Братья по крови

6 апреля 2013 - Сергей Степанов

 

Сергей СТЕПАНОВ

 

БРАТЬЯ ПО КРОВИ

 

Нижний Новгород был своего рода  испытательным полигоном для будущих «центровых» партийных функционеров. Здесь проходили «обкатку» Анастас Микоян, Вячеслав Молотов, Андрей Жданов, Николай Булганин – единственный из этой плеяды, для кого Нижний был родным городом, - и сразу пятеро Кагановичей: трое братьев, их племянник и не поймешь кто по имени Роза - то ли сестра, то ли тоже племянница.

 

Каждый из названных выше, за исключением Розы, оставил в наших краях кровавый след. Но больше всех наследили братья Кагановичи – Лазарь (Лейзар), Михаил и Юлий, который на самом деле был Яков. Они подписывали расстрельные приговоры, а Михаил иной раз и самолично пускал в расход врагов революции.

 

Среди торфяных болот

 

Сегодня на малую родину братьев, в деревню Кабаны, которую переименовали сначала в поселок Полесское, а потом в Дубравы, попасть практически невозможно. И дело не в том, что ее со всех сторон окружают торфяные болота. Она находится неподалеку от Чернобыля. Не увидеть и крытую камышом землянку, по-местному «степку», где появились на свет тринадцать маленьких Кагановичей. Ее, как и всю еврейскую колонию, снесли перед Великой Отечественной.

 

Из тринадцати малышей выжили лишь шестеро: Израил, Лазарь, Михаил, Юлий, Арон и их загадочная сестра Рахиль (по другим данным, Роза). Они еще помнили деда, Беньямина (Бонциона) Кагановича, который переселился сюда из Горваля в начале 80-х годов позапрошлого века. Только вот надежда разбогатеть оказалась несбыточной. На дегтярном заводе, куда он устроился чернорабочим, платили копейки.

 Работал здесь и отец Кагановичей, Моисей Беньяминович. Но ему не повезло: на заводе взорвался котел, и он получил тяжелую травму. Никакой компенсации за увечье не заплатили. Евреев хозяева завода вообще за людей не считали.

Огород рядом с землянкой, засеянный мелкой бульбой-картошкой, семью прокормить не мог. И братья разбрелись в поисках работы. Израил стал вальщиком леса, Арон – столяром, Лазарь батрачил за зерно и продукты, а Михаил в местечке Иваньково – ему повезло больше всех - выучился на металлиста.

В то время грянула вторая волна еврейских погромов, вдохновителем и организатором которых выступало царское правительство. Провоцируя национальную и религиозную рознь, оно стремилось ослабить революционное движение.

Но погромы, какими бы страшными они ни были, способствовали росту политической активности евреев. Кагановичи стали большевиками

Тайны семьи Кагановичей

Судьба старшего из братьев, Израила, неизвестна. Есть даже сомнения по поводу самого его существования. Никто из братьев ни разу в жизни о нем не обмолвился. Что касается Арона, то он к Нижегородской губернии не имел никакого отношения. В начале 40-х годов прошлого века Арон возглавлял главное управление кожевенно-обувной промышленности Украины, а после войны - кожевенный трест в Киеве.

Сын Арона, Юда, в звании лейтенанта погиб во время Ясско-Кишинёвской операции. Другого его сына, Юлия, дядья пристроили на должность директора Дзержинского завода «Капролактам». Он возглавлял его 22 года – с 1937-го по 1959-й. «Юлий Каганович, - писал ветеран предприятия Исаак Котляр в своей книге «В городе большой химии», - обладал незаурядными способностями организатора и отличной памятью, хотя по образованию был экономистом. Втирать ему очки было безнадежно, а порой и опасно. После того, как была разоблачена антипартийная группа Маленкова, Молотова и Кагановича, первый секретарь Горьковского обкома партии Ефремов предложил Юлию Ароновичу уйти в кратковременный отпуск. Тот сгоряча написал заявление об уходе на пенсию «по собственному желанию». И тихо исчез. Ему предоставили квартиру в Горьком, но через два года он скончался в возрасте 57 лет».

Котляр был знаком с Юлием Кагановичем с августа 1941 года. Он не знал о том, что в разгар сталинских репрессий директор «Капролактама» действительно был человеком опасным. Немало химиков попалило на Колыму благодаря ему. А некоторых расстреляли.

Но самая большая загадка семьи Кагановичей – это Рахиль (Роза). В воспоминаниях американского племянника братьев Кагановичей, Стюарта Кагана, приводится его беседа с Лазарем Моисеевичем, датированная 1987 годом. Старик вспоминал, что в 1918 году его направили в Нижний, где он встретился  с братом Михаилом.

«- А где Роза? – первым делом спросил Лазарь.

- Со мной, конечно, - сказал Михаил. – Я нашел ее работавшей в больнице в Сураже».

«У Розы по-прежнему были густые темные волосы и жгучие смоляные глаза, - вспоминал Лазарь Моисеевич. – Она стала еще красивее.

