем случае, -  60 «рублёв», а если он ломаный, еще и   с трещинами, так всего лишь 20. К тому же он тоже не валяется, где попало по берегу, - на островах, на коргах-отмелях. Их еще надо было найти, а к островам – плыть с немалым риском. При этом аборигены местные – чукчи не очень-то склонны были делиться этим добром, они и сами в нем нуждались.  
     А сколько было мороки вывозить этот рыбий зуб,  даже если и повезет.  Это ведь не соболи, которых можно в торбу напихать и тысячу штук. На горбу много не унесешь, - нужны суда.  А на судне опять же морем, через льды, с риском попасть в шторм и потерять не только рыбий зуб, но и собственную голову. Нет, не похоже, чтобы рыбий зуб был главной причиной паломничества на северные реки. Тогда что?

                                      *

     Это паломничество  началось при воеводе Петре Головине и в полную силу развернулось при  Василии Пушкине. Чем закончилось его воеводство? Читаем: скончался в Якутске в 1649 году накануне смены его воеводой Францбековым. Причина смерти неизвестна.
     А чем закончилось непродолжительное воеводство Дмитрия Францбекова? - Сыском,  досрочным  снятием в 1652 году с воеводства. Историки  пишут, что он недолго прожил после того, как покинул Якутск  и что в боярской книге 1658 года упоминается только лишь его брат, - Иван Андреевич. Нет никаких сведений и об участии Францбекова в сыске по делу Хабарова-Зиновьева, которое проводилось в Москве в 1655 году, хотя он имел к нему прямое отношение. Таким образом,  нет ясности, когда и при каких обстоятельствах он умер и вообще вернулся ли он в Москву. 
     Сыщик Сибирского приказа Иван Акинфов лишь короткое время исполнял обязанности якутского воеводы, занимаясь сыском по делу Францбекова. Осенью 1652  года на воеводство заступил стольник Михаил Лодыженский. Он, по-видимому, тоже немало узнал такого, о чем не следовало бы знать в столице. При этом, - пишут историки, сумел присвоить 537 «сороков» соболей.  После завершения воеводства в 1660 году по дороге из Якутска в Москву в Маковском острожке   воевода Лодыженский и дьяк Тонково неожиданно скончались. Причина смерти – неизвестна. 
     Следующим якутским воеводой  стал  Иван Федорович Голенищев-Кутузов. Тоже был мздоимец, каких поискать надо. В 1667 году накануне его смены на воеводстве князем И.П. Борятинским он тоже вдруг неожиданно умер. 
     Цепь смертей будет иметь продолжение. В исторических хрониках нет никаких сведений о возвращении в Москву якутского воеводы князя Якова Волконского. Год его смерти неизвестен. В  Якутске его сменил Андрей Афанасьевич Бернешлев. Этот ушлый обрусевший англичанин (по рождению Уильям Бернсли) действительно был весьма энергичным и предприимчивым человеком, пробившимся из статуса ссыльного человека к вершинам власти, - был назначен  якутским воеводой. 
     В Якутске, - пишут историки, Бернешлев самым энергичным образом взялся за наведение порядка. Меры, принимаемые им в отношении нерадивости, крамолы и смуты, отличались чрезмерной строгостью. Бернешлев был жесток и нередко прибегал к насилию. Пытался бороться он и с казнокрадством и стяжательством служилых людей. Но могла ли эта борьба быть успешной, если он и сам был образцом  мздоимца и стяжателя. Летом 1677 года  Бернешлев обвинил 19 казаков и восьмерых промышленников в организации заговора,  якобы намеревавшихся убить воеводу. Москва поддержала воеводу в его намерениях (в это время страной правил государь Федор Алексеевич).  После короткого следствия воевода арестовал и казнил заговорщиков. За все время существования Якутского воеводства это был первый случай открытой массовой казни служилых людей по приказу воеводы.
     Бернешлев занимал воеводскую должность   до 1678 года. В конце  воеводства он вступил в острый конфликт с казаками и ясачными людьми. В 1679 году  якуты подали на воеводу  челобитную, в которой обвиняли его в том, что он «чинил налоги и обиды и тесноты великие, имал насилством и соболи и скот и кони добрые, и дочерей девок; и от живых мужей жен имал себе в холопство, и крестил, и имал себе во двор казачьих детей в холопство». Этого столичное руководство уже простить не могло. Бернешлева досрочно сняли с воеводства, предписав явиться в Тобольск для разбирательства. Однако Бернешлев, «едучи с Сибири, на Кети умре на дороге». Случилось это в 1679 году. Причина смерти неизвестна. 
     Не кажется ли вам странной это однообразие судеб якутских воевод?  Впрочем, смерть Бернешлева еще можно объяснить, - русские люди не прощали обид иноземцам,  пусть даже и обрусевшим.  Но чем объяснить цепь смертей его предшественников?

