1. Отец поэтессы — школьный учитель, умер от чахотки. С семи до шестнадцати лет Елизавета тоже страдала этим недугом (туберкулёзный коксит), была прикована к постели и на всю жизнь осталась хромой.Елизавета страдала потерей памяти, слуховыми и зрительными галлюцинациями, а после перенесенного дифтерита на год ослепла.
2. Лето 1909 года Елизавета Дмитриевна провела в Коктебеле, на даче у Волошина. Макс, любивший розыгрыши и мистификации, предложил Лиле (как он её называл) псевдоним. Имя Черубина он взял из романа Брэт Гарта, а фамилию Габриак придумал сам. Через всю жизнь поэтессы прошла духовная и поэтическая связь с М. Волошиным, которого она называла своим наставником.
3. В "Исповеди" Елизавета Дмитриева признаётся, что у неё был роман с двумя поэтами одновременно: оба были влюблены в неё, и она была влюблена в обоих.
Не смущаясь и не кроясь,
Я смотрю в глаза людей.
Я нашел себе подругу
Из породы лебедей.
Н. Гумилёв
А вот одно из посвящений Волошина:
В неверный час тебя я встретил,
И избежать тебя не мог —
Нас рок одним клеймом отметил,
Одной погибели обрёк.
И, не противясь древней силе,
Что нас к одной тоске вела,
Покорно обнажив тела,
Обряд любви мы сотворили.
Не верил в чудо смерти жрец,
И жертва тайны не страшилась,
И в кровь вино не претворилось
Во тьме кощунственных сердец
1910
5. Молодой поэт Иоганнес фон Гюнтер утверждал, что Гумилёв рассказывал о том, как у них с Лилей был большой роман в Коктебеле. Гюнтер устроил Лиле "очную ставку" с Гумилёвым, которому она вынуждена была сказать, что он лжёт. Волошин почувствовал себя ответственным за всё и решил дать пощёчину Гумилёву по всем правилам дуэльного искусства. В Мариинском театре (в мастерской Головина) Волошин бросился в Гумилёву и оскорбил его. К ним подбежали Анненский, Головин, В.Иванов. Гумилёв вызвал на дуэль Волошина.
После этой дуэли произошёл разрыв поэтессы с дуэлянтами, она надолго замолчала.
В прощальном письме Волошину она написала: "Я ушла от тебя. Я не буду больше писать стихи. Я не знаю, что я буду делать. Макс, ты выявил во мне на миг силу творчества, но отнял ее от меня навсегда потом".
6. "Дверь медленно, как мне показалось, очень медленно растворилась, и в комнату вошла, сильно прихрамывая, невысокая, довольно полная темноволосая женщина с крупной головой, вздутым чрезмерно лбом и каким-то поистине страшным ртом, из которого высовывались клыкообразные зубы. Она была на редкость некрасива. Или это представилось мне так, по сравнению с тем образом красоты, что я выносил за эти месяцы? Стало почти страшно. Сон чудесный канул вдруг в вечность, вступала в свои права неумолимая, чудовищная, стыдная действительность. И сделалось до слёз противно, и вместе с тем жаль было до слёз её, Черубину..." С.К. Маковский
7. Знакомство Дмитриевой и Маршака переросло в настоящую дружбу. «После Гумилёва и Волошина Маршак был для меня самым близким человеком», — вспоминала позже Елизавета Ивановна. Самуил Яковлевич не раз говорил, что именно под влиянием Дмитриевой, благодаря ей он стал писать для детей. В 1920 году она вместе с Маршаком вела занятия в драматической студии клуба Красной армии.
8. Ещё два слова о Черубине, последних. Часто слышала, когда называла её имя: «Да ведь, собственно, это не она писала, а Волошин, то есть он всё выправлял». Другие же: «Неужели вы верите в эту мистификацию? Это просто Волошин писал – под женским и, нужно сказать, очень неудачным псевдонимом». И сколько я ни оспаривала, ни вскипала, ни скрежетала – «Нет, нет, никакой такой поэтессы Черубины не было. Был Максимилиан Волошин – под псевдонимом».
