МУРАВЬИНАЯ БАЛКА (Записки таксы Варьки) Событие.Краснобайка и Тётушка Кряква

СОБЫТИЕ. КРАСНОБАЙКА и ТЁТУШКА КРЯКВА

Я где-то слышала, что есть такая птичка попугай. Она запоминает человеческие слова и развлекает людей тем, что повторяет их то к месту, то невпопад. Так вот я думаю, что этот попугай и муравьиного коготка не стоит против нашей Краснобайки.

Были те дивные минуты утра, когда Солнышко вот-вот выйдет из своей хатки, а мир ещё подбирал последние крошки сна, когда царила чудная звонкая тишина, когда так сладка росная вода...

И вот эту удивительную тишину грубо разорвал хриплый весьма неприятный голос:
- Эгоисты! Себялюбки! Окопались тут! Когда весь мир катится в тартарары, они тут жируют!
Слова падали сверху, эхо дробилось, множилось, заполняя все уголки Балки.

В считанные секунды все собрались на Лужайке. Кто растерянно, кто с испугом, кто с любопытством озирались по сторонам, запрокидывали головы, пытаясь понять, где источник голоса.
- Это... это Матушка Природа, - сдавлено проговорила Настя, прижимаясь к ноге Вини. - Она осуждает нас...
- Ерунда, - сказал веско Троша. - Нет причин. Так.
- Так, - поддержал его Белый. - Кто-то балуется...
- Кто? - с сомнением спросил Вини.
- Оно, - Троша вскинул лапу, указав на вершину Любопытного Дерева.

От зелёного вихра оторвался и полетел на нас растрёпанный  пёстрый комок. Он летел рывками, точно скатывался по бугристому спуску.
Мы отпрянули в стороны, образовав плотный круг. В центр этого круга и плюхнулся комок, а через мгновение нашим глазам предстала... сорока. Была она весьма и весьма необычной.
Прежде всего, у неё напрочь отсутствовал хвост. Вместо него из перьев выглядывала розовая рябая гузка. На ногах широкие металлические манжетики, когти и частично пальцы окрашены в сине-красный цвет. Такого же цвета пятна разбросаны по всему телу. Клюв и часть лба ядовито-зелёные. На шее поблёскивали несколько тонких цепочек с непонятными кулончиками.

Сорока выпрямилась, слегка выпятив грудь, осмотрела нас пронзительными жёлтыми глазами и хрипло выкрикнула:
- Ждёте, что я поздороваюсь? С такими я не здороваюсь, ибо н-е-у-в-а-ж-а-ю!
- С какими такими? - спросил Белый, шагнув в круг.
- С эгоистами! Которые отгородились! Презираете нас, горемычных?
- Пока что вы выказали к нам презрение. Так.
Сорока зыркнула на Трошу, презрительно фыркнув:
- Думаете: симпатишные, да? Какое заблуждение! Отморозки! Тундра! Леспромхоз!

- Что она сказала? - забеспокоилась Настя. - Я ничегошеньки не поняла...
- По-моему, она ругается, - сказала Кукушка-Мама. - Она считает, что все мы... нет, не берусь переводить...
- Почему вы так? - возмутилась Настя. - Что мы вам плохого сделали?
Сорока снисходительно обронила:
- Я дважды не повторяю... для всяких сиволапых.
- Опять оскорбляет! - вскрикнул Рафинад. - Слушай ты, куцехвостая... вали отседа!
- Или? - усмехнулась сорока.
- Или... я тебя разрисую ещё и в полоску!
- Закрой рот - селезёнку простудишь...

Рафинад метнулся к сороке, но захватил лишь воздух: та уже сидела на ближайшем кусте. И оттуда точно камень швырнула:
- Хамло!
- Я буду не я, если не сверну ей голову! - сказал Рафинад, рванув когтями невинную траву.
- Лично мне на вас начхать, - продолжала сорока. - Ваш уединённый уголок мне по нраву. Я поселюсь там, - показала крылом на макушку Любопытного Дерева. - Здесь будет моя резиденция. Буду прилетать на отдых. Путешествия так утомляют. Как и разговор с такими остолопами... - Сказав это, сорока поднялась и рывками полетела к Любопытному Дереву.

