Сороковины

Приближался сороковой день, как сестры проводили маму в последний путь, в мир иной. Пять лет она пролежала после инсульта, скованная тяжелым недугом. Ухудшало состояние мамы еще и то, что она потеряла речь, однако радовало, что с разумом было все хорошо. Женщины научились понимать жесты, догадываться о том, что хотела и просила мама. Когда она умерла, с последним ее вздохом, казалось, даже морщинки на ее лице расправились, несмотря на преклонный возраст. Отмучилась...и в гробу лежала даже красивой. Но от этого дочерям легче не было, их переполняла глубокая скорбь от невосполнимой потери.

 Похороны и поминки на девятый день прошли спокойно, дочери старались соблюсти все церемонии и обряды.

Перед сороковиной сестры приехали в храм, чтобы заказать литию по усопшей, на могиле. В церковной лавке приветливая женщина в платочке сказала, что на данный момент батюшка остался один, время летнее, отпускное, поэтому в нужный день осталось свободное время только в 15 часов.

Сестры переглянулись, и младшая неуверенно произнесла:

- Может тогда не надо? Поздно. Думаю, мама была бы недовольна, она же всегда говорила, что на кладбище ходить и поминать надо до 12 часов. Не только говорила, но и всегда так делала.

- Нет, Оля, я хочу, чтобы все как положено было. Пусть священник будет.

- Хорошо, - опустила глаза Оля.

Около трех часов дня на кладбище собрались близкие: возложили цветы, зажгли лампадку. Переминаясь с ноги на ногу и перешептываясь, ждали священника. Несмотря на середину лета, было зябко, возможно от внутреннего состояния. Пять, десять, пятнадцать минут четвертого – батюшка опаздывал.

Оля, переживала: не давало покоя позднее время, начинало смеркаться.Она посмотрела на портрет почившей. Взгляд мамы показался неожиданно строгим, даже сердитым. Дыхание женщины перехватило, мгновенно пересохло в горле и она отчетливо увидела, как мама с укоризной покачала головой. Цветная фотография превратилась в серую. Оля хотела поднять руку,чтобы указать на портрет, но как будто окаменела. Смогла лишь зажмурить глаза, затем, медленно открыла, поежилась от неприятных мурашек и подумала, что ей мерещится от усталости. В этот момент разговоры оживились, потому что увидели спешащего батюшку.

Запыхавшийся священник забежал в оградку, быстро начал раздавать тоненькие восковые свечи и попросил их зажечь. Спички плохо слушались, ломались, фитилек не разжигался или сразу угасал. Одну свечу все-таки удалось разжечь и от нее разожгли остальные. Все разошлись в стороны, батюшка нараспев начал читать молитву. Вдруг у всех одновременно погасли свечи, как будто их кто-то задул. Теплый воск пролился и прилип к пальцам. Все переглянулись, ведь погода стояла совершенно безветренная. Батюшка на пару секунд замолчал, обвел взглядом обескураженных поминающих и продолжил читать. Началась сумятица с зажиганием свеч. И вроде их снова разожгли, но священник уже закончил читать, качнул три раза кадилом и откланялся. Минуту постояли молча в память об усопшей и потихоньку пошли к автобусу. 

- Странно…уж очень быстро, мы его дольше ждали, - недоумевали пришедшие, – как-то смазано все вышло…

Дома ждала Лиза, приятельница Ани, старшей сестры, она помогла накрыть поминальный стол. Женщина сказала, что все готово, только картошка еще варится.

 Оля машинально глянула в сторону кухни: дверь была открыта, внутри никого. В этот самый момент с кастрюли, с грохотом упала стеклянная крышка, но не рядом с плитой, а отлетела метра на два, и стекло в ней разбилось вдребезги.

Осколки постарались быстро собрать.

Аня пригласила всех к трапезе.

Виновато улыбаясь, Лиза с вилкой в руках, стояла у стола, показывала на нее и оправдывалась:

- Я вилки положила, не похороны уже, подумала можно и не ложками…

Она даже не договорила. Вилку словно выбили из руки, и стукнувшись о стену, она упала на пол. Лиза машинально прижала к себе руку, будто обожглась и испуганно замолчала.

Притихли все: кто был за столом, и кто еще не успел присесть.

- Давайте уже будем поминать по-жа-луйста…- просящим голосом произнесла Оля и пошла к свободному стулу.

Когда проходила мимо тумбочки, где стоял портрет почившей, он неожиданно поехал от стены, сбил чашку с налитым чаем и конфетами на блюдце. Все упало на пол перед Олей, облив чаем подол платья, который неприятно прилип к ногам.

Аня заплакала. Сидящие за столом были в оцепенении.

Оля присела и тихо, но быстро заговорила:

- Мамочка, прости ты нас пожалуйста, что так поздно собрались, но мы как лучше хотели, чтобы по правилам, но видимо сделали все не так…

- Упокой, Господи, душу рабы твоей божьей Людмилы, прости ей вся согрешения вольные и невольные, и даруй ей Царствие Небесное – перекрестилась пожилая соседка, подруга мамы.