Ты не мужчина,Погожев

8 февраля 2019 - Михаил Заскалько

В последний раз на этом пятачке между двумя домами столько иностранной техники было зимой 1941 года, когда моторизованная германская часть двигалась к осаждённому Ленинграду, а здесь сделали краткий передых. Сейчас тоже преобладали германские авто: Мерседесы, Опели, Фольксвагены. Пятачок тесно заполнялся машинами, как на автостоянке, прибывали всё новые, равно как и любопытные под навесом автобусной остановки, что напротив. Давно в деревне не было такого нашествия гостей, потому как всё молодоё да зрелое население  обосновалось в городах, а в деревне остались в основном старики доживать свой век. В прежние времена такой заезд гостей был либо на свадьбу, либо на похороны, а ныне деревня уже и не помнит когда случилась последняя свадьба, да и похороны нечасты, ибо остались старики ещё советского замеса: они и в 70 лет дадут фору сорокалетним.

Второй день моросил нудный дождик, дул холодный пронизывающий ветер, словно июнь враз обернулся ноябрём и вот- вот жди снегопада и заморозков. В небе точно  растянули старую с рыжими проплешинами дерюгу, промокшую насквозь,  с неё и сочится водица. На остановке «зрители» уже не раз высказывали, что и природа сочувствует Егору Погожеву.

Гости съезжались по сигналу SOS - его эсэмэсками разослала младшая дочь Люська, закончившая в этом году десятый класс. Сейчас она в длиннополом голубом дождевике встречала гостей у калитки. Первыми прибыли сёстры, все шесть, из машин вылетали точно ужаленные и, игнорируя дождь, неслись к дому как на пожар: Папе плохо! Что по сравнению с этим морось и проблемы мира. Сёстры прибыли со всем семейством: мужья и выводки детей пока оставались в машинах. Сначала дочки попробуют решить проблему, а не выйдет, позовут на помощь мужей и детей.
Что же случилось с Егором Погожевым?
2
Два дня назад как снег на голову заявилась в деревню Тонька Силина, подруга жены Егора Зои, ещё с детского сада. У них не только было едва уловимое сходство в чертах лица, но и мысли, мечты и желания одинаковы. А именно: побольше удовольствий, поменьше труда. Закончив школу на троечки, рванули в город, где и приступили к реализации своих мечт и желаний. Тоньке повезло: познакомилась с состоятельным в возрасте иностранцем, не то французом, не то бельгийцем и вскоре вышла замуж. У мужа закончилась командировка, и новобрачные покинули Россию.
Оставшись одна, Зойка растерялась, натворила массу непростительных ошибок и медленно стала скатываться по наклонной. Тут на её пути и встретился Егор, ничем невыдающийся, бывший детдомовец, работал на стройке плотником, имел комнату в коммуналке. «Простой как валенок», много позднее отзовётся о нём с издёвкой Зойка, уже будучи женой и матерью троих детей. Если существует любовь от жалости, то Егор полюбил Зойку именно так: уж больно жалкой выглядела девушка при встрече, словно брошенный котёнок. В общем, пригрел, обласкал. Зойка тут же смекнула: из этого рохли можно вить верёвки, втюрился идиот, можно жить без напряга. И приняла предложение пожениться.
Любовь Егора была такая же простая, как и он сам: делать всё, чтобы любимая была счастлива. Несколько месяцев Зойка позволила себе расслабиться: можно не работать, актёрски разыгрывать недомогание и принимать повышенное внимание этого идиота. Егор на удивление оказался на ты не только с деревом, но и с кулинарией: каждый вечер, придя с работы, шёл на кухню и вскоре предлагал любимой отменные вкусности и ароматную выпечку. А когда она насытившись - внутренне блаженствуя, - вдруг признавалась что у неё разболелся желудок от такой вкуснятины, то Егор заботливо давал ей пару таблеток активированного угля и стакан молока.
-А теперь ложись и поспи,- укладывал её в постель как малое дитя.- Я не буду шуметь.
И шёл на кухню мыть посуду, затем в ванну стирать бельё, своё и Зойкино. А та спокойно засыпала, уверенная на все сто, что до утра этот тупой валенок её не побеспокоит. У Егора и в мыслях не было, что он постепенно превращается в прислугу и няньку при капризном бессовестном великовозрастном ребёнке. Это его нисколько не напрягало, наоборот он всё делал с удовольствием, как это обычно делают мамочки для любимого дитяти.
Когда пошёл четвёртый месяц их супружеской жизни, Зойка сообразила, что далее быть тунеядкой рискованно: Егор хоть и тупой, но и у него однажды может лопнуть терпение.
Так как Зойка ничего толком не умела делать, то и не знала решения возникшей проблемы. Прежде её советницей была подружка. Говорят, дуракам везёт, оказывается, везёт и дурам. В соседней квартире проживала одинокая разбитная Машка, аппетитная пышечка бальзаковского возраста. Не отягчённая обязательствами и долгами, Машка жила в своё удовольствие. В ранней юности, бездумно сделанный аборт поставил жирный крест на её детородной функции. Замужество её продлилось без малого семь месяцев: через полгода после свадьбы новобрачная набралась храбрости и, наконец, призналась, что у неё никогда не будет детей. Муж пришёл в бешенство от такого обмана, выпил лишку, отдубасив жёнушку, выдал резюме:
-Нахрена ты мне яловая нужна!
Став разведёнкой, Машка твёрдо уяснила: найти дурачка, готового принять, растить приёмных детей так же сложно, как отыскать иголку в сене. Поэтому она и не стала заморачиваться поисками. Раз ей судьбой не предназначено семейное счастье, будет пока молодая жить в своё удовольствие. Пустила всё на самотёк, сбросив моральные принципы, как вериги. Порой, перебрав спиртного, она шутила:
- Я гетера рабоче-крестьянского розлива.
На три года эта гетера стала наставницей юной Зойки. Для поддержания имиджа порядочной женщины Машка не бросала работу - оператор газовой котельной. Взяла Зою к себе в ученицы, за неделю натаскала по теории и та вполне успешно сдала экзамены, получив законное удостоверение.