- Она будет моей соседкой? - Настя всё ещё не верила услышанному. - Я не хочу!
- Мы все не хочем такого соседства, - сказал Вини, провожая взглядом сороку.
Загалдели все разом:
- Её надо прогнать!
- Да! Выжить!
- Чтоб дорогу забыла...
- Она будет дурно влиять на моих птенцов! - растроенно всплёскивала крыльями Кукушка-Мама.
- Я могу свалить Дерево, - осторожно предложил Бобрик.
- Нет! - взвизгнула Настя. - Нет! Я против! Мой дом... Лучше я потерплю... эту соседку... - Настя заплакала.
- Всё! - закричал Троша, перекрывая гам. -  Тихо! Все успокоились. Дерево оставим стоять. Живите, как всегда. На неё не обращайте внимания. Если станет досаждать, что-нибудь придумаем. Так!

После слов Троши все, действительно, успокоились. Раз Троша заключил свою речь словом "Так", то сомневаться не было причин: будет именно так, как сказано.


До полудня сороку не было видно, и не слышно. Успокоиться мы успокоились, но каждый из нас, чем бы ни занимался, то и дело поглядывал на Любопытное Дерево.

Как-то так получилось, что ближе к полдню мы вновь собрались на Лужайке.
Рафинад предложил Насте подняться вверх по стволу и глянуть, что там делает нахалка.
- А если она меня клюнет и я упаду... - наотрез отказалась Настя.
- Не трусь... - начал Рафинад.
- Я посмотрю, - оборвала его Кукушка-Мама.

Её возвращения  мы ждали, как Солнышко в ненастные дни.
 Кукушка-Мама вернулась быстро, сообщив, что сорока, распластав крылья, спит в старом дырявом гнезде. Время от времени она вздрагивает и сердито выкрикивает:
- Краснобаи мохнорылые! Долой краснобаев! Свободу парнокопытным!
- Кто такие парнокопытные? - спросила Настя у стоящего рядом Рафинада.
- Не знаю, - пожал плечами Рафинад.
- Может, её родственники, - предположил волчонок. - Дальние... Любопытно: за что их лишили свободы?

- Варь, - вдруг окликнул меня Бобрик. - Ты жила с людьми... слышала их слова. Краснобаи, кто такие?
- Я не уверена... кажется, пустые говоруны...
- Непонятно, - сказал Бобрик. - Получается: она сама и есть краснобайка... Зачем же тогда" долой"?
- Да больная она! - закричал Рафинад так, словно боялся, что его не услышат. - Больная на голову наша краснобайка! Я это сразу почувствовал...
- А прыгал зачем? - насмешливо спросил Белый. - Придушить, что б не мучилась?
- Бедненькая! - вдруг прослезилась Настя. - Одна, некому пожалеть... Давайте оставим её в покое. Пусть живёт. Привыкнет... и перестанет нас оскорблять. Ведь так, Троша?
- Так, - кивнул Троша. - Поживём, посмотрим. - Помолчал, глядя на Любопытное Дерево, затем хмыкнул: - Краснобайка....
С этого времени все стали называть сороку Краснобайкой.

Проснувшись в полдень, Краснобайка спустилась к Лягушатнику, напилась, затем, глянув на лягушат, миролюбиво сказала:
- Не бойтесь пучеглазые. Я шумная, но не жестокая. Интеллигентная я, это надо понимать. Уживёмся. Надеюсь.
- Мы... - решился заговорить Ква.
- Что вы думаете, мне без разницы, - оборвала Краснобайка. Поднялась над Лягушатником, что-то бормотнула неразборчиво, и улетела.

До вечера она несколько раз появлялась  у Любопытного Дерева, что-то приносила в клюве. Когда она в очередной раз улетела, Кукушка-Мама, терзаемая любопытством, поднялась глянуть. Вернувшись, сообщила:
- Гнездо чинит. Не прутиками, как все, а кусками цветной проволоки.
- Я ж говорю: больная на голову! - упорно насаждал свой диагноз Рафинад.