- Нас заставили уехать из Кабанов, - говорила она. – Немцы были уже совсем близко. Кто-то предполагал, что нас переселят в глубь России, выделят жилье и дадут землю. Но наши надежды не оправдались. Мы продали все, что не могли увезти с собой, и уехали. Но нам не удалось далеко уйти. Мама умерла в пути. Мы похоронили ее в чистом поле».

Сегодня воспоминания Стива Кагана подвергаются большим сомнениям. Дочь Лазаря Кагановича, Майя, утверждает, например, что ничего не знает о существовании этого «племянника». По ее словам, Рахиль умерла в Чернобыле в 1926 году.

Так была ли Роза на самом деле? Тут очень много мифов. Один из главных – то, что она была неофициальной женой Сталина, поскольку сразу же после самоубийства Надежды Алилуевой зачастила на его дачу в Кунцево. Естественно, с подачи Лазаря Моисеевича.

А вот свидетельство сына Лаврентия Берия, Серго: « Сестра или племянница Кагановичей Роза не была женой Иосифа Виссарионовича, но ребенок от Сталина у нее был. Сама же она была очень красивой и очень умной женщиной и, насколько я знаю, нравилась Сталину. Их близость и стала непосредственной причиной самоубийства Надежды Алилуевой. Ребенка, росшего в семье Кагановича, я хорошо знал. Звали мальчика Юрой».

Этого Юру обыскались современные историки. И пока не нашли, хотя есть немало косвенных свидетельств, в том числе Владимира Солоухина и Леонида Гендлина, что мальчик все-таки был. Куда вот только он делся?

Лазарь

Лазарь Каганович очень быстро сделал карьеру в Нижнем. Все было, как в той сказке, когда лиса говорила мужику: «Ты дай мне только на воз лапку положить, а вся-то я и сама вспрыгну». Поначалу он не высовывался, спорил, но знал меру, где отступить, признать свое поражение. И эта тактика была беспроигрышной. За полгода Лазарь прошел путь от простого агитатора до председателя Нижегородского губкома партии. Кроме того, летом и осенью 1918 года был еще и активным членом военно-революционного комитета, созданного после ряда мятежей в волжских городах.

 

Нижегородский ВРК - чрезвычайный орган с неограниченными полномочиями – заработал по требованию Ленина после взятия Казани генералом Каппелем. Через день после этого, 9 августа, Ленин посылает телеграмму председателю нижегородского губисполкома Георгию Федорову: «В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание, надо напрячь все силы, составить «тройку» диктаторов, навести тотчас массовый террор...».

 

Нижегородцы взяли под козырек. 12 августа по инициативе Лазаря Кагановича в губернии было введено военное положение. Он лично участвует в аресте офицеров царской армии. В дальнейшем составляет план работы ВРК, занимается учетом всего имеющегося оружия, выступает с докладом, в котором подвергает острой критике деятельность Нижегородского губисполкома и вскоре сам занимает этот пост. После покушения на Ленина и убийства Урицкого настаивает на том, чтобы «беспощадно расстреливать всех, кто явно или тайно поддерживает контрреволюцию».

 

Но расстрелы проводились и раньше. Так, 15 августа было казнено 5 человек, в том числе бывший начальник губернского жандармского управления Мазурин, который томился в тюрьме с февраля 1917 года. А 30 августа, после покушения на Ленина, чекисты расстреляли 41 нижегородца. Они, кстати, реабилитированы только несколько лет назад.

 

Дальше  - больше. В ночь на 1 сентября большую группу заложников расстреляли на Мочальном острове из пулеметов. В числе казненных были архимандрит Оранского монастыря  Августин (Пятницкий), настоятель нижегородской Казанской церкви протоиерей Н.В.Орловский, генерал Чернов, армейские офицеры, чины полиции и жандармерии, общественные деятели.

 

Это было лишь началом красного террора. В Павловском уезде в сентябре расстреляно свыше 20 старообрядцев, жандармов и полицейских, в Растяпино и Ардатове – по 4, в Арзамасе - 38. Остальных «врагов» заключили в концлагерь. Кстати, именно Кагановичу принадлежит идея создания его в стенах Крестовоздвиженского монастыря.

 

Сколько жертв на совести Лазаря, неизвестно. Известно только, что он был одним из главных реализаторов сталинских идей, и прежде всего - раскручивал репрессии. В 1936 году, например, был осужден на 10 лет без права переписки бывший сподвижник Кагановича Григорий Федоров, который в 1918 году возглавлял Нижегородский военно-революционный комитет, а спустя почти 20 лет вдруг стал троцкистом. В деле есть и обличительные показания Лазаря Моисеевича. Федоров, не выдержав пыток, умер в тюрьме. Были расстреляны другие члены Нижегородского ВРК – Борис Краевский, Илья Шелехес, Илья Коган. Каганович умело заметал следы своих преступлений.