И началась у Зои новая жизнь: сутки дежурила, трое - отдыхала. После первой смены, чудно отоспавшись днём, Зоя сделала ещё один весомый шаг: у супругов Погожевых, наконец, случилась первая брачная ночь. Егор был на седьмом небе, его любовь обрела крылья. Для полного счастья не хватало детишек, много, он планировал не менее десяти. Его совсем не пугало то обстоятельство, что страну серьёзно залихорадило Перестройкой. Никто и подумать не мог тогда, что эта лихорадка приведёт к коллапсу, к летальному исходу. Егор свято верил, что для страны это счастливый шаг, такой же, как и в его семье: Зоечка перестроила их полугодичный бумажный брак в настоящий, здоровый союз.
В день, когда в Чернобыле рванул реактор, в семье Погожевых родилась первая дочка. Страна горевала, мир замер в оцепенении перед чудовищной катастрофой, а Егор Погожев был счастливейшим отцом на земле. Если вначале он полюбил Зою из жалости, то теперь утроил чувство из благодарности: жена исполнила его заветную мечту - первой родить дочку. Словно вдохновлённая такой любовью,на следующий год Зоя родила двойняшек.С каждым новым годом мечта Егора множилась: Зоя рожала как заведённая.Не успев оправиться от родов,она вскоре объявляла о новой беременности.Через два года после двойни,Зоя вновь разрешилась двойняшками. Счастью Егора не было границ. Тесть с тёщей души не чаяли в зяте и внучках, помощь их в те сложные годы была весьма существенной. Они же поспособствовали переезду Погожевых в деревню. Правда, не в свою, а в соседнюю, где продавался по смешной цене домик и 25 соток пустой земли при нём.  У Егора открылось второе, третье, да что там, шестое дыхание: в два года они с тестем превратили участок в сказку, завели хозяйство - курочек, козу, парочку свинушек, кроликов. Подраставшие дочки не просто любили, обожали папочку, они его боготворили. Помощницы. Тесть как раз достиг пенсионного возраста, по его протекции Егора приняли в леспромхоз на место тестя. Зоя же, скрепя сердцем простившись с наставницей и котельной, не собиралась превратиться в домохозяйку, возиться со скотиной. Она скоренько устроилась в райцентре на автовокзале кондуктором. Ни родители, ни муж не  противились: они были благодарны Зое за дочерей и всячески потакали её желаниям. Выпросив у отца его старенький «жигуль», Зоя каждое утро уезжала на работу и возвращалась затемно. Каждый раз, ссылаясь на усталость, сытно поужинав, укладывалась спать. Егор не беспокоил её исполнением супружеского долга. Сам к вечеру так уставал, что желал лишь одного: положить голову на подушку и забыться сном. Ему вполне было достаточно, что любимая жена рядышком. Когда же внезапно жена проявляла активность к близости, Егор воспринимал это как сладчайший подарок. И любил жену ещё больше. Спустя некоторое время после «подарка» Зоя объявляла об очередной беременности и получала утроенную благодарность, повышенное внимание и заботу, как от мужа, так и от родителей.
Имея команду няней во главе с бабушкой и дедушкой на подхвате, Зоя не засиживалась в декрете: на исходе второй недели она заявляла, что выходит на работу. Все воспринимали это как должное. Они были настолько счастливы, безмерно рады очередной дочке и очередной внучке, что не перечили мамочке поступать так, как она хочет. Что касается девочек, то они, подражая во всём любимому папочке, так же с радостью и любовью встречали новую сестрёнку, активно участвовали по уходу за ней. Постоянное мамино отсутствие принимали спокойно, ибо давно уже привыкли, что она приезжает домой только переночевать.
В тот горестный год тройка беловежских »докторов» перебрав спиртного и перекушав жаркого, вынесла преступный судебный вердикт: страна слишком долго болеет, утомила, единственный выход-эвтаназия. И сделали инъекцию. Так умерла империя СССР. А в семье Погожевых родилась седьмая дочь, последняя.
Известие о смерти СССР Егор Погожев ощутил как сильнейший удар поддых. Удар был настолько сильным, что сбросил пелену с глаз Егора. Сквозь боль за страну, сквозь ненависть к предателям, словно через своеобразную лупу он внезапно увидел то, чего не замечал за эти годы, ослеплённый Счастьем. Егор увидел, что его любимая Зоюшка равнодушна к детям, к нему самому, к своим родителям. Она словно посредственно играла роль хорошей дочери, хорошей  жены, хорошей мамы, как повинность исполняла. Это ужасное открытие притянуло за собой ещё одно неприятное: оказывается Зоя всё эти годы, сразу после родов принимала какие-то настойки, препятствующие лактации. Врала, что молоко у неё пропадало из-за стрессов в роддоме, затем следствие послеродовой депрессии. Это открытие оказалось самым больным, эта Боль затмила все другие. Егору казалось, что в его мозг вбивают гвоздь и в такт ударам звучал ледяной механический голос:» Зоя не любит твоих детей…Она специально не кормила их своим молоком, чтобы не полюбить…Не любит…не любит…»
С месяц Егор был как потерянный: он не мог понять, как ему дальше жить, КАК после всего любить жену.
А Зоя тем временем подготовилась и нанесла контрольный выстрел. Утром как обычно уехала на работу, а вскоре на кухне Егор обнаружил записочку:
«Всё, мне надоела такая жизнь!
Ты не мужчина, Погожев! Тебе бы родиться бабой, рожать спиногрызов пачками, возиться с ними…
Ты хотел много детей? Я родила их тебе. Считай, что это моя плата тебе за заботу, за любовь, от которой мне не было ни холодно, ни жарко.
Я больше тебе ничего не должна. Прощай».
Ближе к вечеру  пришли убийственные вести: оказывается, Зойка неделю назад уволилась с работы, всё это время моталась в Питер, где встречалась с иностранным женихом, которого ей нашла подружка Тонька. Жених был в летах, состоятельный, к тому же ушлый: умудрился быстро, без проволочек оформить выездные документы для Зойки и они благополучно улетели в Италию. Зойка к тому же продала отцовскую машину.
