Русский бог
23 октября 2016 -
Владимир Степанищев
«Гроза двенадцатого года
Настала — кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский бог?»
Русский бог. Ни у одного народа на земле нету своего персонального бога – даже своего Пушкина ни у кого нету. Против «мой Пушкин» нет понятия «мой Гёте», «мой Шекспир» или, прости господи, «мой Уитмен». Нет бога немецкого, английского, американского (не путать бога с реформацией, англиканством или деньгами)… А вот русский бог все же существует. Он, разумеется, как и все прочие боги, мало заботится о людях; русский бог заботится о своих людях даже меньше, нежели в каких иных религиях, но он уж точно никогда не давал и впредь не даст в обиду Россию. Война, со всею очевидностью, наступит уже завтра, но уже и послезавтра мой бог проснется. Он проснется тогда, когда русский люд перестанет молиться чужим богам о благе и процветании личном, но обратится, воззовет всеми хорами всех аналоев и клиросов своих о спасении отечества, когда поймет, насколько мелко, ничтожно все другое, кроме России.
Кроме России... Не знаю места прекраснее России. Не знаю человека духовнее русского. Вся теперешняя, да и во все прочие времена ненависть мира ко мне, русскому, лишь оттого, что у меня есть что-то, чего нет и никогда не случится с ними – у меня есть русский бог. Если надо, он вновь воспламенит и остервенение народа, пошлет и нового Барклая, напустит и очередную зиму, но никогда не даст он меня в обиду. А то ничтожное обстоятельство, что он не жалует меня в мирное время, содержит в нищете, оставляет в невежестве… М-да… Всякое дитё имеет претензии к своему отцу на предмет личной свободы, взбрыкивает, хамит, даже тайком тырит деньги у него из кармана, отзывается о нем непотребно среди сверстников, но, случись беда, побежит разве он прятаться за спину отца чужого? Нужен ли он отцу чужому, чужой матери, чужому богу? Европа вон, в свальной семье своей и вовсе позабыла запах родного отца.
Когда отдельно взятый, скажем, американец или пускай немец презирает отдельно взятого меня – мне плевать, мне не больно. Мне даже все равно, когда они всей англо-саксонской, кельтско-скандинавской или какой еще сворой своей тявкают вокруг моего забора, но вот сунь только нос в калитку – я разбужу папу и тогда… Ой берегись тогда! Это он, вечно сонный, только делает вид, будто ему на меня тоже плевать. Он безгранично любит меня, русский мой бог. Я даже догадываюсь, что держит он меня в черном теле лишь затем, чтобы я не забывал русскую, православную душу свою. В жиру много чего растворяется – все растворяется, превращается в бесформенное желе в жиру, в кислоте благоденствия на крови, величаемого истинной демократией.
Я больше не стану молиться о себе – я буду молиться о русском боге, который единственный есть свет и смысл. Что же до моей личной устроенности – так на то есть русский ангел, и звать его авось. Он тоже в свите русского бога и служит ему как умеет. Мы все служим ему как умеем и даже: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног - но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство», вот только презрение здесь и есть настоящая любовь:
«Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века,
По воле Бога самого,
Самостоянье человека,
Залог величия его».
Вот и весь вам русский бог без всяких ненужных придыханий и заглавных букв, как есть. Аминь.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0359669 выдан для произведения:
Единственное, но и фатальное заблуждение всякого верующего, верующего во всякого, любого бога – его вера – вера в то, что господь имеет ввиду, хоть сколько-то имеет ввиду его, верующего. Если бы тотальный, жестокий эгоизм, или, говоря другими словами, перманентная, неутихающая собственная боль не застилал бы глаза молящемуся, - он молился бы не о себе и своих ничтожных благах, а о чем-нибудь вечном, действительно нужном богу. Но мы не знаем, он не объяснил, не счел нужным даже намекнуть нам на свой тайный замысел. Любому полководцу…, да что там полководцу – всякому капралу известно, что солдат воюет лучше, если ему понятна конечная цель. Можно воевать и по приказу, либо за страх наказания, но такое войско обречено даже раньше, нежели воюющее за деньги. А тут вера… Но…
«Гроза двенадцатого года
Настала — кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский бог?»
Русский бог. Ни у одного народа на земле нету своего персонального бога – даже своего Пушкина ни у кого нету. Против «мой Пушкин» нет понятия «мой Гёте», «мой Шекспир» или, прости господи, «мой Уитмен». Нет бога немецкого, английского, американского (не путать бога с реформацией, англиканством или деньгами)… А вот русский бог все же существует. Он, разумеется, как и все прочие боги, мало заботится о людях; русский бог заботится о своих людях даже меньше, нежели в каких иных религиях, но он уж точно никогда не давал и впредь не даст в обиду Россию. Война, со всею очевидностью, наступит уже завтра, но уже и послезавтра мой бог проснется. Он проснется тогда, когда русский люд перестанет молиться чужим богам о благе и процветании личном, но обратится, воззовет всеми хорами всех аналоев и клиросов своих о спасении отечества, когда поймет, насколько мелко, ничтожно все другое, кроме России.
