Пагубная страсть.
– Мама, привет, это я. Как поживаешь? Лежи, лежи, не вставай – тебе врачи запретили вставать.
– Здравствуй, доченька, здравствуй, родная. Что же ты до меня ходишь по три раза на день? У тебя своя семья, работа, в конце концов.
– Мама, ну о чём ты говоришь? Если не я, то кто до тебя будет ходить? У тебя постельный режим, за тобой нужен уход. Как ты себя чувствуешь?
– Ой, доченька, как может себя чувствовать старая больная старуха? – развалюхой. Ты лучше расскажи, как у тебя дела? как Нюська?
– Нюська ничего, звонила вчера, сессию сдала на отлично. Ну, ты же знаешь её, чтобы из неё что-нибудь вытянуть – нужно денег дать или к стенке прижать. Сашка постоянно в разъездах, я его вижу раз в неделю, и, ты знаешь, мне даже так и лучше, мне только сейчас его брыков и недостаёт. Вся замучилась: работа, дом, ты – а на отдых совсем времени нет.
– Послушай, дочка, что-то ты вся светишься в последнее время: глаза блестят, щёчки горят – уж, не влюбилась ли ты?
– Эх, мама, мама, тебе нужно было рентгенологом работать, – ну, влюбилась, и что дальше?
– Так я и знала. Доченька, у тебя же муж, ребёнок.
– Мама, ты отцу изменяла?
– Причём здесь я?
– В том-то всё и дело, мама, что не изменяла, потому что любила отца. А я своего Сашку уже давно не люблю, и даже не знаю, любила ли когда-нибудь? Понимаешь, мама, я встретила человека, которого ждала будто бы всю жизнь. Мне сорок четыре года, а я ни разу не испытывала таких чувств. Всё, что было до этого – это было всё, что угодно, но не любовь: увлечение, страсть, привязанность, но только не любовь.
– Доченька, семья это главное, что у тебя есть.
– Мама, я всё понимаю, я уже не маленькая, ведь мною прожит большой отрезок жизни, но поделать с собой я ничего не могу. Я думаю о нём и день, и ночь, не сплю уже какие сутки, а всё почему – он не даёт, ты меня понимаешь. Мне ничего не нужно, лишь бы он был рядом. Это уже длиться давно, два с половиной месяца. Вот ты, мама, любила так, чтобы бросить всё, и пойти за ним хоть на край света? Я сейчас готова бросить Сашку, Нюську, она уже большая, и пойти за ним, куда бы он не пожелал. Ой, мама, я влюблена, порадуйся со мной вместе, а не ругай, или лучше так: порадуйся, и дай свой совет, как женщина, а не как мать.
– Мне страшно за тебя, доченька, но какой совет ты хочешь услышать от меня? Ведь я же твоя мать, я хочу, чтобы ты была счастлива. Мне очень больно и страшно слышать твои признания, и совет в этом случае будет бесполезным, каким бы он не был. Ты лучше подумай, что будет с Сашей и Нюсей? ведь они без тебя пропадут. Ох-ох-ох. Вот ты, доченька, говоришь – любовь! а любовь, моя хорошая, штука сложная. В моей жизни тоже была любовь, скорее пагубная страсть. Я расскажу тебе эту историю, может быть, ты хоть как-то образумишься. Я уже думала, что она уйдёт со мной в могилу, но, видимо, судьба мне приготовила перед смертью ещё одно испытание. Ну, да простит меня Господь Бог, слушай: Мне было тогда столько же, сколько тебе сейчас. Я была так же, как и ты сейчас, хороша собой, и мужское внимание меня преследовало повсюду. Но я была непреступна и верна твоему отцу, мы познакомились с ним, когда нам было по девятнадцать лет, у нас была одна компания. Замуж я вышла, будучи на восьмом месяце беременности. Но ни до свадьбы, ни после – я не любила твоего отца, да и вообще, я не знала, что такое любовь, покуда не повстречала его. Мне, как я уже сказала, было в точности, как и тебе сейчас – сорок четыре года. Он был старше меня на пять лет, высокий, светловолосый, с голубыми глазами, да ещё к тому же и вдовец. Я тогда работала консьержкой в общежитии: работы, как таковой, в то время ни у кого не было, а там платили, хоть и не много, но регулярно. Он сразу обратил на меня внимание. Я сопротивлялась своим чувствам, как только могла. Но уже через неделю я перекрасилась в блондинку и радикально сменила гардероб. В блондинку