Поступок дочери буквально свалил с ног мать: слегла, обмолвившись, что не чует ног. Тесть хотел вызвать «Скорую», но жена отговорила:
- Успокойся, Феденька…я полежу чуток, и всё пройдёт. Ты лучше Егорушку поддержи…ему больнее…
Тесть сам держался из последних сил. Словно боясь рухнуть как подрубленное дерево, он обнимал внучек, держал их дрожащие ручонки, целуя их макушки, шептал бескровными губами:
- Ничего девоньки, выдюжим…не упадём…
Егор тогда впервые закрылся у себя в столярке. Не открыл, когда дочери хлопая ладошками в дверь, слёзно взывали:
-Папочка, родненький, открой… Мы знаем, что нас бросила мамка…Мы любим тебя папочка и никогда-никогда не бросим…
Не открыл и на зов тестя:
- Егорушка, открой…Не добивай меня, сынок…
Егор вышел под утро, когда случилось непоправимое: жизнь тёщи погасла как догоревшая свеча. Девочки видели как дедушка, вскрикнув, рухнул на колени у кровати бабушки, целуя её руку, затрясся, сквозь всхлипы вырывалось:
- Сонечка, зачем  ты так?…Как же мы без тебя…будем девочек поднимать…
И вдруг затих. Девочки испугались, облепили дедушку, затрясли:
-Деда, не умирай ты тоже…Очнись, деда!
Старшая, Верочка, метнулась к столярке:
- Папочка…бабушка умерла…и дедушка собирается…
Когда Егор вошёл в комнату, дочки и тесть ( он пришёл в себя, позднее выяснится, что он перенёс микроинфаркт на ногах) ахнули, захлебнувшись слезами. Егор был белым как лунь, лицо осунулось, такое же белое, как и волосы, глаза впали и в них, словно бельё на ветру трепыхалась Великая Боль, серые губы искусаны в кровь.
Тесть попытался встать, но ноги не удержали и он тяжко осел на пол. Егор подошёл, приподняв грузное тело, усадил тестя на кровать, в ногах тёщи, цепко сжал его плечо, с трудом выдавил сквозь кровавые губы:
- Держись, папа…ты мне очень нужен…я один не справлюсь…
-Сдюжим, сынок, сдюжим…
И они сдюжили, не упали, вырастили славных здоровых девочек. Все были умницами, хорошо отучились в школе, затем поступили в институты и университеты. Нашли себе в мужья отличных, похожих на папочку, парней, создали семьи. Вскоре пошли детки, на радость дедушке Егору и прадедушке Федору.
3
И вот спустя 16 лет, после побега Зойки, в Яблоницы заявилась её подружка. Перебрав в гостях у двоюродной сестрицы бражки и самогона, пьяная Тонька выдала ужасную правду: дочки-то Егора Погожева ему неродные, Зойка их всех нагуляла…
Весть со скоростью лесного пожара пронеслась не только по Яблоницам, но достигла и соседних деревушек, в которых хорошо знали Егора, для некоторых одиноких стариков он стал ближе родных детей, позабывших родителей. Не было дома, в котором бы Егор не отметился: и по столярному делу, и по плотницкому, электричество чинил и бытовую технику. Спешно собрались старики и потянулись в Яблоницы, чтобы самолично » отметелить эту змею, что своим поганым языком посмела ужалить Егорушку».
Первой из Погожевых «правду» услышала Люська. Она пришла в магазин за сахаром. Забыв про покупку, понеслась к Тоньке. Та, мучаясь похмельем, цедила огуречный рассол и просматривала на планшете новостную ленту в «Одноклассниках».
- Это правда?!- влетела в комнату Люська, по пути отбросив щуплую тонькину сестрицу.
- Ты о чём? Аа…ты про то, что вы не родные дети Егору? Правда…
- Врёшь, гадина!
«Правда» Тоньке обошлась плачевно: вырванный клок волос, заплывший глаз, исцарапанное лицо, разбитые губы и выбитые три зуба. Тонька визжала как недорезанная свинья, сестрица ей вторила. На крики сбежались соседки, с трудом вырвали правдивицу из рук Люськи. Говорили, что девчонка была в тот момент как разъярённая тигрица, не помешай соседи, худо бы пришлось Тоньке.
- Вот те крест,- рассказывала позднее соседка баба Паша.- Разорвала бы в клочья…За всю жизнь не видала столь злобы в человеке…И силища в ней была, просто дьявольская: меня как игрушку отшвырнула…
Ближе к вечеру Егор возвращался с работы, при подъезде к деревне увидел двух семенящих старушек, одна опиралась на трость, другая её поддерживала. Егор узнал их: из соседней деревушки Смердовицы. Остановился, поинтересовался, что погнало их в такую даль, на ночь глядя. Старушки и выдали «правду», которая по мере удаления от первоисточника успела изрядно разбухнуть домыслами.
Хныкающая Тонька, залепленная пластырями, прижимая к глазу примочку из бодяги, не отпиралась. Напротив, щедро пересыпая речь матерными словечками,  выложила всё до донышка. Они с Зойкой всё время переписывались и перезванивались, и та всё рассказывала как на исповеди. О том, что муж её как мужчина не привлекал, ей нравились грубоватые, нахрапистые. И о том, что  Егора считала  мягкотелым и до тошноты правильным, от него вообще мужиком не пахло. Валенок и баба. Допускала к телу, лишь поняв, что залетела. Чтобы левый залёт выглядел законной беременностью…
 
Люся встретила отца у калитки, сердце её сжалось от боли так, что на глаза выступили слёзы. Отец шёл медленно, тяжело передвигая ноги, ссутулился, точно нёс на плечах непомерный груз. Бледное лицо словно закаменело и напоминало древнегреческий мраморный портрет.
- Папочка, не бери в голову… Она всё врёт! Пьяный бред… Она просто дура, завидует. У неё своих детей нет…вот и мается дурью.
Егор молча обошёл дочь, направился в столярку. Закрылся, как и тогда  16 лет назад. А Люся разослала эсэмэски сёстрам и дедушке, в которых было всего два слова: »Папа закрылся». И дочери и тесть прекрасно знали, что если Егор закрылся в столярке, значит ему не просто плохо, а чрезвычайно плохо, не просто больно, а больнее не бывает.
