Кадры памяти моей

[Скрыть] Регистрационный номер 0417000 выдан для произведения:  Мне шесть лет. В маленьком, тесном для семи человек домике никогда ничего не происходило яркого, запоминающегося... А сегодня оживлённо. Меня подхватила волна семейного ликования.
Приехал Павлик. Офицер
 Для него голубели, розовели, белели полевые цветы в букете в банке на подоконнике. Не знаю, заметил ли он это украшение, но нам было приятно освежить тесную комнатку свежим букетом.
 
 Я увидела первый раз легендарного брата. Настоящего! Живого! Того, о котором частенько с гордостью вспоминал папа. Какое счастье! От сияния и перезвона наград на его кителе стало светлее и веселее в комнате.
 
 В честь приезда долгожданного сына родители пригласили гостей — устроили весёлый праздник. За столом звучали русские народные песни. Время от времени пели любимую песню брата «Вечер на рейде».
 Название запало в мою детскую память, а песня звучит во мне и сейчас... Ведь с неё-то и началось моё знакомство со старшим братом Павликом - так звали его в нашей семье и родители, и братья, и сёстры до конца его жизни.
 Он мне очень понравился.
 Только теперь я могу сказать что-то вразумительное о внешности, а тогда он удивил и покорил меня мужской строгой красотой и уверенностью.
 Невысокий, крепкого телосложения, подтянутый, с военной выправкой, в кителе с погонами и наградами, он казался сильным, надёжным, настоящим защитником. Овальное лицо, на подбородке, немного выпирающем вперёд, глубокая ямочка; под густыми и чёрными бровями чёрные, как шоколад, глаза казались большими и глубокими. В них невозможно долго смотреть : они не лучились радостью, а казались спокойными и сосредоточенными на своём, внутреннем. Густые чёрные ресницы придавали глазам особенную красоту и выразительность. Над высоким лбом удивительным образом держался густой волнистый чёрный, как крыло ворона, чуб. Нос классической формы: в меру крупноватый с еле заметной горбинкой.
 
Итак, звучит романтическая песня о море, о любимом городе, о мелькнувшем голубом платке. Все отдались ей, легко воспроизводят содержание, на слаженность не обращают внимания.
Только отец и сын ведут тихую беседу. Я жмусь к папе. О чём они говорят, мне неинтересно. Иногда слышатся слова Павлика: «нормально», «всё хорошо», «нормально», «не беспокойся», «урожай», « зерно», «по сколько копеек дали на трудодень». Я, ещё глупая и несдержанная, шёпотом, теребя рукав праздничной папиной офицерской рубашки, которую в подарок привёз ему сын, настойчиво у него выспрашиваю:
-- Пап, а пап, а он на море служил?
 --Нет.
--А почему он любит песню о море?
--Потом расскажу.
Неожиданно брат привлекает меня к себе и то ли спрашивает, то ли просто говорит:
— Ты знаешь, что самое вкусное? Вот что ты любишь больше всего?
Я немного замешкалась с ответом, а потом тихо выдохнула, чтобы слышал только он один:
— Конфетки в бумажках, а ещё… леденцы в баночке… железной.
— Запомни, малышка: самое вкусное — это хлеб, -- он взял со стола ломтик ржаного хлеба, понюхал. -- Какой запах! -- Восхищённо заметил и продолжал: - Когда ты повзрослеешь, я тебе  расскажу о городе, который я защищал. Там, в Ленинграде, и взрослые, и дети об этом знали… Им очень не хватало хлеба…
Он вздохнул, отстранил меня от себя:
— Беги, играй!
 А моих четверых братьев, подростков, интересовало другое: они по очереди подходили к старшему брату, пристально смотрели на погоны и, собравшись стайкой в сторонке, обменивались мнением об увиденном:
— Хорошо быть капитаном, — слышался фальцет Коли, — звёзд, как на небе!
Восторженному мальчику возражал совсем не настроенный на романтику Славик:
--Загнул, так загнул. Всего-то по четыре на каждом погоне. Да маленькие. Вот бы большую, хоть одну.
