Зойка

17 ноября 2019 - Василий Реснянский
article461400.jpg
           рисунок Дениса Маркелова
Сезон навигации только что открылся, и маломерное речное пассажирское судёнышко приготовилось совершить свой первый рейс в этом году. Команда его состояла из шести человек: капитана, старшего помощника, он же завхоз, механика, он же моторист, рулевого и двух матросов. Роли матросов играли учащиеся речного училища: Михаил Рогов и Алексей Туркин, туту же они и ночевали, чтобы в общежитие не мотаться.  В данном случае Лёшка выполнял обязанности контролёра, наблюдая посадку пассажиров и пронос багажа. Обычный рабочий день, один рейс, туда — обратно, обходя прибрежные посёлки и дачные кооперативы. Пассажиры подходили по одному и группами, время посадки заканчивалось, и туту на сходнях появилась бабуля с козой на поводке.
          — Куда? — властным голосом остановил её Лёшка.
          — До Шамышейки.
          — С животными нельзя! — пояснил контролёр.
          Бабка сузила и без того узкие глазки:
          — Какое же это животное? Это же Зойка, коза моя! Я и на неё билет взяла.
          — Хоть с билетом, хоть без билета, всё равно нельзя.
          — Как же так? — заволновалась  бабуся, — давеча можно было, а ноне нельзя?
          — А ноне приказ вышел, — в тон ей ответил Алексей, — "Провоз живности запретить". Котов вон и собак велят в клетки закрывать, а тут — скотина. У нас, бабуля не скотный двор, а пассажирский теплоход.
          — Куды же я её теперь дену? — поджала губы старушка. — Сестре в деревню хотела переправить, я-то теперь не в силах уже за ней ходить.
          — На мясо её, бабушка.
          — Зачем на мясо? Ты погляди, какой у неё пух, чисто золотом отливает, такую масть редко где встретишь.
           Действительно, шерсть козы была какого-то рыжего цвета, будто её выкрасили хной.
          — Ничем не могу помочь, — развёл руками матрос. — Тем более, сегодня на корабле будет осмотр.
          — Зря ты, сынок так говоришь, — стояла на своём пассажирка, — я же не просто так, я же и бутылочку вам приготовила.
          Из корзинки, висевшей у неё на сгибе правой руки, она достала поллитровку.
          — Ну, не знаю, — засомневался Лёха, обернувшись назад, позвал кого-то. — Рогов!
          Мишка выскочил на зов товарища в тельняшке на голое тело, форменных брюках и босиком.
          — Мишка, — обратился к нему Алексей, — тут вот бабуля просит козу ей перевезти, за огненную воду. Что скажешь?
          — Что я тебе скажу, сам знаешь приказ. Проверяющий приедет, говорят, сам Глызин будет.
          — Слышь, бабуля, — Лёшка снова заговорил со старухой, — сам Глызин явится, а он знаешь какой мужик принципиальный, он к чему угодно придерётся, он поблажек не даёт, у него и петушок снесётся!
          — Да нам токо до Шамышейки, — настаивала бабка.
          — Вот в Шамышейке он нас всех и проводит на берег — тебя, Зойку и меня, сказано же: не положено.
          — Да нешто мы на виду стоять будем, чай спрячемся куды-нибудь в уголок. Ты не думай, Зойка, она у меня смирная. — И обратилась к козе, — Зойка, скажи.
          Коза, до сих пор спокойно стоявшая, кивнула головой. Лёшка повернулся к Мишке, всё ещё стоявшему у него за спиной.
          — Нехорошо получается: бабулю жалко, да и козу жаль…
          — И бутылку жаль, — добавил Мишка. — А, может правда, спрятать куда-нибудь козу. Я одно такое местечко знаю, никому в голову не придёт туда заглядывать.
          — Под кровать в каюте капитана? — съязвил Лёшка.
          — Нет, не угадал. В клюзовую камеру, куда якорная цепь ссыпается!
          — А что, это идея! Этот отсек точно никто проверять не будет. Давай рискнём. Только, Миша, договоримся сразу: в случае чего, я ни каких делов не знаю. Проходи, бабуля, отдай ему козу, он спрячет.
           Старушка полезла в корзинку за бутылкой, но Лёшка приложил палец к губам:
           — Потом, потом, потом…
          Погода стояла чудесная, лёгкий ветерок слегка рябил воду. Рейс складывался удачно. В Синельниках на борт поднялся действительно Глызин в парадной форме, сделал осмотр помещений, остался доволен, поднялся в рубку капитана и просидел там до самого Увека, где и сошёл на берег. Следующая остановка намечалась Шамышейка.
           Бабуля поспешила в кубрик к матросам, достала бутылку:
          — Как договаривались. Давайте мне Зойку.
          — Сейчас приведу, — вскочил Мишка.