4
Небо продолжало плакать. На остановке увеличивалось число сочувствующих Егору. Вновь прибывшим, сообщали последние известия: дочкам не открыл, их сменили зятья и внуки, но и их попытки оказались тщетны. Сейчас у двери тесть, дед Фёдор, слёзно просит простить его за дочь, дрянь такую…
К столярке вновь вернулись зятья, один из них нервно перебирал в руках топор.
-Надо дверь ломать,- озвучили общее мнение.
- Да вы что сдурели?- встала перед дверью, раскинув руки, Люська.
-Люсь, пойми,…можем опоздать с помощью…А если у него приступ? - загалдели зятья.- Скажите, Фёдор Алексеевич…Потом всю жизнь корить себя будем…
Дед Фёдор глянул влажными от слёз глазами на внучку, но ничего не сказал, кашлянул, точно поперхнулся.
-Тихо!- вскрикнула Люська.- Все заткнулись!- повернувшись, приложила ухо к двери.
Все затаили дыхание. Первым гнетущее молчание не выдержал дедушка:
-Ну?- спросил шёпотом.- Не томи, Людмила…Что слышно?
-Режет,- выдохнула девчонка.
- Надо ломать,- дёрнулся зять с топором.- Кровью истечёт…
- Тупицы!- сжав кулаки, затрясла ими Люська.- Боже, какие же вы идиоты! Дерево! Дерево режет! Не себя!
-Плохо дело,- тяжко вздохнув, сказал дед Фёдор.
-Почему?- воззрились на него зятья.
- Вот вы сынки, когда шибко больно, что сделаете? Станете кричать…А Егорка сейчас тоже кричит…в себе. Он не дерево режет, а боль свою…она мешает ему дышать. Думает, вырежет как опухоль…Боюсь, сердце не выдержит. Лучше бы кричал, матюкался…
-Всё, замрите!- отпрянула от двери Люська.- Ничего не делайте! Я знаю, кто нам поможет,- последние слова она уже кричала на бегу, сигая через грядки, неслась к забору, густо заросшему хмелем; приблизившись, нырнула в зелёную завесу.
-Куда это она?- переглянулись зятья, посмотрели на деда Фёдора, а тот лишь двусмысленно усмехнулся, затеребил усы.
Не прошло и двух минут, как девчонка вылетела из забора, точно пущенная катапультой, за собой тащила, держа за руку, молодую женщину, простоволосую, в домашнем халатике и в шлёпанцах. Тщетно женщина пыталась удержать тапки на ногах, но всё же растеряла их, а подобрать не смогла: Люська точно буксир на скорости влекла за собой лёгкую лодочку.
Подлетев к двери столярки, Люська, наконец, отпустила руку женщины, часто дыша, просипела:
- Там…папа…
Женщина кивнула, похлопала ладонью по двери, громко позвала:
- Егор Маркович, откройте. Это я, Галя.
Внутри что-то с грохотом упало, затем щёлкнула задвижка и дверь распахнулась. В проёме стоял Егор, на его одежде, в волосах желтели витые колечки стружек, лицо в мелких, точно веснушки, синих пятнышках.
-Галина Степановна…вы?
Люська отдышавшись, метнулась к отцу и, схватив его за руку, буквально выдернула наружу, точно опасалась, что он снова закроется. И заговорила быстро-быстро:
-Пап мы тут собрались и подумали: хватит вам бегать друг от друга. Ежу понятно, что вы нравитесь друг другу. И даже больше, уверена. Тётя Галя боится, что ты ей откажешь, а ты боишься…Папочка, клянусь бабушкой, тётя Галя не такая как наша мамка. Она не предаст! Мы хотим, чтобы вы поженились. И, как говорят в Турции, чтоб состарились на одной подушке. Ну, что, пап? Свадьба? Да? Тётя Галя скажи «да»!
-Я давно согласная,- смущённо сказала женщина, глядя в лицо Егора.
Дождь внезапно прекратился, утих ветер, в прореху в тучах выглянуло любопытное солнце.
От дома к столярке бежали дочери Егора, до этого напряжённо наблюдавшие в окно за происходящим. Женщин сопровождала дюжина разнокалиберных мальчишек и девчонок, они радостно кричали:
-Деда, деда мы приехали…
В следующее мгновение дочери и внуки-внучки облепили Егора, затискали, обцеловали.
И вдруг над гамом взметнулся восторженный детский голосок:
-Смотрите, какая красотень!
Все разом обернулись на голос: на пороге столярки девчушка, на её вытянутых ладошках, не то покачиваясь, не то вздрагивая, распахнув крылья стояла Синяя Птица. Она выглядела как живая, и казалось, вот-вот вспорхнёт.
-Выкричался,- тихо обронил дед Фёдор и нервно стал доставать из кармана трубку и кисет с табаком.
Февраль 2019

© Copyright: Михаил Заскалько, 2019

Регистрационный номер №0438683

от 8 февраля 2019

[Скрыть] Регистрационный номер 0438683 выдан для произведения: ТЫ НЕ МУЖЧИНА, ПОГОЖЕВ!
В последний раз на этом пятачке между двумя домами столько иностранной техники было зимой 1941 года, когда моторизованная германская часть двигалась к осаждённому Ленинграду, а здесь сделали краткий передых. Сейчас тоже преобладали германские авто: Мерседесы, Опели, Фольксвагены. Пятачок тесно заполнялся машинами, как на автостоянке, прибывали всё новые, равно как и любопытные под навесом автобусной остановки, что напротив. Давно в деревне не было такого нашествия гостей, потому как всё молодоё да зрелое население  обосновалось в городах, а в деревне остались в основном старики доживать свой век. В прежние времена такой заезд гостей был либо на свадьбу, либо на похороны, а ныне деревня уже и не помнит когда случилась последняя свадьба, да и похороны нечасты, ибо остались старики ещё советского замеса: они и в 70 лет дадут фору сорокалетним.
Второй день моросил нудный дождик, дул холодный пронизывающий ветер, словно июнь враз обернулся ноябрём и вот- вот жди снегопада и заморозков. В небе точно  растянули старую с рыжими проплешинами дерюгу, промокшую насквозь,  с неё и сочится водица. На остановке «зрители» уже не раз высказывали, что и природа сочувствует Егору Погожеву.
