Отпуск!
4 июля 2015 -
Владимир Исаков
Отпуск.
(В.Исаков)
© Copyright: Владимир Исаков, 2015
Свидетельство о публикации №215070302016
[Скрыть]
Регистрационный номер 0296766 выдан для произведения:
Отпуск.
(В.Исаков)
Шёл по песчаной дорожке палаточного военного городка, выложенной по краям камнями покрашенных белой краской. Шёл и беспечно насвистывал мотив любимой песни группы «Любэ», улыбался. Слова незамысловатые, но особенно понравились некоторые.
- Скоро дембель, скоро дембель!
Но «скоро» бывает лишь в песне! А нам молодым офицерам, эх, ещё трубить и трубить до заветного слова, хотя дембель неизбежен, как крах империализма. Надувая губы в исполнении преследующей меня назойливой мелодии, подошел к палатке, откинув потяжелевший от прошедших дождей полог вверх, зашел к другу. С Николаем мы с одного города и с одной улицы. Вместе поступили в училище, попали в один взвод. И «за речку» вошли тоже вместе в составе своего родного раздвебата. Завтра отпуск! И нам несказанно повезло: вечером бортом летим в Союз (командир посодействовал). Еще бы в Ташкентском аэропорту успеть взять билеты на рейс до дома. Коля даже в таком деле,как сборы чемодана, проявлял усердие. У него и в прикроватной тумбочке всегда исключительный порядок: всё на своих местах. ( Живи по уставу, завоюешь честь и славу!). На идеально заправленной кровати и отбитой табуреткой по краям синем одеяле лежал распахнутый чемодан. А, что у нас может быть в чемоданах!? Правильно! Парадка, пара белья и бритвенные принадлежности с зелёным одеколоном в квадрате бумажной упаковки под названием «Шипр»! На правой стороне кителя парадки, лежащего в утробе чемодана, выглядывали краешком алых лучей его три ордена Красной Звезды: у меня- то всего один, Ё! В моем же чемодане под подкладкой ко всему добавленному был спрятан от таможни нож:подарок отцу. Лезвие гвозди рубит и не тупится. Взяли такой шедевр в перехваченном караване. Третий орден Николаю вручили совсем недавно, заслужил: принес с собой из тыла исключительные разведанные. Досталось его взводу в том выходе на войну за эти сведения. Их преследовали почти весь маршрут. Помню то мерзкое утро с его рваным серо грязным туманом, нависшим над городком. Тучи почти стелились по земле. Погода нелетная и «вертушки» спали на своих штатных местах полевого аэродрома. Мне был дан приказ на выдвижение моего взвода по тревоге. Командир поставил задачу и благословил меня: кинули на выручку, попавшему в беду другу с его бойцами. Николая "духи" блокировали, прижав плотно к отвесным горам. Сухпай у них кончился день назад,и боепитание подходило к концу, вымотались от погони и тут ещё «родные» банным листом к заднице прицепились. Обложили взвод засадами,как волков флажками. Особенно Николая раздражал один урод в чалме. До позиций моджахедов было метров триста и он, не переставая орал в "матюгальник" с издевкой в голосе: « Русскай, да! Сдавайсу!". Иди к нам у нас сало, хлеб, водка бар!». Не уставал у него язык: без костей чай! Вот же выучили русскому языку на свою голову студентов из демократического Афганистана. Встречный бой. Разблокировал пацанов, начал допрашивать лично того захваченного красноречивого, даже приказал развязать руки засранцу. Он был у "бедуинов" командиром. При допросе ухмылялся нагло мерзко. И тут он сделал ошибку: заикнулся о моей матери, произнеся похабщину в её адрес, ну, я и не выдержал. Мгновенно ударом берца причесал ему челюсть и вторым отбил охоту интересоваться женщинами на всю оставшуюся жизнь. Тот было таки вскочил с камня и ринулся поработать со мной в ближнем бою, изображая из себя Рембо,Ё! Идиот, Ля! У меня опыт уличных драк ещё малолетства. Слегка успокоил и рассудительно сосредоточенно стал запихивать знатоку русского языка в его смоляную бороду куски сала и хлебушка. Сделав ему «сливу» указательным и средним пальцем, медленно вливал в его поганый рот водку из «НЗ» санинструктора. Сука, две фляжки выжрал, не оставил мне ни капельки! Николай с моим сержантом еле оторвали меня от его вымазанной салом рожи. У друга во взводе были потери: трое "двухсотых" и один "трёхсотый", да и сам был контужен. Охмелев, «дух» забыл свои «понты бесстрашного воина» и хныкал щенком уже без всякой спеси: тянулся к рукам в поцелуе. Трындел мне родимый,стоя на коленях, как он хочет жить и, что дома его ждет красавица- невеста. Говорил всё это на фарси, почему – то забыв русский напрочь. Да уж! Молодой я был, горячий!