Осенью 1919 года во время тяжелых боев с Деникиным он был направлен на Южный фронт, где участвовал в ликвидации опасных прорывов белогвардейской конницы Мамонтова и Шкуро. Потом стал одним из самых преданных сталинских церберов и поклонялся своему боссу, как богу. Это, как сказал однажды Лев Толстой, была религия людей, не признающих религию.

Михаил

Он оказался на Нижегородчине даже раньше, чем Лазарь. Михаил был тяжелым человеком, причем собственный несносный характер был для него образцом всех характеров вообще. И  может быть, благодаря именно этому он дорвался до власти. В 1918-1922 годах возглавлял Арзамасский военно-революционный комитет, был уездным продовольственным комиссаром.

Михаил с большой ответственностью относился к делу. Когда летом 1918 года в селе Новый Усад начались волнения, которые переросли в восстание против советской власти, он вместе с чекистами стрелял в крестьян, скручивал им руки. А потом докладывал: «Все планы мятежников разбиты. За несколько дней до предполагаемого выступления были произведены как в городе, так и по всему уезду массовые аресты... Было арестовано 303, расстреляно 38 человек, остальные отправлены в концентрационный лагерь. Сейчас ведется усиленная работа по производству дальнейших арестов, массовых обысков, розыску оружия... Много участников заговоров разбежалось. Принимаются меры к розыску и задержанию». Вскоре было казнено еще трое «классовых врагов» - Иван Чикин, Григорий Глазов и Андрей Плакунов. Так как расстрельная команда была «недоукомплектована», Михаил занял место одного из палачей.

В 1922 году Михаил Каганович стал секретарем Выксунского укома партии, а затем возглавил Нижегородский губсовнархоз. В 1927 году его отозвали в Москву. Сначала он был кандидатом, а с 1930 по 1932 год – членом президиума ЦК ВКП (б), его назначили наркомом оборонной, а затем авиационной промышленности.

Но Михаилу не подфартило. Перед войной его неожиданно сняли с поста министра и вывели из состава членов ЦК партии. Потом обвинили во вредительстве и даже в тайном сотрудничестве с фашистами. Его стали обходить стороной, словно он скончался от чумы, а санитары не успели продезинфицировать помещение.

Этот компромат был сфабрикован заместителем Михаила Ванниковым, который сам метил сесть в кресло министра. Берия, для которого Лазарь Каганович был конкурентом в борьбе за власть, хорошо понимал, какую выгоду он может извлечь из этого: в результате двойного удара можно убрать с дороги и главного соперника.

Нарком НКВД докладывал о деяниях Михаила на заседании Президиума ЦК ВКП (б), где присутствовал и Лазарь Каганович. Но он не стал защищать брата, хотя обвинения против него были вздорными. И Михаил застрелился. Его похоронили без почестей.

Но Михаил оставил кровавые следы. Основываясь на его показаниях, «особая тройка» приговорила к расстрелу бывших председателя Нижегородского губисполкома Николая Пахомова, ответственного секретаря Нижегородского губкома партии  Николая Угланова. Были репрессированы сослуживцы Михаила по Выксе Василий Иконников и Евгений Михей, бывший секретарь Смирновского волостного совета Арзамасского уезда Федор Индисов... А сколько было других безвинных жертв!?

Юлий, который Яков

Но самым кровавым из всех братьев оказался тихий и незаметный Яков, который почему-то в Нижнем взял имя Юлий. Его фетишем, как и у Сталина, была индустриализация. Но сталинизм, как выразился Роберт Конквест, - «в такой же мере метод индустриализации, как каннибализм – метод перехода на улучшенное питание».

Юлий появился в Ардатовском уезде в 1922 году. Сразу же стал секретарем укома партии. Потом в той же должности три года работал в Павлово. В Нижний попал не сразу – пришлось переехать в Растяпино (ныне Дзержинск), а затем в Арзамас. Только в 1930 году Юлий занимает «наследственную» должность председателя Нижегородского крайсовнархоза. Ораторствует, хотя в голосе нижегородского цицерона то и дело проскальзывали нотки бодренькой актерской фальши. Дружит с Валерием Чкаловым и Вышинским. Что связывало его с прославленным летчиком – большая загадка.

 В 1932-1934 годах Юлий-Яков избирается первым секретарем Нижегородского горкома партии, в 1934 – 1937-м возглавляет Горьковский крайисполком. С июня 1937 года он уже первый секретарь Горьковского обкома ВКП (б), сменив репрессированного Эдуарда Прамнэка. На него Юлий тоже дал соответствующие показания, как и на председателя Горьковского облисполкома Алексея Бурова. Оба получили пулю в затылок. И в листовке, выпущенной накануне выборов в Верховный Совет СССР с полным основанием утверждалось, что Юлий Каганович «доблестный патриот нашей Родины, непоколебимый борец за счастье рабочих и крестьян, за социализм... и с махровыми врагами народа Крымским, Савельевым, Ищенко и другими, которые всеми силами пытались подорвать единство и сплоченность парторганизации, поколебать ее монолитность. Им этого не удалось!».

