Когда осознаёшь, что кроме родителей,
Ты никому по-настоящему не нужен, но – поздно.
Я была её любимой личинкой,
С которой она возилась и нянчила.
Даже чешские бусы давала играть,
И пластилином обмазывать.
(Те самые, эксклюзивные,
Что присылала подруга из Праги.
Ужас! Я бы убила!)
И, помню, ещё, зимой, когда было холодно,
Повязывала мне шарф на нос,
А под него, чтоб не кололось,
Потому что, (не поверите!) шарфы тогда были
Из настоящей шерсти, клала платочек:
Заботилась. И так вела в садик,
Где личинка угрюмо пряталась
За чёрным пианино, боялась…
И ждала маму. Приходила после работы,
Когда снова было темно, и мы шли домой.
Ей говорили: «несадиковый ребёнок».
Не зря: в конечном итоге личинка выросла
В интроверта, мизантропа, озлобленного:
Северус Снейп и лорд Воландеморт, два-в-одном.
Но это так, а по теме:
Чувствую себя птенчиком, нахохлившемся
на обледенелой веточке дерева…
Полководцем без армии, которая была
Всегда на его стороне: такая потеря!
Замкнувшийся в абсолютном одиночестве.
Ей всегда было до меня дело,
Иногда чересчур и непереносимо токсично,
А сейчас – никому, и опять – ностальгия:
Кто назовёт меня «цыплёночком любимым»?
[Скрыть]Регистрационный номер 0482062 выдан для произведения:
Когда осознаёшь, что кроме родителей,
Ты никому по-настоящему не нужен, но – поздно.
Я была её любимой личинкой,
С которой она возилась и нянчила.
Даже чешские бусы давала играть,
И пластилином обмазывать.
(Те самые, эксклюзивные,
Что присылала подруга из Праги.
Ужас! Я бы убила!)
И, помню, ещё, зимой, когда было холодно,
Повязывала мне шарф на нос,
А под него, чтоб не кололось,
Потому что, (не поверите!) шарфы тогда были
Из настоящей шерсти, клала платочек:
Заботилась. И так вела в садик,
Где личинка угрюмо пряталась
За чёрным пианино, боялась…
И ждала маму. Приходила после работы,
Когда снова было темно, и мы шли домой.
Ей говорили: «несадиковый ребёнок».
Не зря: в конечном итоге личинка выросла
В интроверта, мизантропа, озлобленного:
Северус Снейп и лорд Воландеморт, два-в-одном.
Но это так, а по теме:
Чувствую себя птенчиком, нахохлившемся
на обледенелой веточке дерева…
Полководцем без армии, которая была
Всегда на его стороне: такая потеря!
Замкнувшийся в абсолютном одиночестве.
Ей всегда было до меня дело,
Иногда чересчур и непереносимо токсично,
А сейчас – никому, и опять – ностальгия:
Кто назовёт меня «цыплёночком любимым»?