          Ещё на подходе к якорному отсеку, он почувствовал специфический запах козьего навоза и ещё чего-то непонятного. Лишь только он открыл ключом дверь и включил свет, ужасная картина открылась его глазам. Крохотное помещение, его ещё называют, цепной ящик, сплошь было забрызгано кровью, груда звеньев лежала вперемешку с обрывками и фрагментами того, что раньше было козьим телом. Целым остался только череп, и то с него содрало часть шкуры. Прихватив за рога это вещественное доказательство, Мишка явился обратно. Выставив череп впереди себя, сконфужено объявил старушке и Лёшке:
          — Это всё, что осталось от Зойки…  Затёрла её якорная цепь. Понимаешь, Лёха, я сам не предполагал, что такое может случиться. Мы же два раза якорь бросали: в Узморье и в Пристанном,  у них там течение. Зацепило её как-то, а дальше дело техники.
          Бабка, увидев череп козы, всё поняла по-своему:
          — Съели Зойку!
          — Да никто её не ел! — пытался объяснить Мишка. — Понимаешь, бабуля, якорь таскает лебёдка, когда она поднимает его, цепь свободно сбрасывается в бункер, а когда опускает, вытягивает эту цепь обратно. Видно, нога в звено попала или за рога её поддело… короче, нет больше твоей Зойки.
          — Съели Зойку, — не слушая его, шамкала сухими губами бабка.
          — Ну, мамой клянусь! — взмолился Мишка, — Ну не ели мы твою Зойку! Я, вообще, баранину не выношу. Лебёдкой её порвало, нет больше козы!
          — Извини бабуля, — вмешался Лёшка, — мы этого не хотели, само так получилось. Забирай свою бутылку. — И полез в шкаф доставать уже припрятанную поллитровку.
          — Зачем мне водка? — обижено проговорила старушка, — мне Зойка нужна. — И пошла, не оборачиваясь, по коридору с причитанием. — Моя ты золотая, и зачем я дура старая, доверила тебя этим матросам… Сожрали и не подавились…
          Вечером, после возвращения в порт на ночную стоянку, у двух молодых матросов была чёрная работа. Когда капитан и вся команда разъехались по домам, Мишка с Лёшкой, тайком ото всех, сделали уборку в клюзкамере, как могли, протёрли стены и пол, собрали "осколки" козы вместе с черепом, выбросили за борт. На ночь на корабле остались трое: Мишка с Лёшкой, как постоянно проживающие здесь, и вахтенный, так называемый, ночной капитан, точнее — сторож, ответственный за порядок на корабле. Ужинать пошли в буфет или, выражаясь языком моряков, на камбуз. Мишка пожарил картошку, на маргарине, поставил чайник, Лёшка нашинковал крупными кусками колбасу и огурцы, достал из кармана бабкину поллитру.
          — Скверная история, — выставляя на стол бутылку, вздохнул Лёшка, — такое и нарочно не придумаешь. Я почему решил эту Зойку перевезти? В деревне, когда-то бабушка моя держала козу, знаешь, какая акробатка была! У них там церковь в войну разбомбили, руины остались. Так вот коза на самую верхотуру взбиралась, куда и с лестницей не залезешь. Вспомнилось…
          — Ну, вот и помянем сейчас всех, — прищёлкнул языком Мишка, снимая крышку со шкварчавшей сковороды.
          Вахтенным в эту ночь был назначен моторист по фамилии Козлище. Мужик молчаливый, угрюмый, весь нескладный. Лицо тоже соответствовало фамилии, какого-то козлиного профиля — длинное, с бородкой, глаза навыкат. Почуяв запах жареной картошки, он решил тоже присоединиться. Увидев на столе спиртное, спросил:
           — По случаю чего банкет?
          — Это не банкет, а поминки, — на полном серьёзе заявил Мишка, — по одной особе, принявшую мученическую смерть.
          — Ладно, плесни, если не жалко…
          Лёшка, молча, достал ещё один чайный стакан, продул его для пущей чистоты, налил на треть, подал мотористу.
           — Как звали покойницу? — спросил принимающий стакан.
           Друзья переглянулись. Мишка ответил строгим голосом проповедника:
          — Раба Божья Зоя!
          Это было похоже на розыгрыш: Лёшка с Мишкой знали ситуацию и вели её в шуточном ключе, а Козлище всё воспринимал всерьёз. Он выпил водку, захрустел огурцом и, вздохнув, сказал задумчиво:
          — Да-а, по молодости, когда мы с ребятами притирались к девчатам, была у меня одна "коза", тоже Зойкой звали…
           Мишка и Лёшка переглянулись: в связи с прошедшими событиями, учитывая козлиную фамилию присутствующего, упоминание им козы создавала комедийную обстановку, где каждое слово можно было толковать двояко, с позиции юмора.
          — Красивая была, — продолжал он, не замечая, что его сотрапезники ухмыляются, — волос до пояса, рыжий, будто крашеный.
           Мишка с Лёшкой гигикнули.
          — Чего ржете, козлята, дело-то серьёзное — уже пожениться хотели….
          Не дослушав рассказчика и побросав вилки, оба друга зашлись громким хохотом.
 