Гости съезжались по сигналу SOS - его эсэмэсками разослала младшая дочь Люська, закончившая в этом году десятый класс. Сейчас она в длиннополом голубом дождевике встречала гостей у калитки. Первыми прибыли сёстры, все шесть, из машин вылетали точно ужаленные и, игнорируя дождь, неслись к дому как на пожар: Папе плохо! Что по сравнению с этим морось и проблемы мира. Сёстры прибыли со всем семейством: мужья и выводки детей пока оставались в машинах. Сначала дочки попробуют решить проблему, а не выйдет, позовут на помощь мужей и детей.
Что же случилось с Егором Погожевым?
2
Два дня назад как снег на голову заявилась в деревню Тонька Силина, подруга жены Егора Зинаиды, ещё с детского сада. У них не только было едва уловимое сходство в чертах лица, но и мысли, мечты и желания одинаковы. А именно: побольше удовольствий, поменьше труда. Закончив школу на троечки, рванули в город, где и приступили к реализации своих мечт и желаний. Тоньке повезло: познакомилась с состоятельным в возрасте иностранцем, не то французом, не то бельгийцем и вскоре вышла замуж. У мужа закончилась командировка, и новобрачные покинули Россию.
Оставшись одна, Зойка растерялась, натворила массу непростительных ошибок и медленно стала скатываться по наклонной. Тут на её пути и встретился Егор, ничем невыдающийся, бывший детдомовец, работал на стройке плотником, имел комнату в коммуналке. «Простой как валенок», много позднее отзовётся о нём с издёвкой Зойка, уже будучи женой и матерью троих детей. Если существует любовь от жалости, то Егор полюбил Зойку именно так: уж больно жалкой выглядела девушка при встрече, словно брошенный котёнок. В общем, пригрел, обласкал. Зойка тут же смекнула: из этого рохли можно вить верёвки, втюрился идиот, можно жить без напряга. И приняла предложение пожениться.
Любовь Егора была такая же простая, как и он сам: делать всё, чтобы любимая была счастлива. Несколько месяцев Зойка позволила себе расслабиться: можно не работать, актёрски разыгрывать недомогание и принимать повышенное внимание этого идиота. Егор на удивление оказался на ты не только с деревом, но и с кулинарией: каждый вечер, придя с работы, шёл на кухню и вскоре предлагал любимой отменные вкусности и ароматную выпечку. А когда она насытившись - внутренне блаженствуя, - вдруг признавалась что у неё разболелся желудок от такой вкуснятины, то Егор заботливо давал ей пару таблеток активированного угля и стакан молока.
-А теперь ложись и поспи,- укладывал её в постель как малое дитя.- Я не буду шуметь.
И шёл на кухню мыть посуду, затем в ванну стирать бельё, своё и Зойкино. А та спокойно засыпала, уверенная на все сто, что до утра этот тупой валенок её не побеспокоит. У Егора и в мыслях не было, что он постепенно превращается в прислугу и няньку при капризном бессовестном великовозрастном ребёнке. Это его нисколько не напрягало, наоборот он всё делал с удовольствием, как это обычно делают мамочки для любимого дитяти.
Когда пошёл четвёртый месяц их супружеской жизни, Зойка сообразила, что далее быть тунеядкой рискованно: Егор хоть и тупой, но и у него однажды может лопнуть терпение.
Так как Зойка ничего толком не умела делать, то и не знала решения возникшей проблемы. Прежде её советницей была подружка. Говорят, дуракам везёт, оказывается, везёт и дурам. В соседней квартире проживала одинокая разбитная Машка, аппетитная пышечка бальзаковского возраста. Не отягчённая обязательствами и долгами, Машка жила в своё удовольствие. В ранней юности, бездумно сделанный аборт поставил жирный крест на её детородной функции. Замужество её продлилось без малого семь месяцев: через полгода после свадьбы новобрачная набралась храбрости и, наконец, призналась, что у неё никогда не будет детей. Муж пришёл в бешенство от такого обмана, выпил лишку, отдубасив жёнушку, выдал резюме:
-Нахрена ты мне яловая нужна!
Став разведёнкой, Машка твёрдо уяснила: найти дурачка, готового принять, растить приёмных детей так же сложно, как отыскать иголку в сене. Поэтому она и не стала заморачиваться поисками. Раз ей судьбой не предназначено семейное счастье, будет пока молодая жить в своё удовольствие. Пустила всё на самотёк, сбросив моральные принципы, как вериги. Порой, перебрав спиртного, она шутила:
- Я гетера рабоче-крестьянского розлива.
На три года эта гетера стала наставницей юной Зойки. Для поддержания имиджа порядочной женщины Машка не бросала работу - оператор газовой котельной. Взяла Зою к себе в ученицы, за неделю натаскала по теории и та вполне успешно сдала экзамены, получив законное удостоверение.
И началась у Зои новая жизнь: сутки дежурила, трое - отдыхала. После первой смены, чудно отоспавшись днём, Зоя сделала ещё один весомый шаг: у супругов Погожевых, наконец, случилась первая брачная ночь. Егор был на седьмом небе, его любовь обрела крылья. Для полного счастья не хватало детишек, много, он планировал не менее десяти. Его совсем не пугало то обстоятельство, что страну серьёзно залихорадило Перестройкой. Никто и подумать не мог тогда, что эта лихорадка приведёт к коллапсу, к летальному исходу. Егор свято верил, что для страны это счастливый шаг, такой же, как и в его семье: Зоечка перестроила их полугодичный бумажный брак в настоящий, здоровый союз.