Нас ждал Союз, а Николая очаровательная невеста. Таких голубых бездонных глаз, как небо я больше не видел у детских врачей ни разу! А меня дома с тревогой ждал постаревший отец, мама умерла два года назад. А ещё ждали кабаки с веселыми обаятельными девчонками. Чтобы не сглазить полет, мы не сообщали о нашем отпуске близким.
За час до убытии на Родину мы стояли в штабной палатке с красными лицами от возмущения. Наш командир - генерал-майор Глухов рекомендовал сопроводить цинк в «чёрном тюльпане» погибшего, на последнем выходе, до его малой Родины, что в Кировской губернии. На наш протест, что мол это не наш боец и мы не в ответе за его гибель, генерал по - отечески заметил.
- Товарищщии офицеры, у нас нет чужих и наших среди погибших: они все солдаты Родины!
-А Вы,сразу после погребения в родной город! Даю трое суток дополнительно к отпуску. Николай в объятия к невесте, ты Владимир - хулиган
Он внимательно посмотрел мне в глаза, видимо, вспомнив то сало и водку на « выходе» продолжил.
- К отцу и своим веселым девчонкам.
Я и не знал, что наш "отец - родной"умеет читать мысли не только противника, Ё!
Командир, посмотрев пристально нам в глаза, добавил через секунду.
- Мальчики, я не могу Вам приказывать,я прошу!
Патриархальная тишина спала над аккуратненьким поселком с желтыми акациями. Периметр домов охраняли оградки из штакетника. В глаза бросилось, что некоторые входные двери частных домов были подперты палками. На мой немой вопрос седой военком заметил: « А это знак того, что дома никого нет». Сельский бревенчатый военкомат встретил нас чистотой и идеальным порядком. Печки в здании стали для меня аттракционом по её разжиганию (было прохладно. Мудрый седой военком в звании майора надел круглые очки и очень внимательно изучал наши командировочные предписания и отпускные. Потом бухнув на обратной стороне командировочного штамп «Прибыл», «Убыл» заметил: «Может, касатики, домой в отпуск,а мы тут сами всё проведём!». Я мгновенно буркнул за нас двоих: «У нас приказ,а потом мы своих не бросаем!». Леспромхоз встретил нас высоченными соснами в обхват. И жители тут были ростом намного выше среднего, видимо, тут небо тянет к себе не только сосны. Проводить в последний путь вышли все от малого до старого. Капитан военкомата произнес пламенную речь на могиле погибшего сержанта. Стол в столовой на поминки души воина был уставлен всем, чтобы было у людей. Мы примостились в сторонке. Помянули парня сто граммами фронтовых. Улучив минутку,встал и от имени командования зачитал приказ о награждении сержанта орденом «Красной звезды», посмертно. Вручил награду маме. Поседевшая женщина в чёрном платке вертела орден в руке. Встала. Пронзительно посмотрела по очереди мне в глаза, потом Николаю, ноги приросли к полу. Очень- очень медленно и тихо почти шепотом, цедя каждое слово, произнесла: « Ребята, как Вам водка за помин души?! Хорошо пошла?!». Тишина нависла скорбным облаком под потолком столовой. Заметил краем глаза, как капитан,извиняясь, стремительно подбирался ко мне.И тут мама парня,уже глядя мне в переносицу, прошептала: « А почему, вы тут живые сидите, а моего Сашу не уберегли?!А?! И, почему это не вы лежите в сырой земле – матушке?!». Тут она сорвалась на крик: « Верните моего сына, возьмите себе свое железо!». И с размаху бросила наградной орден мне в лицо. Капитан схватил меня в охапку и потащил на выход. На улице запихнул в "Уазик" и быстро прыгнул на место водителя: Николай уже сидел на заднем сиденье. Капитан крутя "баранку" громко бубнил.
- Гордеич - наш военком, предлагал же Вам домой улететь! А вы баранами, уперлись, герои! Вот и получили.Проводили?! Эх, молодежь! Это вам не армия с общим построением на плацу и выносом знамени.
