Владимир

Нет, бабуля моя – просто прелесть! Восемьдесят три года, а голова работает, как не у всех в пятьдесят. Маразм, склероз – это не про нас! Всё помнит, обо всём трезво судит, людей видит насквозь. Одна беда – почти не двигается. Еле-еле по квартире: из кухни в комнату, из комнаты в туалет по десять минут.

Ну, я сегодня, как обычно заехал, продуктов привёз, то-сё… Строго всё оглядел –молодец тётя Катя, не зря я ей деньги плачу, не зря… Везде прибрано, бабуля вымытая, причёсанная (вчера пятница была, как она говорит, «банно-стаканный день», хотя, какие там стаканы, бабуля и раньше крепче чая ничего не пила…), сидит на кухне, с какой-то девицей чаи гоняет. Да так душевно, блин! Прям подружки – хихикают, шепчутся, тараторят о своём, о девичьем. Бабуля мне всё про неё тут же, при ней, и выложила: соседка мол, студентка, живёт рядом. Тесно у них – родители, брат, его семья; вот Верочка и заходит иногда чайку попить, поговорить за жизнь.

Я, конечно, сижу тут же, киваю, лыбу приклеил на морду, как положено, а сам думаю: ага, знаем мы, чем такие посиделки заканчиваются – дурочка молодая, небось, уже губу раскатала, как она к бабуле в доверие войдёт и квартирку её зацапает. Щаз! Со мной такие фокусы не проходят. Я парень простой, ежели что не так, и следов не оставлю, при моих-то возможностях. Да и документики на бабулину квартиру я, от греха подальше, давно забрал и в банковском сейфе спрятал. Чтоб не возиться потом с мечтателями лишний раз…

Ну, я аккуратно так выяснил, что Верочке нужно ехать в центр, не совсем мне по дороге, но ладно. Пригласил её галантненько подвезти, думаю, по дороге расскажу девочке, как люди об губу-то спотыкаются, и при этом больно очень бывает... Посадил её рядышком, поехали. По внешности – ничего особенного: худенькая, волосики тёмные, джинсики дешёвые, кофточка вязаная. Ну, такая… студентка, но не спортсменка. Да и не красавица.

Хотел я с ней сразу разобраться, сказать всё, что думаю про губу, да что-то замешкался. А девочка разумницей оказалась. Аккуратненько так про себя немного рассказала, что живёт она с семьёй в тесной квартирке, учится на последнем курсе педагогического института (а я сначала решил, что ей лет восемнадцать), ходит в церковь (тут я скривился, не люблю всю эту молитвенную братию). А после института хочет уехать работать и жить к дяде с тётей в село, там школа есть и храм. И жильё дают, а у нас в мегаполисе ей ничего в этом плане не светит.

Я думал сразу ей сказать, что не фиг тогда к бабуле клинья подбивать, катись в свою провинцию, да вдруг спросил, чего ж она, такая вся верующая, а в джинсах ходит, да и ногтики вон, длинные, розовым накрашены, серёжки золотые… А она мне на полном серьёзе: да, мол, отец Адриан и правда не одобряет, ворчит; а молодой батюшка, отец Геннадий, тот ничего, говорит, что можно, если не в церковь носить.

Ну, умора и всё! Взрослая девка, будущая учительница с умным видом разглагольствует, как её внешний вид попы обсуждают, типа «можно-нельзя»! Дурочка блаженная. А может, притворяется дурочкой, бдительность усыпляет? Да всё равно, ничего ей не обломится, со мной в эти игры нельзя играть, опасно для жизни.

Подвёз я её куда нужно, а она мне так спокойненько, словно мысли читала: «Вы, Владимир, не волнуйтесь, я к Марии Алексеевне просто так хожу, по-соседски, ни на что не претендую, ведь ей так одиноко!». Меня аж подкинуло - кому это одиноко?! Я бабуле всё шикарно устроил, раз в неделю приезжаю с продуктами, тётя Катя у неё убирает, моет её в ванной; плазма на полстены, антенна на 112 каналов. Звоню чуть не каждый день: как, мол, дела, бабуля? И что ещё надо? А эта… козявка, блин, блаженная! Всю картинку нарисовала, да не осуждая, а с полным сочувствием: мол, работа у меня тяжёлая, времени нет, чуть не по голове гладила!

