Гимн гимну

24 сентября 2014 - Владимир Степанищев

Я собственно, бог с ними, с президентами, про гимн наш… Я и ребенком-то недолюбливал его, гимн этот. Пел я в детском хоре третьим голосом – не бог весть какая скрипка в ансамбле – чаще и просто рот раскрывал в патетической гримасе, а хормейстер, Мноян Ирина Васильевна, напористая, эмоциональная евреечка и не замечала иль прощала - лишь бы не фальшивил ломающимся созреванием голосом (удобство коллективной ответственности). Эстетически, безотносительно к своим способностям, хоровое пение я всегда любил – красота насыщенности звука a cappella, многоголосье, крещендо, нюанс…, но гимна не любил. Мы пели в хоре нашем, в репертуаре его были очень красивые вещи, тонкие, лиричные, про маму, про край родной…, но как какой праздник – нас в короткие штанишки, слюнявчики алые пионерские на шею, на сцену в три рядя – и давай блеять это вот, прости господи…

   Я один такой позорный непатриот? Да нет… Не в патриотизме суть. Обращали внимание? Девяносто девять из ста стесняются петь свой гимн? Даже президенты, положа правую руку на левую грудь лишь рот открывают (мне такое видно всегда, исходя из личного опыта). Вряд ли дело тут в отсутствии слуха или голоса. Так в чем дело? Что такое неладное, какая такая системная, как говорят сегодня, ошибка есть во всяком национальном гимне? Во всяком – не знаю, а про наш догадываюсь. Потихоньку лгут все. Лицемерие есть основа бытия, залог успешной иль хоть сколько-то приемлемой жизни, но… всякий лжец из нас понимает, а если не понимает, то совесть ему подсказывает, что лгать грешно, лгать хотя бы дело интимное, не при свете – как любовь, как секс. А прилюдно – нехорошо, неприлично прилюдно во все горло лгать. Про «нерушимый», «свободных», «навеки» - все оказалось, как и чувствовалось детским моим сердцем, - тиной, блефом, выдумкой… Но когда рухнуло все, вдруг подумалось, возмечталось дураку, – а, может, хватит, наголосились? Может, помолчим да чего пока сделаем? Но нет – делать, это ж труд…, а петь не труд, а петь хором и вовсе не труд.

   Но совсем уж упадническая тоска пришла тогда, когда после чуть ни до крови полемики во всей России от интеллигента до ассенизатора, взяли-таки старые ноты, а старый, прости господи…, тот же, что и был автором стихов старой, провонявшей кровью и плесенью песни, старик-поэт написал новые слова и все вместе засмердело таким пархатым фарисейством, что рот вяжет от пасхальности первых только слов: «Россия, священная наша держава…». Вы прочтите до конца, только прочтите – не спойте – вас стошнит горечью от сладкого.

   Не то обидно, что беззубый пиит, дрожащей от апоплексической немощи рукою, словно вставляя в старый кроссворд новые буквы, начертал это убожество, но то обидно, что приказал сие, положив предел всяким спорам железной волею человек совсем новый, казалось, что новый, так хотелось нам тогда, чтобы был новый… Отсидев без видимой пользы два срока, отсиделся ты в уголке третий срок и вот опять, уже постаревший, уже постаревшей, вскоре уж ожидаемо дрожащей от апоплексической немощи (какой привычный сюжет) рукою вписываешь новые литеры в старые квадраты ребуса судьбы нашей родины. Черт с ним, с гимном – собака лает, ветер носит, а караван идет… Но что за поступь такая у каравана моего? Раз – Путин, два – Путин, три… Мне уж не увидать, что там будет за порогом «три», но догадываюсь – Путин... Да и не в нем, черт бы со всем этим, дело! Просто будь ты хот Вася Пупкин, - ты вначале сделай, а после пой; ты же вступил в тональность не с дела, а с фальшивых аккордов старого гимна на новый лад, сиречь со лжи. И неважно, что на твоих костях попляшут благодарные потомки с той же ретивостью, что и ты на мощах предшественников своих плясал, - важно, обидно до самоубийства, что ничего ты путного на пути своем не сделал и… пока бабушка, что еще помнит слова старого гимна, роется в помойке под звуки нового в поисках еды и просит милостыню не у тебя даже, а у такого же нищего, как она, на лекарство, не спеть тебе, не придумать тебе ни ноты, ни буквы для нового гимна. Так и будешь умирающей рыбой открывать рот не издавая ни звука, потому как издавать даже просто чистый звук есть труд и дар, а уж сложить такую песню, чтобы пелось без стыда, а даже с гордостью… Да куда там!