Закончив ремонт гнезда, и украсив его всевозможными цветными тряпочками, сорока громко объявила:
- Не советую посягать на частные владения! Имею право применить силу! Любопытство не порок, а большое свинство! Свиней на дух не выношу! Намотайте это на свои клювы и на что-нибудь ещё! Я всё сказала!
После чего Краснобайка улетела, и до наступления ночи более не появилась.

В последующие дни мы видели её лишь мельком: то прилетающую, то улетающую. Нас Краснобайка игнорировала, словно мы и не существовали. Постепенно и у нас пропал к ней интерес.

И вот однажды, когда, казалось, мы совсем забыли о ней, Краснобайка шумно напомнила о себе.
В полдень, внезапно, камнем свалилась на Ладошку. С трудом доползла до воды, сунула облупленный клюв и замерла. Лягушата, собравшиеся поодаль, переглянулись. А Клав-Ка шёпотом спросила:
- Умерла?
Краснобайка шевельнулась, вскинула голову. Вода ручьями стекала по ней.
- Не дождётесь! Я всех вас переживу! Меня интеллигентку от одиннадцатой яйцекладки... рогаткой! Какое варварство! Ничего, ничего! Отольются всем мои слезы!
- Вас кто-то обидел? - осторожно спросила Клав-Ка.
- Обидел?! - истерично вскрикнула Краснобайка. - Да меня хотели убить! Ни за что! Моё существование портит пейзаж? Да какое право они имеют решать? Что?! Всех, кто не нравится отстреливать с рогатки?

Крик Краснобайки разносился по всей Балке, так что, побросав свои дела, все сбежались к Ладошке.
Мокрая, взъерошенная Краснобайка, с клювом, с которого облазила краска, выглядела одновременно жалко и... смешно. Жалость пересиливала, так что никто не позволил себе даже улыбнуться.

- ...Эти гомисапинсы слишком много на себя взяли! Приматы голокожие! Карабасы! Колдобины кручённые! Краснобаи кривоклювые!
- Кто такие гомисапинсы? - спросил Вини, чтобы оборвать поток ругани.
- О-о-о! - взвыла Краснобайка. - Дремучая темнота! Тундра! Леспромхоз!
- Можно без оскорблений? - едва сдерживаясь, попросила я.
- Можно, - сказала Краснобайка, сбавив тон. - Если не будете выпячивать своё невежество. Стыдно не знать: гомисапинсы - это люди. Они так себя называют, подчёркивая, что разумные. - Краснобайка презрительно хмыкнула, цвиркнув слюной. Слюна едва не попала в Настю, та поспешно перебралась подальше от сороки. - Ещё они называют себя нашими старшими братьями. Самозванцы! Да когда они ещё не родились, мы, птицы, уже хозяйничали на этой земле! Безумцы! Что творят! Уродцы!
- Кто?- осторожно спросила Настя, ойкнула и спряталась за Трошу.
- Тунд... - начала Краснобайка.
- Ты обещала! - Я тотчас осекла  её.
Краснобайка судорожно проглотила остаток слова, облегчённо вздохнула.
- Гомисапинсы говорят: в семье не без урода. Так вот в НАШЕЙ семье они и есть уроды. - Краснобайка вновь презрительно сплюнула. - Братцы старшие... Оборзели, блин, вконец! Ладно бы себя губили, так они и нас заодно! Отнимают наши территории! Травят среду обитания!..

Мне, вдруг, вспомнилась моя бывшая хозяйка, её окружение. Нет, не права Краснобайка: не все уроды. Есть и хорошие. Как и среди нас. Пусть мы не травим среду обитания, но так же нападаем, убиваем... Так задумала Матушка Природа, и мы, инстинктивно, следуем... Жестоко, но разумно. Волк должен съесть "братишку" зайца, а лис – "сестрёнку" мышку, чтобы жить. Но ведь и заяц ест "братьев"- растения, а мышка - букашек... Кажется, у людей это называется пищевая цепочка. Все едят друг  друга, чтобы продолжалась жизнь...
С одним я согласна с Краснобайкой: люди, гомисапинсы, ведут себя, как неразумные, зарвавшиеся хамы. Почему, по-какому праву они распоряжаются, решают, кто должен жить, а кто нет? Ведь мы все дети Матушки Природы, братья и сёстры! А они вырубают леса, осушают болота, меняют русла рек и загрязняют их... чтобы строить новые дома для себя, выращивать хлеб, делать бумагу и продукты... И при этом тысячи и тысячи гибнут братишки, остаются бездомными...
Почему у бывшей моей хозяйки двое детёнышей, а мне сделали операцию, чтобы я никогда... никогда... За что?! Чем я хуже её?!