я перекрасилась, лишь только потому, что однажды он, проходя мимо, вскользь обронил, будто я чем-то напоминаю ему Барбару Брыльску. Это было, как помешательство. Возвращаясь с работы к себе в комнату, он каждый раз заговаривал со мной, наши разговоры были ни о чём, и длились не более двух минут. Но и этого уже было достаточно, чтобы все женщины общежития на меня смотрели волком. Они все были влюблены в него так же, как и я, но они, в отличие от меня, были в большинстве своём доступны, а с тем неинтересны. Я же, как уже сказала, сопротивлялась, как могла. Мне было лестно и приятно его внимание, а на что-то большее я не решалась. Но однажды в наше общежитие вселилась одинокая женщина. Сказать, чтобы она привлекала к себе мужчин – нет, этого не было, но что-то в ней было миловидное, и вместе с тем жалкое. Пожалел она её, или, быть может, потому, что она была меня моложе лет на десять – не знаю, но он переключил своё внимание с меня на неё. Он так же продолжал заговаривать со мной, но это уже было совсем не то. Эта перемена в наших с ним отношениях имела для меня эффект взорвавшейся бомбы. Во мне разыгралась такая ревность, какой я никак не могла от себя ожидать. У меня исчез сон, я ревела и днём, и ночью, и стала открыто ненавидеть мужа, чего раньше я никогда себе не позволяла. А между тем, мои соперницы, как это всегда бывает, в один миг стали моими лучшими подружками. Они всем своим видом, проявляли неподдельное сочувствие ко мне, так как сами, видимо, в своё время пребывали в моей, столь болезненной шкуре. Но я, к своему несчастью, не теряла надежды на возобновление наших с ним отношений. Так вот, дочка, если бы он тогда сказал мне бросить всё, и идти за ним на край света – я бы, не раздумывая, и не прося ни у кого совета, так бы и сделала. Но этого не происходило. И вот тогда-то я, не выдержав этих жутких мук, призналась о своих невыносимых страданиях своей, так называемой, подружке в кавычках. Она же, выслушав меня, посоветовала мне обратиться за помощью к местной ворожке, где уже на следующий день мне всунули за бешеные деньги, какое-то приворотное зелье. В тот момент я была готова поверить во всё что угодно. И вот настал тот злосчастный день, когда моя судьба, перестав играть со мной в прятки, показала мне свои клыки. С самого утра у меня жутко болела голова, и если бы не мои дьявольские планы, я бы скорей всего попросила мою сменщицу выйти вместо меня на работу. Мой объект обожания в тот день работал во вторую смену, и должен был прийти уже за полночь. Я, поджидая его, подмешала в чай приворотное средство с тем, чтобы его угостить. Но, к моему большому огорчению, в этот самый час, также как и я, его подстерегала эта молоденькая миловидная особа. Мы разговорились, и она, уловив аромат чая, попросила у меня чашечку этого зелья. Я не могла ей отказать, и мы вдвоём вкусили этот проклятый напиток. Минуту спустя она стала задыхаться и потеряла сознание, а ещё через какое-то время я понял, что она не дышит. Я жутко испугалась, так как в тот миг была уверенна в том, что меня обвинят в предумышленном убийстве. Но больше всего меня тогда беспокоило, что подумает он. Решение было принято мной мгновенно: была поздняя ночь, нас с ней никто за чаепитием не застал, поэтому я, не долго думая, затолкала ещё тёплое тело под стол, и прикрыла пледом. Затем стала ждать, покуда вернётся моя пагубная любовь. Но прошёл час, а его всё не было. Тогда я, собрав все свои силы, оттащила мёртвую соперницу на лестничную площадку, взяла ключи от её комнаты, и, проникнув туда, вылила оставшееся приворотное зелье в первую попавшуюся посудину. А чуть погодя, я, как ни в чём не бывало, с улыбкой на лице впустила опоздавшего жильца, и, проболтав с ним добрые полчаса, взялась поливать цветы. За этим занятием меня и огорошили новостью о смерти миловидной соседки. Эту смерть признали, как несчастный случай: в заварке