В день, когда в Чернобыле рванул реактор, в семье Погожевых родилась первая дочка. Страна горевала, мир замер в оцепенении перед чудовищной катастрофой, а Егор Погожев был счастливейшим отцом на земле. Если вначале он полюбил Зою из жалости, то теперь утроил чувство из благодарности: жена исполнила его заветную мечту - первой родить дочку. С каждым новым годом мечта его множилась: Зоя рожала как заведённая. Тесть с тёщей души не чаяли в зяте и внучках, помощь их в те сложные годы была весьма существенной. Они же поспособствовали переезду Погожевых в деревню. Правда, не в свою, а в соседнюю, где продавался по смешной цене домик и 25 соток пустой земли при нём.  У Егора открылось второе, третье, да что там, шестое дыхание: в два года они с тестем превратили участок в сказку, завели хозяйство - курочек, козу, парочку свинушек, кроликов. Подраставшие дочки не просто любили, обожали папочку, они его боготворили. Помощницы. Тесть как раз достиг пенсионного возраста, по его протекции Егора приняли в леспромхоз на место тестя. Зоя же, скрепя сердцем простившись с наставницей и котельной, не собиралась превратиться в домохозяйку, возиться со скотиной. Она скоренько устроилась в райцентре на автовокзале кондуктором. Ни родители, ни муж не  противились: они были благодарны Зое за дочерей и всячески потакали её желаниям. Выпросив у отца его старенький «жигуль», Зоя каждое утро уезжала на работу и возвращалась затемно. Каждый раз, ссылаясь на усталость, сытно поужинав, укладывалась спать. Егор не беспокоил её исполнением супружеского долга. Сам к вечеру так уставал, что желал лишь одного: положить голову на подушку и забыться сном. Ему вполне было достаточно, что любимая жена рядышком. Когда же внезапно жена проявляла активность к близости, Егор воспринимал это как сладчайший подарок. И любил жену ещё больше. Спустя некоторое время после «подарка» Зоя объявляла об очередной беременности и получала утроенную благодарность, повышенное внимание и заботу, как от мужа, так и от родителей.
Имея команду няней во главе с бабушкой и дедушкой на подхвате, Зоя не засиживалась в декрете: на исходе второй недели она заявляла, что выходит на работу. Все воспринимали это как должное. Они были настолько счастливы, безмерно рады очередной дочке и очередной внучке, что не перечили мамочке поступать так, как она хочет. Что касается девочек, то они, подражая во всём любимому папочке, так же с радостью и любовью встречали новую сестрёнку, активно участвовали по уходу за ней. Постоянное мамино отсутствие принимали спокойно, ибо давно уже привыкли, что она приезжает домой только переночевать.
В тот горестный год тройка беловежских »докторов» перебрав спиртного и перекушав жаркого, вынесла преступный судебный вердикт: страна слишком долго болеет, утомила, единственный выход-эвтаназия. И сделали инъекцию. Так умерла империя СССР. А в семье Погожевых родилась седьмая дочь, последняя.
Известие о смерти СССР Егор Погожев ощутил как сильнейший удар поддых. Удар был настолько сильным, что сбросил пелену с глаз Егора. Сквозь боль за страну, сквозь ненависть к предателям, словно через своеобразную лупу он внезапно увидел то, чего не замечал за эти годы, ослеплённый Счастьем. Егор увидел, что его любимая Зоюшка равнодушна к детям, к нему самому, к своим родителям. Она словно посредственно играла роль хорошей дочери, хорошей  жены, хорошей мамы, как повинность исполняла. Это ужасное открытие притянуло за собой ещё одно неприятное: оказывается Зоя всё эти годы, сразу после родов принимала какие-то настойки, препятствующие лактации. Врала, что молоко у неё пропадало из-за стрессов в роддоме, затем следствие послеродовой депрессии. Это открытие оказалось самым больным, эта Боль затмила все другие. Егору казалось, что в его мозг вбивают гвоздь и в такт ударам звучал ледяной механический голос:» Зоя не любит твоих детей…Она специально не кормила их своим молоком, чтобы не полюбить…Не любит…не любит…»
С месяц Егор был как потерянный: он не мог понять, как ему дальше жить, КАК после всего любить жену.
А Зоя тем временем подготовилась и нанесла контрольный выстрел. Утром как обычно уехала на работу, а вскоре на кухне Егор обнаружил записочку:
«Всё, мне надоела такая жизнь!
Ты не мужчина, Погожев! Тебе бы родиться бабой, рожать спиногрызов пачками, возиться с ними…
Ты хотел много детей? Я родила их тебе. Считай, что это моя плата тебе за заботу, за любовь, от которой мне не было ни холодно, ни жарко.
Я больше тебе ничего не должна. Прощай».
Ближе к вечеру  пришли убийственные вести: оказывается, Зойка неделю назад уволилась с работы, всё это время моталась в Питер, где встречалась с иностранным женихом, которого ей нашла подружка Тонька. Жених был в летах, состоятельный, к тому же ушлый: умудрился быстро, без проволочек оформить выездные документы для Зойки и они благополучно улетели в Италию. Зойка к тому же продала отцовскую машину.
Поступок дочери буквально свалил с ног мать: слегла, обмолвившись, что не чует ног. Тесть хотел вызвать «Скорую», но жена отговорила:
- Успокойся, Феденька…я полежу чуток, и всё пройдёт. Ты лучше Егорушку поддержи…ему больнее…
Тесть сам держался из последних сил. Словно боясь рухнуть как подрубленное дерево, он обнимал внучек, держал их дрожащие ручонки, целуя их макушки, шептал бескровными губами:
- Ничего девоньки, выдюжим…не упадём…
Егор тогда впервые закрылся у себя в столярке. Не открыл, когда дочери хлопая ладошками в дверь, слёзно взывали:
-Папочка, родненький, открой… Мы знаем, что нас бросила мамка…Мы любим тебя папочка и никогда-никогда не бросим…
Не открыл и на зов тестя:
- Егорушка, открой…Не добивай меня, сынок…
Егор вышел под утро, когда случилось непоправимое: жизнь тёщи погасла как догоревшая свеча. Девочки видели как дедушка, вскрикнув, рухнул на колени у кровати бабушки, целуя её руку, затрясся, сквозь всхлипы вырывалось:
- Сонечка, зачем  ты так?…Как же мы без тебя…будем девочек поднимать…
И вдруг затих. Девочки испугались, облепили дедушку, затрясли:
-Деда, не умирай ты тоже…Очнись, деда!
Старшая, Верочка, метнулась к столярке:
- Папочка…бабушка умерла…и дедушка собирается…
Когда Егор вошёл в комнату, дочки и тесть ( он пришёл в себя, позднее выяснится, что он перенёс микроинфаркт на ногах) ахнули, захлебнувшись слезами. Егор был белым как лунь, лицо осунулось, такое же белое, как и волосы, глаза впали и в них, словно бельё на ветру трепыхалась Великая Боль, серые губы искусаны в кровь.
