О том как мы пишем.

Много лет назад, когда я начинал печататься и устроился в редакцию местной газеты, поехал я по заданию редакции написать очерк об известном в ту пору строителе. Бригады по методу Злобина тогда, в 1970-е годы только организовывались: метод был прост - в одной бригаде были рабочие разных специальностей, так что объект бригада строила одна. Это не отдельно - бригада каменщиков, отдельно монтажники, отдельно штукатуры. В общем новый был метод такой.
Бригадир же был человек уже имевший опыт общения с корреспондентами. А такой опыт для многих не проходит бесследно. После недолгой беседы он мне сказал: 
- Знаешь что? Я тебе советую, - он несколько нажал на «я», - ты сядь и напиши обо мне книгу. Материал я тебе дам.
Был он старше меня на много. Соответственно всё в его жизни началось на много лет раньше. А я был еще очень молод, только-только школу закончил. Он и после войны на стройках восстанавливал разрушенное народное хозяйство и овладевал всеми строительными специальностями вживую. Его посылали на бригадирские курсы при строительном техникуме. И это была жизнь, как долгий путь, путь такой длины, что сотни и сотни человеческих жизней не хватило бы пройти его до конца. Он прошел этот путь достойно. И висел на всех досках почета, и в печати про него уже писали.
Тогда мне захотелось написать о нем, об этом хорошем, без обиняков, Человеке (с большой буквы). Но в связи с ним много возникало интересных особенностей. И это было не совсем то, чего ждала от меня редакция.
Вот его слова: «Конечно, это дело надо уметь. Тут одна писательница (и он назвал фамилию: «Не слыхал?») бралась написать книгу. Много я ей порассказал. Записывала все. Да что-то пока не слыхать, уже года два назад, когда метод Злобина начинали еще…».

Так вот. Эта история одна из многих. Предложение написать о том-то и о том-то каждый писатель слышал в своей жизни не раз. Встречаются даже готовые сюжеты. Казалось бы, садись и пиши. В сказке, например, солдат из топора кашу сварил, выуживая у хозяйки ингредиент за ингредиентом. А тут все компоненты даны бывают, полный набор. И в чем тормоз? Умения не хватает? А может, не в одном умении дело?
Известно, что сюжет «Мертвых душ» Гоголю дал Пушкин. Но почему же он, Пушкин, имея такой сюжет, сам не написал «Мертвые души»? Поставим вопрос иначе: почему Гоголю впору пришелся этот сюжет? Или еще так повернем: вот этот сюжет, вдруг, дан Льву Толстому. Скорее всего, он просто пренебрег бы им. Какой то Чичиков собирал «мертвые души» и мошенническим путем их использовал. Детектив! А уж если бы Толстой увидел бы что-то, так увидел бы свое, толстовское. Ведь не сюжет и не общественные одежды отличают героев - наполеона «Войны и мира» от Раскольникова. Их создатели разные. Хотя и Толстой и Достоевский выполняли социальный заказ своего времени. Одни и те же «ветры времени» веяли над ними, а каждый отражал лично свое. Эти «ветры» и веяния времени не попадают на страницы книг самостоятельно. И видеть и читать книгу жизни, каждая страница которой значима, читать дано не всем. 
Чтобы написать «Мертвые души», надо родиться Гоголем. Но даже и Гоголь способен был совершить этот труд в пору зрелости писательской.
К примеру, чтобы открыть основной закон гидростатики, надо быть Архимедом. А в ванну и до него погружались с удовольствием и выходили освеженными, ничего при этом не открыв! А уж яблоки падают с деревьев все время, но люди только брали их с земли, надкусывали с аппетитом, и не думали, что рядом открытие лежит!
К чему такие большие примеры. Я говорю о гигантах лишь для того, чтобы был виден наглядно сам принцип, который не изменяется и не зависит от размеров таланта. Принцип остается принципом.
А то может показаться так: почему же, если умеешь писать, владеешь, так сказать, профессией, почему ты не можешь сесть и написать о том-то и о том-то. И все думают высокопарно, что книга - это часть жизни. Да. Это и есть часть жизни, но прожитая тобой, автором, пропущенная через твое видение. Пишем мы так же, как живем.
И это все не исключает, что писатель постоянно выполняет заказ. Заказ своего времени, заказ общества, членом которого он является. Вот когда социальный заказ становится его, писателя, личной потребностью, пережитой, - получаются настоящие книги, нужные людям. 
Труд писателя на протяжении веков был и остается до сих пор кустарным промыслом. Невозможно на поток поставить книгу настоящую. Спрос и сюжет играют главную роль только в детективах «бульварных». Обладая определенными профессиональными навыками, тут действуют по принципу: дай сюжет, сотворю такой роман, что будешь читать не отрываясь. Хотя, разумеется, и тут есть свои корифеи.
Когда то на Руси говорилось: «Всякое ремесло промысел, только воровство не промысел». Но слово «промысел» одновременно означало провидение, заботу бога о судьбе человека. Разумеется, ничего столько уж божественного в писательском труде нет. Но вот забота о судьбе человека была и остается главной, может даже и во всем искусстве.
Все это мое длинное замечание, конечно, ни в какой мере не объясняет, - как мы пишем. Да и вряд ли это можно толком объяснить. Как я убедился, писатели сами до конца не понимают, «как мы пишем». А может это и не обязательно? Любой механизм, пока он исправно работает, нет нужды разбирать на части: непременно окажутся какие-то лишние детали и колесики, которые и не вставишь обратно, потому что для них и места вроде бы не было. 
 Видимо правильнее рассказать о себе. Обычно я могу назвать тот момент, когда возникает будущая книга. Она возникает целиком, вся. Это счастливый момент. Сознание начинает работать с удивительной ясностью, словно прозреваешь вдруг. Впрочем, и слепнешь одновременно, потому что все остальное исчезает из поля зрения, - и видишь только этот, в тебе возникший, мир. И так захватывающе интересно смотреть его. Вот и хочется поделиться со всеми!
Один знакомый мне писатель говорил о похожем. И что в такой момент у него поднимается температура и пульс становится сумасшедшим. Мне никогда в голову не приходило взять в эти минуты градусник, сосчитать пульс. Миг этот страшно потерять, спугнуть, потом не вернешь.
Конечно, со временем многое в книге изменится: ведь не один день, а то и год будет длиться работа. Но, похоже, как первое впечатление о человеке бывает верным, так и это ощущение будущей книги остается идеалом которого потом стараешься достичь. Достичь идеала никогда не удается. Он удаляется по мере приближения. А может быть он вообще недостижим! Вот такой мой маленький опыт.
Сергий Чернец.