гремучей смеси найденной в комнате погибшей были обнаружены травки, совокупность которых вызвала у покойницы аллергическую реакцию, повлекшую за собой смерть. Выпей эту дрянь кто другой, ничего бы не было. Как сказали врачи, этот случай один на миллион. Вот так вот судьба посмеялась над моей страстью. Сказать, что я тогда испытывала угрызения совести или острое чувство вины – нет, но во мне что-то оборвалось. Но если ты, доченька, думаешь, что этим всё и обошлось, то ты ошибаешься – это было только начало. Уже на следующий день ко мне домой пришла моя подруга, чей совет и привёл к таким трагическим последствиям. Её поведение было не таким, как всегда: она вела себя вальяжно, я бы даже сказала, распущенно. Твой отец при первом знакомстве с ней, сказал мне потом, что впервые в своей жизни встретил женщину, у которой такие качества, как пошлость, капризный нрав и здравый рассудок, могут в одночасье уживаться между собой. Естественно в нашем доме он видеть её более не хотел, но я ничего не могла поделать. Она знала тайну, которую я мужу так и не решилась открыть. Её шантаж был невыносим, прежде всего, её поведением, с каким она обращалась со мной: она запросто в любое время могла прийти к нам домой и выказывать свои капризы, как ей заблагорассудится. А однажды я застала её с твоим отцом в нашей собственной спальне, и что ты думаешь? – я промолчала. Но любому терпению приходит конец. Мы сидели за ужином все втроём, когда она попросила меня передать ей солонку. Я встала, взяла нож, воткнула его ей между лопаток, молча вышла из кухни, и, включив телевизор, уставилась в экран. Как сейчас помню, тогда шла передача о диких животных. Не помню, сколько прошло времени, но когда я вернулась на кухню, твой отец продолжал также неподвижно сидеть с вилкой в руках, а моя подружка к тому времени уже испустила дух, уткнувшись лицом в тарелку. Приведя отца в чувства, мы стали убираться, так как ты на следующий день должна была приехать на каникулы из института. Мы похоронили её, если это можно так назвать, на нашем дворе за сараем, она и сейчас там покоится. Таким образом, доченька, я стала самой настоящей убийцей. Но и это было ещё не всё. Моя тайная любовь вдруг ни с того, ни с сего взялась опять ухаживать за мной. Эти ухаживания были настойчивыми, а я к тому времени уже не та. Такого секса у меня не было во всю жизнь. Через неделю я ушла от мужа, и поселилась в маленькой комнатушке своего возлюбленного. А ещё через месяц твой отец, как тебе известно, покончил собой. На похоронах я не пролила ни одной слезинки, и мне было наплевать, что обо мне подумают люди – я была счастлива, как может быть счастлива влюблённая женщина. На сороковой день после смерти твоего отца я уже знала, что беременна. Эту новость отец ребёнка воспринял резко отрицательно, и потребовал, чтобы я сделала аборт, так как он принципиально отказывался иметь детей. Мне ничего другого не оставалось, как пойти на очередное убийство. А ведь ты сейчас могла бы иметь братика или сестричку. Поверь мне, доченька, я ни о чём в жизни так не сожалею, как об этом поступке. Сейчас я бы всё отдала, чтобы этого не делать. Так вот, когда мне делали аборт, он с приятелями напился, не знаю с горя ли, с радости, а была зима, и, не дойдя до дома всего каких-нибудь двадцать метров, он уснул, и больше не проснулся. Узнав о его смерти, я ревела, как сумасшедшая. Мне казалось тогда, что несчастливей меня на этом свете никого нет. Я даже пыталась повторить уход твоего отца, но у меня не хватило на это духу. Но время, как известно, лечит. Этот мой кошмарный опыт я всю оставшуюся жизнь хранила, как верность твоему отцу, боясь, чтобы кто-то не нарушил её. И вот сейчас, видимо, пришёл тот час, чтобы я, доченька… Ты плачешь, доченька? Ну, не плачь, родненькая, не плачь. Всё у нас будет хорошо. Мы всё переживём, всё перетерпим. Ты только ляг, поспи, и всё отступиться.