Тесть попытался встать, но ноги не удержали и он тяжко осел на пол. Егор подошёл, приподняв грузное тело, усадил тестя на кровать, в ногах тёщи, цепко сжал его плечо, с трудом выдавил сквозь кровавые губы:
- Держись, папа…ты мне очень нужен…я один не справлюсь…
-Сдюжим, сынок, сдюжим…
И они сдюжили, не упали, вырастили славных здоровых девочек. Все были умницами, хорошо отучились в школе, затем поступили в институты и университеты. Нашли себе в мужья отличных, похожих на папочку, парней, создали семьи. Вскоре пошли детки, на радость дедушке Егору и прадедушке Федору.
3
И вот спустя 16 лет, после побега Зойки, в Яблоницы заявилась её подружка. Перебрав в гостях у двоюродной сестрицы бражки и самогона, пьяная Тонька выдала ужасную правду: дочки-то Егора Погожева ему неродные, Зойка их всех нагуляла…
Весть со скоростью лесного пожара пронеслась не только по Яблоницам, но достигла и соседних деревушек, в которых хорошо знали Егора, для некоторых одиноких стариков он стал ближе родных детей, позабывших родителей. Не было дома, в котором бы Егор не отметился: и по столярному делу, и по плотницкому, электричество чинил и бытовую технику. Спешно собрались старики и потянулись в Яблоницы, чтобы самолично » отметелить эту змею, что своим поганым языком посмела ужалить Егорушку».
Первой из Погожевых «правду» услышала Люська. Она пришла в магазин за сахаром. Забыв про покупку, понеслась к Тоньке. Та, мучаясь похмельем, цедила огуречный рассол и просматривала на планшете новостную ленту в «Одноклассниках».
- Это правда?!- влетела в комнату Люська, по пути отбросив щуплую тонькину сестрицу.
- Ты о чём? Аа…ты про то, что вы не родные дети Егору? Правда…
- Врёшь, гадина!
«Правда» Тоньке обошлась плачевно: вырванный клок волос, заплывший глаз, исцарапанное лицо, разбитые губы и выбитые три зуба. Тонька визжала как недорезанная свинья, сестрица ей вторила. На крики сбежались соседки, с трудом вырвали правдивицу из рук Люськи. Говорили, что девчонка была в тот момент как разъярённая тигрица, не помешай соседи, худо бы пришлось Тоньке.
- Вот те крест,- рассказывала позднее соседка баба Паша.- Разорвала бы в клочья…За всю жизнь не видала столь злобы в человеке…И силища в ней была, просто дьявольская: меня как игрушку отшвырнула…
Ближе к вечеру Егор возвращался с работы, при подъезде к деревне увидел двух семенящих старушек, одна опиралась на трость, другая её поддерживала. Егор узнал их: из соседней деревушки Смердовицы. Остановился, поинтересовался, что погнало их в такую даль, на ночь глядя. Старушки и выдали «правду», которая по мере удаления от первоисточника успела изрядно разбухнуть домыслами.
Хныкающая Тонька, залепленная пластырями, прижимая к глазу примочку из бодяги, не отпиралась. Напротив, щедро пересыпая речь матерными словечками,  выложила всё до донышка. Они с Зойкой всё время переписывались и перезванивались, и та всё рассказывала как на исповеди. О том, что муж её как мужчина не привлекал, ей нравились грубоватые, нахрапистые. И о том, что  Егора считала  мягкотелым и до тошноты правильным, от него вообще мужиком не пахло. Валенок и баба. Допускала к телу, лишь поняв, что залетела. Чтобы левый залёт выглядел законной беременностью…
 
Люся встретила отца у калитки, сердце её сжалось от боли так, что на глаза выступили слёзы. Отец шёл медленно, тяжело передвигая ноги, ссутулился, точно нёс на плечах непомерный груз. Бледное лицо словно закаменело и напоминало древнегреческий мраморный портрет.
- Папочка, не бери в голову… Она всё врёт! Пьяный бред… Она просто дура, завидует. У неё своих детей нет…вот и мается дурью.
Егор молча обошёл дочь, направился в столярку. Закрылся, как и тогда  16 лет назад. А Люся разослала эсэмэски сёстрам и дедушке, в которых было всего два слова: »Папа закрылся». И дочери и тесть прекрасно знали, что если Егор закрылся в столярке, значит ему не просто плохо, а чрезвычайно плохо, не просто больно, а больнее не бывает.
4
Небо продолжало плакать. На остановке увеличивалось число сочувствующих Егору. Вновь прибывшим, сообщали последние известия: дочкам не открыл, их сменили зятья и внуки, но и их попытки оказались тщетны. Сейчас у двери тесть, дед Фёдор, слёзно просит простить его за дочь, дрянь такую…
К столярке вновь вернулись зятья, один из них нервно перебирал в руках топор.
-Надо дверь ломать,- озвучили общее мнение.
- Да вы что сдурели?- встала перед дверью, раскинув руки, Люська.
-Люсь, пойми,…можем опоздать с помощью…А если у него приступ? - загалдели зятья.- Скажите, Фёдор Алексеевич…Потом всю жизнь корить себя будем…
Дед Фёдор глянул влажными от слёз глазами на внучку, но ничего не сказал, кашлянул, точно поперхнулся.
-Тихо!- вскрикнула Люська.- Все заткнулись!- повернувшись, приложила ухо к двери.
Все затаили дыхание. Первым гнетущее молчание не выдержал дедушка:
-Ну?- спросил шёпотом.- Не томи, Людмила…Что слышно?
-Режет,- выдохнула девчонка.
- Надо ломать,- дёрнулся зять с топором.- Кровью истечёт…
- Тупицы!- сжав кулаки, затрясла ими Люська.- Боже, какие же вы идиоты! Дерево! Дерево режет! Не себя!
-Плохо дело,- тяжко вздохнув, сказал дед Фёдор.
-Почему?- воззрились на него зятья.