                                      *

     Вот здесь мы подходим к самому интересному и вместе с тем – к одному из самых загадочных мест дежневской эпопеи. Что так прельщало Семена Дежнева и его спутников в этой глухомани?  Ведь почти пять лет они скрывались на Анадыре, - на самом краю земли, не присылая ясака, и не подавая о себе никакой вести. Чем они там занимались? И вообще, чем вызвано такое паломничество русских людей на крайний север? 
     Ныне всем известно, что  все реки этого района, особенно Колыма,  богаты золотыми россыпями. Специалисты утверждают, что в Северном Ледовитом океане,  вдоль практически всех 13 тыс. км.  северо-восточного побережья  от устья Лены до Берингова пролива тянутся золотоносные прибрежно-морские россыпи. В северной части Анадырского залива, - между мысом Беринга и устьем реки Эргувеем, на северном побережье Охотского моря в районе полуострова Тайгонос, Кони и города Охотска также обнаружены проявления россыпного золота.
Такие же месторождения открыты и на полуострове Сьюард на Аляске со схожими геологическими условиями. Они питаются золотом, вымываемым из кристаллических сланцев реки Энвил-Крик. Здесь пляжные россыпи протягиваются на 5 км вдоль берега полосой шириной 90 м и мощностью до 1 м. В морских террасах на высоте 11-24 м  и на удалении 1.5-7.5 км.  от моря также обнаружены золотоносные пласты шириной до 30 м и мощностью до 3 м. Содержание металла  в них порой достигает 250 г на тонну породы. И ведь не только в виде золотого песка, но и в виде разной величины самородков. Так может быть, золото было главным объектом притяжения всех этих людей? 
     Но вот ведь что странно. В архивах того времени нет об этом ни строчки, ни даже малейшего намека. О поисках и находке серебра – есть, а о находке золота – нет ни слова. О том, что золото встречается в виде россыпей в поймах рек,  в России конечно знали.  В XVI веке страны Европы, особенно Португалия и Испания, были можно сказать завалены американским золотом, добытом в россыпях. По разным оценкам, в течение XVI  века Испания получила от своих американских колоний от 154 до 311 тонн золота, что составляет примерно 40%  золота, добытого во всем мире в этот период.
     Как бы там ни было, но русские люди, в том числе  якутские промышленники и служилые казаки,  знали, что золото в виде песка и даже самородков может встречаться в руслах рек. Может быть, они и слышали от своих более образованных наставников, - воевод, дьяков и подьячих, письменных голов и детей боярских, что в студеном климате золото родиться не может. Но человек любопытен, - «а вдруг…». К тому же сама жизнь порою сталкивала их с необходимостью бродить по отмелям рек, ковырять и раскапывать песок. 
     Неужели, спрашиваю я себя,   тысячи русских людей, побывавших во времена Дежнева в устьях северных рек, на протяжении многих лет занимаясь там рыбной ловлей, строительством дощаников, выковыривавших на коргах и отмелях заморный моржовый клык, нигде ни разу не обнаружили золота? Но ведь такого не может быть! Речь, конечно, не идет о систематической добыче, но случайные, единичные находки без сомнения имели место. Их просто не могло не быть.
     Добавьте к этому боевые и мирные контакты с аборигенами этих земель. Они-то жили на этой земле сотнями лет, и тоже бродили по руслам рек, строили разного рода рыбные ловушки, добывали, раскапывали моржовый клык, который широко использовали в быту, бивни вымерших мамонтов. Неужели и они никогда не натыкались на золотые самородки, которые не могли не привлечь  их внимания своими свойствами. А русские люди, громя и грабя аборигенские стойбища,  ни разу не встречали там золотых самородков? 
     Правда,  знатоки древней культуры северных народов  утверждают, что золото не было у них в почете. Ценили серебро, - из него юкагиры делали разного рода украшения, а золото – нет. Как это объяснить, - дело специалистов-культуроведов, но ведь не могли они оставить без внимания эти «желтые камешки» хотя бы из-за редкости таких находок и их необычной тяжести. И юкагиры и чукчи были людьми практичными и хозяйственными, использовали в своей жизни все, что давала им природа. Не видя в золотых самородках особой ценности, они вполне могли использовать их в качестве, например, грузила при рыбной ловле или даже в качестве якоря байдары, если этот камень был достаточно велик и тяжел. Тем более что проделать дырку в этом мягком металле не представляло особого труда.
     И у чукчей и у юкагиров широкое распространение в те времена имела охотничья снасть, - так называемая бола. Она  представляла собой 10;12 веревочек из плетеных оленьих, белужьих или китовых жил длиною 70;90 см, нижние концы которых были связаны, а к верхним были прикреплены костяные (из оленьего рога или моржового клыка) грузила величиной с грецкий орех. 