– Мама, привет, это я. Как поживаешь? Лежи, лежи, не вставай – тебе врачи запретили вставать.
– Здравствуй, доченька, здравствуй, родная. Что же ты до меня ходишь по три раза на день? У тебя своя семья, работа, в конце концов.
– Мама, ну о чём ты говоришь? Если не я, то кто до тебя будет ходить? У тебя постельный режим, за тобой нужен уход. Как ты себя чувствуешь?
– Ой, доченька, как может себя чувствовать старая больная старуха? – развалюхой. Ты лучше расскажи, как у тебя дела? как Нюська?
– Нюська ничего, звонила вчера, сессию сдала на отлично. Ну, ты же знаешь её, чтобы из неё что-нибудь вытянуть – нужно денег дать или к стенке прижать. Сашка постоянно в разъездах, я его вижу раз в неделю, и, ты знаешь, мне даже так и лучше, мне только сейчас его брыков и недостаёт. Вся замучилась: работа, дом, ты – а на отдых совсем времени нет.
– Послушай, дочка, что-то ты вся светишься в последнее время: глаза блестят, щёчки горят – уж, не влюбилась ли ты?
– Эх, мама, мама, тебе нужно было рентгенологом работать, – ну, влюбилась, и что дальше?
– Так я и знала. Доченька, у тебя же муж, ребёнок.
– Мама, ты отцу изменяла?
– Причём здесь я?
– В том-то всё и дело, мама, что не изменяла, потому что любила отца. А я своего Сашку уже давно не люблю, и даже не знаю, любила ли когда-нибудь? Понимаешь, мама, я встретила человека, которого ждала будто бы всю жизнь. Мне сорок четыре года, а я ни разу не испытывала таких чувств. Всё, что было до этого – это было всё, что угодно, но не любовь: увлечение, страсть, привязанность, но только не любовь.
– Доченька, семья это главное, что у тебя есть.
– Мама, я всё понимаю, я уже не маленькая, ведь мною прожит большой отрезок жизни, но поделать с собой я ничего не могу. Я думаю о нём и день, и ночь, не сплю уже какие сутки, а всё почему – он не даёт, ты меня понимаешь. Мне ничего не нужно, лишь бы он был рядом. Это уже длиться давно, два с половиной месяца. Вот ты, мама, любила так, чтобы бросить всё, и пойти за ним хоть на край света? Я сейчас готова бросить Сашку, Нюську, она уже большая, и пойти за ним, куда бы он не пожелал. Ой, мама, я влюблена, порадуйся со мной вместе, а не ругай, или лучше так: порадуйся, и дай свой совет, как женщина, а не как мать.
– Мне страшно за тебя, доченька, но какой совет ты хочешь услышать от меня? Ведь я же твоя мать, я хочу, чтобы ты была счастлива. Мне очень больно и страшно слышать твои признания, и совет в этом случае будет бесполезным, каким бы он не был. Ты лучше подумай, что будет с Сашей и Нюсей? ведь они без тебя пропадут. Ох-ох-ох. Вот ты, доченька, говоришь – любовь! а любовь, моя хорошая, штука сложная. В моей жизни тоже была любовь, скорее пагубная страсть. Я расскажу тебе эту историю, может быть, ты хоть как-то образумишься. Я уже думала, что она уйдёт со мной в могилу, но, видимо, судьба мне приготовила перед смертью ещё одно испытание. Ну, да простит меня Господь Бог, слушай: Мне было тогда столько же, сколько тебе сейчас. Я была так же, как и ты сейчас, хороша собой, и мужское внимание меня преследовало повсюду. Но я была непреступна и верна твоему отцу, мы познакомились с ним, когда нам было по девятнадцать лет, у нас была одна компания. Замуж я вышла, будучи на восьмом месяце беременности. Но ни до свадьбы, ни после – я не любила твоего отца, да и вообще, я не знала, что такое любовь, покуда не повстречала его. Мне, как я уже сказала, было в точности, как и тебе сейчас – сорок четыре года. Он был старше меня на пять лет, высокий, светловолосый, с голубыми глазами, да ещё к тому же и вдовец. Я тогда работала консьержкой в общежитии: работы, как таковой, в то время ни у кого не было, а там платили, хоть и не много, но регулярно. Он сразу обратил на меня внимание. Я сопротивлялась своим чувствам, как только могла. Но уже через неделю я перекрасилась в блондинку и радикально сменила гардероб. В блондинку я