Мы сидели на первом этаже Кировского железнодорожного вокзала ( наш поезд в родной город прибудет только рано утром, не раньше) в ресторане в своих полевых бушлатах поверх парадки. Сидели в троём с сиротливо стоящей на столе бутылкой водки, не глядя друг на друга. Наполненные стаканы стояли по стойке смирно перед нами. В ушах всё ещё стоял крик мамы погибшего сержанта. Музыка пеленала нас своей шпаковской вольностью. Подошла официантка. Она игриво задала вопрос.
- Что мальчики будем заказывать к водочке?! А?!
Мы сняли головные уборы, бушлаты бросили на рядом пустующий стул.
- Таким молодым мальчикам нужно и икорки на закуску!
Она, было, хотела, что – то произнести ещё. Но посмотрев на мой орден и ордена Николая, неожиданно осеклась, замолчав. Проведя материнским взглядом по нашим не возрасту седым вискам, молча стояла в ожидании заказа.
Я попросил принести третий стакан и к нему краюху чёрного хлеба. Положил на край солешницы сторублевку. Она, не заметив денег, принесла заказ и к нему куски мяса с пюре на больших плоских тарелках. Прошептала: " Это от наших девочек-поваров бесплатно! Не побрезгуйте".
Выпили из ресторана,не притронувшись к закуске, взяли такси в аэропорт.
Через сутки мы уже летели из Ташкента в свой батальон - домой. На борту ребята пилоты услышали включили песню Резенбаума громче. Мы её не слышали.
Прошло много лет. Мы остались живы. При редких встречах, положив краюху черного хлеба на край наполненного водкой стакана, помянув погибших ребят иногда вспоминали наш несостоявшийся отпуск и слушали ту грустную песню, что молча слушали на борту самолета.
В Афганистане в чёрном тюльпане
С водкой в стакане
Мы молча, плывём над землёй.
Скорбная птица через границу
К русским зарницам несёт ребятишек домой.
В чёрном тюльпане те, кто с заданий
Едут на родину милую в землю залечь,
В отпуск бессрочный, рваные в клочья,
Им никогда, никогда не обнять тёплых плеч.
Только вот один вопрос мучает меня до сих пор!
- Зачем была нужна эта война!?
© Copyright: Владимир Исаков, 2015
Свидетельство о публикации №215070302016
Отпуск.
(В.Исаков)
Шёл по песчаной дорожке палаточного военного городка, выложенной по краям камнями покрашенных белой краской. Шёл и беспечно насвистывал мотив любимой песни группы «Любэ», улыбался. Слова незамысловатые, но особенно понравились некоторые.
- Скоро дембель, скоро дембель!
Но «скоро» бывает лишь в песне! А нам молодым офицерам, эх, ещё трубить и трубить до заветного слова, хотя дембель неизбежен, как крах империализма. Надувая губы в исполнении преследующей меня назойливой мелодии, подошел к палатке, откинув потяжелевший от прошедших дождей полог вверх, зашел к другу. С Николаем мы с одного города и с одной улицы. Вместе поступили в училище, попали в один взвод. И «за речку» вошли тоже вместе в составе своего родного раздвебата. Завтра отпуск! И нам несказанно повезло: вечером бортом летим в Союз (командир посодействовал). Еще бы в Ташкентском аэропорту успеть взять билеты на рейс до дома. Коля даже в таком деле,как сборы чемодана, проявлял усердие. У него и в прикроватной тумбочке всегда исключительный порядок: всё на своих местах. ( Живи по уставу, завоюешь честь и славу!). На идеально заправленной кровати и отбитой табуреткой по краям синем одеяле лежал распахнутый чемодан. А, что у нас может быть в чемоданах!? Правильно! Парадка, пара белья и бритвенные принадлежности с зелёным одеколоном в квадрате бумажной упаковки под названием «Шипр»! На правой стороне кителя парадки, лежащего в утробе чемодана, выглядывали краешком алых лучей его три ордена Красной Звезды: у меня- то всего один, Ё! В моем же чемодане под подкладкой ко всему добавленному был спрятан от таможни нож:подарок отцу. Лезвие гвозди рубит и не тупится. Взяли такой шедевр в