Анатолий, самый старший из них, положил конец волнениям:
-- Посмотрите на ордена и медали! Их зря не дают, и не каждому. Значит, сражался храбро. И звёздочки крупные получит, и не одну. Поспорим?
 
 Спорить не стали. Время покажет.
А мне папа так и не ответил: « потом» так и не наступило. Забыл он в сумятице дел и забот о моём несерьёзном вопросе. У меня же в голове прописалась слова:
 «Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море.
И ранней порой мелькнёт за кормой
Знакомый платок голубой!».
 Повзрослев, я узнала от самого Павлика, что эту песню любили все жители Ленинграда и его защитники.
Странно: с красивой песни началось моё знакомство с гордым званием «защитник Ленинграда» и со страшными словами «война», «фашисты».
Я подросла, пошла в школу, стала пионеркой. Опять и опять перед военными праздниками я пристаю к папе:
— Почему Павлик к нам больше не приезжает? Я поговорила бы с ним о войне. А потом рассказала бы в школе на пионерском сборе или самого пригласила бы... Интересно, сколько подвигов он совершил? Страшно ли было?
 Папу не раздражали мои вопросы, не отмахивался от них, но вспоминать о войне не любил.
 Сейчас он рассказывает о сыне с любовью, а я, прикорнув к его тёплому боку, слушаю, боясь пропустить хоть одно слово. Он говорит ровно, не торопясь, время от времени вставляя своё любимое слово «понимаешь».
 — Понимаешь, Павлик рос невысоким, щупленьким юношей и нисколько не героической личностью. Учился в педучилище. Когда в село вестовой привёз известие о войне, он решил непременно идти защищать Родину. Мы с матерью, понимаешь, отговаривали его. Мать в голос плакала, просила забыть эту затею. «Пока восемнадцать исполнится, может, и война закончится», — говорила она. Он не спорил, но на следующее утро пошёл пешком в военкомат. Что уж там он говорил, но через неделю пришла повестка. Я сам видел её. Вот шельмец, думаю, добился своего! Оказалось: он год себе приписал. 
— Как это: приписал год?
— Он с 1924 года – всего семнадцать лет исполнилось, таких не призывали на войну, а в повестке, понимаешь, было написано, что он1923 года рождения. Документов тогда не имелось — не каждый мог выправить, — и как-то виновато добавил: — А меня в этот раз не взяли. В колхозе, мол, нужнее. Только в 42-ом…
— Папуля, не отвлекайся. Про тебя я кое-что знаю. Потом ещё расскажешь. А дальше куда его? Сразу на фронт?
— Сначала подготовку надо пройти. Вот в областной город отправили, на короткие курсы, на артиллериста за два месяца выучили. А дальше,— он вздохнул, будто только проводил сына в пекло войны, — а дальше Волховский фронт, потом Ленинградский…Там командовал батареей, что танки подбивала – противотанковой.
 — Страшно ли ему было? Мне страшно. Да и всем страшно. Страшно погибнуть, страшно воющих мин, летящих прямо на тебя; страшно не увидеть свою семью, страшно не успеть отправить письмо-треугольник домой, страшно утонуть при переправе… Но мы его, этот липкий, как паутина, страх преодолевали, выполняли свой долг. К примеру: в одном бою, хорошо помню, около села Тамаровка держала оборону моя рота. Наступление фашистов с целью прорыва обороны началось, как обычно, рано утром.  До обеда в моём отделении насчитывалось восемь человек. Бесстрашные ребята, я тебе скажу. Мы с ними отбили  четыре атаки. Впереди немцы шли, а за ними танки.   А тут вражеская мина влетела со страшным свистом в нашу траншею. Трое погибли,  а троих  тяжело ранило.  Продолжать бой уже не могли. Выходит, остались только я и ещё один, осетин. Он совсем перепугался: плачет и молится. А немцы уже метрах в двухстах от нас… понимаешь… Далеко или близко, спрашиваешь? Да вот как до изгиба речки… Рядом, считай.. Я подумал: всё, приходит и мне конец… Но нет, я просто так ждать вас не буду, хоть сколько, а убью вас, сволочей!