Бола применялась для охоты на птиц: ее бросали в летящую стаю.  Перед броском по шнуркам, как расческой, проводили пальцами, чтобы они не были спутаны. Затем косточки зажимали в левой ладони, шнурки натягивали, левой рукой бола наводилась на цель и резким взмахом над головой бросалась в летящую стаю. Как только бола выпускалась из рук, костяшки в воздухе расходились, и весь снаряд становился похожим на парашют без полотна или тележное колесо без обода.  Веревки обвивались вокруг шеи и крыльев птицы, после чего она падала на землю. Высота полета болы достигала 80—100 м. При искусном метании в плотно летящую стаю, охотник мог запутать сразу 2;3 птицы. 
     С приходом русских, аборигены, разживаясь у них свинцом,  стали заменять, - пишут историки,  костяные грузила болы на более компактные, - свинцовые. Согласитесь, что еще более удобными в этом смысле были  «никчемные», но более тяжелые желтые камешки, которые находили чукчи и юкагиры в руслах рек. Такая практика, видимо, тоже имела место, если учесть, что, как пишут историки, бола, подвешенная на шею и готовая к немедленному применению, была принадлежностью  каждого мужчины-чукчи, - от юношей до стариков. Чукчи, наверное,  были немало удивлены тем, что пришельцы готовы были ради этих камешков поступиться даже ясаком, предпочитая  их   соболям, и рыбьему зубу.
     Одним словом, было немало обстоятельств, способствовавших тому, чтобы  первые  русские землепроходцы обнаружили на северных реках золото. Разумеется, где и как это происходило, старались держать в глубочайшей тайне. Но можно ли сохранить это в тайне, тем более, если тому были свидетели из своей же братии. Так что слухи о таких находках, без сомнения, дошли до Якутска, что и явилось причиной массового паломничества туда русских людей.
Наверное, каждый понимал редкость такой находки, но, как  любой золотоискатель всех времен и народов,   верил в свою удачу.  Мало кто подобно Ломоносову задумывался над тем, откуда берется такое золото, принимали это, как Подарок Судьбы, как дар Божий.
     Конечно, продолжали промышлять и соболей, и рыбий зуб. Сдав в казну ясак, половину добытого моржового клыка и уплатив со всего оставшегося государеву десятину, можно было кое-что нажить  и себе. Но вожделенной добычей стало золото, хотя все знали, что золото, как и серебро по государеву указу являлось собственностью казны. Зато представьте себе, какие здесь скрывались возможности.  
     Золото в те времена ценилось в 16 раз дороже серебра. Ценность золотого самородка размером с ноготь большого пальца или 20 граммов (наперсток или чайная ложка) золотого песка соответствовал стоимости  добротного моржового клыка весом в 7 фунтов (около трех килограммов), а мешочек золотого песка с самородками, легко размещавшийся в поясе, соответствовал стоимости 7-10 сороков соболей.  Это тебе не тяжеловесный моржовый клык и не соболи, которых не спрячешь ни за щеку, ни даже под седло, -  на таможне все равно найдут. Здесь  же появлялись сотни  вариантов, как упрятать драгоценную добычу, скрыть её от глаз таможенников, целовальников  и воеводских приказных людей. Не напрасно же говорят на Руси, - голь на выдумки хитра.
     Так что случаи находки золота хранились в глубокой тайне, причем  не только из конкурентных соображений, но и из соображений собственной безопасности, поскольку если об этом кто-то узнает, то можно было превратиться в объект домогательства, а то и стать жертвой жестоких пыток. Кроме того, все понимали, что если узнают об этом власти, то, несмотря на вечную нехватку людей, найдутся у государя и стрельцы и воеводы и дьяки с подьячими, чтобы оградить это место, взять  его в казну, - под государеву руку.  И  не видать тогда рядовым якутским служилым  людям ни промысловой удачи, ни Божьего дара.  Потому больше всего опасались они, чтобы не узнали об этом якутские воеводы, тем более – столичные власти.
     Если  случалось так, что знанием места находок  становилась группа единомышленников, то здесь вступал в действие принцип круговой поруки. Но человек слаб! Стопроцентной гарантии сохранить тайну не давала даже и круговая порука. Тот же Федот Ветошка, - сотоварищ Семена Дежнева, выбравшись, как нынче говорят,  «на материк»,  и, добравшись до первого питейного заведения в Жиганске, пошел «в разнос».  В короткое время пропил и прогулял в компании с Евсейкой Павловым двадцать пудов привезенного с Анадыря моржового клыка. О том, что  «служилые люди у него пропились», писал в Якутск  торговый человек Никита Малахов.  Только ли моржовый клык пропил Федот Ветошка, и можно ли при таком запое сохранить тайну? 
     Одним словом, есть все основания считать, что о находках золота вскоре стало известно и якутским воеводам. Но что они могли сделать? Кого-то, может быть, и перехватили с самородком, конфисковали находку, пытали на дыбе и каленым железом, - где взял? Но ведь самородок – это не месторождение, может и искали там, да ничего не нашли, тем более, что никто в то время не знал как и откуда оно берется такое золото.