Жертвами Якова-Юлия, похоже, стали также Иван Сизов, Борис Петько, Виктор Муравьев и Василий Грачев. Сизова Юлий Каганович знал еще по химическим заводам Растяпино. Остальные приезжали к другу. Их обвинили в антисоветской пропаганде и троих расстреляли в декабре 1934 года. Только Грачев отделался минимальным пятилетним сроком. Увы, их гибель не вызвала в Нижнем признаков недовольства. Все думали одинаково: пусть убивают кого-то, только не меня! И репрессии тяжелым асфальтовым катком прошлись по номенклатурным кадрам. Умер в лагере в Саратовской области  заведующий отделом обкома партии Захар Хаймс, отсидела несколько лет, пока ее не признали невиновной, жена Хаймса Гина Свердлова, дальняя родственница Якова Свердлова, 10 лет получил первый секретарь Горьковского горкома партии Лазарь Пугачевский, расстреляли первого секретаря Дзержинского горкома ВКП (б) Марка Едина...

А сколько санкций на арест давал первый секретарь! Дела «врагов народа» пеклись сериями: сначала взялись за иностранцев, потом за железнодорожников, ученых, газетчиков, водников, военных, священников, студентов. Сколько крови, сколько горя и слез, сколько изломанных судеб! Железная чекистская метла вымела начисто всех самых честных, самых порядочных.

Нельзя без спазм в горле читать письма родственников репрессированных, адресованные первому секретарю обкома. Вот одно из них, самое, пожалуй, пронзительное: «Дорогой Юлий Моисеевич! Мы пишем Вам о нашем большом горе. У нас взяли 3 ноября папу, а маму – 13 ноября, а также квартиру и все наше имущество. Мы очень скучаем, и нам тяжело. Живем в сарае у чужой бабушки. Но теперь уже стало холодно, и мы замерзаем. Просим Вас освободить хотя бы маму. Мы знаем, что Вы очень заботитесь и любите детей и просим помочь. Мы жили – мама и папа, Мария Павловна и Януш Иосифович Иллинич, на Краснофлотской улице. Мы учились музыке, и очень большие способности у меня, но у нас музыкальное образование прервалось, так как пианино нет. Но просить вернуть его мы не будем, так как в сарае пианино негде поставить. Маша и Вера Иллинич».

На этом письме Юлий Каганович написал красным карандашом: «Иллинич осужден как польский шпион, Мария Павловна – за недонесение о контрреволюционной деятельности мужа. Ответ не посылать, так как райсовет не может решить вопроса жилплощади даже семьям красноармейцам». Как тут не вспомнить Гитлера и один из основных его лозунгов: «Я освобождаю вас от химеры, называемой совестью»? Как тут не вспомнить Николая Бухарина, который писал: «Мораль вообще не нужна, ее следует заменить нормами простой целесообразности, которые нужны столяру при изготовлении табуретки»?

Юлию-Якову, как и его братьям, было глубоко плевать на народ, на его нищету и мрак. Они чувствовали себя, как рыбы в воде, именно в этом убожестве. Только в нем они могли жить, как им жилось, - весело и сытно. И они не хотели ничего менять. Зачем?

    Перед войной Юлий-Яков был переведен в Москву в Наркомат внешней торговли, который возглавлял Микоян, работал торговым представителем СССР в Монголии. В 1951 году он неожиданно заболел какой-то непонятной болезнью и умер в страшных мучениях. Наверное, не случайно. Юлий Моисеевич так и не осознал, что был лишь механической фигуркой – вроде тех, которые в урочное время появляются на циферблате антикварных часов и проплывают по кругу, чтобы снова исчезнуть.

Два слова напоследок

Ни одна страна в мире не окружена  такими противоречивыми мифами в ее истории, как Россия. Братья по крови добавили сюда и собственную мифологию. После XXII съезда партии в 1961 году, на котором были осуждены Молотов, Каганович, Маленков и «примкнувший к ним Шипилов», фамилия Каганович стала восприниматься в СССР как фамилия палачей. И многие Кагановичи стали Петровыми и Ивановыми. Почти полтысячи Кагановичей переселились в США и в Израиль. Сегодня в России проживают лишь 80 семей носителей этой фамилии. Но они не имеют никакого отношения ни к братьям-палачам, ни к их позорному ремеслу.

Время все заметнее отдаляет от нас события тех далеких лет. Но мне часто снится один и тот же сон. Я вижу всадников гражданской войны. Оставляя шлейф белой пыли, они исчезают за горизонтом, но ни на минуту не прекращают своей бешеной скачки. И вот они уже заходят с тыла – откуда их не ждали. Я вижу их пыльные шлемы, обнаженные сабли и узнаю братьев Кагановичей. Не слезая с коней, они говорят:

- Это мы.

В этот момент я просыпаюсь и думаю: а ведь они или их двойники действительно могут вернуться.