 
                                                 
                                    

© Copyright: Василий Реснянский, 2019

Регистрационный номер №0461400

от 17 ноября 2019

[Скрыть] Регистрационный номер 0461400 выдан для произведения:            Сезон навигации только что открылся, и маломерное речное пассажирское судёнышко приготовилось совершить свой первый рейс в этом году. Команда его состояла из шести человек: капитана, старшего помощника, он же завхоз, механика, он же моторист, рулевого и двух матросов. Роли матросов играли учащиеся речного училища: Михаил Рогов и Алексей Туркин, туту же они и ночевали, чтобы в общежитие не мотаться.  В данном случае Лёшка выполнял обязанности контролёра, наблюдая посадку пассажиров и пронос багажа. Обычный рабочий день, один рейс, туда — обратно, обходя прибрежные посёлки и дачные кооперативы. Пассажиры подходили по одному и группами, время посадки заканчивалось, и туту на сходнях появилась бабуля с козой на поводке.
          — Куда? — властным голосом остановил её Лёшка.
          — До Шамышейки.
          — С животными нельзя! — пояснил контролёр.
          Бабка сузила и без того узкие глазки:
          — Какое же это животное? Это же Зойка, коза моя! Я и на неё билет взяла.
          — Хоть с билетом, хоть без билета, всё равно нельзя.
          — Как же так? — заволновалась  бабуся, — давеча можно было, а ноне нельзя?
          — А ноне приказ вышел, — в тон ей ответил Алексей, — "Провоз живности запретить". Котов вон и собак велят в клетки закрывать, а тут — скотина. У нас, бабуля не скотный двор, а пассажирский теплоход.
          — Куды же я её теперь дену? — поджала губы старушка. — Сестре в деревню хотела переправить, я-то теперь не в силах уже за ней ходить.
          — На мясо её, бабушка.
          — Зачем на мясо? Ты погляди, какой у неё пух, чисто золотом отливает, такую масть редко где встретишь.
           Действительно, шерсть козы была какого-то рыжего цвета, будто её выкрасили хной.
          — Ничем не могу помочь, — развёл руками матрос. — Тем более, сегодня на корабле будет осмотр.
          — Зря ты, сынок так говоришь, — стояла на своём пассажирка, — я же не просто так, я же и бутылочку вам приготовила.
          Из корзинки, висевшей у неё на сгибе правой руки, она достала поллитровку.
          — Ну, не знаю, — засомневался Лёха, обернувшись назад, позвал кого-то. — Рогов!
          Мишка выскочил на зов товарища в тельняшке на голое тело, форменных брюках и босиком.
          — Мишка, — обратился к нему Алексей, — тут вот бабуля просит козу ей перевезти, за огненную воду. Что скажешь?
          — Что я тебе скажу, сам знаешь приказ. Проверяющий приедет, говорят, сам Глызин будет.
          — Слышь, бабуля, — Лёшка снова заговорил со старухой, — сам Глызин явится, а он знаешь какой мужик принципиальный, он к чему угодно придерётся, он поблажек не даёт, у него и петушок снесётся!
          — Да нам токо до Шамышейки, — настаивала бабка.
          — Вот в Шамышейке он нас всех и проводит на берег — тебя, Зойку и меня, сказано же: не положено.
          — Да нешто мы на виду стоять будем, чай спрячемся куды-нибудь в уголок. Ты не думай, Зойка, она у меня смирная. — И обратилась к козе, — Зойка, скажи.