перекрасилась, лишь только потому, что однажды он, проходя мимо, вскользь обронил, будто я чем-то напоминаю ему Барбару Брыльску. Это было, как помешательство. Возвращаясь с работы к себе в комнату, он каждый раз заговаривал со мной, наши разговоры были ни о чём, и длились не более двух минут. Но и этого уже было достаточно, чтобы все женщины общежития на меня смотрели волком. Они все были влюблены в него так же, как и я, но они, в отличие от меня, были в большинстве своём доступны, а с тем неинтересны. Я же, как уже сказала, сопротивлялась, как могла. Мне было лестно и приятно его внимание, а на что-то большее я не решалась. Но однажды в наше общежитие вселилась одинокая женщина. Сказать, чтобы она привлекала к себе мужчин – нет, этого не было, но что-то в ней было миловидное, и вместе с тем жалкое. Пожалел она её, или, быть может, потому, что она была меня моложе лет на десять – не знаю, но он переключил своё внимание с меня на неё. Он так же продолжал заговаривать со мной, но это уже было совсем не то. Эта перемена в наших с ним отношениях имела для меня эффект взорвавшейся бомбы. Во мне разыгралась такая ревность, какой я никак не могла от себя ожидать. У меня исчез сон, я ревела и днём, и ночью, и стала открыто ненавидеть мужа, чего раньше я никогда себе не позволяла. А между тем, мои соперницы, как это всегда бывает, в один миг стали моими лучшими подружками. Они всем своим видом, проявляли неподдельное сочувствие ко мне, так как сами, видимо, в своё время пребывали в моей, столь болезненной шкуре. Но я, к своему несчастью, не теряла надежды на возобновление наших с ним отношений. Так вот, дочка, если бы он тогда сказал мне бросить всё, и идти за ним на край света – я бы, не раздумывая, и не прося ни у кого совета, так бы и сделала. Но этого не происходило. И вот тогда-то я, не выдержав этих жутких мук, призналась о своих невыносимых страданиях своей, так называемой, подружке в кавычках. Она же, выслушав меня, посоветовала мне обратиться за помощью к местной ворожке, где уже на следующий день мне всунули за бешеные деньги, какое-то приворотное зелье. В тот момент я была готова поверить во всё что угодно. И вот настал тот злосчастный день, когда моя судьба, перестав играть со мной в прятки, показала мне свои клыки. С самого утра у меня жутко болела голова, и если бы не мои дьявольские планы, я бы скорей всего попросила мою сменщицу выйти вместо меня на работу. Мой объект обожания в тот день работал во вторую смену, и должен был прийти уже за полночь. Я, поджидая его, подмешала в чай приворотное средство с тем, чтобы его угостить. Но, к моему большому огорчению, в этот самый час, также как и я, его подстерегала эта молоденькая миловидная особа. Мы разговорились, и она, уловив аромат чая, попросила у меня чашечку этого зелья. Я не могла ей отказать, и мы вдвоём вкусили этот проклятый напиток. Минуту спустя она стала задыхаться и потеряла сознание, а ещё через какое-то время я понял, что она не дышит. Я жутко испугалась, так как в тот миг была уверенна в том, что меня обвинят в предумышленном убийстве. Но больше всего меня тогда беспокоило, что подумает он. Решение было принято мной мгновенно: была поздняя ночь, нас с ней никто за чаепитием не застал, поэтому я, не долго думая, затолкала ещё тёплое тело под стол, и прикрыла пледом. Затем стала ждать, покуда вернётся моя пагубная любовь. Но прошёл час, а его всё не было. Тогда я, собрав все свои силы, оттащила мёртвую соперницу на лестничную площадку, взяла ключи от её комнаты, и, проникнув туда, вылила оставшееся приворотное зелье в первую попавшуюся посудину. А чуть погодя, я, как ни в чём не бывало, с улыбкой на лице впустила опоздавшего жильца, и, проболтав с ним добрые полчаса, взялась поливать цветы. За этим занятием меня и огорошили новостью о смерти миловидной соседки. Эту смерть признали, как несчастный случай: в заварке гремучей