Попрощалась, поблагодарила и убежала. А я еду и злюсь – права, паршивка, как есть, права! Ведь у нас какое общение: «Привет, ты как? Спина не болит? Может, надо чего? Ну, пока, у меня тут…». Тётя Катя женщина хорошая, исполнительная, да только слова из неё не выжмешь. С такими в разведку ходить хорошо – ничего не расскажет, даже в подвале у дедушки Мюллера… Да и когда мне душевные разговоры разговаривать-то? Некогда! Так за день ухайдакаешься – только бы до постели добраться…

Тут я аж скривился, по рулю кулаком ударил. Ну конечно, позавчера весь день в сауне так ухайдакивался, с девками… А на той неделе с Витюхой в кабаке отрывались… Нет, а что, мне молодому да холостому у бабули дома чаи гонять? Она сидит, сериалы по телеку смотрит, колбаску сырокопчёную кушает, чай настоящий, индийский пьёт, с дорогими конфетами. Чего ещё старушке надо?

В общем, зацепила меня девчонка своими разговорами. А в следующий раз опять пришлось мне её подвозить. Я уже идти собрался, а бабуля меня вдруг попросила эту свою Верочку до центра довезти, у неё сумка тяжёлая, по маршруткам таскать. Да уж, такси свободен, прошу садиться! Ладно, сегодня нам с ней по пути, отвезу, так и быть, вместе с сумкой, байки её послушаю.

И опять меня эта Вера удивила. Зачем, говорит, вы Марии Алексеевне такой большой телевизор купили, там же смотреть нечего. Как это нечего, а 112 каналов? И что, говорит, смотреть на этих каналах? Музыкальные клипы, ток-шоу? Новости про ДТП, убийства, катастрофы? Сериалы про те же убийства? Как это, а бразильский сериал, этот, как его, про любовь, а про природу передачи? Да их пока найдёшь, да через каждые десять минут – полчаса рекламы, а Марии Алексеевне, может, хочется старый какой-то фильм поглядеть, из молодости, да чтоб без рекламы…

Опять она меня совсем запутала! Отвёз я её куда нужно, сумку донёс, а она и говорит на прощание: «Вы бы, Володя, ей дивиди-проигрыватель купили, да дисков с хорошими фильмами, она вам стесняется сказать, а я-то вижу, что ей хочется…».

Видит она, блин! Без тебя знаю, только вот до сих пор сам не догадался… Короче, на другой день поехал я в торговый центр, купил бабуле дивиди, позвонил одному компьютерному гению, чтоб он из интернета позаписывал старые фильмы на диски, и в субботу опять к бабуле, с подарком.

Ну, Веруня, конечно опять на кухне у неё, только в тот раз она меня почему-то не раздражала. Может, привык? А баба Маша-то моя, как обрадовалась! Коробочки с дисками перебирает, вспоминает, какой фильм она с дедом в кинотеатре смотрела, когда он за ней только ухаживать начинал, а какой по телевизору, который они с дедовой премии купили… Вера диски пересмотрела, да и спрашивает, музыку никакую, мол, не брали? А я - столб столбом, стою, ничего не понимаю, какая музыка-то нужна для бабули? Вот опять мне загадки эта девчонка задаёт!

Тут она вскинулась - дескать, я сейчас! Убежала к себе, вернулась с музыкальным диском. Александр Вертинский, слыхал я о таком, он ещё в бабулиной молодости пел. Мне-то неинтересно, я уж уезжать собрался, да вдруг бабуля робко так, непривычно: «Вовунчик, может, посидишь немного, чайку попьёшь? А то всё бегом, бегом…». А я вдруг возьми и согласись… С какого, спрашивается, перепуга? Сам себя не понимаю…

Подключил ей дивиди к телевизору, на диван сел. Бабуля приковыляла, устроилась в своём кресле, с другого края. А эта, Веруня-то, уже и столик накрыла, и чай притащила с конфетами. Музыку включила. Чудная музыка. Рояль и голос. Слова наивные, поёт вроде простенько. Но почему-то так хорошо мне стало…. Будто больше и бежать никуда не надо. Славно… Глаза слипаются; дремотно, уютно как-то… Сделал усилие, выключил телефон и словно провалился в мягкую тёплую яму…

Просыпаюсь – ничего понять не могу. Полулежу на диване, в комнате темно, только экран светится, какой-то фильм идёт. Бабуля в своём кресле, рядом на маленькой табуретке Вера. Смотрят кино, о чём-то тихонько переговариваются. Я пледом укрыт, уютно так всё, по-семейному… Потянулся, бабуля заметила, улыбается. Сейчас, говорит, Вера чаю подогреет, выпей чашечку. Глянул я на часы, ахнул – почти двенадцать! Быстренько чай выпил для бодрости, засобирался. Хотя, куда спешу-то? Дома же никто не ждёт, даже кошки нету, какая разница, когда приеду?