Кроме России... Не знаю места прекраснее России. Не знаю человека духовнее русского. Вся теперешняя, да и во все прочие времена ненависть мира ко мне, русскому, лишь оттого, что у меня есть что-то, чего нет и никогда не случится с ними – у меня есть русский бог. Если надо, он вновь воспламенит и остервенение народа, пошлет и нового Барклая, напустит и очередную зиму, но никогда не даст он меня в обиду. А то ничтожное обстоятельство, что он не жалует меня в мирное время, содержит в нищете, оставляет в невежестве… М-да… Всякое дитё имеет претензии к своему отцу на предмет личной свободы, взбрыкивает, хамит, даже тайком тырит деньги у него из кармана, отзывается о нем непотребно среди сверстников, но, случись беда, побежит разве он прятаться за спину отца чужого? Нужен ли он отцу чужому, чужой матери, чужому богу? Европа вон, в свальной семье своей и вовсе позабыла запах родного отца.
Когда отдельно взятый, скажем, американец или пускай немец презирает отдельно взятого меня – мне плевать, мне не больно. Мне даже все равно, когда они всей англо-саксонской, кельтско-скандинавской или какой еще сворой своей тявкают вокруг моего забора, но вот сунь только нос в калитку – я разбужу папу и тогда… Ой берегись тогда! Это он, вечно сонный, только делает вид, будто ему на меня тоже плевать. Он безгранично любит меня, русский мой бог. Я даже догадываюсь, что держит он меня в черном теле лишь затем, чтобы я не забывал русскую, православную душу свою. В жиру много чего растворяется – все растворяется, превращается в бесформенное желе в жиру, в кислоте благоденствия на крови, величаемого истинной демократией.
Я больше не стану молиться о себе – я буду молиться о русском боге, который единственный есть свет и смысл. Что же до моей личной устроенности – так на то есть русский ангел, и звать его авось. Он тоже в свите русского бога и служит ему как умеет. Мы все служим ему как умеем и даже: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног - но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство», вот только презрение здесь и есть настоящая любовь:
«Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века,
По воле Бога самого,
Самостоянье человека,
Залог величия его».
Вот и весь вам русский бог без всяких ненужных придыханий и заглавных букв, как есть. Аминь.
«Гроза двенадцатого года
Настала — кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский бог?»
Русский бог. Ни у одного народа на земле нету своего персонального бога – даже своего Пушкина ни у кого нету. Против «мой Пушкин» нет понятия «мой Гёте», «мой Шекспир» или, прости господи, «мой Уитмен». Нет бога немецкого, английского, американского (не путать бога с реформацией, англиканством или деньгами)… А вот русский бог все же существует. Он, разумеется, как и все прочие боги, мало заботится о людях; русский бог заботится о своих людях даже меньше, нежели в каких иных религиях, но он уж точно никогда не давал и впредь не даст в обиду Россию. Война, со всею очевидностью, наступит уже завтра, но уже и послезавтра мой бог проснется. Он проснется тогда, когда русский люд перестанет молиться чужим богам о благе и процветании личном, но обратится, воззовет всеми хорами всех аналоев и клиросов своих о спасении отечества, когда поймет, насколько мелко, ничтожно все другое, кроме России.
Кроме России... Не знаю места прекраснее России. Не знаю человека духовнее русского. Вся теперешняя, да и во все прочие времена ненависть мира ко мне, русскому, лишь оттого, что у меня есть что-то, чего нет и никогда не случится с ними – у меня есть русский бог. Если надо, он вновь воспламенит и остервенение народа, пошлет и нового Барклая, напустит и очередную зиму, но никогда не даст он меня в обиду. А то ничтожное обстоятельство, что он не жалует меня в мирное время, содержит в нищете, оставляет в невежестве… М-да… Всякое дитё имеет претензии к своему отцу на предмет личной свободы, взбрыкивает, хамит, даже тайком тырит деньги у него из кармана, отзывается о нем непотребно среди сверстников, но, случись беда, побежит разве он прятаться за спину отца чужого? Нужен ли он отцу чужому, чужой матери, чужому богу? Европа вон, в свальной семье своей и вовсе позабыла запах родного отца.
Когда отдельно взятый, скажем, американец или пускай немец презирает отдельно взятого меня – мне плевать, мне не больно. Мне даже все равно, когда они всей англо-саксонской, кельтско-скандинавской или какой еще сворой своей тявкают вокруг моего забора, но вот сунь только нос в калитку – я разбужу папу и тогда… Ой берегись тогда! Это он, вечно сонный, только делает вид, будто ему на меня тоже плевать. Он безгранично любит меня, русский мой бог. Я даже догадываюсь, что держит он меня в черном теле лишь затем, чтобы я не забывал русскую, православную душу свою. В жиру много чего растворяется – все растворяется, превращается в бесформенное желе в жиру, в кислоте благоденствия на крови, величаемого истинной демократией.
Я больше не стану молиться о себе – я буду молиться о русском боге, который единственный есть свет и смысл. Что же до моей личной устроенности – так на то есть русский ангел, и звать его авось. Он тоже в свите русского бога и служит ему как умеет. Мы все служим ему как умеем и даже: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног - но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство», вот только презрение здесь и есть настоящая любовь:
«Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века,
По воле Бога самого,
Самостоянье человека,
Залог величия его».
Вот и весь вам русский бог без всяких ненужных придыханий и заглавных букв, как есть. Аминь.
Рейтинг: +1
514 просмотров
Комментарии (1)
Влад Устимов # 23 октября 2016 в 18:44 0 | ||
|
Новые произведения