Июльское солнце жарило не шутя. Поэтому я открыл настежь обе створки окна, включил вентилятор и приготовился провести свой выходной на диване с книжкой в руках. Но приятная истома овладела моим телом и заставила закрыть глаза. Так бы и заснул я через энное количество времени под монотонный шум вентилятора, если бы не услышал звук хлопающих крыльев и грохот от падения  цветочного горшка. Глаза мои тут же открылись, и я узрел на подоконнике нахального голубя, не совсем обычной, коричневой окраски. Он неподвижно стоял на месте упавшей герани и нагло пялился на меня. Я чуть было не запустил в него тапочкой, но, поразмыслив, сменил гнев на милость, тем более, что любимая тапочка непременно упала бы вниз с пятого этажа. Тогда я встал с дивана и подошел к незваному гостю поближе. Голубь и не думал улетать, лишь проворковал что-то, наклонив на бок голову. И я совершил самую большую ошибку, которую только можно было совершить в данной ситуации – сходил на кухню и принес горсть пшенки. Я не успел ее даже на подоконник высыпать, как получил ощутимый удар клювом по ладони. Ну, ничего не боялся, нахал! Так и получил он от меня кличку – Нахал.
Затем я принес ему водички в блюдечке, пересадил цветок герани в другой горшок и благоразумно перенес его в другую комнату. Нахал же (так теперь и будем его звать), поклевал пшенки, походил по полу моей комнаты, взлетел на шкаф, перебрался с него на письменной стол и, оставив на нем пару ляпушек, убрался восвояси. Но это был только первый его визит, самый безобидный. Уже ночью, когда все мирно спали, Нахал нанес визит на кухню и устроил там разгром. Сначала он проник в шкаф, благо что дверца оказалась полуоткрытой, разорвал своим клювом все пакеты с крупой и раскидал содержимое по полу.Затем умудрился скинуть с кастрюли, стоявшей на плите, крышку и залез прямо в суп полакомиться вареным рисом, да и мясом. Но этот ночной разбой в следствии грохота от падающей крышки, не мог пройти незамеченным. Первым ворвался на кухню мой брат, ругаясь на чем свет стоит, и Нахал благоразумно вылетел в форточку.
            Ввиду того, что эти события происходили очень давно, еще когда СССР не приказал долго жить, хронология дальнейших событий перепуталась в моей голове, многие эпизоды забылись, но кое-что запомнилось очень хорошо, и о том будет мой рассказ. Пусть не совсем полный и несколько сумбурный, но на строго фактическом материале.
            Нахал залетал «погостить» к нам каждый день. Иногда он вел себя вполне прилично, и даже у брата не вызывал нареканий, иногда же начинал хулиганить – летал по всей квартире, гадил где попало, разматывал клубки с шерстью, пикировал на обеденный стол, сминая скатерть и роняя на пол все подряд. Тогда брат начинал гоняться за Нахалом со свернутой газеткой в руках. Но все бесполезно. Голубь улетал и прилетал только тогда, когда сам этого хотел. Он мог спрятаться на книжном шкафу за коробками и вазами, а мог и не прятаться, просто сесть на люстру и с интересом наблюдать, как брат размахивает газетой перед его клювом, совершенно не веря, что на самом деле получит на орехи. На люстру, правда, Нахал садиться перестал, после того, как брат догадался ее включить. Нахал не сразу понял, что поджаривается, а когда понял, то с каким-то не птичьим воплем, стремглав вылетел в окошко, сделал перед домом пару кругов, вернулся и уселся мне на плечо. Решил видимо, что я то уж не дам его в обиду. И действительно, я с ангельским терпением переносил его проделки, даже когда они переходили все границы. Думаю, потому что он вносил веселое разнообразие в нашу, в общем-то, скучную жизнь.
            Мой брат умел и любил готовить. Однажды он варил какой-то особенный суп по вычитанному в поваренной книге рецепту. Перед этим он целый день бегал по магазинам и рынкам в поисках дефицитных тогда специй, но все достал. И вот суп был почти готов. На запах прибегали и мать, и моя жена, и дети. Все были в предвкушении пиршества, когда в форточку ворвался Нахал и пролетел перед носом брата над включенной плитой. Видимо его здорово ошпарило паром от кипящей кастрюли, и он резко поднялся вверх, стукнулся о потолок и умчался в коридор. Но ляпушку с перепугу выронил, и попал точно в суп. И это был единственный случай, когда Нахал мог реально расстаться со своей жизнью. Брат погнался за ним с таким пылом, и с такой ненавистью в глазах, что несчастный голубь действительно перепугался. Еле увернувшись от кулака брата, он вновь устремился на кухню, попытался вылететь на улицу, но, задев крылом за открытую форточку, провалился между рамами окна. Там он судорожно забился, но выбраться не мог. Брат, между тем, уже остыл и понял, что никакой суп не стоит жизни живого существа. Он, вздохнув, выключил газ и пошел выливать свой кулинарный шедевр в туалет. Я же открыл оконную створку и Нахал смог наконец выбраться из нечаянного плена. Брат надеялся, что вредный голубь так перепугался, что больше не появится. Но он глубоко ошибался. Следующим вечером, когда брат удобно устроился в кресле с книжкой в руках, Нахал снова появился и сразу нагадил и на книжку, и на его голову. Брат в сердцах бросил книжку на пол и побежал в ванную. А я заподозрил, что Нахал – птица разумная. А потому и мстительная.