- Вот вы сынки, когда шибко больно, что сделаете? Станете кричать…А Егорка сейчас тоже кричит…в себе. Он не дерево режет, а боль свою…она мешает ему дышать. Думает, вырежет как опухоль…Боюсь, сердце не выдержит. Лучше бы кричал, матюкался…
-Всё, замрите!- отпрянула от двери Люська.- Ничего не делайте! Я знаю, кто нам поможет,- последние слова она уже кричала на бегу, сигая через грядки, неслась к забору, густо заросшему хмелем; приблизившись, нырнула в зелёную завесу.
-Куда это она?- переглянулись зятья, посмотрели на деда Фёдора, а тот лишь двусмысленно усмехнулся, затеребил усы.
Не прошло и двух минут, как девчонка вылетела из забора, точно пущенная катапультой, за собой тащила, держа за руку, молодую женщину, простоволосую, в домашнем халатике и в шлёпанцах. Тщетно женщина пыталась удержать тапки на ногах, но всё же растеряла их, а подобрать не смогла: Люська точно буксир на скорости влекла за собой лёгкую лодочку.
Подлетев к двери столярки, Люська, наконец, отпустила руку женщины, часто дыша, просипела:
- Там…папа…
Женщина кивнула, похлопала ладонью по двери, громко позвала:
- Егор Маркович, откройте. Это я, Галя.
Внутри что-то с грохотом упало, затем щёлкнула задвижка и дверь распахнулась. В проёме стоял Егор, на его одежде, в волосах желтели витые колечки стружек, лицо в мелких, точно веснушки, синих пятнышках.
-Галина Степановна…вы?
Люська отдышавшись, метнулась к отцу и, схватив его за руку, буквально выдернула наружу, точно опасалась, что он снова закроется. И заговорила быстро-быстро:
-Пап мы тут собрались и подумали: хватит вам бегать друг от друга. Ежу понятно, что вы нравитесь друг другу. И даже больше, уверена. Тётя Галя боится, что ты ей откажешь, а ты боишься…Папочка, клянусь бабушкой, тётя Галя не такая как наша мамка. Она не предаст! Мы хотим, чтобы вы поженились. И, как говорят в Турции, чтоб состарились на одной подушке. Ну, что, пап? Свадьба? Да? Тётя Галя скажи «да»!
-Я давно согласная,- смущённо сказала женщина, глядя в лицо Егора.
Дождь внезапно прекратился, утих ветер, в прореху в тучах выглянуло любопытное солнце.
От дома к столярке бежали дочери Егора, до этого напряжённо наблюдавшие в окно за происходящим. Женщин сопровождала дюжина разнокалиберных мальчишек и девчонок, они радостно кричали:
-Деда, деда мы приехали…
В следующее мгновение дочери и внуки-внучки облепили Егора, затискали, обцеловали.
И вдруг над гамом взметнулся восторженный детский голосок:
-Смотрите, какая красотень!
Все разом обернулись на голос: на пороге столярки девчушка, на её вытянутых ладошках, не то покачиваясь, не то вздрагивая, распахнув крылья стояла Синяя Птица. Она выглядела как живая, и казалось, вот-вот вспорхнёт.
-Выкричался,- тихо обронил дед Фёдор и нервно стал доставать из кармана трубку и кисет с табаком.
Февраль 2019
 
Рейтинг: +11 500 просмотров
Комментарии (7)
Александр Джад # 11 февраля 2019 в 15:23 +3
Рассказ хорошо выписан. Но читаешь, чего-то ждёшь, а это чего-то так и не наступает.
Может, многого требую, но при такой профессиональной выписке хотелось бы чего-то, посюжетней, что ли.
Ещё заметил нарушение хронологии, которую, впрочем, легко исправить.

«...В день, когда в Чернобыле рванул реактор, в семье Погожевых родилась первая дочка». - Чернобыль рванул в апреле 1986 году.
«...Так умерла империя СССР. А в семье Погожевых родилась седьмая дочь, последняя». – СССР «рухнул» в декабре 1991 года.
С очень большим допущением можно согласиться, что за пять с небольшим лет получилось родить семь дочерей?

PS. Прощу авторов не обижаться на мои замечания! Делаю их исключительно с целью помочь и чтобы, пока ещё не поздно, автор смог как-то улучшить текст.
Удачи автору!
Елена Тихонова # 11 февраля 2019 в 19:32 +1
Простите, может быть я в чем-то ошиблась. Как точно звали жену Егора: Зинаида или Зоя? Сначала написано, что жену Егора звали Зинаида, а потом пошло имя Зойка. Извините великодушно, но если бы знала автора, написала бы в сообщении. Рассказ понравился. Удачи.
Сергей Шевцов # 16 февраля 2019 в 18:43 +1
Ощущение, что пока читал, принимал какую-то неприятную микстуру, прописанную автором, а в конце рассказа закусил сладкой карамелькой. Но о вкусах не спорят, тем более, что найдётся немало сторонников "горькой правды жизни".
Василий Мищенко # 18 февраля 2019 в 01:31 +4
История понравилась. Я из тех самых (ссылаюсь на Сергея Шевцова) сторонников «правды жизни». На первый взгляд, в рассказе нет героических сцен, крутых героев, делающих «укорот» хулиганам, маньякам и прочим злыдням. Но вырастить воспитать и выпустить в жизнь семерых замечательных людей – это тоже своего рода подвиг. На мой взгляд, автору удалось подвести читателя именно к такому выводу. Спасибо и удачи! look
Людмила Комашко-Батурина # 27 февраля 2019 в 04:58 +1
Я солидарна с Василием Мищенко. Рассказ правдивый, герои выписаны довольно ярко, теме тура соответствует. Егор - настоящий защитник и детей своих, и стариков в ближних сёлах. Прозаик должен писать не только о солнышке и цветочках. В его творчестве должна отражаться и горькая правда жизни. Удачи автору!
Владимир Перваков # 27 февраля 2019 в 20:13 0
Хороший рассказ! Жизненный и правдоподобный. c0411
Читается легко и с интересом. Удачи автору!
Валентин Воробьев # 2 августа 2021 в 12:03 0
Всё, о чём сказали критики, автор, уверен, исправит на раз. А рассказ мне понравился, жизненный рассказ!