смеси найденной в комнате погибшей были обнаружены травки, совокупность которых вызвала у покойницы аллергическую реакцию, повлекшую за собой смерть. Выпей эту дрянь кто другой, ничего бы не было. Как сказали врачи, этот случай один на миллион. Вот так вот судьба посмеялась над моей страстью. Сказать, что я тогда испытывала угрызения совести или острое чувство вины – нет, но во мне что-то оборвалось. Но если ты, доченька, думаешь, что этим всё и обошлось, то ты ошибаешься – это было только начало. Уже на следующий день ко мне домой пришла моя подруга, чей совет и привёл к таким трагическим последствиям. Её поведение было не таким, как всегда: она вела себя вальяжно, я бы даже сказала, распущенно. Твой отец при первом знакомстве с ней, сказал мне потом, что впервые в своей жизни встретил женщину, у которой такие качества, как пошлость, капризный нрав и здравый рассудок, могут в одночасье уживаться между собой. Естественно в нашем доме он видеть её более не хотел, но я ничего не могла поделать. Она знала тайну, которую я мужу так и не решилась открыть. Её шантаж был невыносим, прежде всего, её поведением, с каким она обращалась со мной: она запросто в любое время могла прийти к нам домой и выказывать свои капризы, как ей заблагорассудится. А однажды я застала её с твоим отцом в нашей собственной спальне, и что ты думаешь? – я промолчала. Но любому терпению приходит конец. Мы сидели за ужином все втроём, когда она попросила меня передать ей солонку. Я встала, взяла нож, воткнула его ей между лопаток, молча вышла из кухни, и, включив телевизор, уставилась в экран. Как сейчас помню, тогда шла передача о диких животных. Не помню, сколько прошло времени, но когда я вернулась на кухню, твой отец продолжал также неподвижно сидеть с вилкой в руках, а моя подружка к тому времени уже испустила дух, уткнувшись лицом в тарелку. Приведя отца в чувства, мы стали убираться, так как ты на следующий день должна была приехать на каникулы из института. Мы похоронили её, если это можно так назвать, на нашем дворе за сараем, она и сейчас там покоится. Таким образом, доченька, я стала самой настоящей убийцей. Но и это было ещё не всё. Моя тайная любовь вдруг ни с того, ни с сего взялась опять ухаживать за мной. Эти ухаживания были настойчивыми, а я к тому времени уже не та. Такого секса у меня не было во всю жизнь. Через неделю я ушла от мужа, и поселилась в маленькой комнатушке своего возлюбленного. А ещё через месяц твой отец, как тебе известно, покончил собой. На похоронах я не пролила ни одной слезинки, и мне было наплевать, что обо мне подумают люди – я была счастлива, как может быть счастлива влюблённая женщина. На сороковой день после смерти твоего отца я уже знала, что беременна. Эту новость отец ребёнка воспринял резко отрицательно, и потребовал, чтобы я сделала аборт, так как он принципиально отказывался иметь детей. Мне ничего другого не оставалось, как пойти на очередное убийство. А ведь ты сейчас могла бы иметь братика или сестричку. Поверь мне, доченька, я ни о чём в жизни так не сожалею, как об этом поступке. Сейчас я бы всё отдала, чтобы этого не делать. Так вот, когда мне делали аборт, он с приятелями напился, не знаю с горя ли, с радости, а была зима, и, не дойдя до дома всего каких-нибудь двадцать метров, он уснул, и больше не проснулся. Узнав о его смерти, я ревела, как сумасшедшая. Мне казалось тогда, что несчастливей меня на этом свете никого нет. Я даже пыталась повторить уход твоего отца, но у меня не хватило на это духу. Но время, как известно, лечит. Этот мой кошмарный опыт я всю оставшуюся жизнь хранила, как верность твоему отцу, боясь, чтобы кто-то не нарушил её. И вот сейчас, видимо, пришёл тот час, чтобы я, доченька… Ты плачешь, доченька? Ну, не плачь, родненькая, не плачь. Всё у нас будет хорошо. Мы всё переживём, всё перетерпим. Ты только ляг, поспи, и всё отступиться.