Монархист

article379813.jpg
     Путин мой обязательно, всенепременно закончит-таки манией величия, то есть, как её, черта…, культом личности. Все признаки-симптомы тому налицо. Эти клоунады во всех новостях, где он рачительным ментором с вальяжно-отеческим, но и строгим взглядом выслушивает доклады в сидячем полупоклоне сгорбленных, с бегающими заискивающими глазками министров; эти всероссийские вакханалии на четыре часа всероссийских жалоб и челобитных; сам тон речей его, конструкции, глаголы: углубить, усугубить, улучшить, удовлетворить; несмотря на санкции, народ наш…; в то время, когда войска коалиции бомбят мирные кварталы, наши доблестные ВКС…, ну и прочая такая дрянь, какую молодежь-то, может, слушает впервые, ну а наш брат понаслушался в годы оны до колик и диарей, а родители наши и до лагерей. Одно слово культ.

     Только вот не следует делать из слова этого пугала. Да и манию величия правильнее называть, скажем, чувством собственного достоинства. Пушкин, когда написал Пророка или Памятник – никто же не пенял ему? Портрет его теперь в каждой школе висит – и что? Мания? Культ? Да ни боже мой. Или вон Христос. Всего-то три года проповедовал сын божий, царь иудейский, а вона наворотил сколько; и если не на всякой шее, то уж у всякого в шкатулке образ трупа его на кресте. Без обид. Я сам православный и ношу на шее не из пижонства или по привычке, но с какой-то детской наивности надеждою, однако символ, согласитесь, выбран совсем неудачно. Любопытно, что бы я носил на груди, кабы его не распяли, а, скажем, повесили…

     Не стоит пугаться культа и уж тем более винить в нем носителя имени нарицательного. Сочинять псалмы и петь дифирамбы – прерогатива народа, его воля, его неизбывная потребность. Не может человек без бога, без царя, а уж кого избирает на представительский алтарь, так и то не его вина. И в том, что номинант пользуется таким обстоятельством, тоже нет его специального намерения. В человеке, в электорате вообще очень мало чувства личного достоинства, ему почти не за что себя уважать, вот он и обращается к достоинству национальному, патриотизму, а чтобы чувства эти не выглядели такими уж размытыми и абстрактными, назначает представителя в лице ну хоть кого-нибудь. У нас ведь даже такое незаметное, прости господи, как Медведев – лишь только назначили в цари – на другое утро в каждом кабинете самого ничтожного чиновника новый портрет. Потребность, внутренняя живая потребность, сука.

     Потребность, привычка, национальная природа. Вообще-то такое в психологии любой, на любом языке говорящей и думающей толпы, демоса, плебса, но в русской душе как-то уж особенно с сердцем, навзрыд, за веру царя и отечество. Ну и, справедливости ради, не без помощи окружающих. Чем больше тебя клюют снаружи, тем крепче щетинишься вовне и собираешься внутренне. Когда не токмо далекий американец или недалекий англичанин, немец, француз, но и гордый внук славян, и финн, и ныне дикой тунгус, и друг степей калмык всё норовят укусить, урвать, или хоть просто плюнуть, тут уж и против желания начнешь сплачиваться. Сплачиваться ради чего, вокруг кого?

     Ради чего? – понятно. Вскроют границы, впустят проказу толерантности и порвут на клочки и землю, и нацию со всеми ее культурами и достатками под флагом всемирной справедливости, свободы, равенства, братства. Вокруг кого? Да вокруг любого, кто пока наверху – был бы один, без прений. Годуновых, Шуйских, семибоярщину, Лжедмитрийев проходили уже, помним чем закончилось. Ни при одном даже самом успешном царе-императоре русский люд не жил тепло, сыто, безопасно, но никогда ему не было столь худо, как в пору смутного времени или сразу после отречения царя последнего. То есть монархия, может, оно и плохо, да только ее отсутствие совсем никуда. Можно лишь молиться да надеяться, что новый монарх сдюжит, не поплывет на сладкие речи да прилизанные портреты, но совсем не на что молиться и надеяться под ласковым взглядом Европы и Америки. Пока они на нас шипят да тявкают, я с теплою улыбкою целую внучку на ночь – пусть мирно засыпает под портретом Пушкина, но жди беды, когда они вдруг начинают любить землю мою взасос. 

     Постарел... Мысли стали тривиальны и незатейливы; чувства сделались просты и слезливы; в бога не верую, а крестик ношу; тупость презираю, а о царе, вишь ты, мечтаю. Из Путина, возможно, и выйдет в конце-концов какая дрянная дрянь, а вдруг и не выйдет еще – никто не скажет определенно, но без него узрю разрушение дома моего еще до смерти своей и это определенно вполне. Аминь.