 Я притихла, а папа говорил, весь погрузившись в те страшные события. Казалось, что он забыл обо мне.
-- Я начал стрелять… Руки трясутся, всё внутри ходуном ходит, а я целюсь и стреляю, целюсь и стреляю… А у меня-то винтовка: после каждого выстрела затвор надо передёргивать, -- он передохнул секунду, провёл ладонью по влажному лбу и спокойно закончил: -- Ну, думаю, штук десять уложил. Сам получил осколочное ранение под правую лопатку. Хорошо, что не в живот, такие ранения на поле боя считались смертельными…
 Командир роты приказал мне самостоятельно добираться в медсанбат:  ни помогать, ни сопровождать некому. Санитар погиб.  А туда километра полтора да под огнём ползти, понимаешь… Пополз, куда ж деваться, живой ещё и дальше жить охота, ведь дома жена да детей кошёлка…  С надеждой и болью ползу в нужную сторону от того места, где бой. И тут произошло то, о чём … не знаю, говорить  тебе или мала ещё, -- он остановился, посмотрел на меня вопросительно и оценивающе: пойму ли я его.
 Он пошёл на кухню, зачерпнул кружкой колодезной водицы, залпом выпил всю. Подошёл к маленькому оконцу, немного пригнулся и быстрым взглядом окинул улицу. Вздохнув с облегчением, продолжал:
-- Меня по дороге едва не застрелил один из "бойцов" заградотряда. Принял за дезертира. Дал команду встать. Куда там, я повернуться на спину не мог, да и кровь на гимнастёрке увидал вовремя, иначе плакала бы моя Пашенька и детушки. И ты не родилась бы… Ну вот, боец(а мы их не любили!) помог мне добраться до медсанбата. А оттуда отправили уж в госпиталь, в Бугульму.
 Что такое «заградотряд»? Не скажу. Сама когда-нибудь узнаешь
 Папа остановился, перевёл дыхание, глубоко вздохнул:
-- Оказалось, понимаешь, я в том бою укокошил аж двенадцать фашистов. После войны медаль «За отвагу» нашла меня. А ты говоришь: боялись – не боялись. Иногда не успевали испугаться…— сказал больше самому себе .— Дочка, я что-то разволновался, будто заново всё пережил… Давай оставим разговор до следующего раза. Эх, не люблю я эти рассказы… Как по сердцу…ножом… Увлёкся, понимаешь…
 Он встал, достал носовой платок из кармана правой изуродованной в той же войне рукой, а левой уже вытирал глаза. Под нависшими густыми бровями рассмотреть их не рассмотришь. Мне показалось, что он этим жестом избавился от оживших боёв.
 Вот и следующая встреча с Павликом, и первое знакомство с его семьёй, вернее, с женой. Дочка вышла замуж и жила в соседнем городе.
 Аня, жена брата, встретила радушно. Она удивила меня открытостью, разговорчивостью, улыбчивостью, добросердечием. А ещё красотой: высокая, она и в пятьдесят лет сохранила стройную фигуру, лицо светилось радостью, чёрные глаза сияли особенным светом. За мужем ухаживала с готовностью, не упрекала его ни в чём, не одёргивая, не поправляя. Павлик, как любой мужчина, был сдержан в эмоциях, только радостно светились глаза. Он больше молчал и много курил. Брат постарел, располнел, казался домашним, уютным, говорил мало. Аня накрывала стол, носила из кухни в зал кушанья, которых я и знать не знала, охотно рассказывая какие-то весёлые случаи из обычной жизни.
 За столом родственники выпили, расслабились.  Я решила, что можно брата спросить и о прошлом. «О пережитом интересно можно рассказать. Время должно сгладить остроту потерь», – так думала я.
-- Павлик, я видела у тебя много наград. Что тебе запомнилось на войне?  Страшно было? А что за нашивки у тебя на кителе?