 


 

 

© Copyright: Сергей Степанов, 2013

Регистрационный номер №0128534

от 6 апреля 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0128534 выдан для произведения:

 

Сергей СТЕПАНОВ

 

БРАТЬЯ ПО КРОВИ

 

Нижний Новгород был своего рода  испытательным полигоном для будущих «центровых» партийных функционеров. Здесь проходили «обкатку» Анастас Микоян, Вячеслав Молотов, Андрей Жданов, Николай Булганин – единственный из этой плеяды, для кого Нижний был родным городом, - и сразу пятеро Кагановичей: трое братьев, их племянник и не поймешь кто по имени Роза - то ли сестра, то ли тоже племянница.

 

Каждый из названных выше, за исключением Розы, оставил в наших краях кровавый след. Но больше всех наследили братья Кагановичи – Лазарь (Лейзар), Михаил и Юлий, который на самом деле был Яков. Они подписывали расстрельные приговоры, а Михаил иной раз и самолично пускал в расход врагов революции.

 

Среди торфяных болот

 

Сегодня на малую родину братьев, в деревню Кабаны, которую переименовали сначала в поселок Полесское, а потом в Дубравы, попасть практически невозможно. И дело не в том, что ее со всех сторон окружают торфяные болота. Она находится неподалеку от Чернобыля. Не увидеть и крытую камышом землянку, по-местному «степку», где появились на свет тринадцать маленьких Кагановичей. Ее, как и всю еврейскую колонию, снесли перед Великой Отечественной.

 

Из тринадцати малышей выжили лишь шестеро: Израил, Лазарь, Михаил, Юлий, Арон и их загадочная сестра Рахиль (по другим данным, Роза). Они еще помнили деда, Беньямина (Бонциона) Кагановича, который переселился сюда из Горваля в начале 80-х годов позапрошлого века. Только вот надежда разбогатеть оказалась несбыточной. На дегтярном заводе, куда он устроился чернорабочим, платили копейки.

 Работал здесь и отец Кагановичей, Моисей Беньяминович. Но ему не повезло: на заводе взорвался котел, и он получил тяжелую травму. Никакой компенсации за увечье не заплатили. Евреев хозяева завода вообще за людей не считали.

Огород рядом с землянкой, засеянный мелкой бульбой-картошкой, семью прокормить не мог. И братья разбрелись в поисках работы. Израил стал вальщиком леса, Арон – столяром, Лазарь батрачил за зерно и продукты, а Михаил в местечке Иваньково – ему повезло больше всех - выучился на металлиста.

В то время грянула вторая волна еврейских погромов, вдохновителем и организатором которых выступало царское правительство. Провоцируя национальную и религиозную рознь, оно стремилось ослабить революционное движение.

Но погромы, какими бы страшными они ни были, способствовали росту политической активности евреев. Кагановичи стали большевиками

Тайны семьи Кагановичей

Судьба старшего из братьев, Израила, неизвестна. Есть даже сомнения по поводу самого его существования. Никто из братьев ни разу в жизни о нем не обмолвился. Что касается Арона, то он к Нижегородской губернии не имел никакого отношения. В начале 40-х годов прошлого века Арон возглавлял главное управление кожевенно-обувной промышленности Украины, а после войны - кожевенный трест в Киеве.

Сын Арона, Юда, в звании лейтенанта погиб во время Ясско-Кишинёвской операции. Другого его сына, Юлия, дядья пристроили на должность директора Дзержинского завода «Капролактам». Он возглавлял его 22 года – с 1937-го по 1959-й. «Юлий Каганович, - писал ветеран предприятия Исаак Котляр в своей книге «В городе большой химии», - обладал незаурядными способностями организатора и отличной памятью, хотя по образованию был экономистом. Втирать ему очки было безнадежно, а порой и опасно. После того, как была разоблачена антипартийная группа Маленкова, Молотова и Кагановича, первый секретарь Горьковского обкома партии Ефремов предложил Юлию Ароновичу уйти в кратковременный отпуск. Тот сгоряча написал заявление об уходе на пенсию «по собственному желанию». И тихо исчез. Ему предоставили квартиру в Горьком, но через два года он скончался в возрасте 57 лет».

Котляр был знаком с Юлием Кагановичем с августа 1941 года. Он не знал о том, что в разгар сталинских репрессий директор «Капролактама» действительно был человеком опасным. Немало химиков попалило на Колыму благодаря ему. А некоторых расстреляли.

Но самая большая загадка семьи Кагановичей – это Рахиль (Роза). В воспоминаниях американского племянника братьев Кагановичей, Стюарта Кагана, приводится его беседа с Лазарем Моисеевичем, датированная 1987 годом. Старик вспоминал, что в 1918 году его направили в Нижний, где он встретился  с братом Михаилом.

«- А где Роза? – первым делом спросил Лазарь.

- Со мной, конечно, - сказал Михаил. – Я нашел ее работавшей в больнице в Сураже».

«У Розы по-прежнему были густые темные волосы и жгучие смоляные глаза, - вспоминал Лазарь Моисеевич. – Она стала еще красивее.