- Варя? Варь! Ты плачешь? - рядом горячо дышал Рафинад, шерсть дыбом, глаза горят. - Кто? Кто тебя обидел? Скажи: раздеру на полоски!
- Не раздерёшь, - мотнула я головой, стряхивая слёзы. - Одна из... гомисапинсов... Раздерёшь?
- Не раздеру, - тотчас сник Рафинад. - Но могу исцарапать.
- Не нужно, Рафи... Она уже старая...
Рафинад неопределённо фыркнул, что-то буркнул глухо в усы, а вслух сказал:
- Вечно ты такая... Всех жалеешь...

- Во-во! - тут же подхватила Краснобайка. - Жалей, жалей их... А они новую забаву себе придумали. Птичкин грипп, называется. И стреляют нас, и режут, и травят! Сами же нас заражают! А ты их жалей, жалей! Вот уничтожат нас, примутся за вас. Придумают... собачкин грипп...
- Слушай, надоела! - внезапно грубо оборвал Троша. - Так! Ты куда-то собралась? Лети!
- Линять надо отсюда! Если хотим выжить!..
- Куда? - высунулась Настя.
- К этим... как их... пингвинам. Забыла, как земля называется. Там мало гомисапинсов. Там холодно и все их заразы мрут! Только там надо питаться одной рыбой, потому что ничего не растёт. Сплошной снег, вечная зима! Моя бабушка говорила, что давным-давно там не было снега. Было как здесь, только теплее...
- Вот и линяй! - вновь оборвал Троша. - А мы здесь останемся.
- Ну и дурни! - ругнулась Краснобайка. - Подохните здесь все! Отстреляют, как паршивых! И чего я распинаюсь? Как боб о березу! Прощайте! - Краснобайка неуклюже взмахнула крыльями, поднялась в воздух и, напевая, неровно полетела к Лесу: - И твой пупок, его молочный запах, отныне слаще мне иных...

Мы расходились молчаливые и задумчивые. Слова Краснобайки запали каждому в сердце и голову, принуждали думать, думать... Я уверена, что каждый, внутри себя, спрашивал : "Может, сорока права и надо линять к пингвинам?"
Думаю: чёткого ответа никто не получил.

И вдруг над головами мы вновь услышали истеричный голос Краснобайки:
- Дождались! Вот он, птичкин грипп идёт к вам! В образе потешных утят! Пожалейте их, приютите! Занесите в дом заразу!

Не сговариваясь, мы кинулись к Тропинке Наверх.
От Леса, вернее от Куличек, к нам направлялась странная процессия. Впереди шла облепленная чёрной грязью утка. Она спотыкалась, падала, но упорно продолжала путь. За ней тянулась цепочка пёстрых шариков - утята.
Её было трудно узнать в таком виде, но я узнала. Это была Тётушка Кряква, с соседнего двора. Иногда мы встречались у безымянной речушки, перекидывались парой слов. Что же случилось, если такая рассудительная и мудрая Тётушка Кряква пустилась в заведомо гибельный путь с птенцами?

- Припёрлась?! - зависла над уткой Краснобайка. - Ты что творишь, безмозглая? Мы тут жили, не зная горя, а ты с заразой прёшься! Поворачивай назад!
Тётушка Кряква устало опустилась на траву. Утята облепили её с боков, буквально валясь с ног.
- Не прикидывайся глухой! - не унималась Краснобайка. - Или птичкин грипп уже слуха лишил? Прекрасно! Кранты нам! Откинем копыта!