Отвечать он не спешил, бегло взглянул на меня, из пачки сигарет достал одну, закурил.(Понятно: волнуется!) Пуская дым в сторону, он небрежно заметил:
-- Нашивки? Да это метки о ранениях, -- и продолжал:— Ты стала совсем взрослой, значит, можно и говорить по-взрослому: честно и серьёзно. Награды… Ты знаешь, сестрёнка, что такое ордена и медали? Это плата за кровь. Чем больше пролили крови за страну, тем теснее на груди наградам. А сколько бойцов отдали жизнь за победу! Им награда – память народная. Ты выросла в мирное время. Противовес миру – война. Война… Когда произносишь это слово, становится больно, под ложечкой ноющая противная боль, которую можно вылечить только улыбкой, ясным солнцем; к горлу подступает ком, перед глазами – кадры той жизни, что за порогом мира. Обязательно наступит время, и подробно расскажут о боях на всех высотах и высотках, о тысячах, миллионах погибших. И весь мир содрогнётся от потерь и поклонится советскому солдату в знак восхищения его подвигом, в знак благодарности. Я верю: люди не захотят новых войн…
 Ты спрашиваешь про страх,-- продолжал он.-- Мы нормальные люди, и чувство самосохранения в нас живо, и было страшно всегда. Смерти боялись – она очень часто приходила, сыпалась снарядами, визжала минами, чирикала пулями, взрывалась неожиданно в траншеях, землянках или принимала в холодные объятия на бегу. Боялись в передышках между боями не вернуться к знакомой речке, не посидеть на брёвнах с друзьями и девчонками…
— Павлик, ты сегодня много вспоминаешь. Отдохни. Папа прикорнул в спальне, а мы с Леной прогуляемся по скверу. Отвлечёмся, -- мягко, но настойчиво предложила Аня, сидевшая в кресле напротив.
— Ты права. Вы идите, а я побуду с папой.
 Я поняла, что предложение Ани было поводом увести мужа из прошлого. В конце концов, мы с ней уединились в уютной кухне. Там в большой хрустальной вазе для фруктов аппетитно смотрелись южные, для меня экзотические, оранжевые персики, наливные груши, со всех сторон румяные яблоки. Я лакомилась с наслаждением сочной грушей.
— Лена, я тебя предупреждаю, что сегодняшняя ночь может быть неспокойной. Не удивляйся и не пугайся. Для нас война не закончилась.
 На новом месте мне не удалось уснуть, хоть я и устала с дороги. Сонную тишину ночи время от времени нарушал командный голос брата. Он вроде бы спал, но кричал на всю квартиру, отдавал приказы, чётко выговаривая отдельные фразы…
 Аня сидела рядом, что-то тихо говорила ему; он уходил из сна, пил воду, что давала ему жена, но через некоторое время снова засыпал, и атака продолжалась.
 Я оказалась свидетелем живучести войны, страшных картин атаки, обороны. Наверное, война так и жила в душе, в сердце каждого выжившего солдата. Они не стали «бывшими защитниками» — бывших солдат не бывает.
 Утром Павлик ушёл на работу. Папа спал. Аня не обсуждала прошедшую ночь. Во время утреннего чаепития она на минуту отлучилась и вскоре принесла старую газету, протянула мне со словами:
— Вот почитай. Ты узнаешь, почему он так кричит по ночам. Мы бережём эту газету. Должны ведь и дети, и внуки знать о своём отце, деде, каким он был защитником.
 Я, волнуясь, взяла пожелтевшую газету. «Красная Звезда», 1943 год. Небольшая заметка о состоявшихся боях. И вдруг в тексте я увидела имя брата, должность – командир огневого взвода. Вот что я узнала: «В бою 23 ноября 1943 года за овладение платформой тов.N , наступая вместе с командиром стрелкового взвода, обнаружил две огневые точки противника, мешавшие продвижению нашей пехоты. Огнём батареи огневые точки противника были подавлены. Ворвавшись в траншеи противника, установил телефонную связь с командиром батареи, продолжал вести разведку и наблюдение, своевременно докладывал обстановку, вызывая огонь батареи по контратакующей пехоте противника. Будучи тяжело ранен в голову, продолжал оставаться на поле боя, выполняя поставленную задачу»*.
 Я прочитала несколько раз: удастся ли когда-нибудь ещё подержать эту реликвию в руках? Аккуратно сложила и молча вернула Ане. Она села рядом на стул. 