- Нас заставили уехать из Кабанов, - говорила она. – Немцы были уже совсем близко. Кто-то предполагал, что нас переселят в глубь России, выделят жилье и дадут землю. Но наши надежды не оправдались. Мы продали все, что не могли увезти с собой, и уехали. Но нам не удалось далеко уйти. Мама умерла в пути. Мы похоронили ее в чистом поле».

Сегодня воспоминания Стива Кагана подвергаются большим сомнениям. Дочь Лазаря Кагановича, Майя, утверждает, например, что ничего не знает о существовании этого «племянника». По ее словам, Рахиль умерла в Чернобыле в 1926 году.

Так была ли Роза на самом деле? Тут очень много мифов. Один из главных – то, что она была неофициальной женой Сталина, поскольку сразу же после самоубийства Надежды Алилуевой зачастила на его дачу в Кунцево. Естественно, с подачи Лазаря Моисеевича.

А вот свидетельство сына Лаврентия Берия, Серго: « Сестра или племянница Кагановичей Роза не была женой Иосифа Виссарионовича, но ребенок от Сталина у нее был. Сама же она была очень красивой и очень умной женщиной и, насколько я знаю, нравилась Сталину. Их близость и стала непосредственной причиной самоубийства Надежды Алилуевой. Ребенка, росшего в семье Кагановича, я хорошо знал. Звали мальчика Юрой».

Этого Юру обыскались современные историки. И пока не нашли, хотя есть немало косвенных свидетельств, в том числе Владимира Солоухина и Леонида Гендлина, что мальчик все-таки был. Куда вот только он делся?

Лазарь

Лазарь Каганович очень быстро сделал карьеру в Нижнем. Все было, как в той сказке, когда лиса говорила мужику: «Ты дай мне только на воз лапку положить, а вся-то я и сама вспрыгну». Поначалу он не высовывался, спорил, но знал меру, где отступить, признать свое поражение. И эта тактика была беспроигрышной. За полгода Лазарь прошел путь от простого агитатора до председателя Нижегородского губкома партии. Кроме того, летом и осенью 1918 года был еще и активным членом военно-революционного комитета, созданного после ряда мятежей в волжских городах.

 

Нижегородский ВРК - чрезвычайный орган с неограниченными полномочиями – заработал по требованию Ленина после взятия Казани генералом Каппелем. Через день после этого, 9 августа, Ленин посылает телеграмму председателю нижегородского губисполкома Георгию Федорову: «В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание, надо напрячь все силы, составить «тройку» диктаторов, навести тотчас массовый террор...».

 

Нижегородцы взяли под козырек. 12 августа по инициативе Лазаря Кагановича в губернии было введено военное положение. Он лично участвует в аресте офицеров царской армии. В дальнейшем составляет план работы ВРК, занимается учетом всего имеющегося оружия, выступает с докладом, в котором подвергает острой критике деятельность Нижегородского губисполкома и вскоре сам занимает этот пост. После покушения на Ленина и убийства Урицкого настаивает на том, чтобы «беспощадно расстреливать всех, кто явно или тайно поддерживает контрреволюцию».

 

Но расстрелы проводились и раньше. Так, 15 августа было казнено 5 человек, в том числе бывший начальник губернского жандармского управления Мазурин, который томился в тюрьме с февраля 1917 года. А 30 августа, после покушения на Ленина, чекисты расстреляли 41 нижегородца. Они, кстати, реабилитированы только несколько лет назад.

 

Дальше  - больше. В ночь на 1 сентября большую группу заложников расстреляли на Мочальном острове из пулеметов. В числе казненных были архимандрит Оранского монастыря  Августин (Пятницкий), настоятель нижегородской Казанской церкви протоиерей Н.В.Орловский, генерал Чернов, армейские офицеры, чины полиции и жандармерии, общественные деятели.

 

Это было лишь началом красного террора. В Павловском уезде в сентябре расстреляно свыше 20 старообрядцев, жандармов и полицейских, в Растяпино и Ардатове – по 4, в Арзамасе - 38. Остальных «врагов» заключили в концлагерь. Кстати, именно Кагановичу принадлежит идея создания его в стенах Крестовоздвиженского монастыря.

 

Сколько жертв на совести Лазаря, неизвестно. Известно только, что он был одним из главных реализаторов сталинских идей, и прежде всего - раскручивал репрессии. В 1936 году, например, был осужден на 10 лет без права переписки бывший сподвижник Кагановича Григорий Федоров, который в 1918 году возглавлял Нижегородский военно-революционный комитет, а спустя почти 20 лет вдруг стал троцкистом. В деле есть и обличительные показания Лазаря Моисеевича. Федоров, не выдержав пыток, умер в тюрьме. Были расстреляны другие члены Нижегородского ВРК – Борис Краевский, Илья Шелехес, Илья Коган. Каганович умело заметал следы своих преступлений.