     Да и был ли смысл воеводе придавать такое дело  огласке, оставлять следы таких находок в документах якутской приказной избы. Думал, наверное, как бы самому разжиться золотишком, а уж когда сдам воеводство, вернусь в Москву, там можно и рассказать, - глядишь, можно и прославиться открытием золота.
     Читатель, должно быть, усмехнется,  прочитав такое заключение, - расфантазировался де автор. Может быть, конечно, и так, только вот ведь что интересно. По всему миру  россыпное золото добывалось, а в России на огромной её территории его не было. Во всяком случае, официально оно не было открыто. Уж насколько деятелен был в этом отношении Петр Первый. Его знаменитая  Берг-привилегия 1719 года провозгласила: « …  каждому дается воля, какого бы чина и достоинства он ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь - злато, сребро, медь, олово, свинец, железо, також  минералы, земли и каменья».Правда, пункт 17 привилегии предупреждал:  «Против же того…, которые изобретенные руды утаят, и доносить об них не будут, … объявляется наш жестокий гнев и неотложное телесное наказание, смертная казнь и лишение всех имений ….». В эти годы в государственное делопроизводство было введено понятие «Кабинет Его Императорского Величества» - учреждение, ведавшее  казной и личным имуществом русской императорской фамилии. Все найденное, прежде всего, конечно,  золото и серебро, должно было быть немедленно передано в казну, а территория удачной находки передавалась во владение Кабинету.
     Увы, и петровская привилегия не привела к открытию в России россыпного золота. К тому времени среди ученых мужей сформировалось мнение, что россыпного золота на Руси нет, и не может быть, поскольку оно де родится только в южных странах под влиянием жары и яркого солнца. Даже такой патриот России, каким был главный рудознатец Петра I Василий Татищев писал: «чтобы в Сибири, в таком студеном климате, такая руда могла быть, в этом сумление немалое, если токмо рассудить, какого великого жара солнечного для сего металла потребно».
     Противником этой теории выступил М.В. Ломоносов. Он был  прав, полагая, что в природе могут существовать месторождения, в которых «золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторваны и между песком рассеяны»,  что «во  множестве рек, протекающих в разных местах России, сыщется золотая руда…, которую можно опробовать новоизобретённым мною способом». В 1761 году  он предложил организовать по берегам рек поиски россыпного золота, но из-за большого числа скептически настроенных членов тогдашней академии, сенат зарубил этот проект, положил его  «под сукно». 
     Золотые россыпи в России так и не были открыты вплоть до начала XIX столетия, когда при  государе Александре I  был издан сенатский указ «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». И произошло чудо, - российский мир словно перевернулся. Золотодобыча стала не просто развиваться, а произошел своего рода взрыв.  В 1823 году на  Урале уже насчитывалось 204 золотых прииска, большая часть которых принадлежала частным лицам.  Добыча золота стала развиваться такими темпами, что к 1845 году Россия оказалась впереди планеты всей, - русское золото составило более 47% мировой добычи.
     Пишут, что вслед за Уралом россыпное золото нашли на Алтае, в Сибири, Забайкалье, Приморье, а позднее в  Якутии и даже на Чукотке. Так ли? Позднее ли? Можно ли поверить, что за пол столетия продвижения к восточным окраинам континента, продвижения в основном по рекам,  богатым золотыми россыпями,  русские люди ни разу не наткнулись на золотые песчинки, а то и самородки? 
     Ну а о причинах безвременной кончины якутских воевод пусть читатель домысливает сам.
  Архивы свидетельствуют, что якутская таможня регистрировала  в 40-е годы XVII столетия прохождение в низовья Лены на Яну, Индигирку, Колыму за сезон до полутысячи служилых и торговых людей, своеуженников-промышленников, покрученников, мастеровых людей, - шорников и плотников, кузнецов и карабельных мастеров. Это только официально. А сколько проходило туда, минуя таможню,  разного рода «гулящих людей» -  вольных охотников-промышленников и беглых сибирских казаков, крестьян с помещичьей Руси и бродяг-разбойников с криминальным прошлым. Этим не было нужды регистрироваться. То, что они добывали, продавалось на месте тем же торговым людям, там же зачастую прогуливалось-пропивалось  или становилось добычей  лихих людей.
     Что касается торгового и мастерового люда, то здесь все понятно. Торговцы – сбывали товар промышленникам и аборигенам, обдуривая насколько можно покупателей, и на этом наживаясь. Мастеровые  работали под заказ тех же торговых людей и промышленников, - валили лес, рубили избы-времянки, строили морские кочи и дощаники, снимали и выделывали собольи и песцовые шкурки, ладили ловушки на лесного зверя. И, должно быть, тоже неплохо на этом зарабатывали. И деньгами и теми же соболями. 
     Чем были заняты служилые люди – тоже ясно: воевали с аборигенами, принуждая их к покорности, ловили аманатов-заложников, брали шерть-клятву с князцов «быть вечно и неотступно под рукой государевой», собирали ясак, заводили ясачные книги. Если было чем, - торговали со смирившимися «иноземцами», или «побивали» их и грабили, когда они сопротивлялись, захватывая в качестве ясыря  женщин и детей и потом требуя за них выкуп. Тоже, как видим, дел хватало, и нажиться было на чём. А если уж и после этого еще оставалось время, то, пишут в книжках, - занимались промыслом.
