Со встречи той прошло всего дней пять,
И караул мой вызван был к Пилату,
Он приказал преступников распять,
Дав указанье каждому солдату.
К подвалам нас повел центурион,
Всем приказав взять воду из колодца,
Был суетлив, излишне оживлён,
Шутил про то, как нас поджарит солнце!
Их вывели. Все щурили глаза
От света яркого, избиты очень сильно,
Один рыдал, ручьём текла слеза,
И кровь из носа густо и обильно.
Второй - рычал на нас, как зверь лесной,
Что в Риме на аренах убивали.
Ему связали руки бечевой,
И первым вдоль по улице погнали.
А Третьим - был тот самый Чародей,
Которого ЦАРЁМ все величали,
Он сторонился солнца и людей,
И крест до казни смог снести б едва ли...
На голове терновый был венец,
Кровь на лице чуднОго бедолаги.
Я понял, что ему пришел конец,
И дал вина хлебнуть из личной фляги!
Он раз глотнул, порозовел чуть-чуть,
И что-то прошептал про Человечность,
И мы пошли в недолгий крестный путь,
В конце которого - Распятие и Вечность.
Народ кричал: "Распни его! Распни!!!
Скажи, где Бог твой, ЦАРЬ наш Иудейский?!"
Да что ж случилось с теми же людьми,
Готовыми сожрать его злодейски!
Да! Риму - Иудею не понять!
Еще вчера ему все угождают,
А нынче же - готовы растерзать,
В лицо плюют и грязно оскорбляют!
Ну, наконец, мы вышли за кордон,
Поближе став к Плутону и Эребу.
"Повеселей!" - вскричал центурион,-
"Еще чуть-чуть - и вы взлетите к небу!"
Нас на вершине ждали палачи,
Три ямы под кресты уже готовы,
Для бута на носилках кирпичи,
И рядом гвозди - страшные оковы!
Сперва к кресту прибили Слабака.
Как он кричал, рыдал и извивался!
Ему под ребра дали тумака,
Что б просто под ногами не мешался!
Второй - на всех кидался и рычал,
Его прибили крепко и надежно,
А Третий - все стерпел и промолчал,
Лишь вглядывался в небо безнадежно!
И вот уже все трое на крестах,
Работа нами сделана отлично!
Стервятники кружатся в небесах,
К горе слетаясь на обед привычно.
Чем умирать на солнце - лучше в бой!
Ведь фляги наши быстро опустели,
Спасибо, показали под горой
Ручей, где пьют верблюды и газели!
А солнце жарит жертвы на крестах,
Тот, кто рычал - теперь смеётся хрипло,
А Третий - что-то ищет в небесах,
И с губ слетает тихая молитва!
Наш командир изрядно раздражён,
Вокруг крестов гиеной злобной бродит,
Кого-то ждёт седой центурион,
Того, кто почему-то не приходит...
"Один из них, мне кажется, издох!" -
Сьязвил он,- "Я не вижу смысла,
На воду тратиться...". Мы услыхали вздох,
И тело на кресте его обвисло.
"Эй, ветеран! Скорее подойди!"-
Сказал он мне,- "Надеюсь, не услышат:
На Третьего внимательно взгляни,
Лонгин! Что делать? Он почти не дышит.
Он нужен обязательно живым!
Кровоподтёк на ребрах набухает,
Ты опытен, что нужно делать с ним,
По-моему, он тоже умирает!!"
И я припомнил, как в глухом лесу,
Где мне германцы ребра поломали,
"Лежи спокойно! Я тебя спасу",-
Сказал мне лекарь,- "Дёрнешься - едва ли!"
Он сделал неглубокий мне разрез,
И жидкость вытекла, и я вздохнул спокойно.
Так под ножом я лекаря воскрес,
Хотя семь дней мне было очень больно!
Центуриону всё я рассказал.
Он хмурился, Богов клял всевозможно,
Потом внезапно крепко руку сжал,
Сказав: "Коли, Лонгин! Но осторожно!"
А Третий на кресте уже уснул!
Глаза закрыты, губы обметало,
И я под ребра медленно воткнул,
С пол-пальца, закалённого металла.
Раздался хрип и жидкость полилась,
И он вздохнул, глубОко и протяжно,
И голова его приподнялась,
Что было дальше - мне уже не важно.
Внезапно вдруг разверзлись небеса!
Сверкали молнии и ветер рушил крыши,
А Третий, на кресте раскрыл глаза,
Сказав: "ОТЕЦ! Спасибо,что услышал!"
Гроза, как пес, рвала Ершалаим,
Голгофа скрылась, ливнем омываясь.
Тот, на кресте, дождинки ртом ловил,
И вдаль глядел, чему-то улыбаясь!
Помочь сайту
Поздравления