Осенью 1919 года во время тяжелых боев с Деникиным он был направлен на Южный фронт, где участвовал в ликвидации опасных прорывов белогвардейской конницы Мамонтова и Шкуро. Потом стал одним из самых преданных сталинских церберов и поклонялся своему боссу, как богу. Это, как сказал однажды Лев Толстой, была религия людей, не признающих религию.

Михаил

Он оказался на Нижегородчине даже раньше, чем Лазарь. Михаил был тяжелым человеком, причем собственный несносный характер был для него образцом всех характеров вообще. И  может быть, благодаря именно этому он дорвался до власти. В 1918-1922 годах возглавлял Арзамасский военно-революционный комитет, был уездным продовольственным комиссаром.

Михаил с большой ответственностью относился к делу. Когда летом 1918 года в селе Новый Усад начались волнения, которые переросли в восстание против советской власти, он вместе с чекистами стрелял в крестьян, скручивал им руки. А потом докладывал: «Все планы мятежников разбиты. За несколько дней до предполагаемого выступления были произведены как в городе, так и по всему уезду массовые аресты... Было арестовано 303, расстреляно 38 человек, остальные отправлены в концентрационный лагерь. Сейчас ведется усиленная работа по производству дальнейших арестов, массовых обысков, розыску оружия... Много участников заговоров разбежалось. Принимаются меры к розыску и задержанию». Вскоре было казнено еще трое «классовых врагов» - Иван Чикин, Григорий Глазов и Андрей Плакунов. Так как расстрельная команда была «недоукомплектована», Михаил занял место одного из палачей.

В 1922 году Михаил Каганович стал секретарем Выксунского укома партии, а затем возглавил Нижегородский губсовнархоз. В 1927 году его отозвали в Москву. Сначала он был кандидатом, а с 1930 по 1932 год – членом президиума ЦК ВКП (б), его назначили наркомом оборонной, а затем авиационной промышленности.

Но Михаилу не подфартило. Перед войной его неожиданно сняли с поста министра и вывели из состава членов ЦК партии. Потом обвинили во вредительстве и даже в тайном сотрудничестве с фашистами. Его стали обходить стороной, словно он скончался от чумы, а санитары не успели продезинфицировать помещение.

Этот компромат был сфабрикован заместителем Михаила Ванниковым, который сам метил сесть в кресло министра. Берия, для которого Лазарь Каганович был конкурентом в борьбе за власть, хорошо понимал, какую выгоду он может извлечь из этого: в результате двойного удара можно убрать с дороги и главного соперника.

Нарком НКВД докладывал о деяниях Михаила на заседании Президиума ЦК ВКП (б), где присутствовал и Лазарь Каганович. Но он не стал защищать брата, хотя обвинения против него были вздорными. И Михаил застрелился. Его похоронили без почестей.

Но Михаил оставил кровавые следы. Основываясь на его показаниях, «особая тройка» приговорила к расстрелу бывших председателя Нижегородского губисполкома Николая Пахомова, ответственного секретаря Нижегородского губкома партии  Николая Угланова. Были репрессированы сослуживцы Михаила по Выксе Василий Иконников и Евгений Михей, бывший секретарь Смирновского волостного совета Арзамасского уезда Федор Индисов... А сколько было других безвинных жертв!?

Юлий, который Яков

Но самым кровавым из всех братьев оказался тихий и незаметный Яков, который почему-то в Нижнем взял имя Юлий. Его фетишем, как и у Сталина, была индустриализация. Но сталинизм, как выразился Роберт Конквест, - «в такой же мере метод индустриализации, как каннибализм – метод перехода на улучшенное питание».

Юлий появился в Ардатовском уезде в 1922 году. Сразу же стал секретарем укома партии. Потом в той же должности три года работал в Павлово. В Нижний попал не сразу – пришлось переехать в Растяпино (ныне Дзержинск), а затем в Арзамас. Только в 1930 году Юлий занимает «наследственную» должность председателя Нижегородского крайсовнархоза. Ораторствует, хотя в голосе нижегородского цицерона то и дело проскальзывали нотки бодренькой актерской фальши. Дружит с Валерием Чкаловым и Вышинским. Что связывало его с прославленным летчиком – большая загадка.

 В 1932-1934 годах Юлий-Яков избирается первым секретарем Нижегородского горкома партии, в 1934 – 1937-м возглавляет Горьковский крайисполком. С июня 1937 года он уже первый секретарь Горьковского обкома ВКП (б), сменив репрессированного Эдуарда Прамнэка. На него Юлий тоже дал соответствующие показания, как и на председателя Горьковского облисполкома Алексея Бурова. Оба получили пулю в затылок. И в листовке, выпущенной накануне выборов в Верховный Совет СССР с полным основанием утверждалось, что Юлий Каганович «доблестный патриот нашей Родины, непоколебимый борец за счастье рабочих и крестьян, за социализм... и с махровыми врагами народа Крымским, Савельевым, Ищенко и другими, которые всеми силами пытались подорвать единство и сплоченность парторганизации, поколебать ее монолитность. Им этого не удалось!».

