Много я видела на свете людей: богатых и бедных, красивых и ослепительных, гордых и преданных, любимых и несчастных, добрых и злых.
Он сидел передо мной, под лучом тусклого фонаря, и утверждал, что он злой. Злой до глубины своей бездонной души. При этих словах она улыбалась, а он, закрывая глаза, морщил лоб, создавая вечную морщинку меж бровей.
Всегда чем-то загружен, всегда в своих безрадостных мыслях. Он сидел и смотрел на неё, а она просто хотела понять и постичь его беспокойную душу. Покоя ей не давали его прозрачно-голубые глаза, в обрамлении пушистых русых ресниц. Всегда в этих глаза мелькали тени; тени сожаления, грусти, отчаяния, усталости; бесконечные и далекие тени прошлого.
При рождении Луна благословила его, нагродя жаждой приключений и адреналина; трезвым умом; и белой прядкой в волосах, оставшейся после лунного поцелуя.
Он был маленьким, брошенным щенком, которого жизнь постоянно треплет и кусает, а он, бедный, не знает, как укусить её в ответ.
Всегда ищет сложные пути, словно не существует других дорог, отвергает легкие. Она бы не сказала, что это не правильно, но жить в сложностях – был совершенно не её путь.
Он лежал у неё на коленях, слушал её бесконечную трескотню и тараторство. Позволял ей называть себя разными нелепыми кличками, целовать в нос и закапывать теплые пальцы в волосах.
Кто он был с ней? Думал ли он вообще об этом? С ней он был собой, таким, каким всегда хотел быть. На время, улетали из его головы все проблемы; жить и дышать становилось легче, когда её губы касались его ладоней. Он часто улыбался, когда она валяла дурака. Улыбался так искренне, что мигом, легкая паутинка морщин окутывала уголки его глаз; появлялись мальчишечьи ямочки на щеках; оголялись ровные зубы с заостренными белыми клычками.
Он не понимал, что нашел в ней. Не понимал, почему все случилось так быстро. И не знал, как долго все продлиться. Не ведал, уйдет она сегодня, оставив ему ночной лес и свет фонаря, или подарит ему радость с утра, веселый голос в трубке и звонкий, истерический смех. Он боялся втянуть её в свой мир незаконный и грязный, боялся, что она будет страдать из-за него.
Себя он считал до глубины своей бездонной души злым и не хорошим. Винил себя за прошлое, не любил настоящее, страшился будущего. Тихую гавань видел в ней, в её тепле, в её молчании.
Она же, в свете тусклого фонаря, видела его добрую душу, чистое сердце, детскую непосредственность, которую в нем так старательно пыталась убить жизнь.
Люди добрыми рождаются, и добрыми умирают. И он, с одному ему веданной злобой, не был исключением из этих мирских правил.
Он мог считать себя кем угодно, как угодно мог корить свою душу и терзать свой разум; мог совершать плохие поступки, нарушать закон; не любить людей, но она видела в нём целый океан тепла, океан необъятной доброты, океан света.
[Скрыть]Регистрационный номер 0256728 выдан для произведения:
Много я видела на свете людей: богатых и бедных, красивых и ослепительных, гордых и преданных, любимых и несчастных, добрых и злых.
Он сидел передо мной, под лучом тусклого фонаря, и утверждал, что он злой. Злой до глубины своей бездонной души. При этих словах она улыбалась, а он, закрывая глаза, морщил лоб, создавая вечную морщинку меж бровей.
Всегда чем-то загружен, всегда в своих безрадостных мыслях. Он сидел и смотрел на неё, а она просто хотела понять и постичь его беспокойную душу. Покоя ей не давали его прозрачно-голубые глаза, в обрамлении пушистых русых ресниц. Всегда в этих глаза мелькали тени; тени сожаления, грусти, отчаяния, усталости; бесконечные и далекие тени прошлого.
При рождении Луна благословила его, нагродя жаждой приключений и адреналина; трезвым умом; и белой прядкой в волосах, оставшейся после лунного поцелуя.
Он был маленьким, брошенным щенком, которого жизнь постоянно треплет и кусает, а он, бедный, не знает, как укусить её в ответ.
Всегда ищет сложные пути, словно не существует других дорог, отвергает легкие. Она бы не сказала, что это не правильно, но жить в сложностях – был совершенно не её путь.
Он лежал у неё на коленях, слушал её бесконечную трескотню и тараторство. Позволял ей называть себя разными нелепыми кличками, целовать в нос и закапывать теплые пальцы в волосах.
Кто он был с ней? Думал ли он вообще об этом? С ней он был собой, таким, каким всегда хотел быть. На время, улетали из его головы все проблемы; жить и дышать становилось легче, когда её губы касались его ладоней. Он часто улыбался, когда она валяла дурака. Улыбался так искренне, что мигом, легкая паутинка морщин окутывала уголки его глаз; появлялись мальчишечьи ямочки на щеках; оголялись ровные зубы с заостренными белыми клычками.
Он не понимал, что нашел в ней. Не понимал, почему все случилось так быстро. И не знал, как долго все продлиться. Не ведал, уйдет она сегодня, оставив ему ночной лес и свет фонаря, или подарит ему радость с утра, веселый голос в трубке и звонкий, истерический смех. Он боялся втянуть её в свой мир незаконный и грязный, боялся, что она будет страдать из-за него.
Себя он считал до глубины своей бездонной души злым и не хорошим. Винил себя за прошлое, не любил настоящее, страшился будущего. Тихую гавань видел в ней, в её тепле, в её молчании.
Она же, в свете тусклого фонаря, видела его добрую душу, чистое сердце, детскую непосредственность, которую в нем так старательно пыталась убить жизнь.
Люди добрыми рождаются, и добрыми умирают. И он, с одному ему веданной злобой, не был исключением из этих мирских правил.
Он мог считать себя кем угодно, как угодно мог корить свою душу и терзать свой разум; мог совершать плохие поступки, нарушать закон; не любить людей, но она видела в нём целый океан тепла, океан необъятной доброты, океан света.