          Коза, до сих пор спокойно стоявшая, кивнула головой. Лёшка повернулся к Мишке, всё ещё стоявшему у него за спиной.
          — Нехорошо получается: бабулю жалко, да и козу жаль…
          — И бутылку жаль, — добавил Мишка. — А, может правда, спрятать куда-нибудь козу. Я одно такое местечко знаю, никому в голову не придёт туда заглядывать.
          — Под кровать в каюте капитана? — съязвил Лёшка.
          — Нет, не угадал. В клюзовую камеру, куда якорная цепь ссыпается!
          — А что, это идея! Этот отсек точно никто проверять не будет. Давай рискнём. Только, Миша, договоримся сразу: в случае чего, я ни каких делов не знаю. Проходи, бабуля, отдай ему козу, он спрячет.
           Старушка полезла в корзинку за бутылкой, но Лёшка приложил палец к губам:
           — Потом, потом, потом…
          Погода стояла чудесная, лёгкий ветерок слегка рябил воду. Рейс складывался удачно. В Синельниках на борт поднялся действительно Глызин в парадной форме, сделал осмотр помещений, остался доволен, поднялся в рубку капитана и просидел там до самого Увека, где и сошёл на берег. Следующая остановка намечалась Шамышейка.
           Бабуля поспешила в кубрик к матросам, достала бутылку:
          — Как договаривались. Давайте мне Зойку.
          — Сейчас приведу, — вскочил Мишка.
          Ещё на подходе к якорному отсеку, он почувствовал специфический запах козьего навоза и ещё чего-то непонятного. Лишь только он открыл ключом дверь и включил свет, ужасная картина открылась его глазам. Крохотное помещение, его ещё называют, цепной ящик, сплошь было забрызгано кровью, груда звеньев лежала вперемешку с обрывками и фрагментами того, что раньше было козьим телом. Целым остался только череп, и то с него содрало часть шкуры. Прихватив за рога это вещественное доказательство, Мишка явился обратно. Выставив череп впереди себя, сконфужено объявил старушке и Лёшке:
          — Это всё, что осталось от Зойки…  Затёрла её якорная цепь. Понимаешь, Лёха, я сам не предполагал, что такое может случиться. Мы же два раза якорь бросали: в Узморье и в Пристанном,  у них там течение. Зацепило её как-то, а дальше дело техники.
          Бабка, увидев череп козы, всё поняла по-своему:
          — Съели Зойку!
          — Да никто её не ел! — пытался объяснить Мишка. — Понимаешь, бабуля, якорь таскает лебёдка, когда она поднимает его, цепь свободно сбрасывается в бункер, а когда опускает, вытягивает эту цепь обратно. Видно, нога в звено попала или за рога её поддело… короче, нет больше твоей Зойки.
          — Съели Зойку, — не слушая его, шамкала сухими губами бабка.
          — Ну, мамой клянусь! — взмолился Мишка, — Ну не ели мы твою Зойку! Я, вообще, баранину не выношу. Лебёдкой её порвало, нет больше козы!
          — Извини бабуля, — вмешался Лёшка, — мы этого не хотели, само так получилось. Забирай свою бутылку. — И полез в шкаф доставать уже припрятанную поллитровку.
          — Зачем мне водка? — обижено проговорила старушка, — мне Зойка нужна. — И пошла, не оборачиваясь, по коридору с причитанием. — Моя ты золотая, и зачем я дура старая, доверила тебя этим матросам… Сожрали и не подавились…
