Истоки

10 апреля 2017 - Борис Аксюзов

Деду моему, Тихону Андреевичу Гусакову, посвящаю ...

Иван Иванович решил съездить в Поречье, когда ему стали уступать место в метро, и он понял, что наступила старость.
Он вспомнил, как однажды, когда он был еще студентом, его дед по матери, Лука Андреевич Сучков, сказал ему перед сном: «А съездил бы ты, Ваня, в мою деревню на каникулах. Сам я уже не ездок, а ты уже вполне самостоятельный для такого дела. Родичей моих повидаешь, в дом зайдешь, где твоя мамка родилась, по тем местам пройдешься, где я еще голопузым бегал, а потом все мне подробно расскажешь. И получится, будто я сам там побывал».
Дед вернулся с войны без обеих ног и дальше двора на своей самодельной колясочке никуда не выезжал.
Родители согласились с его предложением отправить Ивана на каникулы в Поречье, и после этого дед стал бывать в его комнате каждый вечер, рассказывая ему о своей жизни в деревне.
«Ты не смотри на то, что фамилия у меня такая неблагозвучная, - говорил он задумчиво. – Пореченцы с уважением произносили ее, так как дед мой стал самым уважаемым человеком на селе после того, как нанялся к нашему помещику Лисаневичу валить лес. А платить за работу попросил отходами, то есть сучками. Край наш степной, все хаты топились соломой, а тут прямо счастье привалило народу: дрова появились на селе, да еще какие дрова - дубовые и сухие. Дед продавал их не слишком дорого, но разбогател знатно, всем сыновьям по дому поставил и мельницу – ветрянку купил. Раньше звались мы Гусаковы, а так людей с такой фамилией на селе было много, то стали мы по-уличному Сучковы. А потом и поп нас так в свои книги записал.
А у самого выгона в маленькой хатенке жил бобылем мой двоюродный дядька, Иван Гусаков, тезка твой. Был он полным Георгиевским кавалером, то есть, имел за свою храбрость на войне четыре Георгиевских креста. Даже генералы должны были ему при встрече первыми честь отдавать. И была у дядьки коза по имени Машка.
И вот однажды возвращался наш помещик, генерал Лисаневич, с охоты к себе в имение, прямо по выгону, и его собаки погнались за козой и бок ей подрали. Дядько тут же надел свой мундир со всеми крестами, пошел в сельскую управу и подал на генерала жалобу, где требовал возместить ему ущерб. А в конце той жалобы приписал: «Если такой случай еще повторится, я буду вынужден в собак стрелять».
Через какое-то время сидит он на завалинке и греется на солнышке при полном своем параде, а к его хате коляска с генералом подъезжает. Подходит Лисаневич к нему, первым честь отдает и говорит:
- Доложили мне, что ты жалобу на меня в управу подал.
- Так точно, - отвечает кавалер. – Так как моя коза Машка уже неделю после ранения не доится, а она есть моя единственная кормилица.
- А еще грозишься там, что в собак моих собираешься стрелять?
- Так точно, собираюсь. Чтобы они мою козу не забижали.
Вспыхнул тут генерал и голос повышает:
- Так ты, может, и в меня будешь стрелять?!
А дядько Иван спокойно ему отвечает:
- Никак нет! Вы же не позволите себе мою козу драть!
Здесь уж генерал весь из себя вышел. Сломал в гневе свою палку, что в руках держал, и укатил восвояси. А на следующий передал дядьке с кучером три рубля. На те деньги не то что козу, корову тогда можно было купить, только кавалер ничего покупать не стал, а раздарил их своим родичам».
После таких рассказов Иван ехал в Поречье с ожиданием чуда.
И оно произошло.
Правда, хатенки кавалера у выгона уже не было, но за изгибом речки, в дубовой роще виднелись белые колонны бывшего помещичьего имения. Сейчас это была больница, и ее завхоз, оказавшийся родственником Ивана, показал ему конюшню и каретный двор генерала, где, скособочившись, стояла грязная коляска с мягкими рессорами.
«Наверное, та самая, - подумал Иван. – На которой Лисаневич к кавалеру приезжал».
Он жил по очереди у многочисленных родственников, и везде ему рассказывали удивительную историю, случившуюся с его далеким предком.
Но это была лишь одна сторона чуда его жизни в деревне. А главное, что он ощутил здесь сразу, было непонятное чувство раскованности и простоты во всем. Он ходил по улицам, не опасаясь попасть под машину, носился на велосипеде по крутым взгоркам меж пшеничных полей, пил воду из чистых родников и ручьев, журчавших в перелесках, бродил по садам, где не было ни сторожей, ни заборов, лакомясь вкусными яблоками.
Дед Павло, старший из рода Сучковых, брал Ивана с собой на пасеку и ворчал, что тот не может съесть зараз и пол-тарелки меда.

