Лорд Байрон прихотью удачной
Облек в унылый романтизм
И безнадежный эгоизм.
А.С. Пушкин
Лорд Байрон облек эгоизм в романтизм. М-да… Во что только ни одевали эгоизм и до, и после Байрона. Ни что так не нуждается в сокрытии в человеке, как его безнадежный эгоизм. Все иные, более мелкие чувства в нем, как то: страх, ненависть, вожделение, сребролюбие, чревоугодие, любовь - не требуют такой уж внимательной опеки и им, чувствам этим, дозволено то там, то тут проявлять себя тем или иным невинным образом, но эгоизм… Эгоизм, братцы, это самая суть человека. Ухвати человека за руку на воровстве – и он признается; поймай за язык на лжесвидетельстве – и он покается; повинится в адюльтере; посыплет голову пеплом, уличенный в трусости, но в эгоизме не сознается никогда, даже и на плахе.
Любовь человека к себе непостижимо, занебесно высока. Любовь к себе выше любви и к Богу. Те, кто ни разу и не видел Создателя, кто называют себя пророками, кто ни слова от Него не слышали и не прочли ни строчки начертанного Им, берутся, тем не менее, утверждать, что лицезрели образ, внимали глас и читали на скрижалях Его мысли. Заявляют даже, будто им Самим Вседержителем делегировано право проповедовать, учить, судить, прощать или карать от имени Его. Какое опасное, небезобидное ребячество! Какой безнадежный эгоизм! Однако религия, абсолютно любая религия, - одежка понадежнее романтизма. Где как не во храме всего проще укрыться неизбывной этой любви к себе?
«Мы привыкаем жить задолго до того, как привыкаем мыслить», - говорит философ и, можно (да простит нам Камю) за него продолжить, - мы отвыкаем мыслить задолго до того, как прекращаем жить. Жизнь гораздо длиннее и, хотя бы на этом тривиальном основании, гораздо важнее мысли. Наша тяга ко всякой религии либо к любому другому нравственному категорическому императиву вовсе не результат мыслительной деятельности, но просто рефлекс, инстинкт, тяга обнаженного облачиться хоть во что-нибудь, спрятать от нескромного стороннего взгляда наготу своего эгоизма, любви к себе - чувства априорного, то есть рожденного вне нашего мыслительного опыта и даже до него.
Разве не из любви к себе идет человек в церковь? Разве не от натужного, неистребимого желания укрыть себя: извинить прошлое, успокоить настоящее, обнадежить будущее бьет он поклоны, жует просвиры, лобызает кресты, пряча безнадежный эгоизм свой за любовью к Богу, за состраданием к ближнему? Сострадание… Ницше называл сострадание высшим проявлением эгоизма и был бесконечно прав. Прав в том, что в какие бы вериги лицемерия ни рядился бы эгоизм, он везде и всюду кричит о себе, кричит на каждом углу и кричит тем громче, чем упорнее прячется.
Ты приласкал бездомного пса, ты подал сотню нищему, ты перечислил денег на операцию умирающему ребенку, ты отвалил сумму в какой благотворительный фонд – ты сострадалец? ты благодетель? ты почти святой? Да нет же, господи! Нет! Ты простой и очень банальный, как все, эгоист! Христос оживил Лазаря вовсе не чтобы унять горе сестер Марфы и Марии, но дабы уверовали в Него. Но тут хотя бы ради веры. А ради чего ты? Зачем ты? Ты приласкал пса, потому что ТЫ приласкал; ты дал денег на ребенка, потому что ТЫ дал. Нет, разумеется, пес вильнул хвостом, а ребенок выжил, но ты же ведь не спас всех бездомных собак и не продлил жизнь всем больным детям? Ты даже и не задумался над тем, как выламывает сейчас себе руки от неизбывного горя та мать, до чьего умирающего ребенка не дотянулась твоя пусть благотворительная, но очень случайная и очень эгоистичная длань, глядя на то, как ты помог не ей, не её обреченному чаду.
Прежде чем мысленно соберете и пошлете в меня все стрелы презрительных эпитетов, которые позволит вам ваша воспитанность, мой искренний и немногочисленный читатель, задумайтесь все же над собственным эгоизмом. Ненужно никому его предъявлять – он величайшая на земле тайна. В него нужно просто честно заглянуть. В моих словах нет ни слова из Заратустры и ни мысли из ницшеанства – я просто безнадежный эгоист. Эгоист, искренне страдающий от абсурда собственного и людского лицедейства. Кругом комедия, ярмарка тщеславия. «Человек определяется разыгрываемыми им комедиями ничуть не меньше, чем искренними порывами души», - считает Камю, а мой разлад есть не больше, чем «разлад между человеком и его жизнью, актером и декорациями».
Актер и декорации… Один теоретик актерского мастерства как-то сказал: задача актера на сцене не в том, чтобы быть партнером партнеру, а как раз в том, чтобы переиграть его. Как это верно. Переиграть. Наше Эго - величайший и неуемный актер. В нем нет стремления к совершенству, но лишь стремление переиграть любого, кто рядом. Какая скучная пьеса, какие бездарные декорации… Но для меня навсегда останется загадкой: что же такое в конце концов эгоизм? Любовь к себе или…, или жалость к себе, безнадежному эгоисту? Аминь.
Помочь сайту
Поздравления