Подошёл к бабуле попрощаться, она меня обнимает, ласково так, говорит: «Спасибо тебе, Вовунчик, подарок такой хороший сделал, и посидел со мной… Вот ещё бы дисков привёз, с песнями». Какие-то имена называет, я таких даже не слышал. А Вера ей: дескать, не переживайте, я завтра куплю вам, у нас возле института будочка есть, там бывают хорошие диски. Ну, тут уж я вмешался, какие будочки? Надо хорошие диски брать, фирменные, в торговом центре! Потом сообразил, чего я девочку гружу, она же студентка, денег мало, да и бабуля моя всё же, а не её. Но я ведь не знаю, какие надо купить! В общем, договорились мы с Верой на неделе вместе пойти. А что делать, не совать же ей деньги – купи сама, неприлично как-то…

…Вот даже и не знаю, что за день такой сегодня получился. Вечер, темно, я сижу на своей кухне, смотрю в окно, не пью ни водки, ни чая… Встретил я девчонку-то, после института, повёз в крутой торговый центр. Зашли мы в музыкальный отдел, а там этих дисков… Я-то не любитель музыки. От попсы меня воротит, а серьёзную музыку не понимаю. По мне – лучше всего итальянцы какие-нибудь или французы. Тоже, конечно, лабуду поют, но хоть слова непонятные, не раздражают.

А Вера, словно рыба в воде. Нашла отдел ретро-музыки, и давай диски перебирать. Консультантша, выдра глазастая, на меня зыркнула с неодобрением, а с Веруней соловьём заливается: «Вертинский, Козин, Пётр Лещенко». Ладно, думаю, она лучше знает, что бабуля любит… Тут я сам себя за шкирку-то и ухватил. Это почему так? Я, моей любимой бабулей выращенный, готовый за неё любого порвать … а не знаю! Не знаю, что она обожает всех этих Козиных - Вертинских! А Верка, которая с ней знакома всего две недели, всё это знает! Что же это получается?

А получается, что я для бабули просто спонсор. На тебе, старушка, колбаски, конфеток к чаю, няньку-уборщицу, телевизор на полстены и… отстань, я тебе раз в день позвоню, что надо куплю, и всё, хватит, не троньте меня! А Веруня и посидит с ней, и поболтает, и чайку попьет. Это у них, у церковников, «любовь к ближнему» называется… А то, что я делаю для бабули, не любовь, значит? Совсем вы меня запутали…

Ну, короче, накупили мы кучу дисков этих… Вера, смешная, всё переживала: а ещё этот можно, а этот, а денег хватит? Да мне эта куча дисков – что семечки! Пошли на выход, а я краем глаза ухватил её голодный взгляд в сторону кафешной витрины. Ну да, девочка после института, утром кофе на ходу попила, да на переменке стылый пирожок с повидлом. Я не стал спрашивать, типа, может, кушать хочешь, а просто повернул в сторону кафешки и говорю, что жрать хочу, как собака, пошли, поедим!

Она тоже умничка – не стала кокетничать и глазки закатывать, поблагодарила и пошла. Сели мы с ней за столик, поели, кофе пьём, разговариваем ни о чём, а я, признаться, всё жду, когда она агитировать меня начнёт, что живу я неправильно, деньги гребу с ближнего, в церковь не хожу… Они, святоши, это дело страсть как любят!

А она и давай, словно по заказу, рассказывать, как ездили куда-то в глушь, к какой-то там чудотворной иконе, и какая от неё благодать, и какой свет неземной…

Тут уж я не сдержался, и всё ей выложил. Как же, говорю, ты такая вся правильная, по святым иконам ездишь, Бога любишь… И Он тебя, говоришь, любит? А что Он для тебя делает-то? Живёшь в каком-то углу, с кучей родственников, каждую копейку считаешь. И будешь так сидеть и ждать, пока тебе что-нибудь от щедрот божьих перепадёт. А я сам всего добился!

Что я видел хорошего? Отца, спившегося с горя, когда деньги на сберкнижке, всю жизнь на кооперативную квартиру копленные, сгорели? Или мать, которая боролась с ним, боролась, да и сама вскоре пить начала. Где тогда твой добрый Бог отдыхал? Я это плохо тогда понимал, пацаном ещё бегал. А бабуля моя их одного за другим схоронила, меня к себе взяла, вырастила, выучила! А дальше я сам пробивался! Вместе с Витюхой-корешем, который мне ближе родного брата. Мы с ним вдвоём из дерьма вылазили, друг друга поддерживали. Ты, деточка, даже и не догадываешься, чем нам с ним пришлось заниматься, сколачивая свой стартовый капитал, до сих пор иногда муторно. Да и вредно тебе это знать. Как говорится, меньше знаешь, дольше живёшь!