- Заткнись! - хрипло закричал волчонок. - Заклинаю Матушкой Природой -  заткнись!
- Вымрем как черви! - по инерции выкрикнула Краснобайка, помедлила, зыркнув на волчонка: - Пацифист да? Вот такие и вымирают первыми...
- Достала! - взвыл Рафинад, стремительно взлетел, норовя цапнуть Краснобайку, но та была начеку.
Поднявшись на недосягаемую высоту, она завопила:
- Диктат! Затыкают рот! Правда зубы жмёт?! Не ради себя - ради вас стараюсь! Я сегодня здесь, завтра - там... А вам здесь жить!
- Вот мы и решим... что и как, - сказал Троша. - Так!
- Так, - поддержал его Белый, и двинулся к уткам.
- Тьфу на вас! Пропадайте! Если вам нравится! - продолжая сыпать ругательства на наши головы, Краснобайка рывками полетела к Лесу.

Мы, почему-то продолжая молча стоять, смотрели, как Белый приближался к уткам. Воцарилась тяжёлая тягучая тишина.

Внезапно в этой тишине раздался жалобный писк. Мы вздрогнули, переглянулись. Но писк родился не среди нас - он, длясь и множась, шёл от опушки.
Тётушка Кряква дёрнулась, вскочила.  Крякнув утятам, она, широко закидывая лапы, побежала на писк. Она очень спешила. Цеплялась за траву, падала, пыталась взлететь и снова падала.
- Птенчик отстал, бедненький, - всхлипнула Настя.
Наконец, Тётушка Кряква скрылась в высокой траве, и писк оборвался.
- Нашёлся! - обрадовано подпрыгнула Настя.
Мы все облегчённо передохнули.

Вскоре Тётушка Кряква появилась вновь. Она возвращалась медленно, осторожно ставя ноги. На спине её сидели два замызганных цыпленка. Они так изгваздались в болотной грязи, что невозможно определить, какого цвета были изначально.

Кукушка-Мама вдруг сорвалась и полетела навстречу утке.
- Уважаемая, чем я могу помочь? Я лучше других вас понимаю: я сама мать...
- Спасибо, - с трудом выдавила Тётушка Кряква. - Нам бы... поесть и поспать... Потом... помыться...
- Всё сделаем! - сказал Белый. - Взбодритесь: кончились ваши мучения.
- Да! - поддержала Кукушка-Мама. - А то, что кричала эта балаболка... не обращайте внимания! Всё будет хорошо! Уж поверьте мне.
До утят оставалось совсем немного, когда тётушка Кряква рухнула, выдохнув:
- Не могу... сил совсем не осталось...
- Что ж мы стоим, будто корни в землю пустили! - вскрикнул Вини, и кинулся к Тётушке Крякве.
И все последовали его примеру, обгоняя друг друга. Последним, пыхтя и чертыхаясь, спешил Бобрик.

Вини осторожно взял Тётушку Крякву на лапы. Она пыталась что-то сказать.
- Потом... Берегите силы: вам ещё детишек растить...
Утят мигом расхватали.
- И мне! Мне! -  пыталась протолкнуться Настя. - Дайте и мне! Хоть цыплёночка!
Вини поравнялся с ней, и счастливая Настя с превеликой осторожностью сняла со спины утки почти слипшихся от грязи цыплят.
- Куда?
- Всех несём к Лягушатнику! - громко объявил Вини.

Все устремились за Вини. Он быстро, почти бегом, шёл по Тропинке Наверх. Впереди него, точно проводники, шустро прыгали лягушата.
И вот мы, наконец, на Ладошке. Вини упал на колени, бережно опустил Тётушку Крякву на воду. Остальные, с неменьшей осторожностью, опустили утят. Лягушата тотчас взяли над ними шефство, показывая, как нужно понырять, чтобы смыть грязь.
Утята слабо попискивали, растерянно оглядывались на мать.

- Нет! - вдруг из последних сил закричала Тётушка Кряква. - Они другие!
Это Настя, запоздало, уже собралась опустить цыплят в воду.
- Другие? - не поняла Настя.
- Они не водоплавающие, - сказала я.
- Они как мы, - уточнила Кукушка-Мама, указав на своих приёмышей.
- Поняла, - сказала Настя. - Как же их вымыть?
Лягушата показали неглубокую выемку в Ладошке, где было воды как раз цыплятам по колено. К тому же вода тёплая, хорошо прогретая Солнышком.