     Ну а чем же занималась такая прорва вольных промышленников и покрученников? Промышляли соболей, - говорят нам архивы. Но дело в том, что сами же эти люди, - и промышленники и служилые, не раз говорили и писали в отписках, что в низовьях северных рек соболя нет, потому что де - тундра, добрый соболь держится в залесенных верховьях рек. Так к верховьям этих рек можно было добраться Алданом, а то и тропами на лошадях, которыми можно было разжиться у якутов. Тоже, конечно, не без трудностей, но не с таким риском, - это уже не Заполярье.
     Чего же тогда, спрашивается, идти к устьям этих рек, рисковать жизнью, добираясь туда студеным морем через льды, свирепые ветры и штормы на утлых самодельных суденышках? А потом еще и плыть многие сотни верст через пустынную тундру к этим самым речным  верховьям.
     Можно понять тех людей, что толпами ринулись в Даурию вслед за Хабаровым. Там и климат мягкий, и хлеб есть, и местные жители не такие воинственные, как чукчи, юкагиры или коряки. И доброго соболя по Амуру не меньше, чем на севере. Чем же объяснить упорное стремление людей на северные реки?  Может быть, влекла их надежда разжиться «рыбьим зубом», – моржовым клыком? Тоже вещь дорогая и пользовавшаяся спросом. Но ведь тяжелая, да  и за пуд, в самом лучшем случае, -  60 «рублёв», а если он ломаный, еще и   с трещинами, так всего лишь 20. К тому же он тоже не валяется, где попало по берегу, - на островах, на коргах-отмелях. Их еще надо было найти, а к островам – плыть с немалым риском. При этом аборигены местные – чукчи не очень-то склонны были делиться этим добром, они и сами в нем нуждались.  
     А сколько было мороки вывозить этот рыбий зуб,  даже если и повезет.  Это ведь не соболи, которых можно в торбу напихать и тысячу штук. На горбу много не унесешь, - нужны суда.  А на судне опять же морем, через льды, с риском попасть в шторм и потерять не только рыбий зуб, но и собственную голову. Нет, не похоже, чтобы рыбий зуб был главной причиной паломничества на северные реки. Тогда что?

                                      *

     Это паломничество  началось при воеводе Петре Головине и в полную силу развернулось при  Василии Пушкине. Чем закончилось его воеводство? Читаем: скончался в Якутске в 1649 году накануне смены его воеводой Францбековым. Причина смерти неизвестна.
     А чем закончилось непродолжительное воеводство Дмитрия Францбекова? - Сыском,  досрочным  снятием в 1652 году с воеводства. Историки  пишут, что он недолго прожил после того, как покинул Якутск  и что в боярской книге 1658 года упоминается только лишь его брат, - Иван Андреевич. Нет никаких сведений и об участии Францбекова в сыске по делу Хабарова-Зиновьева, которое проводилось в Москве в 1655 году, хотя он имел к нему прямое отношение. Таким образом,  нет ясности, когда и при каких обстоятельствах он умер и вообще вернулся ли он в Москву. 
     Сыщик Сибирского приказа Иван Акинфов лишь короткое время исполнял обязанности якутского воеводы, занимаясь сыском по делу Францбекова. Осенью 1652  года на воеводство заступил стольник Михаил Лодыженский. Он, по-видимому, тоже немало узнал такого, о чем не следовало бы знать в столице. При этом, - пишут историки, сумел присвоить 537 «сороков» соболей.  После завершения воеводства в 1660 году по дороге из Якутска в Москву в Маковском острожке   воевода Лодыженский и дьяк Тонково неожиданно скончались. Причина смерти – неизвестна. 
     Следующим якутским воеводой  стал  Иван Федорович Голенищев-Кутузов. Тоже был мздоимец, каких поискать надо. В 1667 году накануне его смены на воеводстве князем И.П. Борятинским он тоже вдруг неожиданно умер. 
     Цепь смертей будет иметь продолжение. В исторических хрониках нет никаких сведений о возвращении в Москву якутского воеводы князя Якова Волконского. Год его смерти неизвестен. В  Якутске его сменил Андрей Афанасьевич Бернешлев. Этот ушлый обрусевший англичанин (по рождению Уильям Бернсли) действительно был весьма энергичным и предприимчивым человеком, пробившимся из статуса ссыльного человека к вершинам власти, - был назначен  якутским воеводой. 