— Ты теперь поняла?
— Да! Он настоящий герой.
— Там все были героями. Иначе не победили бы… За этот бой Павлика наградили орденом Красной Звезды.
Мне очень хотелось сказать Ане какие-то слова, ведь всё это для меня настоящее открытие. 
— Аня, а я преклоняюсь и перед тобой! Спасибо тебе!
Она засмеялась в ответ:
 В 2002 году Павлика не стало. Всю жизнь он посвятил армии. Получил и большие звёздочки, как предсказывал Толя. Уволен на гражданку в звании подполковника.
 Не успела я поговорить с ним уже совсем по-взрослому. Время не оставило мне такой возможности. И всё-таки память о его боевых делах осталась. Тот мальчишка, Николай, который завидовал его капитанским звёздочкам на погонах, сам стал военным. Чаще встречался с Павликом — жили в соседних городах — и был посвящён в историю боевой службы нашего брата.
 Когда я у Николая спросила, участвовал ли Павлик в штурме Берлина, он рассказал то, что узнал от брата: «Нет, не участвовал. После тяжёлого ранения в голову и длительного лечения в госпиталях он вернулся на тот же фронт. Новое ранение, лёгкое, в ногу. Опять госпитали, опять вернулся к своим.
 После прорыва обороны Ленинграда участвовал в Восточно-Прусской операции и взятии столицы Восточной Пруссии – Кёнигсберга.
 Ему пришлось принимать капитуляцию фашистского гарнизона на одной из станций метро (в подземке). С ним было всего четверо солдат, а вражеских — более сотни. Холодок пробежал по спине: страшновато, почти так же, как на поле боя. Война кончается, а тут… всё может быть.
Гитлеровцы слились в какую-то бесформенную серую массу. Но встретиться с таким количеством вражеских солдат, даже невооружённых, неприятно. Пьяные офицеры пытались держаться бодро, а солдаты казались напуганными и деморализованными. Почти всё оружие уже лежало сваленным в кучу на перроне. Только у некоторых офицеров пистолеты пока оставались в кобуре.
— Оружие на землю! — приказал Павел.
Они быстро побросали пистолеты в общую кучу.
Всё обошлось без эксцессов.
Из рассекреченных документов, помещённых в интернете, мне повезло узнать то, что никто из нас не знал. Я нашла наградные листы Непередаваемо трогательно читать и наградные списки со строкой, где имя моего брата. Именно из тех документов я узнала, что у брата много других наград, например: ордена Отечественной войны первой и второй степеней, медали и боевые, и юбилейные .
В последнем наградном листе от 05-го июня 1944 года я прочитала под строкой
«Краткое конкретное изложение подвига или заслуг» следующее:
«12.6. 1944 года, батарея, будучи на прямой наводки и под его командованием, быстро была приведена к бою и открыла огонь по живой силе и огневым точкам противника. Когда вышел из строя один из расчётов орудия, он сам лично занял его место и продолжал вести огонь. Получив осколочное ранение, не покинул поле боя и вёл огонь до конца. Его батареей уничтожено 4 огневых точки противника и нанесён большой ущерб в живой силе, чем способствовал закреплению 602 КСП на захваченном рубеже.
ВЫВОД: Достоин награждения правительственной наградой орденом ОТЕЧЕСТВЕННАЯ  ВОЙНА 2-ой СТЕПЕНИ 
5 июля 1944 года
КОМАНДИР ПОЛКА
 Время неумолимо. Ветеранов войны осталось мало. Нашим детям всё-таки выпала честь видеть их.  Но настоящий интерес к боевой истории семьи пробудился только сейчас, когда у них подросли свои дети. Они ждут Парад Победы, они идут вместе с Бессмертным полком, они просят рассказать про дедушку, про дядю. У меня есть, что рассказать. То, что я имею, эти штрихи истории остались в памяти кадрами, драгоценными воспоминаниями. Наступит время и правнуков, и они пойдут, неся портреты победителей - прадедов, в Бессмертном полку.
Пояснения:
*Сохранены и стиль, и орфография