Вскоре мокрые, и от того смешные, цыплята сохли. Чтобы им не было скучно, к ним присоединились дети Кукушки-Мамы, о чём-то весёлом щебетали на своём птенчиковом языке.
- Какие они миленькие! - сладко вздохнула Настя, глядя на цыплят, которые превращались в пушистые жёлтые комочки. - Как два маленьких солнышка. Послушайте, - вдруг обратилась Настя к Тётушке Крякве. - Можно... мне их взять себе?
Тётушка Кряква посмотрела на своих утят, подумала чуток, и сказала:
- Бери... Мне всё одно с ними не управиться. Хоть разорвись...

- Хольте! Ублажайте! - неожиданно грянуло сверху. Это опять появилась Краснобайка, зависнув над  Ладошкой. - А зараза скрутит вас! Перемрёте, как  тараканы от дуста!
- Прекратите детей пугать! - сердито закричала Кукушка-Мама. - Я терпеливая, но если надо...
- Ой, ой, ой, - презрительно усмехнулась Краснобайка, отлетев, села на куст. - Вы бы лучше проявили нетерпение к этому безрассудству. У вас слабые птенцы. А птичкин грипп как раз слабых в первую очередь валит...

- Всё! - взвыл Рафинад. - Я больше не могу слышать эту тарахтелку! - И стремительно понёсся к кусту, на котором сидела сорока.
Краснобайка лениво взлетела, цвиркнув слюной в Рафинада.
- Пока-пока, обормоты. Некогда мне лясы с вами точить. У меня круиз по Картофельным Полям. И не просите, халявщики, принести сувениры. Вы нищие! А я нищим не подаю. Гип-гип-ура! Да, когда будете отбрасывать копыта, вспомните обо мне: мол, умница, права была...
Краснобайка улетела.
- Больная, - грустно обронил Троша. - Так.
Все молча, соглашаясь, кивнули.

Ближе к вечеру, когда все настолько привыкли к уткам и цыплятам, что казалось, они были тут всегда, Тётушка Кряква решилась рассказать свою Историю.

Накануне в деревню приехали чужие люди, на странной машине и в странных одеждах. Они стали ходить по дворам и опрыскивать всё рыжей жидкостью с отвратительным запахом.
В одном дворе умерли три курицы. Обеспокоенная хозяйка и вызвала этих людей. Другие хозяйки, боясь, что и их птицы заболеют и перемрут, стали спешно всех резать.
Тётушка Кряква была тогда у речки, и слышала, как кричали её подруги...
Она не стала дожидаться своей очереди: собрала утят и повела их полем в Лес. Да, за мостком в густой траве они наткнулись на двух насмерть перепуганных цыплят. Взяла с собой.
Где закончится их путь? что ожидает в Лесу? Тётушка Кряква не думала тогда об этом. Все мысли её были об одном: как можно дальше уйти от деревни, от людей.
Земля, как известно, слухами полнится. О беженцах весть летела впереди них. В Лесу их встречали птицы и мелкие зверюшки, сочувствовали, восхищались, и указывали лёгкие безопасные тропинки.
Тётушка Кряква спросила, есть ли поблизости водоём. Её привели к лесной речке. Тётушке Крякве речка не понравилась: мелкая, засорена буреломом, да и Солнышко заглядывает на короткое время в течение дня. Нет, в таких условиях  она не желала растить своих утят. Им нужен простор, и чтоб Солнышко ласкало весь день, от рассвета до заката.
Тогда местные вспомнили, что по слухам, где-то там, за болотами есть большая широкая река.
Путь по болотам был долог и труден. Тётушка Кряква без содрогания не может вспоминать. И хотела бы поскорее забыть!
Цыплята всё время находились у неё на спине. Сколько волнений было, когда они падали в болотную жижу... Нет, лучше не вспоминать! Всё позади! Начинается новая жизнь!

Тётушка Кряква  была счастлива до слёз: здесь не только водоём, о каком она мечтала, но и столько славных, милых, добродушных друзей...
И Тётушка Кряква не сдерживала слёз.