     В Якутске, - пишут историки, Бернешлев самым энергичным образом взялся за наведение порядка. Меры, принимаемые им в отношении нерадивости, крамолы и смуты, отличались чрезмерной строгостью. Бернешлев был жесток и нередко прибегал к насилию. Пытался бороться он и с казнокрадством и стяжательством служилых людей. Но могла ли эта борьба быть успешной, если он и сам был образцом  мздоимца и стяжателя. Летом 1677 года  Бернешлев обвинил 19 казаков и восьмерых промышленников в организации заговора,  якобы намеревавшихся убить воеводу. Москва поддержала воеводу в его намерениях (в это время страной правил государь Федор Алексеевич).  После короткого следствия воевода арестовал и казнил заговорщиков. За все время существования Якутского воеводства это был первый случай открытой массовой казни служилых людей по приказу воеводы.
     Бернешлев занимал воеводскую должность   до 1678 года. В конце  воеводства он вступил в острый конфликт с казаками и ясачными людьми. В 1679 году  якуты подали на воеводу  челобитную, в которой обвиняли его в том, что он «чинил налоги и обиды и тесноты великие, имал насилством и соболи и скот и кони добрые, и дочерей девок; и от живых мужей жен имал себе в холопство, и крестил, и имал себе во двор казачьих детей в холопство». Этого столичное руководство уже простить не могло. Бернешлева досрочно сняли с воеводства, предписав явиться в Тобольск для разбирательства. Однако Бернешлев, «едучи с Сибири, на Кети умре на дороге». Случилось это в 1679 году. Причина смерти неизвестна. 
     Не кажется ли вам странной это однообразие судеб якутских воевод?  Впрочем, смерть Бернешлева еще можно объяснить, - русские люди не прощали обид иноземцам,  пусть даже и обрусевшим.  Но чем объяснить цепь смертей его предшественников?

                                      *

     Вот здесь мы подходим к самому интересному и вместе с тем – к одному из самых загадочных мест дежневской эпопеи. Что так прельщало Семена Дежнева и его спутников в этой глухомани?  Ведь почти пять лет они скрывались на Анадыре, - на самом краю земли, не присылая ясака, и не подавая о себе никакой вести. Чем они там занимались? И вообще, чем вызвано такое паломничество русских людей на крайний север? 
     Ныне всем известно, что  все реки этого района, особенно Колыма,  богаты золотыми россыпями. Специалисты утверждают, что в Северном Ледовитом океане,  вдоль практически всех 13 тыс. км.  северо-восточного побережья  от устья Лены до Берингова пролива тянутся золотоносные прибрежно-морские россыпи. В северной части Анадырского залива, - между мысом Беринга и устьем реки Эргувеем, на северном побережье Охотского моря в районе полуострова Тайгонос, Кони и города Охотска также обнаружены проявления россыпного золота.
Такие же месторождения открыты и на полуострове Сьюард на Аляске со схожими геологическими условиями. Они питаются золотом, вымываемым из кристаллических сланцев реки Энвил-Крик. Здесь пляжные россыпи протягиваются на 5 км вдоль берега полосой шириной 90 м и мощностью до 1 м. В морских террасах на высоте 11-24 м  и на удалении 1.5-7.5 км.  от моря также обнаружены золотоносные пласты шириной до 30 м и мощностью до 3 м. Содержание металла  в них порой достигает 250 г на тонну породы. И ведь не только в виде золотого песка, но и в виде разной величины самородков. Так может быть, золото было главным объектом притяжения всех этих людей? 
     Но вот ведь что странно. В архивах того времени нет об этом ни строчки, ни даже малейшего намека. О поисках и находке серебра – есть, а о находке золота – нет ни слова. О том, что золото встречается в виде россыпей в поймах рек,  в России конечно знали.  В XVI веке страны Европы, особенно Португалия и Испания, были можно сказать завалены американским золотом, добытом в россыпях. По разным оценкам, в течение XVI  века Испания получила от своих американских колоний от 154 до 311 тонн золота, что составляет примерно 40%  золота, добытого во всем мире в этот период.
     Как бы там ни было, но русские люди, в том числе  якутские промышленники и служилые казаки,  знали, что золото в виде песка и даже самородков может встречаться в руслах рек. Может быть, они и слышали от своих более образованных наставников, - воевод, дьяков и подьячих, письменных голов и детей боярских, что в студеном климате золото родиться не может. Но человек любопытен, - «а вдруг…». К тому же сама жизнь порою сталкивала их с необходимостью бродить по отмелям рек, ковырять и раскапывать песок. 
     Неужели, спрашиваю я себя,   тысячи русских людей, побывавших во времена Дежнева в устьях северных рек, на протяжении многих лет занимаясь там рыбной ловлей, строительством дощаников, выковыривавших на коргах и отмелях заморный моржовый клык, нигде ни разу не обнаружили золота? Но ведь такого не может быть! Речь, конечно, не идет о систематической добыче, но случайные, единичные находки без сомнения имели место. Их просто не могло не быть.
     Добавьте к этому боевые и мирные контакты с аборигенами этих земель. Они-то жили на этой земле сотнями лет, и тоже бродили по руслам рек, строили разного рода рыбные ловушки, добывали, раскапывали моржовый клык, который широко использовали в быту, бивни вымерших мамонтов. Неужели и они никогда не натыкались на золотые самородки, которые не могли не привлечь  их внимания своими свойствами. А русские люди, громя и грабя аборигенские стойбища,  ни разу не встречали там золотых самородков? 