© Copyright: Владимир Степанищев, 2017

Регистрационный номер №0379813

от 16 марта 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0379813 выдан для произведения:      Путин мой обязательно, всенепременно закончит-таки манией величия, то есть, как её, черта…, культом личности. Все признаки-симптомы тому налицо. Эти клоунады во всех новостях, где он рачительным ментором с вальяжно-отеческим, но и строгим взглядом выслушивает доклады в сидячем полупоклоне сгорбленных, с бегающими заискивающими глазками министров; эти всероссийские вакханалии на четыре часа всероссийских жалоб и челобитных; сам тон речей его, конструкции, глаголы: углубить, усугубить, улучшить, удовлетворить; несмотря на санкции, народ наш…; в то время, когда войска коалиции бомбят мирные кварталы, наши доблестные ВКС…, ну и прочая такая дрянь, какую молодежь-то, может, слушает впервые, ну а наш брат понаслушался в годы оны до колик и диарей, а родители наши и до лагерей. Одно слово культ.

     Только вот не следует делать из слова этого пугала. Да и манию величия правильнее называть, скажем, чувством собственного достоинства. Пушкин, когда написал Пророка или Памятник – никто же не пенял ему? Портрет его теперь в каждой школе висит – и что? Мания? Культ? Да ни боже мой. Или вон Христос. Всего-то три года проповедовал сын божий, царь иудейский, а вона наворотил сколько; и если не на всякой шее, то уж у всякого в шкатулке образ трупа его на кресте. Без обид. Я сам православный и ношу на шее не из пижонства или по привычке, но с какой-то детской наивности надеждою, однако символ, согласитесь, выбран совсем неудачно. Любопытно, что бы я носил на груди, кабы его не распяли, а, скажем, повесили…

     Не стоит пугаться культа и уж тем более винить в нем носителя имени нарицательного. Сочинять псалмы и петь дифирамбы – прерогатива народа, его воля, его неизбывная потребность. Не может человек без бога, без царя, а уж кого избирает на представительский алтарь, так и то не его вина. И в том, что номинант пользуется таким обстоятельством, тоже нет его специального намерения. В человеке, в электорате вообще очень мало чувства личного достоинства, ему почти не за что себя уважать, вот он и обращается к достоинству национальному, патриотизму, а чтобы чувства эти не выглядели такими уж размытыми и абстрактными, назначает представителя в лице ну хоть кого-нибудь. У нас ведь даже такое незаметное, прости господи, как Медведев – лишь только назначили в цари – на другое утро в каждом кабинете самого ничтожного чиновника новый портрет. Потребность, внутренняя живая потребность, сука.

     Потребность, привычка, национальная природа. Вообще-то такое в психологии любой, на любом языке говорящей и думающей толпы, демоса, плебса, но в русской душе как-то уж особенно с сердцем, навзрыд, за веру царя и отечество. Ну и, справедливости ради, не без помощи окружающих. Чем больше тебя клюют снаружи, тем крепче щетинишься вовне и собираешься внутренне. Когда не токмо далекий американец или недалекий англичанин, немец, француз, но и гордый внук славян, и финн, и ныне дикой тунгус, и друг степей калмык всё норовят укусить, урвать, или хоть просто плюнуть, тут уж и против желания начнешь сплачиваться. Сплачиваться ради чего, вокруг кого?

     Ради чего? – понятно. Вскроют границы, впустят проказу толерантности и порвут на клочки и землю, и нацию со всеми ее культурами и достатками под флагом всемирной справедливости, свободы, равенства, братства. Вокруг кого? Да вокруг любого, кто пока наверху – был бы один, без прений. Годуновых, Шуйских, семибоярщину, Лжедмитрийев проходили уже, помним чем закончилось. Ни при одном даже самом успешном царе-императоре русский люд не жил тепло, сыто, безопасно, но никогда ему не было столь худо, как в пору смутного времени или сразу после отречения царя последнего. То есть монархия, может, оно и плохо, да только ее отсутствие совсем никуда. Можно лишь молиться да надеяться, что новый монарх сдюжит, не поплывет на сладкие речи да прилизанные портреты, но совсем не на что молиться и надеяться под ласковым взглядом Европы и Америки. Пока они на нас шипят да тявкают, я с теплою улыбкою целую внучку на ночь – пусть мирно засыпает под портретом Пушкина, но жди беды, когда они вдруг начинают любить землю мою взасос. 

     Постарел... Мысли стали тривиальны и незатейливы; чувства сделались просты и слезливы; в бога не верую, а крестик ношу; тупость презираю, а о царе, вишь ты, мечтаю. Из Путина, возможно, и выйдет в конце-концов какая дрянная дрянь, а вдруг и не выйдет еще – никто не скажет определенно, но без него узрю разрушение дома моего еще до смерти своей и это определенно вполне. Аминь.
 
Рейтинг: 0 273 просмотра
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!