Уже вернувшись в Москву, он понял, что пережил в Поречье чувство истинной свободы, свободы во всем и всегда, и долго привыкал к городу, где родился и жил.
Дед Лука загрустил после того, как Иван подробно рассказал о своей поездке и показал ему сделанные им фотографии, и стал собираться в Поречье сам, уже навсегда.
«Хочу вернуться к своему истоку, - говорил он Ивану. – Род наш теперь, как большая река, а исток его там, в Поречье. Ты видел за околицей, где наша речка начинается? У нее даже названия настоящего нет, просто Речка, потому и село называется Поречье, а уже в следующей деревне она –Таловка, потом – Нижняя Таловка, а дальше я уже и сам не знаю, потому что в нее впадает много речек и ручьев… Но исток у нее один… Наша Речка».…
Вспомнив все это, Иван Иванович, одиноко живший в большой квартире на Ленинградском проспекте, твердо решил съездить в Поречье. Жена его умерла три года тому назад, дети и внуки уже давно не радовали своими посещениями, и ему не хватало тепла и свободы, которые он впервые ощутил в том далеком селе.
Он купил билет на утренний поезд и вечером стал собираться в дорогу, по привычке включив телевизор. «Передаем репортаж из заброшенных деревень нашей области», - услышал он вдруг и обернулся.
Он увидел покосившиеся избы в зарослях бурьяна, меж которых бродили полупьяные старики и старушки, стаи голодных собак на улицах, утопавших в грязи, и ему стало страшно.
«А вдруг и в Поречье уже так?», - подумал он и подошел к окну.
На улице шел дождь, было сыро и сумрачно.
Иван Иванович надел плащ и пошел сдавать билет на поезд Москва – Воронеж.

Регистрационный номер №0382085

от 10 апреля 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0382085 выдан для произведения: Деду моему, Тихону Андреевичу Гусакову, посвящаю ...

Иван Иванович решил съездить в Поречье, когда ему стали уступать место в метро, и он понял, что наступила старость.
Он вспомнил, как однажды, когда он был еще студентом, его дед по матери, Лука Андреевич Сучков, сказал ему перед сном: «А съездил бы ты, Ваня, в мою деревню на каникулах. Сам я уже не ездок, а ты уже вполне самостоятельный для такого дела. Родичей моих повидаешь, в дом зайдешь, где твоя мамка родилась, по тем местам пройдешься, где я еще голопузым бегал, а потом все мне подробно расскажешь. И получится, будто я сам там побывал».
Дед вернулся с войны без обеих ног и дальше двора на своей самодельной колясочке никуда не выезжал.
Родители согласились с его предложением отправить Ивана на каникулы в Поречье, и после этого дед стал бывать в его комнате каждый вечер, рассказывая ему о своей жизни в деревне.
«Ты не смотри на то, что фамилия у меня такая неблагозвучная, - говорил он задумчиво. – Пореченцы с уважением произносили ее, так как дед мой стал самым уважаемым человеком на селе после того, как нанялся к нашему помещику Лисаневичу валить лес. А платить за работу попросил отходами, то есть сучками. Край наш степной, все хаты топились соломой, а тут прямо счастье привалило народу: дрова появились на селе, да еще какие дрова - дубовые и сухие. Дед продавал их не слишком дорого, но разбогател знатно, всем сыновьям по дому поставил и мельницу – ветрянку купил. Раньше звались мы Гусаковы, а так людей с такой фамилией на селе было много, то стали мы по-уличному Сучковы. А потом и поп нас так в свои книги записал.
А у самого выгона в маленькой хатенке жил бобылем мой двоюродный дядька, Иван Гусаков, тезка твой. Был он полным Георгиевским кавалером, то есть, имел за свою храбрость на войне четыре Георгиевских креста. Даже генералы должны были ему при встрече первыми честь отдавать. И была у дядьки коза по имени Машка.
И вот однажды возвращался наш помещик, генерал Лисаневич, с охоты к себе в имение, прямо по выгону, и его собаки погнались за козой и бок ей подрали. Дядько тут же надел свой мундир со всеми крестами, пошел в сельскую управу и подал на генерала жалобу, где требовал возместить ему ущерб. А в конце той жалобы приписал: «Если такой случай еще повторится, я буду вынужден в собак стрелять».
Через какое-то время сидит он на завалинке и греется на солнышке при полном своем параде, а к его хате коляска с генералом подъезжает. Подходит Лисаневич к нему, первым честь отдает и говорит:
- Доложили мне, что ты жалобу на меня в управу подал.
- Так точно, - отвечает кавалер. – Так как моя коза Машка уже неделю после ранения не доится, а она есть моя единственная кормилица.
- А еще грозишься там, что в собак моих собираешься стрелять?
- Так точно, собираюсь. Чтобы они мою козу не забижали.
Вспыхнул тут генерал и голос повышает:
- Так ты, может, и в меня будешь стрелять?!
А дядько Иван спокойно ему отвечает:
- Никак нет! Вы же не позволите себе мою козу драть!
Здесь уж генерал весь из себя вышел. Сломал в гневе свою палку, что в руках держал, и укатил восвояси. А на следующий передал дядьке с кучером три рубля. На те деньги не то что козу, корову тогда можно было купить, только кавалер ничего покупать не стал, а раздарил их своим родичам».
После таких рассказов Иван ехал в Поречье с ожиданием чуда.
И оно произошло.
Правда, хатенки кавалера у выгона уже не было, но за изгибом речки, в дубовой роще виднелись белые колонны бывшего помещичьего имения. Сейчас это была больница, и ее завхоз, оказавшийся родственником Ивана, показал ему конюшню и каретный двор генерала, где, скособочившись, стояла грязная коляска с мягкими рессорами.
«Наверное, та самая, - подумал Иван. – На которой Лисаневич к кавалеру приезжал».
Он жил по очереди у многочисленных родственников, и везде ему рассказывали удивительную историю, случившуюся с его далеким предком.
Но это была лишь одна сторона чуда его жизни в деревне. А главное, что он ощутил здесь сразу, было непонятное чувство раскованности и простоты во всем. Он ходил по улицам, не опасаясь попасть под машину, носился на велосипеде по крутым взгоркам меж пшеничных полей, пил воду из чистых родников и ручьев, журчавших в перелесках, бродил по садам, где не было ни сторожей, ни заборов, лакомясь вкусными яблоками.
Дед Павло, старший из рода Сучковых, брал Ивана с собой на пасеку и ворчал, что тот не может съесть зараз и пол-тарелки меда.