     Правда,  знатоки древней культуры северных народов  утверждают, что золото не было у них в почете. Ценили серебро, - из него юкагиры делали разного рода украшения, а золото – нет. Как это объяснить, - дело специалистов-культуроведов, но ведь не могли они оставить без внимания эти «желтые камешки» хотя бы из-за редкости таких находок и их необычной тяжести. И юкагиры и чукчи были людьми практичными и хозяйственными, использовали в своей жизни все, что давала им природа. Не видя в золотых самородках особой ценности, они вполне могли использовать их в качестве, например, грузила при рыбной ловле или даже в качестве якоря байдары, если этот камень был достаточно велик и тяжел. Тем более что проделать дырку в этом мягком металле не представляло особого труда.
     И у чукчей и у юкагиров широкое распространение в те времена имела охотничья снасть, - так называемая бола. Она  представляла собой 10;12 веревочек из плетеных оленьих, белужьих или китовых жил длиною 70;90 см, нижние концы которых были связаны, а к верхним были прикреплены костяные (из оленьего рога или моржового клыка) грузила величиной с грецкий орех. 
Бола применялась для охоты на птиц: ее бросали в летящую стаю.  Перед броском по шнуркам, как расческой, проводили пальцами, чтобы они не были спутаны. Затем косточки зажимали в левой ладони, шнурки натягивали, левой рукой бола наводилась на цель и резким взмахом над головой бросалась в летящую стаю. Как только бола выпускалась из рук, костяшки в воздухе расходились, и весь снаряд становился похожим на парашют без полотна или тележное колесо без обода.  Веревки обвивались вокруг шеи и крыльев птицы, после чего она падала на землю. Высота полета болы достигала 80—100 м. При искусном метании в плотно летящую стаю, охотник мог запутать сразу 2;3 птицы. 
     С приходом русских, аборигены, разживаясь у них свинцом,  стали заменять, - пишут историки,  костяные грузила болы на более компактные, - свинцовые. Согласитесь, что еще более удобными в этом смысле были  «никчемные», но более тяжелые желтые камешки, которые находили чукчи и юкагиры в руслах рек. Такая практика, видимо, тоже имела место, если учесть, что, как пишут историки, бола, подвешенная на шею и готовая к немедленному применению, была принадлежностью  каждого мужчины-чукчи, - от юношей до стариков. Чукчи, наверное,  были немало удивлены тем, что пришельцы готовы были ради этих камешков поступиться даже ясаком, предпочитая  их   соболям, и рыбьему зубу.
     Одним словом, было немало обстоятельств, способствовавших тому, чтобы  первые  русские землепроходцы обнаружили на северных реках золото. Разумеется, где и как это происходило, старались держать в глубочайшей тайне. Но можно ли сохранить это в тайне, тем более, если тому были свидетели из своей же братии. Так что слухи о таких находках, без сомнения, дошли до Якутска, что и явилось причиной массового паломничества туда русских людей.
Наверное, каждый понимал редкость такой находки, но, как  любой золотоискатель всех времен и народов,   верил в свою удачу.  Мало кто подобно Ломоносову задумывался над тем, откуда берется такое золото, принимали это, как Подарок Судьбы, как дар Божий.
     Конечно, продолжали промышлять и соболей, и рыбий зуб. Сдав в казну ясак, половину добытого моржового клыка и уплатив со всего оставшегося государеву десятину, можно было кое-что нажить  и себе. Но вожделенной добычей стало золото, хотя все знали, что золото, как и серебро по государеву указу являлось собственностью казны. Зато представьте себе, какие здесь скрывались возможности.  
     Золото в те времена ценилось в 16 раз дороже серебра. Ценность золотого самородка размером с ноготь большого пальца или 20 граммов (наперсток или чайная ложка) золотого песка соответствовал стоимости  добротного моржового клыка весом в 7 фунтов (около трех килограммов), а мешочек золотого песка с самородками, легко размещавшийся в поясе, соответствовал стоимости 7-10 сороков соболей.  Это тебе не тяжеловесный моржовый клык и не соболи, которых не спрячешь ни за щеку, ни даже под седло, -  на таможне все равно найдут. Здесь  же появлялись сотни  вариантов, как упрятать драгоценную добычу, скрыть её от глаз таможенников, целовальников  и воеводских приказных людей. Не напрасно же говорят на Руси, - голь на выдумки хитра.
     Так что случаи находки золота хранились в глубокой тайне, причем  не только из конкурентных соображений, но и из соображений собственной безопасности, поскольку если об этом кто-то узнает, то можно было превратиться в объект домогательства, а то и стать жертвой жестоких пыток. Кроме того, все понимали, что если узнают об этом власти, то, несмотря на вечную нехватку людей, найдутся у государя и стрельцы и воеводы и дьяки с подьячими, чтобы оградить это место, взять  его в казну, - под государеву руку.  И  не видать тогда рядовым якутским служилым  людям ни промысловой удачи, ни Божьего дара.  Потому больше всего опасались они, чтобы не узнали об этом якутские воеводы, тем более – столичные власти.
     Если  случалось так, что знанием места находок  становилась группа единомышленников, то здесь вступал в действие принцип круговой поруки. Но человек слаб! Стопроцентной гарантии сохранить тайну не давала даже и круговая порука. Тот же Федот Ветошка, - сотоварищ Семена Дежнева, выбравшись, как нынче говорят,  «на материк»,  и, добравшись до первого питейного заведения в Жиганске, пошел «в разнос».  В короткое время пропил и прогулял в компании с Евсейкой Павловым двадцать пудов привезенного с Анадыря моржового клыка. О том, что  «служилые люди у него пропились», писал в Якутск  торговый человек Никита Малахов.  Только ли моржовый клык пропил Федот Ветошка, и можно ли при таком запое сохранить тайну? 
     Одним словом, есть все основания считать, что о находках золота вскоре стало известно и якутским воеводам. Но что они могли сделать? Кого-то, может быть, и перехватили с самородком, конфисковали находку, пытали на дыбе и каленым железом, - где взял? Но ведь самородок – это не месторождение, может и искали там, да ничего не нашли, тем более, что никто в то время не знал как и откуда оно берется такое золото.
     Да и был ли смысл воеводе придавать такое дело  огласке, оставлять следы таких находок в документах якутской приказной избы. Думал, наверное, как бы самому разжиться золотишком, а уж когда сдам воеводство, вернусь в Москву, там можно и рассказать, - глядишь, можно и прославиться открытием золота.
     Читатель, должно быть, усмехнется,  прочитав такое заключение, - расфантазировался де автор. Может быть, конечно, и так, только вот ведь что интересно. По всему миру  россыпное золото добывалось, а в России на огромной её территории его не было. Во всяком случае, официально оно не было открыто. Уж насколько деятелен был в этом отношении Петр Первый. Его знаменитая  Берг-привилегия 1719 года провозгласила: « …  каждому дается воля, какого бы чина и достоинства он ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь - злато, сребро, медь, олово, свинец, железо, також  минералы, земли и каменья».Правда, пункт 17 привилегии предупреждал:  «Против же того…, которые изобретенные руды утаят, и доносить об них не будут, … объявляется наш жестокий гнев и неотложное телесное наказание, смертная казнь и лишение всех имений ….». В эти годы в государственное делопроизводство было введено понятие «Кабинет Его Императорского Величества» - учреждение, ведавшее  казной и личным имуществом русской императорской фамилии. Все найденное, прежде всего, конечно,  золото и серебро, должно было быть немедленно передано в казну, а территория удачной находки передавалась во владение Кабинету.
     Увы, и петровская привилегия не привела к открытию в России россыпного золота. К тому времени среди ученых мужей сформировалось мнение, что россыпного золота на Руси нет, и не может быть, поскольку оно де родится только в южных странах под влиянием жары и яркого солнца. Даже такой патриот России, каким был главный рудознатец Петра I Василий Татищев писал: «чтобы в Сибири, в таком студеном климате, такая руда могла быть, в этом сумление немалое, если токмо рассудить, какого великого жара солнечного для сего металла потребно».
     Противником этой теории выступил М.В. Ломоносов. Он был  прав, полагая, что в природе могут существовать месторождения, в которых «золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторваны и между песком рассеяны»,  что «во  множестве рек, протекающих в разных местах России, сыщется золотая руда…, которую можно опробовать новоизобретённым мною способом». В 1761 году  он предложил организовать по берегам рек поиски россыпного золота, но из-за большого числа скептически настроенных членов тогдашней академии, сенат зарубил этот проект, положил его  «под сукно». 
     Золотые россыпи в России так и не были открыты вплоть до начала XIX столетия, когда при  государе Александре I  был издан сенатский указ «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». И произошло чудо, - российский мир словно перевернулся. Золотодобыча стала не просто развиваться, а произошел своего рода взрыв.  В 1823 году на  Урале уже насчитывалось 204 золотых прииска, большая часть которых принадлежала частным лицам.  Добыча золота стала развиваться такими темпами, что к 1845 году Россия оказалась впереди планеты всей, - русское золото составило более 47% мировой добычи.
     Пишут, что вслед за Уралом россыпное золото нашли на Алтае, в Сибири, Забайкалье, Приморье, а позднее в  Якутии и даже на Чукотке. Так ли? Позднее ли? Можно ли поверить, что за пол столетия продвижения к восточным окраинам континента, продвижения в основном по рекам,  богатым золотыми россыпями,  русские люди ни разу не наткнулись на золотые песчинки, а то и самородки? 
     Ну а о причинах безвременной кончины якутских воевод пусть читатель домысливает сам.