перехваченном караване. Третий орден Николаю вручили совсем недавно, заслужил: принес с собой из тыла исключительные разведанные. Досталось его взводу в том выходе на войну за эти сведения. Их преследовали почти весь маршрут. Помню то мерзкое утро с его рваным серо грязным туманом, нависшим над городком. Тучи почти стелились по земле. Погода нелетная и «вертушки» спали на своих штатных местах полевого аэродрома. Мне был дан приказ на выдвижение моего взвода по тревоге. Командир поставил задачу и благословил меня: кинули на выручку, попавшему в беду другу с его бойцами. Николая "духи" блокировали, прижав плотно к отвесным горам. Сухпай у них кончился день назад,и боепитание подходило к концу, вымотались от погони и тут ещё «родные» банным листом к заднице прицепились. Обложили взвод засадами,как волков флажками. Особенно Николая раздражал один урод в чалме. До позиций моджахедов было метров триста и он, не переставая орал в "матюгальник" с издевкой в голосе: « Русскай, да! Сдавайсу!". Иди к нам у нас сало, хлеб, водка бар!». Не уставал у него язык: без костей чай! Вот же выучили русскому языку на свою голову студентов из демократического Афганистана. Встречный бой. Разблокировал пацанов, начал допрашивать лично того захваченного красноречивого, даже приказал развязать руки засранцу. Он был у "бедуинов" командиром. При допросе ухмылялся нагло мерзко. И тут он сделал ошибку: заикнулся о моей матери, произнеся похабщину в её адрес, ну, я и не выдержал. Мгновенно ударом берца причесал ему челюсть и вторым отбил охоту интересоваться женщинами на всю оставшуюся жизнь. Тот было таки вскочил с камня и ринулся поработать со мной в ближнем бою, изображая из себя Рембо,Ё! Идиот, Ля! У меня опыт уличных драк ещё малолетства. Слегка успокоил и рассудительно сосредоточенно стал запихивать знатоку русского языка в его смоляную бороду куски сала и хлебушка. Сделав ему «сливу» указательным и средним пальцем, медленно вливал в его поганый рот водку из «НЗ» санинструктора. Сука, две фляжки выжрал, не оставил мне ни капельки! Николай с моим сержантом еле оторвали меня от его вымазанной салом рожи. У друга во взводе были потери: трое "двухсотых" и один "трёхсотый", да и сам был контужен. Охмелев, «дух» забыл свои «понты бесстрашного воина» и хныкал щенком уже без всякой спеси: тянулся к рукам в поцелуе. Трындел мне родимый,стоя на коленях, как он хочет жить и, что дома его ждет красавица- невеста. Говорил всё это на фарси, почему – то забыв русский напрочь. Да уж! Молодой я был, горячий!
Нас ждал Союз, а Николая очаровательная невеста. Таких голубых бездонных глаз, как небо я больше не видел у детских врачей ни разу! А меня дома с тревогой ждал постаревший отец, мама умерла два года назад. А ещё ждали кабаки с веселыми обаятельными девчонками. Чтобы не сглазить полет, мы не сообщали о нашем отпуске близким.
За час до убытии на Родину мы стояли в штабной палатке с красными лицами от возмущения. Наш командир - генерал-майор Глухов рекомендовал сопроводить цинк в «чёрном тюльпане» погибшего, на последнем выходе, до его малой Родины, что в Кировской губернии. На наш протест, что мол это не наш боец и мы не в ответе за его гибель, генерал по - отечески заметил.
- Товарищщии офицеры, у нас нет чужих и наших среди погибших: они все солдаты Родины!
-А Вы,сразу после погребения в родной город! Даю трое суток дополнительно к отпуску. Николай в объятия к невесте, ты Владимир - хулиган
Он внимательно посмотрел мне в глаза, видимо, вспомнив то сало и водку на « выходе» продолжил.
- К отцу и своим веселым девчонкам.
Я и не знал, что наш "отец - родной"умеет читать мысли не только противника, Ё!
Командир, посмотрев пристально нам в глаза, добавил через секунду.
- Мальчики, я не могу Вам приказывать,я прошу!