Жертвами Якова-Юлия, похоже, стали также Иван Сизов, Борис Петько, Виктор Муравьев и Василий Грачев. Сизова Юлий Каганович знал еще по химическим заводам Растяпино. Остальные приезжали к другу. Их обвинили в антисоветской пропаганде и троих расстреляли в декабре 1934 года. Только Грачев отделался минимальным пятилетним сроком. Увы, их гибель не вызвала в Нижнем признаков недовольства. Все думали одинаково: пусть убивают кого-то, только не меня! И репрессии тяжелым асфальтовым катком прошлись по номенклатурным кадрам. Умер в лагере в Саратовской области  заведующий отделом обкома партии Захар Хаймс, отсидела несколько лет, пока ее не признали невиновной, жена Хаймса Гина Свердлова, дальняя родственница Якова Свердлова, 10 лет получил первый секретарь Горьковского горкома партии Лазарь Пугачевский, расстреляли первого секретаря Дзержинского горкома ВКП (б) Марка Едина...

А сколько санкций на арест давал первый секретарь! Дела «врагов народа» пеклись сериями: сначала взялись за иностранцев, потом за железнодорожников, ученых, газетчиков, водников, военных, священников, студентов. Сколько крови, сколько горя и слез, сколько изломанных судеб! Железная чекистская метла вымела начисто всех самых честных, самых порядочных.

Нельзя без спазм в горле читать письма родственников репрессированных, адресованные первому секретарю обкома. Вот одно из них, самое, пожалуй, пронзительное: «Дорогой Юлий Моисеевич! Мы пишем Вам о нашем большом горе. У нас взяли 3 ноября папу, а маму – 13 ноября, а также квартиру и все наше имущество. Мы очень скучаем, и нам тяжело. Живем в сарае у чужой бабушки. Но теперь уже стало холодно, и мы замерзаем. Просим Вас освободить хотя бы маму. Мы знаем, что Вы очень заботитесь и любите детей и просим помочь. Мы жили – мама и папа, Мария Павловна и Януш Иосифович Иллинич, на Краснофлотской улице. Мы учились музыке, и очень большие способности у меня, но у нас музыкальное образование прервалось, так как пианино нет. Но просить вернуть его мы не будем, так как в сарае пианино негде поставить. Маша и Вера Иллинич».

На этом письме Юлий Каганович написал красным карандашом: «Иллинич осужден как польский шпион, Мария Павловна – за недонесение о контрреволюционной деятельности мужа. Ответ не посылать, так как райсовет не может решить вопроса жилплощади даже семьям красноармейцам». Как тут не вспомнить Гитлера и один из основных его лозунгов: «Я освобождаю вас от химеры, называемой совестью»? Как тут не вспомнить Николая Бухарина, который писал: «Мораль вообще не нужна, ее следует заменить нормами простой целесообразности, которые нужны столяру при изготовлении табуретки»?

Юлию-Якову, как и его братьям, было глубоко плевать на народ, на его нищету и мрак. Они чувствовали себя, как рыбы в воде, именно в этом убожестве. Только в нем они могли жить, как им жилось, - весело и сытно. И они не хотели ничего менять. Зачем?

    Перед войной Юлий-Яков был переведен в Москву в Наркомат внешней торговли, который возглавлял Микоян, работал торговым представителем СССР в Монголии. В 1951 году он неожиданно заболел какой-то непонятной болезнью и умер в страшных мучениях. Наверное, не случайно. Юлий Моисеевич так и не осознал, что был лишь механической фигуркой – вроде тех, которые в урочное время появляются на циферблате антикварных часов и проплывают по кругу, чтобы снова исчезнуть.

Два слова напоследок

Ни одна страна в мире не окружена  такими противоречивыми мифами в ее истории, как Россия. Братья по крови добавили сюда и собственную мифологию. После XXII съезда партии в 1961 году, на котором были осуждены Молотов, Каганович, Маленков и «примкнувший к ним Шипилов», фамилия Каганович стала восприниматься в СССР как фамилия палачей. И многие Кагановичи стали Петровыми и Ивановыми. Почти полтысячи Кагановичей переселились в США и в Израиль. Сегодня в России проживают лишь 80 семей носителей этой фамилии. Но они не имеют никакого отношения ни к братьям-палачам, ни к их позорному ремеслу.

Время все заметнее отдаляет от нас события тех далеких лет. Но мне часто снится один и тот же сон. Я вижу всадников гражданской войны. Оставляя шлейф белой пыли, они исчезают за горизонтом, но ни на минуту не прекращают своей бешеной скачки. И вот они уже заходят с тыла – откуда их не ждали. Я вижу их пыльные шлемы, обнаженные сабли и узнаю братьев Кагановичей. Не слезая с коней, они говорят:

- Это мы.

В этот момент я просыпаюсь и думаю: а ведь они или их двойники действительно могут вернуться.

 


 

 

 
Рейтинг: +1 5891 просмотр
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!