Уже вернувшись в Москву, он понял, что пережил в Поречье чувство истинной свободы, свободы во всем и всегда, и долго привыкал к городу, где родился и жил.
Дед Лука загрустил после того, как Иван подробно рассказал о своей поездке и показал ему сделанные им фотографии, и стал собираться в Поречье сам, уже навсегда.
«Хочу вернуться к своему истоку, - говорил он Ивану. – Род наш теперь, как большая река, а исток его там, в Поречье. Ты видел за околицей, где наша речка начинается? У нее даже названия настоящего нет, просто Речка, потому и село называется Поречье, а уже в следующей деревне она –Таловка, потом – Нижняя Таловка, а дальше я уже и сам не знаю, потому что в нее впадает много речек и ручьев… Но исток у нее один… Наша Речка».…
Вспомнив все это, Иван Иванович, одиноко живший в большой квартире на Ленинградском проспекте, твердо решил съездить в Поречье. Жена его умерла три года тому назад, дети и внуки уже давно не радовали своими посещениями, и ему не хватало тепла и свободы, которые он впервые ощутил в том далеком селе.
Он купил билет на утренний поезд и вечером стал собираться в дорогу, по привычке включив телевизор. «Передаем репортаж из заброшенных деревень нашей области», - услышал он вдруг и обернулся.
Он увидел покосившиеся избы в зарослях бурьяна, меж которых бродили полупьяные старики и старушки, стаи голодных собак на улицах, утопавших в грязи, и ему стало страшно.
«А вдруг и в Поречье уже так?», - подумал он и подошел к окну.
На улице шел дождь, было сыро и сумрачно.
Иван Иванович надел плащ и пошел сдавать билет на поезд Москва – Воронеж.

"Не бросайте котят в речку ..."

Герой нового времени.

Рейтинг: +3 379 просмотров

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (2)

Влад Устимов # 10 апреля 2017 в 15:43 0

Понравился рассказ.
Он очень добрый и трогательный.
Только вот, как бы половина тарелки съеденного мёда не привела к гипергликемическому состоянию, как при сахарном диабете, плоть до комы.
Новых Вам успехов, Борис!

Борис Аксюзов # 10 апреля 2017 в 16:55 +1

Наверное, потому что люди тогда не знали об этом состоянии с непонятным названием, они гостю всегда наливали полную тарелку меда и обижались,если тот не съедал и половины... Сам помню.
А за отзыв - большое спасибо!
Рассказ занял первое место в конкурсе "Избы-Читальни" о деревне.

RSS-лента комментариев