Патриархальная тишина спала над аккуратненьким поселком с желтыми акациями. Периметр домов охраняли оградки из штакетника. В глаза бросилось, что некоторые входные двери частных домов были подперты палками. На мой немой вопрос седой военком заметил: « А это знак того, что дома никого нет». Сельский бревенчатый военкомат встретил нас чистотой и идеальным порядком. Печки в здании стали для меня аттракционом по её разжиганию (было прохладно. Мудрый седой военком в звании майора надел круглые очки и очень внимательно изучал наши командировочные предписания и отпускные. Потом бухнув на обратной стороне командировочного штамп «Прибыл», «Убыл» заметил: «Может, касатики, домой в отпуск,а мы тут сами всё проведём!». Я мгновенно буркнул за нас двоих: «У нас приказ,а потом мы своих не бросаем!». Леспромхоз встретил нас высоченными соснами в обхват. И жители тут были ростом намного выше среднего, видимо, тут небо тянет к себе не только сосны. Проводить в последний путь вышли все от малого до старого. Капитан военкомата произнес пламенную речь на могиле погибшего сержанта. Стол в столовой на поминки души воина был уставлен всем, чтобы было у людей. Мы примостились в сторонке. Помянули парня сто граммами фронтовых. Улучив минутку,встал и от имени командования зачитал приказ о награждении сержанта орденом «Красной звезды», посмертно. Вручил награду маме. Поседевшая женщина в чёрном платке вертела орден в руке. Встала. Пронзительно посмотрела по очереди мне в глаза, потом Николаю, ноги приросли к полу. Очень- очень медленно и тихо почти шепотом, цедя каждое слово, произнесла: « Ребята, как Вам водка за помин души?! Хорошо пошла?!». Тишина нависла скорбным облаком под потолком столовой. Заметил краем глаза, как капитан,извиняясь, стремительно подбирался ко мне.И тут мама парня,уже глядя мне в переносицу, прошептала: « А почему, вы тут живые сидите, а моего Сашу не уберегли?!А?! И, почему это не вы лежите в сырой земле – матушке?!». Тут она сорвалась на крик: « Верните моего сына, возьмите себе свое железо!». И с размаху бросила наградной орден мне в лицо. Капитан схватил меня в охапку и потащил на выход. На улице запихнул в "Уазик" и быстро прыгнул на место водителя: Николай уже сидел на заднем сиденье. Капитан крутя "баранку" громко бубнил.
- Гордеич - наш военком, предлагал же Вам домой улететь! А вы баранами, уперлись, герои! Вот и получили.Проводили?! Эх, молодежь! Это вам не армия с общим построением на плацу и выносом знамени.
Мы сидели на первом этаже Кировского железнодорожного вокзала ( наш поезд в родной город прибудет только рано утром, не раньше) в ресторане в своих полевых бушлатах поверх парадки. Сидели в троём с сиротливо стоящей на столе бутылкой водки, не глядя друг на друга. Наполненные стаканы стояли по стойке смирно перед нами. В ушах всё ещё стоял крик мамы погибшего сержанта. Музыка пеленала нас своей шпаковской вольностью. Подошла официантка. Она игриво задала вопрос.
- Что мальчики будем заказывать к водочке?! А?!
Мы сняли головные уборы, бушлаты бросили на рядом пустующий стул.
- Таким молодым мальчикам нужно и икорки на закуску!
Она, было, хотела, что – то произнести ещё. Но посмотрев на мой орден и ордена Николая, неожиданно осеклась, замолчав. Проведя материнским взглядом по нашим не возрасту седым вискам, молча стояла в ожидании заказа.
Я попросил принести третий стакан и к нему краюху чёрного хлеба. Положил на край солешницы сторублевку. Она, не заметив денег, принесла заказ и к нему куски мяса с пюре на больших плоских тарелках. Прошептала: " Это от наших девочек-поваров бесплатно! Не побрезгуйте".
Выпили из ресторана,не притронувшись к закуске, взяли такси в аэропорт.
Через сутки мы уже летели из Ташкента в свой батальон - домой. На борту ребята пилоты услышали включили песню Резенбаума громче. Мы её не слышали.
Прошло много лет. Мы остались живы. При редких встречах, положив краюху черного хлеба на край наполненного водкой стакана, помянув погибших ребят иногда вспоминали наш несостоявшийся отпуск и слушали ту грустную песню, что молча слушали на борту самолета.
В Афганистане в чёрном тюльпане
С водкой в стакане
Мы молча, плывём над землёй.
Скорбная птица через границу
К русским зарницам несёт ребятишек домой.
В чёрном тюльпане те, кто с заданий
Едут на родину милую в землю залечь,
В отпуск бессрочный, рваные в клочья,
Им никогда, никогда не обнять тёплых плеч.
Только вот один вопрос мучает меня до сих пор!
- Зачем была нужна эта война!?
© Copyright: Владимир Исаков, 2015
Свидетельство о публикации №215070302016
Рейтинг: 0
386 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения