Музыка едва слышна.

[Скрыть] Регистрационный номер 0488305 выдан для произведения: Я расскажу про одного человека. Он жил в квартире напротив, и с ним жила мама и большая чёрная собака. Мама была крупная, очень рыхлая и пожилая уже женщина с облаком седых волос завитых бигудями, одевалась она в бесформенные балахоны и ходила сильно хромая на своих распухших, больных ногах. Иногда она выводила собаку на прогулку и тогда они медленно бродили по двору, задумчивые и неспешные. Я пускал струйки дыма и смотрел на них сквозь окно, развлекая себя тем, что находил в них черты явного сходства... Потянулось время и за своими простыми делами я едва заметил, как из двора, междулестничного пространства и квартиры напротив, исчезла насовсем большая, добрая, чёрная собака. Цокот когтей по каменной лестнице стих навсегда. И тут я узнал как они плачут. Мама и сын. Их дверь была не плотно прикрыта и я, бегущий по лестнице вверх, замер, и горло у меня перехватило когда я это услышал... Потом, прошло ещё немного времени и когда я высунул голову из потока своих забот, в хрущёвской квартирке, стало недоставать и этой большой, очень надёжной и улыбчивой мамы. Я помню как курил свой кэмел у лестничного окна, когда было явление двух санитаров и большого, тяжёлого свёртка из простыней, перемещающегося вниз с натугой, с красными лицами, по направлению к мигающей аварийками во мраке двора, труповозке... Теперь, дверь его квартиры, иногда оставалась открыта, в свете окон была видна огромная боксёрская груша, почему то, газеты на стенах вместо обоев, и иногда слышались резонирующие в пустых комнатах, пьяные, агрессивные выкрики, одинокого, заброшенного человека... Потом всё надолго стихло. Навалилось тополями лето, асфальт таял и подавался под каблуками. В его дверь стучал участковый, а слесарь разбил замок... Я вышел курить и смотреть. Пацан-участковый снял фуражку и окликая скрылся за дверью. Потом он вышел обратно и вид у него был другим. Вытирая рукой раннюю лысину он перевёл дух и обращаясь ко мне произнёс: "Сосед то ваш, повесился. Будете понятым." Я зашел зажмурившись, и сжав кулаки так, что хрустнули запястья, но было не страшно - просто вертикальное, пустое тело; другое поражало, то что в противовес его неподвижности, за окном, свежей зеленью листвы, бликами стёкол и звуками моторов, в своём бесконечном движении, сверкнула оживлённая и суетливая улица... Потом я долго сидел на лавке под вишнями. Никого не осталось, подумал я высаживая третью сигарету подряд. Мерзость запустения на этой проклятой, вечно спешащей куда-то улице, в потёмках летнего, городского полдня... И тут я услышал цоканье когтей. Поднял голову. Они как раз выходили из подъезда, все трое. Люди держались за руки, а черная собака просто шла рядом.