            Давно кончились лето и осень, но не кончились визиты крылатого террориста. Конечно, зимой ему труднее было проникать в нашу квартиру, но помещения же проветривались. А как форточка открывалась – он тут, как тут. Правда в тот год целый месяц стояли страшные морозы. Такие, что даже по телевизору давали советы, как сберечь в квартире тепло. И в этот месяц все форточки были наглухо закрыты. Но тогда Нахал садился на подоконник перед моим окном и стучал по стеклу клювом. И я не мог его не пустить. Тем более, что в эти морозные дни Нахал вел себе гораздо приличней, боясь очевидно, что его выгонят и больше не пустят. Он мог днями скромно сидеть в большой картонной коробке, которую я ему в углу поставил и ждать, когда его накормят и напоят. Мы уже давно поняли, что Нахал любил каши вареные, и потому я их ему готовил. Наевшись до отвала, он начинал тихонько ворковать от удовольствия, что никогда не случалось, когда ему давали сырое зерно. Иногда он просился на улицу, но, полетав час-другой на морозе, тут же возвращался назад. Но вот морозы спали, и Нахал ожил. Он снова стал бесчинствовать по всей квартире и надолго улетать на улицу поразмять крылья. Однажды он обидел мою жену. Не хотел, наверное обижать, но обидел – сел ей на голову. Впрочем не в этом была обида, а в том, что когти его запутались в волосах и, когда жена погнала его прочь, он не смог взлететь. Пытался, но мог. Жена визжала, махала руками, Нахал хлопал крыльями, рвался ввысь, но никак. А на меня, сознаюсь, напал такой «хохотун», что я даже с дивана не смог сойти. Когда же все более-менее благополучно кончилось, и Нахал вырвался, унося в своих лапах два клочка волос, я еле увернулся от полетевшей в меня туфли и позорно сбежал в свою комнату.
            Но вот снова наступило лето. Вновь окна стали растворяться настежь, и наш Нахал замельтешил туда-сюда по поводу и без повода. Иногда он просто заглядывал на минуточку, облетал «свои владения», и опять исчезал. Даже брат стал воспринимать его, как члена семьи и уже более терпимо относился к его проделкам, которые, впрочем, не отличались разнообразием. Но однажды Нахал поразил и меня. Привел с собой голубицу. Они уселись на подоконнике и стали ворковать. Я приподнял голову от подушки, и с интересом уставился на «милую парочку». Нахал звал свою подругу в помещение, демонстративно долетая до середины комнаты и обратно, но голубка никак не решалась последовать его примеру, с беспокойством поглядывая на меня. Тогда Нахал опустился на пол и начал прогуливаться рядом с моим диваном, всем своим видом показывая полную независимость и бесстрашие. Я не удержался, и слегка щелкнул его по боку. Наглый голубь тут же клюнул меня по пальцу. И довольно больно клюнул. Я поднялся с дивана, собираясь дать зарвавшемуся пернатому пинка, но тут голубка с испуганным воркованием улетела прочь, а Нахал стремглав последовал за ней, избежав тем самым неприятностей на свой зад.
            Нахал пропадал недели две. Может обиделся, может гнездо с подругой обустраивал, об этом история умалчивает. Но потом он опять стал прилетать в наш дом, сначала ненадолго, потом на все более длительный срок. Снова на кухне стали падать на пол кастрюли, а на мебель и прочий домашний инвентарь – увесистые ляпушки. Но в один прекрасный момент в доме возник котенок. Собственно у нас всегда жили кошки, а появление голубя совпало со смертью всеобщего любимца, Барсика, и общим нашим нежеланием брать другого кота, пока память о старом друге еще жила в душах. Но прошел год, и вот вам – Васька! Сказать, что Нахал расстроился, значит не сказать ничего. Теперь он больше сидел на подоконнике, с ненавистью поглядывая на это злобное существо с нелепым хвостом, которое даже летать-то не умело! А Васька вроде бы и внимания на птицу не обращал. Но, когда немного подрос, подкрался к подоконнику, подпрыгнул, и ухватил Нахала когтями за хвост. Нахал вырвался и улетел. С тех пор его никто больше не видел. Даже ни одной фотографии не осталось, лишь воспоминания. И я до сих пор помню одно из его последних посещений, когда он грустил на подоконнике и, казалось, вот-вот заплачет. Прощай, Нахаленок!