          Вечером, после возвращения в порт на ночную стоянку, у двух молодых матросов была чёрная работа. Когда капитан и вся команда разъехались по домам, Мишка с Лёшкой, тайком ото всех, сделали уборку в клюзкамере, как могли, протёрли стены и пол, собрали "осколки" козы вместе с черепом, выбросили за борт. На ночь на корабле остались трое: Мишка с Лёшкой, как постоянно проживающие здесь, и вахтенный, так называемый, ночной капитан, точнее — сторож, ответственный за порядок на корабле. Ужинать пошли в буфет или, выражаясь языком моряков, на камбуз. Мишка пожарил картошку, на маргарине, поставил чайник, Лёшка нашинковал крупными кусками колбасу и огурцы, достал из кармана бабкину поллитру.
          — Скверная история, — выставляя на стол бутылку, вздохнул Лёшка, — такое и нарочно не придумаешь. Я почему решил эту Зойку перевезти? В деревне, когда-то бабушка моя держала козу, знаешь, какая акробатка была! У них там церковь в войну разбомбили, руины остались. Так вот коза на самую верхотуру взбиралась, куда и с лестницей не залезешь. Вспомнилось…
          — Ну, вот и помянем сейчас всех, — прищёлкнул языком Мишка, снимая крышку со шкварчавшей сковороды.
          Вахтенным в эту ночь был назначен моторист по фамилии Козлище. Мужик молчаливый, угрюмый, весь нескладный. Лицо тоже соответствовало фамилии, какого-то козлиного профиля — длинное, с бородкой, глаза навыкат. Почуяв запах жареной картошки, он решил тоже присоединиться. Увидев на столе спиртное, спросил:
           — По случаю чего банкет?
          — Это не банкет, а поминки, — на полном серьёзе заявил Мишка, — по одной особе, принявшую мученическую смерть.
          — Ладно, плесни, если не жалко…
          Лёшка, молча, достал ещё один чайный стакан, продул его для пущей чистоты, налил на треть, подал мотористу.
           — Как звали покойницу? — спросил принимающий стакан.
           Друзья переглянулись. Мишка ответил строгим голосом проповедника:
          — Раба Божья Зоя!
          Это было похоже на розыгрыш: Лёшка с Мишкой знали ситуацию и вели её в шуточном ключе, а Козлище всё воспринимал всерьёз. Он выпил водку, захрустел огурцом и, вздохнув, сказал задумчиво:
          — Да-а, по молодости, когда мы с ребятами притирались к девчатам, была у меня одна "коза", тоже Зойкой звали…
           Мишка и Лёшка переглянулись: в связи с прошедшими событиями, учитывая козлиную фамилию присутствующего, упоминание им козы создавала комедийную обстановку, где каждое слово можно было толковать двояко, с позиции юмора.
          — Красивая была, — продолжал он, не замечая, что его сотрапезники ухмыляются, — волос до пояса, рыжий, будто крашеный.
           Мишка с Лёшкой гигикнули.
          — Чего ржете, козлята, дело-то серьёзное — уже пожениться хотели….
          Не дослушав рассказчика и побросав вилки, оба друга зашлись громким хохотом.
 
 
                                                                                      
 
Рейтинг: +3 484 просмотра
Комментарии (1)
Денис Маркелов # 17 ноября 2019 в 12:49 +1
Маленькая трагедия жизни. Добро, ставшее злом по недосмотру и недомыслию