Нет обратнее стихов, чем Волошина и Черубины. Ибо он, такой женственный в жизни, в поэзии своей – целиком мужественен, то есть голова и пять чувств, из которых больше всего – зрение. Поэт – живописец и ваятель, поэт – миросозерцатель, никогда не лирик как строй души. И он так же не мог написать стихов Черубины, как Черубина – его. Но факт, что люди были знакомы, что один из них писал и печатался давно, второй никогда, что один – мужчина, другой – женщина, даже факт одной и той же полыни в стихах – неизбежно заставляли людей утверждать невозможность куда большую, чем сосуществование поэта и поэта, равенство известного с безвестным, несущественность в деле поэтической силы – мужского и женского, естественность одной и той же полыни в стихах при одном и том же полынном местопребывании – Коктебеле, право всякого на одну полынь, лишь бы полынь выходила разная, и, наконец, самостоятельный Божий дар, ни в каких поправках, кроме собственного опыта, не нуждающийся. «Я бы очень хотел так писать, как Черубина, но я так не умею», – вот точные слова М. В. о своём предполагаемом авторстве.
Марина Цветаева
9. Евгений Яковлевич Архиппов (1882 (по новому стилю 1883) – 1950)
Узнав о ее приезде, Архиппов написал ей письмо, положившее начало многолетним отношениям, преимущественно эпистолярным. «Мы в жизни с тобой друг друга не знаем, / Как призрак остался мне ты», – писала Черубина в одном из посвященных Архиппову стихотворений. Однако этот далекий человек, в лице которого она видела «высокомерие грусти», вызывал у нее полное доверие. Она называла его «коллекционером душевной красоты»; в 1926 посвятила ему «Исповедь» (описание ее отношений с Н. Гумилевым). Посылая из Ленинграда свою рукопись, поэтесса писала:
Я только Вам могу рассказать правду о своем отношении к Николаю Степановичу Гумилеву. Почему Вам, Евгений, – не знаю. Думаю, что может быть из-за Ваших глаз. А Ваши глаза так много видели... При жизни моей обещайте «Исповедь» никому не показывать, а после моей смерти – мне будет все равно.
10. В 1922 году Черубина выехала в Петроград. Помню, приблизительно в 1924 году в Ленинградском институте истории искусств хотели провести вечер, посвященный творчеству Черубины. Черубина категорически возражала и добилась, чтобы этот вечер не состоялся.
Живя в Ленинграде, Черубина серьезно заболела, ожидая смерти, находилась в очень тяжелом душевном состоянии.
Н.Г. Лозовой
11. 12 июля 1922 года Елизавета Ивановна писала Волошину: "Я иногда стала думать, что я - поэт. Говорят, что надо издавать книгу. Если это будет, я останусь "Черубиной", потому что меня так все приемлют и потому что все же корни мои в "Черубине" глубже, чем я думала". И в то же время ее одолевают сомнения: "Я, конечно, не поэт. Стихов своих издавать я не буду и постараюсь ничего не печатать под именем Черубины" (из письма М.Волошину 1923 года)
12. В последний год жизни она написала цикл небольших прозрачных по стилю стихотворений "Домик под грушевым деревом" - от лица вымышленного поэта Ли Сян Цзы - последняя, прощальная мистификация Черубины:
Бабочка
...И сон один припомнился мне вдруг:
Я бабочкой летала над цветами;
Я помню ясно: был зеленый луг,
И чашечки цветов горели, словно пламя.
Смотрю теперь на мир открытыми глазами,
Но может быть, сама я стала сном
Для бабочки, летящей над цветком?
Рассказ о непростой судьбе талантливой поэтесс Елизаветы Дмитриевой получился цельным и интересным. Образ поэтессы вышел ярким, выпуклым. Понятно, почему она приняла волошинскую мистификацию, создав образ несуществующей таинственной красавицы Черубины де Габриак, утонченной аристократки.
У большинства был выбор: молчать, уехать за границу или погибнуть. Хотел даже по списку наиболее известных авторов подсчитать проценты (так, для себя).
Помочь сайту
Поздравления
