Был я тогда молод и влюблён… Стояли последние дни прозрачной осени, и влажные золотые листья покрывали дорожки дивным узором. Я ждал подружку, глядя на унылый пейзаж окраинной улочки частного сектора. Город наступал. Линия высоток вплотную приблизилась к покинутым, полуразрушенным домам из ракушняка с заброшенными огородиками и садами. Люди получили новые квартиры в тех самых, наступающих на бывшую окраину, высотках.

К одному из двориков медленно брела старушка, по-деревенски повязанная платочком, в длинной юбке и вязаной кофте, с потёртой кошёлкой в руке. Подошла, неуверенно приблизилась к разорённому двору, открыла висящую на одной петле калитку (хотя забора уже практически не было), зашла внутрь.

Тут я отвлёкся от грустной картинки – подбежала Веточка, я нежно сжал её узкую ладошку и хотел увести к троллейбусной остановке. Но она остановилась и тоже стала смотреть. Бабушка тем временем достала из кошёлки какую-то кастрюльку и высыпала её содержимое в миску, валявшуюся во дворе. Об её ноги уже тёрлись двое кошаков – крупный, гладкий полосатик и маленькая рыжая кошечка. Ещё один, чёрно-белый сидел в стороне, на сохранившемся каменном столбе, и насторожённо смотрел на эту картину.

Старушка отошла от миски, из которой дружно ели полосатик и рыжая, высыпала оставшуюся еду в какой-то черепок и стала звать чёрно-белого. Тот всё также недоверчиво смотрел со своего возвышения и не двигался с места. Она махнула рукой, пошла назад. Миска опустела, рыжая куда-то улизнула, а полосатый подбежал к бабушке, задрав хвост. Та нагнулась, погладила кота, что-то ему сказала. Постояла немного у кривой калитки и, сгорбившись, пошла в сторону многоэтажек…

Мы переглянулись, и я заметил, что моя Веточка совсем расклеилась. Её тонкая, нежная душа не хотела мириться с такой чёрствостью.

- Бедные киски! – она чуть не плакала, - Жили себе в домике, мышей ловили, бабушка им молочка давала… А теперь не нужны стали никому! Дом поломали, в квартиру взять не разрешили …

Веточка расстроилась основательно. Я тоже. Ведь мы планировали поход в кинотеатр, на новый французский фильм, куда я заранее, отстояв огромную очередь, взял два билета в последний (ну, конечно же, в последний!) ряд. Потом я мечтал, как мы опять вернёмся к её дому, на эти самые скамейки, будет теплый и тёмный вечер, и тут я наконец-то признаюсь Веточке в своих чувствах, и она ответит мне…

А теперь на весь вечер настроение испорчено. Какие уж тут объяснения в любви… Фильм, как назло, оказался грустным, влюблённые так и не смогли преодолеть кучу препятствий и, в конце концов, расстались. Мы уже подходили к Веточкиному дому, как вдруг она неожиданно повернулась ко мне и тихо сказала:

- А знаешь, Никас, я думаю, что их не оставили на улице, они сами не захотели!

- Кто не захотел? – удивился я.

- Ну, киски эти. Из дома. Они же всю жизнь на улице жили, на мышей охотились, что им в квартире делать? Вот они и не захотели переезжать!

- Конечно! – обрадовался я. – Не захотели, и всё! Идем, вон скамеечка, посидим немного, рано ещё домой…

- Ну, давай посидим, только недолго!

Тихий осенний вечер. Мы сидим, прижавшись друг к другу. Забыта грусть, нам очень хорошо…

Как давно это было! Тогда, когда я был ещё молод и влюблён…