Регистрационный номер №0241243

от 24 сентября 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0241243 выдан для произведения: Я собственно, бог с ними, с президентами, про гимн наш… Я и ребенком-то недолюбливал его, гимн этот. Пел я в детском хоре третьим голосом – не бог весть какая скрипка в ансамбле – чаще и просто рот раскрывал в патетической гримасе, а хормейстер, Мноян Ирина Васильевна, напористая, эмоциональная евреечка и не замечала иль прощала - лишь бы не фальшивил ломающимся созреванием голосом (удобство коллективной ответственности). Эстетически, безотносительно к своим способностям, хоровое пение я всегда любил – красота насыщенности звука a cappella, многоголосье, крещендо, нюанс…, но гимна не любил. Мы пели в хоре нашем, в репертуаре его были очень красивые вещи, тонкие, лиричные, про маму, про край родной…, но как какой праздник – нас в короткие штанишки, слюнявчики алые пионерские на шею, на сцену в три рядя – и давай блеять это вот, прости господи…

   Я один такой позорный непатриот? Да нет… Не в патриотизме суть. Обращали внимание? Девяносто девять из ста стесняются петь свой гимн? Даже президенты, положа правую руку на левую грудь лишь рот открывают (мне такое видно всегда, исходя из личного опыта). Вряд ли дело тут в отсутствии слуха или голоса. Так в чем дело? Что такое неладное, какая такая системная, как говорят сегодня, ошибка есть во всяком национальном гимне? Во всяком – не знаю, а про наш догадываюсь. Потихоньку лгут все. Лицемерие есть основа бытия, залог успешной иль хоть сколько-то приемлемой жизни, но… всякий лжец из нас понимает, а если не понимает, то совесть ему подсказывает, что лгать грешно, лгать хотя бы дело интимное, не при свете – как любовь, как секс. А прилюдно – нехорошо, неприлично прилюдно во все горло лгать. Про «нерушимый», «свободных», «навеки» - все оказалось, как и чувствовалось детским моим сердцем, - тиной, блефом, выдумкой… Но когда рухнуло все, вдруг подумалось, возмечталось дураку, – а, может, хватит, наголосились? Может, помолчим да чего пока сделаем? Но нет – делать, это ж труд…, а петь не труд, а петь хором и вовсе не труд.

   Но совсем уж упадническая тоска пришла тогда, когда после чуть ни до крови полемики во всей России от интеллигента до ассенизатора, взяли-таки старые ноты, а старый, прости господи…, тот же, что и был автором стихов старой, провонявшей кровью и плесенью песни, старик-поэт написал новые слова и все вместе засмердело таким пархатым фарисейством, что рот вяжет от пасхальности первых только слов: «Россия, священная наша держава…». Вы прочтите до конца, только прочтите – не спойте – вас стошнит горечью от сладкого.

   Не то обидно, что беззубый пиит, дрожащей от апоплексической немощи рукою, словно вставляя в старый кроссворд новые буквы, начертал это убожество, но то обидно, что приказал сие, положив предел всяким спорам железной волею человек совсем новый, казалось, что новый, так хотелось нам тогда, чтобы был новый… Отсидев без видимой пользы два срока, отсиделся ты в уголке третий срок и вот опять, уже постаревший, уже постаревшей, вскоре уж ожидаемо дрожащей от апоплексической немощи (какой привычный сюжет) рукою вписываешь новые литеры в старые квадраты ребуса судьбы нашей родины. Черт с ним, с гимном – собака лает, ветер носит, а караван идет… Но что за поступь такая у каравана моего? Раз – Путин, два – Путин, три… Мне уж не увидать, что там будет за порогом «три», но догадываюсь – Путин... Да и не в нем, черт бы со всем этим, дело! Просто будь ты хот Вася Пупкин, - ты вначале сделай, а после пой; ты же вступил в тональность не с дела, а с фальшивых аккордов старого гимна на новый лад, сиречь со лжи. И неважно, что на твоих костях попляшут благодарные потомки с той же ретивостью, что и ты на мощах предшественников своих плясал, - важно, обидно до самоубийства, что ничего ты путного на пути своем не сделал и… пока бабушка, что еще помнит слова старого гимна, роется в помойке под звуки нового в поисках еды и просит милостыню не у тебя даже, а у такого же нищего, как она, на лекарство, не спеть тебе, не придумать тебе ни ноты, ни буквы для нового гимна. Так и будешь умирающей рыбой открывать рот не издавая ни звука, потому как издавать даже просто чистый звук есть труд и дар, а уж сложить такую песню, чтобы пелось без стыда, а даже с гордостью… Да куда там!

Маяковщина

Князь и нищенка

Рейтинг: 0 555 просмотров

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!