Зато теперь мы на вершине. У каждого квартира, машина нехилая, бизнес наш в гору идёт. Сейчас, вот только последнее усилие, последнее согласование (Грач железно обещал!) и получаем мы та-акой статус, что вообще на всех плевать будем! Так что, девочка, я всего сам добился, ни у кого ничего не просил, с нуля начинал, а теперь к тридцати трём имею всё: бизнес, деньги, положение, верного друга Витюху, любимую бабулю – ну, это как семья у меня. И никакой Бог мне это не давал, я всё сам выгрыз, и поэтому - прости, Боженька, ни ты мне не нужен, ни я тебе. Вот с Верочкой да её святыми отцами занимайтесь себе, а у меня свои дела!

А она, представьте, девочка эта, студенточка, без кола, без двора, вдруг открывает тему, что не моё это всё, Бог мне это дал. Дал и смотрит, как я им распоряжаться буду и надо ли мне это. И если неправильно распоряжусь, Он всё это и отобрать может. Для вразумления, значит.

Я смотрю на неё и не знаю: смеяться мне, плакать, или сразу в психушку её везти. Ничего не сказал, рукой махнул только. Посадил на переднее сиденье, повёз домой. Она сидит, как воробей нахохлилась, молчит. А как приехали, выгружаться стала, повернулась ко мне, и говорит, тихо так: «Володенька, не шутите с Богом. Он не злится, не мстит, не наказывает, за то, что вы в Него не верите, просто в какой-то момент перестанет вас защищать, и тогда – всё. Сегодня мы есть, а завтра нас нет. Вы хороший, добрый, снаружи только злой. Не надо с Богом так…»

Вот сижу сейчас и сам себя не понимаю. Её бы, дурочку, послать подальше, да забыть, а я всё её слова вспоминаю. И хочется мне не посылать её, а наоборот, обнять, утешить, хотя с чего утешать-то, она ж меня сама утешать собралась…

Бабуля Маша.

Пора мне. Вышло моё время. Всё вроде закончила. Сына с невесткой похоронила, внука подняла, вырастила. Одно плохо было, Вовунчик мой кроме бизнеса своего, ничего не хотел видеть. А вот в последние дни как изменился! Спасибо Верочке, солнышку моему! Мне теперь уходить можно спокойно, она за ним присмотрит, не даст пропасть. Что-то будет плохое у него, но он справится. С Верой-то всё получится… Ну вот, прощайте, мои родные, ухожу. Пора.

Виктор.

… Не, ребята, хватит! Вован совсем охренел! Меня и раньше его заскоки бесили: то вспомнил, как мы капитал зарабатывали – сколько бед тогда натворили; то от детского питания просроченного отказался – детей, мол, потравим, а там колоссальный подъём могли сделать! И сейчас: такой важный момент, судьба всего бизнеса решается, Грач нам статус делает, надо рядом быть, а у кореша херня в голове. Сначала любофф у него началась. Нашёл какую-то блаженненькую – ни кожи, ни рожи и возится с ней, сам начал бред нести. А сейчас, видишь ли, бабка его померла. Во сне у неё инфаркт случился. Ладно, жаль старушку, 83 года, каждому бы дожить. И нечего самому бегать, ты заплати, где положено, там всё организуют. Ну, похороны, это понятно, надо быть, тут дела можно на полдня отставить. Так нет, он эту свою девку по церквям возит, какие-то отпевания заказывает, всё твердит, что это ему воздаяние за равнодушие – слова-то какие, наверняка его эта блаженная подучила. И как, скажите, с таким компаньоном дальше бизнес вести? Может, завтра он захочет всё какому-нибудь попу подарить!

Короче, поймал его сегодня, говорю, что решать надо дело, завтра встреча с Грачом, нужно обоим быть. А он в ответ: нет, не могу я сейчас, давай через пару дней… Какие пару дней?! Ты в своём уме? А он смотрит на меня своим отсутствующим взглядом, кивает и говорит, ты, мол, езжай, Витюха сам, я тебе все бумаги заранее подпишу, реши там, а я через пару дней подключусь, начнём опять работать…

Ишь, умник какой! Как к Грачу ехать, так я сам, а как работать потом, так вместе! Ладно, бумаги ты мне с подписями дал, я формально теперь сам-один голова… Решу, как положено, не боись! А там посмотрим, теперь я сам рулить буду. А ты, Вовочка, или работай, как положено, или целуйся со своей Веруней. Хотя, они же не целуются до свадьбы, церковные-то. Ну, попал кореш! Такие девки у него были, нет, нужно обязательно какое-то чудо найти.

Хорошо, что и квартирка твоя, Вован, на меня записана; тогда твой паспорт просрочен был, мы быстро на меня всё оформили, да и забыли. Так что теперь не забалуешь! Ничего, дурь я с тебя скоро собью, поработаем ещё! Только теперь извини, братан, на моих условиях!

Вера.

Ох, неспокойно мне! Как всё в эти дни закрутилось… В тот последний вечер мы так хорошо втроём посидели! Поговорили, музыку послушали. Володя сильно изменился с того дня, как мы познакомились. Добрее стал, мягче. Через день к Марии Алексеевне приезжал, сидел с ней, разговаривал, может, чувствовал что-то? А тогда, как он уходить собрался, она его обняла, расцеловала и мне говорит: иди, мол, Веруня с Вовунчиком вместе, я тут сама посижу ещё, да спать лягу. И меня тоже обняла, поцеловала, и тихонько так, на ушко: «Береги его!». А вслух, громко: «Завтра утром ко мне пораньше зайди!».

Она мне ключи-то отдала, чтоб не ходить - дверь не открывать, вот я и зашла. А баба Маша лежит на кровати, улыбка на губах, а сама остыла уже…Хорошо, я успела позавчера отца Адриана привести к ней, причастить.

Володя в эти дни сам не свой ходил, а тут его друг, Витюха приехал. Неприятный тип! Глаза скользкие, бегают, усмешечка кривая… Что-то Володя ему подписал, и он уехал. Вчера только бабу Машу похоронили, а сегодня они с этим Витюхой поругались. Страшно кричали друг на друга, потом сели в машину и куда-то поехали. Ох, страшно мне за Володю! Баба Маша говорила, чтоб берегла, а я отпустила его с этим бандитом! Надо помолиться за него, что-то нехорошее близится!

Грач.

Ко мне собрались ехать. Оба. Этот второй, блаженный, разобраться хочет: как это кореш его кинул, сам стал хозяином. Ага, стал, как же. Мне эти два придурка уже неинтересны. Тот, блаженный, вообще теперь никто, для меня он труп. Живой, не живой – без разницы. А вот кореш его, придурок, живой мне уже не нужен: что там надо, он подписал. Теперь всё. Статус! Если что, я по бумагам единственным хозяином остаюсь… Ладно, у меня для этого Пика есть, мастер на всякие штучки…

Владимир.

Тихо-то как в палате, спокойно, наверное, обезболивающими накачали. Врач сказал, что жить буду. Только никакого, говорит, бизнеса, никаких волнений. Лучше всего уехать в деревню на год, на два. Молоко парное, мёд, фрукты. Не так, говорит, плохо, что кости сломаны - срастутся, а то, что на сильный стресс сотрясение наложилось.

…А я всё Витюху вспоминаю, как он от фуры на встречную выскочил, а из-за неё другая фура, в лоб. (Это, чтоб потом никаких претензий к большегрузу не было: ехал тихо-мирно по своей полосе, а тут этот… на джипе…) Он успел на отбойник повернуть, боком в фуру въехал, своей стороной. Его, сказали, по частям из железа потом выковыривали… Эх, Витька, Витька! Мы же с тобой как братья были, а ты вот предал меня. А потом спас… Или не ты меня спас, а Вера своими молитвами?

И ведь права была тогда девочка. Враз я всего лишился. Семьи, здоровья, друга, бизнеса, квартиры. Те деньги, что не в деле были, а на личном счету, на лечение уйдут. А потом я уеду в провинцию. Они уже всё решили: у Вериного дяди в селе пасека, огород, они с тётей меня после выписки к себе возьмут, а я бабулину квартиру сдам в аренду и деньги им отдавать буду.

Стану потихоньку помогать на пасеке, в огороде, утром на рыбалку ходить, на озеро. У них кошка, говорят, какая-то особенная: ляжет на больное место, помурлычет и болячки пройдут. Полечусь этой кошкой, восстановлюсь, а там видно будет. Хотя, чего там видеть. Новый бизнес без капитала начинать – пустое дело, а капитала больше нет. Да и я тихий стал, спокойный. Хозяина жизни из себя уже не строю – дали мне в лоб конкретно. Спасибо, хоть живой остался…

Верочка диплом летом получит, приедет к дяде с тётей, тут в местной школе её ждут – не дождутся. Как у нас с ней дальше будет, не знаю, да и не загадываю. Одно понимаю – нам теперь друг без друга никак. Потому что у меня больше ничего и никого не осталось в жизни кроме неё. Кроме Веры-то…